Миссис Рейвен начала меня беспокоить. Она ожидала меня на рассвете снаружи казармы и выглядела так, будто спала в одежде. Ее ввалившиеся глаза сверкали. Она таскалась за мной весь день, постоянно болтая, и ее разговор, обычно сосредоточенный, по крайней мере, номинально на пациентах, которых мы осматривали, и, конечно же, на повседневной жизни в форте, начал отклоняться от указанных тем.
Сначала было не более чем случайное воспоминание о ее прежней замужней жизни в Бостоне. Ее первый муж был рыбаком, и она держала двух коз, молоко которых продавала на улицах. Я была не против слушать о козах по имени Пэтси и Петуния. Я сама знала нескольких запоминающихся козлов, особенно козла по кличке Хирам, которому я лечила сломанную ногу.
Не то чтобы меня не интересовали ее случайные замечания о ее первом муже; они были, во всяком случае, довольно интересными. По-видимому, покойный мистер Эванс на берегу был буйным пьяницей, что было далеко не редкостью, со склонностью отрезать уши или носы людям, которые ему не нравились, что было несколько необычно.
- Он прибил уши на столб моего навеса для коз, - рассказывала она тоном, словно описывала свой завтрак. - Высоко, чтобы козы не могли добраться до них. Они на солнце, знаете ли, скукоживаются как сушеные грибы.
- А-а, - протянула я и подумала сказать, что решить эту проблему можно прокоптив отрезанные уши, но передумала. Я не знала, носит ли Иэн по-прежнему ухо адвоката у себя в спорране, но была совершенно уверена, что он не одобрит жадный интерес миссис Рейвен к этому предмету. И он, и Джейми почти сбегали, едва завидев ее, как будто у нее была чума.
- Говорят, что индейцы отрезают части тела своих пленников, - сказала она, понижая голос, словно делилась секретом. - Одну за другой.
- Как отвратительно, - сказала я. - Пожалуйста, сходите в амбулаторию и принесите свежую корпию.
Она послушалась - она всегда слушалась - но мне показалась, что я слышала, как она что-то бормотала себе под нос, уходя. По мере того, как день разгорался, и в форте забурлила жизнь, ко мне стало приходить осознание.
Диапазон ее разговоров становился все шире и шире. Теперь он простирался от ее далекого идеализированного детства в Мэриленде до такого же далекого будущего, довольно скверного, в котором нас всех убьют англичане или захватят индейцы, что означало пытки, начиная от изнасилования и заканчивая расчленением. Причем эти два действия могли производиться одновременно, хотя я ей сказала, что у большинства людей недостаточно умения и координации для этого. Она все еще могла сосредоточиться на происходящем перед ней, но ненадолго.
- Ты мог бы поговорить с ее мужем? - попросила я Джейми, который пришел на закате и рассказал мне, что видел ее, нарезающую круги вокруг большой бочки возле плаца и что-то бормочущую себе под нос.
- Ты думаешь, он не заметил, что его жена спятила? - ответил он. - Если нет, то думаю, он не оценит, если ему скажут об этом со стороны. И вообще, - логично заметил он, - что он сможет с этим сделать?
Фактически никто не сможет ничего сделать, только присматривать за ней и пытаться унять ее наиболее красочные фантазии. Или, по крайней мере, не давать ей рассказывать о них перед наиболее впечатлительными больными.
Тем временем дни шли, и эксцентричность миссис Рейвен, казалось, не особенно выделялась на фоне тревог большинства обитателей форта, особенно женщин, которым не оставалось ничего делать, кроме как присматривать за детьми, стирать белье - под усиленной охраной на берегу озера или возле парящих котлов - и ждать.
В лесу было небезопасно; за несколько дней до этого не более чем в миле от форта были найдены трупы двух охранников со снятыми скальпами. Эта ужасная находка оказала на миссис Рейвен наихудшее впечатление, да, и я сама не могла сказать, что она не поколебала мою собственную стойкость. Я уже не могла смотреть с батарей на бесконечные мили густой зелени с прежним чувством удовольствия. Лес казался полным угрозы. Мне по-прежнему хотелось чистого белья, но моя кожа покалывала и покрывалась мурашками всякий раз, когда я выходила из форта.
- Тринадцать дней, - сказала я, ведя вниз пальцем по дверному косяку нашего убежища. Джейми без каких-либо комментариев делал зарубку для каждого дня службы, когда ложился спать вечером. - Вы делали зарубки на столбе, когда были в тюрьме?
- Не в Форт-Уильяме и не в Бастилии, - сказал он, подумав. - В Ардсмуире ... да, тогда мы это делали. В этом не было никакого смысла, но ... так много теряешь и так быстро. Казалось важным держаться за что-либо, даже если это всего лишь день недели.
Он подошел и встал рядом, глядя на длинную полоску зарубок.
- Я думаю, у меня было бы искушение сбежать, - сказал он очень тихо, - если бы Иэн не ушел.
Я сама иногда думала об этом. С каждым днем становилось все более очевидным, что форт не выдержит атаки, которая, несомненно, приближалась. Все чаще появлялись разведчики с донесениями об армии Бергойна, и хотя их моментально доставляли в комендатуру и так же поспешно выводили обратно из форта, уже через час все знали, какие вести они принесли, пока мало важные, но тревожные. И все же Артур Сент-Клер не мог заставить себя отдать приказ об эвакуации форта.
- Пятно на его послужном списке, - сказал Джейми ровным голосом, который выдавал его скрытый гнев. - Он не может вынести, что про него скажут, что он потерял Тикондерогу.
- Но он ее потеряет, - сказала я. - Обязательно, не так ли?
- Да. Но если он будет бороться и проиграет, это одно. Сразиться и проиграть битву с превосходящей силой - почетно. Сдаться врагу без боя? Нет, он не может позволить себе этого. Хотя он не кровожадный человек, - задумчиво добавил он. - Я поговорю с ним еще раз. Мы все будем говорить.
Все - это офицеры ополчения, которые могли позволить себе быть откровенными. Некоторые офицеры регулярной армии разделяли чувства ополченцев, но дисциплина не позволяла большинству из них говорить об этом напрямую с Сент-Клером.
Я тоже не считала Артура Сент-Клера кровожадным человеком и не глупым. Он знал, должен знать, какова будет цена сражения. Или цена капитуляции.
- Он ждет Уиткомба, - продолжил Джейми. - Надеется, что он скажет ему, что у Бергойна вообще нет артиллерии. - Форт действительно мог успешно противостоять стандартной тактике осады; фураж и провизия в изобилии поступали из окрестностей, и у Тикондероги все еще была артиллерийская оборона и небольшой деревянный форт на горе Независимости, а также значительный гарнизон, хорошо снабженный мушкетами и порохом. Однако он не сможет устоять против тяжелой артиллерии, размещенной на горе Неповиновения. Джейми поднимался на гору и сказал, что с ее вершины видна вся внутренняя часть форта, и таким образом, противник может без труда его расстрелять.
- Он же не может действительно так думать?
- Нет, но пока он не узнает наверняка, он не решится на какие-либо действия. И никто из разведчиков не принес никаких определенных сведений.
Я вздохнула и прижала ладонь к груди, промокая капли пота.
- Я не могу здесь спать, - внезапно сказала я. - Это все равно, что спать в аду.
Мое заявление застало его врасплох и заставило рассмеяться.
- Тебе хорошо, - сказала я довольно сердито. - Будешь завтра спать в палатке. - Половина гарнизона была переведена в палатки вне стен форта для быстрого реагирования в случае приближения Бергойна.
Англичане приближались, но как близко они были, сколько людей имели и как хорошо были вооружены, было неизвестно.
Для выяснения этого был направлен Бенджамин Уиткомб. Уиткомб, долговязый, рябой мужчина за тридцать, был одним из тех, кого называли долгими охотниками, проводящими недели в глуши, живя лишь за счет даров природы. Такие люди не были общительны, им не нужна была цивилизация, но они были очень полезны. Уиткомб являлся лучшим разведчиком Сент-Клера. Отправляясь на поиски основных сил Бергойна, он взял с собой пятерых человек. Я надеялась, что они вернутся до того, как закончится период службы Джейми. Он хотел уйти - я тоже очень этого хотела - но мы не могли уйти без Иэна.
Джейми развернулся и пошел в нашу комнату.
- Что ты ищешь?
Он рылся в сундучке, где мы хранили оставшуюся одежду и другие мелочи, которыми обзавелись в форте.
- Мой килт. Если я собираюсь предстать перед Сент-Клером, то должен быть подобающе одет.
Я помогла ему одеться и заплела косицу. У него не было подходящего жакета, но была чистая рубашка и дирк, и даже в таком виде он выглядел впечатляюще.
- Я давно не видела тебя в килте, - сказала я, любуясь им. - Уверена, ты произведешь впечатление на генерала даже без розового пояса.
Он улыбнулся и поцеловал меня.
- Это не поможет, - сказал он, - но будет неправильно не попытаться.
Я прошла с ним через плац к дому Сент-Клера. Над озером поднимались грозовые тучи, угольно-черные на фоне пылающего неба, и в воздухе чувствовался запах озона. Казалось, это было зловещим предзнаменованием.
Скоро. Все говорило, что скоро. Фрагменты сообщений, слухи, летающие над фортом, как голуби, духота жаркого воздуха, одиночные пушечные выстрелы - учебные, мы надеялись - из отделено стоящей заставы, называемой Старыми французскими линиями.
Все были беспокойны, заснуть в такую жару было невозможно, если не напиться до отключки. Я не была пьяна, и мне было не по себе. Джейми отсутствовал более двух часов, а я так хотела его увидеть. Не потому, что меня волновало, что Сент-Клер скажет ополченцам. Из-за жары и усталости мы не занимались любовью больше недели, и я начала подозревать, что такой возможности может долго не представиться. Если в следующие несколько дней нам придется или сражаться, или бежать, бог знает, сколько времени может пройти, прежде чем у нас снова появится время для уединения.
Я прогуливалась по плацу, следя за домом Сент-Клера, и когда, наконец, увидела его, направилась к нему, не торопясь, чтобы позволить ему проститься с офицерами, которые вышли вместе с ним. Какое-то время они стояли кучкой, опущенные плечи и сердито наклоненные головы говорили, что эффект от их протестов был именно таким, как предсказывал Джейми.
Он медленно пошел прочь, заложив руки за спину и склонив голову в задумчивости. Я тихо подошла к нему и положила руку на сгиб его локтя, он удивленно посмотрел на меня, но улыбнулся.
- Ты поздно на улице, сассенах. Что-то случилось?
- Нет, - ответила я. - Просто кажется, что сейчас прекрасный вечер для прогулки по саду.
- По саду? - повторил он, взглянув на меня искоса.
- По комендантскому саду, если быть точным, - сказала я и потрогала карман фартука. - У меня, э-э, есть ключ. - Внутри форта было несколько небольших садов, большинство из которых, в сущности, являлись огородами и предназначались для выращивания овощей. Официальный сад за комендантским домом был спроектирован французами много лет назад, и хотя с тех пор он был запущен и зарос сорняками, у него был один довольно интересный аспект - окружающая его высокая стена и запирающиеся ворота. Ранее я предусмотрительно взяла ключ у повара генерала Сент-Клера, который пришел ко мне с болью в горле. Я верну его обратно, когда зайду к нему завтра, чтобы проверить его горло.
- А, - задумчиво произнес Джейми и послушно повернулся к комендантскому дому.
Ворота в сад находились позади дома. Мы проскользнули по аллее, идущей вдоль стены, пока охранник у дома Сен-Клера разговаривал с прохожим. Я тихонько закрыла за нами ворота, заперла их и сунула ключ в карман, а затем обняла Джейми.
Он медленно поцеловал меня, а потом поднял голову, глядя мне в глаза,
- Мне нужна небольшая помощь, не возражаешь?
- Это можно устроить, - заверила я его и положила руку ему на колено, где килт обнажал плоть. Я слегка подвигала большим пальцем, наслаждаясь мягким и упругим ощущением волос на его ноге. - Эм-м ... ты имел в виду какую-то конкретную помощь?
Я чувствовала его запах, несмотря на то, что он тщательно помылся, высохший пот на коже, приправленный пылью и опилками. Он ощущался также, как терпкий солоноватый мускус.
Я скользнула рукой вверх по его бедру под килтом, чувствуя, как двигаются и подрагивают его мускулы под моими пальцами. Однако, к моему удивлению, он остановил меня, схватив сквозь ткань мою руку.
- Думала, тебе нужна помощь, - сказала я.
- Потрогай себя, anighean, - тихо ответил он.
Это немного обескураживало, особенно если учесть, что мы стояли в заросшем саду, не более чем в двадцати футах от переулка, где часто бывали ополченцы в поисках тихого места для выпивки. Но все равно ... Я прислонилась спиной к стене и послушно подняла юбку выше колен. Придерживая подол, я мягко поглаживала кожу на внутренней стороне бедра. Другой рукой я провела вверх по корсету туда, где мои груди выпирали из тонкого влажного хлопка.
Его взгляд был тяжелым; он все еще наполовину был пьян от усталости, но с каждым мгновением становился все более заинтересованным. Он издал вопросительный звук.
- Знаешь, что в этом могут участвовать двое? - сказала я, задумчиво теребя шнурок, стягивающий вырез моей рубашки.
- Что? - он вынырнул из марева, широко раскрыв налитые кровью глаза.
- Ты слышал меня.
- Ты хочешь, чтобы я ...
- Да.
- Я не могу это делать! Перед тобой?
- Если я могу делать это перед тобой, ты, конечно же, можешь отплатить мне тем же. Но если ты хочешь, чтобы я остановилась ... - я медленно опустила шнурок, и стала водить пальцем по своей груди туда-сюда, туда-сюда, как метроном. Я чувствовала свои соски, твердые как мушкетные пули. Должно быть, они четко выделялись даже под тканью.
Я слышала, как он сглотнул.
Я улыбнулась и опустила руку ниже, взявшись за подол юбки. И замерла, приподняв бровь.
Словно загипнотизированный, он потянулся и взялся за подол своего килта.
- Хороший мальчик, - промурлыкала я и оперлась одной рукой на ограждение. Приподняв колено, уперлась ногой в стену, позволив юбке сползти дольше, обнажая бедра. Потянулась ниже.
Он что-то пробормотал по-гэльски. Не могу сказать, был ли это комментарий при виде открывшейся ему перспективы, или он вручал свою душу богу. Но в любом случае, он задрал килт.
- Что ты имел виду, говоря, что тебе нужна помощь? - спросила я, пристально глядя на него.
Он издал тихий настойчивый звук, понуждая меня продолжать. И я продолжила.
- О чем ты думаешь? - зачаровано спросила я спустя некоторое время.
- Я не думаю.
- Нет, думаешь. Я вижу это по твоему лицу.
- Ты не захочешь знать, - на его скулах блестел пот, а глаза превратились в щелочки.
- О, да, я захочу ... О, подожди. Если ты думаешь о ком-то, кроме меня, я не хочу знать.
Он открыл глаза, пригвоздив меня взглядом, от которого у меня задрожало между бедер. Он не остановился.
- О, - сказала я, почти теряя дыхание. - Когда сможешь снова говорить, я хочу узнать.
Он продолжал глядеть на меня так, что мне внезапно показалось, что таким взглядом смотрит волк на жирненькую овечку. Я немного пошевелилась и отогнала от лица облачко москитов. Он часто дышал, и я могла чувствовать его запах, мускусный и резкий.
- Ты, - сказал он, и я увидела, как дернулось его горло, когда он сглотнул. Он поманил меня пальцем свободной руки - Иди сюда.
- Я ...
- Сейчас же.
Я загипнотизировано оттолкнулась от стены и сделала два шага к нему. Прежде чем я успела сказать или что-либо сделать, килт зашуршал, и большая горячая рука легла на мой загривок. Потом я лежала на спине в высокой траве, Джейми был во мне, а его рука закрывала мне рот. Хорошо, смутно подумала я, так как на аллее по ту сторону садовой стены слышались голоса.
- Играя с огнем, ты можешь обжечься, сассенах, - прошептал он мне на ухо. Он пришпилил меня, как бабочку, и, крепко схватив запястья, не давал двигаться, хотя я отчаянно дергалась и корчилась под ним. Очень медленно он опустился так, что лег на меня всем своим весом.
- Хочешь знать, о чем я думал, да? - пробормотал он мне на ухо.
-М-м!
- Хорошо, я скажу тебе, но ... - он замолчал, чтобы полизать мое ухо.
- Мм-н!
Теплая рука предупреждающе зажала мой рот. Голоса стали ближе, и можно было различить слова. Небольшая компания молодых ополченцев, полупьяных и в поисках шлюх. Зубы Джейми мягко сомкнулись на моей мочке и принялись покусывать ее. Его теплое дыхание щекотало ухо, и я бешено извивалась, но он не сдвинулся ни на дюйм.
Он также обстоятельно поласкал мое второе ухо, пока мужчины не ушли из зоны слышимости, затем поцеловал кончик носа и, наконец, убрал руку с моего рта.
- Ох. На чем я остановился? А, да ... ты хотела услышать, о чем я думал?
- Я передумала, - я делала мелкие частые вздохи, как от тяжести на моей груди, так и от желания. Оба чувства были существенными.
Он издал шотландский звук, указывающий на веселье, и сильнее сжал мои запястья.
- Ты начала это, сассенах, но я закончу, - он прижался ртом к моему мокрому уху и прошептал то, о чем думал. При этом не двигаясь ни на дюйм, только снова прижал руку к моему рту, когда я начала ругаться.
Каждый мускул в моем теле дергался, как резиновая ленточка, когда он, наконец, задвигался. Потом одним внезапным движением он приподнялся почти вышел из меня и с силой толкнулся назад.
Когда я могла снова видеть и слышать, то поняла, что он смеется, все еще возвышаясь надо мной.
- Ну, как, избавил тебя от страданий, не так ли, сассенах?
- Ты ... - проскрипела я. У меня не было слов, но в эту игру могут играть двое. Он не двигался отчасти для того, чтобы помучить меня, но в равной степени и потому, чтобы не кончить сразу же. Я сжала свои мягкие, скользкие мышцы вокруг его члена один раз, медленно и нежно, а затем сделала это три раза быстро. Он издал звук удовольствия и смолк, дергаясь и постанывая, его пульсация отдавалась эхом в моей собственной плоти. Очень медленно он опустился, вздыхая, как сдутый пузырь, и лег рядом со мной, медленно дыша, с закрытыми глазами.
- Теперь можешь поспать, - сказала я, гладя его по волосам. Он улыбнулся, не открывая глаз, глубоко вздохнул, и его тело расслабилось на земле.
- А в следующий раз, чертов шотландец, - прошептала я ему на ухо, - я скажу, о чем думала я.
- О, боже, - сказал он и беззвучно рассмеялся. - Ты помнишь, как я впервые поцеловал тебя, сассенах?
Я полежала некоторое время, чувствуя пот на своей коже и успокаивающую тяжесть его тела, спящего в траве рядом со мной, прежде чем, наконец, вспомнила.
Я сказал, что я девственник, а не монах. Если я обнаружу, что мне нужна помощь... я попрошу .
Иэн Мюррей очнулся от глубокого сна без сновидений от звука горна. Лежавший рядом Ролло вздрогнул, издав испуганный, низкий Гав! , и, ощетинившись, огляделся в поисках угрозы.
Иэн тоже привстал, держась одной рукой за нож, другой за собаку.
- Тише, - прошептал он, и пес слегка расслабился, хотя продолжал издавать низкое раскатистое рычание, слишком низкое для человеческого слуха Иэн чувствовал его, как постоянную вибрацию огромного тела под рукой.
Теперь, когда он проснулся, он легко их слышал. Скрытое шевеление в лесу, такое же скрытое, но такое же ясное, как рычание Ролло. Очень большая группа людей на небольшом расстоянии. Лагерь начинает просыпаться. Как он ухитрился не заметить их прошлой ночью? Он принюхался, но ветер был в другую сторону; он не уловил запаха дыма, хотя теперь его видел, тонкие струйки поднимались на фоне бледного предрассветного неба. Много костров. Очень большой лагерь.
Он скатывал одеяло, прислушиваясь. Место его ночевки опустело, и через несколько секунд он растворился в кустах с привязанным к спине одеялом и ружьем в руке; огромная и молчаливая собака следовала за ним по пятам.