Глава 38. ОТКРОВЕННАЯ РЕЧЬ^[1]

     Молодая женщина задумчиво щелкнула лезвиями ножниц.

     - Ты уверен? – спросила она. – Без бороды кажется неприличным, друг Уильям. Такой яркий цвет!

     - Я мог подумать, что вы сочтете неприличным ее цвет, мисс Хантер, - ответил Уильям с улыбкой. - Я слышал, что квакеры считают яркие цвета мирскими. - Единственным цветным пятном на ее платье была маленькая брошь бронзового цвета, которая скрепляла платок. Все остальное было оттенками кремового и орехового, хотя он считал, что ей они идут.

     Она укоризненно посмотрела на него.

     - Нескромное украшение в одежде – это не то же самое, что благодарное принятие даров, данных богом. Разве синяя птица выщипывает свои перья или розы сбрасывают лепестки?

     - Сомневаюсь, что розы чешутся, - сказал он, почесывая подбородок. Представление о его бороде, как о божьем даре, было новым, но недостаточным, чтобы убедить его ходить бородатым. Помимо своего неудачного цвета, она росла весьма энергично, но редко. Он неодобрительно посмотрел в скромное квадратное зеркало в своей руке. Он ничего не мог поделать с солнечными ожогами, от которых шелушились нос и щеки, или со струпьями и царапинами, оставленными приключениями в болоте, но отвратительные медные кудри, которые лихо росли у него на подбородке и облепляли уродливым мхом челюсть … это, по крайней мере, можно исправить.

     - С твоего позволения.

     Ее губы дрожали, когда она встала на колени рядом с его стулом и, взяв его за подбородок, повернула голову так, чтобы лучше использовать свет из окна.

     - Ну что ж, - сказала она и поднесла ножницы к его лицу. - Я попрошу Денни прийти и побрить тебя. Осмелюсь предположить, что я могу подстричь твою бороду, не поранив тебя, но, - она прищурилась и наклонилась ближе, аккуратно обрезая волосы по изгибу его подбородка, - я не брила никого кроме дохлой свиньи.

     - «Брадобрей, брадобрей, - пробормотал он, стараясь не шевелить губами, - нашу свинку побрей. Сколько щетинки на спине у свинки?^[2]

     Ее пальцы твердо нажали на его подбородок, закрывая ему рот, но она издала тихий фыркающий звук, который мог сойти за смех. Чик-чик-чик. Лезвия приятно щекотали его лицо, а жесткие волосы касались рук и падали на старенькое льняное полотенце, которое она положила ему на колени.

     Ранее у него не представилось возможности рассмотреть ее лицо с такого близкого расстояния, и сейчас он в полной мере воспользовался этим шансом. Ее глаза были почти карими и немного зелеными. Ему внезапно захотелось поцеловать ее в кончик носа. Вместо этого он закрыл глаза и вдохнул воздух. Он мог сказать, что она доила козу.

     - Я могу побриться сам, - сказал он, когда она опустила ножницы.

     Она приподняла брови и посмотрела на его руку.

     - Я бы удивилась, если бы ты смог покормить себя, не говоря о том, чтобы побрить.

     По правде говоря, он едва мог поднимать левую руку, и последние два дня она кормила его. Раз это так, подумал он, лучше сказать ей, что он на самом деле левша.

     - Она хорошо заживает, - вместо этого сказал он и повернул руку так, чтобы на нее падал свет. Доктор Хантер снял повязку только сегодня утром и выразил удовлетворение результатами. Рана все еще была красной и сморщенной, кожа вокруг нее была неприятно белой и влажной. Однако, без всякого сомнения, рана заживала; рука больше не опухала, а зловещие красные полосы исчезли.

     - Что ж, - сказала она, - мне кажется, это прекрасный шрам. Хорошо зашитый и довольно красивый.

     - Красивый? - повторил Уильям, скептически глядя на свою руку. Он слышал, как мужчины иногда описывали шрам как «красивый», но чаще всего они имели в виду такой шрам, который зажил чисто и не уродовал носителя. Этот же был зазубренным и расползшимся с длинным хвостом, идущим к запястью. Он, как ему сказали, едва избежал потери руки. Доктор Хантер уже поместил пилу для ампутации прямо над раной, но абсцесс, образовавшийся под ней, в этот момент лопнул. Увидев это, врач поспешно осушил рану, намазал ее чесноком и окопником и помолился … в надежде на лучшее.

     - Он похож на огромную звезду, - сказала Рэйчел Хантер с одобрением. – Знаменательную. Может быть, на комету. Или Вифлеемскую звезду, которая привела мудрецов к яслям Христа.

     Уильям повернул руку, рассматривая. Он подумал, что шрам скорее похож на взорвавшуюся оболочку снаряда, но произнес только: «Хм-м». Ему хотелось продолжить разговор – она редко задерживалась, когда кормила его, так как у нее было много дел – и он поднял свой только что остриженный подбородок и указал на ее брошь.

     - Красивая, - сказал он. – Не слишком мирская?

     - Нет, - ответила она резко, положив ладонь на брошь. – Это моей матери. Она умерла, рожая меня.

     - Мне очень жаль, - сказал он и после секундного колебания добавил. – Моя мать тоже.

     Она глядела на него мгновение, и он увидел, как в ее глазах мелькнуло что-то, что могло быть простым вниманием, которое она уделила бы стельной корове или собаке, съевшей нечто неподходящее.

     - Мне тоже жаль, - сказала она мягко, затем решительно развернулась. – Я приведу брата.

     По узкой лестнице зазвучали ее шаги, быстрые и легкие. Он подобрал концы полотенца и вытряхнул его в окно, разметав рыжие пряди волос на все четыре стороны, и скатертью дорога. Он мог бы отрастить бороду в качестве простейшей маскировки, если бы она была приличного каштанового цвета. Как бы то ни было, густая борода такого яркого цвета приковывала взгляды всех, кто его видел.

     Что делать сейчас, спросил он. Наверняка он будет в состоянии уйти к завтрашнему дню.

     Его одежда все еще была пригодна для носки, хотя и потрепана. Мисс Хантер залатала прорехи на его бриджах и мундире. Но у него не было ни лошади, ни денег, кроме двух шестипенсовиков, которые были у него в кармане, и он потерял книгу со списком контактов и сообщениями к ним. Он может вспомнить несколько имен, но без соответствующих кодовых слов и знаков …

     Он совершенно неожиданно вспомнил о Генри Вашингтоне и о том смутном полузабытом разговоре с Иэном Мюрреем у костра, прежде чем они начали говорить о песнях смерти. Вашингтон, Картрайт, Харрингтон и Карвер. Проговоренный список вернулся к нему вместе с озадачивающим ответом Мюррея на его упоминание о Вашингтоне и Дисмал-Тауне.

     Он не мог придумать ни одной причины, по которой Мюррей мог пытаться ввести его в заблуждение. Но если он был прав, то не ошибся ли капитан Ричардсон в своих выводах? Это было возможно. Даже за то короткое время, что он пробыл в колониях, он понял, как быстро может измениться лояльность с изменением новостей об угрозах или преимуществах.

     «Но … - произнес тихий холодный голос разума, и он почувствовал его холодное прикосновение к своей шее. - Если капитан Ричардсон не ошибся … то он хотел отправить тебя на смерть или в тюрьму».

     Чудовищность этой идеи пересушила его рот, и он потянулся за чашкой травяного чая, которую мисс Хантер принесла ему ранее. У чая был отвратительный вкус, но он почти не замечал этого, сжимая чашку так, как будто это был талисман, который мог защитить его от таких перспектив.

     Нет, уверял он себя. Это невозможно. Его отец знал Ричардсона. Конечно, если капитан был предателем … О чем он думает? Он сделал глоток чая, поморщившись.

     - Нет, - произнес он громко, - невозможно, скорее всего, нет, - и добавил. – Бритва Оккама^[3].

     Эта мысль немного успокоила его. Он усвоил основные принципы логики в раннем возрасте и считал Уильяма Оккама хорошим наставником в жизни. Что было более вероятно: капитан Ричардсон был тайным предателем, который намеренно подверг Уильяма опасности, или капитан был дезинформирован или просто совершил ошибку?

     И к тому же … какой в этом смысл? Уильям не заблуждался относительно своей важности в общем ходе событий. Какая польза Ричардсону – или кому-либо другому – в уничтожении младшего офицера, занимающегося мелкой разведкой?

     Ну, тогда. Он немного расслабился и, неосторожно отхлебнув отвратительного чая, подавился им и закашлялся, разбрызгивая жидкость. Он все еще вытирал капли своим полотенцем, когда по лестнице быстро поднялся доктор Хантер. Дензелл Хантер был примерно на десять лет старше своей сестры, где-то под тридцать, с тонкими костями и веселый, как воробей. Он просиял при виде Уильяма, так явно обрадовавшись выздоровлению своего пациента, что Уильям тепло улыбнулся в ответ.

     - Сисси сказала, что тебе нужно побриться, - сказал доктор, ставя на стол кружку для бритья и кисточку. - Очевидно, ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы подумывать о возвращении в общество, ибо первое, что делает любой человек, освободившись от социальных ограничений – это отращивает бороду. Ты уже опорожнился?

     - Нет, но я собираюсь вскоре сделать это, - заверил его Уильям. - Однако я не склонен появиться на публике в образе бандита, даже в туалет. Я бы не хотел скандализировать ваших соседей.

     Доктор Хантер рассмеялся и, вынув из одного кармана бритву, а из другого очки в серебряной оправе, надел очки на нос и взял кисточку для бритья.

     - О, мы с Сисси уже стали притчей во языцех, - заверил он Уильяма, наклоняясь ближе, чтобы нанести пену. - Вид бандита, выходящего из нашего туалета, просто подтвердит мнение соседей.

     - Действительно? - Уильям говорил осторожно, кривя рот, чтобы мыло случайно в него не попало. - Почему? - Он был удивлен, услышав это. Когда он пришел в себя, он спросил, где находится, и узнал, что в Оук-Гроуве, небольшом поселении квакеров. Он полагал, что квакеры, в целом, едины в своих религиозных чувствах, но он и не знал ни одного квакера.

     Хантер тяжело вздохнул и, отложив помазок, взял бритву.

     - Политика, - резковато произнес он, словно не хотел продолжать трудный, но пустой разговор. – Скажи мне, друг Рэнсом, кому я могу отправить весточку, чтобы рассказать о твоих несчастьях и выздоровлении? – Он прервал бритье, позволяя Уильяму ответить.

     - Нет, благодарю вас, сэр … Я сам им расскажу, - улыбнулся Уильям. – Я уверен, что могу отправиться в путь уже завтра. Хотя, уверяю вас, я не забуду вашу доброту и гостеприимство, когда я попаду … к моим друзьям.

     Дензелл Хантер слегка нахмурил брови и сжал рот, но спорить не стал.

     - Надеюсь, ты простишь мое любопытство, - сказал он через некоторое время, - но куда ты намереваешься отправиться?

     Уильям колебался, не зная, что ответить. На самом деле он еще не решил, куда именно направиться, учитывая плачевное состояние его финансов. Лучшая мысль, которая пришла ему в голову – это отправиться в Маунт-Джосайю, на свою плантацию. Он не был уверен, но думал, что должен быть в пределах сорока или пятидесяти миль от нее. Если Хантеры снабдят его небольшим количеством еды, он сможет добраться туда за несколько дней, максимум за неделю. Оказавшись там, он мог обзавестись одеждой, приличной лошадью, оружием и деньгами и продолжить свое путешествие.

     Это была заманчивая перспектива. Однако сделать это означало раскрыть его присутствие в Вирджинии и вызвать значительный резонанс, поскольку в графстве не только знали его, но и знали, что он солдат. Появиться же там, одетым, как он …

     - В Роузмаунте есть несколько католиков, - неуверенно заметил доктор Хантер, вытирая бритву сильно потрепанным полотенцем. Уильям взглянул на него с удивлением.

     - Да? – осторожно произнес он. Почему, черт побери, Хантер сказал ему про католиков?

     - Прошу прощения, друг, - извинился доктор, увидев его реакцию. – Ты упомянул друзей … я подумал …

     - Вы подумали, что я … - за изумлением пришло осознание, и Уильям инстинктивно прижал руку к груди, не обнаружив ничего кроме поношенной сорочки.

     - Вот они, - доктор быстро наклонился и открыл сундук с одеялами в изножье кровати. Когда он выпрямился, с его руки свисали деревянные четки. – Мы их сняли, когда раздевали тебя, но Сисси убрала их, чтобы потом отдать вам.

     - Мы? – произнес Уильям, с запозданием уловив смысл. – Вы … и мисс Хантер … раздевали меня?

     - Ну, больше никого не было, - сказал доктор извиняющимся тоном. – Мы положили тебя в ручей обнаженным в надежде унять лихорадку. Вы не помните?

     Он помнил смутно, но воспринимал всепоглощающий холод и чувство, что он тонет, как остатки лихорадочного бреда. Присутствие мисс Хантер к счастью – или к несчастью – не было частью его воспоминаний.

     - Я не мог унести тебя один, - пояснил доктор. – А соседи … Я повязал полотенце для сохранения скромности, - торопливо успокоил он Уильяма.

     - Какая ссора у вас соседями? – с любопытством спросил Уильям, забрав четки из рук Хантера. – Я сам не папист, - добавил он. – Это … память от друга.

     - Ох, - доктор потер пальцем губу, явно смущенный. – Понятно. Я думал …

     - Соседи? - напомнил Уильям и снова повесил четки себе на шею. Возможно, ошибка в отношении его религии была причиной неприязни соседей?

     - Что ж, осмелюсь сказать, они бы помогли, - признал доктор Хантер, - если бы было время пойти и привести кого-нибудь. Однако дело было срочным, а ближайший дом находится на приличном расстоянии.

     Вопрос об отношении соседей к Хантерам остался без ответа, но настаивать дальше казалось невоспитанным. Уильям только кивнул и встал.

     Пол резко наклонился под ним, и на краю поля зрения замерцал белый свет. Он схватился за подоконник, чтобы не упасть, и через мгновение пришел в себя, весь в поту. Доктор Хантер на удивление сильно держал его за руку, не позволив ему выпасть во двор вниз головой.

     - Не так быстро, друг Рэнсом, - мягко сказал доктор и, потянув назад, направил его к кровати. – Еще день, прежде чем ты сможешь стоять самостоятельно. Боюсь, у тебя больше флегмы, чем полезно.

     Испытывая легкую тошноту, Уильям сел на кровать и позволил доктору Хантеры вытереть полотенцем пот с его лица. Очевидно, у него немного больше времени, чтобы решить, куда идти.

     - Как вы думаете, через какое время я смогу путешествовать полный день?

     Дензель Хантер задумчиво посмотрел на него.

     - Пять дней, вероятно, или по крайне мере четыре, - ответил он. – Ты крепкий и полон жизни, иначе я сказал бы – неделя.

     Уильям, чувствуя себя слабым, кивнул и лег. Доктор с минуту стоял, хмуро глядя на него, хотя не было похоже, что хмурый взгляд предназначался ему. Казалось, он был скорее выражением некоторого внутреннего беспокойства.

     - Как … далеко заведут тебя твои странствия? - спросил доктор, тщательно подбирая слова.

     - Довольно далеко, - также осторожно ответил Уильям. - Я направлялся … в Канаду, - сказал он, внезапно поняв, что сказать больше, значит, рассказать больше, чем ему хотелось, о причинах своего путешествия. Конечно, человек может вести дела в Канаде не обязательно с британской армией, оккупировавшей Квебек, но, поскольку доктор упомянул о политике … в этом вопросе лучше ее не касаться. И, конечно же, он не должен упоминать о Маунт-Джосайе. Какими бы натянутыми ни были отношения Хантеров с соседями, новости об их посетителе могут легко распространиться.

     - Канада, - повторил доктор как бы про себя. Затем его взгляд вернулся к Уильяму. - Да, это значительное расстояние. К счастью, сегодня утром я убил козу, и у нас будет мясо. Это поможет восстановить твои силы. Завтра я пущу тебе кровь, чтобы восстановить баланс жидкостей, а там посмотрим. А пока, - он улыбнулся и протянул руку. - Идем. Я провожу тебя в уборную.