Я толкнул дверь в "Бездну" с последним ударом колокола на ратуше. Дверной колокольчик тут же звякнул в ответ, большой и маленький сплелись голосами, и, выдержав насколько хватило сил, растворились в тишине. До утра там, в городе, не должно раздаться ни звука.
Я придержал дверь, не торопясь отпускать тусклый лучик уличного фонаря. Здесь, за порогом, привычно царствует темнота. Завсегдатаи знают, как быть, а остальным и не важно. Стоит ступить шаг, упереться рукой - и следующая дверь впустит тебя вниз, в душный полумрак, где теснота, где смех вполголоса и хохот, где музыка, смешавшись с дымом, впитает усталость и отберёт заботы минувшего дня.
Я встряхнул мокрую от хождения по улицам шляпу, повесил на крюк и пробрался к стойке, по пути кивая в ответ на редкие приветствия, не слишком-то разбирая в темноте лиц. Её за стойкой не было. Я ухмыльнулся: ну, хочешь, поиграем в прятки. Любой твой каприз, малыш.
Обхожу музыкальный автомат и распахиваю створку в простенке.
- Не занята?
Я вижу - очень. Ёрзающая взад-вперёд по дубовой столешнице голова выразительнее любых слов. Лицо и прилипшие к столу волосы - единственное, что позволяет различить светильник над барной стойкой, заслоняемый к тому же моими собственными плечами. Широко раскрытые остекленевшие глаза говорят, что едва ли она получает удовольствие. Значит тот, кто у неё за спиной и кого скрывает темнота, платит щедро. Убийственно щедро. Она молчит и дышит.
- Зайди попозже. - Голос тусклый, с хрипотцой.
- Нет, - мотаю головой. - Давай-ка сама.
Я лучше свалюсь в своём углу. Позволю минутку отдыха гудящим ногам.
Это Кэт. Моя жена. Она считает, что бывшая, а я... мне всё равно. Мне плевать, с кем она дышит. И раньше было плевать. Мне с ней всегда хорошо. Отрицать взаимное притяжение, по-моему, так же глупо, как пытаться разогнать туман над городом. Всё приходит или уходит само, вне нашего понимания. А она пытается доказать, что, раз она способна дышать без меня, значит, нет никакого притяжения. Глупо. Ведь это её измены, и это я должен бы беситься. Раз я спокоен, отчего бесишься ты?!
Меня бесит только вечно мокрая шляпа. Вечные струйки по вискам и скулам. Вечная капля на подбородке. Странно, мой город не знает слова дождь. Мой город навек захвачен туманом. Те, что приходят из тумана, говорят, будто там, за туманом, светит солнце, а вода каплет с самых небес. Я верю. Я верю в бога и в солнце, которых никогда не видел. Я не верю лишь людям, хотя вижу их каждый день. Потому что вижу их каждый день.
- Поду-у-умайте, сам шериф! - Кэт восхитительна. Делает вид, что встретила меня впервые после месяцев разлуки. Я знаю эту улыбку. Мне знакомы плавные жесты, одёргивающие передник и трогающие причёску. Рыжая бестия. Моя прелесть. - Закажете что-то?
- Присядь, - увлекаю её за талию, свободной рукой отнимая блокнот с карандашом и кладя их на стол. - Весь день на ногах? - В моём голосе нет насмешки.
Она кивает, а я кричу через зал О'Брайену, её напарнику за стойкой: - эй! Пару омаров и какого-нибудь пойла!
Завтра-послезавтра здесь вероятно появится что-нибудь поприличнее, а пока выбор невелик: местное пиво из не-пойми-чего да и ром не лучше. Говорят, будто бы из морской капусты, но мне противно это даже представить. Я машу на знатоков руками и воображаю вместо дряни благородный аромат двадцатилетней выдержки.
Пока О'Брайен возится с лобстерами, глажу Кэт пальцами по щеке. Она тянет мою руку за мизинец:
- Не надо, Джек. - Говорит словно виновато, тем голосом, от которого хочется прикасаться к упругой коже ещё нежнее. - Джек!
Моя ладонь падает на стол. Прости, - говорю сухо.
- Как ты? Кончил смену? - интересуется Кэт, лишь бы убить неловкую паузу. Отсаживается дальше, напротив, ставит локти на стол, подпирает кулачками подбородок и смешно топорщит носик, изображая участие.
- Какое там! - вскидываюсь я, рисуя на физиономии адовы муки. - Теперь набегаемся, пока всё утихнет. Губернатор распух от злости.
- Отчего же? - беспечно смеётся Кэт. - Новенькие не хотят платить пошлину? А ему, небось, не терпится, жирному индюку.
- Если б так. Ты ещё не знаешь? - я с остервенением переламываю хребет поданному барменом омару. - Судью зарезали сегодня вечером.
- Дева Мария! - шепчет она. Испуг не портит её лица, скорее, делает ещё красивее. - Что же будет?!
- Что будет, что будет, - ворчу я, вгрызаясь в мякоть. Только сейчас я по-настоящему осознаю, насколько голоден. - Преисподняя кому-то будет. Найдём только паршивцев. А и не найдём - всё едино. Губернатору лишь бы вздёрнуть. Хоть невинное дитя. Тоже, как и покойничек, прости господи, сантиментов не любит.
- Ты найди, Джек! - в глазах Кэт мольба. - Это грех, убивать невиновных. Ты знаешь, Джек, я...
- Знаю! - перебиваю я с набитым ртом. - Ты любишь меня.
- Дурак! - фыркает она, но я вижу, что страх её мгновенно рассеивается. Она снова умильно морщится. Всё-таки мы тысячу лет вместе, мне ли не знать, как её подбодрить. - Дурак набитый! Джек, мы ведь всё давно решили. Да?
Я жую и мотаю головой. Разумеется, нет.
- А ты уже видел новеньких, Джек? Большой там корабль? Красивый? Скажи, красивый? - сыплет она вопросами, специально, чтоб я не успел вставить ни слова. - Говорят, будто бы у них круиз, а значит, там много красивых женщин, ты влюбишься, вы нарожаете детишек, позовёте меня на крестины и мы...
- Хватит! - наконец, стучу кулаком я. Попадаю в блюдо с остатками ужина, багровые ошмётки разлетаются по столу. - Хватит, - говорю тише.
- Но Джек... Ты же знаешь, что я не могу рожать детей. Джек. - Во взгляде снова мольба. И укор. И отчаяние. Чёртовы бездонные глаза. Когда я перестану сходить от них с ума!
Я запиваю мучительные вопросы пивом. Делаю огромные глотки. Хватит, стоп!
- Мы справимся. - Я опять тянусь к её щеке. Она опять отстраняется.
- Пошёл? - она встаёт.
- Пошёл, - вздыхаю я. - Хотя нет, забыл, сядь. Говори, кто это был? - я киваю на закуток справа от стойки.
- Дже-е-ек! - закипает она.
- Успокойся. Я ни капли не ревную. Служба. Он из наших?
- Нет, пришелец. Первый раз его видела. Хотя, по мне они все на одно лицо. Я не вглядывалась.
- Верно отвалил груду фартингов? - я невозмутим.
- Больше, Джек, - сияет её лицо, - гораздо больше! Он дал мне книгу.
- Вот как? - Я впадаю в ступор. Так и сижу целую вечность с открытым ртом.
Признаться, не верил, что чтение может увлечь настолько сильно.
- Да, Джек! - воодушевлению её нет границ. - Представляешь, он обещал принести ещё.
- Придётся потрудиться, малыш. - Голос снова мне подчиняется, играя совершеннейшую невинность.
Кэт краснеет, теребит передник: - Тебя это больше не касается, Джек.
Она злится. Злится, это видно. Но и страдание в голосе тоже от меня не укроется.
- Покажи мне его, Кэт, - говорю я вкрадчиво, стараясь быть до невозможности убедительным, чтоб не вызвать новой вспышки. Хитрость не удаётся.
- Держи карман шире, Джек! - сердится она. - Не делай из меня дуру.
- Малыш, поверь, это важно. Ты не представляешь, во что можешь вляпаться.
В моей голове зреет новый план. И похоже, теперь расследованию не грозит слишком затянуться. Я всегда полагал, что удача состоит у меня на службе.
Теперь мои пальцы поглаживают под столом рукоять пистолета.
Я делаю суровое лицо и, перегнувшись через стол, шепчу ей на ухо: - Знаешь, у судьи в кабинете висела целая полка книг. Теперь она, кажется, совсем пуста.
- Не может быть, Джек. Он не похож на злодея.
- А на кого похож? - развиваю я успех, видя, как задрожали её пальцы. - На кого? Давай посмотрим вместе? Он ведь не смел никуда уйти, правда? - я отдёргиваю манжет, обнажая часы.
У Кэт теперь дрожат и губы. А я неумолим:
- Он ведь по-прежнему здесь, Кэт? Прикажешь, чтобы я испортил отдых почтенным горожанам из-за одного проходимца? Я ведь поставлю "Бездну" кверху дном, обещаю! Всего лишь покажи.
- Я не могу, Джек, честно, - мнёт она передник и тоже переходит на шёпот: - он убежал, как только узнал кто ты.
Счастливый случай. А она не врёт. Знаю, не врёт. Слишком хорошо я знаю Кэт. Я стремительно целую её в лоб, уворачиваюсь от пощёчины и - в наплыве чувств - обещаю подарить гору книг. Всё сходится как нельзя лучше.
- Он сказал, что сумеет быть незаметным, - продолжает оправдываться Кэт, но я уже далеко. Протискиваюсь меж потными спинами к стойке и накручиваю диск телефона.
- Майк! - кричу я в трубку, пересиливая гвалт в зале, - пусть парни удвоят охрану на берегу. Кажется, какой-то ушлый из мигрантов вздумал шляться по городу в комендантский час. Пускай возьмут его тёпленьким, Майк, когда вернётся. И на улицах чтоб в оба глаза!
- Есть, сэр. Что-то ещё, сэр? - Майк, мой помощник, дело знает туго. Не подведёт. Вот только никак не удаётся отучить приятеля от излишнего официоза, когда мы наедине. Иногда мне кажется, что он просто надо мной подсмеивается.
- Да, Майк. Пусть соберут всех капитанов... ну, или кто там у них за старшего. К девяти утра в участок. Сдаётся мне, у кого-то из пришлых рыльце в пушку.
- И новенького, сэр? - У меня чешутся кулаки. Когда-нибудь я вобью Майку его "сэров" в глотку вместе с зубами.
- Ой, да! Обязательно. Кто-то ведь теперь должен произнести ему приветственную речь. Только знаешь, Майк, подсади его до поры ко всей своре в камеру. Я не большой мастак на церемонии. Думаю, старожилы из кожи вон полезут, чтоб подготовить его к беседе со мной.
Бросаю трубку прежде чем из неё вылетает следующий "сэр".
- Проблемы, Джек? - Оборачиваюсь к наглецу, что осмеливается панибратски хлопать меня по плечу. Впрочем ерунда, сзади всего лишь Золотой Хью, местный дурачок. Безобидный, в сущности, малый, добряк; правда, стал таким, когда ему проломили башку. До этого ни одна драка в "Бездне" не обходилась без его участия. Теперь вместо темени у бедняги золотая пластина, он отсвечивает ей в темноте и клянчит у собутыльников пиво.
- С чего ты взял, Хью? - я решительно сбрасываю пудовую ладонь.
- Трудно пропустить что-то мимо ушей, когда тебе орут прямо в них, - расплывается лисья мордаха Хью улыбкой младенца. Он старательно подмигивает мне, сначала левым глазом, затем и правым: - Глаза, кстати, у старины Хью тоже зорки, будьте нате, - хвастается Хью и опять лапает моё плечо, словно не замечая недовольства.
- Да? И что же видели зоркие глаза? - я сразу понимаю намёк, но стараюсь не выказывать большого интереса.
- Ах! - хлопает себя по изуродованному лбу Хью, неожиданно становясь преувеличенно печальным: - память! Если бы память у Хью работала так же здорово, как глаза и уши.
Хитрюга. Такой ли уж он на самом деле дурачок? Похоже, тот шмат мозгов, что выбили обломком стола из его черепушки, отвечал всего лишь за задиристость, - думаю я, а сам уже делаю знак бармену. О'Брайен парень не промах, тоже ловит на лету, поэтому через пару секунд Хью, мечтательно щурясь, булькает в горле крепкой микстурой от склероза.
- Вы мудрый человек, Джек! - проникновенно тянет Хью в перерывах между глотками.
- Не зли меня, Хью, - ласково напоминаю я об искомой причине своей "мудрости" и протягиваю руку к его стакану.
Реакция Хью мгновенна. Он заслоняет пока не заслуженный ром корпусом и делает страшные глаза: - Я видел того парня, - зловеще гнусавит он.
- Какого? - теперь моя очередь прикидываться дурачком.
- Её... вашего... э-э-э... - Хью вдруг стесняется называть вещи своими именами; он мычит и тычет пальцем в сторону каморки за баром.
- И что? - Я ценю деликатность Хью, но мне любопытно, как он в конце концов выкрутится. Пустое. Хью никак не выкручивается, просто продолжает:
- Когда он поправлял капюшон... словом, у него рваное ухо, а в дыре вроде как пустота, но не пустота. Что-то будто блеснуло, как стекло, - заканчивает Хью мрачным шёпотом.
- Допустим, - одобряю я, прекращая попытки дотянуться до стакана. - А лицо? Молодое, старое, чернявый или плешивый, что?!
- Не гневайтесь, Джек. Я разглядел ухо. У него в руке что-то светилось, навроде дощечки. Он поднёс её к уху, чертыхнулся, будто проклиная именно эту вещицу, и всё. Потом сразу ушёл.
- Если соврал... - в голосе моём угроза.
- Провалиться мне на месте! - божится Хью, и я понимаю, что большего от него не добьюсь. Хотя большего и не надо. Рваное ухо не спрячешь.
Прошу О'Брайена повторить и указываю пальцем на Хью, а сам двигаюсь к своей шляпе, лавируя среди отрыжки и перегара. Не забываю, впрочем, сделать небольшой крюк в лабиринте тел, чтоб, протиснувшись рядом со склонённой к клиенту Кэт, задержать руку на её сдобной заднице. О чудо, я не огребаю по морде. Кэт притворяется, будто увлечена очередным заказом. На самом же деле ей приятно, я знаю. Иногда она сдаётся, моя ненаглядная. Делает мне поблажки.
Я вышел на улицу. Провёл рукой по циферблату: часы на стене ратуши показывали чуть за полночь. С минуту постоял, вдыхая влажную свежесть. На подбородке мгновенно повисла капля. Ночью туман сползает на мостовую, становится гуще. Иногда мне кажется, что я хожу по улицам, раздвигая лёгкие кисейные занавески. Спать расхотелось. Я решил, не откладывая, зайти в дом к покойнику. Обмозговать сразу же, на месте, свежую версию. Может, замечу что-то подходящее в свете поступившей информации. Судья жил здесь же, за углом, в трёх фонарях от "Бездны".
Ночью в Клаудвилле не видно даже собственных штанов, не то что камней на мостовой. Впрочем, когда ты вырос в этом городе, ноги несут тебя сами. Знай только считай фонари. Они не пробивают мглу, но помогают ориентироваться. А электричества теперь, если верить заморским инженерам, городу хватит лет на триста.
Гвардейцы у входа вздрогнули при моём появлении. Схватились за арбалеты уже когда я легко, при желании, мог заколоть обоих кинжалом. Я не слишком виню парней: туман, словно войлок, скрадывает даже цокот кованых ботинок. Хотя сейчас, когда злодей гуляет по городу, могли бы дремать на посту по очереди. Это я, само собой, выговариваю им уже вслух. Как-никак, начальник должен поддерживать дисциплину.
Оставив одного за дверью, я послал второго разжечь камин. В доме могильный холод; никогда не понимал, почему судья отказывался переезжать из своего "склепа". На другой стороне улицы, по крайней мере, уже не так тянет стужей от базальтового утёса, но, наоборот, согревает дыханием океан. Сам я пересёк кабинет и зажёг лампу над столом. Сукин сын, - похвалил я свою наблюдательность. Насчёт книжной полки я не ошибся.
- Благодарю за службу, солдат! - невольно усмехнулся я, наблюдая, как мальчонка от усердия умудряется измазать мазутом нос и подбородок. Чадящее пламя принялось моментально. Не буковый аромат, но что поделать, дрова даже губернатор теперь позволяет себе по самым большим праздникам.
Заперев за гвардейцем дверь кабинета, я принялся тщательно осматривать ящики стола. Ворошил хлам методично и споро. Времени, конечно, ещё вагон - хоть до самого утра. Но даже мой организм не железный. Пара-тройка часов сна ему бы не повредила, учитывая, насколько трудным мог оказаться завтрашний день.
- Добро пожаловать в Клаудвилль, капитан!
Я бодр и подтянут, а мой визави - капитан бело-голубого красавца "Альбиона" - напротив, небрит и нервозен. Едва ли выспался: отсвечивая фиолетовыми мешками из-под глаз, он сам выглядит как мешок. Этакий пыльный тюфяк с чердака. Да и, похоже, бывалые коллеги по несчастью расстарались, как я и рассчитывал, повыколачивали из тюфяка пыль от души. В смысле пыльных иллюзий да тухлых надежд.
Вообще-то, прояснять "пришельцам" ситуацию, как и озвучивать прочий помпезный трёп, входило в обязанности покойного судьи. Боюсь, я слишком неотёсан, чтобы красиво и витиевато подталкивать людей к осознанию катастрофы. В моих речах прямота. Оттого, наверное, к ним поначалу относятся с недоверием.
- Чаю, простите, не предложу. Кончился лет пять назад. По той же причине не могу пригласить на кофе. - Я делаю реверансы с воображаемой шляпой с плюмажем и черчу в воздухе прочие, как мне мнится, дипломатические жесты, а затем достаю из сейфа пепельницу: - А вот курить - пожалуйте... если есть. С удовольствием вспомню аромат.
- Что происходит? - сдувается "мешок". Мои шутовские ужимки, видимо, настраивают-таки его философски. Капитан достаёт из кармана белую трубочку, колдует над ней с пару секунд и зажимает губами. Неживая искра на конце разгорается, затем угасает, а из ноздрей капитана валит сизый дым. Всё, вроде, как обычно, но вместо забытого благоухания я чувствую мерзость прелой портянки.
- У меня всё нормально, капитан, - брезгливо машу я ладонью, отгоняя смрад, - а ваш лавочник, верно, продал вам залежалый табак.
- Шутки шутите? - взвивается было капитан, но сразу сникает: - впрочем, вы правы. Сам ненавижу. Но жена не выносит дыма в квартире. Я привык к электронным.
Бог мой, думаю я. Как быстро меняется мир.
Впрочем, у меня тоже найдётся, чем его сразить. Полна рука козырей.
- Объясните, сэр, что происходит. - Капитан вспоминает, что мы с ним официальные лица. Поправляет фуражку, торжественно кашляет. И стреляет в меня вопросами: - почему он здесь, почему их не выпускают из порта, почему глушится связь, почему, почему, почему...
- Помилуйте, капитан, - как можно мягче возражаю я, не дослушав, - не гневите бога! Не далее как три дня назад вы благополучно покинули наш порт. Кто виноват, скажите, что не прошло и суток, как вы вернулись? Я не знаю ничего про вашу связь. Наша, как видите, работает. - Я демонстрирую капитану гудок в телефонной трубке.
- Издеваетесь? - так же мягко отвечает капитан, надевая, наконец, колпачок на свою вонючую "козью ножку".
- Отнюдь! - я эталон учтивости. - Пиратские времена прошли. Вас никто не захватывал и не держит. Плывите куда хотите. Всем от этого станет легче, уверяю вас. Вам же - в первую очередь.
- Окей, - терпеливо объясняет капитан, смиряясь со мной, как с непроходимым тупицей или пятилетним мальчуганом. - Я говорю про спутниковую связь и навигацию. Приборы не работают. Мы взяли курс на зюйд-вест, но попали обратно к острову в условиях нулевой видимости. Когда туман рассеется, мы бы хотели...
- Туман не рассеется, капитан, - объявляю я приговор. - В Клаудвилле мы все его пленники. И никого пока не отпускал он живым.
- Боже, и вы туда же, шериф! - хватается за голову капитан. - Я думал, те бродяги в камере устроили балаган от скуки.
- Зря вы так, дружище, - я не пытаюсь ободрить, нет смысла; просто экономлю время. - Этот сброд такие же капитаны как вы, я бы на вашем месте доверял каждому их слову.
- Но...
- Никаких но. Простите, я лишь пытался сберечь силы. В городе произошло убийство, мне надо работать, а тут ещё вы на мою голову. Впрочем, - я вдруг вспоминаю о своём обещании Кэт, - я, пожалуй, смогу уделить вам чуть больше времени. Скажите, на вашем лайнере найдётся пара книг?
- Разумеется. На круизных судах всегда богатые библиотеки. Далеко не каждый предпочитает танцульки и кинозалы на сон грядущий.
- По мне, капитан, кино куда интереснее. Но в нашем салоне давно истрепались кассеты и поцарапались диски. Зато жена моя прозорливая женщина. Предпочла бумагу вашему хвалёному пластику. Однако к делу. Услуга за услугу, кэп. Вы мне книги, а я вам историю города. Пока спускаемся к порту. Но, главное, предскажу ваше будущее. Без обид. Лады?
- Согласен, - он кивает и лезет в карман кителя. - Тогда я дам знать своим, на борту, чтоб подготовили нам встречу.
Он что-то нажимает на прямоугольном предмете, выуженном из кармана, отчего одна его сторона начинает светиться, совсем как экран в видеосалоне. Прикладывает предмет к уху, молчит, чертыхается, суёт обратно в карман.
- Проклятье! Снова забыл, что тут всё не как у людей!
- Интересная штука, - киваю я на карман. - Это и есть, я полагаю, ваша связь?
- Да ну, - он с раздражением машет рукой. - Глючит постоянно. Надо было брать айфон.
Я - с видом эксперта - качаю головой.
Мы вышли на площадь. Я лишь предупредил Майка, что допрошу задержанных позже. Хотя, по-хорошему, их надо бы уже отпустить восвояси. Я теперь знаю где искать.
- Узнаёте? - кивнул я на два памятника поодаль.
- Королева Елизавета? - предположил капитан, поравнявшись с ближним.
- Первая, - уточнил я. - А как здоровье второй? Надеюсь, жива по-прежнему? - я затаил дыхание. - Видите, мы следим за новостями, и следуем за научным прогрессом, - хохотнул я с облегчением, получив утвердительный ответ. - Правда, получаем новинки порциями, лишь с приходом кораблей, а это не всегда бывает часто.
- Что это там? - перебил капитан, едва за памятником прояснились очертания эшафота.
- Страшно? - улыбнулся я и, чтоб усилить впечатление, нарочно изменил маршрут, с целью пройти рядышком с потемневшей от времени и крови плахой.
- Вы не смотрите, кэп, - начал я, как обещал, свой рассказ, - что головы преступникам рубят ржавым топором. Зато фонари зажигает атомный реактор. До вас тут - лет за двадцать - заходил военный крейсер. Сровнял с землей сотню домов. Думал, нашёл базу террористов. Насилу угомонили. Сначала тросом повернули аккуратно: пускай, думаем, океан побомбит. Не видно ж ему ни черта. А когда они десант в туман пнули, тут мы вообще воспряли. Вон, - я похлопал себя по кобуре, - пол-армии вооружили. И реактору, говорят, сносу нет. Не то что эти прожорливые дизель-генераторы.
- Забавно, - произнёс капитан. Мне кажется, он до сих пор принимал происходящее за сон или розыгрыш. - А слева кто? - капитан обернулся ко второму памятнику, - Неужто сэр Фрэнсис Дрейк, знаменитый пират её величества?
- Мой прапрадед. - Я горделиво приосанился. - Похож?
Капитан пожал плечами. Я слегка подтолкнул его под локоть, приглашая продолжить путь.
- По идее, мы все тут должны быть похожи. Прабабки, а у кого и матери, как у моей жены, прибыли намного позже, а вот прадеды в основном общие.
- Вы говорите, живыми отсюда не уходят, - с сомнением заметил капитан. - Но ведь Дрейк, если память мне не изменяет, умер на большой земле. У нас. От дизентерии.
- А я, выходит, родился от памятника? - на этот раз я с трудом сдержал смех.
Капитан снова пожал плечами: - ладно, не важно.
- Важно! - вскричал я. - Ещё как важно. Было трудно. Мы научились жить в этом дерьме. Сначала радовались каждой шхуне, выплывшей к нашим утёсам. Ведь здесь, на чёртовых скалах, ничего не было, кроме рыбы, бакланов и тухлых водорослей. А корабли привозили солонину и женщин. Мало еды. Мало женщин. Но мы жрали и размножались. А корабли всё шли и шли. И пришёл тот день, когда нам стало некуда всех селить. Туман скрывает от вас, кэп, никчёмность этого жалкого клочка в океане. Но того, что мы постоянно продираемся сквозь толпу, вы не можете не замечать. А ведь в Клаудвилле всего десять тысяч жителей. Ненамного больше, чем на вашем судне, не так ли?
- Раз в пять, - подтвердил капитан. Но я не слышал. Меня уже прорвало и было не остановить. Я развернул его за рукав и жаром задышал в лицо:
- Знаешь, что с тобой будет, кэп? Ты ведь не пустишь себе пулю в лоб, нет. Ты такой же как все. Ты животное. Ты будешь цепляться за жизнь до последнего вздоха. Ты поселишься там, на рейде, - я повёл рукой в сторону воображаемого горизонта, - среди таких же оборванцев и бывших капитанов. Но сперва ты отдашь этому городу всё. Мы не отнимем, ты принесёшь добровольно. Всё, до последнего винтика. Всё, на что можно купить тарелку каши. Твои женщины станут жёнами нашим парням. Оставят прежние семьи. Это, опять же, будет их выбор. По законам острова незамужние женщины общедоступны. Нелёгкий, должно быть, выбор: изменница или шлюха. Но у твоих мужчин не будет и такого. А потом, когда купить еду будет не на что, среди оставшихся начнётся резня. И только жалкой горстке счастливчиков улыбнётся судьба.
- Что за средневековье вы мне рисуете? - возмутился капитан. - На дворе двадцать первый век, а у вас какие-то гетто и метрополии.
- Не лгите хотя бы себе, кэп, - выдыхаю я остатки внезапной злобы на весь белый свет. - В вашем мире ничуть не лучше. Лишние люди остаются за чертой. Просто наша черта нарисована ярче. А свои нам дороже, чем чужие. Это справедливость, кэп.
- Но я бы...
- Мужайтесь, кэп. И не опускайте рук. Мой вам совет. Шанс есть всегда. Кто-то из ваших получит работу уже завтра. Очередь других придёт через года. Но лично вас обрадовать мне пока нечем. Моряков у нас избыток.
Последние слова прозвучали, когда для нас уже спускали трап. Кучка зевак на пирсе, задравши головы глазевшая на двадцатипалубное чудо, расступилась, давая нам пройти.
Того малого, со стеклянным кругляком в мочке уха, я заметил, едва взойдя на борт. Его нельзя было не заметить. Смазливая мордашка кривлялась с экранов на стенах вестибюлей. Парень бубнил какую-то абракадабру, пританцовывая под ритуальный бой барабана и жуткие басы, от которых готова была пойти кровь из ушей.
- Кто это? - поинтересовался я у капитана, изображая праздное любопытство, когда мы зашли в кают-компанию.
Капитана разобрал смех. Он как раз разливал по рюмкам коньяк. Но не пролил ни капли. Всё-таки стальная выдержка у морского волка.
- Простите, шериф. Просто представил, что бы началось, задай вы подобный вопрос там, у нас.
- Неужели к нам занесло кого-то королевских кровей? - догадался я, к чему он клонит. Слово рэпер было мне в новинку. Но, похоже, я развеселил его только сильнее. - Давайте выпьем, шериф. За надежду. - Он указал мне на рюмку и поднял свою.
- Вам простительно, - сказал он, переведя дыхание. - Увы, немногих монарших особ сейчас знают в лицо. Популярность же этого юноши безгранична. А влияние в свете гораздо больше, чем у принцев крови.
- Вот как? - он заинтриговал меня не на шутку.
- Да-да, молодёжь от рэпа... э-э-э... тащится, - развёл капитан руками, будто извиняясь. - Там, за океаном, парня теперь носят на руках. Молятся как на икону.
- А-а, - не пряча разочарования, протянул я, - так здесь его нет? Просто кино для развлечения?
- Увы, шериф, - он вздохнул, будто почувствовал моё огорчение тем, что я обознался, но тут же добавил: - увы, он как раз здесь. Понесла нелёгкая экзотики вкусить, на мою беду. Сказать по чести, никто из звёзд не доставлял мне столько хлопот, как этот... - он застыл в поисках подобающего слова, - ходок и наркоман. Спросите меня - так это именно те бездельники, от кого бы я избавлял человечество в первую... - капитан вдруг осёкся, быстро подняв глаза на меня.
Я положил свою ладонь поверх его и крепко пожал. Мне этот человек становится симпатичен. В сущности, мне жалко достойных людей, кому просто не повезло.
- Не мучьтесь, капитан. Клаудвилль расставляет людей по местам. Рано или поздно. - тихо сказал я. А что я мог сказать ещё!
Он сжал мои пальцы в ответ.
- Познакомите нас? - вернувшись в реальность, беззаботно спросил я секундой позже.
- Боюсь, в это время его сложно добудиться.
- Ничего. Просто проводите меня к его каюте.
Мы поднялись к президентскому люксу. Как и ожидал капитан, на стук никто не ответил. Но уже через час я вернулся на корабль с отрядом гвардейцев.
Вровень с ударом колокола я спустился в "Бездну". Отёр лицо, стряхнул со шляпы сырость. Махнул О'Брайену - привет! Хью, сверкая золотом во лбу, ощерился гнилым ртом, нацелившись дружески схватить меня за плечо. Он едва держался на ногах. Лёгким толчком я отправил его на лавку. Дёрнул за ручку: Кэт, намаявшись за день, мирно дремала в каморке. Девочка моя. Я потихоньку притворил дверь. О'Брайен выцедил из бочонка постылого пива и принялся насаживать на вертел омаров.
- Не буди, - попросил я за Кэт, шлёпнув на доску лишний фартинг. Стопку книг из библиотеки "Альбиона" мы спрятали под стойкой.
Я сел в углу. Безумно рад, что разминулся с Кэт. Слабак. Опасаюсь смотреть ей в глаза. Пусть уж сегодня всё останется как есть. Пускай настанет завтра. Я стану другим. Совру, не покривившись, что вчерашний её гость убит при сопротивлении властям. Она поверит. Поверит, как поверил Майк, найдя в каюте негодяя старинные драгоценности из дома судьи с парой подписанных его рукой книг. Не напрасно же я провёл полночи в его доме, сжигая остальные и роясь в столе. Не трогать невиновных, просила ты, малыш. Да, он не убивал. Но разве он невинен? Я все стерплю, малыш, чтобы ты была счастлива. Люби, если хочешь, ласкай кого хочешь. Когда тебе это в радость. Нимфомания - это всего лишь расстройство в мозгах. Но делать из моей жены шлюху - такое уж слишком. Я не позволю никому.
Сам губернатор представит меня к медали. Пузатый дуралей. Лишь бы затянуть мыльную петлю да закатить по поводу пир. Когда народ не ропщет, так ли важна личность злодея? О том, что настоящий убийца продолжает ходить по городу, знаю только я. Впрочем, с ним у нас уговор: никаких невинных жертв. Так просила Кэт. И он не сможет ослушаться. Ведь он это я.
Что до судьи? Он знал, на что шёл. Не стоило ему подписывать бумагу о разводе, обрекая мою Кэт на утеху сластолюбцам. Упрямец. Он тоже домогался Кэт. Вожделел её плоти. Но любая бумага сгорит, оставив лишь горстку пепла. Никто не смеет отнять мою Кэт.