100. ПУТЬ К ПОБЕРЕЖЬЮ

     Нейл Форбс, посчитав возможным на какое-то время оставить свое обычное местопребывание, отправился в Эдентон под предлогом, что должен отвезти свою престарелую мать навестить ее еще более престарелую сестру. Путешествие ему нравилось, несмотря на жалобы матери на облака пыли, поднятые ехавшим перед ними экипажем.

     Ему не хотелось терять из вида этот экипаж, небольшое, с хорошими рессорами транспортное средство, окна которого были закрыты и плотно занавешены. Но он всегда был преданным сыном и на следующей почтовой станции пошел поговорить с кучером. Тот услужливо уступил, следуя теперь за ними на почтительном расстоянии.

     - Куда ты смотришь, Нейл? - спросила его мать, отвлекшись от застегивания своей любимой гранатовой броши. - Ты уже третий раз выглядываешь из окна.

     - Никуда, мама, - сказал он, глубоко вздохнув. - Просто радуюсь хорошему дню. Такая прекрасная погода, не правда ли?

     Миссис Форбс фыркнула, но любезно надела очки и наклонилась выглянуть в окно.

     - Да, день не плох, - с сомнением признала она. - Но жарко и достаточно влажно, чтобы выжать воду из твоей рубашки.

     - Неважно, a leannan^[1], - сказал он, похлопывая ее по плечу. – Оглянуться не успеете, как мы будем в Эдентоне. Там прохладнее. Говорят, ничего лучше морского бриза не украсит щеки розами!

     101. НОЧНОЙ ДОЗОР

     Эдентон.

     Дом преподобного МакМиллана находился возле воды. Настоящее благословение в такую жаркую и душную погоду. Вечерний морской бриз уносил все: жару, дым очагов, москитов. После ужина мужчины сидели на большом крыльце, курили трубки и наслаждались прохладой.

     Удовольствие Роджера было приправлено виноватым осознанием того, что миссис МакМиллан и три ее дочери, не покладая рук, мыли посуду, подметали полы, кипятили кости от ветчины с чечевицей для завтрашнего супа, укладывали детей спать и в основном работали в душном помещении. Дома он посчитал бы себя обязанным помочь, или ему пришлось бы столкнуться с гневом Брианны. Здесь же такое предложение было бы воспринято с удивлением и даже с подозрением. Поэтому он мирно сидел на прохладном вечернем ветру, глядя, как рыбацкие лодки скользят по воду, и, потягивая нечто, что считалось кофе, участвовал в приятной мужской беседе.

     Иногда, подумал он, есть что сказать в пользу разделения гендерных ролей в восемнадцатом столетии.

     Они разговаривали о новостях с юга: бегстве губернатора Мартина из Нью-Берна и сожжении форта Джонстон. Политический климат в Эдентоне был провигский, а компания, в основном, клерикальной: преподобный доктор МакКоркл, его секретарь Уоррен Ли, преподобный Джей МакМиллан, преподобный Патрик Дуган и четверо соискателей, ожидающих, как и Роджер, рукоположения. Однако в компании все равно присутствовали политические разногласия, скрытые под внешне дружелюбной беседой.

     Сам Роджер говорил мало; он не хотел оскорбить гостеприимство МакМиллана, участвуя в спорах. Ему хотелось тишины, чтобы подумать о завтрашнем дне.

     Потом разговор принял другое направление, и он весь обратился во внимание. Континентальный конгресс состоялся в Филадельфии два месяца назад и облек генерала Вашингтона властью над континентальной армией. Уоррен Ли находился в то время в Филадельфии и теперь красочно живописал битву при Бридс-Хилле, которой стал свидетелем.

     - Генерал Патнем завалил перешеек Чальзтаунского полуострова повозками с грязью и кустарником. Вы сказали, что знали об этом, сэр? – вежливо обратился он к Роджеру. – Полковник Прескотт был там с двумя полками из Массачусетса и несколькими отрядами из Коннектикута. Может быть, около тысячи человек всего, и, бог мой, какая же вонь шла от их лагерей!

     В его мягком южном акценте – Ли был вирджинцем – слышалась легкая насмешка, которая исчезала по мере того, как он продолжил.

     - Генерал Уорд приказал укрепить Бункер-Хилл, как его называют из-за редута на его вершине. Но полковник Прескотт вместе с инженером мистером Гридли поднялись наверх, и место им не понравилось. Они оставили там отряд и перешли на Гридс-Хилл, показавшийся им стратегически более подходящим, так как находился ближе к гавани.

     - И все это ночью, вообразите себе. Я был с одним отрядом из Массачусетса. Мы промаршировали на позицию и всю ночь до рассвета рыли окопы и возводили по периметру шестифутовую стену.

     - Наступил рассвет, и мы спрятались за укреплениями. Как раз вовремя; британский корабль «Быстрый», который находился в гавани начал стрелять, как только поднялось солнце. Выглядело очень красиво. На воде все еще был туман, а выстрелы пушек подсвечивали его красным цветом. Но большого урона они не нанесли, большинство ядер не долетело до берега. Правда в один вельбот в доке ядро попало, и он вспыхнул, как сухая лучина для растопки. Команда посыпалась с него, как блохи. Я видел, как они прыгали на берегу и потрясали кулаками, потом «Быстрый» выпустил еще один залп, и они или попадали вниз лицом, или рванули от берега, как кролики.

     Стало почти темно, и юного лица Ли не было видно, но его веселый голос вызвал среди мужчин негромкий смех.

     - Стреляли также с маленькой батареи на Коппс-Хилл и с одного или двух небольших кораблей, но скоро они увидели, что это бесполезно, и прекратили. Потом подошли ребята из Нью-Гемпшира, и это воодушевило. Но генерал Патнем отправил много людей назад для укрепления Бункер-Хилла, а нью-гемпширцы залегли слева и ниже от нас. У них не оказалось никакого укрытия, кроме забора с наваленной на него травой. И глядя вниз на них, джентльмены, я был рад-радешенек, что передо мной четыре фута земляного вала.

     Британские войска двинулись через реку Чарльз, сияющие, как медь под солнцем, с военными кораблями за их спинами и батареями на берегу, прикрывающими их огнем.

     - Мы, конечно, не стреляли. Не было пушек, - сказал Ли, пожав плечами.

     Внимательно слушающий Роджер не смог удержаться от вопроса.

     - Правда, что полковник Старк сказал: «Не стреляйте, пока не увидите белки их глаз.»

     Ли аккуратно кашлянул.

     - Ну, сэр. Не могу сказать с уверенностью, что кто-то не говорил так, но сам я не слышал. Но я слышал, как один полковник орал: «Любому сукину сыну, кто станет зря тратить порох, прежде чем ублюдки подойдут достаточно близко, засуну мушкет прикладом вперед в его задницу!»

     Компания разразилась смехом. Однако появление миссис МакМиллан с предложением новых закусок заставило всех замолчать, и они выслушали остальную часть рассказа Ли со спокойным вниманием.

     - И вот они маршировали, и, я скажу, это было впечатляющее зрелище. Несколько полков, и все в разных цветах: фузилеры, гренадеры, военные моряки и даже легкая пехота. Все маршировали, как орда муравьев, такие же прожорливые.

     - Я не стану похваляться собственной храбростью, джентльмены, но скажу, что парни, стоящие рядом со мной, имели крепкие нервы. Мы позволили им подойти, и первый ряд был не более чем в десяти футах, когда грянул наш залп.

     - Они откатились, потом снова пошли в наступление, и мы снова срезали их залпом, как кегли. И офицеры, у них было много офицеров, и все на конях, представьте себе. Я … выстрелил в одного. Он опрокинулся, но с коня не свалился. Конь унес его. Голова его болталась, но он не упал.

     Голос Ли потерял окраску, и Роджер увидел, как преподобный доктор МакКоркл наклонился к своему секретарю и положил руку на его плечо.

     - Они откатились в третий раз и снова пошли в атаку. И … у большинства из нас не было оружия. Они прошли через земляной вал и ограждения. С пристегнутыми штыками.

     Роджер сидел на несколько ступенек ниже Ли в нескольких футов от него, но услышал, как молодой мужчина сглотнул.

     - Мы отступили. Как официально говорят. Мы побежали, как это было на самом деле, и они тоже.

     Он снова сглотнул.

     - Штык … он производит ужасный звук, когда втыкается в человека. Просто ужасный. Я не знаю, не могу описать его правильно. Просто слышал его и не раз. Многих проткнули в этот день … раз и из тела показывается штык, люди падают на землю и бьются, как рыбы, умирая.

     Роджер видел много штыков восемнадцатого века. Семнадцатидюймовое треугольное лезвие, тяжелое и твердое, с бороздкой для крови на одной грани. Он неожиданно вспомнил разветвленный шрам на бедре Джейми и поднялся. Пробормотав короткое извинение, он оставил веранду, задержавшись на мгновение, чтобы сбросить чулки и башмаки, и пошел к морю.

     Наступал отлив; песок и галька были влажными и прохладными под его босыми ногами. Ветерок слабо трепал листья пальмы позади него, и вереница пеликанов пролетела вдоль берега, темная и величественная на фоне последних лучей света. Он прошел немного в сторону прибоя. Небольшие пенистые волны хватали его за пятки, вымывая песок под ним и заставляя его покачиваться, чтобы сохранить равновесие.

     Далеко на водах Албемарль Саунд^[2] он мог видеть огни. Рыбацкие лодки с маленькими кострами на борту, разведенными в ящиках с песком, чтобы поджигать факелы, которые рыбаки бросали за борт. Казалось, что они, покачиваясь, плавают в воздухе, и их отражения в воде медленно разгораются и гаснут, как светлячки.

     На небе выступали звезды. Он стоял, запрокинув голову, пытаясь очистить свой разум и сердце, открыть себя для любви бога.

     Завтра она станет священником. «Ты священник вовек, - говорится при рукоположении - по чину Мелхиседека.»^[3]

     - Ты боишься? – спросила Брианна, когда он рассказал ей.

     - Да, - ответил он.

     Он стоял, пока отлив не отошел от него, и тогда последовал за ним, входя в воду и желая ритмичного прикосновения волн.

     - Но ты все равно сделаешь это?

     - Да, - ответил он. Он не имел понятия с чем соглашался, но все равно сказал «да». Временами бриз приносил с песчаного берега за его спиной обрывки смеха и отдельные слова с веранды дома преподобного МакМиллана. Значит, они прекратили говорить о войне и смерти.

     Кто-нибудь из них убивал человека? Ли, может быть. Преподобный МакКоркл? Он фыркнул негромко при этой мысли, но не отмел ее. Он повернулся и вошел в воду дальше, пока остались лишь звуки волн и берегового ветра.

     Поиск души. Именно так поступали оруженосцы, немного насмешливо подумал он. В ночь перед введением в сан рыцаря молодые люди несли бдение в церкви или часовне и молились в темные часы, освещенные лишь ритуальной лампадой.

     О чем, подумал он. О чистоте разума, твердости намерений. Смелости? Или прощении?

     Он не хотел убивать Рэндалла Лиллингтона. Это вышло почти случайно. Но в то же время он охотился на Стивена Боннета, собираясь хладнокровно убить его. А Харли Бобл. Он все еще мог видеть блеск глаз ловца воров и осколки черепа, чувствовать эхо удара, отражающегося в костях своей руки. Он намеревался сделать это. Мог остановиться. Не остановился.

     Завтра он поклянется перед богом, что верит в доктрину предопределения^[4], что ему предназначено совершить то, что он совершил. Возможно.

     Может быть, я не верю в это очень сильно, подумал он. Сомнение закралось в его душу. Но, может, верю. Христос, - о, прости, мысленно извинился он – могу ли я быть настоящим священником, если сомневаюсь? Я знаю, у каждого могут быть сомнения, но если они сильны, может, тебе лучше дать мне знак пока не поздно.

     Его ноги закоченели, и звезды, густо усеявшие бархатное небо, сияли. Он услышал шорох шагов по гальке, и море рядом с ним зашелестело.

     Это был Уоррен Ли, высокий и долговязый в свете звезд, секретарь преподобного доктора МакКоркла, бывший ополченец.

     - Решил немного подышать воздухом, - сказал Ли едва слышным сквозь шипение моря голосом.

     - Да, его здесь много и бесплатно, - отозвался Роджер как можно дружелюбнее. Ли издал короткий смешок, но, к счастью, не был расположен к разговору.

     Они стояли некоторое время, наблюдая за рыбацкими лодками. Потом, не сговариваясь, развернулись и пошли назад. В доме было темно, веранда пуста, и лишь одна свеча в окне, освещала дом.

     - Тот офицер, которого я застрелил, - вдруг произнес Ли. – Я молюсь за него. Каждую ночь.

     Ли резко замолчал, смущенный. Роджер дышал медленно и глубоко, чувствуя, как его сердце дернулось. Он когда-либо молился за Лиллингтона или Бобла?

     - Я тоже буду, - сказал он.

     - Спасибо, - тихо сказал Ли, и они пошли рядом вверх по песку, остановившись, чтобы подобрать свою обувь, но не надели ее, а шли босиком, и песок высыхал на их ногах.

     Сели на ступеньки, чтобы отряхнуть его прежде, чем войти в дом, и тут дверь позади них открылась.

     - Мистер МакКензи? – произнес преподобный МакМиллан, и что-то в его голосе заставило Роджера вскочить с бьющимся сердцем. - К вам посетитель.

     Он увидел высокий силуэт за МакМилланом, и узнал его даже прежде, чем появилось бледное и свирепое лицо Джейми Фрейзера с темными горящими глазами при свете свечи.

     - Он забрал Брианну, - заявил он без преамбулы. – Ты едешь.