О чем может думать человек, в момент, когда его автомобиль на скорости под сотню, внезапно вылетает на красивую ровную блестящую наледь во всю ширину дорожного полотна? Да ни о чем! Разве, что успеет сказать, что-то типа: "Твою мать!..." Егор в день своего сорокапятилетия, спешил домой, предвкушая праздничный стол, улыбки жены и дочери, уютное тепло квартиры. Его уже давно ждали, и он торопился, как мог. Январский день выдался солнечным. Снежок, выпавший накануне, подтаял на южном склоне моста и к вечеру превратился в каток. Вот на него-то и выскочила "семерка", резина которой давно просилась на свалку. В мгновение ока мир за лобовым стеклом завертелся в страшном калейдоскопе, навстречу метнулось ограждение моста, и легковушка, смяв ограждение словно картонное (что само по себе было не реально), рухнула с высоты десяти метров на железнодорожное полотно, аккурат под проходящий товарняк...
Егор с интересом рассматривал место, в котором находился. Любопытно, что у него не возникало вопроса, почему он здесь очутился. Это казалось само собой разумеющимся, но вот само место его несколько озадачило. Типичная совдеповская приемная: две двери, обитые черным дерматином, с бронзовыми табличками "Директор" и "Зам. директора", стулья для посетителей вряд под стенкой, стол секретаря. Правда, за столом, вместо привычной миловидной секретарши, серьезный мужчина в строгом костюме, деловито подшивающий бумаги. Селектор на столе секретаря что-то невнятно пробормотал, секретарь поднял глаза на Егора и кивнул ему на дверь директора: "Проходите". Надо заметить, что Егор всегда отличался некой робостью в отношении властных кабинетов, вот и сейчас несколько нерешительно потянул на себя ручку двери, отполированную, тысячами посетителей, прошедших перед ним. Дверь подалась на удивление мягко, не взирая на свою массивную монументальность, пропустив его в начальственные чертоги... Помещение выдержанное исключительно в белых тонах. Белый пол, белые стены, льющийся сверху мягкий белый свет. Из мебели - стул для посетителя, стоящий посреди кабинета, далее необъятный, словно вертолетная площадка стол, и кресло за ним. В кресле восседает седовласый мужчина в светлом же костюме. И хотя галстука, столь любимого любым начальством, нет и ворот рубашки распахнут, одного взгляда на него достаточно, что бы понять - перед тобой действительно директор! Нет, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР!!! Егор неуверенно остановился у двери.
- Проходите, Егор Васильевич, присаживайтесь, чего уж теперь стесняться. - Директор аккуратно положил на стол папку-скоросшиватель, которую перед этим просматривал. - Простите, здравствуйте, вам говорить как-то нелогично.
- А вы... - Робость внезапно покинула Егора, и он присел на предложенный стул. - Как-то странно. Мне почему-то представлялось все несколько иначе.
- Из тех, кто рассказывает об этом месте, почти никто здесь не бывал. Впрочем, каждый воспринимает его так, как ему привычней. Но главное ведь не в том, как здесь все обставлено, а в том, прочему вы здесь. - Тон говорившего неуловимо изменился на недовольный, и на Егора сурово взглянули глаза такой пронзительной голубизны, какая бывает у осеннего неба. Нечеловеческие глаза. - Вы слишком рано попали в нашу контору, слишком! Вы что уже завершили все свои дела?
- Но простите, разве это от меня зависит? Простое, нелепое стечение обстоятельств и, кроме того, ведь известно, что все в Ваших руках. - Егор оправдывался, чувствуя себя все неуютнее под этим пронзительным взглядом.
- Скажите пожалуйста! - Директор, сложил руки на животе, сплетя пальцы, и рассматривал Егора теперь словно забавную зверушку. - А как же: "На Аллаха надейся, а верблюда привязывай?" Что же прикажете вас так всю жизнь на руках и носить?
- Так уж меня и носили! - Егором начало овладевать нездоровое раздражение. - Сколько помню свою сознательную жизнь - работаю как проклятый, а результат нулевой. Сладко живется в нашей стране простому инженеру-механику, да еще не умеющему пить с тем, с кем нужно. Думаете - легко живется на мою зарплату да зарплату жены - учительницы? Тем более, когда твои одноклассники, не блиставшие ни в школе, ни в институте, сейчас счета деньгам не знают. Так лучше уж так... - Он обреченно махнул рукой.
- Даже так? Ну, допустим, все возможности наша организация вам предоставила, а вот уж как вы их использовали - это ваша проблема. Мы не можем сделать за клиента выбор. Достаточно того, что мы неустанно сохраняем его жизнь, единожды дарованную, и которая, оказывается, ему совсем не нужна. - Мужчина снова взял в руки папку. - Начнем с того, что родились вы бездыханным, перехлестнутым пуповиной - вас реанимировали. В три года вас чуть не засыпал бульдозер землей в котловане - мать успела в последний момент, над поверхностью уже оставалась только голова. В шесть лет вы тонули в реке, в десять вам разрубило голову бумерангом, наверное, единственным на всю страну! В четырнадцать, чудом не разбились, падая с высокого дерева. И так всю вашу жизнь, просто поразительная способность попадать в смертельные неприятности. - Он открыл последнюю страницу скоросшивателя. - Сегодня с утра радио не умолкало о гололедице на дорогах, машина упорно не заводилась, спустило переднее правое колесо, но вы проигнорировали все эти знаки и, чертыхаясь, все-таки поехали на работу на машине. Скажите, какая насущная необходимость в этом была?
- Вы будете смеяться, но это самая удобная отмазка, что бы не пить с начальником цеха. Он же знает, что у меня день рождения, значит, с меня причитается, ну и, естественно, нужно составить ему компанию. А так выставил бутылку коньяка и: "Извините, я за рулем".
- Это не смешно. Это грустно. Даже в столь малом вы не решаете проблему, а просто плывете по течению.
- Да, я знаю, у меня всегда не хватало решимости или реакция запоздалая. Оглянусь, ну елки-палки, почему я не сделал так? Но ведь назад уже не отмотаешь. - Егор тоскливо посмотрел на собеседника.
- Странные вы люди, вместо того, чтобы, совершая ошибки, становиться мудрее и сильнее, вы бесконечно сожалеете об упущенных возможностях и неиспользованном шансе. А еще, каждый из вас слишком много думает о себе любимом. Слишком много. - Устало вздохнув, он черкнул несколько слов на каком-то бланке и протянул его Егору. - Я услышал все, что хотел. Передайте это моему заместителю, он направит вас дальше. Да и еще, поверьте, хорошо, что нельзя "отмотать назад". При всех своих грехах, человек этого не заслужил.
Заместитель директора представлял собой полную противоположность своему начальнику. Черноволосый мужчина средних лет, весьма лощеной наружности и необычайно предупредительными манерами. Складывалось впечатление, что любой клиент для него дороже самого дорогого и он просто в лепешку разобьется, стараясь исполнить все желания оного. Обстановка кабинета тому соответствовала - мягкие диваны и кресла, приглушенный свет скрытых светильников, все выдержано в бежево-коричневых тонах, а дополняет антураж умопомрачительная смесь запахов хорошего кофе и дорогого табака.
- Присаживайтесь, Егор. Можно так, по простому? - Хозяин кабинета указал ему на один из диванов обитых мягкой кожей, сидя в кресле, просматривая полученный от Егора бланк. - Значит, старик не пошел навстречу вашей просьбе?
- Какой просьбе? Я вроде ни о чем не просил.
- Разве? А мне показалось, что вы хотели бы прожить жизнь по-новому. Нет?
- Но ведь он сказал, что это невозможно! - Егор даже привстал.
- Просто он не захотел решать вашу проблему, простите ему. Выпейте кофе и успокойтесь. - У дивана, словно из ниоткуда, возник столик на колесиках с чашкой ароматного кофе и коробкой сигар. - Вы ведь любите кофе и сигары, хоть, признайтесь, не часто вам доводилось пользоваться истинно качественным товаром. Так что получайте удовольствие за счет фирмы.
Егор сделал маленький глоток, надо признать, ничего подобного за свои сорок пять он вообще не пробовал. Понюхал сигару, вынутую из ящичка, срезал кончик на гильотинке и сделал первую затяжку, выпустив облако ароматного дыма. Странное спокойствие овладело им.
- Значит, вы можете решить эту, с позволения сказать, проблему? - Он взглянул на радушного хозяина.
- Совершенно верно. Я могу организовать возврат вашей жизни в любую точку, с которой вы сочтете нужным начать по-новой. - Кресло с собеседником странным образом возникло напротив Егора. - Осмелюсь предложить окончание школы, когда вы выбирали себе ВУЗ. Тогда вы не рискнули покинуть родной город и выбрали местный политех, а ваш друг Семен поступил в Ленинградский химико-технологический. Хотя туда, Егор, вам было поступить куда проще, как призеру всесоюзной олимпиады по химии. А потом, после того, когда в девяностые Семен внезапно стал нефтяным магнатом, вы в глубине души завидовали ему и жалели об утраченной возможности. Вот отсюда и начните.
- А взамен, вы захотите заполучить мою бессмертную душу. - Егор криво усмехнулся собеседнику сквозь сигарный дым.
- И где вы, образованный человек, этого нахватались? Может еще предложить вам кровью подписать договор? Мы не берем с вас никаких подписок, достаточно вашего устного согласия. Считайте, что это подарок от нашей фирмы, в день вашего рождения. Заметьте, именно ТОТ подарок, которого ВЫ хотели. И знайте, первые пять минут, вы будете помнить этот разговор, словно смутный сон, дальше ваша судьба в ваших руках. Итак, да или нет, всего одно слово - решение за вами.
Где-то на задворках здравого смысла мелькнула бледная мысль о бесплатном сыре, но тут же бесследно растаяла. Егор кивнул головой, и словно бросаясь в омут, выдохнул: "Да!"
...Он стоял на вершине Ай-Петри у самого ограждения, глядя на серое, свинцовое море далеко внизу. Других любителей, полюбоваться панорамой Крыма в этот ветреный январский день, не наблюдалось. Одинокий человек в дорогом пальто, с бутылкой Хеннесси в руке, на вершине скалы продуваемой ледяным ветром с плато. Нелепая картина. Но это его каприз. Он сам не знает, почему свой сорок пятый день рождения решил отметить здесь, но его желания окружающие привыкли выполнять беспрекословно. Капризы такого человека, как Егор Васильевич, входящего в десятку самых богатых людей России, даже назвать так вслух ни у кого язык не повернется. Шумная компания, прибывшая с ним, осталась веселиться в одном из бесчисленных кафе, столпившихся у станции фуникулера, вызвав сразу нездоровый ажиотаж у местных торговцев ревом двигателей и сигналами клаксонов кавалькады Лексусов, Мейбахов, Порше и прочей элитной автоживности. Егор поднялся по тропинке на вершину, сопровождаемый лишь двумя "телохранами", правда, державшимся на почтительном удалении. Оказывается, у богатых тоже бывает "кризис среднего возраста", иначе, чем объяснить ту непонятную тоску, овладевающую ним все чаще и чаще. Вроде достиг всего, чего хотел, но что-то душу гложет. Егор, отхлебнув из горлышка, снова посмотрел на унылый зимний Крым у себя под ногами. Мысли, под стать этой безрадостной картине, проплывали чередой. Жена, редкая стерва, с которой он благополучно расстался еще пять лет назад. Может и хорошо, что детей у них так и не было... Хотя чего хорошего? Глаза детворы при посещении детского дома, на который он пожертвовал приличную сумму... Толпа прихлебателей, роящихся вокруг, словно мухи...
Снова поднеся бутылку к губам, Егор, вдруг, краем глаза, заметил человека стоящего рядом с ним и так же задумчиво глядящего вдаль. Странно, как это охрана подпустила незнакомца столь близко?
- Ну, не серчайте на них, Егор Васильевич, да и разве мы уж столь незнакомы? - Черноволосый мужчина, лощеной наружности, улыбнулся ему как старому знакомому. - А ведь прошло каких-то двадцать восемь лет. Эх, память человеческая, добра совсем не помнишь. Я, собственно, хотел поинтересоваться - довольны ли вы нашей работой?
- Погодите, я, кажется, действительно вас припоминаю.- Егор почувствовал, как качнулась земля под ногами. - О Господи, я действительно вспомнил! Я жил совсем другую жизнь! И все эти годы меня мучают непонятные сны о совсем другой женщине и ... моей дочери.
- Ну, вы же сами пожелали изменить свою жизнь, вот и изменили. Вита сейчас замужем, у нее двое сыновей и она, насколько я понимаю, вполне счастлива. А ваша дочь... простите, ее попросту не существует, она осталась в той реальности, от которой вы отказались.
Егор с ужасом смотрел на своего собеседника. Камушек, смутного ощущения потери, лежавший на душе, сорвался, мгновенно превратившись в страшный, сметающий все на своем пути, обвал невосполнимой утраты. Вита, с которой они прожили двадцать лет, даже ни разу толком не поссорившись, которая понимала его, как никто другой - даже не знакома с ним и сейчас замужем за совсем другим человеком. А Машка!!! Машка, с ее непослушными рыжими вихрами. Машка, которую он таскал на шее, которая не ложилась спать, пока папа не почитает, которая несла ему свои первые, неуклюжие рассказы. Машка, с которой они именно на этом каменистом склоне Ай-Петри, делали "ласточку", изображая два самолета, а Вита фотографировала их хохоча... Бесплатного сыра не бывает...
- Я понял, вы создали для меня мой персональный ад! - Егор обреченно взглянул на улыбающегося гостя.
- Помилуйте, я всего лишь хорошо выполнил работу. А если вы считаете свою жизнь адом, то это исключительно ваша проблема.
Егор оглянулся - мир вокруг стал каким-то ненастоящим, словно нарисованным на картоне, и он сам себе показался нелепой фигурой на фоне фальшивых декораций. Отбросив недопитую бутылку в сторону, он бросился к ограждению. Сначала Егору показалось, что он взлетел, таким легким, невесомым стало тело, а затем тугой холодный воздух ударил в лицо и далекая каменистая осыпь у подножья стремительно ринулась ему навстречу...
...Запахи... так пахнет больница... значит он в больнице. Попробовать открыть глаза... свет... перед глазами пятно, нет лицо... из тумана выплывает девичье лицо в белой медицинской шапочке, внимательные глаза, наверное, медсестра...
- Арсений Павлович, он пришел в себя. - Голос негромкий, но все равно отзывается колокольным звоном в черепной коробке и, вместе с этим ощущением приходит боль в груди, словно там, слева, открытая рана. Но боль- это явный признак, что он жив.
В поле зрения появляется лицо пожилого усатого доктора с "гусиными лапками" в углах глаз. Глаза усталые, но светятся неподдельной добротой.
- Очень хорошо. Ну-с, молодой человек, попробуйте сказать кто вы.- Вопрос явно обращен к нему, но Егор осознает это не сразу. Губы словно деревянные, язык - кусок наждачной бумаги. С невероятным напряжением он открывает рот, боясь, что не сможет произнести ни слова. Героическое усилие не пропало даром.
- Егор. Егор Гаршин.- Удивительно, как такие простые слова могут вызывать у людей столь очевидное чувство радости. Казалось, доктор просто готов хлопать в ладоши.
- Ай, молодца. Ну просто везунчик. Да, задали вы нам работку - восемь минут "там", это не шутки. А вы выкарабкались и, судя по всему, с головой особых проблем нет. - Арсений Павлович задумчиво посмотрел куда-то в сторону. - Эх, молодежь, треплете себе нервы по малейшему поводу и вот результат - инфаркт миокарда, да еще в день рождения. Но, считай, заново родились, так что это наш вам подарок.
- Инфаркт?! - Егор перестал понимать, что-либо. - Но я ведь попал в аварию... или нет, упал со скалы!
- Ого! Видать, я поторопился со своим оптимистическим заключением. - Брови доктора удивленно полезли вверх. - Хотя после "клинической" иногда и не такое рассказывают. Уверяю вас, жена и дочь обнаружив вас у двери квартиры в бессознательном состоянии, вызвали реанимацию и вот вы здесь. А они всю ночь не уходят, в коридоре дожидаются. Завидую я вам.
- Жена?! Дочь?! - Ему показалось, что он снова умирает. Неужели ему их вернули? - Доктор, пожалуйста, я хочу их видеть, сейчас, немедленно.
- Хорошо, хорошо. Только при условии, что вы не будете так волноваться. Мне бы не хотелось вас снова потерять. Жизнь она дается всего один раз, посему жить надо, наполняя ее радостями, оставляя печали в прошлом. И помните, переписать ее нельзя, вот это самое глупое сожаление. - Егор невольно вздрогнул, на мгновение серые усталые глаза доктора полыхнули невероятным, нечеловеческим светом осеннего неба...
Он прижимался щекой к теплой, такой знакомой до каждой морщинки ладони жены, гладил рыжие кудри дочери, смотрел в их красные от слез и бессонной ночи глаза и понимал - вот он, тот огромный ломоть счастья, который щедрой рукой нарезала ему судьба...