Манфред МакДжилливрей не вернулся. Вернулся Иэн с подбитым глазом, со сбитыми костяшками пальцев и сообщением, что Манфред заявил о своем намерении сбежать и повеситься, и что это будет хорошим избавлением от блудливого сукина сына, и пусть его гнилые кишки раскачиваются на дереве, как у Иуды Искариота, вонючий мудак. Потом он протопал вверх по лестнице и молча уселся возле кровати, где лежала Лиззи.
Услышав такое сообщение, я только понадеялась, что заявление Манфреда явилось следствием временного отчаяния, и проклинала себя, что не сказала ему более решительно, что он может вылечиться, правда это или нет. Он, конечно же, не …
Лиззи находилась в полубессознательном состоянии. Она горела и сотрясалась от лихорадки, и, разумеется, была не в том состоянии, чтобы ей рассказали о бегстве жениха и его причине. Я должна деликатно задать ей несколько вопросов, когда она окончательно придет в себя, поскольку существовала возможность, что она и Манфред, будучи обрученными, решили …
- В этом есть одна положительная сторона, - мрачно заметил Джейми. – Близнецы Бердслеи собирались найти и кастрировать этого сифилитика, а теперь, услышав, что он решил повеситься, успокоились.
- Благодарю, Господи, за твои маленькие милости, - сказала я, почти падая на стул. – Они это могут. – Бердслеи, особенно Джосайя, были хорошими следопытами и не разбрасывались пустыми угрозами.
- Да, могут, - согласился Джейми. – Они точили ножи, когда я нашел их. Сказал им, чтобы не дергались.
Я подавила невольную улыбку, представив себе двух близнецов склонившихся над точильным камнем с худыми, полными мести лицами, но эта вспышка веселья быстро исчезла.
- О, боже. Мы же должны рассказать все МакДжилливреям.
Джейми кивнул и немного побледнел от этой мысли, но встал, оттолкнув скамью.
- Мне лучше пойти прямо сейчас.
- Нет, пока не перекусите, - миссис Баг решительно поставила на стол тарелку с едой. – Нельзя говорить с Утой МакДжилливрей на пустой желудок.
Джейми поколебался, но согласился с ее доводами, взял вилку и с мрачной решимостью принялся есть свиное рагу.
- Джейми …
- Да?
- Может быть, ты позволишь Бердслеям найти Манфреда. Не причинять ему вреда, конечно, но его нужно найти. Он умрет от болезни, если его не лечить.
Он замер с вилкой, поднесенной ко рту, и посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей.
- А если они найдут его, то он умрет от этого, сассенах, - он покачал головой и затолкал вилку с рагу в рот. Он пожевал и проглотил, очевидно, придя в это время к какому-то решению.
- Джозеф в Вифаваре со своей зазнобой. Ему нужно сказать об этом, и было бы лучше, если бы я взял его с собой к МакДжилливреям. Но … - он запнулся, представив мистера Вемисса, самого мягкого и скромнейшего мужчину из всех, и никакого союзника в таких делах. – Нет. Я пойду и расскажу Робину. Может быть, он поищет парня, или Манфред взялся за ум и убежал домой.
Это была успокаивающая мысль, и я проводила мужа с надеждой, но он вернулся около полуночи молчаливый с мрачным лицом, и я поняла, что парень домой не вернулся.
- Ты сказал им обоим? – спросила я, отвернув одеяло, чтобы он забрался в постель. Пах он лошадью и ночью, холодно и резко.
- Я попросил Робина выйти со мной и рассказал ему. Мне не хватило смелости сказать Уте в лицо, - признался он, улыбнулся мне и залез под одеяло. – Ты не считаешь меня ужасным трусом, сассенах, да?
- Нет, конечно, - успокоила я его и наклонилась задуть свечу. – Благоразумие – лучшая доблесть.
Мы были разбужены незадолго до рассвета громкими стуками в дверь. Ролло, который спал на лестничной площадке, с угрожающим лаем бросился вниз по лестнице. За ним последовал Иэн, который сидел возле Лиззи, пока я спала. Джейми вскочил с кровати и, схватив заряженный пистолет с комода, присоединился к шумной баталии.
Не выспавшаяся, с бьющимся сердцем – я спала меньше часа – я села в кровати. Ролло замолчал на мгновение, и я услышал окрик Джейми: «Кто здесь!?»
Ответом на вопрос стали возобновившиеся удары в дверь, которые эхом разносились вверх по лестнице и, казалось, сотрясали весь дом; их сопровождал крик женщины, голос которой сделал бы честь самым сильным пассажам Вагнера. Ута МакДжилливрей.
Я начала выпутываться из одеяла. Тем временем беспорядочный шум нарастал, возобновился лай пса, заскрипел поднимаемый засов, голосов стало больше, и они были громче. Я подбежала к окну и выглянула наружу. Во дворе недалеко от дверей стоял Робин МакДжилливрей, держа в поводе пару мулов.
Он выглядел постаревшим и как будто сдувшимся, словно дух из него вышел, оставив его без сил и воли. Он стоял, закрыв глаза и отвернувшись от происходящего на крыльце. Солнце только что взошло, и чистый свет ясно показал все линии и впадины на его лице, следствия отчаяния и горя.
Словно почувствовав мой взгляд, он открыл глаза и поднял голову к окну. Он был не брит, глаза покраснели. Увидев меня, он отвернулся и снова закрыл глаза, не ответив на мой приветственный взмах рукой.
Шум внизу переместился внутрь дома и, казалось, стал подниматься по лестнице на волне шотландских увещеваний и немецких выкриков, перемежающимися с энергичным лаем Ролло, который всегда был рад внести свой вклад в развлечение.
Я схватила халат с колышка, но только успела засунуть одну руку в рукав, как дверь в спальню распахнулась, стукнулась о стену и, отскочив, ударила в грудь ворвавшуюся женщину. Не обескураженная ни в коей мере, она с силой оттолкнула дверь и со сдвинутым набок чепцом и горящими глазами двинулась на меня, как многотонный грузовик.
- Ты! Weibchen[1]! Как ты смеешь врать про моего сына! Я убью тебя, я вырву твои волосы, nighean na galladh[2]! Ты …
Она бросилась на меня, я отскочила в сторону, едва избежав ее хватки.
- Ута! Фрау МакДжилливрей! Послушайте …
Вторая попытка была более успешной; она ухватила рукав моей ночной рубашки и дернула, с треском разрывая ткань и срывая одежду с моих плеч, второй рукой она оцарапала мне лицо.
Я отшатнулась с громким криком, с ужасом вспоминая руку, ударяющую меня по лицу, руки, дергающие меня …
Я стукнула ее; сила, рожденная страхом, заполнила мои конечности, и я снова закричала. Остатки рационального мышления в моей голове наблюдали за сценой с ошеломлением, но я не могла остановить эту животную панику, эту беспричинную ярость, которая фонтанировала из глубокого и неожиданного колодца.
Я слепо ударяла и кричала, в то же время удивляясь: зачем я это делаю.
Рука обхватила меня за талию и подняла в воздух. Новый приступ паники охватил меня, а потом я обнаружила, что меня уже никто не держит, и я стою в углу за шкафом, задыхаясь и пошатываясь, как пьяная. Джейми с напряженными плечами стоял передо мной, закрывая от женщины.
Он говорил очень спокойно, но я потеряла способность понимать слова. Я прижала ладони к стене и ощутила комфорт от ее твердости.
Стук сердца все еще отдавался в моих ушах, а звук собственного дыхания пугал меня: он был так похож на захлебывающиеся звуки, которые я издавала, когда Харлей Бобл сломал мне нос. Я с силой сжала рот, пытаясь успокоиться. Задержка дыхания, кажется, помогла. Я дышала, делая мелкие вдохи теперь уже через работающий нос.
Я уловила движение рта Уты и сосредоточилась на нем, пытаясь зафиксировать себя во времени и пространстве. Я слышала слова, но не понимала их, тогда я позволила им прокатываться через меня, ощущая их эмоции: гнев, увещевание, уговоры, отчаяние, ненависть – но не смысл.
Потом я глубоко вздохнула, утерла лицо, удивилось, что оно мокрое, и внезапно все стало нормальным. Я могла слышать и понимать.
Ута смотрела на меня с выражением гнева и неприязни на лице, приглушенным скрытым страхом.
- Ты сумасшедшая, - сказала она, покачав головой. – Я вижу. – Голос ее звучал почти спокойно. – Тогда …
Она повернулась к Джейми, машинально заправляя горсть светлых с сединой волос под свой огромный чепец. Лента на чепце была оторвана, и ее петля смешно висела над одним глазом.
- Я скажу так: она сумасшедшая, но мой сын … мой сын! Он ушел. – Она повернулась, вперив в меня тяжелый взгляд, потом тряхнула головой и снова обратилась к Джейми.
- Салем закрыт для вас, - заявила она резко. – Моя семья, все кто знают нас, они не станут с вами торговать. Всем, кого я знаю, я расскажу, какую злобную вещь она сделала. – Ее взгляд под оторванной лентой скользнул в мою сторону, голубой, студеный, а губы искривилась в злобном оскале.
- Ты отверженная, - сказал она. – Ты не существуешь. – Она развернулась и вышла, заставив Иэна и Ролло торопливо убраться с ее пути. Ее шаги громогласно зазвучали по лестнице, тяжелые и размеренные, как звон погребального колокола.
Я видела, как постепенно уходит напряжение из плеч Джейми. Он все еще был в своей ночной рубахе, между лопатками проступило влажное пятно, и он все еще держал в руке пистолет.
Передняя дверь с грохотом закрылась. Все застыли в потрясенном молчании.
- Ты же не стал бы стрелять в нее? – спросила я, кашлянув.
- Что? – он развернулся и непонимающе уставился на меня. Потом уловил направление моего взгляда, посмотрел на пистолет в руке, словно удивляясь, как он там оказался.
- О, нет, - сказал он и, покачав головой, положил пистолет на комод. – Я про него забыл. Хотя, бог знает, мне хотелось бы пристрелить эту ненормальную старую каргу, - добавил он. – Ты в порядке, сассенах?
Он наклонил голову, разглядывая меня встревоженными глазами.
- Я в порядке. Я не знаю, что … но все в порядке. Все прошло.
- А-а, - тихо произнес он и отвел глаза, прикрыв их ресницами. Он это тоже чувствовал? Внезапно обнаружить себя … в прошлом? Я знала, у него это иногда бывало. Помнила Париж, когда я проснулась и увидела его возле окна в лунном свете, схватившегося за раму с такой силой, что мышцы на его руках вздулись.
- Все в порядке, - повторила я, прикасаясь к нему, и он коротко улыбнулся мне.
- Ты должен был покусать ее, - на полном серьезе упрекнул пса Иэн. – У нее задница размером с бочку для табака. Как ты мог промахнуться?
- Вероятно, боялся отравиться, - пошутила я, выходя из угла. – Ты думаешь, она серьезно … Нет, конечно, она говорила серьезно. Но сможет ли она сделать это? Я имею в виду, заставить всех не торговать с нами?
- Она может заставить Робина, - ответил Джейми, и некоторая мрачность вернулась на его лицо. – Что касается остальных … посмотрим.
Иэн с хмурым видом покачал головой и провел кулаком с разбитыми костяшками по своему бедру.
- Я знал, что мне следовало свернуть шею этому Манфреду, - сказал он с сожалением. – Тогда мы могли сказать фрау Уте, что он упал со скалы, и избавились бы от кучи проблем.
- Манфред? – тоненький голосок заставил всех обернуться на его источник.
Лиззи стояла в дверях, худая и бледная, как заморенное привидение с большими и стеклянными от лихорадки глазами.
- Что с Манфредом? – спросила она и опасно покачнулась, схватившись за наличник, чтобы не упасть. – Что с ним случилось?
- Заразился сифилисом и сбежал, - коротко ответил Иэн. – Ты не отдала ему свою невинность, я надеюсь?
Как оказалось, Ута МакДжилливрей не смогла полностью исполнить свою угрозу, но принесла много неприятностей. Драматическое исчезновение Манфреда, разрыв его помолвки с Лиззи, причина этого ужасного скандала – и слухи распространились от Хиллсборо и Солсбери, где он иногда подрабатывал кузнецом, до Салема и Хайпойнта.
Но благодаря усилиям Уты, история казалось еще более запутанной, чем была на самом деле. Некоторые говорили, что он заразился сифилисом, другие – что я злобно и несправедливо оболгала юношу из-за разногласий с его родителями. Другие, более добрые, не верили, что он был заражен, а я, несомненно, ошиблась.
Те, кто верил, что он заразился, разделялись на тех, кто был уверен, что он заразился от какой-нибудь шлюхи, и тех, кто винил в этом бедную Лиззи, репутация которой от этого сильно пострадала. Иэн, Джейми, близнецы Бердслеи и даже Роджер встали на защиту ее чести с кулаками, отчего люди не перестали сплетничать, но перестали говорить об этом, когда в пределах слышимости находились ее защитники.
Все многочисленные родственники Уты в Вачовии, Вифаваре и Вифании, конечно же, придерживались ее версии. Весь Салем не прекратил с нами торговать, но многие перестали. И довольно часто я встречала моравских братьев, которых хорошо знала, и которые смотрели мимо меня с каменными лицами или поворачивались ко мне спиной. Лиззи, после первоначального огорчения, казалась не сильно расстроенной разрывом помолвки. Озадаченная, смущенная и сожалеющая о Манфреде, как она сама сказала, но не в отчаянии от его потери. А так как она редко покидала Ридж, то и не слышала, что люди говорили о ней. Что ее по-настоящему тревожило, так это потеря дружбы с МакДжилливреями, особенно с Утой.
- Вы понимаете, мэм, - задумчиво призналась она мне. – У меня никогда не было матери, она умерла, когда я родилась. А Mutti[3] - она попросила так называть ее, когда я согласилась выйти замуж за Манфреда – она сказала, что я ее дочь, как Хильда и как Сенга. Она заботилась обо мне и баловала так же, как их. Было так хорошо считать их своей семьей. А теперь я их потеряла.
Робин, который был к ней искренне привязан, направил ей короткую записку с сожалениями, воспользовавшись услугами Ронни Синклера. Но со времени исчезновения Манфреда ни Ута, ни одна из ее дочерей не поддерживали с ней никакой связи.
Кажется, в этой ситуации больше всего пострадал Джозеф Вемисс. Он ничего не говорил, не желая расстраивать Лиззи еще больше, но весь поник, словно цветок, лишенный воды. Кроме боли за Лиззи и огорчения от очернения ее репутации, ему тоже не хватало МакДжилливреев, не хватало радости и уюта от ощущения быть членом большой дружной семьи после многих лет одиночества.
Хуже всего было то, что хотя Ута и не смогла выполнить свою угрозу в полном объеме, она была способна повлиять на своих ближайших родственников, в том числе и на пастора Беррича и его сестру Монику, которой, как мне поведал Джейми, запретили встречаться и говорить с Джозефом.
- Пастор отправил ее к родственникам своей жены в Галлифакс, - сказал он, грустно покачивая головой, - чтобы она его забыла.
- О, боже.
Манфред исчез без следа. Джейми отправил запросы по обычным каналам, но никто не видел его после побега из Риджа. Я думала и молилась о нем ежедневно, преследуемая картинами того, как он скрывается в одиночестве в лесу, а спирохеты в его крови продолжают размножаться день за днем. Или еще хуже, как он направляется на корабле в Вест-Индию и в каждом порту топит свое горе в объятиях случайных шлюх, которым передает смертельную инфекцию, а они в свою очередь …
Или иногда воображала сущий кошмар: сверток истлевающий одежды, свисающий с сука дерева глубоко в лесу, и рядом никого, чтобы скорбеть, кроме воронов, которые прилетают клевать его плоть. И не смотря ни на что, глубоко в сердце я не могла ненавидеть Уту МакДжилливрей, которой тоже могли приходить в голову такие ужасные мысли.
Единственным светлым пятном в этой проклятой ситуации был Томас Кристи, который, не оправдывая моих ожиданий, разрешил Мальве продолжать помогать мне с одним только условием, что, если я собираюсь привлекать ее в дела с использованием эфира, то должна сообщить ему заранее.
- Вот, - я отступила и указала ей на микроскоп. – Видишь их?
Она сжала губы в молчаливом восхищении. Потребовалось немало попыток, чтобы найти комбинацию красителя и отраженного света, которая выявит спирохеты, но я смогла. Они не были видны четко, но различимы, если знать, что искать, и несмотря на мою полную уверенность в поставленном ранее диагнозе, я почувствовала облегчение, увидев их.
- О, да! Маленькие завитушки. Я вижу их хорошо! – она, моргая, посмотрела на меня. – Вы хотите сказать, что эти крошечные жучки заразили Манфреда? – Она была слишком вежливой, чтобы открыто проявить скептицизм, но я могла видеть это в ее глазах.
- Да, конечно, - я много раз объясняла микробное происхождение болезней различным слушателям восемнадцатого столетия, и в свете этого опыта не питала больших иллюзий насчет понимания. Обычным ответом был непонимающий взгляд, снисходительный смех или пренебрежительное фырканье. Я ожидала что-то похожее на эти реакции и от Мальвы.
К моему удивлению, она, кажется, все поняла с первого раза или, по крайней мере, сделала вид, что поняла.
- Значит, - она оперлась обеими руками о стойку и снова заглянула в окуляр, - эти крошечные твари – причина сифилиса. Как они это делают? И почему те маленькие жучки из моих зубов, которые вы показали мне, не делают меня больной?
Я как могла объяснила ей понятия о «хороших жучках», «безвредных жучках» и «плохих жучках», что она довольно быстро поняла, но понятие о клетках и концепция тела, состоящего из них, привело лишь к тому, что она с напряженным видом уставилась на свои руки, пытаясь рассмотреть отдельные клетки. Но потом она отмела свои сомнения и, сложив руки под фартуком, вернулась к расспросам.
Все болезни вызываются этими жучками? Почему пенициллин работает только с некоторыми, а с другими нет? И как жучки переходят от одного человека к другому?
- Часть передается по воздуху, вот почему ты должна избегать, чтобы люди кашляли или чихали на тебя; часть – по воде, поэтому ты не должна пить из источника, который кто-то использовал, как туалет; а некоторые … ну, другими путями, - я понятия не имела, как много она знала о человеческом сексе. И хотя она жила на ферме и, конечно, знала, как это происходит у свиней, лошадей и других домашних животных, мне не хотелось просвещать ее в данном вопросе. Думаю, ее отец предпочел бы, чтобы она имела дело с эфиром.
Естественно, она сразу же вцепилась в мою отговорку.
- Другими путями? Какими другими?
Внутренне вздохнув, я рассказала ей.
- Что они делают? – с недоверием спросила она. – Мужчины, я имею в виду. Как животные! Какая женщина разрешит мужчине делать это с ней?
- Потому что они животные, - сказала я, подавляя желание рассмеяться. – И женщины тоже. Что касается, чтобы позволить …- я потерла нос, раздумывая над приемлемым ответом, но она опередила меня, сложив два и два.
- За деньги, - произнесла она, выглядя пораженной. – Вот что делают шлюхи! Они позволяют делать с ними такие вещи за деньги.
- Ну, да, но не все женщины – шлюхи …
- Дети, вы сказали, да? - она кивнула, но определенно думала о чем-то другом; ее маленький гладкой лобик наморщился от усиленных раздумий.
- Сколько денег они берут? – спросила она. – Думаю, мне нужно будет много денег, чтобы позволить мужчине …
- Не знаю, - ответила я несколько ошеломленно. – Разные суммы, я думаю. В зависимости…
- В зависимости? О, если он страшный, то можно заставить его платить больше, да? Или если она страшная … - она кинула на меня быстрый заинтересованный взгляд. – Бобби Хиггинс рассказывал мне о шлюхе из Лондона, которой испортили лицо купоросным маслом[4]. – Она кинула взгляд на шкаф, где я держала под замком серную кислоту и с отвращением передернула худенькими плечами.
- Да, он рассказывал мне тоже. Купоросное масло – едкое вещество, жидкость, которая горит. Вот почему …
Но ум девушки уже вернулся к интересующему ее объекту.
- Подумать только, Манфред МакДжилливрей занимается такими вещами! – она посмотрела на меня распахнутыми серыми глазами. – А Бобби? Он тоже?
- Думаю, что солдаты …
- Но Библия, - произнесла она, задумчиво прищурившись. – В ней говорится, что нельзя блудодействовать с идолами.[5] Это значит, что мужчины суют свои члены в … идолов, как в женщин, как вы думаете?
- Не думаю, что имелось в виду именно это, - торопливо сказала я. – Это больше метафора. Ээ … думаю, это означает вожделеть что-то, а не … ээ …
- Вожделеть, - задумчиво произнесла она. – Это значит желать что-то греховное, да?
- Ну, да, - волны жара разливались по моей коже. Мне нужен был холодный воздух, или я покраснею, как помидор, и истеку потом. Я встала, чтобы выйти, но поняла, что я не должна оставить ее с убеждением, что секс бывает только ради денег или детей, даже если для некоторых женщин это так и есть.
- Есть и другая причина для секса, - сказала я через плечо, направляясь к двери. – Когда любишь кого-либо, хочешь доставить ему удовольствие. И он тоже хочет доставить его тебе.
- Удовольствие? – ее голос был полон недоверия. – Вы имеете в виду, что женщинам это нравится?