В тот поздний вечер, далеко за полночь, я подъехал к своему холостяцкому дому, готовясь, не долго раздумывая, нырнуть в мягкую постель на втором этаже.
Уже поставив " Land Rover" в гараж и закрывая ворота, я вдруг почувствовал за спиной чей-то взгляд, который словно скользнул по мне и вновь спрятался. Обернувшись, я различил в свете уличных фонарей одинокую фигуру человека.
-Эй!-позвал я. - какие-то трудности?
Человек сделал несколько шагов, вступил в полоску лунного света, и я узнал соседа - Степана.
- Привет,- смущенно отозвался он, здороваясь за руку. - Вот, курю,- и огонёк в его руке описал дугу.
--Тогда и я закурю, - сказал я, лишь несколько секунд спустя сообразив, что ему, может быть, не хочется чтобы - кто - то стоял рядом и дымил сигаретой -- ведь не зря же он прятался в тени забора? А ещё через минуту, во время которой мы не проронили ни слова, я догадался, отчего он стоит на улице и смотрит на дорогу, тревожную и пустынную, и почему так напряженно и неспокойно его лицо. Он, конечно же, дожидался свою жену, Диану. Помнится, я гулял у них на свадьбе года два тому назад в нашем поселковом ресторане "Парус", где выточенная, как фарфоровая статуэтка, с волосами цвета осенней листвы почему--то больше целовалась со свидетелем, чем с женихом, и несла сущую околесицу, вроде: "От шампанского у меня булькает кровь". Я ещё поспорил с другим своим соседом, Кузей, что, наверное, у неё в голове фарфор, а он доказывал, что в фарфоре обязательно должны быть пустоты, иначе голова может перевесить и она не сможет подняться с ложа любви. Никогда.
-- Никогда!-- говорил он.-- Так и будет на нём лежать. Вечно.
-- Может быть, ей это только и надо? -- спрашивал я.
Мой аргумент тогда перевесил в нашем споре, а потом мы поднимали бокалы за здоровье молодых, хотя рассудок сопротивлялся соединению столь далёких имен -- "Степан" и "Диана". Дальнейшее мы предвидели с Кузей ещё на свадьбе: двадцатилетнюю куколку и вдвое старшее её работящего мужика, хозяина частной строительной фирмы, который и в жизни, как на своей фирме, следит только за СНиПами, разнарядками и смотрит только на оконченный объект, не связывало в жизни ничего.
Сигарета моя потухла, и я торопливо попрощался, пожав вяло протянутую мне ладонь.
-- Ты её машину у "Паруса" или на дороге где не видел?-- спросил Степан на прощанье.
Я отрицательно замотал головой.
-- Подожду ещё, -- сказал Степан, словно посвящая меня в свой секрет, который, собственно говоря, уже не был секретом для всего посёлка.-- Наверное концерт затянулся...
Я издал какой--то звук, похожий на уверение в его полной правоте, и заспешил к своей двери.
Тяжелые пассажирские самолёты, словно гигантские археоптериксы, непрестанно мигая бортовыми огнями, один за другим зависали над Клязьминским водохранилищем, плавно заходя на посадку в Шереметьево.
"Всем хорош наш посёлок,-- подумалось мне, -- только вот самолёты досаждают. Того и гляди какой из них свалится тебе на голову".
Через двадцать минут я уже спал, побросав по дороге к кровати Степана, Диану, пикирующие самолеты и весь остальной мир.
Утром будильник и телефон зазвонили одновременно. Нащупав трубку, я услышал воркующий голос:
-- Вадим, олух ты этакий! Ты залил весь мой двор.
Спросонья я не мог понять, кто говорит и в чем дело, но на всякий случай свободной рукой похлопал вокруг себя -- не плаваю ли я в огромном озере?
Потом сознание моё стало проясняться, а воркующий голос обрёл реальные черты его хозяйки -- Наташи, живущей по соседству с правой стороны от моего дома. Из всех женщин, перебегавших мне в это время дорогу, я отдал бы ей бесспорное предпочтение. Она не была столь вызывающе красива, как, например, та же Диана, чья красота, в сущности, ничем не отличалась от уродства,-- и то и другое болезненно притягивает взгляд, но не согревает сердце. Наташа была миловидная тридцатилетняя женщина с копной рыжих волос, матовым цветом лица и всегда смеющимися, хитро прищуренными глазами, словно она знала о вас то, чего вы не подозревали о себе сами. В посёлке её звали -- Огонёк. Всему, чего она достигла, она была обязана только себе. Приехав в Москву вслед за мужем из Дагестана, она быстро отправила его в коммуналку дымящей трубами Капотни. У неё появился упакованный в импортное блондин на "Инфинити" и со свиноподобным бультерьером. И тот и другой вели себя мирно, но и они однажды, погрузившись в машину, исчезли в неизвестном направлении. Оставшись одна, Огонёк, сделала успешный бизнес в косметической отрасли, открыв три салона красоты в центре города. Мои взаимоотношения с ней застряли где--то на уровне лёгкого флирта, и я кружил на одном месте, как охотник, потерявший след. Мне кажется, она просто присматривалась ко мне, прикидывая и так и этак, на что я сгожусь и не выйдет ли из меня лишь подставка для её вазы с цветами.
-- Чем же я тебя залил, родная? -- спросил я.-- Неужели шампанским?
-- Немедленно выходи на крыльцо.
-- В пижаме?
-- Хоть голый, -- сказала она и повесила трубку.
Я встал, умылся и отправился на улицу. Посмотрев на дом Степана, я почему--то захотел увидеть красную спортивную машину Дианы и узнать -- дождался ли он свою жену?
Наташа открыла свою калитку и впустила в свой декоративный, благоухающий сад, подставив щеку для поцелуя. Её нельзя было упрекнуть в отсутствии вкуса: все предметы в её дворе, начиная от самых крупных и кончая сущей безделицей, словно по приказу умного командующего, занимали строго определённое место -- стоя, лёжа, повиснув, растянувшись на земле и тротуарной плитке; цветники гармонично переходили один в другой. Но всё это создавало ощущение своей собственной неопределенности, по крайней мере у меня. Своего садовника Наташа умела заставить работать правильно.
-- Ну, смотри,-- сказала она, ведя по участку. Около дома простиралась большая лужа, затопившая два цветника с орхидеями.
-- Помнится, у Гоголя тоже что--то про лужу было -- заметил я.
-- Брось болтать, лучше подумай, как цветы спасти, -- Наташа улыбнулась мне, но взгляд её как--то неуловимо ускользал и возвращался к самому важному сейчас -- воде на клумбах.
-- Только одно дополнение,-- сказал я, любуясь её прохладной женственностью, -- У меня на участке такая же картина. Даже хуже. Причём водопровода у меня нет. Значит, нас залили соседи справа, Петя и Катя.
Мы прошли мимо моего дома, где Наташа неодобрительно покосилась на некошеную траву под окнами, а потом на соседний участок. Справа от меня жила семейная пара; она работала Директором супермаркета, а он поставлял в магазин всякую снедь, купленную в хозяйствах Подмосковья или у перекупщиков. Очень удобно. Не надо тратиться на расходы по доставке груза на дом. На наши настойчивые звонки дверь наконец--то отворилась, и предстало заспанное лицо Петра.
-- Это мы, водопроводчики,-- сказал я.-- Пошли на огород.
Между грядок стояла Катя и лопатой отводила воду к бассейну посреди участка.
-- Краник, зараза, сломался,-- сообщила она. -- Всю ночь текло. Тебя Наташа тоже залило?
Наташа брезгливо отступила на тропинку и оттуда произнесла:
-- Не только меня. Наверное, и поэта с шестого участка.
-- Ну, он до обеда дрыхнет, -- отфыркивалась Катя. -- А проснётся, так не заметит.
-- Если только он не берёт вдохновение для стихов в природе,-- сказал я. Мы втроем стояли на тропинке и внимательно следили за ловкими манипуляциями с лопатой, а я ещё ощущал тёплое дыхание Наташи у своего плеча, и если бы она вдруг решила положить на него свою головку, то мы сошли бы за влюблённую пару, наблюдающую восход солнца. Скоро на тропинке стало ещё теснее, потому что из дома вышел отец Кати с костылём и парой кошек и присоединился к нашей компании.
-- Зачем я держу этот проклятущий огород, когда в моем магазине полно заморских овощей? -- ворчала Катя, ловко орудуя лопатой. -- А всё гены крестьянские, будь они неладны!
А Петя простодушно пояснил:
-- Мы вчера сильно поддали в Парусе, вернулись домой, ну и забыли кран закрыть. Я участок каждый вечер поливаю. Яблоням и грушам влага нужна.
Под белой футболкой у него вздымалась гора мышц. Такой же мощной выглядела и его жена, словно свалившись под собственной тяжестью с одной из картин Рубенса. Старик зачем--то ткнул одну из кошек костылём, как бы обвиняя её в случившемся поселковом потопе, и ушел в дом. Потом, когда Катя покончила с лужами, мы стали обсуждать подробности и условия ремонта. Неожиданное освещение вопроса предложил Пётр, я бы даже назвал это выдающейся дипломатической увёрткой.
-- Вадима мы залили, согласен,-- сказал он, доставая из кармана бутылку водки и мятые пластиковые стаканы. -- Восстановлю в прежнем виде. Но ведь вода к Наташе попала уже не наша, а вадимовская. Фактически. Тут я готов нести лишь половину расходов.
Я посмотрел на него с невольным уважением.
-- А поэта разделим на троих?
Мы заспорили, а потом сошлись на том, что де--факто я косвенный виновник залива Наташи, поскольку не препятствовал водопрохождению через свою территорию, но де--юре я сам жертва, застигнутая врасплох, поэтому наводить порядок будет Пётр, а я буду на подхвате. Налив стаканы, мы скрепили соглашение. Но оставалось ещё определить степень убытка поэта, и мы втроём (Катя осталась на огороде) прошли к нему.
У каждого из нас были подаренные им книжки стихов, но не знаю, как другие, а я, честно говоря, ни одну не дочитал до конца -- просто потому, что не люблю современную поэзию. Она напоминает мне зажатую между торговками салом учительницу на рынке, продающую последнее золотое колечко. Поэт открыл ворота, выслушал, усмехнулся и повел нас на свою территорию -- на открытую веранду. За столом, на котором стояли два трёхлитровых бидона с пивом, сидели Степан и его красавица жена Диана, выглядевшие счастливо и безмятежно.
-- Участок сухой, -- констатировал Пётр.-- Значит, будем пить пиво.
Он пододвинул себе стул, налил кружку и, пока пил, глаза его изучали двор, словно на нём вот--вот должно было появиться озеро Титикака.
-- Я, пожалуй, пойду, -- произнесла Наташа.-- Пиво не для меня.
-- А я тебя не отпущу, муза моя,-- поэт подхватил её под локоть и прижал к себе. -- Я по тебе соскучился, Эвтерпа.
Он усадил её, слабо сопротивляющуюся, на стул и принес из бара бутылку "Метаксы Приват" и две рюмки.
Наполнив их, он протянул одну Наташе, другую -- Диане.
-- Напиток богов,-- обронил он, глядя Наташе в глаза, чуть ли не гипнотизируя её. -- Мужики перебьются.
-- Правильно, -- согласился Пётр.-- Мы сами в Парус сейчас сбегаем. Верно, Степан?
-- Ноги есть, -- кивнул Степан, посмотрев на Диану; та ответила таким профессионально влюблённым взглядом, что я поперхнулся пивом и закашлялся. Конечно, в сравнении с Наташей она выглядела эффектней, красочней, как если бы рядом поставили две картины, два портрета, и оба собрали бы по толпе поклонников, но к одному стремились бы увлеченные яркостью красок, подобные ночной мошкаре, летящей на свет, а к другой -- застигнутые врасплох и остановленные плавной мелодией линий, начинающихся ниоткуда и исчезающих в никуда. Глядя на Диану, я понял, почему не люблю слишком красивых женщин: все они мне напоминали девиц моего соседа через дорогу Кузи; имена их постоянно менялись -- Света, Люда, Маша, Оксана, и я не помню ни одну, которая "проработала" бы больше полугода; возможно, они выходили замуж и уезжали за границу или просто уезжали в какой--нибудь тайваньский бордель, имея к этому, бесспорно, все данные, но так же, как стирались в памяти их имена, стирались и лица -- блондинок, брюнеток, шатенок, потому что лица эти не несли на себе иной печати, кроме печати взявших их мужчин. Красивые женщины закомплексованы своим постоянным стремлением выглядеть ещё красивее, ещё желаннее, неизбежно теряя при этом право вручить любимому человеку свою красоту как дар, а не как залог его будущего рабства и унижения.
В ожидании ушедших гонцов я прислушивался к разговору за столом.
-- А ты сам, Владлен, почему не пьёшь?
-- Не могу,-- шутливо отвечал поэт.-- Я зверею. Начинаю убивать людей.
-- И многих укокошил?
-- Десять штук.
-- Ну, пусть я буду одиннадцатой,-- сказала Наташа, наливая ему в свою рюмку.
-- Мне бы хотелось, чтобы ты стала моей пятой женой.
-- А куда делись четыре?
-- Увы, в числе тех десяти несчастных,-- вздохнул поэт. Хоть не синяя, но чёрная бородка -- испанка у него действительно была. И жен было, насколько мне известно, действительно, четыре, которые разводились аккуратно после выхода очередного сборника стихов.
-- Он на вертолёте учится летать,-- тряхнула красивой головкой Диана. -- Стёпа его учит.
-- Правда? У тебя есть вертолёт?
Может быть, мне показалось, но голос Огонька потеплел на пару градусов, а лучистые жёлтые глаза блеснули радужными искорками. Владлен пренебрежительно махнул рукой.
-- Стоит в боксе, у приятеля, два года. Чего стоит? Дай, думаю, научусь. Буду вас над Клязьминским водохранилищем катать, когда напьетесь.
-- Почему, когда напьемся?
-- Трезвые побоитесь сесть.
-- Большой вертолёт? Какой марки? -- спросила Наташа.
-- Американский -- "Робинсон".
-- Сейчас он стоит...-- задумчиво произнесла Наташа, размышляя о чём--то своём и покусывая губки. Я смотрел на её откровенную меркантильность с восторгом и умилением. Наконец она опомнилась и мило улыбнулась. -- Мне пора, -- сказала Наташа.-- Желаю вам приятно провести время.
-- Заходит солнце русской метафоры, покинутое последним его лучом,-- с огорчением произнёс поэт, провожая её до калитки.
-- Луч ещё вернётся,-- донёсся с улицы голос Наташи.
Диана и я посмотрели друг на друга и отвернулись.
-- Подумаешь! -- капризно сказала она. -- У одного моего приятеля есть собственный истребитель.
-- Не с ним ли ты летала вчера допозна?
-- А тебе какое дело? -- с вызовом спросила Диана.
-- Да никакого, -- согласился я. -- летай хоть на бомбардировщике.
Диана успокоилась, сбросила пар и доверительно посмотрела на меня.
-- Я, Вадимушка, сама не знаю, что со мной. Скучно... Хочется чего--то,-- она зажмурила глаза и развела руками, выгнув спину.-- Чего--то...-- потом открыла один карий глаз и добавила: -- Несуразного.
-- В таких случаях обычно говорят: тебе надо рожать, милая.
-- Это кому здесь надо рожать? -- громогласно спросил поэт, возвращаясь на веранду.
-- Итак, у меня появился конкурент, -- многозначительно объяснил я.
Владлен с удивлением посмотрел сначала на меня, потом на то место, где недавно сидела Наташа.
-- О! Я не знал, что ты за ней в некотором роде, так сказать, ухаживаешь. Я бы, право, не стал...
-- Да ничего, ничего, -- успокоил его я. -- Можно поухаживать вместе. Тем более, она живёт между нами. Я буду ухаживать за ней слева, ты -- справа. То--то у неё радости прибавится.
-- Смотрите не обожгитесь,-- предупредила Диана, и в это время вернулись из Паруса наши скороходы. Степан и Пётр выставили на стол три бутылки французского коньяка "Шабасс" и продолжили спор, который вели по дороге,-- о каких--то дренажных трубах диаметром двадцать сантиметров, чья проходимость "...ну ни в какое сравнение...".
Только сейчас я заметил, что они похожи -- как братья: оба светловолосые, мощные, с обветренными до красноты лицами. Кто знает, какой водораздел, начавшийся с ночного потопа, ляжет вскоре между ними?
Полчаса спустя они всё ещё рассуждали о системе дренажного покрытия, хозяин откровенно зевал, а я очнулся от того, что Диана толкает меня в бок и что--то говорит.
-- Что?
--Да будет она твоя, будет, -- говорила Диана, посмеиваясь.
-- Кто?
-- Да, Наташка, кто...
-- С чего ты взяла, что мне это вообще нужно?
Я ещё раз взглянул на участок Владлена, убедившись в его незатопленности, и. попрощавшись, отправился к себе.
2. Наш элитный посёлок
Когда президент России облетал ближнее Подмосковье, сидевший с ним в вертолёте другой президент -- Белоруссии, удивлялся:
-- Натыкали дворцов в Подмосковье. Смотри, все леса вырубили и все поля застроили. Где же вы пшеницу и бульбу выращиваете тогда?
Российский президент только ухмылялся: растет, мол, благосостояние граждан, а бульбу, возникнет надобность, привезем из Голландии, был бы бюджет наполнен. Действительно, в последнее десятилетие резко возрос спрос на земельные участки в Подмосковье. Это связано с тем, что многие москвичи предпочитают дышать чистым воздухом и спать в тишине. Постоянные стрессы мегаполиса многим оказались не по плечу, зато земельные участки и коттеджи некоторым из них оказались вполне по карману и последние не жалеют никаких денег, окружая себя комфортом, уютом и покоем в ближайшем Подмосковье.Но в то же время наметилась пугающая тенденция:Москве удалось хоть немного обуздать застройщиков и ввести ограничения на места для новых стройплощадок, то на подмосковном рынке недвижимости впору вводить новое понятие стиля -- а--ля шанхай. В ближайшие годы он отодвинет далеко на задний план и классику, и модерн, и то, что называют современным стилем. Массово закупленные участки без подряда в следующие годы станут массовой стихийной застройкой в чистом поле. Широколобые девелоперы, начиная с недавнего времени перешли в сегмент продажи участков без подряда. И не прогадали. Как оказалось -- участки без подряда -- беспроигрышный продукт. Проект, начатый на "злобу дня", принес неожиданно колоссальную доходность. Это привело к настоящему буму на рынке загородного строительства. На купленных многочисленных участках без подряда началось строительство дачных поселков -- без общего архитектурного стиля, зачастую без инфраструктуры. А столица всё ширится и ширится и уже через десять лет Москва в рамках МКАД будет многоэтажная, а в рамках ЦКАД в основном малоэтажная, с кластерами массовой застройки в подмосковных городах. Процесс переселения из города в пригород стремительно набирает обороты -- средний класс меняет квартиры в "резиновой" Москве на домики в пригороде. Все чаще более -- менее состоятельные люди говорят о готовности приобрести дом или участок, расположенный в зоне от 30 до 50 км от МКАД. Преимуществом пользуются такие шоссе как Симферопольское, Дмитровского, Ярославское, Новорязанское, где много проектов эконом--класса. Там есть свободные территории, а трассы относительно проходимы. Впрочем, подмосковному правительству сейчас не до архитектуры. Однако потом, когда область придет в себя после кризиса, повлиять на разношерстных домовладельцев будет уже невозможно.
Посёлок "Троицкое", упирающийся головой в каменный парапет Клязьминского водохранилища, а ногами -- в десятый километр Дмитровского шоссе, ничем в этом ряду не выделялся. Разномастные аляповатые особняки выросли как грибы после дождя там, где им вздумается, и здорово портили картину окружающей среды. В нашем элитном посёлке взгляд радовали только чистенькие короткие улочки, вымощенные брусчаткой, ресторан "Парус" на берегу водохранилища (на крыше ресторана был установлен шикарный парус из белого пластика с розовой подсветкой) и парашютная вышка, с которой бывший десантник Степан, в свободное время учил нас прыгать без страха. Вышка была устроена так, что с неё можно сигать на воду (для экстремалов) и на зелёную английскую лужайку.
Так же у нас имелся яхт--клуб с гостевым причалом и мариной на пятьдесят мест. Когда кому--нибудь из нас надоедало по сплошным пробкам добираться до Москвы, он брал яхту и отправлялся в столицу по старинке, как это делали наши далёкие предки, когда кругом росли непроходимые леса, а дорог вовсе не было, то есть -- водным путём.
Самыми знаменитыми дачниками среди поселкового разношерстного люда здесь считались два человека, и они жили через пару улиц от меня. Владимир Вольфович Жириновский приезжал в свой загородный дом не часто, -- не больше двух трех раз в месяц, но каждый его приезд становился событием. Случалось, разумеется, с согласия охраны, я пристраивал свой " Land Rover" в хвост депутатского кортежа и, когда это бывало необходимо, добирался без каких--либо пробок до центра столицы, сопровождаемый сиренами и мигалками спецмашин лидера ЛДПР.
Рядом с дачей Жириновского стоял особняк Николая Расторгуева. Николай оказался простым парнем и часто захаживал в Парус выпит рюмку--другую коньяка. Я часто подсаживался к его столику и мы, что называется "тёрли за жизнь".
-- Коля, -- подначивал я его. -- Вот ты своими песнями восхваляешь природу. Мол, не рубите дерева, мужики, не губите ради гнёздышка грача, а сам на участке все деревья вырубил. Как это понимать?
-- Понимаешь, старик,-- задумчиво произносил Расторгуев, отхлёбывая коньяк, -- Во--первых это было давно; во--вторых не надо быть наивным как французская кокотка. Не я, так другой вырубит. Вспомни леса Англии, которые истребили в погоне за прибылью. У нас через двадцать лет то же самое будет.
Вот держи на память мой последний диск. И он протягивал мне подарок.
После операции Расторгуев перестал появляться в Парусе. Пить ему стало нельзя, и он пару раз заходил ко мне домой, когда прихватывало сердце. Дело в том, что несколько лет назад с помощью Степана я построил современный кардиологический центр в пяти километрах от нашего посёлка . Лечил там от сердечных недугов российских нуворишей и западных бизнесменов. Мой кардиологический санаторий пользовался повышенным спросом.
Кроме этих двух знаменитостей из известных людей в посёлке жила парочка федеральных министров, три депутата от Москвы и один чемпион страны по кёрлингу, которого мы, так же, как и Жириновского, видели в посёлке очень редко.
Но не только этими знаменитостями, простите за тавтологию, было знаменито наше элитное поселение. У всякой вещи, как известно, есть лицевая и оборотная сторона. Правда, неизвестно ещё, какая лучше, а главное чище? Может, они обе хороши, ибо одна без другой просто--напросто не смогут существовать. Поэтому самыми авторитетными среди местного тёмного люда слыли три личности, и все они жили на моей улице. Монголоидный Саян из дома наискосок, по прозвищу Бурят, недавно освободившийся Коля Гайдай и мой сосед через дорогу Кузя. Пока Гайдай и Кузя сидели в лагерях, молодой, необычайно жестокий Бурят, не раздумывая пускавший в ход кулаки, голову, ноги, утвердил с помощью сломанных носов и рёбер своё превосходство в Парусе, в посёлке и близлежащих населённых пунктах. Но стоило выйти на свободу сначала Кузе, а затем Гайдаю, как авторитет Бурята стал стремительно падать -- он не мог с ними конкурировать ни по опыту, ни по связям, ни по размаху. Эти два человека -- Гайдай и Кузя -- казались полной противоположностью друг другу.
Высокий, стройный, светловолосый Николай Гайдай, состоявший из груды мускулов и ни одного лишнего грамма сала, напоминал главного героя приключенческого фильма о Крокодиле Денди и никого не подпускал к себе ближе положенного расстояния. Он был молчалив, по--военному подтянут, чисто выбрит, аккуратно, со вкусом одет, и, где бы ни появлялся, в любой компании взоры и внимание всех -- и мужчин, и женщин -- переключались на него, даже если он снисходительно покуривал сигарету. Словно удав среди бандерлогов, он гипнотизировал одним своим присутствием, не позволяя расслабляться, пьянеть или дуреть. Гайдая, в угоду прозападным политикам, посадили сразу же после второй чеченской войны, на которой он прославился тем, что уничтожил со своей спецгруппой ГРУ, специализировавшейся на ликвидации чеченских полевых командиров, бандита по кличке Музыкант. Убить или пленить этого головореза считалось делом чести каждого российского военнослужащего на Кавказе. До войны Музыкант добросовестно трудился завклубом в большом чеченском селе Кура -- Мартан, но потом, во время дудаевского мятежа, ушёл в горы, сменив кларнет и гитару на автомат Калашникова. Вскоре его заметил Хаттаб и произвёл в полевые командиры. Группа под руководством Гайдая застала Музыканта врасплох в дальнем горном кишлаке. Музыкант с телохранителями долго отстреливался. Особое беспокойство у группы Гайдая вызывал снайпер, положивший двух его ребят и не дававший перебегать через широкий двор к кошаре, в которой засели бандиты. Когда же удалось забросать её гранатами, то среди трупов, перепачканных навозом с головы до ног, Музыканта не оказалось. Зато спецназовцы захватили в плен снайпера. На допросе Гайдай немного перестарался и придушил снайпера, которым оказалась русская девушка, гражданская жена Музыканта. Как назло в это же время, так называемые "правозащитники", разъезжающие на деньги западных спецслужб по чеченским сёлам, услышали и раздули эту историю, по сути, ничем не отличающуюся от сотен других. Гайдая арестовали и посадили на пять лет за воинское преступление. Музыканта ребята Гайдая нашли через час после спецоперации недалеко от кошары, он был мертв. Музыкант скончался от потери крови.
В сравнении с Колей Гайдаем второй мой сосед, Кузя, казался горой сала с продавленными пальцем дырками для глаз -- грузный, с проплешинами, гнилыми зубами, в бесформенной, неряшливой одежде и красноречивый как греческий оратор: ему было, как и мне, около сорока лет, и десять из них он провёл за решеткой. Первый раз сел за торговлю наркотиками; второй -- за махинации с недвижимостью: с подельниками продавал денежным лохам несуществующие земельные участки и дачи на Рублёвке. Теперь, выйдя на свободу, он нашёл более спокойное и почти узаконенное предприятие. Поскольку родители его круглый год жили за границей, он открыл в своем трехэтажном загородном доме ночной бордель, постоянно держа на телефонной связи десять--двадцать девушек -- на любой вкус. Его услугами пользовались кавказцы, арабы, негры и даже японцы, а Люси, Милы, Насти втягивали в своё ремесло подруг, пополняя живой товар Кузи. Своего дома ему уже недоставало, и он частично снимал два этажа соседнего дома, принадлежащего одному из московских депутатов. Поэтому по ночам, когда девчонки приступали к работе, постоянно урчали машины, хлопали ворота и по улице разносилось цоканье каблуков. Иногда, чем--то недовольные или обманувшиеся в своих ожиданиях, клиенты устраивали среди ночи скандал, мешая русские и иностранные слова, подкрепляемые женским визгом, и под этот гвалт меня всегда посещал спокойный, крепкий сон. Однажды я полюбопытствовал, сколько стоят его девушки. Кузя коротко ответил:
--
Много. Тебе не купить.
Несколько раз он настойчиво выманивал ключи от дома когда я уезжал на несколько дней, обещая чистоту и порядок, а также полный холодильник продуктов и вина. Но всякий раз я отказывал. Я люблю возвращаться туда, где меня ждут хотя бы мои вещи, не оскверненные прикосновением чужих рук.
...Приближалась осень. Однажды днём я зашёл в Парус за сигаретами. В зале за столом разместились Пётр с Катей, Гайдай, Бурят, Кузя и местный дурачок по прозвищу Пирожок, живший в небольшом флигеле у Коли Гайдая и исполнявший обязанности садовника. Я слышал, что когда--то он был в авторитете, считался в воровской среде отменным карманником и за какой--то проступок, считавшийся в уголовной среде недопустимым, был избит до полусмерти сокамерниками, в результате чего повредился в уме. Гайдай развалился в кресле, вытянув ноги в проход, покуривая и сплёвывая на ковёр крошки табака, и снисходительно слушал Бурята. Пирожок при виде меня вскочил и закричал, юродствуя:
-- Катастрофа. Земля налетит на небесную ось. Катастрофа!
-- Заткнись, -- злобно оборвал его Бурят. Официантка Соня лениво пошла за стойку и принесла для меня стакан, тарелку и столовые приборы. Бурят скосил в мою сторону свои монгольские глаза и продолжал: -- Батыра по--глупому взяли. Когда мы этих узбеков стали крутить, они ему порошок передали, а я полез в сумку. За деньгами. Говорю: под столом отдам, нагнись, -- Бурят отрывисто ронял слова и смотрел на Гайдая, словно отчитывался перед ним. -- Тот нагнулся, а я из сумки достаю вот это и показываю, -- он сунул руку в карман куртки и вынул воронёный пистолет, направив дуло в мою сторону и прицелился.
-- Да это газовая пукалка,-- усмехнулся Кузя. -- Я тебе таких ящик достану. -- Он полулежал на диване в позе турецкого паши, не хватало лишь кальяна и фески с кисточкой. Впрочем, кальян стоял в углу ресторана, но его сегодня никто не заказывал.
--
Видели бы вы его лицо, -- продолжал свой рассказ Бурят.
- А нам твоего достаточно, -- вставил вдруг Пирожок. Бурят повернулся к Гайдаю:
--
Зачем ты привёл с собой этого дурачка?
Гайдай выпустил кольцо дыма и с интересом посмотрел на него, словно только сейчас обнаружил его в этом зале.
--
Ну а дальше что было? -- вместо ответа спросил он.
- А дальше они столы опрокинули. На Батыра. И пока он барахтался, я рванул.
-- Ловкий ты,-- снова усмехнулся Кузя. -- Как ящерица, которой на хвост наступили.
--Да ладно тебе. Будто не знаешь, как это бывает.
-- Нет, правда, что--то ты часто от полиции ускользаешь. А других хватают. Странно.
-- Что ты имеешь ввиду? -- спросил Бурят, выпрямляясь на стуле. Мне показалось, что приближается кульминация спектакля, к началу которого я опоздал. Это почувствовали и другие: хождение немногочисленных посетителей ресторана замедлилось, а Пётр с Катей засобирались домой. И тут снова вмешался Пирожок.
-- А он сам, небось, из полиции...Верно, корешок?
Наступила пауза, во время которой Бурят подошел к Пирожку, который с безмятежным видом ковырял спичкой в зубах. Потом коротким, резким ударом, без замаха в лицо, сбил юродивого на пол. Пирожок завыл на одной протяжной ноте.
-- С ума сошел,-- крикнула Катя. Она готова была броситься на Бурята, но Пётр усадил её на место. Гайдай потянулся всем телом, хрустнув суставами. -- Нехорошо сирых и убогих обижать, -- сказал он. -- Боженька не велит. Пойдём--ка, Саянчик.
Он встал, взял Бурята за замок на молнии куртки и потянул за собой.
-- Куда? -- запротестовал тот, тем не менее послушно идя за Гайдаем.
-- Побеседуем.
Хлопнула входная дверь, и у нас наступило какое--то неловкое молчание, нарушаемое лишь приглушенным подвыванием Пирожка. Я взял его за плечи и усадил за стол. У меня почему--то дрожали руки -- так бывает всегда, когда я вижу какое--либо насилие. -- Налейте, что ли...-- произнёс Кузя; он так и не менял своей полулежачей позы всё это время. Потом добавил, непонятно кого имея ввиду: -- Ему давно причиталось...
-- С вами, мужчины, не соскучишься, -- сказала Катя. Она налила стакан водки и протянула Пирожку, который уже копался вилкой в свой тарелке. -- Выпей, успокойся.
Толстые женщины бывают и добрым и жадными одновременно. Разворовывая свой магазин, обманывая одних, она помогала другим -- родственникам в деревне, соседям, просто нищим на улицах, напоминая богатую купчиху, замаливающую грехи и держащую при себе мужа--приказчика.
В зал заглянули две размалёванные девицы и поманили пальчиками Кузю.
-- Скоро на работу, -- как кот облизнулся Кузя. -- А мне тут на днях чечены звонят и говорят: собирай всех девушек и выстраивай по росту -- будем выбирать, иначе дом подожжём. Я их, конечно, послал. На хрена мне такая свадьба?
--А куда его Коля повёл? -- кивнул Пётр на дверь. Кузя посмотрел в ту же сторону и задумчиво ответил:
-- Не хотел бы я сейчас быть на месте Бурята. -- Слушай, сдай мне на три дня свой дом? Всё равно целыми сутками пропадаешь в своём санатории, -- это уже относилось ко мне.
-- А самому поселиться в одной из палат? Не хреновая ли будет свадьба, как ты любишь говорить?
--
Скорее бы ты уже переехал.
Тех двух этажей, которые он снимал у депутата ему уже не хватало; предприятие Кузи требовало расширения и я понял, что покупателя на мой дом искать не надо, Кузя купит его за любые деньги.
Глядя на повеселевшего Пирожка, который в своей жизни шел пятками назад, превращаясь из взрослого человека в ребёнка, я вдруг подумал: почему в нашем посёлке так мало детей -- их почти нет, почему они так тихи и скованны, а вместо щебетанья и звонкого смеха натыкаешься на угрюмые, настороженные взгляды? Неужели и на их души давит атмосфера всеобщей обреченности, какой--то поразившей российский народ глухоты и тоски, словно все мы плаваем в огромном аквариуме, набрасываясь лишь на корм. Может быть у нас нет и не может быть будущего?
Прощаясь с Катей и Петром я спросил:
-- Вы ведь, кажется, семнадцать лет вместе, а детей нет. Почему?
Пётр равнодушно пожал плечами, а ответ Кати был поразителен своей краткостью:
--
Зачем?
3. Два кавалера и дама
Раньше по утрам я бегал с нашим прославленным чемпионом по кёрлингу вдоль водохранилища, где на лесной поляне была оборудована спортивная площадка с турниками, шведской стенкой, перекладинами. Это только кажется, что для занятий кёрлингом не нужна отменная физическая подготовка. Ничего подобного. Если ежедневно не поддерживать отличную физическую форму, заметных успехов в кёрлинге не достигнешь. Но теперь чемпион уехал по контракту в Голландию и выступал за какой--то профессиональный клуб, вкушая от пятисот разновидностей сыров и не думая, по моим прогнозам, возвращаться обратно -- в дым Отечества; а мне приходилось одному месить грязь по дороге к поляне, поскольку больше любителей бегать в нашем посёлке не было. Я бы и сам плюнул на это занятие, если бы не необходимость поддерживать форму, так как я -- председатель клуба любителей бега и на воротах моего кардиологического санатория красуется лозунг " Со здоровым сердцем убегаем от инфаркта". Положение обязывает.
Пробегая мимо парашютной вышки, я увидел на лужайке Степана и Владлена, собиравших розовые парашюты. Рядом стояла Диана, спрятав лицо в воротник красной спортивной куртки.
-- Привет победителям летних Олимпиад! -- крикнул Владлен. -- А я уже научился за кольцо дёргать.
-- Тогда я спокоен за твою жизнь. Чего вы в такую рань прыгаете? И зачем?
-- Срочно надо научиться обращаться с парашютом. После обеда вылетаем. А вдруг вертолёт начнёт падать и придётся прыгать?
Степан повернулся к Диане и строго произнёс:
-- Заедешь в магазин и сиди дома.
-- Хорошо, милый, -- отозвалась она, высунувшись из воротника; но мне в её голосе послышалось больше лукавства, чем покорности. Наверное, то же самое уловил и Стёпа, раздраженно закинув свёрнутый парашют за спину.
-- Милый, а когда ты меня научишь прыгать ? -- не дождавшись ответа Диана сунула личико в воротник и помахала рукой всем нам, расходящимся и разбегающимся в разные стороны.
Часа через три ко мне зашел расстроенный Степан.
-- Набегался? -- спросил он. -- А у меня Диана куда--то пропала. У нас билеты в театр -- через полтора часа начало.
- В магазинах длинные очереди, -- довольно хмуро отозвался я. Я как раз сидел и думал, сколько мне ещё времени, возглавлять кружок любителей бега и не пора ли каким--то образом возвращаться в более привычную среду.
-- Да нет, будет она стоять в очередях!-- отмахнулся Степан. -- Скорее всего она в Парусе. Слушай, ты бы сходил, посмотрел?
--
А сам?
--
Неудобно как--то. Подумают: ищу.
--
Но ты же ищешь, -- резонно заметил я. -- Что тут такого?
Степан виновато пожал печами, отвёл взгляд.
- Да и так болтают, будто я её ни на шаг не отпускаю. А я -- что? Я -- пожалуйста. Только чтобы ничего такого...ничего чтобы... -- он замялся, подыскивая слово, и, конечно, найдя его, но не решаясь выговорить -- не для меня, для себя.
- Ну, понятно, -- помог ему я. -- Ладно, схожу.
- Кстати, если ты что знаешь,-- скажи. По дружески. Может, я, дурак, ничего не понимаю? Может, и правда за ней что--то водится? -- Степан словно выдавливал из себя слова, стараясь не смотреть на меня. Я механически развёл руками.
- Откуда мне знать? Ты сам должен чувствовать.
- А я и чувствую, что всё в порядке. Она меня любит,-- оживился он. -- Ну, бывают маленькие шалости, вечеринки, капустники в их коллективе. Диана ведь молодая женщина, к тому же эстрадная певица. Хочется повеселиться, но -- ничего...
- На спектакль опоздаешь, -- оборвал я его. Откровенно говоря, не желал я слушать рассказы слепого о проносящейся по небу комете. Иванушка- дурачок, думал я, выходя из дома. Точно как в сказке оседлала его рыжая ведьмочка и будет ездить, пока не загонит до кровавого пота. Конечно, я знал... И Катя, и Кузя и поэт Владлен, да многие в посёлке знали: ещё когда Степан уезжал в командировки на строительство дальних объектов на два-три дня, по утрам из дверей его дома выскальзывали разнообразные молодые особи мужского пола. Чего греха таить - у меня было ещё одно весьма веское доказательство: как-то раз, в отсутствие Стёпы, Диана впорхнула в мой дом на весёлый звон бокалов из открытых окон и, когда я выпроводил гостей, осталась; и то, что должно было совершиться, свершилось. Но я никогда не был увлечен её и не принимал её всерьез.
Наоборот, после того случая старался даже избегать её, действительно испытывая вину перед Степаном, а она вскоре, должно быть, просто позабыла об этом, по её понятиям, милом пустячке... Как жаль, что хорошим мужикам достаются скверные жены. Однажды я посоветовал Степану как следует выпорот её розгами, смоченными в скипидаре, на что он ответил, что никогда у него не поднимется на неё рука. Но зато эта мощная рука могла подняться на коварного искусителя, и, представив его крепкую фигуру, я невольно поморщился; по крайней мере, в споре между ножом и дубиной я бы поставил на орудие народного мстителя.
В Парусе, в зале дым стоял коромыслом, закон о запрете курения в общественных местах потерялся где-то в коридорах Думы, а разнообразные бутылки уже катались по полу под некоторыми столами. За крайним столом у окна сидела Диана, на плече у неё лежала волосатая рука усатого кавказца, а за столом рядом - вездесущие Катя с Петром; успевающие побывать не только на всех пьянках, устраиваемых кем-либо в ресторане, но и на вечеринках во всех домах нашего посёлка. Между Петром и Катей сидел вездесущий пирожок, и нахально ухмылялся.
- Катастрофа! - как обычно заорал он, встречая так каждого вновь прибывшего, имея, очевидно, в виду новый повод выпить на халяву.
- Примешь, Вадим? - крикнул Пётр.
- Нет, я за красавицей пришел. У неё самолёт из Шереметьево через полчаса вылетает.
- Какой самолёт? - удивилась Диана, покачиваясь в такт музыке.
- Спецрейс. Посадка в театре.
- А-а-а...Боже мой, совсем забыла, - она скинула с плеча руку кавказца и поднялась. - А может, не ходить? - и снова села.
- Пошли, пошли, - сказал я, поднимая её с места.
- Не пойду, - капризно упиралась она, пока я вёл её к выходу.
- Похищение по-горски! - крикнул нам вдогонку усатый кавказец.
По дороге она ещё немного побрыкалась, но у моего дома повела себя смирно, а когда я сдавал её на руки Степану, забыв, правда, попросить расписку в получении, улыбалась мужу самой очаровательной и невинной улыбкой.. Сам я тоже направился в косметический салон, но пошел нет в зал, а в кабинет хозяина. Я был настроен решительным образом, чтобы как-то определить наши отношения с Наташей. Но когда я увидел голубые, радостно блеснувшие мне навстречу глаза, вздохнул в себя свежий запах рыжих волос, дотронулся рукой до золотистой нежной руки, решительность моя стала таять, и пришло желание улечься у её ног и положить голову на мягкие колени. Впрочем, так я и поступил.
- Сцена из "Гамлета", - напомнил я. Неужели я не могу положить голову на колени любимой женщины?
- Но Офелия была безумна, а я нет. Поэтому прошу тебя принять вертикальное положение, - тем не менее, длинные пальцы её слегка удерживали мою голову, словно противодействовали словам. Я давно подметил какую-то двойственность её характера: как контрастное сочетание её рыжих волос с матовой кожей лица, так и во внутренней сути её преобладали два оттенка - солнечного света и белого снега.
- Да, верно, принц Датский плохо кончил,- сказал я и поднялся. Красивые женщины с пышными причёсками на рекламных плакатах посмотрели на меня с одобрением, ещё больше похорошев.- Я, собственно, хотел пригласить тебя завтра на день рождения.
- А я уже договорилась встретиться с Владленом. Он пишет обо мне поэму. - Но ты бы мог пригласить его на свой праздник. Думаю, он не будет против.
- Но и вряд ли будет в восторге от третьего лишнего.
Наташа взглянула на меня весело и чуть загадочно.
- Ещё неизвестно, кто окажется лишним, - произнесла она. - Пойду искать подарок.
... Так мы очутились в следующий вечер в моём доме при загадочном мерцании свечей и большого торта, который Наташа самолично испекла к моему рождению. На столе стояли пузатые бутылки с винами и ромом, их окружили салаты овощные, мясные, рыбные, сыр, колбаса и ветчина, а в духовке что-то недовольно фыркало. Плюсы и минусы имело наше тройственное сидение за праздничным столом. Владлен и я невольно поставили себя в глупую зависимость от единственной здесь и желанной женщины, чье воодушевленное лицо и отполированный на поклонниках взгляд излучали благосклонность к нам обоим. Я лично чувствовал некоторую растерянность, пока Владлен хирургически размыкал скованность рассказом о проведенном вечере в Доме литераторов и царящих там нравах:
- Представьте известного поэта, не буду называть его имени, который подходит к буфету, пододвигает к себе поднос с чистыми стаканами и начинает швырять их один за другим в бедную буфетчицу. Слава Богу, ни разу не попал - до того был пьян. Другой не менее известный поэт мягко хлопает его по плечу, тот оборачивается и получает удар в рыло. К поэту подбегает совсем маленький критик и вонзается головой в живот. Ликующего критика начинает лупцевать совершенно бездарный прозаик, а потом в дело вступают драматурги из обоих кланов, под звон очнувшегося и продолжающего метать в уже пустую стойку поэта. Вот так у нас протекают литературные диспуты.
- Ужасно! - сказала Наташа.
Я тоже вспомнил одну забавную, на мой взгляд, историю из недавнего прошлого, когда ко мне в кардиологический центр каждую неделю являлся сумасшедший народный целитель, предлагавший лечить ишемическую болезнь сердца кошачьей мочой; никто его не слушал и отсылал от себя подальше, а он всё ходил и ходил, а потом взял и отрезал голову моему заму по связям с СМИ, который уже почти вник во все тонкости его лечения. Но моя история не показалась Наташе смешной, а привела её в ещё больший ужас.
- Вы нарочно всё выдумываете и рассказываете разные гадости, - сказала она, поднимая бокал на тонкой ножке.
- Нет, нет,- запротестовали мы, - есть свидетели, доказательства...
- ...а заспиртованная голова зама до сих пор хранится в моём кабинете. Приезжай в клинику - покажу.
- Фу! - прервала наш словесный поток Наташа, как хозяйка двух разрезвившихся щенков.
- Что-то душновато у тебя, - сказал Владлен. - Надо открыть окна.
Со свистом и гудением ворвавщийся в гостиную ветер, отшвырнул шторы, набросился на пламя свечей, потушил их, оставив одну. Лицо Наташи зыбко качнулось, а по стенам и потолку всё быстрее и безумнее заплясали, запрыгали наши тени, как бы подмигивая и издеваясь над своими властелинами, готовые сорваться и унестись прочь - в желтую метель осенних листьев.
- Вы ещё не схватили воспаление лёгких? Тогда я закрываю,- сказала Наташа. Она закрыла окно и включила телевизор, ища нужную ей музыкальную программу.
- Ага, вот она!
Диктор объявил, что симпатичная девушка Наташа и её друг поздравляют с днём рождения замечательного человека Вадима и просят поставить для него песню "Люди в белых халатах", но так как такой песни в их фонотеке нет, то пусть Вадим с друзьями послушает песню украинско- российской рок-группы "Красная плеснь".
Здравствуйте,
а я, знаете, вот только подошел,
смотрю, очередь такая длинная.
Вам что, корвалол завезли сегодня? Корвалола мне надо, А еще седуксена, От склероза таблеток И для зрения тоже.
Я в аптеку зайду И рецепт покажу И послушаю ухом, Что он скажет сегодня. - Корвалола не будет, Корвалола нет! Корвалола не будет,
- И седуксена нет,
то, наверно, товарищ Суслов все забрал.
Товарищ Суслов. Суслов забрал.
- Хорошо, ну а дайте Мне тогда корвалола, И немного таблеток От склероза зеленых. А, быть может, дадите Мне пакетик бесплатно, Чтобы я положить смог Туда все таблетки.
- Корвалола не будет, - Это однозначно. - Корвалола нет! - Нету, вот.
Корвалола не будет,
знаете, и седуксена тоже сегодня не будет,
занзибава сегодня,
сегодня много чего не будет,
потому что это не аптека. - Я не понял, а что у вас есть сегодня?
Я с удостоверением.
- Это булочная, а не аптека, понятно?
Не задерживайте очередь.
Здесь хлеб и бублики продаются. Понятно?
- А, теперь понятно, а что, корвалола нет?
- Корвалола не будет, - Корвалола нет, товарищи, - Корвалола не будет, Седуксена нет
- Вот, подонки, - скривился Владлен. Было непонятно, кого он ругает: то ли ведущего музыкальной программы; то ли исполнителей, но скорее всего и тех и других. - Кто же им стихи такие уродские пишет? - Он подошел к телевизору и выдернул розетку. - Интересно, наши соседи видели и слышали этот позор?
- Вряд ли, - сказал я примирительно. - Им не до поздравлений. Степан, наверное, как всегда, ищет свою Диану. А Пётр с Катей сидят в Парусе или у кого-то из соседей. Может, скоро и к нам заявятся?
- Откуда у них столько здоровья? - удивился Владлен. - Каждый день пьют!
- Они привычные, - сказал я. - Из деревни.
- Откройте мне шампанское, - вздохнув, попросила Наташа.
Владлен взялся за бутылку. Пробка с замечательным хлопком ударилась в потолок и срикошетила в напольную вазу, при этом не пролилось ни капли шампанского.
- Мастерство не пропьешь, - с уважением сказала Наташа.