Аннотация: Итак, на сцене появляются злодеи - любимый Орден короля. Просим любить и не жаловаться.
Копыто глухо стукнуло о деревянный настил. Здесь заканчивалась дорога и начинался мост. Он был добротный, очень прочный и очень старый. Он соединял своим крепким телом два края расщелины, по дну которой текла река Ласка. Хронисты утверждали, что ранее река была подземной, а Ритейл - единым. Но земля разверзлась, вот так вот неудобно разделив человеческое поселение. Город потом, конечно, ширился и разрастался, но больше - в новой части.
Идти по мосту, полускрытому шумной завесой дождя, лошадь отказалась наотрез, прижала уши и нервно затанцевала на месте. А глаза у неё сделались такими шальными, что маг сам не рискнул настаивать. Обвязал поводья вокруг столба и ушёл. У него-то выбора не было.
- Ого-го! - Сложив руки воронкой заорал Махо вниз, налегая животом на толстые перила. Явно испытывал судьбу.
- Го-о! - Ответило ущелье далёким холодным и чужим голосом. Таким чужим, что у чародея мурашки побежали. Какие там демоны! В них человеческого и то больше.
- Высоко. - Заключил тёмный только для себя. Он вынул из кармана припасённый увесистый камень, положил и с силой наподдал по нему ногой. Булыжник описал дугу и ухнул вниз. Через какое-то время однородный гул ливня разнообразило весёлое "Бултых!".
- Глубоко. - Кивнул своим мыслям мальчишка. И повернулся к магу. Не знай Грэн, что перед ним не человек, решил бы, что физиономия ребёнка сияет азартным предвкушением весёлого приключения. А так, поди разбери, что на уме у тёмного.
- Ну что, как спускаться-то будем? - Весело, пылая неподдельным энтузиазмом, поинтересовался Махо. Глянув вниз волшебник понял, что чувствует себя не очень. Прямо-таки совсем не хорошо. Отвратительно, он бы сказал. Чёрная река под ними стремительно несла свои воды на вертикальные опоры моста в многолетней, но безуспешной попытке сокрушить, разбить, уничтожить сооружение дерзких людей.
Для мага, хоть сколь либо преуспевшего в практике, никакой проблемы в том, что бы сверзнуться с большой высоты, а на земле оказаться живым и здоровым - не состояло. Проблема была, на этот раз, в точности. Стоило промахнуться немного левее, немного правее... Стоило вообще промахнуться чуть-чуть, и вынужденное купание совершено точно станет неизбежностью. Приближать своё свидание с Лаской таким образом Грэн не стремился.
Сытая, вечно сонная стихия, нерушимым оплотом хранящая пламенные недра, отзывалась на творимое с ней колдовство лениво, медленно, и неохотно. Легчайший отголосок её недовольства ломил голову так, что Грэн почти слышал треск костей черепа. Тверди стоило бы на полсекунды обратить своё более пристальное внимание на человека, что бы в момент раздавить его.
Сплетая заклятье Фэй с трудом тянул "хвосты" искристо-зелёной силы - земляную суть. Это было как тянуть жилы их живого, отчаянно сопротивляющегося существа. Гадкое ощущение.
Сквозь вековечный сон, с полувздохом-полустоном, неслышимым никому, за исключением магов да подлунных тварей, отозвалась земная плоть. Вскипела вниз от края разлома. Глухой скрежет мерзко царапнул слух, разорвал монотонный гул дождя. Затих, но затем повторился вновь, теперь громче и продолжительней. Призрачное эхо этого звука надсадно звенело в ушах ещё некоторое время, даже после того, как магия смолкла окончательно. Волшебство удалось и на этот раз.
Ломанная линия дорожки, набранной из опасно кривых ступеней, круто уносилась вниз. Потоки жидкой грязи обтекали обломки камней. Опасный спуск, но, всё же, лучше, чем сплетать опору из ненадёжной стихии Воздуха.
Маленькая спина бодро скачущего впереди Махо удручала. Такой же прыти, какую проявлял маленький тёмный, маг себе позволить не решался - мокрый, отвратительно липнущий к телу шёлк смазывал движения. Грэн почти потерял демона из виду, когда тот вдруг остановился, чуть не утратив равновесия, и сделал резкий, пресекающий жест ладонью: "стой". Нечто насторожило мальчишку и изрядно сшибло с него дерзкой спеси. И эта случайная метаморфоза совершено не понравилась Фэю. Известно, что дай волю, и демон с костями проглотит любого чародея, как бы искусен тот не был в своём мастерстве. Но, если даже тёмный, в силу своего проклятия почти бессмертный, обеспокоен, то человеку, будь он трижды маг, разумно будет остеречься за целостность своей бесценной шеи.
- Братцами тащит. - Сумрачно пояснил Махо. - Но этот дождь... - он ещё раз потянул носом и беспомощно расчихался в рукав. Его шутливое настроение как в Пустоту ушло. Он отвернулся и торопливо помахал свободной рукой. Мол, идём.
Последний шаг вниз, со ступени. Серый береговой песок, влажный и плотный, толкнулся в стопы, податливо промялся, очертив след.
Грэн с удовольствием потянулся.
- Ну, валяй. - Разместившись с ногами на окатанном водой валуне, важно распорядился Махо. Напрасно он ёрзал. Как ни сядь на жёстком камне, всё равно не удобно.
"Мир-в-расщелине" - так прозвал это место про себя маг. И сам удивился, до чего же скудная здесь природа, чахлые кустики-колючки. Рогоз и тот редкими пучками торчал.
Ущелье давало бедный приют никчёмной, но упорной в своей тяге к жизни, растительности. Под ногами тянулась, отделяя крутой срез обрыва от ленты реки, узкая (всего-то пара шагов в ширину) линия берега. По течению колыхались длиннейшие ленты водорослей. Ну ей-ей гривы водяных коней.
Приятная, всё-таки, штука везение. За то, что по низу расщелины есть куда встать и не уйти по макушку, стоило поблагодарить богов. Рукой, можно сказать, подать до грозовых сезонов. Всего-то седьмица осталась. Небо целыми днями хмарью затянуто, а лило только сегодня. Не успела ещё располнеть гневливая Ласка от дождевой воды. Сухое лето...
Рукава Грэн не закатал. Так и так хоть самого до костей выжимай да клади на печи сушиться. Но это потом.
Он окунул в прозрачную воду руку, побултыхал ею, вылавливая упругую нить сути. Дело это не проще, чем ухватить в садке мелкую рыбёшку. Скользит серебристое тельце меж пальцев, кожей же чувствуешь. Ан нет, не поймал! В очередной раз увернулась до обидного ловко.
Вскоре сказалась близость подземных источников. Ледяных, как известно. Кисть свело, но всё же, прежде чем рука совсем утратила чувствительность, чародей выдернул её из воды. Ещё одна маленькая победа озарила измученное лицо.
Текучий "хвостик" схваченной сути извивался и так, и сяк, своевольно стараясь выскользнуть, утечь сквозь пальцы, забрать тепло. Всё напрасно. Грэн держал цепко и крепко, а если умелый маг что-то взял, то не упустит уже никогда. Назвать Грэна неумелым было бы по меньшей мере неумно.
Заставляя себя не моргать ни в коем случае Фэй перехватил взгляд своего отражения; вновь и вновь заклинание настойчиво звучало в пустой и совершено свободной от мыслей голове, повторяемое уже неизвестно в который раз, и так быстро, что начало формулы цеплялось за окончание. Знатная околесица выходила.
Так уж заведено в вечном порядке вещей, что на результат нужно обменять средства. Зачастую плата за заклятье - Сила. Самая ценная мера в мире. Расставаться с ней, такой необходимой, горячо бьющейся в области солнечного сплетения - невыносимо. Но иногда одной лишь этой Силы недостаточно. Демон потребовал от Грэна самую его мучительную, похороненную тайну. Тайну больной души, тянущую в смерть, как груз в воду. Тёмные такое любят. Особые ценители, сильно охочие рассматривать витражные кусочки чужих жизней, когда те достаточно привлекают яркостью. Потому, что своё - оно давным-давно затерявшееся, затёртое и закопченное. И не рассмотришь при всём желании. Как лишённый памяти человек вглядывается в чужие лица прохожих, в попытке поймать знакомый отголосок прошлого, с такой же самой жадной надеждой беспамятного проклятые разглядывают чужие души.
Однако, река... О, у неё свой, непохожий, интерес!
По отражению плавно, в стороны, разошлись круги, как от брошенного камня. Пятно спокойствия легло на поверхность, свободное от ряби, бегущей по воде за пределами волшебства. Зыбкое, опасное, пограничное ощущение. Не достаточно помнить, не достаточно верить, необходимо знать, что здесь и сейчас реально отражение. Если хоть на мгновение, по краю сознания скользнёт крамольная мысль, что вот эта галька или зернистый кварцевый песок чуточку реальнее стеклянно-хрупкого мира в который ты смотришь - пиши пропало твоё колдовство.
Заскучавший Махо напружинился на своём насесте, когда сменивший направление ветер пронёс в его сторону сильный, ни с чем не сравнимый запах.
* * *
Костяшки пальцев коснулись деревянной, приятно шершавой поверхности раз, затем другой. Сухой стук вышел, на самом деле, едва слышимым, но Лиин и он показался настоящим грохотом, оповестившим если не весь город, то ближайших соседей точно. Она спешно отдёрнула руку и метнула в сторону затравленный взгляд. Никого.
Нужная дверь, перед которой девушка в ожидании переминалась с одной босой ноги на другую, скрипнула и распахнулась вовнутрь. За порогом, из темноты проёма филином глядел низкий, жилистый старик. Полуслепой прищур мерцающих глаз, мохнатые брови и насупленное выражение лица особенно усугубляли сходство с хищной ночной птицей. Трудно теперь поверить, но когда-то, в более лучшие свои годы, Алан - этот сухой пенёк, нёс на себе славу не только выдающегося целителя, а ещё и очень красивого человека. К сожалению, подобрать нужную отмычку с нелюдимому, крайне неуживчивому характеру знахаря не удалось никому.
У него не было своих детей и семью заменила Лиин, во младенчестве перекупленная у родителей и, - о, чудо! - взятая в обучение. Алан взвалил себе на шею такую неимоверную ответственность, не иначе как, в час помутнения рассудка, когда осознание собственного одиночества стало особенно невыносимо.
Старик повёл носом, с громким сопением втягивая воздух. С годами глаза стали подводить знахаря, но обострённое обоняние, в некоторой степени сумело заменить отказавшее зрение.
- Из какого болота ты вылезла? - Алан задвинул в пазы дверной засов. Ссутулился и отошёл в дальний конец сеней, где была расставлена разная утварь.
- Из... - обожжённый язык поворачивался с трудом. Нёбо опухло, губы спеклись. Лиин сглотнула тягучую слюну. - Из Ласки.
- Марш в мыленку. - Велел он и протянул ведро. - Набери воды, вымойся, переоденься.
И ученица подчинилась, хотя в теле поселилась ватная слабость, а больше всего на свете хотелось прилечь и задремать. Что бы не помнить...
Перехватив жестяное ведро за дугу ручки, она безропотно отправилась куда сказали.
По пути мутный ещё, как со сна, взгляд зацепился за столовый нож. Лениво скользнул по кромке наточенного лезвия, задержался на острие.
- Поторопись! - Прикрикнул из-за стены знахарь, неизвестно каким чутьём, поняв, что девушка медлит.
Мыльня - одноэтажная постройка с колодцем по середине примыкала вплотную к дому, и одна стена была у них смежной. Свой собственный источник, в распоряжении мастера-целителя (для нужд врачевания, разумеется!) являлся предметом всеобщей зависти. И не зря! Этакую привилегию не позволял себе даже градоначальник, человек уж точно не последний в Ритейле. И тем не менее, ропщущих находилось раз-два и те из недальновидных. Ведь не секрет бы, что некоторые хвори из тела выгонялись горячим паром и только. Что в разы приятнее, чем пить горькие настои да нажёвывать листики-корешки, пока челюсти не сведёт.
Мыленку свою Алан топил нетрадиционно, "по-белому", так что стены внутри неё были светлыми, сохранившими янтарный оттенок сосны. По этой приине принесённую с собой свежую одежду Лиин сбросила на лавку, не боясь замарать. Затем развела в стороны юбку своего сарафана и горестно вздохнула. От сарафана только слово то и осталось. Синие васильки по подолу, которые она так долго мучилась, вышивая, распустились на нитки. Как будто звери подрали. Себе тоже досталось - ссадины зудели.
С горловины колодца, выложенной серыми камнями-окатышами, Лиин сдвинула крышку. Далось ей этой большими усилиями, чем раньше. Ещё тяжелее оказалось таскать воду, благо не далеко было.
Продолговатая ниша в полу, вмещающая себя среднего человека и выдолбленная из цельного куска сердолика, наполнялась медленно, словно бы и нехотя. Ушло вёдер двадцать, наверное. Ученица лекаря считать не удосужилась. Когда всё было готово, она побросала в воду несколько рыжеватых, сияющих камней, зачарованных пламенем, чтобы прогнали из купальни холод подземных источников. Тут же зашипело и в воздухе поплыл уютный пар, а камешки на дне погасли, обратившись простыми булыжниками. Таких на дороге полно.
И вот, после отупляюще-тяжёлой работы и ещё более худшей ночи Лиин наконец-то могла расслабиться. Тело ощущалось как безвольный мешок с тряпьём, мелкие ранки и ссадины, - особенно на руках, оставленные режущими листьями рогоза за попытку выбраться из реки, - теперь щипало. Кровоподтёки и ушибы почти не ныли - сердолик милостиво вытягивал боль. Однако, принести мыслям столь желанного Лиин успокоения чудодейственный камень не мог.
Стоило закрыть глаза, как... Обрыв. Падение. Удар спиной о воду. Вдох, затопивший тяжёлым холодом грудь. Беспамятье. И потом - крик. Страшный, на три голоса, но произнесённый одним:
- Пей!Пей же!
Этот крик бился калёным железом в голове, причиняя нестерпимые страдания, разгоняя прочие мысли. Лиин зажала уши ладонями. Легче, разумеется, не стало.
Ночь протягивала руку. Тонкую руку с алмазными когтями.
- Пей! - Словно удар плети.
На губы сейчас, как тогда, пролилось нечто раскалённое, тягучее и вязкое. Ожгло губы, нёбо, глотком расплавленного железа прокатилось по языку. Девушка судорожно поднесла пальцы ко рту, но...
Сердолик забрал и этот отголосок чужих мучений.
Лиин вздохнула и погрузилась по макушку.
Бессильно барабанил по стенам дождь, шуршал порывистый ветер. И слышался где-то вдалеке безумный хохот стихийников. Им раздолье по непогоде.
Разморенное теплом сознание прояснилось, сердце прекратило скакать в груди испуганным воробьём. Лиин была близка к той степени умиротворения, которая стремилась к абсолютной величине. На Алых островах это звалось, кажется, таинственным словом "дзен". По какой-то традиции его все там пытались достичь. Не одно столетие, между прочим.
Пока девушка с блаженным видом обтиралась полотенцем, взгляд её упал на ножик травника, случайно оставленный кем-то на краю лавки. Почти такой же, как был у неё. Странно, прежде она его не заметила. Нахмурившись ученица лекаря взяла ножик в руку и решительно уколола палец.
...Полотенце выскользнуло, с тихим шорохом улеглось под ноги.
На месте укола вспухала тёмная бусина. Чёрная кровь. Чёрная.
Даже такая непогода, что разыгралась этим утром в городе, и всё не желавшая утихать, не мешала страждущим искать исцеления. Видимо принесла кого-то острая необходимость, потому, что Алана в большой комнате не обнаружилось. А из-за стены доносились голоса. Слишком тихие, что бы можно было понять о чём шла речь. Это означало, что разговор самой целительницы с учителем откладывался на неопределённый срок.
"Тем лучше." - подумала Лиин, но мысль эта никакой радости ей не принесла. Девушку сильно колотила нервная дрожь, а по спине беспрестанно спускались волны холодных мурашек. Не мудрствуя лукаво, она заварила в турке успокоительный сбор, перелила терпкопахнущий отвар в чашку. Однако пить не стала, а вместо этого, прижала чашку ко лбу. Хотя дом был жарко натоплен, этого тепла Лиин не ощущала, и только нагретая кипятком глина немного оживляла оцепеневшие мысли. Могло показаться, что девушка умудрилась заснуть с открытыми глазами, настолько остекленевшим и невыразительным был её взгляд. Сложно сказать, сколько бы продолжался такой "сон", потому, что довольно скоро её разбудил настойчивый стук в окно, от которого тоненько дребезжало стекло. Создавалось впечатление, будто по нему не стучат, а барабанят самым бессовестным образом, нисколько не заботясь о чужом добре. Когда Лиин вновь обрела ясность взгляда и различила, кто же там колотил с улицы, она не задёрнула занавеску лишь из страха, что нахальный испэйонец просто выбьет тогда окно. Вид у него был злой и замученный. Заметив, что его заметили, южанин заговорил. Но то ли шёпотом, из-за чего ни звука не долетало до слуха девушки, то ли ветер срывал слова прежде и уносил прочь. А читать по губам знахарка не умела, поэтому понять ничего не получалось. Она недовольно нахмурилась. Тогда испэйонец произнёс всего одно слово, медленно выговаривая каждый слог и ткнул в окно, явно указывая на что-то, за спиной девушки. Она рефлекторно обернулась и ничего необычного не увидела. Дверь как дверь. Закатив очи горе, парень хлопнул себя по лбу и, наконец-то, скрылся. Лиин осталась одна.
"Ненормальный" - без раздражения, но с сочувствием подумала ученица лекаря.
Что в свою очередь подумал южанин осталось загадкой.
Под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия: "жди беды". Для Лиин испэйонец стал вроде символа грядущих неудач. Он, подобно чёрной кошке, нёс на кончике своего хвоста (точнее - косицы) разного рода неприятности и щедро делился ими походя.
Тем временем говорившие в другой комнате явно переместились ближе.
- Похоже, она вернулась.
- Запрещаю! - Рявкнул Алан с такой силой, что стены затряслись. Те, кто находился с ним рядом должно быть на время оглохли. - Я запрещаю распоряжаться вам в моём доме! Моя дочь останется здесь и уйдёт только с моего позволения!
- Ордер...
- Демонам скормите свой ордер, может подавятся!
- Прошу прощения, мастер Алан. - Мягко произнёс шелковистый женский альт, после чего целитель подозрительно быстро утих. Не задумываясь более, его ученица метнулась туда же.
Её опередили. Рывком распахнув на себя дверь, навстречу шагнула удивительной красоты женщина с совершенно седыми волосами, собранными в хвост на затылке. От неожиданности Лиин выпустила из рук чашку. Расколовшись об пол, та расплескала в стороны обжигающий напиток и горячий запах трав.
За незнакомкой, пригнув голову, чтобы не задеть притолоку, вошёл сурового вида мужчина. В проёме маячил третий. Он отволок безвольное тело старика к очагу, и сейчас деликатно, можно даже сказать, бережно усаживал его в видавшее виды линялое кресло.
Все из этой странной и, без сомнения, опасной троицы были во многом схожи. Тёмно-синие камзолы и того же цвета тяжёлые плащи в пол, у ворота отороченные белыми перьями, эмблема серпа и крыла на плече, тусклый блеск пластин лёгких доспехов. Иссеребра-седые волосы, так не вязавшиеся с молодыми лицами. Любимый орден Его Высочества. Даже встретив впервые, их невозможно не узнать.
- Орден Греха приветствует тебя, прета. - Напевно произнесла женщина. Указательные пальцы обеих её рук "украшали" длинные, изогнутые почти полукругом, когти тёмного металла. Жница. Чародейка, обращающаяся к силе мёртвых. Танадарская магия.
Рослый мужчина, который стоял по левую от неё сторону вполоборота к двери, держал свой плащ, перекинув через локоть. Серебряными нитями по камзолу был вышит василиск во всю спину. Рисунок выдавал в грешнике боевого мага.
Но последний из гостей привлекал внимание больше остальных. Низкорослый, с коротко остриженными волосами из-под которых в стороны торчали острые уши. Глаза большие, с приподнятыми внешними уголками, мерцающие густым золотом. Рысьи какие-то глаза. Он человеком-то, похоже, никогда не был. Ни до того, как стал грешником, ни, тем более, после. Алфар или, скорее полукровка, потому что для подгорного народа слишком высок. Лиин он доставал бы макушкой до подбородка, если бы стоял рядом.
Алфары враждебны к людям, однако есть у них занятная традиция в набегах уводить человеческих женщин. Особенно от этого страдал Аквилан, где закатные земли примыкали к границе Танцующего леса.
В конечном итоге "подгорные призраки" настолько смешались с людьми, что перестали быть нечистью. Так, нелюдь остроухая, не больше. Но смекалистая и на редкость мастеровитая - этого не отнять. Последнее достижение кровожадной алфарской мысли сейчас находилось в набедренной кобуре грешника-полукровки: длинноствольный огнестрел с костяной рукоятью. Руну "U" на ней объяла витиеватая вязь непонятных Лиин символов.
Перед троицей девушка стояла ни жива ни мертва. Ночной кошмар никуда не делся. Не растаял с рассветом, не отправился в закат, где ему было самое место. Но всё же Лиин нашла в себе силы сбросить постыдное оцепенение мыши перед гадюкой. Она бросилась к учителю, обхватила тонкое горячее запястье, прижав вену под большим пальцем. От сердца мигом отлегло.
- Просто глубокий сон. - Сказал Золотоглазый тихо и хрипло. Даже не присматриваясь на его шее, у кадыка, был заметен звездообразный шрам.
- Кто вам вообще позволил, - Лиин преисполнилась решимости, порывситым движением откинула с лица волосы. - Так обращаться с людьми? И в чём меня обвиняют?
Василиск, сложивший руки на груди, беззлобно усмехнулся. В наступившей тишине было отлично слышно, как хрустнул осколок под его сапогом.
- Следуй за нами. - Снова заговорила "жница", обращаясь к ученице лекаря таким тоном, словно речь шла о необременительной прогулке. Не просьба, не приказ. Спокойно, буднично, без угрозы. Но чтобы отклонить такое приглашение, нужно не обладать и каплей здравого смысла.