Аннотация: Он считал себя знатоком музыки, но Африка открыла ему нечто большее
Так поют африканки
Женя лежал на своём роскошном диване с львиными ножками, обводил глазами комнату и думал: всё в моей комнате хорошо, тепло, светло и в должной мере насыщено бытовой техникой. Только порядка нет.
За годы непростой, но радостной жизни, его комната в коммунальной квартире как-то незаметно, сама собой, словно камень мхом, обросла ненужными вещами. Каждая вещь в отдельности не казалась ненужной, наоборот, она казалась нужной и лежащей на своём месте, но их общее скопление, их многообразие и разбросанность по всему пространству комнаты создавало впечатление захламлённости, неприбранности и не уюта.
Женя пробовал менять местами слагаемые своей комнаты, но от простой перемены мест количество вещей не уменьшалось и порядка в комнате не прибавлялось. Секретер прочно закрепил за собой угол рядом с окном. Распростёртая шкура жирафа, будто приклеенная, прочно держалась за стену. Коллекция статуэток из венецианского стекла жалобно звенела при каждом прикосновении к разноцветным витражам уходящего под высокий потолок книжного шкафа. Книги (а их было не мало) пришлось переложить в авоськи - большие, растягивающиеся плетёные сетки с ручками. Переполненные авоськи спелыми гроздьями висели на гвоздях, надёжно вбитых в одну из стен. Промежутки между висящими книгами были сплошь заполнены картинами местных, но достаточно гениальных, художников и любопытными, но не очень понятными, фотографиями. Звуковоспроизводящие устройства висели на противоположной от книг стене, стояли на полу, красовались на полках, окутав длинными хвостами проводов половину комнаты. Горшочки с экзотическими растениями стояли на подоконнике, на шкафу, на специальных подставках, похожих на Эйфелеву башню. Телевизор, пылесос, кожаное кресло, подаренное на день рождения, тренажёры, шлем для катания то ли с гор, то ли на мотоцикле и прочее, прочее, прочее.
Непонятно, думал Женя, какое место для каждой вещи самое подходящее и от чего решительным образом следует поскорее избавиться.
Но и это, пожалуй, не самое главное. С засильем вещей Женя как-то смирился, лишь время от времени при помощи друзей избавляясь от чего-то, очевидно не нужного. Не вещи и не их количество мешали и расстраивали, но их постоянная запылённость. Уборка для Жени была каким-то запредельным, скучным, нудным и утомительным делом.
Нужно что-то с этим делать, думал Женя, лёжа на диване. Жениться ради того, чтобы жена убиралась глупо, убираться вместе с женой тоже не интересно, к тому же она может начать убираться каждый день или меня заставлять. Нет, этот вариант не подходит. Остаётся одно, пригласить домработницу.
Да, это лучший для меня вариант, решил Женя. Только вот мне нужна не какая-нибудь, первая попавшаяся домработница, а такая, чтобы и дело хорошо делала, и чтобы её присутствие меня не отвлекало.
Почему-то в памяти всплыл образ не молодой, толстой негритянки. Неизвестно, откуда у Жени появился именно такой образ, может быть, из американских фильмов, или книг американских писателей, или из музыки негритянских джазовых исполнителей. Но образ крепко врос, въелся и настойчиво требовал реализации.
Женя полистал газету с объявлениями. Никаких негров не было и в помине.
Женя никогда не пасовал перед трудностями. Его жизнь была радостной не зависимо от того, есть трудности или их нет. Поэтому проблему с домработницей-негритянкой Женя решил не сходя с дивана, под сольный микс Али Фарки, Бонги и других, только ему ведомых африканских музыкантов. Так как в ближайших окрестностях и в ближайшей перспективе искомую помощницу по хозяйству найти не представлялось возможным, то Жене ничего не оставалось, как самому отправиться в те края, где в темнокожих домработницах не будет недостатка. Он решил переехать. И переехать кардинально.
Такой подход к любому делу он выработал для себя давно. Если что-то покупать, то самое хорошее. Если переезжать, то в самое лучшее место. Женя положил себе на живот переносной компьютер, привычно пробежал по Интернету, нашёл для себя подходящую страну в Африке, узнал все подробности, заказал билет на самолёт, продал квартиру и в чём был, то есть в шортах и в спортивной майке на выпуск, улетел на встречу новой, влажно убранной, жизни.
На новом месте Женя взял в банке все перечисленные, оставшиеся от продажи своей комнаты и вещей, деньги и оправился на поиски новой комнаты. Денег у него хватило на небольшое, но вполне подходящее бунгало вдали от городской суеты с видом на дышащий ровным ветром океан.
Ну, вот, - удовлетворённо подвёл итог Женя. - Теперь можно забыть про уборку и пыль.
Это был свойственный Жене подход: любая тема, в его понимании, всегда должна быть полностью раскрыта, а любая проблема должна быть доведена до логического конца и так же полностью закрыта. Руководствуясь этим принципом, сразу после прилёта в выбранную страну, он нанял в городе толстую, не молодую домработницу-негритянку и теперь ждал её прихода.
Снаружи послышалось какое-то жужжание, Женя вышел из бунгало и увидел интересное картину. Нанятая домработница ехала верхом на чём-то
маленьком, двухколёсном с гулко тарахтящим мотором. Под её грузным телом средство передвижения было почти не видно, казалось, в своём пёстром, развевающемся на ветру балохоне (иначе не назовёшь) она летит над самой землёй.
Возле веранды она резко затормозила, выкатила из под себя жужжащую тарантайку и неожиданно приятным голосом поздоровалась: Хеллоу, масса Женя!
Хеллоу, хеллоу, - ответил Женя и подумал, что такое обращение напоминает ему старинное черно-белое кино про времена разнузданной работорговли.
Ладно, пусть называет меня массой, только бы убиралась хорошо.
И тут вдруг до Жени дошло, что убирать было нечего. Бунгало было совершенно пустым, лишь плетёное кресло-качалка одиноко стояло на веранде.
Как-то это я совсем упустил из вида, подумал Женя, но ничего, попрошу её просто протереть пол.
Местный язык он не знал, поэтому на школьном английском и на более понятном языке жестов дал понять прибывшей домработнице, что надо просто вымыть пол. Домработница оказалась понятливой, отцепила от багажника своей тарахтелки походное ведро, раздвижную швабру, с удивительным проворством сбегала к океану за водой и принялась за уборку.
Женя удобно расположился в кресле-качалке. Красота, - думал он, красота по-африкански.
В это время толстая, не молодая темнокожая домработница запела. Своим приятным, бархатным голосом она легко, можно сказать, играючи пела арию Джульетты. Она не просто пела, но, словно в ванной, весело плескалась в этой довольно сложной арии. Женя ушам своим не верил. Он, знаток всего музыкального мира, поклонник и любитель классической музыки, переслушавший за свою жизнь сотни всевозможных опер в исполнении все певших ранее и поющих ныне исполнителей не разу не слышал ничего подобного.
Этого не может быть! Я перегрелся! Не адоптировался! Так не бывает! Что же это твориться! Домработница не может так петь! Помогите, хотел крикнуть Женя, но не успел, и в глубоком обмороке, обвис в кресле-качалке.
Он пришёл в себя к вечеру, когда спала жара. Домработница сидела на полу веранды, Голова Жени лежал у неё на коленях, она бережно её придерживала и тихо причитала: ох, масса Женя, масса Женя.
Это были минуты блаженства, чистого блаженства, разум медленно пробуждался, мыслей никаких не было. Была только добрая, ласковая африканка, заботливо поглаживающая голову большой белой массы, словно это был её маленький, уставший малыш.