По праву этот вечер мог назваться праздничным. Снег был такой густой, что дома на соседней улице еле угадывались. Большие хлопья падали не кружась, медленно, и съедали все звуки, даря взамен сказочную тишину. Снег ложился на крыши и заборы, накрывал шапками почтовые ящики, прилипал к фонарным столбам и одевал деревья в снежные платья. Район был тихим и, по моим суждениям, благополучным - местечко, которое несомненно пришлось бы по вкусу ценителям семейной жизни и домашнего очага. Окна домов, как и положено в любой зимней сказке, были исписаны морозными узорами, и каждое манило теплым желтым светом. Позволю себе заглянуть в одно из них...
Комната за окном оказалась просторной, в ее центре был постелен ковер, а на нем разместилась грузная мебель. Здесь же, не нарушая классические представления об уюте, потрескивал камин. Мягкие отблески огня танцевали на ковре, на стенах, на мебели и на ветвях ели, которую я смею назвать царицей в этой гостиной. Дерево выглядело роскошно! Высокая и пышная красавица тянулась вверх, доставая длинными иголками прямо до потолка. Символ нового года... Странно, но она не была еще наряжена. На диване, заложив ногу на ногу, сидел мужчина и не торопясь полистывал журнал. Видимо, отец семейства. В дальнем углу, стоя у зеркала, долговязый паренек - сын - расчесывал прыщи с досадой. Более того, он нет-нет да окидывал входную дверь тоскливым взглядом. Дочка, и того старше, девица на пороге замужества, следовала пальчиком за ледяными узорами на стекле. По коридору между гостиной и кухней прохаживалась женщина. Без сомнений, хозяйка в доме, мать двух детей. Она говорила по телефону - поздравляла кого-то с праздником: часто повышала голос, иногда улыбалась и кивала... Вот при каких занятиях застал мой глаз это многоуважаемое семейство.
В доме было светло и тепло, из кухни веяло ароматом имбирного печенья и жаркого, а из магнитофона неспешно лилась приятная музыка. Женщина договорила, повесила трубку, затем деловито прошагала в гостиную. Здесь она окинула взором каждого, и на лице ее слегка проступило недовольство.
- Не слоняйся без дела, дорогой! - обратилась мать к своему чаду. - Принеси-ка с чердака украшения на елку.
Она взглянула на мужа и на дочь:
- Что же вы скучаете? Сейчас будем наряжать! - ее голос был энергичен и бодр; а вдохновения, с которым вылетали слова из ее рта, хватило бы на всех членов семьи.
Сын, тем временем, уже взлетел на верхний этаж, бесцеремонно толкнул ногой дверь чердака и принялся копаться там в темноте. Не раз опрокинув что-то, он все-же нашел нужную коробку. И покинул чердак так же быстро, как в нем оказался. Но в этом сонном уголке, потревоженном до неприличия, следовало бы задержаться.
Атмосфера в данном помещении, комнатке под самой крышей, разительно отличалась от атмосферы жилых комнат и дома целиком. Здесь не было тепло и светло, здесь не пахло имбирным печеньем, здесь не играла музыка. Чердак представлял собой неприятное место. Полы здесь собирались без энтузиазма, наспех из старых досок; стропила сверху были ничем не прикрыты и тоже довольно ветхи. Бледный свет просачивался из окошка в крыше и, лишь немного рассеивая сумрак, застывал пятном на полу. Чердак этот использовался разве что для склада ненужных вещей. К стенам были прижаты уставленные друг на друга коробки и сундуки, здесь нашли последнее пристанище поломанные стулья и столик с треснутым стеклом. Здесь же навсегда упокоилась древняя электроника, и забылись в тяжелом сне выцветшие свернутые паласы. На прогнутых да покосившихся полках привалились друг к другу запыленные тома и старые издания. Неподалеку замерли истертые роликовые коньки, а ручная швейная машинка стояла опутанная паутиной. Пол и стены испещряла сеть проводов, похожая на морщины, и только одна лампочка болталась на шнуре под крышей, отвечая за освещение, в котором никто не нуждался.
В таинственном полумраке очертания предметов сглаживались и меняли форму. Поэтому рассеянному глазу могло бы вдруг почудиться, что к дальней стене прислонился человек. Действительно, среди множества квадратных коробов и сундуков, среди бесформенных балдахинов стояло что-то высокое. Будто бы человеческая фигура застыла, приуныло сгорбившись... А если тот же невнимательный глаз вдруг прищурится в попытке разглядеть лицо у незнакомца, то зыркнет на него страшная драконья морда и быстро скроется во тьме! Лишь на мгновение откроются взору красные рога и вздыбленные усы. Но тем странным существом, которое впору было принять за огнедышащее чудище, окажутся лишь раритетные напольные часы. Конечно, оценить их красоту мешала их неухоженность: пыль скрывала блеск красного лакированного дерева, с изяществом вырезанные на корпусе украшения кое-где поцарапались. Стекло, которое должно было защищать маятник и циферблат, давно треснуло... И вот, застоявшуюся тишину чердака нарушил тугой скрип, который раздался откуда-то изнутри старинных часов.
- Опять эта ночь! - пробурчали часы. Ото всюду донеслись вдруг еле слышимые шорохи, легкое возбуждение прошло по комнате. - Посмотрите в окно! Какой идет снег! А небо светлое, будто днем - снежинки, как фольга, наполняют светом пространство. Помним, точно такая же ночь была, когда нас впервые внесли в этот дом. Только разместили нас не в данном скучном углу, а на первом этаже, на обозрении семьи и гостей. О да, мы были незаменимы! На нас бросали взгляд бесчисленное множество раз, с нами сверялись без конца и с нашей помощью планировали свои дела и занятия. А как звонко мы отбивали час за часом! Мы служили этому дому и его обитателям преданно. За это нас и ценили. Хозяйка протирала нас от пыли и наносила средство, чтобы дерево блестело. Она чистила стекло на дверцах, удаляла разводы и следы от пальцев. Время от времени хозяин смазывал наш механизм, после чего мы чувствовали легкость, словно нас только что забрали из мастерской. А девочка, славная наша девочка, всерьез думала, что внутри нас живет дух, который от часа к часу напоминает о себе и защищает дом. Верите вы или нет, но посреди ночи она прибегала к нам босиком, такая смешная сонная, в милом ночном костюмчике, обхватывала нас руками и шептала:
- Дорогой Дух! А скажи, тебе там не тесно?
- Дух! Сделай так, чтобы братик не плакал по ночам, и чтоб мама не поднималась к нему так много раз. А то она злая.
- Дух, а правда, что наши бабушка и дедушка смотрят на нас с небес? А правда, что для этого они покупают билеты и идут в театр? Точно так же, как мы, когда хотим посмотреть фильм?
- Дух, а ты меня любишь?
- Дух, мой миленький! Помоги мне понравиться учителю в школе!
А потом она тихонько садилась на пол и прислонялась к нам спиной - ждала ответа, и в итоге задремывала. Бывало, она проснется сама и побредет в спальню, а бывало, ее отнесет отец.
Затем произошло то, чего мы всегда боялись - мы стали работать хуже... Бой сбивался: вместо часа мы отстукивали ровно пять, а когда приходила пора ужина, дай Бог нам вообще подать голос. Зато ранним утром, этак около шести, мы бодро стучали двенадцать раз! К нам, конечно, вызывали мастера. И после его прихода мы снова какое-то время работали исправно. К сожалению, недолго. Новая беда настигла нас! Колебания маятника быстро затухали, и стрелки на циферблате прилипали к одному месту.
Мы вводили людей в заблуждение:
- Странно, когда мы пришли к вам, часы показывали ровным счетом то же самое, что и сейчас! Хотела бы я, чтобы время действительно шло так медленно! Я бы столько успевала!
- Уже семь вечера? Странно. Как летит время! Постойте, ведь за окном еще светло!
Хозяин много возился с нами. Запускал механизм, выставлял стрелки, но стоило только подойти круглому часу, как все повторялось - маятник со стоном умолкал, стрелки цепенели. И вот, с трагической неизбежностью, пришел тот день, когда мы замолчали навсегда...
Теперь мы просто стояли. Без единого движения. Только внутри у нас что-то еще тихонько тикало и скрипело, затем угас и этот малейший признак жизни. Все реже глаза нашей семьи обращались на нас. Мимо нас проходили поспешно, будто мы больше не существовали. Хозяйка вытирала нас задумчиво, проводя тряпкой легонько, и спешила далее. А больше всех переживала девочка, наше милое дитя! Знаете, она пробежит мимо нас, потом вернется, прислушается и удивится, почему это часы молчат.
- Мама, почему Дух так долго спит? - спрашивала она.
Малышка прижимала к нам ушко и напряженно вслушивалась:
- Папа, ведь он молчит уже давно. Раньше он говорил со мной! "Тик-тик-так. Цок-цок"! А теперь ничего, он болен, папа?
- Дух, что с тобой? Ты там или ушел? Это я виновата, что ты ушел? Чем я тебя обидела? - шептала она ночью, и глаза ее увлажнялись. Больше всего на свете, мы не хотели, чтоб она плакала, а еще больше, чтобы мы были тому виной!
Раньше мы не понимали, что большое счастье - просто стоять в своем местечке и наблюдать за людьми. Нам стоило быть умнее, нужно было догадаться, что из-за нашей бесполезности мы вряд ли задержимся на первом этаже: в тепле, уюте и обществе. Каждому из вас понятно, что нас перенесли на чердак. Мы позабыты здесь, как и вы. Верно храним свою историю. А это та самая ночь, когда подобные истории рвутся наружу. Понимаете, под новый год нам особенно грустно, ведь вместо нас в полночь будет отстукивать телевизор...
- Не напоминайте про этот телевизор! С ним у меня личные счеты! - подал голос проигрыватель виниловых пластинок - агрегат, как говорят, устаревший. На его прямоугольном корпусе можно было сыскать два колесика да несколько кнопок. Рядом поник звукосниматель с затупленной иглой...
- Уж поверьте мне, телевизор - очень вредное изобретение. С его появлением люди стали меньше слушать музыку, да и говорить друг с другом стали меньше. Положась на свои короткие наблюдения, скажу, что и смотреть друг на друга они больше не желают! Упрутся взглядом в экран, просиживая часами... Но во времена, когда в нашей семье еще не было телевизора, мне отводилась значительная роль! Я стоял на двухуровневом столике в гостиной. На перекладине сверху - я, на нижней - пластинки. У меня было много пластинок! Все в разноцветных обложках. Они, люди, очень любили музыку, и я горжусь тем, что так много работал. Обилием звуков по дому переливались концерты для фортепиано с оркестром: контрастный концерт Рахманинова - то подвижный и раскатистый, то широкий и безмятежный; или жизнеутверждающие аккорды из концерта Чайковского. Иногда комнату наполняли прекрасные ритмы венского вальса Георгия Свиридова, а бывало, хозяин услаждал свой слух джазовыми переборами Билли Эванса. Случалось так, что часами из моих динамиков разносились песни в исполнении Эмиля Горовца, который особенно нравился хозяйке... Кстати, если вы думали, что романтические моменты в жизни бывают только у людей, то вы ошибались. Теплые романтичные воспоминания переполняют и меня. Передо мной со всей отчетливостью возникают те чернильные летние ночи, когда меня выносили в небольшой садик перед домом. Выносили не только меня, еще плетеные стульчики и стол, крытый шатер да уличный мангал, на котором жарили мясо. Тогда еще у хозяина и хозяйки не было детей. Они недавно поженились и любили весело проводить время...не то, что сейчас. Они созывали к себе знакомых, общались, ужинали, пили напитки - и все это под аккомпанемент легкой музыки, например популярных композиций Тони Беннетта. Но более всего мне нравилось, когда они слушали баллады Элвиса Пресли! Также летними ночами, в саду, вдвоем... Он в легких брюках, она в сарафане из батиста. Небольшое освещение - фонарики на земле... и несильный ветерок, приносящий свежесть, а сверху глядит Луна. Волнующий баритон певца заполняет меня до краев, и весь мир мне кажется таким прекрасным! А они танцуют, ее голова у него на плече, а на губах улыбка...
Затем появились детки, сначала дочка, потом сын, и работы у меня только прибавилось. Теперь я без передыха рассказывал сказки!
- Привет, малыш! - картавил я задорно.
- Спокойствие, только спокойствие! - уверял я, тарахтя моторчиком.
Я жужжал заместо пчел, напевал пыхтелки и сопелки в образе пухлого мишки Винни и признавался в любви к меду. С жаром я описывал сражение Щелкунчика и мышиного короля. А также пронзительно ойкал, когда из волшебного полена папа Карло выстругивал куклу.
Что я не могу забыть до сих пор, так это их лица! Лица деток, сидевших на ковре, часто в окружении разбросанных игрушек. Как они смеялись, когда я изображал голоса животных, или слушали, раскрыв рты, когда я воссоздавал перед ними особо захватывающие сцены! А как отрадно мне было наблюдать за тем, как засыпают мои малютки под колыбельные. Пластинка с колыбельными была моей любимицей. Нежные звуки волынки уносили меня на просторы горных лугов, и с каждым отзвуком колокольчика на моем воображаемом небе вспыхивала новая звезда...
Но Солнце моего счастья, так же, как и вашего, мой тикающий друг, скрылось за горизонт. В дом заявилась новинка, коробка, в которой мелькают картинки, зловредный, подлый гордец - телевизор! А как он любил внимание, блаженствовал, когда в него смотрели! Занял мой столик. И так, не сразу, но яснее и яснее я понимал, что становлюсь ненужным. А когда ты не нужен, то только мешаешь... Иногда все же, с оттенком былой сладости я проигрывал какую-нибудь пластинку, а потом снова долго и горестно молчал. Меня пытались приткнуть в места, совершенно мне не свойственные: запихнуть в тумбочку, например, или спрятать на высокий шкаф... В конце концов хозяин, отводя от меня виноватый взгляд, отнес на чердак.
Проигрыватель закончил, а в воздухе еще долго слышался шум, с которым крутится старая виниловая пластинка - словно бы лопалось огромное количество микроскопических мыльных пузырьков. Обитатели чердака все притихли. Казалось, этот мерный звук наводил на них дремоту. И вдруг раздался третий голос! Звенящий, то ли мужской, то ли женский.
- А я был подарком на свадьбу, - донеслось из полуоткрытой коробки. - Приятно быть подарком! Уж я-то был достоин этого звания - изысканный и дорогой чайный сервиз. А самый счастливый момент в моей жизни - это когда меня только что распаковали. Трепетно разложили на столе, и я прекрасный, переливаясь гранями и рисунком в солнечных лучах, открылся людям. Шесть блюдец и чашек, вазочка для конфет, масленка, сахарница, молочник и я, чайник, главный среди них. На моих вздутых боках расцветали розовые бутоны, а ручки завитой формы и выгнутый носик были отведены позолотой. Не менее очаровательно выглядели мои подружки, чашечки, хрупкие произведения искусства, плоды неземного мастерства! Поначалу нами пользовались лишь в исключительных случаях. С нами любое событие становилось торжественным! Без нас праздник не был праздником! Мы украшали стол, и, по секрету, благодаря нам любая снедь делалась аппетитной:
- Ты положи крем в эту вазочку, и он тут же станет вкуснее!
А чай пах так ароматно!..
Практически все время мы прибывали в буфете за стеклом - здесь было хорошо, безопасно. Но с течением времени люди перестали относиться к нам с былой трепетностью. Меня и моих друзей все чаще ставили на стол и после трапезы не трудились уже вытереть насухо. С одной стороны я радовался, что такой незаменимый, с другой - боялся, что кого-то из нас могут повредить. Самую большую угрозу представляли дети - они ведь такие неаккуратные! Затем, как-то быстро и незаметно, мы перешли в повседневное пользование. И скоро разводы от чая перестали смываться с белоснежных поверхностей - вроде мелочь, а так неприятно! Дальше - хуже: блюдца портились, на них появлялись трещинки и сколы, а бедные мои чашечки оставались без ручек! Но это лишь маленькие неприятности по сравнению с тем, что случилось потом! Представляете, мальчишка разбил молочник! Уронил его на кафель! Секунда - и нет молочника, одни черепки! Мы все содрогнулись! Ну как же они могли! Доверить мальчишке!..
- Не обижай моего мальчика! - перебили из соседнего угла.
Чайник оскорблено умолк. Потом продолжил:
- Чувствую, не всем приятно слушать мой рассказ... Но уж позвольте мне закончить. А вел-то я к тому, что хранюсь теперь здесь...даже без крышечки - ее потеряли! А рядом со мной мои "красавицы"-чашки, забытые вазочка и масленка... Но мы хоть вместе, а вот бедная сахарница стоит одна где-то в доме, с натолканными в нее скрепками, монетками, колечками и прочими безделками...
- Мой мальчик не виноват! - опять раздалось из угла. - Он очень хороший! Не держи на него зла, чайник! - Завалившись на боку, лежал пес, конечно ненастоящий; и этот лающий отрывистый, но очень добродушный голос принадлежал ему.
- Когда я первый раз увидел своего мальчика, он был ничуть не больше меня! - впрочем, и сам пес не казался малюткой. На мой взгляд, это была довольно большая игрушка и когда-то красивая...
- Может сейчас многие не найдут во мне ничего примечательного: моя шерсть всклоченная и жесткая и одна лапа больше другой. И сам я весь такой неуклюжий, могу лишь сидеть, и голова моя не умеет вертеться в разные стороны. Теперь я - один большой недостаток, но раньше все игрушки были такими, и я, поверьте, задавал тон всему магазину. Меня считали самым красивым, и ценничек на мне обозначал крупную сумму! Я сидел в витрине и находился в центре внимания. Много детей смотрело на меня. Еще бы! Моя шерсть была насыщенно черной и переливалась, а глаза у меня, большие зеленые, в те дни еще сверкали, как изумруды! На животе и на лапах рассыпались такие же, в тон зеленые блестяшки, а на шее был подвязан воротничок!
Как я уже говорил, многие дети глядели на меня с восхищением. Но лишь один единственный раз, когда я увидел на себе взгляд этого ребенка, я понял, что нашел своего мальчика! Мой мальчик застыл на тротуаре напротив меня, заставляя остановиться и взрослых, ведших его за руки. Даже разделяющее нас стекло не мешало мне чувствовать тепло моего мальчика!.. Затем мальчика увели, но его образ так плотно вошел ко мне в голову, что потом в каждом ребенке мне мерещился он! Я был уверен - за мной придут! И скоро, ранним солнечным утром, я увидел на пороге магазина его родителей. Какой восхитительный был день, весенний! Меня положили в шуршащий разноцветный пакет, засунули под мышку и вынесли наружу. Это было мое первое путешествие по улице: деревья, машины, люди, запах утренней свежести, стая голубей в небе и бродячие коты, которые сразу мне не понравились!.. Не успели мы подойти к двери нужного дома, как оттуда выскочил мой мальчик! С волосами в беспорядке после сна, но такой счастливый! Обнял меня со всех силенок и прошептал мне на ухо:
- Я знал, что это будешь ты! Ты мне снился!
Мы с моим мальчиком стали лучшими друзьями. Вечерами в кровати мы шепотом делились секретами, вместе утром ели кашу, по очереди читали друг другу книжки и придумывали много веселых игр. Мне больше всего нравилась игра в следопытов: это когда мы помогали маме или папе найти потерянную вещь, но вряд ли кто догадывался, что сначала мы сами ее спрятали! Более того, на нас лежала миссия по спасению семьи от врагов! Когда темнело, мы притаивались у окна и выслеживали подозрительных личностей. Если подозрительная личность проходила под нашими окнами, мальчик стрелял из ружья: "Пиф-паф!"! Человек, конечно, продолжал идти, но мой мальчик уверял:
- Первый выстрел предупредительный! Теперь уж он не сунется! - и был очень доволен.
Много времени мы с моим мальчиком провели вместе... Были не разлей вода! Но разве мог я не заметить, что мой мальчик растет и меняется! А я очень хотел расти вслед за ним, но у меня не получалось. И в один "прекрасный" день он вдруг перестал говорить со мной.
- Может все дело в том, что твой вид поистрепался? Блестки с тебя слетели, и ухо несколько раз пришивали... Люди, они ведь какие!.. Больше любят новые вещи! - ехидно заметил чайник, который мечтал взять реванш.
-Нет, не думаю что ты прав, чайник, - спокойно ответил пес. - Вся правда заключается в том, что мой мальчик вырос, и ему стало скучно играть со старым плюшевым псом. Более того, у него появились дела поважней - он принялся ходить в школу, а потом еще несколько часов по возвращении домой готовил уроки. Я чувствовал, что мой мальчик сильно устает, и очень хотел развлечь его. Как настоящий цирковой пес, я поднимал по очереди то одну, то другую лапу и со всех сил тянулся к нему! Я так старался! Не знаю, хоть раз заметил ли он?
Нет-нет, я так не закончу! Дайте расскажу, каким мой мальчик был красавцем в свой первый школьный день! Мама одела его в костюм, причесала; папа надел на спину рюкзак, а сестренка всунула цветы ему в руку! Ах, до чего же он был нарядным и представительным! Мой самый лучший друг преобразился и на глазах повзрослел. И тогда-то я понял одну важную вещь - в мальчике впервые просыпается мужчина, когда он надевает строгий костюм...
- Знаем...знаем, о каком костюме идет речь! - перебивая друг друга, пропели нежные голосочки. - Он здесь с нами, мирно дремлет в большом сундуке! Чистенький и непоношенный. Впрочем, и мы не особо ношенные.
В сундуке лежали свернутые вещи, вроде бы платья. Одно из них на самом верху переливалось серебром, другое привлекало темной зеленью бархатной ткани. В общем изобилии бросятся в глаза то маленький рукавчик, то атласная лента...
- Быть нарядным платьем и хорошо, и не очень, - заговорило темно-зеленое платье. - Я было сшито к четвертому дню рождения моей малышки из мягкого темного бархата, игравшего переливами на свету. От одного плечика до другого тянулся кружевной воротник, а к подолу были пришиты цветущие красные розы! Ах, как восхищались гости моей малышкой и мной, конечно!
- Ох, до чего ж прекрасная барышня! А где же девочка, которую мы знаем? Нет ее? Ну тогда давайте с вами знакомиться, сударыня! - заигрывали с моей душенькой.
Это были мгновения настоящего триумфа! Но одели меня от силы несколько раз. Девочка подросла, и меня убрали с глаз долой из сердца вон. А как я завидовало простой шерстяной кофточке! Ее-то носили каждый день.
- И не говори! Малышка так быстро росла, что к каждому новому году ей шили другое платье! Нас тут целая коллекция - новогодних нарядов. Кем она только ни была на утренниках в детском саду!
- И Красной Шапочкой!
- И Мальвиной!
- И маленькой елочкой! - перебивали друг друга распаленные наряды.
- А в праздничном спектакле моя девочка исполняла роль Снежной Королевы! Меня специально сшили для этого - жемчужное платье с розовым пояском. И в дополнение тиара, обтянутая мишурой - как по-королевски!
- Соглашусь с тобой! У моей малышки царская кровь! - промолвил кокошник. До чего же он был красив! Иссиня темный, а по центру горящая семиконечная звезда! Кокошник продолжил:
- Для девочки мама сшила изумительное платье: голубое, с яркими звездами из фольги, а спереди еще синий бант, лентами доходящий до самого пола! Теперь представьте такую картину: моя душенька наряжена в эдакое платье, а на голове у нее водружен я. Мы стоим на школьной сцене, и девочка моя сверкает, как по волшебству - это переливаются звездочки на платье. И какая выправка у нее, и сколько благородства в лице! Волшебница... истинная Царица Ночи! Мы выходим в середку, и учительница протягивает нам сладкий подарок! А я сверху гляжу на людей в зале и замечаю нашу семью: папу, маму, малыша-братика... и они смотрят...на мою душеньку, на меня! А я прямо-таки раздуваюсь от гордости! Смотрите на меня, глядите все! Перед вами кокошник, надетый на голову самой лучшей в мире девочки! Просто неотразимый! - восторженно кричал он.
Кокошник вошел в раж, и если бы он мог, то обязательно хлопал бы в ладоши! И остальные будто бы увлеклись, потянулись к виновнику радости, оживились! Заскрипел стул, переминаясь с ножки на ножку, застрочила швейная машинка, зашелестели ветхие тома, перехлопывались между собой сундуки! О чудо - часы затикали вновь! Проигрыватель напевал свою любимую мелодию, и пес тявкал ему в унисон... Каждый заново переживал наисчастливейшее время, мысленно погружаясь в свою сокровенную историю.
- Хорошие они все-таки люди! - тепло отозвался кто-то.
И никто, совсем никто, не стал возражать.
Горячий воздух пробрался снизу по лестнице, мышкой протиснулся сквозь чердачную дверь, игриво покружил, наполняя комнату теплом, и взметнулся под самую крышу! И небо за окном стало вроде еще светлее! Свет бросился внутрь, заиграл переливами на старинных часах, подмигнул зеркалу! Зажег глаза у дружелюбного пса! И все вокруг трепетало, поражало разноцветьем - жило!.. Разве можно было думать, что местечко это забыто и брошено?
А внизу развернулись во всю новогодние приготовления. И отец, и мать, и сын, и дочь охотно наряжали елку. Они с удовольствием передавали друг другу украшения и весело болтали! До чего же приятно было наблюдать!
Но если бы кто-нибудь из них прислушался, то разобрал бы странные шумы наверху... На первом этаже все также играла музыка и потрескивал камин, а еще словно что-то постукивало... "тук-тук"... "тук-тук"... звук доносился сверху, вроде с чердака. Как будто сердце стучало, сердце этого дома и семьи. Наверное, это возможно, ведь на чердаке хранилось самое дорогое...