Никто не знает, куда пропал Будимир Петрович Гузко, толстый и небритый журналист из оппозиционной газеты «Погоня».
Никто, кроме меня…
Противным осенним вечером 1997 года Будимир Петрович вышел из редакции, уже слегка поддатый по случаю замечательного четверга. Чуть позже его видели в седьмом гастрономе - он долго размышлял и в конце концов взял водку. Алкоголь помогал ему справляться с мерзостью власти и народа, про которых он писал в своих знаменитых передовицах.
Домой Гузко так и не пришёл. Но так как Будимир Петрович не ночевал дома уже вторую неделю, никто не проявил беспокойства. Его домашние, скорее всего, были даже рады.
Утром пятницы в редакции он не появился. Сначала все недоумевали. Неужели опять запой? Ближе к вечеру стали вызванивать, но так и не нашли.
А субботним вечером уже я совершенно случайно узнал, что с ним случилось.
Но никому не сказал. Вы узнаете первыми.
Мне тогда было четырнадцать, так что я и не слышал про газету «Погоня». Хотя и мог случайно её видеть - вдруг в неё жареные семечки заворачивали, или ещё что-нибудь.
Я вернулся с карьеров и затаскивал велосипед в подвал родной многоэтажки на Дзержинского.
Вот как устроен наш подвал. Спускаешься туда из подъезда - и окажешься в коридоре. Потолок настолько низкий, что мне даже в четырнадцать приходилось нагибаться. Слева - семь кладовок, они запираются на деревянные двери с римскими цифрами, причём после VI почему-то идёт сразу VIII. Двери сколочены из голых досок и похожи на крышки гробов, в каких хоронят неопознанные трупы.
Наша кладовка - номер V. Проход надо высвечивать фонариком, потому что лампочки в подвале если и были, то куда-то делись почти одновременно с советской властью.
А по левую руку был проход в просторную, но низкую комнату, освещённой тремя зарешеченными окошечками. Это те самые подвальные отдушины, которые вы часто видите внизу многоэтажных домов.
Трубы проходили дальше, к ним вела другая дверь, всегда запертая. А вот просторную комнату так и не придумали, к чему приспособить. Недавно на неё поставили дверь, весьма странную - собранная из железных стержней, больше всего она была похожа на калитку, какие бывают при полисадниках.
Эта дверь тоже была всегда заперта. Никто не знал, где хранятся ключи. Скорее всего, они лежали в домоуправлении.
Видимо, фантазия нашего домоуправления так на этой двери и закончилась. Они по-прежнему не знали, что делать со свободной комнатой и решили сделать так, чтобы не досталась она никому.
Я утрамбовал велосипед, запер мою V и уже собирался идти домой, когда услышал стоны.
Стоны доносились из большой комнаты.
Я снова зажёг фонарик. Пошарил лучом и убедился, что решётчатая дверь заперта.
Это не удивительно. Подвальные двери постоянно забывали запереть.
Стоны не прекращались. Кто же там может быть? И как он туда пробрался?
Я подошёл ближе и заглянул.
Сначала, как всегда, я видел только три белых зарешеченных прямоугольника, что висели под потолком. А потом смог разглядеть едва различимую кучу, что лежала на полу прямо под белым прямоугольником.
- Эй!- позвал я.
Ответа не было. Только стоны, в той же тональности.
Я посветил тем самым фонариком. На каком-то покрывале валялся незнакомый мордатый человек в уличной одежде.
Похоже, он был слишком плох, чтобы наброситься. А значит, входить можно было без опаски.
Только дверь мешала.
Я достал универсальный нож, вытянул штопор и начал вскрывать замок. Замок был допотопный, так что даже моих знаний хватило, чтобы отпереть его, не ломая.
Когда я вошёл, в нос ударило солёной смесью из пота и крови. А стоны стали громче. Побитый чувствовал, что помощь рядом.
- Что с вами?- спросил я.
Он застонал ещё сильнее.
Я посветил ему на лицо как можно аккуратнее, чтобы фонарик не слепил глаза. Побои впечатляли, но были не настолько ужасные, как казалось из его стонов.
Видно, что били умело. На бровях запеклась кровяная корка, на щеке ссадина, а сломанный нос раздулся в фиолетовую картофелину.
- Они сказали, чтобы я подумал. А я не скажу, откуда всё… взял! Не скажу!- он закашлялся, так, что жилы на шее вздулись,- Пусть убивают! Не скажу! Слушай сюда, мальчик! Я Гузко, Гузко… Журналист. Газета «Погоня». Меня заказали эти гады… пожарники… Я им на хвост наступил, всё говно их вытащил. До последней ложки…
Имя и отчество я узнал много позже, когда шум поднялся. А тогда просто отметил - ну Гузко и Гузко. Журналист, да.
- Вы в подвале дома,- сказал я,- Я думаю, они вас здесь заперли, потому что у них откуда-то есть ключ из домоуправления.
- Раскапывал, и это раскапывал... Знаешь, а может это и не пожарники, может и они. Сейчас уже не поймёшь, где чиновники, где менты, где просто бандиты…
- Идти можете?
- Не знаю я!
- Я принесу воды.
- Хорошо, только быстрее. Пока они не вернулись.
Он повалился на спину и опять застонал. Сейчас, со сломанным носом, он мог дышать только ртом. Поэтому он не мог долго болтать - задыхался.
Я был уже у входа в коридор и прикрывал дверь, когда он снова заговорил.
- Я эту решётку узнал. Она раньше стояла на заборе у пятого отдела милиции. Там старый особняк, там ещё ЧК заседало. Про это тоже можно написать, если руки целы… ЧК, значит… Никак эту погань не выведешь, развелось плесени за годы советской власти. Но ничего, ничего,- голос слабел,- пройдёт сорок лет, придёт новое поколение. Такие, как вы. Такие, как вы, ребята…
Я уходил по коридору, размышляя над внезапной догадкой - замок так легко поддаётся, потому что он очень старый…
А Гузко продолжал и продолжал.
- Я ещё с лимоновцами дрался,- вещал Будимир Петрович,- когда моложе был. У них съезд в нашем городе. Приезжаем на трамвае, все десять наших. Мы уже разогрелись, сил терпеть не было. Пока нужная остановка, в трамвае два стекла высадили… Ну, заходим. Их там шесть или семь было. Мы как давай махаться. Стулья летят, шапки, на трибуну кто-то насрал… Весело было. Сейчас не то уже, совсем не то…
Гузко говорил всё это не мне, а так, в пространство.
Я вернулся быстрее, чем он ожидал. Он приподнялся на локте и щурился навстречу фонарю, пытаясь угадать, кто со мной.
- Кто там ещё? Кто?- спросил он, вглядываясь в наши силуэты.
- Мои друзья,- сказал я,- Они проследят, чтобы нас не заперли.
- Это мы, мы,- замахали руками от Вася и Козлик. В свете фонарика тени их руки показались огромными желваками, словно у насекомых.
- Мы тоже смотрим,- послышалось из зарешеченного проёма под потолком.
Маринка и Рита не захотели лезть в сырые недра, они заглядывали снаружи. Им было очень интересно. Не каждый день находишь в подвале избитого журналиста.
Гузко попытался улыбнуться.
- Лежите, я сейчас,- я подошёл ближе, спрятал фонарик, начал откручивать крышку.
- Да, конечно,- Будимир Петрович с облегчением повалился обратно на вонючую лежанку.
Я поднёс открытое горлышко прямо к разбитому рту. Он поморщился и глотнул.
А потом захрипел, как тормоз самосвала, и принялся кашлять и отплёвываться.
- Что… что за…
- Всё в порядке,- сказал я, поливая его из той же бутылки с головы и до ног. Запах в подвале становился всё явственней.
- Что? Зачем?
- Всё в порядке.
Я отшвырнул пластиковую бутылку из-под бензина и выхватил зажигалку. Чиркать вблизи было немного боязно, так что я отступил на шаг и поставил её на самый маленький и только потом зажёг крошечный огонёк, размером в десятикопеечную монету. Огонёк тут же почувствовал в воздухе бензиновые пары и радостно затрепетал.
Гузко увидел пламя и успел понять. Боль придаёт проницательности. Даже поднял руку в последней попытке закрыться.
Но крошечный огонёк уже летел в его сторону. На какой-то миг огонёк исчез, и даже успел немного испугаться. А потом примерно в том месте, куда он попал, расцвёл радостный цветок из огня. То, что надо…
Журналист Гузко заорал. Огненные ручей моментально охватил его с головы до ног, извергаясь из цветка, как из источника. Он попытался повернуться на другой бок, стряхнуть пламя, но кончил тем, что загорелся и с другой стороны.
Я уже готов был радоваться, но тот в лицо дохнуло жаром, а перед глаза заплясало что-то яркое.
Это Будимир Петрович каким-то чудом вскочил с лежанки и побежал на меня, истошно вопя и размахивая руками. Он уже весь был объят пламенем, и алые языки мотались за его спиной, как иглы дикобраза. На мгновение показалось, что под языками огня по его телу бегут потоки жидкого золота.
Видимо, держаться на ногах он всё-таки мог. Просто не очень твёрдо.
Он бежал быстро, как бегут последний раз в жизни. Но я успел быстрее - потому что не горел и лучше знал подвал. Одним прыжком я оказался за дверью, захлопнул железную решётку и щёлкнул замком.
Будимир Петрович схватился за прутья. Рванул из на себя. Потом от себя. Замок, пусть простой и старый, держал на совесть. Гузко завопил ещё громче, так, что даже девочкам на той стороне пришлось зажать уши.
Разумеется, это было бесполезно. Огонь горел всё ярче, он всё плотнее охватывал жертву. В зыбком свете можно было разглядеть, что Будимир Петрович был одет словно пришелец из восьмидесятых - в какую-то демисезонную куртке, рубашку и свитер с вырезом, заляпанный его же кровью. Всё это старьё неплохо горело даже на тех участках, куда не попало ни капли бензина
Отблески пламени скакали по стенам подвальной комнаты и казалось, что за спиной Будимира Петровича пляшут черти.
Разгадывая это зрелище, я вспомнил, что заглянул в комнату и нашёл его потому, что подумал, будто там попала в капкан крыса. В те годы я любил ловить крыс. Потом подвешивал, несмотря на вопли, за хвост и бил палкой, пока не сдохнет. Палку я брал деревянную, а иногда, для разнообразия, лупил их железным прутом. Железом получалось более звонко, но и крыса сдыхала быстрее.
Так вот, Будимир Петрович орал громче и мелодичней, чем любая крыса. Поэтому слушать его было очень приятно.
- А-А-А-А,- вопил он и тряс решётку,- ОТКРОЙ! ОТКРОЙ! А-А-А!!!
Языки пламени лизали железные прутья, так что дверь понемногу нагревалась. Наконец, она нагрелась достаточно. Будимир Петрович вскрикнул и оторвал ладони от покрасневшего железа.
Он посмотрел на них, готовый увидеть волдыри. А увидел, что локти и запястья уже охвачены пламенем. И в этот момент он завизжал ещё больше.
Вася и Козлик так и захихикали от увиденного. Я безмолвно улыбался. Мне было, чем сегодня гордиться.
Обезумевший от боли Гузко кинулся в другую сторону. Споткнулся на своей тлеющей лежанке, повалился, выбив целый сноп искр, снова поднялся и ломанулся прямо в окно, в тщетной попытке прорваться во двор или хотя бы позвать на помощь.
Девочки даже отпрянули от испуга. Когда за подвальной решёткой показалась круглая морда, заляпанная кровью и грязью, окружённая пламенем и вопящая, - такого любой испугается.
Будимир Петрович сунул голову прямо в решётку, так, что на щеках отпечатались грязные квадраты, - и вопил, что было сил.
- ПОЖАР!- орал Гузко.- ГОРЮ! А-А-А…
Но никто из прохожих не услышал. Потому что прежде, чем объятый пламенем журналист успел крикнуть хоть слово, Маринка врубила переносной магнитофон.
И задорный голос запел на фоне стандартного дискотечного бита, легко перекрывая предсмертные вопли горе-журналиста:
…Подходи и не стесняйся и под музыку огня.
Заводись и зажигайся, только не сожги меня.
Никого не надо слушать - дома нечего скучать.
Согласись со мною лучше до рассвета танцевать…
Я хорошо помню, что танцевал Будимир Павлович недолго. От первых пульсаций он отпрянул от окна, словно его ударило волной звука. Потом взмахнул руками, как если бы собирался взлететь. И повалился на пол.
На полу он ещё долго катался, вопил, пытался стряхнуть на цементное покрытие жадные языки пламени. Смотреть на это было чрезвычайно весело. Потом, уже превратившись в объятую пламенем чёрную массу, Будимир Петрович был способен только лежать и реветь. После он хрипел. А ещё позже не смог даже хрипеть.
Горелое мясо пахло приятно, сразу захотелось шашлыка. Но дым набивался в нос и вызывал тошноту. Когда мы расходились, дым закрыл полностью заполнил большую комнату. Только слабое сияние просвечивало сквозь серые клубы и где-то над головой выла сирена пожарной машины.
Мы - ребята нормальные. Так что никто из нас так и не проболтался. Иногда, если собирались компанией, вспоминали эту историю. Мы даже собирались наловить ещё бомжей, запереть в другой подвал и повторить представление.
Но так и не собрались.
Статья о том, что неизвестные дети сожгли какого-то бомжа успела появиться в последнем номере «Погони». Не помню, кто был её автором. Но точно не Гузко - по очевидной причине.
А следующего номера не случилось, потому что «Погоню» закрыли. Потом, уже в интернете, писали о преследованиях властей. Но я покрутился в этом бизнесе и в преследования не верю. Кому они нужны, убогие?..
Всё оказалось и грязнее и проще. Нигде не упомянутый человек, который давал деньги на это предприятие, со временем решил, что революция, даже если случится, не принесёт достаточно профита. Поэтому он просто перекрыл финансирование. А сэкономленный нал вложил в две порностудии. И не прогадал. Актрисы лучше журналистов - они меньше пьют, их проще отмазывать и дохода не в пример больше.
А обугленный труп в подвале нашего дома так и не опознали. Видимо, дети нашего города настолько часто жгут бомжей заживо, что милиция просто не обратила внимания на ещё один типовой случай.