Аннотация: Впечатление о русской деревне конца 20 века.
Похороны
Гроб стоял посреди комнаты на двух стульях. У изголовья покойника сидели две старухи, беспрерывно кивали головой и что-то шептали друг другу. Иногда они тяжело вздыхали.
В комнату доносился вой собак. Уже вторую неделю шел мелкий осенний дождик. С потолка капало. В двух местах на пол были поставлены стеклянные банки. Воздух в комнате был пропитан влагой и трупным запахом.
Покойник лежал уже третьи сутки. На нем был черный костюм и белая застегнутая на все пуговицы рубашка. Синеватое лицо покойника перечеркивали ясно выступающие красные прожилки. Один глаз его был приоткрыт, и казалось, что он наблюдает за всеми, кто пришел с ним проститься.
Старушки несколько раз пытались закрыть глаз, но у них ничего из этого не получилось. Они часто охали и повторяли, что это не к добру.
С покойником прощалась вся деревня. Мужики, бабы входили в комнату, молчали, скорбно смотрели на покойника. Когда вдруг замечали открытый глаз, суетливо крестились и старались быстрее уйти. Но и на улице, отойдя от дома, некоторые оглядывались, как будто ощущая на себе этот жуткий остановившийся взгляд.
Смерть в деревне была самым большим событием. Последнюю свадьбу сыграли двадцать шесть лет назад. Жить в деревню за последнюю четверть века никто не приезжал. Деревянные домики покосились, кое-где рухнула крыша, вокруг домиков буйно росла крапива. Изгороди уже не поднимали, и они гнили на земле. Со стороны деревня казалась совсем пустой, заброшенной. Доживали в ней свой век несколько стариков и старух. Самому молодому жителю деревни перевалило недавно за сорок пять лет. Им и был покойник - Дмитрий Прохоров, или просто Митяй.
Около полудня дверь в комнату отворилась, и в нее вошли четыре мужика. Это были дружки Дмитрия Прохорова: Чумной, Дорогокупец, Васька-хромой и мужичонка по фамилии Маев. Не заходя в комнату, где лежал покойник, прошли в кухню. Они ходили копать могилу. Сумрачные, промокшие, вымазанные в глине, молча вошли и сели за стол.
- Матвеевна, вырыли могилку. Все как полагается: большая, широкая. Опускать будет удобно, - сказал один из них матери покойного, семидесятипятилетней Матвеевне.
- Водой зальет, - произнес другой.
- Спасибо вам, добрые люди. В беде не оставили.
- Да что?! Да неужели Митяю в последний раз не поможем?! Ты нас, Матвеевна, не обижай, - шумно сказал мужик, которого звали Чумной.
Мужики не уходили, сидели.
- Может, по стопочке? Для сугреву, - предложила Матвеевна.
Мужики помялись: вроде уже выпили помалу. Но для сугреву - согласились. Выпили. Матвеевна посмотрела на мужиков, затем поставила на стол начатую бутылку и капусту. Мужики негромко загалдели, но потом, принимая во внимание дождь и время похорон, согласились. Бутылку выпили молча, не прикасаясь к капусте.
- Хороший был мужик Митяй, - произнес Чумной.
- Да, смерть она не разбирает - хороший, плохой, - отозвался Дорогокупец.
- Придешь к нему с горя - никогда не выгонит, - вспомнил Маев.
- Да что там выгонит?! Бутылку поставишь - он две поставит, - вздохнул Васька-хромой.
- Матвеевна, давай стопочку с нами.
- Стара уж. Да и вам бы хватит. Скоро выносить.
- Ниче, мать, за нас не сомневайся. Сделаем все как надо.
- Ладно, пойду поросят накормлю. Вы тут посидите пока.
- Лады, мать, не сомневайся.
Матвеевна ушла. Мужики помолчали.
- А-а-а, пропади все...! Разливай! - приказал Чумной.
Маев послушно достал вторую бутылку, распечатал, начал разливать.
- Развезет, - проговорил Васька.
- С чего?! - бросил Чумной.
Мужики пили уже четвертую неделю. Пили каждый день до потери сознания. Митяй был с ними, но три дня назад он умер. Мужикам было искренне жаль товарища, но уж очень болела голова. Бутылка, выпитая за копанием могилы, только ненадолго заглушила боль.
- Да. Дела, - вздохнул Маев.
- Сдюжим, - оскалился Дорогокупец.
Чумной вдруг встал, заглянул под стол, открыл шкаф, посмотрел в духовку.
- У Матвеевны есть в загашнике. Я знаю.
- В подполе, наверное, - встал и Васька.
В подполе не оказалось. Чумной с Васькой пошли смотреть в чулан. Дорогокупец громко захохотал и хлопнул по спине Маева. Маев упал со стула. Медленно, неуверенно поднялся и снова сел. На Дорогокупца он даже не взглянул. Вошли Васька с Чумным. В руке Чумной держал бутылку.
- Живем, - бодро сказал он.
- Развезет, - уже весело сообщил Васька.
- Дурак, - раздельно вставил Дорогокупец.
Из стакана пили без отрыва, долго, маленькими глотками. Дольше всех пил Маев. Он позволил себе два раза перевести дух, не отрывая стакан от губ.
Матвеевна почему-то не шла. Из комнаты вышли две старухи. Стараясь не шуметь, они бочком пошли к выходу.
- У-у-у, стервы, - зарычал Дорогокупец и схватил нож. Старушек как ветром сдуло. - Ха-ха-ха, - смеялся Дорогокупец. Он хотел встать, но мог.
Предметы стали расплываться. Они то удалялись и совсем пропадали, то вдруг быстро приближались и становились огромными, как стол. Комната закачалась. Пол наклонился, и стол медленно заскользил к двери. Маев упал со стула. Среди них появился еще кто-то и сел на стул Маева.
- Не тряси бородой, - попросил Чумной. - Козлиная какая-то.
- У Митяя нет бороды, - Васька положил голову в тарелку с капустой.
- Кто здесь? - вскочил Дорогокупец. - Зарежу, сволочь.
У Дорогокупца подкосились ноги. Он снова сел.
- Не плачь, хромой, мы еще возьмем...свое. Будет еще праздник, - Чумной положил руку на голову Ваське.
- А хошь, я тебя зарежу? - Дорогокупец схватил Чумного за плечо. - Порешу! Кишки вытащу, как у поросенка. Только ножки задергаются.
Чумной не посмотрел на него. Стряхнул руку, встал. Нетвердо подошел к двери.
- Хватит орать.
Дорогокупец захохотал, и все смотрели на Чумного.
- Боитесь, сволочи. Мне все равно. А вас порешу!
- И в волну-у-у...его...броса-а-а-ет...- затянул Васька из тарелки.
Вошел Чумной.
- Эх, мать-перемать, ты кому пошла давать, - затопал он ногами. - Жарь, жарь.
Чумной взмахивал руками. В одной из них была бутылка водки. Вскочил Дорогокупец. Стул опрокинулся. Он заорал: "А-а-а-а", и тоже начал топать ногами. Васька-хромой с трудом поднял голову, оторвался от стула. Стоял, шатаясь. Потом наклонился, взял за руку Маева и потащил по полу.
Дорогокупец бросился вприсядку, но упал. Поднялся, схватил нож и, оглядевшись, опять захохотал.
- Шабаш! Выпьем, - Чумной поставил бутылку на стол.
- А где Митяй? - спросил Дорогокупец, оглядывая мутными глазами кухню.
- А-а-а, нам больше достанется, - Чумной разлил. - Хромой, садись. Куда его тащишь? Брось!
Васька послушно бросил Маева. Сел к столу.
- Где Митяй? - спросил у него Дорогокупец.
- Здесь был. Ушел. Да хрен с ним.
- Пойду спать, - с трудом проговорил Дорогокупец, поднимаясь.
- Мы с тобой, хромой, одни остались. - Чумной обнял Ваську. - Одни. Не плачь, мы еще покажем.
- Подлец! Сволочь! - раздался рев из комнаты, где лежал покойник.
Когда Чумной с Васькой вошли в комнату, Дорогокупец тряс за грудки Митяя.
- Вон он где. А ну, давай его за стол, - Чумной начал помогать Дорогокупцу поднимать покойника. - Васька, бери за ноги.
Гроб упал. Покойник вывалился. Они с трудом вытащили его на кухню.
- Слушай, он - вдрызг, - Чумной выпрямился.
- Давай его на улицу. Под дождик, - предложил Васька.
Несколько раз покойника прислоняли к изгороди, но он падал. Наконец, ругаясь, его посадили на скамейку.
Через несколько минут вещи стали летать вокруг стола. Стол клонился то в одну, то в другую сторону. Прямо перед лицами появлялись безобразные рожи, подмигивали, смеялись и исчезали. Кухня наполнилась людьми. Были тут их бывшие жены. Рядом с ними стояли их дети, от которых уже много лет не было вестей. Были тут и Матвеевна с Митяем. У Митяя бороды уже не было, но к столу он почему-то не подходил. На кухне толпились и свои деревенские, и много чужих, незнакомых им людей. Все что-то говорили, доказывали, убеждали, некоторые смеялись, угрожали, некоторые молчали.
- Хватит! Шабаш. Пошли все, - Чумной поднял кулак и стукнул по столу. Васька встал, вытер ладонью слезы, шатаясь вошел в комнату. Через некоторое время он вышел.
- Мужики, Маев умер. Лежит там, - и опять заплакал.
Маев лежал в гробу лицом вниз.
- Почему он в сапогах? И рожей вниз? - спросил Чумной.
- Маев, я тебя обижал. Прости! - Дорогокупец подошел и, сопя, долго переворачивал Маева. Снял сапоги, размотал портянки, бросил на пол. - Разлагается уже.
- Обожди, - Чумной тряс головой. - А с кем мы могилу?... И пили?... Мы же пили с ним.
- Чума, ты чево? Как же он могилу, если умер?! - Васька обнял Чумного. Оба сначала ударились о шкаф, потом сползли на пол.
- Маев, я тебя обижал. Прости! - Дорогокупец плакал.
Чумной приподнял голову.
- Надо хоронить, а то отрубимся, - голова упала.
- А народ? - прошептал Васька.
- Плевать на народ! Ему все равно теперь.
- Уроним. Надо заколотить пока, - заметил Чумной.
Заколотили как могли. Несколько раз роняли. Но все же донесли до телеги.
Матвеевна сидела под навесом на чурке. Отдыхала. Прихватило сердечко. Она сидела и вспоминала. Митя в детстве был большой шалун. С ним всегда что-нибудь случалось: то на речку без спроса уйдет, то пугачи какие-то с ребятами делает, то найдет в лесу патроны и бросает в костер. Учителя жаловались. Но учиться он мог хорошо.
Матвеевна слышала ругань мужиков, но сил подняться не было.
Мужики пытались разбудить Митяя, но тот не встал.
- Поехали. Без него справимся, - Чумной взял вожжи. - Но-о!
Лошадь не двигалась. Она была старая, сил осталось мало. Чумной концами вожжей что было сил протянул ее по крупу.
- Но-о, родная, - кобыла даже не вздрогнула. Через некоторое время напряглась - телега сдвинулась.
- Завтра Митяю морду набью, - сказал Дорогокупец. - В последний путь друга, а он... Набью в кровь.
- Бывает, - поежился Васька.
По дороге на кладбище встретили Петровича, семидесятидвухлетнего старика. Тоже жителя деревни.
- Куда гроб везете, мужики? - бодро спросил он, поздоровавшись.
- Маева хороним, - ответил Васька.
- И тебя, дед, могем заодно, - хохотнул Чумной.
- Почему Маева-то? Неужели и Маев представился? - засеменил рядом Петрович. - А Митяй?
- Митяй - сволочь. Спит, - сплюнул Дорогокупец.
- Придержи коня, сынок, дай проститься. Хоть непутевый был - человек все же.
- Без оскорблений, дед, а то вот тюкну топориком - путевым станешь.
Дорогокупец топором открыл крышку гроба.
- Давай быстрее. Дождь.
Петрович приблизился к Маеву. Тот поежился и перевернулся на бок. Петрович широко раскрыл глаза, попятился. Дорогокупец заколотил гроб. Петрович упал в канаву. Не мигая, смотрел оттуда на гроб и крестился.
- Господи помилуй. Господи!
- Ты чего, дед? Покойников не видел или рехнулся? - грозно спросил Дорогокупец.
Кобыла безразлично тащила телегу к кладбищу. Шел мелкий дождь.
Мужики закемарили. Им было хорошо - дождик освежал. Были слышны равномерные шлепки: это кобыла опускала копыто в грязь. Иногда раздавался резкий скрип телеги. Жалкая, забитая старая кобыла тащила телегу и четырех в доску пьяных мужиков на кладбище.
Кладбище было старое. Никто за ним не следил. Надписи на крестах стерлись. Кресты или покосились, или валялись на земле.
Лошадь остановилась. Первым очнулся Дорогокупец.
- Где это мы? Чума, эй, вставай!
- Отстань.
- Давай вставай. Хоронить надо.
- Мать твою так, - выругался Чумной. - Надо было умереть, когда дождь! Васька, черт.
Он спихнул Ваську, сидевшего на краю телеги, в грязь. Васька очнулся. С трудом они стащили гроб с телеги. Положили рядом с могилой. Сели на него отдохнуть.
- Как опускать будем? Веревок не взяли, - спросил Васька.
- Купец встанет в могилу, а мы подадим.
- Там воды по пояс, - сказал Дорогокупец.
- Давай бросим - и все, - предложил Васька. - Ему все равно как. А нам возиться. Промок весь.
- Нельзя, - Чумной встал. - Дань последняя.
- Тогда лезь сам в могилу, - заорал Дорогокупец.
- Сволочи! Друга... - Чумной лег на живот и стал медленно по грязи сползать в могилу. - Ух, холодная! Пихай.
- Слышь, че-то внутри колотится! - Васька отпрянул от гроба.
- Псих, - Дорогокупец столкнул гроб в могилу. Чумной его не удержал и нырнул с ним под воду. Сразу выскочил.
- Кричит он, - у него расширились глаза.
- Кто? - спросил Дорогокупец.
- Маев. В гробу!
- Да вы что, свихнулись?!
- Не вру. Кричал! Давай, Купец, прыгай, вытянем, - он схватил Дорогокупца за руку и сдернул в могилу.
Когда открывали крышку, из гроба ясно доносились движения, удары, бульканье, хрип. Маев вывалился, хрипя и кашляя. Потом встал на четвереньки и пополз по грязи. Они стояли, смотрели, как он ползает.
- Маев, курилка, живой! - бросился к нему Чумной.
Маев оглянулся, задрожал весь, отпрянул.
- Ха-ха-ха, - дико захохотал Дорогокупец. Он сидел в грязи и хохотал, запрокинув голову. От этого смеха все оцепенели. Васька заулыбался, потом не выдержал и засмеялся. Начал дергаться от смеха и Чумной...
И вдруг захихикал Маев. Он качал головой, смотрел мимо них в гроб и задом на карачках пятился. Потом сел. Он хихикал мелко, по-звериному оскалив зубы. По щекам его текли слезы.
Когда люди подошли к дому, где жила Матвеевна, они увидели странную картину. Митяй сидел на скамейке. Возле него, прижавшись лицом к его коленям, сидела бедная Матвеевна. Ее никак не могли оторвать от сына. А когда оторвали, невольно ужаснулись - на ее лице застыла блаженная улыбка.