Светлячки мерцали на траве, деревьях и зелеными искорками проплывали в густом воздухе. Один присел на колено Бри, и она наблюдала, как он пульсировал, включено-выключено, включено-выключено, и слушала о намерении мужа стать священником.
Они сидели на крыльце дома в сгущающихся сумерках наступающей ночи. Напротив, через полянку играли дети; их голоса звенели в кустах высоко и радостно, словно писк охотящихся летучих мышей.
- Ты … э-э … что-нибудь скажешь? – спросил Роджер, глядя на нее. Света еще было достаточно, чтобы увидеть его лицо, ожидающее и слегка встревоженное.
- Ну … дай подумать. Я как бы не ожидала такого.
Это было так и не так в то же время. Конечно, осознанно она не думала ни о чем подобном, но теперь, когда он заявил о своем намерении, а он именно заявил, не спрашивая ее мнения, она совсем не удивилась. Уже какое-то время она чувствовала, что происходит нечто непонятное, и теперь испытывала облегчение, когда увидела и узнала что именно.
- Ну, - продолжила она после короткого размышления. – Думаю, это хорошо.
- Да? – в его голосе прозвучало осязаемое облегчение.
- Да. Если ты помогаешь всем этим женщинам из-за Бога, то это лучше чем, если бы ты предпочитал быть с ними, а не со мной.
- Бри! Ты не можешь думать, что я …- он наклонился, обеспокоенно заглядывая ей в глаза. – Ты же так не думаешь, правда?
- Ну, иногда, - признала она. – В худшие моменты. Не всегда.
Он выглядел таким встревоженным, что она протянула руку и приложила ладонь к его щеке. В сумерках щетина на ней не была видна, но она чувствовала ее, мягкую и щекотливую.
- Ты уверен? – мягко спросила она. Он кивнул, и кадык на его шее дернулся, когда он вздохнул.
- Да.
- Ты боишься?
Он слегка улыбнулся.
- Да.
- Я помогу, - твердо сказала она. – Ты скажешь как, и я помогу.
Он глубоко вздохнул, и лицо его посветлело, хотя улыбка была грустной.
- Я не знаю как, - признался он. – Как это сделать, я имею в виду. Я знаю только, что должен. И это меня пугает.
- Может, и не знаешь, - сказала она, - но ты ведь делал это, не так ли? Тебе нужно оформить это официально? Или ты просто объявишь себя священником, как те проповедники на телевидении, и начнешь пожинать плоды прямо сейчас?
Он улыбнулся ее шутке, но ответил серьезно.
- Католики. Вы всегда считаете, что никто, кроме вас, не может причаститься к таинствам, но это не так. Думаю, я отправлюсь в пресвитерианскую академию и посмотрю, что можно сделать, чтобы получить посвящение. Что касается того, чтобы пожинать плоды … думаю, я никогда не разбогатею.
- Я и не ожидаю этого, - заверила она его. – Не беспокойся. Я вышла за тебя замуж не из-за денег. Если они нам будут нужны, я их добуду.
- Как?
- Еще не знаю. Но вероятно не торгуя своим телом. Не после того, что случилось с Манфредом.
- Даже не шути так, - сказал он, положив тяжелую теплую ладонь на ее руку.
Пронзительный голос Эйдана МакКоллума разнесся в воздухе, и ей внезапно пришла в голову мысль.
- Твоя … э-э … паства, - слово застряли в ее горле, и она хихикнула, несмотря на серьезность вопроса. – Они не будет против того, что я католичка? – она повернулась к нему, когда еще одна мысль пришла ей в голову. – Ты не будешь просить меня поменять веру?
- Нет, - быстро и твердо ответил он. – Нет даже за миллион лет. А что они подумают … или скажут, - его лицо дернулось, колеблясь между обеспокоенностью и решительностью. – Если они не захотят принять, ну … тогда они могут идти в ад.
Она рассмеялась, и он подхватил смех, смеясь хрипло, но свободно.
- Поповский кот – непочтительный кот,[1] - поддразнила она. – И как ты скажешь это по-гэльски?
- Понятия не имею, но поповский кот – успокоившийся кот, - добавил он с улыбкой. – Я не знаю, что ты думаешь по этому поводу.
- Я не совсем уверена, что думаю по этому поводу, - призналась она и легонько сжала его руку. – Но я вижу, что ты счастлив.
- Это видно? – он улыбнулся, и последний вечерний свет блеснул в его глазах глубоким искрящимся зеленым цветом.
- Видно. Ты как бы светишься изнутри, - ее горло сжалось. – Роджер, ты не забудешь меня и Джема, да? Не думаю, что я могу конкурировать с Богом.
Он изумленно уставился на нее.
- Нет, - он сжал ее руку так сильно, что кольцо на ее пальце врезалось в кожу. – Никогда.
Некоторое время они сидели молча, и светлячки падали вниз, словно медленный зеленый дождь, освещая своей молчаливой брачной песней темную траву и деревья. Черты лица Роджера стирались с наступлением темноты, но она все еще могла видеть очертания его решительно сжатой челюсти.
- Я клянусь тебе, Бри, - сказал он. – К чему бы меня ни призвал Бог, в первую очередь я призван быть твоим мужем. Прежде всего, быть твоим мужем и отцом твоих детей, и так будет всегда. Что бы я не делал, это будет не за счет моей семьи, я обещаю тебе.
- Все что я хочу, - тихо произнесла она в темноту, - чтобы ты любил меня. Не потому, что я что-то могу сделать, или из-за внешности, или потому что я люблю тебя, но просто так, потому что я есть.
- Совершенно безусловная любовь? – также тихо произнес он. – Кто-то скажет, что только Бог может любить так, но я постараюсь.
- О, я верю в тебя, - ответила она, и почувствовала, как его свет входит в ее сердце.
- Надеюсь, ты всегда будешь верить в меня, - он поднес ее руку ко рту и поцеловал пальчик, щекоча кожу теплым дыханием.
Словно в проверку его объявленной решимости в вечернем бризе разнесся и затих голос Джема.
- Папа, папа …па-па!
Роджер вздохнул, наклонился и прикоснулся к ней нежным глубоким поцелуем, потом встал и отправился решать возникшую проблему.
Она еще немного посидела, прислушиваясь. Звуки голосов доносились до нее с противоположного края поляны, высокий и низкий, требовательный и вопросительный, успокаивающий и возбужденный. Никаких чрезвычайных происшествий. Джем просто хотел, чтобы ему помогли подняться на дерево, на которое он сам не смог забраться. Смех, громкий шелест листьев …о, боже мой, Роджер тоже забрался на дереве, они все были там и ухали, как совы.
- Над чем, ты смеешься, a nighean[2]? – ее отец, пахнущий лошадями, появился из темноты.
- Над всем, - ответила она, подвигаясь, чтобы дать ему место. Это было так. Внезапно все вокруг оказалось ярким: свет в окне Большого дома, светлячки в траве, сияние лица Роджера, когда он рассказал о своем желание. Она все еще ощущала прикосновение его рта, оно играло в ее крови.
Джейми протянул руку и поймал пролетающего светлячка, задержав его на несколько секунд в кулаке, где он мерцал, и холодный свет просачивался сквозь пальцы. Через открытое окно до нее донесся обрывок песни; Клэр пела «Клементин».
Сейчас мальчишки, и Роджер вместе с ними, выли на луну, хотя она представляла собой не больше, чем бледный серп на горизонте. Бри почувствовала, как тело ее отца затряслось в молчаливом смехе.
- Это напоминает мне Диснейленд, - сказала она.
- Да? Где это?
- Это парк развлечений … для детей, - добавила она, понимая, что если в этом времени и существуют парки развлечений в Лондоне или Париже, они предназначены для взрослых. Никому не приходило в голову развлекать детей, они развлекались сами своими играми и случайными игрушками.
- Папа и мама возили меня туда каждое лето, - сказала она, без труда возвращаясь к горячим калифорнийским дням и теплым ночам. – Деревья сияют лапочками, как сейчас светлячками.
- «Жил простой шахтер в каньоне и с ним дочка Клементин…»[3]
- Что такое парк развлечений? – спросил Джейми с любопытством.
- О, это чудесно, - ответила она, представляя сверкающие огни Мейн-стрит, музыку, зеркала и красивых деревянных коней на карусели короля Артура. – Там были всадники, лодка, на которой мы плавали по реке сквозь джунгли, где были крокодилы, гиппопотамы и охотники за головами …
- Охотники за головами?
- Не настоящие, - успокоила она его. – Там все ненастоящее, но это … Это целый мир сам по себе. Там реальный мир как бы исчезает. Его называют счастливейшим местом на земле, и некоторое время так оно и кажется.
- «И была она, как фея, башмачки номер один, как сандалии носила две жестянки от сардин.»
- И там всегда и везде звучала музыка, - сказала она, улыбаясь. – Музыкальные группы, рожки, барабаны, музыканты, марширующие по улице, или играющие в павильонах …
- Да такое бывает в парках развлечений. По крайней мере так было там, где я однажды был, - в его голосе она услышала улыбку.
- М-м-м, а эти мультяшки, которые расхаживают повсюду. Я рассказывала тебе о мультиках? Ты можешь подойти и обняться с Микки Маусом или …
- С кем?
- С Микки Маусом, - она рассмеялась. – Большая мышь, размером с человека. Он носит перчатки.
- Гигантская крыса? – он слегка удивился. – И детям разрешают с ней играть?
- Не крыса, мышь, - поправила она его. – И это просто человек, одетый в костюм мыши.
- Вот как? – произнес он, не совсем убежденный.
- Да, и огромная карусель с разрисованными лошадками, и поезд, которые едет сквозь Радужные пещеры, где огромные драгоценные камни высовываются из стен, и разноцветные потоки воды, красные, голубые … и замороженный апельсиновый сок. О, это нечто! – она тихо простонала, вспомнив холодную, терпкую сладость замороженного сока.
- Это прекрасно, да? - произнес он нежно.
- «Потерял тебя навеки, ах, как жалко, Клементин…»
- Да, - сказала она, вздохнула и замолчала на время. Потом прислонила голову к его плечу и обняла его большую твердую руку.
- И ты знаешь что? – произнесла она, и он издал тихий вопросительный звук.
- Это было здорово, великолепно, но что я по-настоящему любила в этом, это то, что мы были там втроем, и все было прекрасно. Мама не беспокоилась о своих пациентах, папа не зарывался в свои бумаги, они не молчали и не сердились друг на друга. Оба смеялись, мы все смеялись все время … пока были там.
Он не ответил, только прислонился своей головой к ее. Она снова вздохнула.
- Джемми не попадет в Диснейленд, но у него будет семья. Семья, которая смеется … и миллион маленьких светлячков на деревьях.
Примечания
1
Викторианская салонная игра. Заключалась в том, чтобы дать как можно больше определений поповскому коту.
2
Девочка (гэльск.)
3
Старинная английская народная песня «Дорогая Клементин»