Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Сон в летнюю ночь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ
  
  По мотивам комедии В. Шекспира
  A MIDSUMMER-NIGHT'S DREAM
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  
  ТЕЗЕЙ, герцог Афинский
  ЭГЕЙ, отец Гермии
  ЛИЗАНДЕР, ДЕМЕТРИЙ, влюблённые в Гермию
  ФИЛОСТРАТ, церемониймейстер при дворе Тезея
  КВИНС, плотник
  СНАГ, столяр
  БОТТОМ, ткач
  ФЛЮТ, скорняк
  СНАУТ, медник
  СТАРВЕЛИНГ, портной
  ИППОЛИТА, королева амазонок, невеста Тезея
  ГЕРМИЯ, дочь Эгея, влюблённая в Лизандера
  ЕЛЕНА, влюблённая в Деметрия
  ОБЕРОН, царь эльфов
  ТИТАНИЯ, царица эльфов
  ПАК или РОБИН добрый парень, дух
  ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК, ПАУТИНКА, МОТЫЛЁК, ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНРЫШКО, эльфы
  Другие эльфы, сопровождающие своего царя и царицу, а также свита, сопровождающая Тезея и Гермию в сценах.
  
  
  Действие происходит в лесу близ Афин.
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Афины. Дворец Тезея.
  
  (Входят Тезей, Ипполита, Филострат и свита.)
  
  ТЕЗЕЙ:
  Наш брак с тобою близок, Ипполита,
  Четыре дня счастливых пролетят
  И народится новый месяц счастья.
  Но как же старый медленно уходит,
  Препятствуя желаниям моим,
  Он, как паук в агонии предсмертной,
  Наследство не желает отдавать.
  
  ИППОЛИТА:
  Четыре дня утонут в бездне ночи,
  Четыре ночи обернутся сном,
  Где месяц-лучник выстрелит звездою,
  Торжественно о браке возвестив.
  ТЕЗЕЙ:
  Иди же, Филострат,
  Пусть молодежь Афин о празднике узнает,
  Пусть дух веселья над страной витает.
  Печаль же прикажи похоронить, -
  Не место ей на празднике весёлом.
  
  (Филострат уходит.)
  
  Мечом - завоевал, любовью - ранил,
  Теперь же , Ипполита, шаг иной:
  Я забинтую праздником все раны
  Вином его залью свою вину.
  
  (Входит Эгей, Гермия, Лизандер и Деметрий.)
  
  ЭГЕЙ:
  Успехов вам и счастья, наш прославленный Тезей!
  
  ТЕЗЕЙ:
  Спасибо, добрый мой Эгей. Какие новости принёс ты?
  
  ЭГЕЙ:
  Печаль меня снедает, государь,
  Гермия, дочь моя, ослушалась отца.
  Деметрий, подойди сюда.
  Я обещал Деметрию Гермию в жёны.
  И ты, Лизандер, подойти.
  А этот сердце вырвал у девчонки.
  Он рифмами её околдовал,
  Пленил её залогами любви,
  Бренчал под арфу месяца
  Ночные серенады.
  Красивые слова, окутанные ложью,
  Вскружили голову девчонке.
  И он как вор, как опытный меняла,
  Дарил ей безделушки и цветы,
  Взамен на искренность
  И золото восторгов.
  И хитростью похитив сердце девы,
  Оставил бедному отцу
  Надменность и строптивость.
  И коль она не даст обета здесь
  Деметрию женою стать,
  Прошу я древней привилегии Афин
  У вашего величества прилюдно:
  Она - моя,
  Я ей супруга выбрал,
  Другому не бывать,
  Иначе ей не жить,
  Согласно праву древних.
  
  ТЕЗЕЙ:
  И что же скажешь ты, красавица в ответ?
  Отец твой для тебя как бог.
  Кто как не он твоих создатель чар,
  Он изваял из воска это чудо
  И право полное имеет им владеть,
  А именно: продать иль уничтожить.
  Деметрий ведь достойный покупатель.
  
  ГЕРМИЯ:
  Не менее достойный и Лизандер.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Не спорю я,
  И всё же - решающее слово у отца,
  Его решению должна ты подчиниться.
  
  ГЕРМИЯ:
  Ах, если бы отец на всё моими поглядел глазами.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Скорее ты взгляни на всё его умом.
  
  ГЕРМИЯ:
  Простите, ваша милость, мне за дерзость,
  Не ведаю, откуда смелость эта,
  Что силы мне даёт вести себя не скромно,
  Осмелившись на речь перед дворовой знатью,
  Но очень, государь, желаю знать я,
  Что ждёт меня, коль за Деметрия не выйду замуж?
  
  ТЕЗЕЙ:
  Должна ты белый свет покинуть
  Иль света общества лишиться.
  Спроси саму себя, Гермия,
  И молодую кровь свою:
  Смириться ль с выбором отца,
  Иль мантией монахини от мира оградиться,
  Обречь себя на монастырский быт,
  И на бесплодие по строгому обету.
  Блаженны те, кто кровь свою смирив,
  Луне бесчувственной псалмы свои поют,
  И бремя целомудрия несут, не сожалея.
  И всё же - роза, что цветёт и плодоносит
  Ценнее той, что одиноко увядает на корню.
  
  ГЕРМИЯ:
  Так я желаю жить, и умереть,
  Чем девственность свою отдать тому,
  Чья воля мне претит,
  Кого душа моя не принимает.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Повремени с решением пока.
  Когда же новолуние наступит-
  День единения с невестою моей,
  То в этот день умрешь ты,
  Коль отцу не подчинишься,
  Не выйдя замуж по велению его,
  Иль дашь обет пред алтарём Дианы
  Обречь себя на девственность и строгость.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Смягчитесь, милая Гермия. И вы опомнитесь, Лизандер, признав мои неоспоримые права.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Отец вам люб, его и забирайте. Гермию же отставьте мне.
  
  ЭГЕЙ:
  Да, дерзкий! В этом правда есть. Моя любовь принадлежит ему, она же и отдаст Деметрию Гермию, на что имеет полные права.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Я, государь, рождением своим не менее известен,
  Не менее богат, но более, чем он люблю Гермию.
  И в свете преимущества мои не менее его,
  А, может, и Деметрия гораздо превосходят.
  И что важнее названных достоинств -
  Любовь ко мне красавицы Гермии.
  Кто может запретить претендовать на право мне?
  И не мешало бы Деметрию напомнить
  О любви к Елене, дочери Недара,
  Душа которой по нему изнылась,
  А ум безумной мечется от боли.
  Не знает, бедная безумная, не знает,
  Что ей предатель подло изменяет.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Не раз об этом приходилось слышать,
  Не раз с Деметрием беседовать хотел,
  Но занятость мне не давала шанса,
  Идём, Деметрий, наступило время.
  И вы, Эгей, последуйте за мной,
  Нравоучения найдутся для обоих.
  А ты, прекрасная Гермия, выбери сама:
  Остаться верной избранной мечте
  Иль подчиниться воле грозного отца.
  Иначе же закон Афин,
  Который мы обязаны все чтить,
  Велит несчастной умереть
  Иль бремя одиночества влачить.
  Идём же, Ипполита, что с тобою?
  И вы, Деметрий и Эгей, за нами поспешайте,
  Намерен вас о помощи просить
  Принять участие в устройстве нашей свадьбы,
  А также высказать вам пару слов,
  Касательно и ваших интересов.
  
  ЭГЕЙ:
  По долгу и желанию мы следуем за вами.
  
  (Все уходят, кроме Лизандера и Гермии.)
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Ах, бедная любовь! Бледна, как полотно ты.
  Как быстро розы щёк твоих увяли!
  
  ГЕРМИЯ:
  Дождя недостаёт им расцвести.
  Но ураган в моих глазах потоки эти возместит.
  
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Не ведал никогда я, не читал, не слышал,
  Чтоб ручеёк любви препятствия не встретил на пути,
  И более того - осмелился чужое русло выбрать....
  
  ГЕРМИЯ:
  О горе тем, кто родом не велик.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Высокий род и низкий не роднятся.
  
  ГЕРМИЯ:
  Беда и там, где сватает старик.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Ей плакать хочется, а надо улыбаться.
  
  ГЕРМИЯ:
  И больно , мне поверь, бывает,
  Когда отец супруга выбирает.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  А там, где у любви препятствий нету,
  Война болезнь и смерть таятся рядом
  Любовь сердец в мгновенье обращая,
  Как звук, как тень, как сон она проходит,
  Как молния проносится в ночи,
  На миг и землю озарив и небо.
  И прежде чем восторг в душе родится,
  Как челюсти безжалостные мрака
  Смыкаются над светом, всё обращая в хаос.
  
  ГЕРМИЯ:
  И если любящим сердцам
  Страдания в пути необходимы,
  То так предписано судьбою.
  И мы научимся терпеть.
  На долю любящих всегда
  В достатке слез и вздохов,
  И снов несбыточных,
  И трепетных желаний.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Да это так, поэтому послушай:
  Есть тётя у меня. Она живёт без мужа:
  Богатая бездетная вдова.
  Поместье тёти от Афин неблизко.
  Она меня как сына почитает.
  Вот там мы и поженимся с тобою
  В обход закону строгому Афин.
  И ежели меня ты сильно любишь,
  То дом родительский оставь,
  Украдкой ночью убежав со мною.
  В лесу за городом тебя я буду ждать,
  Где вас с Еленою однажды встретил
  Майским утром, свершающих весенние обряды.
  
  ГЕРМИЯ:
  О, милый мой Лизандер!
  Клянусь я славным луком Купидона,
  Его разящею стрелою,
  Голубками божественной Венеры,
  Любовью, что сливает души,
  Огнём царицы Карфагена,
  Повергшим лживого троянца,
  Всей тьмою клятв мужчин и женщин,
  Клявшихся друг другу,
  Что завтра я приду в назначенное место
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Сдержи же слово, милая Гермия .
  Смотри, похоже, приближается Елена.
  
  (Входит Елена.)
  
  ГЕРМИЯ:
  Пути вам доброго, прекрасная Елена! Куда спешите?
  
  ЕЛЕНА:
  Меня вы нарекли прекрасной?
  А напрасно.
  Деметрий вас прекрасной величает.
  Вы - та счастливая красавица,
  Глаза которой ярче звёзд сияют,
  А голос - слаще песни жаворонка,
  Которою пастух не может насладиться,
  Бредя зелёными полями,
  Любуясь нежными цветами.
  Ах, почему же красота не может заразить собою?
  Хочу к тебе я прикоснуться,
  Быть может ,заразишь меня своей красою,
  Чтоб поутру мне ото сна очнуться
  И сладким голосом твоим пропеть,
  Испепелить твоими жгучими очами,
  Обнять твоими жаркими руками,
  Деметрия любимого пленить.
  Не скрою -
  Всё б отдала, чтоб быть тобою.
  Ах, научи меня тобою быть,
  Хочу Деметрия в себя влюбить.
  
  ГЕРМИЯ:
  Я не люблю -он любит!
  
  ЕЛЕНА:
  А люблю - он судит!
  
  ГЕРМИЯ:
  Он льнёт, когда гоню.
  
  ЕЛЕНА:
  Бежит, когда маню.
  
  ГЕРМИЯ:
  Чем больше ненавижу, тем он неотвязней.
  
  ЕЛЕНА:
  Чем больше обожаю, тем хуже и развязней.
  
  ГЕРМИЯ:
  Его причудам я удивлена.
  
  ЕЛЕНА:
  Не ты - краса твоя всему вина!
  
  ГЕРМИЯ:
  Мой лик Деметрию теперь недосягаем:
  С Лизандером мы ночью убегаем,
  Афины были райским уголком,
  Пока Лизандер был мне незнаком.
  Теперь же - стали сущим адом,
  Такая за любовь награда!
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Тебе, Елена, я секрет открою,
  Когда луна взойдёт над головою,
  Серебряный свой лик на водной глади бросив,
  Разбрызгав жемчуга на травы в серьгах-росах,
  Пока в ночи никто не различим,
  Мы из Афин украдкою сбежим.
  
  ГЕРМИЯ:
  В лесу, где мы бывало отдыхали,
  В душистых травах и цветах лежали,
  Где изливали души и сердца,
  Я встречу молодого удальца.
  И коль Афины нас не признают,
  В другой земле пойдем искать уют.
  Прости, Елена, ты своей подруге,
  Дай бог тебе Деметрия в супруги.
  Я жду, Лизандер, этой дивной ночи,
  Не видя образ милый, истомятся очи.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Гермия, я приду.
  (Гермия уходит.)
  И вам , Елена, я желаю доброго всего.
  Дай бог Деметрию любить вас, как вы любите его.
  
  (Уходит.)
  
  ЕЛЕНА:
  Как счастье неразборчиво на свете!
  Ведь я - красавица, оно, другую метит.
  Деметрий слеп к моей красе,
  Хотя её в Афинах отмечают все.
  Томится он бессонными ночами,
  Гермии дивными израненный очами,
  А я достоинства Деметрия ценю,
  И в сердце глубоко своём храню.
  Когда же страсть - власть сердца твоего,
  Глаза уже не видят ничего.
  Не даром же крылатый Купидон
  Невидящим всегда изображён,
  Когда летит безумная стрела,
  А страсть вращает быстрые крыла,
  Решения так ветрены и зыбки -
  Поспешность порождают и ошибки.
  Как за ребёнком - за любовью глаз да глаз:
  Божиться, ошибается и предаёт не раз.
  Он сыпал клятвы на меня обильным градом,
  Казался мне влюбленным, милым бардом,
  Но град обильный вмиг растаял,
  Когда Гермии ради он меня оставил.
  Теперь не град, а бурные потоки
  Сопернице моей рифмуют строки.
  Деметрию я верно послужу
  И о побеге тайном расскажу.
  Быть может, за подарок дорогой
  Вознаградит меня он взглядом, как серьгой.
  Его в Афины возвращенье -
  Мне будет и отрадой и прощеньем.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Дом Квинса.
  
  (Входят Квинс, Снаг, Боттом, Флют, Снаут и Старвелинг.)
  
  КВИНС:
  А все ли наши люди собрались?
  
  БОТТОМ:
  Уж лучше нас по списку всех проверить.
  
  КВИНС:
  Вот список всех актёров-афинян, способных выступить в спектакле по случаю монаршей свадьбы.
  
  БОТТОМ:
  Сначала, Питер Квинс, о пьесе расскажите, затем актёров объявите и назначьте роли.
  
  КВИНС:
  До слёз комедия смешна и до жестокости плачевна, где Тизба и Пирама погибают.
  
  БОТТОМ:
  Я уверяю вас - прекрасная вещичка. Теперь же, Питер Квинс, актёров перечислите по списку. Прошу построиться в линейку, господа.
  
  КВИНС:
  Я называю, вы на зов мой откликайтесь. Ник Боттом, ткач.
  
  БОТТОМ:
  Имеется в наличии такой. Прошу вас, назовите роль и продолжайте.
  
  КВИНС:
  Ник Боттом, вы сыграете Пирама.
  
  БОТТОМ:
  Тиран Пирам или любовник?
  
  КВИНС:
  Любовник, жизнь свою галантно положивший на алтарь любви.
  
  
  БОТТОМ:
  Немало слёз пролить придётся в этой роли и я заставлю зрителя рыдать. Я шторм их чувств в стихию превращу. И всё же - превосходен я, когда тирана представляю. Не плохо бы сыграл я и Эрклеса , а, может, роль, где надо раздирать всем душу мартовским котом.
  Под натиском стихии
  Разрушены запоры
  И узники лихие,
  Разбойники и воры
  Несутся в колеснице Феба,
  Освободителя приветствуя и небо.
  Вот где действительно искусство! Ну, что же - называйте остальных. Вот это было бы достойно и Эрклеса и тарана. Любовники лишь жалость вызывают.
  
  КВИНС:
  Франциск, скорняк.
  
  ФЛЮТ:
  К услугам вашим, Питер Квинс.
  
  КВИНС:
  Вам, Флют, я поручаю Тизбы роль.
  
  ФЛЮТ:
  А Тизба кто? Он странствующий рыцарь?
  
  КВИНС:
  Возлюбленная нашего Пирама.
  
  ФЛЮТ:
  Пробиться борода моя готова. Мне ни по духу, ни по сердцу женским молвить словом.
  
  КВИНС:
  За маской не заметить бороды и голос можно изменить под женский.
  
  БОТТОМ:
  Под маскою и я сыграл бы Тизбу. И говорил бы голосом писклявым: "Пирамчик, мой возлюбленный Пирамчик! Твоя возлюбленная Тизба обращается к тебе!"
  
  КВИНС:
  Нет! Нет! Пирамом будешь ты, а Флют назначен Тизбой.
  
  БОТТОМ:
  Решили. Продолжайте.
  
  КВИНС:
  Где Робин Старвелинг, портной?
  
  СТАРВЕЛИНГ:
  Да здесь я, Питер Квинс.
  
  КВИНС:
  Вы, Робин Старвелинг, мамашу Тизби будете играть. Где медник Снаут?
  СНАУТ:
  Здесь я, Питер Квинс.
  
  КВИНС:
  Отца Пирама, Снаут, будете играть. Я - Тизби батюшку сыграю, а столяр Снаг - представится нам львом. Все роли пьесы обозначены теперь.
  
  СНАГ:
  Написана ли роль для льва? Не трудно ль вам её мне настрочить - мне мука целая чего-нибудь учить.
  
  КВИНС:
  Экспромтом, Снаг, придётся роль играть: молчать или рычать.
  
  БОТТОМ:
  И эту роль сыграл бы я с успехом. Рычал бы так, что сердце каждое б зашлось, а герцог наш воскликнул бы в восторге: "Рычи, рычи, чтоб нас узнали боги!"
  
  КВИНС:
  А коли рык ужасен будет и герцогиня завизжит на грех, то этого достаточно, чтоб вздёрнули нас всех.
  
  ВСЕ:
  Достаточно, достаточно, чтоб вздёрнули нас всех.
  
  БОТТОМ:
  Сомнений в этом быть не может: коль дамы испугаются до смерти, то нам не миновать петли. Но я рычать попробую, как голубь, как в неге ночи соловей влюблённый.
  
  КВИНС:
  Играть вам следует Пирама. Пирам и образом приятен и мужчина статный и настоящий джентльмен по всем статьям и меркам. Вам быть Пирамом, кончим споры.
  
  БОТТОМ:
  Договорились: буду я Пирамом. Но бороду в какой окрасить цвет?
  
  КВИНС:
  На ваше усмотренье.
  
  БОТТОМ:
  Есть выбор у меня: соломенная, рыжая, пурпурная и жёлтая, как Франции корона.
  
  КВИНС:
  Порой французская корона не только не имеет бороды, но и волос под этою короной. Без бороды пришлось играть бы, без волос. Однако, вот вам ваши роли. Горю желанием и слёзно умоляю до ночи завтрашней всё вызубрить до строчки. В лесу дворцовом ночью при луне мы с вами встретимся за городом Афины и там прогоним пьесу до конца. Не можем мы до срока горожанам открывать секрета. А я все реквизиты для спектакля подготовлю. Надеюсь, мы меня не подведёте.
  
  БОТТОМ:
  И встретимся и пробу проведём по всем статьям. Всего хорошего веем вам.
  КВИНС:
  У дуба герцога назначим место встречи.
  
  БОТТОМ:
  Довольно слов. Чтоб не случилось, а придём!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лес в окрестностях Афин.
  
  (Входят Эльф с одной стороны, Пак - с другой.)
  
  ПАК:
  Как настроение? И где ты, Эльф, блуждаешь?
  
  ЭЛЬФ:
  Над горами и долами,
  Сквозь колючки и кусты,
  Над стихией и ветрами,
  Где не часто бродишь ты.
  Как луна, блуждаю всюду,
  Королевы эльфов страж,
  И всегда я был и буду
  Повелительницы паж.
  Хоровод оттенков ночи
  Я вожу, не уставая,
  Чтобы любовались очи
  Красотой ночного рая.
  Я росинки-изумруды
  Сею вправо, сею влево,
  Разбросаю их повсюду
  До прихода королевы.
  Так что некогда мне, Пак
  Время тратить на пустяк,
  Пообщались и прощай,
  Эльфы - рядом.
  Их встречай.
  
  ПАК:
  Король сегодня ночью здесь намерен пировать,
  И коль царицу эльфов встретит - ей несдобровать.
  Царевну Оберон наш не приемлет потому
  Что ей так повезло, а не ему:
  Украсть мальчишку у индийского царька,
  Такого милого, смешного паренька.
  Мальчишку в свите Оберон мечтает видеть
  Как можно короля отказом вдруг обидеть?
  Но королева эльфов всё же непреклонна,
  И к просьбе короля не благосклонна.
  Она в цветы мальчишку наряжает,
  И любит малыша, и обожает.
  И где бы с Обероном не встречалась,
  Беседа меж двоих - не получалась.
  Бранятся так, что падают листочки,
  А эльфы прячутся от страха в желудочки.
  
  ЭЛЬФ:
  Я ошибаюсь или это так?
  Ты - хитрый Робин, парень - не простак.
  Ты деревенских девушек пугаешь,
  Воруешь сливки, мельницы ломаешь,
  Ты молодому устояться не даешь вину,
  Хмельное пьёшь, свалив на пьяницу вину.
  Сбиваешь путников с дороги,
  Заводишь в глушь, ломаешь ноги.
  А кто зовёт тебя любезным Паком,
  Тот счастлив и имеет булку с маком,
  И хвалишь ты его, не уставая.
  Гуляет слава о тебе такая.
  
  ПАК:
  Ответ ваш, подтверждаю, точен:
  Я - хулиган и странник ночи.
  Над шутками моими Оберон смеётся,
  Когда кобылою заржу, а конь на зов несётся.
  Когда же баба сплетню пивом запивает,
  То кукиш мой ей горло забивает,
  И, обливаясь с головы до ног тем пивом
  Та баба причитает голосом плаксивым.
  Когда ж ворчливая старуха
  Страшилку внукам напевает в ухо,
  Скамеечку под бабкою ломаю,
  Не плакать внуков, а смеяться заставляю.
  Весь дом от мала до велика
  Семьёю тешится своею многоликой
  И утверждают, что смешнее не бывало.
  Но тише, Эльф, сюда идёт наш Оберон.
  
  ЭЛЬФ:
  А вот и госпожа моя некстати. Уж лучше б удалился он.
  
  (Входят Оберон со свитой с одной стороны и Титания со своею свитой - с другой.)
  
  ОБЕРОН:
  Высокомерная Титания в сиянии серебряном луны.
  
  
  ТИТАНИЯ:
  Ах, это ты, ревнивец Оберон! Нам, эльфы, здесь не место находиться. Я поклялась ни ложе с ним, ни слова не делить.
  
  ОБЕРОН:
  Не я ли муж твой, женщина-тигрица? Не спеши.
  
  ТИТАНИЯ:
  А коли - муж, то почему же тайно покидаешь мир волшебный и, образ Корина приняв, играешь на свирели и сонеты сочиняешь, у ног возлюбленной Филиды распластавшись?
  Не Амазонка ли в сандалиях и латах, любимица твоя, Тезея славного невеста, тебя из Индии сюда сегодня привлекла, чтоб ты их ложе на века благословил?
  
  ОБЕРОН:
  Стыдись, Титания, корить за Ипполиту, когда ты по уши в Тезея влюблена. Не ты ли звёздной ночью увела его у Перигены? Не ты ли клятвы страстные в любви Аглае, Ариадне, Антиподе из памяти его изъяла волшебством своим?
  
  ТИТАНИЯ:
  Всё это ревности болезненной причуды.
  Уж лето половину добрую прошло, а мы не встретились ни разу.
  Ни на холмах, ни на ладонях зелени долин,
  Ни в изумрудах благостных лесов,
  Ни в камышах ручья,
  Ни на утесах скал приморских,
  Где с ветром вольным затевали хороводы.
  Мешают ссоры наши этому веселью.
  Теперь же ветры не поют, а воют,
  Вздымая море до небес,
  Туманы чёрные над долами витают,
  Взбесившись, реки раздвигают берега.
  Вол не впрягается в рабочее ярмо,
  Крестьянин больше не потеет в поле
  И на корню сгнивает доброе зерно.
  В полях затопленных пустеет выгон.
  Скотина гибнет - вороны жиреют.
  Болотной тиною зелёной следы весёлых хороводов затянулись.
  Тропинки некому топтать и некому увидеть.
  И вечерами длинными зимою люди гимнов боле не поют.
  Лишь бледная луна, морских приливов властная хозяйка,
  Во гневе бродит, сея над землёю зимние простуды.
  И, словно, всё перемешалось в свете:
  То роза отдана проказнику морозу,
  Который кутает в пушистый иней лепестки,
  То лето, будто возвратившись,
  Зиму своим теплом разжалобить спешит,
  Сбривая бороду сосулек дедушки Мороза.
  И будто бы играют в прятки Зима с Весною, Осень с Летом,
  Несчастным людям путая приметы.
  Ведь бедным людям невдомек,
  Что в этом виноваты мы с тобою.
  
  ОБЕРОН:
  В твоих руках - поправить дело.
  Зачем, Титания, перечишь ты супругу?
  Отдай мальца в мое распоряженье.
  И всё наладится, как прежде
  
  ТИТАНИЯ:
  Ты сердце не тревожь.
  Не хватит всех чудес на свете выкупить дитя.
  Ведь матушка его была в моём ближайшем окруженьи,
  Ночные ароматы Индии вдыхая,
  В беседах коротали длинные часы мы,
  На золотых песках Нептуна отдыхая,
  И провожали взглядами суда,
  Которые жевало море синими губами.
  Когда же ветерок-проказник,
  Беременными делал паруса,
  Ему, моя подруга вторя,
  Сама беременная пажом,
  Плыла по берегу,
  Как на волнах качаясь,
  Сбирая по пути безделицы любые
  И возвращалась, слово, судно,
  Из далёких стран, гружёное дарами.
  Увы, подруга смертною была,
  Младенец мне достался.
  Ребёнка я воспитывать решила,
  И в память матери я мальчика оставлю при себе.
  
  ОБЕРОН:
  Как долго ты в лесу намерена пробыть?
  
  ТИТАНИЯ:
  Возможно, погуляю я на свадьбе славного Тезея.
  И ты бы мог принять участие в весёлом хороводе,
  На праздник славный при луне полюбоваться.
  В противном случае ты можешь удалиться.
  
  ОБЕРОН:
  Отдай ребёнка - я останусь с вами.
  
  ТИТАНИЯ:
  Всего богатства твоего мне за него не надо.
  За мною, Эльфы!
  Остаться здесь - беду накликать.
  
  (Титания со свитою уходит.)
  
  ОБЕРОН:
  Ну, что ж - иди своей дорогой.
  Но выбраться отсюда я тебе не дам, пока не отомщу за нанесённую обиду.
  Иди-ка, милый Пак, ко мне.
  Давай-ка вспомним, как однажды, на берегу скалистом отдыхая, мы видели русалку в море на спине дельфина, поющую прекрасные мотивы, а море песнями заслушавшись такими, в восторге онемело вдруг, являя зерцало собою, в котором мириады звёзд небесных отразились и застыли в изумлении своём.
  
  ПАК:
  Конечно, помню.
  
  ОБЕРОН:
  Тогда же видел я, а ты не видел, как между хладною луною и землёй во всеоружии пронёсся Купидон, нацелившись в прекрасную девицу, властительницу западных земель. С такою силою он выпустил стрелу, как будто тысячу сердец хотел единою стрелою поразить. Но вдруг увидел я в сиянии луны, как той стрелы огонь угас, коснувшись целомудренной девицы. Она же царственно проследовала мимо, и вида не подав. Заметил я, как та стрела упала на цветок, его любовью ранив, и он из белого в пурпурный превратился. Цветок тот "приворот-трава" теперь все называют. Пойди и принеси траву. Её однажды я показывал тебе. Отвар её глаза смыкает сном волшебным, а после сна - любовь с ума любого сводит. Найди траву и будь проворней чудища морского.
  
  
  ПАК:
  И часа не пройдёт, как облечу всю землю.
  
  (Пак уходит.)
  
  ОБЕРОН:
  Той редкою травою обладая,
  К Титании я незаметно подкрадусь.
  Когда ж уснёт, то соком приворот-травы
  Ей в очи брызну.
  Она ж, проснувшись поутру,
  Под действием волшебным приворота
  Полюбит всякого, кого увидит первым.
  А этим первым может быть
  И лев,
  И волк,
  И бык,
  И безобразная мартышка.
  Любой их них её любовью завладеет.
  Другой травою чары я сниму,
  Когда она уступит мне мальчишку-пажа.
  Похоже: кто-то приближается сюда.
  Я им не виден и послушаю,
  О чём они здесь будут говорить.
  
  (Входят Деметрий, за ним следует Елена.)
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Я не люблю тебя. Меня ты не преследуй.
  А где ж Лизандер и прекрасная Гермия?
  Готов убить я одного,
  Другая же - меня почти убила.
  Ты мне сказала, что они в лесу,
  Похоже, я и сам в лесу блуждаю,
  А Гермию любимую не вижу.
  Иди же прочь! Оставь меня в покое!
  
  ЕЛЕНА:
  Влечёшь меня своим жестоким сердцем,
  А я, как сталь, всё крепче становлюсь.
  Лиши себя энергии влеченья
  И я волшебной тяге боле не поддамся.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Тебя я увлекаю?
  Сладкими речами ублажаю?
  Напротив, говорю, как есть - и не люблю и не могу любить!
  
  ЕЛЕНА:
  За это, как ни странно, я люблю сильнее.
  Подобно спаниелю, облизнуть готова руку,
  Которой ты, Деметрий, мне наносишь боль.
  Так обходись со мною, словно, с псом,
  Который на побои отвечает лаской,
  Перенося пренебрежение и грубость,
  Лишь позволяй мне быть с тобою рядом.
  Готова собачонкой в сердце поселиться,
  Коль мне иного не дано.
  И даже в этом малом я нашла бы счастье.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Усугублять, прошу, не надо.
  Меня тошнит от этих разговоров и тебя.
  
  ЕЛЕНА:
  Меня тошнит, когда тебя не вижу.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Не гоже ночью девушке скитаться
  На пару с тем, кто равнодушен к ней.
  Соблазнов ночи тёмной не гнушаться,
  Бесценным кладом девственности
  Столь пренебрегать.
  
  ЕЛЕНА:
  Гарант мне - ваша добродетель.
  А ночь - не ночь, когда я лик ваш вижу.
  Сияние его любую ночь изгонит.
  Лес для меня - сегодня целый мир.
  И кто же скажет, что в лесу одна я,
  Когда весь мир взирает на меня?
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Я убегу и спрячусь в чаще,
  Тебя оставив на расправу диким зверям.
  
  ЕЛЕНА:
  И самый лютый зверь отходчивей, чем ты.
  Уж коль решил - беги.
  Пусть будет всё наоборот:
  Бежит от Дафны Аполлон,
  Напуган голубем грифон,
  А лань, смиренная, за тигром устремилась.
  Но даже если мир от удивления застонет,
  Трусливый сильного и в мыслях не догонит.
  
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Ни слушать не хочу, ни отвечать.
  Оставь меня в покое. Ухожу я.
  За мною следом не ходи -
  Иначе за себя я не ручаюсь.
  
  ЕЛЕНА:
  Меня ты всюду не приемлешь:
  И в городе, и в храме, и в лесу.
  Стыдись, Деметрий!
  Твои придирки оскорбляют женский пол.
  Не можем за любовь мы шпагой воевать,
  Мы призваны - любить, а вы - нас защищать.
  
  (Деметрий уходит.)
  
  Иду я за тобой сквозь ад, забыв про страх,
  Чтоб сгинуть от любви с улыбкой на устах.
  
  
  (Елена уходит.)
  
  ОБЕРОН:
  Да будет, нимфа, твой усеян путь цветами!
  Ещё из рощи не успеет выйти он,
  Как будет без ума в тебя влюблён
  
  (Снова появляется Пак.)
  
  Привет, мой странник. Ты нашёл ли тот цветок заветный?
  
  ПАК:
  Да. Посмотрите - вот он.
  
  ОБЕРОН:
  Давай же мне его скорее.
  Я знаю место - там цветы благоухают
  Там пчёлы мёдом царским угощают,
  Там ветерок колышет покрывало,
  Чтоб ложе радугой живою полыхало.
  На эту гладь под звёздным небосводом
  Спешит Титания от шумных хороводов,
  А змейка стелет шкурку на дорожку:
  Готовит эльфам тёплую одёжку.
  Я соком той травы глаза ей орошу,
  Супругу одурманив, я проблему разрешу.
  Тем временем красавицу афинскую найди,
  А с ней - жених. От пут его освободи.
  Ты ороси ему глаза. Он девушку обидел.
  Чтоб по утру он, красоту её увидел
  И пуще, чем она, в неё влюбился,
  И плакал, и страдал, и искренне божился.
  Иди же, говорю, и будь таков:
  Исполни всё до первых петухов.
  
  ПАК:
  Исполню всё, как должно и ко сроку
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Другая часть леса.
  
  (Входит Титания со свитой.)
  
  ТИТАНИЯ:
  Велю одним идти с волшебной песней,
  Другим же - гусениц сметать с бутонов роз,
  Из мягкой кожицы мышей летучих третьим
  Пошить для эльфов маленьких наряды.
  И чтобы совы по ночам их не пугали,
  Прошу их отогнать подальше от ночлега.
  И, наконец, меня мелодией своею усыпите,
  А уж потом и по делам летите.
  
  Песня Эльфа.
  
  Убегайте, ёжики,
  Острые, как ножики,
  Уползайте змейки,
  Из травы-постельки.
  Осквернять и мять не гоже
  Королевы нашей ложе.
  
  Ветер, веточку качай,
  Лолабай, лолабай.
  Чары ночи, дивной ночи
  Заволакивайте очи,
  Королева, засыпай,
  Лолабай, лолабай.
  
  Не плетите гамачки,
  Ночкой тёмной паучки,
  Ты замри, улитка,
  У своей калитки.
  Все, кто может и не может,
  Помолчите, будьте строже.
  
  Ветер, веточку качай,
  Лолабай, лолабай.
  Чары ночи, дивной ночи
  Заволакивайте очи,
  Королева, засыпай,
  Лолабай, лолабай.
  
  ЭЛЬФ:
  А теперь все улетайте.
  Будет здесь один. Прощайте.
  
  (Эльфы уходят. Титания засыпает.)
  
  (Входит Оберон и опрыскивает чудодейственным соком лицо Титании.)
  
  ОБЕРОН:
  Ты, распахнув глаза, увидишь мир иным,
  Любого выберешь избранником своим:
  Будь дикий зверь он или пилигрим.
  Ни образ зверя и ни вид его отвратный
  Дороги не сулят тебе обратной:
  Ты будешь влюблена. И это - безвозвратно.
  Своё волшебное я молвил слово.
  Проснись, Титания, - заклятие готово.
  
  (Уходит.)
  
  (Входят Лизандер и Гермия.)
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Устала ты, мы в долгий путь пустились.
  К тому ж - похоже, и с дороги сбились.
  Нам до утра здесь следует остаться,
  Чтоб отдохнуть и дальше пробираться.
  
  ГЕРМИЯ:
  Ложись.
  Я о себе не беспокоюсь:
  На травке шёлковой устроюсь.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Во власти мы с тобой теперь единых уз:
  И сердце общее, и ложе, и союз.
  
  ГЕРМИЯ:
  Люблю, Лизандер, но не в этом дело:
  Меж нашими близость впору не созрела.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Я чист и в помыслах и действиях своих:
  Ни зверь, ни хам, а - трепетный жених.
  Ведь воедино слитые сердца
  Не оскорбят ни чести, ни творца.
  А души любящих, сливаясь воедино, -
  Для тесного общения причина.
  Тела, соприкасаясь в ложе,
  Любовь не замарают ложью.
  
  ГЕРМИЯ:
  Как говоришь красиво, боже!
  Я заклеймила бы себя позором,
  Когда б тебя я посчитала вором.
  Но непорочность мне велит стеречься,
  И сплетен, и завистников беречься.
  Не будем нарушать народного обряда:
  Невенчанным не гоже - в ложе рядом.
  Любовь твоя пусть в ложе остаётся
  И никогда со мной не расстается.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Да будет так! Сей оборот меня вполне устроит.
  Жизнь без любви - гроша совсем не стоит.
  Моя постель везде готова.
  Да будут сладкими и дрёма и постель твоя.
  
  ГЕРМИЯ:
  Не менее того тебе желаю я.
  
  (Оба засыпают. Входит Пак.)
  
  ПАК:
  Сколько мне ещё пройти,
  Чтоб афинянина найти,
  Чтобы над его главою
  Чудодейственной травою
  Сотворить обряд во сне,
  Как велел хозяин мне?
  А не он ли в том кусточке,
  Ждёт заветного цветочка?
  Рядом же лежит, похоже,
  Та, что он терпеть не может.
  Между ним и ней - не робость,
  А без дна и чувства - пропасть.
  Я преграды уничтожу
  И любовь стократ умножу,
  Уничтожу слепоту,
  Возвеличу красоту,
  И, очнувшись ото сна,
  Он почувствует: весна
  Обожгла его любовью
  Овладела сердцем, кровью,
  А в лучах его очей
  Нет красавицы милей,
  Той что очутилась рядом,
  Той, которой сердце радо.
  Просыпайся, удивляйся,
  И любовью наслаждайся!
  Мне же - надо поспешить
  Оберону долг служить.
  
  (Уходит.)
  (Входит Деметрий, за ним вбегает Елена.)
  
  ЕЛЕНА:
  Убей, любимый, не беги.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Отстань! Иначе - берегись!
  
  ЕЛЕНА:
  В ночи мне страшно быть одной.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Я не хочу идти с тобой.
  
  (Уходит.)
  
  ЕЛЕНА:
  Слова любви моей - пусты, как суета,
  Где с каждым словом тает красота.
  В глазах Гермии та любовь живёт,
  Она огнем и страстью сердце жжёт.
  Не соль ли слёз глаза её омыли,
  Чтоб так они любовию пленили?
  А, может, я собой - страшнее зверя,
  И все бегут, своим глазам, не веря,
  Деметрий, видя монстра пред собою,
  Спешит уйти дорогою другою.
  Не мало, видно, зеркало смеялось,
  Когда я Гермией сравнить себя старалась.
  О, господи!
  Ужели здесь Лизандер на земле?
  А ну-ка, посмотрю поближе.
  Уснул ли? Помер ли?
  Ни ран, ни крови я не вижу.
  
  ЛИЗАНДЕР (просыпаясь):
  Во истину: умеет лишь природа
  Преподносить сюрприз такого рода.
  Тебя насквозь я вижу и люблю.
  Деметрия же гнусного убью.
  
  ЕЛЕНА:
  Не говорите так, Лизандер, вы не правы.
  Он любит Гермию, но в этом толк какой?
  Она - всецело только ваша.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Быть может, и моя! Но только ведь на деле:
  Гермии речи мне порядком надоели.
  Как можно было мне в неё влюбиться?
  Она - ворона, ты же - голубица.
  Не чувствам надо доверять - уму:
  Достойнее её ты по всему.
  Срывают счастье цветами белыми,
  Оно - не счастье, пока не спелое.
  Ведь счастью надо, созреть, оформиться,
  Созревши, счастье само обломится.
  Я твоих глазах я это счастье увидал,
  До селе книги я прекрасней не читал.
  
  ЕЛЕНА:
  И так любовь страдаю нелегко я.
  Чем заслужила я презрение такое?
  Любой меня, как может, оскорбляет,
  Любимый, не стесняясь, отвергает.
  Не только обижает и порочит:
  Он в сторону мою смотреть не хочет.
  И вы, Лизандер, метите туда же:
  Обидели. Не извинились даже.
  Я почитала вас за рыцаря когда-то,
  Которому любовь и трепетна и свята,
  А вы ж, подобно Дож Жуану,
  Разврату присягнули и обману.
  
  (Уходит.)
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Гермию спящей не заметила Елена.
  Я ухожу - любовь достигла тлена.
  Как и желудок терпит отвращенье
  К обилью сладкого и прочих угощений,
  Как ересь, что пыталась замутить сознанье,
  До основания разрушена познаньем,
  Вот так и я очистился от мути,
  Гермию - бросил, обратился - к сути:
  Теперь Еленою прекрасною пленён.
  Я - рыцарь, и по-рыцарски влюблен.
  
  ГЕРМИЯ (пробуждаясь):
  Сними змею с моей груди скорее!
  Дрожу от страха я и вся трясусь,
  Спаси от сна дурного, мой Иисус!
  Мне жалом сердце гадина пронзила,
  Ужель смешно так? Примени же силу!
  Но где Лизандер? Он меня не слышит,
  Ужель в другом он месте счастья ищет?
  Что толку плакать, негодуя,
  Тебя иль смерть в конце концов найду я.
  
  (Уходит.)
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лес. Спящая Титания.
  
  (Входят Квинс, Снаг, Боттом, Флют и Старвелинг.)
  
  БОТТОМ:
  А все ль на месте?
  
  КВИНС:
  Все мы здесь. И место подходящее для наших репетиций. Представим луг зелёный сценой, боярышника куст - гримёркой и нас, играющими вдохновенно перед герцогом своим.
  
  БОТТОМ:
  Питер Квинс...
  
  КВИНС:
  Что беспокоит вас, неугомонный Боттом?
  
  БОТТОМ:
  В комедии сей, Тизба и Пирам, есть вещи непотребные для действа. Во-первых, меч, которым должен поразить себя Пирам. Ведь это напугает дам. Вы с этим не согласны?
  
  СНАУТ:
  Ты прав - ведь это так опасно.
  
  СТАРВЕЛИНГ:
  По-моему, убийство надо исключить.
  
  БОТТОМ:
  Ни в коем случае! Придумал я отличное решенье: в прологе, что напишите вы мне, укажем, что мечи безвредны: Пирама поразить подобной шпагой невозможно. Пирам в конце концов останется живой. К тому ж - он не Пирам на самом деле, а Боттом - афинянин - ткач. И страхам всем тогда не будет место.
  
  КВИНС:
  Пусть будет так: пролог напишем шестистопным ямбом.
  
  БОТТОМ:
  Чего нам мелочиться? Давай ещё прибавим две стопы.
  
  СНАУТ:
  А как бы дамы льва не испугались!
  
  СТАРВЕЛИНГ:
  И я же этого боюсь.
  
  БОТТОМ:
  Товарищи мои комедианты, подумать следует нам прежде, чем играть и боже упаси нас льва показывать вживую дамам! Ведь это так опасно, в самом деле! Свирепее на свете нет живого льва, бродящего по сцене. И это - факт, на мысли наводящий.
  
  СНАУТ:
  Придётся успокоить благородных дев, сказав в прологе: лев - не лев.
  
  БОТТОМ:
  Он должен называть по имени себя и, маску приоткрыв наполовину, лицо всем демонстрировать своё. При этом говорить, нейтрализуя внешнюю свирепость нежными словами:"О, леди милые, сударыни, простите, я умоляю вас и искренне прошу... Ах, не хотите ль, не желаете ли вы... Ах, не окажете ль любезную услугу меня понять и убедиться в том, что я не страшен, мол, дорожу за ваши жизни сам. И если я - на самом деле лев, то мне несдобровать - меня заколет рать. Я, как мужчины все - не лев, а лишь подобие его. На деле же - я Снаг, а проще - столяр."
  
  КВИНС:
  Пусть будет так, но существуют две проблемы, которые не знаю, как решить. Во-первых, как Луну нам во дворец доставить: должны Пирам и Тизба объясняться при свидетельстве Луны. Изъявит ли Луна желание явиться в эту ночь и в нашем представлении участие принять.
  
  СНАУТ:
  Придёт ли к нам Луна на наше представленье?
  
  БОТТОМ:
  А что нам обещает календарь? Предписывает ли лунное сиянье?
  
  КВИНС:
  Нам календарь сиянье обещает.
  
  БОТТОМ:
  Откроем ставни нашего театра. Луна, как все девицы любопытна - сама заглянет к нам на представленье.
  
  
  КВИНС:
  А, может, мы соломенную шляпу на кого-нибудь напялим. И он, с фонариком в руке объявит зрителю, что к ним Луна явилась. Второй проблемою является стена: Пирам и Тизба говорят сквозь щель в стене.
  
  СНАУТ:
  На сцену стену приволочь вам не удастся, Боттом.
  
  БОТТОМ:
  Мы известью кого-нибудь обмажем, а после обваляем в штукатурке. И он, на сцене растопырив пальцы, изобразит в стене те щели, через которые Пирам и Тизба будут о любви шептаться.
  
  КВИНС:
  Ну, колит так, тогда договорились. Идите роли репетировать свои. Начнёт Пирам, закончив, удалится в чащу. Так каждый должен роль свою прогнать.
  
  (На заднем плане появляется Пак.)
  
  
  ПАК:
  Что за невежды здесь осмелились бродить вблизи у ложа королевы эльфов? Неужто пьесу здесь затеяли играть? Послушаю, а, может, и сыграю с ними.
  
  КВИНС:
  Пирам и Тизба, выходите. Начинайте.
  
  БОТТОМ:
  О, Тизба, вонь цветов прекрасных...
  
  КВИНС:
  Не вонь - благоуханье.
  
  БОТТОМ:
  Не так цветов пленит благоуханье,
  Как губ твоих прекрасное дыханье.
  Здесь кто-то есть! Придётся удалиться,
  Чтоб позже незаметно объявиться.
  
  (Уходит.)
  
  ПАК:
  Пирам довольно странный в этой пьесе.
  
  (Уходит.)
  
  ФЛЮТ:
  Настала очередь моя?
  
  КВИНС:
  Да, чёрт тебя дери, ведь он ушёл узнать причину шума и вернётся вскоре.
  
  ФЛЮТ:
  Пирам мой с лилией поспорит белизною,
  А с розою прекрасной -красотою.
  Брильянт моей души неоценимый,
  Он, как скакун, в пути неутомимый,
  Мы на могиле Нинни встретимся с тобой.
  
  КВИНС:
  Любезный, "на могиле Нину", но говорить об этом рано. На реплику Пирама эта фраза. А вы уже почти всю роль свою проговорили. Пирам, входите, а вы начните : "Он, как скакун"...
  
  ФЛЮТ:
  Он , как скакун, в пути неутомимый...
  
  (Проявляется Пак и Боттом с ослиной головой.)
  
  БОТТОМ:
  И как бы не был я прекрасен, Тизби, я навеки твой.
  
  КВИНС:
  О, чудище, о, монстр! Молитесь, господа! Бегите! Люди, помогите!
  
  (Квинс, Снаг, Флют, Снаут и Старвелинг удаляются.)
  
  ПАК:
  Пойду-ка погоняю вас по лесу,
  Сквозь тернии и топкие болота,
  Вы от меня помчитесь, как от беса,
  А то на месте засиделся что-то.
  То молнией сверкну, то звереем обернусь,
  Всем, чем могу сегодня изощрюсь.
  
  (Уходит.)
  
  БОТТОМ:
  Пошто все убежали разом? Наверное, хотели напугать.
  
  (Возвращается Снаут.)
  
  СНАУТ:
  О, Боттом, как ты изменился. Что это на тебе?
  
  БОТТОМ:
  Не понимаешь ты, что видишь? Да это - голова осла, такая ж, как твоя.
  
  (Снаут уходит. Возвращается Квинс.)
  
  КВИНС:
  О, господи, во что ты превращен?
  
  (Уходит.)
  БОТТОМ:
  Ах, хитрецы, меня надумали дурачить: в осла меня решили превратить и посмеяться. Я вида не подам - они жестоко просчитались. Прогуливаться буду взад-вперед и песенку весёлую мурлыкать им на зло.
  (Поёт.)
  Я петушок с отливом золотистым,
  С носком оранжевым, бородкой серебристой,
  Такой изящный весь, к тому же - голосистый...
  
  ТИТАНИЯ (пробуждаясь):
  И что за ангел сон тревожит мой в цветочной колыбели?
  
  БОТТОМ (поёт):
  И воробей, и соловей,
  И серая кукушка,
  Морочат головы людей,
  Здесь на лесной опушке...
  Что птице ты не говори - она своё кукует.
  
  ТИТАНИЯ:
  О ты, прекраснейший из смертных, мелодию чудесную продолжи, порадуй ухо пением прелестным, очам моим твоею статью дай полюбоваться. Я тронута твоею красотою и клянусь, что искренне люблю.
  
  БОТТОМ:
  Мне кажется, сударыня, вы слишком поспешили мне признаться. А, впрочем, в наше время ум с любовью редко дружат. И вряд ли кто решиться их соединить. А я, признаться, и шучу, и выгляжу красиво.
  
  ТИТАНИЯ:
  Блистаешь и умом и красотою.
  
  БОТТОМ:
  Ни тем и ни другим не обладаю. Когда б толикой обладал ума, давно бы выбрался из леса.
  
  
  ТИТАНИЯ:
  Я не хочу тебя из леса отпускать,
  Смириться должен ты и знать,
  Что я - особа королевской крови,
  Мне не резон лишать себя любови.
  Тебя люблю. Нельзя расстаться нам.
  Я эльфов в услужение вам дам.
  Они сокровища морские раздобудут,
  На бреге услаждать, лелеять будут.
  Цветами лета ложе уберут
  И на ночь песню сладкую споют.
  Я душу смертную от тяжких дум очищу
  Для дум высоких подготовив пищу.
  А, ну, сюда спешите, Горошек, Паутинка, Мотылёк, Горчичное зерно!
  
  ( Входят Душистый горошек, Паутинка, Мотылёк, Горчичное зёрнышко.)
  ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
  Готов.
  
  ПАУТИНКА:
  И я.
  
  МОТЫЛЁК:
  И я.
  
  ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
  И я.
  
  ВСЕ ВМЕСТЕ:
  Какие будут указания для нас?
  
  ТИТАНИЯ:
  Учтивы будьте перед господином,
  И пляской каждый шаг сопровождайте,
  Дарите абрикосы, апельсины,
  И виноградом спелым угощайте.
  У диких пчёлок меду наберите,
  А ножки их мохнатые в ночи,
  Как факелы, как звёзды засветите,
  Они любимому - моей любви лучи.
  А крылья бабочек - цветное опахало,
  От хлада лунного укроют одеялом.
  Воздайте, эльфы, честь ему и славу!
  
  ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
  Хвала вам, человек!
  
  ПАУТИНКА:
  Хвала!
  
  МОТЫЛЁК:
  Хвала!
  
  ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
  Хвала!
  
  БОТТОМ:
  Молю, скажите, как вас величать?
  
  ПАУТИНКА:
  Паутинка.
  
  
  БОТТОМ:
  Хотел бы, Паутинка, вас узнать поближе. Случись обрезать палец - вас на помощь позову. А как же величать мне вас, достойный господин?
  
  
  ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
  Душистый горошек.
  
  БОТТОМ:
  Прошу вас кланяться мамаше Шелухе и папеньке Стручку. Я с вами ближе познакомиться, горошек мой, надеюсь. А вас как величать, мой сударь?
  
  ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
  Горчичное зёрнышко.
  
  БОТТОМ:
  О, сударь мой, Горчичное зерно, как мне понятны ваши муки, когда с говядиною вместе, волу гигантскому подобной, вас пожирает ненасытный аппетит. И уверяю вас: мне горькими слезами приходилось это горе заливать. Надеюсь с вами познакомиться поближе.
  
  ТИТАНИЯ:
  В мою беседку гостя проводите,
  Уж месяц заблестел слезою,
  Фиалок раненных любовью наберите,
  Обряженных, как бусами, росою,
  Они любимы, ласки жаждут,
  И о любви ему моей расскажут.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Другая часть леса.
  
  (Входит Оберон.)
  
  ОБЕРОН:
  Проснулась ли Титания узнать желаю я.
  И что представилось её глазам предметом совершенства.
  (Входит Пак.)
  А вот и порученец мой явился.
  Приветствую тебя, мой сумасброд!
  Какие чудеса в лесу волшебном ночью совершились?
  
  ПАК:
  Моя хозяйка монстра полюбила.
  Недалеко от места, где царица почивала,
  Где ни одна душа живая не бывала,
  Вдруг объявились дикие актёры -
  Афинские бездомные и воры,
  Задумали они актерскую затею:
  В день свадьбы угодить великому Тезею.
  Один чурбан, назначенный Пирамом,
  Увенчанный не славою, а срамом,
  В кусты ушёл, окончив фразу,
  Где я дурашку обработал сразу,
  В осла актёра обратив,
  Используя задуманный мотив.
  Увидев же осла, все растерялись
  И в страхе по кустам вдруг разбежались.
  От ужаса кричали и вопили,
  Как будто их охотники травили,
  Как будто гончие за пятки их хватали,
  Они же - обалдев, стремглав бежали.
  Взывая криками и жестами к богам,
  Низвергнув все проклятия врагам,
  Неслись, как угорелые, детины
  Надеясь, что помогут им Афины.
  От страха обезумев до предела,
  Забыли про задуманное дело,
  К тому же и кафтаны повредили,
  Пока по лесу тёмному бродили.
  Сбежали все, но продолжалась драма:
  В лесу застала ноченька Пирама,
  Судьба Титанию от рока не спасла:
  Проснувшись, полюбила этого осла.
  
  ОБЕРОН:
  Все получилось лучше, чем желал я. А удалось ли афинянина околдовать любовным соком, как велел я?
  
  ПАК:
  Удалось. Его я спящим увидал поодаль от прелестной афинянки. Проснувшись, он её увидит первой.
  
  (Входят Гермия и Деметрий.)
  
  ОБЕРОН:
  А вот и афинянин, о котором говорили. Тише.
  
  ПАК:
  Молодка - та, а молодец - не тот.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Любовью истинной хотите пренебречь?
  Коль, словно, ворогу бросаете мне речь.
  
  ГЕРМИЯ:
  Врага заклятого опасней вы и хуже,
  Лизандер утонул в кровавой луже,
  Меня вы следом умертвить должны,
  Нет мужа - нет его жены.
  За мной Лизандер следовал, как тень,
  Был предан мне, как Солнцу верен День.
  Поверить не могу я, видит бог:
  От спящей Гермии сбежать жених не мог.
  Скорее Солнце и Луна поспорят в небесах,
  Кто на вселенских значимей весах,
  Чем я тебе поверю, душегуб.
  Ведь ты убил того, кто сердцу люб!
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Я - не убийца, а - убитый вами,
  Пронзенный острыми нещадными очами.
  А вы - Венера хладною звездою
  Возвысились надменно надо мною.
  
  ГЕРМИЯ:
  Где мой Лизандер? Я тебя молю:
  Деметрий, воскреси любовь мою.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Не вижу смысла в заданном вопросе.
  Да я бы труп его собакам бросил.
  
  ГЕРМИЯ:
  Собака - ты! Не рыцарь вовсе!
  Ты - волк под шкурою овчиной
  И не достоин быть мужчиной.
  Ты - трус, ты правды избегаешь,
  Боясь борьбы, во сне кончаешь
  И под покровом темноты
  Змеёю уползаешь ты.
  Язык раздвоенный твой жалит, как змея,
  Ты гадов всех опасней, полагаю я.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Вы пребываете в плену больных фантазий
  Похож я на убийцу разве ?
  
  ГЕРМИЯ:
  Ужели в самом деле не мертва любовь моя?
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  А если так! Что буду я иметь?
  
  ГЕРМИЯ:
  Меня не видеть впредь.
  Скажу я боле: жив он или нет, тебе всегда один ответ: нет, нет и только нет!
  
  (Ухолит.)
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Сейчас за нею следовать напрасно,
  Не будет результата - это ясно.
  Печаль несносной раною болит,
  Быть может, сон её немного утолит.
  Я больше тратиться сегодня не хочу,
  Долги свои я завтра заплачу.
  
  (Ложится и засыпает.)
  
  ОБЕРОН:
  Что натворил ты? - Страшная ошибка!
  Любовь и без того довольно зыбка.
  У нас неверный обратился верным,
  А верный - обернулся скверным
  
  ПАК:
  Закон таков. И в этом я уверен:
  Клянутся сотни, а один лишь верен.
  
  ОБЕРОН:
  Несись-ка ветром, медлить не пристало,
  Елену отыщи во что бы то ни стало,
  Больна она, бледна и выплакала очи,
  А вздохи тяжкие лишили сна и мочи.
  Веди сюда скорее молодую,
  А я пока над счастьем поколдую.
  
  ПАК:
  Лечу быстрей стрелы из грозного колчана
  Великого монгола Чингисхана.
  
  (Уходит.)
  
  ОБЕРОН:
  Любовью раненый цветок,
  Яви же силу Купидона,
  И чары, и волшебный сок
  Да снимут с глаз его попону.
  И заблистает, как звезда,
  Его прекрасная Венера,
  И не покинут никогда
  Их ни любовь ни вера.
  
  (Возвращается Пак.)
  
  ПАК:
  О, эльфов всех и духов господин,
  Я к вам явился, только не один:
  Здесь и Елена, а за нею шибко
  Во след бежит моя ошибка,
  Вы не хотите ль посмеяться,
  Как может над людьми ошибка изгаляться.
  
  ОБЕРОН:
  Молчи-ка. Здесь не надо говорить:
  Деметрия ты можешь разбудить.
  
  ПАК:
  Теперь один другому - явная помеха.
  Боюсь , что я сейчас умру от смеха.
  Такому обстоятельству я рад:
  Нелепости мне душу веселят
  
  (Входят Лизандер и Елена.)
  
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Как можно думать, что я насмехаюсь?
  Презрение с насмешкой слёз не льют,
  А я от слёз и горя задыхаюсь,
  Ужель они надежду не дают?
  Ужели сердца искренний порыв
  Вас ранит, как болезненный нарыв?
  
  ЕЛЕНА:
  Неправда ваша изощрённей стала,
  Когда вы клятвой клятву предаёте,
  Быть кривде правдой не пристало,
  Сочувствия во мне вы не найдете.
  На ваших клятвенных весах
  Мы одинаковы с Гермией в небесах.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Рассудок болен был, когда Гермии клялся.
  
  ЕЛЕНА:
  Он и сейчас куда-то подевался.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Её Деметрий любит - не тебя.
  
  ДЕМЕТРИЙ (просыпаясь):
  Любовь моя, с чем смею я сравнить твои глаза?
  Любой кристалл бледнеет перед ними,
  Я жажду вишни губ устами жадными своими,
  Хочу быть ветром, обнимающим твой стан,
  Волнуется проказник неспроста.
  Устами жаркими, моей любви печатью,
  Целую руки, восхищаюсь статью.
  
  ЕЛЕНА:
  Меня в покое не хотят оставить.
  Ловчатся, чтоб больней ужалить.
  Ужели жалости ни капли не осталось,
  Ужели доля мне несчастная досталась?
  Меня вы ненавидите - я знаю,
  И всё равно я вас не понимаю:
  Как можно честью пренебречь мужской
  Участвуя в комедии такой?
  Ведь вы, хвалами упиваясь в адрес мой,
  Меня же ненавидите с лихвой.
  Лишь глупый ложь такую не увидит:
  Елену - любят оба, оба - ненавидят.
  Мужскими, пользуясь уловками в избытке,
  Меня ужасной подвергаете вы пытке.
  Где ваше благородство, где же честь,
  Которая у каждого, должно быть, есть?
  А может у мужчин забавы таковы сегодня?
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Деметрий, так жестоко и нечестно,
  Вы любите Гермию, как известно,
  А потому располагайте ею,
  Противоречить этому не смею,
  А мне Елену уступить прошу,
  Её я в сердце любящем ношу.
  
  ЕЛЕНА:
  Насмешки злые я переношу!
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Лизандер, забери Гермию навсегда,
  Я не любил её, клянусь вам, никогда
  В пути, быть может, сердце заблудилось,
  Но в дом оно - к Елене возвратилось.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Елена, вы не верьте ложным тем словам.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Как можете судить о том, что не под силу вам?
  За оскорбление придётся вам ответить.
  А вот и та, что вам милее всех на свете.
  
  (Появляется Гермия.)
  
  ГЕРМИЯ:
  Ночь ослепляет, глаз лишая,
  В ночи мы видим мир ушами.
  Пройдя сквозь тернии и молох,
  Мы осязаем каждый шорох.
  Вот так Лизандера нашла я,
  В лесу, где темь стоит сплошная.
  Как смел ты поступить со мною так жесткого?
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Любовью был разбужен я по воле рока.
  
  
  ГЕРМИЯ:
  И чья ж любовь меня Лизандера лишила?
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Лизандера любовь, её святая сила.
  Сняла Елена ночь с моих очей заблудших,
  Смотрю - не насмотрюсь на лучшую из лучших.
  Я не тебя покинул, а ужасный сон,
  В котором был я призрачно влюблён.
  
  ГЕРМИЯ:
  Не думаешь о том, что говоришь.
  
  ЕЛЕНА:
  Она - одна из них! Как быстро сговорились!
  Все трое ополчились на меня и обложили ложью.
  Чем заслужила я, Гермия, от тебя немилость эту,
  Что ты меня позоришь, тайно сговорившись с ними?
  А как же наши девичьи беседы,
  Мечты прекрасные о будущей любви,
  Ужели всё растоптано, забыто,
  А дружба девичья забвением покрыта?
  Невинность школьных лет припомни,
  И нашу дружбу светлую с тобою
  Когда мы господа рукою
  Творили в рукоделье чудеса,
  Одним порывом и одной иглою
  Цветы вплетали в полотно надежд.
  Рука в руке и с песней на устах
  В одном стремлении, движении едином,
  Как вишни две на веточке одной.
  Мы созревали каждая отдельно,
  Но корень был у нас всегда один,
  Как два различных знака на гербе,
  Объединенные короною единой.
  Ты бедную подругу предаешь,
  И в сговоре с мужчинами позоришь,
  Позоришь не меня - весь женский пол,
  Хотя меня одну ты ранила жестоко.
  
  ГЕРМИЯ:
  Твои слова меня немало удивляют.
  Смеюсь не я, а ты смеёшься надо мною.
  
  ЕЛЕНА:
  Лизандера не ты ль в насмешку научила
  За мною волочиться, восхищаться мною?
  Деметрий же, в тебя влюблённый,
  Который был меня готов пинать ногою ,
  Вдруг кавалером любящим явился,
  Богиней называя, нимфою прекрасной.
  С чего такие перемены в адрес той,
  Которая была ему противна?
  Пошто Лизандер, так тебя боготворивший,
  Отрёкся от любви и в чувствах признаётся мне?
  Сомнений нет - я вижу в том твои уловки.
  Пусть я не так удачлива в любви, не так красива.
  Но нелюбимая любить имеет право,
  А это не презрения, а жалости достойно.
  
  ГЕРМИЯ:
  Что хочешь ты сказать, не понимаю.
  
  ЕЛЕНА:
  Ну, что же - претворяйтесь дальше:
  Кривляйтесь за спиною, насмехайтесь,
  Язвите в адрес мой и оскорбляйте,
  Наследникам свой опыт передайте.
  Уж коли сердце к жалости не склонно,
  То злобою натешится оно.
  Прощайте. Я виню за всё себя.
  Разлука или смерть исправят положенье.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Моя любовь, душа моя и жизнь, прекрасная Елена,
  Постой же, милая, и извини меня.
  
  ЕЛЕНА:
  О, как восторженно всё это!
  
  ГЕРМИЯ:
  Не оскорбляй её, любимый.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Коль упросить она не может, я заставлю.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Она не может упросить, а ты - принудить.
  Угроз твоих я не боюсь, как глух к её молитвам.
  Мне без Елены жизни нет, она - пуста без милой.
  И в доказательство любви готов пожертвовать собою.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Не может он любить, как я.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Пусть шпага нам докажет правду.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Я всегда готов.
  
  ГЕРМИЯ:
  Вы что задумали, Лизандер?
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Путь, эфиопка, мне освободи.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Ну, полно, сударь, сказки говорить.
  Не можешь честь свою оборонить.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Ты не вонзай в меня свои кошачьи когти,
  Иначе, как змею, тебя отброшу прочь!
  
  ГЕРМИЯ:
  О, как ты груб и как ты изменился!
  Любовь моя...
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Прочь от меня, чумазая татарка!
  Отрава горькая, аптекарское пойло!
  
  ГЕРМИЯ:
  Такие у тебя сегодня шутки?
  
  ЕЛЕНА:
  Вы - все здесь шутники, я полагаю.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Деметрий, слово я своё сдержу.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Хотелось бы мне этому поверить. Но ты и женских уз преодолеть не можешь,
  А что же говорить тогда о слове, что даешь. Поэтому я слову твоему не верю.
  
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Но не могу же я её ударить, а убить тем боле. Я, ненавидя даже, зла ей не желаю.
  
  ГЕРМИЯ:
  Что ненависти быть больнее может?
  Меня ты ненавидишь! Почему, любимый? Что за новость!
  Ведь я же - Гермия всё та же, как и ты - Лизандер тот же самый.
  С момента, как любил меня и как оставил, я не подурнела.
  Так почему же бросил?
  Боже, неужели правда?
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Не только правда, но и видеть не хочу тебя я боле.
  Оставь сомнения и всякую надежду.
  Их у тебя по сути нет и в этом кроется вся правда.
  От шуток я далёк, поскольку я люблю Елену,
  К тебе же - просто ненависть питаю.
  
  
  ГЕРМИЯ:
  О, подколодная змея! Исчадие всех зол и ада!
  Не ты ль, воровка, темной ночью сердце милого украла?
  
  ЕЛЕНА:
  Какая перемена!
  Всё улетучилось: и скромность, и застенчивость и стыд!
  Ты хочешь, чтобы я ответной речью до позора пала?
  Стыдись! Стыдись, марионетка!
  
  ГЕРМИЯ:
  Марионетка? Почему? Ах, вот оно в чём дело:
  Ты ростом высока в сравнении со мною
  И этим хочешь надо мною вознестись.
  Лизандер же, сию преодолев вершину,
  С той высоты меня уже не видит.
  С тобою, жердью, ростом не сравнюсь,
  Но дотянуться до очей твоих ногтями я могу.
  
  ЕЛЕНА:
  Вы надо мною шутите, я знаю,
  И всё же, господа, прошу вас
  Не дайте ей меня поколотить.
  Я от природы не драчлива
  И в ссорах не замечена была.
  Хоть ростом я её превосхожу,
  Но вряд ли я Гермию одолею,
  А потому прошу защиты вашей.
  
  ГЕРМИЯ:
  Ты снова рост упоминаешь!
  
  ЕЛЕНА:
  Да не сердись ты на меня. Всегда я, Гермия, тебя любила.
  Не предавала, не вредила и тайны наши бережно хранила.
  Один лишь раз, Деметрия любя, поведала ему про твой побег.
  И он пустился за тобой. Я собачонкою вослед за ним бежала.
  Пытался он меня прогнать, унизить, уничтожить даже.
  Теперь, оставив все свои причуды, удалюсь а Афины.
  Вас более преследовать не буду. Такой вот незатейливый конец.
  
  ГЕРМИЯ:
  Что ж не уходишь? Что тебя здесь держит?
  
  ЕЛЕНА:
  Да сердце глупое не хочет расставаться.
  
  ГЕРМИЯ:
  С Лизандером?
  
  ЕЛЕНА:
  С Деметрием, конечно.
  ЛИЗАНДЕР:
  Её ты можешь не бояться - тебе она не причинит вреда.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Не причинит, конечно, хоть ты - на стороне её.
  
  ЕЛЕНА:
  Она во зле становится опасна! Её лисицей в школе называли.
  Мала, но очень уж коварна и ловка.
  
  ГЕРМИЯ:
  Что ты заладила: "мала я, да мала"!
  Как дозволяете ей надо мной смеяться?
  Да что вы держите меня! Пустите!
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Вон! Вон отсюда, родственница гнома, в зелёном спорыше заблудшая козявка.
  Запрячься в желудок, несчастная букашка.
  
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Не утруждай услугами, которых не хотят.
  Елене не нужна твоя защита.
  А будешь досаждать -
  Получишь от меня ответ достойный.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Теперь меня ничто не держит.
  Иди за мной, коль смел, и мы решим,
  Кто на Елену прав иметь больше.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Я за тобой? Да никогда!
  Ноздря в ноздрю! Тебе не уступлю я!
  
  (Лизандер и Деметрий уходят.)
  
  ГЕРМИЯ:
  Причина неприятностей в тебе.
  Куда же ты спешишь? Останься.
  
  ЕЛЕНА:
  Тебе не верю я. С тобою мне опасно оставаться.
  Когда б не ноги быстрые мои,
  Пустила б в дело руки ты проворные свои,
  
  (Уходит.)
  
  ГЕРМИЯ:
  Не знаю, право что здесь и сказать.
  
  (Уходит.)
  ОБЕРОН:
  Твоя небрежность привела к ошибке.
  А, может, преднамеренная шалость.
  
  ПАК:
  О, царь теней, поверь мне - я ошибся.
  Не ты ль приметы мне назвал?
  По ним я афинянина узнал.
  И колдовал я по приказу твоему,
  А значит и упрёки ни к чему.
  Нисколько я в содеянном не каюсь,
  И шуткою удачной упиваюсь.
  
  ОБЕРОН:
  На смертный бой соперники решились.
  И чтоб они в бою том не убились,
  Вуалью чёрной, словно, Ахерон
  Закрой сияющий звездами небосклон,
  Пусти по лесу демонов ретивых,
  С маршрута сбей соперников ревнивых.
  То голосом Лизандера Деметрия казни,
  То голосом Деметрия Лизандера дразни.
  Спеши же, Робин, мой спеши,
  Ты силы их и разума лиши.
  Когда же сон свинцовый свалит с ног,
  Плесни Лизандеру на очи сок.
  Запомни, Робин, ты обязан знать:
  У сока свойство есть - ошибки исправлять.
  Любовник не успеет ото сна проснуться
  Как чувства прежние к нему опять вернутся.
  Раздоры, что случились накануне с ними,
  Соперникам покажутся смешными.
  Рука в руке в Афины сверстники вернутся,
  До смерти их пути не разойдутся.
  Пока ты будешь здесь трудиться,
  Вернет мне мальчика царица.
  И только я ребёнка обниму,
  Как чары злые с жёнушки сниму.
  Отстанет от неё урод,
  Который ей покоя не даёт.
  Тогда-то и закончатся бои,
  И всё вернётся на круги свои.
  
  ПАК:
  Царь эльфов, время есть пока,
  Драконы ночи гложут облака,
  А в синих сполохах Авроры
  Кладбищенских фантомов своры
  Спешат в могилы до рассвета,
  Они, ушедшие со света,
  На перекрестках жизни бренной,
  Должны вернуться в мир свой тленный.
  В ночи таится их позор,
  Противен им светила взор.
  
  ОБЕРОН:
  А мы с тобой - совсем другое дело,
  Встречаем утро радостно и смело.
  Подобно леснику я рощи обхожу,
  На диво возрождения гляжу,
  Как утро алые ворота растворяет,
  Нептун в купели новый день купает,
  В своих ладошках изумрудных
  Готовит море красок чудных.
  И всё же - до исхода ночи
  Мы дело предпочтём заботам прочим.
  
  (Уходит.)
  
  ПАК:
  Я - домовой, кикимора лесная,
  Тружусь без отдыха и сна я,
  Гоняю по лесам заблудших,
  Забав не знаю в мире лучших.
  А вот вам и один из них.
  
  (Входит Лизандер.)
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Деметрий, где ты кроешься, надменный?
  Скорее отзовись.
  
  ПАК:
  Я здесь, негодник, сам-то объявись!
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Иду, иду. И ты поторопись.
  
  ПАК:
  Я место для сражения нашел.
  
  (Лизандер следует за голосом. Входит Деметрий.)
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Опять молчишь, Лизандер, ты,
  Должно быть, снова спрятался в кусты.
  
  ПАК:
  Ты - трус, свидетели - небесные светила,
  В кустах - вся рыцарская сила,
  Что толку на меня кричать,
  А в бой со мною не вступать?
  Так выходи скорей, мальчишка,
  Не шпагой, кулаком набью я шишку.
  ДЕМЕТРИЙ:
  И всё же - где ты есть?
  
  ПАК:
  Иди на голос. Храбрость испытаем здесь.
  
  (Уходит.)
  
  (Возвращается Лизандер.)
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Бежит он впереди меня и драться предлагает,
  На зов являюсь я - он тут же исчезает.
  Как не пытаюсь я свой шаг ускорить,
  Не удаётся мне паршивца переспорить.
  Совсем устал я по лесу мотаться.
  (Ложится.)
  Придётся отдохнуть и дня дождаться.
  Деметрия найду я поутру
  И в порошок негодника сотру.
  (Засыпает.)
  
  (Появляются Пак и Деметрий.)
  
  ПАК:
  Эге, эге, эге! Ужель мозоль натёр ты на ноге?
  А может у трусишки уже полны штанишки?
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Хватил ты, парень, слишком!
  Хотелось бы взглянуть в твои глаза,
  Когда ты пакость эту мне сказал.
  Так где же всё-таки ты есть?
  
  ПАК:
  Спасти твою пытаюсь честь.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Ты всё смеёшься надо мной. Но вызревает месть.
  В лицо твоё я завтра посмотрю, чтоб убедиться,
  Что ты готов со мной в бою сразиться.
  Сейчас же падаю уставшею главою,
  Укрывшись мягкою травою-муравою.
  
  (Ложится и засыпает.)
  
  (Появляется Елена.)
  
  ЕЛЕНА:
  Невыносима эта ночь,
  Ужель заря коснётся взора,
  Чтоб эти муки превозмочь,
  Сбежав в Афины от позора.
  О, сон, чудесное лекарство,
  Мои ты исцели мытарства.
  
  (Ложится и засыпает.)
  
  ПАК:
  Пока их трое. Быть должно - четыре.
  Священна пара в этом мире!
  Всем этим верховодит Купидон.
  И правым оказался он:
  Вот и четвёртая явилась единица,
  Измотана вконец, но с нами озорница.
  
  (Входит Гермия.)
  
  ГЕРМИЯ:
  Несправедливостью поругана надежда,
  Разорвана неверием душа,
  Колючками изодрана одежда,
  Вся жизнь моя не стоит ни гроша.
  Устала я. Земля теперь мне - и постель и койка.
  Лизандер мой, в живых останься только!
  
  (Ложится и засыпает.)
  
  ПАК:
  Спи-ка , милый
  Чудной силой
  Орошу твои глаза,
  Чтобы ты любовь узнал
  И её не отвергал.
  
  (Выдавливает сок цветка на глаза Лизандера.)
  
  И тогда-то
  Скажут сваты,
  Вот невестина рука,
  Жизнь, как полная река,
  Обручаем на века.
  Чтобы Джек невесту Джил
  И лелеял и любил,
  Чтобы семь чудесных Я
  Нарожала та семья,
  А они же, в свой черёд
  Дальше множили народ.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Там же.
  
  (Спящие Лизандер, Деметрий, Елена и Гермия.)
  
  (Входят Титания и Боттом, Душистый Горошек, Паутинка, Мотылёк, Горчичное Зёрнышко в сопровождении других эльфов. За ними наблюдает невидимый Оберон.)
  
  ТИТАНИЯ:
  Приляг со мною на цветочную кровать,
  Щеками ослика моих коснись ланит,
  Я уши длинные готова целовать,
  Мне сердце нежное ласкать тебя велит.
  
  БОТТОМ:
  А где же Душистый Горошек?
  
  ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК:
  К услугам вашим.
  
  БОТТОМ:
  Мне голову скорее почешите. А где же Паутинка?
  
  ПАУТИНКА:
  Здесь я.
  
  БОТТОМ:
  Милейшая на свете Паутинка, сетями крепкими опутайте пчелу, что разместилась на цветке чертополоха и принесите мне её медовый клад. При этом будьте очень осторожны и мёд не растеряйте по пути. Не гоже паутинке быть в меду. Куда же Зёрнышко Горчичное девалось?
  
  ГОРЧИНОЕ ЗЁРНЫШКО:
  Готов к услугам вашим.
  
  БОТТОМ:
  Отставим церемонии месье, мне вашу лапу протяните.
  
  ГОРЧИЧНОЕ ЗЁРНЫШКО:
  И что же вам угодно?
  
  БОТТОМ:
  Особого, скажу вам, ничего. Всего лишь - помощь оказать проворной Паутинке и почесать затылок. С моей лохматостью мне нужен парикмахер. Осёл такой чувствительный, как я, всё время должен где-нибудь чесаться.
  
  ТИТАНИЯ:
  А не хотел бы, милый, музыку послушать?
  
  БОТТОМ:
  Да, ухо музыкальное моё особо уважает крик ослиный.
  
  ТИТАНИЯ:
  А не желает ли любезный мой откушать?
  
  БОТТОМ:
  И в самом деле, не мешало бы овса немного пожевать. И сена свежего пучок отведал бы сейчас с огромным аппетитом.
  
  ТИТАНИЯ:
  Проворным эльфам дам задание орешков принести из беличьих запасов.
  
  БОТТОМ:
  Мне б впору горсточку сушёного гороха. А, впрочем, я устал от ваших эльфов и, похоже, засыпаю.
  
  ТИТАНИЯ:
  Засни, любимый. Обовью тебя руками.
  А вы же, эльфы, удалитесь прочь.
  (Эльфы уходят.)
  Как вьются нежные побеги, дуб лобзая,
  Как плющ в объятия укутывает вяз,
  Так я безумно обожаю вас.
  
  (Оба засыпают.)
  (Входит Пак.)
  
  ОБЕРОН (Приближаясь):
  Не правда ль, зрелище достойное вниманья?
  Любовь слепая вызывает жалость.
  Я наблюдал, как бережно она
  Для монстра этого сбирала благовонья.
  И проклял всё, когда она осла
  Цветами этими любовно убирала.
  Роса на этих дивных лепестках,
  Которой я всё время восторгался,
  Теперь была подобна не алмазам,
  А слёзам горьким, вылитым бедой.
  Над нею вдоволь посмеялся я,
  Она ж - прощенья попросила.
  Тогда-то и потребовал ребёнка.
  Она немедля эльфам приказала
  Ребёнка отнести в мои покои.
  Теперь, вернув себе мальчишку,
  Могу я порчу с глаз её убрать.
  А ты, мой верный Пак,
  Верни обличие афинскому невежде.
  И пусть же он со всеми остальными
  В Афины в прежнем виде возвратится,
  А приключенья дивной этой ночи
  Запечатлеются в их памяти, как сон.
  Но прежде я сниму с царицы чары.
  (Касается её глаз цветком.)
  Будь той, которою была,
  Смотри на мир, как прежде.
  Власть Купидона отцвела.
  Цветок Дианы, отвори ей вежды.
  Проснись, Титания, проснись же, королева.
  
  ТИТАНИЯ (просыпаясь):
  Ужасный сон мне снился, Оберон!
  Осёл мерещился влюблённый.
  
  ОБЕРОН:
  Взгляни-ка на осла. Не он ли?
  
  ТИТАНИЯ:
  Как всё случилось? Просто не понятно.
  Смотреть на эту мерзость неприятно.
  
  ОБЕРОН:
  Минуточку внимания, друзья.
  Сними-ка, Робин, ты с него ослиный образ.
  А ты, Титания, дай музыке прекрасной
  Всех пятерых сильнее смерти усыпить.
  
  ТИТАНИЯ:
  Играй же, музыка, чаруя всех уснувших.
  (Звучит тихая убаюкивающая музыка.)
  
  ПАК:
  Дурак, проснувшись, остаётся дураком.
  
  ОБЕРОН:
  Играй же, музыка, дай руку, королева,
  Нет более меж нами ни вражды, ни гнева.
  Оставим спящих в колыбели бытия,
  Отправимся к Тезею во дворец и ты и я.
  Благословим чету на долгие года,
  Чтоб счастье - в дом, а из дому - беда.
  
  ПАК:
  День долго ждать нас не заставит:
  Я слышу жаворонок утро славит.
  
  ОБЕРОН:
  Коль день уже не за горою,
  Пора лететь нам за ночною мглою,
  Нет равных нам в печальной тишине,
  Ни дню за нами не угнаться, ни луне.
  
  
  
  ТИТАНИЯ:
  Лететь с тобою я готова,
  Но намекни хотя бы словом,
  Судьба какая занесла
  Меня в объятия осла?
  
  (Уходят.)
  (За сценой слышны звуки охотничьих рожков.)
  (Входят Тезей, Ипполита, Эгей и свита.)
  
  ТЕЗЕЙ:
  Найдите мне лесничего. Обряд наш завершён.
  Начало дня ознаменую тем, что музыкой собак
  Невесте предоставлю вдоволь насладиться.
  В долину западную всех собак спустите
  И не забудьте мне лесничего прислать.
  (Посыльный уходит.)
  А мы, красавица моя, поднимемся на горку
  И будем слушать, как собак гоняет эхо.
  
  ИППОЛИТА:
  Однажды с Кадмом Геркулес на Крите
  Оравою спартанских псов в лесу медведя дикого травили.
  Я прежде гаммы голосов таких, пожалуй, не слыхала.
  Кричали все: и небо, и земля, и звери голосом единым.
  Да, какофонии прелестней ухо не знавало.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Мои собаки - тех спартанских псов потомство:
  Выносливы в ходу и масти той же самой.
  Ушами длинными росу сбивают с трав.
  Как у быков Фессалии их груди широки,
  А ноги - тонки и изящны в беге.
  Быть может, не преследуют так быстро, как хочу,
  Но голос каждый, словно, колокольчик,
  Который в гамме остальных - особый звук.
  Рожок охотничий ни Крита, ни Фессалии, ни Спарты
  Не возбуждают так охотничий инстинкт.
  Постойте! Что за нимфы здесь?
  
  ЭГЕЙ:
  О, господи, да это ж - дочь моя.
  Лизандер рядом и Деметрий.
  Вот и Елена - старого Недара дочь.
  Что делали они, собиравшись вместе?
  
  ТЕЗЕЙ:
  Согласно древнему обряду поднялись с зарей,
  И совершив его, уснули, чтоб затем
  Своим присутствием обрадовать всех нас.
  К тому ж, Эгей, сегодня день, когда Гермия
  Выбор свой должна нам объявить.
  ЭГЕЙ:
  Вы правы, государь.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Пойди-ка прикажи охотникам трубить,
  Пора нам молодежь будить.
  (За сценой слышен шум и звуки охотничьих рожков Лизандер, Деметрий, Елена и Гермия просыпаются и встают .)
  Святого Валентина ночь уже прошла
  И озарилась добрым утром.
  Пора настала просыпаться.
  Не время ль птичкам пароваться?
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Простите, государь.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Прошу всех встать.
  Я двух соперников здесь вижу,
  Но нет вражды меж ними никакой.
  Как можно, ревностно друг друга ненавидя,
  Спокойно рядом находиться,
  Чем объяснить такую перемену?
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Я в полусне каком-то пребываю, государь
  Как оказался здесь, поведать не могу.
  Но думается мне, в том кроется вся правда,
  Что мы с Гермией убежали из Афин,
  Боясь возмездия закона древних афинян.
  
  ЭГЕЙ:
  Всё ясно, государь, как белый день!
  Прошу судить по строгости закона.
  Намеревались эти двое:
  Лишить Деметрия жены,
  Меня ж - отцовской воли
  Судьбою дочери своей распоряжаться.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Об их побеге мне поведала Елена,
  Сказав, что укрываются в лесу.
  Я в бешенстве последовал за ними,
  За мной влюбленная Елена устремилась.
  Теперь же, государь, не знаю, от чего:
  Любовь к Гермии растворилась,
  Как талый снег в весенний день,
  Как старая игрушка,
  Которой в детстве восхищался,
  А теперь забыл.
  Отрадою души моей,
  Очей моих очарованьем
  Сегодня, и надеюсь навсегда,
  Останется прекрасная Елена.
  Она, мой государь,
  Была моим кумиром до Гермии,
  Но был я, как болезнью, заражён другою,
  Теперь же исцелён я от недуга,
  На всю оставшуюся жизнь
  Нашёл себе любовь и друга.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Фортуна вам благоволит, счастливчики мои,
  О всех подробностях расскажете мне после.
  Твое желание, Эгей, осуществить не смею,
  Поскольку в храме молодых навеки обручат.
  Коль утро миновало - нам не до охоты.
  Три пары следуют а Афины
  Торжественно отпраздновать финал.
  Идем же, Ипполита.
  
  (Тезей, Ипполита, Эгей и свита уходят.)
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Всё вижу я в каком-то мираже: то ль гор далёких снежные вершины, то ль облако на фоне голубом.
  
  ГЕРМИЯ:
  А я смотрю и вижу вдвое больше.
  
  ЕЛЕНА:
  Деметрий, словно, камень драгоценный для меня. Владею им, а обладать не смею.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Похоже это всё на сон. Не бредим ли мы с вами? И был ли государь здесь собственной персоной, и приглашал ли нас идти на пир?
  
  ГЕРМИЯ:
  Не только государь, но и отец мой.
  
  ЕЛЕНА:
  И даже Ипполита.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Нам государь велел во храм явиться.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  А коли так, то мы уже не спим и следовать обязаны указу, а по дороге перескажем сны друг другу.
  
  (Уходят.)
  
  БОТТОМ (просыпаясь):
  Когда наступит очередь моя, то я отвечу репликой такою: "Прекраснейший Пирам!"
  Куда-то все запропастились!
  Квинс Питер!
  Флют скорняк!
  Портняжка Старвелинг!
  О, господи, похоже, все покинули меня, пока я спал. Приснился мне довольно странный сон. Я видел сон, но разум человека осознать его не может. Такое лишь ослу под силу. Казалось мне, что был не человек я, а осёл, и по-ослиному свой сон воспринимал.
  Глазами слышал, а ушами видел, руками пробовал на вкус, пытался языком понять, а сердцем разобраться в том, что видел. Придётся Квинса попросить балладу написать. И именем моим балладу назовём. В ней смыла столько, сколько у осла забот. На радость герцогу балладу пропою над Тизбою почившей.
  
  (Уходит.)
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Афины. Комната в доме Квинса.
  
  (Входят Квинс, Флют, Снаут и Старвелинг.)
  
  КВИНС:
  В дом Боттома кого-нибудь послали? Вернулся ль он домой?
  
  СТАРВЕЛИНГ:
  О нём - ни слуху и ни духу. Сомнений нет - он сгинул.
  
  ФЛЮТ:
  А коли он не явится - пропала наша пьеса. Как без него играть?
  
  КВИНС:
  Да. Это невозможно. В Афинах нет такого человека, который бы Пирама смог сыграть.
  
  ФЛЮТ:
  Умнее кустаря в Афинах не найти.
  
  КВИНС:
  Любовник истинный и голосом и видом.
  
  ФЛЮТ:
  Должны сказать вы "образцовый", простит нас бог, что отнести к любовнику нельзя.
  
  (Входит Снаг.)
  
  СНАГ:
  Сам герцог возвращается из храма. Там обвенчали дам и нескольких господ. И если наша пьеса состоится - гулянка обеспечена для нас.
  
  
  
  ФЛЮТ:
  О, Боттом, наш крикун и забияка! Ужели ты откажешься от счастья иметь на каждый день монетку? Мзду государя за игру Пирама в пьесе. Готов на рею я, коль герцог не расщедрится, увидев пьесу.
  
  (Входит Боттом.)
  
  БОТТОМ:
  И где же сотоварищи мои? Мои коллеги по театру?
  
  КВИНС:
  О, Боттом! О, великий день и час блаженства!
  
  БОТТОМ:
  Я, братцы, переполнен чудесами, как афинянин истинный, пока что помолчу. Подробно с вами поделюсь, когда момент настанет.
  
  КВИНС:
  Мы слушаем тебя, наш славный Боттом.
  
  БОТТОМ:
  Сейчас ни слова обо мне. Уже откушал государь и нам пора быть наготове. В костюмы облачайтесь поскорее, вяжите бороды и ленты к башмакам. Момент настал собраться во дворце, где до спектакля каждый роль свою прогонит: ведь пьеса вызовет особый интерес. Пусть Тизби облачится в свежую рубаху, а льву не подобает с грязными когтями выходить на сцену. Прошу, любезные актёры, не баловать ни чесноком ни луком, чтоб публика от нас не отвернулась. Тогда--то и комедия успехом завершится. Я всё сказал! Пора нам отправляться!
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Афины. Дворец Тезея.
  
  (Входят Тезей, Ипполита, Филострат, вельможи и свита.)
  
  ИППОЛИТА:
  Довольно странно всё, о чём они поведали, Тезей.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Здесь больше выдумки, по-моему, чем правды.
  Не склонен верить я ни басням, ни легендам.
  У сумасшедших и влюблённых в голове кошмар,
  Какого здравому уму представить не по силам.
  Влюбленный равно, как лунатик и поэт,
  Живет своим больным воображеньем.
  Как сумасшедший видит, что вокруг него
  Чертей гораздо больше, чем в аду,
  Так и влюблённый в каждой египтянке
  Свою прекрасную Елену представляет.
  Безумный взор метается в пространстве,
  Взлетая до небес, обрушиваясь в ад,
  И всё, что взгляд больной поэта ловит,
  Пытается он в некую материю вложить,
  Но образ пуст и слово увядает,
  Перо скрипит, а чудо умирает.
  А ежели, о радость, образ удался,-
  Победу празднует он днем и веселиться,
  А ночью - страх: в потёмках демон мнится.
  
  ИППОЛИТА:
  Но всё, что с ними приключилось ночью,
  Не только плод воображенного ума,
  А нечто более похожее на правду,
  Хоть это всё и выглядит нелепо.
  
  ТЕЗЕЙ:
  А вот герои собственной персоной, обуреваемые радостью и счастьем.
  (Входят Лизандер, Деметрий, Гермия и Елена.)
  Да будет радость и любовь сопровождать по жизни вас, друзья!
  
  ЛИЗАНДЕР:
  А вам успехов в поступи великой, в делах благих и на семейном ложе.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Хочу я знать, какие развлеченья, какие танцы приготовлены для нас, чтоб скоротать томительную вечность трёх часов меж ужином и сном. Где нашей радости и праздника вершитель? Чем пир наш обозначен будет? Нельзя ли чем-нибудь тоску ужасную развеять? Зовите Филострата.
  
  ФИЛОСТРАТ:
  Тезей всесильный, я у ваших ног.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Чем нас порадуешь ты в этот вечер?
  Кукую музыку, кукую сцену разыграешь?
  Как леность времени нам одолеть ты знаешь?
  
  ФИЛОСТРАТ:
  Вот перечень всего, что мы имеем. Решайте, государь, с чего начать.
  (Передаёт бумагу.)
  
  ТЕЗЕЙ (Читает):
  "Сражение с кентаврами", поёт и играет на арфе афинский евнух".
  Об этом я любимой рассказал,
  Когда вещал о славном Геркулесе".
  
  (Читает):
  "Про бунт подвыпивших вакханок,
  Фригийского певца во гневе растерзавших.
  Всё это действо видел я".
  Когда из Фив с победою вернулся.
  
  (Читает):
  "О плаче неутешных муз, скорбящих
  О почившей с голоду науки".
  Не место злой, язвительной сатире
  На свадебном весёлом торжестве.
  
  (Читает):
  "Предложена в коротком варианте
  Трагикомедия Пирама, юной Тизбы".
  И смех и слёзы! Миг и вечность!
  И лёд и пламень! Смерть, беспечность!
  Всё воедино здесь сплелось.
  
  ФИЛОСТРАТ:
  Не многословна пьеса, государь:
  Во всей не более десятка слов.
  Но для актёров, представляющих её
  И этого, поверьте мне, с избытком.
  Двух слов связать они не могут,
  Да в них и надобности нет.
  Трагедия же мыслится лишь в том,
  Что сам себя Пирам лишает жизни.
  Я видел репетицию и плакал,
  Чем больше плакал, тем смеялся громче.
  
  ТЕЗЕЙ:
  А кто ж актёры?
  
  ФИЛОСТРАТ:
  Простолюдины из афинских мастерских,
  Трудом набившие мозоли,
  Лишь ум и память были не при деле,
  Теперь же - ум и память на пределе:
  Труд непосильный совершили ради вас, -
  В день вашей свадьбы пьесу разыграют.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Пусть разыграют. Я вниму.
  
  ФИЛОСТРАТ:
  Внимать-то нечему. Досуг - не государев.
  Что я услышал - времени не стоит.
  Быть может, вы хотите в жертву принести терпенье,
  Достойно отплатив за их услугу.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Почту за долг услышать пьесу:
  Не гоже отвергать порыв простонародья.
  Зови актёров, свиту приглашай.
  (Филострат уходит.)
  
  ИППОЛИТА:
  Нет радости взирать на нищету,
  И видеть, как она из кожи лезет.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Надеюсь, ты такого не увидишь.
  
  ИППОЛИТА:
  Ведь было сказано - игра гроша не стоит.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Чем меньше дар - тем больше благодарность,
  Таков критерий царского величья.
  И где усердие успеха не имеет,
  Там неудачника не гоже укорять.
  На торжества мои великие, бывало,
  Речей готовилось заранее немало,
  Не редко же ораторы немели,
  Писали славно, говорить же - не умели.
  То кашель их душил, то заикались,
  Краснели, бедные, бледнели и терялись.
  И не сказав ни слова в адрес мой,
  Оратор становился вдруг немой.
  Поверь, любимая, я в этой тишине
  И скромности, лишившей дара речи,
  Увидел преданность дарованную мне,
  Любовь безмерную в свой адрес.
  Порою, в незатейливую фразу
  Весь мир вложить возможно сразу.
  
  (Входит Филострат.)
  
  ФИЛОСТРАТ:
  Пролог готов. Позволите начать?
  
  ТЕЗЕЙ:
  Пусть начинают.
  
  (Звучат трубы.)
  (Входят Квинс для произнесения пролога.)
  
  ПРОЛОГ.
  Коль оскорбитесь нашим представленьем,
  То знайте - мы не мыслили об этом.
  Хотели сердцем, а не столь уменьем,
  Начало нашего конца представить свету.
  Не досаждать взошли мы на помост,
  А позабавить от души и посмешить,
  Язык наш - неказист, а юмор - прост,
  Но просим освистать нас не спешить.
  Актеры - искренны и действия наивны,
  Так будем же в терпении взаимны.
  
  ТЕЗЕЙ:
  А парень-то не лыком шит, скажу вам.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Подобно жеребцу пролог свой отскакал.
  Не знает только, где остановиться.
  Мораль одна - спешит скорей убиться.
  
  ИППОЛИТА:
  Как малое дитя, на флейте выдул что-то,
  А вот мелодию сложить - не получилось.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Подобно спутанной цепи слова его звучали:
  Не знал где разместить: в конце, в начале.
  А что же дальше?
  
  (Входят Пирам и Тизби, Стена, Лунный свет и Лев.)
  
  ПРОЛОГ.
  Возможно, вы удивлены такою сценой,
  Но ход событий всё вам разъяснит,
  Вот вам Пирам - на вид обыкновенный,
  А это - Тизби. Деву он боготворит.
  В извёстке весь - кирпичная стена,
  Стена - без слов, но есть у стенки цель:
  Не дозволяет обниматься им она,
  Общаются влюблённые сквозь щель.
  Тот - с псиною, снабженный фонарём,
  Собою лунный представляет свет,
  Чтоб милые влюбленные вдвоём
  К могиле Нина обозначили свой след.
  Но не успела Тизби к месту объявиться,
  Как лев ужасный путь ей преградил,
  Пришлось влюблённой в страхе удалиться,
  Накидку обронив, бежала из последних сил.
  Лев ту накидку растерзал потом
  И обагрил её кровавым ртом.
  Пирам, явившийся к невесте,
  Найдя накидки рваный клок,
  С ума сошёл от этой вести,
  И пытки вынести не мог.
  Он жить без Тизбы не желал,
  И в грудь свою вонзил кинжал.
  Когда же Тизба прибежала,
  Уж тело мёртвое лежало.
  И как бы, господа, нам не печально было,
  Кинжалом тем же дева и себя сразила.
  Вам всё подробно перескажут
  Стена, сей Лев, Лунатик с фонарём,
  А, слова не найдя, вам жест покажут,
  Пока мы слово в словнике найдём.
  
  (Чтец пролога, Тизби, Лев и Лунный свет уходят.)
  
  ТЕЗЕЙ:
  Забавно будет, коли Лев заговорит.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Коль стадо целое ослов здесь блеет,
  И лев взболтнуть чего-нибудь успеет.
  
  СТЕНА:
  Я в жизни - Снаут, не велик собою,
  Сегодня ж удостоен быть стеною,
  Чтоб сквозь пробоины и щели,
  Любовники условиться успели.
  Усыпан я извёсткою и вымазан сполна
  Чтоб доказать, что я - действительно стена.
  А вот и трещина с ладонь величиной,
  Чтоб милые шептались меж собой.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Стена глуха, а здесь она вещает,
  Упершись в стену лбом, о том не каждый знает.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Да, государь. Всё это и смешно и мило.
  Стена молчала. Вдруг заговорила!
  
  (Входит Пирам.)
  
  ТЕЗЕЙ:
  Пирам прильнул к стене. Прошу вас, тише!
  
  ПИРАМ:
  О, мрачная, как бездна, ведьма ночь,
  Везде ты, где не властен день,
  Как силу тёмную и злую превозмочь,
  В ночи заметить Тизбы милой тень?
  О ты, Стена, восставшая меж нами,
  Готов я головой тебя пробить,
  Чтоб обменяться с милою словами,
  И о свидании красавицу просить.
  Готов к любой я трещинке прильнуть,
  Хоть краем глаза на любимую взглянуть.
  (Стена растопыривает пальцы.)
  А вот и щель - фортуна подмигнула!
  Но Тизбы нет! Её ты схоронила?
  Стена проклятая, меня ты обманула,
  Кирпичная душа, ты счастье заслонила!
  ТЕЗЕЙ:
  Стена, способная ответить, промолчала.
  Что б это в данной сцене означало?
  
  ПИРАМ:
  Не должно ей по пьесе отвечать, мой сударь. Когда же Тизби скажет: "Предал он меня". Она сейчас, мой государь, к стене подходит. Я это вижу сквозь дыру в стене. Всё так произойдет, как я сказал. Вот и она.
  
  (Входит Тизба.)
  
  ТИЗБИ:
  Стена - стенаний горестных свидетель,
  К Пираму тропки заслонившая мои,
  Ничто не целовала я усерднее на свете,
  Чем камни заскорузлые твои.
  
  ПИРАМ:
  Уже я вижу голос Тизбы. Быть может, и лицо услышу, прильнув к стене глазами уха.
  Тизба!
  
  ТИЗБА:
  Ведь это ты, моя любовь. Я знаю - это ты.
  
  ПИРАМ:
  Да, это я, брильянт моей мечты,
  Любовь моя Лимандровой сродни - не знает тлена.
  
  ТИЗБА:
  А я судьбой с тобою связана до гроба, как Елена.
  
  ПИРАМ:
  Шафал и Прокрус меж собой не столь нежны.
  
  ТИЗБА:
  Шафал и Прокрус нам завидовать должны.
  
  ПИРАМ:
  С устами нежными сия дыра не схожа.
  Но целую.
  
  ТИЗБА:
  Как щель противная на губы не похожа.
  Но целую.
  
  ПИРАМ:
  Я у могилы Нина встретить милую берусь.
  
  ТИЗБА:
  Не медля ни минуты на свидание стремлюсь.
  
  (Пирам и Тизба уходят.)
  СТЕНА:
  Стена сыграла роль свою сполна,
  В тени теперь укроется она.
  
  (Уходит.)
  
  ТЕЗЕЙ:
  Нет меж соседями стены.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Стена прохлопала ушами.
  Теперь они и в действиях вольны.
  
  ИППОЛИТА:
  Дрянная речь забила уши.
  Не слышала ужаснее я чуши.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Игра великая - всего лишь заблужденье,
  И даже в худшем можно что-то отыскать.
  Дрянную речь убьёт воображенье, -
  Ему любая невидаль под стать.
  
  ИППОЛИТА:
  Воображать не их черёд, а наш.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Коль мы воображение представим их умами,
  Другими их увидим и глазами.
  А вот два благородных зверя: человек и лев.
  
  (Входят Лев и Лунный свет.)
  
  ЛЕВ:
  Ни дна вам, дамы, ни покрышки,
  Боитесь вы, порою, мышки.
  Когда ж услышите вы львиное рычание,
  Охватить вас ужасное отчаянье.
  А посему представлюсь: Снаг -
  Афинский столяр в львиной шкуре,
  И балагур я и чудак,
  И очень добрый по натуре.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Какое милое животное на сцене.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Ничто звериного я в звере не заметил.
  Не видывал такого я на свете.
  
  
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Лев уподобился по наглости лисице.
  
  ТЕЗЕЙ:
  По осторожности сподобился гусю.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Не так, мой государь, на самом деле.
  Не может наглость осторожность победить, лиса же - побеждает.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Не может наглость осторожность победить, как гусь не может победить лисицу.
  Пусть наглость с осторожностью воюют, а мы послушаем, что скажет нам Луна.
  
  ЛУННЫЙ СВЕТ:
  Луну рогатую фонарик представляет...
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Ему бы водрузить рога на лоб.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Рога его пока ещё растут - проявятся в ущербе.
  
  ЛУННЫЙ СВЕТ:
  Луну рогатую фонарик представляет,
  А я лишь тот, кто по луне блуждает.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Уверен: здесь допущена ошибка. Коль он с луны, то место персонажу - в фонаре.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Залез бы он, да потушить огарок не решился.
  
  ИППОЛИТА:
  Наскучила луна. Я жажду перемены.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Луны ущербность очевидна - свет она теряет, но будем снисходительны - дождёмся завершенья
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Так догорай же, Лунный свет.
  
  ЛУННЫЙ СВЕТ:
  Всё, что я должен был сказать, сказал я: фонарь - луна, я - лунный человек, а это куст, а у куста - моя собака.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Коль представляет он луну, всё это быть должно упрятано в фонарь. Но, тише, Тизба появляется на сцене.
  
  (Входит Тизба.)
  
  ТИЗБА:
  Вот и могила Нина. Где же мой любимый?
  
  ЛЕВ: (рычит): О...
  (Тизба убегает.)
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Прекрасный рык.
  
  ТЕЗЕЙ:
  И бег не менее прекрасный.
  
  ИППОЛИТА:
  И свет луны сей не испортил сцену.
  
  (Лев срывает накидку с Тизбы и удаляется.)
  
  ТЕЗЕЙ:
  Изящный выпад, Лев.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  И будто растворился.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Вот и Пирам явился.
  
  (Входит Пирам.)
  
  ПИРАМ:
  Твои лучи мне в помощь, Месяц ясный,
  По ним найду дорогу к милой,
  И мир и ночь становятся прекрасней,
  Лучи полны твоей волшебной силой.
  Фортуна, подлая змея!
  Своим глазам не верю я:
  Уже ли же несчастье приключилось?
  Здесь зверь свирепый побывал,
  Мою голубку ощипал.
  Не может быть чтоб это всё случилось.
  Вот пёрышки. Повсюду кровь.
  Ужасный зверь сгубил любовь.
  Зачем без милой жить теперь на свете?
  Без милой жизнь мне не мила,
  Земные кончились дела,
  Уж лучше умереть, чем муки эти!
  
  ТЕЗЕЙ:
  Есть для печали веские причина:
  Любимой женщина внезапная кончина
  
  
  ИППОЛИТА:
  Как мне актеры те не докучали,
  А я поверила Пирамовой печали.
  
  ПИРАМ:
  О ты, жестокая природа,
  Зачем ты наплодила львов?
  Чтоб пастью этого урода
  Терзать людей, лишать голов?
  Слезами горе не омыть,
  Уж лучше в сердце нож вонзить!
  Вот и свершилась драма:
  Нет сердца у Пирама.
  (Вонзает кинжал.)
  Я умираю.
  Улетаю в небеса.
  А ты же, месяц, здесь меня бросай.
  Не нужен свет мне боле
  Его не вижу я, не чувствую и боли.
  (Лунный свет уходит.)
  Я улетаю, таю... таю... таю...
  
  (Умирает.)
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Он умер, но тузом остался и единственным в колоде.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  Здесь он - ничто. Уже он в небе праведником бродит.
  
  ТЕЗЕЙ:
  Хирург бы мог его вернуть на землю, но превратить осла в мужчину даже он не в силах.
  
  ИППОЛИТА:
  Куда же подевался Лунный свет? Как Тизбе отыскать любимого в ночи?
  
  ТЕЗЕЙ:
  При свете звёзд она его отыщет и завершится пьеса горестным концом.
  
  (Появляется Тизба.)
  
  ИППОЛИТА:
  Надеюсь, долго истязать себя не будет по Пираму своему девица.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  Не знаю я, кому мне предпочтение отдать: Пираму или Тизбе. О, боже, рассуди, кто более достоин сожаленья.
  
  ЛИЗАНДЕР:
  А вот уж очи Тизбы обнимают хладный труп Пирама.
  
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  И вот итог её стенаний...
  
  ТИЗБА:
  Уснул, любовь моя?
  Взгляни же - это я!
  Проснись, проснись же, мой желанный.
  Ужели стал землей?
  Скажи, любимый мой.
  Всё это горестно и странно.
  Сомкнутые уста,
  Ни гроба, ни креста,
  Лицо подобно белой маске.
  Потухшие глаза,
  Застыла в них слеза,
  Смерть торжествует в дикой пляске.
  Три бледные сестры,
  Как злы вы и быстры,
  Забрав любовь, меня возьмите,
  Мне нечего терять,
  Готова жизнь отдать.
  Свой острый меч в меня вонзите.
  (Поражает себя мечом.)
  Прощайте же, друзья,
  С любимым рядом умираю я.
  (Умирает.)
  
  ТЕЗЕЙ:
  Остались Лунный свет и Лев захоронить покойных.
  
  ДЕМЕТРИЙ:
  У той оставшейся Стены.
  
  БОТТОМ (вставая):
  Вас уверяю, что меж семьями повержена стена.
  Вам не угодно ли ещё и эпилог в придачу с танцем?
  
  ТЕЗЕЙ:
  Не утруждать прошу нас эпилогом, поскольку в пьесе всё понятно. Мертвы актёры, некого хулить. Чёрт подери, когда бы автор сам играл Пирама и на подвязке Тизбы вдруг повесился в конце, тогда б трагедия прекрасная сложилась. А впрочем, то что вы сумели показать, достойно похвалы. Итак, забудем эпилог, а танец ваш посмотрим.
  (Танец.)
  Язык железный полночь огласил,
  Любовников в постели пригласил.
  От пьесы публика устала,
  Пора волшебных снов настала.
  Нас утро встретит торжествами,
  Тогда мы и продолжим с вами.
  Мы не дополи, не доели:
  У нас забав на две недели
  (Уходят.)
  
  (Входит Пак.)
  
  ПАК:
  Голодный лев рычит,
  А волк на месяц воет.
  Уставши, пахарь спит.
  Весь мир в ночном покое.
  Огонь в печах погас,
  Больной в ночи страдает,
  Совы зловещий глас
  Тревожит и пугает.
  На кладбище мертвец
  Выходит из могилы
  И бродит, как агнец,
  Без цели и без силы.
  С Гекатиных плечей,
  Ночь полог обронила,
  Чтоб не видать лучей
  Небесного светила.
  В норе уснула мышь,
  Дом поглотила дрёма.
  Да будет в мире тишь!
  Да будет счастье дома!
  
  (Входят Оберон и Титания со свитой.)
  
  ОБЕРОН:
  Осветите дом огнями,
  Волшебством своим согрейте,
  Мы сюда явились с вами,
  Мы - веселых эльфов дети.
  Вейте гнёзда по углам,
  Мне дружнее подпевайте,
  Время - веселиться нам,
  Дом весельем наполняйте.
  
  ТИТАНИЯ:
  Вы хотите ль, не хотите,
  Песню наизусть учите,
  Мы, друзья, сегодня вправе
  Дом и место это славить.
  
  (Поют и танцуют.)
  
  ОБЕРОН:
  Как птицы певчие,
  Как вольные ветра,
  Гуляйте по дворцу
  До самого утра.
  А мы же навестим
  Сегодня молодых
  Подарим счастье им,
  Любовь - до дней седых.
  И пусть потомства нить
  Плетётся без конца
  Прекрасными детьми
  И с вида и с лица.
  И пусть избавит бог
  От порчи и невзгод,
  Пусть этот славный дом
  Несчастье обойдёт.
  Пусть спорятся дела
  И ломится казна,
  Пусть радость здесь живёт
  С утра и допоздна.
  Росою полевой
  Дворец весь окропите
  Надежду и покой
  Повсюду водворите.
  А рано поутру
  Мы соберёмся вновь
  Пропеть великий гимн,
  По имени Любовь.
  
  (Оберон, Титания и свита уходят.)
  
  ПАК:
  Вам тени не по нраву, господа?
  Поверьте - это вовсе не беда.
  Ведь всё, что на подмостках приключилось,
  Не более того, что вам приснилось.
  Всё это - сказка, проще - анекдот.
  Поверит в это разве идиот.
  Мы неприязнь по случаю прощаем
  Исправиться в дальнейшем обещаем.
  Я честно собираюсь заявить,
  Коль за игру не станете корить,
  Мы доброту конечно же запомним
  И пожеланья в будущем исполним.
  Так не щадите же ладоши!
  Вот шляпа - не жалейте гроши.
  
  (Со шляпой идёт в зрительный зал.)
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"