Аннотация: А это произведение на Грелку-9. 18-е место в группе. Двести какое-то в общем зачете.
Правду ли молвишь, Книжка-Ведунья?
Иван-Царевич тетиву натянул до отказа, так что лук аж затрещал жалобно, дыхание задержал, как учили, дабы груди дрожание рукам не передавалось, продолжением стрелы поймал пушистую фигурку зайца и мягко, чтоб прицел не сбить, разжал пальцы. Тренькнула тихонько струна тетивы, послала с силой стрелу, что, рассекая воздух, засвистела вдаль, неся с собою смерть длинноухому. Тот попытался из последних сил в сторону прыгнуть, да поздно - острый наконечник вошел в шерсть над задней лапой, вмиг порвав все внутренности, и пригвоздил тело к сырой земле. Заяц еще разок трепыхнулся, пустил пузыри красные и издох на месте.
Но Иван-Царевич по-прежнему настороже стоял, лука не опуская, стрелу новую наготове имея. И прав он оказался: прямо из мертвого зайца вдруг в небо вспорхнул селезень невиданной красы. С крыльями пестро-белыми, мягким пухом покрытыми, да клювом ярко-желтым на голове лазурной, словно ясно солнышко в чистом небе. Вскинул тут Иван лук вверх, но не успел он стрелы нацелить, как селезень бухнулся оземь и обернулся самым обыкновенным Кощеем Бессмертным.
- Стой, Иван! - закричал он громко, потирая ладонью плечо ушибленное. - Не убивай меня, давай лучше миром разойдемся. Сохранишь мне жизнь, а я тебя отблагодарю щедро!
- А что ты мне дать-то можешь, развалина старая? Силу свою ты вместе с телом волка потерял, хитрость - со шкурой лисы, резвость - с зайцем, что вон на пригорке валяется. А коли б я и утку убил, от тебя и вовсе бы ничего не осталось!
- Но у меня, Иванушка, еще кое-что есть, о чем ты не ведаешь, по юности лет своих. Обладаю я знаниями несметными за тысячи лет собранными. Могу я с тобою поделиться кое-чем, что в жизни твоей царской зело пригодиться сможет.
Ивану любопытно стало, что такого Злодей задумал, чтобы смерти верной избежать, и он лук чуток опустил, но только на самую малость.
- И какую же мудрость ты мне в обмен на живот свой поганый предлагаешь?
- Книжку волшебную, что ответы на все вопросы знает. Если в сумнении будешь, как поступить правильно, книжку эту открой, и ответ истинный тебе сразу же явится. Слыхал, небось, о сапогах-скороходах, скатерти-самобранке и шапке-невидимке? Так это - Книжка-Ведунья. Из весенней коллекции того же дизайнера.
Не понял Иван слов последних и на всяк случай лук посильнее натянул, а ну, как заклятье лютое змий коварный сотворить намеревается?
- Ага, а пока я буду книжки заумные читать, ты продолжишь лиходейства свои черные? Девиц похищать, детей малых в лесу блудить, порчу на места и села наводить?
- Что ты, Иванушка! Я тот час же края эти покину, за тридевять земель и семеро морей отправлюсь!
- А как мне узнать, что ты правду говоришь, а не обманываешь, как обычно?
- Так ведь ты же сам сказывал, что хитрость моя в шкуре лисьей осталась. А еще в книжке посмотреть можешь - она всегда правду молвит!
Иван-Царевич приблизился осторожно к чахоточного вида старику, и, острый меч-кладенец держа наготове, аккуратно взял из рук Кощея книгу. Та оказалась тяжелой - в обложке из толстой кожи вепревой, уложенной в массивный оклад кованый, с уголками филигранными и запором хитроумным. Иван поддел его пальцем, и книга на удивление легко открылась.
"Она что и вправду волшебная?" - промелькнуло в голове у него. И вдруг белая страница задрожала, словно водная рябь, потревоженная брошенным камнем, пошла кругами быстрыми и высветила причудливо выведенное слово "ДА"! Ух, ты, и впрямь чародейская!
Удивленный Иван посмотрел на старика, но того уже и след простыл. Царевич аж сплюнул в сердцах: это же надо было три дня по лесам да болотам за ним гоняться, чтобы так наивно на уловку простецкую попасться! А теперь пойдет Лиходей опять народ простой мучить да последнее отбирать. Хотя он там что-то на счет тридевятых стран вспоминал, может и впрямь решил убраться на чужбину от греха подальше?
Иван опустил ясны очи и снова наткнулся взглядом на книгу, что по-прежнему держал открытой в руках, и еще раз поразился: на чистой странице опять шли круги, появлялись черные линии и точки, чтобы слиться в затейливые буквы "ДА". Это она что, на его вопрос о Кощее отвечала? "ДА"!
Похоже, книга точно волшебная! И тут только Иван понял, какое богатство нежданно-негаданно свалилось к нему в руки!
Он присел на поросший мягким мхом валун, прислонившись мокрой от напряжения последних часов спиной к шероховатому стволу огромного дуба. Такого же великана, как и тот, что скрывал в себе ларец со смертью Кощеевой. Еще ранним утром Ивану пришлось потрудиться, вначале взбираясь на самую верхушку древа, а затем аккуратно спуская сундук вниз, чтобы, не дай бог, не упал и не разбился раньше времени. А иначе б Ивану туго пришлось, грохнись ларец оземь и выскочи оттуда серый волк, пока бы он еще на дубе сидел, где ни лук толком натянуть, ни мечом-кладенецом размахнуться возможности никакой не было. Только потом, на земле, он медленно отпер ларец, держа наготове меч, которым тотчас волка, что стремглав выскочил из тесного сундучка, и сразил насмерть. Ну а дальше были лиса и все остальные...
Но сейчас Ивану было не до воспоминаний. Он сидел и напряженно размышлял о том, что же делать с этим внезапно обретенным сокровищем...
***
Первый вопрос, который он решился задать волшебной Книжке-Ведунье, был о Василисе Прекрасной, что давно запала на сердце молодому Царевичу.
А что? Чай не отрок уже, пора и сватов засылать. Только выяснить остается, что в сердце девичьем скрывается. По ком молодица слезы тайные льет.
"Книжка, а книжке ответь мне всю правду: али люб я девице Василисе, что народ за глаза Прекрасной зовет", - подумал он и с замиранием сердца распахнул книгу волшебную.
И тут его ждало разочарование жестокое. Потому что белоснежная страница скривилась, скукожилась и выплюнула ему прямо в лицо злобное "НЕТ". Иван аж в сердцах книжку со всей силы на землю бросил. Как она смеет, над ним, сыном царским, издеваться? Кровь шумела в висках, лицо все горело, а внутри поднималось отчаянье горькое. Совсем не такой ответ Иван получить хотел.
Потом он посидел под дубом, успокоился чуток и понял, что делать надобно. Снова взял книжку волшебную в руки, аккуратно и почти нежно грязь с переплета счистил, словно извиняясь за обращение неловкое, и осторожно уложил на колени. Мысленно перекрестившись - руки-то заняты - задал вопрос следующий.
"А что мне сделать надобно, чтобы красавицы сердце завоевать?". Иван распахнул книжку и с вожделением установился на страницу белоснежную, которая... продолжала оставаться девственно чистой.
Может книжка вопроса не поняла? На всякий случай он задал его вслух голосом звонким - никаких изменений. Али обиделась? Иван опять отряхнул книжечку, и даже пыль с обложки рукавом смахнул. Ничего.
В ярости вскочил Иван-Царевич, чтобы непокорную книгу мечом на части посечь, но вовремя одумался и решил снова счастья попытать.
Видать, не тот вопрос спрашивать надобно. Книжка, она хоть и умная, но, знать, только на простые вопросы ответить способна. Где нехитрыми Да и Нет обойтись можно.
"Скажи мне, Книжка-Ведунья, станет ли девица Василиса женою мне верной?" - спросил со смущением и распахнул книжку. Посреди страницы, словно насмешка язвительная, чернело выведенное затейливой вязью "НЕТ".
Да что же это такое? Неужто не суждено ему с Василисой вместе жить? Вот ведь горе-то! А сможет ли он после этого счастье в жизни обрести?
Книжка молча ответ выдала - "ДА", чем немного Ивану настроение подняла. На самую малость.
Счастье - это хорошо! Оно каждому сгодится. К счастью тому еще бы удачи чуток. И тогда все совсем ладно сложится!
"А принесет ли меч верный удачу в бою?".
Иван в ответе не сомневался - зря, что ли, столько времени на обучение делу ратному каждый день тратил! И тем больше потрясен был, когда на странице жестокое "НЕТ" появилось.
Что же это за книжка такая, что будущее совсем по-другому, чем он, видит? Почто ответы такие дает, что ум за разум выходит, когда понять их пытаешься? Не подсунул ли Кощей фолиант подпорченный, что только часть правды говорит, а то и, вовсе, ложью коварной, пытается его с пути сбить истинного?
Решил он еще раз попробовать.
"А будут ли меня люди вокруг любить?" - ответ книжка явила сразу, без раздумий. "ДА"!
Совсем иное дело. Вот и славненько. Надобно еще вопросик выдумать, может книжка тоже разума поднабралась?
"Книжка, скажи, суждено ли мне царем стать великим, что славу Отечества во много крат преумножит?"
Медлил Иван, долго не решался вовнутрь заглянуть, ответа нелицеприятного страшась. И накаркал словно. Потому как, когда открыл таки - там на всю страницу гадкое "НЕТ" жирнело!..
Да что же такое творится? Посмеяться Кощей над ним решил, что ли? Ведь книжка неправду говорит, он это сердцем чувствует! Хотя разум-то сомневается. А вдруг схованная истина в ответах тех скрыта, что Ивану по молодости да неопытности не ведома?
Как же быть? Верить книжке али нет?
***
Тут небом тучи черные пошли, дождь, да не просто дождь, а целый ливень на землю опрокинулся. Повсюду молнии засверкали, гром загремел - жуть! Потемнело в дремучем лесу - ни зги не видать! Кинулся Иван в одну сторону, метнулся в другую - и понял тут, что заблудился он, за Кощеем по чащобам гоняясь.
Прикинул Иван на глаз направление домой верное и зашагал резво. Да только как-то медленно вперед он продвигался: все время на деревья перед собой налетал, луком да мечом в густых зарослях путался. И чтобы не мешали идти, лук он за спину закинул, меч к поясу приторочил, а книжку за пазуху засунул.
Темень кругом - хоть глаз выколи. Руки вперед выставил и бредет, словно слепец, путь на ощупь определяя. Минут через пять понял, что в такую чащобу забрел, где в жизни не бывал: ветки по лицу хлещут, царапают, порты на части рвут, лук изогнутый цепляют, за меч длинный задеваются. Но не сдается Царевич, все равно упорно дальше продирается.
И вдруг почувствовал Иван, как кто-то сзади его схватил цепко за лук и не пускает вперед. Дернулся он изо всех сил, взвыл от боли, когда оборванная тетива по коже полоснула, но вырвался таки - только лук где-то сзади оставил. Обернулся он к неприятелю в темноте сховавшемуся, выхватил меч верный и давай слева направо воздух перед собой рассекать ударами широкими.
Минут пять так мечом махал, изо всех сил выбился. Понял, что последний час его пробил. Встал Иван спиной к валуну замшелому, меч вперед выставил и смерти ждать приготовился. Тут молния ярко ударила и осветила все вокруг бледной вспышкой. И увидал тогда Иван, что перед ним нет никого, кроме кустов дремучих. На одном из которых лук его сломанный грустно на ветру качался.
Понял тут Иван, что в темени кромешной он с врагом несуществующим сражался, ветки царапучие за неприятеля смертного приняв.
А дождь пуще прежнего припустил - ни нитки сухой на Царевиче не оставил.
Схоронился он под ельником поразлапистее - куда потоки воды не доставали. И пока дух переводил да мысли скачущие волею твердой на место возвращал, все думал над тем, как из леса выйти. А когда чуть успокоился, достал он книжку из-под рваной рубахи и вопрос задал: "Книжка, поможешь мне выбраться из чащи дикой?". А потом дождался новой вспышки молнии (каким-то звериным чутьем угадал - вот сейчас ударит!) и только тогда книжку распахнул, чтобы в голубоватом мерцании увидеть "ДА".
На душе сразу легче стало, словно и не сам в лесу боле. Будто рядом товарищ верный находится, что и в опасности защитит, и в беде поможет!
Обрубил он тогда ветви нижние ели огромной так, чтобы в полный рост у ствола стоять можно было; средние ветки, что почти до самой земли свисали, подпер мечом, в землю сырую его воткнув, и получил навес настоящий. Хорошо было бы еще костерку разжечь, да только кремень с огнивом где-то в непролазных кущах вместе с луком затерялись.
Но Иван-Царевич не унывает. Спиной на ель облокотился, мха мягкого под себя нагреб. Сидит и радуется, что напасти миновали и даже сам себе дивится. Как же так случилось, что он, который самого Кощея одолел, шороха какого-то в зарослях испужался? Нечисти здесь не должно быть боле, раз он Кощея прогнал. А из диких зверей - только медведей опасаться следует. Так ведь они сейчас не такие злобные и голодные, как месяца два назад, - из спячки давно уже вышли и даже жирок нагулять успели.
И паниковать, что заблудился мол, нужды никакой нет. А всего то и стоит - утра дождаться, а когда рассветет - осмотреться, как следует. И спокойно дорогу домой отыскать.
С думами такими Иван-Царевич свернулся на теплом мху калачиком и в сон мягкий погрузился...
***
Разбужен он был треском сучьев под чьей-то тяжелой поступью. Светало, буря улеглась, и только дождик мелкий моросить продолжал. Иван привстал на локте, огляделся по сторонам и тотчас обратно к земле пригнулся.
Прямо перед ним, всего в семи шагах, стоял тяжеленный бурый медведь, хищно вынюхивавший что-то в воздухе утреннем.
Прижался Иван к сырому мху, лежит, не дышит. Глазами только туда-сюда ворочает, спасения от погибели неминуемой ищет. Вон меч-кладенец в двух саженях от него стоит, в землю воткнутый! Прямо перед оскаленной пастью косолапого! А чуть поближе книжка распахнутая валяется.
Воспрял тут чуть духом Иван, вопрос тотчас задать поспешил.
"Книжка, подскажи, стоит ли мне на медведя броситься или лучше в убежище своем схорониться?"
Но к удивлению огромному ничего не случилось. Страницы, как перед тем белели, так и после продолжали сиять пустотой нетронутой.
Что так? Отсырела что ли?
Но вспомнил тут Иван, что книжка только на простые вопросы отвечать умеет.
"Книжка, надобно ль мне на медведя бросаться?"
Страницы привычно расплылись кругами, чтобы через мгновенье выдать одно только слово.
"НЕТ!"
И опять не такого совета ожидал Иван. Не привык он от опасностей в укромном месте отлеживаться.
Вот и тело молодое в бой просится, мышцы напряженные буграми перекатывает. Но лежит Царевич, не знает, как поступить следует.
А медведь совсем близко - Иван уже и дыхание его тяжелое слышит. Вот-вот обнаружит он человека, под разлапистыми ветвями укрывшегося! Медленно-медленно время течет. И косолапый никуда не торопится, будто чует что.
Встал на задние лапы, заревел для острастки. А у Ивана и так от бездействия душа, почитай, в самые пятки ушла. А тут и вовсе муторно внутри сделалось - сердце тяжелым комком поперек горла стало и стучит так громко в ушах: "Тук-тук-тук, тук-тук-тук". И в такт биению этому в голове одна только мысль проносится: "Верить иль не верить? Верить иль не верить?"
Разум подсказывает: "Верить! Книга правду молвит. Сиди на месте и переждешь напасть!". А тело в ответ: "Не верить! Лжет книжка чародейская. Действовать надобно. Если изловчишься, то и меч свой выдернуть успеешь, и брюхо косолапому распорешь так, что и не пикнет он!"
И не знает добрый молодец, как быть ему. "Верить иль не верить? Верить иль не верить?"
Но не суждено было Ивану-Царевичу найти ответ на вопрос свой. Потому как внезапно раздался страшный треск и грохот, и что-то тяжелое и темное обрушилось на него сверху, придавливая к сырой земле...
***
Быстро теперь уже история наша к концу движется...
Иван сразу понял, что это медведь убежище его обнаружил. Тотчас все на свои места стало. Книжка-то, оказывается, с самого начала неправду говорила! И вовсе не собиралась помочь из леса выбраться. И право было тело, что верить ей отказывалось! Но все это Царевич позже осознал.
А сейчас летел он стрелою стремительной к мечу верному, во весь свой рост богатырский вытянувшись.
И не подвели ноги сильные, походами дальними натренированные, выбросили его из-под грузной туши медведя прямо к оружию острому. Кувыркнулся Иван на месте и тут же лицом к хищнику дикому обернулся. Одним движением, едва только пальцы привычную прохладу рукояти ощутили, выдернул меч, взмахнул над головой и вонзил со всей силы прямо в шею медведю бурому. Тот заревел, заметался, но верный глаз был у Царевича, и, захлебнувшись собственной кровью, косолапый, тяжело на бок завалившись, последний дух испустил.
Дошел тогда и до Кощеева дара черед. Зело осерчал Иван-Царевич на слова нечестивые, не сдержался и порубил мечом-кладенцом книжку волшебную на кусочки мелкие.
Тут и солнце взошло, и оказалось, что рядом речушка мелкая протекала. А чуть ниже по течению деревушка стояла, где крестьяне хлебосольные и напоили Ивана, и накормили, и в баньке отпарили...
А когда через неделю вернулся гордый Иван назад в терем царский, решил он правоту свою себе доказать. Что, мол, неправдой были все ответы книжки колдовской. И чтобы слова ее оспорить, отца-государя в монастырь заточил, а сам царем стал. Василису женою объявил - через неделю и обвенчались, а она и не перечила вовсе - кто же государевой воле противиться станет? А чтобы никому возмущаться повадно не было, страже своей поручил заговоры и наветы загодя вскрывать. Те и старались вовсю: если только намек какой был, что кто-то думы подозрительные имеет, тотчас в темницу его, а то и просто - на кол.
И с оружием в руках принес он немало побед своему государству, земли ближние и дальние завоевывая и присоединяя. Под правлением Ивана окрепла страна, став во сто крат больше и сильнее. Люди, правда, роптали часто, но ведь - лес рубят, щепки летят.
А книжек царь Иван с тех пор зело невзлюбил. Те, что попроще, велел на кострах жечь, а что побогаче - в окладах самоцветами выложенных - в библиотеке своей от глаз чужих прятал. Вот ведь как мудро поступал! И добро не пропадало, и вреда от них никакого не было.
А когда сомнения вдруг накатывали, садился Иван и начинал пальцы загибать.
Царем - государем всемогущим - стал. Василису жену верную заимел. Силою да удачею меча своего славу государства многократно приумножил! Хотя и не был между людьми люб особо, а скорее даже наоборот. Вот только, счастья он так и не нашел, хотя и искал всю жизнь...
***
Но есть и такие, кто утверждает, будто на самом деле все по-другому было.
Потому как, когда внезапно раздался страшный треск и грохот, и что-то тяжелое и темное обрушилось на Ивана сверху, придавливая к сырой земле, метнулся он в сторону в самый последний миг. И увидел, как высокое старое дерево, под напором бури ночной к самой земле накренившееся, обрушилось, не выдержав собственной тяжести, на то самое место, где он только что находился. Только чудом удалось Ивану спастись!
А в стороне раздавался шум кустов ломаемых - это медведь улепетывал прочь, упавшим деревом напуганный, только пятки светлые сверкали в предрассветном сумраке.
Обрадовался тогда Иван-Царевич. На деле убедился, что книжка правду истинную говорит!
Взял он ее на руки, словно дитя малое, и на дождик моросящий внимания не обращая боле, пошел вперед.
Пройдет сто шагов и спрашивает: "Книжка, а правильно ли я иду?" А та ему "ДА" или "НЕТ" отвечает.
Так и шел Иван несколько дней с книжкой в руках, словно с бузолой вертлявой, что в странах заморских чудным словом ком-пас зовется.
Книжка уверенно вела вперед, и долго ли, коротко ли оказался Иван на опушке густого леса. Окинул он взором открывшиеся просторы, но не узнал ничего. Спросил Царевич у книжки, по-прежнему ли в родной земле находится? И получил горькое "НЕТ" в ответ.
Расстроился тогда Иван, да видать суждено ему было в чужой стороне счастья найти. Окинул он в последний раз дремучий лес прощальным взором, зачерпнул земли горсть на память, и зашагал на чужбину правды искать.
Много стран довелось ему обойти. Говорят, что побывал он и в королевстве Аглицком строго-чопорном, где увидал представления первые в тиатре удивительном, что тысячи людей смешил и печалил до слез. Потом во Франции хмельно-распутной насмотрелся на жизнь веселую людей простых, а в Риме торжественном подивился храмам огромным, на пол города раскинувшимся. После того в Неметчину аккуратную заглянул, где и заразился идеей всеобщего просвещения, путем создания книг, людям всем доступных. А когда воротился назад на Родину, с головой ушел в это начинание, посвятив ему остаток всей своей жизни продолжительной. Мечтал он, что когда-нибудь у каждого Книжка-Ведунья волшебная будет.
А свою книжку драгоценную везде с собою носил. В положениях сложных помощи в ней искал. И книжка на вопросы его всегда правдиво отвечала. Безмерно рад был Иван, иметь помощника такого верного, что дорогу истинную ему всю жизнь указывал, словно звезда путеводная.
Ведь сущей правдою оказалось то, что Василиса женой ему не стала. Зато обрел он счастье, найдя призвание истинное. Хотя и царем не был, и мечом острым подвигов ратных не свершал. Вместо того, был он почитаем и любим и во время жизни долгой, и целые столетия после.
***
А еще те, первые, сказывают, что по-настоящему звали того Царевича Иваном Васильевичем, и в историю он вошел под прозвищем Иван Грозный.
Зато вторые утверждают, что и не царевич то был вовсе, а простой Иван сын Федоров. Но в историю он тоже вошел. Как первопечатник Иван Федоров.