Петрухе теперь многие завидовали. И было с чего! Посчастливилось стать обладателем отличного оружия - удобного, надежного, легкого. В буквальном смысле пришел добрый дядя и подарил. А ценно это оружие, кроме того, что оружие и само по себе ценность, тем, что человеческое оно, а не анимеровское. Специально под человеческую руку анимеры ничего не делают. Винтовки, что они для бэров своих изготовляют - людям неудобные. Тяжелые - это первое. Ещё одно - спуск у них кнопочный, под левую руку, расположенный на цевье. Бэры дядьки крупные, сильные, а лапы у них устроены совсем не так, как у людей руки. Пальцы, или как там их лучше назвать, длинные, тонкие, бескостные, как хоботы у слона. Под такой хобот эта кнопка и приспособлена. Но привыкли, раз другого ничего нет.
А когда Петруха подержал в руках подаренный пистолет, понял, насколько он удобней. Но самое ценное в земном оружии то, что не надо о подзарядке беспокоиться. Снарядил обойму и никаких тебе больше хлопот. А эти магнитные анимеровские стрелялки то и дело начинают индикаторами мигать. В прошлые времена, когда небо было чистым, такой проблемы не было, потому что винтовка буквально от солнца заряжалась. А теперь где оно, солнышко-то? Выдают на неделю по аккумулятору. А его, если что, и на одну перестрелку не хватит. А до того, как небо затянуло мороком, люди вообще этих винтовок в руках не держали. Попробовали бы они! Это сейчас, когда разруха наступила, а анимеры от дел отошли, стали мэны вооружаться. Потому что иначе не выжить.
Короче, дареный пистолет был самое то. Жаль, что патронов к нему конечное количество. Ровно сорок штук. На четыре обоймы. И взять больше неоткуда. Вряд ли снова появится в этих местах тот крутой дядька. Поэтому патроны Петруха решил экономить. Но придумал, что надо будет как-нибудь между делом громко объявить, будто бы расстрелял их все, испытывая оружие. Чтобы лишить соблазна тех, у кого он появился. На пустое оружие, небось, не позарятся.
Сегодня их группа несла караул на опорных пунктах вдоль водовода. Петруха не был приписан ни к постам, ни к патрульной группе. У него в карауле были особые задачи - снабженческие. Его дело - доставлять на посты горячее питание и боеприпасы, если понадобится. Он и раньше, как самый молодой, занимался этим. Жёг костры и кашеварил. Но тогда посты были ближе к поселку, а водовод оставался без прикрытия. То есть охранялся только бэрами. Но теперь командиры решили, что этого мало. Солнышко стало иногда обозначаться на небе, пока, правда, только мутным буроватым кружком. А вместе с тем возросла и активность врагов. Три бэра, пусть и хорошо вооруженные, могут не отстоять водичку. А без неё гибель всем. Караулы увеличились и посты отодвинулись от базы. Сначала собирались обходиться сухим пайком. Но это было неправильное решение, потому что на постах принялись кашеварить, а, значит, притуплялась бдительность. Рассредотачивало силы. Попытались приспособить отбитую в бою "кастрюлю". Только это был не самый лучший вариант: она была неудобна для загрузки и выгрузки - возчику приходилось устраиваться на термосах, и энергии съедала много. Да и управлять ею было трудно - сильно её в бою покурочили.
И тогда Петруха проявил сообразительность и сноровку. В той стычке, во время которой землянин побил вражескую разведку, кроме "кастрюли" в трофеи попал и костюм с антигравом. Поначалу решили, что не великое это приобретение. В отряде уже был один такой костюм, который не использовался, потому что надобности в нём не было: по ветру на нём что ли летать? И тогда Петруха предложил установить антигравитационные элементы на платформу. Была у него на примете одна старая лодка-плоскодонка, сделанная из крепкой коры ещё до Светопреставления. А когда вокруг всё замерзло, то она стала не нужна. Как-то, проходя мимо, подумал, что хорошо бы было приделать к ней трофейный гравиоподъёмник, чтобы не таскать на себе сухой паёк и боеприпасы на посты. В тот же день пошёл к Рыжему и рассказал ему о своей задумке. Боялся, конечно, что слушать не станет или высмеет. Но тот отнесся к предложению серьезно. Посмотрел с интересом. Правда, в успех дела особенно не поверил, но поддержал. Потому что, если получится, в три раза быстрей пищу на посты можно будет доставить. И доставить горячей, что важно. Задал несколько вопросов. Мол, а как передвигаться на лодке, ведь подняться вверх мало - надо ещё как-то вперед двигаться? Кто займется сборкой? Послушал, да и достал из тайника еще несколько антигравиков, сунул в руку Петрухе, мол, дерзай, парень.
А передвигаться на лодке очень просто. Главное, правильно антигравики расположить. Настроить четыре подъёмных, чтобы дно на опоры, ими создаваемые, опиралось. Еще четыре установить на бортах - к земле под наклоном - в распор, чтобы ветром в стороны не сносило. Вес-то нулевой. А двигатель... Двигатель сам Петька: лодка-то ничего не весит. Можно толкать перед собой, можно тащить, а можно залезть в неё и чем-нибудь широким от снега отталкиваться. Правда, лодка эта из-за такого расположения антигравиков только вперёд или назад может двигаться. Чтобы повернуть её, нужно потрудиться - вручную развернуть.
Сделал Петруха всё сам. Руки у него, слава Богу, растут откуда надо. Около бати многому научился. В старые времена они плотницким ремеслом хорошо подрабатывали. Рыжий разрешил ему инструментом пользоваться. Кое-что просверлить надо было, привинтить. Инструмента не жалко, да весь он на аккумуляторах. А энергия - дефицит. Поначалу, пока правильно антигравики не расположил, лодочка его так и норовила перевернуться. И однажды очень даже крепко приложился Петька о землю. Хорошо, что она снегом покрыта, а он по природной осторожности не лихачил: высоко не поднимался, шестом сильно не отталкивался. Но потихоньку отрегулировал усилия на антигравиках, придал лодке устойчивость. И стал возить на посты обеды.
С утра хлопотал на кухне, помогая бабе Лауре, стряпухе их отряда. Его дело было нарубить дров, притащить с раздачи воды. А если воды на раздаче вдруг не было - то нацедить из бака, где талая вода фильтровалась и отстаивалась. Правда, вода та, была горьковата и мутная. Делал он это всё с вечера, чтобы утром подольше поспать. Бабка вставала рано: готовка - дело долгое. К её приходу дрова уже были загружены в печь, бак с водой установлен на распорки. Зажигай и вари. С постов Петька привозил кухарке груду замороженных тушек: постовые собирали их в снегу. Баба разделывала их на морозе: обрубала головы и обязательно когтистые лапы, потому что, оживая в тепле, эти зверюги могли запросто поранить своими острыми зубами и когтями человека. Однажды Петька сдуру занес груду промёрзших тушек в тепло, чтобы не заниматься ими на морозе. И пошёл за дровами, а дохляки начали в тепле отходить. Хорошо, что он оставил их ненадолго, потому что, когда вернулся они только начали просыпаться. Хоть эти куры и размером-то всего от кончиков пальцев до локтя, но зубы у них, как иголки. Одна изловчилась и цапнула его за руку. Хорошо цапнула. Но уже давно зажило, только шрам остался.
Однажды Лаура, наблюдая, как Петька управляется с лодкой, возьми, да и скажи, что на Земле были такие корабли, парусники назывались, которые плавали по ветру. Ветер дует в тряпку, что на палке навешана, гонит корабль, а капитан и матросы бездельничают. В шутку, наверно, сказала, но Петька зажёгся. Нашёл лист пластика, вывел корыто в поле, вскочил в него, взял в руки этот лист уселся, как следует, ногами упёрся, поймал ветер. Корыто и полетело. Ветер в тот день случился попутный. Разогнало его так, что Петька со страху лист бросил, в корыто сел и руками уцепился за борта. И страшно, и весело! Но по полю, что перед заставой, летел Петька на всех порах, чтобы покрасоваться перед бойцами. Только уж перед самым камнем, на котором разгружался, тормозить начал лопаткой о снег. Специально стал лопатку с собой брать для этой цели. Палкой-то не очень в снегу потормозишь!
И очень ему после этого работа снабженца понравилась. Парус он стал применять и при боковом ветре, и это было даже лучше: скорость не так быстро набиралась.
Короче, после Петькиного изобретения летающего корабля, обед стал пребывать на заставу вовремя и всегда горячий. Справлялся теперь с доставкой Петька в одиночку, и всем это нравилось, особенно ему самому. И с ветерком прокатится, и похвалы выслушает, и трудов, почитай, никаких. Рыжий Петьку похвалил перед всеми и наградил за изобретательность белым тулупчиком. Хорошая награда! Своевременная. Петькин зипун сильно был поношен, да и грел плохо.
Петька летал без боязни, потому что маршрут был хороший, не опасный, раз и навсегда выверенный: лодка ведь двигаться могла только по прямой. Без перепадов высот. Выходил Петька с базы обычно на высоте по колено. По пути земля уходила вниз и до неё было в некоторых местах расстояние в два Петькиных роста. Там уж палки оттолкнуться не хватало. И в безветрие вполне можно было зависнуть. К посту же подходил снова на высоте вполне удобной - где-то по пояс. Причаливал к столбу, обложенному ветвями, чтобы смягчить остановку, если не успевал погасить скорость. В другие места ему летать не приходилось, хотя он и подумывал об этом, но опасался: вдруг обрыв - и зависнешь тогда между небом и землёй - кто тебя снимет? А как плавно приземляться он никак не мог придумать.
В этот день ветер был встречный, поэтому приходилось толкать лодку, как сани. Петька, уворачиваясь от ледяной метлы, крутил головой, одновременно проверяя горизонт. Рядом с термосами и пакетом с лепешками лежали упаковка с боеприпасами - это была самая ценная часть груза: возили патроны раз в две недели, а не как еду - каждый день. Половину лодки занимал огромный мешок, набитый одеялами и ещё каким-то мягким барахлом.
Подвела его метелица - заслезила глаза: поздно увидел, как со стороны леса наперерез ему скользит на малой высоте леталка. Чужая, конечно, своих-то у них не было. Петруха заспешил - отключил питание, отчего лодка шмякнулась брюхом в снег, и бросился к поваленному дереву, занесенному снегом, заполз под него и притаился. Но с леталки лодку всё-таки заметили. Вражеская посудина - была она неуклюжая, похожая на бочку, видно из тех, что раньше, до звезды, использовались анимерами для перевозки всякой хозяйственной всячины - замедлила ход, развернулась и стала неспешно подползать к корыту. Петруха поглубже забился под корягу.
Хорошо бы было добежать до скал - но уже не успеть. Да и выдашь себя. Сквозь корни видел, как леталка подошла к лодке, как приподнялась крышка, как высунулся из-под неё кто-то в белом балахоне, осмотрелся, перелез через край и, повиснув на руках, спрыгнул на землю. И словно исчез - белое, да еще прикрытое густым снежным штрихом, стало почти не различимо. Только лицо и кончик ствола автомата, маячили в ватной густоте. То и дело осматриваясь и поводя по сторонам стволом, подошёл чужой к Петькиной посудине, заглянул в неё, пошуровал там, снова осмотрелся, попробовал на вес ящик с патронами, оставил, а взял пакет с лепешками. Понюхал, покачал головой - видно понравился запах - развернул тряпку, и стал жрать.
И так Петьке стало жалко лепешек - просто до слёз! Вкусные были лепешки - баба Лаура с утра дала ему по-свойски аж три штуки, он умял их, запивая сладким отваром, а перед тем как проводила на пост, сунула ещё одну. Ту он сжевал не спеша, растягивая удовольствие. Напекла она их по случаю праздника Рождества. На Земле в этот день родился Бог. Интересно, что родился три раза подряд. Во второй раз родился через две недели после первого. Эти дни рождения, словно один, и называется Рождество. Но так как Бог один в трёх лицах, то, понятно, есть и третий день рождения, который называется Троицей. И все эти три дня рождения у них в поселке праздновались. И всегда на эти дни готовится что-нибудь вкусненькое. Вот и в этот раз напекла баба вкусняшек, как сама сказала, из последней муки. Каждому, кроме Петьки, конечно, по одной. Хотела бойцов порадовать. А этот гад схватил. Сожрут враги их праздничные лепёшки!
Глава вторая
Вот чужой что-то сказал в переговорник, подождал, пока ответят и стал снова шуровать в лодке. Пощупал мешок, приоткрыл лючок канистры, понюхал вырвавшийся ему в нос пар. И снова огляделся. Смущало его то, что не нашли возницу. Где он? А вдруг стрельнёт? Бочка стала набирать высоту - видно, решили поискать сверху. Петька затаился под стволом и порадовался, что не побежал тогда к скалам: там не спрячешься. А заваленное снегом дерево может и не заметят ещё, да и сам он в белом. Штаны, правда, тёмные, но, если ноги засунуть поглубже в снег... Затаился, а сам с вражины, что у лодки, глаз не спускал.
И увидел, что тот присматривается к его сугробу. Наверное, не заметённый след рассмотрел. Тогда он, как положено бойцу - он ведь не пацан какой, а боец при оружии! - достал пистолет, со второго раза снял его с предохранителя и, уперев в выступающий сук, чтобы унять трясучку - никак целик с мушкой совместить не мог - прицелился, думая при этом: "Пусть только рыпнется". А тот, видно, усмотрев что-то подозрительное под упавшим деревом, поднял винтовку и направил её в сторону Петрухи. И показалось тому, что целит белый ему прямо в лоб, что вот сейчас выстрелит и - всё. И не выдержал: нажал спуск. Нажал не как учил добрый дядька, мягко и нежно, а поспешно, рывком. И, понятно, сорвал выстрел. Белый сейчас же залёг. А Петруха, словно помешался: чтобы лучше видеть цель, вскочил и в азарте принялся посылать пулю за пулей в едва различимое пятно масхалата... Бах, бах, бах - грохот лупил по ушам, непривычный острый запах шибанул в нос. Анимеровское оружие не смрадит и стреляет почти бесшумно, а здесь такой грохот!
Сделав несколько выстрелов, Петька опустился в снег, ноги подвели - в коленях вдруг образовалась такая слабость, что он просто не смог устоять. Когда упал, в голове немного прояснилось. И забеспокоился: попал или нет? Неужели зря патроны сжёг по дурости? Ответных выстрелов не было: пули вокруг не свистели, снежные буравчики не взвивались, по стволу не тюкало. Бочка, меж тем, нарезала круги над полем. Выстрелов они не могли не слышать. Но видно сквозь метель им было плохо. Эх, взяли бы чуть левей - вышли бы к водоводу, а там уж бэры не промахнутся! Петька начал нервничать. На посту ждут обед, а над головой крутится леталка и неизвестно, что там с белым. Хорошо, если убит, а если притаился и ждёт - стережёт Петьку?
И тут ему повезло: случилось то, о чём он задумал. Леталка, расширяя круги, влезла в зону охраны бэров. И они врезали по ней из плазмика. Заряд, видно, прошёл с притиром: посудина накренилась и, крутнувшись, сильно раскачиваясь, поковыляла, то снижаясь, то вновь натужно набирая высоту в его сторону - забирать белого что ли? Но с полпути повернула к вымерзшему лесу. Петька не поверил своему счастью.
Когда леталка ушла, он привстал, и, прячась за стволом, осторожно выглянул. Белый лежал так, как живые не лежат. Держа наготове оружие, подошел к телу: два красных пятнышка на груди, почти рядом. С трепетом, но и не без гордости Петруха рассмотрел первого своего убитого врага. А потом на правах победителя стал его обирать. Возле убитого лежала хорошая легкая винтовка. Явно не бэровская. Таких у них не было. А вот у этих, залётных, оказывается, водились. Петруха отстегнул подсумок с патронами, пошарил в карманах, нашёл там зажигалку, обломок, а, может, и огрызок галеты, нож. Подумал и стащил с мертвого ботинки на толстой подметке. Они, конечно, были ему велики, но их можно на что-нибудь обменять, или спрятать у бабы Лауры в кладовку, пусть полежат, пока нога вырастет. Тело оттащил к дереву, чтобы не потерялось: ищи потом под снегом, а его надо сдать Рыжему. Вместе с винтовкой. Винтовки, конечно, жалко. Но заныкать её не получится. За это голову открутят, да ещё и пистолет отнимут. Он и так им не по праву владеет.
Оттащил и пошёл поднимать лодку: надо обед везти, пока совсем не остыло.
На заставе доложил Рыжему о случившемся, рассказал, где оставил убитого, с сожалением сдал винтовку и патроны к ней. Рыжий слушал молча. Рассмотрел патроны, мало их было, да и калибр не тот. У них такого не водится. А потом в присутствии всех похвалил его и вернул добытое в бою оружие.
Петька посидел с бодрствующей сменой у костерка, наслаждаясь неожиданного низошедшей на него боевой славой. И сегодня бойцы посмеивались над ним, но совсем не так, как раньше. И хотя они вставляли ернические замечания по ходу его почти правдивого рассказа, однако эти подковырки адресовались ни как раньше: от умудрённых опытов ветеранов к несмышлёному малолетке, а как от равных к равному. С интересом рассматривали товарищи трофейную винтовку: механизм в ней был обычный - электромагнитный, а вот спусковой крючок изготовлен с учётом возможности человеческой руки. И это было удивительно. Что это анимеры стали оружие для людей выпускать? А в том, что винтовка была не самоделкой, а настоящей, фабричной, сомнений не возникало.
Домой Петруха засобирался уже в сумерках, а сумерки здесь коротки: только было светло, и уже ночь. И это было бы ничего, если бы не сбитый во время падения передний левый антиграв: из-за того, что он "упирался" теперь сильней обычного, его приходилось всё время поправлять, а направление то и дело чуть изменять. Когда совсем стемнело, Петруха запаниковал, потому что понял - сбился с курса. Куда идти? Если бы всё было в исправности, то и дороги искать не надо - корыто по прямой вывезет прямо к поселку. А теперь чёрт его знает, куда оно свернёт в темноте. Можно и под выстрелы бэров попасть. Эти черти в темноте видят, как днём, и, если вылететь сослепу на водовод, разбираться не будут - свои это или чужие. Свои воруют не хуже чужих. Ночевать в поле - замерзнешь. К ночи мороз усиливается. Костёр не разведёшь, если заранее не запасся растопкой. А он не запасся. Да и где в темноте искать дрова? Надо было возвращаться, благо ушёл от постов недалеко. Сзади хороший ориентир - костры. Их в ночи далеко видно. Только следует поспешать - огонь на ночь гасят, очень уж хорошая цель. Смена, чтоб не замерзнуть, набивается в сруб. Там, хоть и нельзя разжигать огонь, но от человеческих тел тепло. Да и трухалей хватает, чтобы укрыться.
Но и тут получилась незадача: не увидел Пётр огней. Может, уже погасили, а может и забрал он слишком вправо. А влево подавать страшно - нарвёшься на бэров. Ох, мамочка, что делать? Заплутал в трёх соснах. Хотел было соскочить и лодку опустить, чтобы на земле дожидаться света, но что-то в голове сработало, ткнул вниз палкой сначала и чуть не вывалился наружу: не достал земли. Шест выпустил, а сам еле удержался, ухватившись за борт. В первый момент ему показалось, что его воздушное судно воспарило к небу, но тут же понял, что лодка осталось на той же высоте, а вниз ушла земля. И сообразил теперь, где он забрал слишком круто вправо - туда, где земля резко снижалась под уклон к реке. Там косогор ого-го! И сколько этого самого ого-го сейчас под ним - даже представить страшно.
- Вот и всё, вот и всё, - бормотал он в отчаянье. - Погиб. Что делать? Выхода не было - надо ждать рассвета. А холод уже начинал пробирать. Особенно плохо было ногам. Петька снял сначала один свой плохенький ботинок, сильно растёр ногу, потом растёр другую. Это помогало мало. И тут он вспомнил про ботики, снятые с убитого. Хорошие это были ботинки, с меховой подкладкой. Надел и сразу полегчало. Размера на три больше, чем надо, но не ходить же в них! А для тепла большой размер даже и хорошо. Ноги сразу начали согреваться. Он повеселел. Накрылся полотнищем, получилось что-то вроде домика. Снизу дерево - это вам не железо, сверху от неба прикрытие. Ничего, как-нибудь до утра доживет, а там, глядишь, и причалит куда-нибудь.
Он уже дремать начал, как что-то грохнуло в ночи. И грохот этот прошёл раскатами через всё небо, а прямо перед ним засияло синее марево - стена света от земли до небес. Мощный порыв ветра подхватил вдруг лодку и вместе с облаком снега швырнул к сиянию.
Он слыхал о таком. Вдруг вспыхивает такое вот холодное пламя посреди поля, и выскакивают оттуда леталки. Ну или заскакивают туда. Это что-то вроде ворот. Попасть в такой портал - очень плохо, потому что можно оказаться где-нибудь на другой стороне планеты, откуда потом в жизнь не выбраться. Порталов этих для удобства передвижения анимеры когда-то наделали видимо-невидимо. Но открывать их только они и умели. А теперь вот кто-то ещё, кто у них эту тайну узнал. Но, ничего, минула эта беда - не долетел Петруха до портала, только от этого для него ничего не изменилось. Как был в беде, так и остался. Хорошо хоть, хуже не стало. Хотя, куда хуже? Один, в холоде и темноте, между небом и землёй. Безнадёга!
Ветер стих так же, как и возник - внезапно. Теперь с неба валил густой мягкий снег и вроде бы теплей стало. И ещё показалось Петьке, что в небе высоко над головой проплыли четыре далёких огня.
Глава третья
Иллюминатор заискрился зеленым отблеском и луч, пробившись через стекло, размытым пятном задрожал на стене. Индикатор движения. Тарелку качнуло, корпус противно завибрировал, и вибрация эта отдалась внутри тела судорогами, вызывая паралич мышц. Нейтрализация сопротивления. Штурм вёлся по всем правилам. В иллюминатор плеснуло отраженным от плазменного резака светом, и почти сразу же за переборкой густо затопали, раздались удары по металлу, крики. Ударили и в его дверь. Потом в центре её возникло красное светящееся пятно, от которого полыхнуло жаром. Дверь прогорела, как картонная. В отверстия ворвалось густое облако отвратительно пахнущего пара, Сандр, закашлялся. Ему отстегнули руки и тут же закрутили их за спину, сунули под рёбра ствол автомата так, что перехватило дыхание, и выпихнули наружу. Не дав опомниться, больно ткнули носом в вычищенную от снега аэродромную площадку. Придавили к земле, наступив с двух сторон на спину. Некоторое время ничего не происходило, и Сандр сообразил, что кого-то ждут. Вот прозвучали легкие шаги. Кто-то остановился рядом. Потопал, видно отряхивая снег с сапог, спросил негромко:
- Только один?
- Так есть, - ответили ему.
- Поднимите.
Сандра слажено, в одно движение, поставили на ноги. Перед ним стоял незнакомый офицер в длинном сером пальто с меховым воротником. Рядом и чуть сзади какой-то чистенький - сразу видно, что не из простых - штатский. На лице военного появилось недоумение. Он посмотрел на штатского, тот пожал плечами.
- Похож, но очень молод. - отвечал штатский, с сомнением осматривая Сандра.
- Больше никого, господин майор. Пусто. - Доложили из-за спины Сандра.
- Ты кто? - спросил майор грубо.
- Курсант школы младших специалистов Сандр Кротк, - процедил он.
- Это его клон, господин майор, - выступил откуда-то из темноты высокий офицер, и Сандр узнал заместителя начальника школы.
- Где второй? - спросил майор у Сандра.
Почему они встретили его как врага? Курсанта и будущего офицера! И он подумал вдруг, что господин Полковник не дал бы никому вот так хватать себя. Сандр не знал, что бы тот сделал, но уж сделал бы что-нибудь. Потому сплюнув кровь, рванулся, желая освободиться от хватки, но получил выверенный удар под рёбра и вновь зашёлся в тщетной попытке вздохнуть.
- Отпустите его, - сказал майор недовольно. - Где второй, я спрашиваю?
- А вот хрен вам второй! - Подумал со злобой Сандр. - Был бы здесь второй, вы бы так вольно не стояли! - В голове вдруг возникло какое-то странное, нелепое представление, что он боевой товарищ Полковника. Что его захватили враги и теперь пытаются выведать, где его командир. Видно, ему уже давно хотелось этого, но он сдерживал чувства усилием разума. А почему нет, раз свои ведут себя, как враги? Они летели вместе. Их подкараулили и захватили. А корабль их сожгли. Его бьют, и, может быть, даже расстреляют, не разобравшись или, что тоже вероятно, не желая разбираться. Так что в таком случае будет предательством?
- Я был один, господин майор, - прерывисто, стараясь проглотить упорно не желающий ловиться воздух, отвечал Сандр. - Меня поместили в этот корабль и куда-то отправили. Я был в плену.
- В плену? - удивился майор, и обернулся к заместителю начальника школы.
- Мы потеряли его во время адаптационной практике на территории противника. Аппарат был сбит, курсант пропал без вести, - отвечал тот неохотно.
- Я жил в лесу, потом был захвачен в плен. Но я делал попытку бежать.
- Об этом доложишь потом. С кем ты летел в транспорте?
Конечно, Сандр должен был правдиво отвечать на все вопросы офицера. Но после такой встречи, он совсем не обязан быть с ними откровенным. Больше всего сейчас ему хотелось обернуться и запомнить в лицо тех, кто заламывал ему руки и бил, когда он не мог ответить. Но пока это было невозможно.
- Не могу знать, господин майор. Меня завели в корабль и заперли в каюте. А открыли каюту только сейчас, после приземления.
- В камеру его, - бросил майор, - завтра будем разбираться. Повернулся и исчез в снежном мареве вместе со свитой.
Руки Сандру больше не заламывали, но в спину, указывая направление, толкнули довольно бесцеремонно. Он сдержался. Представил, как бы шёл господин Полковник, если бы был на его месте. Гордо и с достоинством. Сандр выпрямил спину и двинулся вперёд так, словно его вёл не конвой, а сопровождал почётный эскорт. Надо же, - подумал он, - и там держали под стражей, и здесь. И враги, и свои. Только вот враги не били, а свои лупят без стеснения.
Он не подумал о том, что там его не били и по вполне определённой причине: рука не поднималась у спецназовца сунуть под бок кулаком, считай, своего командира. Пока конвойные открывали камеру - невзрачный сарайчик на краю плаца - Сандр сумел рассмотреть одного из конвоиров: костистого, с широкими запястьями, и с будто бы стиснутым с двух сторон лицом, отчего нос и губы, казалось, выдавило вперед.
- Ничего, Рубильник, - подумал Сандр, мгновенно найдя ему подходящее название - подожди немного, я тебе их верну на природное место.
Камера не топилась. Всю ночь он пропрыгал, пытаясь согреться, но это мало помогло. И он ещё сильней обозлился на своих мучителей. Потому во время допроса отвечал однообразно и скупо. Лишь о захвате заложницы рассказал подробно - использовал по полной шанс реабилитировать своё пребывание в плену. Этот эпизод допрашивавших заинтересовал, и к Сандру стали относиться лучше. После нескольких часов нудных расспросов и всякого рода ловушек, в которые он попасться никак не мог, поскольку, кроме того, что видел в леталке господина Полковника, ничего не скрывал, его сонного, разомлевшего в тепле, оставили в покое. Но повели не в сарай, а заперли в чуланчике, расположенном тут же, в штабе. Там было относительно тепло, и он, расслабившись, проспал целый день. Ночью его снова вызвали на допрос, и он опять жевал им тягомотину, сообразив, что, чем меньше скажет, тем скорее от него отвяжутся. Понятно было, что их интересовал именно господин Полковник, а не внутренний распорядок части или климатические условия местности. Они уточняли и уточняли, слышал ли он голоса, какие-то характерные шумы, которые может производить человек, и постоянно получали ответ, что никого не видел, а был ли ещё кто, понятия не имеет. Сначала он просто не хотел сдавать им полковника, а потом уже и не мог, потому что тогда бы его заподозрили в сознательной лжи, и даже предательстве. А раз так, то путь думают, был он в корабле или не был, а если был, то куда делся? Но ведь был. И делся. Но куда?
На другой день Сандра забрал тот самый заместитель начальника школы, что признал его во время задержания. Странно, что его не поместили в карантин, а сразу же, допросив ещё раз и велев записать всё, что было, на бумаге, отправили во взвод.
Казарма встретила Сандра непривычной тишиной. Он с удивлением увидел, что она пуста. У тумбочки маялся бездельем один из Петерсов. Заслышав шаги, он было напрягся, но при виде Сандра осклабился и заорал во все горло:
- Взвод, смирно!
Протопав нарочито корявым строевым и лихо неуклюже развернувшись, потоптавшись перед тем, как встать по стойке смирно, доложил:
- Господин страшный помощник младшего капрала, за время вашего приятного для нас отсутствия случилось много такого, что вам хрен теперь достанется!
Сандр, смеясь, надвинул ему на лоб шапку и ответил:
- Вольно, стручок! Чего тихо-то так? Куда народ подевал, Вольт?
- Народ в поиске, - ответил Петерс Вольт, довольный, что Сандр его узнал. Пожимая Сандру руку добавил, - вчера всех поставили на лыжи и погнали лес прочесывать.
- Кого-то ищут?
- Бес его знает, кого. Нам что, докладывают? - Вольт хитро прищурился, давая знак, что, мол, кой-какая информация имеется. Но не сейчас.
- Тебе подфартило, я вижу. В тепле и в довольстве! - Поменял Сандр тему.
- Ага, подфартило, как же: через день - на ремень, - он выразительно постучал ладонью по тумбочке. - Оставили нас четверых службу нести. И полы, и дрова, и снег, будь он неладен.
- А кого оставили?
- Из Питерсов нас с Кларом и ещё двух Гильбертов. Я их не разбираю. Гильберты сейчас снег чистят возле штаба, а братишка в медсанчасти. Дрова рубит. Слушай, я рад, что ты вернулся. Мы уже думали, что тебя кокнули. А ты здоровый и даже не похудел. Расскажешь, как там? Или подписку дал?
- Там хорошо. Там осень.
- Что такое осень?
- Потом... Дай хоть куртку сниму.
- Не надо. Холодно. Народу нет, так и ненадышано. Жрать хочешь?
- Хочу...
- Сейчас принесу.
Сандр прошёл к своему топчану и завалился на него, не раздеваясь. Некоторое время лежал, ловя кайф. Как хорошо! Пустая казарма, тишина, безначалие в виду отсутствия начальников и безналичие в виду отсутствия личного состава. Единственная растопленная железная печка, та что ближе к тумбочке дневального, уютно и ровно гудела. Петерс принёс кусок мяса, завернутый в бумагу - от него так и шибануло приятным горячим запахом - уселся рядом.
- Ты ложись ближе к печке, а то задубеешь. Или одеял набери с лежаков. Мы только одну топим, чтобы с дровами не заморачиваться.
- Да мне и так хорошо.
- Клар, может, медсестричку уговорит, тогда погреемся. Сегодня Марта дежурит. Она сговорчивая.
Сандр ничего не ответил, хотя раньше Марта его заводила ого-го как. Но теперь совсем другое дело. Он вспомнил Пулееву и промолчал.
- Что-то ты совсем квёлый, - огорчился Петерс. - Даже Марта тебя не радует. - И вдруг, наклонившись, заговорил быстро и негромко. - Я вчера в штаб список относил и слышал, как говорили, зачем роту подняли. Человека с Той стороны ищут. Я не понял, как и что. Вроде бы он через портал прошёл. А как можно через портал Оттуда пройти? Внутри понятно. Это мы изучали: пространственно-сокращенные перемещения. Но темпоральные... Это столько энергии надо. И опять же обеспечение.
- Кто говорил?
- А я знаю? Какой-то хмырь. Не наш. Может из секретной службы. Их тут целая шобла прикатила. Мне дежурный ждать велел со списком, так я в коридорчике и пристроился, возле печки. А дверь приоткрылась, ну я и услышал кое-что. Я тебе так скажу - дело серьезное. Потому наших гурьбой и погнали. Все серии, и третий взвод. Только от беспризорников там толку мало будет. Они шалопаи, дисциплины не понимают. Ещё и разбегутся - собирай их тогда.
- А второй взвод где?
- Так я тебе ещё про второй взвод не рассказал! - воскликнул Петерс и даже по коленкам себя хлопнул. - Они лопухнулись по полной. У них плановый рейд был в четвёртую зону. К теплякам, помнишь, у которых вулкан? Там ещё в прошлом году одно их отделение перестреляли и леталку подбили? Так вот опять! Двое раненных и без вести пропавший. То, что раненные, ладно. И то, что леталку продырявили так, что она до портала еле дотянула, тоже ладно. Но пропавший без вести! Штыря, может, помнишь? Такой шустрый был, анекдотчик. Так этого Штыря выпустили осмотреться, а его и ухлопали. Или ранили. А они даже не посмотрели, что с ним: убит или в плен попал. В плен - самое плохое. Могут и к нам наведаться. С ответным визитом.
- Эти партизаны-то? Нет, не сунутся. У них ни оружия, ни леталок нет, - отвечал Сандр лениво. Второй взвод его интересовал мало. Они для него, да и для всех клонированных, были чужие. Инородные. Их набирали из пацанят-беспризорников, отлавливая по городку. Отмывали, откармливали и пристраивали к армейскому делу. Наиболее способных и дисциплинированных переводили в их первый - курсантский - взвод. Привычка к разгильдяйству и лень не позволяли беспризорникам становиться хорошими солдатами. Поначалу они, собравшись в одном месте, принялись было устанавливать в казарме законы улицы. Тогда первый взвод взялся за них серьезно, и после нескольких массовых избиений дебоширы присмирели. А уж когда наиболее дерзких из них отчислили и отправили под конвоем к анимерам, по слухам - на съедение - то совсем успокоились. В третьем взводе служили добровольцы - люди, уже пережившие пору юношеской дури. Курсантов из их числа набирали очень редко - они были, главным образом, ребята простые, малограмотные, к обучению не расположенные. Однако послушные, потому что дорожили своим нынешним положением, в котором не надо было заботиться ни о пище, ни об одежде. Использовали их большей частью для несения караульной и внутренней службы и для хозяйственных работ.
На другой день капрал вызвал к себе в каптёрку Сандра, чтобы выдать ему недополученное обмундирование. Суровый старик - а по армейским понятиям он вообще заслужился до неприличия - кряхтя взобрался на лесенку, чтобы достать со стеллажей нужное, и сбрасывал тряпки на руки Сандру. Потом, усевшись за обшарпанный стол, открыл толстую потрёпанную книгу и, неуклюже водя пером, принялся вписывать в неё выданное. На середине списка вдруг остановился и посмотрев на Сандра, смущенно улыбнулся:
- Расскажи-ка, как там сейчас? На Земле.
И это взгляд тронул Сандра. Он и представить себе не мог что их "сундук" способен на такую сентиментальность.
- Хорошо, господин капрал. Там, где я был - осень.
Капрал улыбнулся.
- Да, осень. Я помню. Листики жёлтые. Падают. А ты где был-то?
- В России. В Сибири.
- Далеко, - сказал капрал задумчиво. И прозвучало это так, будто бы он мысленно отмерял расстояние не от своей каптёрки, а от того места, где жил много лет назад и где его прихватили анимеры.
- Я попаданец, - объяснил капрал, грустно улыбаясь.
Необходимости в таком пояснении не было: в роте об этом знали. Попаданцев в части, да и в городке, было немного. Здесь жили укорененные роды, уходящие в местную человеческую историю на два-три поколения.
- Питерборо... Городок такой в Канаде. Осень. Я помню осень. Красиво.
- Красиво, - согласился Сандр.
Капрал помялся. Потом осторожно спросил.
- Ничего не привёз оттуда? Я бы купил.
- Нет. Я в плену был. Никаких личных вещей.
- Понятно. На-ка, возьми, - капрал достал с нижней полки утепленные берцы - офицерские.
- Не положено же!
- Ничего, не разуют. А ты и не светись особенно. В первую шеренгу не становись. Не вытолкнут-то в первую?
- Не вытолкнут, - сказал Сандр, усмехаясь. Он помедлил немного, а затем всё-таки решился и спросил:
- Господин капрал, разрешите задать вопрос?
- Задавай.
- Как так получается, что у нас здесь, как-то всё устроено. Люди живут в домах, работа у них есть. Ну и как-то так культурно. А в других местах, говорят, они в катакомбах размещаются. Выживают.
- А ты не знаешь? Здесь анимеры хотели большое поселение устроить для людей. Всех свезти сюда и расселить. И занять делом. Потому что людей расплодилось множество. Они ведь, анимеры, по себе судят. У них все рассчитано. Сколько, чего и как. А люди рождаются без счета. По восемь-девять детей, дело обычное. Убивать они нас не убивали, хотя, слышал я, были такие предложения. Не потому не убивали, что жалко. Хлопотно. Ну и ещё они эксперименты любят. Вот и решили всех свести к нам сюда. Здесь захолустье по тем временам было. Анимеровских факторий поблизости не было. Район лесостепной, не очень жаркий. Вот они поставили здесь мультипликаторы, подобрали инженеров, научили рабочих. Те стали строительные блоки копировать, жилища строить. Ну и все, что необходимо для жизни. А продукты должны были поселенцы сами выращивать. И стали понемножку свозить людей изо всех мест, где они прижились. Но что-то там не получилось. Некоторые отпускать не захотели - потому что люди хорошая обслуга. Лучше эйпов. А потом катастрофа. Энергии нет. Теперь уж и не соединиться. И анимерам не до нас. Выживаем, как можем. Кто ж ожидал, что солнце на несколько лет исчезнет?
- Вот почему мы туда летаем...
- Заправляемся энергией. Для анимеров. Ну и они с нами делятся, конечно.
- А если с людьми договориться? Что им солнца жалко? Оно же общее! Одно на всех.
- Отставить разговорчики! Не нашего это ума дело. Иди в казарму. Я тебя завтра дежурным по роте записываю.
И чего старик так рассердился? Вроде бы как и испугался даже. А чего бояться? Где они, эти анимеры? Сандр их и видел всего несколько раз. Издалека. Они сами по себе, люди сами по себе. Конечно, анимеры руководят, и вообще они - высшие. Люди при них, как негры при белых в старой Америке. Когда уже рабства не было, и единственное, что от негров требовалось - не высовываться и без разрешения на глаза не показываться. Изучали по истории Земли, знаем.
Вечером Вольт принёс две бутылки самогонного вина: сбегал в город и выменял на старые Сандровы берцы... И они качественно отметили возвращения Сандра.
Утром Сандра разбудил дневальный.
- Собирайся, в штаб вызывают.
Сандр присмотрелся - это был Петерс Клар. Самый никчёмный из Петерсов. Вот ведь, распознаёт же! Они сами своих не узнают, а он научился.
- Зачем?
- Нам не докладывают, - буркнул в ответ Петерс.
- Ты чего такой сердитый?
- Да ничего. Вы все в отрубе, а я целую ночь на тумбочке.
- Дружище, ты думаешь, мы про тебя забыли? А вот тебе бонус.
Сандр пошарил в мешке и достал оттуда бутылку. Показал на свет. Остаток был вполне достойный.
- Ну ладно, - смягчился Клар, - забирая бутылку.
- Я, как вернусь, тебя сменю. У тебя смолянка есть, а то ведь несет, небось, перегаром?
- Есть, иди. Я тебе и чистенькой воды принесу, в контейнере только топленая - мутная.
Сандр, морщась от головной боли, собрался, умылся, очень тщательно почистив зубы и прополоскав горло раствором ароматической смолы. Посмотрел на себя в зеркало у выхода и вздохнул - видок у него был ещё тот.
Глава четвёртая
Болтанка не утихала. Ударяясь о стены, Крот добрался до аварийного люка. Теперь нужно было выбрать момент для высадки. Тарелку тащило в сторону, но тащило неровно, будто бы кто-то время от времени её то подтягивал, то отпускал, предоставляя возможность двигаться по инерции. Он снова взглянул на иллюминатор - чернота, только снежинки в стремительном полете чиркали по стеклу. Здравствуй, Саша, Новый год! В начале сентября. Всё у тебя не по-людски, хмыкнул он.
Ну раз снег за бортом, то, значит, мы уже Там. Вот ведь, и делать ничего не пришлось. Везёт же некоторым! Хорошо, однако, ребята сработали. Во всяком случае это им так представляется. Получили с доставкой на дом? Так вот пусть они меня теперь по комнатам поищут.
Раскрутил замок аварийного люка и сдвинул его в сторону - в лицо хлестнула снежная простыня. Задохнувшись от ветра, положил руку на прибор антигравитатора и шагнул в беспросветную темень. И уже в падении отжал тумблер. Его ударило в лицо ветром, некоторое время тянуло вниз, покрутило, словно пурга искала для его тела наиболее удобное положение. Теперь самое опасное - силовая сеть. Если не успеет собраться или не погасит скорость - порежет на квадраты. Вещь беспощадная, но не для него. Почувствовал её вовремя и довольно легко преодолел. Работая руками, помог ветру: лег на поток и сразу перестал ощущать движение воздуха и колкость снежинок. Небо приняло его, вобрав в себя целиком. Сколько там внизу? Крот провернул рычажок на четверть нагрузки, выдержал секунду и вернул в прежнее положение. Его потянуло вниз и сразу же стегнуло снежным зарядом. Под ногами по-прежнему было непроглядно темно и казалось, что там бездна. А ведь вполне могло быть, что до земли оставались всего несколько метров. Налететь на дерево или скалу в этой темноте было как дважды два. Порыв ветра легко мог разбить его почти невесомое тело о какую-нибудь преграду.
Он отстрелил маячок. Светящийся шарик шмыгнул вниз метров на двадцать и замер, раскрыв парашютик. Крот, управляя весом и меняя положение тела, старался не отставать от огонька-ориентира. Комбинезон отлично держал тепло, а вот лицо и руки прихватило. И вдруг огонёк дернулся несколько раз и стремительно убежал назад. Стало быть, приземлился. Крот принялся рывками снижаться, словно спускался по ступенькам. Сильный фонарь с каждым разом высвечивал круг внизу всё ярче и ярче. Вот круг потерял яркость и форму, зарябил быстрыми росчерками, провалами - это означало, что внизу деревья. Крот переждал некоторое время и снова направил луч вниз. Круг снова стал ясным и чистым: внизу снова была снежная целина. Надо было спускаться пока не поменялся ландшафт. Повезло - приземлился на ровную поверхность. Его, почти невесомого, некоторое время тащило ветром по снегу, пока он не вернул себе вес.
Подсвечивая фонариком, нашёл затишное место: возле поваленного ствола дерева расчистил площадку. Прячась от ветра, опустился в яму, достал из укладки вязанный подшлемник и натянул его. Уши прихватило - не помог и капюшон, который он всё время натягивал во время спуска. Потом растер снегом руки до горения и натянул рукавицы. Улёгся на дно своего снежного укрытия, свернулся плотней и настроился ждать рассвета.
Спал без сновидений, хотя осмотреться во сне не мешало бы, и он надеялся, что так и будет. Но не случилось. Пришлось осматриваться уже наяву. Вокруг него был лес. Хотя, если честно, то, что он увидел, трудно было назвать лесом. Лишённые ветвей зеленовато-бурые стволы деревьев уходили высоко вверх и на большой высоте, не сужаясь, делились на многочисленные отростки, больше напоминающие корни, чем ветви. Будто кто-то огромный выдернул деревья из земли и воткнул в землю верхушками. Лес был редким, но меж деревьев дыбились огромные крутые сугробы, из которых местами вылезали обломки сучьев. Наверняка под снегом было полно валежника. Выбираться низом отсюда было бы затруднительно.
Крот взглянул на циферблат: со времени вылета прошло около шести часов. Положение его было незавидное. Оценив запасы, прикинул, что продуктов, а точнее энергетического концентрата, втиснутого в тюбики, должно было хватить на несколько дней. А вот с водой было плохо. И снег был в этом деле не помощник: потому что не отличался белизной, как это должно быть в глухом безлюдном месте, а напоминал тот, что покрывает пригороды промышленного центра, где власти мало заботятся об экологии. Да и как снегу не быть густо-серым, если воздух так насыщен сумрачным маревом? В общем, чистой воды из снега не натопить. А источники найти вряд ли удастся. Зима. Сколько лет уже зима беспросветная! Вот именно, лет! И вёсен, и осеней.
Крот, свернул красное кольцо на тюбике, дал питательной массе разогреться, и выдавил в себя половину его содержимого. Сейчас оно разбухнет в желудке и создаст чувство насыщения, а потом будет несколько часов подавать в кровь питание. В общем до вечера, а может, и до завтра после этого перекусона о еде можно будет не думать. А вот попить... Он разгреб снег, однако тот был одинаково грязным по всей глубине сугроба. Незадача. Ладно, теперь осмотреться. Он сбросил рычажком вес и быстро вскарабкался на дерево. Удобно расположился в розетке, образованной расходящимися ветвями, огляделся. Смотри - не смотри: уже метров за семьсот сумрак сходился в непроглядную пелену. Это плохо. Искать его станут с применением технических средств. Он же мог полагаться только на зрение.
А преследовать будут обязательно! Не ради же металлолома угоняли инакие тарелку. А до этого совершали налёт на базу в день его прилёта. Морозец же, хотя и не велик, однако морозец. Сколько можно продержаться в таких условиях? Неделю? Две? Месяц? Впрочем, не выживать он сюда пришёл, рискуя жизнь. Этот парадокс заставил его улыбнуться. Если бы он хотел отделаться от них, то выбросился бы на своей территории. Хотя там они держались настороже, и, возможно, не прозевали бы его попытку к бегству. А вот здесь, решив, что никуда уже не денется, расслабились.
Но шанс свой он реализовал удачно: ибо теперь находился там, куда и требовалось попасть. Первый шаг сделан, дальше - адаптация. Надо искать поселение. А потом выходить на контакт с теми, кто его ищет. Контакт лучше косвенный, чем прямой. Чтобы без смертоубийств. Хотя бы на первом этапе.
Крот, размышляя, вглядывался и вглядывался в темное пятно, едва заметно проступающее сквозь марево. Если идти всё равно куда, то уж правильней всего туда, где хоть что-то тебе светит, или хотя бы темнеется.
Глава пятая
Идти было тяжело. При встречном ветре антиграв не применить: унесет назад. Поэтому, два часа пробиваясь своим ходом - иной раз по пояс в снегу - Крот совершенно выбился из сил. А прошёл-то совсем немного. Мешал не столько снег, сколько поваленные деревья. В некоторых местах они ложились друг на друга, а потому одинаково трудно было и перелезать через них, и подлезать снизу.
Взмок - только что не хлюпало в берцах, - и сильно хотелось пить. Пересилил себя и, зацепив там, где ему казалось, почище, долго примерялся, но так и не решился сунуть грязный комок в рот. Сжав пальцы, подержал несколько секунд, а потом отбросил ледышку в сторону - на руке остался грязный осадок.
Этим теперь придётся и дышать. Меж тем, стало заметно теплей, метель перешла в обильный снегопад и оттого видимость ещё больше ухудшилась. Темное пятно-ориентир, некоторое время назад ставшее более отчетливым, теперь пропало за густой снежной завесой. Крот попробовал наметить направление по компасу, однако тот равнодушно позволял стрелке мотаться по кругу, как ей вздумается. И тогда он плюнул на выбранную цель и пошёл вдоль поваленных деревьев - так было легче. Через два часа сделал большой привал: расчистил вокруг себя и улёгся, натянув на голову капюшон. Впадая в дрёму, успел подумать о лыжах, которые бы сейчас очень пригодились.
Заснул быстро и сон был яркий, осознанный - в руку. Ему снился берег огромной реки, с журчанием играющей волной под ярким солнцем. Подумалось, что журчит обычно ручеёк, а река, если издаёт какой-то звук, то, скорее, плещется. Но эта река журчала. Крот обрадовался воде, наклонился, чтобы зачерпнуть, и проснулся. Было тихо. Так тихо, как бывает в густой снегопад. Он некоторое время лежал раздосадованный тем, что это был лишь сон. Усталость отступила, но недалеко. Теперь от неё не избавиться, она будет рядом, близко, затаится в мышцах, пока он не вернётся в тепло и не растворит её изрядной долей сна. Крот разгрёб снег и выбрался из своего логова. Прислушался, чтобы оценить обстановку, и поймал себя на том, что на самом деле пытается наяву уловить журчание воды, услышанное во сне. Журчания не было. Но ведь должно быть! Этот сон обмануть не мог.
Крот порылся в укладке, нашёл в её недрах какой-то сок - единственную пачку, мелкими глотками отпил немного, аккуратно завинтил крышку и двинулся дальше, через некоторое время отметив про себя, что непроизвольно забирает влево от того курса, которого держался раньше. Он принял эту подсказку подсознания: во сне река была именно там, куда его ненавязчиво разворачивало. Валежника, меж тем, на пути стало попадаться меньше и обходить упавшие деревья почти не приходилось. Вскоре он вышел на ровное. Осмотревшись, понял, что стоит на высоком берегу замерзшей реки. А на другом берегу, много правей, темнело нечто, напоминающее огромную цистерну, в которую обычно закачивают на хранение нефть. Вот оно его путеводное темное пятно! Но рассмотреть это строение Крот не успел, потому что отвлекся на едва уловимое журчание.
Рядом, в овражке бежал ручеёк. Тоненький, слабый, короткий. Он с трудом пробивался сквозь наледь, собираясь кое-где маленькими озерцами, схватывающимися сверху сизым ледком, а потом уходил под снег, откуда нарастал, горбился огромный ухаб льда. А начинал он свой путь с родничка, пробивающегося из песчаной лунки. Крот вволю напился, а потом, пристроившись на склоне, поел горячего из термобанки, и в банку эту, хорошо её помыв, набрал воды.
Ещё через полчаса он подошёл к тому, что издали виделось ему тёмным пятном. Это было сооружение в виде правильного цилиндра с гладкой черной поверхностью, словно целиком вылитой из пластика или чего-то напоминающего пластик. Назначение этой "цистерны" угадать было невозможно. Крот не разглядел и намека на окна или двери. Да что там окна, даже малейшей неровности не было на гладких матовых стенах! Но и на ёмкость для хранения агрессивных жидкостей она тоже мало походило. Хотя бы потому, что вокруг отчётливо просматривался культурно-парковый ансамбль: деревья - уцелевшие и поваленные - расположены были в определённом порядке, образуя аллеи. Какие-то мелкие строения, наподобие павильончиков совсем не походили на элементы промышленной инфраструктуры.
Крот обошёл здание, но не нашёл ничего, через что можно было проникнуть вовнутрь - гладкое, цельное покрытие. Вопроса о том, нужно ли туда проникать, у него не стояло. Возможно, и не нужно, но куда же деваться? Даже, если здание это совсем не предназначено для жилья, то лучше него в округе всё равно ничего не найти. Но как проникнуть в него - вопрос. Сегодня этот вопрос ещё не был вопросом жизни и смерти, сегодня у него бы хватило сил переночевать под открытым небом. И, может быть, завтра тоже хватило. Но вот по поводу дней, что наступят после завтра, он уже не мог ручаться.
Решив, что следует осмотреть башню сверху, отошёл навстречу ветру метров на пятьдесят, влез на поваленный ствол, расстегнул куртку и стал ждать, когда поток воздуха примет нужное направление. А когда совпало, включил прибор и, сильно оттолкнувшись, прыгнул. Его подхватило, понесло вперёд и вверх, но тут же начало отклонять в сторону. Тогда он распахнул полы куртки, и, опираясь ими на воздух, как птицы упираются крыльями, выровнял направление. Не долетая до башни метра три, сгруппировался и передвинул рычажок, возвращая телу половинный от нормального вес. Несколько шагов пробежал по "крыше", чтобы погасить инерцию. Обошёл строение по кругу - в диаметре она была метро тридцать, посмотрел вниз: высота не меньше десяти метров. И всё-таки, что это? Есть ли смысл пробиваться вовнутрь? В друг это всё-таки что-то вроде хранилища химотходов? Разгрёб снег - он был сухой и лёгкий, видно, оттепелей здесь не случалось - та же матовая поверхность. Присмотрелся и, ему показалось, что через неё, как через тонированное стекло автомобиля, пробивается какое-то неясное изображение. Достал фонарь, лёг на живот, прижался лицом к холодному пластику, включил свет. Внизу было что-то вроде комнаты.
Убедившись, что вход искать бесполезно, отошел к краю крыши и выстрелил из бластера. Огненный шар метнулся к центру площадки, с шипением нырнул в снег, поднял облако пара, и, на мгновенье задержавшись на поверхности, просочился внутрь постройки. И тотчас оттуда полыхнуло, но огонь быстро угомонился, растекся по кругу и погас под напором таящего снега. Крот посветил внутрь фонариком: луч упёрся в недалёкий пол. Соскочил, осмотрелся: короткий узкий коридор, заканчивающийся в обе стороны тупиками, в каждом - дверь. Обе - закрыты. Потолкал - не поддались. Дергать было не за что - на дверях не было ручек и вообще ничего, за что можно было бы зацепиться. С какой начать? Выбрал правую. Она была меньше - видно левая предназначалась для грузов. Впрочем, какая разница - и вторая никуда не денется. Снова потолкал - не шелохнулась, тогда ударил ногой, грамотно ударил, так вышибал на учениях шиты, имитирующие двери - не поддалась.
Присмотревшись, различил на уровне лица три маленьких отверстия - среднее чуть выше боковых. Ножом подцепил за одно из них, потянул дверь вправо, потом влево, и она вдруг легко отошла в сторону. Ларчик, оказывается, просто открывается. Ну и хорошо, что не пришлось подпаливать. Аккуратно заглянул в открывшийся проход - увидел за ним широкий темный коридор. На другой стороне двери рассмотрел три таких же маленьких отверстия. Оставив дверь приоткрытой, прошёл коридор, свернул в боковой проход и здесь выключил фонарь. В нём больше не было надобности: от стены сочился сумрачный матовый свет. Наверное, и в том коридорчике можно было обойтись без подсветки, если бы не горы снега на крыше. Внутри было значительно теплей, чем снаружи, и уже не так пахло жжёным, как в первом коридоре. Крот вернулся и закрыл дверь - нечего выстуживать помещение.
Коридор оказался круговым - он шёл вдоль внешней стены. В двух местах имелись выходы на лестничные марши. Крот спустился по одной из лестниц на следующий уровень: такой же коридор, как и вверху, только с дверями на внутренней стене. Задерживаться не стал, а дошёл до самого низу.
Башня оказалась трёхэтажной, но лестница на первом этаже не заканчивалась, а уходила ещё глубже - в темноту. Видимо, в подвальное помещение. Крот проверил показатели: температура плюс пять по Цельсию, атмосферное давление семьсот сорок, содержание кислорода двадцать пять процентов. Вот почему дышится так легко, несмотря на то, что воздух загрязнён. В подвал идти пока не стоило - надо было осмотреться вверху. Несколько секунд стоял, прислушиваясь: здание равнодушно молчало. Именно равнодушно. Крот хорошо чувствовал тишину. И хотя не мог бы объяснить, чем отличается равнодушная тишина от затаенной или напряженной, легко различал их. Это было тоже приобретенное свойство, может быть, результат психоатак, а может быть, свойство опыта: всё-таки пришлось в неё, затаённую, очень часто вслушиваться.
Начал с первого этажа. Толкнул выходящую на лестницу дверь. В нос шибанул тяжелый, сладковатый запах. Трупный запах не спутаешь ни с каким другим. Помещение было круглым, большим - занимало всё пространство этажа. Какие-то шкафы, странного вида устройства, которые он определил для себя как "оборудование". Разбираться в его назначении не было смысла. Панели, разноцветно окрашенные рычажки, трубы, трубки, трубочки, расходящиеся в разные стороны и собирающиеся вместе, прежде, чем скрыться в массиве потолка. Крот прошёл через зал, разгоняя лучом скопления теней, собирающиеся в проходах. И наконец нашёл. Сначала он увидел огромные голые ступни, а потом и всего бэра, лежавшего на спине широко раскинув лапы. Осветил тело - ранений не обнаружил. Если судить по запаху, бэр здесь давно. Крот быстро вышел вон, закрыв за собой дверь.
В подвале, куда он спустился сразу же после этого, было ещё теплей - восемь градусов. Длинным прямым коридором дошёл до тупика, где и увидел в потолке маленькое квадратное матово отсвечивающее отверстие. Вентиляция? Похоже. Здесь и надо будет размещаться. Он ещё раз прошёл по коридору, поддевая ножом отверстия в дверях и заглядывая в помещения. Открывались далеко не все.
А те, что поддавались, отъезжали тяжело, словно нехотя. За ними размещались небольшие комнаты со стеллажами, на которых - где аккуратно сложенное, а где и навалом - располагалось разное всякое: металлические и пластиковые полосы, обрезки цилиндров различного диаметра, какие-то приборы, устройства, в виде коробов с выступающими контактами, мотки жгутов, а может быть, и проводов, стопки серебристой материи, и всякая мелочь, не имеющая названия. Крот вошёл в ближайшую к тупику каморку, освободил один из нижних стеллажей в правом ближнем углу от входа, набросал на него мягкой рухляди. Осмотрел дверь и поняв, что заблокировать её не удастся, бросил возле неё два листа металла, проверил, достаточно ли громко они звенят, если на них наступить, затем поставил несколько высоких, небольших в диаметре, а потому неустойчивых, труб. После этого закопался в рухляди и мгновенно уснул.
Глава шестая
Толян, казалось, нисколько не удивился появлению Антуана, и обрадовался так, словно с нетерпением ждал встречи. Долго тряс его руку, не задавал никаких вопросов, будто движение "туда-сюда" было делом обычным. Спросил только:
- А Сашок где?
Анутан расхохотался, подхватил его и пару раз повернувшись вокруг оси, поставил на место.
- Нету пока Сашка. Я за него.
- Да ты весь мокрый, чёрт, и меня замочил, - шутливо рассердился Толян, отряхиваясь.
Антуан опять расхохотался. Это проявляла себя пришедшая на смену перенапряжению эйфория.
- Ты хоть знаешь, что такое по-русски "замочил"?
Толян отмахнулся, мол, знаю - и велел раздеваться.
- Давай, сюда вешай свою эту... - и не закончил фразу, не зная, как назвать плавательный костюм.
В углу у него попыхивала жаром буржуйка, искусно изготовленная из серебристого металла. От неё к отверстию в стене шла длинная, такая же, как и печка, блестящая труба, на которой была развешана невзрачная одежонка - пожёванная, сморщенная: явно после стирки. Потом присмотрелся к Полю, стоявшему возле двери и уже разворачивающий тюк, чтобы достать для Антуана одежду.
- Это не мой... Твой что ли балбес?
- Ты ему в глаза так не скажи, - предостерёг Антуан.
- Так я уже сказал.
- Ну по-русски можно, русскому языку я его пока не обучил, а вот по-французски не советую.
Толян оценил шутку, хохотнул коротко, потом спросил с пониманием:
- Приручил, значит?
- Приручил.
- Ишь ты! Переодеться-то есть, или подобрать каких трухалей?
- Есть. Сейчас камердинер подаст. Видишь, достал уже?
- Ты глянь! - поразился Толян. - Он тебя и одевает?
- Нет, пока вынужден это делать сам. Вообще-то нам, графьям, самим не положено. Однако приходится терпеть неудобства. Но ты же никому не скажешь? Не опозоришь аристократа по старой дружбе?
- Да ладно тебе... Граф он, как же. Графья вон какие, - Толян изобразил лицом, какие, по его представлению бывают графья. - А ты простой парень. Свойский.
- Мебели, я вижу, у тебя прибавилось. - Осмотрелся Антуан. - Печка появилась, лавка.
- Какая тебе лавка? Табуретка это называется. Петька мой расстарался. Мастеровитый, чертяка. И по металлу может, и по дереву. Ну, по дереву я его сам учил, а анимеровский инструмент он у них в школе освоил. Его ж до звезды отбирали на какие-то курсы. Там у них материал-то достать можно кой-какой. Хваткий парень. Как я в молодости. - Сказал и взглянул не без гордости. То ли за сына, то ли за себя молодого.
- У тебя что сын есть?
- Пятнадцать лет парню. Ну если по земному считать. Он тут поблизости служит. Подбрасывает отцу иногда что-нибудь. Раз в неделю сюда продукты заносят, пойло для балбеса. Ну он и просится, чтобы носить. А старшим все равно кто понесёт, им даже выгода. Я Петьке рыбки дам, он с начальством поделится. Вот все и довольны. У меня рыбка хорошая. Завтра и тебе пожарю. А сегодня только мясо. Есть-то хочешь?
- Угощай, - согласился Антуан.
Толян принёс с холода и установил на плиту большой противень с жаренным мясом. На плите зашвыркало, по комнатушке пошёл приятный мясной дух. Толян вручил Антуану самодельную вилку, а сам взялся за еду руками.
- Постой, - остановил его Антуан. - Это не по-русски. Под такой закусон и не выпить?
- Так откуда? Нет у меня. Раньше гнал, а теперь не из чего. Звезда.
- У меня есть, целых пять звёзд.
Он, немного позирую, кликнул Поля и велел его подать контейнер со съестными припасами. Толян только головой покачал, наблюдая, как бэр расторопно справляется с поручением. А когда увидел извлеченную из недр флягу, весело заблестел глазами. Достал два металлических стакана, скорей всего, сделанных из обрезка трубы.
- За встречу? - спросил его Антуан.
- Первую, конечно, надо за встречу, - направил его мысль в нужную сторону Толян. - Ты закусывай, закусывай. - Захлопотал он. - Эх жалко лимона нет. Здесь у нас не Франция.
- Лимон под коньяк закусывать придумали русские. - Назидательно сказал Антуан. - Царь у вас такой был - Николай. Вот с него и пошло. И лимончики нарезанные под закуску и обсыпанные сахаром, или солью, это по вкусу, с тех пор их николашками называют.
- У нас было два царя Николая, - с гордостью, будто говорил о родственниках, блеснул в свою очередь эрудицией Толян. И уточнил, - так какой из них придумал?
- Кажется, второй, - припомнил Антуан.
- А чем же тогда закусывать-то надо?
- Ничем. Зачем перебивать вкус коньяка? Если только сигару выкурить. Ну мы сегодня будем пить по-русски.
- Правильно. Наполовину по-русски, а наполовину по-французски...
- Это как?
- Закусывать будем, но не сразу, а чуток потерпим.
Антуан засмеялся.
- Вкусно! - похвалил он, прожевав кусок мяса. - Это что?
- Мы называем курятиной. Такие зверьки типа кур, только без крыльев и зубастые, сволочи. А задние ноги длинные, куриные. Мы раньше, до звезды, на них охотились, а теперь их по лесу навалено кучами. Померзли ведь все. Но там не только такие, там разные. Есть и с собаку ростом, и с лошадь, и со слона, а есть такие, как гора. Но с теми возни много. А эти удобные - голову отрубил, лапы, распотрошил и на сковороду. Да и те никуда не денутся. Эти кончатся - за тех возьмёмся.
- Холодильник у вас тут вместительный, я смотрю.
- Да. Целый лес. Но если придёт тепло - всем нам крышка. Что протухнет - от того болезни, а что-то опять бегать начнёт. Только тогда не мы их, а они нас жрать станут.
- Скажи-ка мне, друг Толян, - осторожно перевёл Антуан беседу в деловое русло, - а где наш друг анимер, тот, что с гриппозной фамилией.
Толян хохотнул над сравнением и подвинул стаканы к фляге. Антуан разлил по второй.
- Они все с гриппозными. Будто кашель. Так нет его.
- Как нет? - удивился Антуан и, не удержавшись, пошутил мрачно, - съели что ли родственники?
- Зачем сразу съели? В холодильник положили. Давай выпьем, а то у тебя, может быть, потом настроение испортится, и ты угощать перестанешь.
- Что у них там произошло, я не знаю, - начал Толян, после того как выпил и посидел несколько минут по-французски, прислушиваясь к ощущениям, - только его другие анимеры на холод вынесли. Это у них лучше всякой тюрьмы. Они на холоде цепенеют, как наши ящерицы или змеи. Мы-то холод терпим, а если анимер зазевается: всё - трандык ему. Закоченеет, окостенеет. Пока его опять в тепло не внесут, будет, как деревянный. Правда, потом, в тепле-то, он опять оживёт, а человеку, какой припарок не ставь - баста!
- Нашего-то за что?
- Да кто ж их знает? Не по чину выступал вроде бы. Мелкий, а с гонором. Больших учить пытался. Ну и крёхнул, наверно, что-то им поперёк характера. В общем, порешали-порешали и порешили. Ну, не совсем, правда. Это у них теперь так - считай пожизненная. Могут, конечно, амнистировать. Только зачем? Да и хорошим поведением он в таком состоянии никак себе доверие не вернёт.
- Что значит мелкий? Наполеон тоже был невысокий - но великий...
- Наполеон ваш великий... Драпал из Москвы, только пятки сверкали.
- Ладно, драпал. Замёрз, согреться хотел на бегу. Расскажи лучше, что значит мелкий. Чин небольшой? - увёл разговор от политики Антуан. Он знал, что, когда дело касается национальной гордости, русских, в какую бы они эпоху ни жили, лучше не задевать.
- Ну, можно сказать, и чин. У них как? Они всю жизнь растут. И старшинство многое значит. А старшинство легко определить: кто крупней, тот и старше, а значит, главней. Но решают они всё сообща. Такого нет, чтобы кто-то сказал и по его было. А вот наш, мелкий, нарушал порядок, макли потихоньку строил. Ни с кем не советовался, всё сам. Они и не знали про его дела. С печки много ли увидишь? А он туда-сюда. С нами разговаривать не брезговал. С некоторыми даже дружбу водил.
- Где его держат?
- Этого я не знаю. Где-нибудь у себя бросили. Во внутреннем городе. Нам туда ходу нет.
- А кому есть?
- Там эйпы охраняют. Мы, русские, их балбесами называем. А по-вашему - бэры. Иногда, правда, мэнов заводят, что-нибудь сделать, что эйпы не умеют. Мой Петька часто ходил, но это когда добрый анимер был в силе. Он Петьку ради меня поддерживал.
- Понятно, Толян... - ответил Антуан задумчиво. - Мы об этом ещё поговорим. Я у тебя поживу немного, ты не против?
- Я-то не против. Только лучше бы к мэру нашему сходить, представиться. Тебе ведь не нужны неприятности?
- Нет, мне приятности нужны. Сходим. А ничего, если вдруг они догадаются, что ты мне помогаешь?
- Один хрен. Ну, выгонят - что они ещё могут? А если у тебя получится, ну не знаю, что ты там задумал, - он вдруг опустил глаза и проговорил с печалью в голосе, - может, ты меня на этот раз на Землю возьмёшь.
- Я буду иметь тебя ввиду, но ничего не обещаю. Я и сам туда-сюда не свободно прохожу.
- Ха, - хмыкнул Толян, - другому скажи. Только и шастаете, не успеваю дверь за вами закрывать.
- А вообще к тебе как, приглядываются, контролируют?
- Ну, как тебе сказать? Вода идёт хорошо. Они мной довольны. Я так думаю, что они и не знают, откуда вода берётся. Это же наш гриппозный, как ты его называешь, во всё вникал. Он и воду с Земли возить придумал. А эти получают водичку, как манну небесную.
- А тебя выпускают наружу?
- Да теперь ходи как хочешь. Сняли купол. Энергии много жрёт. Поставили пост. И я у них на довольствии. Из своего котла они мне выделяют.
- Может по третьей? - поинтересовался Антуан.
- Ты как не француз. Притормози.
- А ты, как не русский.
- У меня дед хохол! - засмеялся Толян. - Я Петьке эту фляжку отдам, он, может, изловчится на мультипликатор пробраться. И там он нам с тобой ведро этого коньяка накопирует. Только ты батарейку одну оставь. С энергией у нас туго, ты же знаешь.