Князь Аннаэль не собирался знакомиться с нолдор, прибывшими из-за моря.
С того времени, как ожила мрачная крепость, казалось бы навсегда похороненная в недрах Трехглавой горы, жизнь синдар Митрима наполнилась тревогой. А Аннаэль тревожиться не любил - покой и воля вождю митримских синдар были дороже всего. Именно поэтому он не прижился в Дориате - покоя там было в достатке, а вот воли...
Анннаэль считал, что ради воли можно пожертвовать малой толикой спокойствия. Но новоприбывшие, поселившиеся на берегу Митрима, менее всего заботились о тихой жизни Лебединой Стаи Аннаэля.
Вождь синдар, ясное дело, знал о том, что на берегу Митрима вырос военный лагерь. Он вежливо принял посланца от новоприбывших - высокого темноволосого эльда, красивого настолько, что девы-лебеди говорили о нем еще долгое время после его отъезда. Нолдо звали Куруфином - Аннаэль так и не смог выговорить его имя с тем странным придыханием, характерным для заморских родичей. Посланник довольно бегло говорил на древнем телерине, и предлагал дружбу и союз от имени своего Arana, которое тоже заканчивалось на "вэ". Аннаэль принял гостя по княжески и сказал,что подумает. Но леденящий взгляд Куруфина, когда тот понял, что учтивые слова были только вежливым отказом, испугал синда. Аннаэль никогда не думал, что эльф может быть опасен - а ernil Куруфин был именно из таких.
А потому предводитель решил держаться подальше от того берега озера, где расположились эльдрим с Запада к великому разочарованию его любопытных подданных.
Но решения, как известно, для того и принимаются, чтобы их нарушать.
Орки до Митрима не добирались еще ни разу, даже во время Войны, о которой Аннаэль вспоминал с омерзением. Сейчас он приказал усилить бдительность - особенно с появлением новых светил на небе. Светила были красивы,особенно ночное, но Аннаэль был приверженцем старой доброй жизни под звездами, и знал,что перемены всегда только к худшему.
И он не ошибся.
Орки напали на его ловчих внезапно - и Аннаэль, возглавлявший княжескую охоту, еле успел собрать своих синдар тревожными звуками рога. Какое-то время они успешно отстреливались, укрывшись за природным завалом из рухнувших стволов, но стрелы скоро закончились, и князь вырвал из ножен длинный охотничий кинжал дориатской работы, прекрасно понимая, что его эльфам-охотникам не устоять против вооруженных мечами тварей.
Конница появилась внезапно, соткавшись из туманных прядей, повисших над Митримом. Вороные кони с белыми гривами летели над высокими травами лесной поляны, словно не касаясь земли. Впереди, оторвавшись от своих воинов, мчал предводитель, одетый в черное. Он словно слился со своим скакуном. Меч странной изогнутой формы блеснул, как серп Итиля, обрушившись на ближайшего орка. Брызнула черная кровь, и обезглавленное тело повалилось в траву.
Аннаэль смотрел на схватку как завороженный. Страшная, смертоносная красота была в движениях воина в черном, он убивал, словно пел - в каком-то безумном ритме, и в ушах синда действительно зазвучала мелодия, то ли почудившаяся, то ли подхваченная по осанвэ. Клинок кружил вокруг всадника будто живое существо, рассекая нити жизни искаженных Бауглиром созданий, и Аннаэль впервые понял, что слова "краса битвы" - не метафора, сочиненная великим Даэроном и озвученная им же в балладе о холме Амон Эреб.
Орков скосили словно траву - бой длился недолго, но Аннаэлю показалось, что минули столетия. Воин в черном соскочил с коня. Его заплетенные в косу волосы украшал лишь простенький обруч серебряного плетения, и Аннаэль, выбравшись из-за завала, учтиво обратился к предводителю:
- Благодарю вас, ernil. Вы нам очень помогли. Я - Аннаэль, князь синдар Митрима.
- Канафинвэ, - ответил эльда коротко, - я рад нашей встрече под звездами.
- Аran Канафин? - спросил синда немного удивленно, вспомнив свою беседу с посланником.
- Теперь да, - сказал воин в черном, и странным холодом повеяло от этого "теперь", - я приглашаю вас в наш лагерь, ernil Аннаэль. Он недалеко - эти орки как раз вынюхивали его окрестности. Там вы отдохнете, а вашим раненым будет оказана помощь
Князь был любопытен, как и все синдар. А потому, раз уж судьба дала ему возможность удовлетворить любопытство, не нарушая открыто самому себе данного слова, Аннаэль согласился и ему подвели белогривого коня, тем самым оказывая честь, как предводителю. Павших и раненых поместили на носилки, сделанные из плащей. Синда подсчитал потери и вздохнул - восемь его ловчих поплатились жизнями. А ведь если бы не неожиданная помощь...
"А ведь если бы эльдар с Запада не пришли сюда, то и орки тут не шастали бы"
Аннаэль смутился от своей злой мысли и искоса глянул на короля нолдор. Канафин был очень похож на Куруфиина - может брат или родственник - но глаза у него были совсем другими, спокойными и сияющими. Он больше напоминал барда, чем воина - у Даэрона, с которым Аннаэль был близко знаком, тоже бы вот такой взгляд, словно видящий что-то недоступное глазу. Но князь не представлял себе Даэрона, который одним ударом меча снес бы голову орку.
Лагерь нолдор был хорошо укреплен - Аннаэль, вся жизнь которого, кроме тех лет, когда он гостил в Дориате, или у фалатрим, прошла в постоянном движении, как то принято у блуждающих авари, сразу отметил и наличие ловушек, и частокол, и крепкие деревянные ворота. Насколько он знал, нолдор у себя дома не передвигались с места на место - посланник Куруфин рассказывал о каменном граде на вершине холма, о мраморных дворцах и лестницах из хрусталя. Но незаметно было, чтобы здесь строились постоянные жилища - синда показалось, что странные соседи не собираются оставаться подле Митрима надолго.
Аran провел Аннаэля в свой шатер, уверив князя в том, что его ловчим будет оказано все необходимое внимание, а погибших девы-нолдэ подготовят к погребению. Канафин говорил сочувственные слова - и Аннаэль еле удержался от слез, настолько печальной и трогательной была эта певучая речь. Оруженосцы, прислуживавшие королю, принесли поесть, и немного горьковатого напитка из ягод рябины. Князь ел, отпивал из кубка и незаметно - по крайней мере он так думал - осматривал шатер, состоявший из двух половин. За завесой виднелись два разборных деревянных ложа, сделанных, видимо, уже тут. Из пород местного дерева были и стол со стульями, и деревянные ларцы-укладки. А вот шкатулка, стоявшая на высоком круглом столике, показалась Аннаэлю шедевром ювелирного искусства. Она напоминала цветок из золота и драгоценных каменьев, лепестки которого очевидно приводил в действие особый механизм. Сейчас шкатулка была открыта - и в ней на выстеленном бархатом ложе покоился золотой королевский венец.
Это была очень древняя работа - без особых изысков, просто обруч с зубцами, напоминавшими башенки. В обруч были вправлены рубины, сверкавшие ярко и яростно. Аннаэль почему-то подумал, что венец этот хорошо бы смотрелся на боевом шлеме. Может быть Аran Канафин и надевал его только лишь в битве - кто знает, что у этих нолдор за обычаи.
Внимание Аннаэля привлекла небольшая арфа, стоявшая у подножия столика. Струны на ней блестели серебром.
- Я вижу, вы грустите о павших, ernil. - спросил король тихо, - это целебная грусть, она подобна утешению.
- Почему подобна? - спросил Аннаэль удивленно.
- Потому что не утешает, - ответил нолдо, - но расскажите же мне о своем народе. О нас вам уже рассказывал мой брат Куруфинвэ.
Значит все таки брат... Так похожи - и такие разные. От Канафина словно веяло - не покоем, милым сердцу Аннаэля, - но спокойной твердостью и душевным теплом. Князь как-то сразу расслабился, отпил еще горьковатой настойки и начал рассказывать. Он говорил долго, об обычаях, о песнях, о искусстве охоты, восхвалял своих погибших ловчих и при этом все таки обронил слезу. Канафин тем временем взял в руки арфу и сопровождал рассказ тихой музыкой, похожей на шорох речных струй.
- Как в Лебединой Стае вспоминают об ушедших в Чертоги? - спросил король, когда Аннаэль закончил рассказ на этой грустной ноте.
- О них поют, - ответил Аннаэль, - как и везде.
- А если синда... пропал без вести? Его не видели мертвым, но...
- Такое бывает редко, -ответил Аннаэль, - мы ведь чувствуем, когда фэа родича отправляется в дальний путь. Как и вы, наверное. Мы не можем чувствовать только тех, кто по несчастью попал в лапы слуг Бауглира и был отведен в Черную крепость. Но мы оплакиваем пленников как погибших - ведь даже если они и возвращаются, то или... орками, или... другими. Для нас они мертвы.
Князь запнулся, увидев лицо короля.
- Да, - молвил Канафин после долгого молчания, - они мертвы. Вы хорошо сказали. А ответьте мне, князь Аннаэль, случалось ли вам принять решение, верное и правильное, сберегшее ваших подданных от излишних бед, но при этом чувствовать себя подлецом?
Аннаэль вздрогнул. Арфа в руках Канафина зазвенела, и мелодия оборвалась на нестерпимой ноте.
- Случалось, - сказал князь, - я не пошел на Войну, решив сберечь свой народ. Я не пошел, а мой друг Денетор пошел - и погиб вместе со своими нандор. Я принял решение верное и правильное, но всю жизнь буду чувствовать себя подлецом.
Он поднял глаза и снова опустил их, увидев слезу на щеке короля нолдор.
***
Больше Аннаэль не видел короля Канафина. Прибыли еще переселенцы, и вскоре князь узнал, что королем нолдор ныне зовется другой эльда, чье имя тоже заканчивалось на труднопроизносимое "вэ". Эти нолдор стали обживать и Митрим, и окрестности, а потому Аннаэль решил, что дружить с ними все таки надо - учитывая опасные времена под Солнцем и Луной.
Аннаэль представился новому королю, чье имя он выговоривал как Финголфин, познакомился, а потом и подружился с его сыном Фингоном и часто охотился вместе с последним в митримских лесах.
Нолдор любили поговорить, но на некоторые вопросы просто не отвечали. Однако, Аннаэль узнал от своего нового друга всю историю с пленением старшего брата Канафина, понял, почему тогдашний король нолдор не носил свой венец, и догадался о его решении.
Канафин, которого синдар называли Маглором, как обычно исказив его второе имя, жил теперь где-то далеко на востоке, вместе со своими братьями. Наверное, он давно уже забыл и о самом существовании Аннаэля.
Однако, Аннаэль не забыл того разговора под звуки серебряных струн. И когда его друг Фингон, ставший королем нолдор после гибели отца, обьявил о новой войне, Аннаэль присоединился к нему с большим отрядом лучников.
Из всех митримских синдар, ушедших на Пятую Битву, уцелеть удалось только ему одному. После многих мытарств и бед Аннаэль с остатками своего народа все таки добрался до острова Балар, и поселился у Кирдана Корабела, обретя наконец желанный покой.
А однажды, уже после того, как отгремела Война Гнева, Аннаэль прогуливался после шторма по песчаной косе Балара, и увидел на ней тело, принесенное морем.
Князь сразу узнал Канафина-Маглора, несмотря на сотни лет, минувшие с их последней встречи. Да, тепер Аннаэлю было ведомо многое - в том числе и про кровавый след, который оставили за собой сыновья Феанора, скованные безумной Клятвой. Но в сердце синда не было других чувств кроме сожаления и боли, когда он приказал своим приближенным обрядить погибшего для похорон. Аннаэль сам прикрыл Маглора серым плащом, спрятав от любопытных глаз изуродованную страшным ожогом руку погибшего и вздохнул. На мгновение ему почудилась тень золотого венца, запутавшаяся в черных влажных прядях волос, и блеск рубинов, яростный, словно последняя атака гибнущего воинства.