- Тебе путь открыт - кто ж тебя удержит? - проговорила дама с той интонацией, которую можно было истолковать и как проявление недовольства, и как непроизвольно вырвавшееся восхищение. Видно, поняв это, добавила сердито, - а человек, которого ты называешь приятелем, принадлежит мне! Впрочем, милостивый государь, здешний он мне и не нужен. Можешь его забрать через некоторое время. Как только над ним будет произведён необходимый ритуал, так и забирай. Сама-то я уже буду далеко, но тебе его отдадут.
Однако в голосе её не было твёрдого спокойствия, который должен был бы сочетаться со сказанным в том случае, если бы она не сомневалась в своих силах, и в том, что Лёшка вот так просто уйдёт. Но и Лёшка не был уверен ни в чём. Ни в том, что справится с этой компанией, ни в том, что найдёт Димку. А второе было самым важным. Что толку устраивать свалку, если в результате победы, ему ничего не светит? На самом деле, где Димка? Его вообще может не быть в особняке. Мало ли в сновидениях дамы укромных местечек, где можно спрятать пленника...
Меж тем вышедшие из двух ниш вояки, числом не менее десяти, не спеша выдвинулись на середину залы и встали шеренгой, видимо, ожидая команды для нападения. Группа выглядела живописно и устрашающе. Десяток посверкивающих в дрожащем свете свечей клинков разной конфигурации, были нацелены на Лёшку, и на что они были способны, эти клинки, он не знал. Сон, конечно, это только сон, но и во сне иногда умирают. Однако страха не было. Более того, его вдруг охватил боевой задор. Такое случается, когда в момент опасности человек осознаёт, что ситуации, в которой он оказался, вполне управляемая, и надо только правильно распределить силы и выбрать разумную тактику действия.
Можно было конечно, стать невидимым и тогда бы никто, кроме старой Княгини, которая, как он понял в потасовке принимать участия не собиралась, его не увидит. Но что бы это дало? Только одно - позволило бы покинуть опасное место. Короче - сбежать. Этого она от него и добивалась.
- Уходи, - повторила княгиня и зло блеснула в его сторону стекляшкой монокля.
- Нет, ответил Лёшка твёрдо, - так дело не пойдёт. Я уйду только вместе с моим товарищем.
- Вместе с товарищем, сударь мой, ты можешь только остаться.
- Я согласен... - ответил Лёшка.
Княгиня прищурилась, посмотрела на него изучающе. Сказала задумчиво:
- Врёшь ведь, князюшко. Знаю я тебя. Ну да проверим. А проводи-ка, мил друг, его сиятельство в апартаменты для гостей, - повернулась она к Добчинскому-Бобчинскому. Тот непонимающе выставился на неё.
- Куда изволите? Где у нас такие?
- Он покажет, - ответила княгиня непонятно. Добчинский-Бобчинский повращал глазами, но переспрашивать не стал. Видно, не решился.
- И пусть товарища моего туда приведут, - велел Лёшка.
- Приведут. Только смотри - ты сам свою судьбу выбрал. И не надейся, что обхитрить меня сможешь.
- Будьте покойны, сударыня, - отвечал Лёшка с усмешкой и вкладывая в слово "покойны" особый смысл.
Добчинский-Бобчинский, состроив любезную мину и, сопроводив мину полупоклоном и изящным движением рук, направленным от Лёшки к двери, произнёс почтительно:
- Прошу-с пройти.
- А почему только одно "с"? - сделал недовольное лицо Лёшка. Зыркнул строго, и у Петра Ивановича разом пропало состояние непринужденного благодушия.
- А как-с надо-с?
- Вот так-с и надо-с! - куражась, ответил Лёшка. - Сообразил?
Мордоворот из свиты княгини, торопливо вложив палаш в ножны, забежал вперёд и открыл перед ними дверь. Но смотрел он без почтительности и кланяться, кажется, не собирался. И тут Лёшку проняло уже по-настоящему. Всплыло на секунду из памяти видение: огромный сияющий золотом зал, высокий лепной потолок, тысячи свечей в хрустальных люстрах, толпа царедворцев, лакей у двери, склонившийся в почтительном полупоклоне. И он, не беспомощный пацан, а кто-то в нём значительный, властный, привыкший к безоговорочному повиновению и даже раболепию, наткнулся вдруг на взгляд придворного, этого раболепия не выражающий, а потому недопустимо дерзкий. Трости в руке у того могущественного человека, что завладел им сейчас, не случилось, и силу свою он проявил по-другому, но не менее стремительно и яростно. Верзила, отброшенный невидимой силой, отлетел в сторону и, грохоча всеми навешанными на него железяками, рухнул на пол.
- Узнаю стать, Алёша... - проговорила ему в спину княгиня. И в голосе её всколыхнулось что-то, напоминающее отголоски давно улёгшихся переживаний. - А вы все запомните: когда я уйду, он будет здесь властвовать. Можете не любить, а жаловать придётся. Заставит!
Лёшка, не слушая её, шагнул в дверной проём и уверенно пошёл по коридору. Ему, в отличие от Добчинского-Бобчинского пути указывать было не надо: особняк уже начал подстраиваться под него. Следом семенил, норовя подладиться под шаг Лёшки иноходью, Добчинский-Бобчинский, а где-то совсем ссади громыхал сапожищами тот верзила, что отворял перед ними дверь.
- Где он там мешкается? Посмотри-ка, сударь, - велел Лёшка своему спутнику, когда они свернули в узкий проход. И как только тот отвернулся, ушёл под защиту оболочки. Пока спутник его обмирал и пытался докричаться до "важной персоны", Лёшка, приходя в себя после посетившего его наваждения, быстро спустился по кстати появившейся в конце коридора лестнице, и насмотрел в стене малоприметную дверь. За ней и должен был находиться Димка, исключительно потому, что он - хозяин - так решил. На самом деле, если Димка мог быть где угодно, так почему не за этой, придуманной Лёшкой дверью?
Так и случилось. Приятель его, скорчившись, сидел на краю грубо сколоченных нар. Слабый свет пробивался сквозь зарешеченное оконце, едва освещал убогое помещение.
- Лёшка! - обрадовался он. - Я думал, где ты? - и тут же потускнел взглядом. - Они тебя тоже поймали?
- Не боись, паря. Прорвёмся, - отвечал Лёшка, окончательно вернувшись "в себя" и лихорадочно соображая, что делать дальше. Хотелось посмаковать, проанализировать случившееся. Попробовать сопоставить себя сегодняшнего и себя того, который только что овладел его волей. Однако пока было не до этого. Одолевали проблемы сиюминутные. Ну вот, куда теперь? Назад нельзя - там бабка. Оставаться тоже нельзя - здесь старуха. Есть ли ещё какие пути отхода? Княгиня сказала, что это поляна в лесу. Значит, все выходы только в лес. А оттуда уже не выйти. А им надо выйти. Надо вернуться. Времени у них на это не так и много.
- Тут должен быть подземный ход, - вдруг решил Лёшка.
- Чего? - опешил Димка. - Какой ещё ход? Откуда?
- Откуда, откуда! Отсюда туда, понял? Пошли уже.
Ну как объяснить этому растерянному пацану, что здесь теперь многое свершается по его, Лёшкиному, слову. Конечно, если он успеет сказать его раньше княгини. С ней на её сноучастке ему тягаться будет затруднительно.
И ход действительно нашёлся. Не удивительно, что начинался он прямо в этой самой комнате, а точнее сказать, камере.
- Здесь, - Лёшка указал на угол, пусть будет здесь, - и пнул ногой в стену. Кладка легко поддалась, аккуратная глубокая трещина пробежала по ней, и после второго удара кусок стены вывалился наружу.
Димка заглянул в образовавшийся пролом. И отодвинулся, уступая место Лёшке. Тот подошёл неторопливо, снял со стены свечу, посмотрел. Очень удобный ход. Стены и пол выложены кирпичом. С потолка не каплет. Мелькнула мысль: "Не легко ли достался? Может быть, другой поискать на всякий случай?" Сам себе ответил: "Заелся ты, дружище. Ход, конечно, слишком хорош, чтобы не вести в западню. Только другого не будет". И полез в дыру. Димка поспешно последовал за ним.
Коридор спускался всё ниже и ниже. Уклон был чуть заметным, но явным. Пламя свечи трепетало, как и положено ему трепетать при ходьбе: нервно, порывисто и чуть вытягиваясь вперёд, словно подчиняясь движению несуществующего потока воздуха.
- Не погасло бы, - забеспокоился Димка.
- Да кто ж ему даст погаснуть? - усмехнулся Лёшка. Приятель его ещё ничего не понял.
Они шли уже довольно долго и, судя по малой крутизне спуска, пройти ещё предстояло немало. Потому что подземный ход, если исходить из названия, должен проходить под землёй. А они, вступив в него на первом этаже - хорошо, если не выше - сейчас, пожалуй, углубились всего лишь по пояс. Думать надо было, когда топал ножкой! Проламывать пол надо было, а не стену, чтобы не предлагать сомнусу трудно выполнимые условия! Но вот, наконец, ступеньки. Дверь. Перед тем, как подняться к ней, Лёшка остановился. Подождал, и когда Димка поравняется с ним, расправил шар, который послушно раскрылся, накрывая их обоих.
- Становись на моё место. Представь, что ты, это я. Что это твоя сфера. Почувствуй её.
Сказал и двинулся вперёд. Сделал шаг. Другой. Обернулся. Димка исчез. Сработало!
- Молодец. Выйдешь за мной и, пока я буду с ними трепаться, драпай. Спрячься где-нибудь и жди меня. Только старухе в монокль не попадайся. Одна она тебя рассмотреть сможет.
Поднявшись на верхнюю ступеньку, подобрался, сосредоточился и толкнул дверь. Она легко, словно потянули снаружи, раскрылась. Там их, глумливо улыбаясь и выставив перед собой клинки ждала толпа разномастной челяди. И по их рожам видно было, что они, хоть и довольны хитроумно проведённой операцией, но особым рвением в "хватать и не пущать" не горят.