Ноябрьская Ника Витальевна : другие произведения.

Седьмая глубина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Непонятно, да? - спросила Юля, легонько улыбнувшись, - Как будто кто-то придумал - вот встретятся два человека с одним именем, которые занимаются в жизни одним и тем же, и... - И - что? - заинтересовалась старшая. - А дальше от жанра зависит. - Юля пожала плечами, - Развернуть сюжет можно как угодно.
  0. Чужие
  
  - Болезнь века. - в голосе Ольги прозвучала снисходительная и равнодушная в общем-то насмешка, - Это так знакомо, что уже успело надоесть.
  - Да, наверное. - согласилась Юлия. Но продолжила смотреть на сидящую напротив них девушку - маленькую, бледную, холодную.
  В "Пицца миа" было шумно, но вокруг нее царил покой и тишина - она сидела в своем уголке, под черно-белой фотографией старого аэроплана, и медленно, крошечными глотками пила чай. От ее невидящего взгляда, устремленного скорее не в пространство, а словно внутрь себя же самой, Юлии стало жутко.
  Белое короткое пальто, висящее рядом, на вешалке. На столике, под рукой - белые перчатки. Что за причуда - носить белое в такую погоду?
  - Юль, ты идешь?
  - А? Да, иду. - отозвалась Юлия, продолжая наблюдать. Маленький крестик на черном свитере, темная челка, темные же глаза и высокий умный лоб... Да что же это такое, почему и эта тоже? Болезнь и в самом деле выбирает лучших?
  - Пойдем. Мы опаздываем.
  - Да. Я помню.
  Пришлось вставать, снимать куртку с вешалки, закутываться в длинный шарф. За окном капризничал ноябрь; в снежных влажных сумерках вяло двигались усталые люди. Нарочито неторопливо застегиваясь, Юлия обернулась, будто невзначай бросила взгляд в приметный угол. И вздрогнула от неожиданности, словно очнувшись от дремы - никого! Только картонная кружка на столике, и никого - и пальто ее нет. Ускользнула, и как быстро....
  За окном мелькнуло светлое пятно.
  Приостановилось и замерло у витрины - Юлии даже почудилось, что она успела уловить тот самый тяжелый, невидящий взгляд.
  - Извини, Оль, я вспомнила об одном очень срочном деле. Ничего?
  - Нет, чего. - напарница нахмурилась, - Только попробуй куда-то сейчас уйти - и я больше ни за что не стану с тобой работать. Ясно?
  - Куда уж яснее. - отозвалась Юлия. Светлое пятно за стеклом дрогнуло и растаяло в снежных сумерках. Опоздала.
  
  На следующий день Юлия пришла в закусочную одна. Взяла кусок пиццы и кофе, села на то самое место в уголке, под фотографией. Пицца в горло не лезла, кофе оказался мерзкий, но, по крайней мере, она купила возможность ожидать. Воткнула в уши пуговки наушников, расслабилась, приготовившись просидеть здесь очень и очень долго и, возможно, уйти ни с чем. В наушниках звучала Земфира.
  
  Первый день ноября,
  Замерзают края,
  И горят фонари
  Зря.
  Проплыла над двором
  Стая синих ворон,
  Колокольный в ушах
  Звон.
  
  Боль глубже чем сердце. Бесконечное воспроизведение - цикл. Цикличность.
  Юлия подняла глаза, чтобы взглянуть на часы. И застыла, встретившись взглядом с той, которую ждала. Вот оно, белое пальто с высоким воротником, белые перчатки; на темных волосах тают снежинки. Все, как она запомнила - вплоть до мельчайшей черточки.
  Девушка разомкнула губы, произнесла что-то. Юлия выдернула из ушей наушники, попыталась улыбнуться. Улыбка вышла кривой и неловкой.
  - Извините, я Вас не слышала. - сказала она.
  - Я спросила - Вы за мной следите? Я видела Вас вчера.
  Голос тихий, даже слишком тихий. Напугана? Удивлена?
  - Нет, не слежу. - отозвалась Юлия.
  - Жаль. - обронила девушка. Юлия вздрогнула от неожиданности, моргнула. Девушка медленно развернулась и пошла прочь.
  Юлия зачем-то шагнула следом.
  - Постойте, постойте! - сказала она, - Я уже ухожу, садитесь - я ведь заняла Ваше место?
  - Тут ни у кого нет места. - заявила девушка, - Все ничье. Сидите - Вы пришли первая.
  - Вы не хотите присоединиться?
  - Не знаю. - в голосе и взгляде - странная растерянность, и, помолчав, совсем тихо, как откровение:
   - Я не уверена, что вообще чего-нибудь хочу.
  Так просто можно сказать только незнакомому - родные и близкие никогда не поймут, о чем ты говоришь, начнут расспрашивать. А зачем вопросы, если все вместилось в одну фразу? "Я не уверена, что вообще чего-нибудь хочу".
  И Юлия понимает, что Ольга была права - вот она, болезнь века; оглушающее и лишающее сил не-желание, не-способность испытывать потребность и склонность хоть к чему-нибудь. Опустошение. Стазис. Почти смерть. В этом можно признаться только кому-то совершенно чужому. Свои никогда не поймут.
  - А мне хочется с вами поговорить. - неожиданно даже для самой себя Юлия становится почти наглой, - Может быть, все-таки останетесь?
  - Тогда останусь. - неуверенно отвечает девушка, и спрашивает осторожно:
  - Вы точно не следите за мной?
  - Теперь слежу, если хотите. - Юлия смеется.
  - Хорошо. - собеседница серьезно кивает, и Юлии становится не до смеха.
  - Как Вас зовут? - спрашивает она девушку. Та осторожно стягивает белые перчатки и только потом отвечает:
  - Юля. А Вас?
  
  А в наушниках уже в который раз звучит замкнутое в круг:
  
  
  Ровно тысячу лет
  Я иду по земле
  Оставляя тебе
  След.
  
  
  1. Двойник
  
  - И чем ты занимаешься? - спросила младшая.
  - Я художница. - ответила Юлия, - Наверное, так.
  Плечи девушки дрогнули, опустились. Она сидела ссутулившись, уставившись в чашку, словно пыталась разглядеть что-то неясное в его алой прозрачности.
  - А ты?
  - Я учусь.
  - И кем будешь?
  - Художницей.
  Несколько секунд Юлия смотрела в темные усталые глаза, пытаясь уловить в них насмешку. Это слишком напоминало шутку, чтобы быть правдой.
  - Непонятно, да? - спросила Юля, легонько улыбнувшись, - Как будто кто-то придумал - вот встретятся два человека с одним именем, которые занимаются в жизни одним и тем же, и...
  - И - что? - заинтересовалась старшая.
  - А дальше от жанра зависит. - Юля пожала плечами, - Развернуть сюжет можно как угодно.
  - И в самом деле. Ты интересуешься литературой?
  - Если следовать общей логике, и ты тоже.
  Юлия усмехнулась, кивнула.
  - Не страшно? - спросила она.
  - Нет. - Юля покачала головой, - Нет, совсем не страшно.
  Беседа как перекрестный допрос. Ответы и вопросы, шутки и слова, слова, слова. Когда чужой становится уже немного ближе, чтобы быть понятым, говорить приходится больше. А с самыми близкими можно говорить до бесконечности - и не объяснить, не высказать, не открыться. Почему так?
  - Музыка? - спрашивает младшая.
  - Играю на скрипке. - отвечает Юлия.
  - Я на фортепиано.
  Теперь очередь старшей спрашивать. Она не заставляет себя долго ждать:
  - Стихи?
  - Серебряный век. Еще Бродский и Байрон.
  - В оригинале?
  - Разумеется. - хорошая улыбка. Если б еще и глаза улыбались - но пока и так достаточно. Юлия ждет ответного вопроса.
  - Врубель, да?
  - Прерафаэлиты, романтики и символисты. И Врубель - верно.
  Младшая кивает.
  - Ты замужем? - продолжает она.
  - Нет, и пока не собираюсь. - отзывается Юлия.
  - А сколько тебе лет?
  - Двадцать шесть.
  - Много. А мне девятнадцать.
  От этого "много", сказанного с какой-то деланной небрежностью, у Юлии под сердцем что-то неприятно вздрагивает.
  - Ты одна? - спрашивает она девушку, и та кивает и смотрит почти удивленно - мол, как будто ты не знала.
  - И какие планы на дальнейшую жизнь?
  Юля долго молчит, смотрит в окно. За окном - снег. Вокруг - люди. Забегают, едят, болтают, пьют и убегают. Один за другим - все лица не запомнишь. Их слишком много. Их чудовищно много. Их - целая планета.
  - Нет планов. - отвечает она почти честно, и спрашивает - с законным правом:
  - А у тебя?
  - А у меня планов громодье. - отзывается Юлия деланно оптимистично, стараясь не вспоминать о преследующем ее ощущении усталости, - Столько дел, столько проектов. Выставки, заказы...
  Юля несколько секунд пристально смотрит на нее, потом пожимает плечами равнодушно:
  - Ты, наверное, счастливый человек, да?
  - Наверное. - соглашается Юлия. Не согласиться - смалодушничать. Она не имеет права говорить иначе, потому что сидящая рядом с ней девушка на семь лет младше - и она очевидно не счастлива, и от этого больно - где-то глубоко; глубже, чем сердце, гораздо глубже.
  - Наверное. - повторяет она, - У меня есть все, что мне нужно для счастья. Любимый человек, хорошая работа, друзья - мне, знаешь, очень повезло.
  Юля смотрит на нее все тем же своим взглядом, молчит. И вдруг выражение ее лица неуловимо изменяется - словно раскрывается что-то новое, ясное, чуть более живое.
  - Да, тебе очень повезло. - говорит она, - Как хорошо, что тебе повезло. Я действительно за тебя очень рада. Может быть, - улыбка отражается и во взгляде, и как же это красиво, как же правильно, - может быть и мне так же повезет?
  - Я в этом уверена. - говорит Юлия, почти не покривив душой.
  
  
  2. Эмбрион
  
  Сообщение.
  "Чем занимаешься?"
  Юлия уныло уставилась на приезжего лектора, читавшего античную философию аспирантам Тюм ГУ, хмыкнула и вернулась к телефону. Набила смс с ответом:
  "Слушаю всякий бред. Не понимаю, зачем. А ты?"
  Сообщение о доставке. Едва заметная дрожь - новое сообщение.
  Юля.
  "Пытаюсь спать. Не спится".
  "Мы скоро заканчиваем. Хочешь - я приеду?".
  "Если хочешь - приезжай".
  "У тебя есть что-то из еды?"
  "Нет ничего... только варенье из кураги".
  Юлия глянула на часы, открыла блокнот - еще почти целый час слушать светило современной философии...
  
  Утро было серое, серым оказался и день, и вечер обещал быть не лучше. А все из-за дождя - мерзкого, мелкого, моросящего осеннего дождя. Сапоги мигом оказались по колено в грязи. Юлия раздраженно месила земляную кашу ногами, пробираясь к продуктовому магазину. Хотелось есть, хотелось выпить, хотелось Пашу, но куда больше всего остального хотелось - спать. Только спать - бессмысленно, она и так спит по десять-двенадцать часов в сутки. Это уже не усталость, это деградация.
  - Десяток яиц, килограмм макарон, два лимона, четыре молочные сосиски, три огурца. Еще мороженое с вишней и полкило ананасовых конфет.
  Сумка заметно потяжелела, кошелек лишился нескольких купюр, но смысла мелочиться не было. Юлия знала, что в такую погоду Юля не выходит из дому без острой надобности, а впереди были выходные, и прогнозы метеорологов звучали неутешительно - затяжной дождь со снегом. Варенье из кураги наверняка мерзость, а есть его подряд два дня - издеваться над собой.
  
  - Привет. - Юля выглядит больной. Бледная, осунувшаяся, в растянутых штанах и мужской рубашке; на ткани рубашки расцветают застарелые пятна масляной краски.
  - Ты что?
  Хлюпает носом, пожимает плечами. Так и есть - простыла.
  Юлия заходит, раздевается, вешает куртку в шкаф. В квартире холодно, темно и тихо - как будто все застыло в ожидании чего-то недоброго. Юлия включает свет повсюду, разгоняя дождливый сумрак; начинает возиться на маленькой уютной кухне.
   Юля бродит рядом, изредка тихонько чихает, от нечего делать разглядывает лежащие на столе продукты и набивается в помощники. Это скорее ритуал - она не умеет готовить и, пожалуй, не хочет уметь.
  В квартире легкий беспорядок. На голове у хозяйки - тоже. Впрочем, волосы безупречно чистые, и тело, одежда тоже - краска не в счет, ее уже невозможно отстирать. Юля ненавидит быть грязной. Она может часами сидеть в ванне, по несколько раз в день принимать душ и содержать в безупречной чистоте свои белые перчатки.
  Она не выносит неприятные запахи, морщится, обнаружив на брюках крошечное пятнышко грязи, и тратит почти все деньги на бесконечные гели и пены.
  Это невроз - ничего страшного. Всего лишь невроз.
  У большей части жителей этого мира уже давно невроз, и с этим ничего нельзя сделать.
  Из ванной доносится шум воды.
  - Я пойду? - спрашивает Юля, не найдя себе дела, - Ванна уже набралась.
  - Ты же простыла.
  - Ну я не на долго...
  - Иди. - отвечает Юлия со вздохом, - Я позову.
  Она уходит, и через несколько мгновений по квартире разливается густой до одури запах лаванды.
  Через двадцать минут Юлия заглядывает в ванную и видит привычную картину. Там влажно и жарко - зеркало запотело, по белому кафелю стекают тонкие ручейки. Юля сидит, подтянув к подбородку острые коленки, обняв ноги руками и отвернувшись. Вода едва доходит ей до плеча. В своей неподвижности и незащищенности она напоминает человеческий зародыш.
  - Пойдем. - зовет Юлия, - Макароны сварились.
  - Сейчас. - отзывается; эмбрион раскрывается, расправляя ткани; Юлия видит мутные глаза под тенью челки и в который раз думает, что это больше всего напоминает опьянение. Запах лаванды такой сильный, что это почти сводит с ума.
  - Тебе помочь?
  - Не надо, я сама. - отвечают Юля, не совсем уверенно выбираясь из воды. Натягивает халат, глубоко и удовлетворенно вздыхает. Словно до сих пор не надышалась своей лавандой...
  
  Потом они ужинают, и Юлия в который раз удивляется - как ей удается совершенно ничем не пахнуть уже через пару минут после этих ванн? От нее веет только какой-то мягкой, живой чистотой. Как будто ее тело впитывает, выпивает запах до дна.
  - Хорошо как. - в который раз произносит Юля, и снова тихонько хлюпает носом.
  Юлия осторожно кладет руку на ее лоб, неодобрительно качает головой.
  - И все-таки можно было обойтись без ванны. И как ты умудряешься так легко подхватывать простуду?
  - Ну должна же я хоть чем-то от тебя отличаться. - справедливо замечает Юля, уплетая макароны, - Вкусно...
  - Да уж наверное. - немного сварливо отзывается Юлия, - Дождь будет все выходные. Я тебе продуктов принесла.
  - Спасибо. Сколько тебе это стоило?
  - Нисколько. У тебя дома хоть что-то от простуды есть?
  - Травки какие-то. - Юля трет лоб, рассеянно смотрит в стену. Хмурится и произносит:
  - А твой приятель мне опять звонил.
  - И что? - спрашивает Юлия, забыв поднести вилку ко рту. Неожиданный поворот разговора смущает.
  - Не знаю.
  - Ты ему очень понравилась. - тактично замечает Юлия, хотя "понравилась" - это слабо сказано. Максим, молодой и многообещающий дизайнер, только и говорил о "младшей Юленьке", которую "старшая" представила ему на открытии выставки в музее изобразительных искусств.
  - Ну... он хороший человек. - не менее тактично реагирует "младшая", - Ты же знаешь, мы встречались пару раз.
  - Он тебе совсем не нравится? - лучше спросить в лоб, без обиняков.
  - Не знаю. Мне лень об этом думать. Никакого желания нет. - прямой вопрос - честный ответ. "Юленька" оттачивает зубки. На каком, интересно, месяце у ребенка появляются зубы?..
  - Ну хорошо. - говорит Юлия, сочтя за благо закрыть тему, - Давай лучше подумаем, чем тебя лечить.
  
  За окном льет как из ведра. Больше всего хочется уйти, а еще сильнее хочется остаться. Юля лежит на диване, укрывшись пледом, и пытается спать. Юлия рисует, сидя у окна, за пустым столом.
  - Тебе не противно?
  Вопрос застает Юлию врасплох. Она поднимает глаза, моргает. Качает головой.
  - Не понимаю, к чему ты.
  - Я просто подумала - наверное, не приятно со мной возиться. - отвечает Юля. Голос звучит странно - она говорит немного в нос.
  - Если бы мне было неприятно, я бы просто ушла.
  - В самом деле? - удивляется Юля, - Тогда хорошо. - и продолжает странно оживленно:
  - Как же мне надоел дождь, ты бы знала. Ты вчера спрашивала - хочу ли я чего-нибудь. Так вот я хочу! Знаешь, чего?
  - Чего? - послушно спрашивает Юлия.
  - Снега. - отвечает Юля, - Хочу, чтобы выпал снег. Вообще, новый год хочу.
  - А я люблю дождь. - звучит почти как предательство, но Юлия улыбается - и так ясно, что это шутка. Вечная грязь и слякоть - как можно это любить?
  Юля смеется.
  - А больше ничего не хочешь, кроме снега?
  - Мороженое. - отвечает "младшая", и добавляет неизменное:
  - И сразу - ванну с апельсиновым маслом.
  Только я болею, и ты мне голову оторвешь, если я так сделаю.
  - Радует, что ты это понимаешь. - замечает Юлия, возвращаясь к рисунку.
  Окно все в блестящих прозрачных дорожках.
  
  3. Разобщенность
  
  "Начало двадцать первого века характеризуется все возрастающими глобализационными тенденциями во всех сферах человеческой жизни. Несмотря на то, что надежды теоретиков глобализации не оправдались, мы можем с уверенностью говорить о ряде преимуществ, которые дает нам объединение информационного, экономического, культурного пространств... В качестве одного из достижений и одновременно средств глобализации мы можем назвать Интернет и систему всемирной связи, благодаря которым множество людей по всему миру..."
  
  Юлия подняла голову от статьи, поморгала. Читать надоело, разбираться в хитросплетениях доказательств, которые ничего не доказывают - тоже. Сколько бы не твердили оптимисты, что двадцать первый век прекратит наконец человеческое одиночество, все эти слова были не более чем "флагами над пустотой" - попыткой освоить и победить неукротимое и непостижимое. Неужели одиночество прекратится оттого, что человек получит возможность свободно общаться с другим человеком, находящимся на другом конце земного шара? Или оттого, что ему будут доступны все информационные потоки мира?
  А если он не хочет ни общаться, ни знать о чем-либо? Если он вообще ничего не хочет, кроме как сидеть в ванне, пьянея от дурманяще - сильных запахов?
  Но ведь это так естественно, так по-человечески - пытаться разумом оправдать то, чего невозможно избежать. Мир изменяется, и человек вынужден меняться вместе с ним. Оправдывать изменения, закрывать глаза на неприглядную правду. Даже Ольга считает, что в следующем поколении будет куда меньше людей, страдающих от нежелания жить. Дети, которые растут сейчас, куда быстрее приспосабливаются к новой реальности. Их не пугает неохватное и непознаваемое - в их сознании они не существуют. Реальность предельно сужена и компактна - движение руки, и ты уже знаешь, что творится в этот момент в Австралии и Новой Гвинее. Если тебе, конечно, хочется это узнать.
  
  - Ты хочешь знать, что сейчас творится на другом конце света? - спрашивает Юлия "младшую".
  Юля отрывается от живописи, оборачивается. Качает головой.
  - Нет, не хочу. Мне вполне неплохо и без этого.
  - По-моему, ты просто совсем не любопытная. - поддевает Юлия, отложив журнал.
  - А что там может быть такого необыкновенного? - удивляется Юля, - Кто-то ест, кто-то спит... кто-то кого-то в чем-то убеждает, кто-то с кем-то воюет, кто-то кого-то убивает. Или не убивает. Может, там свадьба или национальный праздник. Но что во всем этом такого достойного внимания? Меня это совсем не касается. Меня ничего не касается, если подумать...
  Юлия не находит, что ответить. Глобальная разобщенность - вот обратная сторона глобализации. Как насчет такого тезиса?
  
  - Я на днях ходила в театр.
  Фраза привлекает внимание, Юля оборачивается, отложив карандаш.
  - Это в новый?
  Юлия кивает, делает глоток - пока чай не остыл окончательно.
  - И как там?
  - Симпатично. - ответ довольно стандартный, как и предмет разговора. Новый театр вот уже которую неделю обсуждает вся Тюмень, по-видимому, какие-то слухи достигли даже Юлиных ушей.
  - Если хочешь, мы можем туда сходить. - предлагает Юлия, и слышит в ответ:
  - Нет, я хочу снег. Может быть, даже хочу на каток. Ты умеешь кататься на коньках?
  Юлия смеется.
  - Не умеешь? - удивляется Юля, и тоже улыбается, - Ну вот и хорошо. Если что, я могу тебя научить - это очень просто, и ...
  - Да нет, я умею. - прерывает ее Юлия, - Как только зальют хотя бы один хороший каток, мы с тобой обязательно туда сходим. Ладно? Пашка нас свозит.
  - Он меня не любит. - говорит Юля, - Лучше не заставляй его, а то он от тебя уйдет. Никто не сможет слишком долго терпеть.
  - Это не твоя забота. - замечает Юлия, все еще улыбаясь, - Если я скажу, свозит, никуда не денется, или зачем он тогда нужен, такой непослушный?
  Юля смотрит на нее долго, и затем качает головой.
  - Что? - спрашивает Юлия.
  - Не понимаю, зачем ты со мной так возишься. - получает она совершенно неожиданный ответ.
  - Может быть, потому что я тебя люблю? - отзывается, усмехаясь.
  Юля тихонько фыркает, качает головой. Не верит, понимает Юлия, подумала, что это шутка.
  - Хорошо тебе. - произносит девушка, вновь поднимая кисточку, - Я вот кажется никого и ничего на самом деле не люблю; все внутри мертвое. Я как будто погружаюсь в море, ухожу все глубже и глубже под воду. А в этой глубине нет ничего - ничего, хоть сколько бы то ни было важного или ценного. Она просто давит. Я не знаю, что мне сделать, чтобы освободиться. И я не знаю, хочу ли я освобождаться.
  - Надо же. - произносит Юлия, глядя в спину собеседнице и едва сдерживая нервную дрожь. Юля совсем недавно вышла из ванны, ее волосы - мокрые и растрепанные, а одежда - влажная. Словно она и в самом деле только поднялась из глубины, в которой тонула, окруженная глубоководными рыбами и вьющимися вокруг водорослями. Страшно.
  
  
  4. Забота
  
  Праздник не задался - к такому немудреному выходу пришла Ольга, когда на часах было полдвенадцатого, и до наступления нового года оставалось всего около получаса. Влюбленные Слава и Света ворковали на диванчике, и до остальных гостей им не было никакого дела, Катя как всегда погрузилась в изучение журналов, Юра пытался ухлестывать за Вадимом, и, судя по всему, не слишком удачно. Максим приехал поддатый и мрачный, и орал на каждого, кто пытался с ним заговорить. Мало этого, буквально пять минут назад Юлии позвонил ее Паша, которого они безнадежно дожидались в течение нескольких часов, и поздравил с наступающим на диковинный манер - сообщил, что они расстаются. До объяснения причин - не снизошел. И положил трубку.
  Тогда Юлия бросила сотовый на кухонный стол, согнулась с утробным нечеловеческим стоном, и ее вырвало на тщательно вымытый линолеум. Оля кое-как сумела дотащить ее до спальни, и отправилась на кухню наводить порядок. Слава Богу, при этой сцене не присутствовали остальные, иначе вечеринка была бы испорчена совершенно безнадежно, а так еще оставалась некоторая вероятность, что после пары бутылок веселье разойдется. А про Юлию она соврет что-нибудь - не хватало еще, чтобы остальные накинулись с вопросами и утешениями.
  Решив так, Ольга вынесла ведро с водой, вымыла руки тщательно, глотнула вишневой наливки для смелости. Человеку, который собирается вправлять мозги Юлии, смелость нужна как никому другому. Ольга начала уже продумывать, как бы помягче объяснить ей, из-за чего Паша уже третий месяц ходил мрачнее тучи. И услышала, как кто-то возится в прихожей.
  - Юль? Ты куда это собралась?
  Юлия, как раз поправлявшая шапку, отстранилась от зеркала и смущенно посмотрела на хозяйку. Женщина была бледна, под глазами залегли синеватые тени.
  - Извини. - пробормотала она, - Я лучше пойду, хорошо?
  - Как это? Ты же только что на ногах не стояла?! - в полголоса возмутилась Ольга, - Юль, до нового года полчаса осталось, куда ты сейчас пойдешь?
  - К младшей. - ответила Юлия, надевая куртку, - По-моему, она осталась одна.
  - К ней? - Ольга застыла, изумленно уставившись на собеседницу, - Не к Паше?
  - К ней.
  - Но... Паша... неужели ты не понимаешь?
  - Что именно?
  - Он же ... именно из-за нее тебя бросил.
  - Да? - Юлия повела плечом, поправляя сумку, - Я так не думаю.
  - А я - думаю. - Ольга нахмурилась, - Он... всегда жаловался, что ты с ней проводишь все свободное время. Что совсем не уделяешь ему внимания. И ты опять собираешься к ней?
  - Собираюсь. - равнодушно кивнула Юлия.
  - Но Паша... вы же так долго были вместе! - Ольга растерянно схватила подругу за руку, - Послушай, он ведь и мой друг тоже, мы много разговаривали в последнее время, и я знаю, что он не хотел...
  - Нет, он сделал именно то, что хотел сделать. - отозвалась Юлия, аккуратно освободив рукав, - И я больше не желаю иметь с ним ничего общего.
  И ушла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
  
  Младшая открывает дверь через мгновение после звонка, словно все это время дожидалась ее прихода. Юлия заходит в маленькую прихожую, раздевается и вешает куртку в кривобокий шкаф.
  - Все хорошо?
  - Что?
  Юля повторяет, глядя на нее исподлобья:
  - У тебя все хорошо? Ты очень рано пришла.
  - Там было так скучно. - деланно-беспечно отзывается Юлия, поправляя прическу, - Ты правильно сделала, что не пошла с нами. Паша еще с одиннадцати принялся зевать каждые пять минут. Мы уехали сразу после двенадцати.
  - Он тебя отвез? - спрашивает Юля, с легким подозрением, разглядывая слишком уж разрумянившиеся от мороза щеки женщины, - Ты как будто шла пешком.
  - Разве я успела бы дойти так быстро? - отзывается Юлия, - Ну-ка, перестань, а то я решу, что ты мне совсем не рада.
  - Как ты можешь так говорить. - укоряет девушка, и тащит ее в зал, к маленькому столу, около которого высится взятая у хозяев квартиры елка.
  Они пьют и смотрят дурацкую новогоднюю программу, потому что это традиция - потому что это новый год; новый год бывает всего раз в году, и в это время хочется чувствовать себя частью целого, хочется объединиться с другими людьми в их радости и не помнить о плохом.
  Показывают мюзикл, что-то вроде "Золушки", и Юлия чувствует, как на глаза против воли наворачиваются слезы. В первый раз она смотрела тот мюзикл с Пашей, они еще посмеивались над наивными текстами и забавной картинкой, а теперь...
  - Что не так? - спрашивает Юля, внезапно схватив ее за руку, - Ты весь вечер как будто не здесь.
  - Все хорошо. - отзывается Юлия, смахивая слезинку, - Это такая ерунда. Не бери в голову, пожалуйста.
  - Не могу. - отвечает девушка, качнув головой, - Ты выглядишь так, будто смертельно устала. Мне больно видеть тебя такой. Как будто это из-за меня.
  - Да? Ты иногда говоришь слишком взрослые вещи. - замечает Юлия весело, хотя на душе кошки скребут, - И слишком неправильные вещи. Не надо о таком думать на новый год. Просто последняя неделя меня совершенно доконала.
  - Доконала... - повторяет Юля тихо, - Мне так жаль.
  - Ты-то здесь при чем? - удивляется женщина.
  Юля не отвечает, словно сама не знает, зачем и почему сказала то, что сказала.
  - Максим приходил. - произносит она через пару минут, - Мне так жаль...
  Юлия оборачивается к девушке, настороженно хмурится.
  - Так вот что с ним случилось. - говорит, - А мы гадали, почему он весь вечер мрачнее тучи.
  - Ты меня обвиняешь?
  - Нет, - Юлия качает головой, - Как я могу тебя обвинять в том, что ты не любишь?
  - Нет, меня надо обвинить... - бормочет Юля, слепо глядя в мерцающий экран телевизора, - Я так легко отказываюсь от того, о чем столько людей мечтает. Что-то изменилось, когда мы встретились с тобой - я никогда не получала столько возможностей жить, но... я не могу ими воспользоваться. Меня надо обвинить. Такое ощущение, как будто я что-то отнимаю у других ... и у тебя тоже.
  Юлия пристально смотрит на девушку, сидящую рядом; в ней снова нарастает странное и острое ощущение зависимости, ощущение, которое она чувствует уже далеко не впервые и которое только усиливается сейчас. Максим и Паша, Паша и Максим... Некоторым образом это напоминает о равновесии качелей. Это не первое совпадение - возможно, всего лишь самое заметное, от которого уже не отмахнешься с прежней легкостью.
  Но, снова и снова, обновляя в своем сознании ее образ, дополняя его мельчайшими деталями, Юлия осознает полное смирение; все, что происходит, не кажется пугающим. Она только чувствует себя бесконечно уставшей.
  Младшая осторожно берет ее за руку, заглядывает в глаза. И Юлии становится немного легче.
  
  5. Парадокс
  
  И ничего не изменялось, сколько бы времени не прошло.
  Юля удивлялась бессмысленному упорству "старшей", и все чаще от не можно было услышать брошенное вскользь:
  - Лучше бы ты меня оставила.
  - Почему? - неизменно спрашивала Юлия.
  - Мне жаль твоего времени. - отвечала девушка, - Твоих сил и твоих нервов. Неужели ты видишь во всем этом какой-то смысл?
  - Возможно, вижу.
  - А я - нет. Неужели ты думаешь, что если ты счастлива, ты легко можешь поделиться своим счастьем с другими?
  
  И Юлия думает, раз за разом - хорошо, что ты так мало обо мне знаешь. Хорошо, что ты не знаешь, что вот уже месяц как человек, которого я называю любимым, меня оставил, а работа, которой я так предана, всегда была не более чем попыткой отвлечься.
  Но счастье ведь не в любви и не в работе. Быть счастливым - это вообще как? И как можно поделиться счастьем?
  Тогда, при первом знакомстве в кафе, Юлия соврала, что знает - чтобы не разочаровать собеседницу. И теперь лихорадочно доискивалась до однозначного ответа, такого необходимого - а его не было. Может, и счастья как такового не было. Может быть, его кто-то придумал, чтобы жизнь обрела хоть какую-то ценность и наполненность. Да, его совершенно точно кто-то придумал, а остальные поверили. Счастье и благоденствие - это боги современности. Но кто сумел доказать, что боги существуют?
  
  Девушка снова лежала в ванне, листая страницы какой-то книги. Наблюдать за тем, как она читает, оказалось странно, но приятно. Скорость, легкость восприятия, мелькающие одна за другой страницы, скользящий прозрачный взгляд - пожалуй, когда Юля погружалась в чужие фантазии и размышления, она была необыкновенно хороша. Виток за витком, она тонула в мыслях и идеях, и не хотела подниматься на поверхность.
  - Алексеевич совсем распоясался. - сказала Юлия, осторожно касаясь пахнущей ванилью пены, - Он мне которую неделю талдычит об "изменении направленности исследований".
  Девушка подняла на "старшую" рассеянный взгляд. Сосредоточилась.
  - Но... почему?
  - Потому что гладиолус. - фыркнула Юлия, уж больно смешное было у младшей лицо, - Ладно, не думай об этом. Как там у тебя с учебой? С Метлой помирилась?
  - Помирилась. - отозвалась Юля, улыбнувшись, - Ты знаешь, она мне даже экзамен автоматом поставила. Все в шоке были.
  - Вот и хорошо. - Юлия кивнула, - Ты рада?
  - Да, кажется... Все понемногу налаживается. - Юля вздохнула, - Только твой Алексеевич... А что Паша говорит?
  - Сочувствует. - отозвалась Юлия коротко, вновь думая о их странной взаимосвязи. Но эта мысль не пугала, уже давно не пугала - еще с новогодней ночи. Вот оно, подумала женщина, наблюдая за тем, как Юля плавно переворачивает страницу.
  Если ты вообразил, что сможешь кого-то поднять со дна, то неминуемо так же уйдешь под воду. Особенно если вся твоя сила - не более чем ложь. Особенно если ты на самом деле не слишком отличаешься от того, кого ты пытаешься спасти. Спасать кого-то - это на самом деле так эгоистично.
  - Кстати, снег давно выпал. Даже новый год прошел. Больше желаний не появилось? - спросила Юлия.
  - Нет... Ничего значительного. - отозвалась Юля, перелистывая новую страницу.
  Юлия вздохнула тяжело, покачала головой.
  - Чем так, уж лучше оставь меня сейчас. - услышала она произнесенное неожиданно очень равнодушным и пустым голосом, от которого все сжалось внутри, - Я наверное больше всего не хочу, чтобы кто-то из-за меня так вздыхал.
  
  6. Пауза
  
  А потом, где-то через три дня после этого разговора, Юлия пропала. Не приходила, не звонила. Телефон - постоянно вне зоны доступа.
  От нее не было новостей день, два, неделю. Сначала Юля почти обрадовалась - потому что такой исход, наконец-то, соответствовал тому, что она знала о людях. Все могут уйти и не вернуться; все, даже самые близкие, в конце концов - абсолютно чужие, потому что они - другие. Потому что они - не ты.
  За окном валил снег. На этюднике стоял неоконченный пейзаж. В ванне было по-прежнему тепло и уютно. Сессия закончилась только вчера.
  
  Но что случилось? Почему она даже ничего не сказала? Уехала внезапно? Заболела? Или...
  Умерла? Ведь все люди смертны. Жизнь начинается и заканчивается - это не мнение, а данность. Она вполне могла умереть - где угодно, когда угодно.
  Но спрашивать было страшно. Юля собралась с силами только на десятый день и позвонила Максиму. Потом - Ольге, потому что Максим упорно не брал трубку.
  - Поздно же ты спохватилась, - в голосе Ольги звучала ирония.
  - Знаю. - отозвалась Юля, - Ты мне поможешь?
  - Помогу. Куда же я денусь?
  - Тогда - что случилось? Где она?
  Ольга молчала несколько секунд, словно размышляя о том, как лучше подать информацию.
  - Все было вполне ожидаемо. Она грохнулась в обморок прямо на открытии - пришлось скорую вызывать. Ее госпитализировали.
  Ожидаемо? Юля почувствовала, как ее ощутимо качнуло. Госпитализировали. Какое жуткое слово.
  - А... диагноз?
  - Хроническая усталость. - отозвалась Ольга, - И сопутствующие функциональные нарушения. Врач решил, что лучше обследовать ее в стационаре.
  Юля сжала трубку; вцепилась в нее, как в спасательный круг.
  - Можно ... можно навестить? - спросила она.
  - Не уверена. - отозвалась Ольга.
  - Но... но...
  - Не знаю. - голос звучал жестко, - Лично я не думаю, что нужно тебе говорить об этом.
  - Тогда зачем ты сказала?
  - Потому что все-таки хочу, чтобы ты знала. - бросила Ольга, - Ты виновата.
  - Я... я хочу приехать. В какой она больнице?
  Ольга положила трубку. Юля не решилась перезвонить.
  
  Марина, Надя, Света... Юля, сжав трубку, набирала номера. На Свете повезло. Она навещала коллегу, всего один раз, да и то потому, что казус случился на открытии выставки, которую Светлана курировала. Вежливость, не более чем вежливость, но кто сказал, что проявление вежливости не достойно уважения?
  - Вторая городская, стационар. - голос Светы в трубке звучал равнодушно и глухо, - Да не беспокойся, уже ясно, что ничего страшного не случилось. Скорее всего, ее совсем скоро выпишут, если еще не выписали.
  - Спасибо. - сказала Юля, - Вы мне очень помогли. Вы даже не представляете себе как.
  Подойдя к окну, девушка вздрогнула. На улице мело, медленно падали зимние сумерки. Ей, на съемной квартире, которая так и не стала ее домом, было совсем не уютно. Подходил к концу январь. Она виновата. Почему она думает о такой ерунде?
  Юлию не остановила бы метель.
  
  7. Судьба
  
  Выбравшись из дома, Юля побрела к остановке. По дороге ее чуть не сбили, и автобус упорно не приходил, но это не заставило ее вернуться домой. В кои-то веки ей понадобилось заставить себя что-то сделать. Январь, январь, январь, ну и что? Главное сейчас добраться до больницы, а там уж как-нибудь разберемся. По дороге Юля зашла в магазин, купила сетку ярко-оранжевых блестящих мандаринов.
  Но когда она приехала, ее ожидало разочарование.
  - Юлия Васильева? - на мягком лице медсестры было написано сочувствие, - Ее выписали, буквально с утра.
  - Спасибо. - пробормотала Юля, силясь не расплакаться. Отвернулась, растерла замерзшие щеки. Попыталась вновь набрать номер на сотовом - связь как нарочно барахлила.
  Решение пришло спонтанно. Поехать к ней домой, и пусть говорит, что хочет. Пусть отругает или обвинит, главное - сама. Слышать обвинения от третьих людей - что может быть гаже?
  
  Согнувшись в три погибели, девушка влезла в забитую до отказа маршрутку. Доехала до МЖК, кое-как, на негнущихся замерзших ногах перешла дорогу и нашла в вечерней темноте нужный дом. Сломала каблук, пробираясь к подъезду по перекопанной дороге. Поднялась по заплеванной лестнице и нажала на кнопку звонка дрожащим пальцем. За черной дверью с номером 42 была тишина. Юля нажала снова, потом - еще и еще раз. Безнадежно.
  Тогда она села на грязную ступеньку, уронив пакет с мандаринами, и позорнейшим образом разревелась. Оранжевые шарики покатились по лестнице с мягким бархатистым стуком.
  Она плакала и плакала навзрыд, размазывая слезы по лицу, тихонько подвывая, сжавшись в клубок, обняв руками голову - изливая все, что накопилось за весь этот дурацкий день и за две недели неизвестности, и за девятнадцать лет бесполезной по сути дела жизни.
   Внизу грохнула дверь подъезда, шаги двинулись к лестнице. Юля торопливо поднялась и отвернулась, накинув капюшон - вот еще не хватало, чтобы чужие люди видели ее в таком состоянии.
  - Юля?..
  Обернувшись, девушка уставилась на застывшую на нижней ступеньке лестничного пролета Юлию. Та заметно исхудала - черная куртка висела на ее плечах. Лицо вытянулось и заострилось, а глаза напоминали кристаллы кварца - туманные, очень светлые. Она держала в ладони поднятый со ступеньки мандарин.
  - Юля...
  Юля всхлипнула, торопливо стерла слезы. Ей было невыносимо стыдно и невыносимо плохо. Она попыталась улыбнуться, но вместо этого снова заплакала.
  - Господи. - пробормотала Юлия, не двинувшись с места, - Что случилось?!
  - Ты пропала! Я волновалась за тебя! - Юля сорвалась на крик, - Я ни о ком не волновалась раньше, и все было хорошо. Но ты решила, что это не правильно, и вот теперь - пропала?!
  - Я же просила Ольгу тебе позвонить. - произнесла Юлия медленно, шокированная таким всплеском эмоций, - У меня украли сотовый. Она сказала, что позвонила, и ты в курсе. Сказала, что у тебя нет времени зайти.
  Юля помотала головой, закрыв лицо руками - на большее сил не хватило. Она чувствовала себя редкостной дурой.
  - Ну и ну. А я-то думала... - Юлия поморщилась, потом, странное дело - усмехнулась. Вздохнула, как будто с облегчением.
  - Я в больницу приехала. - сказала Юля, - А ты уже...
  - О. - кажется, "старшая" удивилась, - Ко мне в больницу? По такой метели? С твоим-то здоровьем? И потом сюда поехала?
  И добавила, помолчав:
  - Я тебя не узнаю.
  - Ну и не узнавай. - огрызнулась Юля, смаргивая слезы. Чихнула оглушительно, потерла красные щеки противно мокрыми варежками. Пальцев ног она не чувствовала, спина ныла. Сломанный каблук ужасно мешал.
  Юлия смотрела на нее несколько секунд, чуть сузив слишком светлые глаза глаза.
  - Пойдем в квартиру. - сказала она наконец, - Нам надо поговорить, кажется.
  - А как же твой друг? Он не придет?
  - Мой друг уже давно меня покинул. - сообщила Юлия, помолчав немного, - И я давно не вижу причин расстраиваться по этому поводу. Ну-ка пошли, иначе ты прямо здесь упадешь. А в том, чтобы падать в обморок, нет ничего хорошего, можешь мне поверить.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"