Норев Никабо : другие произведения.

Бродячий цирк не стал мне домом...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Две такие далёкие, но такие похожие истории, которые переплёл один бродячий цирк. Она - воздушная гимнастка, сбежавшая от своей богатой семьи. Он - грустный клоун с трагической судьбой за плечами. Смогут ли две заблудшие души соединиться под старинным куполом, или же у судьбы на них другие планы?
  Внимание! Все персонажи и события являются вымышленными. Любые совпадения с реальность случайны. В произведении могут присутствовать сцены употребления алкоголя и наркотических веществ, а также сцены курения табачных изделий. Автор этим ни к чему не призывает и напоминает, что все это пагубно сказывается на здоровьи. Также автор не ставит целью разжечь конфликты на политической, расовой или гендерной принадлежности. Точка зрения автора может не совпадать с представленной в тексте. Автор не несет никакой ответственности за жизнь и здоровье читателей. Все права защищены.

Посвящается моей семье, которая вряд ли увидит этот текст...

Пролог

  
  
   - Они поставили мне клеймо монстра, я обернусь для них болью острой, но пока поминальный костюм в пору... хороший клоун - мёртвый клоун...* - напевала себе под нос Катя, пока рассматривала потёртые фотографии и афиши на стенах квартиры бабушки.
  
   Девочка с малых лет любила наблюдать, как в одном месте переплетаются столько разных времен. Вот висит свежий лощеный плакат с цирковым тигром, а совсем рядом старая, потрёпанная афиша с молодой девушкой, идущей по канату. Чуть в стороне находится истрёпаный клочок бумаги с призывом в цирк. И снова новенький постер с яркими языками пламени и надписью "ЦИРК"... Но здесь было много и "неофициальных" снимков. На одних улыбалась кареглазая маленькая девчушка, стоящая в обнимку с высоким, полным мужчиной средних лет. На других эта миленькая блондинка уже подросла и пробовала себя в цирковом искусстве. А на следующих уже была взрослая, до ужаса красивая барышня в блестящих нарядах. Кате всегда нравилось смотреть на старые снимки своей бабушки, которая была известной цирковой артисткой.
  
   На глаза девочке попалась старая, но особенная фотография. На ней была запечатлена цирковая труппа: в центре стоял директор цирка, тот самый, высокий, полный мужчина с бабушкиных детских фото. Тут он был немного моложе, но густые усы были неизменны. Сбоку от него стояла высокая красивая блондинка с пышными локонами и красивыми карими глазами. Она была очень похожа на Катину бабушку, но что-то подсказывало девочке, что это не она. Прямо над блондинкой, во втором ряду, стоял высокий парень цыганской внешности, положив одну руку ей на плечо. У него были очень тёмные кудрявые волосы, карие, почти чёрные, глаза и смуглая кожа. В его взгляде читалось что-то холодное и властное. Внимательно рассмотрев всех остальных обитателей цирка (среди которых были и близнецы, и силач, и улыбающийся фокусник), Катя заметила странного парня. Он был не урод, совсем наоборот, светлые волосы и серые глаза очень располагали к себе девочку, но, несмотря на всё это, он стоял с краю последнего ряда и совсем не улыбался. Катя долго не могла отвести от него взгляда и вновь невольно стала напевать песенку про мёртвого клоуна.
  
   - Что ты там поешь, Екатерина? - спросила неожиданно появившаяся бабушка. В руках у нее был блестящий поднос с винтажным чайником, двумя фарфоровыми чашками и тарелкой с печеньем. Это заставило девочку слегка встрепенуться. Несмотря на почтенный возраст (о котором бабушка предпочитала умалчивать), эта высокая неполная женщина сохранила привычку выглядеть всегда на все сто. Даже дома у неё были аккуратно убраны волосы, идеально отглажена одежда, а на теле красовались драгоценные украшения.
  
   - Да так, песня одна... Скажи, а кто это? - Катя указала пальцем на странного парня в последнем ряду. В глазах у бабушки промелькнула тень непонятной эмоции, но так как она была артисткой, что научило её скрывать все чувства и держаться на публике, девочка даже не успела ничего понять.
  
   - Это... - бабушка поставила поднос на журнальный столик и элегантно села в большое кресло. - Это Денис Стриганов, но все в цирке знали его как Ден Несмеющийся.
  
   Было видно, что женщина унеслась далеко за пределы этой комнаты и продолжила рассказывать:
  
   - А вон там, в первом ряду, Кэтлин Бесстрашная. Эта блондинка очень долго оставалась визитной карточкой нашего цирка. Ее, кстати, тоже звали Екатериной. А рядом с ней ее молодой человек, Даниэль Барэд. Он один из немногих в цирке выступал под своим реальным именем.
  
   Затем женщина прервалась, на секунду о чём-то задумавшись. Вздохнув, она продолжила:
  
   - С ними троими связана одна из самых печальных цирковых историй.
  
   После этой фразы Кате стало ещё интереснее. Она всегда любила истории, особенно когда их рассказывала бабушка. Девочка быстро переместилась на диван. Обняв руками маленькую подушечку, она уставилась на бабушку.
  
   - Расскажи! - стала просить Катя.
  
   - Это очень печальная и длинная история...
  
   - Тем более расскажи! - воодушевилась девочка. Ее глаза загорелись.
  
   - Ладно. - Бабушка сняла очки и устремила взгляд куда-то вдаль:
  
   - Итак, эта история началась ещё в прошлом веке...
   _______________________________________________________________________________________________
  
  *строки из песни Тони Раута 'Хороший клоун - мёртвый клоун'
  

КЭТЛИН

  

1-1

  
   'Когда же это всё закончится?' - думала я, с ненавистью крутя начищенную до блеска вилку. Не знаю, почему моим родителям так нравятся все эти показушные обеды. Мне совсем было не по душе три часа подряд сидеть в удушающем платье и выслушивать наигранные диалоги. А потом ещё и танцевать с этим Макаром, придурочным сыном папиного компаньона по бизнесу, в ужасно неудобных туфлях, которые меня заставляет надевать мама. Вот никак они не смогут заставить меня полюбить эту неискреннюю обстановку.
  
   Пока я раздумывала и инстинктивно кивала рассказывающему что-то поистине 'интересное' Макару, папа встал и постучал ножом по бокалу.
  
   - Сегодня, - начал он, - мы собрались, чтобы поздравить с совершеннолетием прекрасную барышню, мою дочь, Екатерину. И заодно объявить новость: скоро мы породнимся с семьей Б. - через неделю состоится свадьба Макара и Екатерины.
  
   Сказать, что я была удивлена, - не сказать ничего. Я выронила вилку, но никто не обратил на это внимание: все с шумом и гамом бросились пить и поздравлять родителей. Я посмотрела испуганно на отца, но он ничего не ответил - его взгляд говорил за него: как всегда холодный и властный, он как будто давил меня, как удав бедного кролика. Тогда я посмотрела на мать, но та тоже никак не реагировала. И я это понимала: примерно в таком же возрасте родители выдали ее замуж за моего отца.
  
   Тут я ощутила громадную руку, сжимающую моё плечо. Я повернула голову и увидела огромное лицо Макара. Мне сразу же стало дурно.
  
   'Нет, я не такая слабохарактерная!' - С этой мыслью я встала и отпихнула его от себя. Он что-то замычал, но я не разобрала. Все взгляды были обращены ко мне.
  
   - Екатерина, сядь! - приказал мне отец, но я не послушала.
  
   - Нет, папа. Я не твоя кукла.
  
   - Что ты сказала? - закипел он, но понял, что на него все смотрят, и сразу же, натянуто улыбнувшись гостям, процедил мне:
  
   - В свою комнату. Живо.
  
   Когда я захотела возразить, отец попросил мать проводить меня, и та молча встала и пошла со мной. Уходя, я слышала за спиной голос отца:
  
   - Девочка сегодня плохо себя чувствует, простим её и продолжим...
  
   Когда мы поднялись на второй этаж, я прямо сказала маме:
  
   - Свадьбы не будет.
  
   Она тихонько вздохнула и ответила:
  
   - Это уж не тебе решать. Как скажет отец, так и будет.
  
   После небольшой паузы она добавила:
  
   - Такая уж наша женская доля...
  
   Я снова хотела возразить, но мать аккуратно толкнула меня в комнату и закрыла на ключ дверь. Как только щёлкнул замок, из моих глаз покатились слёзы, и я упала на кровать. Я не хотела выходить замуж не по любви. Многие сказали бы, что я просто перечитала любовных романов, и в реальной жизни надо думать не о чувствах, а о выгоде. Но даже если и так, я всё равно не хочу ломать себе жизнь. Я не хочу стать как моя мама, которая всегда жила под крылом у отца и исполняла любые его прихоти.
  
   'Что же мне делать? Может... Убить себя?'
  
   Я оглядела комнату. Револьвер был в комнате отца, и добраться до него было нереально. Таблеток в моей комнате не было. Веревку было некуда завязать, да у меня ее и не было. А выпрыгнув в окно со второго этажа, я максимум бы сломала ногу. Остался только нож для писем...
  
   Встав с кровати, я медленно подошла к письменному столу и взяла изогнутый нож. Холодный метал очень хорошо ощущался в моей разгорячённой руке. Подойдя к зеркалу, я взглянула на себя в последний раз. В зеркале на меня смотрела высокая стройная девушка. У неё были бледная кожа, длинные каштановые волосы и карие глаза. Одной рукой она уверенно сжимала серебристый нож, наставленный лезвием на хорошо видные вены другой. Она медлила.
  
   - Нет, я не могу...
  
   Я уронила нож на пол и он со стуком шмякнулся о тёмный паркет. За ним упала и я и горько заплакала. Невольно я взглянула в окно. На тёмно-синем небе, в окружении ярких звёзд, сиял белый месяц.
  
   - Вот везёт тебе, - обратилась я к нему, - ты такой свободный. Тебе не надо выполнять приказы родителей и выходить замуж против своей воли. Эх... Если бы я могла просто вырваться и убежать далеко-далеко...
  
   И тут меня осенило! Ну конечно же, убежать! Убежать и больше никогда не подчиняться. Меня всё равно здесь ничто не держит.
  
   Слезы на моих глазах мгновенно высохли, и я решительно встала. Смахнув последние капли с лица, я вытянула из-под кровати чемодан. Пока внизу гремел пир, я кинула его на кровать и раскрыла.
  
   'Что же стоит взять? - задумалась я. - Надо что-то, без чего я не могу обойтись и что легко будет унести'.
  
   Я обвела взглядом комнату. Однозначно нужно взять дневник. Его я кинула на дно. Следом полетели косметичка с вещами первой необходимости, кое-что из одежды, более легкое и компактное, и кошелёк с моими скромными грошами, накопленными за последнее время. Больше брать мне было нечего. Даже фото своих родителей я оставила на своих местах: их забыть я не боялась.
  
   Захлопнув чемодан, я поняла, что хочу переодеться. Скинув неудобное платье, я достала из шкафа лёгкое в цветочек и накидку - плащ с капюшоном. На ноги обула удобные полу-сапожки. Тут на глаза мне попались огромные швейные ножницы. Рука сама собой потянулась к холодному металлу. Подойдя к зеркалу, я в одно движение отрезала свою длинную косу. Не знаю, почему, но когда мои волосы стали слегка касаться ключиц, мне стало значительно легче. Было такое чувство, будто за спиной у меня выросли крылья.
  
   Взяв вещи, я подошла к окну и стала думать, как же мне спуститься. В книжках я читала, как люди связывали из простыней верёвку. Я решила рискнуть. Оказалось, что в реальной жизни не всё так просто. Толстые простыни неохотно связывались в крепкие узлы, но чего не сделаешь ради свободы. Привязав свой трап к кровати, я, подёргав его, подошла к распахнутому окну.
  
   - Ну, терять мне всё равно нечего... - прошептала я, выдавила из себя что-то наподобие улыбки и выскочила в окно. Сначала я подумала, что умерла, ибо я попала в невесомость. Но потом сообразила, что повисла. Чтобы не испытывать судьбу, я поспешила слезть и, надев капюшон, побежала прочь от места, которое раньше называла домом.
  

1-2

  
   Через пятнадцать минут я уже брела по пустынным ночным улочкам. Наш семейный особняк стоял вдали от городской суеты, поэтому до вокзала топать было прилично. Да я и не была огорчена: сейчас тишина, да и вечерний холодок шёл мне только на пользу - было время обдумать дальнейший план действий.
  
   'Ну, для начала надо добраться до вокзала, а потом... А неважно, что будет потом! Главное сейчас!'
  
   С этой мыслью я шлёпнула ладонью по ближайшей ветке и весело запрыгала. Свобода опьяняла меня. Окончательно откинув комплексы и стеснение, я закружилась в танце по пустой дороге.
  
   Тут на меня что-то капнуло, и я поняла, что начался дождь. Причём не маленький, а настоящий ливень. Раньше я бы побежала прятаться, но только не сегодня. Дождь ещё больше раззадорил моё настроение, и я пришла на вокзал с глупой улыбкой.
  
   Он оказался полупустым. Немного приосанившись, я подошла к окошку, откуда на меня смотрела немолодая, полная билетёрша. Её работа ей явно не нравилась, и, наверное, поэтому она так лениво протянула:
  
  - Чего вам?
  
   - Здравствуйте! - улыбнулась я. - Какие рейсы самые близкие?
  
   - Минуточку, - прохрипела полуспящая женщина и немного отодвинулась от окошка. Через минуту она сказала:
  
   - Плацкарт будет только утром. Купе через пятнадцать минут до города П., через полтора часа до М.
  
   - Хорошо, сколько стоит билет до П.?
  
   - Десять.
  
   Под нетерпеливым взглядом кассирши я залезла в кошелёк и с ужасом обнаружила, что у меня не хватает двух рублей. Помяв кошелёк, я посмотрела на билетёршу:
  
   - А нет ли какой-нибудь скидки для ночных посетителей?
  
   - Девушка, если у вас нечем заплатить, то не задерживайте очередь, - зевнула женщина.
  
   - Какая очередь? - оглянулась я: в помещении было пусто. Но женщине похоже не понравилось моё замечание и поэтому она потянулась к телефону, чтобы вызвать охранника. Я стала переминаться с ноги на ногу и хотела уже уйти, как передо мной выросла откуда ни возьмись рука с двадцатью рублями. Я была очень удивлена, но женский голос у меня за спиной уже проговорил:
  
   - Дайте, пожалуйста, два билета до П.
  
   Затем этот же голос обратился ко мне:
  
   - Документы давай.
  
   Сначала я немного растерялась, но потом сообразила и подала паспорт. Взяв билет, я обернулась. Передо мной стояла низкая девушка. На вид она была примерно моего возраста, может, чуть младше. У неё были пушистые блондинистые хвостики и серые глаза. В руках она тоже держала лишь маленький чемодан.
  
   Пока я думала, что же ей сказать, незнакомка протянула мне руку и с широкой улыбкой сказала:
  
   - Привет! Я Ирина, но все зовут меня Ириша. А тебя как зовут?
  
   Я смущённо посмотрела на руку, но Ириша вызывала у меня такую симпатию, что я, недолго думая, пожала ей руку и ответила:
  
   - А я Катя.
  
   - Ну, пошли, Катя.
  
   Вместе мы зашагали по перрону. Ждать долго не пришлось: очень быстро пришёл поезд, и мы последовали в своё купе. Когда мы погрузились на сиденья, Ириша оживилась.
  
   - Фух... Как же хорошо наконец-то присесть! - улыбаясь, произнесла она. Ира вообще показалась мне очень улыбчивой. - Ну что, Катюшка, ты же не против, что бы я тебя так называла? - Только она не ждала моего ответа, а продолжила тараторить: - Куда едешь? Чего ищешь в столь поздний час?
  
   - Просто... - замялась я. Хоть Ириша и вызывала дикую симпатию и желание открыться ей на встречу, но я всё ещё не могла определиться: остаться загадочной девушкой с дырой вместо прошлого или же открыться незнакомке. Второй вариант перевесил. - Я сбежала из дома, потому что там никто не хочет считаться с моим мнением.
  
   - Бедняжка... Моя семья всегда любила меня и принимала такой, какая я есть. Я бы никогда от них не убежала. Особенно от брата. Знаешь, какой он у меня? О, он самый лучший. Он всегда меня защищал, и я его тоже. А ещё у меня две младшие сестры и трехлетний брат. Знаешь, он такой забавный...
  
   Не выдержав, я засмеялась. Ириша так смешно перескакивала с темы на тему. Обычно люди, когда кто-то рядом с ними смеётся, начинают обижаться, но не она. Она засмеялась вместе со мной своим громким заливистым смехом. В этот момент я захотела стать дьяволом, чтобы купить его.
  
   - У тебя красивые волосы. Такие белые, - сказала я после нашего получасового разговора. Ириша провела рукой по своим хвостикам и, улыбнувшись, сказала:
  
   - А хочешь такие же?
  
   - Конечно, но как? - задумалась я. Мне действительно захотелось сменить имидж.
  
   - А вот так! - воскликнула Ириша, нашарив в своём чемодане какой-то флакончик. Она протянула его мне, и я прочитала:
  
   - Пероксид водорода... Так это перекись водорода?
  
   - Да, пойдём.
  
   После этого мы вышли из купе и направились к туалету. Там Ириша ловко распределила мои волосы на пряди и нанесла смесь из перекиси и воды. Подождав некоторое время, мы смыли состав, и девушка протянула мне зеркало. Теперь с отражения на меня смотрела эффектная кареглазая блондинка. Замотав волосы полотенцем, я проследовала в купе.
  
   Через полдня поезд остановился на вокзале города П. За время путешествия я успела немного вздремнуть и поесть из запасов Иришки, состоящих из нескольких яблок и бутербродов. Если честно, мне было немного жаль, что поезд остановился, так как я успела сдружиться с этой вечно улыбающейся девочкой.
  
   Но делать было нечего. Я соскочила с поезда и глубоко вдохнула новый воздух. Ничем особенным он не пах, вполне обычный запах. Но всё же это был запах свободы. Ещё раз глубоко вздохнув, я обернулась. Ириша уже слезла с поезда и ждала, пока я на неё посмотрю.
  
   - Ну, вот и пришло время расставаться, - печально произнесла она и обняла меня. Я обняла её в ответ. - Я так боюсь за тебя.
  
   - Не надо, я сильная. - Я улыбнулась, чтобы подбодрить её. Затем отстранилась и тихо произнесла:
  
   - Пока, надеюсь, ещё увидимся.
  
   - Пока.
  
   Я зашагала прочь, но одна вещь меня смутила. Я ещё долго ощущала её взгляд на мне и слышала тихие слова: лучше - прощай...
  
   Меня это настораживало, ведь мне же не могло это почудиться? Но от всех этих мыслей меня отстранил город, который я совсем не знала.
  

1-3

  
   Куда идут люди, оказавшись в первые в каком-нибудь городе? Конечно же, идут либо в центр, либо осматривать достопримечательности. Я выбрала сразу оба варианта. Часа два я бродила по предзакатному городу. Здесь было достаточно тепло, так что мой плащ отправился в чемодан. Видимо, моя улыбка казалась красивой не одной мне, ибо в один момент я заметила какого-то парня с огромным фотоаппаратом. Его объектив был нацелен именно на меня. Я решила, что нет ничего страшного в том, чтобы немного попозировать ему. После небольшой фотосессии мы обменялись улыбками и разошлись в разные стороны.
  
   Когда стемнело, я уже зашла в жилую часть города. Между панельных пятиэтажек было достаточно холодно, так что пришлось достать плащ и закутаться в него по глубже. Эта часть города нравилась мне не меньше, чем культурная. Пускай она не была уже такой шумной и весёлой, но в этих тёмных двориках была и своя романтика. Я бы и дальше наслаждалась всей этой атмосферой, если бы из темноты на меня не стала угрожающе надвигаться какая-то 'масса', состоящая из нескольких парней.
  
   'Ну, что им может от меня понадобиться? По мне же видно: ни денег, ни ценностей', - подбадривала себя я. Но мои надежды не оправдались. Раздался хриплый голос одного из парней:
  
   - Ля, какая краля и одна в столь поздний час! Ну, чё, может познакомимся?
  
   Я попыталась проигнорировать этот подкат (если его так можно назвать) и пройти мимо, но чья-то цепкая рука, больше похожая на лапу, сжала моё запястье.
  
   - Ну чё ты игноришь, красавица? Я - Сява, а ты кто?
  
   Меня аж передёрнуло от этого голоса. Я попыталась вырвать руку, но это оказалось трудно, поэтому пришлось заглянуть ему в глаза. Это был молодой парень, лет 25, лысая голова была прикрыта странной кожаной кепкой, не сочитавшейся с его спортивным костюмом. От него несло перегаром и сигаретами. Сзади за ним стояли ещё 2 таких же 'персонажа'.
  
   - Отпусти! Я спешу! - воскликнула я, но ему это, похоже, не понравилось. Да чего скрывать, ему было пофиг на всё. Он сильнее сжал моё запястье и придвинул ближе ко мне своё спитое лицо, на котором повсюду были шрамы. Я сразу попятилась, но через несколько шагов упёрлась в стену. Мой чемодан с глухим звуком шлёпнулся о землю.
  
   - Не надо сопротивляться, - сказал он и распахнул мой плащ. Я стала кричать и бить его, но мои удары были для него, как укусы комаров.
  
   - Помогите! Помо...
  
   Ему надоел мой крик, и он закрыл мне рот рукой. Другой он уже пытался стянуть с моего плеча платье. Вскоре ему и это надоело, и он полез своей огромной рукой по моей ноге...
  
   Я рыдала и прощалась с жизнью, когда почувствовала, что ничего больше не сдавливает мне рот. Затем я услышала какой-то странный звук, отдалённо напоминающий хруст спелой капусты. Я открыла глаза и увидела, как какой-то молодой парень бьёт моего обидчика. Он был очень высокий, с волнистыми волосами цвета шоколада и широкими плечами. Даже когда он бил этих уродов, он выглядел элегантно.
  
   Расправившись с обидчиками, он подошёл ко мне и протянул упавший чемодан. Я не сразу его взяла: несколько секунд я просто стояла в ступоре.
  
   - Ты в порядке? - спросил парень и тронул меня за плечо, глядя на меня своими красивыми карими глазами. Я почувствовала, как улетаю. Он был как модель, нет, даже лучше. Только потом я пришла в себя, взяла чемодан и сказала, запинаясь:
  
   - Спасибо... Всё хорошо... Ну... Я пойду...
  
   Я развернулась и, как зазомбированная, пошла дальше. Не знаю, почему я так сделала. Мне явно нравился этот парень, но я предпочла развернуться к нему спиной. Но парень не дал мне далеко уйти. Он схватил меня за руку. У меня возникло мощное дежавю. Да что они за моду взяли, хватать меня за руку?! Но всё равно, его прикосновение отличалось. В нём было больше аккуратности, хоть и чувствовалась сила.
  
   - Подожди! Идем со мной.
  
   'Идём со мной...', - мечтательно повторила я про себя и хотела уже было сдаться, но потом потрясла головой и пришла в себя. Нет! Я никуда с ним не пойду. Дьявол всегда выглядит соблазнительно.
  
   - Знаешь, нет. Мне нужно идти, правда.
  
   Я попыталась продолжить идти, но не смогла: он держал.
  
   - Пожалуйста, я не хочу применять силу, - печально произнес парень, но я не сдавалась.
  
   Тогда я услышала его печальный вздох и по-моему телу разлилось тепло. В глазах потемнело, и я провалилась в сон.
  
***
  
   Очнулась я уже в каком-то незнакомом месте на кровати.
   'Где я? Что случилось?'
  
   Как только я попыталась встать, голову пронзило болью. Я продолжила, несмотря на боль, но чьи-то руки сразу же бережно положили меня обратно.
  
   - Тише, тише... Полежи ещё немного, - сказал женский голос. Но почему он так мне знаком?.. Точно! Это же Иришка.
  
   - Иришка?... - прохрипела я.
  
   - Да, только ты лежи.
  
   - Что случилось?
  
   - Извини, это я во всём виновата. Я думала, они не найдут тебя... - грустно произнесла она.
  
   - Кто не найдёт? В чём виновата?
  
   - Понимаешь... Обычно я ищу одиноких девушек из соседних городов. Я привожу их сюда, и тут с ними разбирается брат. Но ты мне понравилась, мне стало тебя жалко, поэтому после поезда я тебя отпустила, а не повела домой по нашему 'классическому сценарию'. Я думала всё обойдётся, но нет. Эти... - Тут она понизила голос. - Люди увидели тебя и заставили брата найти тебя в течении суток, иначе его убили бы. Так ты и оказалась здесь.
  
   - А где это 'здесь'? - спросила я, аккуратно приподнимаясь на кровати. Увидев это, Иришка подлетела ко мне и помогла сесть.
  
   - Это я объясню тебе чуть позже, а сейчас держи.
  
   Девушка протянула мне таблетку и стакан воды. Я недоверчиво посмотрела на нее, и она добавила:
  
   - Не бойся, это от головы.
  
   Я приняла лекарство и принялась ждать, пока оно подействует.
  
   - А можно вопрос? - спросила я.
  
   - Да, конечно. - Глаза у Иришки загорелись. Похоже она чувствовала себя очень виноватой, и поэтому старалась помочь всем, чем только могла.
  
   - А про семью ты мне наврала?
  
   - Частично, - опустила глаза девушка. Сейчас она уже не была такой улыбчивой, и я поняла, что за этой милой, детской внешностью, скрывается по-настоящему взрослая трагедия. - Три года назад наши родители погибли при пожаре. Мы остались на улице. Пока я сидела с нашими младшими братом и сёстрами, мой старший брат старался изо всех сил достать денег или еды. Мы вместе воровали на рынках и просили мылостыню. А потом мой брат решил поднять денег на играх. Поначалу деньги действительно были. Но потом он связался с опасными людьми и залез в долги. Чтобы никого из нас не убили, мы согласились работать здесь. Теперь я ещё и тебя в это втянула...
  
   На последних словах я заметила, как по лицу этой вечно улыбающейся девушки стекли несколько слезинок. Мне стало её безгранично жалко. Мои проблемы показались мне какими-то маленькими и никчёмными. Я взяла её за руку и сказала:
  
   - Не волнуйся. Я не злюсь на тебя.
  
   На лице блондинки промелькнуло успокоение.
  
   - Ты только скажи мне, где мы? - задала я вопрос, поняв, что она немного успокоилась.
  
   - Это место... Это закрытый клуб 'Райский сад'. Здесь собираются богачи, чтобы посмотреть на молоденьких девочек.
  
   - То есть это... Бордель? - произнесла, я затаив дыхание.
  
   - Нет, нет, не подумай. Интимные услуги только за отдельную плату и по обоюдному согласию.
  
   - Ну, слава Богу! - выдохнула я.
  
   - Если ты не против, - сказала Иришка, вставая с кровати, - я оставлю тебя. Слева, на тумбочке, чемодан с твоими вещами. В соседней комнате - ванная. На столе ты найдёшь немного еды.
  
   Стоя в дверях, она добавила:
  
   - Я зайду к тебе через пару часов. Сегодня ночью твоя первая смена.
  
   Как только дверь захлопнулась, я встала с кровати. Инстинктивно я потянулась в ванну. Приняв душ, я полезла в свой чемодан и достала оттуда чистое платье. На глаза мне попалась небольшая книжечка в кожаном переплёте.
  
   - Точно, я же забыла про свой дневник!
  
   Уплетая бутерброды и яблоки, оставленные Иришкой (похоже, это её любимая еда), я принялась описывать всё то, что со мной произошло за последние дни:
  
   'Дорогой дневник!
  
   Я сбежала из дома. Кто бы мог подумать, что я на это решусь, но свадьба с Макаром стала последней каплей. В поезде я познакомилась с Иришкой. Она показалась мне очень весёлой и милой. Когда я приехала в город П., на меня напали какие-то бандюганы и хотели изнасиловать. От них меня спас молодой парень очень приятной наружности. Но он оглушил меня и отвёз в 'Райский сад'. Как сказала Иришка, да-да, я здесь её встретила, это какой-то закрытый клуб для богачей. Ну что ж, посмотрим. Сегодня ночью моя первая смена...'
  
   Изливая душу дневнику, я, сама не заметив как, просидела два часа. Оторвал меня стук в дверь.
  
   - Привет, вот и я. Идём, - сказала Иришка, и я последовала за ней.
  

1-4

  
   Мы шли по длинному обшарпанному коридору. Стены его были выкрашены в мятно-зелёный цвет, штукатурка кое-где уже обвалилась. Продолговатые лампы дневного света раздражающе мелькали. Я старалась не подавать вида, что не хочу здесь находиться. Конечно же, я была немного обижена на Иришку, но мне не хотелось расстраивать её: она и так много натерпелась. В любом случае, этот клуб всё же лучше, чем в одной постели с Макаром или ночёвка под забором.
  
   Вскоре Иришка свернула в какую-то комнату. Она была похожа на гриммёрку. Вдоль одной стены расположились туалетные столики с зеркалами, прямо как в парикмахерской. Напротив них были бесконечные вешалки с пёстрыми и блестящими нарядами. Пока я здесь всё рассматривала, мимо меня проходили девушки самых разных внешностей: и обычные русские красавицы, и азиатки, и мулатки, и даже афро-американка. Я почувствовала себя не в своей тарелке. Мне казалось, что все вокруг меня красивее, и я вдруг сделалась такой маленькой. Но голос Иришки вывел меня из ступора:
  
   - Присаживайся.
  
   Я села в мягкое, крутящееся кресло напротив зеркала. Иришка встала сзади. Она, словно парикмахер, взбила руками мои волосы и покрутила моё лицо в разные стороны.
  
   - Какой же образ тебе подобрать... - задумалась она. Потом встрепенулась и принялась за работу. Мои волосы она подкрутила плойкой и заплела в два хвостика с красными ленточками. Макияж не был агрессивным, как у других девушек в этой комнате. Она подвела мне глаза, накрасила губы красной помадой и нарумянила мои щёки. Затем она дала мне одежду и сказала идти переодеться. Я зашла за ширму и оделась. Иришка настолько всё продумала, что даже дала мне нижнее бельё в тон. Теперь на мне было коротенькое платьице с красной юбкой, белой рубашкой с глубоким вырезом и чёрным корсетом на немецкий мотив. Образ дополняли чулки в красно-белую полоску, чёрные туфли на огромных шпильках и красный чепчик.
  
   - Да ладно, я же... Красная Шапочка, - смеясь, сказала я, смотря на себя в зеркало.
  
   - Ну да, - улыбнулась Иришка, протягивая мне бутафорское лукошко. - Просто ты такая милая, и я не хотела это прятать.
  
   - Теперь может объяснишь мне мою задачу? - сказала я, когда мы опять шли по коридору.
  
   - Как я уже говорила, это элитный клуб. Через полчаса сюда начнут стекаться всякие богачи, дабы полюбоваться на прекрасное. Твоя задача просто находиться в зале и улыбаться. Когда ты кому-то понравишься или будешь удовлетворять чьим-то требованиям, тебя позовут на приват. Все странные услуги можешь исполнять только по своему желанию и за отдельную оплату. Если кто-то будет до тебя домогаться, сразу говори. Всё поняла?
  
   - Да.
  
   Зал оказался огромной комнатой, похожей на кабак. Здесь было приглушённое освещение и много мягкой мебели. Вдали, за барной стойкой, стоял бармен и постоянно что-то наливал и встряхивал. Другие девушки уже во всю валялись на диванах и пили коктейли. Я немного растерялась, но Иришка подтолкнула меня к бару и заказала мне что-то. Это 'что-то' было в маленьком стакане и обожгло мне горло. Но это действительно мне немного помогло. Я уже не чувствовала того неудобства, хоть мне и стало немного страшно, когда заиграла музыка и в двери стали заходить мужчины.
  
   Через полчаса действие 'чего-то' прошло и мне снова стало жутко неудобно среди всего этого. Я чувствовала себя как лама в зоопарке: мне казалось, что все взгляды прикованы ко мне. Чтобы не думать ни о чём, я отвернулась от зала и положила голову на руки.
  
   - Чего грустишь, красавица? - услышала я над ухом мужской голос. Я подняла голову и увидела полного мужчину средних лет. У него были тёмные волосы с проплешиной на затылке и пышные усы.
  
   - Да так, накатило что-то... - вздохнула я. Мне же говорили улыбаться!
  
   - Выпьешь? - спросил он и, не дождавшись ответа, крикнул бармену:
  
   - Два виски!
  
   Я быстро выпила появившийся передо мной жидкость и поморщилась. Мужчина, посмотрев на это, усмехнулся и сказал:
  
   - А ты смешная. Идём.
  
   С этими словами он махнул рукой, чем подозвал молодого парня. В нём я узнала того самого парня, что привёз меня сюда. Они быстро сговорились, и мы последовали в маленькую комнатку. Там был огромный угловой диван и столик, уставленный алкоголем и фруктами. Тут было намного тише, чем в зале. Мужчина сразу же развалился на половину дивана, а я несмело села на край.
  
   - Чего ты такая скованная? На, выпей.
  
   Он снова протянул мне стакан, и я выпила. А потом снова и снова и, сама не заметив как, я напилась в стельку. Мне стало жарко, и я тоже развалилась на диване. Вдруг стало неважно, что рядом сидит незнакомый мне мужчина, а я в откровенном наряде. Мой язык сразу же развязался. Я рассказала ему всё: и про родителей, и про свадьбу, и про поезд, и про то, как я здесь оказалась. А он всё слушал с большим интересом, то и дело отхлёбывая из стакана.
  
   - Вот так вот... Такая жизнь, - закончила рассказ я. - Кстати, а вас как зовут?
  
   - Меня зовут Александр Михайлович, и я могу тебе помочь. Ты же хочешь отсюда уйти?
  
   - Конечно, хочу, - с трудом ответила я: мой язык заплетался, и я хотела спать. - Только вот как ты мне поможешь?
  
   - Я могу тебя выкупить и мы уедем вместе. Я директор бродячего цирка.
  
   - Цирк... Это круто.
  
   Губы расплылись в улыбке, и я проваливаюсь в сон. Как в тумане, я видела разговор Александра Михайловича с братом Иришки. Затем появился какой-то мужчина. Директор цирка протянул ему пачку денег, и меня взяли на руки и погрузили в машину. Сверху на меня бросили мой чемодан. Потом размеренное покачивание авто окончательно усыпило моё пьяное тело, и я погрузилась в забытьё.
  

1-5

  
   Говорят, утро начинается с кофе. Моё пробуждение началось с жуткой боли в голове и тошноты. Потянувшись, я встала с кровати и осмотрелась. Вокруг была вполне обычная обстановка: кровати, тумбочки, шкаф, окно... Но как я здесь оказалась? Ответом на мой вопрос в больной голове отозвались флэшбэки вчерашнего вечера.
  
   - Значит, я уже не в клубе...
  
   Голова туго соображала, и бутылка с водой на тумбочке пришлась как нельзя кстати. Осушив её залпом, я взглянула на себя в зеркало. На голове был ураган: красный чепчик съехал на бок, и из-под него торчали во все стороны волосы. Под красными глазами красовались огромные синяки. В общем, видок был 'не фонтан'. Приняв душ и переодевшись, я стала выглядеть лучше, и поэтому решила выбраться из своей опочивальни.
  
   Открыв дверь, я поняла, что находилась всё это время в фургончике на поляне. Рядом стояли ещё несколько таких же трейлеров, и вокруг них сновали люди. Кто-то снимал бельё с верёвок, натянутых между машинами, кто-то таскал вещи. Я не знала, что мне делать, и поэтому просто стояла и смотрела.
  
   - Так это ты теперь моя новая соседка? - услышала я сзади голос. Через секунду передо мной возникла смуглая молодая девушка. У неё были карие глаза и длинные тёмные волосы, собранные в хвост. Я сразу отметила про себя, что она очень даже симпатичная. Наверное, потому, что она была на вид очень хрупкой и женственной. Именно за таких девушек парни сражаются на дуэлях... Одним словом, она была идеальна: от кончиков ровно подстриженных ногтей, накрашенных красным лаком, до идеально выглаженного синего платья.
  
   - Ещё не знаю, - ответила я.
  
   - В любом случае, я - Карина, или же: обворожительная и неповторимая Карин Ленских.
  
   Последние слова она продекламировала, как будто конферансье объявлял 'гвоздь программы'.
  
   - У тебя хорошо получается, - похвалила я её артистичность.
  
   - Пустяки, научишься, - улыбнулась она. - Давай, я тебе лучше про всех здесь расскажу. Сейчас как раз будет удобно: все собираются в путь.
  
   - А куда?
  
   - Не знаю. Никто не знает. Директор всегда сам выбирает куда ехать. Он, кстати, живёт вон в том фургоне. - Карина указала на самый новый и блестящий фургон. - Но о нём рассказывать неинтересно: обычный директор. Так что, идём. - Девушка подхватила меня под локоть и мы медленно двинулись по территории.
  
   - Вон, видишь двух близнецов, пытающихся выяснить, кто дольше сможет продержать куриное яйцо на кончике языка? - Перед моими глазами оказались два молодых блондина среднего роста. На вид им было по лет 15-16. - Это братья Арсений и Берсений Плисецкие. Придурки ещё те, но зато великолепно справляются с лошадьми. А видишь к ним подошёл мужчина? - Высокий мужчина с тёмной бородой и усами подошёл к бездельникам. Круглые очки делали его похожим на интеллигента, но дал подзатыльников он близнецам отнюдь не как профессор. Яйца упали на землю и разбились, и он начал вычитывать братьев. Мне показалось, что внешне он очень похож на Антона Павловича Чехова, которого так любила читать моя мать. - Это наш фокусник, а по совместительству их отец, Николай Плисецкий. Хотя публике он известен как Николай Чудотворец. Мать этого семейства умерла, когда братьям было только шесть лет. Отец очень долго горевал. Анна была не только его женой, но и помощницей и музой. А потом её место заняла я.
  
   - То есть ты и Николай...
  
   - Нет, ты что! - улыбнулась Карина. - Я просто его помощница.
  
   - Карина, ты как всегда прекрасна! - крикнул один из близнецов, когда мы проходили мимо.
  
   - Пойдём со мной гулять вечером! - крикнул другой.
  
   Карина вздохнула, как будто это повторялось изо дня в день, и сказала парням:
  
   - Берсений, спасибо. Арсений, нет.
  
   Когда мы уходили, я слышала смех фокусника. Он сказал:
  
   - Ну что, отшила вас ваша любовь? А теперь марш собираться.
  
   Мы тихонько посмеялись, и я поинтересовалась у Карины:
  
   - А как ты их различаешь? Они же одинаковые.
  
   - Так я их и не различаю. Просто Берсений всегда заходит издалека, а Арсений прёт напролом. И в этом их прелесть.
  
   - А тебе кто-нибудь из них нравится?
  
   - Нет. Понимаешь, это те парни, внимание которых тебе просто приятно. Ты держишь их как запасной вариант. А в сердце у тебя другой...
  
   Она любовно посмотрела куда-то в сторону. Мне была не очень близка её точка зрения. Я не люблю использовать людей. Ведь чувства - это что-то святое и такое хрупкое. И как можно с этим играть? Но я решила не ссориться с Кариной из-за этого. Мы просто продолжили дальше гулять. Она ещё много чего мне рассказала. За час я узнала абсолютно всё абсолютно про всех обитателей цирка.
  
   - Дай свою руку, - сказала какая-то пожилая женщина. Она подлетела ко мне из ниоткуда. Я поглядела на Карину и протянула ладонь женщине. Пока она щурясь гладила пальцами меня по руке, я разглядывала её. Это была старая цыганка с седыми волосами и серыми глазами. На руках у неё было куча браслетов и колец, а в ушах огромные золотые серьги. При каждом её движение раздавался металлический звон. Она меня немножко пугала.
  
   - Беги отсюда! - сказала цыганка, вцепившись в мою руку. - Плохо тут тебе будет. Беда случится.
  
   - Что? - испуганно переспросила я. Почему-то этой женщине хотелось верить, хоть это было и страшно.
  
   - Беги! - не унималась она. - остерегайся блеска!
  
   Женщина ушла, а я продолжала стоять в ступоре. Она напугала меня. По-настоящему. Мир вокруг немного закачался. И какого блеска я должна остерегаться?
  
   - Эй, Катя, ты чего! - услышала я голос Карины. - ты из-за Фатильты так расстроилась? Не бери в голову. Она и не то может наговорить. Просто она немного двинулась уже.
  
   Я качнула головой и улыбнулась Карине. Моя улыбка не была искренней, но так я успокоила и себя, и её, и мы пошли дальше. Вскоре мы оказались около двух парней. Они стояли и о чём-то разговаривали, постоянно смеясь.
  
   - Привет! - сказала Карина.
  
   - Здравствуй, моя богиня, - сказал один из парней и, как в старину, поклонился и поцеловал её руку. Не смотря на то, что этот парень был вполне симпатичным, Карина даже не посмотрела на него и, похоже, принимала его внимание как должное. Её взгляд не сходил с лица другого парня. Он был типичной цыганской внешности: высокий рост, смуглая кожа, тёмные кудрявые волосы и такие же тёмные глаза.
  
   - Привет, Карина. А что это за принцесса с тобой?
  
   По-видимому, тёмненький парень имел в виду меня. Я немного засмущалась. Я не была, как Карина, привычна к таким комплиментам.
  
   - О, вы же не знакомы, - опомнилась девушка. - Парни, это - Катя. Катя, это Мартин. - Она указала на светленького парня и тот, улыбнувшись своей белозубой улыбкой, поцеловал мою руку и сказал:
  
   - Для тебя просто Миша.
  
   - А это, - Карина указала на другого парня, - Даниэль.
  
   Даниэль тоже улыбнулся и поцеловал мою руку. Карине, видимо, это не очень понравилось, ибо в её глазах промелькнула искра ревности. Но она быстро пришла в себя и продолжила:
  
   - Они акробаты. Так крутятся под куполом, что аж дух захватывает.
  
   - Ой, ну ты нам льстишь! - смеясь, произнёс Миша. - Мы всего-то исполняем смертельные трюки.
  
   С этими словами Миша запрыгнул на конструкцию в нескольких шагах от нас. Это было тонкое, но крепкое бревно, положенное на два камня. Парень быстро встал вниз головой, а потом убрал одну руку. Он отжимался от этого бревна и катался по нему колесом. Выглядело это захватывающе. При этом парень, похоже, особо не напрягался. Всё у него выходило легко и просто.
  
   - Ай, ты меня пугаешь! - воскликнула Карина, театрально прикрывая рукой глаза.
  
   - А ты сама попробуй, не бойся, - усмехнулся парень, прокатившись по бревну последний раз. Он спрыгнул с конструкции, подошёл к Карине и нежно взял её под руку. Она залезла на бревно и, держась за его руку, попробовала пройтись. Но это было явно не её: вскоре она упала, но Миша успел её поймать. Он, видимо, только этого и ждал. Поставил он её на землю, только когда она попросила его об этом в третий раз.
  
   Пока они ворковали, мне резко захотелось залезть на бревно. Я не смогла побороть это желание и сорвалась с места. Сбросив туфли, я полезла по камням.
  
   - Эй, осторожней! - сказал Миша, когда я залезла наверх. Даниэль стал молча наблюдать с какой-то таинственной улыбкой.
  
   Глубоко вдохнув и раскинув руки в стороны, я двинулась по бревну. Всё оказалось легко. Я вспомнила, как в детстве рядом с нашим домом была быстрая речка. Родители запрещали мне туда ходить, но мы с другом постоянно убегали от их запретов. Чтобы перейти через неё, надо было пройти по бревну. Тут было также. Главное - вниз не смотреть и сохранять баланс.
  
   Дойдя до конца, я услышала одобрительные возгласы и решила пойти на риск. Я развернулась и приготовилась к трюку. Мягко перекатившись на руки, я зависла не секунду в воздухе, красиво согнув ногу в колене, чтобы платье не упало вниз. Затем так же мягко встала на ноги.
  
   Сначала все молчали, а я ждала. Но вскоре мои новые друзья зааплодировали и восторженно закричали.
  
   - Где ты этому научилась? Да у тебя талант! - закричал Миша.
  
   - Молодец, - похвалил меня Даниэль.
  
   - Браво! Я знал, что ты не промах. - Директор похлопал в ладоши и подошёл ближе. Он, похоже, всё видел.
  
   - Здравствуйте, Александр Михайлович! - хором прокричали акробаты и Карина.
  
   - Здравствуйте, здравствуйте... Вы же не против, если я украду у вас Катеньку? - задал скорее риторический вопрос директор.
  
   - Разве что только ненадолго, - пошутил Миша и, обняв Карину, ушёл. Девушка, в свою очередь, отделалась от его объятий и двинулась в обратную от них сторону. А мы пошли в фургон к Александру Михайловичу. Когда я заходила в дверь, я поймала на себе взгляд какого-то парня. Он был на приличном от меня расстоянии и, похоже, не совался в гущу событий. Я немного притормозила, чтобы его разглядеть. Но я успела только увидеть светлые волосы и пронзительный взгляд серых глаз - заметив, что я смотрю, он быстро скрылся из виду. Я пожала плечами и зашла в фургон.
  

1-6

  
   - Присаживайся, - сказал Александр Михайлович, указывая на деревянный мягкий стул. Сам же мужчина сел в кресло по другую сторону стола. Он откупорил бутылку, по всей видимости, с коньяком, и налил жидкость в стакан. Предложил жестом и мне, но я отказалась и села на стул. Его фургон был интересен для наблюдения, в отличии от нашего с Кариной. Он состоял из двух комнат: кабинета и спальни. По тому, как шикарно был обставлен кабинет, я могла догадываться о другой комнате. Здесь царили тёплые цвета и металлы, похожие внешним видом на золото, хотя я сомневалась, что они таковыми являются. На стенах висели фото цирка и сувениры из разных стран. На соседних местах могли быть матрёшка и ракушка с моря. Но моё наблюдение прервал директор:
  
   - Как тебе у нас? Я вижу, ты уже познакомилась с нашими обитателями.
  
   - Да, Карина мне всё про всех рассказала.
  
   - Да, она такая! - Директор засмеялся и стал накручивать свои усы на палец. - Я специально тебя к ней поселил. К тому же, хватит ей уже одной целый фургон занимать, - Последнюю фразу он произнёс в сторону и на несколько секунд замолчал. - Так вот, о чём это я? - продолжил мужчина, вставая из-за стола. Он стал прохаживаться по комнате, иногда касаясь полок кончиком пальца и рассматривая некоторые вещи. - Я видел, как ты выделывала всякие трюки во дворе. У тебя отлично получается! Где ты этому научилась?
  
   - Эм... Ну, я не знаю. Я просто почувствовала, что могу, и всё.
  
   - Тогда, - Александр Михайлович подошёл ко мне ближе. Мне стало немного неудобно и я чуть-чуть сдвинулась на край. Но он, похоже, не придал этому значения. - Это талант, а его нельзя зарывать. Я предлагаю тебе стать нашей артисткой.
  
   Я немного остолбенела. Я, конечно, знала, что раз я оказалась здесь, то мне придётся как-то работать, а не только сидеть на шее. Мой мозг уже свыкся с мыслью, что я либо буду убирать, либо выполнять какую-то другую мелкую работу. Но чтобы я - цирковой артисткой?... В голове не укладывается.
  
   - Не бойтесь, Катенька! - Директор немного приобнял меня, и мне это показалось странным. К тому же он очень странно вилял между 'ты' и 'вы'. - Мартин и Даниэль поднатаскают вас, и вы будете звездой.
  
   Увидев, что я думаю, он продолжил нажимать:
  
   - Только представьте: на арену выходит конферансье и объявляет гвоздь программы. Публика замерла в ожидании. И тут под самым куполом появляется маленькая фигурка. Зрители рассматривают в ней мировую звезду, самую непревзойденную воздушную гимнастку и акробатку. На тебе шикарный переливающийся наряд. Ты показываешь высший пилотаж, и публика ликует и не хочет тебя отпускать. На арену летят огромные океаны цветов. Ты кланяешься, изящно берёшь в руки один из букетов и грациозной походкой под крики 'Браво!' уходишь в закулисье.
  
   Пока он рассказывал, я, закрыв глаза, представляла себе всю эту картину: и публику, и сверкающий наряд, и цветы... На душе сразу стало тепло. Во мне боролись два огня: один пылал синим пламенем 'не слушай его россказни', другой - 'попробуй, жизнь только одна' - разгорался с каждой секундой всё более ярким и ярким красным пламенем и поглощал первый.
  
   - Я не уверена, что у меня получится. Мне нужно попробовать... Я хочу попробовать!
  
   Последние слова я сама не поняла как сказала. Я действительно загорелась желанием выступать перед публикой! Красный огонь победил! Директор, похоже, был рад не меньше, чем я. Он пожал мне руку и, присев за стол, взял какую-то бумагу и ручку.
  
   - Ну что ж, начнём заполнять твоё новое личное дело, - сказал он. - Как тебя зовут, твоё полное имя и дата рождения? А лучше дай мне свои документы.
  
   - А это обязательно? - Я боялась, что меня уже объявили в розыск, и директор, услышав моё имя, предпочтёт сдать меня за приличное вознаграждение. Хотя, если бы он этого хотел, давно бы сделал - я же вроде ему пьяная всю душу излила. Надеюсь, он не заметил, как я при этих мыслях покраснела.
  
   - Мне просто надо записать тебя как-нибудь в ведомости. А что, есть какая-то проблема?
  
   - Нет, просто... Я их потеряла. - Я ляпнула первое, что пришло в голову. Моё актёрское мастерство он подтвердил: его ничего не смутило.
  
   - Ладно, мы сделаем тебе новые, у нас есть там свой человечек... Давай по памяти.
  
   - Фирсова Екатерина Андреевна, восьмое мая 19ХХ года. - Я соврала. Просто я хотела немного подстраховаться. Тем более, Андрей Фирсов - это мой детский друг, с которым мы сбегали на речку. Так сказать, моя первая детская любовь... Дату рождения я тоже у него позаимствовала: у нас разницы-то месяц-два.
  
   - Отличненько... - пробормотал Александр Михайлович себе под нос, записывая данные. - Знаешь свою группу крови? - Увидев мой недоумевающий взгляд, он пояснил: - Это же цирк, мало ли что случится...
  
   - Вторая отрицательная.
  
   - Хм... У нас только ещё один человек с такой группой... Какие-то проблемы со здоровьем? Может, аллергия на что-то?
  
   - Со здоровьем точно ничего. А вот аллергия... - Я задумалась, вспоминая всю свою жизнь. Вскоре меня осенило:
  
   - Точно, мандарины. - Ела я их только пару раз в жизни. Продукт всё-таки редкий. И каждый раз это заканчивалось плохо.
  
   - Теперь осталось только придумать тебе псевдоним. Что-то есть на примете?
  
   - Эм... Мне нравится имя Кэтлин. - Это было имя героини моей любимой книжки. Там девушка влюбилась в тирана, которому не суждено было измениться, как бы она не старалась. В конце она умерла, а он долго горевал и покончил с собой.
  
   - Кэтлин, Кэтлин... - повторял директор, словно перетирая на языке, чтобы получше понять вкус. - А мне нравится! Только не хватает какой-нибудь фамилии...
  
   Мужчина встал из-за стола и начал ходить по кабинету, бормоча себе под нос варианты. Я молча наблюдала за ним: мне на ум ничего не приходило.
  
   - Так, ты у нас Фирсова... Фирс... Фарс... Фиар... Фиарлесс! - воскликнул он.
  
   - Фиарлесс? - переспросила я. - Бесстрашная... Очень даже мило.
  
   Мне действительно нравилось. Это добавляло новизны. Теперь я точно осознавала, что в моей жизни начался новый этап - этап Кэтлин Бесстрашной.
  
   - Ну что ж, - улыбнулся Александр Михайлович, пожимая мою маленькую ручку своими двумя огромными ладонями, - поздравляю с прибытием в нашу команду, Кэтлин Бесстрашная.
  
   - Спасибо.
  
   Затем он отпустил меня. Выйдя во двор, я обнаружила, что все фургоны уже сцепили в несколько поездов. Осмотревшись, я заметила мой и зашагала туда. Вокруг было красиво: солнце играло последними лучами на металлических элементах машин, небо уже начинало синеть, а вдалеке становилось розовым. Почти дойдя до своей двери, я ощутила на себе чей-то взгляд. Я резко обернулась, но увидела лишь тень, мелькнувшую рядом с концом нашего трейлера. Не придав этому значения, я шагнула на ступеньку.
  

1-7

  
   Когда я зашла в фургон, который теперь считала домом, Карина лежала на кровати и листала какой-то журнал. Увидев меня, она откинула его в сторону и развернулась ко мне. На её лице было написано, что она готова разговаривать со мной весь вечер, а, если понадобится, то и ночь.
  
   - Ну, рассказывай, что тебе наш Моржик говорил? - Глаза Карины горели жаждой подробностей. Видимо, она совсем соскучилась по сверстницам.
  
   - Моржик? Милое прозвище, - улыбнулась я и села на свою кровать. - Да так, расспрашивал: как мне тут, обжилась ли, где научилась всем этим трюкам...
  
   - А ты что?
  
   - Сказала, что нормально. Не знаю, как у меня всё это получилось. А он мне предложил стать у вас артисткой. И я согласилась. Теперь я - Кэтлин Бесстрашная.
  
   - Ну и молодец! Добро пожаловать в команду.
  
   Мы обе засмеялись. Даже когда стемнело и наш состав двинулся в путь, мы сидели и разговаривали обо всём: от любимого цвета до первого возлюбленного. Теперь я знала о Карине многое, впрочем, как и она обо мне. Например, что в цирке она с пятнадцати лет, её сюда продали родители 'за бутылку'. А ещё она мечтает открыть свой бутик в центре Парижа. Однако мне всё равно казалось, что она что-то утаивает. Но винить я её в этом не могла: я сама многие вещи скрываю. Причём не только от неё.
  
   - Слушай, а что это за светленький парень из крайнего трейлера? - спросила я. Мне хотелось узнать, что это за парень такой за мной следил.
  
   - Хм... - задумалась девушка. Похоже, он был не медийной личностью. - А, вспомнила! Это Ден Несмеющийся, наш грустный клоун. Скучный и скрытный тип. Знаешь, я даже не помню, как его на самом деле зовут. Помню только, что он вроде бы раньше меня здесь появился...
  
   Она замолчала. То ли просто ничего не помнила, то ли что-то не хотела рассказать. В любом случае, я получила от неё достаточно информации, чтобы сложить его портрет.
  
   - А почему ты спрашиваешь? Что, влюбилась? - ехидно состроила глазки Карина.
  
   - Да так, просто интересно. У тебя у самой-то возлюбленный тут есть.
  
   Я произнесла это с улыбкой, но похоже задела её больное место. Лицо Карины немного изменилось, и она ответила:
  
   - Нет.
  
   Но я-то чувствовала, что это не так. Я же видела, как она сверлила глазами Даниэля. Как ей не нравилось, когда он смотрел на меня. Я решила сразу не открывать карты, а немного поиграть.
  
   - Ну ладно. А мне так понравился Даниэль. - Её глаза полыхнули. Я на верном пути. - Он такой загадочный. Так хорошо, что мы вместе будем тренироваться. - Я увидела, как её ногти впились в подушку. Мне понравилось. - Ты же мне поможешь? Займёшь Мишу, чтобы он под ногами не путался?
  
   Это было последней каплей. Карина встала и быстро зашагала к окну. Я представляю, какой котёл ненависти и ревности кипел внутри неё в ту минуту. Немного посмотрев в окно, она глубоко вдохнула и обернулась ко мне. Спокойным тоном, но уже на пределе, сквозь зубы, она произнесла:
  
   - Конечно, подруга.
  
   Я не выдержала и засмеялась. Громко, складываясь пополам от смеха. Девушка же смотрела на меня, как на психически больную.
  
   - Извини... - еле выговаривала я сквозь смех. - Ты просто... Так долго и стойко держалась... Так смешно злилась... Думаешь, я не поняла, что он тебе нравится?
  
   - Ах, ты! - крикнула, смеясь, Карина и бросилась на меня с подушкой.
  
***
  
   Проснулась я поздно. На красном, покрытом пылью будильнике уже был полдень. Видимо, его хозяйка, спокойно спящая на соседней кровати, никогда его не заводила, ибо выглядел он уж очень 'новеньким'. Я взглянула на Карину. За ней было интересно наблюдать, когда она спит. В это время она превращалась из жгучей брюнетки, распыляющей флюиды на каждом шагу, в маленькую и по-детски милую девушку. И такой она мне нравилась, если честно, гораздо больше.
  
   Через двадцать минут я уже была на улице. Наш цирк расположился снова на поляне. Неподалёку рабочие уже установили огромный сине-серебряный шатёр. Теперь они суетились вокруг билетной кассы и палаток с сувенирами. Пройдя через огромное количество циркачей, во всю готовящихся к выступлению, я прокралась к шатру. Не знаю почему, но мне казалось, что в этот 'чудесный замок' мне нельзя. Наверное, поэтому он так манил меня.
  
   Я аккуратно отодвинула одну из дверей в виде шторки и заглянула. Внутри никого не было. Только груды реквизита возле первого ряда. Оглянувшись последний раз по сторонам, я нырнула в мою 'страну чудес'.
  
   Внутри он казался ещё больше. Стены и дальние ряды были почти не видны из-за темноты. Всё это создавало впечатление, что нет ничего вокруг кроме тебя и приглушённо-красного пола. Выйдя в центр, я сразу представила, каково это стоять здесь перед толпой зрителей? Наверное, очень-очень страшно. А может быть и приятно... А скорее всего всё одновременно. Чтобы хоть немного это представить, я разыграла, как в детстве, маленькую постановку: колесо в одну сторону, колесо в другую, - но сейчас это были не обычные фокусы, которые умеют делать многие дети, а смертельно-опасные трюки. Потом я встала в мостик и подняла сначала одну ногу, потом перекинула вторую, и вот я уже стою на обеих ногах. В моей голове зал ликовал и заходился в бурных аплодисментах. Как подобает хорошей артистке, я отвесила на каждую сторону глубокие реверансы и послала воздушный поцелуй.
  
   Вдруг за спиной я услышала размеренные хлопки и чьи-то шаги. Это меня испугало, и я обернулась на звук. Ко мне шёл Даниэль. Что он тут делает?
  
   - Ты давно за мной наблюдаешь? - спросила я и сразу же почувствовала, что краснею.
  
   - С самого начала этого шикарного перформанса, - усмехнулся он. - Но мне кажется, что твою программу пора усложнять.
  
   - Ну что ж, наставник, может поможете?
  
   'Господи, что я делаю? Я же флиртую с парнем, который нравится моей новой подруге. Я же этого не хочу! Как это выходит?'
  
   - О, Даниэль Барэд никогда не отказывает в помощи таким красоткам. С чего начнём? Кстати, как вас теперь величают? - С этими словами он взглядом намекнул мне, чтобы я подала свою руку.
  
   - Кэтлин, Кэтлин Бесстрашная, - протянула я руку, чувствуя, что опять заливаюсь краской. Он улыбнулся и поцеловал её.
  
   Даниэль подвёл меня к небольшой конструкции. Это были две лесенки высотой не больше метра и натянутый между ними канат. Он залез наверх и зашагал изящной походкой. Я впервые видела мужчину-канатоходца. Спрыгнув, он вручил мне длинный шест и помог взобраться на его место.
  
   Сначала было страшно. Канат - это же не бревно. Он тоньше, да и шатается, прогибается. Но я решила, что даже если я и упаду с такой высоты, то максимум что-нибудь сломаю.
  
   'Ну, надеюсь, не позвоночник', - подумала я и ступила правой ногой. Теперь я поняла, зачем мне шест. С ним действительно было легче. Но это не смогло спасти меня от закона 'первый блин комом'. После двух шагов я полетела вниз. Готовясь принять на себя жёсткие 'объятия' пола, я зажмурилась.
  
   'А падать совсем не больно! - обрадовалась я. - Но почему у меня такое чувство невесомости? Я отрубилась?' - ужаснулась я.
  
   - Эй, ты что там уснула? - спросил Даниэль, а потом я почувствовала, что меня трясут. Я открыла глаза и обнаружила, что нахожусь у него на руках. Я даже не знала, что и думать. С одной стороны, у него были такие удобные и крепкие руки и тёплая грудь, а с другой стороны - это парень, который нравится моей подруге!
  
   - Извини, - быстро пролепетала я и спрыгнула с его рук. Сразу стало немного прохладно и захотелось обратно, но я выкинула эти мысли из головы и продолжила тренировку.
  
   Следующие несколько часов я упорно шагала по канату и вскоре научилась легко по нему ходить, не падая. Но грации мне ещё не хватало. В сторону Даниэля я больше старалась не смотреть. Даже когда спрыгнула и хотела уйти, пыталась сделать это без какого-либо контакта. Но ему это, кажется, не нравилось...
  
   - Катя, - поймал он меня за руку, - неужели ты даже не попрощаешься?
  
   - Пока! - быстро сказала я и, опять отводя глаза, устремилась к выходу.
  
   - Катя! - не унимался Даниэль. - Приходи сегодня на выступление.
  
   - Хорошо.
  
   Вырвавшись на свежий воздух, я побежала. Я не знала куда, главное - подальше от этого шатра. В моей голове кипело множество эмоций. Я никак не могла успокоиться. Лишь бег помогал мне скоординироваться. У меня складывалось такое впечатление, что я грелась на солнышке, а потом кто-то резко вылил на меня ведро холодной воды. Я знала это чувство, и это меня пугало. Ведь раньше оно было таким слабым и незаметным. А теперь меня всю разрывает изнутри. И это только начало...
  
   Я совсем не заметила, как выбежала в лес. Вокруг всё было незнакомым. Нашего лагеря на горизонте не виднелось.
  
   - Неужели я заблудилась?
  
   Эта мысль должна была меня огорчить, но она почему-то всё сделала наоборот. Я присела на камень и залилась громким смехом. Меня не волновало, слышит ли меня кто-то или видит ли. Меня не волновало ничего, кроме смеха, который я никак не могла остановить. Он всё лился и лился из меня, пока плавно не перешёл в плач. Теперь по моему лицу скатывались крупные прозрачные слёзы, а я даже не потрудилась их смахнуть.
  
   Где-то рядом хрустнула ветка. Это отвлекло меня. Поток слёз прекратился, но лицо всё ещё оставалось сырым. Я смахнула остатки истерики и встала.
  
   - Кто здесь? - спросила я в пустоту.
  

1-8

  
   - Кто здесь? - спросила я. Ну да, глупо и предсказуемо, но а что мне ещё сказать. 'Привет, неизвестность!' или сразу рассказать о себе?
  
   Пока я смотрела в одну точку, в кустах за спиной послышался новый хруст. Я обернулась и стала медленно направляться на звук. С замиранием сердца, и вообще всех органов, я тихонько отодвинула ветки и обнаружила там... Пустоту. С одной стороны я была рада: там никого нет - опасность миновала. Но с другой: почему там никого нет?! У меня что, глюки? Или кто-то со мной играет, а, значит, решающий ход ещё впереди?
  
   Из раздумий меня вытянул очередной шорох. На этот раз я была уже решительнее. Я сжала руки в кулаки и крикнула:
  
   - Покажись!
  
   А затем бросилась на звук. Похоже мой 'наблюдатель' понял мои намерения и поспешил смыться. Я пошла следом. Вскоре мне пришлось перейти на бег. 'По-моему, на сегодня уже перебор с бегом!' - пронеслось в моей голове.
  
   В один момент шорох и хруст веток, который меня вёл, прекратился. Причём прекратился он рядом с тем местом, где можно было спрятаться: тут были огромные камни и толстые деревья.
  
   'Затаился, значит? - подумала я. - Ну-ну, от меня не убежишь!'
  
   С этими словами я стала думать куда же мне подойти: к камням или дереву. У меня был только один шанс: не угадаю - и он убежит. В голове сразу же пронеслась заезженная фраза: 'чтобы найти преступника - надо думать, как преступник'. Ну что ж, куда бы спряталась я? За камнем пришлось бы скрючиться и испачкаться, а за деревом пришлось бы вытянуться в струнку и стоять без движения, но зато в чистоте.
  
   Взяв с земли небольшой камень, я тихонько прокралась к дереву и встала спиной к коре. Теперь нас разделял только ствол. Мысленно перекрестившись, я бросила свой груз налево. Как я и ожидала, когда я развернулась и глянула за дерево, мой 'наблюдатель' смотрел на камень, и это его дезориентировало. Когда он понял, что я его увидела, и бежать было уже поздно, он смирился и застыл на месте. Я пригляделась к нему и узнала в нём Дена Несмеющегося - парня из цирка, который живёт на окраине.
  
   - Знаешь, я даже рада, что это именно ты за мной следил, потому что я тут немного заблудилась, а ты явно знаешь дорогу домой, - засмеялась я. Я думала, что он тоже засмеётся, но он лишь смотрел вниз и ковырял носком ботинка землю. Вскоре и мой смех плавно затих и наступила неловкая пауза.
  
   - Я совсем забыла представиться, - нарушила я тишину. - Катя!
  
   Я протянула ему свою руку, но он как будто испугался меня. Посмотрев на мою кисть, он быстро отвёл глаза и вжался в куртку. Это было немного странно, так как на улице было достаточно тепло. Посмотрев на свою руку, я, опять же неловко, убрала её за спину. Помолчав с минуту, я разозлилась:
  
   - Слушай, я не знаю, почему ты меня так презираешь или боишься и зачем следил, но если ты не настроен на сотрудничество - я сваливаю! Счастливо оставаться!
  
   С этими словами я развернулась и демонстративно зашагала в противоположную сторону. Я не знала куда иду, но если бы я сейчас остановилась или нерешительно заметалась по сторонам, это выглядело бы не так эффектно. Хотя я всё равно умудрилась споткнуться о небольшой камень.
  
   'Надеюсь, он этого не видел...'
  
   Сжав кулаки, я пробиралась по маленькой тропинке, заросшей травой. Видимо, по этому маршруту давно никто не ходил. Всё вокруг заросло крапивой и борщевиком, в который я боялась свалиться. Но даже мои кувыркания по корням и камням не могли отвлечь меня от мыслей об этом Дене... Вот почему он выпендривается? Не говорит, шугается меня? Мутный он какой-то тип... Неудивительно, что такая сплетница, как Карина, даже не знает его имени.
  
   На ходу я с ненавистью пнула камень. Он полетел в заросли смородины. Сначала я думала, что самое худшее в этом невинном действии - это боль, отозвавшаяся в ноге. Но потом, когда ко мне из кустов выползла тёмная змея, я забыла про ногу. Пятясь назад, я смотрела в блестящие глазки этой змейки и с ужасом слушала шипение. Я никогда не была сильна в природоведении, и поэтому не могла вспомнить, ядовитая она или нет. В один момент я почувствовала, как земля ушла из-под моих ног, и я больно упала.
  
   'Чёртов корень!'
  
   - Хорошая змейка, хорошая... - запричитала я. Встать я уже просто не могла - страх парализовал каждую клеточку моего тела. Но ещё страшнее стало, когда я заметила, что змея готовится к прыжку. Зажмурив глаза, я приготовилась к боли.
  
   Но её не было. Более того, из-за моей спины что-то выпрыгнуло, и змея резко повысила голос (если, конечно, шипение можно назвать голосом). Открыв глаза, я поняла, что это был её недовольный возглас. Верхом на рептилии стоял парень. Одна его нога была на голове, другая - на конце хвоста. Таким образом он зафиксировал её. Прищурившись, я поняла, что это никто иной, как Ден. В мгновение ока в его руках сверкнуло лезвие.
  
   'О, нет! Не надо!' - закричала я. Жаль, что только в мыслях.
  
   А Ден был настроен решительно. Без колебаний он отрезал змее голову, и вскоре она перестала шевелиться. Пока я смотрела на переливающийся на солнце труп, парень подошёл ко мне и протянул мне палку. Сначала я не понимала, чего он хочет. А потом до меня дошло, и я схватилась за конец палки.
  
   Так мы и шли по лесу: спереди он, неся палку за один конец, а сзади я, держась за другой. В этот раз я уже не пыталась говорить. Случай с змеёй изрядно напугал меня, да и он, Ден, меня теперь тоже пугал. Он так спокойно перерезал глотку змее... Хоть она и нападала на меня по моей же вине, я никогда бы не осмелилась на такое.
  
   Через пятнадцать минут мы уже были в цирке. Он, не оборачиваясь, кинул палку и зашагал в свой фургон. Даже не попрощался! Остановившись на секунду, я уже хотела уйти, но вдруг Ден обернулся и тихо сказал:
  
   - Денис.
  
   А затем ещё быстрее побежал домой. Пока я смотрела вслед, как выяснилось, Денису, на меня налетела Карина.
  
   - Где ты была? - встревоженно спросила она, обнимая меня. - Я тебя обыскалась.
  
   Мне не хотелось рассказывать ей всю правду о тренировке с Даниэлем, пробежке по лесу и странном знакомстве с Денисом. Но и грубо отшить я её не могла. Поэтому решила пойти старой проторенной дорожкой - недоговариванием. Это же не ложь и не отказ от ответа. Это просто ложь во благо.
  
   - Ну, я сначала тренировалась, а потом решила немного прогуляться по лесу и заблудилась. К счастью, я смогла найти дорогу домой, - проговорила я с улыбкой. Карина, похоже, хотела что-то уточнить, но я её аккуратно подрезала:
  
   - А во сколько представление? Жуть как хочу на тебя посмотреть!
  
   - Ой, точно, я же уже опаздываю! Представление начнётся через полчаса, а я ещё не накрашена! - схватилась Карина за голову. Потом она вспомнила про меня, схватила за руку, и мы побежали в такой манящий, но такой страшный шатёр. Хоть в цирке я и недолго, но у меня уже есть какие-то болезненные ассоциации с ареной. И это было для меня немного странно.
  

1-9

  
   По пути в гримёрку Карина забросила меня в шатёр. Я хотела сесть на заднем ряду, но откуда не возьмись появился Александр Михайлович и, бережно взяв меня под локоть, усадил в первый ряд. Я уже открыла было рот, чтобы возразить, но он опередил меня:
  
   - И никаких возражений! Ты должна увидеть всё в мелких деталях.
  
  Смирившись, я поудобнее устроилась в кресле и стала наблюдать, как толпа людей начала заполнять ряды. Среди них были и взрослые, и дети; и женщины, и мужчины. Кто-то был одет довольно простенько, а на ком-то были дорогие украшения и изящные наряды. Многие зрители уже обзавелись сувенирами или едой. Они с нетерпением ждали и громко переговаривались между собой.
  
   Настало время, и в шатре погас свет. Публика сразу же затихла. Откуда-то сверху резко ударил луч прожектора, и на арене появился Александр Михайлович. На нём был надет чёрный, вычищенный до блеска костюм, а усы залачены и закручены вверх. Люди захлопали, и я не могла не присоединиться к ним. Директор цирка терпеливо выждал тридцать секунд, а затем приподнял одну руку, что означало: 'Достаточно!' Откашлявшись, больше для театральности, чем для надобности, он начал громко говорить:
  
   - Ladies and Gentlemens, мы рады приветствовать вас в нашем цирке Чудес. Сегодня мы покажем вам удивительные, невероятные вещи. - При каждом слове из его рук, которыми он активно жестикулировал, поочерёдно вылетали блёстки. - Наше шоу покорило множество зрителей по всему миру и, надеюсь, ваши сердца не останутся равнодушными. Итак, мы начинаем!
  
   Хлопок в ладоши, и мужчина так же резко исчез, как и появился. От него осталось только облако фиолетовых блёсток. А на сцену тем временем выскочили множество маленьких пушистеньких собачек. Они бегали и выполняли команды маленькой женщины с очень пушистыми волосами. Порой они даже напоминали мочалку. После неё ещё была пара силачей: высокий накачанный мужчина и такая же высокая женщина; старичок йог, который делал немыслимые вещи: сидел на длинных гвоздях, ходил по горящим углям и глотал горящие шпаги. После них свет на сцене погас, и из синего облака пыли вдруг появился фокусник Николас Чудотворец, ну, или просто Николай Плисецкий. Я поняла, что сейчас увижу Карину. И не ошиблась. После небольшого интерактива Николай продемонстрировал публике пустой ящик, а затем закрыл его, повернул несколько раз вокруг своей оси, и из него вышла Карина. Она была неотразима. Её тёмные длинные волосы были зачёсаны на боковой пробор и идеальными волнами спускались по плечу, а синее блестящее платье очень удачно облегало фигуру. Вместе с фокусником они показали множество интереснейших вещей. Когда он стал её распиливать в ящике, я даже немного испугалась. Но всё закончилось благополучно, и они удалились со сцены. Следом за ними были братья Плисецкие. Карина меня действительно не обманула: с лошадьми они справлялись превосходно. После певицы, способной петь любым голосом, и мужчины с суставами, гнущимися во все стороны, пришёл черёд Мартина и Даниэля. Они были под самым куполом. Ловко перепрыгивая с трапеции на трапецию, без затруднения выполняя головокружительные трюки, они заставляли публику замирать от страха и аплодировать. Когда они уходили, я заметила, как Даниэль подмигнул мне. Моё сердце как будто застыло, и я поспешила отвернуться. После ещё пяти занимательных номеров на сцену вышел Ден. Он был последним. Только вот узнать его было трудно: лицо было скрыто под гриммом грустного клоуна. Окинув печальным взором зал, он поднял алую розу, что держал в руке, и стал петь душевную песню на английском. Насколько я поняла, она была о неразделённой любви и одиночестве. В конце он воткнул себе розу в грудь и ушёл. Меня немного напрягло, что, проделывая этот трюк, он смотрел мне в глаза. Или мне показалось? На этой грустной ноте и закончилось представление. После того, как директор попрощался, люди ринулись, весело галдя, к выходу. Я же пошла к своему фургону.
  
   На улице уже было прохладно, но я всё равно решила немного прогуляться. Медленно плетясь, я лишь через полчаса дошла до знакомых ступенек. Зато моя голова уже была достаточно проветрена после всех сегодняшних событий. Я была готова погрузиться в тёплую постель, накрыться большим одеялом и уснуть. Но моим желаниям было не суждено сбыться.
  
   Как только я зашла в трейлер, на меня налетела Карина. Она расспрашивала меня о моих эмоциях после представления. Я честно сказала, что это было просто шикарно, и уже хотела лечь на кровать, но она остановила меня:
  
   - Ты что, серьёзно хочешь лечь спать?
  
   - Да, представь себе, люди любят спать по ночам, - устало произнесла я, падая прямо в одежде на кровать.
  
   - Я тебя умоляю, - с усмешкой произнесла Карина, - ночь ещё только началась. Вставай!
  
   С этими словами она резко стянула с меня одеяло и потащила к выходу.
  
   - Ну вот и куда мы идём? - спросила лениво я, когда Карина тащила меня между фургонов.
  
   - Ой, да не волнуйся ты так. У нас в цирке есть традиция: когда мы даём выступление на новом месте, мы закатываем грандиозную вечеринку. Видишь свет? Туда мы и идём.
  
   Девушка указала рукой куда-то вперёд. Там и вправду виднелся свет, а ещё дым... Неужели, это костёр?
  
   Мои подозрения подтвердились, когда мы пришли. Вокруг огромного костра прыгали и веселились молодые обитатели цирка. Те, что были постарше, устроились на брёвнах с едой и напитками. Я решила, что тоже лучше немного посижу. Карина же моего настроя не разделяла, и поэтому сразу же слилась с галдящей толпой. Рядом с ней мгновенно появились братья Плисецкие и Миша. Все трое сразу же протянули ей по бутылке чего-то спиртного и пригласили потанцевать. Я с улыбкой наблюдала, как она взяла первую попавшуюся бутылку и 'затанцевала' прочь от них. Когда они ушли из моего обзора, я поёжилась: от костра всё-таки было мало тепла, а на мне лишь шёлковое платьице.
  
   - Что, холодно? Может, хочешь согреться? - сказал красивый голос у меня над ухом. Я обернулась и увидела Даниэля. Он подсел ко мне с бутылкой. Чтобы не застыть, глядя ему в глаза, я принялась рассматривать его чёрную куртку.
  
   - Это ты... Привет.
  
   - Привет, привет, - растянув рот в улыбке, произнёс он. Невольно я посмотрела на его улыбку. Какая же она красивая... В ней было что-то таинственно-притягивающее. Его белые клыки и пугали, и не позволяли оторваться от них...
  
   Увидев, что я застыла, он начал что-то говорить. Правда, я не сразу поняла, что он пытается сказать. Я лишь следила за его красивыми губами.
  
   - Катя! Катя! - донеслось до меня. - Ты что, заснула?
  
   - А! Что ты говоришь? - потрясла я головой. Я ничего не могла поделать - он убаюкивал меня.
  
   - На, выпей.
  
   Он вытянул из внутреннего кармана куртки стеклянную пол-литровую бутылочку. В ней была жидкость ярко-оранжевого цвета. Внешне это было похоже на апельсиновый сок, но я сомневаюсь, что такой парень, как Даниэль, будет носить с собой что-то безалкогольное. Но не смотря на сомнения, я взяла бутылку и попыталась её открыть. У меня это не получилось: мои руки рядом с ним ослабли. Он, снова улыбаясь, взял из моих рук бутылку и открыл её об бревно. Я смело глотнула прохладную жидкость и вскоре пожалела. На вкус она была странной: вроде апельсиновый сок, но такой горький, как будто старый. Да что там старый, древний.
  
   - Это вообще что? - закашлялась я.
  
   - Это? Водка с соком, - будничным тоном сказал он и отхлебнул из своей бутылки. Я сразу же вспомнила своё знакомство с алкоголем и поняла, что ночка будет весёлой, так как мои губы уже сами собой потянулись к горлышку.
  

1-10

  
   Влив в себя несколько бутылочек Даниэля (откуда он их только доставал?), я поспешила на танцпол, где вовсю зажигала такая же пьяная Карина. Мы кружились в странном диком танце вокруг костра. Потом ко мне присоединился Даниэль, и мы 'оттанцевали' на некоторое расстояние от нашей компании. Когда я невольно обернулась, то увидела, как Карина во всю заигрывает с Мишей. Причём было видно, что во всём виноват алкоголь. Всё-таки мы сдружимся. Но долго я оглядываться не смогла - парень всё дальше и дальше увлекал меня за собой.
  
   Через минут десять Даниэль остановился, но не обернулся. Мы были где-то в лесу. Все тона вокруг сменились с тёплых жёлто-красных на холодные тёмно-синие. Звуки вечеринки заметно заглушились, и стали слышны сверчки. Я не понимала, почему мы ушли от веселья. Мне хотелось петь, танцевать, пить, а здесь было холодно и тихо. Мне стало дико некомфортно.
  
   - И зачем мы здесь? - спросила я. При этом у меня невольно вырвался короткий смешок.
  
   - Хорошо здесь... Спокойно, - с задумчивым наслаждением произнёс парень и провёл левой рукой по стволу ближайшего дерева. На его пальце бликнул серебряный перстень. Он не соврал: здесь действительно было спокойно... Даже слишком. Наверное, поэтому силы стали потихоньку покидать меня, и я огляделась в поисках чего-нибудь плоского. После очень коротких поисков я уселась на огромный камень. Вот блин, снова холодно! Я поднесла бутылку к губам и обнаружила, что она пуста. Чисто ради успокоения я потрясла ей вниз головой. Ни капли. Увидев моё расстроенное лицо, Даниэль протянул мне свою бутылку и сел рядом.
  
   - Спасибо, - тихо поблагодарила я и отхлебнула из бутылки. По телу пробежалась волна тепла и удовлетворения. Интересно, алкоголики себя также чувствуют? Они тоже чувствуют такое наслаждение? Если 'да', то тогда я их понимаю, хоть это и пугает.
  
   Так мы и сидели в тишине примерно полчаса. За это время я успела опустошить его запасы и теперь не знала, чем заняться. Мне было скучно. Поэтому я стала ёрзать: болтать ногами, махать головой, наблюдать за звёздами... Но тут я почувствовала что-то тёплое на своей руке. Я успокоилась и опустила глаза: это было его прикосновение. Пробежав взглядом вверх по его руке, мои карие глаза встретились с его почти чёрными. Они были похожи на мои, вот только в его глазах не было той тёплой искры, что была в моих. В его зрачках было что-то холодное, дьявольское.
  
   Один короткий миг и уже что-то не так. Появились какие-то странные ощущения.
  
   'Он что целует меня?! Да, точно... Но так же нельзя!'
  
   Я попыталась отстраниться от него, но Даниэль лишь крепче прижал меня к себе. Тогда я начала лупасить его руками по спине, но это тоже не помогало. Я пыталась закричать, возразить, но у меня это плохо получалось: трудно что-то говорить ртом, когда он занят чьими-то губами и языком. Когда ему надоело, что моя рука бьёт и царапает его, он крепко сжал моё запястье, и на мои глазах выступили слёзы. Я готовилась к худшему.
  
   Но, похоже, Бог услышал мои молитвы. После очередного моего удара по спине он отстранился и, скривив рожу, прошипел:
  
   - Чёрт!
  
   Я поспешила скорее встать и отойти на безопасное расстояние. В сторонке я сразу же стала отплёвываться и вытирать с себя его слюни, не скрывая отвращения. Прямо верблюд какой-то - ну всю обслюнявил! Даже не знаю, почему я просто сразу не убежала куда подальше. Мне казалось, что надо что-то ещё выяснить. К тому же мне было интересно, почему он после удара сразу обернулся назад.
  
   - Ну, чего ты так испугалась? - обратился ко мне Даниэль. На его лице была отвратительная улыбка, от которой меня выворачивало. Но всё же он продолжал оставаться для меня симпатичным парнем. Но теперь только не больше этого. - Я же вижу, что я тебе нравлюсь. Ты мне вроде тоже. Почему бы тогда и нет?
  
   Во мне снова боролись два чувства. С одной стороны, мне было приятно, что мои чувства были взаимны. А с другой стороны, я была в ярости! Он взял меня силой и ещё притворяется 'невинной овечкой'. Ну уж нет! Так не пойдёт!
  
   - Даниэль, - я старалась говорить спокойно и размеренно. Внутри меня пылал огонь, но снаружи я хотела оставаться гордой Снежной Королевой, - ты прав. Ты мне действительно нравился. И я не ошиблась со временем: нравился раньше. Но после этого поступка я ненавижу тебя. Ты мне противен.
  
   Пока он сидел с удивлённой физиономией, я гордо развернулась и двинулась назад, к костру.
  
   Через несколько шагов я обернула голову и бросила ему:
  
   - Я бы на твоём месте присмотрелась к Карине. Это тебе так, совет на будущее.
  
   После этой фразы я уже окончательно ушла. Когда я почувствовала, что ушла из поля его зрения, то расслабилась. Больше не было надобности держать аристократическую осанку и эффектно ходить, как меня когда-то учила мама. Здесь я могла расслабиться и поудивляться самой себе. Я была горда собой. Мне действительно доставляло кайф то, как я унизила его. Я даже немного забыла о причинах всего этого спектакля. Моё настроение поднялось, и я хотела выпить.
  
   Придя к костру, я заметила, что людей не сильно убавилось. Все продолжали петь, танцевать и радоваться жизни. Но я пришла сюда не за этим. Взглядом коршуна я окинула всю поляну и нашла то, что нужно: целый ящик чего-то покрепче напитков этого Даниэля. Долго мне себя уговаривать не пришлось: ноги сами собой пошли туда, и вскоре я уже была снова пьяная.
  
   Вот какие мысли и желания обычно приходят людям вместе с опьянением? Выпив бутылку чего-нибудь 'горяченького', кто-то захочет увидеть свою старую любовь или признаться настоящей; кто-то захочет сказать родителям, как сильно он их любит; а кто-то резко поймёт, что без бешеного поступка (или любого действия, которое он раньше не совершал) или кардинальной смены имиджа ему прямо не жить. Я же предалась воспоминаниям из детства и вспомнила старую легенду, которую рассказывала мне моя покойная бабушка (как же я по ней скучаю). Помню, как я гостила у неё и перед сном, она всегда садилась ко мне на кровать и начинала рассказывать. В её сказках реальность всегда изящно переплетались с волшебством. Но это не были банальные сказки про Василис Премудрых и Кощеев Бессмертных. В бабушкиных историях всегда была какая-то неуловимая мудрость. В них вроде всё было на поверхности, но многое я додумала и поняла лишь с возрастом.
  
   - Бабушка, бабушка! - вспомнила я, как вопила перед сном в тёплой кроватке. - Расскажи мне сказку!
  
   - А тебе не пора ли спатьки, Катенька? - ласково отвечала она, отходя от потрескивающего камина и садясь на мою кровать. На ней как всегда были её любимая шерстяная шаль, от которой всегда веяло топлёным молоком и теплом, и большие очки с толстыми стёклами, из-за чего у неё всегда были большие глаза, как в сказке про Красную Шапочку.
  
   - Ну, бабушка! Ну одну сказочку. Ну пожалуйста!
  
   Когда я что-то просила, я всегда делала глаза, как у бездомного котёнка и выпячивала нижнюю губу. На родных этот метод работал безотказно. Жаль только, что сейчас так нельзя...
  
   - Ну, ладно, слушай. Жил был старый мельник. И была у него дочка. Красавица, каких свет не видывал: фигурка тоненькая, как стебелёк; волосы, словно лучики у солнца; глаза голубые-голубые... А мастерица какая... Вся деревня ходила к ней, коли нужна была помощь в тонких делах: кому кафтан подшить, кому залатать что. В общем, помогали они всей деревне, и им помогали все.
  
   И вот однажды к ним в деревню заехал высокий статный человек на чёрной карете и слугой в комплекте. Никто не знал, откуда он и чем занимается, но денег у него было много. Многие красавицы пытались соблазнить его, но никто его не интересовал: сердце его было холодным, как полуночный ветер.
  
   Но одним утром случилось чудо. Человек вышел прогуляться и увидел у ручья красивую девушку. Сразу же он влюбился в её красивый стан и пшеничные косы. Так и застыл он на месте. А та, увидев, что за ней подглядывают, быстро вышла из воды и бросилась в лесную чащу.
  
   Вернулся человек домой и стал метаться. Никак он не мог найти себе место. Заставила лесная красавица забиться его каменное сердце, и драло оно теперь его грудь. Позвал он слугу и наказал разыскать девушку. Тот с задачей справился: узнал, что была это мельникова дочка. Донёс хозяину, и тот сразу же накупил гостинцев и пошёл на мельницу. Но там ожидала его неудача. Не понравился он девушке, отвергла она его дары. Стал он брать её штурмом: одаривал дорогими подарками, дежурил в своей карете под домом, клялся, что никогда не бросит. Видя всё это, жители деревни стали презирать девушку и сторониться. Мол, нечего им с такой высокомерной особой водиться. А заодно и с отцом перестали знаться, ибо поддерживал он во всём дочь и не давил на неё. Зачахла мельница.
  
   Долго ли, коротко ли, пришло время человеку уезжать. Принял он решение, что не уедет без девушки. Договорились со слугой, что украдут её ровно в полночь. И услышала про их заговор птичка синекрылая, та немногая из саратниц мельниковой дочки. Понимала птичка, каково это в неволе жить. Жалко ей стало девушку. Полетела она на мельницу, рассказала всё ей. Та сразу в слёзы кинулась. Тогда велела ей птичка синекрылая остричь на закате свою золотую косу и оставить у открытого окна, а самой уйти спать.
  
   Поблагодарила девушка птичку синекрылую и принялась ждать. Выполнила она все наказы и легла спать. Приснился ей сон: идёт она ночью одна по лесу. Страшно вокруг: тьма, ветер дует, каждое дерево, словно монстр, за тобой наблюдает... Идёт она и видит маленького зайчонка. Он дрожит, ушками прикрывается, маму зовёт. Стало девушке его жалко, приласкала зверька и вместе они пошли. Идут они дорогой длинной и страшной. И тут выскочило на них чудище невиданное. Руки огромные, морда шерстью заросла, зубы острые торчат во все стороны. Девушка взвизгнула, но чудище, увидев это, прокряхтело ей: 'Можешь идти, ты мне не интересна. Мне нужен заяц'. После оно кинулось на зверька, но девушка не выдержала и отпихнула врага. Но его так легко не сразить. Тогда прижала она к себе зайку и сжалась на земле. Но вместо удара всё вокруг расцвело. Ушли прочь ночь и холода. Заскакала вокруг живность под солнечными лучами. Встала девушка и увидела женщину. Вся она была словно из света. Представилась она Богиней Природы и попросила девушку рассказать обо всём. И поведала мельникова дочка ей, что сегодня должен её украсть человек, которого она не любит и никогда не сможет полюбить. 'Вижу сердце у тебя чистое, - молвила Богиня, - словно лесной ручей. Поэтому я помогу тебе...'
  
   А пока девушка путешествовала по царству Морфея, человек со слугой пробрались на мельницу и украли её. Сев в карету, они поехали подальше от этого места.
  
   Очнулась девушка, когда они были на привале. Вылезла она из кареты и побежала куда глаза глядят. А похитители, услышав хруст веток, погнались за ней. Трудно было ей бежать: платье постоянно цеплялось за сучья, а голые ступни уже вовсю кровоточили. И вот загнал они её в тупик. Делать нечего, отступать некуда. Упёрлась она спиной в толстый дуб и ждёт своего часа. Но вовремя вспомнила она про наказ Богини. Обхватила за спиной руками дерево так, что окропила её кровь ствол и прошептала: 'Пусть не буду жива, зато между нами стена. Прими мою душу взамен на крови лужу'.
  
   В тот же миг слилась она с деревом. Застыло её тело на веки, как часть старого дуба, а душа перенеслась в царство Богини Природы. Остался от неё лишь маленький жёлтый цветочек у корней. Поговаривали, что увидеть этот цветок может лишь человек с доброй и чистой душой. И кто увидит его, тот обретёт настоящую любовь до конца жизни. Человек тоже узнал про это и так до старости и просидел у дуба в ожидании цветка. Но так и не увидел его. Прожив долгую, но скучную жизнь, умер он на корнях старого дуба рядом с любимой.
  
   - Бабушка, а этот цветок можно найти?
  
   - Можно. Можно, если веришь, - ответила бабушка, целуя меня в лоб и поправляя одеяло. - Спокойной ночи, Катюшка.
  
   Точно. Я же в детстве хотела найти этот цветок. Даже ближайшие дубы возле дома обшарила. А потом забыла... Что ж, отличное время, чтобы возобновить поиски. Тем более, настоящая любовь ещё никому не помешала. У меня же был недавно День Рождения. Вот и отличный подарок для себя любимой.
  
   Захватив початую бутылку, я побрела в лесную чащу на поиски волшебного цветка.
  

1-11

  
   Похлёбывая жгучую жидкость, я двигалась в неизвестном направлении. Мне казалось, что иду я ровно и красиво, но ноги почему-то постоянно путались, цеплялись и спотыкались, а картинка перед глазами предательски виляла из стороны в сторону, как путана бёдрами. Но я не сдавалась. Я искала тот заветный дуб и жёлтый цветок. Только пока что я почему-то только находила сучья и камни.
  
   Неожиданно я заметила какое-то движение. Меня посетило мощное дежавю. Алкоголь повёл меня на движение. Но что-то в кустах стало перемещаться.
  
   - Ну и чего ты убегаешь? Выйди и сражайся как настоящий воин, - заорала я. Какой бред я несу? Но голос у меня пьяной прикольный.
  
   Похоже, что мой преследователь не хотел со мной говорить. Тогда я обо всём догадалась.
  
   - Ден? Я же знаю, что это ты. Больше некому.
  
   Ответа не последовало.
  
   - Ден, а точнее, Денис, вот скажи: чем я тебе так противна? Почему ты постоянно молчишь? И какой кайф вообще за мной наблюдать?
  
   Снова только "типичные ночные звуки" в ответ. Мне это надоело. Я была зла.
  
   - Ладно, не хочешь - как хочешь! Если ты не можешь снизойти до ответа такой персоне, как я, бай-бай. Счастливо оставаться со своим самолюбием!
  
   С этими словами я развернулась на каблуках и смело шагнула прочь. Но почва ушла у меня из-под ног. Я успела лишь взвизгнуть и выронить бутылку, когда крепкие руки обхватили меня и не дали свалиться в овраг вслед за выпивкой.
  
   - Спасибо, Денчик, - прошептала я с широко открытыми глазами. Его серые глаза были ничуть не меньше. Он резко рванул меня на себя, поставил на землю и отбежал на пару метров.
  
   - Ты чего? - спросила я, протягивая свою ладонь к нему. Но он, как напуганный зверёк, лишь уворачивался. В его глазах был недоверчивый страх. - Я не знаю, почему ты боишься меня. Или просто ненавидишь? Но тогда зачем спасаешь?..
  
   Он молча смотрел на меня. Я точно знала, что он не немой. И просто терялась в догадках.
  
   - Я вижу, ты всё ещё не настроен на разговор. Значит, я пошла дальше искать цветок.
  
   На этот раз я посмотрела под ноги, прежде чем эффектно уйти. Но и в этот раз я далеко не ушла. Через шагов пять моего похода под возгласы в стиле 'вот найду цветок и с тобой не поделюсь' я зацепилась за куст и упала. Мягкая травка радушно приняла меня в свои объятья и поэтому последнее, что я помню - это то, как я укрывалась веткой от куста и говорила:
  
   - Перед каждым походом надо выспаться...
  
***
   Проснулась я с диким похмельем, что для меня уже было привычно (я так с ними алкоголиком стану). Вот только вместо привычного потолка я увидела другой. Он был похож на мой, но весь в постерах. Я подтянулась на кровати и обхватила голову руками: гудела она знатно. Потом повернула голову влево и встретилась с пристальным взглядом серых глаз.
  
   - Напугал... - прохрипела я Денису, сидящему на стуле напротив меня. Увидев, что говорить мне трудно, он встал и достал из маленького холодильника бутылку пива. Открыв её, он протянул бутылку мне. Я жадно впилась в 'целебный эликсир' и успокоилась, когда половина была выпита. Затем я приложила прохладное стекло к голове. Парень продолжал пристально на меня смотреть.
  
   - Где я? - спросила я и отбросила одеяло в сторону, чтобы встать. Но, как оказалось, я была в одной мужской рубашке. Похоже, что его. - И где моя одежда? У нас что, что-то было?
  
   Ден покраснел и кинул в меня моей одеждой, а точнее тем, что от неё осталось: ком грязных лохмотьев. Ну и весёлая ночка была, похоже... Убедившись, что от одежды не осталось ровным счётом ничего, я откинула её в сторону.
  
   - Ты же одолжишь мне рубашку? - спросила я, вставая с кровати и потягиваясь. Парень молча кивнул и подошёл к портативной кухне. Я же принялась разглядывать стены. Все они были заклеены ровным слоем фото и постеров. На некоторых из них был он сам, но всегда в гримме. Остальные были пейзажными фото, либо рисунками. Мне они нравились. На одних рисунках были черепа, на других - кроваво-красные розы. Были рисунки волков и каких-то замысловатых узоров.
  
   - Ты красиво рисуешь, - сказала я Дену, когда он протянул мне кружку кофе. Он сразу засмущался. Я присела на кровать, а он схватился за блокнот и начал в нём что-то рисовать.
  
   - Что ты делала вчера в лесу? - спросил парень, не отвлекаясь от блокнота. Я чуть кофе не подавилась: он заговорил. Да ещё и вопрос задал. Видимо, за делом ему говорить легче. С ответом я решила не медлить:
  
   - Искала жёлтый цветок.
  
   - Расскажи мне подробнее.
  
   - Ну... - задумалась я, отхлёбывая из кружки. - Это старая сказка, которую мне рассказывала бабушка. Там про девушку, которая решила не мириться с судьбой быть с нелюбимым человеком. Она выбрала лучше стать частью дерева. По легенде у подножья того дуба растёт жёлтый цветок, который увидеть может только человек с чистой душой. Если найдёшь тот цветок, то обретёшь любовь до конца жизни.
  
   - Разве тебе нужно такое проклятье?
  
   - Какое же любовь проклятье? Это - дар.
  
   При этих моих словах я заметила, как он сжал в руках карандаш.
  
   - Дар не делает тебя слабее. Дар не разрывает тебя на части. Дар не толкает тебя на безрассудства, - парировал он.
  
   - Ты когда-нибудь любил?
  
   Денис отвёл взгляд в сторону и покраснел. Потом сориентировался и снова уткнулся в блокнот. Его лицо снова стало маской без эмоций.
  
   - Да, - ответил он.
  
   - И неужели тебе это не понравилось?
  
   - Я... - ему было трудно ответить на этот вопрос. Постоянно начинал, но запинался. Через несколько секунд он отложил блокнот на кровать и подошёл к окну. - Я не знаю, - сказал наконец он, смотря в даль. Я перевернула его блокнот и ахнула: это был мой портрет. На нём я улыбалась, а в волосах у меня был огромный цветок.
  
   - Ты все же очень круто рисуешь. - Эта фраза была переполнена эмоциями. Он подошёл к блокноту, вырвал лист и протянул его мне:
  
   - Можешь его забрать.
  
   - Правда? Спасибо! - пропищала я и повисла на его шее. Руками я почувствовала, что его тело напряглось. Ему было неудобно. Мне тоже. - Извини, - сказала я уже тише, отстраняясь. - И спасибо. Спасибо за всё
  
   С этими словами я выпорхнула из его трейлера и побежала домой, надеясь, что меня никто такой не увидит.
  

1-12

  
   - Я всё вижу... - сонно прошептала Карина с полузакрытыми глазами. Она напугала меня. Я думала, что она ещё спит, и мне удастся незаметно проскользнуть в свою кроватку. Но нет, придётся отчитываться.
  
   - Сдаюсь, - ответила я, театрально поднимая руки вверх. Карина улыбнулась мне и села в кровати.
  
   - Давай, рассказывай, где ты шлялась всю ночь и откуда такой модный прикид.
  
   - Ну, я пила, а потом завалилась спать. Проснулась утром у Дена. С моей одеждой приключилась 'небольшая' беда, и он позаимствовал мне свою, - с лёгкостью, как-будто это будничная норма, выпалила я.
  
   Ну да, я рассказала ей неполную версию событий. Ну, а зачем ей знать про Даниэля? Пусть и дальше думает, что он самый лучший. Тем более, я же не соврала, просто не договорила. Чуть-чуть.
  
   Но ей похоже и этого хватило, ибо она уже улыбалась во все тридцать два зуба. Я поспешила обломать её:
  
   - У нас с ним ничего не было.
  
   - Прям таки и ничего?
  
   - Ни-че-го.
  
   Увидев, что Карина поубавила свой азарт, я подошла к шкафу и скинула огромную рубашку. Обязательно её верну. Но это потом. А сейчас надо принять душ и найти у Карины что-нибудь по размеру и не слишком откровенное.
  
   - Ну, а ты как ночь провела? - спросила я, накидывая халат.
  
   - Обычно... Тоже выпила и половины не помню...
  
   При этих словах девушка постоянно запиналась, отводила взгляд в сторону и краснела. Видимо, Карина хотела что-то утаить. Ну, не мне её в этом обвинять.
  
   После душа и завтрака мы с Кариной вышли из дому. Ей нужно было репетировать, а я хотела найти прачечную. По дороге мы встретили Мартина и Даниэля. Если бы я заметила их раньше, то давно бы свернула, но я так заболталась, что бежать было поздно. Когда они подошли, я не знала, куда деть глаза. Я не могла смотреть на Даниэля. Мне было как-то неудобно, поэтому я постоянно переводила взгляд из стороны в сторону. А вот у него похоже было всё хорошо. Он кинул на меня лишь короткий, презрительный взгляд. А затем наклонился к Карине и поцеловал её в щеку. И это не было похоже на простую вежливость. Она ответила тем же, но почему-то смотрела при этом на Мартина. Он, по своему обыкновению, также не сводил с неё глаз. Между этими троими явно что-то произошло. Но вот что, я пока знать не могла. Да и вообще, я чувствовала себя третьим, а, вернее, четвёртым лишним.
  
   - Ну, я пойду, наверное, и дальше искать прачечную? - сказала я и развернулась, чтобы уйти, но голос Даниэля заставил меня остановиться:
  
   - Кать, может, Миша тебя проводит?
  
   Через силу я обернулась и улыбнулась Даниэлю, стоящему в обнимку с Кариной. Почему-то это было для меня очень трудно. На секунду я захотела оказаться на месте своей подруги. Даниэль тоже улыбался, а вот моя подруга, похоже, удовольствия от процесса не получала. Для меня это было очень странно: она же его любит. А как объятья с любимым человеком могут быть противны?
  
   - Конечно, если ему не сложно, - сквозь зубы проскрипела я. Мартин сорвался с места и мы зашагали вместе.
  
   Сегодня он был очень странным. Обычно он очень весёлый, разговорчивый. А тут такой задумчивый...
  
   - У тебя что-то случилось? - поинтересовалась я, когда мы подходили к небольшому вагончику. Мартин открыл передо мной дверь, и мы зашли в тесную кабинку с огромной железной 'банкой'. Я принялась закидывать туда свои вещи.
  
   - Не твоё дело, - грубо оборвал меня парень и собрался уходить, но я схватила его за руку.
  
   - Ну я же вижу. Не надо меня бояться, можешь всё рассказать.
  
   - Не надо корчить из себя заботливую подружку!
  
   - Это из-за Карины? Что случилось?
  
   - Ты случилась! - прокричал Мартин и прижал меня к стене. Запястьям стало больно. Его лицо оказалось совсем рядом с моим, только он был очень высоким и поэтому ему пришлось сгорбиться.
  
   - Я ничего не понимаю! - пропищала я, пытаясь вырваться. Но Миша был намного сильнее, чем казался.
  
   - Ну конечно... Вот жили мы тут себе спокойно, а тут появляешься ты, и вся жизнь переворачивается с ног на голову. Чёрт! - Похоже эмоции взяли над ним верх и он со всей силы ударил кулаком о стену в сантиметре от моей головы, отчего я взвизгнула. - Раньше у меня хотя бы был шанс быть с ней, а теперь всё... Поезд ушёл.
  
   С этими словами он ушёл и громко хлопнул дверью. В чём провинилась, я так и не поняла. Я стояла в ступоре, прислонившись к стене. Ясно было одно: Миша меня теперь ненавидит. Видимо, он очень сильно её любит. Дура всё-таки Карина. Не замечает такого парня.
  
   Тут щёлкнула машина, и я проснулась. Вынув бельё, я поспешила на площадку для сушки. На солнышке одежда высохла очень быстро, и вскоре я уже топала к Денису, чтобы отдать рубашку. Подойдя к нужной двери, я постучала и громко сказала:
  
   - Денис, это я, Катя. Я рубашку тебе принесла.
  
   Очень быстро дверь раскрылась. Ден быстро впустил меня внутрь и принялся и дальше готовиться к выступлению. Положив рубашку на кровать, я подошла к нему. На столе был раскидан не совсем стандартный для парня набор: тени для глаз и карандаши перемешивались с кистями и красками. Сам же парень очень ловко орудовал всем этим, нанося слой за слоем свой гримм. Уже очень скоро на его лице красовались одновременно и улыбка, и слёзы.
  
   - У тебя ловко выходит, - похвалила его я. Ден буркнул 'спасибо' и двинулся к шкафу. Возможно, если бы он не был так разукрашен, то на его лице был бы виден стыдливый румянец. Но я решила его больше не смущать и уставилась на рисунки на стенах. Там появились новые сюжеты. Например, герои легенды про жёлтый цветок. И мои портреты... Неудобно немного.
  
   - Ну, я вижу у тебя всё хорошо. Значит, я могу идти.
  
   Я поспешила уйти, ибо это немного странно - видеть свои портреты на стенах комнаты малознакомого парня. Денис опять не удостоил меня каких-либо слов, просто кивнув в ответ.
  
   Отсмотрев выступление, я собиралась уходить, когда Александр Михайлович позвал меня в свой кабинет. Я с удивлением проследовала в его фургон.
  

1-13

  
   - Присаживайся, - сказал директор цирка, подходя к маленькому холодильничку. Я хотела сесть на стул, но он направил меня на кожаный диван. Вскоре он присоединился ко мне в компании бутылки коньяка, двух стаканов и заранее заготовленной тарелки нарезанных лимонов. Он сел ко мне довольно близко и налил выпивку. Отхлебнув из своего стакана, он заговорил:
  
   - Екатерина, я позвал тебя сюда, чтобы поговорить. Ты, наверное, и так уже поняла. Да ты пей, пей.
  
   Только когда он убедился, что я отпила из своего стакана, он протянул мне закуску и продолжил:
  
   - Ты не без таланта. В цирке уже обжилась и пора бы подумать над твоим номером. Есть идеи?
  
   - Ну, я даже не знаю...
  
   Скажем прямо, меня этот вопрос застал врасплох. Он прилетел мне в лоб, как шмель на ветру. Я об этом ещё даже не думала.
  
   - Не бойся. Через неделю мы закончим здесь выступления, а ещё через пару дней мы будем на новом месте. Там-то ты и дебютируешь.
  
   Тут я поняла, что коньяк придётся допить. Осушив залпом остатки алкоголя, я ощутила, как вместе с ним уходит стресс. Мне уже не было так страшно, хоть я всё ещё и осознавала весь масштаб ситуации.
  
   Увидев мои сомнения и внутренние терзания, Александр Михайлович принялся меня подбадривать.
  
   - Поверь, Кэтлин Бесстрашная станет нашей примой, - вдохновенно говорил он, держа меня за руку. - Представь: полный зал, публика, затаив дыхание, ждёт ту, которую видели на афишах - гвоздь программы. И тут под вой аплодисментов появляется она, красивая девушка в шикарном наряде. По залу бегут перешёптывания: 'Неужели это Кэтлин Бесстрашная...'
  
   Александр Михайлович ещё долго, закрыв глаза, самозабвенно описывал эту сцену, но я уже его не слушала. Меня очень напрягали его действия. Сначала он начал все сильнее сжимать мою ладонь. Я терпела и не обращала внимания. Но вскоре всё это переросло в поглаживание моей руки и очень частые поцелуи. В один момент мне стало больно, и я вскочила с дивана. Мужчина открыл глаза и испуганно посмотрел на меня.
  
   - Я всё поняла, Александр Михайлович, - дрожащим голосом сказала я. - Я подумаю над номером.
  
   После этих слов я быстро выскочила из фургона и побежала к себе. На ходу я вытирала слёзы, катившиеся по щекам. Было ясно, что директор домогался до меня. Для меня это было сильнейшим ударом. Ведь он спас меня. Он был одним из тех немногих людей, кому я могла довериться.
  
   Остановившись у дверей своего фургона, я в последний раз утёрла слёзы. Мне нужно было собраться. Я не хотела, чтобы кто-то видел всю эту картину. Поэтому я натянула улыбку и рванула на себя дверь. Но то, что я обнаружила внутри, заставило меня перестать притворяться.
  
   На кровати сидела Карина в своём нарядном платье для выступлений, обхватив колени руками. Её чёрные волосы спадали на лицо, но даже они не могли скрыть её расплывшегося от слёз макияжа. Услышав звук закрывающейся двери, девушка попыталась утереть слёзы и сделать вид, что ничего не случилось, но это получилось у неё плохо.
  
   - Что случилось? - спросила я, присаживаясь рядом с ней.
  
   - О чём ты? Ничего же не случилось, - ответила, улыбаясь, Карина. Вот только улыбка была очень театральной, а голос, казалось, вот-вот надорвётся от слёз.
  
   - Давай, рассказывай.
  
   - Просто...
  
   Договорить Карина не смогла - слёзы взяли верх, и она опустила голову. Пока она рыдала, я гладила её по волосам. Пока у неё приступ истерики, она всё равно ничего не скажет. Тут легче переждать.
  
   Когда я увидела, что ей становится легче, я налила стакан воды и протянула ей. Дрожащими руками она кое-как выпила воду. Тут, конечно, надо бы что-нибудь покрепче, но в нашей комнате даже кефира не было, не то что вина.
  
   - Легче? - спросила я.
  
   - Немного... Просто я запуталась. Окончательно и бесповоротно. Я всё своё прибывание в цирке мечтала о Даниэле, и тут я с ним, но счастья не ощущаю. Я могу спокойно к нему прикасаться, но абсолютно не хочу. Даже скажу больше - порой мне противны его поцелуи. Казалось бы, телом я с ним, а душой постоянно вспоминаю вчерашний вечер...
  
   - А что было вчера?
  
   - Вчера... - по лицу Карины было видно, что она унеслась куда-то далеко. В какие-то очень приятные воспоминания. - Мы танцевали с Мишей. А потом что-то подтолкнуло нас друг к другу. Вчера я думала, что это всё алкоголь, но сегодня я понимаю, что это что-то большее. Что-то неземное. Будто между нами был натянут канат, а потом его сняли и соединили концы вместе. В общем, я ещё ни с кем так не целовалась. А потом пришёл Даниэль. Он был очень пьян. Он вырвал меня из объятий Миши, из моего личного рая. Оттащив меня в сторону, он сказал, что любит меня и так было всегда. Тогда я обрадовалась. Вернее, я заставила себя обрадоваться. Ведь я ждала этих слов несколько лет. Я ответила взаимностью. Тогда он потащил меня к себе и там... В общем, моя давняя мечта сбылась. Но мне не понравилось. Поцелуи того, кого я столько раз отталкивала, понравились мне больше, чем близость с любимым... Вот и что мне теперь делать?
  
   Я молчала. В один момент у меня с души упал один камень и врос другой. С одной стороны, никакой вины перед Мартином у меня не было - у него всё ещё есть шанс быть с любимой. Но с другой стороны, это я во всём виновата, а в особенности перед Кариной - ведь это я рассказала похотливому Даниэлю о её чувствах, и тот просто отыгрался на ней. Теперь мне надо было как-то выпутываться из всего этого.
  
   - Ну, слушай...
  

1-14

  
   - Во-первых, успокойся, - дала простой совет я. - Нельзя принимать серьёзные решения с горячей головой. - В мыслях сразу же пронеслось то, как я приняла решение сбежать из дома. - Во-вторых, будь честна. Прислушайся к себе. Если ты действительно любишь Мишу - будь с ним. Ты, конечно, можешь лгать и себе, и Даниэлю, но поверь моему опыту, насильно мил не будешь... Знаешь, почему я ушла из отчего дома? Меня хотели выдать замуж за ненавистного мной человека.
  
   Карину мои откровения, конечно, успокоили, так как её мозг пересел на другую пищу для разума. А вот мне стало немного не по себе. В порыве откровений я явно выпалила лишнюю информацию о себе. Теперь тайна моей личности приоткрыта. Такими темпами кто-нибудь ещё и узнает, что никакая я не Екатерина Фирсова.
  
   - Значит, ты сбежала сюда? - спросила, переключившись, Карина.
  
   - Ну, получается, что да. - Я просто пропустила часть со знакомством в поезде с Иришкой и закрытым клубом, откуда меня забрал Александр Михайлович.
  
   - Хм, прикольно, - вздохнула с лёгкой улыбкой девушка. Так обычно улыбаются больные люди, у которых все непоправимо плохо, но они смирились и научились жить с недугом. - А меня выкупили.
  
   Я промолчала, но, похоже, девушка уже погрузилась в воспоминания и возвращать её на землю было бесполезно. Поэтому я решила просто дать ей выговориться.
  
   - Мои родители были, мягко говоря, не самыми ответственными людьми. Когда отец ушёл из семьи, мать совсем с катушек слетела. Отца я в этом не виню. Наша семья никогда не была крепкой. В ней не было обоюдной любви. Мать ещё совсем молодой влюбилась в моего отца и забеременела. Ему ничего не оставалось, как жениться. Вот только он не любил её, да и я не была желанным ребёнком. Но пока он был в семье, мать держалась. Прощала измены, побои и всегда ждала его, как щенок, дома. А потом он ушёл. Нашёл другую. У них даже сын родился. А, может, уже и не один... Пока в их доме было счастье и любовь, в нашей с матерью 'берлоге' были извечные пьянки. Каждый день я видела лишь только алкоголь и мать в объятьях бухих ухажёров. Но некоторые меня поражали больше всего. Меня пытались изнасиловать пятнадцать раз. Пятнадцать! И это за один год... Они настолько заливались, что не видели, что я - четырнадцатилетний ребёнок. А потом, в один пасмурный день, на пороге нашего дома появился человек. Он пришёл за мной. Это был Александр Михайлович. Мать долго не торговалась с ним. Она продала меня за ящик водки. За ящик! Но мне тогда было неважно. Обидно? Да... Но неважно. Лишь бы свалить... Вот так я появилась тут.
  
   Если по мере повествования Карина то вздыхала, то плакала, то кричала, то последнюю фразу она произнесла с облегчением и широкой улыбкой. Похоже, полную историю событий она никому не рассказывала. Теперь мы квиты.
  
   Мы ещё немного посидели, болтая на посторонние темы, а потом легли спать. Впереди был трудный день. День, который должен был расставить всё и всех на свои места.
  
***
  
   Уже примерно в десять утра мы с Кариной топали в фургон парней. Я там была необязательным зрителем, но без поддержки Карина отказалась идти. Чем ближе мы подходили, тем сильнее мне приходилось сжимать её плечо. Когда до двери оставался какой-то метр, мне пришлось капитально тащить её за руку, как непослушного ребёнка к врачу.
  
   - А может завтра? Денёк то я ещё потерплю, - буквально дрожа всем телом, придумывала отговорки девушка. - А может он занят? И что я ему вообще скажу?
  
   - Скажешь всё, как есть. Что, мол, не любишь его. Что нашла другого. А потом признаешься Мише. Поверь, он оценит.
  
   Через секунду я резко постучала в дверь нужного фургона и оставила шокированную Карину одну. Сама же быстро прыгнула в ближайшие кусты. По дороге я зацепилась за сук, и мою ногу пронзило лёгкой болью. Но выдавать себя было нельзя, поэтому я сжала зубы и начала наблюдать за представлением. В главных ролях была ничего не понимающая Карина и заспанный босой Даниэль.
  
   - Привет... - неуверенно произнесла девушка.
  
   - Доброе утро, любимая, - выпалил, как на автомате, парень и полез к ней целоваться, но Карина отшатнулась. На непонимающий взгляд уже проснувшегося Даниэля, она ответила:
  
   - Вот об этом я и хотела поговорить... Понимаешь...
  
   - Привет! - раздалось у меня за спиной. Это 'Привет!' меня не на шутку испугало. Я оглянулась. Сверху на меня смотрели два серых глаза.
  
   - Блин, Денис, напугал! - взвизгнула я, но потом опомнилась, что я, как бы, прячусь, и втащила парня к себе. - Сиди тихо и ничего не говори.
  
   Он не стал переспрашивать, и я продолжила наблюдать. А Карина тем временем собралась с мыслями и выпалила:
  
   - Я тебя не люблю!
  
   После этой фразы она раскраснелась и опустила глаза в пол. Даниэль же не испытывал ровным счётом никаких неудобств. Он абсолютно спокойно отреагировал на всю эту ситуацию. По крайней мере, мне так казалось.
  
   - Дай угадаю, ты любишь Мишу? - сказал спокойно парень, облокотившись об дверной косяк. Карина от неожиданности подняла взгляд на него. Она-то ожидала явно не этого. Она не знала чего, но чего-то другого... Она не думала, что он так спокойно отреагирует. Думала, что застанет драматическую сцену, которой позавидовал бы Шекспир. Возможно, он даже что-то разобьёт, ну или побьёт её. Но это в самом худшем случае.
  
   - Да... - робко ответила Карина.
  
   - Ну так скажи ему об этом. Вперёд. - Увидев, что Карина уже ринулась к нему в фургон, он загородил рукой проход и добавил:
  
   - Он в шатре, тренируется.
  
   Девушка тут же сорвалась с места и побежала в сторону арены. Даниэль же зашёл обратно в фургон и захлопнул дверь. Только через минут десять я поймала себя на мысли, что сижу и тупо улыбаюсь. Встряхнув головой, я проснулась и обнаружила, что всё это время Ден сидел рядом и также тупо пялился.
  
   - Что смотришь? Не видишь, человек счастлив, - шутливо нахамила я.
  
   - А чего ты так счастлива?
  
   - У меня подруга любовь нашла.
  
   - А ты-то чего радуешься? - переспросил Ден. Его вопрос меня немного удивил. У него что, никогда не было друзей?
  
   - Ну, это как пальцы на руке, - стала объяснять я. - Если двигается мизинец, вскоре за ним последует безымянный.
  
   Я стала демонстрировать ему это на своей руке, но обнаружила, что она мокрая. Посмотрев на ладонь, я запаниковала. Она была в крови.
  

1-15

  
   - Блин! - вскрикнула я, глядя на окровавленную руку и ногу: там у меня красовалась огромная царапина. Боль сразу стала сильнее, глаза защипало. С детства не выношу вида крови, особенно собственной.
  
   - Эй, что с тобой? - с испугом спросил Ден.
  
   - Да так, царапин...
  
   Договорить я не успела - почувствовала, как в глазах темнеет, а голова сама собой клонится назад. Всё-таки на фобию так легко не плюнешь.
  
***
  
   Проснулась я от жгучей боли в ноге. Вокруг были знакомые стены, обклеенные множеством плакатов и фото. Сквозь слезы я увидела, что лежу на кровати Дениса, а он обрабатывает мою рану йодом.
  
   - Ай, больно! - закричала я, когда он наклеил на рану огромный пластырь и прихлопнул его сверху.
  
   - Тише, а то люди чёрт что подумают, - прошептал Ден, заматывая мою ногу бинтом. При каждом прикосновении к моей коже его щёки краснели с большей силой. Я нашла это забавным и захихикала.
  
   - Ты чего? - не понял меня Ден.
  
   - Да так, ничего. Ты просто такой забавный, когда краснеешь.
  
   Парень ещё больше залился краской и отошёл к окну. Я же аккуратно, чтобы не задеть повязку, сползла с кровати и обула босоножки, которые успели с меня слететь. Посидев ещё чуть-чуть, я встала и сделала нерешительный шаг. Бинты, конечно, сковывали движение, но всё было не так уж страшно.
  
   Уходить так быстро мне не хотелось, но задержать меня здесь никто не пытался. Поэтому я подошла к его столу и стала искать повод, чтобы завести разговор. Говорят, что рабочий стол может сказать о человеке многое. Аккуратно сложенные карандаши в баночках и принадлежности для гримма я пропустила мимо глаз. Моё внимание привлекли не они, а рисунок. Видимо, он нарисовал его совсем недавно, так как он не был приколот к стене. На нём была изображена голубая птичка на фоне алеющего заката. Она изо всех сил стремилась к солнцу, но её тело было цепями к чему-то приковано. Несмотря на боль, она продолжала рваться вперёд. Во все стороны от неё разлетались перья, а кожа в некоторых местах опасно натянулась.
  
   - Хм, а куда эта птичка так стремится, что аж тело готова поранить? - спросила я, взяв рисунок в руки.
  
   - На свободу, - ответил Ден. Затем он развернулся и продолжил:
  
   - Она не привыкла, чтобы её кто-то задерживал. Она боится привязаностей.
  
   - Но к чему она привязана? Что ей мешает улететь?
  
   - Вот что.
  
   С этими словами Ден достал из стола листок. Когда он положил его на стол рядом с рисунком вырывающейся птички, я поняла, что это вторая часть картины. На ней была изображена красивая золотая птица. Она сидела на месте и от нее отходили золотые цепи, к которым и была прикована синяя птичка. Намёк был слишком прозрачен. Надо было что-то делать.
  
   - А т... твоя синяя птичка, - чуть не оговорилась я, - не пробовала поговорить с золотой? Возможно, после этого цепи сами собой разрушатся?
  
   С минуту Ден размышлял, глядя куда-то в сторону. Затем он ответил:
  
   - Синяя птичка об этом не думала. Она боится, что это может задеть золотую птичку.
  
   - Я думаю, что золотую птичку больше задевает то, что из-за неё кто-то страдает.
  
   После этой фразы я развернулась и медленными шагами направилась к двери. Я надеялась, что он остановит меня, решится на разговор. Мне не хотелось его мучить. Да, когда я его отвергну, ему будет больно. Но чем раньше начнёшь, тем раньше закончишь.
  
   Как бы я не хотела, меня никто не остановил. Он позволил мне уйти. Как бы меня не одолевал соблазн, я не обернулась. Просто молча открыла дверь и вышла.
  
   Домой я тоже шла медленно. Постоянно замедлялась, а то и вовсе останавливаясь. Меня постоянно, как цепью, одёргивало. Я всё давала этой 'синей птичке' шанс. Я даже пошла извилистым путём, сквозь ряды... Но вскоре я пожалела об этом решении.
  
   На очередной 'изнанке' нашей стоянки я встретила Даниэля. Он стоял, прислонившись к фургону. В руках у него была бутылка то ли коньяка, то ли бурбона... В общем, крепкого алкоголя. Несмотря на лето и жару, на нём были чёрные брюки и чёрная кожаная куртка. Я удивилась, как ему не жарко, ведь мне в моём шифоновом платье было невыносимо душно.
  
  
   Если бы я не остановилась и не принялась его разглядывать, то мне, возможно, удалось бы остаться незамеченной. Но Даниэль не вовремя поднял голову и наши глаза встретились.
  
   - А, это ты, - пьяным голосом произнёс он. Видимо, он уже прилично в себя влил. - Ну что, опять мне мерещишься? Сгинь!
  
   Я была глубоко потрясена, - да что там, я была в шоке! - что я ему являлась в галлюцинациях. И, видимо, не один раз, раз он так разозлился.
  
   - Ты что, больной? - ответила я. - Меньше бухай по утрам!
  
   - Ммм, а в галюнах ты намного лучше. Заботишься обо мне.
  
   Похоже Даниэль всё ещё не догонял, что я реальна.
  
   - Повторяю, я не твой галюн!
  
   - Все вы так говорите! - Он двинулся ко мне. А я? А что я - я застыла на месте! - Люблю тебя, вот ты и являешься.
  
   Следом за признанием последовал поцелуй. Не успела я что-то возразить, как пьяные откровения продолжились:
  
   - Вот я даже не понимаю, что меня в тебе зацепило? Внешность и посимпатичнее бывает. Даже Карина получше будет... Но так было раньше. А теперь ты - эталон красоты... А характер. Это же ужас! Первая девушка, которая отказала мне за мои 19 лет. Хотя нет. Сегодня меня ещё и Карина бросила. Но я не жалею и не расстраиваюсь. Она была так, кукла, чтобы расслабиться. Но вот что-то пошло не так. Телом с ней, а душой с тобой... Вот почему ты не оставляешь меня в покое?
  
   Я просто стояла и молча смотрела ему в глаза. Я ничего не понимала. Несмотря на то, что он опять поцеловал меня без разрешения, мне этот поцелуй принёс наслаждение. Я почувствовала именно ту эйфорию, о которой рассказывал Карина. Мне казалось, что во всём мире существуем только мы вдвоём. Да нет, даже мира вокруг не было! Только мы.
  
   - Эх... Вот вечно вы, глюки, молчите. Даже поговорить с вами нельзя. А вот...
  
   Его болтовня меня настолько утомила (хоть слушать его пьяные откровения было приятно, ведь они больше всего были похожи на искренние), что я не выдержала и, обхватив его шею руками, поцеловала. Он заткнулся. Сначала он не отвечал мне. Но вскоре мы уже оба отдались процессу. Я отстранилась первая (хоть мне и не хотелось).
  
   - Блин, похоже, ты настоящая, - сказал Даниэль.
  
   - Настоящая, настоящая... - Я вырвала у него бутылку и залпом допила. Жгучая жидкость придала мне уверенности. - И чувства мои тоже настоящие.
  
   - Ты ж моя маленькая, - заулыбался парень и обнял меня. Я обняла его в ответ и поняла, какой же он всё-таки большой. Несмотря на жару, по моему телу побежали мурашки, и я спрятала руки под его куртку. Его тело было очень тёплым и крепким. Я даже немного засмущалась, когда почувствовала его пресс.
  
   - А как ты пьяный будешь выступать? - спросила я, запрокинув голову, чтобы видеть его глаза.
  
   - Разберёмся.
  
   Затем он обнял меня за талию, и мы пошли куда глаза глядят.
  

1-16

  
  Спустя 1,5 недели...
  
   - Тебе не кажется, что уже хватит косметики? - спросила я. Я уже порядком подустала ждать, когда меня развернут к зеркалу.
  
   - Терпи, красоты много не бывает... - медленно протянула Карина. Сейчас её мозг был занят моим лицом, поэтому половину моих слов она пропускала мимо ушей, а если уж и отвечала, то краткими фразами, растягивая их. Поняв, что сопротивляться бесполезно, я откинулась в кресле.
  
   - Всё! - крикнула девушка, разворачивая моё кресло. Вначале я не поверила, что в зеркале действительно я. Мне казалось, что эта красивая девушка в серебристом наряде не имеет ничего общего со мной. Из зеркала на меня смотрела блондинка с аккуратной укладкой и пышными алыми губами. Верхняя обтягивающая часть расшитого серебряным бисером платья удачно подчёркивала грудь и талию. Эта девушка выглядела хрупкой. Её так и хотелось защитить.
  
   - Это правда я? - спросила я Карину.
  
   - Конечно, ты. Я всегда говорил, что ты красивая, - сказал появившийся из неоткуда Даниэль. Он уже тоже был в костюме для выступления, а его кудрявые волосы были аккуратно уложены. Он подошёл ко мне ближе, сел на корточки рядом с мои креслом и поцеловал мою руку. Я захихикала, но он всё равно, как рентгеном, прожёг меня взглядом насквозь:
  
   - Волнуешься?
  
   - Да, - ответила я, глядя в зеркало.
  
   - Знаешь, обычно, когда хотят успокоить, говорят, что страшно только первый раз. Но я врать не буду. Я выступаю с самого детства. Когда я первый раз вышел на сцену, мне было лет пять. Но я до сих пор трясусь перед каждым выступлением, хоть и полностью в себе уверен. Так что тебе просто нужно поверить в себя. Помни, я люблю тебя.
  
   - Я тебя тоже.
  
   Мы как раз целовались, когда услышали голос Миши:
  
   - Даниэль, чёрт, ты где? Скоро наш выход.
  
   - Эх, совсем без меня не может, - пошутил парень. - Ладно, мне пора, а ты не волнуйся.
  
   Затем он встал и на ходу закричал:
  
   - Уже иду, любимый!
  
   Посидев ещё немного, я пошла посмотреть на выступление парней. Даже из-за кулис оно было шикарно. Они порхали под потолком, как будто весили несколько грамм. Отсмотрев ещё один номер, я удалилась обратно в гримерку, так как остальные номера я уже видела и второй раз смотреть их было незачем. У меня была ещё куча времени, ведь я выступала в заключении программы.
  
   Зайдя в комнату, я обнаружила приятный сюрприз: на столике лежала маленькая шоколадка и записка:
  
   'Твою улыбку потеряв, мой мир станет коряв.
  
P. S. Шоколад - отличное успокоительное. Налетай!'
  
   Я улыбнулась. Хоть записка и была анонимной, долго мне гадать не пришлось. На моём сердце сразу стало очень тепло, что Даниэль так обо мне заботится. И когда он только успел?
  
   Аккуратно, чтобы не испортить макияж, я откусила шоколадку и прошлась по комнате. Остановилась, поймав своё отражение в зеркале. Даже в свете тусклых ламп гримерки мой наряд блестел, как новогодняя ёлка. Представляю, что с ним будет на хорошо освещаемой арене.
  
   Тут мне почему-то вспомнились слова цыганки, которая, как оказалось, была бабушкой Даниэля и вскоре сбежала. Когда я только приехала, она велела мне бежать и 'бояться блеска'. Она сказала, что здесь со мной случится беда. Вот только какая? Я вся блистаю, но счастлива. Волнуюсь, до жути напугана, но счастлива... А какая же беда может случиться, если человек счастлив?
  
   - Катя, скоро твой выход, - позвала Карина, вырвав меня из размышлений. Взглянув последний раз на своё отражение, я поспешила к своему выходу на арену. Там я села на трапецию в форме луны и принялась ждать.
  
   - А сейчас, впервые на арене нашего цирка неподражаемая и обворожительная Кэтлин Бесстрашная. Встречайте бурными аплодисментами! - прокричал Александр Михайлович, и зал захлопал. Я почувствовала, как мои ноги оторвались от земли, и вот я уже парила над ареной. Под лиричную музыку моя импровизированная луна мягко опустилась рядом с канатом. Изобразив душевные страдания, я прыгнула на канат. Шаг вправо, шаг влево... Мягкое и плавное колесо... И ещё несколько трюков, отображающие душевное состояние моей лирической героини - Луны. По сюжету я - Луна, которая очень устала. Она постоянно смотрит на людей сверху, но не может с ними заговорить, повлиять. Поэтому ей скучно.
  
   В конце номера я, как и задумывалось, сорвалась вниз, но в последний момент схватилась за канат и повисла на руках. Это означало, что Луна решила покончить со страданиями, но в последний момент поняла, что не может покинуть людей и передумала.
  
   Тяжело дыша, я осматривала публику. Вначале зал молчал. 'Ну всё, я - бездарность', - пронеслось в мыслях. Но через секунду все люди встали и зааплодировали. Свет включился, и ко мне поспешили Миша и Даниэль с лестницей. Даже когда они подставили её под меня, я не сразу сообразила, что мне надо слезть. Несмотря на боль в руках, я держалась за канат и со слезами радости на глазах наблюдала за стоящим залом. Я не думала, что моё выступление вообще кто-то оценит. А тут люди аплодируют стоя.
  
   Только через минуту, которая тянулась для меня вечность, я услышала сквозь шум зов парней и слезла вниз. Поклонившись низко несколько раз и послав огромное количество воздушных поцелуев, я пошла к выходу. Мои ноги были ватными. Я боялась споткнуться или оступиться, поэтому вцепилась в руку Даниэля.
  
   За кулисами я быстро рухнула в ближайшее кресло. Ко мне сразу же подбежала Карина с графином воды. Она хотела налить мне воду в стакан, но я выхватила у неё из рук графин и осушила его прямо из горлышка. Только после этого я смогла увидеть обстановку вокруг во всех красках. Рядом со мной на корточках сидел Даниэль. Чуть подальше стояла Карина, а за её спиной Миша. Все смотрели на меня.
  
   - Ну как? - спросила я.
  
   - Ты ещё спрашиваешь? Да ты была шикарна! Правда, Миша? - весело прокричала Карина.
  
   - Да, - ответил сухо Миша.
  
   - Ну, я думаю это надо отметить! - сказал Даниэль. - Все к нам в комнату.
  
   Он подал мне руку, и я встала. Мы разбрелись по гримеркам, чтобы переодеться. Зайдя, я снова обнаружила на столе записку, написанную тем же почерком:
  
   'Ты была прекрасна, как вода Индийского океана...'
  
   Записочка, конечно, была милой, но она была такой же, как записка от Даниэля, даже бумага та же, но написать её он не мог. Он всегда был со мной. А это значит, что эту и прошлую записку подкинул другой человек. Но вот кто?
  
   В дверь постучали, и я закинула листок в сумочку.
  
   - Кать, ты скоро? - спросил Даниэль.
  
   - Да, секундочку... - сдавленно произнесла я, и начала наконец-то переодеваться. Через десять минут мы уже сидели в комнате парней и поглощали их запасы алкоголя.
  

1-17

  
   - За дебют Кэтлин Бесстрашной! - крикнул с рюмкой в руках Даниэль.
  
   - За дебют! - поддержали его остальные, и в воздухе со звоном встретились две рюмки водки и два бокала вина. За окном комнаты парней было так же шумно, как и внутри: по традиции вся труппа отмечала первое выступление на новом месте. Через час вся наша компания порядком поднакидалась. Порозовевшая Карина уже во всю флиртовала с таким же пьяным Мишей. Увидев это, Даниэль тоже стал лезть ко мне целоваться, но я была ещё не настолько пьяна, поэтому каждый раз его отталкивала. Он обижался и напирал всё больше и больше. Когда его руки стали скользить по моим голым ногам под платье, я вскочила и, сказав:
  
   - Что-то мне душно. Пойду попью воды.
  
   Быстро выбежала на улицу. Все были настолько пьяны, что даже не заметили подвоха: бутылка с водой стояла на столе прямо рядом со мной.
  
   Поёжившись, я пошла гулять по новой стоянке цирка. По сути, это снова была большая поляна. Обычно в такое время цирк спит, но только не сегодня. Сегодня вся масса артистов была сосредоточена возле большого костра в центре. Хоть в прошлый раз мне такая вечеринка понравилась, сегодня я решила туда не идти. Алкоголя во мне уже было достаточно, а танцевать не было никакого настроения. Поэтому я свернула в лес.
  
   Вот всё-таки какая странная штука - жизнь! Ещё пару недель назад я была известна только как единственная дочь деревообрабатывающего магната. Теперь же я абсолютно другой человек, выступаю на арене цирка. У меня другая внешность, другое имя... Я вообще вся другая. У меня новые друзья, новый парень. И пускай они и не знают обо мне всего. Главное - моя жизнь изменилась, пожалуй, в лучшую сторону. До сих пор не понимаю, почему та цыганка советовала мне убежать. Здесь я впервые в жизни по-настоящему живу. И что-то мне не верится, что этот цирк и какой-то там блеск убьют меня...
  
   Каким-то странным способом я оказалась прямо перед дверьми фургона Дена. Я ведь и не собиралась к нему идти, но ноги сами меня сюда принесли.
  
   Я бы ещё долго простояла у входа, не решаясь постучать, если бы дверь сама не открылась и на пороге не показался Ден. Похоже, он увидел меня из окна и решил узнать всё сам.
  
   - Привет, ты ко мне? - спросил парень.
  
   - Я? - Я немного растерялась. - Знаешь, пожалуй, да. Я к тебе.
  
   - Ну, тогда проходи.
  
   С этими словами он отошёл в сторону, придерживая мне дверь. Я поднялась по ступенькам и вошла. Ден закрыл за мной и прислонился к двери.
  
   - Ну так... Зачем пришла? - спросил он, словно боясь меня спугнуть.
  
   - Да так, - вздохнула я. - Мои друзья отмечают мой дебют, а мне уже надоело пить. Скоро Карина с Мишей, как всегда, пойдут в наш фургон, ну, а я там немножко лишняя. Вот и получается, что ночевать мне негде. Теперь гуляю.
  
   - Но ты же не можешь гулять всю ночь... Ты можешь остаться у меня.
  
   Последнюю фразу Ден выпалил очень быстро и сразу опустил голову вниз, но я всё равно увидела румянец на его щеках.
  
   - Я, конечно, очень рада твоему предложению, но принять его не могу. Даниэль может неправильно всё понять. Так что я просто немного посижу у тебя, можно?
  
   - Конечно. Без вопросов. Моя комната в твоём распоряжении.
  
   Кивнув, я пошла вдоль стены к столу. По дороге я провела рукой по рисункам, среди которых появились и новые. И когда он только всё это рисовать успевает? На столе снова было много ручек, карандашей и листков. Моё внимание привлекла чёрная блестящая ручка. Когда я сняла с неё колпачок, то обнаружила причудливое перо. Я провела линию на своём предплечье. Оказалось, что эта чёрная ручка способна проводить красивейшие линии. Представляю, что она может сотворить в руках умельца.
  
   Затем я заметила толстый блокнот с чёрной обложкой, на которой были причудливые золотые узоры. Облокотившись о стол, я принялась листать его. Чего только не было на этих страницах. Заковыристые узоры соседствовали с абстрактными образами. Были тут и портреты обитателей цирка. Вот только узнать их можно было лишь по каким-то особенностям фигуры или деталям - вместо лиц у них были либо чёрные дыры, либо кресты. Зато вот животные были нарисованы полностью. Часто они вплетались в какие-то сюжеты. В общем, всего там было по чуть-чуть.
  
   Отложив блокнот на стол, я увидела, что Денис снова рисует. Подойдя, я обнаружила, что на рисунке я в полный рост, склонившаяся над блокнотом. На лице у меня была улыбка, хотя я даже не помню, чтобы улыбалась.
  
   - Я действительно так выглядела? - спросила я, садясь рядом с ним на кровать.
  
   - Да... Ты очень милая, когда улыбаешься!
  
   Ден опять покраснел, что не могло не развеселить меня.
  
   - Что ж, спасибо, - сказала, улыбаясь, я и протянула руку к его лицу. Обычно он сразу отстранялся, но сейчас сидел на месте. Тогда я убрала с его лба прядь волос, легонько дотронувшись до лица. Я прямо чувствовала, как он дрожит и держится из последних сил. Мой взгляд застыл на его глазах. Таких серых, таких добрых. В них было столько боли, что его хотелось обнять и пожалеть. Но я застыла на месте.
  
   - Катя, что ты тут делаешь?
  
   Пьяный, разъярённый голос Даниэля вернул меня на землю, и я поспешила отойти от Дена, которого видимо мой парень напугал. Акробат ворвался без стука и шатался из стороны в сторону. В его глазах читалось 'Я разнесу здесь всё к чёртовой бабушке!'
  
   - Почему ты не отвечаешь? - опять заговорил Даниэль. Я подошла к нему. От парня ужасно несло перегаром.
  
   - Я просто зашла поговорить, не волнуйся, - ответила я. - Карина и Миша уже наверняка в нашем фургоне, так что идти мне некуда.
  
   - Как это некуда? Пошли ко мне, - скорее приказал, чем предложил Даниэль.
  
   - Ты же пьян!
  
   - Ну и что? Это не повод торчать у этого ушлёпка!
  
   Я аккуратно взглянула на Дена. Он, похоже, пропустил его слова мимо ушей и что-то очень активно начал рисовать в блокноте. Его руки быстро и шумно бегали по бумаге, штрихи были сильными и резкими.
  
   - Ладно, так уж и быть. Пошли к тебе, - согласилась я, чтобы Даниэль ненароком не разнёс здесь чего-нибудь или не покалечил кого-нибудь. - Но у меня есть условие: спать будем по отдельности!
  
   - Конечно, всё для моей принцессы... - бормотал Даниэль, когда я вытаскивала его полуживого из фургона. Кинув Дену 'пока', я побрела к фургону парней.
  

1-18

  
   Спустя два года...
  
   - Спасибо Вам всем! Вы мои любимые! - прокричала я трибунам, выполнила глубокий поклон и, послав воздушный поцелуй в зал, скрылась за кулисами. Когда я шла по коридору, всё ещё слышала аплодисменты и радостные возгласы. Улыбаясь, я зашла в свою гриммёрку и сложила огромную кучу букетов на стол. Среди них я заметила небольшого плюшевого медведя. Хоть игрушки поклонники мне дарят так же часто, как и цветы, я точно помню, что сегодня мне ничего такого не дарили. Значит, он был здесь до того, как я зашла. Но кто же мог его подбросить? Может, это Даниэль подсуетился? Наконец-то в нём проснулся романтик!
  
   Счастливая, я протянула руки к необычному синему медведю с огромным золотым бантом на шее. Крутя его в руках, я плюхнулась на диван. Но вскоре моя улыбка растаяла - я заметила, что на спине у него болтается записка из такой до боли знакомой бумаги. С ужасом я развернула листок и обнаружила знакомый каллиграфический почерк. Изящными чёрными линиями в записке было выведено:
  
   'Даже если вариантов миллион, с тобою рядом не я, а он...
  
P. S. Сегодня ты блистала ярче Северной звезды'
  
   В страхе я сорвала записку и скомкала. Вот что это значит? Что значат все эти записки?! Уже несколько лет какой-то псих не на шутку меня пугает, посылая эти всегда одинаковые бумажки. С одной стороны, это, конечно, мило: у меня есть тайный поклонник, судя по запискам, по уши влюблённый в меня. Он всегда знает, как меня подбодрить, что написать... Такое чувство, что он знает меня лучше, чем я сама. Но с другой стороны, это очень пугающе: какой-то неизвестный псих постоянно следит за мной. И неизвестно, вдруг он и сейчас откуда-то на меня смотрит?
  
   В панике я оглянулась по сторонам и успокоилась - в моей гримерке не было окон. Только дверь, и та плотно была закрыта. Успокоившись, я снова принялась рассматривать медведя.
  
   Признаюсь, он угадал - игрушка мне понравилась. Она была очень милой и тёплой. Теперь я знала, кто займёт почётное место у изголовья моей кровати. Вот только где-то я уже видела такое сочетание синего и золотого. Где же... Вспомнила! Рисунок Дена. Он так изображал свои чувства. Он был синей птичкой, а я - золотой. Он так и не признался мне в открытую. Интересно, он смог разлюбить меня? Надеюсь, он не страдает все эти годы... После того случая два года назад в его фургоне мы так и не разговаривали по-нормальному. Неизвестно, как бы сложилась моя жизнь и что бы произошло между нами в тот вечер, если бы не пришел Даниэль.
  
   Кстати, о нём. Может, всё-таки рассказать ему о моей 'небольшой' проблемке с поклонником? Нет, он ревнует меня ко всему, что движется и не движется, а тут ему и во все башню снесёт. Он умудрился меня приревновать даже к ребёнку!
  
   Однажды после выступления ко мне подошёл маленький мальчик, протянул розу и пролепетал:
  
   - Вы моя любовь! Я вырасту и женюсь на Вас!
  
   Этот пятилетний мальчик был настолько милым, что я невольно улыбнулась. Мне захотелось, чтобы мальчик запомнил эту встречу. Поэтому я наклонилась и чмокнула его в щеку. На его коже остался лёгкий след моей алой помады, но он настолько покраснел, что ее почти не было видно. Последний раз глянув на меня, мальчик побежал к родителям.
  
   Меня настолько умилял мой юный поклонник, что я ещё долго глупо улыбалась. Но как только я посмотрела на Даниэля, моя весёлая окрылённость испарилась. Мой парень стоял мрачнее тучи и разминал костяшки. Он был зол. И это явно не была шутка, он ревновал совершенно по-настоящему. С тех пор я веду себя немножко осторожнее.
  
   - Катя, ты всё? Я провожу тебя домой, - сказал Даниэль, стучась в дверь.
  
   - Да-да, я уже почти всё! - крикнула я и принялась быстро переодеваться. И ведь так каждый вечер. Он специально ждёт, чтобы - не дай Бог! - я не пошла домой одна. Его ревность уже надоела. Но делать нечего - я его люблю, и он мой парень. Именно поэтому я сейчас прячу скомканную записку и мишку в сумку - нечего его лишний раз нервировать.
  
***
  
   Я, как обычно, остановилась возле ступенек фургона. Мы всегда здесь прощались. Даниэль обычно целовал меня на последок и уходил домой. Но сегодня всё было не так. Вместо того, чтобы попрощаться, мы стояли на улице. Я всё ждала, когда же он засобирается домой, но виду не показывала, чтобы он не обиделся. Я просто делала вид, что наслаждаюсь погодой.
  
   Погода действительно была прекрасна. Это был типичный июньский вечер. Всё вокруг отдыхало от дневной жары. Дул лёгкий ветерок, от которого по плечам шли приятные мурашки. Где-то в темноте стрекотали насекомые. Воздух уже приятно пах ночью.
  
   - Ну, я думаю мы уже нагулялись, - сказал, встрепенувшись, Даниэль. - Пора домой.
  
   - Ага, - согласилась коротко я и уже шагнула к нему за поцелуем, как он прошёл мимо меня, достал из кармана ключ и открыл мою дверь. Сказать, что я была удивлена - не сказать ничего.
  
   - Заходи, - сказал парень и зашёл ко мне. Я, как завороженная, двинулась в фургон.
  
   - А откуда у тебя ключ? - спросила, тяжело сглотнув, я. Парень в ответ улыбнулся:
  
   - Карина поменяла на мой.
  
   - В смысле? - Я уже начинала соображать, куда он ведёт.
  
   - В смысле, - Даниэль присел рядом со мной на кровать и обнял меня за плечи, - теперь мы будем жить вместе.
  
   Меня эта новость шокировала. Я понимаю, что мы встречаемся уже около двух лет, но он мог ради приличия хотя бы спросить меня? Может, я не хочу? А может, просто не готова?... У меня нет слов.
  
   - Ты рада? - я продолжала молча залипать на стену, возле которой стояла пустая кровать Карины. Только сейчас я заметила, что в комнате действительно стало пустовато. На тумбочке не было привычной горы косметики и расчёсок, а у порога стояло несколько огромных мужских сумок. - Ну, чего ты молчишь? Иди ко мне.
  
   С этими словами Даниэль прильнул к моей шее. Я почувствовала, как он валит меня на кровать. Я попыталась оттолкнуть его, шепча отказы, но ничего не выходило. Меня посетил мощный флэшбек, как несколько лет назад он первый раз меня поцеловал. Тогда мне тоже не хотелось этого, и я еле выбралась. Но сегодня удача была не на моей стороне. Когда он, покрывая меня поцелуями, полез к пуговицам на рубашке, я отвесила ему пощёчину. Его это разозлило. В глазах загорелся яростный огонь.
  
   - Да сколько можно! - прокричал он. Хотя вернее будет сказать 'прорычал', ибо он больше был похож на разъяренного тигра, чем на адекватного человека. - Мы вместе уже два года! Два! И всё это время я терпеливо ждал... Ты не веришь в серьёзность моих намерений?! Как тебе ещё доказать? Я постоянно был рядом с тобой, даже переехал ради тебя. А ты!... Чего ты молчишь, а?!
  
   Всё ещё возвышаясь надо мной, Даниэль отвесил мне пощёчину. Щеку обожгло огнём. Из моих глаз хлынули слёзы. Я ничего не отвечала. Лишь тихо рыдала, закрыв глаза. Инстинктивно, я выбрала тактику 'притвориться мёртвой'. Я трезво оценила, что отбиться у меня всё равно не получится. А тут глядишь и успокоится...
  
   - А знаешь, такой ты меня возбуждаешь даже больше!
  
   С этими словами он заломал мои запястья, чтобы я не могла вырваться, и закрыл мой рот своим. Он рванул мою рубашку так, что я даже услышала треск ткани. После его свободная рука скользнула вниз по ноге, под юбку. Я лишь тихо стонала и плакала. Я старалась держать глаза закрытыми, как бы мне ни хотелось их открыть. Хотя в этом и не было нужды - даже когда веки случайно поднимались, я видела лишь размытую от слёз картинку.
  
   Мне было больно... Ужасно, невыносимо больно. Причём вдвойне: и физически, и морально. Ведь этого человека... Нет, так сказать нельзя. Этого изверга я любила. И даже сейчас, когда он раз за разом ранит меня, я люблю его. Страдаю, рыдаю, но люблю.
  

1-19

  
   Как же паршиво...
  
   Уже час я не могу сомкнуть глаз. Так и лежу обнажённой. Только лишь простыня спасает меня от замерзания. Хотя, как я могу замёрзнуть, если всё моё тело горит?
  
   Единственный, кому в этой комнате хорошо, - это Даниэль. Он уже успел залпом осушить бутылку вина и теперь похрапывает у меня под боком. Как же мне противна эта свинья... Может, убить его? Что тут у нас есть под рукой?
  
   Встав с кровати, я замоталась в простыню и осмотрелась. На полу валялся его ремень. Может, задушить его им?.. Нет, я не настолько сильная и, если он станет отбиваться, то просто не смогу его удержать. А, может, зарезать его этим шикарным кухонным ножом?.. Я примерила рукоятку в руке. Она легла, как влитая. Но всё же этот способ тоже мне не подходит - слишком грязный. Потом ещё отмывать всё от его поганой крови... Лучше отмою себя.
  
   Выйдя из душа, я полностью осознала, что никак не подхожу на роль убийцы. Тем более его убийцы. Не могу я вот так вот просто всадить ему нож в грудь, пока он спит. Я вообще не могу лишить человека жизни... Даже такого плохого, как он. Даже после того, что он со мной сделал, я не хочу ему зла... Я просто хочу уйти...
  
   Одевшись и покидав свои вещи в чемодан, я покинула свой дом навсегда. Ведь так просто я его отсюда не выкурю, а жить с ним невыносимо. Мне будет больно каждый день просыпаться и видеть рядом с собой его беззащитное тело. Каждый день осознавать, что я любила этого человека и эти чувства до конца не умерли. Несмотря ни на что, ему не удалось убить их, как надоедливого комара, и они до сих пор барахтаются где-то в глубине моей души.
  
   Смахнув снова выступившие слёзы, я устремилась в фургон Александра Михайловича. Несмотря на все его двусмысленные намёки и заботу обо мне в виде подарков, это единственный человек в цирке, который может мне сейчас помочь. К тому же, я думаю, он не будет злиться, что я заявилась к нему почти в полночь.
  
***
  
  - А, Катенька, это ты, - сказал Александр Михайлович, открыв дверь. На нём уже была шёлковая пижама и халат. Волосы были покрыты странной сеточкой. - Не стой на пороге, проходи.
  
   - Спасибо, - скромно прошептала я и зашла.
  
   Как я заметила, спать он ещё не собирался. Настоле стояла початая бутылка коньяка и тарелка лимонной нарезки. Также везде были раскиданы документы. Директор работал.
  
   - Присаживайся, Катенька, - ухаживал за мной Александр Михайлович. - Чай, кофе, бутерброды?
  
   - Если можно... - я опустила глаза в пол, - что-нибудь покрепче.
  
   - Ну... - удивился мужчина. - Коньяк будешь?
  
   Я молча кивнула. Директор протянул мне стакан и хотел со мной чокнуться, но я быстро осушила стакан и закашлялась. Александр Михайлович, увидев это, протянул мне тарелку с закуской и похлопал по спине. Когда мне стало полегче, я начала говорить:
  
   - Александр Михайлович, извините за такой поздний визит, но некоторые обстоятельства вынудили меня. Буду кратка: мне нужен новый фургон.
  
   - И чем же не угодил старый?
  
   - По некоторым обстоятельствам я не могу больше там жить... Ну так что, есть какое-нибудь место?
  
   Я умоляюще посмотрела на директора, а тот глотнул из своего стакана, глубоко вздохнул и присел рядом со мной.
  
   - Катя... Нет. Екатерина, - начал он; видно было, что он сильно волнуется, - ты с нами уже достаточно давно. И я этому очень рад. Я ведь помню, как первый раз тебя увидел... Ты мне сразу понравилась. В тебе было что-то особенное. Ты чем-то отличалась от всех этих кукол. Что же я тяну... Екатерина, я люблю тебя.
  
   Я сидела в шоке. Я, конечно, подозревала, что вся эта забота, подарки и приставания неспроста. Но чтобы вот так!...
  
   - Я понимаю, - продолжил он, - ты шокирована. Поверь, я не меньше. Но я неспроста тебе всё это рассказываю. У меня есть свободный фургон, но просто так я его отдать не могу. У меня есть одна просьба.
  
   - Какая же?
  
   - Я всё понимаю: мы слишком разные и никогда не будем вместе. Я смирился, но, прошу, подари мне одну ночь.
  
   Я отшатнулась. Только случилась вся эта история с Даниэлем, и тут - на тебе! - такая странная просьба. Вот что мне делать? Просто уйти я отсюда не могу. Мне нужен этот фургон. Но цена за него немного диковатая...
  
   Резко встав, я подошла к столу и с горла осушила сразу полбутылки. Коньяк больно обжог горло, но придал уверенности. Директор, видимо, решил, что я восприняла его предложение, как шутку, и теперь презираю его, потому что он понурил голову, печально вглядываясь в стакан.
  
   Я же всё решила. Выхватив из рук Александра Михайловича стакан и, аккуратно поставив его на стол, я села директору на колени и поцеловала. Оторвавшись, я прошептала ему на ухо:
  
   - Я согласна, но у меня есть условие: всё, что произойдёт этой ночью, останется в этой комнате.
  
   - Само собой, - сказал мужчина, аккуратно повалив меня на диван.
  
***
  
   - Если разрешите, я бы хотела пойти в свой новый фургон, - холодно сказала я, застёгивая бюстгальтер.
  
   - Конечно, - ответил довольный директор и потянулся к тумбочке. Открыв её, он отдал мне ключ с брелоком. На нём было написано: "34 Б". Далековато от моего прошлого дома с номером "13 А"... Ну и плевать, так даже лучше.
  
   - Ну, ты заходи. Не забывай меня, Екатерина, - сказал Александр Михайлович, когда я уходила. В его словах было столько искренности. Бедный мужчина. Похоже, он действительно меня любит. Но мы оба понимаем, что нам никогда не быть вместе.
  
   Мне стало настолько его жалко, что я решила его немножко успокоить.
  
   - Конечно, - с улыбкой сказала я, открывая дверь. Конечно же, я его обманула - я никогда больше не приду сюда просто так. Но это ложь во спасение. Жить с надеждой намного легче, чем с правдой.
  
   Размышляя обо всём, я обнаружила, что дошла до своего нового дома. Мой фургон стоял прямо напротив фургона Дена. Не раздумывая, я открыла его дверь и ворвалась без стука.
  

1-20

  
   Даже не знаю, что мной двигало. Мне просто захотелось вот так вот взять и ворваться в его фургон, в котором уже давно было темно - Ден спал. Но меня это не остановило. Бросив чемодан в дверях, я подошла к его кровати и села рядом. Он был достаточно симпатичен, когда спал. От него не веяло той загадочной холодностью, как от Даниэля. Наверное, поэтому мне резко захотелось залезть под одеяло и лечь с ним рядом.
  
   Он не сразу сообразил, что кто-то посторонний есть в комнате. Он проснулся, только когда я не выдержала и положила одну руку ему на торс, а другой стала играться с его белыми волосами.
  
   - Кто зде?... - спросил Ден, но договорить я ему всё равно не дала.
  
   - Тише, - прошептала я, нежно прикладывая к его губам свой указательный палец. - Ничего не говори, просто молчи.
  
   Парень послушался, но видно было, что он напуган. Когда я прильнула к его неподвижной груди, я почувствовала, как быстро бьётся его сердце. Пару минут я просто слушала, как оно пытается прорваться сквозь его грудную клетку. Затем я перекинула ногу через его тело и уселась на него верхом. Сквозь тонкую футболку я могла чувствовать тёплые кубики его пресса.
  
   Секунду я смотрела в серые глаза, а затем наклонилась и поцеловала его. Он не отвечал мне. Он всё ещё был скован страхом. Всё же он был другой, не как все те мужчины, что пользовались мной этой ночью. И это и было прекрасно. Его нерешительность меня возбуждала. На этот раз я хотела быть охотником, а не жалкой жертвой. Пусть этой ночью ланью будет он, а не я.
  
***
  
   - Доброе утро, - разбудил меня Денис, поцеловав в голое плечо. Я открыла глаза и потянулась. Рядом со мной сидел улыбающийся парень. Я впервые вижу его улыбку. Настоящую улыбку с ямочками в уголках рта... Вот только я не могла ответить на его радость.
  
   Вскочив с кровати, я принялась искать свои вещи, что вчера разбросала, где попало. Ден молча за мной наблюдал. Впопыхах одевшись, я подхватила чемодан и уже шла к дверям, когда он окликнул меня:
  
   - Катя, может, позатракаем... Вместе.
  
   Я обернулась и выдавила улыбку, которой обычно улыбаются стервы и самые отрицательные женские персонажи в спектаклях:
  
   - Если хочешь, можешь позавтракать, но без меня.
  
   Я снова ринулась уйти, но Ден опять меня остановил:
  
   - А как же всё, что между нами было? Как же мы?
  
   На секунду в моей душе промелькнуло сомнение и ненависть к себе за то, что я его использую. Но я подавила всё это на корню и вновь обернулась с улыбкой:
  
   - Спасибо, было круто. Но никаких 'нас' нет и не будет. Ещё раз благодарю, что помог, друг.
  
   Дабы не видеть его лицо, я развернулась и на этот раз решила уйти во чтобы то не стало. И мне удалось - никто меня не остановил. Быстро пройдя пару метров, я оказалась на пороге своего нового дома. Открыв дверь, я шагнула в новую жизнь. Жизнь без бед, печалей и Даниэля.
  
***
  
  
Спустя 4 месяца...
  
   - Да что же это такое?.. - прошептала я, хватаясь за живот.
  
   Всё утро мне было плохо и хотелось остаться в постели, но я никак не могла поддаться соблазну - сегодня выступление. Поэтому, стиснув зубы, под бурные аплодисменты я вышла на арену.
  
   Всё было как обычно: заиграла привычная музыка, я двинулась по канату и начала исполнять трюки. Всё шло хорошо. Но вот настал момент, когда Луна падает с неба к людям. Я выполнила привычное действие, но почувствовала в полёте, что слабну. Звуки притупились, а картинка перед глазами стала темнеть. Я не смогла повиснуть на канате и сорвалась вниз...
  
***
  
   - С ней точно всё хорошо? - услышала я сквозь сон знакомый голос Александра Михайловича.
  
   - Да, это большое счастье, что нашёлся человек с такой же группой крови, - сказал другой голос, похоже, принадлежавший доктору. - Сейчас молодой мамочке ничего не угрожает.
  
   Я сразу же открыла глаза. Я была в больничной палате. Из моей руки тянулся катетер с двумя проводами. Один был присоединён к капельнице, другой уходил куда-то за шторку. Но этот провод меня сейчас не волновал. Меня больше пугала последняя фраза врача: '...Сейчас молодой мамочке ничего не угрожает'. Мамочке?
  
   - Где я? Что со мной?
  
   Хоть я всё и понимала, не задать эти вопросы не могла. По крайней мере, мне казалось, что всё так должно быть.
  
   - Ты упала во время выступления, и мы привезли тебя в больницу, - объяснил Александр Михайлович. - Но сейчас всё хорошо.
  
   - Да, это нормально - беременные иногда падают в обморок, - сказал доктор, садясь рядом со мной, и посветил мне в глаза маленьким фонариком. - Но я всё-таки настоятельно рекомендую Вам на некоторое время завязать с выступлениями. Всё-таки 17-я неделя, как-никак.
  
   - Да, хорошо, - ещё не до конца придя в себя, ответила я. - Скажите, когда меня выпишут?
  
   - Ну, каких-то патологий нет, так что причин задерживать Вас нет... Но я бы всё таки оставил Вас на день - сделаем ещё раз все анализы, проверим. Ну, а пока я поставлю Вам снотворное, - отдых не повредит.
  
   С этими словами он пронзил иглой мою вену и продолжил осмотр.
  
   - Хорошо, тогда я заеду за ней послезавтра, - сказал директор и двинулся к дверям, но я его остановила:
  
   - Александр Михайлович, могу я попросить Вас об одной вещи?
  
   - Для тебя всё, что угодно.
  
   - Не рассказывайте никому в цирке о... Обо всём. Пусть это будет наш маленький секрет.
  
   - Да, без проблем.
  
   Затем он крикнул кому-то в сторону:
  
   - Вставай, поехали!
  
   За шторкой послышался шорох, но кто из-за неё вышел, я так и не увидела - подействовало снотворное, и я провалилась в сон.
  

1-21

  
   Мне снился сон...
  
   Я иду по вечернему цирку. Через полчаса должно начаться выступление, поэтому все палатки с сувенирами и развлечениями открыты. Я гуляю меж этих бесконечных рядов, по которым снуют веселящиеся люди. Но меня не интересуют все эти побрякушки. Я иду строго к какой-то цели.
  
   И вот она достигнута - я сворачиваю в небольшой пёстрый шатёр. Внутри тепло и темно - всё освещение в помещении ограничивается свечами. Я вглядываюсь в разнообразные оккультные сувениры на полках и вдруг чувствую лёгкое дуновение ветра за спиной. Я оборачиваюсь и вижу, что за столом появилась та самая цыганка, что нагадала мне несчастную судьбу в первый день. На её коленях я замечаю красивого чёрного кота, которого она поглаживает своими морщинистыми руками. При каждом ее движении я слышу звон всех её колец и браслетов.
  
   - Почему ты меня не послушала? Ведь я же тебя предупреждала, - вдруг нарушает она тишину. В ответ я молчу. Тогда она продолжает:
  
   - Ведь я же тебе говорила: счастья ты тут не найдёшь. Мой внучок тебе не позволит... Вижу, внутри тебя уже растёт яблоко раздора.
  
   - Откуда вы знаете?.. - парализовано спрашиваю я.
  
   - Неужели ты ещё не поняла, что я много чего могу видеть? Не бойся, присядь.
  
   С этими словами цыганка стрельнула глазами куда-то в темноту и оттуда вылетел стул. Я неуверенно присела на него. Женщина сняла чёрную шаль с предмета в центре стола. Это оказался огромный хрустальный шар.
  
   - Дотронься обоими руками до шара, - попросила она. Я неуверенно прикоснулась к хрусталю, но цыганка накрыла мои руки своими и сильно прижала к горячему шару. Внутри него сразу же что-то забурлило. Он всполыхнул синим пламенем с белыми молниями, тянущимися из центра до краёв. Цыганка долго всматривалась во что-то, чего я никак не могла видеть.
  
   - Вижу тебя, а вокруг много мужчин... Вижу ребёнка... Вижу...
  
   Тут на лице цыганки появился ужас. Она точно увидела что-то нехорошее. Очень нехорошее, потому что женщина быстро убрала руки от шара и накрыла его шалью.
  
   - Что там?
  
   Она не отвечала.
  
   - Что вы там увидели? - переспросила я. Цыганка лишь уставилась стеклянными глазами в пустоту, тихонько поглаживая кота. Я дотронулась до ее плеча, чтобы достучаться. Ей это, видимо, не понравилось. Она всполошилась и заорала, чтобы я бежала.
  
   - Куда? Зачем? - испуганно спрашивала я.
  
   - Куда угодно. Ты и то, что внутри тебя, вместе в этом цирке жить не сможете. Кто-то из вас должен погибнуть.
  
   Я хотела задать ещё вопросы, но почувствовала, что мою руку что-то кольнуло, и я проснулась. Оказалось, это медсестра брала у меня кровь на анализы. Я встревоженно после кошмара посмотрела на неё.
  
   - Не волнуйтесь, я просто возьму немного крови, - сказала улыбчиво она. - Плохой сон приснился?
  
   - Что-то вроде того... - расплывчато ответила я.
  
   - Хотите, поднимем Вам настроение?
  
   - Это как же?
  
   - Сделаем Вам УЗИ. Молодые мамочки обычно любят посмотреть на свое чадо.
  
   Я не была уверена, что, посмотрев на то, что внутри меня, я буду сильно рада. Ведь я даже не знаю, чей это ребёнок. Может, Даниэля? Он же был первым... Тогда я ненавижу этого ребёнка. Часть его не может быть моим ребёнком - это может быть только зародыш монстра. А может, Александра Михайловича? Тогда я вообще ничего не чувствую к нему, ведь он, выходит, появился по расчёту. Он просто побочный эффект. А если это ребёнок Дена? В этом случае он мне уже больше нравится. От ночи с Деном я хотя бы получила удовольствие, хоть и просто воспользовалась его чувствами.
  
   - Пожалуй, я согласна, - ответила я медсестре, и мы пошли в кабинет УЗИ.
  
   Зайдя, я увидела кушетку и врача - хорошо выглядевшую женщину лет сорока. Она сказала мне лечь, а затем намазала каким-то кремом мой живот. Водя каким-то приборчиком по моему телу, она, улыбаясь, смотрела на монитор.
  
   - Ну вот, здоровый малыш... - приговаривала она. - Не хотите взглянуть на дочь?
  
   - Дочь? - переспросила я.
  
   - Ну, на таком сроке еще точно сказать нельзя, но я пока что вижу дочь.
  
   С этими словами врач повернула ко мне монитор. На нём было плохо видно, но я все равно смогла разобрать очертания своей дочери. Ножки, ручки, головка... В ту же секунду я поняла, что я уже люблю этого ребёнка и мне все равно, какое у него будет отчество. Главное - это часть меня. Я даже не заметила, как на моём лице появилась глупая улыбка.
  
***
  
   - Здравствуй, Катенька! - сказал Александр Михайлович, радушно распахивая двери своей машины. Только убедившись, что я удобно села, он сел за руль и тронулся с места. Минут десять пути мы молчали. Затем я решилась заговорить:
  
   - Александр Михайлович, нам нужно серьёзно поговорить.
  

1-22

  
   - Да, Катя, о чём ты хочешь поговорить? - сказал Александр Михайлович, не отрываясь от дороги.
  
   - О нас... Обо всём. Вы же понимаете, что это может быть и ваш ребёнок...
  
   Директор оборвал меня и совершенно спокойным тоном проговорил:
  
   - Не может.
  
   - Но... - договорить мне опять не удалось.
  
   - Я бесплоден.
  
   На секунду я потеряла дар речи. Мне было почему-то неудобно. Поняв, что возникла неловкая пауза, мужчина заполнил её:
  
   - Не переживай. Я уже привык, что никогда не смогу иметь детей. Наверное, поэтому я и содержу цирк. Каждый артист, каждый член персонала для меня как родной ребёнок.
  
   - Кстати, о ребёнке. Могу я попросить вас и дальше никому не рассказывать о моём положении?
  
   - Да, конечно. Но как ты объяснишь, что перестала выступать?... Ты же перестанешь? - с надеждой спросил Александр Михайлович
  
   - Да-да, об этом и речи идти не может. А для объяснений мне нужны бинты. Много бинтов.
  
   - Тогда сейчас заедем в ближайшую аптеку и купим всё, что тебе надо.
  
   Десять минут мы ехали по пустой дороге. Наш автомобиль проносился мимо начинающих терять листву деревьев. Осень, как-никак. Вскоре они и вовсе сошли на нет, и из ландшафта остались только бесконечные поля. Глядя во окно, я поймала себя на мысли, что где-то их уже видела. Вроде бы обычные поля, заросшие пожелтевшей травой, а такие знакомые. Будто я уже бегала по ним.
  
   Когда мы приблизились ко въезду в город, я окончательно всё поняла. Ну, здравствуй, родной город В.! Как же мы давно не виделись! Хотя, наверное, это и круто - за два с лишним года я успела очень измениться. И я говорю не только про моральную сторону, но и про физическую. Мои белокурые волосы теперь всегда завиты и еле достают до плеч. Моё тело подтянулось и окрепло. От покорной тёмноволосой дочери Петровых не осталось и следа. Теперь я стала настоящей красоткой.
  
   - Надо поймать кого-нибудь местного, спросить, где аптека, - сказал Александр Михайлович, пытаясь вырулить машину на какой-то кочке.
  
   - Не надо. Я покажу.
  
   Директор с удивлением посмотрел на меня, но я отвела взгляд в сторону и принялась показывать дорогу. Благо за это время город мало чем изменился.
  
   Через пару поворотов мы уже были у лавки с большим зелёным крестом. Александр Михайлович первый вылез из машины и открыл дверь мне. Галантно подав мне руку, мужчина застыл в ожидании. Выйдя из авто, я поглубже натянула капюшон накидки и огляделась по сторонам, надеясь не встретить никого знакомого. Для надёжности я надела солнцезащитные очки, хоть и было довольно пасмурно. Может, звезда я и не мирового уровня, но маскировку ношу с собой всегда.
  
   Как только я приблизилась ко входу в аптеку, я почувствовала запах лекарств. Странно, но раньше я никогда не замечала, что возле аптеки так ужасно пахнет.
  
   Войти я так и не смогла: как только я открыла дверь, моё лицо обдало волной ужасной вони лекарств. К горлу сразу же подступила тошнота, и я поспешила закрыть двери. Увидев мои мучения, Александр Михайлович приказал мне отойти на несколько метров и подождать его на скамейке. Когда директор совершенно спокойно вошёл в лавку, я была и удивлена, и полна жалости к нему. Ведь ему придётся ещё и в очереди постоять...
  
   От тошнотворных размышлений меня отвлекла траурная процессия. Огромная, по размерам этого городишки, колонна людей в чёрном двигалась в сторону кладбища. Мне стало не на шутку интересно, кого же это такой толпой хоронят. Но спросить любого человека я не могла - из-за моего отца я была известной персоной в своём городе и поэтому могла ненароком наткнуться на старых знакомых, которые расскажут всё моим близким, а в частности отцу. Несмотря на прошедшее время, я всё ещё его побаиваюсь.
  
   Но вот в толпе я увидела скучающего мальчика лет шести. Он-то как раз и подходил. Если даже он и слышал от родителей моё имя, то как я выгляжу точно не помнит.
  
   - Мальчик!.. - тихонько позвала я. - Иди сюда, не бойся.
  
   Но он даже и не думал бояться. Мальчугану настолько надоело общество рыдающих и делающих вид, что им жалко покойника, взрослых, что мой призыв он, похоже, расценил, как увлекательное приключение. Он резво подбежал ко мне. Сидя на скамейке, я как раз смотрела ему в глаза.
  
   - Привет, - улыбнулась я, снимая очки. - Не знаешь, кого хоронят?
  
   - Знаю, - ответил мальчик. - Андлюху-плотника.
  
   - Фирсова!? - Даже несмотря на то, что мальчик ужасно картавил, в связи с отсутствием нескольких зубов, я поняла, о чём он говорит. Но всё же я до конца надеялась, что хоронят какого-нибудь другого Андрея. Не моего.
  
   - Да, - разбил мои надежды мальчуган.
  
   - А как это случилось? - еле сдерживая слёзы, спросила я.
  
   - Андлей моего блатишку спасал. Он ещё совсем маленький - четыле года. Он в лечку за сголевшим домом упал, а Андлей за ним потянулся. Блатика он моего вытянул, а сам упал и об камень головой удалился.
  
   Пока мальчик рассказывал, по моим щекам катились слезы. Как так? Ведь это же наша река. Мы там всё детство провели. Он на мне жениться там обещал. А теперь эта же речка у меня его забрала...
  
   - Всё, поехали, - услышала я голос Александра Михайловича. Он вывел меня из ступора. Только теперь я заметила, что мальчик уже убежал, и я плакала в гордом одиночестве.
  
   Смахнув быстро слезы и надев очки, чтобы скрыть свои опухшие глаза, я встала и попросила директора:
  
   - Мы можем зайти ещё в одно место?
  

1-23

  
   Спустя какое-то время мы уже стояли у ограды кладбища. Я вспомнила, как в детстве до ужаса боялась здесь появляться, - как и в любом маленьком городке, у нас существовало много легенд. Одна из них была о кладбище. Якобы, если случайно поскользнуться и упасть на землю, а того хуже на могилу, то недовольные духи возьмут тебя в плен и твоё тело за пределами кладбища начнёт медленно разлагаться. Теперь-то я понимаю, что всё это сказки, придуманные, чтобы дети не гуляли там, где не надо, и в жизни есть вещи и пострашнее, чем упасть на могилу, на кладбище мне было не комфортно. Факт, что мою первую настоящую любовь хоронят в десяти метрах от меня, пугал.
  
   Дождавшись, когда толпа безутешных родственников и друзей ушла в город, я подошла к свежему холмику. Вокруг памятника с надписью: 'Здесь покоится Фирсов Андрей Андреевич - любимый сын, верный друг и преданный любви юноша, погибший героем', - было полно цветов. Казалось, весь город пришёл проститься с этим парнем. Я невольно заплакала при взгляде родных тёплых глаз с холодного камня.
  
   - Это твой родственник? - спросил директор, нежно обнимая меня за плечи своими огромными руками.
  
   - С чего вы взяли? - слегка испугалась я.
  
   - У вас фамилии одинаковые.
  
   - Фамилии... - Тут я вспомнила, у кого позаимствовала своё новое ФИО. - Ну да, это мой двоюродный брат, - на ходу придумывала я легенду. - Когда мы были ещё подростками, он сбежал из дома к дальним родственникам. С тех пор мы не виделись.
  
   - Похоже, сбегать - это у вас семейное...
  
   В ответ я лишь искусственно улыбнулась. Годы работы в цирке научили меня изображать любые эмоции.
  
   - Эх... Андрюшка, что ж ты раньше меня-то в сырую земельку слёг? - Проговорила плачущая старушка, гладя памятник. - Вот скажи, Боже, разве гоже это бабушке хоронить внука?
  
   После последней фразы я окончательно убедилась, что знаю эту старую женщину в старом плаще и с платком на седой голове. Я вспомнила, как ходила к Андрею в гости, и там нас вкусно кормила эта женщина - его бабушка.
  
   - Эх, и не осталось от тебя ничего теперь на земле: ни сынка, ни дочурки, ни вдовы горюющей... - продолжала старушка.
  
   - А что, у него не было семьи? - спросила я женщину, стараясь скрыть лицо, хоть можно было этого и не делать - на глаза она давно уже была слаба.
  
   - Не было, внученька, не было. Он же всю жизнь одну любил.
  
   Просить рассказать эту историю поподробнее мне даже не пришлось - женщине настолько хотелось отвлечься и с кем-нибудь поговорить, что она сразу же продолжила:
  
   - Любовь пришла к нему очень рано. Они ещё детьми были. Вечно вместе скакали. Нам она очень нравилась. Да кому тогда не нравилась Катенька Петрова, дочурка Петровых?
  
   Когда я услышала свою настоящую фамилию, сердце в моей груди перестало биться. Я с нетерпением продолжила слушать.
  
   - Вот только наш Андрюшка не нравился старшему Петрову. Не из того слоя населения мы были. Так отец их и разлучил... Долго наш Андрюшка горевал и пытался к ней добраться: то в сад к ним проберётся, то в окно попробует залезть... Да только все его усилия постоянно рушились. А потом случился тот ужасный пожар, - Царствие Петровым Небесное, - и наш Андрюшка совсем зачах.
  
   - А можно о пожаре поподробнее? - попросила я.
  
   - Можно, внученька, можно. Слушай.
  
   В ту ночь в доме Петровых отмечали восемнадцатилетие Катеньки. Вино лилось реками, столы ломились от яств. Вся местная знать тогда была у них в доме. Пока всем было весело, имениннице стало плохо, и она поднялась к себе.
  
   'Ага, плохо, - подумала я с сарказмом, - конечно'.
  
   - Но Петрову и его гостям не было до девушки дела. Они продолжили веселиться. Отец семейства был в ударе - официанты устали бегать у стола, а повара уже засыпали на кухне. Но он требовал ещё и ещё, да побыстрее, и в какой-то момент повара пришли и сказали, мол, печь уже перегружена и придётся подождать. Ответом на их просьбу, пьяный Петров пошёл на кухню с некоторыми такими же подвыпившими друзьями и стал 'мучить' бедную печку. Вскоре аппарат не выдержал и взорвался. Те гости, что не сгорели сразу, задохнулись в дыму.
  
   Но больше всего не повезло Катеньке: её комната находилась прямо над кухней. Тело бедной девочки даже не нашли. Так и похоронили пустой гроб... Так вот же их могилы.
  
   С этими словами, женщина указала куда-то мне за спину. Я обернулась и увидела рядок аккуратных могил. Между могилами моих отца и матери была ещё одна, украшенная цветами. На самом маленьком надгробии были выбиты слова: 'Здесь лежит юная Петрова Екатерина Дмитриевна, не успевшая познать всех прелестей жизни'.
  
   Это надгробие окончательно поставило точку на моей прошлой жизни. Теперь Екатерина Петрова действительно мертва. Вон, даже могила есть... Она навсегда осталась в этом маленьком городке рядом со своей семьёй и любовью. А вот Екатерина Фирсова продолжает жить. Жить благодаря тому, что рискнула и сбежала из дома прежде, чем он сгорел. Всё-таки, порой Вселенная вознаграждает необдуманные и спонтанные поступки.
  
***
  
   По дороге домой я всё ещё прокручивала сегодняшний день в голове. Ещё никогда в жизни я не узнавала в один день о стольких смертях близких мне людей. И я никогда не могла подумать, что увижу свою могилу...
  
   Странно, но, несмотря на все, сейчас мне по-настоящему легко. Все мосты с прошлой жизнью сожжены и впереди лишь счастливое будущее, что бы там не нагадала цыганка. Я и мой ребёнок будем жить в цирке - единственном безопасном для нас месте в этом мире. Врач говорила, что это девочка? Значит её будут звать Ирой. В честь Иришки. Ну, а если всё-таки родится мальчик, то Андрей. Пусть хоть так он будет со мной всегда.
  
   Интересно, вот что бы было, если бы я осталась? Если бы вовремя распознала его любовь ко мне, и мы вместе сбежали бы ещё до моего Дня Рождения? Как Ромео и Джульетта? Вот только наша повесть не была бы самой печальной на свете. Мы бы были счастливы.
  
   Хотя я не жалею, что сбежала одна. Если бы не то моё решение, я бы не пережила всего этого, не познакомилась бы со столькими людьми... За годы жизни в цирке, среди людей с разнообразными судьбами, я научилась видеть везде не только плохое. Пускай я не знаю, от кого мой ребёнок, но я точно знаю, что он мой и только мой. И вместе нам ничего не будет страшно. Мы всё переживём.
  

1-24

  
   Когда я вернулась в цирк, все закидали меня вопросами о моём самочувствии. Обитатели цирка не на шутку перепугались, когда я сорвалась вниз. Я отвечала всем, что со мной всё хорошо, и это был небольшой скачок давления, из-за которого у меня потемнело в глазах и я не успела схватиться за канат. Дабы меня не утомляли вопросами о возобновлении выступлений, я забинтовала свою левую кисть и запястье, сказав, что потянула мышцы. Так я и оказалась 'по ту сторону баррикад' - на трибунах.
  
   Но шли недели, увеличивался срок и мой живот вместе с ним. Спустя некоторое время я уже не могла так спокойно разгуливать по цирку, а свободные платья перестали маскировать моё положение. Но раскрывать все карты я всё ещё не хотела. Пришлось действовать радикально. На глазах у Карины я аккуратно, дабы не повредить плод, поскользнулась на ступеньках и залилась слезами. Моя перепуганная подруга, конечно же, позвала заранее подготовленного Александра Михайловича, который, без лишних разговоров, подхватил меня на руки и унёс в машину. Покатавшись и повеселившись полдня в ближайшем городе, мы приехали обратно под вечер, когда почти все уже спали. Перебинтовав свою правую ногу, я прочно засела дома.
  
   Вот только Карина продолжала ко мне приходить. Пришлось её нейтрализовать. Когда она однажды пришла меня навестить, я начала обвинять её во всём:
  
   - Это ты виновата, что я здесь. Ведь это ты не успела меня подхватить. А ещё подруга называется!
  
   Девушка не ожидала такого нападка. Поначалу она пыталась сгладить углы, но я стояла на своём, и в один момент она психанула и хлопнула дверью. Больше она ко мне не приходила.
  
   Конечно же, я могла ей рассказать обо всём. Она моя подруга, я доверяю ей. Я знаю, что она никому не рассказала бы. Но я не хотела обременять её. Хранить секреты очень тяжёлая ноша. Особенно когда они не твои. Она слишком хорошая девушка, чтобы так страдать. Тем более в один момент она могла не выдержать и рассказать всё своему парню Мише. А он точно рассказал бы своему другу Даниэлю, а я не хочу, чтобы он знал. Кто угодно, но только не он. Хоть я и понимаю, что с вероятностью 90% он отец моего ребёнка, и я не имею право скрывать от дочери отца, всё равно, не хочу. Не хочу, чтобы она пережила всё то, что и я... А может, я просто боюсь, что всё ещё его люблю, и если увижу, то сразу же вернусь. Правильно говорят, любовь не картошка - в окно не выкинешь. После всего я ему не доверяю, ненавижу. Ненавижу, но люблю.
  
   Так я и осталась одна. Ну, как одна: ко мне постоянно приходил Александр Михайлович. Он приносил еду, одежду, подарки для ребёнка. Он заботился о нас двоих как настоящий отец. И я ему благодарна за это. За эти месяцы мы очень сблизились. Но, как бы я ни хотела, мне никогда не полюбить этого несчастного мужчину. Да, с ним удобно и хорошо, но нет той страсти, того огонька. Я испытываю к нему примерно такие же чувства, как дочь к отцу.
  
   Ещё за эти месяцы я перестала бояться моего тайного поклонника. Разговоры с Александром Михайловичем - это, конечно, круто, но мне нужен был тот человек, которому я смогу рассказать о своих интересах; с кем я смогу поболтать обо всём. Этим другом для меня и стал загадочный аноним.
  
   Поначалу, я просто получала от него ободряющие письма. Затем мы наладили переписку. Не имея возможности гулять днём, я стала выбираться на прогулки глубокой ночью. Я хорошо изучила лес за моим трейлером и теперь абсолютно не боялась заблудиться. Именно в этом волшебном мире я и обрела друга.
  
   Однажды я заметила какую-то странную тень. Я, конечно же, обернулась, но ничего не увидела. Пожав плечами, я продолжила прогулку и вдруг заметила на большом камне под старым дубом записку. Прочитав её, я поняла, что это мой поклонник.
  
   - Я знаю, что ты наблюдаешь, - негромко крикнула я. - Мне скучно, и я хочу общения. Поэтому с завтрашнего дня я буду оставлять тебе свои ответы. Вот здесь, в дупле за этим камнем.
  
   Вот так мы и подружились. В письмах мы общались абсолютно обо всём: книги, предпочтения во внешности и еде, мечты... Мы могли спрашивать друг у друга любые вопросы. Табу было только одно - личности. Я не спрашивала его, кто он такой, а он не интересовался моей личной жизнью и прошлым.
  
   Я узнала об этом человеке многое. Например то, что он очень любит рисовать. Ещё ему нравится голубой цвет и Джек Лондон. Самая любимая его книжка 'Лунная долина'. Сама я этого не читала, но он очень её расхваливал.
  
   За такими беседами я и коротала время. Каждый день я очень основательно подходила к написанию ответа и с нетерпением ждала ночи.
  
   Но однажды я пожалела, что вообще вышла из дому.
  
   Было это на восьмом месяце моей беременности. К тому моменту меня так 'растарабанило', что я уже с трудом вылазила из своей берлоги. Но интерес заставлял меня каждый день одеваться потеплее (на дворе стоял холодный и снежный январь) и аккуратно пробираться сквозь снег к любимому дубу. Так было и в тот день.
  
   Совершив обычный ритуал: вытянув свёрток с письмом Анонима и спрятав его во внутренний карман пальто, я положила на привычное место своё аккуратно сложенное и замотанное в зелёную ткань послание и двинулась домой. Хоть мороз и больно кусал меня за нос, шла я не спеша - очень хотелось погулять. Иду я, иду и тут вижу: из-за дерева выглядывает ошарашенный Даниэль. При виде моего живота у него чуть глаза из орбит не повыпадали.
  
   Я тоже была слегка испугана. Я не видела его так близко с той злополучной летней ночи. Он очень изменился. На лице появилась щетина, а под глазами залегли огромные синяки. Несмотря на холод, из-под его лёгкой распахнутой куртки выглядывала мятая, не полностью застёгнутая рубашка. По его неряшливому виду я сделала вывод, что он очень много пьёт.
  
   - Ты... - лишь смог выдавить он. Я подавила в себе желание остаться и поговорить и быстро зашагала мимо него. Мое сердце уже начинало биться быстрее. Чтобы успокоиться, я попыталась думать о чём-нибудь другом. И у меня это почти вышло. Но когда я уже почти ушла, Даниэль схватил меня за руку и развернул. Наши глаза встретились, и я почувствовала, как тёплая волна возбуждения захлестнула каждую клеточку моего тела.
  

1-25

  
   'Нет, так больше продолжаться не может!', - сказала я себе спустя несколько бесконечно длинных минут парализованного стояния на месте. Я резко рванула руку на себя и ускорила шаг. Даниэль не отставал от меня. Нам обоим было очень трудно бежать по глубокому снегу.
  
   - Почему ты не сказала мне раньше? - гонясь за мной, спрашивал парень. В ответ я молчала.
  
   - Катя, ответь! - не сдавался парень. - Я ведь люблю тебя!
  
   Первый раз за ночь я обрадовалась, что здесь так темно. Да, тьма мешала пробираться сквозь лес, и я предательски цеплялась за ветки деревьев, но, с другой стороны, тьма мне несказанно помогала, скрывая моё лицо. А на нём было очень много эмоций, которые ему видеть было вовсе необязательно. За восемь месяцев я уже привыкла к постоянным переменам настроения. Вот и теперь, с одной стороны, меня очень, до слёз, трогали его слова. С другой же, я не верила ему. Он уже причинял мне боль, поэтому в его актёрских талантах я не сомневалась.
  
   - Катя! - кричал Даниэль. - Не беги от меня! Знаешь, как мне было трудно? Знаешь, что творилось со мной, когда я проснулся и не обнаружил тебя рядом?
  
   Это уже было слишком! Это ему было плохо?! Ему?! Бедняжка какой, проснулся, а жертва сбежала. Он что, серьёзно думает, что он пострадал? Как же это низко! И как я вообще могла в него влюбиться?
  
   - Катя, постой!
  
   Он догнал меня и опять схватил за руку. Это, конечно, заставило меня остановиться - хватка у него была железная, и, как бы я не билась, выбраться не могла. Тогда я приняла другую тактику. Не могу убежать - застыну на месте. Я опустила руки и уставилась ему в глаза самым презрительным взглядом. Может, хоть так я смогу в нём что-нибудь всколыхнуть?
  
   - Катенька, девочка моя, как я давно мечтал вот так заглянуть тебе в глаза, - прошептал Даниэль, дотронувшись рукой до моего лица.
  
   Противно. Как же мне противно. Я так хочу сломать ему эту руку. Но в моих силах лишь брать его хитростью.
  
   Парень, похоже, понял, что слащавыми фразами меня не взять. Тогда он перешел к тяжёлой артиллерии.
  
  - Ты же понимаешь, что нашему малышу нужен отец?
  
   - Зачем ей такой отец, как ты? - не выдержала я. - Чему ты сможешь её научить? Как причинять боль людям? Или как брать их силой?
  
   - Я понимаю, я совершил ошибку. И мне было очень больно... Я страдал! Но ведь на эту ошибку меня двинула любовь.
  
   - Любовь? - рассмеялась я. - Любовь не склоняет к насилию.
  
   - Но ведь, если бы не та ночь, нашего малыша, может, и не было бы вообще.
  
   - А нет больше ничего нашего. Этот ребёнок мой!
  
   С этими словами я развернулась и уверенно зашагала домой. Мне так и хотелось обернуться и посмотреть на него, но я знала закон: 'Герои не оборачиваются на взрыв', - а моя последняя фраза именно таким 'взрывом' и была.
  
   Успокоилась я, только когда плотно закрыла за собой дверь. Дабы расслабиться, я развернула письмо Анонима и принялась читать. Первые строчки я произносила со злостью. Бумага в моих руках даже немного помялась. Но по мере чтения я расслабилась и последнюю фразу уже читала медленно и с выражением. Вот как у него это получается? Этот Аноним всегда умеет меня успокоить. Жаль, мы с ним раньше не познакомились.
  
   Крепко обняв синего медведя, подаренного давным-давно моим загадочным другом, я провалилась в глубокий сон.
  
***
  
   Проснувшись примерно в час дня, я встала и аккуратно приоткрыла штору на окне. На моём лице сразу же появилась улыбка. За окном светило яркое солнце, заставляя снег вокруг искриться всеми цветами радуги. Просто, 'мороз и солнце, день чудесный...'
  
   Жители цирка тоже разделяли мой весёлый настрой. Арсений и Берсений уже вовсю лепили снеговика с огромным бюстом, за что пришедший отец влепил им подзатыльники. Вдалеке я увидела Карину, гордо идущую в серой шубке. Сзади за ней крался Миша. Вскоре он настиг её и запустил в её сторону снежок. Девушка завизжала и решила отомстить: бросила в парня небольшой снежный шар, но промахнулась и попала в одного из близнецов. Те не поняли, что это была Карина и стали швыряться снежками между собой. В один момент они попали в своего отца и уже ожидали наказания, но он с юношеским задором присоединился к своим детям, и вскоре уже весь цирк участвовал в этой битве. Весь, кроме меня.
  
   Ах, как бы мне хотелось повеселиться вместе с ними. Я так давно не была на улице днем. Не ощущала на себе лучи солнца, не ходила по хорошо освещённым дорожкам... В такие моменты мне хочется сознаться всем, что жду ребёнка, и больше не прятаться. Но я не могу поддаваться импульсу. Детство закончилось. Я должна повзрослеть, ведь совсем скоро мне самой придётся учить сдержанности маленького несмышлёного человечка. Я должна буду подавать хороший пример... Но вот как может подавать хороший пример девушка без образования, сбежавшая из дома и живущая на птичьих правах в бродячем цирке?
  
   От моих пугающих размышлений о будущем меня оторвал появившийся из воздуха огромный букет красных роз.
  

1-26

  
   Следом за чарующим огромным букетом, красоту которого так эффектно подчёркивал белый снег, появилось нечто менее прекрасное - нагло улыбающаяся рожа Даниэля. Моя радость мгновенно пропала.
  
   - Привет! - прокричал парень. Окно, в которое я смотрела, находилось настолько близко к двери, что он смог рукой дотянуться до двери и постучаться. Я не отвечала и не двигалась. Я старалась всем видом показать своё безразличие. Но Даниэль не сдавался и продолжал барабанить по двери.
  
   - Ну, принцесса, - промычал он, - впусти. Тут как бы холодно.
  
   Даниэль продолжал стучать по двери и орать, чем стал привлекать внимание. Мне ничего не оставалось, как впустить его.
  
   - Быстро заходи, - сказала я распахивая дверь. Дважды просить его не пришлось. Зайдя, он быстро отряхнул с одежды и обуви снег: похоже, он тоже попал под обстрел.
  
   - Зачем пришёл? - нервно спросила я.
  
   - Это тебе.
  
   Даниэль протянул мне букет. Когда я взяла его в руки, то почувствовала холод. От букета манило морозной свежестью. И где он только умудрился достать такой букет зимой?
  
   - Это всё? - спросила я холодно, но, чтобы не повредить, откинув букет. Всё-таки цветы ни в чём не виноваты. Им и так пришлось не сладко.
  
   - Они напоминают мне тебя, - проигнорировал мой вопрос парень, в наглую проходя в комнату. Пока он принялся делать обход по комнате, я присела на диван - стоять мне было тяжеловато. - Они такие же красивые и такие же смертельные при неаккуратном отношении.
  
   Я проигнорировала его красивый подкат и продолжила молчать. Парень же нашёл в моей комнате много интересного. Особенно его привлекла детская кроватка в углу. Он долго смотрел на неё и водил руками по бортикам. Похоже, детские вещи дёрнули за какую-то струну внутри него. Он смотрел на миленькие игрушки и бутылочки с какой-то грустью. Все эти атрибуты как будто приносили ему боль.
  
   Глубоко вдохнув, он развернулся и, не глядя на меня, прошептал:
  
   - Я вас не брошу... Я не такой... Вы мне нужны.
  
   - Зато ты нам нет, - жестоко ответила я.
  
   - Ты не понимаешь о чём говоришь! - с болью произнёс парень. - Ты знаешь, что такое расти без отца?
  
   На минуту я задумалась. Мой отец никогда не видел во мне дочь - я была для него лишь материалом для выгоды. Многие партнёры подписывали документы, когда видели, как он нянчится со мной (хоть всё это и было лишь на показ); люди охотнее верили заботливому отцу и примерному мужу, чем одинокому человеку; а в будущем он рассчитывал выгодно выдать меня замуж. Но лишь я знала, что он на самом деле за человек. Он был настоящим тираном. Попадало и мне, и маме... Но, несмотря на всё, он был рядом. Он содержал нас и даже баловал. У нас никогда не было материальных проблем, даже наоборот - мы были одной из самых богатых семей в округе. Ему было удобнее откупиться от нас с мамой, ведь он измерял все чувства, включая и любовь, в деньгах. Так что всё же у меня был отец. Не такой, какой мне нужен, но был.
  
   - Скорее, не знаю, - ответила я, после раздумий.
  
   - А я знаю. И поверь, я не хочу такой судьбы своему ребёнку!
  
   Почувствовав, что сорвался, он отвёл взгляд в сторону, а затем присел рядом со мной и свесил голову.
  
   - Я никогда не знал своих родителей, - начал исповедь он. - Отец бросил нас ещё до моего рождения, сказав, что я не его сын, да и мать недолго продержалась - бросила меня через неделю и скрылась в неизвестном направлении. Тогда моим воспитанием занялась бабушка Фатильта. Ты с ней знакома.
  
   И, казалось бы, обычно в таких историях бабушка - это добродушная женщина, которая окружает внука заботой и заменяет ему родителей... Но это не мой случай. Фатильта не стала для меня второй матерью. Она предоставила меня самому себе, а сама кутила допоздна, а потом и во все стала зарабатывать на мне деньги. Если бы моя милая внешность не нравилась зрителям, я боюсь, она меня и вовсе бы выкинула, как ненужное пальто...
  
   В те дни, когда я, изнурённый выступлениями, приходил в пустой дом и принимался за домашние хлопоты, я поклялся, что когда у меня появятся свои дети, я никогда не брошу их и не дам пройти через всё это.
  
   Вдруг я услышала звук, как будто кто-то посреди комнаты повесил мокрое бельё. Присмотревшись, я поняла, что это слёзы Даниэля, с грохотом разбивающиеся о пол. Мне резко захотелось обнять его, успокоить, но я держалась. Держалась изо всех сил.
  
   - Теперь-то ты понимаешь, что я не могу бросить вас? - прошептал парень. Моё сердце вдруг оттаяло. Я всё ещё помнила всё, что он со мной сделал, но гормоны не хотели так просто сдаваться. Беззвучно рыдая, я обняла Даниэля. Он обнял меня в ответ. Я уже ожидала, что он поцелует меня, но он сохранял дистанцию. Это был ещё один удар по стене вокруг моего сердца.
  
***
  
  Следующие две недели он исправно приходил ко мне. Он приносил подарки, и мы болтали целыми днями. Постепенно я стала привыкать и подпускать его всё ближе и ближе. Это давалось мне нелегко, и я сама себя ненавидела, что вот так вот просто ведусь на банальную романтику, но моё сердце отказывалось повиноваться мозгу.
  
   Я сама не заметила, как он стал оставаться у меня на ночь, а потом и вовсе переехал ко мне. В связи с этим мне пришлось прекратить свои ночные вылазки, и больше я с Анонимом не переписывалась. Теперь рядом со мной появился Даниэль. Но я всё равно не могла чувствовать себя рядом с ним так же развязано, как со своим ночным другом.
  
   А потом я нашла на своей подушке маленькую коробочку. Открыв её, я обнаружила золотое колечко с белым камнем и записку: 'Ты выйдешь за меня?'
  

1-27

  
   Когда я приняла предложение Даниэля, моя жизнь круто изменилась. Я навсегда запомню, как в тот день первый раз вышла на улицу. Как Даниэль аккуратно придерживал меня за руку, чтобы я не упала на скользкой лестнице. Как было круто наконец-то почувствовать на лице лучи, хоть и холодного, но солнца; пройтись по дорожкам между фургончиков и зайти в шатёр. В нём как раз шла тренировка, которая сразу же прекратилась, как только все увидели меня. В тот день мы помирились с Кариной, которая всё поняла и больше на меня не злилась.
  
   А через неделю состоялась свадьба. Женили нас по обычаям цирка: на закате развели огромный костёр, в который мы с Даниэлем бросили каждый по платку с именами. Затем мы обменялись кольцами и под бурные аплодисменты 'скрепили наш союз поцелуем'. Весь вечер и ночь циркачи не ложились спать: пили, танцевали и, конечно же, поздравляли нас. Несмотря на прошлое, в ту ночь я была нереально счастлива, ведь моя жизнь наконец-то стала налаживаться.
  
   Спустя несколько недель, в один из самых снежных дней, на свет появилась Ириша. Никогда не забуду, как Даниэль волновался и, как только я родила и доктор разрешил ему зайти, ворвался ко мне с букетом роз. Он сразу бросился ко мне и к нашей малышке.
  
   - У неё твои глаза, - прошептал он, целуя меня в щёку. - Спасибо тебе.
  
   От счастья он заплакал и прижался к нам, как будто боялся, что мы куда-то исчезнем. Я заглянула Иришке в глаза. И вправду, как будто я посмотрела на своё отражение в зеркале: такие же тёплые карие глаза... И носик мой... А вот от Даниэля я ничего не вижу. Она на него совершенно не похожа. Вся такая светленькая... Хотя, возможно, мне просто кажется.
  
   - Тук-тук, можно? - отворила дверь Карина.
  
   - Да, конечно. Только тихо: она спит, - ответила я, стараясь не потревожить дочь.
  
   В комнату зашла Карина с букетом цветов и плюшевым зайчонком, а за ней Миша. Девушка положила подарки на стол и аккуратно подошла ко мне. Пока мы разговаривали о своём, Миша достал из-за пазухи бутылку коньяка и поманил Даниэля. Несколько дней я своего мужа не видела...
  
   Но мне не было скучно - Ириша не оставляла мне на это времени. А ещё за эти три дня ко мне пришли, наверное, все, кто был в цирке. И каждый приносил подарки: кто игрушки, кто распашонки. Я благодарила каждого. Не досчиталась я только одного - Дена. Его мне очень хотелось увидеть, мы так давно не общались... Хотя я и не виню его. Ему, наверное, сложно смотреть, как я счастлива в браке с другим.
  
   От Анонима тоже ничего не было слышно. О нём напоминал только синий мишка, который почему-то очень нравился моей дочери. Ни одна погремушка не заставляла её так успокаиваться, как эта необычная игрушка. И это только укрепляло мои сомнения. Меня всё ещё гложило, что Ириша совершенно не похожа на Даниэля.
  
   Когда спустя несколько месяцев на голове моей дочурки стали появляться первые 'локоны', я ещё больше засомневалась. Ведь и у меня, и у моего мужа были тёмные волосы, а у Иришки - белые. Закрыв её головку шапочкой, я стала надеяться, что это лишь совпадения. Но мои надежды вскоре рухнули.
  
   В один прекрасный день я впервые увидела, как моя дочь улыбается. Это было поистине прекрасно. Её улыбка была такой искренней и притягивающей... А эти ямочки... Прямо как у... Дена. Тогда-то я и поняла, что ошибалась, и отец моего ребенка именно он. Мне стало стыдно, что я столько времени вожу за нос Даниэля. Ведь он думает, что это его дочь и радуется, как ребёнок.
  
   Я приняла решение - необходимо все рассказать ему. Вот только как сделать это помягче? Ведь для него это вдвойне болезненно - он тоже, по слухам, был не родной отцу.
  
   Так шли дни, пролетали недели, а я всё собиралась с силами. Ириша всё больше становилась похожа на отца. Настоящего отца. А я могла лишь скрывать ее белокурые локоны.
  
   Но в один вечер Даниэль решил серьёзно поговорить. Мы сели за кухонный стол, ибо он был настолько пьян, что не мог стоять. Разговор начал он:
  
   - Ну, и сколько ты планировала это от меня скрывать?
  
   - Что? - я должна была убедиться, что мы говорим об одном и том же.
  
   - Что Ирина не моя дочь.
  
   - Я хотела тебе сказать, но... - я пыталась подобрать слова и нервно заламывала запястья. - Но ты был так счастлив.
  
   - Значит, он говорил правду... - пробурчал Даниэль себе под нос.
  
   - Кто?
  
   - Никто! - заорал Даниэль. - Я перед шлюхами не обязан отчитываться!
  
   Я опустила глаза. Мне было стыдно. Но парню, похоже, этого не хватило. Он замахнулся и влепил мне пощёчину, из-за которой я повалилась на пол. От грохота проснулась Ириша и заплакала. Я хотела подойти к ней, но Даниэль не дал мне этого сделать. Намотав мои волосы на кулак, он оттащил меня назад. Я закричала от боли, но он влепил мне ещё одну пощёчину и проорал:
  
   - Молчи, сука!
  
   После следующего удара я отлетела в угол. За ним последовала серия из ещё нескольких сильных ударов. Половину лица я уже не чувствовала, зубы пока что были целыми, но я почему-то постоянно сплёвывала кровь. Из моих глаз хлынули слёзы, а Ириша закричала ещё сильнее. И как я могла поверить, что этот человек изменился? Он же как был, так и остался таким же жестоким.
  
   - И эта малявка ещё орёт! - прорычал мой обидчик и с безумным взглядом кинулся к кроватке.
  
   'Только не её!' - пронеслось в моей голове. Мысль об угрозе моей дочери подарила мне силы. Быстро вытерев тыльной стороной ладони кровь с носа, я собрала свои больные конечности и ринулась к Даниэлю. На полпути к цели я остановила его, повиснув на спине. Он попытался меня скинуть, но я крепко впилась своими ногтями в его тело. Тогда он попятился назад, и я почувствовала удар об стену. Мне показалось, что у меня что-то хрустнуло, но я знала, что стоит мне ослабнуть, отпустить его, и он продолжит задуманное.
  
   Ещё несколько таких ударов о мебель, и я почувствовала под руками холодный продолговатый предмет. Недолго думая, я треснула им об голову своего мужа. Стекло от бутылки разлетелось в разные стороны, и Даниэль упал на пол. У меня не было времени убеждаться, жив он или мёртв. Перешагнув его тело, я взяла на руки дочь и убежала в дождливую ночь.
  

1-28

  
   - Привет. Впустишь? - сказала я, когда Ден открыл дверь своего фургона. Парень явно был ошарашен: на часах было уже очень поздно, да и видок у меня явно не самый презентабельный.
  
   - Да, конечно! - Ден отступил в сторону, и я быстро зашла. Пока он побежал за полотенцами, я взглянула невольно в зеркало и ужаснулась: от сногшибательной примы цирка не осталось и следа. Вместо неё из отражения на меня смотрела промокшая до нитки девушка. Волосы её были растрёпаны, а лицо всё в страшных кровавых подтёках. Синими, то ли от холода, то ли от побоев руками она прижимала к груди ребёнка.
  
   - Давай, давай... - бормотал Ден, накидывая на мою мокрую голову махровое полотенце и растирая мои волосы.
  
   - Сначала она, - не обращая внимания на свой вид, сказала я и положила Иру на кровать. Рядом нашлось полотенце, и я закутала её потеплее. Несмотря на то, что ребёнок улыбался и был явно доволен, я никак не могла от него отойти. Какая-то неведомая сила удерживала меня рядом с дочерью, заставляла шептать успокаивающие слова и растирать её крошечные пальчики.
  
   - Иди в душ, - сказал Ден, протягивая мне ещё одно полотенце.
  
   - Я не могу оставить её... - волновалась я.
  
   - Иди. Я посижу с ней.
  
   С этими словами он сел на кровать рядом с Иришкой. Кинув последний взгляд на них, я помчалась в ванную, бормоча:
  
   - Я быстро... Пулей.
  
   Раны на теле неприятно жгли. Тёплая вода не успокаивала меня. Я не могла думать ни о чём другом, как о дочери. Я настолько испугалась за неё, что даже не вспоминала, что, возможно, убила своего мужа и посреди ночи пришла к отцу своего ребёнка, о чём он, кстати, даже не подозревает. Я окончательно запуталась.
  
   Вдруг я почувствовала во рту что-то солёное. Только сейчас я осознала, что беззвучно плачу. И даже не от боли... По крайней мере, не в прямом смысле. Внутри меня как будто существовала какая-то другая боль. Словно в моей грудной клетке был маленький замок, в котором всё было хорошо. Небо над ним всегда было ясным и солнечным. Но в один момент налетел ураган и разрушил мой замок до кирпичиков. Всё живое сразу же сбежало оттуда, и теперь Рай превратился в одинокую пустыню. Весь мой мир, который я после предательства Даниэля отстраивала заново, разрушил всё тот же человек.
  
   Замотанная в оранжевое полотенце, я вышла из душа и обнаружила, что Ден уже держал Иру на руках. Он смотрел на неё с большим интересом, будто чувствовал, что она ему не чужая. От созерцания этой картины, я погрузилась в забытье, облакотившись о косяк.
  
   - А, ты уже вышла, - прошептал Ден и аккуратно положил мою девочку на кровать. - Она только заснула.
  
   На цыпочках мы пробрались на кухню и сели за стол. Ден достал из шкафчика железную аптечку и занялся мной. Все его прикосновения доставляли мне нестерпимую боль, но я не могла кричать. Чтобы не разбудить дочь, я терпела и сжимала покрепче кулаки.
  
   - Расскажи мне, что случилось? - предложил парень, чтобы я отвлеклась.
  
   - Мы поссорились с Даниэлем из-за... Неважно из-за чего. - Ну вот, я опять не смогла сказать всю правду. Но я смогу. Потом. - Он был очень пьян и зол и... Он побил меня.
  
   Когда я произнесла последнее предложение, Ден поднял голову. В его глазах читалась злость и удивление. Ничего не сказав, он опять склонился над моими ранами, а я продолжила:
  
   - А потом он пошёл к Ире и я... Я, кажется, убила его бутылкой!
  
   С моих глаз сорвались слёзы. Ден, увидев моё отчаяние, взял меня за руку. Я перестала плакать и заглянула в его глаза. Между нами возникла какая-то связь, но никто не решался на следующий шаг. Мы так и сидели: избитая девушка в одном полотенце и парень с аптечкой у её коленей.
  
   Тут я услышала детский плач и вышла из транса. Я быстро встала и побежала к Ире.
  
   - А кто-то у нас проснулся? - с улыбкой сказала я и взяла дочь на руки. Та в ответ заулыбалась, и я так и просидела час, а, может, два, глядя в её бездонные карие глаза.
  
   - Вот, надень.
  
   Ден бросил на кровать свою кофту и отвернулся. Я послушалась его.
  
   - Ну, спокойной ночи, - сказал парень и пошёл к своему письменному столу.
  
   - А ты?
  
   - А я переночую за столом. Мне всё равно не привыкать...
  
   - Нет, так не пойдёт, - сказала я, отодвигаясь на правую сторону кровати. - Ложись рядом. - Ден неуверенно посмотрел на меня, но я была непреклонна. - Давай. Мы всё-таки не чужие друг другу.
  
   Вот зачем я это сказала? На щеках парня появился румянец. Ему было неудобно так же, как и мне. Пришлось молча лечь к нему спиной и заснуть в обнимку с дочкой.
  
***
  
   Когда я проснулась, то обнаружила, что в кровати одна. Покормив дочку, я пошла на кухню. Там я обнаружила у плиты Дена. На нем был передник. Он пытался что-то приготовить, но у него это не очень выходило.
  
   - Доброе утро! - сказала я и села за стол.
  
   - Да, доброе утро... - ответил рассеянно парень. Его глаза постоянно бегали, и вёл он себя как-то нервно.
  
   - Как спалось? - спросил Ден, накладывая мне на тарелку подгоревшие оладушки.
  
   - Настолько спокойно, насколько может спать человек, убивший своего мужа и сбежавший с ребёнком, - попыталась пошутить я, но у меня это, похоже, не получилось, ибо Ден ответил мне достаточно серьёзно:
  
   - Да никого ты не убила. Я видел, как он выходил из дома. Кстати. - Ден встал и куда-то ушел. Вскоре он вернулся с чем-то в руках. - Вот, держи. Для твоей дочки будет великовато, но всё лучше, чем полотенце.
  
   Я взяла в руки вещь, которую он мне протягивал. Это была детская синенькая кофточка с машинками на груди. Она явно принадлежала ребёнку лет двух - трёх.
  
   - А откуда у тебя это? - спросила я, крутя вещь в руках.
  
   - Неважно...
  
   Ден принялся ускоренно есть, а я пошла переодеть Иру в обновку. Пару подворотов на рукавах, и обьёмное платье готово. Но всё же, откуда у него это?
  

1-29

  
   После завтрака мы пошли в мой фургон, чтобы забрать вещи, - мы договорились, что я немного поживу у Дена. Тем более сегодня вечером я расскажу ему обо всём. Не знаю, какая у него будет реакция, но я должна это сделать.
  
   Когда я переступила порог своего дома, то ужаснулась. От семейного гнёздышка не осталось и следа. Теперь это была настоящая помойка. Всё везде было настолько сломано и раскидано, что будет легче это всё сжечь, чем убрать. Хотя теперь это не мои заботы. Пусть Даниэль сам разбирается с этим свинарником.
  
   Отдав Иру Дену, я принялась разгребать вещи. Среди них отыскался чемодан, и я покидала туда уцелевшие вещи. Мой взгляд упал на фотографию в разбитой рамке. На ней наш цирк в день моей свадьбы. Вот Александр Михайлович, вот братья Арсений и Берсений, Карина с Мишей... А в центре мы с Даниэлем. Он крепко обнимает меня за талию (если, конечно, у беременной девушки её можно найти). На моём лице улыбка до ушей. Тот день был поистине прекрасным. Но ключевое слово - был.
  
  Откинув фото в сторону, я закрыла чемодан и подошла к Дену.
  
   - Всё? - спросил он.
  
   - Да.
  
   - Ты уверена?
  
   - На все сто. - Я выдавливаю из себя улыбку, пытаясь не заплакать. Затем беру на руки дочь и крепко закрываю очередную дверь в своё прошлое.
  
***
  
   Целый день я провела в комнате Дена. Я попросила его сказать всем, что он меня не видел. Пускай я на несколько дней исчезну, растворюсь. Мне действительно хочется отдохнуть. К тому же, на сегодняшний день у меня запланирован важнейший разговор.
  
   Ира не капризничала, поэтому у меня было много времени осмотреться. Вообще, этим она очень напоминала отца: такая же тихая, собранная. Рядом с загадочным синим мишкой она проспала почти целый день, пока я бродила по комнате. Я пролистала все блокноты Дена, в которых, как всегда, были замечательные рисунки. Мне был отведён отдельный золотистый альбом. Там были мои разнообразные портреты: от моего первого дня в цирке до моей беременности. Последний рисунок был совсем свежим. На нём была я и Иришка. Я держала дочь на руках и вовсю улыбалась ей. Вот когда он только всё успевает?
  
   Но стол был не единственной интересной вещью в комнате. На одной из стен висела книжная полка. По большей части она была забита Джеком Лондоном, а самым 'убитым' томиком была 'Лунная долина'. Я сразу же вспомнила, как мне рассказывал про эту книгу Аноним. Вытянув потрёпанный фолиант, я погрузилась в чтение.
  
   Я успела прочитать примерно четверть, когда дверь открылась, и в комнату зашел обеспокоенный Ден.
  
   - Нам нужно поговорить, - одновременно сказали мы.
  
   - Ладно, ты первый, - сказала я, и мы пошли на кухню.
  
   Когда я села, парень поставил два бокала на стол и откупорил бутылку красного вина. Он занёс бутылку над моим бокалом, но я закрыла его рукой.
  
   - Ты же понимаешь, что мне нельзя?
  
   - Извини.
  
   Ден налил себе полный бокал и осушил залпом. Поморщившись, он налил второй раз и оставил вино на столе.
  
   - Катя... - начал он, его голос был очень дрожащим. Он волновался. - Прежде чем я скажу тебе то, ради чего затеял всё это... - Он не договорил и глотнул вина. - Я люблю тебя! - Я хотела сказать ему, что уже давно всё поняла и что, возможно, у нас может что-то получиться, ведь у нас есть общий ребёнок, но он заткнул меня, прежде чем я успела рот раскрыть. - Не надо, пожалуйста. Поговорим после. Так вот... Пойми, что любовь сжигает нас дотла, она накидывает на тебя петлю и беспощадно выталкивает из-под ног табурет. В таком состоянии я и совершил это преступление. Катя... Я убил твоего мужа!
  
   Последнюю фразу он выпалил очень быстро, будто боялся, что кто-то может его остановить. Но вначале я даже не поняла, о чём он. Я была парализована. Я прокручивала в голове его слова. Я столько раз думала об этом, но никогда не думала, что в одном маленьком, невинном предложении сольются Ден, Даниэль и убийство.
  
   - Ты убил Даниэля?
  
   На моих глазах выступили слёзы. Да, он был тем ещё говнюком, но чтобы убивать его... Нет, такого я и представить себе не могла. Несмотря на всё, я любила этого человека. Но и Дена я тоже любила. Не так, как Даниэля, но любила. И теперь один любимый человек убил другого моего любимого человека.
  
   - Не волнуйся, Катя... - прошептал Ден, накрывая мою руку своей. Я мгновенно вырвалась и закрыла лицо руками.
  
   - Не прикасайся ко мне!
  
   - Но почему?.. Ведь я же хотел как лучше...
  
   - Лучше? - спросила я, глядя ему в глаза. - Теперь ты такой же ублюдок, как и Даниэль. Ты - убийца! Я не могу больше находиться с тобой в одной комнате.
  
   С этими словами я встала и направилась в комнату за Ирой. В моей голове были лишь мысли о том, как побыстрее свалить из дома этого убийцы. Вот почему меня постоянно кидает в крайности? Насильник, убийца... И больше меня пугает не тот факт, что я любила их обоих, а то, что Ден был отцом моего ребёнка. В её венах его кровь, в ДНК его гены... И ведь она так на него похожа. Всё! Надо бежать отсюда как можно скорее. Вернусь в родной город, докажу свое происхождение и верну семейный бизнес. Отстрою заново дом, будем там с Ирочкой жить. Возможно, съездим в гости к Иришке и её брату... Но главное - никогда больше не вернёмся сюда.
  
   Полная планов я летела в комнату, когда увидела перед собой Дена. Его глаза расширились до невероятных размеров. Он стоял, словно не мог пошевелиться.
  
   - Уйди с дороги, убийца! - крикнула я.
  
   - Катя... - тяжело сглотнув, выдавил из себя парень. Тут я заметила, что его рука тянется куда-то к моему животу. Я опустила руку ниже груди и почувствовала под пальцами мокрую ткань. Странно, я же вроде не обливалась... Я опустила глаза и заметила, что из меня торчит блестящий кухонный нож. Живот сразу же пронзило острой болью, ноги подкосились, как будто кто-то резко ударил меня под колени. Я почувствовала, как падаю. Ден подхватил меня, и я зависла в полуметре от пола. К горлу стал подкатывать комок, похожий на тот самый, когда подступают слёзы.
  
   - Катя! Катя! - кричал Ден, крепко прижимая меня к груди, но это я уже ощущала слабо. Я чувствовала, как из меня вместе с кровью вытекает жизнь, как бы крепкие руки не зажимали мою рану. Глаза предательски слипались. - Не уходи! Слышишь?! Не оставляй меня одного!
  
   Ден уже не просто кричал, он орал. Голос хрипел и готов был вот-вот сорваться. Из его глаз на моё лицо капали слёзы. Только сейчас, при виде металлического блеска кинжала, я поняла предсказание цыганки. Вот он, губительный блеск. Почему-то при мысли об этом на моих губах появилась улыбка.
  
   - Я не хочу быть один! - не унимался Ден.
  
   - Ооо... - Я засмеялась, из-за чего закашлялась и из моего рта вытекла пара капель крови. - Ты не один... - Каждое слово давалось с трудом, но я должна была успеть. - Ира... твоя... дочь!
  
   Последнее слово я произнесла с упором, и в моих глазах на миг потемнело. Затем я увидела, что вокруг уже не тесный фургон Дена, а просторная поляна. Трава какого-то неестественного сочно-зелёного цвета. Совсем рядом я вижу знакомую речку. Да я же в родном городе! Прямо передо мной большая вспышка света. Я понимаю, что должна двигаться к ней, но не решаюсь. Тут рядом со мной появляется мой старый друг, Андрюшка Фирсов. Он протягивает мне руку, и я без слов поддаюсь. Вдруг я чувствую, что мы снова дети, и я бегу за ним к речке. Мне так легко и спокойно. Я даже одежды на себе не чувствую. Мы вместе вбегаем в белую вспышку, и всё моё тело обволакивает что-то ярко-белое. Его улыбка медленно расплывается перед моими глазами, а мои губы лишь успевают прошептать:
  
   - Прощай...
  

ДЕН

  

2-1

  
   - Проваливай, щенок! - с отвращением прокричал отчим, выталкивая меня за дверь. С некоторых пор для меня это стало повседневным ритуалом. Без каких-либо эмоций я поднялся с земли, отряхнул пыль с одежды и побрёл в лес. Лишь там я мог вздохнуть с облегчением - он далеко. Сидя на любимом валуне, я наблюдал, как камни, брошенные мной в озеро, тонут, и круги расходятся на водной глади. Чуть наклонившись вперёд, я начал вглядываться в серые глаза мальчика по ту сторону воды. В этом дрожащем отражении я почему-то всегда вижу старые воспоминания.
  
   Я снова вижу того пятилетнего малыша с горящим взглядом. По обе стороны от него мама и папа, держащие его за маленькие ручки. Все члены этой семьи счастливы. Все они работают, как шестерёнки, в одном большом механизме счастья. Папа мальчика с энтузиазмом собирает с ним конструктор, пока мама, улыбаясь, готовит им обед... Вся семья собралась у камина и читает по ролям детскую сказку... Мама, папа и сынок спят в одной кровати...
  
   Но вот картинка меняется, словно кто-то резко сломал все декорации. Дом уже не выглядит таким тёплым и уютным. На лице матери больше нет той счастливой улыбки. Глядя на фотографию мужа с чёрной ленточкой, она безмолвно плачет, боясь разбудить сына. А ведь она просто не знает, что маленький мальчик давно не спит. Он с сожалением наблюдает за всей этой сценой из-за угла. Его сердце разрывается от боли, хоть он и не понимает, почему папа больше не придёт с ним поиграть, но не плачет. Он вспоминает слова отца: 'Взрослые мальчики не плачут. Они утешают взрослых девочек'. Сам не замечая, как, мальчик покидает своё укрытие. Встретившись взглядом с заплаканными глазами мамы, он бросается к ней на шею и начинает хныкать. Это был последний раз, когда на его глазах появлялись слёзы.
  
   С той ночи моя жизнь круто изменилась. Как я потом узнал, мой отец погиб героем - спасал из огня нашу соседку, маленькую девочку Карину. Своим отцом я горжусь и по сей день, хоть иногда и не понимаю, зачем он кинулся в тот пожар. Если бы он повёл себя как все остальные - продолжил стоять в стороне - он сейчас был бы рядом со мной. Почему именно мой отец должен был отдать жизнь за эту Карину? Кто она вообще такая, чтобы её спасать?
  
   Я прекрасно понимаю, что такие тёмные мысли не должны приходить мне в голову... Да их в начале и не было. После того инцидента семья Карины часто к нам приходила. Пока мы с Кариной играли, наши родители пили чай и разговаривали. Эти вечера я любил больше всего, ведь мама переставала плакать, а на столе появлялись сладости, которые были теперь нам не по карману. Однако порой я просто ненавидел Карину. Я завидовал ей. У неё было всё: мама, папа, деньги, дорогие игрушки... На ней всегда были красивые платья, а в аккуратно причёсанных волосах сверкали бантики. Она была похожа на её любимые куклы... Только она была красивее.
  
   Но потом всё изменилось. Отец Карины, дядя Пётр, стал слишком часто к нам приходить. Моя мать всегда была ему рада. Я мог понять, что он скоро придёт, по её счастливым глазам и наряду - мать всегда надевала свой самый лучший передник, а волосы подвязывала красивым платком.
  
   Дядя Пётр всегда заявлялся ровно к обеду. Помню его блестящие кирзовые сапоги, густые усы и противную улыбочку. Складываясь почти пополам, чтобы наши глаза были на одном уровне, он совал мне в руки маленький леденец и выставлял за дверь. Тогда я ещё не понимал, зачем меня выгоняют...
  
   А спустя несколько лет случилось самое страшное: дядя Пётр, как обычно, пришёл на обед и остался насовсем. В тот вечер мама погладила меня по голове и сказала:
  
   - Денис, дядя Пётр теперь будет жить с нами. Он будет твоим новым папой.
  
   Посмотрев на его наглую, откормленную рожу, я схватил с гвоздика куртку и убежал. Мать ещё что-то кричала мне вслед, однако я и слышать ничего из этого не хотел. 'И как мать могла вообще променять моего хорошего, доброго и милого папу на этого придурка?' - думал я в тот вечер, вдыхая холодный воздух. Я тогда не понимал, что моя мать просто выживала. После смерти папы у нас ни на что не хватало денег - мы были нищими. Мать работала на нескольких работах, но денег всё равно не хватало. И тут появился богатый дядя Пётр. Конечно же, она согласилась на его предложение. Ради меня...
  
   Так я и смирился с новым положением вещей. Отчим вечно бил меня, а мать не могла ничего ему сказать - боялась. А потом появился на свет мой младший брат, Тёма, и про меня стали все забывать.
  
   Чей-то тихий всхлип отвлёк меня от размышлений. Обернувшись, я прислушался. Плач доносился из-за кустов. Тихо подкравшись, я раздвинул зелёную листву и увидел Карину. На прежнюю дорогую куклу она уже не была похожа: старое, потрёпанное платье было всё в заплатках; спутавшиеся волосы свободно спадали с плеч, а красивые карие глаза были красными от слёз.
  
   - Что ты здесь делаешь?! Отстань от меня! - прокричала Карина, пытаясь закрыться в кустах. - Ты и так слишком много у меня отобрал!
  
   - Я отобрал?! - Внутри меня всё кипело. Как она вообще смеет так говорить?! - Мой отец погиб, спасая тебя из огня! Ты хоть знаешь, каково это, когда твой самый близкий человек исчезает?
  
   - Ага, мой отец был настолько вам благодарен, что ушёл из семьи, - парировала Карина. - Пока ты наслаждаешь тёплым обедом, я вынуждена искать себе пропитание сама.
  
   - Наслаждаюсь, а как же, - произнёс я с усмешкой. - Я уже не помню, когда съедал всю порцию в тишине.
  
   На секунду в воздухе между нами повисла пауза. Я посмотрел Карине в глаза и сказал:
  
   - Не одна ты несчастна от этого брака.
  
   Через силу улыбнувшись, я протянул ей свою руку. Она с опаской посмотрела на мою ладонь. Она была словно дикий зверёк. Как маленькая лесная белка, которой предлагаешь угощение, а она несколько секунд сомневается и думает: охотник ты или добрый человек. Дабы успокоить Карину, я подмигнул ей. Она последний раз заглянула в моё лицо и взяла меня за руку.
  

2-2

  
   В тот вечер я очень многое узнал о Карине. Она всегда мне казалась заносчивой, избалованной дочуркой богатых родителей. Однако на правде у нас оказалось очень много общего. Она, так же, как и я, ненавидела своих родителей, боялась появляться дома и очень хотела изменить свою жизнь. Но мы были двумя цветками, что никогда не покинут свои клумбы. Всё, что нам оставалось - это сбегать к лесному озеру, где все проблемы испарялись. Лишь там, среди вечнозелёных елей и сосен, мы могли быть просто двумя подростками... Двумя счастливыми и влюблёнными подростками.
  
   То, что между нами зарождается какое-то доселе мне незнакомое чувство, я понял ещё в самом начале. Это был обычный летний день. Вымотанные дома, мы пришли в своё райское место. Небо уже окрасилось в розовый, и где-то далеко, за елями, виднелось уходящее солнце.
  
   - Давай искупаемся, - предложила Карина. Не дожидаясь моего ответа, она бросила на песок своё платье и побежала к воде. Хмыкнув, я скинул одежду и пошёл за ней.
  
   - Чего же ты боишься? - спросила с улыбкой она, когда я неуверенно попробовал ногой холодную воду. В это время она уже вовсю плавала на середине озера. Вдруг она начала тонуть. Когда я увидел, как её смуглая ручка исчезает в водной пасти, я без раздумий нырнул. Доплыв до середины, я стал искать её. В моей душе поднималась тревога, ведь я нигде не мог найти Карину.
  
   Тут за моей спиной раздался всплеск воды, и кто-то со смехом прыгнул мне на спину. Испуганный, я обернулся и увидел Карину. Откинув мокрые волосы с лица, она повисла у меня на шее и захихикала.
  
   - Ты бы видел своё лицо! - заливалась она. Однако мне так смешно не было. На моём лице продолжало пребывать серьёзное выражение.
  
   - Ты что, боишься воды? - спросила Карина. Она перестала улыбаться и с волнением посмотрела на меня.
  
   - Знаешь, чего я больше всего боюсь? - сказал я, краснея. - Я боюсь... Я боюсь потерять тебя!
  
   Последнюю фразу я быстро прокричал и отвёл взгляд в сторону. Услышав это, Карина тепло улыбнулась и притянула меня к себе. Через секунду я почувствовал, как губы Карины прикоснулись к моим. Отстранившись, она прошептала:
  
   - Дурачок, ты никогда меня не потеряешь.
  
***
  
   Говорят, первая любовь - несчастная? Этому утверждению я охотно верю. Ведь по-другому наши отношения с Кариной, а, вернее, их конец не объяснишь. Я любил её. Правда, любил. И хочу думать, что мои чувства были взаимны. Были...
  
   На дворе стояла моя пятнадцатая зима. В наших краях тепло вообще редко бывает, а зимой и подавно. Морозы под минус двадцать для нашей местности были нормой. Впрочем, как и метели, снегопады и гололёд. Такое время для меня было самым нелюбимым - когда отчим выгонял меня из дома, я не всегда успевал взять куртку и мне приходилось мёрзнуть в тонком свитере на морозе. Благодаря таким 'прогулкам' я закалил свой организм до такой степени, что мог спокойно спать в снегу. Несколько раз мне так и приходилось поступать...
  
   Вечером тридцать первого декабря, когда все люди сидели в тёплых домах и праздновали вместе с семьёй, я бродил без куртки и сапог по заснеженному лесу. Дома вовсю шло застолье, мои домочадцы праздновали Новый Год и, похоже, забыли, что у меня сегодня День Рождение. Только Тёма, мой младший брат, подарил мне маленький рисунок. На нём были изображены два корявых улыбающихся человечка, стоящие под солнцем на зелёной лужайке.
  
   - Это я. - Тёма указал на меньшего человечка. - А это - ты. - Его маленькая ручка приблизилась к большому человечку. Я был тронут его скромным подарком, который был мне дороже любого сокровища. Я удивлялся, как этот милый мальчуган с каштановым завитком на голове мог быть сыном моего зверя-отчима.
  
   - Спасибо тебе, - поблагодарил я брата, слегка пощекотав его. Тот радостно засмеялся, оголяя несколько маленьких зубов. Это не могло не веселить меня.
  
   Однако праздник длился недолго. Заметив веселье, отчим подскочил к нам и протянул руку за моим подарком. Я спрятал драгоценный листок в карман.
  
   - Дай это сюда, щенок! - прорычал отчим в бешенстве. - Я, кажется, говорил, что ты не заслуживаешь подарков.
  
   Отчим ещё раз попробовал отобрать у меня рисунок, но я не поддался. Тогда он швырнул меня в сторону. В полёте я зацепился головой за угол тумбочки. Из разбитой брови хлынула кровь и запачкала пол. Тёма сразу же заплакал, а мать испуганно ахнула.
  
   - Ты ещё смеешь пачкать мой дом! - закричал отчим, топая ногами. Его лицо напоминало морду разъярённого быка - того и гляди пар из ноздрей пойдёт. - Проваливай отсюда! - 'Разъярённый бык' вышвырнул меня за дверь. - И чтобы духу твоего тут больше не было!
  
   Холодный снег, в который я упал лицом, слегка обезболил мою рану. Как всегда, я не успел взять никаких тёплых вещей. Взглянув в тёмно-синие небо, я побрёл в сторону леса. Из-за внезапно начавшейся метели мои волосы и ресницы превратились в сплошные сосульки, а пальцы и уши отмёрзли так, что я перестал их чувствовать. Но я научился не обращать на такие вещи внимания и продолжал пробираться сквозь лесную чащу.
  
   Но вот я заметил маленький огонёк. Раздвинув белые от снега ветки, я увидел вытоптанную поляну. На ней стояли странные фургончики, а посередине пылал огромный костёр. Вокруг него было много людей. Кто-то прыгал и танцевал возле огня, кто-то сидел на огромных брёвнах. В воздухе пахло весельем и... Едой. Желудок сразу же отозвался протяжной трелью на аромат вкусной жареной курочки. Зажмурившись от боли в животе, я застыл, согнувшись пополам, когда почувствовал чьё-то близкое присутствие.
  

2-3

  
   Услышав негромкий треск ветки, я распрямился. Слегка испугавшийся от неожиданности, я повернул голову предположительно в сторону источника шума. Однако всё, что я успел увидеть, было лишь смазанное чёрное пятно.
  
   'Наверное, показалось', - подумал я и выдохнул. Однако, когда моя голова вернулась в прежнее положение, я встретился со взглядом двух зелёных глаз. От неожиданности я аж вскрикнул.
  
   - Какой пугливый, - улыбаясь, проговорила молодая цыганка. Со своими ярко-зелёными глазами, густой копной длинных вьющихся волос цвета чёрного угля и пышной грудью она была очень красива. Но что-то меня пугало в ней. Было нечто дьявольское в улыбке её розовых губ. От красавицы так и веяло соблазнительным холодом, как от ведьмы из сказок. Я застыл на месте.
  
   - Ты всегда такой молчаливый? - спросила незнакомка, обходя меня кругом. При этом полы её чёрной юбки, расшитой красивыми цветами, шурша, касались моего тела, а многочисленные золотые украшения мелодично побрякивали.
  
   - Ой, это что, кровь?! - испуганно воскликнула цыганка, замечая мою разбитую бровь. И как она сразу этого не заметила? - Тебя надо срочно обработать!
  
   С этими словами она сорвалась с места и быстро зашагала в сторону огня. Полы её юбки приподнялись, и я заметил, что она абсолютно босая. Только тоненький браслет красовался на щиколотке.
  
   Не знаю почему, но я остался стоять на месте. Может, я просто был шокирован встречей, возможно, замёрз... А, может быть, просто боялся этой цыганки... В любом случае, мои окоченевшие от холода конечности не сдвинулись ни на дюйм с места.
  
   - Да ладно тебе. Идём! - позвала цыганка и взяла меня за руку. В этот момент её словно током прошибло. Она замерла с моей ладонью в руке и уставилась стеклянным взглядом куда-то вдаль. Это напугало меня ещё больше, и я попытался вырваться из её хватки, но это оказалось не так просто: как будто мою кисть сжали железные тиски, а не слабая ручка хрупкой девушки.
  
   - Нет... - прошептала со слезами на глазах цыганка и рухнула на белый снег. Только через несколько секунд я пришёл в себя и бросился на помощь девушке. На фоне белоснежного одеяла она выглядела ещё прекраснее. Блестящие волосы разметались короной вокруг её прекрасного личика. Пухлые губки застыли в спокойном, но слегка испуганном положении. Одна из её изящных и, как оказалось, невероятно сильных рук была откинута в сторону, а другая небрежно упала на неподвижную грудь. Сейчас она казалась такой беззащитной... И мёртвой. Аккуратно нащупав пульс, я вздохнул с облегчением: 'Жива!'
  
   Делать было нечего - взвалив покорное тело цыганки на спину, я медленно пошёл к огню. С каждым шагом я осознавал, что силы всё больше покидают меня. В моём состоянии даже просто идти было невыносимо трудно, не то что кого-то нести. Однако я понимал, что если я упаду, то обреку на верную смерть не только себя (на себя мне было абсолютно плевать - никто по мне плакать не будет), но и эту беззащитную девушку. Скорее всего, у неё есть семья, которая будет её искать, но они могут и не успеть - снегопады в наших краях вещь опасная - полчаса, и никто её до весны не найдёт. Разве что кроме диких зверей, которые растерзают её хрупкое тельце в мгновение ока.
  
   Вскоре я выбрался на освещённую полянку. Поначалу меня никто не замечал, все продолжали и дальше веселиться и разговаривать. Сил на то, чтобы голосом заявить о своём присутствии, у меня уже не было. Тяжело дыша, кряхтя что-то себе под нос, я подтащил свою 'наездницу' к костру и упал, не в силах больше стоять на распухших ногах.
  
   - Мирела, - воскликнула как две капли похожая на 'мою' цыганку девушка и упала на снег рядом с неподвижным телом. Она бережно приподняла её голову и положила на свою красную юбку.
  
   - Слушайте, люди, ему срочно нужно в тепло! - воскликнул какой-то мужчина, подходя ко мне. Я попытался что-то ему ответить, но язык перестал меня слушаться. Было такое чувство, как будто во рту у меня что-то большое и мягкое.
  
   - Арсений, Берсений, помогите мне, - позвал мужчина. К нему подбежали два близнеца лет двенадцати. Мальчики были абсолютно одинаковые, даже пальтишки у них были идентичные. На секунду мне даже показалось, что мир у меня в голове двоится, и я закрыл глаза. Когда я захотел открыть их заново, то обнаружил, что это не так уж и просто - веки как будто свинцом налились. Приложив максимум усилий, я приоткрыл глаза и увидел лишь расплывчатые языки пламени. Они весело прыгали в каком-то таинственном танце, убаюкивая моё израненное и озябшее тело.
  
   - Да он же сейчас сознание потеряет! - услышал я уже знакомый голос. - Так, мальчики, взяли...
  
   Я почувствовал, как чьи-то крепкие руки обхватили верхнюю часть моего туловища и подняли над землёй. Затем в воздухе оказались мои ноги, и я куда-то поплыл. Что-то стало припекать мой бок, а у лица почувствовались лёгкое покалывание и запах шерсти. Затем что-то мокрое коснулось моего лба, но в этот момент я уже отключился.
  
***
  
  Очнулся я от яркого света, проникающего из окна. Был примерно полдень. Я лежал в небольшой, но удобной кровати. Потянувшись, я обнаружил на моих руках белые бинты. Рывком сбросив с себя одеяло, я вздохнул с облегчением: ноги на месте. Правда, на них также красовались белые повязки. Кто-то явно не пожалел ткани, ибо приложив руку к голове, я понял, что она тоже перебинтована.
  
   'Где я? - задал я себе вопрос, вспоминая вчерашний день. - Наверное, я в одном из тех странных фургончиков...'
  
   Не вставая с кровати, я осмотрел помещение. Комната, в которой я находился, напоминала музей волшебства: на полках всюду стояли странные предметы с красивыми рисунками. Диковинные шкатулки и коробочки соседствовали с большими цилиндрами и яркими тканями. Тут я заметил у моей кровати стул. На нём лежала стопка одежды и записка: 'Одевайся и иди в фургон номер один'. Послушавшись незнакомца, я надел тёплые чёрные брюки, клетчатую фланелевую рубашку, обул пару валенок и двинулся к двери. По дороге меня привлекла фотография. На ней был тот мужчина, что вчера заботился обо мне. У него была тёмная козлиная бородка и круглые очки. Выглядел этот мужчина как какой-то интеллигент. За плечо он обнимал красивую девушку лет тридцати. Длинные белые волосы волнами спадали на её голубое платье. В её чертах было что-то аристократическое. Она не была похожа на обычных деревенских женщин, коей была моя мать. Рядом весело улыбались два неугомонных малыша. Как я понял, это были вчерашние близнецы, только им тут было от силы лет пять. Счастливые улыбки этих людей заставили меня ещё раз вспомнить, какой была наша семья, когда папа ещё был жив, и снова прочувствовать всю боль утраты.
  
   Выйдя из фургона, я попал в весёлый балаган: везде сновали разнообразные люди в самых странных костюмах. На одних были шёлковые халаты ярких расцветок, на других сверкающие костюмы. Я даже встретил женщину в радужном пальто и мужчину с перьями на голове. Раньше я не видел столько красок в одном месте. Да что там говорить, я даже не знал названия этих оттенков. Эта цветовая гамма завораживала и притягивала к себе моё внимание. Как зазомбированный, я медленно шёл среди потока пёстрых людей, пока не упёрся в серую стенку первого вагона. Взобравшись по ступенькам, я постучался и толкнул дверь.
  

2-4

  
   В фургоне номер один было очень тепло. Такой эффект создавали больше не обогреватели, а цвета: вся мебель была тёпло-коричневого цвета, вgрочем, как и остальная фурнитура. Даже зелёный диван казался тёплым. На стенах были развешаны многочисленные фотографии в рамочках, тарелочки и прочие сувениры.
  
   - А, это ты, - сказал полный мужчина с пушистыми усами. Он сидел за большим письменным столом, склонившись над какими-то бумагами. - Проходи, присаживайся.
  
   Мужчина указал на стул, и я послушно сел. Несмотря на вполне тёплый приём, от чего-то мне было не по себе.
  
   - Александр Михайлович, директор этого цирка, - представился мужчина, протягивая мне руку. Я неуверенно пожал её и удивлённо прошептал:
  
   - Цирка?..
  
   По крайней мере, теперь было понятно, почему все здесь такие странные и откуда в наших лесах взялись цыгане.
  
   - Да-да, цирка, - повторил Александр Михайлович. - А тебя как звать?
  
   - Денис Стриганов, - ответил я, продолжая пребывать в трансе.
  
   - Что ж ты, Денис Стриганов, делал в новогоднюю ночь в лесу? И что с лицом? - спросил директор, откидываясь в кресле. Я отвёл глаза в сторону. Мне было нечего ответить - я не привык распространяться на тему своей семьи, а, вернее того, что от неё осталось. Не хотелось мне втягивать во всё это посторонних.
  
   - Если не хочешь, можешь пока не говорить, - сказал доброжелательно мужчина и пододвинул ко мне тарелку с жареной картошкой и курицей. Я уставился на еду. Желудок отчаянно просил меня впиться в эту сочную курочку, но мозг всеми силами пытался помешать этому. Меня продолжала напрягать доброта этого мужчины.
  
   - Я знал много таких, как ты, - сказал Александр Михайлович, увидев, что я сомневаюсь. - Мальчики и девочки, боящиеся всего. Несмотря на юный возраст, они уже успели разочароваться в жизни, хлебнуть горя сполна. Одни против всего мира... Мне всегда было их жалко. Именно поэтому многие из них здесь. Пойми, - директор дотронулся до моей руки и заглянул в глаза, - я не пытаюсь причинить тебе вред - я хочу помочь.
  
   Он взглядом указал на полную тарелку и подмигнул. В мгновение ока тарелка оказалась у меня под носом. Вкуснейшая еда оказалась у меня во рту. Мне даже не понадобилась ложка - настолько я был голоден.
  
   Когда с завтраком (или обедом) было покончено, Александр Михайлович задал мне вопрос:
  
   - У тебя есть родители или люди, на которых ты можешь положиться?
  
   - Нет, я сирота.
  
   Не знаю, почему я соврал. Может быть, я просто уже не считал людей, проживающих со мной в одном доме, семьёй?
  
   - Ты никогда не хотел изменить что-нибудь в своей жизни? Например, сбежать куда-нибудь.
  
   - Куда? - спросил я, хоть и знал, что он ответит.
  
   - Сюда. - Александр Михайлович встал из-за стола и прошёлся по комнате. - Я вижу, что ты неплохой парень. У тебя ещё есть шанс вылезти из этой ямы, стать нормальным. Доверься мне, и твоя жизнь никогда больше не будет прежней.
  
   Я молчал. Конечно, перспектива больше никогда не видеть козла-отчима, не чувствовать боль от его ударов меня очень привлекала. Я действительно хотел уйти. Но вдруг этот Александр Михайлович тоже врёт. Вдруг он дьявол, просящий продать ему свою душу? А может этого цирка вообще не существует, и я просто умер прошлой ночью от холода и голода? Нет, это уже точно какой-то бред...
  
   Но что же будет с Кариной? Я не знаю наверняка, безопасно ли здесь. Я не могу подвергать её такой опасности... Сначала нужно разведать обстановку.
  
   - Я согласен, - ответил я. Александр Михайлович просиял улыбкой и скакнул за стол. Его рука принялась быстро двигаться по листку.
  
   - Твоё полное имя и дата рождения, - принялся задавать он вопросы.
  
   - Стриганов Денис Алексеевич, 31 декабря 19?? года.
  
   - Так у тебя вчера был День Рождения? И сколько же тебе исполнилось?
  
   - Пятнадцать, - ответил я.
  
   - Мои поздравления! - радостно воскликнул Александр Михайлович и продолжил опрос. Закончив с анкетой, он открыл ящик стола и достал ключ.
  
   - Вот, это твой новый дом. Накануне оттуда съехали две сестры, и комната требует уборки, но, я думаю, ты справишься.
  
   Немного погодя, он добавил:
  
   - Тебе крупно повезло. Через несколько часов нас уже здесь не было бы.
  
   Эти слова пронзили меня насквозь. Я осознал, что через каких-то жалких пару часов я навсегда расстанусь со своей прежней жизнью. Я больше никогда не увижу ни маму, ни брата, ни отчима... Я не увижу Карину. Но ведь я же не могу просто так уйти. Я не могу раствориться в воздухе, не попрощавшись с ней. Однако, если я приду к ней домой, то уже не смогу бросить её. Мне надо как-то сделать это без личного контакта...
  
   - Александр Михайлович, можно одолжить у вас листок бумаги и ручку?
  

2-5

  
   'Я знал, что ты найдёшь эту записку. Не волнуйся, со мной всё хорошо. Надеюсь, ещё увидимся. Денис', - вывел я каллиграфическим почерком на небольшом листке бумаги и вышел из фургона Александра Михайловича. Очутившись на улице, я побежал к лесному озеру. Мне нужно было оставить записку там, ведь Карина по-любому придёт туда вечером.
  
   Почти на окраине цирка моё внимание привлекла одна женщина. Это была ухоженная цыганка лет сорока - сорока пяти. Несмотря на мороз, на ней были лишь платье и цветастая шаль. В руках она держала шкатулку с лентами. Каких только цветов там не было! Золотые и серебряные, зелёные и фиолетовые... Одного только красного цвета было лент десять, и все разные. Но моё внимание привлекла маленькая голубая ленточка, которую цыганка отшвырнула на снег. Этот цвет сразу же стал моим любимым. Он был таким спокойным, таким... Романтичным. Он заставлял меня мечтать, мысленно переноситься в свои выдуманные миры, где всё хорошо... Это был цвет холодного лесного озера.
  
   - Я возьму это?.. - негромко спросил я, поднимая с земли кусок голубого атласа. Цыганка даже не обратила на меня внимания (а, может, просто сделала вид). Засунув добычу в карман, я поспешил 'скрыться с места преступления'.
  
   Ветер свистел у меня в ушах, ноги вязли в снегу, зелёные ели с неимоверной скоростью проносились мимо. Когда я добежал до заветного места, в боку у меня противно закололо, а в ушах застучала кровь. Отчаянно пытаясь восстановить дыхание, я подошёл к самому заметному дереву. Это оказалась пышная ель. Стряхнув с одной из веток снег, я достал из кармана записку и ленточку. Озябшие пальцы плохо подчинялись, но, приложив усилия, я смог крепко привязать листок к ветке. Последний раз взглянув на оставленное сообщение, я побежал в сторону дома. Я просто боялся, что в последнюю минуту передумаю, сорву записку и разорву её на тысячи маленьких кусочков.
  
   Вскоре я уже перелез через деревянный забор родного дома. Я не хотел нарваться на очередной скандал, и поэтому решил залезть в окно. Когда я оказался внутри тёплого помещения, то удивился, насколько там было тихо. Видимо, все отсыпались после бурного празднования. И вправду - слева от меня, в своей большой кровати, сладко спал мой младший брат. Носик его смешно подпрыгивал то вверх, то вниз, а на губах застыла лёгкая усмешка. На секунду я застыл. Как же я ему завидовал. Он не знал ни горя, ни печали... Он никогда не терял любимого человека, никогда не подвергался насилию. Всю боль за него получал я! Я отчаянно надеялся, что его жизнь не будет напоминать мою, и ему не придётся в пятнадцать лет вот так сбегать из дома.
  
   Стряхнув с себя пелену мыслей, я нарыл под своей кроватью старый потрёпанный ранец и принялся собирать вещи. Брать с собой мне было особо нечего - все деньги в семье тратились на Тёму, поэтому мой гардероб ограничивался небольшой стопкой старой одежды и парой башмаков. Внимательно осмотрев помещение, я подошёл к столу. Без своего альбома и нескольких кусков угля я уйти не мог. Оставить в этом аду я не мог и потрёпанный томик Джека Лондона - единственная вещь, оставшаяся от моего отца. Помню, как мать просила отца рассказать мне на ночь сказку, а тот читал мне 'Лунную Долину'. Она начинала ругать его, мол, мне ещё рано такое слушать. А он в ответ всегда спокойно ей говорил: 'Расслабься, для хорошего никогда не бывает рано'. Каждый вечер он начинал читать заново и так и не дочитал мне до конца...
  
   - Ден... - сонно произнёс Тёма. Смахнув выступившие от воспоминаний слёзы, я вздохнул и обернулся. Мой брат приподнялся на кровати и сонно протёр руками глаза. Я не хотел, чтобы он заметил меня. Мне кажется, для него было бы намного лучше, если бы я ушёл 'по-английски'. Просто вышел вечером из дома и не вернулся, исчез. Он ещё маленький - воспоминания обо мне со временем стёрлись бы из его памяти. Ну был там какой-то брат, и что? А теперь он всё запомнит... Но тут в моей голове созрел план.
  
   - Тёмка, ложись, - сказал я, закидывая за плечо полный рюкзак. - Тебе всё это снится.
  
   - Правда? - Мой брат был настолько наивным...
  
   - Конечно. - Я почувствовал, как к горлу начал медленно подступать ком - настолько больно мне было врать, глядя в эти большие чистые глаза. - Закрой глазки, сосчитай до десяти и ты проснёшься в своей тёплой кроватке, и всё у тебя будет всегда хорошо. Обещаю.
  
   Я очень хотел последний раз потрепать его за румяную щёчку, провести рукой по мягкому завитку волос, обнять, но видения не могут дотрагиваться до людей. Мне пришлось побороть в себе все импульсы. Через силу улыбнувшись, я напомнил Тёме про уговор, и он закрыл ладошками глаза. Под его тихий, местами невнятный счёт я залез на подоконник и навсегда покинул отчий дом.
  
***
  
   Фургон номер '33 Б', ключ от которого мне выдал Александр Михайлович, оказался небольшим. Внутри царил беспорядок. Повсюду валялись газетные вырезки, старые цирковые афиши и остатки вещей. На большой железной кровати, стоящей возле одной из стен, приютилась женская шляпка с огромным бантом. Открыв шкаф, я обнаружил несколько вешалок. На нескольких из них остались почти новые женские платья. Они не были похожи на те, что пора выкидывать. За такие вещи девушки обычно держатся мёртвой хваткой. Однако поразило меня больше другое: на столе осталось золотое колечко, а чуть поодаль, на полу, валялась небольшая серёжка. Я, конечно, не эксперт в таких делах, но металл, похоже, был настоящим. Складывалось такое впечатление, что отсюда не съезжали, а сбегали. Какое бы материальное состояние ни было у прошлых жильцов, ни один здравомыслящий человек не оставит столько добра, уходя.
  
   Найдя в углу огромную коробку, я решил сложить все забытые вещи туда - мне чужого не надо, отнесу потом к Александру Михайловичу. На небольшой кухне обнаружились метла и швабра, и уборка пошла полным ходом. Со временем комната стала приходить в божеский вид. Она уже не выглядела, как жилище беженцев. Если коротко: бедненько, но удобно.
  
   Когда я нагнулся, чтобы помыть пол под кроватью, то обнаружил там целый склад вещей, вернее, хлама. Однако привлёк меня не беспорядок, а маленькая рамка. Отряхнув разбитое стекло от пыли, я ахнул.
  

2-6

  
   С чёрно-белой фотографии на меня смотрели два красивых, как две капли воды похожих лица в обрамлении длинных волнистых волос. Красавицу Мирелу и её сестру я узнал сразу же. Чтобы убедиться наверняка, я аккуратно подковырнул ножом заднюю часть рамки и достал снимок. Как я и предполагал, на обратной стороне фотографии красовалась надпись: 'Мирела и Дрина Кальдарас, 19?? год'. Ужаснувшись, я откинул фото в коробку с хламом. Если эта комната принадлежала этим цыганкам, то, значит, раскиданные ценности тоже их. Но что же заставило сестёр Кальдарас так быстро уехать? Это же не из-за того инцидента в лесу? Что Мирела увидела в моей руке?..
  
   Переполненный мыслями и вопросами, я закончил уборку и лёг в холодную постель. Открыв потрёпанный томик Джека Лондона, я попытался хотя бы на ночь забыть обо всём случившемся за последний день. Через полчаса я уже дремал, накрывшись старой газетой.
  
***
  
   С утра пораньше я потащил огромную коробку с забытыми вещами сестёр Кальдарас в фургон Александра Михайловича. Он явно не ожидал меня увидеть так рано: на голове его всё ещё была сеточка, а яркий шёлковый халат был наскоро запахнут. Сонно выяснив, зачем я пришёл, он впустил меня внутрь и приказал сложить вещи в углу. Я долго не решался задать мучавший меня вопрос. Только когда я, стоя в дверях, несколько раз обернулся и посмотрел на директора, тот всё понял.
  
   - Ты хочешь что-то спросить?
  
   - Да, - ответил я. - А куда уехали прошлые жильцы моего фургона?
  
   - Не знаю, они предпочли быстро покинуть цирк без каких-либо объяснений. Я был не в праве их задерживать.
  
   Кивнув Александру Михайловичу, я открыл дверь, но директор меня остановил:
  
   - Погоди, пойдём вместе. Я покажу фронт твоей работы.
  
   Через пятнадцать минут мы уже шли вдоль аккуратно выстроенных рядов разных фургонов. Какие-то из них были новыми, блестящими и серыми, какие-то старыми, с потрескавшейся краской и ржавчиной на боках. Однако внутри каждого из этих огромных железных сундуков таилась некая тайна, загадка.
  
   За ночь мы успели доехать до следующего города, поэтому везде теперь были бардак и суматоха. Кто-то натягивал между деревьями верёвки (хотя сушить бельё на улице в такой мороз идея не самая лучшая), кто-то готовил еду. Где-то в стороне несколько мужчин ставили синий шатёр.
  
   Пройдя мимо всего этого завлекающего сумасшествия, Александр Михайлович остановился возле небольшого прицепа. Развязав верёвки, мужчина стянул с него кусок брезента. Внутри оказались швабры, мётлы, лопаты и прочий арсенал уборщика.
  
   - Ну, вот, налетай, - усмехнулся директор и достал большую снегоуборочную лопату. Вручив её мне, он продолжил: - Твоя обязанность - следить за чистотой общих помещений. Шатёр, площадка возле огня, клетки животных, подходные дорожки для посетителей - всё это на тебе. Понял?
  
   Я молча кивнул в ответ.
  
   - Тогда приступай.
  
   Александр Михайлович улыбнулся и похлопал меня по плечу. Я попытался улыбнуться ему в ответ, однако это было для меня слишком трудно. Нет, я не был расстроен перспективой трудной и пыльной работы. Просто за тот десяток лет моей жизни, что я провёл среди боли и ненависти, я окончательно разучился выражать какие-либо эмоции без большой необходимости. Мне так и кажется, что стоит мне улыбнуться, и из-за кустов выпрыгнет отчим и отвесит мне оплеуху.
  
   Последний раз взглянув на меня, директор ушёл, а я принялся за работу. Первым делом я расчистил от снега огромную арену, и другие рабочие смогли внести туда стулья и прочую аппаратуру. Затем я принялся прокладывать дорожку для гостей. Я так увлёкся процессом, что не заметил, как выкопал причудливый узор из дорожек возле огня. Теперь пламя стало центром шестилучной снежинки.
  
***
  
   С закатом солнца все обитатели цирка сосредоточились в шатре. Несмотря на мороз, то тут, то там сновали артисты в открытых костюмах. Все были взволнованы и заняты. А я наблюдал за всем этим из укромного места: из-за складки внешней стороны шатра, в которой вскоре обнаружилась удобная дырка для обзора арены.
  
   Около часов шести - семи в цирк начали прибывать гости. Кого среди них только не было! На первых рядах восседали высокие дамы, кутающиеся в дорогие меха, в сопровождении элегантных джентльменов в длинных пальто. Средние ряда занимали простые люди в обычных стёганых куртках и полушубках. Они приходили пешком, в отличии от богачей, подкатывающих на блестящих чёрных машинах, поэтому носы у них были красные, как у клоунов. Ну, а на задних рядах, в кромешной тьме, весело смеялась детвора, выпросившая у занятых родителей на самые дешёвые билеты. Их абсолютно не пугал холод, поэтому они покупали мороженое и сладкую вату.
  
   Но вот раздалась музыка, свет погас, и единственный прожектор осветил Александра Михайловича, стоявшего посреди арены. Толкнув вступительную речь, он достал из рукава пиджака горсть фиолетового порошка и, взмахнув рукой, исчез, оставив после себя лишь цветной дым. Зал зааплодировал, и представление началось. Заиграла весёлая музыка, зажёгся свет, и на арену выбежала стайка чёрных пуделей. Они выделывали разнообразные трюки, однако мне это было не столь интересно. Меня манили людские лица. Весёлые и печальные, старые и молодые, пухлые и худощавые... Все они отображали эмоции, за каждой морщинкой скрывалась какая-то неведомая мне история. Счастлива ли эта аристократичная дама в большой шляпе? Кем мечтает стать та зеленоглазая девочка? Любит ли чернявый подросток с третьего ряда свою прыщавую спутницу?
  
   С того вечера я всегда таскал с собой везде альбом и несколько угольков. Днём, в перерывах между уборками, я рисовал повседневную жизнь обитателей цирка и животных. Многие из циркачей даже не замечали меня. Да мне от этого было даже лучше. Не знаю почему, но роль стороннего наблюдателя удавалась мне лучше всего.
  
   Одинок я был и вечером, когда шторки шатра закрывались и там начиналось представление. В своём укромном месте я сидел с блокнотом на коленях и сквозь дырочку подглядывал за посетителями. Я изрисовал несколько толстых альбомов лицами восторженной публики. Белокурые красотки и утончённые джентельмены на потёртых страницах моих тетрадей соседствовали с маленькими беззубыми детьми и седыми стариками. Наиболее необычные и запоминающиеся портреты я клеил на голые стены своего фургона. Через несколько месяцев у меня появились красивые обои из человеческих лиц. Но почётное место над кроватью, конечно же, занимал портрет улыбающейся Карины. Я рисовал её по памяти, так как мне казалось, что я помню каждую её чёрточку, каждую искорку больших глаз, каждую прядь длинных тёмных волос. Однако, часами глядя на мой самый красивый рисунок, я убеждался, что не могу полностью передать всю её красоту. Широкая улыбка на шероховатой бумаге казалась мне какой-то холодной, а карие глаза не такими искрящимися, как в реальности.
  
***
  
   Стоял тёплый весенний вечер. В воздухе витал запах свежести и жасмина. Я, как обычно, сидел, затаившись за складкой шатра. Увлечённо водя карандашом, который я недавно нашёл возле фургона Александра Михайловича, я рисовал красивую блондинку из третьего ряда. Рядом с ней сидел мужчина лет тридцати с тёмными залаченными волосами и короткими усиками. Он властно прижимал к себе талию бедной блондинки, которой явно было неудобно. Из того, как этот мужчина себя вёл, я мог сделать вывод, что он очень не уверен в себе. Возможно, у него была куча комплексов, из-за которых он так вызывающе раскинулся на кресле. Всем своим видом он кричал: 'Смотрите, сколько у меня всего!' Поэтому он меня и не интересовал.
  
   Намного больше меня привлекала его спутница. Судя по её дорогому платью, пальто, сапогам, украшениям с большим количеством сверкающих камней и укладке, я мог предположить, что в деньгах она не нуждается. И вроде всё у неё есть: и красота, и материальные блага, и даже этот понтовщик рядом с ней, - а счастья в глазах не видно. Её не радует представление - она холодно смотрит в центр арены и не следит за происходящим. Она застыла, как кукла, в одном положении, но ни о чём не думает. Она словно не живёт, она существует.
  
   Когда я выводил последние штрихи белоснежных локонов девушки, недалеко от меня послышался шум. Обычно в это время все собираются в шатре, и на остальную часть цирка спускалась пелена безмолвия. Сначала я решил забить на шум, но когда к нему присоединился грохот, я захлопнул альбом и медленно пошёл на звук.
  

2-7

  
   С каждым моим тихим шагом по влажной траве странный шум нарастал. Какой-то звон, непонятное хлюпанье... Еле дыша, я перебежал за одну из складок небольшого шатра, служащего складом, и притаился. Шум стал перерастать в какое-то ёрзание по деревянным доскам и женских смех. 'Там, где смеются, ничего плохого быть не может', - подумал я, продолжая прислушиваться. Тут до моего слуха дошли звуки ударов и чьи-то негромкие стоны. Не зная, кто и что там делал, я всё равно испугался. Ведь вполне возможно, что прямо сейчас кто-то там избивает молодую девушку. А если их несколько?.. Нет, уйти я не мог. Окончательно расхрабрившись, я резко выпрыгнул из своего укрытия.
  
   Моему взору предстала интересная картина. Небольшой деревянный ящик был перевёрнут дном вверх и застлан газетой. На этом импровизированном столике стояла початая бутылка не самой лучшей водки, несколько гранёных стаканов и тарелка какой-то бюджетной закуски. В нескольких шагах от еды на каких-то старых досках был разослан плед. На нём лежали двое. Рыженькую девушку, испуганно запахнувшую куртку, тем самым закрыв расстёгнутое платье, я не знал. А вот красивого парня цыганской внешности я прекрасно помнил - это был Даниэль Барэд, местный акробат. За всё моё прибывание в цирке мы никогда не разговаривали. Не удивлюсь, если он меня даже не знал, как меня зовут, - на обслуживающий персонал он всегда смотрит свысока. Впрочем, очень мало людей удостаиваются его внимания. В их кругу его лучший друг и напарник Мартин Лютер, Мишка Лютиков, и всякие вот такие вот обаятельные девицы, как его сегодняшняя спутница.
  
   - Даниэль, ты же говорил, что здесь никого не будет! - взвизгнула девушка. Голос у неё оказался под стать внешности - такой же тонкий и противный. Закинув ногу на ногу, она сложила руки на груди и состроила недовольную гримаску. Видно было, что девушка изрядно перебрала.
  
   - О Катрин, - произнёс, дурачась, подвыпивший акробат и упал на колени перед девушкой, - я был на сто процентов уверен в своих словах. Не дай этому плебею испортить твоё прекрасное личико грустью и обидой.
  
   С этими словами словами он провёл по лицу Катрин рукой, и та весело засмеялась, периодически икая и заливаясь от этого смехом ещё больше.
  
   - Кстати, о плебеях! - сказал Даниэль, шатаясь, подходя ко мне. Чем ближе он был, тем отчётливее я чувствовал запах перегара и одеколона. - Плебей, - обратился он ко мне, - чё ты здесь забыл?
  
   Не знаю почему, но я предпочёл молчать. Возможно, я был парализован тем спиртовым огнём, коим обдал меня этот цыганский Змей Горыныч. А, может, я просто понимал, что с настолько пьяным человеком говорить без толку... В любом случае мои молчаливость и неподвижность начали раздражать юношу.
  
   - Кэт, слышь, он, походу, немой, - крикнул он своей подруге. Та, похоже, его слов всё равно не разобрала и предпочла подойти поближе. Всё-таки каблуки, да ещё и на сырой земле, - не лучшая идея для пьяного человека. Не пройдя и нескольких метров, она чуть не упала, однако удержалась и продолжила движение. Хистаясь во все стороны, как осинка на сильном ветру, она наконец-то добралась до пункта назначения. Опять споткнувшись, она на лету повисла на шее Даниэля. Тот пошатнулся, но устоял и смачно засосал свою рыжую спутницу (а то, как он буквально всасывал её в себя, по-другому назвать было нельзя).
  
   - Ну, чё молчим? - спросил циркач, одной рукой ударяя меня по плечу, а другой пытаясь удержать пьяную подружку. Как бы ему не хотелось меня разговорить, я продолжал заниматься своим любимым делом - молча наблюдать за ситуацией.
  
   - Э-э-эй! - продолжал буянить цыган. - Алло-о-о-о! Я с кем вообще говору? - заметив, что он оговорился, Даниэль стал повторять одно и тоже слово, но заветная буква 'ю' никак не хотела ему поддаваться. Наблюдая за бесящейся пьянью, я повеселел, однако на моём лице продолжала пребывать маска безразличия.
  
   - Да ладно тебе! - проговорила Катрин, продолжая виснуть на парне и 'облизывать' буквально каждый сантиметр его шеи. - Нам и без этого калеки было весело.
  
   - Конечно, крошка моя. - Даниэль громко чмокнул свою спутницу в темечко. - Но сейчас станет ещё веселее.
  
   С этими словами, он резко закричал: 'Бу!' - ожидая, что я испугаюсь. Нет, братан, меня таким не возьмёшь! Увидев моё каменное лицо, акробат осмотрел меня с ног до головы. Его взгляд заострился на потрёпанной папке в моих руках.
  
   - А это что тут у нас такое?
  
   Я даже не заметил, как эта алкашня выхватила из моих рук альбом. Насмехаясь, он начал тыкать пальцем в рисунки. Я попытался забрать у него блокнот, но Даниэль извернулся и отпрыгнул, подняв блокнот вверх. Когда до него дошло, что несколько кусков бумаги в его руке - это единственный доступный ему рычаг, он принялся картинно надрывать край обложки. Видит Бог, я не хотел применять силу... С криком, больше похожим на рёв, я бросился на обидчика. Сбив его с ног, я принялся избивать его симпатичную мордашку, не жалея своих кулаков. Где-то неподалёку закричала его рыжая подружка. Вот только в данный момент я видел исключительно окровавленное лицо Даниэля, который уже, казалось, не дышал, в окружении разбросанных портретов зрителей.
  
   Возможно, я бы никогда не прекратил кричать и избивать пьяного акробата, если бы чьи-то сильные руки не оттолкнули меня в сторону. Как бы мне не хотелось успокоиться, я продолжал брыкаться, даже когда кто-то заломал мне руки за спину так, что я оказался прикованным к земле.
  
   - Вы чё наделали, придурки?! - прокричал парень, державший меня. - Кать, глянь, он вообще дышит?
  
   Напуганная Катя склонилась над окровавленным лицом своего ухажёра. По взгляду её больших глаз я понял, что всё не так уж и хорошо.
  
   - Он-н-н не дыш-ш-ш-ит! - завопила она, заикаясь.
  
   - Пульс! Пульс, дура, щупай! - закричал мой охранник.
  
   Пощупать пульс девушка не успела - на крик прибежал Александр Михайлович.
  

2-8

  
   - Что здесь происходит?! - задал вопрос Александр Михайлович. При виде всей этой картины маслом глаза его стали большими и круглыми, как два блюдца. Впрочем, удивлены были и несколько других артистов, прибежавшие следом. - Что с Даниэлем? Почему он лежит на траве? Михаил, что ты делаешь с Денисом? А вы, юная леди, кем приходитесь? Что здесь, чёрт подери, произошло?!
  
   Несмотря на то, что Александр Михайлович задавал свои вопросы достаточно громко и чётко, ответы на них он не получал: Даниэль говорить пока не мог (и я надеялся, что больше никогда не сможет), Катя ошарашенно лупала глазами и искала пути отступления, а Миша продолжал молча удерживать мои руки, понимая, что не сможет всего объяснить. Я же, единственный, кто мог всё рассказать, предпочёл просто промолчать, прильнув щекой к мокрой траве. Однако директору цирка нашего молчания было недостаточно.
  
   - Гриша, Толя, - обратился он одновременно саркастичным и серьёзным тоном к стоящим за его спиной силачам, - отнесите господина Барэда в его апартаменты. Пусть о нём позаботятся.
  
   Два массивных 'шкафа 2×2' взяли под руки окровавленное тело акробата. Когда волочащиеся по земле ноги Даниэля повстречали на своём пути несколько бугорков, он попытался открыть распухшие глаза и что-то сказать, однако до окружающих долетел только какой-то непонятный стон.
  
   - Ну, а вам, мисс, чьё имя я, к сожалению, не знаю, - обратился Александр Михайлович к рыжеволосой девушке, робко стоящей в стороне, - советую немедленно покинуть территорию цирка. Не поймите меня неправильно, мы очень рады гостям. Но не при таких обстоятельствах.
  
   Директор продемонстрировал девушке наигранно-доброжелательную улыбку, в которой ясно читалось: если через секунду ты не уберёшься отсюда, то я за себя не ручаюсь. Ахнув, Катя метнулась сначала в одну сторону, потом в другую, но лишь спустя несколько попыток поняла, что не знает, куда идти. Она с надеждой посмотрела на незнакомого ей мужчину, и тот, не отводя от неё взгляда, сказал:
  
   - Не волнуйтесь, Мартин вас проводит.
  
   - Но, Александр Михайлович, я же занят!.. - начал возмущаться напарник Даниэля, однако директор коротко его прервал:
  
   - Живо!
  
   Находясь не в том положении, чтобы возражать, Миша резко отпустил мои запястья и махнул рукой Кате, приглашая следовать за собой. Как только я снова оказался на свободе, я перевернулся на спину и вздохнул с облегчением. Мне было не важно, что сейчас мне скажет Александр Михайлович или как накажет. Главное, что мои руки, самое дорогое, что у меня осталось, были освобождены и я мог крутить и махать ими, как вздумается. Мне нигде и никогда не было так удобно, как на этой сырой земле в насквозь промокшей одежде. Все горести и обиды отступили назад, ушли на дно морское. На гладкой поверхности воды осталось только наслаждение.
  
   - Хм...
  
   До меня донёсся голос Александра Михайловича. Повернув голову на бок, я увидел, как он заинтресовано рассматривает то, что осталось от моего блокнота. Бережно поднимая сырые и скрюченные листы, он то подносит их близко к глазам, то отводит на расстояние вытянутой руки. Вдумчиво вглядываясь в каждую линию по несколько секунд, он загадочно хмыкает и что-то бормочет.
  
   Когда через минут пятнадцать он 'дошёл' до меня, в его руках уже была кипа рисунков. Возможно, он бы даже меня не заметил, если бы не поднял листок, лежавший прямо возле моей головы.
  
   - А, это ты... - пробормотал мужчина, словно не ожидая меня здесь увидеть. - Вставай, пойдём в мой кабинет.
  
***
  
   Только когда я очутился в кресле перед столом Александра Михайловича, на меня накатилось осознание: я избил до полусмерти Даниэля Барэда. Я - обычный уборщик, находящийся здесь на птичьих правах, - хоть и за дело, но всё же отмутузил одного из самых популярных артистов нашего цирка. Что ж со мной теперь будет? Неужели меня выгонят? И куда я пойду...
  
   - Вы меня выгоните... за сегодняшнее? - спросил я, опустив голову.
  
   - Нет, если расскажешь мне всё как было, - ответил Александр Михайлович, перебирая многочисленные документы. - Да смотри, я ложь за версту учую.
  
   Конечно же, я понимал, что директор просто пошутил, что якобы умеет распознавать ложь. Однако рисковать и проверять подлинность сказанного у меня не было ни малейшего желания. К тому же, у меня не имелось причин не доверять Александру Михайловичу. Я не сомневался, что он всё поймёт и рассудит по справедливости.
  
   - Всё началось с шороха, - начал я свой рассказ. По мере того, как я продвигался к финалу, мой голос становился громче, а эпитеты намного красочнее. В какой-то момент я заметил, что Александр Михайлович отложил в сторону свои бумаги и заинтресовано подпёр голову руками. После того, как я закончил говорить, он ещё несколько минут задумчиво накручивал на палец свои усы, глядя куда-то вдаль.
  
   - Александр Михайлович, можете, пожалуйста, не томить, - негромко попросил я. Ожидание было невыносимым.
  
   - Могу, могу! Хоть и не без оснований, но с Даниэлем ты поступил плохо. На первый взгляд он, может, и кажется распоследним козлом, но поверь мне на слово, у него есть на то свои причины. Однако разбитое лицо есть, значит, должны быть и извинения, которые ты завтра публично принесёшь ему. Но не унывай! У меня есть к тебе ещё пара вопросов.
  

2-9

  
   'Вопросов?' - пронеслось в моей голове. Я даже не мог представить, какие могут быть ещё вопросы ко мне.
  
   - Денис, скажи, где ты так хорошо научился рисовать? - спросил Александр Михайлович, беря в руки мои портреты гостей. Многие из них расплылись и покоробились от сырости, однако черты лиц на них ещё вполне просматривались.
  
   - Я... Я не знаю. Рисование всегда было частью меня, - ответил я, фокусируя свой взгляд на столе. В мыслях всплыли старые воспоминания: маленькая гостиная в нашем доме, огонь в камине весело потрескивает за моей спиной, а за окном кружатся в танце изящные белые снежинки. Я сижу на полу, поджав коленки под себя, и старательно вывожу линии на белом листке бумаги. В моём воображении рисунок представляется как дорогая картина с детально проработанными изображениями меня, мамы и папы. Однако, на самом деле, даже спустя три часа кропотливой работы, всё выглядело не больше, чем детские каляки-маляки на уровне 'палка-палка-огуречик'. Но даже несмотря на это, я пошёл к родителям и гордо протянул им свою работу. 'Да ты у нас юный Да Винчи!' - воскликнул папа, подхватывая меня на руки и подкидывая вверх так, что я чуть-чуть не долетаю до потолка (А, может, это просто детское воображение?). В это время мама, улыбаясь, достала из ящика кнопку и приколола наш семейный портрет к стене над столом...
  
   -...Денис, - услышал я зов Александра Михайловича. Встряхнув головой, я попросил его повторить свои слова.
  
   - Я говорю, портрет мой можешь нарисовать?
  
   - Портрет? - переспросил я.
  
   - Ну да, портрет.
  
   - Я даже не знаю... - замялся я. - У меня нет ни бумаги, ни карандаша... К тому же, сегодня я успею только сделать быстрый набросок.
  
   - Без проблем, - сказал Александр Михайлович и достал из ящика стола чистый альбом и несколько карандашей. Подозрительно посмотрев на директора, я взял принадлежности и устроился в кресле. Маленькими, однако уверенными штрихами я принялся наносить на бумагу линии и изгибы лица своего начальника, застывшего в горделивой позе. Невольно мне пришлось детально изучить его. По моим предположениям Александру Михайловичу было лет тридцать пять - сорок, однако пышные усы и мелкие морщинки скрывали его настоящий возраст. Молодость выдавали только его живые карие глаза. Если бы можно было отделить глаза от всего остального тела, то никто бы никогда не сказал, что они принадлежат вполне зрелому мужчине, директору цирка. Нет... Это были глаза юнца, только окончившего школу и смотрящего в светлое, но такое загадочное будущее.
  
   - Хорошо здесь свет падает? - спросил Александр Михайлович, не меняя позы короля с высоко вздёрнутым носом.
  
   - Хорошо, хорошо... - пробормотал я, полностью отдавшись процессу.
  
   Спустя некоторое время я отложил карандаш в сторону и протянул альбом директору. С горящими от ожидания глазами он взял в руки свой портрет. По его довольному выражению лица я понял, что ему всё понравилось.
  
   - Да уж, талант, как говорится, не пропьёшь, - усмехнулся директор, поправляя свои усы. - Денис, как ты смотришь на повышение?
  
   - Повышение? И кем же я буду?
  
   - Художником. Будешь рисовать наших гостей во время представлений. За портреты будешь брать скромную плату. Прибыль делим пополам. - Не дав мне и слова вставить, он быстро продолжил: - Всеми принадлежностями я тебя обеспечу. Псевдоним можешь выбрать себе сам...
  
   - Псевдоним, - вставил наконец-то я слово.
  
   - Ну да, надо же как-то подписывать твои работы. Где-нибудь в углу будешь писать 'Цирк Чудес, 19ХХ год. Подпись'. Ну что скажешь? Как хочешь себя величать?
  
   С минуту я молчал. Мне было необходимо всё переварить. Получалось, что я - уборщик - теперь буду художником. Буду заниматься своим любимым делом, да ещё и деньги за это получать... Я точно не ослышался?!
  
   - Я согласен, - коротко ответил я. - Буду подписываться как Ден. - Я вспомнил, как называл меня мой младший брат, когда только научился говорить. Интересно, как там поживает этот ангелочек?
  
   - Вот и славненько! - директор хлопнул в ладоши и достал из стола ещё несколько альбомов и карандашей, а также огромный деревянный лист. Сунув всё это мне, он принялся трясти меня за руку. - Ну, встретимся завтра на представлении.
  
   С этими словами Александр Михайлович вытолкал меня за двери, и я оказался в полном одиночестве. Как и полагается, после заката солнца в цирке было тихо. Вдохнув холодный вечерний воздух, я зашагал в сторону своего фургончика. Прогулка среди безмолвных машин и потухшего костра дала мне возможность окончательно расставить всё на свои места. Теперь я не только внешне, но и внутренне был полностью спокоен.
  
   Сохраняя своё расслабленное состояние, я плюхнулся в свою кровать. На глаза мне попался рисунок, висящий на противоположной стене. Это был тот самый подарок Тёмки, из-за которого я тогда поссорился с отчимом и ушёл из дома. Если бы не этот маленький клочок бумаги, кто знает, где бы и кем бы я сейчас был. Возможно, меня вообще не было бы на этом свете...
  
   Отогнав от себя все посторонние мысли, я получше укрылся одеялом и попытался заснуть, ведь завтра мне предстоял тяжёлый день.
  

2-10

  
   - Друзья, прошу минуту вашего внимания! - крикнул Александр Михайлович, привлекая к себе внимание. Все, кто был за кулисами, отвлеклись от своих дел (одни поправляли свои сценические костюмы, другие растягивались и распевались; кто-то готовил свой реквизит) и выстроились полукругом.
  
   - Даниэль, выйди, пожалуйста, вперёд, - попросил директор. - Кое-кто хочет тебе что-то сказать.
  
   Не привыкший к излишнему вниманию, я робко вышел из-за спины Александра Михайловича. Стараясь не смотреть по сторонам, я приблизился к центру импровизированной сцены. С противоположной от меня стороны из толпы вышел Даниэль. Несмотря на то, что вчера он еле на ногах стоял (и от моих ударов, и от дешёвых алкогольных напитков), сегодня он уже выступал. Его тёмные волосы и обтягивающий костюм, как всегда, были в идеальном состоянии, а многочисленные синяки и ссадины на лице были сокрыты под толстым слоем макияжа. В его надменном взгляде, гордой осанке, уверенной походке, во всём, что он делал, так и читалось: 'Вот видишь, я лучше тебя!'
  
   - Денис, что ты хотел сказать Даниэлю? - задал скорее риторический вопрос Александр Михайлович, кладя руку мне на спину.
  
   - Извини... - проскрипел я сквозь зубы, отводя взгляд в сторону. Я почувствовал, как густо краснею.
  
   - Что? - нагло переспросил акробат, скрещивая руки на груди.
  
   - Извини, - повторил я громче, но его всё ещё что-то не устраивало. Он просил меня повторять слова извинения, пока я не сорвался и не закричал. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, Александр Михайлович попросил нас успокоиться и пожать друг другу руки. Конечно же, ни я, ни Даниэль, не захотели этого делать, считая подобный жест унижением, однако директор настоял на своём, и мне пришлось зажмуриться и протянуть ладонь.
  
   - Нет, я не буду этого делать! - воскликнул, как капризная девчонка, Даниэль.
   - Даниэль, - строго сказал Александр Михайлович, устремляя свои живые глаза на него. Поёжившись, цыган всё-таки дотронулся до моей руки.
  
   - Фу! - Даниэль отстранился от меня, брезгливо вытирая руку о свой костюм. - Кожа, как у лягушки.
  
   - Лучше лягушка, чем придурок... - прошептал я, но никто этого не услышал. Все принялись расходиться, когда Александр Михайлович попросил 'ещё минуту внимания'.
  
   - Забыл вам сообщить. С этого дня Денис, а, вернее, Ден, будет работать с вами.
  
   Каждый находящийся в толпе взглянул на меня. Несколько десятков пар глаз заставили меня снова покраснеть и скрыться из виду. Заняв отведённое мне место возле входа в шатёр, я взял в руки карандаш и нарисовал глаза, сотню глаз... Большие и маленькие, добрые и злые... Круглые и квадратные... Абсолютно разные и несуществующие взгляды, устремлённые на рассматривающего эту картину. Выплеснув свои эмоции на бумагу и спрятав рисунок в закрома альбома, мне стало намного легче. Теперь я мог сосредоточиться на начавших приходить гостях. Красивая девушка с зелёными глазами и тёмно-рыжими волосами, беззубый мальчик с разбитым носом и веснушками, пара близняшек лет шестнадцати на вид... Спустя час вокруг меня было полно скетчей, а человек пятнадцать купили свои портреты. Меня окружила толпа зевак. При обычных обстоятельствах я бы готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не чувствовать на себе столько взглядов. Но сегодня всё было по-другому. Увлечённо водя карандашом по бумаге, я абсолютно не замечал ничего вокруг себя. Только альбом и единственное лицо напротив.
  
   В тот вечер я работал без передышки четыре часа. К концу представления моя рука готова была отвалиться, однако я всё ещё был полон сил и энтузиазма. Добрая сотня портретов разошлась, как горячие пирожки на рынке. Счастливые пары, дети, красивые девушки, серьёзные парни, шумные компании друзей... Кого я только не рисовал в тот день?
  
   Отдав ровно половину выручки Александру Михайловичу, я поспешил в свой трейлер. В руках у меня осталось несколько рисунков, которые я наклеил на стену, и небольшая сумма денег, казавшаяся для меня тогда несметным богатством. Но куда же спрятать свои сбережения? В шкаф? Нет, там слишком очевидно... А, может быть, под кровать? Да нет, туда тоже банально... Куда вообще люди прячут деньги? В книги. Но у меня только одна книга, поэтому грабители сразу догадаются, куда лезть...
  
   Тут на глаза мне попался свежий рисунок. 'Тысячи глаз', как я назвал его про себя. Изображение моего страха публики... В голову мне пришла гениальная идея. Подковырнув ножом верх рисунка, я сделала что-то вроде кармана, куда закинул мелкие купюры и несколько монет. Теперь мой кошмар хранил мои сбережения.
  
***
  
  Спустя полгода...
  
   Зима в этом году выдалась ещё суровее, чем прежде. Работать на улице было невероятно трудно: от мороза пальцы становились деревянными и процесс рисования превращался в бесконечную муку. Однако я понимал, что работа есть работа, и продолжал старательно выводить черты очередной девушки.
  
   - Улыбайся! - весело напомнил мне директор, ставя рядом термос с чаем. Пытаясь растянуть свои потрескавшиеся губы в улыбке, я заканчиваю рисунок и протягиваю его заказчице. Чернявая девушка, одетая не по погоде легко, загадочно улыбнулась. Встав, она сама засунула деньги в карман моей куртки и чмокнула меня в щеку. Как спичка, моё лицо вспыхнуло, однако она лишь усмехнулась и, развязно виляя бёдрами, пошла к шатру. 'И как они только на таких каблучищах по льду ходят?' - думал я, глядя ей в след.
  
   В этот момент я услышал фанфары, что означало начало представления. С радостью я собрал свои принадлежности и поспешил в тёплый шатёр.
  
   Когда я зашёл, директор как раз проделывал трюк с исчезновением, который всегда вызывал бурю аплодисментов. Дождавшись начала первого номера, я пошёл по рядам предлагать свои услуги. Эта часть моей работы мне не нравилась больше всего, ведь я был абсолютно не создан для рекламы. Только спустя месяцы мне удалось побороть свой страх и начать немного говорить с незнакомцами. А ведь в первый раз я просто напугал бабушку, подсунув ей под нос листок и карандаш.
  
   - Портреты, - шёпотом говорил я, подсаживаясь к людям. Почти половина зала даже не обращала на меня внимания. Некоторые вежливо отказывались. Процентов двадцать соглашались.
  
   - Портреты, недор...
  
   Увидев рядом с собой лицо отчима, я замолчал.
  

2-11

  
   Грозный взгляд, густые брови, неизменные усы... Казалось, этот человек никогда не расслабляется. Сглотнув комок в горле, я обошёл ненавистного отчима стороной. Рядом с ним сидели мой младший брат, Тёмка, и мать. За время, что я их не видел, они сильно изменились. Тёма очень подрос, завиток волос на его голове превратился во 'взрыв на макаронной фабрике'. Мать тоже изменила причёску: спрятала волосы под большой платок. А ещё очень похудела...
  
   Мне было интересно взглянуть на их лица, но я всё не решался выйти из тени, приблизиться: боялся быть замеченным. Вдруг моё неожиданное появление вызовет волну гнева в душе отчима (если она, конечно, у него есть), и он испортит всё представление? Подкинется ко мне драться, напугает зрителей?.. А что же будет с матерью? Вдруг её хватит удар или ещё что-то случится? А Тёма, как он воспримет эту ситуацию? Простил ли он мне ту ложь, тот побег?..
  
   В раздумьях я просидел всё представление, не сводя глаз со знакомых затылков. Я удивлялся, как на протяжении двух часов отчим и мать просидели абсолютно неподвижно. Лишь Тёмка иногда ёрзал, смеялся и вскидывал руки вверх. Казалось, в этой семье это был единственный источник жизни. Однако и он был далеко не такой подвижный, как раньше.
  
   - Де-е-ен, - позвал меня кто-то, тыкая пальцем в плечо. Обернувшись, я заметил Соню. На вид Соне было лет десять и работала она разнорабочим. Мне всегда было интересно, как эта маленькая жизнерадостная девочка очутилась совсем одна в таком огромном цирке. - Ден, тебе пора! Представление уже окончилось.
  
   Очнувшись, я действительно обнаружил, что сижу в пустом шатре. Повсюду были разбросаны пустые упаковки от попкорна, остатки воздушных шариков и конфетти. Быстро проведя рукой по волосам, я взглянул на Соню и вышел на улицу. Морозный воздух мгновенно сковал мои лёгкие, однако охладил мозг. Теперь я мог совершенно спокойно разложить всё по полочкам: мы приехали в мои родные края, моя семья, которую я покинул годом ранее, пришла к нам в цирк, а я спрятался за ширмой из людей...
  
   Ведомый желанием сократить пребывание на улице к минимуму, я поспешил запрыгнуть в свой трейлер. И хотя там и не было жарко, температура в помещении была значительно выше, чем на улице. Но даже этого относительного тепла хватило, чтобы разморозить все мои эмоции. Воспоминания о сегодняшней встрече, как снежная лавина, навалились на меня. Я отважно сопротивлялся всем своим эмоциональным порывам, но, увидев детский мятый рисунок на стене, я просто не смог усидеть дома.
  
   Разрываясь на части от сопротивления, я открыл шкаф. На третьей полке снизу лежал свёрток. В нём находились красивая чёрная шаль, расшитая розами на цыганский манер, деревянный грузовичок небесно-голубого цвета и маленький медальончик в виде сердца. Всё это я купил когда-то на одном шумном рынке в каких-то тёплых краях. В тот день я очень долго шатался между лотков в поисках чего-то особенного - ничто не удовлетворяло моих требований. Возможно, я просто сам не знал, чего хочу.
  
   Но всё изменилось в тот миг, когда я забрёл в маленькую лавку в стороне от дороги. Пройдясь мимо пыльных полок, набитых всяким хламом, я уже хотел было выйти, когда что-то схватило меня за ногу.
  
   - Дяденька, не уходите, - пропищал кто-то жалобным голоском. Я склонил голову и увидел маленькую девочку с большими карими глазами, устремлёнными на меня. - Я хочу кушать.
  
   - Нани, иди ко мне! - крикнул какой-то мужчина, однако хватку девочка не ослабила. Она решительно не хотела отпускать потенциального клиента. Её большие глаза, недетское желание помочь родителям и жалостливое выражение красивого смуглого личика заставили меня присесть на корточки так, чтобы наши лица были на одном уровне. Взяв её за маленькие ручки, я принялся запоминать её черты, чтобы восстановить их на бумаге. Маленькие дети очень часто пугаются меня в таком состоянии, но Нани смело стояла босыми ногами на старом деревянном полу.
  
   - Нани, опять ты пугаешь посетителей, - пробормотал невысокий смуглый мужчина, выходя откуда-то из-за прилавка. Взяв девочку за руку, он принялся извиняться передо мной. Я не понимал, за что здесь извиняться, поэтому остановил его и решил купить несколько безделушек. Тогда я даже и не знал, смогу ли передать все эти скромные подарки родным.
  
   Теперь же я бежал по знакомому лесу, утопая по пояс в снегу. Когда моя щека ударилась о колючую еловую ветку, на меня накатило дежавю. Я снова в лесу, снова бегу... Но на этот раз на мне тёплая куртка и высокие сапоги. Да и дом у меня теперь, вроде как, другой...
  
  Свернув на до боли знакомую улицу, я сбавил шаг. Медленно я принялся приближаться к знакомому кособокому дому, который ничуть не изменился. Заглянув в замёрзшее окно, я увидел привычную гостиную с печкой и деревянным столом. Как я мог судить на вид, в помещении было очень тепло и уютно.
  
   Но вот в кадре появилась моя мать. Появилась она там уж очень неестественно. Как будто не вошла, а влетела. Через секунду я заметил отчима. Даже без звука я понял, что он кричит. В доме пылал страшный скандал. Отчим бил посуду, топал ногами, кричал. А мать тихо плакала, свернувшись в уголочке, словно котёнок. И так мне стало её жалко. Тотчас же я забыл все обиды. Мне уже было неважно, что этого тирана в дом она привела сама. Главное сейчас было, что этот 'тиран' орёт на мою мать.
  
   Кипя от злости, я пошёл вдоль стены, пока не нащупал знакомое окно детской. Так же ловко, как и раньше, я запрыгнул на подоконник и ввалился в тёмную комнату.
  
   - Ден? - спросил детский голосок откуда-то из темноты. Приглядевшись, я заметил Тёмку. Забившись в угол, он плакал и играл с какой-то игрушкой. Подойдя ближе, я понял, что это самодельный солдатик из застывшего воска от свечки.
  
   - Ден! - радостно закричал малыш, бросившись мне на шею. Я готов был бесконечно смотреть в эти счастливые глаза и ощущать, как эти детские ручки со всей силой прижимают мою шею к себе. Похлопав его по спине, я вытер своим большим пальцем его крохотные слёзки, казавшиеся мне бескрайними морями. Продолжая держать его одной рукой, я нащупал под боком деревянный грузовичок и протянул брату. Тот обхватил игрушку обеими руками и поцеловал меня в щёку.
  
   - Теперь у тебя есть машина, Тёмка, - сказал я, ставя его рядом с армией восковых солдатиков. - Перевези пока что свой батальон к кровати, а я пойду на разведку. Приказ понял? - шутливо спросил я.
  
   - Приказ понял! - отрапортовал малыш, салютуя мне. С важным видом он принялся загружать свою игрушечную армию в новую машинку, в то время как я тихонько приоткрыл дверь и выскользнул из комнаты.
  

2-12

  
   - Дура! - кричал, кипя от ярости, отчим. Глаза его готовы были выскочить из ярко-красной рожи, по которой струился пот. Он с такой силой выплёвывал из своей пасти бессвязные обзывательства, что даже его густые, казалось бы, несгибаемые усы, еле-еле, но шевелились.
  
   - Сколько раз?! Сколько раз я говорил тебе не делать так?!
  
   Как в детстве, притаившись за углом, я молча наблюдал, как этот грузный мужчина подскакивал к моей маленькой, хрупкой матери; как застывал в нерешимости в сантиметре от её лица, сдерживаясь, чтобы не ударить; как она вжималась в стенку, сдерживая рыдания. Смотря на всю эту картину, я всё больше наполнялся желанием покинуть своё укрытие, встать на защиту...
  
   Окончательно я решился выйти из тени, когда отчим отвесил моей матери громкую пощёчину. Свернувшись калачиком, мать прижала руку к распухшему лицу и приготовилась к новой атаке. Однако удара не последовало: на полпути я перехватил массивную волосатую руку обидчика.
  
   - Ты... - выдавил из себя отчим, обернувшись. Видно было, что он и напуган, и зол одновременно.
  
   - Я, - спокойно ответил я, прописав мужчине мощный удар в челюсть. Конечно же, чтобы вырубить такую 'махину', моего апперкота было мало, но я не сдавался. Воспользовавшись эффектом неожиданности, я схватил с пола табуретку. Когда хрупкое дерево разломалось об огромный череп отчима, он пошатнулся и упал.
  
   - Петя, - прошептала мать, подползая к обездвиженному телу её мужа. Роняя слёзы, она припала к громадной груди отчима.
  
   - Мама, я пришёл к тебе, - сказал я, обнимая её за плечи, но она оттолкнула меня, вернувшись к человеку, который ещё минуту назад избивал её.
  
   - Пришёл, пришёл... Посмотри, что ты наделал! А вдруг он умер? Как же я буду без него...
  
   Мать заплакала ещё больше. Она кричала, молила Бога спасти этого урода... А я просто стоял. Стоял и ничего не понимал. Мне казалось, что нельзя любить того, кто причиняет тебе боль. Нет, я знаю, что многие говорят 'бьёт - значит, любит', что 'любовь = боль, муки, страдания...'. Но я всегда думал, что эта 'боль' - это ментальные страдания от разлуки, от бессилия, от желания защитить... Но никак не синяки, переломы и шрамы на лице!
  
   - Мама, он же только что бил тебя! - закричал я, пытаясь вразумить её.
  
   - И что? А ничего, что он мой муж? - сказала моя мать будничным тоном. - Ему позволено бить, калечить меня... А я лишь могу любить его. Любить и ждать дома с обедом.
  
   Отвернувшись от меня, она снова принялась рыдать над телом отчима. Мои слова о том, что она живёт по каким-то средневековым правилам, что так нельзя и это не дело, слушать она отказывалась. Дабы заглушить мой негромкий голос, она громко плакала, то и дело вскрикивая 'от горя'. Молча накинув на её плечи цветастую шаль, я оставил мою мать навсегда, уйдя в комнату Тёмы.
  
   - Пообещай мне, что никогда не будешь поступать, как дядя Пётр, - сказал я брату, укладывая его в кровать.
  
   - Обещаю, - ответил Тёма, кладя рядом с собой подаренный мной голубой грузовичок. Поцеловав его в маленький лобик, я хотел уже вылезти в окно, когда малыш резко сел в кровати и устремил на меня свой напуганный взгляд.
  
   - Ден, ты же ещё вернёшься? - спросил он. На секунду я застыл в оконной раме. Мне так не хотелось снова обманывать Тёму, но поступить иначе я просто не мог. Сдерживая слёзы, я улыбнулся и произнёс:
  
   - Конечно же, вернусь. Однажды утром, ты проснёшься и увидишь на соседней кровати мою взлохмаченную голову. Ты разбудишь меня, и мы вместе пойдём гулять. И я останусь с тобой навсегда, обещаю.
  
   Кинув последний взгляд на наивного брата, я выпрыгнул в окно. Уже тогда я знал, что, пока мои лёгкие наполняет кислород, ноги моей в этом доме не будет.
  
***
  
   - Вот мы и встретились... - негромко сказал я, глядя на замёрзшую водную гладь. При свете миллиона звёзд моё любимое лесное озеро казалось огромным сине-фиолетовым глазом. Этакое спокойное, относительно небольшое чернильное сердце большого чудища под названием лес. И несмотря на то, что всё озеро сковал толстый лёд, я даже сейчас мог слышать, как колышется в нём вода, словно, приветствуя меня, говоря: 'Привет, я уже заждалось тебя!'
  
   Но тут я услышал шум. Кто-то бежал, продираясь сквозь длинные ветки. Не оглядываясь, я прыгнул в ближайшие кусты и притаился.
  
   Спустя несколько секунд я увидел девушку. Негромко плача, она подбежала к краю озера и застыла на месте. Блестящая луна не позволяла мне увидеть её лица, но мне хватило одного взгляда на длинные локоны, развевающиеся на ветру, тоненькую талию, обтянутую старой курткой, и синюю ленточку на руке, чтобы с уверенностью сказать: передо мной стояла Карина...
  

2-13/h3>

  
   Карина... Столько дней я грезил об этой встрече и вот теперь застыл на месте, не в силах пошевелиться. Я так хочу выйти к ней, посмотреть в её глаза, прикоснуться к нежной коже... Но не могу. После того, как меня встретила мать, я не могу ручаться, что Карина не утопит меня в этом холодном озере собственными руками. Всё-таки я её, хоть и не навсегда, но бросил...
  
   Но ведь у неё на руке ленточка, моя ленточка. Значит, она всё ещё помнит меня, всё ещё ждёт...
  
   Метаясь меж двух огней, я облокотился о дерево. Холодная кора неприятно царапала кожу, ещё этот сук... Обернувшись, я взглянул на старую, высокую ель и ахнул: это было то самое дерево, на которое я год назад прикрепил свою прощальную записку. Мгновенно в моей голове созрел план.
  
   Достав из кармана крошечный серебристый медальон в виде сердечка, я покрутил подарок в руках. Да, дорогим он не выглядел. Потёртый металл кое-где почернел, но зато цепочка выглядела крепкой. Подвесив поблескивающую в темноте вещицу на ту же самую ветку, что когда-то хранила мою записку, я подобрал с земли первый попавшийся камень и бросил на лёд рядом с Кариной. Перестав плакать, она резко обернулась и устремила свои заплаканные, испуганные глаза в темноту. Она заметила бы не только блестящее украшение на длинной цепочке, если бы я не успел удрать подальше от любимого места детства.
  
***
  
   - Александр Миха... Михайлович, у меня есть... есть к вам разговор, - еле выговорил я, когда директор цирка открыл дверь своего фургона. Из-за быстрого бега моё сердце готово было выпрыгнуть из груди, одежда противно прилипла к телу, а волосы под шапкой намокли, словно кто вылил на них кружку воды.
  
   - Конечно, проходи, - ответил Александр Михайлович, впуская меня в свой дом.
  
   Поблагодарив его, я быстро отряхнул сапоги от снега и вошёл. Когда я снимал шапку, краем глаза заметил настенные часы: они показывали почти час ночи.
  
   - Что ты хотел? - спросил директор, протягивая мне кружку с чаем. Проглотив горячую жидкость залпом, я сказал:
  
   - Александр Михайлович, вы должны ей помочь.
  
   - Кому? - удивился мужчина, присаживаясь на диван.
  
   - Я знаю одну очень хорошую девушку, - пояснил я. - Её зовут Карина. Ей очень - очень плохо. Вы должны её спасти.
  
   - И как же я должен это сделать?
  
   - Заберите её. Семья не ценит её и отпустит за минимальную плату.
  
   С минуту Александр Михайлович молчал, задумчиво накручивая свои усы на палец. Не знаю, что он прикидывал у себя в уме, но я лишь молился, чтобы всё это побыстрее закончилось. Звук часов, отсчитывающих секунды, бил по ушам, словно кувалда.
  
   Но вот раздался грохот - часы пробили первый час нового дня. Этот звук пробудил ото сна Александра Михайловича, и тот, развернувшись ко мне, задал вопрос:
  
   - Почему я должен спасти её?
  
   Тот серьёзный тон, которым он задавал этот вопрос, слегка сумасшедший взгляд его живых глаз, которым он смотрел словно сквозь тебя, немного пугали меня. Не раздумывая, я ляпнул:
  
   - Потому, что вы добрый.
  
   - Нет, - сказал директор, показывая, что ответ неправильный.
  
   - Потому, что она нуждается в помощи, - предпринял я другую попытку, однако в ответ снова последовало суровое: 'Нет'. Перебирая в голове тысячи вариантов, я говорил всё, что приходило мне на ум, но никак не мог 'попасть в яблочко'. Не выдержав, я вскочил с дивана и крикнул:
  
   - Потому, что я так хочу!
  
   - И это правильный ответ, - спокойно и доброжелательно ответил Александр Михайлович. Когда моя ярость поутихла, он продолжил: - Пойми, я не против помочь нуждающемуся. Я помогал всем, кто сейчас находится в этом цирке. В том числе и тебе. Но с ними я был знаком, видел их потенциал. Эта же девочка для меня - стекло в густом тумане. Я не могу быть уверен, что не расшибу об это стекло лоб. - Мужчина слегка усмехнулся, но мгновенно стал серьёзным и, посмотрев на меня, спросил: - Можешь ты убедить меня в безопасности? Сможешь ли заставить зайти в туман?
  
   - Александр Михайлович, я ручаюсь за Карину. Я готов сделать всё, что угодно.
  
   - Всё, что угодно... - задумчиво повторил директор. - А сможешь ли покинуть цирк прямо сейчас, без единой вещи в руках?
  
   - Да, - не задумавшись ни на секунду, ответил я, опустив голову вниз. Мысль о том, что мне придётся уйти, противно резала мой мозг без анестезии, но ради счастья Карины я готов был пойти на всё.
  
   - Хорошо, - тихо произнёс Александр Михайлович без тени веселья на лице. - Возьми на столе бумагу и ручку, напиши адрес и имя этой девочки.
  
   На ватных ногах я подошёл к столу и написал всё, что требовалось. Мои руки ужасно дрожали, но я старался, чтобы буквы не прыгали в разные стороны и директор ни о чём не догадался.
  
   Когда в руках у Александра Михайловича оказался клочок бумаги с моими кривыми буквами, я услышал новый приказ:
  
   - А теперь достань всё из карманов, отдай мне куртку и ботинки и уходи.
  
   С бешенно колотящимся сердцем, но каменным лицом, я вытряс всё из карманов на диван, положил рядом с теперь уже не моими вещами огромную куртку и ботинки и пошёл к двери. Шёл я медленно, не оборачиваясь, но в каждый шаг закладывал мольбы, чтобы всё это закончилось.
  
   Поначалу я думал, что все это шутка, но когда почувствовал голыми ногами прохладный дощатый пол, начал волноваться. Окончательно моё сердце упало в пятки, когда передо мной отворилась дверь и всё тело пробрал ледяной ветер, всколыхнувший волосы на голове.
  

2-14

  
   Холодный, морозный воздух проникал в мои лёгкие, заставляя их сжиматься. Порывистый ветер проносился волной мурашек по моему телу. Холодная сталь ступенек неприятно холодила босые ноги. Не зная, что делать, я вдохнул полной грудью и сделал шаг. Теперь меня и скрипучий снег разделяли всего две ступеньки, два мучительных шага. Я готов был уже их сделать и даже занёс ногу, когда услышал за спиной:
  
   - Ну всё, хватит! Ты прошёл проверку. Заходи!
  
   Несколько секунд я продолжал неподвижно стоять. Мне думалось, что я замёрз на смерть и теперь вижу галлюцинации. Однако волосатая рука, втянувшая меня в тёплый фургон, была вполне реальной. Окончательно до меня всё дошло, только когда я, закутавшись в несколько одеял с кружкой горячего чая в руках, сидел возле обогревателя. Тепла было настолько много, что мне стало неуютно и колюче, и я выбрался из своего 'кокона'.
  
   - Я вижу, ты действительно хочешь помочь этой девочке, - задумчиво произнёс Александр Михайлович, потягивая горячий чаёк. - И я готов посодействовать этому. Но это будет утром. А пока иди к себе, тебе надо выспаться.
  
   С этими словами Александр Михайлович выпроводил меня на улицу.
  
***
  
   Как только первые лучи опустились на спящий цирк, я стоял у дверей директора. Я не позавтракал, но не был голоден. Не взял шарф, но не мёрз... Я с нетерпением ждал, когда Александр Михайлович выйдет из своего дома, и мы пойдём за Кариной. Я представлял, как приду, как заберу её, словно рыцарь принцессу из высокой башни, охраняемой большущим драконом. Я снесу этому 'сторожу' голову своим блестящим мечом, а красавица расплачется от счастья и кинется в мои объятья...
  
   - О, Денис, ты уже здесь, - сказал Александр Михайлович, запирая дверь своего фургона. Несмотря на столь раннее время, он был бодр и свеж. Лисий воротник его пальто и трость весело поблёскивали на солнце. Когда он приблизился ко мне, я почувствовал запах одеколона и мяты.
  
   - Ну что, веди меня к своей Карине, - произнёс мужчина, натягивая кожаные перчатки.
  
***
  
   Спустя полчаса (если бы не Александр Михайлович, я бы дошёл намного быстрее) мы уже стояли у старой, покосившейся избы. Даже с улицы были слышны шум и гам, царившие внутри. Признаться честно, я побаивался заходить в дом первым - нелестные отзывы об этих 'посиделках' ходили по всей деревне. Драки, непредумышленные, а порой и очень даже умышленные, убийства, несчастные случаи, изнасилования - чего только не было в этом проспиртованном вертепе.
  
   Однако Александр Михайлович моей нерешительности не разделял. Наоборот, это ветхое строение и его содержимое вызывали у директора цирка непередаваемый азарт. Окинув дом заинтересованным взглядом, он резко толкнул дверь и зашёл.
  
   Как я и ожидал, внутри царил хаос. Несмотря на столь ранний час, найти кого-то трезвого было невозможно. В сантиметре от меня, как во сне, проследовал какой-то странный мужчина в лохмотьях. Встретившись с моим взглядом, он растянул свой беззубый рот в безумной улыбке. Словно мухи, по маленькой, слабо освещённой комнатушке вокруг меня слонялись подвыпившие люди. По углам комнаты, куда не проникал никакой свет, лежали полуживые деревенщины, то и дело издающие какие-нибудь странные звуки. Прямо на них, как на кроватях, лежало - сидело несколько пар, занимающиеся непристойностями. В центре этого Ада находился огромный круглый стол. За ним и сидела основная 'элита', активно что-то обсуждающая. Приглядевшись, я заметил в их руках самодельные карты с изображениями обнажённых девушек. В процессе игры они постоянно переругивались и улюлюкали девушке, стоящей в центре стола. Стуча каблуками о деревянную столешницу, она развратно махала своей юбкой и подмигивала мужчинам.
  
   Судорожно крутя головой, я стал искать Карину. На глаза попадались ужасающие картины, которые потом не раз снились мне в кошмарах.
  
   И вот я наконец-то нашёл знакомую копну тёмных волос. Она сидела, забившись в угол. Голова её была опущена, колени она обхватила руками. Сжавшись, как лесной зверёк, она спокойно спала среди всей этой вакханалии...
  
   Увидев Карину, я подал Александру Михайловичу сигнал, что можно начинать действовать. Опираясь на трость, не столько из-за нужды, сколько ради солидности, он проследовал к столу. Постучав кончиком трости о столешницу, он сказал:
  
   - Извиняюсь, что прерываю столь напряжённую игру. Не подскажете, где мне найти мать Карины?
  
   Недовольная компания оторвалась от карт и подняла свои головы. Их затуманенные алкоголем глаза были похожи на разъярённые взгляды стаи диких волков.
  
   Пока по моему телу гуляли мурашки, Александр Михайлович успел вежливо повторить свою просьбу, однако публика была не самая интеллигентная. Один из самых увлечённых игроков попытался схватить директора за воротник, но тот ловко увернулся, и пьянчуга полетел, ударившись носом о пол.
  
   - Я повторяю, где мне найти госпожу, являющуюся матерью Карины? - сказал Александр Михайлович, стряхивая пылинку с плеча.
  
   В комнате воцарилось молчание. Никто не решался нападать, однако пасть разевать тоже не хотелось... Но вот тишину прорезал грубый, прокуренный женский голос:
  
   - Что натворила эта мерзавка?
  

2-15

  
   Голос, нарушивший тишину, принадлежал женщине лет сорока. Она сидела во главе круглого стола (если такое вообще возможно), развалившись на стуле и закинув ноги на столешницу, совсем как матёрый бандит. Надо сказать, что в её внешнем виде от мужчины было очень многое: и короткие волосы, небрежно торчавшие из-под ярко-красной банданы, и грубая кожа, и совсем не девичий наряд, состоявший из высоких сапог, синего трико с начёсом и старой телогрейки. Однако даже сквозь весь этот антураж видна была недурственная фигура, правильные черты лица, обезображенные шрамами, и некогда кокетливые и желанные многими парнями карие глаза.
  
   Мать Карины, тётю Марину, я узнал, только когда на её лицо упал тусклый свет от масляной лампы. Прежде гордая и красивая женщина, помешанная на прекрасном, стала обычным алкашом. А ведь когда-то именно ей завидовали все деревенские девушки... Всё-таки жизнь - удивительная штука.
  
   - Стало быть, это вы приходитесь матерью Карине? - спросил Александр Михайлович, галантно протянув тёте Марине ладонь. Та лишь смерила его презрительным взглядом и закурила сигарету, противный запах которой даже не был различим во всей этой какофонии.
  
   - Что ж... - пробормотал Александр Михайлович в сторону и продолжил резво говорить: - Не буду тянуть. Как мне к вам обращаться?
  
   Резко тётя Марина противно и грубо засмеялась. Вся остальная компания подхватила её, однако стоило ей замолчать и перемениться в лице, как хохот смолк.
  
   - Ну, допустим, Крапива.
  
   - Эм, уважаемая Крапива, я бы хотел выкупить вашу дочь Карину. - Абсолютно не замечая никого и ничего вокруг, Александр Михайлович затараторил: - Можете не волноваться, я не причиню вашему ребёнку никакого вреда. Я обеспечу её...
  
   - Это мне абсолютно не интересно, - перебила директора Крапива, сплёвывая прямо на пол. - Хоть на органы, хоть в бордель. Главное - цена вопроса.
  
   - Ну... - протянул Александр Михайлович. - А сколько хотите получить Вы?
  
   Крапива откинулась на спинку стула и, барабаня пальцами по столу, задумчиво уставилась куда-то в темноту. Один из местной 'элиты' склонился над её ухом и что-то прошептал. Удовлетворительно хмыкнув ему в ответ, Крапива взглянула на директора цирка и сказала:
  
   - Ящик В-й водки - и мы в расчёте.
  
   Такая цена шокировала меня своей мизерностью, но я абсолютно не подал вида и продолжил молча наблюдать за всем из тени Александра Михайловича. Тот же распахнул своё пальто и достал из внутреннего кармана кожаный бумажник. Несколько новеньких, хрустящих купюр упали на грязный стол.
  
   - Я надеюсь, Вы принимаете наличными?
  
   - Карина! - закричала остервенело Крапива, когда деньги оказались в руках одного из её помощников. Безумно улыбаясь, тот выскочил в двери и, видимо, помчался к Зинке Самогонщице - единственному круглосуточному магазину в деревне.
  
   Долго ждать Карину не пришлось - через секунду рядом с Крапивой оказалась невысокая девушка. На её бледное, покрытое фиолетовыми синяками лицо спадали спутанные волосы; когда-то дорогие юбка и кофта были изодраны, словно дикими собаками.
  
   - Денис, забирай её, - шепнул мне Александр Михайлович, вежливо улыбаясь всем присутствующим. Кивнув, я приблизился к Карине и нежно взял за израненную руку. Смиренно смотрящая до этого в пол девушка испуганно заглянула в мои глаза и ахнула, готовая закричать от ужаса. Жестом дав ей понять, что все объяснения будут позже, я вывел её из галдящего дома, в который ей больше никогда не предстояло вернуться.
  
***
  
   - Денис, что всё это значит? - спросила Карина, когда я накрыл её хрупкие плечи своей курткой. В этот момент мы как раз выходили из деревни, жизнь в которой уже вовсю кипела: кто-то расчищал снег возле своей хаты, кто-то запрягал лошадей, чтобы ехать в лес за дровами...
  
   - А разве не видно, мы пришли за тобой. Забрали из того ада, - ответил я. На моём лице промелькнула тень улыбки, что бывало со мной очень - очень редко.
  
   - За это, конечно, спасибо... Но ты не хотел бы объяснить мне, где пропадал весь этот год. - По недовольному, слегка хамоватому тону, по сложенным на груди рукам, по вечно бегающим из стороны в сторону глазам я понял, что Карина до сих пор злится на меня. Но ведь я же хотел как лучше...
  
   - Денис был в нашем цирке, директором которого я и являюсь, - быстро выпалил Александр Михайлович, спасая меня от скандала. - Александр Михайлович, - представился мужчина, приподнимая свою шляпу.
  
   - Карина, будем знакомы. - На лице её просияла ослепительная улыбка, мгновенно преобразившая её милое личико. Её способность каждую секунду менять настроение меня всегда поражала. Я никогда не умел сначала весь день плакать, а потом, через какое-то мгновение, весело улыбаться и смеяться, радуясь жизни. Её оптимизм меня вдохновлял.
  
   Всю дорогу до цирка Карина и Александр Михайлович разговаривали и шутили друг с другом. Маленькая ручка Карины уже обхватила мощное предплечье директора, когда она закатилась в звонком смехе от очередной шутки директора. Со стороны могло показаться, что они знакомы всю жизнь... Правда я не мог разделять их беседы - радовался за них я где-то в глубине души. Там же с ними и смеялся, пока Александр Михайлович проводил экскурсию для Карины.
  
   - А это, Кариночка, наш местный фокусник Николай Плисецкий, - представил Александр Михайлович мужчину, спасшего меня от холода той ночью год назад. - Правда, последнее время с иллюзиями у него всё не так уж и гладко...
  
   - А почему? - спросила Карина, но никто ей ничего не ответил - все знали, что проблема в смерти жены фокусника. Увидев все эти опечаленные взгляды, девушка не выдержала и сказала:
  
   - Как же вы не понимаете, что делаете только хуже. Чтобы там ни случилось, пока вы все молчите, он не сможет принять реальность. Не надо стесняться, - обратилась она к Николаю, стоявшему с опущенной головой. - Скажите, что случилось. Скажите это громко!
  
   Фокусник не мог пошевелиться, губы его дрожали. Казалось, ещё секунда - и он расплачется, словно маленький ребёнок, у которого хулиганы отобрали конфетку. Однако Карину это не останавливало. Она взяла его за длинные, костлявые руки и втащила в фургон.
  

2-16

  
   Не знаю, о чём Карина разговаривала с Николаем, но, когда через пятнадцать минут двери фургона отворились, я заметил, что глаза фокусника покраснели. Содрогаясь то ли от холода, то ли от эмоций, он окинул взглядом всех собравшихся, облизнул губы и начал говорить:
  
   - Восемь лет назад... - Фокусник запнулся, пытаясь сдержать слёзы. Карина приблизилась к нему и с сочувствующим видом взяла за предплечье. Это помогло Николаю продолжить. - Восемь лет назад страшная болезнь... - Мужчина снова замолчал. Карина заглянула ему в глаза и прошептала:
  
   - Давай. Как мы репетировали.
  
   -...забрала у меня мою жену, - продолжил Николай, - мою Анну... - Глаза взрослого, зрелого мужчины заблестели. Скупая слеза скатилась по его худощавому лицу. - Очень долго я, как и вы, молчал об этом. Я боялся, что, если я скажу всё вслух, приму это как факт, Анна просто улетит, испарится... Однако теперь я знаю, что её частичка всегда будет вот тут. - Николай сунул правую руку под куртку туда, где у человека находится сердце. Затем он продемонстрировал всем кулак. Когда фокусник разжал пальцы, с его ладони слетела красивая голубая бабочка. Вся толпа, как завороженная, наблюдала, как маленькое насекомое с лёгкостью улетает куда-то высоко в небо. Через минуту цирк сотрясли громкие аплодисменты.
  
***
  
   Это событие мгновенно затянуло никому не известную Карину в водоворот цирковой жизни. Смелая девочка сразу же стала всеобщей любимицей, что не могло не радовать меня. Пока Карина, как та стрекоза, 'прыгала' от одного фургона к другому, весело смеясь и улыбаясь, я наблюдал за всем этим со стороны. Что-то просто не давало мне подойти к ней ближе. Я боялся быть замеченным.
  
   Но вот настало время представления. Я занял своё привычное место у входа в шатёр со своими художественными принадлежностями. Гостей ещё не было, поэтому я сидел, зарывшись в огромную куртку, и отогревал руки.
  
   - А чем он занимается? - послышался рядом со мной знакомый звонкий голосок.
  
   - А он рисует портреты посетителей, - ответил Александр Михайлович. Подняв глаза, я заметил, что Карине пребывание в цирке пошло на пользу: длинные волнистые волосы снова блестели, кожа светилась здоровьем, а порванные вещи заменило длинное платье на цыганский манер и тёплая накидка. Только сейчас я заметил, до чего же она похожа на цыганку. - Только опять не улыбается, - добавил директор. - Надо улыбаться, Денис, - обратился он ко мне.
  
   - Я не могу... - прошипел я сквозь зубы.
  
   - Вот и что мне с ним делать? - задал скорее риторический вопрос Александр Михайлович, но глаза Карины просияли идеей.
  
   - Александр Михайлович, а у вас есть краски для грима? - спросила она, загадочно улыбаясь.
  
   - Конечно, мы же цирк, как-никак. - Директор слегка усмехнулся и попросил проходившую мимо Соню сбегать в гримёрку за коробкой с косметикой. Шустрая девочка справилась с заданием за считанные минуты. Взяв коробку, Карина приблизилась ко мне и встала на колени. Наши лица были в нескольких сантиметрах друг от друга, что заставляло меня краснеть. Благо, на улице был мороз, и лица розовыми были у всех.
  
   - Закрой глаза, - прошептала Карина, приближая к моему лицу кисточку. Трудно сглотнув, я послушно закрыл глаза и застыл на месте.
  
   После того, как тёплая рука Карины отодвинула с моего лба спадающие волосы, я почувствовал холодное и мокрое прикосновение к моему лицу. Когда в детстве я заболевал и температурил, мать точно так же отирала моё лицо влажным платком. Однако масса, наносящаяся на моё лицо, не испарялась, а застывала тонкой, слегка сковывающей мышцы и приятно согревающей кожу, плёнкой.
  
   - Ну, вот и всё, - сказала Карина, складывая баночки с краской обратно в коробку. - Можешь открывать глаза.
  
   Когда я послушался её и открыл глаза, перед моим лицом оказалось зеркало. Правда отражение в нём было вовсе не моё. Из зеркала на меня смотрел улыбающийся клоун. Ну да, клоун: красный нос, большие губы, растянутые в улыбке до ушей... От Дениса Стриганова остались только большие серые глаза.
  
   - А что, мне нравится, - весело проговорил директор. - И оригинально, и весело. Пока не научишься улыбаться по-настоящему, будешь работать так. Понял?
  
   Я кивнул в ответ и спрятал коробочку с красками для грима за пазуху. Посмотрев на часы на своей руке, Александр Михайлович сказал Карине, что ему пора готовиться к выступлению. Приобняв девушку за плечи, он повел её в шатёр. Я смотрел на её удаляющуюся фигурку вплоть до тех пор, пока последняя складка её пышной юбки не скрылась за толстой материей шатра, но она так ни разу и не обернулась. В эту секунду я поставил себе цель: поговорить с ней после представления.
  
   Лишь когда первый клиент, симпатичная блондинка в серой шубке, опустилась на стул напротив меня, я понял все преимущества грима: я больше не стеснялся. Под маской клоуна мне было спокойно. Я мог разговаривать с клиентами, не отводя глаз и не запинаясь через слово. Мне больше не нужно было поминутно думать, покраснел ли я, ибо под краской всё равно ничего не было видно. Рай, одним словом.
  
***
  
   На часах было около девяти тридцати. Я сидел в своём фургоне и ждал Карину. Во время представления я попросил Соню передать ей записку, где попросил Карину прийти ко мне. Несмотря на то, что ждал я ещё только минут десять - пятнадцать, нервы мои были на пределе. А вдруг она не придёт? Может, я ей противен? Или она вообще не получила записку? Голова моя разрывалась от вопросов, поэтому я взял альбом и принялся рисовать. Когда моя рука водила карандашом по листу бумаги, я даже не задумывался, что или кого рисую. Я просто старался занять разум и тело, чтобы ни первое, ни второе ничего не натворили.
  
   Но вот раздался тихий стук, испугавший меня своей неожиданностью (хоть я и ждал его больше всего). Отложив рисунок на кровать, я поправил волосы и свитер и открыл дверь.
  

2-17

  
   - Ты просил зайти, - сказала она. Почему-то она не была похожа на ту смелую и бойкую Карину, что сегодня гуляла по цирку и помогала людям. Передо мной стояла та скромная и обиженная жизнью девушка, которую я так полюбил, когда встретил в лесу.
  
   - Да, проходи, - ответил я, впуская её в свой фургон. На моём лице всё ещё была маска клоуна, но на Карину, видимо, фокус с уверенностью в себе не распространялся. Перешагнув через порог, она прошлась по комнате, осмотрела стены, стол и села на мою кровать.
  
   - Я вижу, ты неплохо здесь устроился, - сказала Карина.
  
   - Ну да... - ответил я, присаживаясь рядом с ней. Несмотря на то, что сердце моё билось со скоростью света, а каждая клеточка тела сжалась до размера пылинки, я сидел, как каменное изваяние, глядя перед собой. Карина также была неподвижна и молчалива.
  
   Так мы и сидели в тишине, пока я собирался с силами.
  
   - Давай же, скажи что-нибудь, сделай... - шептал голос в моей голове. Я старательно отгонял его от себя, как назойливую муху, однако он не собирался сдаваться. Зацикленная фраза сводила меня с ума.
  
   - Скажи! - крикнул со всей силы голос в моей голове, и моё ухо словно резануло ножом. Слегка скорчившись от боли, я произнёс первое, что пришло мне в голову:
  
   - Хорошая сегодня погода.
  
   - Да, - тихо согласилась Карина и снова погрузилась в молчание.
  
  - Чёрт, да сколько можно?! Действуй!
  
   Что-то, что говорило в моей голове, видимо, не выносило тишины. Размахнувшись, оно ударило меня со всей силы. По черепу разлилась тупая боль, которая безумно разозлила меня. Я почувствовал, что больше не принадлежу себе. Словно я большая марионетка, которую дёргает за ниточки разозлённый ребёнок.
  
   Рывком я повалил Карину на спину и поцеловал. Не знаю, как это вышло, но чувство власти, охватившее моё сердце, мне невероятно нравилось. С жадностью я впивался в нежные губы Карины, заламывал тонкие запястья.
  
   - Слезь с меня, придурок! - прокричала Карина, отвешивая мне громкую пощечину. Удар на секунду дезориентировал меня, но этого времени ей вполне хватило. Отпихнув меня от себя, Карина вскочила с кровати и отошла на безопасное расстояние. Волосы её торчали в разные стороны, карие глаза бешено горели, а в позе читалось: 'Не подходи, убью'.
  
   - Карина, извини... Я думал, тебе понравится... Как раньше.
  
   Я заглянул в её красивые глаза, которые прежде никогда так не смотрели на меня. Что - что, а моё поведение никогда раньше не вызывало такую волну гнева... и страха. Боже, как же больно смотреть на это хрупкое существо, изо всех сил пытающееся защитить себя. Она словно бабочка, которая хочет побороть такое манящее, но в то же время смертельное для неё пламя свечи... Но ведь я же не хочу причинить ей боль, не хочу сжечь её тонкие крылышки. Я лишь хочу любить её.
  
   - Как раньше? - Руки Карины бессильно опускаются. Гнев и страх сменяет удивление. - Ты думал, можешь вот так вот бесследно исчезать, потом появляться и рассчитывать на что-то, кроме ненависти?
  
   Голова Карины опустилась, милое личико скрылось под пышными волосами. Секунду я думал, что она просто не в силах больше смотреть на меня, - настолько я ей противен. Но, когда её плечи задрожали, а на пол шлёпнулось несколько капель, я всё понял - Карина плакала.
  
   Вскочив с кровати, я приблизился к ней, робко протянул руку к её плечу. Однако Карина увернулась и отошла на несколько шагов назад, всё так же глядя в пол. Глядя на то, как та единственная, что дарила мне стимул для жизни, разливалась солёным ручьём, я готов был заплакать. Всё моё тело содрогалось, ноги словно были сделаны из ваты, но я помнил слова отца: 'Взрослые мальчики не плачут'.
  
   Я сделал новую попытку - попытался подойти к ней ещё раз. Пройдя два мучительных шага, я упал на колени прямо у её ног. Зажав в руках подол её цыганской юбки, я зарылся в чёрную ткань и попытался проглотить комок в горле. Противное чувство никак не хотело уходить, и я почувствовал тепло на переносице.
  
   - Пойми, - сказала тихо Карина, склоняясь над моим ухом. Её локон щекотал мою щеку. - Ничего уже не будет, как раньше. Год назад, той холодной зимней ночью, когда ты сделал свой выбор, я тоже приняла решение...
  
   Я услышал тяжёлый вздох, после которого последовала фраза, навсегда изменившая мою жизнь.
  
   - Прощай. Прощай, навсегда.
  
   Холодная ткань хлестнула по моему лицу, дверь громко хлопнула. Она ушла. Ушла навсегда.
  
   Когда мои руки потеряли опору, я упал. Прижавшись щекой к холодным доскам деревянного пола, я провалился в странное состояние. Я не хотел двигаться, не хотел вставать с пола, даже когда по спине побежал противный холодок, заставивший волосы встать дыбом. Но я не спал. Мой мозг работал, мысли в голове кружились вихрем. Я был в состоянии странного отчуждения. Я ушёл в себя...
  

2-18

  
   Не знаю, сколько я пролежал в этом забытье. Может, минуту, может, час, а, возможно, и день. В мире, в котором я оказался, не было ни времени, ни чувств. Там было пусто, холодно и темно. Словно ты маленький ребёнок, залезший холодной зимней ночью с головой под одеяло. Страшно, холодно, но безопасно. Монстры ведь боятся одеял, не так ли?
  
   Спустя какое-то время, я почувствовал что-то мокрое на моём лице. Оно бережно ласкало мою кожу, как кошка своих котят, когда умывает их языком. Как бы я не хотел узнать, что же это, тело не поддавалось. Если даже на какие-то мгновения мои глаза и открывались, то я не видел ничего, кроме смазанных очертаний своей комнаты.
  
   По прошествии ещё некоторого времени, я понял, что моя спина больше не упирается в твёрдые доски. Видимо, теперь я лежал в своей скрипучей кровати. Пальцами рук я мог тихонько перебирать складки свежего постельного белья.
  
   Когда я окончательно пробудился, то обнаружил, что в комнате моей действительно кто-то похозяйничал: бельё на кровати было идеально белым, пыль, если бы я даже захотел, ни за что бы не нашёл. Как ни странно, одежда моя тоже заменилась на чистую, а со лба, когда я попытался встать, упала влажная тряпочка. Кто-то заботился обо мне всё то время, что я был в отключке.
  
   Встав, я сделал несколько шагов и чуть не упал: от долгой неподвижности все мои мышцы затекли. Приноровившись, я медленно подошёл к столу. Там стоял заботливо приготовленный стакан с водой и таблетка. Записка, лежавшая рядом, гласила: 'Ето ад галовы, выпий'. Когда я увидел, сколько в послании ошибок и каким неумелым, будто бы детским почерком оно написано, я пришёл в недоумение: кто же здесь был?
  
   Проглотив горькую таблетку, я подошёл к шкафу и открыл дверцу с зеркалом. Краем глаза я заметил, как встаёт солнце. На фоне этого красивого зрелища моё уставшее, облезлое, но зато чистое лицо выглядело ещё ущербнее. Приглядываясь к огромным синякам под глазами, я заметил в отражении свою кровать, а над ней свой самый главный портрет - анфас Карины.
  
   Захлопнув шкаф, я обернулся. Огромная девушка, нарисованная на нескольких листках и собранная, как пазл, весело, даже насмехаясь, смотрела на меня своими пронзительными тёмными глазами. Она словно говорила: 'Посмотри на себя. Боже, какой же ты инвалид'.
  
   - Замолчи! - закричал я, прыгая ногами на кровать. Теперь её огромные глаза были наравне с моим. Яростно, как бык, дыша, я пристально вглядывался в такие живые карандашные очертания. Мне казалось, что вот - вот моё творение оживёт.
  
   И это произошло. Неподвижные доселе глаза обвели комнату взглядом. Пышные ресницы, словно два опахала, начали летать вверх - вниз, заставляя мои волосы колыхаться. Аккуратные губки, растянутые в улыбке, принялись повторять, какой же я плохой и какой ошибкой было связаться со мной.
  
   - Знаешь, Денис, - сказал портрет Карины, - а я ведь никогда тебя не любила. Всё это время я лгала тебе. Лгала каждый божий день. Да и вообще, я была так рада, когда ты исчез, ведь меня больше ничто не сдерживало...
  
   - Я сказал, заткнись!
  
   Сами собой мои руки устремились к нарисованному рту. Нащупав уголок листа, я с яростью рванул его вниз. Оставшись без средства речи, портрет Карины замолчал. Но не зря говорят: 'Глаза - зеркало души'. Даже сквозь графитовые глаза я видел презрение и насмешку. Глаза Карины горели адским пламенем, прямо как у ведьм из сказок. Эти холодные зрачки, изображённые на листке самой обычной бумаги самым обычным карандашом, заставляли меня дрожать, словно я маленький ребёнок, услышавший ночью стук ветки об оконную раму.
  
   'Нет! Нет! Нет!' - закричало что-то внутри меня. Не в силах больше терпеть, я сорвал и эту часть лица Карины со стены. Однако, когда огромный глаз оказался у меня в руках, даже тогда он продолжал моргать и смотреть куда-то внутрь меня. Но самое пугающее было не это. Когда я рвал этот листок на маленькие - маленькие кусочки, что-то безумное из взгляда Карины исчезло. Взгляд стал таким же, как вчера, когда Карина уходила от меня: печальным и заплаканным.
  
***
  
   Как бы я не старался, я не мог забыть этого случая. Была ли виной головная боль или температура, но все глаза на моих картинах мне стали казаться живыми. Все: карие, зелёные, голубые, - все глаза смотрели на меня с пренебрежением. Именно поэтому с тех пор на всех стенах моего фургона, во всех моих блокнотах и альбомах у всех людей вместо глаз жирные чёрные прочерки.
  
   Я серьёзно пытался побороть себя. Я брал карандаш и начинал рисовать глаз. Но как только изображение начинало приобретать черты живого человека, я не выдерживал и либо рвал портрет на маленькие кусочки, либо замазывал чем-нибудь глаза. Как бы я не старался, я больше не мог рисовать портреты. Я больше не мог работать художником.
  
   Однако деньги мне всё же нужно было как-то зарабатывать. Пребывая в глубокой депрессии, отгородившись от всего окружающего мира, я придумал образ грустного клоуна Дена Несмеющегося. По моей задумке моё альтер-эго переживало тяжелейшую потерю - любимая клоуна покончила с собой. С тех пор на лице его всегда была грустная улыбка, а на щеках - маленькие чёрные слезинки. Наряд клоуна был прост до невозможности - чёрный фрак и цилиндр. Со временем грустную песню, с которой я выступал, Александр Михайлович перевёл на несколько языков (английский, французский, сербский и прочие...), а к номеру добавилась одна деталь: в конце я втыкал себе в грудь красную розу. Конечно же, цветок был не настоящим, а лишь искусной бутафорской подделкой, но зрителям этот момент всегда нравился. И да, благодаря костюму грустного клоуна я мог спокойно выступать на публике.
  

2-19

  
   Это был совершенно обычный летний день. Солнце стояло в своем зените, освещая разноцветный бродячий цирк, остановившийся на живописной поляне неподалёку от леса, и его копошащихся, как муравьи в муравейнике, обитателей. Такое обилие красок и света резало мне глаза, поэтому я предпочитал прятаться в тени фургонов, подсматривая за жизнью артистов. Проведя несколько лет в цирке, я научился при желании (а такое желание у меня было 24/7) становиться абсолютно невидимым. Многие из постояльцев цирка даже не задумывались о моём существовании. Они знали, что последним номером в программе выступает грустный клоун Ден Несмеющийся. Но вот кто этот клоун на самом деле - никому не интересная цирковая загадка.
  
   Однако тот совершенно обычный, отвратительно яркий день в один момент стал лёгким и приятным, когда я увидел, как из фургона Карины появилась незнакомая девушка. Не знаю почему, но при виде её бледной кожи с полупрозрачной, еле видной россыпью веснушек моё сердце забилось чаще. Впервые за эти годы я почувствовал, что этот орган у меня не отрофировался. То краснея, то бледнея, я не мог отвести взгляда от её белоснежных волос, еле касающихся тонкой шеи и оголённых ключиц. Как завороженный, я перебегал из-за одного фургона за другой, всегда оставаясь в прохладной тени, следуя по пятам за Кариной и незнакомкой.
  
   Я не мог слышать, о чём они говорят, но, в любом случае, беседа им нравилась, ведь я видел ослепительную улыбку незнакомки. Трудно объяснить словами, но когда лёгкий ветерок трепетал подол её лёгкого платья, когда лучи солнца отражались от её локонов тонкими золотистыми ниточками, а блестящие карие глаза с интересом рассматривали всё вокруг, я чувствовал, словно от нее исходит какое-то свечение. Как будто она была маленькой свечкой, чьё пламя в ночной тьме кажется костром.
  
   Задумавшись, я не заметил, как она исчезла из моего поля зрения. Растерянно, словно кто-то перекрыл мне кислород, я принялся оглядываться и искать её силуэт среди циркачей. В какой-то момент мой мозг даже выдал версию, что она была лишь видением, красивым миражом, который мне больше никогда не предстоит увидеть.
  
   Когда мои глаза выцепили её стройную фигурку на тренировочном бревне, сердце успокоилось. Но что она делает? Неужели она собирается пройтись по этому 'адскому пути'? Жадно впиваясь в незнакомку глазами, я старался впитать в себя как можно больше её деталей. Родинка на шее, выбившаяся прядка волос, спадающая на глаза, старинные, уже почти неразличимые шрамики на коленях... Меня интересовало абсолютно всё. За какую-то долю секунды она стала для меня личным наркотиком... Сладким и приятным наркотиком, холодящим лёгкие, как ментоловая конфета, съеденная на морозе.
  
   Но что это? Неужели её загадочные глаза встретились с моими?.. Ну, да. Её глаза на миг взглянули на меня, когда она поднималась по ступенькам трейлера Александра Михайловича. Она первая, кто смогла заметить меня в моём укрытии. Солдат рассекречен... Или солдат сам ослабил бдительность?
  
   - Хороша девка, да? - слышу я за спиной чей-то знакомый нахальный голос, и на плечо мне ложится тяжёлая рука. Я выныриваю из-под неё и оборачиваюсь. Передо мной стоит Даниэль. Руки сложены на груди, плечом он опирается о фургон. Какое же у него отвратительное лицо! И что только в нём находят все эти 'девочки'?
  
   - Ну, чего молчишь, придурок?! - Даниэль заливается противным хохотом, а я продолжаю молча на него смотреть, испытывая его терпение. - Как ты думаешь, в постели она такая же хорошенькая?
  
   Изо всех сил я пытаюсь сдержаться и не убить его прямо здесь. Мои зубы смыкаются с такой силой, что, кажется, вот-вот сломаются друг о друга, скулы начинают болеть.
  
   - Интересно, сколько времени мне понадобится, чтобы уложить её на лопатки? - продолжает издеваться этот противный цыганёнок, но на этот раз я уже не могу сдержать свои эмоции. Как это обычно бывает со мной в подобных ситуациях, на место тихого и спокойного Дениса пришёл сумасшедший и жестокий клоун Ден.
  
   - Не смей к ней прикасаться.
  
   Я прижимаю его к стенке фургона. Наши лица находятся в нескольких сантиметрах друг от друга. Я чувствую запах его отвратительного, слащавого одеколона.
  
   - А то что? - спрашивает Даниэль, словно пытаясь ещё больше вывести меня из себя. И у него это прекрасно получается.
  
   - А то я убью тебя.
  
   На секунду лицо Даниэля становится серьёзным, всё нахальство улетучивается. Однако тишина длилась недолго: глядя мне в глаза, Даниэль начинает громко и истерически смеяться. Он продолжает хохотать, пока смех не застревает у него в горле. Откашлявшись, он произносит:
  
   - Гляньте-ка, кажется, кто-то влюбился. Наш клоун нашёл себе сучку.
  
   - Не говори про неё так!
  
   Я хватаюсь руками за ворот его рубашки и приподнимаю. Швы и ткань в моих кулаках трещат, и он пробует высвободиться. Но я гораздо сильнее его, особенно когда я - это не я, а клоун Ден.
  
   - Отпусти! - кричит он.
  
   - А то что? - передразниваю я его самого, крепче сжимая хлопчатобумажную ткань. Он ничего не отвечает, совершая попытку ударить меня. Я уворачиваюсь и разжимаю кулаки. Даниэль отшатывается от меня, а я разворачиваюсь к нему спиной и ухожу. Вслед слышу фразу:
  
   - Вот увидишь, она ещё будет молить, чтобы я взял её!
  

2-20

  
   Люблю лес в начале лета. Хорошо в нём так. Тихо, прохладно. Никакой людской суеты. Вообще никаких живых существ, кроме животных... Но они мне не мешают. Безобидные зверушки никогда не будут над тобой издеваться или смеяться. В лесу для всех и всего действует только одно правило: пока ты никого не беспокоишь, тебя никто не тронет.
  
   'А это что такое?' - подумал я, отрываясь от раздумий. До моего слуха донёсся звук ломающихся веток. Да, это мог бы быть обыкновенный волк или лиса, они же все-таки не абсолютно бесшумны, но эту версию я сразу же отмёл - животные не умеют так печально смеяться. Они в принципе не умеют этого делать.
  
   Осторожно выглянув из-за дерева, к которому я невольно прижался, я ахнул - на огромном валуне сидела та самая блондинка, что так врезалась мне в память. Несмотря на то, что лицо её закрывали спадавшие локоны, я понимал, что она плачет. Волны света, которые я видел вокруг неё, мигали, словно старая лампочка в кладовке. Уж не знаю, кто посмел обидеть этот лучик света, но у меня мгновенно появилось желание расправиться с её обидчиком самым изощрённым способом. Лишь бы улыбка снова озарила это чудесное личико...
  
   - Кто здесь? - спросила девушка, взглянув на кусты рядом со мной своими красными от слез глазами.
  
   'Чёрт!' - пронеслось в моей голове. Я даже и не заметил, как задел сухую ветку. Опять она заставляет меня лажать! Но делать нечего, надо сматываться.
  
   Пробежав сквозь знакомые кусты, я снова что-то задел. Девушка мгновенно обернулась на звук.
  
   - Покажись, - потребовала она, но я ещё был не готов раскрыть свою личность. Вот была бы на мне маска клоуна - да, без сомнений вышел бы к ней. Может быть, даже заговорил бы первым... Но мы сейчас не на представлении. Мы в лесу, и на данный момент мне еле-еле удаётся убегать от этой проворной блондинки.
  
   Осознав, что убегать мне больше некуда, я решил спрятаться. Предо мной было лишь два места, где я мог зашухериться: валун и дерево. Несмотря на то, что большой массой тела я не отличался, за камнем мне было бы тесновато (рост у меня всё-таки не маленький). А вот дерево для меня было в самый раз. Изо всех сил пытаясь успокоить сбившееся дыхание, я прижался к шершавой коре. По звукам я понял, что моя преследовательница появилась на этой крохотной полянке через считанные секунды после меня. Однако на этом все шорохи и закончились. Видимо, она потеряла меня из виду, а, значит, скоро сдастся и уйдёт... Как же я был неправ.
  
   Через несколько мгновений, показавшимися мне вечностью, с боку от меня оказался небольшой камень. Инстинктивно я задержал на нём взгляд, и этой секунды вполне хватило, чтобы меня обнаружили, - когда я поднял голову, на меня смотрели два 'слегка' недовольных карих глаза.
  
   - Знаешь, я даже рада, что это именно ты за мной следил, потому что я тут немного заблудилась, а ты явно знаешь дорогу домой.
  
   Незнакомка звонко засмеялась. Свет вокруг неё снова стал ярким и стабильным, и я боялся взглянуть ей в глаза - думал, что застыну на месте от её божественной энергии, как жертва Медузы Горгоны.
  
   -...Катя! - донеслось до меня, и в поле моего зрения, а смотрел я исключительно на свои ботинки, возникла белая рука. Посмотрев на неё с некоторым испугом, я встряхнул головой и попытался отвести взгляд. Голос в моём мозгу опять настоятельно требовал, чтобы я был смелее и овладел ей прямо здесь, но я активно подавлял своих демонов, борясь с невыносимой болью. Однако на моем лице она ни за что не прочитала бы этого - каменная маска холодного безразличия была моей любимой. Ей я овладел в совершенстве, Кате никогда не добраться до моей души...
  
   -...Счастливо оставаться! - снова донеслись до меня лишь обрывки реплики Кати. На этот раз она уже не была такой веселой. Недовольно сложив губки, она развернулась и зашагала в противоположную от меня сторону. Через несколько шагов она споткнулась и чуть не упала. Из меня чуть вырвался нервный смешок.
  
   'Совсем как ребёнок', - подумал я, вспоминая, как мой младший брат Тёмка в любой ссоре поступал также. Он тоже всегда по-детски недовольно разворачивался ко мне спиной и пытался важно уйти прочь. Но тогда у него не то что 'походка злого петуха по своему курятнику' не получалась, он толком ходить ещё не умел. Поэтому через несколько метров падал и превращал всё это в мою вину. Первые тридцать секунд я пытался его переубедить, но, увидев крохотные слёзки на его больших глазках, крепко обнимал брата и соглашался со всем, лишь бы не видеть его плачущим.
  
   Не знаю почему, но меня резко стало душить чувство вины. Я же сам это заметил - она совсем как ребенок. Маленькое, беззащитное чадо, которое обязательно куда-нибудь вляпается... Я обязан помочь ей!
  
   В тот самый момент, когда я поднял с земли самую ровную и гладкую палку, я услышал тихое: 'Хорошая змейка, хорошая...', за которым последовало грозное змеиное шипение. Не раздумывая, я побежал туда, откуда слышал звук.
  
   Как я и предсказал, это 'беззащитное чадо' вляпалось в историю - Катя лежала на земле, крепко зажмурив глаза, а рядом с ней кружила гадюка. Делать было нечего, либо Катя, либо змея... И я сделал свой выбор в пользу первого. Нащупав в кармане нож, я бросился на змею и расправился с её блестящим телом. Для меня, человека, прожившего всю свою жизнь в сельской местности, в убийстве 'братьев наших меньших' ничего пугающего не было - мясо, всё-таки, не кусочками на деревьях растёт. Но вот Катя, видимо, к такой мерзости не привыкла. Грудь быстро вздымается и опускается, глаза готовы выкатиться из глазниц, лицо бледное, а на лбу выступили капли пота. Да, единение с природой явно не пошло ей на пользу. Пора с этим завязывать.
  
   Как и подразумевал мой план, я взялся за один конец палки, она - за другой. Все это было для того, чтобы избежать близкого контакта. Не хочу, чтобы она видела, как я краснею... Черт, я что, снова влюбился?! Ну да, иначе мне не было бы так интересно, как она там, за моей спиной. Мне так хотелось обернуться, улыбнуться и увидеть её улыбку в ответ. Идти и наблюдать, как она с наивным интересом разглядывает каждую веточку, каждый листик...
  
   Но вот моя 'сказка' оборвалась - деревья закончились и перед нами открылся вид на цирк. Слегка расстроившись окончанием нашей прогулки, я неслышно вздохнул и швырнул палку в ближайшие кусты. Дабы не нарываться на неловкую паузу, я, не оборачиваясь, зашагал в сторону своего фургона. Но что-то всё равно меня гложило. Наверное, такое чувство вызвало то, что я не слышал никаких звуков. И это не образное выражение для передачи чувств. Я действительно не слышал её шагов, а, значит, она всё ещё стояла на месте. Обернувшись, я тихо сказал ей своё имя и убежал домой.
  

2-21

  
   Я втюрился по уши в этого взрослого ребёнка. Окончательно я в этом убедился на представлении. Стоя за кулисами, я не мог отвести от неё взгляда. Увлечённый, я наблюдал за тем, как весело подпрыгивали её локоны, когда она хлопала в ладоши; как горели страхом её глаза, когда наш фокусник Николай распиливал Карину; как сжималось её хрупкое тельце, когда мимо неё проносились огненные факелы факиров. Я поражался её открытости: она совершенно не умела, да и не хотела скрывать эмоции. Она не стеснялась показаться наивной или напуганной. И это меня в ней и манило...
  
***
  
   Я никогда не любил цирковые вечеринки, ведь на них было принято приходить без сценического образа. Танцы, песни, алкоголь рекой... Всё это 'веселье' почему-то не находило отклика в моей душе. На моих картинах все эти сборища были изображены, как дикие вечеринки в аду. И я не врал и не приукрашивал. Я просто показывал правду. С помощью моего карандаша все фильтры и обёртки растворялись, и на свет являлась реальная картина. Безобразные демоны прыгали в безумном ритуальном танце вокруг огромного кострища. Они истошно выли и смеялись, поглощая человеческие души из маленьких бутылочек. Вскоре они становились настолько нелюдимыми, что начиналась настоящая вакханалия...
  
   Именно поэтому в такие вечера я старался держаться подальше от цирка. Я уходил в лес. В тихий и спокойный лес, который по ночам становился волшебной страной. Когда животные прятались по своим берлогам, лесом овладевали мифические существа. Леший, дриады, манилы... Кого тут только нельзя было встретить. Вот только Катю я здесь никак не ожидал увидеть!
  
   Она была в компании Даниэля. По двум розовым пятнам на её щеках я понял, что она пьяна. Оставить похотливого Даниэля и беззащитную Катю наедине было бы непростительной ошибкой, поэтому я притаился за ближайшим деревом и стал ждать.
  
   Сидя на огромном камне, они о чём-то говорили. Даниэль пытался произвести на Катю впечатление, но ту на данный момент интересовал только алкоголь. Наверное, поэтому Даниэль сдался и замолчал.
  
   Так они полчаса и сидели: Даниэль молча смотрел на землю, Катя, отхлёбывая из бутылки, рассеянно водила глазами из стороны в сторону. Одному Богу только известно, о чём она с таким интересом думала. Вскоре бутылка опустела, и Катя заёрзала, не зная, чем заняться. В этот момент снова активировался Даниэль. Поймав взгляд девушки, он притянул её к себе и поцеловал. При виде этой картины я почувствовал под ногтями жёсткую кору дерева. Однако мне не одному это не нравилось. Нанося слабые удары по спине Даниэля, Катя пыталась отстранить его от себя. Но этого было недостаточно для такого кабана, как Даниэль. Когда ярость окончательно взяла надо мной верх, я схватил с земли камень покрупнее и швырнул в спину акробата. Пока он боролся с болью, Катя успела вырваться. Я думал, что она убежит сломя голову, но девушка лишь отошла на несколько шагов от своего обидчика. Они ещё о чём-то с минуту поговорили и разошлись.
  
   Убедившись, что Катя благополучно дошла до цирка, я пошёл своей дорогой. Однако на этом мои ночные приключения не закончились. Шагая по лесу, я снова заметил Катю. С очередной бутылкой в руке она куда-то шла. Ноги её путались, а тело шаталось из стороны в сторону. То, что она ещё не упала, было настоящим чудом.
  
   - Ну и чего ты убегаешь? Выйди и сражайся, как настоящий воин.
  
   Это еле понятное из-за невнятной дикции послание, видимо, было адресовано мне. Пока я боролся с чувствами - с одной стороны, я понимал, что должен выйти из укрытия и проводить её домой, но, с другой стороны, я никак не мог решиться столкнуться с ней лицом к лицу - Катя продолжила говорить:
  
   - Ден? Я же знаю, что это ты. Больше некому.
  
   Тишина.
  
   - Ден, а точнее, Денис, вот скажи: чем я тебе так противна? Почему ты постоянно молчишь? И какой кайф вообще за мной наблюдать?
  
   'Понимаешь, Катя, ты мне настолько нравишься, что я стесняюсь с тобой заговорить, поэтому молча наблюдаю из тени'.
  
   - Ладно, не хочешь - как хочешь! - 'Ты даже не представляешь, насколько хочу'. - Если ты не можешь снизойти до ответа такой персоне, как я, бай-бай. Счастливо оставаться со своим самолюбием!
  
   Катя хотела эффектно уйти, но что-то пошло не так, и она упала. Ничего до конца не осознав, я подбежал к ней и обхватил руками. Когда её тонкая талия оказалась прижатой к моему торсу, моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Поставив её на ноги, я отстранился на несколько метров. Катя что-то активно говорила, но я ни слова не мог разобрать: в ушах раздавались громкие удары моего сердца, заглушая абсолютно все звуки вокруг.
  
   -...искать цветок, - гордо сказала Катя и развернулась ко мне спиной.
  
   'Какой ещё цветок?' - пронеслось в моей голове. Однако надолго наедине со своими мыслями девушка меня не оставила: в очередной раз качнувшись в сторону, Катя упала в кусты. Бормоча что-то про поход, она укрылась ветками и заснула. Облегчённо вздохнув, я взвалил её посапывающее тело на плечо и двинулся в сторону своего фургона.
  

2-22

  
   Я никогда не мог и подумать, что буду нести на плечах пьяную девушку к себе домой, как какой-то огромный паук тащит упитанную и вкусную муху в своё логово. Кстати, моя жертва оказалась не такой уж и тяжёлой. Каждую секунду я боялся, что сломаю её позвоночник. Катя была настолько худой, что, когда я перекладывал её на кровать, я чувствовал все её кости, как будто держал в руках маленького котёнка. Странно, но пока она тихо посапывала, я абсолютно расслабился. Чётко отработанными движениями стянул с неё одежду, протёр мокрой тряпочкой грязь с колен и локтей и переодел в свою рубашку. Она даже не проснулась.
  
   - Напугал... - сказала Катя хриплым голосом, когда утром заметила меня. Я всю ночь сидел на стуле возле её кровати. Говорят, 'истина в вине' или 'глаза не умеют лгать'... Это всё враньё и патетика. Только во сне человек такой, какой он есть на самом деле. Никто не беспокоится о том, как он выглядит в постели, не одёргивает закатавшуюся одежду или не поправляет выбившийся из причёски локон волос. Во сне люди не боятся показаться смешными или нелепыми... Ведь они просто ничего не замечают.
  
   К тому же, во сне у людей закрыты глаза. А глаза - это мой самый главный страх.
  
   - Где я? - спросила Катя, когда залпом выпила бутылку холодного пива, которую я ей дал. Выглядела она неважно: волосы растрёпаны, рубашка, на тридцать размеров больше неё, выглядела, как картофельный мешок, под глазами синяки, то ли из-за вчерашнего кутежа, то ли из-за косметики. Но именно такой она нравилась мне больше всего. Как будто она всё ещё спала.
  
   - И где моя одежда? У нас что, что-то было?
  
   Эта неожиданная фраза заставила меня покраснеть. Кинув ей остатки её одежды, я принялся готовить кофе. Пока она молча что-то делала за моей спиной, я собирался с мыслями. Нужно было что-то спросить. Что-то спросить... Но вот что? А самое главное, как? Гримма-то на мне нет.
  
   Когда на глаза мне попался альбом и карандаш, в моей голове возникла гениальная идея. Я вспомнил, как ещё недавно работал художником. За работой я расслаблялся и абсолютно не боялся говорить с кем-то. Схватив листок бумаги, я уселся на кровать и принялся рисовать. Как всегда, опасаясь глаз, я начал рисовать Катин портрет с носа и губ.
  
   - Что ты делала вчера в лесу? - задал я вопрос. Судя по звуку, Катя подавилась своим кофе. Интересно, чего она так?
  
   - Искала жёлтый цветок.
  
   'Точно, она же про какой-то цветок вчера говорила'.
  
   - Расскажи мне поподробнее.
  
   Катя рассказала мне про легенду о девушке, которая стала деревом. Жёлтый цветок, который растёт под тем деревом, способен подарить человеку настоящую любовь... Такая наивная. Зачем ей эта любовь? От любви одни мучения... Уж я-то знаю.
  
   - Разве тебе нужно такое проклятье? - спросил я, рисуя в волосах Кати огромный цветок.
  
   - Какая же любовь - проклятье? Это - дар.
  
   'Эта девочка вообще когда-нибудь любила?'
  
   - Дар не делает тебя слабее. Дар не разрывает тебя на части. Дар не толкает тебя на безрассудства.
  
   От моих слов Катя слегка расстроилась. Она искренне верила в радужный мир, полный любви, поэтому никак не хотела воспринимать, что не все ходят в 'розовых очках'. Видимо, эта девушка еще не познала этого жестокого мира... Что она вообще забыла в этом цирке? Она не выглядит, как сирота или падший человек. Её с рождения лелеяли, как розу, и не готовили к выходу в большой мир. Она должна была стать цветком в горшке, стоящим на подоконнике, - красивым, но абсолютно бесполезным украшением интерьера.
  
   - Ты когда-нибудь любил? - спросила Катя. Этот вопрос на секунду пробил маску моего внешнего безразличия.
  
   - Да.
  
   - И неужели тебе это не понравилось?
  
   Её глаза горели надеждой. Она отчаянно пыталась задеть меня за живое, найти где-то в глубине меня человека. Увы, я научился прятать его там, где ей никогда его не откопать.
  
   - Я... Я не знаю.
  
   Пользуясь тем, что я отвлёкся, Катя выхватила из моих рук блокнот. По её лицу я понял, что ей очень понравилось, хотя в последнее время моё творчество мало у кого вызывало такой восторг - всё-таки люди без глаз не всем приходились по душе.
  
   Но в этот раз всё было по другому. Сам не заметив, как, я нарисовал два красивых тёмных глаза. Зрачки, блики, ресницы... Обычные человеческие глаза, не вызывающие во мне приступ паники.
  
   - Можешь его забрать.
  
   - Правда? Спасибо!
  
   Катя крепко обвила руками мою шею, от чего каждая клеточка моего тела напряглась. Девушка заметила это и, извиняясь, отпрянула. Пока я всё ещё сидел в шоке, Катя попрощалась и убежала из моего фургона.
  

2-23

  
   В течении нескольких дней я наблюдал за Катей, изучал её. После того, как я несколько раз спас её, я почувствовал мощное чувство ответственности. Я уже не мог оставить её в покое. Ведь если с ней что-то случится, виноват в этом буду один я. Словно маньяк, я следовал за каждым её шагом, всегда оставаясь в тени...
  
   Но однажды мне надоело молчать. Это произошло совсем скоро.
  
   Около десяти часов утра девочки вышли из своего фургона и направились к Даниэлю и Мартину. Уверенная в себе Катя тащила за собой растреряную Карину. Всю дорогу они о чём-то оживлённо спорили. Видно было, что Карина не очень хотела идти к парням, но Катя была непреклонна. Оставив подругу одну у дверей, она юркнула в ближайшие смородиновые кусты.
  
   - Привет! - осмелился я поздороваться. Катя испуганно обернулась и втащила меня в кусты, буркнув, чтобы я молчал. Делать было нечего - пришлось наблюдать за тем, как Карина отшила Даниэля и отправилась на поиски Мартина. Как только 'моя первая любовь' скрылась за поворотом, я хотел было встать, но взглянул на Катю и остановился: улыбаясь, девушка смотрела на место, где ещё недавно разворачивалась 'захватывающая' драма. И почему она так радуется? Да, когда Карина произнесла заветное 'Я тебя не люблю!', в моей душе что-то затрепетало, но отнюдь не из-за трогательности момента. Скорее, из-за коварства. Просто я был очень рад неудаче Даниэля - сразу две девушки за последнюю неделю отшили 'самого красивого и ловкого'. Это рекорд!
  
   Однако Катя была действительно рада за подругу - это читалось в её глазах и искренней, независтливой улыбке, что так манила меня к себе.
  
   - Чего смотришь? Не видишь, человек счастлив, - произнесла Катя, когда поняла, что всё это время я задумчиво разглядывал её.
  
   - А чего ты так счастлива? - спросил я. Мне ужасно хотелось разгадать её тайну. Может, у меня тоже когда-нибудь получится стать таким же наивным и неиспорченным ребёнком?
  
   - У меня подруга любовь нашла.
  
   - А ты-то чего радуешься?
  
   Мой вопрос удивил её, будто я спросил какую-то прописную истину.
  
   - Ну, это как пальцы на руке - если двигается мизинец, вскоре за ним следует безымянный.
  
   Когда Катя попыталась продемонстрировать мне эту гипотезу наглядно, я заметил, что вся её рука в крови. Когда Катя стала медленно падать, я не на шутку перепугался. Маленький рыцарь внутри меня стал колоть моё сердце своим мечом. 'Вот видишь, ты снова не уследил за ней, - говорил противный писклявый голос в моей голове. - Если бы ты поменьше на неё пялился, этого не произошло бы!'
  
   Оглянувшись по сторонам, я аккуратно взял Катю на руки и понёс к себе. Всю недолгую дорогу до фургона я молился, чтобы нас никто не заметил - слухов и сплетен я хотел меньше всего.
  
   Когда я положил её на свою кровать, меня посетило сильное deja vu: я снова принёс её неподвижное тело на руках, снова бережно дотрагивался влажной тканью до её светлой кожи... Только когда коричневая от йода вата встретилась с небольшой царапиной на её ноге, Катя проснулась.
  
   - Ай, больно! - закричала девушка.
  
   - Тише, а то люди чёрт знает что подумают...
  
   Я молча бинтовал её ногу, когда услышал её негромкий смех. Странная у неё всё-таки реакция на боль.
  
   - Ты чего? - спросил я.
  
   - Да так, ничего. Ты просто такой забавный, когда краснеешь.
  
   Ещё больше покраснев, я отошёл к окну. Мне нужно было остыть. Тихо покачивающаяся ветка за окном и гулкий стук каблуков Кати, как ничто другое, подходили для этого. Как бы я не хотел быть рядом с этой девушкой, роль стороннего наблюдателя подходила мне намного больше. На расстоянии никто не видит, как ты краснеешь или стыдливо отводишь глаза в сторону... Если она моё солнце, то я готов стать её тенью.
  
   - Хм, а куда эта птичка так стремится, что аж тело готова поранить? - услышал я. Похоже, Катя не спешила уходить.
  
   Даже не оборачиваясь, я мог понять, какой рисунок привлёк её внимание. Это было изображение синей птицы. Её маленькое тельце было обвито золотыми цепями, что не давали ей улететь. Я нарисовал это в то утро, когда Катя рассказала мне легенду о жёлтом цветке. Она говорила, что любовь - это дар... Вот он, её дар. Обвил тело бедной птицы и не даёт ей улететь. Не даёт улететь мне!
  
   - На свободу, - ответил я. - Она не привыкла, чтобы её кто-то задерживал. Она боится привязаностей.
  
   - Но к чему она привязана? Что ей мешает улететь?
  
   - Вот что.
  
   Я открыл ящик стола и достал вторую часть рисунка - красивую золотую птицу, от которой тянулись те толстые золотые цепи, о которых так мечтает Катя. Принимая во внимание простоту мышления Кати, я понимал, что она вряд ли заметит в этих рисунках что-то кроме красивых картинок. Она никогда не догадается, что синяя и золотая птичка - это я и она.
  
  - А твоя синяя птичка не пробовала поговорить с золотой? Возможно, после этого цепи сами собой разрушатся?
  
   Поговорить? Нет, синяя птичка и три слова связать не может в присутствии золотой, а тут целый разговор... Цепи уже не разрушить - время смириться.
  
   - Синяя птичка об этом не думала. Она боится, что это может задеть золотую птичку.
  
   - Я думаю, что золотую птичку больше задевает то, что из-за неё кто-то страдает.
  
   Словно на что-то обидевшись, Катя развернулась и ушла. Я же остался наедине со своими рисунками. Цветы, животные, загадочные знаки... Я срывал абсолютно все листки. Обрезанные под корень ногти ужасно болели, пол комнаты превратился в свалку, но я продолжал отдаваться чувствам: кричал, бегал, бился кулаками о стены, оставляя кровавые разводы на рисунках, что ещё не покинули своего места. Что-то внутри меня царапало моё сердце, я ощущал те самые 'золотые цепи'. Вот почему я не могу быть таким же, как Даниэль? Понравилась - сказал, отшила - поцеловал... Всё, на что я способен, - марать листы этими бесполезными картинками, что после моей смерти отправятся на свалку. Рисунки, рисунки, рисунки... Точно! Как же я раньше до этого не додумался.
  

2-24

  
   Мама всегда хвалила мой почерк; говорила, что в будущем я смогу стать секретарём или каким-нибудь писарем. Чистописание действительно всегда было моей сильной стороной. Отыскивая в районной библиотеке и школе разнообразные почерка и шрифты я тратил часы, а порой и дни на их копирование. По сути, этот процесс напоминал рисование. Необходимы те же аккуратность, терпение...
  
   К своим восемнадцати годам я мог подделать любой почерк. В моем арсенале находились десятки разнообразных 'шрифтов'. Минимолистичные, размашистые, витиеватые... Я умел рисовать абсолютно любые буквы, и поэтому всегда занимался всеми плакатами и афишами. И только мой личный дневник знал мой настоящий почерк: мелкий, округлый, с сильным нажимом.
  
   Для анонимных писем Кате я выбрал классический шрифт: ровные прописные буквы с лёгким наклоном вправо. От того, что я выводил надписи чёрной перьевой ручкой на пористой бумаге, записки напоминали средневековый документ или тайное письмо королевы к любовнику.
  
***
  
   В вечер, когда я послал Кате свою первую записку, она неожиданно появилась на моём пороге. Как всегда излучая волны радости и позитива, она неуверенно застыла у моей двери. Глядя на неё из окна, я отметил, что она совсем слилась с обитателями цирка: её простое лёгкое платьице соседствовало со сценическим макияжем и залаченными холодными волнами. Когда я впустил её в комнату, Катя рассказала, что сбежала от своих пьяных друзей и теперь ищет, где бы пересидеть вечер. Сам не понимая как, я предложил ей переночевать у меня.
  
   - Я, конечно, очень рада твоему предложению, - ответила, улыбаясь, Катя, - но принять его не могу. Даниэль может неправильно всё понять. Так что я просто немного посижу у тебя, можно?
  
   - Конечно. Без вопросов. Моя комната в твоём распоряжении.
  
   Катя принялась рассматривать мои вещи. Когда в её тонких руках оказалась та самая перьевая ручка, которой я писал ей записки, я немого испугался: а вдруг догадается? Но когда она безразлично отложила ручку в сторону и открыла блокнот с рисунками, я вздохнул с облегчением: пронесло. Дабы успокоить нервы, я взялся за любимую работу - открыл альбом и начал рисовать Катю. Рассматривая мои сумасшедшие рисунки, девушка мило улыбалась, что заставляло слегка подниматься уголок моего рта.
  
   - Я действительно так выглядела? - спросила Катя, заглядывая в мой альбом. Её лицо было настолько близко ко мне, что я чувствовал её тихое дыхание на своей руке.
  
   - Да... Ты очень милая, когда улыбаешься!
  
   - Что ж, спасибо...
  
   Катя протянула руку к моему лицу. Борясь с огромным желанием отстраниться, я сглотнул и заглянул в её глаза. Я решил побороть свои эмоции и 'заглянуть страху в глаза'. Весёлая, временами инфантильная, Катя тоже в миг стала серьёзной. От части напугано, её взгляд изучающе бродил по моим волосам. Однако мои глаза, как магнитом, притянули её внимание, и она застыла на месте.
  
   'Ну, давай же! Поцелуй её. Ты ведь об этом мечтаешь?..'
  
   За те недолгие три секунды, что наши глаза изучали внутренний мир друг друга, мой мозг накидал до тысячи аргументов, почему я должен решиться на первый шаг. Каждая клеточка моего тела кричала о том, как мне необходимо сдаться, сердце бешено колотилось.
  
   Когда я уже был не в силах сопротивляться, дверь вдруг распахнулась, и в комнату ворвался взбешённый Даниэль. Он кричал на Катю, и той пришлось увести его домой.
  
   - Пока... - шепнула она на прощание, помогая Даниэлю выйти. Как и прежде, Катя оставила меня наедине со своими эмоциями и рисунками...
  
***
  
   С тех пор я больше не разговаривал с Катей. Окончательно заняв позицию её верной тени, я общался с ней только посредством анонимных записок. Несмотря на то, что во многих из них я оставлял тонкие намёки на моё авторство, прима цирка Чудес, непревзойдённая Кэтлин Бесстрашная, никак не могла понять, кто же так интересуется её жизнью. А ведь я не просто интересовался - я жил её жизнью. Огромная толстая тетрадь, стоящая на моей книжной полке, вмещала в себя полное досье гражданки Фирсовой Екатерины Андреевны 19ХХ-го года рождения. Любимый цвет, книга, распорядок дня - казалось, не было такой вещи, которую я бы о ней не знал... Чёрт! Я даже запомнил все её платья. Моим любимым было голубое. Когда она, улыбаясь, кружилась под ярким солнцем, его воздушная юбка, словно море, заполоняла всё вокруг. Жаль только, что рядом с ней в такие моменты всегда был Даниэль.
  
   Даниэль... Как же я его ненавижу. Пафосный петух, по которому давно плачет огромная секира. И что только Катя в нём нашла? Он же вообще её не понимает. Когда она улыбается и дурачится, он строго одёргивает её. Когда она ведёт его гулять в лес, он брезгливо сторонится деревьев и комаров, а через несколько минут утаскивает её к цивилизации. Он ненавидит снег, дождь, ветер... Про романтику я вообще молчу. А ведь милые глупости и разные безделушки так необходимы барышням вроде Кати.
  
   Однако всё-таки существовала одна пустая страница в книге под названием 'Екатерина Фирсова' - её прошлое. Кто она, откуда? Есть ли у неё родственники? Что заставило счастливую на первый взгляд девушку покинуть родной дом и пуститься в путешествие размером в жизнь?.. После появления в цирке Кати в моей голове возникло слишком много вопросов, на которые я отчаянно пытался найти ответы. Но, к сожалению, ни архив Александра Михайловича, ни разведка в лице разнорабочей Сони мне в моём расследовании не помогли - никто ничего не знал. Жизнь Кати до появления в цирке Чудес оставалась белым листом.
  

2-25

  
   Это была поразительно спокойная ночь. Даже прохладный летний ветерок взял перерыв, отчего всё вокруг застыло в бездвижье. В этой мёртвой тишине я так крепко заснул, что не сразу ощутил чьё-то присутствие. Когда кто-то обнял меня, я проснулся. Обладательница недурственных форм, прижатых к моему плечу, одной рукой крепко обнимала мой торс, а другой играла с моими волосами. Тяжёлый аромат дорогих духов разрывал летнюю духоту, мягкие локоны щекотали обнажённую кожу. Волны мурашек устроили гонки на моей разгорячённой спине.
  
   Я попытался спросить, кто здесь, но изящный наманикюренный пальчик остановил меня.
  
   - Тише, - произнёс до боли знакомый женский голос. - Ничего не говори, просто молчи.
  
   Девушка прильнула к моей груди. Я прислушался к её просьбе и замолчал. Все слова, что я мог бы сказать, застряли, словно рыбная кость, в горле - она здесь. Такая желанная и недосягаемая Катя прямо сейчас спокойно лежала у меня под боком. Её руки бродили по моему животу. Где-то в темноте я слышал её тихое дыхание...
  
   Когда Катя резко перекинула ногу через мой торс и наши взгляды встретились, я не на шутку разволновался. Меня пугала такая близость наших тел, пугали искорки в её глазах... Когда её мягкие губы коснулись моих, я словно провалился в транс - в ушах что-то затрещало, всё тело напряглось. Однако Катя оказалась сильнее - настойчиво впиваясь в мои губы, она начала снимать с меня футболку. Я догадывался, чего она хочет, - не маленький уже - и это меня пугало. Несмотря на то, что я был двадцатилетним парнем, я никогда не думал об этом. Нет, я не дефективный - я другой, не такой, как остальные парни моего возраста. Просто меня интересовали людские особенности, а не их идеальные тела. Мне было интересно наблюдать за россыпями веснушек, необычными родинками, милыми улыбками, обнажающими неровные зубы, а не за тощими курицами с талиями без грамма жира и накаченными телами. Каждого необычного человека мне хотелось запечатлеть на листке бумаги, а не изнасиловать...
  
   Но Катина настойчивость пробудила во мне что-то новое - животный инстинкт, скрывавшийся за неуверенностью и безразличием. Я уже не мог с собой совладать. Я хотел блондинку, раскинувшуюся подо мной на кровати.
  
***
  
   Она в моей постели. Да, она и раньше ночевала у меня... Но сегодня всё по-другому. Это утро особенное. При виде её спутанных волос, распластавшихся по подушке, хрупкого тела, свернувшегося клубком под тонким одеялом, я невольно улыбался. Улыбался широко и искренне, свободно проводя рукой по её талии, прижимая к себе. Интересно, что она скажет, когда проснётся? 'Привет'? 'Ты прикольный'? 'Давай встречаться'?.. Зачем гадать? Надо просто её разбудить.
  
   - Доброе утро, - сказал я, поцеловав её обнажённое плечо. Потянувшись, Катя открыла глаза. Я ожидал, что она улыбнётся или хотя бы поздоровается со мной... Но на деле, Катя быстро вскочила с кровати и принялась одеваться. Она старалась сделать всё очень быстро, и поэтому выглядела очень смешной. Глядя на то, как она путается в пуговицах на блузке, я предпочёл ей не мешать. Наверное, её вчерашняя храбрость прошла и теперь она стесняется своей наготы.
  
   Когда Катя взяла чемодан и приблизилась к дверям, мой мир перевернулся - неужели я ошибся? Неужели она просто использовала меня...
  
   - Катя, - позвал я, - может, позавтракаем... Вместе.
  
   Остановившись, Катя обернулась. На лице её была надменная улыбка.
  
   - Если хочешь, можешь позавтракать, но без меня.
  
   Её устрашающая улыбка и реплика, как ножом, ударили по моему сердцу. Однако я не оставлял попыток. Схватив её за руку, я прошептал:
  
   - А как же всё, что между нами было? Как же мы?
  
   - Спасибо, - улыбаясь, ответила Катя, - было круто. Но никаких 'нас' нет и не будет. Ещё раз благодарю, что помог, друг.
  
   Вырвав свою руку из моей ослабевшей ладони, Катя ушла. Я ещё долго смотрел на закрытую дверь. 'Друг'... Это простое слово, приносящее стольким людям радость, словно осколок зеркала из сказки про 'Снежную Королеву' застрял в моём сердце. С каждым вдохом он все глубже и глубже проникал внутрь меня, причиняя невыносимую боль. Мне казалось, что после очередного вдоха моё сердце не выдержит и разорвётся на части. Но нет, как назло, я продолжал жить. Жить с мыслью, что Катя меня использовала.
  
***
  
   Какая же всё-таки загадочная вещь человеческая душа... Я всем сердцем ненавидел Катю, но продолжал следить за ней. Вот почему? Почему, зная, какая она сука, я не могу и дня спокойно прожить, не увидев её золотистые локоны? Почему я продолжаю рисовать её портреты? Почему схожу с ума, вспоминая запах её духов, изгибы талии под своей рукой?..
  
   Я стоял за кулисами и с ненавистью смотрел на красивую девушку в серебристом наряде. Грациозно двигаясь по длинному канату, натянутому где-то под потолком, она заставляла одну часть зрителей рукоплескать ей, другую - нервно грызть ногти. Люди... Они завороженно следили за каждым её движением, боготворили ловкую диву. Для многих из этих девочек в зале она - пример для подражания. Почти для всех мужчин и мальчиков - недосягаемая мечта... Глупцы. Они просто не знают, какая она на самом деле...
  
   - Ах!
  
   До меня донеслись чьи-то крики. Мимо меня пробежали Александр Михайлович, Карина, Даниэль и Мартин. Я не понимал, что происходит, - задумался и отвлёкся от представления. Когда я взглянул на арену, моё сердце ушло в пятки - на ярко-красном полу лежала Катя.
  

2-26

  
   Когда я увидел лежащую на полу Катю, земля ушла из-под моих ног. Я ещё не знал, что с ней, - столпившиеся циркачи загораживали обзор, - но понимал: ничего хорошего. Пошатнувшись, я схватился за ближайшую деревянную балку. Картинка перед моими глазами стала ходить ходуном. К горлу подступил противный комок.
  
   В это время Даниэль и Мартин подхватили Катю и поспешили скрыться в складках шатра, с противоположной от меня стороны. Стеснённая узким платьем и высокими каблуками, за ними засеменила, словно в народных танцах, Карина. Александр Михайлович остался на арене, успокаивать публику. Весело улыбаясь, он объяснял, что так было задумано и с Кэтлин Бесстрашной всё хорошо. Предложив зрителям купить сувениры, директор подождал, пока все выйдут, а затем скрылся за той же шторой, куда унесли Катю. И хоть Александр Михайлович пытался выглядеть убедительно, по его нервно бегающим глазам и высоким ноткам в голосе я понял: с Кэтлин Бесстрашной не всё хорошо.
  
   Сорвавшись с места, я побежал вдоль опустевшего зала. Резкий свет прожекторов хлестал по глазам - в спешке никто не позаботился о том, чтобы выключить свет. Противная тишина давила на уши. Пустой шатёр создавал иллюзию бесконечности, словно ты бежишь в невесомости. И хоть всю арену можно было перебежать за секунд тридцать, мне казалось, что я белка в колесе: всё бегу и бегу к какой-то призрачной цели, всё время уходящей из-под носа.
  
   На середине шатра я остановился. Меня привлекло неестественное изменение цвета пола. Присмотревшись, я понял, что это, и побежал ещё быстрее - на ярко-красном покрытии блестела небольшая лужа крови.
  
   Когда я ворвался за кулисы, там царил хаос. На куске синего бархата, использовавшегося как реквизит фокусника, лежала Катя. На фоне переливающего серебристого костюма и ярко-красных губ её кожа выглядела ещё бледнее. На пепельных волосах и теле виднелись пятна крови; голова и бедро были наскоро забинтованы. Сбоку от неё сидела Карина. Заливаясь слезами, она крепко сжимала ослабевшую руку подруги. Позади неё стоял Мартин. Положив одну руку на плечо Карины, он с серьёзным видом смотрел куда-то вдаль. В его глазах нельзя было прочитать, волнуется он за Катю или за Карину, или о чём вообще думает. Ясно было только одно - то, о чём он думает, очень его беспокоит. Чуть поодаль стоял Александр Михайлович. Он остервенело набирал номер на дряхлом дисковом телефоне. С каждой неудачной попыткой набрать номер на бедный телефон обрушивалось всё больше и больше гневных ударов. Рядом обеспокоенно ходил Даниэль. Глаза его горели ярость, и, казалось, этот парень сейчас разнесёт весь шатёр.
  
   - У меня плохие новости, - сказал директор, оставив в покое дряхлый телефон. Не дослушав Александра Михайловича, Даниэль прописал деревянному ящику удар. На смуглой костяшке выступила кровь. - Связи здесь нет. Нам придётся везти Катю в больницу своим ходом.
  
   - Отлично, я еду с вами, - сказал Даниэль, направляясь в сторону полумёртвой Кати.
  
   - Нет, - возразил директор. - Не пойми неправильно, но нам нужен кто-то менее... менее... менее темпераментный.
  
   Лицо Даниэля в миг изменилось. Он готов был убить Александра Михайловича за такой нелепый отказ. Подскочив к директору, Даниэль напоказ сжал перед его лицом кулак. Вены на его шее вздулись, глаза готовы были выпасть из орбит... Но акробат сохранял дистанцию - никак не решался ударить смирно стоящего начальника. Нужно было срочно спасать ситуацию...
  
   - Я поеду, - вдруг выпалил я. Все удивлённо обернулись и уставились на меня. Почти никто из них до этого абсолютно не замечал моего присутствия.
  
   - Ты-то что здесь забыл? - в хамской манере возмутился Даниэль. - Пошёл отсюда!
  
   - Денис... - задумчиво произнёс директор. - А что, неплохая идея.
  
   - Нет! Нет, этому не бывать! - завопил Даниэль, подскакивая ко мне драться. - Я этого придурка с ней никуда не отпущу!
  
   Грозный кулак начал двигаться в сторону моего носа. Я был не в настроении 'забавляться' петушиными поединками, поэтому увернулся от его удара. Взбесившийся цыган, похоже, не собирался так легко сдаваться - очередной кулак устремился в моё лицо. Снова увернувшись, я заломал драчуну руку и грозно сказал:
  
   - Пока ты здесь играешь в Отелло, твоя Дездемона истекает кровью, и не в твоих интересах сейчас пререкаться!
  
   Пока Даниэль переваривал мои слова, я бережно взял на руки Катю и последовал за Александром Михайловичем. Она была такой холодной и хрупкой, что мне казалось, что я держу на руках ледяную скульптуру. И хоть к неподвижной Кате я прикасался намного чаще, чем к весёлой и здоровой, в этот раз всё было по-другому. Непривычная тишина давила на уши, ослабевшее, словно завядший цветок, тело девушки пугало своей отчуждённостью. Как всегда боясь сломать её тонкие кости, я прижимал Катю как можно ближе к себе, пытался услышать её тихое сердцебиение. Тук-тук... Тук-тук... На секунду мне показалось, что моё бешено бьющееся сердце подстроилось под её слабый и тихий ритм... Главное - не дать тишине окончательно взять верх.
  
***
  
   - Врач! Кто-нибудь, помогите! - позвал Александр Михайлович, когда мы зашли в здание районной больницы. К нам сразу же подбежали несколько медсестёр и врач. С трудом оторвав от себя Катю, я уложил её на каталку. Её кожа казалась совсем прозрачной - настолько она сливалась с белой простынёй.
  
   О чём-то бурно переговариваясь, медики повезли Катю вглубь больницы. И я, и Александр Михайлович побежали следом, но нас очень быстро остановили. 'Ожидайте здесь!' - пригрозила грозная женщина, закрывая тяжёлые двери отделения. Когда огромная каталка с толпой людей в белых халатах окончательно скрылась из обзора небольшого окошка из рельефного стекла в дверях, я опустился на ближайшую скамейку. Обхватив голову руками, я закрыл глаза. Картины прошедшего дня сразу же начали атаковать мой бедный, распухший мозг. Я смотрю из-за кулис на представление, Катя весело улыбается зрителям... Катя срывается вниз, парни уносят её за кулисы... Лужа крови на полу, её серебристый наряд, заляпанный кровью, платиновые волосы с алыми разводами...
  
   -...Это срочно, - говорит медсестра, вышедшая из отделения. Я не услышал всей фразы и прошу её повторить. Она говорит: - Пациентка потеряла много крови, необходимо переливание. Есть кто-нибудь со второй отрицательной группой крови?
  
   - Куда нужно идти? - спрашиваю я, закатывая рукав рубашки. Только сейчас я замечаю, что вся белая ткань покрыта пятнами крови. Её крови.
  
  - Сюда, пожалуйста.
  
   Медсестра отводит меня в палату с неприятной грязно-белой плиткой. В ней две железные кровати, перегороженные шторкой. Даже не видя, кто второй пациент, я понимаю - по ту сторону она. Как в тумане, я ложусь на свободную кровать. В нос бьёт острый запах спирта, крови и таблеток. Когда медсестра вводит в мою вену иглу с трубкой, я отвожу глаза в сторону. Через секунду я уже вижу, как моя кровь по тоненькой трубочке медленно движется в пакет, а затем за шторку, где лежит ничего не подозревающая Катя. Поддаваясь головокружению и тошноте, я откинул голову на подушку и уставился в грязный потолок. Ну всё, Катя, теперь мы с тобой повязаны до конца жизни...
  
***
  
   - С ней точно всё хорошо? - услышал я сквозь полудрёму голос Александра Михайловича.
  
   - Да, - ответил ему врач, - это большое счастье, что нашёлся человек с такой же группой крови. Сейчас молодой мамочке ничего не угрожает.
  
   Мамочке? Моё сознание мгновенно очистилось, сон как рукой сняло. Я, конечно, подозревал, что они с Даниэлем не просто за ручки ходят, но не настолько же. Да и в последнее время между ними словно кошка пробежала - она даже переехала подальше от него...
  
   - Где я? - прошептала слабым голосом Катя. Я так долго ждал её пробуждения, но решил никак не показывать своего присутствия - может, ещё что-нибудь 'интересное' узнаю. - Что со мной?
  
   - Ты упала во время выступления, и мы привезли тебя в больницу. Но сейчас всё хорошо.
  
   - Да, это нормально - беременные иногда падают в обморок, - вмешался врач. - Но я всё-таки настоятельно рекомендую Вам на некоторое время завязать с выступлениями. Всё-таки семнадцатая неделя, как никак.
  
   Семнадцатая неделя... Семнадцатая неделя... Эти слова, словно огромный молот, били по моим барабанным перепонкам. Я не слышал ничего, кроме этих слов, ведь именно четыре месяца назад Катя пришла ко мне ночью... Но этого не может быть. Это же было лишь раз...
  
   - Да, без проблем, - донёсся до меня голос Александра Михайловича. Не знаю, почему, но я решил притвориться спящим. Так у меня было меньше шансов напороться на неприятный разговор.
  
   -...Вставай, поехали! - сказал Александр Михайлович, хлопая меня по спине. Я встал с кровати и последовал в коридор. Противная шторка не позволила мне даже краешком глаза взглянуть на девушку, что я так привык носить на руках.
  
   - Ты что-нибудь слышал в палате? - спросил директор, когда мы сели в машину. Когда я соврал, что ничего не слышал, потому что отключился, Александр Михайлович ответил:
  
   - Вот и отличненько.
  
   Не в силах врать ему в глаза, я отвернулся к окну и погрузился в тревожные мысли.
  

2-27

  
   Через пару дней, что я провёл в бесконечных раздумьях, Катя вернулась в цирк. Весело улыбаясь, она демонстрировала всем перебинтованную руку и объясняла, что пока повременит с выступлениями. Гурьба циркачей, окружающих Катю, сочувствовали её несчастью, ведь для них потерять способность выступать - настоящее горе, и пытались подбодрить. Среди таких артистов был и Даниэль. Ревностно, он наблюдал, как все вокруг кружатся вокруг его девушки, заставляя её улыбаться и весело смеяться. Однако когда акробат пробовал приобнять Катю или взять за руку, та ловко уворачивалась, смеряя его ненавистным взглядом. В тот день я окончательно убедился, что между Катей и Даниэлем что-то произошло. Оставалось только выяснить, что...
  
   - Ну что, Соня, выяснила что-нибудь?
  
   - Да, - тихо ответила девушка - на дворе стояла ночь. Спрятавшись в кустах на окраине (ибо я не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как Соня заходит в мой фургон), я слушал её отчёт о расследовании. - Около четырех месяцев назад, как раз в тот вечер, который тебя интересует, между Кэтлин и Даниэлем произошла ссора - Митька слышал шум, доносившийся из её старого фургона. Спустя час она быстро выбежала из дома с чемоданом в руках и направилась к Александру Михайловичу. Это всё, что удалось узнать...
  
   - Хорошо... Я могу как-то тебя отблагодарить? - спросил я. Я всегда предлагал Соне какую-нибудь плату за помощь, но каждый раз она отвечала, что ей ничего не надо. Однако в этот раз всё было иначе.
  
   - Поцелуй меня, - прошептала Соня, опустив вниз взгляд своих больших глаз цвета молодой луговой травы.
  
   - Что? - переспросил я. Может, мне послышалось?
  
   Однако девушка была серьёзна. Откинув за спину копну рыжих волос, она уверенно посмотрела на меня. Лишь лёгкий румянец на её аккуратных щёчках выдавал робость и испуг.
  
   - Я говорю, поцелуй меня, - повторила она, приближая своё лицо к моему.
  
   Я слегка попятился назад. Не сказать, что бы Соня была отторгающей - даже очень наоборот. За те годы, что я знаком с ней, из маленького веснусчатого чертёнка она превратилась в настоящую средневековую ведьму. Эта шестнадцатилетняя девушка могла дать фору любой красотке в дорогой шубе, что приходили к нам в цирк со своими богатыми ухажёрами. Но, наверное, именно то, что я видел становление всей этой дьявольской красоты, наблюдал, как под мешковатыми платьями очерчивается тонкая талия и широкие бёдра, а лицо приобретает взрослые черты, и влияло на моё к ней восприятие. Сколько бы Соне не было лет, как бы взросло она не выглядела - она для меня останется маленькой девочкой, что мыла полы в шатре после представлений.
  
   Увидев сомнение на моём лице, Соня отстранилась. Голова её опустилась на грудь, плечи начали еле видно содрогаться.
  
   - Чем она лучше меня? - Голос Сони дрожал. Мне хотелось обнять, успокоить её, но я понимал - так будет только хуже. - Чем Катя лучше меня? - Соня взглянула мне в лицо. На щеках её даже в сумерках виднелись маленькие хрусталинки слёз. Странно, но я заметил, что её глаза стали ещё красивее - прозрачные, как мокрое стёклышко от зелёной бутылки. - Вот зачем она тебе сдалась?! Она же даже в сторону твою не смотрит! Ходит со своим цыганёнком, который только и делает, что издевается над ней... А тут, - Соня указала на себя. - Всё рядом, всё согласное... - Соня отвела взгляд в сторону. - Я же, как верный пёс, готова ночевать у твоей постели, а не возвращаться только тогда, когда что-то нужно... Просто вспомни, когда она последний раз приходила к тебе поболтать ни о чём. Вспомни, когда она интересовалась, как у тебя дела, что нового ты нарисовал... Так чем же она лучше меня?
  
   Соня уставилась на меня, ожидая ответа. Глаза её окончательно покраснели, всё лицо блестело от слёз. То ли от холода, то ли от нервов, плечи её содрогались. Даже ветер перестал беспощадно рвать последнюю листву с деревьев, создав выжидающую тишину.
  
   - Чем ты лучше Кати? - начал я спокойно, с лёгкой усмешкой, говорить. - А чем Даниэль лучше меня? Почему Катя каждый раз выбирает его?.. А я тебе скажу, почему: всё дело в чувствах. Любовь, как старый рубильник, - никогда не знаешь, ударит ли тебя током. Но если это произошло, и электрический заряд прошёлся по телу, - твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Ты будешь страдать, рвать на голове волосы, вгрызаться до боли в зубах в подушку, но желать этого человека. Любовь будет растекаться словно яд по твоей крови, заставляя каждую клеточку твоего тела гореть... И от этого нет ни иммунитета, ни антидота... Так что, да, я могу поцеловать тебя, но никому из нас двоих это не принесёт удовлетворения. Поверь моему опыту: если ты действительно испытываешь ко мне чувства, это убьёт тебя. Медленно и больно, воспоминания о случившемся будут разъедать твой мозг, истезать тело и выворачивать душу наизнанку, обдавая её ледяным потоком, пока не добьются своей цели - смерти... - Глядя в её напуганные глаза, я задал свой последний вопрос: - Хочешь ли ты после всего этого принять свою дозу яда?
  
   Отпрыгнув от меня, как от чумного, Соня побежала в сторону дома. И я понимал её испуг - мне самому от этой речи было не по себе. Но я не врал и не разыгрывал спектакль. Я просто объяснил этому несмышлёному существу, как губительно мы любим.
  
  - Ден, - позвала Соня, обернувшись в нескольких метрах от меня. - Знаешь, чем ты лучше Даниэля?.. Ты бы никогда не причинил боли человеку, которого действительно любишь.
  
   Через несколько секунд ранние осенние сумерки окончательно скрыли в своих объятьях маленькую фигурку с огромной копной огненно-рыжих волос. Взглянув на большую белую луну в пепельном небе, я побрёл домой писать письмо своему личному виду смертельного яда с красивой улыбкой.
  

2-28

  
   Не знаю почему, но Катя отгородилась от всего мира, закрывшись, словно затворница, в своём фургоне. Про её положение знали только три человека: она, Александр Михайлович и я. Для людей непосвящённых великолепная Кэтлин Бесстрашная получила сложный перелом и отсиживалась на больничном. Что поражало меня больше всего, так это то, что даже Карина, её лучшая подруга, попала в категорию тех самых 'непосвящённых'. Хотя о том, что я всё знаю, Катя тоже не догадывалась - ей так и не удалось вычислить, кто же такой загадочный Аноним. Спустя месяцы она сдалась и предложила быть друзьями. Не имея другой возможности общаться с кем-то из своих сверстников, Катя наладила со мной переписку - никогда не встречаясь лично, мы оставляли письма друг другу под старым дубом. Писать можно было о чём угодно. Условие было только одно: я не интересуюсь её прошлым и личной жизнью, она - моей личностью.
  
   Так мы и разговаривали о книгах, искусстве, музыке... И хоть Катя оказалась сторонником позиции 'Живи здесь и сейчас', и это мне в ней безумно нравилось, один запрещённый вопрос вечно кружил вокруг меня, когда я писал ей письмо: а что будет дальше? Вспоминая своего шумного младшего брата, я не мог представить, как она собирается скрывать всё дальше. Ребёнок - не глупая татуировка или срамная болезнь. Орущего младенца не спрячешь в шкафу или под кроватью. Трёхлетнему сорванцу не объяснишь, что нельзя прыгать, бегать и гулять среди людей... Если она, конечно, не собирается сдать его в приют...
  
   С каждым письмом мои теории становились всё безумнее и безумнее. Приют... В пруд, как мешок с котятами... В костёр, пока никто не видит... Я сам поражался тому, насколько плохо могу думать о той, кто когда-то казалась для меня святой.
  
   Понимая по письмам, как трудно и одиноко Кате, я нашёл только один выход из ситуации: свести мать и отца этого не родившегося малыша.
  
   Всё прошло без сучка и задоринки. Вытащить в нужный час в лес пьяного Даниэля (после расставания с Катей с бутылкой его можно было увидеть чаще, чем на тренировках) оказалось легче лёгкого: стоило только кинуть снежок в его окно. Взбешённый акробат даже куртку застегнуть не успел - так и выбежал, по зимним меркам, полураздетым из дома. Применив свои навыки невидимости, я подвёл его к тропинке, по которой Катя обычно ходила к старому дубу с письмами. Оставив Даниэля утопать в белом снегу, я поспешил домой - настолько больно было смотреть на другого, а тем более Даниэля, рядом с Катей.
  
***
  
   Мой поступок действительно пошёл на пользу обоим родителям: улыбки Даниэля и Кати сверкали ярче самых дорогих прожекторов. Я и сам непроизвольно улыбался, глядя, насколько счастлива была Катя, когда первый раз вышла на улицу днём; как сверкали её глаза, отражая костёр, разведённый по поводу их свадьбы с Даниэлем; какое удовольствие ей приносило снова сидеть на трибунах в цирке и, как на её самом первом представлении, восторженно хлопать. Ради горящего взгляда этих тёплых карих глаз я готов был пожертвовать чем угодно... Даже терпеть вечные издевательства Даниэля.
  
   - Ну что, лохозавр, прощёлкал своё счастье! - издевательски говорил постоянно Даниэль. - Теперь я...
  
   В такие моменты мне просто хотелось, как когда-то, разбить в кровь эту ухмыляющуюся рожу. Заставить этого противного цыгана блевать зубами и кровью до конца его мерзкой и бесполезной жизни... Но я понимал, что Катя вряд ли будет счастлива, если я изуродую её любимого мужа. С её лица пропадёт та самая счастливая улыбка, ради которой я всё это терплю, а я этого не хочу. Именно поэтому каждый раз, когда Даниэль пытался уколоть меня, я разворачивался и уходил прочь.
  
   - Да куда ты там постоянно спешишь? - окликнул меня пьяный Даниэль, когда я в очередной раз молча ушёл. Не услышав ответа, он схватил меня за плечо и резко развернул к себе. Из рук моих на землю упала толстая папка. Множество рисунков разостлалось ковром у ног цыгана. Когда он поднял первый попавшийся листок и обнаружил рисунок его нагой жены, рассверипел окончательно.
  
   - Как ты смеешь рисовать то, чего никогда не видел! - Даниэль схватил меня за грудки, но я продолжал сохранять спокойствие. Цыган сверлил меня своим ненавидящим взглядом, однако я старался не смотреть в его лицо, избегая прямой волны перегара.
  
   - Ну почему же не видел... - сорвалось с моих губ. Я думал, что сказал это про себя, и понял всё только когда увидел злого и красного, как помидор, Даниэля. Отшвырнув меня в сторону, он быстро куда-то направился. Я же занялся рисунками. Пялиться на голую Катю всему цирку было вовсе не обязательно.
  
   Тогда я даже не подозревал, к чему приведёт эта нечаянно обронённая фраза...
  
***
  
   За окном хлестал дождь, выбивая какую-ту загадочную мелодию на окнах моего фургона. Поймав волну вдохновения, я сидел за столом и рисовал очередной 'шедевр', когда в дверь кто-то постучал. Спрятав работу в шуфлядку стола, я поспешил открыть дверь.
  
   На пороге стояла Катя. Волосы прилипли к голове, тоненькое платье промокло насквозь. Вместо лица была какая-то непонятная каша из крови, синяков и растёкшейся туши. Посиневшими руками она прижимала к груди маленький, периодически похныкивающий, свёрток.
  
   - Привет! Впустишь? - спросила Катя.
  
   'Она что, издевается?! Как я могу не впустить её?'
  
   - Да, конечно.
  
   Пока Катя шла к кровати, я сбегал в ванную и принёс большое махровое полотенце. Когда я принялся растирать её волосы, та стала уворачиваться. Её собственное состояние волновало её намного меньше, чем здоровье дочери. Только когда Иришка, а именно так, насколько я знаю, звали её дочь, оказалась тепло укутана, мне удалось уговорить Катю пойти в душ и смыть всю кровь.
  
   - Иди. Я посижу с ней, - сказал я Кате, присаживаясь рядом с Иришкой. Только увидев, что её дочь в безопасности, Катя позволила себе удалиться.
  

2-29

  
   Я смотрел на то, что копошилось в огромном полотенце рядом со мной. Махая маленькими ручками, Ириша напугано переводила взгляд из стороны в сторону. Когда я придвинулся поближе и заглянул в её красивые, как у матери, карие глаза, малышка успокоилась. Сосредоточенно наблюдая за каждым моим еле видным движением, Ира грызла дёснами крошечные пальчики на руке. Я вспомнил, как когда-то так же смотрел на Тёмку. В свои полгода он так смешно морщил носик...
  
   Неожиданно мне захотелось взять Иришу на руки. Робко протянув руку к маленькому комочку, я застыл в ожидании. Иришка отбросила своё увлекательное занятие и протянула ко мне ручки. По сравнению с моей огромной 'лапой' её ладошка казалась крошечным атомом. Тёплым и приятным атомом...
  
   Когда я бережно поднял Иришку с кровати и уложил на локте, та повеселела. Глядя в мои серьёзные глаза, она улыбнулась, обнажив ряд розовых дёсен. Закон матери 'Улыбайся в любой ситуации' Иришка усвоила быстро. Однако её улыбка не была похожа на Катину. От Даниэля в этих мило растянутых губах и ямочках было ещё меньше. У меня складывалось такое впечатление, что я уже где-то видел эту улыбку...
  
   За раздумьями меня застала Катя. Выйдя из ванны, она, слегка улыбаясь, наблюдала за мной и Иришкой, которая успела заснуть. Аккуратно переложив малышку на кровать, я последовал за Катей на кухню. Там я достал небольшую железную банку, в которой хранил йод и бинты. Стараясь причинять Кате как можно меньше боли, я обрабатывал её раны. По тому, как Катя сжимала кулаки и закусывала губу, было видно, что процедура не доставляет ей удовольствия. Однако то, что она не визжала, как прежде, заглушая все звуки вокруг, показывало, насколько повзрослел этот вечный ребёнок.
  
   - Расскажи мне, что случилось? - попросил я, разбавляя тишину.
  
   - Мы поссорились с Даниэлем из-за... Неважно из-за чего. Он был очень пьян и зол и... Он побил меня.
  
   'Да как он посмел! - пронеслось в моей голове. - Вот сволочь! И зачем я только их свёл?'
  
   - А потом он пошёл к Ире, и я... - продолжала девушка, жмуря глаза. - Я, кажется, убила его бутылкой!
  
   Катя заплакала. Дабы успокоить её, я нежно сжал ее пораненную руку. Мне так хотелось сказать ей: 'Катюша, этот урод не стоит твоих слез. Ты правильно сделала, что убила его. Я бы и сам это сделал, если бы он не был твоим мужем...' Но на деле я мог лишь смотреть в её прекрасные заплаканные глаза, не решаясь дотронуться до её израненного тела. При виде её в таком немощном состоянии я еле сдерживался, чтобы не вскочить с места и прямо сейчас не сбегать к ней фургон. Уж там-то я отыгрался бы на Даниэле... Всё-таки это я виноват в том, что этот боксёр оказался рядом с ней, Катей, снова.
  
   От 'игры в гляделки' нас отвлёк плач Иришки. Пока девушка суетилась со своей дочерью, я залез в шкаф и нашёл ей одежду. Моя кофта как раз сгодилась ей за платье. Когда я увидел её в моей комнате, в моей одежде, в моей кровати на меня нахлынули воспоминания. Я вдруг вспомнил, как первый раз привёл ее домой, когда нашёл пьяную в лесу. Вспомнил, как страшно было к ней прикасаться, потому что мне казалось, что я несу на руках не девушку, а маленького котёнка - настолько легко у неё прощупывались все кости... Вспомнил, как тихим летним утром она убегала через весь цирк в одной моей рубашке.
  
   - Ну, спокойной ночи, - сказал, как на автомате, я и пошел к письменному столу.
  
   - А ты? - удивлённо спросила Катя.
  
   - А я переночую за столом. Мне всё равно не привыкать... - 'Знала бы ты, Катя, сколько ночей я провёл за этим столом, выводя чёрной ручкой послания к тебе...'
  
   - Нет, так не пойдёт. Ложись рядом.
  
   Катя отодвинулась в сторону и похлопала рукой по пустому месту на кровати. Я не хотел ложиться, потому что каждый раз, когда я засыпал рядом с ней, наутро оставался один. Я не хотел снова повторять эту пытку. Не хотел всю ночь вдыхать запах её волос и чувствовать её сонные прикосновения, а наутро наблюдать, как она захлопывает перед моим носом дверь... Нет, больше такое не повторится!
  
   Под Катины уговоры я безразлично лёг в постель, обдумывая свой безумный план.
  
***
  
   Идея убить Даниэля, пришла мне в голову давно: ещё когда он первый раз отпустил нелестное высказывание о Кате. Топчась с тех пор на задворках сознания, эта мысль лишь изредка напоминала о себе, вызывая приступы бешенства. Однако до того момента, как я увидел избитую Катю, плачущую на моей кухне, идея устранения цыгана была не больше, чем пустыми словами, вроде: 'Эта сигарета точно последняя' или 'С завтрашнего дня начну худеть'.
  
   Теперь же я на полном серьёзе решил закончить начатое Катей - убить Даниэля.
  
   Тихо, чтобы не разбудить Катю и Иришку, я встал с кровати и пошёл на кухню. Приготовив свой самый большой и острый кухонный нож, я достал коробку с красками для гримма. При свете тусклой лампы, стоящей на кухонном столе, я уверенно покрывал своё лицо белой краской. С каждым прорисованным штрихом зловещей улыбки, с каждым новым нарисованным контуром вокруг глаз мои сомнения отпадали - маска клоуна всё ещё продолжала работать безотказно.
  
   Когда все моё лицо покрыл толстый гримм, я окончательно превратился в грустного клоуна Дена Несмеющегося, который не собирался останавливаться. Взяв своё блестящее оружие, беспощадный клоун Ден отправился вершить правосудие.
  

2-30

  
   Жуткий ливень, что властвовал над цирком ещё час назад, закончился, оставив после себя огромные холодные лужи. В воздухе витал приятный запах сырости. Прохладный ветерок заставлял вставать дыбом волосы на моих голых руках, но я был слишком занят, чтобы обращать внимания на такие мелочи. Словно берсерк, я завёл свой механизм злости, отключив все эмоции кроме одной: мести. Я даже не замечал промокших ног - так и продолжал ступать по лужам, не имея желания даже на сантиметр отступать от нацеленного пути.
  
***
  
   Даже не думая стучать, я распахнул дверь фургона, находившегося напротив моего. Взглядом опытного охотника я осмотрел разрушенную комнату. Среди осколков некогда счастливого быта я пытался отыскать свою жертву - Даниэля.
  
   Долго искать его не пришлось: акробат сидел на полу, прислонившись к комоду. В руках у него была початая бутылка коньяка. Отхлёбывая прямо из горлышка, он безумными глазами смотрел перед собой.
  
   - О, кого я вижу!.. - протянул весело Даниэль, когда я молча возник перед ним. Вблизи он выглядел ещё отвратительнее: рубашка порвана, волосы прилипли к голове, в глазах ни тени души - только пьяное сумасшествие.
  
   - Что, пришёл порубить мне салатик? - спросил Даниэль, увидев в моей руке нож. Не дождавшись от меня реакции на шутку, он залился безумным смехом. Было непонятно, веселится он или плачет. Около минуты я ждал, пока он успокоится.
  
   - Ну, и зачем ты пришел? - спросил Даниэль, отхлёбывая из бутылки. Я снова молчал. - Поиздеваться? - Цыган попробовал встать, но был настолько пьян, что не удержался на ногах и, качнувшись, рухнул на пол. - Давай, смейся, грустный клоун! - закричал Даниэль. - Смейся громко и от души - я прогнал её! Прогнал... А знаешь, она уже второй раз оставляет меня одного в своём доме. Вечно эта сука убегает... Что ж ты молчишь?
  
   Даниэль снова попытался встать. На этот раз ему это удалось. Словно неуклюжий медведь, один из самых ловких акробатов Европы шатался из стороны в сторону, держась за моё плечо. Обдавая меня волной тяжёлого одеколона и перегара, Даниэль склонился над моим ухом и начал шептать:
  
   - Думаешь, ты чем-то лучше?.. Нет. Эта сука только о себе и думает. Помяни моё слово, от тебя она тоже убежи-т...
  
   Голос Даниэля дрогнул, глаза расширились - кухонный нож, как в масло, вошёл в его живот чуть ниже рёбер. Через секунду бутылка из рук акробата выпала, громко стукнушись о деревянный пол. Фонтан из стекла и алкоголя заставил меня встрепенуться и вытянуть нож из тела Даниэля. Глядя с мерзкой ухмылкой на свои окровавленные руки, парень попятился назад. Спустя несколько минут жизнь Даниэля Барэда оборвалась.
  
   Оглушающая тишина, наступившая после смерти Даниэля, заставила меня выронить окровавленный нож. Зеркало на стене отражало мое загриммированое, холодно смотрящее на происходящее в комнате лицо. При взгляде на это отражение в моей голове пронеслось: 'Я убил... Пусть и скотину, но я убил. Лишил жизни бьющееся сердце...'
  
   Разбив окровленными кулаками зеркало, я подавил в себе секундную слабость. Затем я подошел к Даниэлю. Засунув нож за ремень его брюк, я обхватил покрепче его запястья. Несмотря на то, что Даниэль спокойно летал под куполом цирка, выделывая головокружительные трюки, 'на подъём' он оказался тяжёлым. Протащив его нелёгкую тушу несколько метров, я понял, что быстро с ним не управлюсь, поэтому отправился к прицепу с хозяйственными принадлежностями.
  
***
  
   Задумчиво перебирая грабли и ненужные балки, я искал самую лёгкую лопату и мешок побольше. Вскоре среди всего этого хлама я откопал небольшую лопату и огромный холщовый мешок. Ночь была в своём зените, поэтому я даже не пытался скрываться: нёс весь этот набор юного могильщика перед собой.
  
   - Денис, - прошептала Соня. Как всегда одетая не по погоде, она бродила среди фургонов, рассматривая их ржавые бока. Я попытался скрыться, но она побежала за мной. - Подожди!
  
   - Что ты здесь делаешь? - спросил я, не оборачиваясь, чтобы она не увидела моего загриммированого лица.
  
   - Тот же вопрос я могу задать тебе, - ответила девушка. - Зачем тебе лопата?
  
   - Кота похоронить, - соврал я, надеясь, что у неё не возникнет подозрений. Похоже, это была не моя ночь.
  
   - Откуда в лесу ночью кот? - усмехнулась Соня. - Денис, не ври мне. Просто доверься.
  
   Сзади послышались тихие шаги. Маленькая холодная рука дотронулась до моей спины. Отпрыгнув от Сони, как от огня, я сорвался с места и побежал. Вслед мне летел тоненький девичий голосок:
  
   - Ну и вали! Только попробуй еще раз прийти ко мне за помощью!
  
   Эх, Соня... К сожалению, в задуманном ты мне помочь не в состоянии.
  
***
  
   Лес всегда был моим самым лучшим другом. Ещё с детства это было единственное место, куда я мог податься. Молчаливые деревья радушно принимали меня в свои объятья, заменяя друзей. Спешащие по своим делам зверушки никогда не задевали меня, стараясь разозлить. В лесу всегда было тихо и спокойно, словно в раю.
  
   Тих и спокоен был лес, и когда я притащил туда тело Даниэля, завёрнутое в грязный холщовый мешок. За то время, пока я транспортировал тело на место захоронения, на поверхности мешка появилось багровое пятно. Словно роза, оно растекалось по поверхности, и я поспешил отвести взгляд.
  
   Выкопав глубокую яму в каких-то незнакомых мне кустах, я скинул туда тяжёлое тело Даниэля. Я не произносил никаких пафосных речей о том, как мне жаль усопшего, и не бросал три пригоршни земли в могилу. Я просто закопал яму, максимально сровняв с землёй одинокий холмик, и ушёл, не оставив никакого опознавательного знака на могиле знаменитого Даниэля Барэда.
  

2-31

  
   Когда я пришёл домой, девочки ещё спали. Тихо пробравшись в ванную, я смыл с себя весь гримм, грязь и застывшую кровь Даниэля. Отстирывать одежду времени уже не было - сквозь шторы на окне начали пробиваться первые лучи восходящего солнца. Поэтому я просто скомкал то, во что превратились мои штаны и футболка, и засунул в щель между трубами и стеной. Свежевыбритый и причёсанный, я надел чистую одежду и, как ни в чём не бывало, пошёл хлопотать по дому.
  
   Для начала, я отыскал в шкафу старую кофту Тёмки, которую случайно прихватил с собой. Прикоснувшись к мягкой синей ткани, я вспомнил улыбку брата... Как мы вместе играли на заднем дворе дома, когда дядя Пётр уходил на работу... И какой надеждой были полны его большие глаза, когда я пообещал когда-нибудь вернуться. Интересно, как он там? Насколько подрос? Чем интересуется?.. Помнит ли ещё меня?
  
   Погружённый в свои мысли, я пошел на кухню. Накинув передник, я подошёл к плите. Кулинар из меня так себе, но пожарить блины я был в состоянии. Однако в это утро абсолютно всё валилось из моих рук. Стоило мне разбить яйцо, как я вспоминал хруст костей Даниэля, когда я сбрасывал его тело в яму. Шипение масла на сковородке было поразительно схоже с предсмертным бульканьем в горле акробата. Какие-либо ножи и острые предметы я и вовсе видеть не мог...
  
   - Доброе утро! - сказала Катя, присаживаясь за стол. Крепкий сон пошёл ей на пользу: лицо, несмотря на множественные ссадины, выглядело свежим и подтянутым. Её растрёпанные со сна волосы были красиво перекинуты на бок, короткая кофта оголяла длинные ноги.
  
   - Да, доброе утро... - ответил я. При каждом взгляде в её глаза я вспоминал прошедшую ночь. Изображения её милого личика и шокированного ударом Даниэля словно накладывались друг на друга, вызывая острую боль в висках. Это заставляло меня отводить взгляд в сторону, повторяя, что всё это - ради её блага.
  
   - Как спалось? - решил спросить я, разряжая обстановку.
  
   - Настолько спокойно, насколько может спасть человек, убивший своего мужа и сбежавший с ребёнком, - ответила Катя, пытаясь преподнести это как шутку. И всё бы ничего - юмор в её положении даже очень хорошо - если бы не одно 'но': Даниэля убил я.
  
   - Да никого ты не убивала, - сказал я, успокаивая её. Для правдоподобности надо было ещё что-нибудь добавить: - Я видел, как он выходил из дома.
  
   Годы работы в цирке не прошли даром - она поверила. Не стала она задавать вопросов и когда я протянул ей кофточку Тёмы. Она вообще сегодня была какой-то нелюбопытной. Раньше она любила закидывать меня кучей вопросов, а теперь молча со всем соглашается. Даже не стала возражать, когда я предложил ей пожить у меня. У меня была такое чувство, что, помимо Даниэля, её гложет что-то ещё: временами посмотрит на меня так, словно хочет что-то сказать, а не решается...
  
***
  
   Очередным ударом по моим психике и совести было посещение фургона Кати. Подкрепившись, мы направились собирать её вещи. Пока Катя кружила среди обломков предметов интерьера и собирала уцелевшие вещи, я неуверенно переминался с ноги на ногу. Иришка на моих руках только подливала масла в огонь. Мне казалось, что её весёлые карие глаза так и кричат: 'Это ты убил моего отца! Ты!' Каждую секунду я с ужасом ожидал, что Катя обернётся и всадит в мою грудь осколок фоторамки. 'Ты думал, я не догадаюсь, кто убил моего мужа?' - с улыбкой прошепчут её губы...
  
   Глядя на осколки бутылки на полу и разбитое зеркало, я окончательно решил: сегодня вечером я во всём сознаюсь.
  
***
  
   Проведя весь день в лесу, собираясь с мыслями, я пришёл домой только вечером. Когда я зашел в фургон, Катя сидела с 'Лунной долиной' на кровати. Она была такой... Уютной.
  
   - Нам нужно поговорить, - сказали мы одновременно. Катя сразу же уступила право говорить первым мне, и мы пошли на кухню - в комнате спала Иришка.
  
   Зайдя на кухню, я бросился к ящику со столовыми приборами. С трудом сдерживаясь при виде большого количества ножей, я откопал на дне штопор. Вскрыв бутылку вина, я занёс руку над Катиным бокалом, но та от алкоголя отказалась. Пожав плечами, я заполнил другой бокал до краёв красной жидкостью. И почему я не мог найти белое вино? Угораздило же меня достать этой 'крови в зелёной бутылочке'...
  
   Осушив залпом бокал, я почувствовал себя легче. Волнение, конечно, не улетучилось, но я уже не так боялся запутаться в словах. Мне уже не было настолько холодно и не комфортно без гримма.
  
   - Катя... - начал я дрожащим голосом. - Прежде чем я скажу тебе то, ради чего затеял все это... - Слова снова застряли у меня в горле и я 'пропихнул' их большим глотком вина. - Я люблю тебя! - Катя хотела что-то ответить, но я остановил её: - Не надо, пожалуйста. Поговорим после. - 'Если ты сможешь говорить', - пронеслось в моей голове. - Так вот... Пойми, что любовь сжигает нас дотла, она накидывает на тебя петлю и беспощадно выталкивает из-под ног табурет. В таком состоянии я и совершил это преступление. Катя... Я убил твоего мужа!
  
   Выпалив последнюю фразу со скоростью света, я замолчал и уставился в Катины огромные глаза. С минуту она не произносила ни слова. Просто сидела, словно парализованная, обхватив плечи руками. В глазах её застыл ужас.
  
   - Ты убил Даниэля? - произнесла дрожащим голосом Катя. С глаз её полились слёзы. При виде этой картины я вспомнил свою мать. В моей голове пронёсся тот вечер, когда я первый раз ударил отчима. Тогда я думал, что мать, как минимум, обнимет меня. Но она упала на пол рядом с человеком, который каждый день изводил её. Она горько плакала, обнимая не меня, её родного сына, вернувшегося спустя год домой, а тирана, который относился к ней, как к вещи...
  
   - Не волнуйся, Катя... - тихо произнёс я, дотрагиваясь до её руки. Я думал, что это поможет ей понять, насколько сильно я люблю её.
  
   Но Катя отстранилась от меня и громко прокричала:
  
   - Не прикасайся ко мне!
  
   Всё её тело бешено дрожало. Истошные рыдания и истерика с каждой секундой становились только сильнее. Я удивлялся, как это маленькое, хрупкое создание ещё не разлетелось на тысячи мелких кусочков от такого напряжения...
  
   Я понимал, убийство - грех. Но ведь я хотел как лучше! Я вовсе не собирался ранить это маленькое сердечко. Я лишь хотел, чтобы Даниэль остался для Кати неприятным воспоминанием из прошлого... Я сделал это, чтобы никто больше не посмел стереть улыбку с её лица!
  
   - Но почему?.. - спросил я, когда Катя снова отстранилась от меня. - Ведь я же хотел, как лучше...
  
   Увидев осуждающий взгляд Кати, я понял - моих стараний она не оценила. Как и моя мать, она отчаянно держится за колючую проволоку. Ржавая железяка глубоко вгоняет в её изящные руки свои огромные шипы, заставляя корчиться от дикой боли. Однако Катя не отпускает боль - она, как к наркотику, привыкла к мучениям и просто не сможет без них жить... Она каждой клеточкой своего тела полюбила боль.
  
   'Вот видишь, - произнёс откуда не возьмись появившийся Даниэль. Вполне реальный, он стоял за спиной у плачущей Кати. На его белой рубашке растекалось кровавое пятно. - Я же говорил: она думает только о себе. Чтобы ты для неё не сделал, она всегда уходит, оставляя после себя руины...'
  
   - Лучше? - спросила, удивляясь, Катя, словно не понимая до этого, что я не из развлечения пошёл на этот шаг. - Теперь ты такой же ублюдок, как Даниэль. Ты - убийца! Я не могу больше находиться с тобой в одной комнате.
  

2-32

  
   Всё прошло как в замедленной съёмке. Разозлившись, Катя вскочила из-за стола и развернулась ко мне спиной, намереваясь уйти. Видимый одному только мне Даниэль громко и заливисто рассмеялся. Между приступами безумного смеха он постоянно повторял: 'Я говорил, я же говорил тебе... Она уходит'
  
   - Нет, - прошипел я в сторону Даниэля и в очередной раз всадил в его мягкий живот большой кухонный нож, удачно подвернувшийся мне под руку. Но это оказался не он...
  
   - Уйди с дороги, убийца! - прокричала Катя. Всё её лицо отражало злобу и уверенность в себе. Я буквально видел вокруг неё языки адского пламени, которым через несколько секунд суждено было угаснуть навсегда, - вокруг рукоятки ножа, торчащего из её тела, уже начинала расцветать кровавая роза.
  
   - Катя... - только и смог я выдавить из себя.
  
   Катя ещё ничего не подозревала. Как всегда живая и активная, она непонимающе смотрела мне в глаза. Однако когда её маленькая ручка скользнула вниз и нащупала рану, девушка сразу переменилась в лице. На смену злости пришёл испуг.
  
   - Катя! Катя! - закричал я, когда её ноги подкосились и она рухнула вниз. Поймав Катю в воздухе, я уложил её на свои колени. Глядя, как потухает единственный огонёк, освещавший моё бренное существование, я не мог сдержать эмоции. Крепко сжимая Катю в своих объятьях, я плакал и кричал от боли, будто это моё тело пронзило острое лезвие. Сейчас я уже не боялся сломать её хрупкие кости. Я был готов переломать все её, и свои в том числе, позвонки, лишь бы смертоносная красная роза не расцвела полностью на её тоненьком голубом платье, которое я когда-то так обожал.
  
   - Не уходи! Слышишь?! - умолял я, срывая голос до хрипоты. - Не оставляй меня одного!
  
   Но Катя перестала бороться. Её руки беспомощно повисли. Голова, если бы я не придерживал её, запрокинулась бы назад. Заплаканные карие глаза глядели куда-то сквозь меня. Её бледная кожа почти слилась с мягкими платиновыми волосами, отчего трудно было понять, где начинается линия роста волос.
  
   Но даже на пороге смерти на её посиневших губах была улыбка. Слабая, дрожащая, измученная, но тёплая и лучезарная улыбка, которая привлекла меня в нашу первую встречу.
  
   - Я не хочу быть один! - прокричал я, но голос мой настолько осип, что это прозвучало, как шёпот.
  
   - О-о-о... - протянула Катя. Когда она попыталась засмеяться, из её горла вырвался кашель. Тоненькая струйка крови стекла из уголка её рта. - Ты не один... Ира... твоя... дочь!
  
   - Что? - кричу я, не осознавая смысла сказанного. Но Катя уже не слышит меня. Ее сознание уже где-то далеко-далеко.
  
   На миг я застываю в её неподвижных счастливых глазах. Мне всё ещё кажется, что вот-вот она протянет свою тёплую руку к моему лицу, проведёт по щеке и скажет: 'Всё хорошо. Мне уже не больно. Всё прошло'. Весёлая улыбка озарит её лицо, и я помогу ей подняться с пола. Игриво схватив за руку, Катя утащит меня на улицу, где закружится в быстром танце. Блондинистые локоны будут переливаться всеми оттенками золотого под лучами солнца, длинные полы голубого платья - легко разлетаться вокруг её тонкой талии, словно лепестки заморского цветка. Её большие глаза будут сверкать от радости, как никогда прежде. И мне не захочется её останавливать. Я буду бороться с сильным желанием присоединиться к ней. И вот её тонкие белые руки окажутся в моих, и я, отбросив все комплексы, словно маленький ребёнок, закружусь в танце, глядя в её карие глаза.
  
   Но в реальности всё не было похоже на красивую сказку о любви, что нам рассказывали в детстве перед сном. Я сидел на холодном полу, прижимая к себе красивую блондинку. Её нежная кожа холодна, как лёд, маленькое аккуратное личико - белое, как снег. Длинное голубое платье, словно озеро разлившееся вокруг ее точёной фигуры, залила красная, как вино на столе, кровь. В её стеклянных карих глазах застыла какая-то таинственная радость. С посиневших, словно от холода, губ срывается одно-единственное слово:
  
   - Прощай...
  
***
  
   Катя умерла. Я понял это, когда припал ухом к её груди. Маленькое сердечко больше не билось. Воздух перестал поступать в лёгкие. Жизнь Кэтлин Бесстрашной закончилась на холодном полу моего фургона.
  
***
  
   Когда ко мне пришло осознание того, что Катя больше никогда не улыбнётся, эмоции обрушились на меня, словно снежная лавина. Я бегал по комнате, кричал, бил кулаками о стены. При помощи огромного куска арматуры, который я хранил на случай, если придется защищаться от грабителей, я разгромил почти всю комнату. Стул, шкаф, посуда... Я бил абсолютно всё, что попадалось мне под руки, не слыша ни единого звука, кроме... плача. Тихого детского постанывания откуда-то издалека.
  
   'Ира... твоя... дочь!' - возникли в моей голове последние слова Кати.
  
   - Ира... - прошептал я. Проверить подлинность слов Кати можно было только одним путём: у всех Стригановых на задней стороне плеча есть небольшое родимое пятно. Оно есть у меня, было у моего отца, дедушки, прадедушки... У моего ребёнка оно тоже должно обязательно быть.
  
   На цыпочках я приблизился к маленькой девочке, лежащей в моей постели. Морща свою красную мордочку, она надрывно плакала, призывая кого-нибудь к ней подойти. Заметив меня, Ира успокоилась. Спокойным и сосредоточенным взглядом она наблюдала за каждым моим движением. Аккуратно оттянув ворот распашонки, я ахнул: знакомое пятнышко красовалось на мягкой коже малышки. В этот момент Иришка улыбнулась своей фирменной улыбкой, и я наконец-то понял, где видел эти ямочки в уголках губ: именно так мы выглядели с отцом, когда дурачились у зеркала.
  
   Неожиданно вскрывшаяся правда больно резанула по моему израненному сердцу. Так больше не могло продолжаться. Я должен покончить с этой историей!
  
   Взглянув на бледную девушку, лежавшую на кухне, я положил Иру на кровать и подошёл к столу.
  

3-33

  
   Подойдя к своему письменному столу, я обнаружил, что мне не на чем сидеть - обломки стула валялись в нескольких шагах от меня. Притащив из кухни огромное жестяное ведро (для этого мне снова пришлось перешагнуть через Катю), я уселся на него и принялся наносить гримм. Для исполнения плана мне были необходимы холод и непоколебимость грустного клоуна Дена.
  
   Когда из разбитого зеркала на меня взглянул безразличный убийца, мне стало легче. Конечно, боль об утрате все ещё противно ковыряла моё сердце. Но я словно отгородил сердце от мозга толстой кирпичной стеной. В таком состоянии я мог, как робот, исполнять задуманное.
  
   Изложив все мотивы преступлений в своём дневнике, я положил его рядом с Иришкой. При взгляде на... дочь я всё ещё испытывал странные эмоции: мне не верилось, что эта крохотная девчушка моё продолжение. Хоть я и не испытывал к ней каких-то особенных чувств (по большей части из-за того, что всю правду я узнал полчаса назад), я не мог не признать, что Иришка мне нравилась. Я хотел для неё жизни во сто крат лучше, чем моя или Катина. Поэтому я решился на всю эту авантюру.
  
   Открыв чемодан Кати, я вытряхнул из него остатки вещей - остальные она успела разложить по полкам моего шкафа. Из нашей тайной переписки я знал, что она тоже ведёт личный дневник. Когда к моим ногам упала толстая книжица в кожаном переплёте, я наклонился. Сначала я хотел просто положить её дневник рядом с моим. Но, как бы я не сопротивлялся и не убеждал себя, что читать чужие дневники без разрешения - плохо, сотня страниц, исписанных крупным убористым почерком, с какой-то таинственной силой манили меня к себе. В моих руках наконец-то оказалось то, о чём я так долго грезил - прошлое Кати. Опустившись на пол, я принялся читать.
  
***
  
   Мне хватило два часа, чтобы прочитать весь дневник от корки до корки. Как я и предполагал, Катя была из очень богатой семьи. На первых страницах не было ровным счётом ничего интересного: городские сплетни высшего общества, рассказы об отце-тиране и отчёты о светских мероприятиях. Маленькая девочка, которая писала все эти тексты, сидя в своей просторной комнате, перечитала заграничных романов о необычных девушках и красивых историях любви и теперь отчаянно жаждала побывать на месте любимых героинь. Вот только у практичных родителей, придерживавшихся старых взглядов, были на дочь другие планы. Они хотели выдать её удачно замуж, тем самым обеспечив ей и её детям безбедное существование. Тогда-то Катя и решила сбежать из дома. А потом были поездка в неизвестность, закрытый клуб 'Райский сад', знакомство с Александром Михайловичем (я даже и не мог подумать, что человек с такими детскими глазами может посещать подобные заведения) и прибытие в цирк. Свою цель Катя выполнила: её жизнь действительно стала похожа на сюжет дамского романа. Но пошло ли ей всё это на пользу?
  
   Последняя запись в дневнике Кати датировалась сегодняшним днём. В ней она рассказывала о конфликте с Даниэлем и размышляла о том, как лучше сказать, что Ира - моя дочь. Также она снова вспоминала нелепое предсказание, данное ей бабушкой Даниэля, смысла которого я так и не понял. Какой 'блеск'? Ей надо было бояться художников или клоунов... Но никак не безобидного оптического эффекта.
  
   Заканчивалась её запись словами: '...Мне пора заканчивать эту запись - Иришке снова что-то понадобилось. Моя девочка... Надеюсь, у тебя всё будет хорошо. Я люблю тебя, Ира'.
  
   Захлопнув дневник, я отложил его в сторону и снова подошёл к столу. Откопав несколько чистых листов и уцелевшую ручку, я принялся писать:
  
   'Здравствуй, Ирина!
  
   Не знаю, сколько тебе сейчас лет, но я надеюсь, что ты счастлива. Твое светлое будущее - это единственная вещь, ради которой мы, твои мама и папа, столько всего натворили. Поверь, мне бы очень хотелось узнать, какой ты выросла, чем увлекаешься, уехала ли из цирка... Но я не могу. Жизнь на этом свете без твоей матери для меня невозможна. Я не могу и секунды провести на земле, зная, что Катя никогда не улыбнётся...
  
   Кстати, об улыбке: посмотри в зеркало и ты увидишь своих отца и мать. Уверен, тебе часто говорят, что ты как две капли воды похожа на свою мать, особенно глазами, но про ямочки в уголках рта тебе смогут рассказать только два человека: Катя и Карина - единственные женщины в цирке, что видели мою искреннюю и настоящую улыбку... Запомни мой совет: улыбайся всегда и в любой ситуации, как это делала твоя мать, и ты никогда не будешь одна...
  
   Если ты нашла это письмо, значит уже прочитала все дневники и в курсе всей истории. Возможно, прямо сейчас, читая это письмо, ты осуждаешь меня, что оставил тебя сиротой. Пускай... Но я лишь пытался открыть перед тобой дорогу в будущее. Имея отца-убийцу, помешанного на рисунках белокурой женщины, ты бы не была счастлива... Никто из нас не был бы счастлив. Поэтому я и отпустил тебя в увлекательное плаванье под названием 'Жизнь'... Когда-нибудь ты влюбишься и в этот самый момент простишь меня, своего непутёвого отца.
  
   Запомни, Ира, одну простую истину, которой меня научил цирк, - никогда не давай никому сломить себя. Бейся, кусайся, ошибайся, спотыкайся, но вставай и достигай поставленной цели. Мы с мамой всегда рядом, чтобы поддержать тебя, - стоит только улыбнуться. Вспоминай об этом в минуты грусти и отчаяния...
  
  
P. S. Твой папа, Денис Стриганов'
  
   Запечатав письмо, я вложил его в свой дневник. Завернув два дневника, свой и Катин, в кусок синей ткани, я закутал Иру в тёплое одеяло. Глядя в её большие карие глаза, я представлял, каких высот добьётся эта малышка, когда подрастёт. Уже сейчас я мог с уверенностью сказать, что она станет самой красивой девушкой на Земле... Возможно, даже перещеголяет свою мать. Жаль, что ни я, ни Катя этого не увидим...
  
   На столе оставалось ещё несколько листов бумаги, на которых мне предстояло написать послания.
  

3-34

  
   'Здравствуйте, Александр Михайлович!
  
   Вы единственный человек, которому я могу доверить своего ребёнка. Пожалуйста, позаботьтесь о ней и не позвольте испытать все те ужасы, что когда-то пережил я. Я верю, что вы будете для Иры самым лучшим отцом...
  
  
P. S. Когда посчитаете нужным, отдайте ей дневники, что завернуты в синюю ткань. Там она найдёт ответы на все вопросы'
  
   Запечатав записку в небольшой конверт, я прикрепил его к клетчатому одеялу, в котором, тихо посапывая, спала Ира. Кинув последний взгляд на дочь, я взял на руки ледяное тело Кати и вышел из фургона.
  
***
  
   Как и когда я хоронил Даниэля, на дворе стояла тихая ночь. Уставшие циркачи уже давно спали, не мешая мне проводить ритуал. По спрятанной в кустах лопате, которую я забыл вернуть, я понял, где лежит акробат. Захватив с собой инструмент, я побрёл как можно дальше от его могилы - даже теперь я не хотел, чтобы Катя и Даниэль были рядом. Вскоре я вышел на небольшую полянку с красивым дубом. Мне вдруг вспомнилась легенда о золотом цветке, которую мне рассказывала Катя. Она так отчаянно пыталась найти тот самый дуб, в который превратилась бедная девушка... Лучшего места для захоронения было не найти.
  
   Бережно положив послушное тело на землю, я принялся рыть могилу. Копал очень долго - не хотел, чтобы любопытные зверушки выкопали кости моей единственной. Непреодолимое желание похоронить Катю в безымянной могиле тоже было объяснимо. Я не хотел громких похорон. Не хотел, чтобы её хоронили всем цирком, как Кэтлин Бесстрашную. Как неожиданно она появилась в цирке и покорила публику своей артистичностью, так же легко, без лишнего пафоса и рыданий у гроба с её посиневшим телом, Катя должна была и уйти. Пусть у всех в памяти она останется весёлой и жизнерадостной Катей Фирсовой, которая всегда и везде улыбалась и, также улыбаясь, и исчезла...
  
   Бережно положив миниатюрную блондинку в голубом платье на дно ямы, я в последний раз провёл по её окаменевшему лицу. Не знаю почему, но мне захотелось прилечь рядом. Сырая земля источала запах смерти и неприятно холодила тело, но мне было всё равно. Я просто лежал, вытянувшись, как струнка, потому что места для двоих в яме было мало, и играл с красивыми платиновыми локонами.
  
   Катя была похожа на старинную фарфоровую куклу. Каждый раз, когда я проводил по её телу рукой, мне казалось, что на её холодной, бледной коже появится маленькая трещинка. Как молния в небе, эта трещина разрастётся в хитросплетение чёрных, ломаных линий и её, Кати, тело уже будет не спасти.
  
   Стоило мне об этом подумать, как тело Кати покрылось сеткой тоненьких трещин. Ужаснувшись, я робко притронулся к её щеке, и та ввалилась вовнутрь, оставив на лице девушки дыру с острыми краями. Стеклянные глаза Кати, которые я не успел закрыть, посмотрели на меня с испугом и надеждой. Девушка хотела что-то мне сказать, но её губы были плотно склеены. Я попытался разъединить их, но холодный фарфор никак не поддавался. Когда я приложил чуть больше усилий, сливовый осколок больно уколол мою руку. Увидев кровь на моих руках, Катя забилась в судорогах, словно по её телу прошёлся разряд тока. Девушка отчаянно пыталась пошевелиться, но, увы, - куклы всегда неподвижны. Аккуратно обхватив руками её хрупкие плечи, я смотрел в Катины счастливые карие глаза, пока всё её тело распадалось на крошечные фарфоровые черепки...
  
   Стоило мне моргнуть, как видение прошло. Я снова лежал в сырой яме, обнимая бледный труп красивой гимнастки в длинном голубом платье. Мне так не хотелось расставаться с этим окоченевшим телом. Я готов был вечность лежать в этой неудобной могиле и смотреть на синее небо. Когда-то отец сказал мне: 'В природе не существует двух абсолютно одинаковых облаков'. Что ж... Мы бы с Катей это проверили. До скончания веков наши навечно молодые тела следили бы за пенными фигурами, проплывающими в небе. И когда однажды один из нас воскликнул бы: 'О боже, я уже где-то это видел!' - мы бы покинули этот мир.
  
   Неохотно потянувшись, я в последний раз прикоснулся к посиневшим губам, что уже никогда не растянутся в доброй и озорной улыбке, и вылез на поверхность. Посмотрев сверху на великую цирковую артистку Кэтлин Бесстрашную, я принялся закапывать свой самый насыщенный на эмоции период жизни.
  
***
  
   Вернувшись в свой фургон, я взглянул на Иришку. Малышка продолжала беззаботно спать, уютно устроившись в тёплом одеяле, ничего не подозревая о случившемся. Чем больше я смотрел на это спящее существо, тем больше проникался к ней любовью. Каждую секунду я находил новые сходства между ней и Катей... Мне становилось всё больнее и больнее отпускать её.
  
   С трудом оторвавшись от дочери, я присел за стол. Оставались ещё два листка бумаги - последние два шага плана.
  
   'Соня, приходи через полчаса к поваленному дереву недалеко от твоего фургона. Это очень важно! Ден'
  
   'Здравствуй, Соня!
  
   Помнишь, я говорил, что любовь - как медленный яд, что разъедает наши тело и душу? То, что ты видишь в нескольких шагах от себя, - последствие того самого чувства... Во все времена люди имели право на последнюю волю. Ты единственная, кого я могу попросить об этом. Возьми лопату, закопай яму и рассей землю. Это сложно, но я знаю - ты сильная. Если твои слова не были ложью и я действительно тебе небезразличен, не говори никому, что сделала. Пусть моя одинокая могила так и останется нашей маленькой тайной...
  
  
P. S. Сожги это письмо и забудь о моём существовании... Ден'
  
   Запечатав письмо, я встал из-за стола. В углу моей комнаты стоял огромный старый патефон, оставшийся от сестёр Кальдарас - прежних жильцов этого фургона. Смахнув с забытого ящика пыль, я вставил в патефон самую длинную пластинку. Звуки медленного современного вальса заполонили комнату, разбудив Иру. Взяв малышку на руки, я тихонько покачал её, промычав под нос что-то вроде колыбельной. Только сейчас я понял всю мистику этого проклятого трейлера: сёстры Дрина и Мирела таинственно исчезли сразу же после моего появления в цирке - в спешке собрались и уехали в неизвестность. Прожив в этом фургоне около шести лет, я тоже решил бесследно исчезнуть.
  

2-35

  
   Выйдя из фургона, я крепко запер его на ключ. Бродячий цирк - это своего рода деревня. Все друг друга знают, безоговорочно доверяют... Поэтому ключи здесь - нечто вроде красивого, но ненужного аксессуара. Многие из циркачей даже никогда не пробовали запирать свои двери. И я был не исключением. Родившись в сельской местности, я даже представить себе не мог, зачем запирать двери... Да и воровать у меня толком было нечего. Краски и рисунки - всё моё богатство.
  
   Укрыв получше спящую Иру, я пошёл к фургону Александра Михайловича. Стараясь избегать малейшего контакта со светом, проникающего из маленьких окошек трейлеров, я крался меж звёзд и теней, прижимая к груди единственное напоминание о Кате. Невольно мне на ум пришло странное сравнение с похитителем детей. Ну да, грустным клоуном в чёрном фраке, крадущимся ночью по закаулкам с ребёнком на руках, только и пугать непослушных детишек...
  
   Дойдя до знакомого фургона номер '1А', я застыл. Глядя на железную дверь, я всё не решался. Мне хотелось быть уверенным на сто пятьдесят процентов, что я не ошибаюсь. Вот бы я мог, как в безумных сказках, что так нравились Кате, достать из кармана какое-нибудь... зеркальце и сказать: 'Покажи мне, что будет через десять лет'. Зеркальная поверхность зарябила бы, словно озеро, в которое какой-то мальчишка бросил камень, и моему взору предстала бы яркая картинка: озорная девчушка с длинными золотыми волосами открывает железную дверь фургона. Когда тёплые солнечные лучи дотрагиваются до её загорелого личика, её аккуратные губки расплываются в такой знакомой улыбке с ямочками. Срываясь с места, она куда-то бежит. Пёстрое платьице с цветочным рисунком развевается за её спиной, маленькие ножки в красных туфельках ловко перепрыгивают все препятствия. 'Привет, Ира! Здравствуй, Иришка! Доброе утро, Ирина!' - слышит девочка со всех сторон приветствия улыбающихся циркачей и вежливо отвечает на них. Словно метеор, она проносится через весь цирк и выбегает в поле. Буйная трава доходит невысокой девочке почти до плеч, душистый запах полевых цветов опьяняет... Удалившись на приличное расстояние от цирка, девочка падает на землю и с наслаждением зарывается в мягкую траву. И так ей хорошо и беззаботно, что хочется кричать от счастья...
  
   Взглянув последний раз на закрытые глазки Иры, я бережно положил свою дочь на ступеньки фургона Александра Михайловича и убежал так быстро, насколько мог, боясь передумать.
  
***
  
   Добежав до фургона номер '15Б', я кинул скомканую записку в его открытое окно. Соня жила с ещё несколькими девочками, поэтому не стала поднимать шума. Накрывшись с головой одеялом, она включила маленький фонарик и начала читать. Когда из окна появилась растрёпанная копна пышных рыжих волос, с любопытством озиравшаяся по сторонам, я окончательно убедился, что моё письмо достигло получателя. Теперь у меня было только тридцать минут на завершение плана.
  
***
  
   Благодаря фотографической памяти и хорошему абстрактному воображению, мне не составило труда вычислить место, примерно равно отдалённое от могил Даниэля и Кати. Этим местом оказалась поляна со старым поваленным деревом за Сониным фургоном. Конечно, тут резонно напрашивается вопрос: зачем мне место, равно удалённое от места захоронения своего главного врага и самой любимой девушки? Не легче ли было 'полечь в сырую землю' рядом с Катей, чтобы даже так быть с ней рядом?
  
   'Нет', - отвечу я. Если Соня не удержится и всё-таки расскажет, где похоронила меня, моё тело найдут. Исходя из слов Сони и того, что я написал в дневнике, все поймут, что я любил Катю. Сделав банальное умозаключение: 'Раз любил - значит, и умер рядом с ней', - они начнут искать труп Кати рядом с моей могилой. И это будет их главная ошибка.
  
   Они никогда не найдут Катю. До скончания веков она будет покоиться под старым дубом, пока какое-нибудь природное бедствие не поднимет на поверхность её милые кости. Однако тогда всем уже будет всё равно...
  
   Будучи треугольником при жизни, им же мы и останемся после смерти...
  
***
  
   Размышляя, я очень быстро выкопал глубокую яму. Когда я глядел на горку сырой земли, в моей голове пронеслось старое высказывание, которое моя мать применяла, когда я ссорился с отчимом: 'Не рой себе могилу'... Прости, мамочка, но другого пути нет - у нищих нет слуг.
  
   Выдавив, а, скорее, 'выплюнув' нервный смешок, я воткнул лопату в землю на самом видном месте и положил рядом письмо для Сони. Последний раз оглядев всё и убедившись, что я ничего не забыл, я спрыгнул в яму. Вытянувшись во весь рост, я достал из кармана сверкающий от чистоты нож. Холодная деревянная рукоятка уже ложилась в мою ладонь так же привычно, как карандаш.
  
   - Вот мы и встретились, - прошептал я, глядя на звёздное небо. Оно было совсем таким же, как и в тот день, когда я набрёл в лесу на Мирелу. Обессиленный, я точно так же лежал на холодном снегу и смотрел на звёзды, пока фокусник Николай Плисецкий и близнецы Арсений и Берсений пытались привести меня в чувство.
  
   Скольких людей мне хотелось в этот момент вспомнить... Холодные звёзды складывались в их улыбающиеся лица прямо перед моими глазами... Мама... Папа... Тёмка... Отчим... Карина... Мирела и Дрина... Николай... Арсений и Берсений... Александр Михайлович... Даниэль... Мартин... Соня... Ира...
  
   И, конечно же, Катя...
  
   Несмотря на то, что она состояла из ледяных звёзд, улыбка девушки, как всегда, излучала тепло. Карие глаза поддерживающе, слегка игриво, смотрели в мои. Волны платиновых волос словно сияли изнутри. Каждая черточка около глаз излучала любопытство и интерес к жизни. Пухлые губки так и просили поцеловать их...
  
   - Здравствуй... - прошептал я, вонзая холодный металл в грудь. Острая боль пронзила моё сердце, пробитые лёгкие начали нестерпимо жечь. Хоть я окончательно распрощался с земной жизнью, мой мозг отчаянно продолжал бороться. Словно рыба, я жадно глотал новые порции воздуха. Но через какое-то время и эта функция моего тела отключилась. Веки, словно перед сном, медленно закрылись. На меня обрушилась глухая темнота...
  
***
  
   Когда я думал, что мой конец уже наступил, мои глаза резко открылись. Ослепительный свет жёг сетчатку. Присмотревшись, я заметил знакомый слегка покосившийся деревенский домик. Не в силах поверить в происходящее, я застыл на месте. Неужели это и вправду дом моего детства?
  
   Чья-то изящная рука легла в мою ладонь. Повернув голову, я увидел Катю. Весело улыбаясь своей особенной улыбкой, она с надеждой смотрела в мои глаза. Румянец снова вернулся на ее щёки, волосы блестели в солнечных лучах. На воздушном голубом платье не было и следа от кровавых пятен.
  
   Не говоря ни слова, Катя легонько потянула меня за руку. Я поддался ей, и мы преодолели знакомый деревянный забор. Словно летя по воздуху, мы прошли по вытоптанной много лет назад дорожке. Когда мы оказались на крыльце, Катя кивнула мне, чтобы я отворил двери. Когда я сделал это, мы переступили порог.
  
   Почти всю комнату занимал огромный стол, на котором стояли совершенно обычные, но дорогие с детства блюда: домашние блинчики, каша из печи, ароматная картошечка со сметаной... Дополнял картину глиняный кувшин с парным молоком.
  
   За столом сидели люди, которых я давно мечтал увидеть. Красивая, как в моём далёком детстве, мама придерживала на плечах расшитый цветами на цыганский манер чёрный платок, который я когда-то подарил ей. Рядом с ней сидел Тёмка. Совсем не изменившийся с нашей последней встречи, он продолжал быть самым милым хулиганом, что я когда-либо встречал. Во главе стола сидел мой отец. Несмотря на интеллигентный, излишне представительный вид, его лицо продолжало быть самым весёлым в мире.
  
   При виде всей этой идиллии, я широко улыбнулся и робко сказал:
  
   - Здравствуйте. Я вернулся.
  

Эпилог

  
   -...И по сей день никто не знает, где похоронены три самых легендарных артиста цирка Чудес, ведь единственный человек, кто мог пролить свет на эту запутанную историю, - бедная девушка Соня, влюблённая до беспамятства в белокурого клоуна, - больше не произнесла ни слова с того рокового летнего дня.
  
   Закончив рассказ, бабушка мечтательно устремила взгляд вдаль. Карие глаза, несмотря на почтенный возраст, сохранившие молодость и беззаботность, заблестели от слёз. В уголках розовых губ появились ямочки.
  
   Отхлебнув давно остывший чай, Катя задумалась. Она никогда раньше не видела свою серьёзную и аристократичную бабушку такой... увлечённой. Изящная и грациозная артистка никогда раньше не позволяла эмоциям взять над собой верх. Особенно в чьём-то присутствии.
  
   - А что же стало с Иришкой? - спросила Катя, отвлекая бабушку от размышлений. Быстро смахнув ухоженными морщинистыми руками подступившие слёзы, женщина ответила:
  
   - Она осталась в цирке. Директор, Александр Михайлович, полюбил её, как родную дочь, которой ему не суждено было иметь. Бродячий цирк стал для Иры настоящим домом. Утончённая ассистентка фокусника Карина учила девочку секретам красоты. Её муж, акробат Мартин, поддерживал малышку, когда та делала свои первые шаги в цирковом искусстве. Добрые, как дети, силачи катали крошечную Иру на руках, цыганки - одаривали разноцветными кольцами и браслетами... Даже хулиганы Арсений и Берсений полюбили беззащитную девочку с золотистыми локонами и всегда брали с собой совершать шалости. А когда братьям не удавалось уследить за Ирой, и та, разбив коленки, начинала плакать, они готовы были сделать всё, что угодно, лишь бы девочка успокоилась. Но, стоило только братьям попытаться изобразить какую-нибудь нелепицу, приходил их отец. Фокусник Николай брал на руки плачущую девочку и начинал изобретательно ругать братьев за неумение веселить детей. Глядя на эту картину, Ира всегда громко и заливисто смеялась... Дочь одинокого клоуна и инфантильной гимнастки стала общим ребёнком для всех циркачей...
  
   - Подожди! - перебила Катя бабушку. В её голове вдруг сложились все кусочки причудливой мозаики. - Прадедушка Саша, твой отец, был директором цирка...
  
   Бабушка с коварным интересом следила за внучкой, ожидая, куда дальше зайдут её мысли.
  
   - Его полное имя - Северянин Александр Михайлович... - продолжала Катя. - Значит, это он удочерил Иру...
  
   Пока Катя продолжала выстраивать логическую цепочку, бабушка не вмешивалась и лишь загадочно улыбалась.
  
   - Значит, Иришка была твоей сводной сестрой. Но ты сказала, что Александр Михайлович не мог иметь своих детей... Стоп! Тебя же зовут Ирина Александровна...
  
   Когда до Кати всё дошло, глаза её широко распахнулись. Неожиданно выяснившаяся правда напоминала огромный глоток кислорода для человека, которого только что вытащили из петли - вроде бы должно помочь, а лёгкие почему-то продолжают болеть.
  
   - Ты и есть та самая Иришка! - воскликнула девочка, вскакивая с дивана. В ответ Ирина Александровна лишь улыбнулась своей фирменной улыбкой с ямочками, которая казалась для Кати теперь чем-то особенным. В голове девочки появилось множество вопросов, которые ей хотелось задать бабушке. Но начала она с самого волнующего:
  
   - Когда ты узнала всю правду?
  
   - А от меня её никогда и не скрывали, - ответила женщина, крутя кольца на руке. - Слухи в цирке разносятся быстро, поэтому врать мне было бесполезно.
  
   - Но... - Катя хотела ещё столько всего спросить, но бабушка её остановила:
  
   - Уже поздно. Тебе пора домой.
  
   С этими словами Ирина Александровна встала с кресла и повела внучку к выходу из квартиры. Та активно сопротивлялась, убеждая, что ещё не темно и, если что, у неё есть деньги на такси, но бабушка была непреклонна.
  
   - Если будешь себя хорошо вести, в следующий раз я обязательно отвечу на все твои вопросы, - сказала Ирина Александровна, ласково выталкивая внучку на лестничную площадку. Закрыв огромные железные двери на несколько замков, известная цирковая артистка пошла на кухню. По дороге она перехватила своё отражение в винтажном овальном зеркале. Остановившись, она пристально посмотрела в него. Искренне и тепло улыбнувшись, Ирина Александровна процитировала наизусть заученные строки, некогда написанные мелким округлым почерком специально для неё:
  
   - Мы с мамой всегда рядом, чтобы поддержать тебя, - стоит только улыбнуться...
   _______________________________________________________________________________________________
  
  На связи #Nikabo_Norev!
  
  Сейчас я хочу поблагодарить именно Тебя за то, что дочитал до этого момента. Не знаю понравилась ли тебя эта история... Но ведь что-то заставило тебя прочитать этот не маленький текст!)))
  
  И хоть изначально задумывалось только две части этой истории, я не прощаюсь. "Бродячий цирк не стал мне домом..." давно стал чем-то большим, чем фантазией на тему ранних треков Тони Раута. В работе появилось много других отсылок, а самое главное - персонажей, чьи истории мне очень хотелось бы рассказать в будущем...
  
  До новых встреч под старинным куполом, друзья!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"