Проделки в школе, учеба, взыскания. Экзамены и каникулы.
Все сейчас словно в тумане, стирается, оставляя лишь размытые воспоминания. Ты стремишься их удержать, но нет...
Твари по другую сторону дверной решетки, они забирают их у тебя, безжалостно, неумолимо, и ты осознаешь, что надежды напрасны, и в конце останется лишь боль, агония, которая будет длиться до последнего удара сердца. Надежды нет.
Но они не могут забрать все. Ты скалишься, как загнанный в ловушку зверь, смеясь над их безуспешными потугами. Потому что самое важное воспоминание никак не назовешь счастливым, оно разрывает сердце, вновь и вновь заставляя его обливаться кровью, а тебя рычать от собственного бессилия. Не предусмотрел, не понял, не разглядел предателя, не отомстил. Счастья нет, лишь боль, но она твоя, только твоя. И бездушные твари, которых маги называют дементорами, не заберут ее, она не в их власти.
Ты цепляешься за осколки того, что раньше было человеком, магом. Цепляешься и отчаянно стараешься сохранить хоть что-то от себя прежнего. Держишься, слыша стоны и плач из соседних камер, разговоры и бессвязный бред других заключенных.
Ты уже толком не помнишь, сколько времени провел здесь, сражаясь со своими страхами, болью и чувством вины, но имя этой грязной крысы действует словно заклинание. Ты старательно прислушиваешься и понимаешь, что жалкого предателя все считают мертвым, что сторонники Темного Лорда обвиняют его в смерти хозяина.
- Жалкая, мерзкая тварь! - невольное гневное рычание срывается с губ, и ты вновь возвращаешься в ту ночь.
- Питер! - в доме пусто, лишь вещи разбросаны по комнатам. Все перевернуто, но ведь школьный приятель и так не отличается особой склонностью к порядку. - Питер! Ты где?
Понимаешь, что того дома нет. Смутные подозрения обретают уверенность. Выбегаешь прочь и, сев на верный мотоцикл, грохочущей молнией взмываешь в небо.
- Быстрее! Быстрее! - ветер бьет в лицо, играет волосами, скорость невероятная, но все равно слишком маленькая. Нажимаешь на педаль до отказа, мотоцикл ревет еще громче. Но ты начинаешь отчетливо понимать, что уже слишком поздно. Ничего не изменить. Стараешься отогнать мрачное предчувствие, стрелой ввинчиваясь в пространство, крепко прижимаясь к рулю. Скорость всегда действовала на тебя благотворно, снимая напряжение и усталость, но не сейчас. Слишком беспокойно на сердце. - Скорее!
И вот на горизонте уже виден дом. Остались считанные минуты. Но что это?! Яркая зеленая вспышка? Свет, ядовито-зеленый свет смерти бьет из окон второго этажа. Эхо взрыва. Щемящая пустота стремительно заполняет внутри место, где еще мгновение назад билось сердце. Отчаянно надеешься, что это ошибка, чья-то глупая шутка.
Миг слабости.
Приземляешься, слетаешь с мотоцикла, бросаешься в дом. Ошибки нет, стекла на втором этаже вынесло взрывом, каблуки туфель скользят по осколкам, кроша их. Главное сейчас не упасть.
Вот ты и в доме. Темень, хоть глаз выколи, короткое Lumos - и тьма расступается. Ты идешь по холлу и отчаянно боишься увидеть... Потому что пока надежда еще есть. Маленькая, с горошинку, но есть.
- Джемми! Лили!
Нет ответа. Бредешь дальше, стараясь не спотыкаться.
У основания лестницы какая-то куча тряпья. Пытаешься отогнать понимание того, что тебя ожидает. Еще шаг...
Сейчас хочется обернуться псом и завыть, выплеснуть раздирающую изнутри боль. Кажется, что кроме нее вообще ничего не существует. Она застилает сознание, затмевает зрение, притупляет слух. Остаешься только ты и твоя боль. Один на один. И никто не поможет.
Все еще не веря, касаешься лица друга. Пустые карие глаза Джемми, в которых застыл немой вопрос, смотрят в потолок. Он мертв. Ничего не изменить.
И вдруг, словно прорывает плотину. Начинаешь слышать другие звуки. Кто-то ходит наверху, плачет ребенок. Гарри жив. А у тебя нет сил подняться, и ты можешь лишь тупо смотреть на мертвое лицо близкого человека.
Шаги приближаются. Поднимаешь голову и смотришь на лестницу. Что здесь делает Хагрид? Орущий сверток из одеял на руках. Гарри. Имя крестника не приносит облегчения. Ты уже ничего не чувствуешь.
- А Лили? - голос тих, едва слышен. С трудом сдерживаешь рвущийся наружу вой.
- Нет больше Лили, - крупные слезы текут по лицу Хагрида, запутываясь в густой бороде. Он всхлипывает, не стесняясь их. А ты не можешь, просто не можешь тоже заплакать, у тебя они давно кончились. Еще в детстве.
Слабо удивляешься, что уже ничего не чувствуешь. Словно смерть Джемми выжгла нечто очень важное, жизненно необходимое.
- Я это... - запинается Хагрид. - Лили там... наверху... - снова всхлипы. Он может их оплакивать.
- Хагрид, отдай мне Гарри, - отчаянная просьба, попытка удержать себя в руках. - Я его крестный отец. Я позабочусь о нем.
Встаешь и смотришь на сверток в руках лесничего. Малыш продолжает надрываться. Лицо раскраснелось, кровь на лбу. Как-то отстраненно замечаешь это.
- Нет, - Хагрид чуть пятится, бережно прижимая к себе ребенка, который кажется еще меньше в громадных ладонях, - Дамблдор сказал... Гарри... Отвезти его...
Хагрид кивает, потом озабоченно вглядываясь тебе в лицо, спрашивает.
- А ты как, Сириус?
Горький, какой-то истерический смешок сотрясает плечи.
- У меня есть еще одно дело.
Действительно есть. Нужно добраться до предателя. Этой поганой крысы.
Лесничий уходит. А ты вновь садишься на ступеньки и смотришь на мертвое лицо друга. Закрываешь ему глаза.
Миг. И на месте мага уже громадный черный пес. Тоскливый, словно бы даже волчий вой разносится по окрестностям, будоража и без того напуганных взрывом магглов. Пес изливает свою боль в вое, ту самую, что разрывает на куски сердце человека.
Нужно уходить. Скоро здесь будут авроры.
Поиски заняли немного времени. Но слабак Питер переиграл тебя на твоем же поле.
Кто мог подумать, что крысеныш сможет применить взрывающее проклятие?
Десяток или даже больше магглов встретили свою смерть прямо у тебя на глазах. А Питер... Питер сумел уйти. Иногда хорошо быть крысой. Можно в любую щель протиснуться.
Ты истерически смеешься, когда вокруг аппарируют авроры. Смеешься, когда тебе заламывают руки, смеешься, когда у тебя за спиной запирают дверь камеры.
Питер обыграл всех. Тебя, Джеймса, аврорат. Кто мог подумать, что этот тип - предатель? Кто мог подумать, что ты, более сильный, более умный, более быстрый, не сумеешь, не успеешь ударить первым?
А потом приходит осознание. Вместе со словами аврора.
Это ты - предатель. Ты убил тех магглов, ты виновен в смерти Джемми и Лили. Ты, а не Питер, погибший герой, пытавшийся остановить убийцу.
Смех опять разрывает легкие. Они не знают, даже Дамблдор не знает, что Хранитель Секрета - Питер, что Питер жив. Этот подонок жив!
Как смешно, на тебя повесили преступления крысеныша.
И как ты мог считать его другом? Как вы могли доверить ему безопасность семьи Джемми? Почему не предусмотрели, не проверили? Ведь знали же, что предатель есть, он близко. Ответов нет, остается лишь сокрушаться своей глупости и наивности.
Похоже, тебя уже считают сдвинутым. Разве это важно? И никто даже не пытается выслушать. А ты и не пытаешься сказать, объяснить. Зачем? Кто поверит убийце?
Азкабан.
Твой приговор. Приговор без суда и следствия. А зачем? Все и так очевидно. Крауч не церемонится, особенно с Упивающимися.
Дверь камеры захлопывается. За ней толпятся дементоры. Они любят новеньких. У новеньких эмоций больше, они сытнее.
Хочется забиться в самый дальний угол и выть от боли и тоски. От того, что осколки былого счастья, твои воспоминания тают на глазах, превращаясь в тени.
Время словно останавливается. Нет ни дней, ни ночей. Все сливается в единое целое. Только по приносимой еде и можно определить, что дни сменяют друг друга.
В соседних камерах уже даже не по разу сменились соседи. В Азкабане долго не живут.
Ты не понимаешь, зачем? Зачем обрекать человека на медленное помрачение рассудка. А иногда даже не медленное. Зачем продлевать агонию? Чтобы доказать, кто сильнее? Быстрая смерть милосерднее. Иногда начинаешь завидовать тем, кто умер от Смертельного проклятия. Как Джемми.
Но эти мысли появляются все реже и реже. Иногда, когда становится совсем невмоготу, превращаешься в собаку и бродишь по камере, это приносит облегчение, хоть и временное. Хорошо, что анимагия не зависит от волшебной палочки.
А потом снова наступает отупение. Ты больше ни на что не реагируешь, иногда даже забываешь съедать ту пищу, что приносят тюремщики. Зачем? Для чего?
И снова воспоминания. Горькие, болезненные, но не дающие окончательно замкнуться в себе, отгородиться от мира. Благодаря им ты продолжаешь отчаянно цепляться за жизнь. Месть.
Но и эти периоды просветления становятся все короче.
Мрак. Тьма. У нее много названий, но суть одна. Она затягивает, отнимает силы, волю к сопротивлению. Твой личный, персональный ад, твое наказание, твое возмездие, твоя кара за ошибку.
Дементоры.
Сколько лет прошло? Ты не знаешь. Откуда? Ты даже иногда забываешь, кто ты...
И вдруг...
Этот день ты запоминаешь надолго. Он разрывает привычную уже монотонность тюремной жизни. Как все началось? Почему-то в памяти это не отложилось, лишь какие-то обрывки.
В темной камере вдруг становится светлее. Ты, лежащий на койке и молча созерцающий уже давно выученные трещины на потолке, вдруг чувствуешь странное даже не тепло - просто камера словно становится больше. Там у маленького зарешеченного окна, словно солнце заглянуло. Сколько лет ты уже не видел ни солнца, ни луны?
Тебя словно что-то подталкивает, и ты оборачиваешься.
Большой стол со странными приспособлениями. Книжный стеллаж на заднем фоне.
Ты недоверчиво протираешь глаза.
Вот и галлюцинации начались.
Но главным все-таки оказалась не комната. На тебя во все глаза смотрит мальчишка. Совсем еще юнец, лет шестнадцать, не больше. Высокий, стройный, скорее даже худощавый, закатанные рукава рубашки, какая-то тряпка в руках. За спиной парня слабо мерцает странная сфера, чем-то неуловимо похожая на думоотвод.
Думоотвод. Знакомое слово. Что-то поднимается в груди. Быть может давно уже утраченная память?
А мальчишка во все свои громадные зеленющие глаза смотрит на тебя. Встрепанные золотые волосы торчат во все стороны. Странный медальон на груди. Он притягивает взгляд, завораживает. Нет, это не медальон. Свернувшаяся змея белого золота, украшенная изумрудами. И крупный сияющий ограненный кристалл, казалось вместивший в себя весь свет мира.
Что-то изменилось в парне, когда ваши взгляды встретились. Лицо искажает затаенная боль, глаза мутнеют от воспоминаний. Но в них нет отвращения или презрения, скорее сочувствие, желание помочь.
От этого взгляда становится теплее на душе.
Мальчишка делает шаг и словно натыкается на невидимую стену. Роняет тряпку на узорчатый паркет, длинные тонкие пальцы ощупывают препятствие. Резкое движение головой, откидывает волосы, закрывшие глаза, пытается снова.
Тишина в камере становится буквально звенящей.
Ты смотришь на пришельца, стараясь уложить в памяти мельчайшие детали, словно от этого зависит твоя жизни. Удивление, не радость, нет. Дементоры не заберут у тебя эти воспоминания.
Чуть закушенная от усердия губа, небольшая сережка-капелька в ухе. Явно дорогая ткань рубашки и свободных штанов, перламутровые пуговицы со слабо мерцающими камешками, высокие, под колено, черные сапоги завершают образ.
За спиной мальчика появляется тень. Тот даже не вздрагивает. Опасности нет.
А вот ты сразу понимаешь, что сейчас это чудо кончится.
Тень оформляется и превращается в мужчину лет сорока, крепко сбитого коротко стриженого шатена со смертельно опасными темными глазами. Тот одет во все черное, и эта одежда так естественна, словно создана для него, кажется, что темный ореол окружает мужчину, тьма вьется вокруг него, ласковая и послушная, подобная домашнему любимцу, опасная и угрожающая только по воле хозяина. Пришелец пару мгновений с интересом разглядывает мальчишку. Потом делает шаг и кладет ладони на плечи парня.
Зеленоглазый оборачивается. Глаза вопросительно вспыхивают.
- Зо?! - звук голоса кажется подобным грому, он разрывает звенящую тишину, разрушает такой непривычный покой.
А ты, признаться, все-таки был уверен, что это галлюцинация, плод воспаленного воображения. А вот теперь еще и слух...
Мужчина качает головой. Что-то произносит на незнакомом языке.
Нет. Мужчина поднимает руку и делает резкое движение кистью, словно собирает ткань в кулак. Мальчишка дергается, рубашка на груди натягивается, отлетает пуговица.
И прежде чем видение окончательно исчезает, ты запоминаешь взгляд.
Мерцающие зеленые глаза с вертикальными змеиными зрачками, которые еще недавно казались совсем человеческими. Несмотря на чуждость, взгляд наполнен пониманием и сочувствием, словно этот мальчик знает, что значит заточение, каково приходится узникам. Но ведь он еще почти ребенок...
Мечтательная улыбка чуть касается губ. Иллюзия иллюзией, но она почему-то оставляет странное чувство реальности произошедшего. Почувствовав изменение настроения заключенного, у камеры появляется пара дементоров. Из-за двери доносятся чмокающие звуки, резко холодает.
Злость. Они опять забирают жалкие крупицы радости и надежды.
Превращаешься в пса. Дементоры в недоумении. Это рискованно, но так хочется сохранить тепло еще хоть ненадолго.
Садишься у стены, около того самого места, где только что был мальчишка. Словно надеешься вернуть галлюцинацию.
Но что это? Странный запах. Совсем не тюремный, едва уловимый запах весны, свежести и почему-то книжной пыли, как в домашней библиотеке, и чистой воды. Судорожно принюхиваешься.
Но ведь иллюзии не пахнут? Неужели, правда? Хочется завыть в голос, но тут передняя лапа наступает на что-то. Маленькое и округлое.
И вот уже человеческие пальцы поднимают странный предмет. Небольшая серебряная, покрытая перламутровой эмалью, пуговица с каким-то сияющим камнем. Иллюзия? Нет! Тот мальчик действительно был здесь, только не смог преодолеть барьер. Или не успел. Неважно! Главное, что он был. Значит, тебе это не пригрезилось!
И снова мешанина из остатков памяти. Джемми, малыш Гарри, Лили, тот зеленоглазый парень со странными змеиными зрачками. И смертельно опасный незнакомец, словно защищающий мальчика.
Боль, осколки надежды, снова боль.
Дементоры. Холод, пробирающий до самых костей. И маленькое доказательство твоей нормальности - серебряная безделушка с теплым камешком...
Выжить, чтобы отомстить. Просто выжить. Сохранить рассудок, собрать его воедино из расползшихся клочков воспоминаний, из того, что некогда было Сириусом Блеком, сберечь то, что еще осталось.
Дверь камеры открывается, на пороге какой-то министерский чиновник. Дорогая мантия, ухоженное лицо. Ты не знаешь его имени, да и не важно оно.
Какие-то вопросы. Кажется, он удивлен, что ты способен внятно отвечать, что, по-видимому, сохранил рассудок.
В руках чиновника газета. Тебе отчаянно хочется узнать хоть что-то о происходящем снаружи, да хотя бы сегодняшнее число, месяц, год.
- Можно? - неуверенно спрашиваешь ты.
Чиновник удивлен.
Чему? Тому, что ты все еще помнишь, что все еще человек. Что способен интересоваться новостями, не забыл, как выглядят буквы.
- Конечно, - протягивает газету, опасливо глядя на тебя, словно на дикого зверя.
Дверь закрывается.
Вновь шорох засова. Зачем? Отсюда все равно не сбежишь.
Ты раскрываешь газету и замираешь.
На первой полосе фотография.
"Семья министерского чиновника выиграла главный приз". На снимке большая и, видимо, дружная семья, куча мальчиков, уже совсем взрослых. Фамилия тебе ничего не говорит, прошлое словно в тумане. Но на снимке Питер! Эту крысу ты узнаешь и спустя десятилетия.
Пробегаешь взглядом статью: "...все дети учатся в Гриффиндоре...", смотришь на дату. Гарри уже должен быть в Хогвартсе. Ты уверен, что он мог попасть только в Гриффиндор, как и его родители. Питер рядом с Гарри! Предатель, продавший его родителей, рядом, совсем близко! Он может причинить Гарри вред, он опасен, ведь никто не знает, что крысеныш жив, что он - предатель, он - убийца. Он, а не ты!
Ярость заполняет все существо. Слепая клокочущая ярость, она кипит в жилах, пробуждает спящий разум. Заставляет руки судорожно сжиматься, зубы скрежетать от еле сдерживаемой злобы, сдерживая вой. Ярость не дает спокойствия даже в недолгом, неспокойном тюремном сне. Она становится твоей постоянной спутницей, даруя силы и пробуждая угаснувшую было волю к свободе.
Добраться до Питера. Защитить Гарри. Увидеть его.
Нужно выбираться отсюда! Но как?
Из Азкабана не сбегают. Кто сказал? Это просто данность - из Азкабана не сбегают.
Но хоть кто-нибудь пробовал? Ты не знаешь, об этом не говорят. Волшебники вообще стараются поменьше вспоминать Азкабан и его ужасных стражей.
Говорят, в Азкабане за несколько лет сходят с ума, но ты здесь уже очень, очень давно, а все еще сохранил рассудок. Значит, и про невозможность побега тоже лгут.
Как выбраться? Как пройти мимо дементоров? Как добраться до большой земли?
Дементоры ничего и не понимают, когда ты в облике пса проскальзываешь мимо них. Цель придает сил. С трудом протиснувшись сквозь решетку ворот, ты бросаешься в море. Едва не утонул от слабости, но добираешься до берега. Впереди долгий путь.
Сперва Гарри, потом Хогвартс.
Питер обязательно появится там. Он должен умереть.
Черный замок.
- Зо, зачем ты оборвал связь?! Я хотел помочь тому человеку!
- Романд, сколько тебя можно просить: ничего не трогай у меня на столе.
Юноша смущенно потупился.
- Я случайно.
- Да знаю! Ты все случайно делаешь. Случайный и есть, - отмахнулся темный маг. - Все равно не смог бы прорвать барьер. Это лишь иллюзия, проекция того мира.
- Смог бы! - горячо воспротивился подмастерье. - У меня почти получилось!
- А может и смог бы, кто тебя знает. Больше так не делай. Обещаешь? Не хватало тебя еще раз вытаскивать. О семье хоть подумай.
- Хорошо, хорошо, - Романд понял, что с тестем ему точно не тягаться. - Клянусь Светом и даром своим магическим, что не прикоснусь более ни к чему у тебя на столе! Доволен, Зо?! - глаза юноши яростно сверкнули, зрачки вновь на мгновение стали змеиными.
- Доволен, - кивнул темный чародей. - Хотя ты мог и не клясться. Я и так тебе верю.А теперь иди, собирайся и жену свою поторопи. Негоже на свадьбу опаздывать. Но уборка остается за тобой. Сам виноват. Нечего было бардак устраивать.
Юноша кивнул и вылетел из кабинета.
- Ох, Романд, а ведь ты даже не понял, что сумел помочь, - усмехнулся мужчина. - Мальчишка.
Оторванной пуговицы в кабинете не было. Зачарованныйсамим Керликом Молниеносным амулет сгинул в неведомом мире.