Аннотация: Во времена, когда нолдор дружили с телери и помогали им обустраивать Альквалондэ, юный Феанаро повстречал среброволосую девушку, ставшую его женой...
Девушку из Лебединой Гавани звали Альквенэль. Она была красива – как все среброволосые телерэ. И ничем не отличалась от остальных девушек, разве что тихим спокойствием, незамутненным, как воды древнего озера.
Голос у Альквенэль был неожиданно глубоким и сильным, почти мужским. Девушка любила играть на арфе, любила петь – но соплеменников тревожили ее странные песни и непонятная задумчивость. Впрочем, Альквенэль пробудилась там, на восточном берегу, подле уже полузабытого Куивиэнен, а у Пробужденных всегда была та или иная особенность, которую они держали в тайне от молодого поколения, выросшего под сенью Таникветиль.
Никто не знал, чем она приглянулась старшему сыну короля нолдор Финвэ. Феанаро много времени проводил в Альквалондэ, помогая в устроении города, и встретил свою любовь, как поется во многих песнях, на морском берегу.
Рассказывали, что его заворожил голос Альквенэль, и принц нолдор захотел проникнуть в тайну ее пения и в тайну ее молчания, ибо говорила Альквенэль мало и неохотно.
Ходили также слухи, что девушка вначале наотрез отказала влюбленному принцу, чем вызвала его непреодолимый гнев и даже угрозы покинуть навсегда этот мир и уйти в чертоги Мандоса к матери Мириэль.
Но кроме слухов ничего достоверного узнать не удалось. Девы-нолдэ морщили носики при упоминании о королевской семье, в которой почти все женщины были родом не из Тириона. Альквенэль же редко появлялась во дворце и была настолько тиха и незаметна, что ее стали называть Тенью Пламенного.
Затем для семьи Феанаро настало время детей…
Пятеро сыновей были похожи на отца. Первый унаследовал отцовскую силу и отвагу, второй – ловкость, третий был так же безрассуден, четвертый так же вспыльчив, пятый так же упрям.
Последними Альквенэль родила среброволосых близнецов, лица которых словно повторяли ее черты.
Она была настолько тиха и незаметна, что, когда Феанаро гордо выехал из Тириона в свою северную ссылку, все были уверены - Альквенэль осталась у родственников в Альквалондэ.
В покинутой усадьбе Феанаро опустевшими покоями гулял только ветер, играя завесами, дотрагиваясь до вышитых скатертей, перебирая струны маленькой арфы. И как-то, в час сияния Тельпериона, по дому тихо прошла серебристая тень, касаясь то одной, то другой вещи. Затем тень исчезла, а несколько прохожих эльдар случайно увидели, как из ворот выехало три всадника – женщина в дорожном плаще и двое юношей, с виду похожих на телери.
В доме Пламенного больше не звенели печальные струны, и ветер скучал за привычной игрушкой.
Телери никогда не обращали особого внимания на то, что творится во всем остальном Амане. Они слегка удивились, когда угасло привычное сияние Двух Древ, они немного испугались, когда черная тень накрыла Альквалондэ и понеслась на восток, на мгновение словно забрав с собою звезды, но в целом их жизнь не изменилась.
Только время остановилось - впрочем, для Альквенэль оно остановилось в тот миг, когда она покинула Форменос. Да, она жила там с мужем и сыновьями, но Пламенный, занятый только Сильмариллами, перестал уделять жене даже крохи тепла. Потому Альквенэль и решила проведать родичей, надеясь, что уставшие чувства отдохнут в разлуке.
Затем у подножия Туны вырос военный лагерь…
Альквенэль проведали ее старшие сыновья и рассказали о гибели короля Финвэ и о пропаже Сильмариллов. Рассказали они и о Клятве, которую дали вместе с отцом. Они были решительны и отважны, а жесткий блеск серых глаз напомнил Альквенэль об их отце.
- А почему не пришел Феанаро? – спросила она, и Нельо, ее первенец и любимец, ответил:
- Отец сейчас у лорда Ольвэ, договаривается о переправе. Мы идем на войну.
Странный слухи ходили по лагерю нолдор, еще более странные слухи ползли по Альквалондэ, просачивались в окна домов с морским туманом. Времени не было, и в этом безвременье одни были готовы сражаться, а другие защищаться.
Когда на пристани поднялся шум, близнецы бросились туда, и Альквенэль лишь бессильно взмахнула белыми рукавами. Она металась по дому, понимая, что ничего нельзя ни изменить, ни остановить, но потом все- таки схватила арфу и побежала на пристань.
Она опоздала, она знала, что опоздает еще тогда, когда в материнском прозрении дала близнецам странные имена «Рок» и «Обреченность». Она увидела пристань, усеянную мертвыми телами, и Феанаро, застывшего в страшной растерянности над мертвыми сыновьями.
Альквенэль так и не спросила у него, чья рука сразила их детей, так похожих на телери. Серебристой тенью скользнула она на пирс, зазвенели струны один раз, другой – и женский голос невероятной силы взметнулся к темному небу, на котором не видно было звезд.
И на глазах у пораженных нолдор корабли, за которые шел бой, уменьшились в размерах и превратились в стаю белых птиц.
Стая белых лебедей поднялась в черное небо, а голос звал, рыдал и бился о мраморные плиты, пока не оборвался на нестерпимо звенящей ноте.
Когда Феанаро подбежал к пирсу, там уже не было никого…
Нолдор всё-таки ушли – ушли берегом, надеясь на то, что на севере им удастся пересечь пролив по льдам.
Скованные Клятвой, словно цепью, Феанаро и его пять сыновей старались не думать о том, что случилось. Ценой больших потерь, воинство достигло Белерианда, и началась война, о которой поют совсем другие песни.
А эта песня – об Альквенэль…
В мягком сиянии нового светила, названого Итилем, многие видели, как бродит по Гавани серебристая тень, тихая и незаметная. Тень от давно угасшего Пламени.