Лежу на опилках. Ноет спина, пытаюсь оглянуться - тело в бинтах и гипсе. Облизываю бок.
Мой язык? Он длинный, могу дотянуться до хвоста.
Хвост? Откуда у меня хвост?
А шерсть? Черная, короткая, и покрывает все тело, даже лицо.
Лапы. Язык вылизал сукровицу между пальцев. На них когти.
Я зверь? Что сомной?
Ничего не помню.
Пытаюсь встать. Не могу оторвать бок от пола, он присох к нему ранами, конечности разъезжаются.
Стены плывут. Клетка летит.
Сон, всего лишь сон.
Засыпаю.
2.
Где я?
Подстилка в крови. Лапы. Язык дотянулся до кончика носа. Он горячий, сухой, черный.
Пить.
Хочется пить.
И выть.
Слезы катятся по морде. Они горькие. Йод, бром, натрий, формалин.
Ничего не помню.
Эй, люди! Есть тут кто-нибудь?
Кричу - из горла вырывается рык.
Еще громче - лай.
Я собака?
Шаги. Уже близко. Скрежет двери.
Знакомый ненавистный запах формалина, гениталий и падали. Озноб по коже. Шерсть на загривке поднимается, под кожей скрежет. Ненависть.
Рычу.
Не подходи!
Шаги уже близко. Бахилы чавкают и прилипают к мокрому цементу.
Там, в коридоре, клетки выстроены в ряд. Разит мочой и фекалиями. В них собаки, люди, обезьяны. Они в бинтах, взвизгивают при виде вошедшего.
Они его боятся, но разум предпочел забыть о страхе. Они скулят и выпрашивают лакомство.
Человек добр с ними, насмешлив, он шутит, и кое-кому достается ласковая трепка по загривку:
- Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас ? О, какой упитанный!
Полуизмученная сука, истекающая маточной кровью, лижет руку. Он берет щенка за шкирку, поворачивает зубами к свету. Малыш ссытся, человек брезгливо швыряет его к матери.
- Фу-фу-фу, не кондиция, - говорит он кому-то.
- Сделаем, док.
- Сука тоже не нужна.
- Понятно, док.
Визг щенков. Их бросают в другие клетки. Страшный вой суки.Кровь.
Человек идет в мою сторону. Я слышу его шаги.
Запах. Невыносимый запах боли. И страха. Не смерти, нет - того, что больше ее - унижения, многократного уничтожения всего что любишь, за кого жизнь готова отдать. Я знаю этого человека. Этот голос, слабый, дребезжащий, стариковский. Его руки вечно в перчатках, под ластиком скрываются жесткие крепкие безжалостные суставы.
- Мерилинда!
Он уже рядом.
Бросок!
Порфорс впивается в шею.
Я его убью!
Вопьюсь в горло. Вырву трахею. Жизнь будет уходить медленно, по капле, зубы не выпустят дряхлое хрипящее горло.
- Пора бы понять, кем ты стала.
Он подходит совсем близко. Я рычу, зубы скалятся и лязгают об решетку.
Он протягивает руку - я пытаюсь вонзить в нее клыки. Но цепь не позволяет.
- Ты сука. Всего лишь злая тупая доберманиха. Я сделал это. Сумел.
Он нажимает на кнопку. Прямо под моим носом журчит вода, включается поилка.
Не пью. Слежу за рукой, рычу.
- Не будешь пить - умрешь.
Рычу. Зубы крошатся об железную решетку.
- Если умрешь - не встретишься с дочерью.
Бросок!
Еще!
Порфорсом порвано горло. Кровь.
Враг морщится. Входит стражник, прицеливается из пневматики.
Бросок!
Бок принимает ампулу. Лапы едут в стороны,пасть беспомощно хватает зубами пустоту. Язык вывалился, как кусок мяса. К нему прилипли опилки.
Сквозь пелену вижу - уходит.
У выхода оглянулся.
Дверь.
2.
Вода. Пью.
Корм. Ем.
Шаги. Идет.
Я его убью.
Вода. Пью.
Корм. Ем.
- Нам нужна не ты, а твоя дочь. Где она? Молчишь? Вижу - знаешь. Приведешь ко мне - и будешь свободна.
Вода. Пью.
Корм. Ем.
Рука.
Рычу.
- Сколько огня! Глаза все те же. Пойми: ты всего лишь невышколенная псина. Я сломал генокод, сломаю и характер. Материнский инстинкт не сильнее боли. Эти инструменты выжгут в мозжечке память о дочери, я уничтожу в тебе спесь. Душа твоя взвоет от унижения.
Рычу.
-3-
Люди. Псы. Кобели. Их двое. Одноухий и Драчун. Морда Драчуна покрыта шрамами. Одноухий старше, трусливее. Они долго обнюхивают меня. Облизывают спереди и сзади. Они покусывают загривок. Носы ледянят пах, дыхание щекотит бока. Драчун пытается вскочить.
Хватаю за морду. Пасть в пасть. Он поскуливает. Держу до крови. Клыки уже чувствуют кость.
Будет драка.
Одноухий хватает за шею. Держит, пригибает, ниже и ниже. Второй пристраивается ссади. Приседаю.
Нет.
Они берут в клинч, лапы жестко впиваются в бока. Сзади Драчун пахом в пах. Безухий не выпускает шею.
Мои зубы тоже чего-то стоят. И лапы, крепкие, мускулисые, как пружины сжались до упора и распрямились в невероятном рывке. Безухий скулит, он вне игры. Этот ринг не для слабаков. Я порвала ему второе ухо. Кровь на опилках.
Драчун снзил накал. Стоим на полусогнутых и рычим друг на друга.
Шаги.
Собаки прислушиваются, но не прекращают следить за моими зубами.
Рычим друг на друга.
- Мерилинда! Перекусала моих парней.Снова стала девочкой? Ха -ха!- ха!
Тот, которого убью.
4.
Намордник. Короткий поводок . Привязана к станку. Лапы в зажимах.
Входят люди. Пялятся на клетку. Стражники, уборщики...
Тот, которого убью. Он смеется.
Все смеются.
Впускают пятерых кобелей.
5.
Щенки. Они голые слепые. Розовые сморщенные тельца. Их много. Уже восемь. И этот не последний.
Трое детей заспиртовано. Они глядят на меня сквозь стекло и не мигают.
- Не вой, девочка. Это же не люди. И не собаки. Никто. Материал. Всего лишь.Ты же биогенетик, сама понимаешь.
Я не могу выйти из клетки. Но малыши, мои кутята, уже за пределами тюрьмы.
Они спрятались по углам, затаились под ветошью, в тени углов и стоек.
Их не видно. Все они смотрят на ноги в бахилах возле моей клетки.
- Мара, это прорыв в микробиологии! Тебе посчастливилось стать оригинальным наблюдателем эксперимента. Так пользуйся положением.
Он говорит, щенки с любопытством подползают и обнюхивают его ботинки. Он подхватывает троих, самых любопытных , заглядывает им в зубы, трясет за загривки:
- Глаза. Всего лишь глаза и шерсть. Остальное - чепуха.
Рычу.
Бросок.
Цепь.
Он уносит щенков. Я вою. Остальные дети прячутся у меня под брюхом.
8.
Шесть малышей смотрят на меня сквозь выпуклые бока колб.
Он специально выстроил коллекцию напротив моей клетки. Чтобы я видела свое будущее. И будущее моих детей.
Он пугает.
У меня остались еще шестеро. Моя стая. Мой отряд, ненасытный, прожорливый. Каждому по соску. Они торопятся. И я тороплюсь. Сосцы пухнут и наполняются, едва опустеют.
Щенки спят, а сосцы уже будят: пора. Мы полны. Опустоши, освободи от груза.
Сука в соках, да. Один корень. Одно слово
Дети скулят, слепые. Сосут. Жадные, безмозглые. Мой отряд. Моя банда.Эта шестерка уже понимает команды матери.
Рычу - и у слепышей вздымается шерсть на загривках. Они маленькие, но уже скалятся и показывают зубы.
Гад не заберет больше ни одного.Они моя плоть, душа моего молока. Сучьего, ненасытного, не знающего любви к человеку.
8.
Дети больше не разбегаются. Они понимают мой язык, мои желания. Пока мозг слеп, его можно обучить любому восприятию. Мы с щенками связаны посредством звуковых сигналов и вибрации. Вибрацию создает еле слышное рычание, стук лап, хвоста и даже стук сердца.
Дети еще не видят, но понимают наш тайный язык. Они выглядывают из-под моего брюха. Я не мешаю запомнить им запах врага.
- Мара, Мара, - воркует сладчайший голос. - Отдай мне еще пару. Иначе они иссосут тебя до костей.
Рычу.
- Мара, Мара.
Рычу.
Дети обнажают клыки.
- Мара, - продолжает гад. - Ты не знаешь главного. Кормишь не щенков. И не людей. Это новые существа. Раньше в природе таких не существовало. Ты же биолог. Оцени ситуацию. ГМО нельзя выпускать к людям без проверки.Посмотри: глаза у выродков -твои. Они указка. По ним ты можешь определить направление.
У волков и обезьян такого нет. Только собаки испытали горизонтальный перенос генов. Питались человеческой падалью,доедали раненых, так и заразились. У собак 5 человеческих генов. В нашем случае собачьи гены засыпают, а приматы пробуждаются. Перенос генов не просто горизонтальный, он реально состоялся на уровне эмбрионов. Зверь отложен до лучших времен. Аллигатор в спячке.
- Ты уверена, что детеныши не загрызут тебя во сне?
Скалю зубы.
Дети рычат.
Все. Как один. Как я.
- Иди, Мара, к чертям! Материала полно и без твоих уродцев.
Рычу.
- Да пойми же! У нас с тобой получилось! Все не так как с другими! Посмотри на пальцы зверенышей. Это пальцы приматов. А хвосты? Если не купировать поросячью петлю, она соберется в нечто опасное. Кобчиковый мозг прибавит сил ЦНС.
Ты нужна чтобы усовершенствовать обоняние. Без новой суперспособности мы не сможем создать сверхсущество. Ты биолог и понимаешь о чем я говорю.
Да. Понимаю. Но он не узнает о тайнах нашего зрения. Слуха.Осязания. Обоняния. И множества других способностей, превращающих рецепторные импульсы в электронные.
Мозг не ограничен воспрятием собаки.
К нему добавлены собачье чутье, страшная тоска суки по детенышам, верность альфе стаи.
Нет, от собаки не убавлено, а добавлено отключением множества стартовых рефлеков.
Усни ген злобы, грызня за кость.Стань щенком в добрых руках - и ты пройдешь отбор.
Рычу. Дети рычат.
Команда.
Отряд.
Банда.
11.
Детям по три месяца. Все шестеро со мной. Не отдала ни одного.
Шестеро других смотрят на меня из колб. Их зрачки расширены, из раскрытых пастей свесились розовые язычки. Если долго смотреть в эти глаза, улетаешь в такую бесконечность, в такую пустоту, что обратной дороги не находишь. А когда находишь - понимаешь, что стал другим существом.
Вакуум мертвых зрачков навсегда засасывает часть души.
Сосунки. Они все еще растут.
Их шестеро. Они рядом.
Мы одно целое.
Они понимают не по рычанию. Им не нужен голос и направление взляда.
Они выросли под моим сердцем. Им достаточно тихой барабанной дроби.
Они воспринимают вибрацию подушечками пальцев, на которые упираются при ходьбе. Шерсть тоже способна принимать сигналы. Она воспринимает оттенки дыхания.
- Идет, - мое сердце захлебывается брезгливостью.
- Идет! Идет!Идет! Идет! - как эхо повторяется из шести горяячих сердечек.
Толкаю носом Голубоглазика.
- Малыш, ты. Вперед!
Он выползает между прутьев навстречу врагу.
- О, Мара! наконец-то! Отдала мне самого нелюбимого?
Он протянул руку и вдруг заверещал, как крыса, и, размахивая прокушенной рукой, спрятался в соседней комнате.
13.
В лабораторию ворвались стражники с вахты.
Но было поздно. Ключи похищены. Клетка открыта.
Никто не знал, на что способны руки моих детей. А также их зубы и ненависть моего молока.
Мои щенки. И я.
Мы загрызли всех.
Мы выбрались. Главный враг успел скрыться. Собачьи зубы не справились с железным люком.
Решили идти по следу.
Описывая круги по радиусу от источника, легко найти потерянную дичь. Так ищут волки в природе. Так и мы найдем врага. Квартал за кварталом, скверы, магазины, эстакады, выходы метро...
Я его убью.
Хотя даже не помню, за что.
Но мои дети знают - он дичь.
21.
Они нашли его. Выследили. Сами, без меня. Их мозг их обоняние чутче моего. Я так и осталась человеком, хитрым, достойным ненависти экспериментатора, но слабым, забитым, изуродованным существом.
Зато щенки. Дети.
Я слышу, они гонят добычу на меня.
Он не может от них укрыться. Они сделали вид, что бросили охоту,и вот теперь с расстрелянной обоймой враг наедине со стаей.
Малыши подросли. Не знаю, что у них намешано в генах, но, похоже, Дадабур разбудил в них мозг сперматозоида, который работает лишь на одно - любой ценой достичь цели.
Они не рычат, как волки, которые окружают добычу, не воют, не пугают его.
Они молча стоят на дороге. И смотрят. Дичь в панике разворачивается и бежит туда, где нет вибрации, туда, где ловушка.
- Мама, он твой. Мы сделали. Бери.
Дадабур. У него одышка. Он держится одной рукой за сердце, другой за землю. Наши взгляды на одном уровне.
- Мара, помоги... Твои щенки преследуют меня. Они вне ожидаемого эффекта сумели объединиться, разрозненные сознания стали одним существом. Они сила. Они общаются на расстоянии. Лишь ты способна их сдать. Я чувствую поле их ненависти.
Оно сужается. Оно так сильно, что способно разорвать генетические цепи. Мара. Мы сделаем это. Мы доведем эсперимент до конца. Ответь.
Я и Дадабур.
Полночь. темнота проулка. Темнота проулка.
Тени возле стен начали сгущаться и напитываться энергией.