Миссис Шерстон, проявив неожиданное великодушие, предложила нам свое гостеприимство. Я переехала в большой дом Шерстонов в Хиллсборо с Брианной, Джемми и двумя моими пациентами. Джейми делил свое время между Хиллсборо и лагерем на Аламансе, где Трайон оставался до тех пор, пока полностью не решит проблему с регуляторами.
И хотя я не могла достать пулю, застрявшую в легком Мортона, она, казалось, мало его беспокоила, и рана затягивалась довольно хорошо. Неизвестно, где именно находилась пуля, но было совершенно ясно, что она не повредила ни один из основных сосудов. Пока она не станет перемещаться, Мортон мог жить с ней, не испытывая особых проблем. Я знала много солдат, живущих с пулями в теле. Арчи Хейес был одним из них.
Я совсем не была уверена в стабильности пенициллина из моего запаса, но он, по-видимому, работал; вокруг раны имелась небольшая краснота, и из нее сочилось немного жидкости, но инфекции не было, а лихорадка была слабая. Кроме пенициллина самым важным фактором, повлиявшим на самочувствие Мортона, явился приезд через несколько дней после сражения Алисии Браун, находящейся уже на большом сроке беременности. Через час после ее прибытия он уже сидел в кровати с торчащими волосами, чрезвычайно бледный, но радостный, положив руку на ее вздувшийся живот с будущим ребенком внутри.
С Роджером дела обстояли не так хорошо. Он не был тяжело ранен, если не считать раздавленного горла, хотя это само по себе было достаточно плохо. Переломы пальцев были не сложные; я наложила на них шины, и они должны были зажить без проблем. Следы побоев заживали довольно быстро, меняя цвета от ярко-красного и синего до фиолетового, зеленого и желтого, и от этого он смотрелся так, словно был выкопан из могилы, будучи мертвым уже неделю. Основные жизненные показатели у него были превосходны. Но воля к жизни отсутствовала.
Он много спал, что было хорошо. Однако его сонливость не была здоровой; он стремился к ней с какой-то отчаянностью и, достигнув, упорно цеплялся за нее, что тревожило меня сильнее, чем мне хотелось признавать.
Брианна, обладающая огромным собственным упрямством, каждые несколько часов заставляла его просыпаться, чтобы покормить и вынуть трубку для ее очистки и обработки разреза. Во время процедур он ни на кого не смотрел, сфокусировав взгляд в пустоту, и практически не обращал внимания на адресованные ему замечания. После окончания процедуры его глаза снова закрывались; он откидывался на подушку, сложив перевязанные руки на груди, и лежал тихо, как надгробный камень; только негромкий хрипловатый свист раздавался из трубки в его горле.
Спустя два дня после сражения при Аламансе, Джейми появился в доме Шерстонов в Хиллсборо как раз перед ужином, усталый от долгой дороги и весь покрытый красноватой пылью.
- У меня состоялся небольшой разговор с губернатором, - сказал он во дворе, беря у меня чашку с водой. Он выпил ее одним большим глотком и вздохнул, вытирая пот с лица рукавом пальто. - Он занят всякой суетой и совсем не думает о том, что произошло после сражения, но я это так не оставлю.
- Представляю, какой был разговор, - пробормотала я, помогая ему снять пыльное пальто. - Уильям Трайон - это не уравновешенный шотландец, не говоря уже о Фрейзере.
Я неохотно улыбнулась. "Упрямые, как камни" - вот краткое описание клана Фрейзеров, о котором мне поведали много лет назад, и ничего за прошедшее время не дало мне повода усомниться в его истинности.
- Да, - он пожал плечами и с наслаждением потянулся, расправляя уставший от долгой поездки позвоночник. - О, Христос. Я голоден, есть какая-нибудь еда?
Он поднял свой длинный нос и с надеждой принюхался.
- Запеченный окорок и пирог из сладкого картофеля, - сказала я без необходимости, так как в воздухе витал сильный медовый аромат. - Итак, что сказал губернатор, когда ты его должным образом запугал?
Его зубы сверкнули в короткой улыбке от такого описания его интервью с Трайоном, но из его едва заметного довольного выражения я поняла, что оно не было совсем неправильным.
- О. многое. Но для начала я настоял на том, чтобы он вспомнил все подробности, когда Роджер Мак был схвачен, кто привел его, и что было сказано. Я хочу все выяснить об этом.
Он развязал ремешок на волосах и тряхнул влажными кудрями, темными от пота.
- Он что-нибудь вспомнил, когда ты нажал на него?
- Да, немного. Трайон говорит, что Роджера Мака привели трое мужчин; у одного из них был значок отряда Фрейзера, и он, конечно же, решил, что это мой человек. Он так говорит, - добавил он с иронией.
Я подумала, что вполне разумно, если губернатор так решил, но Джейми был совсем не в настроении признавать это.
- Должно быть, у мужчины был значок Роджера, - сказала я. - Остальная часть вашего отряда вернулась с тобой. Все, кроме Браунов, но это были не они.
Оба Брауна исчезли после того, как в суматохе сражения использовали благоприятный момент, чтобы отомстить Исайе Мортону. Вряд ли они слонялись бы поблизости, чтобы напасть на Роджера, даже если у них были на то причины.
Он кивнул, отклоняя мысль о Браунах коротким жестом.
- Да. Но почему? Он сказал, что Роджер Мак был связан и с кляпом во рту - постыдный способ обращения с пленными, как я сказал ему.
- И что он ответил на это?
Трайон, может быть, и был менее упрям, чем Джейми, но также был не склонен терпеть оскорбления.
- Он заявил, что это не война, а мятеж, и он имел право применить жестокие меры. Но схватить и повесить человека, не разрешив ему даже назвать свое имя ... - его лицо покраснело. - Я клянусь тебе, Клэр, если бы Роджер умер на веревке, я сломал бы Трайону шею и бросил его труп воронам!
У меня не было ни малейшего сомнения, что он выполнил бы свою угрозу; я все еще видела его руку, обхватившую шею губернатора над серебряным горжетом. Я подумала, понимал ли Уильям Трайон, в какой опасности находился в ту ночь после сражения.
- Он не умер и не собирается умирать, - я надеялась, что я права, но произнесла это так уверенно, как могла, и положила ладонь на руку Джейми. Мускулы его предплечья вздулись и подрагивали от сдерживаемого желания ударить кого-нибудь, но застыли от моего прикосновения. Он глубоко вздохнул раз-другой, коротко пробарабанил негнущимися пальцами по бедру и преодолел свой гнев.
- Итак. Он сказал, что мужчина назвал Роджера Джеймсом МакКуистоном, одним их главарей регуляторов. Я справлялся о нем, - добавил он, взглянув на меня. Его голос стал спокойнее. - Тебя удивит, сассенах, что никто не знал этого МакКуистона в лицо?
Да, я была удивлена и сказала ему об этом. Он кивнул головой; краснота немного сошла с его лица.
- И меня это удивило. Статьи этого человека встречается во многих памфлетах, но никто не видел его. Ни старый Ниниан, ни Хасбанд Хермон, никто из регуляторов, с которыми мне удалось поговорить, хотя большинство из них держали язык за зубами.
- Я даже нашел издателя, который напечатал одну из статей МакКуистона; он сказал, что ее текст был оставлен на его пороге однажды утром вместе с головкой сыра и двумя сертификатами провозглашенных денег в качестве платы за печать.
- Это интересно, - сказала я и убрала свою руку; он уже полностью владел собой. - Значит, ты думаешь, что, скорее всего, "Джеймс МакКуистон" - вымышленное имя?
- Очень даже может быть.
Внезапно мне в голову пришла идея.
- Не думаешь ли ты, что человек, представивший Роджера губернатору, как МакКуистона, возможно, и был самим МакКуистоном?
Джейми приподнял брови и медленно кивнул.
- И он стремился спастись, повесив вместо себя Роджера Мака? Сказаться мертвым - превосходный способ избежать ареста и преследований. Да это была умная мысль, хотя и немного плохая, - добавил он справедливости ради.
- О, только немного?
Он, казалось, меньше сердился на фиктивного МакКуистона, чем на губернатора, но, с другой стороны, вина Трайона была очевидна.
Мы подошли к колодцу. На его срубе стояло ведро с водой, нагретой солнцем. Он закатал рукава и, сложив ладони чашей, поплескал водой в лицо, потом яростно потряс головой, разбрызгивая капельки на гортензии миссис Шерстон.
- Губернатор вспомнил, как выглядели эти мужчины? - спросила я, вручая ему сложенное полотенце, лежащее здесь же на срубе колодца. Он взял его и вытер лицо, качая головой.
- Только одного, того, у которого был значок и который вел весь разговор. Он сказал, что это был светловолосый мужчина, очень высокий с хорошей фигурой. Он так же думает, что у мужчины были зеленые глаза. Трайон не обращал особого внимания на их внешность, так как был очень занят, но это он вспомнил.
- Иисус Рузвельт Христос, - сказала я, пораженная внезапной мыслью. - Высокий, светловолосый и зеленоглазый. Не думаешь ли ты, что это мог быть Стивен Боннет?
С широко открытыми глазами он с изумлением уставился на меня из-за края полотенца.
- Иисус, - произнес он в свою очередь и рассеянно положил полотенце назад. - Я даже не подумал об этом.
Я тоже. Все, что я знала о Боннете, не вписывалось в образ регулятора, большинство из которых являлись бедными отчаявшимися людьми, как Джо Хобсон, Хью Фаулз и Абель МакЛеннан. Некоторые были воинствующими идеалистами, как Хасбанд и Гамильтон. Стивен Боннет, вероятно, временами бывал бедным и отчаявшимся, но я была уверена, что выражать правительству свой протест он не станет. Он применит насилие. Возможно, убьет судью или шерифа за непомерные поборы. Но, нет ... это смешно. Насколько я знала, Стивен Боннет вообще не платил никаких налогов.
- Нет, - Джейми отрицательно покачал головой, очевидно, придя к таким же заключениям. Он смахнул капельку влаги с кончика носа. - В этом деле деньгами не пахнет. Даже Трайон был вынужден просить заем у графа Хиллсборо, чтобы заплатить ополчению. А регуляторы ... - он махнул рукой, отвергая мысль о регуляторах, могущих кому-нибудь заплатить. - Я не знаю много о Стивене Боннете, но думаю, только обещание золота могло привести его на поле боя.
- Да, это верно, - позвякивание фарфора и серебра раздалось из открытого окна, сопровождаемое приглушенными голосами рабов, которые накрывали на стол. - И я думаю, Стивен Боннет никоим образом не может быть Джеймсом МакКуистоном, не так ли?
Он рассмеялся, и его лицо впервые за время нашего разговора расслабилось.
- Нет, сассенах. Что еще я знаю о Бонннете - это то, что он не умеет читать и вряд ли сможет написать свое имя.
Я выпучила на него глаза.
- Как ты узнал об этом?
- Мне сказала Сэмюель Корнелл. Он сам не встречался с Боннетом, но он рассказывал, что к нему приезжал Уолтер Пристли, чтобы занять денег. Он был удивлен, так как Пристли - богатый человек, но тот сказал ему, что прибывает корабль с грузом, за который он должен заплатить золотом, поскольку человек, доставивший груз, не возьмет ни складские квитанции, ни сертификаты провозглашенных денег, ни даже банковскую тратту. Он не доверяет словам на бумаге, которые не может прочитать сам, и при этом не доверит прочитать их никому. Так что, остается только золото.
- Да, это действительно похоже на Боннета, - я развернула его пальто, который держала в одной руке и стала вытряхивать его, отворачивая лицо от клубов красноватой пыли. - Насчет золота ... Ты не думаешь, что Боннет мог оказаться возле Аламанса случайно? Может быть, по дороге в Речной поток?
Он мгновение подумал, но потом покачал головой, заворачивая манжеты рукавов.
- Это не та война, сассенах, когда человек может оказаться во власти обстоятельств. Армии находились друг против друга два дня, а сторожевые линии были дырявы, как рыбацкие сети; не составляло большого труда уехать с Аламанса или вообще объехать его стороной. И потом Аламанс слишком далеко от Речного потока. Но кто бы ни пытался убить молодого Роджера, он был здесь по своей собственным делам.
- Таким образом, мы вернулись к таинственному мистеру МакКуистону, кем бы он ни был.
- Возможно, - произнес он с сомнением в голосе.
- Но кто еще это мог быть? - запротестовала я. - Уверена, ни у кого среди регуляторов не было ничего личного против Роджера!
- Может быть, - согласился Джейми, - но мы ничего не сможем точно сказать, пока парень сам все не расскажет.
После окончания ужина, во время которого, разумеется, не было никакого упоминания о МакКуистоне, Стивене Боннете или о чем-либо подобном, я встала, чтобы пойти проверить Роджера. Джейми пошел вместе со мной и тихо выслал из комнаты рабыню, которая сидела возле окна, починяя одежду. Кто-нибудь всегда должен был находиться с Роджером, чтобы смотреть - не забилась ли трубка, не сместилась ли она, поскольку для него она оставалась пока единственным средством дыхания. Пройдет еще несколько дней, пока опухоль в его горле спадет достаточно, чтобы я рискнула удалить трубку.
Джейми ждал, пока я проверяла пульс и слушала дыхание Роджера, потом по моему кивку сел на стул рядом с кроватью.
- Ты знаешь имена мужчин, которые выдали тебя? - спросил он без всяких предварительных маневров. Роджер посмотрел на него, нахмурив черные брови, потом медленно кивнул и показал один палец.
- Одного из них? Сколько их было?
Три пальца. Это соответствовало словам Трайона.
- Они были регуляторами?
Кивок.
Джейми взглянул на меня, потом перевел взгляд на Роджера.
- Это не был Стивен Боннет?
Роджер сел прямо, открыв рот. Он схватился за трубку, торчащую из горла, изо всех сил пытаясь заговорить, и яростно затряс головой.
Я схватила его за плечо, другой рукой удержала трубку, которую он почти выдернул из разреза. Рана открылась, и струйка крови бежала по его шее. Сам Роджер, казалось, не обращал на это внимание; его взгляд был направлен на Джейми, а рот открывался, задавая беззвучные вопросы.
- Нет, нет. Если ты его не видел, значит, его там не было, - Джейми твердо положил руку на другое его плечо, помогая мне положить его на подушку. - Просто, Трайон описал высокого светловолосого мужчину. Возможно, с зелеными глазами. Мы подумали ...
Лицо Роджера расслабилось. Он снова покачал головой и откинул голову назад. Джейми продолжил:
- Ты, однако, знал этого человека прежде? - Роджер взглянул на него, потом пожал плечами. Он выглядел немного раздраженным и беспомощным; я слышала, что его дыхание ускорилось и со свистом выходило из янтарного мундштука. Я со значением откашлялась, с нахмуренными бровями глядя на Джейми. Роджер был вне непосредственной опасности, но это не означало, что с ним все было хорошо. Ничего подобного.
Джейми проигнорировал меня. Он прихватил с собой ящичек для эскизов Брианны, когда поднимался наверх. Теперь он положил на него листок бумаги и поставил его на колени Роджера, потом протянул ему оточенный угольный карандаш.
- Ты попробуешь еще раз? - он пытался заставить Роджера общаться с помощью бумаги сразу же, как тот пришел в сознание, но руки Роджера слишком распухли, чтобы он мог держать карандаш. Они все еще выглядели ужасно, но периодическое приставление пиявок и мягкий массаж улучшили их состояние, и они стали немного походить на руки.
Губы Роджера сжались на секунду, но он неуклюже обхватил карандаш пальцами. Первые два пальца на этой руке были сломаны, и маленькие щепки, которые я использовала в качестве шин, заставляли их торчать в подобии буквы "V".
Роджер, сосредоточено хмурясь, начал медленно писать. Джейми придерживал бумагу обеими руками, чтобы она не скользила.
Карандаш переломился, и два его обломка полетели на пол. Я наклонилась, чтобы поднять их, а Джейми склонился над измазанным листком, на котором были корявые "У" и "М", потом пробел и "МАК".
- Уильям? - он вопросительно взглянул на Роджера. Пот блестел у того на скулах, но он коротко кивнул.
- Уильям Мак, - сказала я, глядя через плечо Джейми. - Значит, шотландец или, по крайней мере, шотландское имя?
Не то, чтобы это намного сужало выбор. МакЛеод, МакПерсон, МакДональд, МакДоннел, Мак ... Куистон?
Роджер поднял руку и ударил себя по груди. Он ударял снова и снова, произнося какое-то имя. Вспомнив телешоу с шарадами, я на этот раз сообразила быстрее, чем Джейми.
- МакКензи? - спросила я и была вознаграждена быстрой вспышкой в зеленых глазах и кивком головы.
- МакКензи. Уильям МакКензи, - Джейми хмурился, очевидно, перебирая в уме список имен и лиц, но не находя нужного.
Я наблюдала за лицом Роджера. Все еще незажившее, оно выглядело более нормальным, несмотря на синевато-багровый рубец под челюстью, и я подумала, что на нем было какое-то странное выражение. Я могла видеть физическую боль в его глазах, беспомощность и расстройство от того, что он не может сказать то, что хотел, но там было еще что-то. Гнев, конечно, и какая-то озадаченность.
- Ты знаешь какого-либо Уильяма МакКензи? - спросила я Джейми, который слегка барабанил пальцами по столу, раздумывая.
- Да, четырех или пятерых, - ответил он, все еще сосредоточено хмуря брови. - В Шотландии. Но ни одного здесь, и ни одного ...
Рука Роджера резко поднялась при слове "Шотландия", и Джейми замолчал, уставившись на Роджера, как охотничья собака в стойке.
- Шотландия, - сказал он. - Что о Шотландии? Человек - только что прибывший иммигрант.
Роджер яростно покачал головой, затем остановился, гримасничая от боли. Он на мгновение зажмурился, потом открыл глаза и махнул рукой на куски угольного карандаша, которые я держала в руках.
Потребовалось несколько попыток, пока, наконец, Роджер не откинулся устало на подушку; горловина его рубашки была влажна от пота и запятнана кровью из горла. Результатом его усилий были корявые смазанные буквы, но я могла легко их прочитать.
"Дугал" было написано на листке. Выражение на лице Джейми стало настороженным.
- Дугал, - повторил он медленно. Он знал нескольких Дугалов, и некоторые из них жили в Северной Каролине. - Дугал Чизхолм? Дугал О'Нил?
Роджер отрицательно качнул головой, и трубка в его горле захрипела. Он поднял руку и ткнул в сторону Джейми негнущимися пальцами. Получив непонимающий взгляд в ответ, он снова попытался взять карандаш, но тот скатился с ящичка и упал на пол.
Тогда используя измазанные темно-серым порошком пальцы, он вывел на бумаге едва видимые каракули, при виде которых я ощутила удар электрического тока.
"Джейли", образовали слово каракули.
Джейми мгновение смотрел на имя, потом он немного вздрогнул и перекрестился.
- Dhia(1), - произнес он тихо и посмотрел на меня. Мы оба поняли о ком идет речь; Роджер увидел это и откинулся на подушку, испустив громкий вздох через трубку.
- Сын Дугала от Джейлис Дункан, - сказал Джейми, поворачиваясь к Роджеру с недоверчивым видом. - Его, кажется, назвали Уильямом. Ты его имеешь в виду? Ты уверен?
Краткий кивок, и глаза Роджера закрылись. Потом они открылись, и один палец неуверенно указал на свой собственный глаз глубокого ясного зеленого цвета - цвета мха. Он был белым, как простыня, на которой лежал, и его измазанные углем пальцы дрожали. Его рот дергался в отчаянной попытке заговорить, объяснить, но дальнейшие пояснения должны будут подождать, по крайней мере, некоторое время.
Его рука упала, и глаза снова закрылись.
Обнаружение личности Уильяма Баккли МакКензи, не изменило твердое желание Джейми найти его, но изменило его желание немедленно убить человека, как только он будет найден. В целом, все было не так плохо.
Брианна, которую оторвали от ее живописи для консультации, пришла в мою комнату в блузе, сильно пахнущей скипидаром и льняным маслом, и с пятном кобальтовой краски на одной мочке уха.
- Да, - сказала она, удивленная настойчивыми расспросами Джейми. - Я слышала о нем. Уильям Баккли МакКензи, подмененный ребенок.
- Какой? - брови Джейми высоко поднялись.
- Это я так назвала его, - сказала я, - когда увидела родословную Роджера и поняла, кто такой Уильям Баккли МакКензи. Дугал отдал ребенка Уильяму и Саре МакКензи, помнишь? И они дали ему имя ребенка, которого они потеряли за два месяца до этого.
- Роджер упоминал, что видел его и его жену на борту "Глорианы", когда он плыл из Шотландии в Северную Каролину, - вставила Бри. - Но он сказал, что до недавних пор он не подозревал, кто был этот человек, и не имел случая поговорить с ним. Значит, Уильям здесь, но с какой стати он попытался убить Роджера, да еще таким способом?
Она задрожала, хотя в комнате было тепло. Было начало лета, и даже с открытыми окнами воздух был горяч и влажен.
- Он отродье ведьмы, - коротко сказал Джейми, как если бы это был достаточный ответ. Возможно, так оно и было.
- Они и меня считали ведьмой, - напомнила я ему немного желчно и получила в ответ взгляд синих глаз искоса и изгиб длинного рта.
- Да, они считали, - сказал он и откашлялся, протерев рукой потный лоб. - Ну что ж, думаю, нам остается только ждать и искать. Имя нам поможет. Я пошлю письмо Дункану и Фаркарду, чтобы они поискали, - он раздраженно потянул воздух и выдохнул.
- Что мне с ним делать, когда я найду его? Сын ведьмы или нет, но он мой родственник; я не могу убить его. Не после того ... - он вовремя спохватился и кашлянул. - Я имею в виду, он сын Дугала. Он мой двоюродный брат, в конце концов.
Я понимала, что он на самом деле имел виду. Четыре человека знали, что произошло в чердачной комнате калоденского дома за день до сражения. Один из них мертв, другой исчез и, скорее всего, тоже мертв. Только я осталась свидетелем того, как пролилась кровь Дугала, и чья рука это сделала. Независимо от того, какое преступление совершил Уильям Баккли МакКензи, Джейми не станет убивать его ради отца.
- Ты собирался убить его? Пока не узнал, кто он? - Бри выглядела потрясенной от этой мысли. Она медленно крутила в руках запятнанную краской тряпку.
Джейми повернулся к ней.
- Роджер Мак - твой муж, сын моего дома, - очень серьезно произнес он. - Конечно, я отомстил бы за него.
Брианна поглядела на меня, потом отвела глаза. Она выглядела странно задумчивой, и ее вид немного встревожил меня.
- Хорошо, - сказала она очень тихо. Когда ты найдешь Уильяма Баккли МакКензи, я хочу знать об этом.
Она сложила тряпку, затолкала ее в карман блузы и вернулась к работе.
Брианна соскребла немного голубовато-зеленой краски с края палитры и капнула ее на большое бледно-серое пятно. Она поколебалась мгновение, наклоняя палитру из стороны в сторону, чтобы рассмотреть полученный цвет, потом добавила немного кобальта с другой стороны пятна, создав переход тонов от сине-серого к серо-зеленому, столь слабый, чтобы его не мог различить неопытный глаз.
Она взяла одну из коротких широких кистей и короткими несильными ударами нанесла серые тона вдоль челюсти на холсте. Да, это было почти правильно - бледное, как обожженный фарфор, но с ярким оттенком под ним, одновременно деликатное и земное.
Поглощенная вдохновением артиста, она не замечала окружение, глубоко погрузившись в работу, сравнивая появляющееся на холсте с тем, что было в ее памяти. Не то, что бы она никогда раньше не видела мертвого человека. Ее отец, Фрэнк, был похоронен в открытом гробу, и она присутствовала на похоронах родственника своих старых друзей. Но цвета бальзамировщика были ярки и почти грубы по сравнению с цветами свежего трупа. Она была поражена контрастом.
"Это из-за крови", - подумала она, беря тонкую кисть, чтобы добавить точку чистого голубовато-зеленого цвета в углубление глазницы. Смерть не изменяет ни форму костей, ни тени, которые они отбрасывают. Но кровь окрашивает эти тени. В жизни они голубоватые, красноватые, розовые и бледно-лиловые от крови, движущейся под кожей; в смерти, когда кровь останавливается, густеет и темнеет, цвета синие, как у голубой глины, фиолетовые, индиго и лиловато-коричневые ... и еще появляется новый цвет - деликатно-зеленый, который ее художественный ум с жесткой ясностью классифицировал, как раннее гниение.
Из зала раздались незнакомые голоса, и она настороженно прислушалась. Фиби Шерстон любила приводить своих гостей полюбоваться на процесс написания портрета. Обычно Брианна не возражала против этого и даже объясняла, что она делала, но сейчас работа была сложная, и времени было мало. Она могла работать с такими тонкими оттенками только в короткий период заката, когда свет был еще ясен, но не так ярок.
Голоса, однако, двинулись в сторону гостиной; она расслабилась и снова взяла толстую кисть.
Она вызвала видение в своей памяти: мертвец, которого они положили под деревом возле импровизированного госпиталя ее матери у Аламанса. Она ожидала, что будет потрясена боевыми ранами и смертью, а вместо этого была потрясена своим отношением к ним. Она видела ужасные вещи, но это не походило на обычные приемы больных, которые проводила ее мать, и которые она посещала, когда имела свободное время, чтобы посочувствовать пациентам в мелких немочах слабой плоти. На поле битвы все происходило очень быстро, было слишком много раненых, чтобы делать все тщательно и выверено.
Несмотря на спешку и нехватку времени, каждый раз проходя мимо того дерева, она на мгновение останавливалась. Наклонялась, чтобы отогнуть угол одеяла, и смотрела в лицо человека. Потрясенная собственной зачарованностью, но не делая усилий, чтобы сопротивляться ему, она запоминала удивительные необратимые изменения цвета и тени, окоченение мускулов и изменение форм, когда кожа теснее липла к костям, и процесс смерти и распада начинал свою ужасную магию.
Ей не пришло в голову спросить имя мертвеца. Было ли это бесчувственно с ее стороны, задалась она вопросом. Вероятно, это от того, что все ее чувства были направлены на другое - и тогда и теперь. Все же она закрыла глаза и прочитала быструю молитву об успокоении души неизвестного человека.
Когда она открыла глаза, свет уже исчез. Она почистила палитру и стала мыть кисти и руки, медленно и неохотно возвращаясь к миру вне ее работы.
Джема уже должны накормить и искупать, но он отказывался лечь спать, пока она не давала ему грудь и не укачивала на руках. Ее грудь немного закололо при этой мысли; в ней было полно молока, но не было мучительной боли от переполненности, так как Джем стал есть твердую пищу и его потребность в грудном молоке уменьшилась.
Она укачает Джема, положит спать, а потом пойдет на кухню и съест свой запоздалый ужин. Она не ужинала со всеми, желая использовать вечерний свет, и ее живот тихонько урчал, когда ароматы пищи в воздухе заменяли острые запахи скипидара и льняного масла.
А потом ... она поднимется наверх к Роджеру. Ее губы сжались при этой мысли и, осознав это, она заставила их надуться, выдохнув воздух с такой силой, что они завибрировали с треском, как моторная лодка.
В этот неудачный момент в двери просунулась удивленная голова Фиби Шерстон. Она моргнула, но воспитанно сделала вид, что ничего не заметила.
- О, моя дорогая, вот вы где! Выйдите, пожалуйста, на минутку в гостиную. Мистер и миссис Уилбур хотели бы с вами познакомиться.
- О, хорошо, разумеется, - сказала Брианна со всей вежливостью, которую смогла изобразить. Она показала на свою запятнанную блузу. - Позвольте мне только пойти и переодеться ...
Миссис Шерстон отклонила ее просьбу, очевидно желая похвастать домашним художником в его рабочем костюме.
- Нет, нет, не беспокойтесь об этом. Этим вечером мы все одеты просто. Никто не станет возражать.
Брианна неохотно двинулась к гостиной.
- Хорошо. Но только на несколько минут - я должна уложить Джема спать.
Пухлый рот миссис Шерстон слегка сжался; она не видела причины, почему бы ее рабам не заняться ребенком, но она уже слышала мнение Брианны на этот счет и потому мудро не стала настаивать.
Родители Брианны были в комнате с Уилбурами, которые оказались приятной пожилой парой, и которых ее мать назвала бы Дарби и Джоан(2). Они засуетились при ее появлении, вежливо настаивая на своем желании посмотреть портрет и выражая глубокое восхищение и картиной, и живописцем, и вообще вели себя с такой добротой, что она расслабилась.
Она уже собралась извиниться и покинуть их, когда мистер Уилбур, воспользовавшись затишьем в разговоре, с доброжелательной улыбкой повернулся к ней.
- Я так понимаю, что поздравления по случаю вашей удачи принимаются, миссис МакКензи?
- А? О ... спасибо, - произнесла она, сомневаясь, по какому поводу были поздравления. Она поглядела на мать в поисках подсказки. Клэр немного поморщилась и посмотрела на Джейми, который кашлянул.
- Губернатор Трайон предоставил твоему мужу пять тысяч акров земли в дальних горах, - сказал он ровным, почти бесцветным голосом.
- Да? - на мгновение она почувствовала изумление. - Что ... почему?
Среди гостей возникло смущенное движение с тихим покашливанием и переглядыванием между парами Шерстонов и Уилбуров.
- Компенсация, - кратко пояснила мать, бросая взгляд на Джейми.
Теперь Брианна поняла; никто не был настолько невоспитан, чтобы отрыто упоминать об ошибке, произошедшей с Роджером, но история была слишком сенсационная, чтобы ее не обсуждали в обществе Хиллсборо. Она также поняла, что приглашение миссис Шерстон погостить у нее, возможно, было вызвано не просто добротой. Слава, иметь в доме гостем повешенного человека, самым лестным образом сосредоточила бы все внимание местного общества на Шерстонах даже больше, чем рисование необычного портрета.
- Надеюсь, что вашему мужу гораздо лучше, дорогая? - миссис Уилбур тактично заполнила паузу в разговоре. - Нам было очень жаль услышать о его ранении.
Ранение. Это было самое осторожное описание ситуации, какое можно только вообразить.
- Да, намного лучше, спасибо, - произнесла она, коротко улыбнувшись, и как только вежливость позволила, повернулась к отцу.
- Роджер знает? О гранте на землю?
Он взглянул на нее, потом в сторону, и откашлялся.
- Нет. Я подумал, что, может быть, ты сама скажешь ему об этом.
Ее первой реакцией была благодарность: у нее есть, что сказать Роджеру. Очень трудно разговаривать с кем-то, кто не может тебе ответить. Весь день она собирала материал для разговора: маленькие мысли и события, которые она могла превратить в истории, чтобы рассказать ему при встрече. Но их запас заканчивался слишком быстро, и она сидела возле постели, пытаясь найти еще темы для разговора.
Ее второй реакцией было раздражение. Почему отец не сообщил ей об этом наедине, вместо того, чтобы выставить их семейное дело перед незнакомцами? Потом она уловила беззвучный диалог между родителями и поняла, что мать глазами спросила, а он ответил коротким взглядом в сторону мистера Уилбура, потом на миссис Шерстон, прежде чем опустить свои длинные темно-рыжие ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.
"Лучше, открыть правду перед уважаемыми свидетелями, - сказало его выражение, - чем позволить сплетням распространяться бесконтрольно".
Она не особенно заботилась о своей репутации, но достаточно хорошо разбиралась в перипетиях социальной жизни, чтобы понять, что этим скандалом ее отцу может быть нанесен реальный ущерб. Если фальшивый донос о том, что Роджер был одним из главарей регуляторов, распространится, то лояльность Джейми будет поставлена под сомнение.
Слушая разговоры в гостиной Шерстонов, она стала понимать, что Колония представляла собой обширную паутину. Существовали бесчисленные нити контактов, вдоль которых шныряли несколько больших и ряд средних пауков, всегда прислушиваясь, не раздастся ли жужжание попавшей в сети мухи, и ища истонченные нити и разорванные связи.
Всякая мелкота осторожно пробиралась по краям сети, опасаясь больших пауков, ибо они были каннибалами. "Так же, как - думала она, - и честолюбивые люди".
Положение ее отца было заметным, но не настолько прочным, чтобы не опасаться подрывного эффекта сплетен и подозрений. Она и Роджер уже разговаривали об этом между собой; линии перелома уже наметились и были заметны для знающих людей. Напряженность возрастала и в некоторый момент могла вызвать раскол достаточно глубокий, чтобы отделить колонии от Англии.
Если напряжение будет нарастать стремительно, если нити контактов между Фрейзер-Риджем и остальной частью колонии оборвутся слишком быстро ... эти липкие нити обовьют их семью толстым коконом, оставив их одних и беззащитных перед теми, кто захочет высосать их кровь.
"Ты ненормальная сегодня вечером", - подумала она, неприятно удивленная образами, которые выбрал ее ум. Вероятно, рисование смерти виновато в этом.
Ни Уилбуры, ни Шерстоны не заметили ее настроения, но мать заметила и послала ей длительный задумчивый взгляд. Она обменялась еще несколькими любезностями и, извинившись, оставила компанию.
Ее настроение не улучшилось, когда обнаружилось, что Джемми, устав ждать ее прихода, заснул со следами слез на щеках. Она встала на колени рядом с его кроваткой и тихонько положила руку на его спину, надеясь, что он почувствует ее и проснется. Его спина поднималась и опускалась в мирном дыхании, но он не шевельнулся. Пот влажно мерцал в складках его шеи.
Дневная жара поднялась вверх, и на втором этаже к вечеру всегда было душно. Окно было, конечно, закрыто, чтобы ночной воздух не проник в детскую и не причинил вреда ребенку. У миссис Шерстон не было своих детей, но она знала какие предосторожности стоит соблюдать.
В горах Брианна, не колеблясь ни секунды, открыла бы окно. Но в большом городе, подобном Хиллсборо, переполненном чужаками с побережья и изобилующем корытами для лошадей с застойной водой и сырыми колодцами ...
Сравнив опасность малярийных комаров с удушьем, Брианна, наконец, решилась и, стянув легкое одеяло с сына, а так же сняв с него рубашку, оставила его комфортно лежать под одной пеленкой. Его нежная кожа была влажной и розовой в тусклом свете.
Вздохнув, она затушила свечу и вышла, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышать, если он проснется. Было почти темно; свет просачивался сквозь перила с нижнего этажа, но наверху лежала глубокая тень. Позолоченные столы миссис Шерстон и портреты предков мистера Шерстона были не больше, чем призрачные формы в темноте.
В комнате Роджера горела свеча; двери ее были закрыты, но приглушенный веер света лежал под нею, касаясь голубой дорожки в коридоре. Она двинулась к двери, забыв о еде и чувствуя гораздо больший голод к прикосновениям. Груди ее болели.
Рабыня дремала в углу, уронив вязание на колени. Она испуганно дернулась, когда дверь открылась и виновато моргнула при виде Брианны.
Бри первым делом кинула взгляд на кровать, но там все было в порядке; она слышала посвистывание и шипение его дыхания. Она немного нахмурилась на женщину, но махнула ей уйти. Та быстро собрала свою незаконченную работу и неуклюже вышла, избегая глядеть на Брианну.
Роджер лежал на спине с закрытыми глазами; под простыней, накинутой на его тело, выпирали кости. "Он так похудел, - подумала она. - Как он мог так сильно похудеть, и так быстро?" Он мог глотать не более нескольких ложечек супа и пенициллинового бульона Клэр во время кормления, но двух или трех дней, конечно же, было недостаточно, чтобы кости обнажились так заметно.
Потом она поняла, что, скорее всего, он похудел раньше в течение военной кампании; оба ее родителя выглядели более худыми, чем обычно. Выпирающие кости его лица были замаскированы ужасной опухолью, а теперь, когда она спала, его скулы были высоки и измождены, и над белой повязкой на горле снова стала видна твердая изящная линия челюсти.
Она поняла, что уставилась на его челюсть, исследуя цвета исчезающих ушибов. Желто-зеленый цвет заживающего ушиба отличался от деликатного серо-зеленого цвета недавней смерти, такой же болезненный, но, тем не менее, являющийся цветом жизни. Она глубоко вздохнула, внезапно осознав, что и в этой комнате окно было закрыто, а пот сбегал по ее спине, неприятно просачиваясь в расщелину между ягодицами.
Звук разбудил его; он повернул голову на подушке и слабо улыбнулся, увидев ее.
- Как дела? - спросила она шепотом, словно в церкви.
Он приподнял одно плечо в легком пожатии, но беззвучно произнес: "Хорошо". Он выглядел слабым и влажным; темные волосы на его висках были мокрыми от пота.
- Ужасно душно, не так ли? - она махнула рукой в сторону окна, откуда тек горячий воздух. Он кивнул, ткнув в воротник своей рубашки одной рукой. Она поняла его жест и развязала воротник, раздвигая отвороты шире, чтобы открыть его грудь бризу.
Его соски были маленькими и опрятными, ореолы под темными вьющимися волосами - розовато-коричневыми. Их вид напомнил ей о собственной груди, полной молока, и у нее на мгновение возникло безумное желание скинуть рубашку и дать ему грудь. Она ярко вспомнила момент, когда он сделал это под ивами в Речном потоке, и жар пробежал по ее телу, отдаваясь в матке. Кровь бросилась ей в лицо, и она отвернулась посмотреть, что есть из еды на ночном столике.
Там был холодный мясной бульон в закрытой чашке и бутылка с чаем, подслащенным медом. Она взяла ложку и вопросительно приподняла бровь, зависнув рукой над столом.
Он немного поморщился, но указал головой на бульон. Она взяла чашку и села рядом с ним.
- Открывай ворота конюшни, - весело произнесла она, поднося ложку кругами к его рту, как будто он был Джемом. - Лошааадка прискакала!
Он раздраженно закатил глаза.
- Когда я была маленькой, - сказала она, игнорируя его хмурый вид, - мои родители говорили так: "Плывет корабль, разводи мосты" или "Открывай гараж, приехала машинка!" Но я не могу использовать их для Джема. Твоя мама говорила об автомобилях и самолетах?
Он скривил губы, но, наконец, неохотно улыбнулся. Он покачал головой и поднял руку, указывая в потолок. Она поглядела вверх и увидела темное пятно на штукатурке. Это была пчела, которая случайно залетела сюда днем из сада и с наступлением темноты заснула.
- Да? Хорошо. Пчелка летит, - сказала она негромко, засовывая ложку в его рот. - Ж-ж-ж-ж.
Она не могла долго поддерживать этот игривый тон, но атмосфера немного разрядилась. Она рассказала о Джемми, любимым словом которого стало слово "Уга", но никто еще не смог догадаться, что оно означало.
- Я подумала, что, может быть, он имеет в виду кошку, но кошку он называет "кис-кис".
Она вытерла ладонью пот со лба и опустила ложку в чашку.
- Миссис Шерстон говорит, что в этом возрасте он уже должен ходить, - сказала она, глядя на его рот. - Оба ребенка ее сестры пошли в год. Я спросила маму; она говорит, что дети начинают ходить, когда они готовы, и это может произойти в любое время между десятью и восемнадцатью месяцами, хотя обычно не позже пятнадцати.
Она смотрела на его рот, чтобы направлять ложку, но чувствовала, что он наблюдает за ней. Ей хотелось тоже заглянуть в его глаза, но она боялась того, что могла увидеть в их темно-зеленых глубинах. Был ли это Роджер, которого она знала, или молчаливый незнакомец, повешенный человек?
- О ... я совсем забыла, - она замолчала, решив не сообщать о Уилбурах. Она не забыла, но не хотела говорить об этом без подготовки. - Па говорил сегодня с губернатором. Он, губернатор, дает тебе грант на землю. Пять тысяч акров в дальних горах.
Произнося эти слова, она поняла нелепость случившегося. Пять тысяч акров дикой, никому не нужной земли в обмен за почти разрушенную жизнь. "Нет не почти", - внезапно подумала она, глядя на Роджера.
Он, нахмурившись, глядел на нее с видом, похожим на замешательство, потом покачал головой и откинулся на подушку, закрыв глаза. Он поднял руку и уронил ее, как если бы не хотел слышать об этом. Возможно, это было так.
Она молча смотрела на него, но он не открывал глаза; только между бровями залегла глубокая складка.
Поддавшись желанию дотронуться до него, преодолеть барьер тишины, она, едва касаясь, его кожи провела пальцами вдоль скулы.
Она могла видеть размытые края синяков, темную запекшуюся кровь на коже, где лопнули капилляры. Синяки начинали желтеть; мать рассказала ей, что лейкоциты тела, попадая в место ушиба, постепенно перерабатывают травмированные клетки тканей и крови, в результате этой клеточной работы происходит изменение цвета.
Его глаза открылись и уставились в ее лицо с безразличным выражением. Она знала, что выглядела взволнованной и попыталась улыбнуться.
- Ты не выглядишь мертвым, - сказала она. Это сломало безразличный фасад; его брови дернулись, и слабый свет юмора появился в его глазах.
- Роджер ... - не находя слов, она импульсивно подвинулась к нему. Он немного напрягся, инстинктивно поднимая плечи, чтобы защитить трубку в горле, но она обняла его за плечи, осторожно, но испытывая отчаянную нужду в ощущении его плоти.
- Я люблю тебя, - прошептала она, сжимая руки, убеждая его верить ее словам.
Она поцеловала его. Его губы были теплыми и сухими, такими знакомыми, и все же она испытала потрясение. Дыхание не коснулось ее щеки ни из его носа, ни из его рта. Словно она поцеловала маску. Влажный воздух из таинственных глубин его легких выходил из янтарной трубочки и касался ее шеи. Гусиная кожа покрыла ее руки, и она отстранилась, надеясь, что ни шок, ни отвращение не отразились на ее лице.
Его глаза были закрыты, веки сильно сжаты. Челюсти его напряглись.
- Отдыхай ... - она взяла себя в руки, хотя голос дрожал. - До ... до утра.
Она направилась вниз, не замечая, что свет в коридоре уже горел, и что ожидающая рабыня тихо скользнула назад в комнату.
Ее голод вернулся, но она шла вниз не в поисках еды. Она должна сделать что-нибудь с неиспользованным молоком. Она повернула к комнате родителей, чувствуя слабый сквозняк, тянувшийся из теней. Несмотря на теплый душный воздух, ее пальцы были холодными, словно скипидар все еще испарялся с их кожи.
"Вчера ночью мне приснилась моя подруга Дебора. Он обычно гадала за деньги на картах таро в студенческом союзе и предлагала погадать мне бесплатно, но я всегда отказывалась.
Сестра Мари Ромейн сказала нам в пятом классе, что католикам не позволено гадать; мы не должны дотрагиваться до досок для спиритических сеансов или карт таро, или хрустальных шаров, потому что это вещи Д-Ь-Я-В-О-Л-А - она всегда говорила его по буквам, никогда не произнося слово целиком.
Я не была уверена, что в них обитает дьявол, но не могла разрешить Деборе погадать мне. Тем не менее, я увидела ее вчера во сне.
Я имела обыкновение наблюдать, как она гадает для других; карты таро очаровывали меня, возможно, потому, что казались запретными. Но их названия звучали круто - Старшие арканы, Младшие арканы, Рыцарь пентаклей, Паж кубков, Королева жезлов, Король мечей, Императрица, Маг и Повешенный.
Что еще я могла видеть во сне? Я имею в виду, что это был вполне объяснимый сон. Там была разложена колода карт, и Деб читала их.
"Мужчина подвешен за одну ногу к палке между двух деревьев. Его руки связаны за спиной, и вместе с его головой образуют треугольник, направленный острием вниз; ноги его образуют крест. До некоторой степени человек еще привязан к земле, поскольку его нога присоединена к дереву".
Я могла видеть человека на карте, который находился на полпути между небом и землей. Эта карта всегда казалась мне странной - человек, казался, совершенно равнодушным, несмотря на то, что висел вниз головой и был ослеплен.
Деб продолжала собирать карты и раскладывать их снова, и эта карта появлялась в каждом раскладе.
"Повешенный означает жертву и ответственность, - сказала она. - У этой карты глубокое значение, - она посмотрела на меня и постучала по ней пальцем. - Но большая часть его скрыта. Ты сама должна выяснить ее значение для себя. Самопожертвование приводит к изменению личности, но человек должен совершить свое возрождение".
Изменение личности. Вот этого я и боюсь. Мне вполне нравилась личность Роджера, какой она была!
Черт. Я не знаю, насколько ДЬЯВОЛ замешан во все этом, но я уверена, что попытка заглянуть так далеко в будущее - ошибка. По крайней мере, сейчас."
