Океан сегодня дышал покоем. Судя по ленивым солнечным зайчикам, ползавшим по песчаным проплешинам, на поверхности все так же стоял почти полный штиль. Даже стаи коралловых рыбок, казалось, двигались слишком медленно, поддавшись всеобщей сонной одури дремлющего океана. Легкое течение толкало в спину, подталкивая человека в сторону застывшей где-то на поверхности яхты. Словно напоминая - это не твой мир и время твоего пребывания здесь заканчивается. Виктор не спешил. Тихо шевеля ластами, он скользил вдоль стены кораллового рифа, на этой глубине такого яркого и пестрого. Стена гигантскими ступенями уходила вниз, постепенно теряясь в синем сумраке больших глубин. Подъем с тридцати пяти метровой глубины на гелиоксе мог длиться достаточно быстро - использование дорогой смеси позволяло уменьшить время декомпрессии в четыре раза. Но Виктор всегда стремился продлить это ощущение полета, и наслаждение тишиной. Где-то там, за границей этого мира, была суета, товарно-денежные отношения, социальные отношения и прочая дребедень, придуманная человечеством, а здесь - бесконечное величие изначальной колыбели и возможность прикоснуться к тайне. Тайне, сокрытой от остальных толщей веков, песка и воды. Единственное увлечение, которому он самоотверженно отдавался многие годы. Многие знакомые его просто не понимали. Ну скажите, зачем тратить десятки тысяч долларов на то, что бы достать со дна якорь облепленный ракушками, пару десятков медных и серебряных монет или старую амфору. Ведь не объяснишь им, что коллекция, собственноручно собранная на морском дне, для него дороже всех его яхт, лимузинов и вилл. Потому как все, что он заработал - просто и понятно. А каждый предмет, найденный на дне, это прикосновение к тайне и это дорогого стоит. Некоторые наивные, наоборот, приписывали источник его состояния именно подводной археологии... Вдруг, ни к селу, ни к городу вспомнилась первая, она же и последняя жена. Ее увлечение Виктора дайвингом просто выводило из себя. А уж истерики она закатывать умела - Станиславский облился бы слезами от умиления. В общем, брак, начавшийся как студенческий, так ни во что более значимое не перерос и успешно распался после пятилетней войны. Хорошо хоть детьми они так и не обзавелись хотя, в принципе, он был не против. Но Ирина всё ссылалась на их нищенское финансовое положение. С той поры много воды утекло и многое изменилось...
Виктор оглянулся - сзади, чуть выше, привычно маячил силуэт телохрана. Остального эскорта не видно, но можно не сомневаться - периметр под надежным прикрытием. Да-а, статус, дери его за ногу. С начальником охраны спорить просто бесполезно. Но со временем к молчаливому присутствию тени за спиной постепенно привыкаешь. Жаль нельзя его приспособить для ношения тяжестей. Мысленно вздохнув, Виктор достал из сумки и снова посмотрел на кувшин. Или не кувшин? Пожалуй, небольшой керамический сосуд без ручки, с несколько вытянутым горлышком и плоским дном, больше всего напоминал кувшинчик для вина. Поражало полное отсутствие ракушек и полипов на его стенках. Собственно, именно эта деталь привлекла Виктора, при обследовании обломков старого корабля, разрушенного настолько, что определить его тип не представлялось возможным. Все обломки были просто облеплены живой и мертвой морской живностью, а этот сосуд, наполовину утонувший в песок, блистал гладкой черной обожженной поверхностью. Ладно, на базе разберемся. Виктор положил находку в сумку, и устремился к темному силуэту днища яхты, на фоне бликующей жидким зеркалом поверхности.
Они сидели вдвоем за столом в каюткомпании, попивая апельсиновый фреш и задумчиво разглядывая странный сосуд, стоящий на столе. Сашка - лучший и, пожалуй, единственный друг, он же руководитель его личной службы безопасности. Высокий светловолосый крепыш сорока пяти лет отроду. Бывший подводный боец подразделения спецназа ГРУ, дайвер от бога, воплощенный человек-амфибия. И Виктор, как говорится, "владелец заводов, газет, пароходов". Сорокалетний, загоревший до черноты, несколько излишне худой брюнет.
- Больше всего это похоже на древнегреческий лекиф, только без ручки. Хотя откуда в Тихом океане, греческая керамика? - Сашка, продемонстрировав некое специфическое знание истории, задумчиво почесал кончик носа.
- Меня больше всего смущает, не его форма, а полное отсутствие морских отложений. Очень похоже на новодел. - Виктор поставил на стол пустой стакан. - Тогда вопрос. Кому и для чего понадобилось засовывать непонятный сосуд на сорокаметровую глубину. Удовольствие не из дешевых. Вероятность, что кто-то его там найдет, равна практически нулю. Более того, буквально месяц назад было зафиксировано отклонение течения к барьерному рифу. Это оно смело лишний песок и обнажило останки корабля, а заодно и наш кувшинчик.
Они снова уставились на непонятное керамическое изделие. По его округлому, матово отсвечивающему боку, тянулась вязь зигзагообразных линий. Может орнамент, а может непонятное иероглифическое письмо. Шут его разберет.
- Вить, ну чего мы гадаем. Сосуд запечатан. Кстати, на пробке тоже такие же значки. - Саша, взяв кувшинчик, осторожно пару раз его встряхнул прислушиваясь. - Жидкости внутри, скорее всего, нет. Да и по массе не очень смахивает на полный. Давай его откупорим и будем решать загадки по мере их поступления.
Виктор, молча согласившись с собеседником, достал нож и аккуратно начал отковыривать что-то похожее на окаменевшую смолу. Пятнадцати минутная борьба пробки, скрывавшей под собой нечто неведомое, и стали, направляемой интеллектом, завершилась победой последних. Вытащив кляп из горлышка кувшина, Виктор попытался заглянуть внутрь. Сашке, наблюдавшему эту картину со стороны и скорчившему ехидную рожу показал кулак и поднес горлышко к носу. Втянул воздух и задумчиво прикрыл глаза. Затем, копируя мультяшную сову произнес: "Ооо! Похоже в нем когда-то хранили мед ".
- Ты это серьезно? - Саша удивленно взглянул на друга.
- Нет, конечно. Но какие-то благовония - однозначно. - Теперь странный, еле уловимый аромат, распространился по всей каюте.
- Ладно, попробуем иначе. - Виктор перевернул кувшин над столом. Светлой струйкой, тихонько шурша, на столешницу стек песок. Обыкновенный белый песок... Не больше пригоршни. Друзья тупо уставились на песчаную горку, барханчиком застывшую на темно-ореховой поверхности. Судя по всему это и было драгоценное содержимое странного кувшина.
- Или я ничего не понимаю, или... Да точно, я просто ничего не понимаю. - Саша сердито взлохматил свою прическу.
- Да уж. - Виктор смел песок ладонью на лист бумаги и аккуратно ссыпал его в кувшин. - Всё. Отставляем загадку на потом. Иначе у меня сейчас точно где-то в мозгах перемкнет.
Третий час ночи, а сна ни в одном глазу. Виктор в очередной раз перевернулся на другой бок. Бессонница в сорок - это нехороший знак. И Светлана давно ушла, добросовестно исполнив свои обязанности. Мда, у девочки два несомненных достоинства - молодое тело самых обворожительных форм и редкое умение уловить настроение шефа. Она точно знает, как он не любит обнаружить поутру у себя в постели еще кого-нибудь. Казалось бы - все предпосылки для крепкого здорового сна, так нет же! Виктор встал и, протопав босыми ногами по пушистому ковру к бару, решительно открыл его дверцу. Осмотрел не слабый ассортимент и остановился на армянском коньяке. Наплескав себе почти пол бокала, сделал хороший глоток. Чувствуя, как благородная влага растекается приятной жаркой волной по пищеводу и желудку, неторопливо подошел к открытому иллюминатору. Усыпленный штилем океан не дышал ожидаемой прохладой, наоборот, казалось, яхту укутало влажное теплое покрывало, не дающее вздохнуть полной грудью. Пожалуй, надо завтра сниматься с якоря и двигать в более прохладные широты... Легкий шорох сзади невольно заставил его вздрогнуть, одновременно с этим его ноздрей коснулся едва уловимый, уже несколько знакомый аромат. Чудилось в нем одновременно нечто экзотическое и... очень древнее. Хотя спроси его, как должна пахнуть древность, Виктор, пожалуй, вряд ли смог бы внятно объяснить. Мысль о постороннем, проникшем не только на яхту, но и в закрытую каюту, казалась просто абсурдной. Он видел в деле Сашиных подчиненных, когда два года назад их попытались захватить пираты. Те, из нападавших, кто остался в живых, были отпущены, после "доверительной" беседы. С тех пор очень многие суда и суденышки без опознавательных знаков, завидев его белоснежную красавицу, резко меняли курс и на максимальной скорости уходили за горизонт. Мда, весьма любопытно. Виктор медленно обернулся. Увиденное, сразу привело к однозначной мысли - глюки. Либо смесь в баллоне все-таки была не качественной и содержала слишком много азота, либо, что вероятнее, не стоило вдыхать этот непонятный аромат из сосуда неизвестного происхождения. У двери, почтенно склонив голову, увенчанную белой чалмой и сложив ладони перед грудью, стоял невысокий старик с реденькой белой бородой в полосатом халате. Ну, вылитый старик Хоттабыч из старого советского фильма. Господи, а мы то мним себя кем-то из немногих. Виктор даже огорчился. Что же творится в его подсознании, если к нему приходят такие заштампованные глюки? Ну ладно, что бы это ни было, хоть какое-то развлечение среди бессонной ночи.
- Ну? - Виктор решил брать ситуацию под контроль. Хоть это и крайне глупо - разговаривать собственной галлюцинацией, но ведь никто не видит. - И что значит это несанкционированное вторжение?
-О, отрада души моей! О, кладезь мудрости! Да прольется благословение Всевышнего на тебя дождем! Да продлятся твои годы! - Говорило видение, так же как и выглядело - в полном соответствии нашим детским представлениям о колорите Востока. Русский с легким акцентом, цветистая речь, несущая минимум информации. Штамп он и есть штамп. Обидно.
- Ну, это понятно. - Виктор довольно непочтительно прервал аксакала. - Ты кто?
Старик, поперхнувшись собственной речью, на секунду застыл с открытым ртом. Затем, взглянув на собеседника через хитрый прищур азиатских глазок, ответил.
- Джинн. - И, после небольшой заминки, добавил. - Однако.
- Оппа! Даже так? - Виктора неожиданно начал разбирать смех. Уж очень карикатурно выглядел джинн, в его собственной галлюцинации. На память, вдруг пришел анекдот о новом русском и золотой рыбке, которой тот предложил загадать три желания. - Судя по всему, я освободил тебя из кувшина, и теперь ты должен будешь выполнить три мои желания?
Хитрый прищур стариковских глаз, вдруг, сменился очень цепким оценивающим взглядом. Молча, "Хоттабыч" прошел к открытому бару и, хмыкнув, осмотрел батарею разноцветных сосудов. Затем выбрал бутылку Nemiroff, умело справился с хитрой крышечкой, налил себе полную рюмку и, без паузы, ловко опрокинул ее. Задумчиво пожевал губами, понюхал рукав халата. Затем обернулся к Виктору и заговорил на чистейшем русском, без малейшего акцента. Причем стариковское дребезжание из голоса тоже исчезло начисто.
-Видно, что сказки в детстве читал. На самом деле все намного проще. Или сложнее, смотря с чьей позиции смотреть. Да ты сядь, в ногах то правды нет... ну, а дальше ты сам знаешь.
Виктор присел за стол, аккуратно поставив бокал с недопитым коньяком. Становилось все интереснее. А непонятный собеседник, в это время лихо хватанув еще сто грамм, продолжил.
- Что касаемо желаний, джинны действительно их исполняют. - Старик как-то печально кивнул головой, словно отвечая каким-то своим мыслям. - Но глупо было бы думать, что они выполняют прихоти людей. Джинн обречен выполнить ЖЕЛАНИЕ. Только одно. И не зависимо от сиюминутной мысли пришедшей в голову освободившему его человеку. Просто в каждом из вас, глубоко в памяти, на самом донышке подсознания живет ИСТИННОЕ ЖЕЛАНИЕ. Порой всплывающее в ваших снах, порой непонятной тоской гложущее душу. Сознание отметает эти иррациональные, даже не мысли - отголоски мыслей, но желание живет. Живет до самой вашей смерти и редко кому удается его осуществить.
- А если я не хочу осуществления своего истинного желания. - Виктор даже забыл, что разговаривает с собственной галлюцинацией. - Откуда я знаю, что ютится там, в глубине моего эго. Вдруг я скрытый маньяк, разнузданный мазохист или еще чего похлеще. Боюсь даже представить, в таком случае, свое сокровенное желание.
- А вот тут от тебя уже ничего не зависит. - Джин улыбнулся то ли грустно, то ли зловеще. - Ты достал и откупорил хранилище. Ты прикоснулся к песку времен. Механизм запущен, его остановить не в моей власти.
Каюта, вдруг, подернулась странным мороком, и Виктор почувствовал, что погружается в бездну. Свет мерк над головой, тьма раскрывала свои объятья. Неправильно подобранный компенсатор плавучести тянул вниз, а вышедший со строя клапан не позволял сделать полноценный вздох и скомпенсировать давление. Страшная тяжесть расплющила человека, и все перестало существовать...
... Свет, теплый солнечный свет заливал собой все пространство, ласково обволакивая своим теплом человека. Виктор осознал себя стоящим на грунтовой дороге бегущей между полями зрелой пшеницы и подсолнуха. Помимо света пространство заполняли звуки. Из лазурной синевы неслась трель невидимого жаворонка, в недалеком лесочке что-то отсчитывала кукушка, тонким посвистом перекликались суслики, звонкий голос петуха указывал на близость человеческого жилья. С севера приближается гроза. На горизонте поднимаются иссиня-черные грозовые тучи, изредка прорезаемые пока еще далекими искорками молний. Ворчание далекого грома пока еле уловимо. Пахло степью. Да, именно так пахла степь в его детстве: разогретым зноем чабрецом и полынью, свежескошенным полем, деревенским дымом, коровьим стадом, бредущим с выпаса, первыми каплями дождя упавшими в степную пыль и еще... рекой. Виктор обернулся. За его спиной дорога делала поворот и бежала вдоль берега спокойной степной реки. Она плавно несла свои воды между пологих холмов, в том месте, где он стоял, река разливалась довольно широким плесом, а на самой средине русла двое подростков в лодке. Черноволосый мальчик лет тринадцати, довольно умело гребет, что-то весело рассказывая девочке - его ровеснице, такой же чернявой, отвечающей звонким смехом на его шутки... Мир в мгновение окрасился в черно-белый цвет. Он попал в свой самый страшный кошмар! Всё, что произойдет дальше, он знал до мелочей. Сейчас из-за поворота реки вылетит моторка, с пьяными в дым рыбаками, которые даже не заметят вскользь задетой ими лодки с детьми. Он потом вынырнет, а девочка с таким не современным именем - Анюта, которую вся местная ребятня, да и родители называли просто Нютой - нет. Это просто невероятно, но девчонка, выросшая у реки, плававшая как рыба, дававшая в нырянии фору любому местному пацану, не выплыла. И он будет нырять. Нырять, пытаясь найти ее в речной глубине. Нырять, захлебываясь слезами и речной водой. И выныривая каждый раз надеяться на чудо, и срывая голос звать: "Нютааа!!!". Его самого, почти захлебнувшегося, вытащат местные мужики, и он будет в голос рыдать на берегу. Ее найдут через сутки. А он не пойдет на ее похороны. Просто не сможет увидеть то, во что превратилась черноволосая, острая на язык девочка, с темно-карими вечно смеющимися и ехидно прищуренными глазами. С вечно содранными коленками и облупившимся от постоянного купания и жаркого солнца носом. Родители заберут его в город, и этим же летом он запишется в секцию подводного плавания...
Услышав звук приближающейся моторки, Виктор оторвал, враз ставшие ватными ноги, от земли и бросился к берегу.
- Витькааа! Витькааа! Греби к берегу! - Мальчишка перестал смеяться и, перестав грести, удивленно уставился на незнакомого мужика, орущего на берегу. - Греби быстрее, кому говорю!
Дети удивленно стали о чем-то переговариваться, а звук моторки нарастал с неотвратимостью рока. И тогда Виктор, не раздеваясь, бросился в воду и сильными взмахами погнал тело в сторону лодки. Зная, что сейчас произойдет, он сосредоточился только на одном - заметить, куда будет падать девочка, благо, моторка должна пройти с противоположной стороны. В момент удара он был всего в пяти метрах от лодки, увидел как взлетевшее весло ударило девочку по голове, и мощным рывком нырнул с открытыми глазами. Заметив бессильно раскинувшее руки тело, погружающееся на дно, подхватил его под руки и вылетел на поверхность. Увидев рядом ошалевшие глаза мальчишки и открытый в крике рот, коротко бросил: "Не ори. Давай к берегу". Лег на спину и, поддерживая девочку, погреб к берегу. И когда на берегу она кашляя и отплевываясь пришла в сознание, рядом с пацаном, которого била нервная дрожь, он ощутил такой прилив счастья, какой никогда не испытывал за все свои сорок лет...
...Виктор открыл глаза, удивленно рассматривая потолок. Затем перевел взгляд ниже. Судя по интерьеру, это его спальня в вилле на берегу Онтарио. Но ведь он четко помнил, что был в своей каюте у берегов Новой Зеландии. Кроме того, в голове носились обрывки какого-то кошмарного сна. В открытую балконную дверь вливался солнечный свет, свежий озерный воздух и... детский смех? Встав, накинув халат и сунув ноги в такие привычные и уютные тапочки, он протопал на огромный балкон. Осторожно подойдя к балюстраде, взглянул на изумрудную лужайку возле дома. По ней, очевидно изображая какого-то невиданного, но ужасно дикого зверя, периодически вставая на четвереньки, рыча, скакал Сашка, а за ним, с веселым визгом, носились трое малышей. Само по себе в памяти всплыло: старшему Леньке уже девять, а девочкам, Машке и Катьке - шесть и четыре, соответственно. Причем обе - вылитая мама. Стоп, а кто у нас мама? Нет, с головой, определенно что-то не то... За спиной раздались легкие шаги. Виктор обернулся и увидел в дверях невысокую черноволосую, коротко стриженую, женщину с темно-карими смеющимися глазами, в глубине которых приютилась лукавинка.
- Вить, как спалось? Судя по твоему бодрому виду, весьма неплохо.- Она подошла к нему и, до боли знакомым движением, словно кошка потерлась об него щекой. - Слушай, что делать с тем кувшинчиком, который ты привез из последнего плавания? Он почему-то лежал среди твоих вещей, а не с остальными находками. Поместишь его в свою коллекцию?
- Нет, Нюта, это кувшинчик о-очень особенный, поверь мне. Пусть он стоит в нашей спальне. - Виктор крепко прижал к себе жену, вдыхая новый и такой до боли знакомый аромат ее волос.