Лёва Котик был мал, мил и пил страшно. Далеко не богатырский рост его - полтора Котика на одного средневыкормленного самца - за глаза называли "росточком" и обходили стороной. Старались не задеть, не нанести физического ущерба. Всё потому что маман его - ростовчанка, кореннее не бывает. А вот папА волею подслеповатой фортуны случился крайне северным оленеводом. Видимо, охотником он тоже был не из последних. Поскольку Настасья Тимофеевна Котик, заброшенная нелёгкой комсомольской судьбой в Заполярье, заглотила наживку, подставила рога под аркан и попалась гиперборею в силки. Кто знает, возможно, посодействовало вынужденное безрыбье. Или же сработал тот самый непреложный закон жизни, согласно которому, как считают кухонные мудрецы, гонады решают за носителей.
В любом случае, в качестве компенсации Лёва получил в наследство материнскую красоту. Русые вьющиеся волосы, широкие скулы, почти без намёка на "восточность" голубые глаза. А рост... что рост, не в нём счастье... Примерно так успокаивал он себя и, в конце концов, почти поверил.
Поверить-то поверил, но крепко пивал. Свить гнёздышко не вышло. На работе закрывали глаза. Знакомых-друзей не завёл. Никто не против - давай, гробься, человечек. И Лёва такой: "А почему бы и нет..."
На носу был Новый год и свежая ссадина. Ещё одна горела на щеке, и ей подвывали рёбра. Лёва сидел на выщербленной ступеньке в собственном полутёмном подъезде и не мог подняться. Злой. Разбитый. Трезвый.
Этажом ниже хлопнула входная дверь. По полу, раздолбанному танковыми гусеницами дамских шпилек, зашаркали неспешные шаги.
- Добрый вечерочек, - раздался рядом высокий неуловимо хрипловатый голос.
Лёва поднял глаза и в кромешном свете шести десятков свечей рассмотрел мужчину в благопристойном чёрном полупальто и такой же мягкой, удобной на вид шляпе.
- Позвольте, я пройду.
Высокий, плотный. Усы, бородка клинышком, прищуренный глаз. Сосед сверху... Оказывается, вот как выглядят соседи сверху, если на них смотреть не с балкона, продираясь взглядом сквозь клубы табачного дыма.
Котик попытался подвинуться, но в коленях что-то недобро хрустнуло, а грудь словно полоснули ржавой косой. И он бросил это пустое занятие, лишь виновато пожал плечами.
- Вы в порядке? - не отставал сосед.
Лёва грустно улыбнулся. Он искренне считал, что одного взгляда на него хватало, чтоб понять - какое там в порядке! Но нежданно-негаданное участие польстило и придало сил. Поэтому он пробормотал:
- Я в подъезд... а потом будто свет мигнул. Хрясь...искры. Никого же не трогал.
Должно быть, голос его прозвучал достаточно отчётливо и внятно. Во всяком случае, "усы, бородка, шляпа", моментально уяснив, что перед ним невинная жертва обстоятельств, сочувственно зацокал языком:
- Ай-я-яй, ай-я-яй! - и принялся сокрушаться: - Что поделаешь, молодой человек, сейчас это стало почти обязательным условием получения по морде - никого не трогать. Тех, кто трогают, обходят стороной. Дикие времена. И нравы подстать.
Он приподнял шляпу и представился:
- Имею честь, Валерьян Самуилыч Каретников.
Лёва буркнул что-то отдалённо похожее на своё имя. Каретников внимательно осмотрел Лёвины побои и спросил:
- Послушайте, вы идти-то можете? Живёте на третьем, я правильно помню?
Котик утвердительно кивнул на оба вопроса и снова попытался приподняться. На этот раз с большим успехом - тело его приняло вертикальное положение, но ежесекундно угрожало избавиться от навязанной позы.
- Давайте помогу, - предложил Валерьян Самуилович и подставил драповый локоть. - О, да вы - пушинка, так мы мигом домчим.
Лёва недовольно зыркнул на него, усмотрев в "пушинке" намёк на свой дефективный рост. Это не укрылось от соседа и вынужденного попутчика.
- Простите за бестактность, - улыбнулся он виновато. - Но... в нашем с вами случае это только хорошо. Вот были бы вы здоровенным увальнем - просидели бы здесь до утра. А так...
На это у Лёвы возражений не нашлось.
Каретников довёл его до обшарпанной двери и, выслушав сумбур благодарности, собрался было уходить. Но, наткнувшись на грустные собачьи глаза, остановился.
- Один живёте? - спросил он после недолгого колебания.
Котик уныло уронил голову на грудь.
- Да всё как-то...
Благодетель поднял взгляд в закопченный потолок и сказал, неизвестно к кому обращаясь:
- Один и в Новый год...да ещё и это всё... ай-я-яй, ай-я-яй...
Котик не успел сообразить, что происходит, а Каретников уже подхватил его под локоть и спросил:
- Вы ещё два пролёта осилите?
- Умыться? - предложил Валерьян Самуилыч, указав на противоположный конец коридора. Однако предложение не прозвучало вопросом - всё испортило помятое, в грязных потёках Лёвино лицо, вопиющее о вмешательстве воды и мыла.
В небогато оформленной ванной Котик привёл себя в относительный порядок. Даже прилизал непослушные волосы набок. Взглянув в зеркало, нашёл, что стал похож на не слишком ухоженного кокер-спаниэля.
Когда он, всё ещё обескураженный и растроганный неожиданным гостеприимством, вышел из ванной, Каретников кивнул ему на потёртый клетчатый диван с изогнутыми подлокотниками. А сам, покряхтывая, опустился в кресло, уменьшенную диванную копию. Лёва, безропотно повинуясь, сел и осмотрелся. Мебели - прожиточный минимум. Стены, оклеенные неброскими обоями, покрывала аляповатая мозаика из больших и не очень картин и фотографий. В основном портреты. И Котик понял - увильнуть от утомительной лекции на тему "Жизнь господина Каретникова в образах и лицах" ему не удастся. Однако хозяин и тут провёл его:
- Так чем занимаетесь, Лёва? - спросил он с натуральным любопытством в голосе. - Кем работаете?
Пришлось признаваться:
- Котроллёром... в автобусах.
- Так может, это ваши благодарные клиенты вас так? - хмыкнул Каретников, указав на Лёвино лицо.
- Не, - Котик мотнул головой и тут же пожалел, ощутив, казалось, каждый миллиметр оцарапанной щеки. - Там я при исполнении. Если что, водитель двери блокирует - и едет до ближайшего участка. А в полиции не шутят: за нападение на должностное лицо...
Валерьян Самуилыч поторопился спрятать улыбку в кулак.
- Вот как...
- Да, - уверенно сказал Лёва, но никакой уверенности не почувствовал. Про полицию он выдумал. По инструкции, конечно, полагалось, но вот станет ли водитель сходить с маршрута ради такой мелочи, как помятая Лёвина физиономия, оставалось загадкой... Поэтому он поспешил перевести разговор на другую тему:
- А вы? Не из той же полиции, часом?
- С чего вы взяли?
- Ну... - Котик опустил глаза в пол. - Мне же помогли.
Каретников удивлённо приподнял одну бровь и фыркнул:
- По-вашему, у нас сейчас только полиция людям помогать стала? Ай-я-яй, ай-я-яй...
Лёва не нашёлся, что ответить. Если уж начистоту, он искренне считал, что и полиция такими делами давно не занимается. Но озвучивать свои мысли не стал.
- В любом случае, вы не угадали, - сказал Валерьян Самуилыч и зачем-то взглянул на часы. - А Новый год, если изволите, мой почти профессиональный праздник.
- Так вы Дедом Морозом? - обрадовался Лёва, моментально представив Каретникова со снежной накладной бородой и бровями. - Актёр?
- Я в цирке работаю.
Новый год, профессиональный праздник, визжащие от радости дети...
- Клоуном?
Каретников весело закудахтал:
- Когда-то и ковёрным доводилось, да. А теперь вот годы не те. Растяжка, как у статуи, одышка...
Он сложил руки перед грудью и церемонно поклонился:
- Я, видите ли, иллюзионист.
- Это... - Лёва замешкался, стараясь в очередной раз не ударить в грязь лицом. - Это фокусы?
Каретников кивнул.
- А причём здесь Новый год? - окончательно растерялся Котик, и ему показалось, что все портреты на стене взглянули на него с укоризной и презрением. А какой-то написанный грубыми мазками длинноусый старичок ещё и покрутил пальцем у виска.
Однако Валерьян Самуилыч явно не разделял убеждения своей портретной галереи, поскольку терпеливо объяснил:
- Ну, во-первых, и то и другое - иллюзия чуда, согласны со мной?
Котик поспешил согласиться, чтоб остаться в глазах хозяина пусть и не прозорливым, но хотя бы вежливым простаком.
- Во-вторых, и Новый год, и мое ремесло существуют в основном для детишек, - продолжил Каретников, - и работают, только если веришь в них. Ведь фокус - он до тех пор чудо, пока не вспомнишь, что этого самого чуда не бывает. А вспомнил - и вуаля! - обычная ловкость рук. Так и Новый год - волшебство, пока не придёт в голову, что это всего лишь смена календаря.
Должно быть, он хотел сказать ещё что-то, но снова бросив взгляд на часы, возбуждённо всплеснул руками и подхватился на ноги:
- Ведь время же, Лёва! Время! Ай-я-яй, ай-я-яй!
Ударили куранты. Шампанское плеснулось в стекло и от возбуждения долгожданной близости покрылось белёсой бахромой пены.
Лёва скрипел вилкой по тарелке и отправлял непременный салат, порцию за порцией, в рот. Каждый раз подбитая губа давала о себе знать, но он старался не обращать внимания и с наслаждением набирал, поправлял хлебом, глотал.
Хозяин колдовал над пузырьками, с оптимизмом летящими к линии водораздела и массово там гибнущими. Пригубил чуть и, поставив фужер, спросил:
- А вы, молодой человек, желание не загадываете?
Странный он, этот иллюзионист-фокусник. Наивно привёл в свой дом первого встречного встречать Новый год. Теперь вот это. Желание не загадываете ли? Лет и лет, а всё б ему сказочки!
- Да чего его загадывать? - воспитанно прожевав, ответил Котик.
- Если верить, говорят, сбывается. Вам, что же, ничего от жизни уже не нужно?
Лёва положил вилку и пожал плечами:
- У меня вот почему-то не сбывается. Плохое, разве что...
- Ай-я-яй...
- Вот вам и "ай-я-яй", - Котик бережно дотронулся до раны на щеке. - Надо же, на Новый год и так отоварили! Мерзавцы...
- А мне кажется, - перебил его Каретников, - судьба всем хочет доставить приятное. И вам, и мне. И тому, кто вас, прошу прощения, так разукрасил. Вот только что ей делать, если вам ничего путного не желается? Она и сбывает... Ну, допустим, самое минимально злое и вредное. Из принципа наименьшего зла.
- Да ну...сказки это, - раздраженно выпалил Лёва. - Да и будешь о хорошем мечтать! Каждое утро по набитым автобусам трёшься. "Ваши билетики, да ваши билетики". Мне, правда, полегче с моим ростом. За него и держат, а то бы давно уже за ворота. А пассажиры ещё все такие: "У меня проездной, я предъявлял". Или билет сомнут в кулаке, а потом разбирай.
Каретников прицелился в Котика длинным холеным пальцем:
- Вот видите! А ведь они не виноваты. Вас, что же, злит, что они заплатили?
- Ну... у меня же работа... поймать зайца... - смутился Котик.
- И получается, вам лучше, чтоб они нарушили, так? Зла, стало быть, им желаете...просто по долгу службы? Не боитесь, что вернётся?
Лёва понял, что от пережитого и выпитого, он окончательно запутался в своих чувствах и желаниях. Поэтому махнул рукой с напускной весёлостью:
- Ай, что про это говорить... Вы лучше про фокусы расскажите. Ведь в сто раз интересней!
- Извольте, а что рассказать?
- Ну, секреты там всякие. Мне вот давно любопытно, как кролика из шляпы достают?
- О, это просто, - отмахнулся Валерьян Самуилыч. - Там двойное дно. Главное, как и у вас, - вовремя поймать зайца за уши.
Лёва невольно улыбнулся такой аналогии.
- А когда голова на столике без тела лежит? - спросил он уже с искренним интересом.
- Зеркала снизу под определённым углом.
- А когда женщину распиливают?
- Тоже зеркала и муляж ног.
Котик замолчал не мгновение, не решаясь продолжить, но потом всё-таки попросил:
- Слушайте, а вы можете показать что-нибудь простенькое, а?
Иллюзионист ненадолго задумался, а затем согласно кивнул:
- Можно и простенькое.
Он достал из высокого шкафа коробку, вытащил из неё лист бумаги и ручку.
- Вот, напишите на листке что-нибудь... - потребовал он серьёзным голосом и добавил с улыбкой: - А знаете, напишите на ней своё желание. Вдруг сбудется.
Котик покрутил лист в руках, размышляя, чего же он в самом деле хочет. Вспомнил про их недавний разговор о законопослушных "зайцах" и, не придумав ничего лучше, накарябал: "Чтоб билетики". Хотел закончить, но не рассчитал с размахом, и остаток фразы на лист не уместился.
- Написали? Теперь кладите на стол и накрывайте вон той прозрачной миской.
Лёва тщательно исполнил всё и сквозь мутное стекло стал разглядывать лист с кривыми буквами.
- Хорошо. Теперь ожидайте, - хохотнул Валерьян Самуилыч и пошутил: - Будем считать, что ваша телеграмма Деду Морозу отправлена.
С листом ничего странного не происходило, и Котик незаметно для себя отвлёкся. Вернулся к недоеденному салату, глотнул выдохшегося шампанского...
А когда снова взглянул на тарелку, глаза его выпрыгнули из орбит.
Бумаги не было! Для большей уверенности он поднял миску. Никаких следов!
- Вы просили простенькое. Это и есть самое простое - исчезающая бумага. Состав пропитки - за копейки в любой аптеке. А эффект сами видите.
- Да, уж, эффект, что надо... - признался было Лёва, но вдруг осёкся. Перед его глазами снова встал злополучный лист. А на нём корявая надпись.
Он сглотнул и несмело спросил:
- А что угодно можно написать?
- В принципе, да. Тут главное, чтоб с кожным жиром в реакцию не вступило. Он для неё катализатор. Пальцами потёр - двадцать минут и всё...
- Да, двадцать минут... - задумчиво повторил Котик и непонятно зачем спросил: - Так говорите, сбудется, если верить, да?
Два последующих дня Лёва Котик метался по городу, как весенний тигр по клетке. Покупал, подкупал, договаривался, арендовал. Печатал, пропитывал, подменял...
А на утро третьего дня с нетерпением ожидал прибытия первого предназначенного для проверки автобуса. И когда тот подъехал, обречённо распахнув перед Котиком дверь, Лёва с благодарностью прошептал:
- Спасибо тебе, Дедушка Мороз. В душе он ликовал, предвкушая, как сейчас растерянные утренние люди полезут в карманы и портмоне. Будут лихорадочно пытаться отыскать там недавно прокомпостированные бумажные прямоугольнички билетов. Но, благодаря выстраданному чуду Котика, так и не найдут. Секрет фирмы! Да, это будет его триумф!
Отчего-то вспомнился Валерьян Самуилыч со своей проповедью. Заколебавшись на мгновение, Лева про себя подумал: "Обещаю, в последний раз. Только о хорошем...о хорошем теперь..."
И уже отработанным командно-административным голосом прогремел на весь салон: