Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Король Генрих Iv (Часть вторая)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Генрих IV
  (Часть вторая)
  
  По мотивам пьесы В. Шекспира
  KING HENRY IV
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  МОЛВА, ведущий.
  КОРОЛЬ ГЕНРИХ ЧЕТВЁРТЫЙ.
  
  Сыновья короля:
  ГЕНРИХ, ПРИНЦ УЭЛЬСКИЙ, впоследствии король Генрих V.
  ТОМАС, ГЕРЦОГ КЛЭРЕНС.
  ПРИНЦ ДЖОН ЛАНКАСЕРСКИЙ.
  ПРИНЦ ХАМФРИ ГЛОСТЕР.
  
  ГРАФ ВОРВИК.
  ГРАФ ВЕСТМОРЛЕНД.
  ГРАФ ШУРРЕЙ.
  ГАУЭР.
  ХАРКУРТ.
  БЛАНТ.
  ЛОРД, председатель королевского суда.
  Слуга председателя королевского суда.
  ГРАФ НОРТОМБЕРЛЕНД.
  СКРУП, архиепископ Йоркский.
  ЛОРД МОУБРЕЙ.
  ЛОРД ГАСТИНГС.
  ЛОРД БАРДОЛЬФ.
  СЭР ДЖОН КОЛЕВАЙЛ.
  ТРЭВЕРС и МОРТОН, стряпчие Нортомберленда.
  СЭР ДЖОН ФАЛЬСТАФ.
  Его паж.
  БАРДОЛЬФ.
  ПИСТОЛЬ.
  ПОЙНС.
  ПЕТО.
  ШЭЛЛОУ, САЙЛЕНС, мировые судьи.
  ДЭЙВИ, слуга Шэллоу.
  МОЛДИ, ШЭДОУ, ВОРТ, ФИБЛ и БУЛЬКАЛФ, рекруты.
  ФЭНГ и СНЭР, служащие шерифа.
  Леди НОРТОМБЕРЛЕНД.
  Леди ПЕРСИ.
  МИСТРИСС КВИКЛИ, хозяйка таверны в Истчип.
  ДОЛЛИ ТИРШИТ.
  Лорды, свита, официанты, привратники, буфетчики, церковные служители, конюхи и прочие.
  
  Танцор, он же - декламирует пролог.
  
  Действие происходит в Англии.
  ПРОЛОГ.
  
  Перед замком Варкворт.
  
  (Выходит персонаж Молва, костюм украшен многочисленными языками.)
  
  МОЛВА:
  Грядёт молва.
  Привет вам, уши!
  Пришла пора меня послушать.
  Того, кто уши затыкает,
  Уста неправдой приласкают.
  Я от восхода до заката
  Летаю на ветрах крылатых,
  Чтоб в каждый дом и уголок
  Слушок посол мой приволок.
  А в трюмах сплетни-корабли
  На всех наречиях Земли
  Несут по свету небылицы,
  Им нет преград
  И нет границы.
  Там за улыбкою широкой
  Я прячу язвы и пороки,
  Пою о мире сладким ртом,
  Который травит горьким злом.
  Молва любые планы рушит,
  Грозит войной, налогом душит.
  Пока на свете правит слово,
  Молва - всегда всему основа!
  Молвою ложь руководит,
  Как капельмейстер скрипкой,
  Народ подпеть ей норовит,
  В суть не вникая шибко.
  Зачем пред вами обнажаюсь,
  И к вам с повинною являюсь?
  Вопрос оставлю без ответа:
  Молва обречена на это.
  Срамной сверкая наготой,
  Я в жизни не слыла святой,
  Но наступил такой момент,
  Когда и выхода мне нет,
  А потому я не стыжусь,
  Что голой правдою кажусь.
  Вот и сейчас несу к обеду
  Вам королевскую победу.
  В полях кровавых Шрусбери
  Убит Хотспер-мятежник,
  А с ним его богатыри.
  Король силён, как прежде.
  А так хотелось бы сказать,
  Что Хотспер, бунтовская рать,
  А с ними Дуглас славный,
  Бой выиграли главный.
  Чтоб разлетелась эта весть,
  Ведь у молвы желанье есть:
  Неправдой правду подсластить,
  А горе ложью заслонить.
  
  (Уходит.).
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Там же.
  
  (Входят лорд Бардольф.)
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Есть кто-нибудь у врат?
  Откликнись!
  (Привратник открывает ворота.)
  
  Желаю графа видеть.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Как доложить, чтоб светлость не обидеть?
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Лорд Бардольф! Так и объявить!
  Его сиятельство желает навестить.
  
  ПРИВРАТНИК:
  Граф совершает моцион в своём саду,
  Боюсь, его я сразу не найду.
  Не лучше ль вам в калитку постучаться? -
  На этот стук он может отозваться.
  
  (Входит Нортомберленд.)
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Привратник, прав:
  Персоной собственною граф.
  
  (Привратник уходит.)
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Какие новости послало время лорду?
  Ведь каждый миг влияет на погоду.
  Как дикий конь несется время вскачь,
  Одним - удача, а другим - палач.
  
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Из Шрусбери молва несётся.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Надеюсь, плакать не придётся.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  На нашей стороне удача!
  А как же может быть иначе? -
  В бреду монарх. Ужасна рана.
  Помрёт он поздно или рано.
  А принца - сын ваш доконал,
  Как мне вельможа рассказал.
  Его товарищ подытожил:
  Двух Блантов Дуглас уничтожил.
  Второй же принц, то бишь Ланкастер
  С полей сраженья бегать мастер,
  Как Стаффорд или Вестморленд,
  Уже не верит в "хэппи-энд".
  И в дополненье ко всему:
  Толстяк, дружок Монмута,
  Попал, по-моему, в тюрьму,
  Душа на цепь замкнута.
  И пусть узнает целый свет,
  Склоним главы в молитве,
  Сам Цезарь не знавал побед,
  Подобных этой битве.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Как Зевс, ты молнией блеснул!
  Откуда вести почерпнул?
  Ужели в Шрусбери бывал
  И поле битвы наблюдал?
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Беседовал я с тем, кто там недавно был,
  И видел всё воочию, и здраво оценил.
  Он представителен и родовит на диво,
  И убедил меня, что новости правдивы
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  А вот и Трэверс, мой слуга
  Я посылал его во вторник за вестями.
  
  (Входит Трэверс.)
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Его в пути я обогнал.
  Располагает он моими новостями.
  
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Скажи нам, Трэверс, есть ли,
  У вас благие вести?
  
  ТРЭВЕРС:
  Джон Амфревиль меня вернуться убедил,
  Обрадовав хорошими вестями. И умчался.
  Но неожиданно мне всадник повстречался.
  Он был изранен, выбился из сил.
  Пока он лошади давал передохнуть,
  На Честер показать просил короткий путь.
  А я о Шрусбери тот час осведомился,
  И он со мною скорбью поделился:
  "Подавлен бунт", - сказал, -
  "И сломлен Перси!"
  Иных не знал тот странный всадник версий.
  На том он и закончил разговоры,
  В коня несчастного вонзив стальные шпоры,
  Он ринулся пространство пожирать,
  Оставив в одиночестве стенать.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Ужели пал бесславно наш боец?
  Ужель восстанию народному конец?
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Готов я почестей и титулов лишиться,
  Коль в сыне вашем можно усомниться.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Не мог же он под действием наитий,
  Поведать Трэверсу подробности событий.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  А, может, это просто конокрад,
  Любому встречному он врать в дороге рад.
  Враньё, милорд, пока что не беда.
  А вот и новость свежая сюда!
  
  (Входит Мортон.)
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Нам радость этот лик не предвещает,
  На нём страдание душа моя читает.
  Как будто с брега всё прилив слизал,
  И долго жить несчастным приказал.
  Не в Шрусбери ли, Мортон, побывал?
  
  МОРТОН:
  Без устали оттуда я бежал.
  Увидел быль, милорд, я, а не сказку:
  Там смерть свою нам показала маску.
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Как сын?
  Как брат?
  Набор вопросов не богат,
  Но дрожь и щеки всё сказали:
  Бледнее видел я едва ли.
  Быть может, был таким и тот,
  Кому беда скривила рот,
  Когда пришёл к Приаму
  В ночи вопить упрямо,
  Что Троя славная горит,
  А он под пологом всё спит.
  Напрасно тратил силы:
  Пираму знамо было.
  Вот так и я без слов узнал,
  Что сын на поле брани пал.
  Хотел его ты с братом вознести,
  Чтоб заявить в конце пути,
  Как велики они!
  И богом не забыты!
  Но, к сожалению великому, убиты.
  
  МОРТОН:
  И Дуглас жив, и брат ваш тоже.
  И всё же...
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Факел сына моего угас?
  Как страх опережает нас! -
  И слова тратить лишнего не надо:
  Достаточно единственного взгляда.
  Коль, Мортон, всё неправда это,
  Я заплачу тебе бесценною монетой.
  
  МОРТОН:
  О, дух неизмеримый человечий.
  Здесь о цене не может быть и речи.
  Потерянной надежды не вернуть,
  Предчувствия отца не обмануть.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Что Перси мёртв, не можешь ты сказать,
  Язык твой нем, но выдают глаза.
  Молчишь и скорбно головой качаешь,
  Как будто истину грехом своим считаешь.
  Коль он убит, отцу так и скажи,
  Ведь даже скорбь не терпит, Мортон, лжи.
  Грешно уж то, что истину таишь,
  А смертью мертвеца не оскорбишь.
  Незавидно быть вестником печали,
  На правду я, поверь, не осерчаю.
  Но даже будь ты самым идеальным,
  Звучит твой глас набатом погребальным.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Не к месту ставить скорбный здесь аккорд.
  Не верю я, что Перси мёртв, милорд.
  
  МОРТОН:
  Скажу я, чувств не думая обидеть,
  Молил бы бога, чтобы всё не видеть.
  Но деться некуда, свидетелем я был,
  Как сына вашего Монмута меч сразил.
  Великий муж от ран изнемогая,
  Надежду лишь на славу возлагая,
  Из сил последних с принцем насмерть бился,
  А тот от гнева будто бы сбесился,
  Он Перси с пьедестала сверг:
  И славу, и героя в прах поверг.
  Как только весть о смерти полководца
  Над полем боя вихрем закружилась,
  Никто не стал уже бороться:
  Победа от восставших отступилась.
  Калил, как сталь, он каждого солдата.
  Друг друга защищал, а брат стоял за брата.
  Нет кузнеца и армии - конец,
  Нет стали - лишь податливый свинец.
  Без полководца армия слепа,
  Летит свинцом, как пуля из мушкета,
  Она уже не армия - толпа,
  Ни цели, ни желанья биться нету.
  Не помню я ужаснее времён:
  Был благородный Ворчестер пленён,
  И Дугласу, шотландцу, не легко:
  Трёх государевых сразил он двойников,
  Когда узнал, что Перси пал в бою,
  С остатком войска было убежал,
  Спасая репутацию свою,
  Но, оступившись, конь с холма свалился,
  А всадник был пленён и повинился.
  Король - в седле,
  Мы - под копытом,
  Хотспер - в земле,
  А смута бита.
  Ланкастер юный движется сюда,
  Не избежать позорного суда.
  Увы, - безрадостный итог.
  Что будет, знает только бог.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Одеться в траур вести не преминут,
  А снадобьем теперь послужит горе:
  Меня с постели новости поднимут,
  Я этим ядом вылечусь от хвори.
  Как инвалид, поруганный недугом,
  Когда и свет, и жизнь невыносимы,
  Взорвусь вулканом от такой натуги,
  И пламенем низвергнусь дикой силы.
  Долой костыль!
  Да здравствуют доспехи!
  Колпак больного для меня - помеха.
  Глава моя в железо облачится,
  И взять её без боя не случится.
  Велик и славен наш семейный тренд,
  Достойно встретит рок Нортомберленд!
  Пусть Небо Землю нежно лобызает,
  Природа дикий нрав свой усмиряет,
  Пусть мир не будет сценою раздора,
  Где место есть несчастью и позору.
  Пусть Каина раскаянье тревожит,
  А месть - в могилу грешников уложит.
  
  ТРЭВЕРС:
  Излишне графу сильно волноваться.
  Ведь сляжете совсем. Такое может статься.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Не мне, милорд, азам вас поучать:
  Честь с мудростью негоже разлучать.
  
  МОРТОН:
  Здоровье ваше - всем друзьям гарант,
  Одною этой мыслью все мы живы.
  Стратега, гуру, воина талант
  Всегда опорою надёжною служили.
  Не вы ли бунту предрекли провал? -
  Ваш мозг такой исход не исключал.
  В те поры сын наказам не поверил,
  Опасность он своим аршином мерил.
  Любому, кроме Перси, было ясно:
  По краю пропасти ходить всегда опасно.
  Вы упреждали, сын ваш усомнился,
  Не потому ли в бездну провалился?
  "Где смелость", говорили, "будут раны,
  А с нею - гибель, поздно или рано".
  Но сына доводы отца не убедили.
  Его, Нортомберленд, убили не они ли?
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Один из сотен шансов существует,
  Когда со штормом человек воюет,
  Морской стихии мы не испугались,
  За жизнь, как за соломинку, хватались.
  Надежда парусом была у нас - не страх.
  Хотя мы и остались на бобах.
  Путь наше судно в дырах, - залатаем,
  Не предадим того, о чём мечтаем.
  
  МОРТОН:
  Пора, милорд.
  К тому же правду слышал,
  Которой нет светлей и выше:
  Архиепископ Йоркский собственной персоной
  Поднял сторонников своих против короны.
  Под сенью храма прихожан собрал
  И узами двойными их связал.
  Ваш сын в бою использовал тела,
  Душа им не задействана была.
  Вы разницу почувствуете сразу,
  Где долгу следуют, а где - приказу.
  Он потчевал их бунтом как вином:
  А людям во хмелю-то - всё равно.
  Оружие сражалось - не душа,
  Вот потому-то сын и оплошал.
  А у епископа - религия боец,
  Душа и тело воедино слились,
  Святая вера в дело - здесь венец,
  В порыве все одном объединились.
  Под знамя Ричарда поднимет он народ,
  И каждый, не колеблясь, в бой пойдёт,
  Накажут справедливо и жестоко
  Кровавого монарха Болинброка.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Я это знал, но скорбь мне помешала:
  Она осмыслить планы не давала.
  Теперь же должно быть на этом месте
  И плану дерзкому, и справедливой мести.
  Собрать друзей-сторонников нам надо,
  Нет времени уже - в том главная досада.
  Хоть мало, кто придёт наверняка,
  Потребность в них, однако, велика.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Лондон. Улица.
  
  (Входит Фальстаф в сопровождении пажа, несущего его щит и меч.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Скажи мне, мысли человеческой гигант,
  Что о моче моей сказал сей в медицине признанный талант?
  
  ПАЖ:
  Сказал он:
  "В бочке этой херес - не моча!"
  И опасаться должен ты паралича.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Смеются надо мной, кому не лень.
  Мозги у них съезжают набекрень.
  Я сам - шутник, а здесь наоборот:
  Я становлюсь мишенью для острот.
  Уверен принц, что мать моя - свинья,
  На борова, твердит, похож и я.
  А ты со мною рядом, как потеха:
  Ко мне пристроил принц тебя для смеха.
  Тебе бы в шляпе мандрагорою торчать,
  А не присутствием Фальстафу докучать.
  Я в услужении агата не имел,
  А потому тебя не в золото оправлю,
  А наряжу в лохмотья, что имел,
  И принцу с благодарностью отправлю.
  Пусть этот безбородый молодец
  Отстанет от Фальстафа, наконец.
  Ладонь скорей щетиной зарастёт,
  Чем жалкой бородёнкой этот рот.
  А посему и смею усомниться,
  Что сходством с королём пора гордиться.
  Быть может, снизойдёт господь когда-то,
  И станет принц, как должно, - бородатым.
  Не борода сегодня, а - тоска:
  На подбородке нет ни волоска.
  Он гладок, словно царская монета, -
  Подобье жалкое отцовского портрета.
  А мужем представляется с тех пор,
  Когда отец смешил ребёнком двор.
  И как бы не сидел он высоко,
  Вернуть доверие к Фальстафу нелегко.
  Что про атлас, штаны, пардон,
  Сказал портняжка Домбледон?
  
  
  ПАЖ:
  Вас и Бардольфа, сей ответ обидит:
  В записках он гарантии не видит.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да чтоб обжора этот подавился!
  Да чтоб язык у гада отвалился!
  Ах, сукин сын!
  Ачитофель!
  Набитый грошами кошель!
  Сулил мне горы блага впрок,
  Теперь не верит в мой зарок.
  Заткнув ключи за пояс от ларцов,
  Идут, задравши нос на каблуках,
  И гонят прочь нас от своих дворцов,
  В долг не дают - доверье терпит крах.
  Уж лучше пусть нам яда подсыпают,
  Чем недоверьем глотки затыкают.
  Я, рыцарь истинный,
  Жду от портняжки дар,
  Он недоверием наносит мне удар.
  Себя он всячески от бед оберегает,
  Его скрывает жадность, как стена,
  Рог изобилия на лбу его сияет,
  Другой ему наставила жена.
  Куда ж Бардольф, скажи мне, подевался?
  
  ПАЖ:
  Он в Смитфилд вам за лошадью помчался.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Послал мне Павел в наказанье сатану.
  А он в Смитфилд рванул. Уже не слабо!
  Когда б в борделе завести ещё жену,
  Я б обладал конём, слугой и бабой.
  
  (Входит Лорд, председатель королевского суда с помощником.)
  
  ПАЖ:
  Вельможа направляется к нам, сэр,
  И справедливости, и истины пример.
  Принц за решеткою недавно очутился
  За то, что за Бардольфа заступился.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Немедля надо нам ретироваться.
  Ужасно с ним не хочется встречаться.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Любого правомочен я сажать,
  Кто от меня пытается бежать.
  
  ПОМОЩНИК:
  Фальстаф от вас уйти, милорд, пытался.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Не тот ли, кто в разбое обвинялся?
  
  ПОМОЩНИК:
  Тот самый он, милорд, и есть,
  Но вам напомню, ваша честь,
  Что в Шрусбери немало отличился он,
  За что и должностью, и славой награждён.
  Теперь того, кто говорить и биться мастер,
  Желает лицезреть сам Джон Ланкастер.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Ужели в Йорк умчится на коне?
  Зови его немедленно ко мне.
  
  ПОМОЩНИК:
  Сэр Джон Фальстаф, прошу вас не спешить.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Что глух я, паж, изволь им объявить.
  
  ПАЖ:
  Вы говорите громче вслух.
  Он глух.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Он глух к хорошему, я знаю. Ну, так что же? -
  Поговорить ему со мной придётся. всё же.
  
  ПОМЩНИК:
  Сэр Джон!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Весьма я удивлён!
  Так молод, а с протянутой рукой!
  Ведь предложения текут сейчас рекой:
  Война - прекраснейший для этого момент:
  Иди к монарху,
  К бунтарям-бандитам,
  И в кошельке прибавится монет, -
  Ведь у войны большие аппетиты.
  Я сам всегда на правой стороне:
  Король и был и будет ближе мне,
  Но лучше за мятежников уж драться,
  Чем так позориться, как ты, и побираться.
  
  ПОМОЩНИК:
  Придётся, уважаемый, признаться:
  Во мне пришлось вам, право, обознаться.
  ФАЛЬСТАФ:
  Я честным вас, простите, не назвал.
  Я - рыцарь! Ведь иначе бы солгал.
  
  ПОМОЩНИК:
  Хоть рыцарем и доблестным быть лестно,
  Но лжёте вы, меня назвав нечестным.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Коль так считаете, то убирайтесь прочь!
  Я от себя не отщипну и доли.
  Себя повесить не могу помочь,
  А видеть вас я не хочу - тем боле.
  
  ПОМОШНИК:
  Мой господин открыть вас просит уши.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Сэр Джон Фальстаф, прошу меня послушать.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Любезнейший, почётнейший мой лорд,
  Да пусть вам небо блага ниспошлёт,
  Вас вижу за пределами двора,-
  Знать, хвори вашей минула пора.
  Надеюсь, вышли погулять не сгоряча,
  А по совету мудрого врача.
  Ещё вы молодости вашей не вкусили,
  А годы вас порядком износили.
  А потому последуйте совету:
  Ценней здоровья блага в мире нету!
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  За вами посылал, чёрт побери,
  До вашего похода в Шрусбери.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да, как ни говори,
  Какою жертвой не одаривай алтарь,
  Расстроенный вернулся из Уэльса государь.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Мы здесь на царские печали не рядились.
  Вы почему ко мне по зову не явились?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  А кроме прочего другой у трона бич:
  Разбил, болтают, государя паралич.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Надеюсь, бог ему поможет!
  Но дайте высказаться всё же.
  ФАЛЬСТАФ:
  Об этом, лорд, без толку говорить:
  Ведь эту дрянь ничем не победить.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Довольно же, любезный.
  Нет дела до болезни.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И всё же - знать о ней полезно:
  Когда заботы - через край,
  Когда в твоих мозгах - раздрай,
  А с головы съезжает крыша,
  То начинаешь плохо слышать.
  Был прав когда-то Гален:
  Итог, увы, печален.
  
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Похоже, вы недугом этим заболели,
  Ведь вы не слышите меня на самом деле.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Как вы, милорд, всё точно угадали,
  Как эскулап, диагноз предсказали:
  Болезнь всё слышать, но не слушать,
  Всегда терзала и терзает душу.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Возможно слух ваш быстро излечить,
  Коль палкою по пятками колотить.
  Быть доктором, похоже, соглашусь,
  За дело с удовольствием возьмусь.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Милорд, я беден, как Иов,
  Терпением, увы, не обладаю.
  По-вашему тюрьма - и хлеб, и кров,
  Принять пилюлю эту не желаю.
  Рецептом вашим я пренебрегу,
  Простите, но я лучше убегу.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Не раз я за тобою посылал,
  Но ты всё время встречи избегал.
  Вина твоя серьёзною считалась,
  В те дни она повешенью равнялась.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я с адвокатом дело обсудил,
  Он мне встречаться с вами запретил.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Дурная слава ваша запредельна.
  Она разумному всему противовес.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  О ней поговорим, милорд, отдельно,
  Но беспределен в обществе мой вес.
  
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Как при доходе скромном
  Такой живот огромный?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Хотелось бы мне всё наоборот:
  Доходы - вверх, на спад - живот.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Поверить не могу, и всё хочу спросить,
  Как удалось вам принца совратить?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я, толстопузый Джон, его не совращал,
  Быть псом-поводырём мне принц пообещал.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Я рану более не буду теребить.
  Заслуги в Шрусбери позволили забыть
  Проказы ваши по ночам в Гэдс-Хилле.
  Лихое время нынче, - всё забыли.
  
  ФАЛЬСТФ:
  Милорд?
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Коль волка будете будить, придёт.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Всегда не помешает сторониться
  И зуба волчьего, и хитрости лисицы.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Нисколько, мне поверьте, не шучу:
  Похожи вы на толстую свечу.
  Не посветить она не может, не согреть,
  Недолго ей в подсвечнике гореть.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Моя свеча из жира и из сала,
  А этого добра во мне немало.
  
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Гляжу на вас и полная тоска:
  Нет ни единого седого волоска,
  Который бы придал Фальстафу вес.
  Всё поглотил бесформенный балбес.
  А это впечатляющее пузо
  Не вес вам придаёт, а бремя груза.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Сегодня время - бремя.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Подобно злому ангелу вослед
  За принцем тащитесь последнему во вред.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да будь я ангел, где же крылья взять,
  Чтоб этакую тушу приподнять?
  Я рухну наземь в первом же полете,
  Ни принца, ни меня вы не найдёте.
  Достоинство утрачено настолько,
  Что, как старье, заброшено на полку.
  Смекалка, смелость и пытливый ум,
  Давно уж миновали в мире бум,
  Медведей им поручено водить,
  Да цифры крупные на счёте выводить.
  Все прочие достоинства людишек -
  Ненужный никому теперь излишек.
  Не может старость молодость судить,
  Ей никогда её не убедить,
  Не доказать ей, будь то худо-бедно,
  Что безрассудство молодому вредно.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Ужели и себя вы мните молодым
  За пологом годов уже седым?
  Слезящиеся временем глаза,
  А плети рук, как старая лоза,
  Торчит на щёках редкая щетина,
  Вы ноги еле тащите, детина.
  То здесь, то там
  То колет, то болит,
  Мешком отвисло пузо до земли.
  Дрожащий голос,
  Вечная одышка,
  Двойную бороду замучила отрыжка.
  Как вы стары, как безобразны! Боже!
  И вы относите свой образ к молодежи?
  Стыдитесь, Джон, стыдитесь,
  Почаще в зеркало, советую, глядитесь..
  
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Рождён с главою светлой, круглым животом,
  Лишь голос от псалмов церковных сел потом.
  Спасибо господу и благостной судьбе:
  Я молодость свою не растерял нигде.
  Мой ум с годами не старел, а зрел,
  А потому Фальстаф во многом преуспел.
  Пусть знает каждый, каждый сам услышит:
  Никто, как я, не прыгнет выше крыши.
  Вам принц пощечину недавно подарил,
  Ваш твёрдый дух за дар благодарил.
  На это дух мой гневно возмутился,
  Принц в рубище тотчас не обрядился,
  И пеплом голову младую не осыпал,
  В кафтан облёкся и штрафную выпил.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Не дай, господь, такого друга принцу!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не стоит он и моего мизинца.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Король вас с принцем Гарри разлучил.
  Сойтись с Ланкастером немедля поручил.
  Противу вас уже от Йорка близко
  Нортумберленд, а с ним архиепископ.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Старанья ваши не пропали даром:
  Иду навстречу вражеским ударам.
  Пока вас леди мира лобызает,
  Меня судьба проклятая терзает.
  Молитесь же, друзья, чтоб вражьи силы,
  В горячей сватке нас не покосили,
  Имея пару чистого белья,
  Потеть особо не желаю я.
  В поту бутылку лучше обнимать,
  Чем поле боя кровью поливать.
  Как только заваруха происходит,
  Меня без промедления находят.
  Увы, поверье в Англии такое:
  Коль ты герой, тебе не знать покоя.
  А раз относите Фальстафа к старикам,
  Не мните мне заботами бока.
  Пусть неприятель отдохнёт от страха,
  Пока от пота сушится рубаха.
  Уж лучше ржавою коростою покрыться,
  Чем в столб дорожной пыли превратиться.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Уверен, что поможет вам господь
  И неприятеля, и страхи побороть.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вы б сами, сударь, сразу богом стали,
  Когда в дорогу тысячу мне дали.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Я упредить, Фальстаф, тебя хочу:
  Сей крест, увы, не по плечу.
  Запрос до облака подрос,
  Терпение - на пенни.
  Прощай, прощай!
  Привет кузену Вестморленду передай.
  
  (Председатель королевского суда с помощником уходят.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Забудь об этом, брат.
  Чтоб сдохнуть, а привет не передам!
  Как молодым разврат,
  Присуща жадность скрягам-старикам.
  Подагра стариков недугом старит,
  Венера молодым свои болезни дарит.
  По правде вам, друзья, хочу сказать:
  Тех и других нет смысла проклинать.
  Куда девался паж?
  
  ПАЖ:
  На месте я, как страж.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вот мой кошель!
  Однако, очень тощ.
  Я сел на мель,
  Моя худеет мощь.
  Считай, мой паж, считай!
  И цифры милые Фальстафу оглашай.
  Изволь итог сказать!
  
  ПАЖ:
  Считать бы рад, да нечего считать.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Где взять лекарства?
  Как теперь мне быть?
  Как денежную немощь излечить?
  Взаймы берёшь - недуг усугубляешь, -
  Не лечишься, а глубже погрязаешь.
  
  Вот письма, отнеси по адресам:
  И принцу,
  И Ланкастеру
  И графу Вестморленду,
  А также госпоже Урсуле,
  Которая сидит и ждёт на стуле,
  Когда же, наконец, на ней женюсь,
  В чём неустанно ей который год клянусь.
  Когда сумеешь письма разнести,
  Ты знаешь, где меня найти.
  
  (Паж уходит.)
  
  Подагра, может,
  Может, гонорея,
  Друзья, всё это - просто лотерея.
  Чего схватил, то нынче и болит, -
  Названье ни о чём не говорит.
  Я пенсии добьюсь, а всю вину
  Свалю-ка я, пожалуй, на войну.
  Нельзя в мои недуги не поверить:
  Пред умным открываются все двери.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Йорк. Дворец Архиепископа.
  
  (Входят архиепископ, лорды Гастингс, Моубрей, Бардольф.)
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Оповестили вас о средствах и о цели,
  Что б вы сказать, мои друзья, хотели?
  Желаю выслушать внимательно я всех.
  Надежды есть ли, маршал, на успех?
  
  МОУБРЕЙ:
  На нашей стороне - момент и боги,
  Но есть, однако, место и тревоге.
  Сомнения не стали бы тревожить,
  Когда б решить, как силы приумножить.
  Тогда б число - не гордое чело,
  Рать королевскую, не мешкая, смело.
  
  ГАСНИНГС:
  По спискам можно подсчитать:
  Достойных - тысяч двадцать пять.
  Нортомберленд - надежда и опора,
  Он - стержень праведного спора.
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Меня же, Гастингс, мучает вопрос,
  По коже подирает истинный мороз:
  Не дрогнет ли решительность в народе,
  Пока Нортомберленд наш на подходе?
  
  ГАСНИНГС:
  Да, без него мы хилы:
  Не достаёт нам силы.
  
  ЛОД БАРДОЛЬФ:
  А коли так, не вижу смысла биться.
  Пока нет помощи, не стоит торопиться.
  В событиях кровавых дел всегда
  Поспешность - неотвратная беда.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Погиб бесславно Хотспер в Шрусбери.
  Поспешность - враг, что здесь ни говори.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Жил обещанием, надеждою питался,
  Мечтал о войске, а ни с чем остался.
  Поверив грёзам, ринулся в атаку,
  И пал, победой не венчая драку.
  
  ГАСТИНГС:
  И как бы нас судьба не наказала,
  А всё ж в надежду верить нам пристало.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  В такой войне надежда - не товарищ,
  Не выжить ей в огне больших пожарищ.
  Как по весне наметившийся плод
  До осени едва ли доживёт:
  Таит природа для него угрозы:
  И гусениц прожорливых, и грозы.
  Мы дом сначала строим на бумаге,
  Открыв сундук, лишаемся отваги,
  Средств не имя воплотить мечту,
  Мы стройку часто оставляем ту.
  Вот так же, разрушая государство,
  Идеи новые желая воплотить,
  Страну мы обрекаем на мытарства,
  Не зная, как из пепла возродить.
  Не лучше ль сотню раз перепроверить,
  Допрежь себя войне кровавой вверить,
  Шанс не давать неверному расчёту
  Никчёмной утруждать себя работой.
  На крышу дома средства не сыскав,
  Ютимся там, где кроет нас тоска.
  А дом без крова, что построим мы,
  Нас от грядущей не спасёт зимы.
  Слезой из тучи небо дождь обронит,
  Зима придёт - в сугробе захоронит.
  
  ГАСТИНГС:
  Я допускаю, что надежда умерла,
  Но не стоять же у холодного чела!
  И коли помощи напрасно дожидаться,
  Придётся нам на случай полагаться.
  Обида нынче злая, как волчица,
  Желает с ратью царскою сразиться.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Ужели королевская вся рать
  Составит только тысяч двадцать пять?
  
  ГАСТИНГС:
  Быть может, меньше и того.
  Полки раздроблены его:
  Один нацелен на французов,
  Второй - Глендоверу обуза,
  И, укрепив редуты эти,
  Противу нас направил третий.
  Он от бессилия страдает,
  Его нужда одолевает,
  Как бочка полая казна,
  Карман пустой, долги - без дна.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Выходит, нам не стоит опасаться,
  Что могут воедино все собраться.
  
  ГАСТИНГС:
  Когда бы так монарх неумно поступил,
  Он тыл валлийцам и французам бы открыл.
  Уж те не стали бы играть с монархом в прятки,
  Кусали бы его вослед за пятки.
  
  ЛОРД БАРДОЛЬФ:
  Кому приказано командовать войсками,
  Которые предстанут перед нами?
  
  ГАСТИНГС:
  Ланкастер, Вестморленд - противу нас.
  Король с Монмутом - супротив Уэллса,
  Кто против Франции не ведаю сейчас,
  То не имеет для момента интереса.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Начнём с того, что мы протест заявим.
  В него поверить весь народ заставим.
  Любовь слепая истиной прозрела:
  В избраннике тирана рассмотрела.
  Кто на любви народной строит крепость,
  Недальновиден он.
  То есть - нелепость.
  Пока монарха речь людей ласкала,
  Чернь Болинброку в такт рукоплескала.
  Как только правду начал плёткой сечь,
  Любовь пропала, огрубела речь.
  В глазу народа он бельмом сидит,
  Не чтит народ его теперь, а материт.
  Не чернь ли Ричарда блевотой отрыгнула,
  Теперь бы с радостью его во власть вернула.
  Чем черни почитание измерить,
  Как можно доверять?
  Как можно верить?
  Плиту могильную цветами красят черти,
  Кто Ричарду желал при жизни смерти.
  Не чернь ли в Лондоне в него бросала грязью,
  А Болинброк вослед шагал, подобно князю.
  Теперь же сам себя народ срамит:
  Без устали на улицах вопит:
  "Воскресни, Ричард!
  Сдохни, Болинброк!"
  Достойный для философа урок:
  Что есть сегодня - ничего не мило,
  Прекрасно то, что будет или было.
  
  МОУБРЕЙ:
  На зло народ теперь войной ответит.
  
  ГАСТИНГС:
  Солдаты времени зарю победой встретят.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Лондон. Улица.
  
  (Входят хозяйка, Фэнг со слугой мальчиком, за ними следует Снэр.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Что, мистер Фэнг, решили вы задачу?
  
  ФЭНГ:
  Как может быть иначе!
  ХОЗЯЙКА:
  Где ваш помощник и каков?
  Не наломает ли он дров?
  
  ФЭНГ:
  Зовите Снэра!
  
  ХОЗЯЙКА:
  Кого угодно, Фэнг, зовите,
  Но умоляю: помогите!
  
  СНЭР:
  Я здесь.
  Снэр службой дорожит.
  
  ФЭНГ:
  Сэр Джон Фальстаф аресту подлежит.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Сей упомянутый прилюдно сэр,
  По жалобе моей быть арестован должен, дорогой мой Снэр.
  
  СНЭР:
  Весьма опасен этот Джон,
  К тому ж - вооружён.
  В такое не хотелось бы мне верить,
  Но среди нас возможны и потери.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Увы! Сегодня - это факт!
  Был совершён недружеский им акт.
  Он в доме собственном моём
  Был настоящим бугаём:
  И колотил меня,
  И бил,
  И выражался,
  И грубил.
  Когда он шпагу вынимает,
  То меры никакой не знает.
  Что для него какая-то бабёнка!
  Не пощадит ни женщину,
  Ни мужа,
  Ни ребёнка.
  
  ФЭНГ:
  Ах! Попадись он на глаза,
  Его бы сразу растерзал!
  
  ХОЗЯЙКА:
  Коль с вами буду рядышком стоять,
  Он не посмеет даме угрожать.
  
  ФЭНГ:
  Коль в лапы попадётся,
  С цепи уж не сорвётся...
  
  ХОЗЯЙКА:
  Иначе дорого голубчик обойдётся.
  Фальстаф так много денег задолжал,
  Угробил бы меня, когда б сбежал.
  Я буду на коленях умолять:
  Не дайте проходимцу убежать.
  На время он покинул дом,
  Ушедши в лавку за седлом.
  Затем пойдёт на Ламберт-стрит,
  С купцом в "Салаге" посидит.
  Надеясь выклянчить у Смута
  Шелка, не заплатив ни фунта.
  Коль случай мой заявлен свету,
  Должны призвать его к ответу.
  Прошу вас искренне поверить:
  Сто марок - для меня потеря.
  Сто раз он обещал вернуть,
  Сто раз я верила ему,
  Теперь желает улизнуть.
  В тюрьму его!
  В тюрьму!
  Во сне такое не приснится:
  Терплю обиды, как ослица.
  А вот и он,
  И друг Бардольф - лиловый нос,
  Бежит за ним, как пёс.
  Прошу же, офицеры вас, хватайте!
  О, мистер Фэнг, быстрей его сажайте!
  
  (Входят Фальстаф, паж и Бардольф.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Чего шумим! Чья кобылица сдохла?
  От крика глотка, мать, не пересохла?
  
  ФЭНГ:
  Вы мистрис Квикли нанесли урон,
  А потому и арестованы, Сэр Джон.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Гони-ка прочь мечом, Бардольф, ораву,
  А эту бабу выкини в канаву.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Меня в канаву погоди кидать!
  Придётся самому тебе, как псу,
  Пустую кость глодать.
  Убийца граждан,
  Королевских стражей,
  О том помыслить страшно даже.
  Ты не щадил ни жён и ни мужей,
  Для порки не жалела б я вожжей!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Бардольф, прими-ка их с дороги.
  
  ФЭНГ:
  Я требую немедленной подмоги!
  
  ХОЗЯЙКА:
  О, люди добрые, держите их двоих!
  Не хочешь ты?
  А всё ж придётся, псих!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Тебе же место, баба, на помойке!
  Иного не дано для судомойки!
  А коль, дурёха, хочешь воевать,
  Беды тебе не миновать!
  
  (Входит председатель королевского суда со свитой.)
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Что за причина?
  Гром на всю страну!
  Прошу покорнейше блюсти вас тишину.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Прошу за шум меня, милорд, простить.
  И одновременно от хама защитить.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Сэр Джон, скандалы вас везде сопровождают,
  Они и чин сегодняшний и бизнес умаляют.
  Ведь вы должны быть на дороге в Йорк,
  А вам - везде преграды поперёк.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Милорд, мой дом Истчип. Я бедная вдова.
  Свожу концы с концами каждый день едва.
  Он арестован. Мной предъявлен иск.
  Я без него всё проиграть имею риск.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  И на какую ж сумму, знать желаю.
  
  ХОЗЯЙКА:
  На всё, чем обладаю.
  Он съел меня со всеми потрохами:
  С хозяйством, домом и грехами.
  Всё в жирном брюхе разместилось,
  Но как бы там не получилось,
  Я брюхо это разорву, -
  Не дело обижать вдову!
  Как следует запомни это, хам,
  Иначе буду мучить по ночам.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ну, милочка, не знаю!
  Да я тебя, как блин, на ложе раскатаю.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Что, сэр, за обороты речи?
  Так не к лицу вельможе выражаться.
  Расходы возлагать вдове на плечи,
  Базарной бранью с нею препираться.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ты многое уже насочиняла,
  Какую ж сумму насчитала?
  
  ХОЗЯЙКА:
  Коль излагать суду по сути дела, -
  Ты должен мне и кошельком, и телом.
  Кто клялся мне на золочёном кубке,
  Своей, как выражался ты, голубке
  Там, в зале белого дельфина,
  Перед огнём священного камина?
  То было в памятную среду,
  Когда принц голову тебе разбил к обеду,
  За то, что ты сравнил его отца
  С вонючим образом заезжего певца.
  Любовью я залечивала рану,
  Ты же пел, что я женою стану,
  И буду светской дамой при дворе...
  Уж сколько месяцев той минуло поре?
  Ты этого не можешь отрицать,
  Я Кич могу в свидетели позвать.
  Она пришла, чтоб уксус попросить,
  Желая раков приготовленных залить.
  Вкусить тех раков я не разрешила,
  Для свежей раны это вредно было.
  А ты советовал мне с чернью не общаться,
  А только на "миледи" отзываться.
  За тридцать шиллингов меня поцеловал
  И больше мне ни слова не сказал.
  И никуда тебе от этого не деться:
  На библии не сможешь отпереться.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Бедняжка потеряла ум, милорд,
  Как лист сухой по улицам несёт
  Молву, что сын её на вас походит:
  В сей глупости отдушину находит.
  Ещё она свихнулась от того,
  Что, разорившись, не имеет ничего.
  А этих двух дурацких офицеров
  Смету с лица земли, как люциферов.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Сэр Джон, мне довелось уже узнать,
  Как истину вы склонны извращать.
  Ни слов поток, ни вздёрнутая бровь
  Не тронут душу, не взволнуют кровь.
  Всю вздорность ваших взбалмошных идей
  Под маской наглости скрываете своей.
  Вы, управляя женскими мозгами,
  И дамой обладали и деньгами.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Милорд, правдивей не сказать!
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Пока что вам придётся помолчать.
  Тебе же, сударь, надо отвечать:
  Монетой звонкою долги свои гасить,
  За оскорбления прощения просить.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ни настроения, милорд, ни мочи нету
  Мне оставлять сии укоры без ответа.
  Вы смелость наглостью изволили назвать,
  А благородством - дар всегда молчать.
  Позвольте с вами в том не согласиться,
  Мне пред судьёю не в чем повиниться.
  Вы стражей оскорбляете меня,
  Спешу к монарху, шпорами звеня.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Вы, сударь, так сейчас заговорили,
  Как будто право на неправду получили.
  Чтоб имя незапачканным держать,
  Его придётся пред дамой оправдать.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Мне даме надо пару слов сказать.
  
  (Входит Гауэр.)
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Какие, Гауэр, у нас сегодня вести?
  
  ГАУЭР:
  Король и принц уже почти на месте.
  Прав не имею всё пересказать:
  На письмах государева печать.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я - джентльмен и благороден.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Всё это слышала я вроде.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  А коли я, милашка, джентльмен,
  Жди неизбежных в жизни перемен.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Уже я вижу, милый, перемены:
  И серебро заложено, и гобелены.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Продать со стен всё можешь и дверей,
  Стаканы же закладывать не смей,
  Мне без стакана, женщина, не жить,
  Должна ты им, как мною, дорожить.
  Чтоб моль не ела даром гобелены,
  Ты акварелью выкраси все стены,
  Где место есть охотнику бродить,
  И сыну блудному без устали блудить.
  А напоследок десять фунтов дай!
  Нет лучше в Англии, чем ты и этот рай!
  Теперь пойди, красавица, умойся,
  Забудь про жалобу и сердцем успокойся.
  Долой же ссоры, что меж нами были.
  Ведь на меня всё зря наговорили.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Лишь двадцать у меня всего монет,
  В наличии иного, милый, нет.
  Закладывать серебряной посуды
  На этот раз, прости уж, я не буду.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ну, что ж - придётся извернуться,
  Но не даю гарантии вернуться.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Чтоб с вами далее дружить,
  Мне платье надо будет заложить.
  Я буду к ужину уже без платья ждать,
  Чтоб все долги свои могли вы мне отдать.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Отдам, мадам!
  (Обращаясь к Бардольфу)
  Эй, дуралей! Иди, иди скорей за ней!
  
  ХОЗЯЙКА:
  Я, полагаю, Долл Тиршит,
  На ужин тоже поспешит.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Чего там говорить!
  Конечно, надо пригласить.
  
  (Хозяйка, Бардольф, стражники и мальчик уходят.)
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Есть новости гораздо поважнее.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Поведайте, милорд, их поскорее.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Куда направил государь сапог?
  
  ГАУЭР:
  Похоже, в Басингсток.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Надеюсь, всё прописано в спектакле.
  Милорд, не так ли?
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  А вся ли с ним дружина,
  Его военная пружина.
  
  ГАУЭР:
  Нельзя сказать, милорд, что силы много,
  То тысяча голов, и вовсе не легенда,
  Идут они Ланкастеру сегодня на подмогу
  Архиепископа сломить, Нортомберленда.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Уэльс оставил?
  Он удивить меня заставил.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Идёмте, Гауэр, меня терзают мысли.
  Намерен с вами я отправить письма.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Милорд!
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Что в этот раз извергнет ваш поганый рот?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Прошу вас, мастер Гауэр, со мною отобедать.
  
  ГАУЕР:
  Прошу меня покорнейше простить,
  Я прежде должен лорду услужить.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Вам власть на бой собрать солдат велела,
  А вы, Сэр Джон, слоняетесь без дела.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вы, мастер Гауэр, со мною?
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Бог наделил вас глупой головою.
  Какой дурак, к примеру,
  Вас недостойным обучил манерам?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Манерам при дворе обучен, воле вопреки,
  По-вашему, вельможи были дураки,
  Тогда я дурака в упор не замечаю.
  Так на удар ударом отвечаю!
  До свиданья.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Бог глупому судья.
  Я боле дураку не уделю вниманья.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Лондон. На другой улице.
  
  (Входят принц Генрих и Пойнс.)
  
  ПРИНЦ:
  Лишен я сил, мне до лоска.
  Клянусь тебе: устал чертовски.
  
  ПОЙНС:
  Как посягнуть усталость смела на богомазаное тело!
  
  ПРИНЦ:
  Хоть блеск величия и меркнет моего,
  Но не могу поделать ничего.
  И мерзко это пусть, и некрасиво:
  Обыкновенного душа желает пива.
  
  ПОЙНС:
  Подумать даже принц о том не может,
  Когда его такой пустяк тревожит.
  
  ПРИНЦ:
  Моя привязанность от царской далека,
  Коль запросила душенька пивка.
  Не вяжется мой статус королевский
  С желанием по мерке принца мерзким.
  Твоё мне имя помнить не пристало,
  Да и душа б моя тебя не признавала,
  Какое до забот твоих ей дело:
  В каких чулках?
  Чем покрываешь тело?
  Об этом рассуждает без оглядки
  Обычный сторож теннисной площадки:
  "Тот кто ракеткою на корте не махал,
  Белья, милорд, приличного не знал."
  Давно ты не держал в руке ракетку,
  А, значит, и бельё менялось редко.
  Ведь полотна голландского излишки
  Новорождённые описали малышки,
  Не зря же повитухи нам божатся,
  Что скоро все на свете породнятся.
  
  ПОЙНС:
  Вам бремя тяжкое возложено на плечи,
  А вы трещите праздною картечью!
  Как при отце болящем может принц
  Быть за чертою нравственных границ?
  
  ПРИНЦ:
  Тебе хотел бы кое-что сказать.
  
  ПОЙНС:
  Не отказался бы хорошее узнать.
  
  ПРИНЦ:
  Ты можешь мне немало удивиться,
  Но уровень мозгов твоих сгодится.
  
  ПОЙНС:
  Что медлите?
  Давайте ж убивайте!
  
  ПРИНЦ:
  Для принца ход единственный возможен:
  Он грустью выдавать отца не должен.
  Друзей не зная, выскажу как другу,
  (Дозволь мне эту редкую услугу),
  Коль этот вид манеры актуален,
  То я, конечно же, печален.
  
  ПОЙНС:
  Едва ль болезнь здесь главная причина.
  
  ПРИНЦ:
  Меня не обвиняй ты в чертовщине,
  Которою с Фальстафом вы грешите,
  Со временем вы сами всё решите,
  Как сердце сына кровью обливается,
  Когда он об отце больном справляется.
  Когда в дурной компании бываю,
  Скорбь всякую я напрочь забываю.
  
  ПОЙНС:
  Но не пойму я, почему.
  
  ПРИНЦ:
  Чтоб ты сказал, когда б я зарыдал?
  
  ПОЙНС:
  Сказал бы, например, - ты величайший лицемер.
  
  ПРИНЦ:
  Твой рядовой к мышлению подход
  Тебе простора мысли не даёт.
  И ты, воистину, блаженный,
  Как всякий тип обыкновенный,
  Идёшь дорогой столбовой,
  Вертя пустою головой.
  Какой же вдохновил тебя пример
  Причислить принца к типу "лицемер"?
  
  ПОЙНС:
  Привязанность к Фальстафу,
  И к распутству страсть.
  
  ПРИНЦ:
  И ты, конечно, мыслишь в их число попасть?
  
  ПОЙНС:
  Да чтоб на этом месте провалиться! -
  Дурного обо мне не говорится.
  Всё худшее, что скажут про семью:
  Я младший брат и сам себя кормлю.
  Но должен откровенно я признаться:
  От этого не смею отказаться.
  Клянусь крестом, идёт Бардольф с Христом.
  (Входит Бардольф и паж.)
  
  ПРИНЦ
  Идёт он, скажем, не с Христом, а с пажем.
  К Фальстафу этот мальчик мной приставлен.
  Негодником мальчишка извращён:
  Фальстафом в обезьяну превращен.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Благодарение от господа прими!
  
  ПРИНЦ:
  И вас, Бардольф, господь всегда храни.
  
  ПРИНЦ:
  Ты, ослик, превращаешься в осла.
  Зарделся паж свинячьего посла.
  Я вижу, ты не воин, а девица,
  Коль на лице твоём рисуется зарница.
  Ты будто бы невинности лишился,
  Или впервые эля перепился.
  
  ПАЖ:
  То не румянец, а борделя цвет.
  Других оттенков у позора нет.
  Меня сейчас туда противу сил
  Фальстаф по делу пригласил.
  Тонул он в море необъятной юбки,
  Хватаясь за весло дырявой шлюпки.
  
  ПРИНЦ:
  И, несмотря на все свои огрехи,
  Большие, мальчик, делает успехи.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Прочь, сукин сын, отсюда, прочь!
  
  ПАЖ:
  Прочь, сны Алфеи, злая ночь!
  
  ПРИНЦ:
  Ты объясни нам, мальчик, сон причём?
  И говорит ли он о чём?
  
  ПАЖ:
  Алфее головешку бог во сне послал.
  Его я сном Алфеи и назвал.
  
  ПРИНЦ:
  Интерпретация такая стоит кроны.
  Возьми награду от короны.
  
  ПОЙНС:
  Когда б от гнили плод сей уберечь!
  Шесть пенсов жалую. Учись себя беречь.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Его петля обнять давно за шею хочет.
  Нервишки пусть мальчишке пощекочет.
  
  ПРИНЦ:
  А как, Бардольф, твой господин живёт?
  
  БАРДОЛЬФ:
  Проведав, что вы здесь, письмо вам шлёт.
  
  ПОЙНС:
  Как там стрик с повадками юнца?
  
  БАРДОЛЬФ:
  Его проказам нет пока конца.
  
  ПОЙНС:
  Быть юным снова захотело
  Его дряхлеющее тело,
  Болезнь к целителю взывает,
  А дух живёт - не умирает.
  
  ПРИНЦ:
  Дозволил многое я этому прыщу,
  А он надеется, что всё ему прощу.
  Как гонор высоко его занёс:
  Ведёт себя, как мой любимый пес.
  
  ПОЙНС (читает):
  "Что рыцарь Джон Фальстаф, -
  Доподлинно известно.
  И, если то кому-то интересно,
  Таков его весь жизненный устав.
  А это в наши дни
  Лишь королям сродни.
  Ведь даже палец уколов,
  Монархи не жалеют слов
  И гордо заявляют,
  Что голубую кровь теряют.
  Кто этого понять никак не может,
  Ему намёк мой рыцарский поможет.
  Скажу без скромности, без страха:
  Я - бедный родственник монарха."
  
  ПРИНЦ:
  Давно известна истина в народе:
  Любого царский род облагородит.
  Коль в дебри рода углубиться,
  И с Ноем можно породниться.
  Что там изложено ещё?
  
  ПОЙНС (читает):
  "Примите от меня поклон нижайший,
  Монарха родственник ближайший Гарри, принц Уэльский,
  Имеет честь его вам передать Сэр Джон Фальстаф,
  Проверенный в сраженьях славных рыцарь."
  Да это не письмо, а грамота заморского посла.
  
  ПРИНЦ:
  Какие мысли дальше у осла?
  
  ПОЙНС (читает):
  "Я кратким быть, как римляне, хочу."
  Похоже, рыцарю сей слог не по плечу.
  "И снова от меня поклон примите.
  Прощайте и на путь благословите.
  А напоследок вам хочу сказать,
  Что Пойнсу не надо доверять.
  Он думает теперь на самом деле,
  Что пара вы его сестрице Нелли.
  Спасибо, принц, за дружбу и вниманье,
  Замаливай грехи и до свиданья.
  Что для тебя сегодня, принц, я значу,
  Привязанностью друга обозначу.
  Джон - для приятелей, знакомых и родных,
  Сэр Джон - для подданных отечеств остальных."
  А лучше в херес этот опус обмакнуть
  И в горло подлому Фальстафу запихнуть.
  
  ПРИНЦ:
  Коль истину, дружище, говорить,
  Что писано пером - не проглотить.
  Вот и хочу я в этом убедиться:
  Ужель мне на сестре твоей жениться?
  
  ПОЙНС:
  Иной продажной женщине фортуна,
  Порой, играет гимн на дивных струнах.
  А я и словом вам не намекал,
  И тихо участь горькую алкал.
  
  ПРИНЦ:
  Дурачась, мы здесь время убиваем,
  И мудрецов на небе ублажаем.
  Бардольф, мне душу успокой:
  Хозяин в Лондоне ли твой?
  
  БАРДОЛЬФ:
  Конечно.
  
  ПРИНЦ:
  И где ж ужинает грешник?
  Учитывая уровень и норов,
  Свинарником довольствуется боров.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Он, как всегда, милорд, в Истчипе.
  
  ПРИНЦ:
  Кто ж собутыльники у типа?
  
  ПАЖ:
  Все старого прихода забулдыги.
  
  ПРИНЦ:
  Не будет ли там женщин для интриги?
  
  ПАЖ:
  Нет, кроме двух фальстафовых подруг:
  Хозяйка Квикли, Долл Тиршит,
  Которая на ужин прибежит.
  
  ПРИНЦ:
  А это что за нехристь объявилась?
  Откуда им на голову свалилась?
  
  ПАЖ:
  Она, милорд, приятная собою и родственница нашему герою.
  
  ПРИНЦ:
  Она родня ему (Фальстафа узнаю),
  Как тёлка городскому бугаю.
  Я план придумал, Нед, и он неплох:
  А не застать ли нам гуляющих врасплох?
  
  ПОЙНС:
  Вот уж, действительно, отличная забава!
  За вами тенью побегу я, право.
  
  ПРИНЦ:
  Прошу, Бардольф и юноша, послушать:
  Не будоражьте слухом уличные уши!
  Чтоб новостью сей град не встрепенулся,
  Что принц Уэльский в Лондон уж вернулся.
  И вот за это: на ухо каждому монета.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Не слышу я, милорд, не говорю.
  
  ПАЖ:
  Я тишине язык свой подарю.
  
  ПРИНЦ:
  Меня от дел не отрывайте и ступайте.
  (Бардольф и паж удаляются.)
  
  Я вижу, как по Долл Тиршит
  Любой задрать уже спешит.
  Мадам - проезжая дорога:
  Всегда внизу и к топтунам не строга.
  
  ПОЙНС:
  Истоптана и может лишь сравниться
  С тропой меж Сент-Альбеном и столицей.
  
  ПРИНЦ:
  И как нам оргию во всей красе увидеть,
  А себя не выдать?
  
  ПОЙНС:
  От маскарада никуда не деться:
  Придётся в слуг переодеться.
  
  ПРИНЦ:
  Так низко надо опуститься?
  В тельца из бога превратиться?
  Секрета я, пожалуй, не открою:
  Юпитер позволял себе такое.
  В прислужника из принца обернуться
  Равно мне, как в помои окунуться.
  Придётся же, однако, согласиться,
  Ведь цель великая на средства не скупится.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Перед замком Варкворт.
  
  (Входят Нортомберленд, леди Нортомберленд, и леди Перси.)
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Супруга милая и дорогая дочь,
  Вы мне ничем не можете помочь.
  В печали времени не следует рядиться,
  Иначе память Перси огорчится.
  
  ЛЕДИ НОРЬОМБЕРЛЕНД:
  Смиряюсь, замыкаясь в панцире своём.
  Пусть будет мудрость вам поводырём.
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  В закладе оказалась моя честь,
  Без чести счастье разве, леди, есть?
  Я вызволить её и направляюсь,
  В победе, милые мои, не сомневаюсь.
  
  ЛЕДИ ПЕРСИ:
  О, боже, не ходите на войну,
  Который раз уже её кляну.
  Однажды вы нарушили обет,
  Что было главною причиною всех бед,
  Когда ваш Перси, мой любимый Гарри,
  Губил себя, дыша военной гарью,
  И ждал отца, отец же - не созрел,
  И бедный мальчик заживо сгорел.
  Я до сих пор, поверьте, не пойму,
  Кто вас тогда удерживал в дому?
  Две чести на кону в тот день блистали,
  И обе блеск свой прежний потеряли.
  Пусть небо вашу честь засветит снова!
  Его же честь - под каменным покровом.
  Она звездой над Англией сияла
  И рыцарей на подвиг вдохновляла.
  Он эталоном был для молодёжи:
  Бесстрашным воином,
  Товарищем надежным.
  Безногий только мог не подражать,
  Поскольку не умел за ним бежать.
  Лишь говор быстрый многому мешал,
  И тот для храбрецов примером стал:
  Все мямли быстро взялись говорить
  И чудеса, как он, в любом бою творить.
  Его манеры, речь и поведенье
  Служили образцом для поколенья.
  И вы того, кому не знали равных,
  Того, кому мешали в битве раны,
  Не выручили силами своими,
  Щитом оставив Хотсперу лишь имя.
  Когда друзьям вы помощь обещали,
  Того не зная, сына оскорбляли,
  Ведь если воевать пойти решите,
  То окончательно ту память предадите.
  Архиепископ, маршал, прихожане
  В своём без вас непобедимы стане.
  Имей мой Гарри мощи половину,
  Слезами б не мочила я перину,
  В его объятиях и в благости уюта
  О смерти рассуждали бы Монмута.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Пусть сердце, доченька, печаль твою отпустит,
  Теряю мужество я, предаваясь грусти.
  Прости, что было и восславь, что будет,
  Я отдаюсь судьбе - она рассудит.
  
  ЛЕДИ НОРЬОМБЕРЛЕНД:
  Спеши в Шотландию, пока идёт война.
  Да и хранит тебя родная сторона.
  
  ЛЕДИ ПЕРСИ:
  Коль королю быть суждено побитым,
  Не покидайте собственной орбиты,
  До истинной развязки потерпите,
  Затем их сталью обруча скрепите.
  Позвольте потомиться им в угаре,
  Как некогда один сражался Гарри.
  Не ты ли смерти сына предоставил,
  Сноху же вдовствовать несчастную заставил?
  Сколь буду я на этом свете жить,
  Столь буду я по мужу слёзы лить,
  Чтоб стебель памяти до неба дотянулся
  И к милому супругу прикоснулся.
  
  НОРТОМБЕРЛЕНД:
  Прошу, прошу, меня сопроводите,
  Не спорьте, леди, а за мной идите.
  Приливом грозным ум перебесился,
  Достиг предела и остановился.
  Архиепископа охотно б поддержал,
  Когда б не тысячу противу дела жал.
  В Шотландию на время я отбуду,
  Пока востребован я в Англию не буду.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Лондон. Таверна "Кабанья голова" в Истчипе.
  
  (Входят два буфетчика.)
  
  ПЕРВЫЙ БУФЕТЧИК
  Зачем ты яблоки мочёные принёс?
  Их ненавидит этот жирный пёс.
  
  ВОТОРОЙ БУФЕТЧИК:
  Ты это правильно подметил.
  Был случай с ним такой на свете.
  Когда-то принц Сэр Джона угостил
  И тем пузатого немало разозлил.
  Подав на блюде пять плодов распухших,
  Сказал, что Джон шестой из них и самый лучший.
  И, сотворив изящный реверанс,
  Воскликнул: "Рыцари, я обожаю вас!"
  Сэр Джона это очень возмутило,
  Но время кануло и случай сей забыло.
  
  ПЕРВЫЙ БУФЕТЧИК:
  Ты яблоки накрой и на столе оставь.
  А Сника музыку наигрывать заставь.
  Её Тиршит хотела бы послушать.
  Живей!.
  Компания спешит сюда откушать.
  
  ВТОРОЙ БУФЕТЧИК:
  Бардольф недавно приходил
  И строго нас предупредил,
  Что принц и Пойнс обрядятся во слуг,
  Но чтоб о том не знал ни чёрт, ни дух.
  
  ПЕРВЫЙ БУФЕТЧИК:
  Вот это будет добрая потеха
  Народец наш закатится от смеха.
  
  ВТОРОЙ БУФЕТЧИК:
  Весь от восторга трепещу.
  Пойду-ка Сника поищу.
  
  (Уходит. Входят хозяйка и Долл Тиршит.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Сегодня, душка, вы на высоте,
  Нет равных вашим формам, красоте,
  Благоухаете, как роза, и цветёте,
  Вину канарскому почтенье отдаёте.
  Вы не успеете воскликнуть слово "ах",
  Как зелье натворит бедлам в мозгах.
  По-моему, настал подобный случай.
  
  ДОЛЛ:
  Похоже, но уже немного лучше.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Вино, вино! Тебе - здоровье плата!
  Но сердце доброе твоё подобно злату,
  А, значит, требует веселья и забав.
  Внимание!
  Сюда идёт Фальстаф.
  
  ФАЛЬСТАФ (напевая):
  "Артур, явившись ко двору..."
  - Несите прочь сию муру.
  (Первый буфетчик уходит, унося ночной горшок.)
  (Напевая):
  "Он был достоин короля",
  Как Долл? - узнать желаю я.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Ей дурно стало:
  Недавно в обморок упала.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Весь женский пол таков:
  Спешат упасть, завидя мужиков.
  
  ДОЛЛ:
  Ах, ты негодник! Это беспредел!
  И это всё, что ты сказать хотел?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Такие, мистрис Долл, как вы,
  Лишают стройности мужчин и головы.
  
  ДОЛЛ:
  Мне спорить с вами, сударь, бесполезно.
  Вас губят: и обжорство, и болезни.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Обжорство повар подает на блюде,
  А где вино, - не до диеты людям.
  Здоровья, Долл, лишает нас кровать,
  Где нам приходиться подружек обнимать.
  Сначала - оргии, где правит балом похоть,
  Затем - болезни, от которых - охать.
  
  ДОЛЛ:
  Я обвиню, а бог поправит:
  Ни ваш ли брат нам хворей бусы дарит?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ах, бусы-бусы и браслеты,
  Мы все наказаны за это.
  Сначала к милой я лечу,
  Потом, увы, тащусь к врачу...
  
  ДОЛЛ:
  Чему же здесь дивиться?
  Уж впору удавиться.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Я слово честное даю:
  Двух скандалистов узнаю.
  Никто б не стал и спорить,
  Что любите повздорить.
  Вот и трещите, надрывая глотки,
  Как корки на горячей сковородке.
  Кому-то следует когда-то уступить,
  Тебе, Долл, надо первою здесь быть.
  Ведь мы с тобою бабы,
  Красивый пол, но слабый.
  
  ДОЛЛ:
  Об этом я всё время и толкую:
  Как бочку можно выдюжить такую? -
  Она неделю ела всё и ела,
  В ней накопился винный погреб целый.
  Но коли бочка едет на войну,
  Прощу ей и обиду, и вину.
  Придётся выдать ласковое слово,
  Кто знает, свидимся ли с бочкою мы снова.
  
  (Возвращается первый буфетчик.)
  
  ПЕРВЫЙ БУФЕТЧИК:
  Поручик, сэр, желает с вами встречи.
  
  ДОЛЛ:
  Об этом болтуне не может быть и речи.
  Его давно пора уже повесить,
  А он всё продолжает куролесить.
  Нет сквернословов в Англии ужасней.
  Нельзя его пускать! Ужель не ясно?
  
  ХОЗЯЙКА:
  А коли так - ему закрыта дверь.
  Милей соседи были и теперь.
  Мне возмутителей спокойствия не надо,
  Пусть остаётся за решёткою ограды.
  "Закройте дверь!", - как я уже сказала,
  Мне с пустословами общаться не пристало.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ты что, хозяйка, на ухо туга?
  
  ХОЗЯЙКА:
  Ага!
  По-моему, волнуешься ты что-то.
  Сюда, Сэр Джон, не пустят обормота.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ты уши-то прочисть себе получше, -
  Ведь это всё же - мой поручик.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Всё ерунда, Сэр Джон, и помолчите.
  Я не впущу его, меня уж вы простите.
  Мне околоточный и пастору намедни
  Сказал по завершении обедни:
  "О вас болтают глупостей немало,
  Не следует впускать кого попало."
  Зачем мне честь высокую марать,
  И обормотов в телу допускать?
  Доверься-ка однажды болтуну -
  Прославишься на целую страну.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ни обормот и ни болтун - простой мошенник.
  Услужливый, как пёс, хоть одевай ошейник.
  Он даже курицы обидеть не способен.
  Зовите же его! Он бесподобен!
  
  (Первый буфетчик уходит.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Не закрываю дверь ни честному, ни вору,
  Но быть чванливому в гостях моих - не в пору.
  Как только слышу я про ту заразу,
  Трясун меня охватывает сразу.
  
  ДОЛЛ:
  И вправду, бедная, дрожит:
  Как лань по ней озноб бежит.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Дрожу, как лист осиновый,
  Сие невыносимо мне.
  
  (Входят Пистоль, Бардольф и паж.)
  
  ПИСТОЛЬ:
  Да будет небо в помощь вам, Сэр Джон!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Твоим приветствием, Пистоль, весьма польщён!
  А ну-ка хереса полнее наливай-ка,
  Чтоб словом расстрелять мою хозяйку.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Сразить её достаточно двух фраз.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Но я уверен, что не в этот раз.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Не сможете сразить меня ни словом, ни вином
  Что пьёте вы, что мелете мне, право, всё равно.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Как изворотлив нонче женский пол!
  Тогда придётся мне сразиться с Долл.
  
  ДОЛЛ:
  Меня сразить!
  Ты спятил, паразит!
  Ах, замухрышка и поганец,
  Негодник, плут и оборванец,
  Быстрее убирайся прочь,
  Фальстаф - хозяин в эту ночь.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Уловки ваши знаю я.
  
  ДОЛЛ:
  А ты к тому же - и свинья!
  А ну-ка вон катись, щипач,
  Любитель плоскодонных кляч.
  Клянусь тебе вином испитым,
  Ты будешь проклятым и битым,
  Коль посягнёшь на честь мою,
  Кинжалом подлого убью.
  Твои погоны на плечах,
  Как воск оплывший на свечах.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Чтоб мне теперь уже не жить!
  Ты будешь о словах тужить!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Пистоль, прошу, не огрызайся.
  Быстрее лучше убирайся.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Ни здесь, наш капитан, ни здесь
  Свой хлам вываливайте весь.
  
  ДОЛЛ:
  Какой он к чёрту капитан!
  Обыкновенный шарлатан!
  Когда б была сама я капитанам,
  Я б спуску не дала таким баранам.
  Не можно в нём достойного найти,
  Чтоб в капитаны дрянь произвести.
  Нет права капитаном называться,
  Тому, кто с бабой хочет разбираться.
  Повесить капитана-подлеца!
  А рожа просит тухлого яйца!
  Такие вот, как эти, капитаны
  Считают, что все женщины - путаны.
  А слово томное для женщины "отдаться"
  Военным окрестили словом "сдаться".
  Отдамся я любому капитану,
  Кто продырявит этого болвана.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Остынь, поручик, и уйди.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ко мне, Долл, на минуту подойди.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Капрал Бардольф,
  Как можете уйти меня просить!
  Я разорвать её готов, а не простить.
  
  ПАЖ:
  Прошу тебя, уйди.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Огонь горит в моей груди!
  Я не уйду,
  Коль не окажется обидчица в аду.
  Быть в озере Плутона бабе прыткой,
  Во тьме Эреба мучиться ей в пытках.
  Не баба это - просто супостат.
  Тащите, церберы, Ирэну эту в ад!
  
  ХОЗЯЙКА:
  Довольно, капитан Пистоль,
  На рану сыпать соль.
  Недобрых слов уж сказано немало.
  И время позднее - уже не до скандалов.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Хоть смейся, а хоть плачь!
  Здесь сравнивать берутся дохлых кляч,
  Ни много и ни мало,
  Со скакунами цезарей и каннибалов!
  Смешно всё это мне. Неинтересно.
  Рази их с Кербером сегодня гром небесный.
  Да стоит ли по сущим пустякам
  Так долго распинаться нам?
  
  ХОЗЯЙКА:
  Да что же вы такое говорите!
  
  БАРДОЛЬФ:
  Поручик, побыстрее уходите.
  "Идите же, идите!" - я сказал.
  Иначе дракою окончится скандал.
  
  
  ПИСТОЛЬ:
  Хоть раздери меня собаки, хоть повесь!
  Да разве не Ирэна здесь?
  
  ХОЗЯЙКА:
  Даю вам, капитан, я слово,
  Такое имя для хозяйки ново,
  А потому сердиться не пристало, -
  От вас я прятать никого б не стала.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ешь, Калиполис, душка и толстей!
  А ну-ка хереса подайте для гостей!
  Мне залпы неприятеля не грозны,
  Смешно всё это, глупо, несерьёзно.
  Давайте хересу, а ты лежи со мной,
  (Кладёт рядом шпагу.)
  Чтоб не глумились над моей главой.
  Расставить точки мне уже пора
  Без всяких там "эцетэра".
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ты успокоиться, Пистоль, изволь.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Готов я, рыцарь, встретить твой кулак,
  Не нам ли семизвездие с тобой послало знак?
  
  ДОЛЛ:
  Взашей гоните словоблуда. Вянут уши.
  Мне раздирают эти речи душу.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Меня взашей?
  Ах, кляча Гэлловэй!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Швырни его, как мелкую монету,
  Цены ему и веры больше нету.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Всё образуется едва ли.
  Иди же вот, кода сказали.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Не быть минутам безмятежным:
  И смерть, и раны неизбежны!
  (Хватается за шпагу.)
  Ведите, три сестры, на небо или в пропасть,
  Встречай меня, неведомый Атропос.
  
  
  ХОЗЯЙКА:
  Вот уж, действительно, отвага.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  А ну-ка, мальчик, дай мне шпагу.
  
  ДОЛЛ:
  Прошу же, Джек, будь очень осторожен! -
  Опасна шпага всякая вне ножен.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Коли сказал я: "Брысь!"
  То и катись.
  (Выталкивает Пистоля вон.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Нет! Лучше от таверны отказаться,
  Чем страхам и скандалам подвергаться!
  Того гляди убийство совершится,
  Тогда и от тюрьмы не откупиться.
  Прошу вас в ножны шпаги уберите,
  Меня, невинную, напрасно не губите!
  (Пистоль и Бардольф уходят.)
  
  ДОЛЛ:
  Джек, успокойся, выдворен наглец.
  Ты у меня и душка, и храбрец.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Меня, Фальстаф, охватывает страх:
  Не ранен ли наш сударь прямо в пах?
  
  (Возвращается Бардольф.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Его вы вышвырнули вон?
  
  БАРДОЛЬФ:
  Негодник пьяный выдворён.
  Его бы вряд ли мы угомонили,
  Когда б плечо вы, сэр, ему не повредили.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Похоже, белены он съел,
  Коль бросить вызов мне посмел!
  
  ДОЛЛ:
  Ах, мой проказник, обезьяшка,
  Дай вытру пот с твоей мордашки.
  Люблю озорника без меры,
  Ты стал теперь для всех примером.
  Агамемнон и Гектор Трои
  Твоих заслуг не перекроют.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Презренный раб!
  Иначе вдругоряд решу:
  Я одеялом гниду придушу.
  
  ДОЛЛ:
  Покончи с ним и приходи скорей.
  Тебя в объятьях задушу меж простыней.
  
  (Входят музыканты.)
  
  ПАЖ:
  А вот и музыка явилась.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Душа по музыке томилась.
  Прошу вас, серы музыканты,
  Откройте нам свои таланты.
  Присядь-ка на колени, Долл.
  Как хорошо, что балабол,
  Болтается скитальцем,
  Утёк, как ртуть сквозь пальцы.
  
  ДОЛЛ:
  Он перед тушею твоей,
  Смешон и жалок, как пигмей.
  Ты у меня всегда бодряк,
  Как будто ярмарочный хряк.
  Фехтуешь ночью,
  Днём дерёшься,
  Случись беда - и вознесёшься.
  
  (Сзади переодетые входят принц Генрих и Пойнс.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Замолкни, Долл! Подобный вздор не говори:
  Не время - в черепе Фальстафа суп варить!
  
  ДОЛЛ:
  Ты расскажи-ка мне о принце.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не стоит он и моего мизинца.
  И добр, и молод, только простоват:
  На кухне бы ему рубить салат.
  
  ДОЛЛ:
  Говаривают Пойнс при нём - неглуп.
  
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Как бабуин, красавица, он туп!
  Вонюч, как тьюксберинская горчица.
  Как может остроумным быть тупица!
  
  ДОЛЛ:
  А что ж в нём принц тогда души не чает?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Он худобою, как и принц, страдает.
  Метает точно кольца в цель,
  С огарками глотает эль,
  Угрей он хряпает с укропом,
  Как мальчик, носится галопом,
  С особым шиком сквернословит,
  Любое слово принца ловит.
  Всегда в начищенных сапожках,
  Как будто он сошёл с обложки,
  И, как базарная торговка,
  В умы внедряет сплетни ловко.
  Талант его - лишь дурь сама.
  Но принца сводит он с ума.
  А главное, что беспокоит -
  Один другого нынче стоят.
  Ведь без весов всем видно на глазок:
  Меж ним разница - всего на волосок.
  
  ПРИНЦ:
  А не влепить ли ему в ухо оплеуху?
  
  ПОЙНС:
  Нет! Лучше опозорим перед шлюхой.
  
  ПРИНЦ:
  Как попугай, старик даёт себя погладить.
  
  ПОЙНС:
  Ужели старость с вожделеньем может ладить?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Лобзай же, Долл, меня лобзай.
  
  ПРИНЦ:
  Что гороскоп сегодня говорит узнай.
  
  ПОЙНС:
  Я вижу: огненный Тригон
  Его старухой увлечён,
  Листает старые страницы
  Давно забытой озорницы.
  
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я в поцелуях, Долл, твоих сегодня сомневаюсь.
  
  ДОЛЛ:
  К тебе я не губами, милый, сердцем прикасаюсь.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Конечно же, я стар.
  
  ДОЛЛ:
  Мне молодых дороже твой товар.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я тратил на тебя и буду тратить!
  Какой парчою прелести украсить?
  Я скоро денег кучу получу
  И ласки все с лихвою отплачу.
  Пора нам отправляться на покой,
  Пока же песню ласковую спой,
  А то уеду - ты меня забудешь,
  И вскоре старика за всё осудишь.
  
  ДОЛЛ:
  Не смей же говорить мне так, не смей!
  Я сердцем плачу от таких речей.
  В разлуке никогда не наряжусь,
  Пока тебя, пузатый, не дождусь.
  Фальстаф, меня расстроил ты слегка,
  Однако, музыку послушаем пока.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Плесни же, Френсис хереса скорей.
  
  ПРИНЦ, ПОЙНС (выступая вперёд, одновременно):
  Приказ, как залп из сотен батарей.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да ты никак ублюдок королевский:
  И образ, и характер зверский.
  А ты похож на Пойнса, дружок,
  И за тобою числится должок.
  
  ПРИНЦ:
  Греховный глобус, супостат,
  Где океаны разлились пороков,
  Что ни земля на глобусе, то ад.,
  Быть в преисподней жулику до срока.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я - дворянин, а ты - слуга всего лишь.
  Всех обдирать без совести изволишь.
  
  ПРИНЦ:
  То верно. И тебя я обдеру,
  А прежде уши надеру.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Да будет господом хранима ваша милость!
  Вы в Лондоне на счастье объявились.
  Господь ваш милый образ возвеличит.
  Вы ради нас Уэльс оставили? Отлично!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  От крови порченной, истасканного тела,
  Я сгустку сумасшествия и власти,
  Передаю привет торжественно и смело,
  Не опасаясь мести и напасти.
  
  ДОЛЛ:
  Как, харя толстая, тебя я презираю!
  
  ПОЙНС:
  Милорд, я ,право, уж теперь не знаю,
  Ужель всё в шутку вы готовы обратить
  И негодяя отказаться проучить?
  
  ПРИНЦ:
  Ты, сукин сын, оплывшая свеча,
  Удар наносишь подлый мне сплеча,
  Пред женщиною честной унижая,
  Её достоинств здесь не уважая.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Хранит господь и вас и вашу честь!
  Бог видит - такова она и есть.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ты слышал всё, что я наговорил?
  
  ПРИНЦ:
  Немало здесь толстяк нагородил.
  А ты меня узнал, как там в Гэдс-Хилле,
  Моё присутствие тебя не возмутило.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Фальстафа обстоятельства винят:
  Не думал, что вы слышите меня.
  
  ПРИНЦ:
  Когда признаться я тебя заставлю,
  Без наказания, негодник, не оставлю.
  
  
  
  ФАЛЬСТАФ
  Поверь мне, Хэл,
  В повествованиях моих ты чист и бел.
  
  ПРИНЦ:
  Не ты ли давеча меня, Фальстаф, ославил:
  На кухне нарезать салат заставил,
  А венценосным именем сорил,
  Когда о принце низко говорил.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не думал Хэла оскорблять.
  
  ПОЙНИС:
  Как понимать?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Нет, милый, Нед.
  Здесь оскорблений в адрес принца нет!
  К нему я неприязнь внедрял среди дурных,
  Чтоб вкруг него поменьше было их.
  К нему не позволяя липнуть грязи,
  Тем самым очищал его от мрази.
  Я похвалы достоин государя:
  Где принц, там нету места твари.
  
  ПРИНЦ:
  Ты честной женщине готов ярлык наклеить,
  Себя же предлагаешь нам лелеять.
  Её с хозяйкою ты к падшим причисляешь?
  А, может, паж,
  Бардольф с лиловым носом,
  Сегодня у Фальстафа под вопросом?
  
  ПОЙНС:
  Так отвечай, трухлявый пень,
  На благородных не бросая тень.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Бардольф в аду возглавит пьяниц рать,
  На нос его поставил люцифер печать.
  Над пажем, правда, вьётся ангелок,
  Но от грехов и он уж занемог.
  
  ПРИНЦ:
  Ты без разбора мажешь!
  А что о дамах скажешь?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Одна из них уже давно в аду,
  Готовит грешникам свою сковороду.
  Другой - я денег задолжал немало,
  Но как бы в ад она за это не попала.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Надеюсь, в ад она не залетит.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Конечно, если мне долги простит.
  Хотя и здесь накажут бабу часом
  За то, что в пост торгует тайно мясом.
  Сие от власти вам не утаить,
  Придётся уж, хозяюшка, повыть.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Так делают трактирщики всегда.
  Два исключения за пост - то ерунда.
  
  ПРИНЦ:
  Сударыня, на самом деле...
  
  ДОЛЛ:
  Вы, ваша светлость, что-то мне сказать хотели?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Их светлость от всего оторопели!
  
  (Слышен стук в дверь.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Кто нас осмелился тревожить до зари?
  Иди-ка, Френсис, двери отвори.
  
  (Входит Пето.)
  
  ПРИНЦ:
  Скажи нам, Пето,
  Что нового поведаешь ты свету?
  
  ПЕТО:
  Король, родитель ваш, Вестминстер посетил,
  Гонцов, прибывших с севера, немедля пригласил.
  К вам по дороге видел: капитаны
  По пабам расползлись, как тараканы.
  Направили их дюжину, примерно,
  Разыскивать Фальстафа по тавернам.
  
  ПРИНЦ:
  Свидетель небо, Пойнс, стыдно,
  Что трачу время незавидно,
  В то время, как несётся с юга,
  Мятежных сил лихая вьюга.
  Принёс известие гонец:
  Пролился с неба дождь-свинец.
  Весельем надо пренебречь.
  Прошу подать мне плащ и меч!
  Я духом армию упрочу.
  Прощай, Фальстаф, покойной ночи.
  
  (Принц Генрих, Пойнс, Пето и Бардольф уходят.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ну, наконец-то, ночь - моя.
  Гульнуть не постесняюсь я.
  
  (Слышен стук в дверь)
  Теперь-то что колотят в дверь?
  
  (Возвращается Бардольф.)
  В чем дело?
  Какая вошь тебя заела?
  
  БАРДОЛЬФ:
  Обложен ты, Фальстаф, как волк:
  Там капитанов целый полк.
  Не можешь и себе представить,
  Как ко двору хотят тебя доставить.
  
  ФАЛЬСТАФ (обращаясь к пажу):
  Ты музыкантам, паж, подай.
  Прощай, хозяйка!
  Долл, прощай!
  Смотрите, девки, как я много стою:
  Пол-армии гоняется за мною.
  Лишь недоумки дрыхнут и гуляют
  Достойных же всех к делу привлекают.
  На вас я, профурсетки, не обижусь,
  Коль сразу не отправят, то увижусь.
  
  ДОЛЛ:
  Нет слов и сердце рвётся,
  Надежда лишь на случай остаётся.
  Прощай, мой славный Джек, прощай,
  Беречь себя, мой милый, обещай.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Прощай, прощай.
  
  (Фальстаф и Бардольф уходят.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Я двадцать лет уж почитай как с ним прощаюсь,
  Правдивости и честности всё время удивляюсь...
  Прощай, прощай, но ничего не обещай.
  
  
  БАРДОЛЬФ (за сценой)
  Тиршит! Тиршит!
  
  ХОЗЯЙКА:
  Что он кричит?
  
  БАРДОЛЬФ (за сценой):
  Пусть Долл к хозяину, не мешкая, бежит.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Беги скорее, Долл, задрав подол.
  
  (Уходят хозяйка и убегает, всхлипывая, Долл.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Вестминстер. Дворец.
  
  (Входит король, облачённый в ночую рубашку, и паж.)
  
  
  КОРОЛЬ:
  Я графу Ворвику и заодно Шуррею
  Велю явиться ко двору скорее.
  Но перед тем пусть письма прочитают
  И в слово каждое, что писано, вникают.
  Спеши.
  (Паж уходит.)
  О, сколько бедняков сейчас сомкнули очи!
  Но почему же сон меня объять не хочет?
  Мне не смыкает нянька-дрёма вежды,
  На сон не оставляя никакой надежды.
  Ужели сну удобнее витать,
  Где ложе - дрянь,
  Где мухам - благодать,
  А не лежать под царским балдахином,
  Купаясь в ароматах с властелином,
  Внимая музыке, что льётся, как ручей,
  Смыкая вежды царственных очей.
  О, глупый, неразумный бог,
  Зачем ты к нищему прилёг,
  От нашего же брата
  Бежишь, как от набата?
  На мачте, где кружится голова,
  Не слышит юнга грозные слова,
  Которые насвистывает буря,
  С девятым валом моря каламбуря.
  Кружатся тучи, океан ревёт,
  А юнга спит и глазом не ведёт.
  Бушлат его до нитки весь промок,
  Но бурю вынести ты, сон, ему помог.
  А королю в его златых чертогах
  Не позволяешь подремать немного.
  Сон дарить забытьё простолюдину,
  И не даёт забыться властелину.
  
  (Входят Ворвик и Шуррей.)
  
  ВОРВИК:
  Перед монархом голову склоняю.
  И государю утра доброго желаю.
  
  КОРОЛЬ:
  Как мило!
  Разве утро наступило?
  
  ВОРВИК:
  Час новый день по Англии шагает,
  А вместе с ним и утро наступает.
  
  КОРОЛЬ:
  А коли так, то с утром добрым вас.
  Готовы ль письма обсудить сейчас?
  
  ВОРВИК:
  Да, наш король.
  
  КОРОЛЬ:
  Меня снедает боль.
  Стране беда серьёзная грозит:
  Недугом злым она заражена.
  Её готов он в сердце поразить.
  
  ВОРВИК:
  То - хворь, мой государь, ни истинный недуг.
  Всё остальное - ложь: не более, чем слух.
  Нам хвори с медициной нечего бояться.
  Нортомберленду от недуга некуда деваться.
  
  КОРОЛЬ:
  Случись нам книгу жизни полистать,
  Где о грядущем можно прочитать:
  Куда бы бог позволил заглянуть,
  Где скалам - рухнуть,
  Землям - утонуть;
  Где сам Нептун волной бока вздымает
  То лижет берега, то их глотает;
  Где чаша случая то полнится, то чахнет;
  Где неизвестностью тропа любая пахнет,
  То лучше юноше сие не ведать впредь,
  А проще сразу взять и умереть.
  Всего назад каких-то десять лет
  Сам Ричард славный,
  Лорд Нортомберленд,
  Дружили, вместе пировали,
  А год спустя, врагами стали.
  И Перси - восемь лет назад
  Любим был мною, словно, брат.
  Он бросил всё к моим ногам,
  Не дал меня терзать врагам,
  И даже Ричарда нисколько не боялся,
  Когда бесстрашно за меня вступался.
  Не помню, Невил, я сейчас,
  Кто рядом был тогда из вас....
  (Обращаясь к Ворвику):
  Сквозь слёзы Ричард, как пророк
  Такую истину изрёк:
  "Нортомберленд - ступенька к трону,
  Где Болинброки обретут корону."
  В то время, и свидетель бог,
  Помыслить я о том не мог,
  Но в королевстве так сложилось:
  Власть в Болинброка воплотилась.
  Так Ричард завершил свой монолог:
  "Созревши, уничтожит вас порок!"
  Как и предрёк:
  От дружбы - только прах,
  А в королевстве воцарился крах.
  
  ВОРВИК:
  Порядок некий всем руководит:
  Их прошлых дней он нынешний творит.
  А потому и должен предсказать,
  Чего сегодня нам не миновать.
  Коль семя брошено, то череда придёт
  Его пророчество от Ричарда прорвёт.
  Нортомберленд, предав однажды,
  Предательство исполнить должен дважды.
  Из семени пробился стебелёк:
  Нортомберленду случай ваш помог.
  
  КОРОЛЬ:
  Чему бывать, того не миновать.
  А значит некуда, выходит, отступать.
  Нортомберленд пред нами и отряд:
  Насчитывает тысяч пятьдесят
  
  ВОРВИК:
  Как эхо вторит одинокий глас,
  Так и молва обманывает вас.
  Вы успокойтесь и ложитесь спать,
  Врага поборет посланная рать.
  Уверен я: удача с вами дружит,
  Вам смерть Глендовера утехою послужит.
  Нельзя, чтоб плохо государю было,
  А ночь бессонная недуг усугубила.
  
  КОРОЛЬ:
  Совета слушаюсь: иду я отдыхать,
  Недуг покоем и лекарством укрощать.
  Разбив мятежников, угомонив народ,
  В святую землю двинемся в поход.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Глостершир. Перед домом Шэллоу.
  
  (С разных сторон входят Шэллоу и Сайленс. Вместе с ними появляются в сопровождении слуг Молди, Шэдоу, Варт, Фибл, Булькалф.)
  
  ШЭЛЛОУ:
  Входите же, входите, сэр,
  Давайте вашу руку,
  Как ранней пташечки пример,
  Вы рвёте утра скуку.
  Кузен узнать желает,
  Как Сайленс поживает?
  
  САЙЛЕНС:
  Да, слава богу, жив ещё,
  Коль сердце бьётся под плащом.
  
  ШЭЛЛОУ:
  А как там чувствует кузина,
  Дражайшая постели половина?
  Как поживают, мой кузен,
  И дочь красавица,
  И крестница Эллен?
  
  САЙЛЕНС:
  Увы, одна морока:
  Была и есть сорока.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Надеюсь, Вильям, мой кузен, не подкачал
  И в Оксфорде студентом первым стал?
  
  САЙЛЕНС:
  И в Оксфорде и дома паренёк:
  В одной руке - перо,
  В другой - мой кошелёк.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Пора ему в судейскую контору,
  Где обучался я когда-то в Клементс Инн,
  Считали Шэллоу проказником в ту пору,
  Пусть знаний наберётся там твой сын.
  
  САЙЛЕНС:
  На прозвища в то время не скупились
  И от души над юношей глумились.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Был юный Шэллоу от скуки
  Проказник, мастер на все руки.
  Меня по-всякому дразнили.
  Клянусь: тому причины были.
  Со мною вместе обучались
  И проходимцами считались:
  Дойт,
  Барнс,
  Пикбоун,
  Вилли Сквил,
  Никто их в школе не любил.
  В той школе кроме нас едва ли
  Про женщин падших столько знали.
  Не полным был бы наш состав,
  Когда бы не был там Фальстаф.
  Вы знаете его, ведь он -
  Теперь не кто иной - Сэр Джон.
  В те времена, что сердце греют,
  Был пажем он у Моубрея.
  
  САЙЛЕНС:
  Не тот ли сэр, скажи мне, брат,
  Кто рекрутирует солдат?
  
  ШЭЛЛОУ:
  Тот самый Джон,
  Тот самый сэр!
  Всем забиякам был пример.
  Он в школе Скогана избил,
  А ведь совсем ребёнком был.
  И я в то время не дремал:
  Самсону Стокфишу поддал,
  Как вспоминаю ныне,
  За школою в Грейз Инне.
  Да были, братец, времена,
  А в этот век - одна шпана.
  Нас не жалеет время:
  Редеет наше племя.
  
  САЙЛДЕНС:
  По указанью бога -
  У всех одна дорога.
  
  ШЭЛЛОУ:
  "Любому это предстоит," -
  Псалмист нам день и ночь твердит.
  У смерти шансы велики,
  Всем нашим жизням вопреки.
  О вечном помолчим пока...
  Как ценят в Стамфорде быка?
  
  САЙЛЕНС:
  Я не заглядывал туда.
  Да, жизнь сегодня - ерунда.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Пока не наступила смерть,
  Всем нам приходится терпеть.
  А как живёт твой землячок,
  Тщедушный Дабл-старичок?
  
  САЙЛЕНС:
  Старик недавно помер,
  Могилка пятый номер.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Был удивительный стрелок,
  А смерть, увы, не превозмог.
  При Джоне Гонте он служил,
  А тот им сильно дорожил,
  За счёт его и слыл богатым:
  Стрелку за тур платили златом.
  Ужели помер старичок?
  Стрелою бил он в пятачок,
  Цель метил точным глазом,
  И никогда не мазал.
  Гонт спорил, набивал карманы...
  Почём сейчас у нас бараны?
  
  САЙЛЕНС:
  Коль по фактуре взвесить, -
  Пожалуй, фунтов десять.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Был Дабл, видно, очень дрябл.
  
  САЙЛЕНС:
  Недолго мир нас ублажал:
  Сэр Джон Фальстаф людей прислал.
  
  (Входит Бардольф с сопровождающим.)
  
  БАРДОЛЬФ:
  Всем утро дарит добрый свет.
  Честной компании привет!
  Нам Шэллоу сейчас необходим.
  Он здесь? -
  Немедля мы узнать хотим.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Он перед вами, господин.
  Из множества других таких - один,
  Эсквайр графства я,
  И мировой судья.
  Без нас нельзя ни умирать, ни жить.
  Чем вам, мой господин, могу служить?
  
  БАРДОЛЬФ:
  Сэр Джон Фальстаф, мой капитан,
  Кто мудр, галантен, как султан,
  Велик, как сам центурион,
  Вам шлёт нижайший свой поклон.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Весьма польщён.
  А как там он?
  Я знал его, когда он был рубакой,
  Без рыцаря не обходилась драка.
  Но, вспоминая юности далёкой друга,
  Не смею не спросить и о супруге.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Быть может, мысль моя и грубовата:
  Супруга - роскошь для солдата.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Как тонко, сударь вы сказали!
  Точнее выскажешь едва ли:
  "Супруга - роскошь для солдата."
  Как фраза мудростью богата!
  Вам заявлю сразу:
  Крылатой станет фраза.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Клянусь, что я ни разу
  Не слыхивал про фразу,
  Но слово, что сказал, в бою
  Любом, поверьте, отстою.
  Жена, как рана, - в тягость,
  Солдатику - не в радость.
  ШЭЛЛОУ:
  Вы правы.
  
  (Входит Фальстаф.)
  Вот и наш Фальстаф!
  И важен, и велик, как граф!
  Сэр Джон, позвольте вашу руку,
  Вы местную взорвали скуку!
  Явились вы добру в угоду,
  Не старят вас ни жизнь, ни годы.
  Давайте ж руку, добрый Джон,
  Визитом вашим я польщён!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Во здравии вас видеть рад я, Роберт,
  Вас ни судейство, ни лета не гробят.
  А тот, должно быть, мистер Смайленс.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Ошиблись, Джон.
  Он мой кузен и сослуживец Сайленс.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Что вы ни Смайленс - это ерунда,
  Мир с тишиною сочетаются всегда.
  
  САЙЛЕНС:
  Спасибо. Тронут.
  Хвалы в аплодисментах тонут.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Набрать быстрее рекрутов хотел
  И от работы муторной вспотел.
  Мне рекруты сейчас необходимы.
  И где же здесь достойные мужчины?
  
  ШЭЛЛОУ:
  За этим дело, мой старинный друг, не станет,
  Вам рекрутов судья по списку предоставит.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Нельзя мои надежды обмануть.
  Позвольте мне на рекрутов взглянуть.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Где свиток?
  Где же он?
  Подайте!
  Быстрее! Ваньку не валяйте!
  Ральф Молди в списке значится,
  Пусть первым обозначится.
  Персона объявилась?
  МОЛДИ:
  Да здесь я, ваша милость.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Я уверяю вас, Сэр Джон,
  Для рекрута подходит он.
  И статен, и кулак, как молот,
  К тому же - родовит и молод.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да, настоящий исполин.
  
  МОЛДИ:
  К услугам вашим, господин.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да мы такое тело
  В атаку двинем смело.
  Ведь за его спиною
  Мы все, как за стеною.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Ха-ха, все сорок раз ха-ха!
  И слог хорош и речь лиха.
  Товар наш залежалый
  Цены теперь немалой.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Прошу его зачислить членом.
  
  МОЛДИ:
  И членом был, милорд, и хреном.
  Отмечен уж который раз
  И в бровь, и в глаз.
  Без сына мать не обойдётся,
  Старуха без меня загнётся.
  Что вы нашли во мне такого?
  Найдите рекрута другого.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  В дела мои ты б носа не совал,
  Я слова никому здесь не давал.
  Тебя, поверь,
  Я с пользою использую.
  
  МОЛДИ:
  Уж лучше превращусь я в гада,
  А вот использовать - не надо!
  
  ШЭЛЛОУ:
  Ты что так раскричался звонко!
  А ну-ка отойди в сторонку!
  А вот, Сэр Джон, невзрачный паренёк,
  И прозвище ему дано "Тенёк".
  Иди же к нам, иди,
  На свет из тени выходи.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Чёрт подери, давай его сюда,
  Люблю вздремнуть под тенью иногда.
  Коль поведением и нравом парень ровный,
  Солдат в отряде будет хладнокровный.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Куда девался Шэдоу, куда?
  
  ШЭДОУ:
  Да я же рядом, господин, всегда.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Чей сын?
  Что говорит народ?
  
  ШЭДОУ:
  Сын матери, милорд.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Для гордости не вижу я причины:
  Сын матери - всего лишь тень мужчины.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Сэр Джон, каков же ваш ответ?
  Он вам подходит или нет?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не откажусь, когда со мной Тенёк
  Присядет рядом в солнечный денёк.
  Крестом отметьте рекрута в записке,
  Хотя теней хватает в нашем списке.
  
  ШЭЛЛОУ:
  А где же Ворт?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  А это, что за сорт?
  
  ВОРТ:
  Да вот я, вот!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Подрал бы тебя чёрт!
  Ты Ворт?
  
  
  ВОРТ:
  Да, сэр.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Неважный Вортам истинным пример.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Коль помогать державе надо,
  Мы пристегнём его к отряду.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Пристёгивать излишне, полагаю,
  Взглянуть на всё иначе предлагаю:
  Мне, кажется, солдат на ножках тонких
  Пришпилен, как булавкой, к одежонке.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Ха-ха!
  Спасите от греха!
  Сэр Джон, меня простите,
  Но вы всех так смешите.
  А вот уже и прибыл
  Френсис Фибл.
  
  ФИБЛ:
  Я прибыл, в самом деле, как велели.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Куда гребёшь своим веслом,
  Каким владеешь ремеслом?
  
  ФИБЛ:
  Крою и шью наряды Евам-дамам,
  Мужья обходятся одеждою Адама.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Пришпилим. В армии прибудет:
  Иглой колоть врага он будет.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Уж хорошо, что не мужской портной,
  А то бы уколол и нас с тобой.
  Скрои-ка неприятелю, портняжка, страх:
  Нарежь прорех нам в неприятельских рядах.
  
  ФИБЛ:
  Вам на портного обижаться грех:
  Наделаю достаточно прорех.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Что б ни сказал, и где б ты ни был,
  Достойно говоришь ты, Френсис Фибл.
  Тебя, портной, в бою не победишь:
  Взовьёшься голубем,
  Запрячешь, как мышь.
  Прошу быть с рекрутом, ребята, осторожней,
  Портного женского пришпильте понадёжней.
  
  ФИБЛ:
  Да, без меня и Ворта
  Загнётся вся пехота.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Займись работою мужской
  И почини его, портной.
  Водил ты женщин толпы,
  Теперь и сам потопай.
  Давай, давай!
  Не унывай!
  
  ФИБЛ:
  Придётся!
  А что мне остаётся?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Иди же на прописку.
  Кто там ещё по списку?
  
  ШЭЛЛОУ:
  Ещё один есть дурачок:
  Булькалф по прозвищу "Бычок".
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Ага!
  Быка тащите за рога!
  
  БУЛЬКАЛФ:
  Зачем же, сударь, за рога?
  Я не пускаюся в бега.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вот этот парень то, что надо!
  Бычка немедля за ограду!
  Чего бы то не стоило,
  Быстрей гоните в стойло.
  
  БУЛЬКАЛФ:
  О, господи! За что же?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Он заревел, похоже.
  
  БУЛЬКАЛФ:
  Я болен. Ты ж не знаешь!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И чем же ты хвораешь?
  
  БУЛЬКАЛФ:
  На коронации помог я звонарю,
  Боюсь, что после этого помру:
  С тех пор меня замучила, паскуда,
  Проклятая до чёртиков простуда.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Тогда отправишься в халате на войну,
  Ты им прикроешь, парень, слабину.
  А звонаря попросим позвонить,
  Нельзя ж тебя без звона хоронить.
  Успели сделать всё без проволочки.
  На этом с вами и поставим точку.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Я рекрутов с запасом вам набрал,
  Но, полагаю, кончился аврал,
  Уж коли вы решили нас проведать,
  Прошу со мною, сударь, отобедать.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Боюсь, что не смогу я закусить,
  Не откажусь, однако, пригубить
  Вина по случаю прекрасному такому
  В знак благодарности тебе, мой друг, и дому.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Как будто время старое вернулось!
  Как будто юность снова улыбнулась!
  Как на полянке у Сент-Джорджа мы кутили!
  Как ночь на мельнице
  Гуляли,
  Пели,
  Пили!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Умели мы в то время погулять.
  Об этом лучше нам не вспоминать.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Забуду ночь едва ли!
  А Джейн Найтворк жива ли?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Жива, мой друг, пока.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Надеюсь, помнит баба старика.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  В те поры досаждал ты ей немало,
  Но никогда она к себе не допускала.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Где молодость,
  Далёкая сторонка,
  Где милая и славная бабёнка?
  Скажи мне, старина,
  Как держится она?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Любой безволен в старости и раб,
  Всех старость морщит мужиков и баб.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Да, старость - трудна пора.
  А было всё как будто бы вчера:
  Когда, я помню, в школу поступил,
  Сын от Найтворка у девицы был.
  Стареть она в ту пору не хотела...
  Ужели всё так быстро пролетело?
  
  САЙЛЕНС:
  Ни много и ни мало:
  Полсотни отмахало!
  
  ШЭЛЛОУ:
  Не повидать во сне родному брату,
  Того, что с рыцарем мы видели когда-то.
  Я верно говорю, мой друг?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Прекрасен был ночной досуг
  
  ШЭЛЛОУ:
  Нас ночь любила и частенько баловала,
  И чёрной мантией своею покрывала.
  Был у мальчишек лозунг боевой:
  "Я убегаю в ночь и все за мной!"
  Но скажем прошлому: "Привет!"
  Пора, Сэр Джон, и на обед.
  
  (Фальстаф и судьи уходят.)
  
  БУЛЬКАЛФ:
  Капрал Бардольф, извольте другом быть,
  От воинской повинности прошу освободить,
  А чтобы ваша совесть не страдала,
  Готов за это заплатить немало.
  Ведь быть повешенным не так уж мне и страшно,
  Чем быть растерзанным на поле в рукопашной.
  Пекусь не за себя, а за друзей:
  Им без меня не жить, ей-ей!
  
  БАРДОЛЬФ:
  Не ты уговорил меня, а злато,
  Оно ценней капралу всякого солдата.
  
  МОЛДИ:
  Мою старуху пожалей, капрал,
  Я б сорок шиллингов за жалость к ней отдал,
  Ведь без меня она, конечно же, загнётся,
  Ей не по силам жить одной придётся.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Монеты в жизни роль свою играют:
  Не ты, а шиллинги старуху выручают.
  
  ФИБЛ:
  Я смерти не боюсь, и буду славно биться,
  Коль надо господу, пусть всё так и случится.
  Он дал мне жизнь и вправе отобрать,
  Судьбы своей нам всем не миновать.
  Ведь померев за короля однажды,
  И, захотев, ты не погибнешь дважды.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Ты мудро говоришь и поступаешь.
  
  ФИБЛ:
  В бою мою ты смелость испытаешь.
  
  (Возвращаются Фальстаф и судьи.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И что ж у нас в итоге?
  
  ШЭЛЛОУ:
  Четыре воина.
  Их нам послали боги.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Позвольте вам мне прошептать на ухо:
  "Редеет армия, расходы наши пухнут.
  Булькалф и Молди поняли намёк:
  Толстеет наш сегодня кошелёк".
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И молодец, и далеко пойдёшь!
  Капрал, ты службу правильно несешь.
  
  
  ШЭЛЛОУ:
  Кого из четырёх хотите?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  А вы нам в этом деле помогите.
  
  ШЭЛЛОУ:
  И Фибла, и Булькалфа забирайте,
  К ним Шэдоу, и Молди добавляйте.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Здесь Молди - просто не у дел:
  Пострел для битвы не созрел.
  И ты иди домой, Булькалф,
  И кашляй там себе в рукав,
  Покуда не пройдёт твоя простуда.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Нет-нет!
  Себе вы поступаете во вред!
  Ведь в графстве лучших не было и нет.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не вы ли, Шэллоу, хотите подсказать,
  Кого мне следует в солдаты набирать?
  Ни рост,
  Ни мускулы
  Здесь роли не играют.
  Бойца всегда по духу выбирают.
  Вот вам, к примеру, Ворт:
  Он с виду неказист и оборванец,
  Но коль патронами набьём мальчишке ранец,
  Он будет быстро ружья заряжать,
  Нам помогая с пользой воевать.
  А этот тонкий, как тростинка, паренёк,
  Кого, шутя, назвали вы "Тенёк".
  В него противник никогда не попадёт,
  А только попусту все пули изведёт.
  Случись же нам в сраженье отступать,
  Быстрей портного Фибла не сбежать.
  Всегда солдатики в сражении важны,
  В бою мне резервисты не нужны.
  Вручи-ка Ворту, этому мальчишке,
  Бардольф, патроны и ружьишко.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Держи, вояка!
  И в атаку!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Смотри-ка: без сноровок
  И быстр солдат и ловок!
  Каким бы он уродом ни был,
  А в полк достойный воин прибыл!
  Возьми-ка - вот монета
  Тебе за всё за это.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Нет, он - не мастер дела:
  Всё плохо, неумело.
  Я помню как-то в Майл-энд-Грин,
  Когда учился в Климентс Инн,
  Играя в пьесе Дагонета,
  Не в жизнь я не забуду это,
  Был в сцене маленький ловкач,
  Ружьем владел он, как циркач!
  То вскинет на плечо,
  То вдруг причмокнет,
  То целиться начнёт,
  То ножкой топнет...
  Не видывал такого я пока,
  Походит этот на него издалека.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Все новобранцы пригодятся,
  Над ними нечего смеяться.
  Ребята жизнь свою положат,
  Им в ратном деле бог поможет.
  Мне время некогда терять,
  Прошу добром нас поминать.
  У нас полно военных хлопот:
  Двенадцать миль придётся топать.
  Идём в поход, нам не до пира,
  Прошу, Бардольф, раздать мундиры.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Храни вас бог!
  Победных вам, бойцы, дорог!
  Надеюсь, на пути обратном,
  Забыв на миг о деле ратном,
  Ко мне заявитесь подпить,
  Чтоб вместе ко двору отбыть.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не дурно бы, товарищ, было,
  Когда б судьба всё так решила.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Пока с тобой, Фальстаф, дружу
  Я слово данное сдержу.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вас видеть буду рад всегда.
  Прощайте, господа.
  
  (Судьи уходят.)
  
  Бардольф, ты должен мне помочь!
  Веди-ка всех отсюда прочь!
  
  (Бардольф и рекруты удаляются.)
  
  По возвращению домой
  Я метод применю иной:
  И выужу излишек
  У подленьких судьишек.
  Как на судью не посмотри -
  Он весь фальшивый изнутри.
  Чем больше человек живёт,
  Тем больше и наглее врёт.
  Заморыш этот говорит,
  Что первым был на Тёрнбул Стрит,
  Всё это чушь,
  Всё это дрянь,
  Бахвальству напускному дань.
  Я помню, как он в Клементс Инн
  Из всех был немощным один,
  И худобы столь редкой,
  Что был похож на редьку.
  Ходил, как тень, в печали,
  Его не замечали.
  Да плюс ко всем изъянам:
  Блудил, как обезьяна.
  Его же о ту пору
  Прозвали "мандрагора".
  За модой он не успевал,
  А девкам песни напевал.
  Те песни с улиц были:
  Похабщиной пестрили.
  Чужие брал сонеты
  И чтил себя поэтом,
  Продажным женщинам читал,
  Быть ими признанным мечтал.
  И этот рыцарь шутовской,
  Эсквайр кодлы кучерской
  О Джоне Гонте говорит,
  Как будто вровень с ним стоит.
  Всего он видел Гонта раз
  И для себя в недобрый час:
  В Тилт-ярде Джон его побил
  За то, что рядом с ним побыл.
  Но доходягу эту бить,
  Что воду плёткою лупить.
  Когда-то гол был, как барбос,
  Теперь именьями оброс.
  Но час наступит, я вернусь
  И в деле этом разберусь.
  Судьба мне в том порука:
  Плотву проглотит щука.
  
  (Уходит.)
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Йоркшир. Дебри Гольтри.
  
  (Входят архиепископ Йоркский, Моубрей, Гастингс и другие.)
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Куда нам забрести теперь случилось?
  
  ГАСТНИГС:
  Гольтри зовётся местность, ваша милость.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Здесь, лорды, нам придётся задержаться,
  Чтоб в ситуации военной разобраться.
  Передовой в разведку вышлите отряд,
  Пусть численность врага определят.
  
  ГАСТИНГС:
  Мы, ваша милость, так и полагали:
  Лазутчиков заранее послали.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Разумно, коли сделано продуманно всё так,
  Но чтобы в деле важном не попасть впросак,
  Я должен честно вам, друзья мои, признаться,
  В Нортомберленде повод есть мне сомневаться.
  Вот что он холодно прописывает мне,
  В последнем от него полученном письме:
  Он, якобы душой остался с нами,
  Но, не собрав дружины воинской под знамя,
  Он в значимости войска усомнился,
  А потому в Шотландии укрылся.
  Письмо же завершается молитвой,
  Чтоб одолели мы врага в жестокой битве.
  
  МОУБРЕЙ:
  Надежда хрупкая еще в сердцах таилась,
  Теперь она на части развалилась.
  
  (Входит гонец.)
  
  
  ГАСТИНГС:
  А вот и вести появились, наконец.
  Какие новости в зобу принёс гонец?
  
  ГОНЕЦ:
  Не далее как в миле от дубравы
  Я видел воинов - не рекрутов ораву,
  Раскинулись широким фронтом в поле:
  Их тысяч тридцать, может быть, и боле.
  
  МОУБРЕЙ:
  Мы верно численность их просчитали с вами,
  Придётся воинам теперь столкнуться лбами.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  А это что за чин к нам объявился?
  
  (Входит Вестморленд.)
  
  МОУБРЕЙ:
  Лорд Вестморленд персоной собственной явился.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Принц Джон Ланкастерский и предводитель рот
  Привет вам герцогский от власти ныне шлёт.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Прошу вас кратким и конкретным быть:
  Извольте цель прихода изложить.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Изволю выразить свои и боль, и волю.
  Когда бы бунтовала только чернь,
  Которой думать немощно и лень:
  Мальчишки,
  Воры,
  Нищие,
  Бродяги,
  Лохмотья водрузив свои, как стяги,
  Разоров жаждущие крови и расправы,
  Громя налево, и направо,
  Ни вы, святой отец,
  Ни вы, милорды,
  Не стали бы на сторону уродов,
  Чтоб славу предков,
  Честь и положенье
  Столь гнусному подвергнуть униженью.
  Вы - воин господа,
  Молитва - ваша шпага,
  Смиренье - ваш удел, а не отвага,
  И седина, и белые одежды
  Внушают прихожанину надежды,
  А вы войну зачали в этих душах,
  В орудье мести, обратив их уши.
  Исход один теперь у них - могила,
  Кровь заменила вам священные чернила,
  С небес не голос ныне мира льётся,
  А буря чёрная на Англию несётся.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Я потому так дорого плачу,
  Что от проказы вылечить хочу.
  Сегодня мы должны прийти к сознанью:
  Альтернативы нет кровопусканью.
  Ведь даже Ричард, так народу милый,
  Недугом этим был сведён в могилу.
  И всё же, лорд почтенный, я - не врач,
  И не бунтарь, кто взялся за рогач,
  Со здравым смыслом я, поверьте, в мире,
  Проказа - на мишени в нашем тире.
  Её сразив, поможем мы державе:
  Вернуть здоровье,
  Возродиться славе.
  И проще я и образней скажу:
  Я на весы внимательно гляжу,
  Где горе перевесило терпенье,
  Восстание - всему здесь исцеленье.
  Потоком времени нас случай захлестнул,
  И яркий луч надежды вдруг блеснул,
  Он перечень проблем всех осветил,
  Победу нам над злом предвосхитил.
  Король от наших жалоб уклонился,
  Он подхалимами от всех отгородился,
  А те наглели,
  Злились,
  Свирепели,
  И допускать к монарху не хотели.
  Кровавых дней ещё витает память,
  Она готова каждого заставить
  Одеть доспехи только мира ради,
  О большей не мечтаем мы награде.
  Мы восстаем, чтоб мир восстановить,
  А умираем, чтоб достойно жить!
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Когда вам в обращении не вняли?
  Какие вам король создал печали?
  И что за пэры, злобные настолько,
  Что святость вы забросили на полку,
  А бунт, грозящий ставленнику неба,
  Возглавили бесчестью на потребу?
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Я против государства восстаю,
  Не пощадившего ни брата,
  Ни страну мою.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Случилось то, чему быть суждено,
  Поправить прошлое и богу не дано.
  
  МОУБРЕЙ:
  Но есть рука, которая вершила,
  Она не в нашу пользу всё решила.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  О, уважаемый и чтимый Моубрей,
  Вы заблуждаетесь в теории своей.
  Ведь обстоятельства и время - не король
  Свою решающую выполнили роль.
  Причин не вижу кроля винить,
  Судьбу нельзя ни чем предотвратить.
  Нет оснований для кривого толка:
  Вернул король наследие Норфолка.
  
  МОУБРЕЙ:
  Чем мой родитель провинился,
  Что Родины, и всех земель лишился?
  А ведь король его по-своему любил,
  Но сам в угоду власти поступил.
  Когда отец и Болинброк в доспехах,
  Готовы были ринуться к успеху,
  Где блеск очей разил больнее шпаги,
  Сгорали души в пламени отваги,
  Турнира трубы рвали тишину,
  И дуэлянтов звали на войну,
  Был брошен жезл...
  Дуэль не состоялась,
  Так по законам жанра полагалось.
  Не жезл был брошен - вызов злому року,
  Король погиб, дав волю Болинброку
  Мечом - казнить,
  Доносами - гноить,
  Всех тех, кого не мог он выносить.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Вы, Моубрей, конечно же, простите,
  Бог весть чего вы нынче говорите.
  Когда бы вдруг дуэль та состоялась,
  И места б мокрого от предка не осталось.
  Граф Херфорд был тогда из тех вояк,
  Кто не сдавался в схватках просто так.
  Кого бы счастье выбрало, бог знает,
  Оно изменчивым для всякого бывает.
  Но победи в той схватке ваш отец,
  Он в Ковентри нашёл бы свой конец.
  Любви народной Херфорд отвечал,
  Отца же вашего народ не привечал.
  В те времена, и в том уверен я,
  Был знаменитей Херфорд короля.
  В историю я что-то углубился,
  От темы я не к месту отклонился.
  От принца-предводителя я здесь!
  Представьте список мне претензий весь.
  Намерен он углы делами сгладить,
  Быть не врагами, а дружить и ладить.
  
  МОУБРЕЙ:
  Не верится в любовь и дружбу что-то,
  Во всём видны холодные расчёты.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Не страх, а милость ставим во главу,
  У вас же - лишь зазнайство наяву.
  Любой, взглянув на воинство такое,
  Мысль о войне оставил бы в покое.
  И родом мы и опытом богаче
  Благоволит нам госпожа-удача.
  Не выгоды мы ищем, а смиренья,
  Война затратнее любого примиренья.
  Оставьте ядовитые укоры,
  Для нас важней сейчас переговоры.
  
  МОУБРЕЙ:
  Кто не согласен, пусть меня простит:
  Душа к переговорам не лежит.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Тем самым лишний раз вы убедили:
  И вам претит мятежный запах гнили.
  
  ГАСТИНГС:
  Дано ли государем принцу порученье
  И слушать нас, и принимать решенья?
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Вопрос такой не требует ответа:
  Чин генерала убедит вас в этом.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Вручаю свод претензий и напастей,
  Немедля разрешить должны их власти:
  Прилюдно всех мятежников простить,
  Мечты восставших в дело воплотить.
  И мы закону тот час подчинимся,
  В объятья мира снова устремимся.
  
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Положим делу важному начало:
  Я покажу всё это генералу.
  Пока же, лорды, я прощаюсь с вами,
  Увидимся пред нашими войсками.
  Давайте же надеяться на бога,
  Он может всё, когда надежды много.
  А если богу внять не захотим,
  Мечами споры наши разрешим.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  А посему и быть тому.
  
  (Вестморленд уходит.)
  
  МОУБРЕЙ:
  Душа моя по-прежнему болит:
  Прощенья этот мир нам не сулит.
  
  ГАСТИНГС:
  Страх на себя нагнали вы напрасно:
  Условия прописаны так ясно,
  Что королю ни ныне и ни впредь
  Скалу претензий тех не одолеть.
  
  МОУБРЕЙ:
  Коль прошлое когда-то запятнало,
  Прощённому отмыться шансов мало:
  Каким бы чистым стать вы не хотели,
  Король всегда найдёт изъян на теле.
  Ведь ураган монаршей этой власти
  Семян от плевел не делил на части.
  Добро из душ метёлкой выгонял,
  Его он не хотел и не знавал.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Нет-нет, мой милый Моубрей,
  Король устал от вечных упырей.
  Ведь закопав одну нужду в могилу,
  Две новых обретают жизнь и силу.
  Он хочет память вычистить от тех,
  Кто зарождал в нём ненависть и грех.
  Ведь как бы ни желала его плоть,
  Немыслимо всю землю прополоть.
  Врагов казнил он, а друзья пугались,
  И верными немногие остались.
  Походит государство на жену:
  Вменяет муж-король ей всё в вину,
  Когда же хочет он жену ударить,
  Она ему дитя внезапно дарит,
  И зависает в воздухе рука...
  Где ручеек журчал, там пенится река.
  ГАСТИНГС:
  Розг королевских более не хватит,
  Он их без счёта понапрасну тратит.
  В наследство льву остался только рык,
  Да сломанный годами старый клык.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Да-да, лорд маршал,
  Правда ваша.
  Коль примирение окажется удачным,
  Мы выполним важнейшую задачу.
  Неверия отбросим, лорды, трость!
  Прочнее мира сросшегося кость.
  
  МОУБРЕЙ:
  Ну, значит, так тому и быть.
  Лорд Вестморленд явился говорить.
  
  (Входит Вестморленд.)
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Явился принц. Он предлагает вам
  С ним встретиться на полпути к войскам.
  
  МОУБРЕЙ:
  Вы, гордость Йорка и опора,
  Вам и решать такие споры.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Несите принцу, лорд, от нас привет.
  За вами мы идём вослед.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Другая часть леса.
  
  (С одной стороны входят Моубрей, за ним следуют архиепископ, Гастингс с сопровождающими лицами; с другой стороны входят принц Джон Ланкастерский и Вестморленд, офицеры и свита,)
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Приятной неожиданности рад
  Вас лицезреть, двоюродный мой брат,
  Архиепископа
  И Гастингса,
  И лордов
  Таких воинственных со шпагами, и гордых.
  Мне было бы приятней во сто крат,
  Когда б молитвы сочетались и набат,
  А не епископ с барабаном, в латах
  Мятеж будил в молящихся солдатах,
  Где слово божие становится мечом,
  Архиепископ - власти палачом.
  Кто в царственных купается лучах,
  Его и потчует и милует монарх,
  Способен козни тайные плести,
  И короля внезапно подвести.
  Архиепископ Йоркский, вы из тех,
  Кто на себя взвалил подобный грех.
  Не вы ль знаток божественных учений?
  Не спикер ли парламентских речений?
  Не вы ли голос бога самого,
  Всех назиданий праведных его?
  Мостом меж небом и землей вы были,
  Когда в угоду господа творили.
  Кто б мог подумать, чтоб священный сан
  На поругание мятежникам был сдан.
  И не священник вы, а супостат,
  Прикрывшись небом, завлекли вех в ад,
  Предали бога и наместника земного,
  Нет веры делу вашему и слову.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Вы, лорд Ланкастерский,
  Здесь выступили мастерски.
  Но будь, мой принц, однако же, уверен:
  Я враждовать с монархом не намерен.
  Был должен Вестморленд вам доложить,
  Что угнетёнными не будем больше жить!
  Мы богу и друг другу побожились,
  И смутою теперь вооружились.
  Над перечнем претензий двор смеялся.
  Назрел протест.
  Затем мятеж зачался.
  Я перечень претензий вам послал,
  Вручив их в руки вашего посла.
  Власть, снизойдя к решению проблем,
  Мир долгожданный подарила б всем.
  Смирив безумие, вернулась бы покорность,
  На королевскую надеясь благосклонность.
  
  МОУБРЕЙ:
  Мы не поступимся желанием своим,
  И до последнего солдата постоим.
  
  ГАСТИНГС:
  Коль мы падём, займут другие место,
  Конца не будет распри и протесту.
  Пока родит английская земля,
  Вас будет жалить смута, как змея.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Не много ль на себя хотите взять?
  Грядущего вам, Гастингс, не объять
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  А не пора ли, ваша милость, вам
  На все претензии ответить господам?
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Я все их без остатка принимаю,
  И королевской честью заверяю,
  Что государевы указы исказили,
  В бесчестие их блага обратили.
  Да будет при дворе наказан тот,
  Кто истолковывал добро наоборот!
  Все просьбы исполненье обретут,
  Ни меч не нужен нам, и ни редут.
  А потому девиз сегодня мой:
  "Отправить наших воинов домой!"
  И в поле перед нашими войсками
  Отпразднуем содружество меж нами,
  Чтоб в памяти солдата сохранилась,
  Сошедшая с небес к нам божья милость.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Печатью-словом договор скреплён,
  Ему теперь не страшен тлен времён.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Поставим точку, где была война,
  Да будет мир!
  Несите нам вина!
  
  ГАСТИНГС:
  Идите ж, капитан, скорей идите,
  О заключенном мире объявите.
  Несите радость каждому солдату,
  Обрадуйте их домом и оплатой
  
  (Офицер уходит.)
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Здоровья вам и долгих-долгих лет,
  Я пью вас, наш славный Вестморленд.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Ах, знали б, сколько стоило мне сил,
  Пока сей парус к миру я рулил,
  Вы б веселее стали, лорды, пить,
  Хотя есть шанс ещё всё оценить.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Авансом тем воспользуемся шансом.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Плесните же, плесните же скорее,
  Пью за здоровье лорда Моубрея.
  
  МОУБРЕЙ:
  Здоровье впрямь, кузен, не помешает,
  Оно проблемы мне, похоже, обещает.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Где пик веселья, там беда близка,
  Где быть удаче, там гнетёт тоска.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Чем ночь темней, тем радостней рассвет,
  Как у веселья есть конец, так и у бед.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Душа моя рассвета ожидает,
  В преддверии его она сияет.
  
  МОУБРЕЙ:
  Коль ваша философия верна.
  Страна на ночь обречена.
  
  (За сценой слышен шум веселья.)
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Ликует мир!
  Ему не до беседы!
  
  МОУБРЕЙ:
  Бывает радость только у победы.
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Здесь нет победы!
  Нет и пораженья!
  Лишь мира ликованье и движенье!
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Прошу, милорд, идите,
  И наше войско распустите!
  
  (Вестморленд уходит.)
  Давайте же, милорд, посмотрим на войска,
  Перед которыми была так смерть близка.
  
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Идите, Гастингс, прикажите,
  А уж потом и распустите.
  
  (Гастингс уходит.)
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Надеюсь, лорды, ночь сегодня наша.
  
  (Возвращается Вестморленд.)
  Ну, что? Войска мои на марше?
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Моих недостаёт им притязаний,
  Они недвижимы до ваших указаний
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Тогда солдат в строю и молодчина,
  Когда в основе войска - дисциплина!
  
  (Возвращается Гастингс.)
  
  ГАСТИНГС:
  Была большая армия! - И нет!
  От армии остался только след.
  Реветь от радости солдаты не гнушались,
  На все четыре света разбежались,
  Как школьники, соскучившись по дому,
  Отдались бесшабашью и содому.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  То, Гастингс мой, благая нынче весть:
  Арестовать вас всех причина есть.
  И в государственной измене обвинить,
  Имущества и титулов лишить.
  
  МОУБРЕЙ:
  Где ж благородство, где ж?
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  А как же ваш мятеж?
  
  АРХИЕПИСКОП:
  Столь обветшало в королевстве слово?
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Не вижу в споре смысла никакого.
  Все до последней жалобы исполню:
  Я церковью крещён и клятву помню.
  Но знайте же, предатели, допрежь:
  Жестокой плата будет за мятеж.
  Нельзя глупее было поступить:
  Собрать дружину, чтобы распустить.
  Гремите, не жалея барабанов!
  Бог обратил всех беглецов в болванов.
  Предателей заждался эшафот,
  Там каждый ложе смертное найдёт.
  
  (Уходят.)
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Другая часть леса. Слышен сигнал к атаке. Вылазки.
  
  (Выходят друг на друга Фальстаф и Колевайл.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Как величать?
  Какого чина?
  Где выросла подобная дубина?
  
  КОЛЕВАЙЛ:
  Я рыцарь, сэр.
  Зовут же Колевайл,
  Всегда в долине этой проживал.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Был Колевайл и проживал в долине,
  Всё, сударь, в мире изменилось ныне:
  Отныне ты - предатель, а не рыцарь,
  А место пребывания - темница.
  Не с теми Колевайл ты воевал и был,
  Коль из долины в пропасть угодил.
  
  КОЛЕВАЙЛ:
  А вы, как понимаю, Джон Фальстаф?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вы всё узнаете, едва ко мне пристав.
  Я, полагаю, попотеть придётся,
  Коль неприятель глуп и не сдаётся.
  И будет, уж поверьте, то не пот,
  А слёзы, что семья твоя прольёт,
  Когда проститься на погост придёт.
  А потому от страха трепещите
  И милосердия, не мешкая, просите.
  
  КОЛЕВАЙЛ:
  При вашем имени одном
  Весь мир становится вверх дном.
  И не хотел бы, а сдаюсь,
  И, не желая, подчинюсь.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я стольких в жизни проглотил,
  И всех живот мой разместил,
  Он мне покоя не даёт:
  Ведь каждый в нём меня клянёт.
  Когда бы не было такого живота,
  Европа в плен давно б была взята.
  Ах, как живот мне иногда мешает!
  Но, чу! - Сюда наш генерал шагает.
  
  (Входит принц Джон Ланкастерский, Вестморленд, Блант и другие.)
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Войны освободилось коромысло,
  Преследовать противника нет смысла.
  Забросьте в угол, Вестморленд, свой кнут,
  Пусть лошади немного отдохнут.
  
  (Вестморленд уходит.)
  И где ж скитался ты, пузатый, и носился?
  Война закончилась, а ты вдруг объявился.
  Повесил бы тебя, Фальстаф, не скрою,
  Да только виселица рухнет под тобою.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Всё так бы, генерал мой, и случилось:
  Петля бы лопнула, а рея - обломилась,
  Герой о подвигах своих не говорит,
  За храбрость редко кто его благодарит.
  Я не стрела, ни ласточка, ни пуля,
  И всё же - я спешил из Ливерпуля.
  Не молодой уже, а всё бегу, бегу...
  Быстрее мысли всё же - не могу.
  Я сотни скакунов уже загнал,
  Пока ваш лагерь боевой догнал.
  Не отдохнувши, снова воевал:
  Вот и пленённый мною Колевайл.
  Он рыцарь смелый и коварный враг,
  Но одолеть меня не смог никак.
  Узнав меня, противник сразу сдался,
  Я, истинный военный, наслаждался.
  Как римлянин, победу огласил:
  "Пришёл!
   Увидел!
   Победил!"
  
  ЛАНКАСТЕР:
  А коли говорить, Фальстаф, начистоту,
  Не страх его сразил - почтенье к животу.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вот он.
  И рассуждайте, как хотите,
  Но подвиг мой в анналы занесите.
  Я, кроме прочего, балладу закажу,
  И новый герб на стену пригвозжу,
  Да и простят Фальстафу это боги,
  Где Колевайл целует Джону ноги.
  Ведь при моём величии таком
  Окажетесь вы медным пятаком,
  А я на небо месяцем взойду,
  Затмив любую яркую звезду.
  Деваться некуда! -
  Воздайте уваженье!
  Что стоит вам отдать распоряженье?
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Такая тяжесть вряд ли вознесётся.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Тогда пусть светом ярким разольётся.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  У света этого, поверь мне, шансов мало, -
  Уж слишком тень на всё большая пала.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Фальстафа, кем хотите, обзывайте,
  Но насладиться мне победой дайте.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Ты Колевайл?
  
  КОЛЕВАЙЛ:
  Лорд угадал.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  В числе повстанцев, полагаю, был.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Тем я и знаменит, что бунтаря пленил.
  
  КОЛЕВАЙЛ:
  Ничем я от других не отличаюсь,
  В содеянном, конечно же, не каюсь.
  Меня зубастой продали войне
  По бросовой, по-моему, цене.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  По жизни цены я привык сбивать,
  Мне и тебя случилось даром взять.
  Да будут простаки на свете святы!
  Прими "спасибо" в качестве оплаты.
  
  (Возвращается Вестморленд.)
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Преследовать закончили врагов?
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Река кровавая ушла из берегов.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Отправьте Колевайла после порки
  С другими и казните в Йорке.
  Стеречь тебе их поручаю, Блант,
  На твой надеясь, дворянин, талант.
  
  (Блант и Колевайл под стражей удаляются.)
  Нам, лорды, ко двору пора спешить,
  Я слышал, что отцу недолго жить.
  Пусть наши вести короля взбодрят,
  Он не поправится, исходу ж будет рад.
  Лечи, кузен, событием большим!
  А мы вослед за вами поспешим.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  А мне же, генерал и командир,
  Проследовать позвольте в Глостершир.
  Когда же двор узнает про войну,
  Извольте и меня упомянуть.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Хвалить я вас, Фальстаф, не собираюсь.
  Цените, что прощаясь, не ругаюсь.
  
  (Все, кроме Фальстафа, удаляются.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Хоть хорошо - на то ума хватило!
  Ему быть герцогом природа подфартила.
  Привык мальчишка только ненавидеть,
  Шутить не может, но мастак обидеть.
  Нет прока людям от таких особ:
  Какими родились, такими лягут в гроб.
  Вина не пьют, а только хлещут воду,
  Манеры в рыбью вызрели породу.
  Мне карасей таких совсем не жалко,
  От них рождаются холодные русалки.
  И дураки они, конечно же, и трусы.
  Когда б не пили мы, -
  Такие ж были б гнусы.
  Есть у вина два качества великих,
  Творящие кумиров из безликих.
  Сначала завихряются мозги:
  Не видишь ни товарищей, ни зги,
  Про трудности мгновенно забываешь,
  Остротами противника пронзаешь,
  Затем же - кровь забраживает в жилах,
  Которую сдержать уже не в силах,
  Утехам сладостным приходиться отдаться,
  И штабелями женщины ложатся...
  И вот тогда-то, пусть и на словах,
  В делах любых становишься монарх,
  Ни трусости не ведаешь, ни страха,
  Всё на тебе горит:
  И тело, и рубаха.
  Владеешь шпагою,
  Кинжалом
  И мушкетом,
  Непобедим ты и велик при этом!
  Тебе сопутствуют и слава и успех:
  У хереса немеряно утех.
  На кровь надеясь хладную свою,
  Не победил бы Генрих и в бою,
  Не принц, а херес, всем руководил,
  А потому и ворога побил.
  И даже тысячу имея сыновей,
  Я цель бы каждому такую обозначил:
   "Не воду, мальчик, только херес пей,
  Не выживешь ты в Англии иначе!"
  
  (Входит Бардольф.)
  Скажи, Бардольф, столь падкий на слова,
  Какие сплетни выткала молва?
  
  БАРДОЛЬФ:
  На поле воины убитые остались,
  Живые же - по бабам разбежались.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да будет мёртвому покой!
  Живому - мир!
  Я отправляюсь нонче в Глостершир.
  Эсквайр Роберт Шэллоу заждался,
  Я клятвенно вернуться обещался.
  Размял его давно я межу пальцев,
  Пора в конверт засовывать страдальца.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Вестминстер. Иерусалимская палата.
  
  (Выходят король, принцы Томас Клэренс, Хамфри Глостер, Ворвик и другие.)
  
  КОРОЛЬ:
  Теперь же, лорды, коль господь позволит
  Покончить с мятежом, что крови стоит,
  Мы юных воинов направим в святоград,
  Пусть веру и Христа там защитят.
  Уже на мачтах флаги ветру вторят,
  Суда от берегов отчалят вскоре.
  Пока король походом озадачен,
  Мы на престол наместника назначим.
  На божью я надеюсь благодать,
  А бунт законом надо обуздать.
  
  ВОРВИК:
  Всё так, мой государь, и будет:
  Бог и поможет и рассудит.
  
  КОРОЛЬ:
  Недомогаю я и в Англии непросто,
  А где же принц и брат твой, Хамфри Глостер?
  
  ГЛОСТЕР:
  В Виндзоре он охотится, похоже.
  
  КОРОЛЬ:
  Сопровождает принца кто же?
  
  ГЛОСТЕР:
  Не знаю.
  Это и тревожит.
  
  КОРОЛЬ:
  Удручены мы этим. И, конечно, знать хотим:
  А разве Томас Клэренс, брат его, не с ним?
  
  ГЛОСТЕР:
  Да вот! -
  Он здесь присутствует, милорд.
  
  КЛЭРЕНС:
  Что от меня милорд и мой отец желают?
  
  КОРОЛЬ:
  О счастье Клэренсу они, сынок, мечтают.
  Как получилось, что союз порушен? -
  Ты к брату холоден и даже равнодушен.
  Тебя он любит, Томас, и жалеет
  И пуще братьев остальных лелеет.
  Когда умру, он станет государем:
  Ему мы власть, и королевство дарим.
  Ты будешь, сын мой, в королевстве том
  Между величием и личностью мостом.
  Любви его, прошу, не отвергай,
  Всегда к себе его располагай,
  Ведь, будучи монарху близким другом,
  Сослужишь братьям добрую услугу.
  Он милосердия нисколько не лишён,
  Слеза упала - случай предрешён:
  Навстречу он объятия раскроет,
  И обоймёт тебя, и успокоит.
  Когда же раздражён он и сердит,
  Как Дед Мороз, в ледышку превратит.
  А потому - учись его читать
  И будешь в этой жизни процветать.
  Кори, коль тешатся без удержу оне,
  А в грусти - оставляй наедине:
  Пусть бьётся страсть, как рыбина об лёд,
  Побесится, устанет и замрёт.
  Постигни это, чтобы стать потом,
  Для братьев и друзей своих щитом.
  Ты будешь нашей чашей золотой,
  Куда наветов не проникнут яды,
  Пусть наша кровь останется святой,
  Не дай туда проникнуть подлым гадам.
  
  
  КЛЭРЕНС:
  Я проявлю внимание к нему.
  
  КОРОЛЬ:
  Не на охоте с ним ты почему?
  
  КЛЭРЕНС:
  Туда уже нет смысла торопиться.
  К обеду в Лондон он сегодня возвратится.
  
  КОРОЛЬ:
  А кто же, сын, его сопровождает?
  
  КЛЭРЕНС:
  Один лишь принц да Пойнс это знают.
  
  КОРОЛЬ:
  На тучной почве - благо сорнякам.
  Тому свидетель в юности был сам.
  А потому душа от скорби стонет:
  Себя он в этом мусоре схоронит.
  Грядущее кошмаром представляется,
  При этом сердце кровью обливается:
  Когда уйду за предками вослед,
  Разврат и пьянство опрокинут свет.
  Когда разгулу нет ограничений,
  И мотовству положено начало,
  Не жди чудес - не будет исключений:
  Кукушка всё уже откуковала.
  
  ВОРВИК:
  Сгущаете вы краски, государь,
  Как в детстве он штудирует букварь.
  Забавно просто вашему сынку:
  Он открывает новые странички,
  Заморскому подобно языку,
  Где нравы дикие и дикие привычки.
  Но чтобы суть и смысл всего понять,
  Он непотребный говор должен знать.
  И потому с грехом полезно знаться,
  Чтоб в будущем его остерегаться.
  Грехопадения уроки обретя,
  К соблазнам более не тянется дитя.
  
  КОРОЛЬ:
  Круж'ится муха над помойкой и навозом:
  Ни падаль и ни смрад ей - не угроза.
  Довольно слов. Я что-то притомился.
  
  (Входит Вестморленд.)
  Я вижу: Вестморленд к нам объявился.
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Здоровья государю и щедрот!
  Одну из них благая весть несёт.
  Привет от принца. Он вам передал,
  Что беззаконие законом покарал.
  И Моубрей,
  И Гастингс,
  И отступник Скруп:
  Любой уже - не более чем труп.
  Мятеж подавлен,
  Меч уложен в ножны,
  Цветёт олива,
  Снова мир возможен.
  Детали все прописаны в отчёте,
  Вы на досуге обо всём прочтёте.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты в зиму птицей летнею влетаешь
  И день печальный в праздник обращаешь.
  
  (Входит Харкорт.)
  А вот я вижу нового гонца!
  Ужели этим птицам нет конца?
  
  ХАРКОРТ:
  Да встанет на защиту вашу небо!
  Лишится жизни, крова, да и хлеба
  Любой восставший в Англии вассал,
  Который власть и короля предал.
  Нортомберленд,
  Бардольф - два дебошира,
  Шерифом ныне биты из Йоркшира.
  Вот вам бумага и начертаны на ней
  События великих этих дней.
  Словами грубыми изложено, без глянца,
  Как били лживых лордов и шотландцев.
  
  КОРОЛЬ:
  Что ж я не радуюсь победам, а грущу,
  Изъяны даже в радости ищу?
  Ужель фортуна - видимость одна?
  Какая выдумщица подлая она!
  Лишь пишет приглашения на бал,
  Где каждый был, даров же - не знавал.
  То дарит голод при отсутствии хлебов,
  Плодя голодных, но здоровых бедняков,
  То аппетита богачей лишает:
  Те, в изобилии купаясь, умирают.
  Ко мне фортуна выслала посла,
  И радость на подносе поднесла,
  Но я сейчас едва соображаю...
  Подайте руку мне, сознание теряю.
  
  ГЛОСТЕР:
  Держитесь, государь наш славный!
  
  КЛЭРЕНС:
   О, мой отец державный!
  
  ВЕСТМОРЛЕНД:
  Ужель конец надеждам и кумиру!
  О, государь, откройте очи миру!
  
  ВОРВИК:
  Да будьте, лорды, терпеливы,
  Для беспокойства нет мотива.
  Ведь обморок такой уже случался,
  К нам государь всё время возвращался.
  Лишь дунет ветерочек свежий,
  Нас встретит государь улыбкой прежней.
  
  КЛЭРЕНС:
  Он этих мук не вынесет, похоже,
  Весь ум его заботами изгложен,
  Душа, в которой жизнь ещё теплилась,
  Теперь до основанья износилась.
  
  ГЛОСТЕР:
  Меня в народе беспокоят слухи:
  Плодятся безотцовщина, разруха,
  Как будто время двигается вспять,
  Где настоящее сегодня - не понять.
  
  КЛЭРЕНС:
  Приливы трижды к ряду повторились,
  При этом волны будто бы сбесились.
  А в летописях чётко отмечалось:
  Пред смертью Эдварда такое наблюдалось.
  
  ВОРВИК:
  Вас в дебри помыслы ужасные заводят.
  Король в себя, по-моему, приходит.
  
  ГЛОСТЕР:
  К отцу смерть выслала гонца:
  Недолго ждать уже конца.
  
  КОРОЛЬ:
  Прошу же вас, прошу, мне помогите:
  В покои ради бога отнесите.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Другая палата.
  
  (Король лежит на кровати. Подле короля: Клэренс, Глостер, Ворвик и другие.)
  
  КОРОЛЬ:
  Прошу вас, не тревожьте тишину,
  Она отдохновение дарует,
  А душу пусть мне музыка врачует.
  
  ВОРВИК:
  Велите скрипкам музыку творить.
  
  КОРОЛЬ:
  Прошу корону на подушку положить.
  
  
  КЛЭРЕНС:
  Глаза пусты. Монарха не узнать.
  
  ВОРВИК:
  Извольте тишину не нарушать.
  
  (Входит принц Генрих.)
  
  ПРИНЦ:
  Куда же герцог Клэренс подевался?
  
  КЛЭРЕНС:
  Я при отце болящем оставался.
  
  ПРИНЦ:
  Лучи победы небо нам раскрыли,
  А вы дождями весь дворец залили.
  Скажите, наконец,
  Как чувствует отец?
  
  ГЛОСТЕР:
  Стоим мы молча и скорбим.
  Печать кончины - главная причина.
  
  ПРИНЦ:
  Улыбку воскрешу монарха на лице я:
  Победа - от любых недугов панацея.
  
  ГЛОСТЕР:
  Как только о победе появилась весть,
  Не смог он радости, по-видимому, снесть.
  
  ПРИНЦ:
  Кто радостью внезапною сражён,
  Не болен тот - на миг заворожён.
  
  ВОРВИК:
  Милорды, принц, прошу вас помолчать,
  Король немного хочет подремать.
  
  КЛЭРЕНС:
  В соседнюю уйдём, пожалуй, залу.
  
  ВОРВИК:
  Идёмте с нами, принц, нам вас недоставало.
  
  ПРИНЦ:
  Поверьте: я отца не разбужу,
  А только рядышком немного посижу.
  
  (Все, кроме принца уходят.)
  Лежит корона подле на подушке,
  Всех королей Британии подружка.
  Блистают в ней ни камни и ни злато,
  А судьбы, что несчастием чреваты.
  Ведь часто иногда и так бывает:
  Корона есть, но ей не обладают.
  Величье удержать не так-то просто,
  Ты, словно, покрываешься коростой,
  И можешь в одиночестве остаться:
  К тебе боятся люди прикасаться...
  Уста сомкнуты, и король не дышит:
  Перо дыхание монарха не колышет.
  Теперь меня, потомка короля,
  Короновать должны у алтаря.
  Мой долг - погост слезами оросить,
  Отца же - сдать корону и простить.
  Ах, как она прекрасно мне пришлась!
  И силы нет, которая б нашлась,
  Чтоб чести этой вдруг меня лишить,
  А, значит, по сему тому и быть!
  Я за корону дорого плачу,
  Настанет день - наследнику вручу.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ:
  Куда ж вы делись,
  Глостер, Клэренс и Ворвик?
  
  (Глостер, Клэренс, Ворвик и другие возвращаются.)
  
  КЛЭРЕНС:
  Король, не ваш ли слышали мы крик?
  
  ВОРВИК:
  Ну, как вы, государь?
  Хотите ли чего?
  
  КОРОЛЬ:
  Как вы могли меня оставить одного?
  
  КЛЭРЕНС:
  Быть может, мы, король, и виноваты,
  Но мы же понадеялись на брата.
  Наедине он с вами пожелал остаться.
  
  КОРОЛЬ:
  Здесь принц Уэльский был?
  Желал бы с ним я очень повидаться.
  Куда же он отбыл?
  
  ВОРВИК:
  Открыта дверь. Наверное, он вышел.
  ГЛОСТЕР:
  Никто его не видел в нашей зале и не слышал.
  
  КОРОЛЬ:
  А где корона и куда она пропала?
  
  ВОРВИК:
  Когда мы уходили, здесь она лежала.
  
  КОРОЛЬ:
  Должно быть, принц её унёс.
  До трона мальчик не дорос.
  Я вижу в нетерпении причину:
  Он сон мой принял за кончину.
  Вы, Ворвик, принца разыщите
  И, пристыдив, сюда пришлите.
  
  (Ворвик уходит.)
  Не умер я.
  Пусть принц об этом знает,
  Он извести меня болезням помогает.
  Как золото, сыны, природу нашу губит!
  Не кровь родную, а металл все любят!
  Отцы-безумцы рук не покладая,
  Мозги ломая, ночь недосыпая,
  Из кожи лезут постоянно вон,
  Чтоб будоражил души злата звон.
  Не честь сыны учились защищать,
  А как обманом злато отобрать.
  Нас, пчёл, несущих в соты горький мёд,
  Накопленное золото убьёт.
  Как трудно мне, сыны, сейчас
  Узнать о том в последний час.
  
  (Возвращается Ворвик.)
  Хотелось бы отцу на принца посмотреть,
  Кто в паре с хворью так торопит смерть.
  
  ВОРВИК:
  Я по соседству принца обнаружил,
  Там слёз горючих, мне поверьте, лужи.
  При виде том злодей бы умилился,
  И, бросив нож, немедля б удалился.
  Принц направляется сюда.
  
  КОРОЛЬ:
  Зачем же он корову взял тогда?
  
  (Входит принц Генрих.)
  Я вижу: он идёт ко мне.
  Оставьте нас наедине.
  
  (Ворвик и остальные уходят.)
  
  ПРИНЦ:
  Услышать более, король, вас не мечтал.
  
  КОРОЛЬ:
  Ты верно о мечте своей сказал!
  Трон подо мною, видно, зашатался,
  А ты его поправить, сын, собрался,
  А заодно, коль близок мой конец,
  Примерить на главу свою венец.
  Час не созрел, но ты его торопишь,
  Величье про запас, безумец, копишь.
  Однако, упредить тебя я вправе:
  Поберегись! - Оно тебя раздавит.
  Спешил ты зря: могущество моё
  За горизонт, как туча, уплывёт.
  Вступивши на порог небытия,
  Тебе уже не помешаю я.
  Как ты сподобился украсть
  На смертном ложе власть?
  Она б к тебе сама явилась,
  Когда б хозяина лишилась.
  Ты лишний раз мне доказал,
  Что смерти скорой ожидал,
  Придётся мне закрыть глаза,
  Любви сыновей не познав.
  Точил ты смертного кинжала
  О сердце каменное жало,
  Чтоб в спину мне его вонзить,
  И властелина заменить.
  Иди же, сын, копай отцу могилу,
  Во всю набаты пусть трезвонят силу
  О короле, кто только что почил,
  О короле, кто на престол вступил.
  О горе слёзы на гробу расскажут,
  Елеем тем чело твоё помажут.
  Жизнь подарил тебе,
  И власть отдал за так,
  А мной теперь насытится червяк.
  Вельмож - в загон!
  Декреты - на помойку!
  Готовит Генрих Пятый всем головомойку.
  Правителю порядки ни к чему,
  Тщеславие - порукою ему.
  В советниках дворцовых - обезьяны,
  В законы возведут они изъяны.
  Вся мразь стечётся к нам из-за границы:
  Ворюги,
  Пьяницы,
  Беспутные девицы.
  Грехи Британия в законы возведёт,
  С ума сойдёт британский мой народ.
  С распутства сняв намордник, Генрих Пятый,
  Позволит быть стране своей распятой,
  Разорванной клыками тех пороков,
  Которым ни запрета нет, ни сроков.
  Не смог тебя я вылечить, страна,
  На гибель ты теперь обречена,
  Похоже, ты вернёшься в дикий век,
  Где волк хозяин был - не человек.
  
  ПРИНЦ:
  Когда бы не душили слёзы,
  Давно бы вас прервал.
  Нелепы дикие прогнозы
  И обвинений горьких шквал.
  Я от позора онемел,
  И слово вымолвить не смел.
  Вот вам, монарх, корона,
  То власти знак и трона.
  Бессмертен, кто вручил её,
  Он дело делает своё:
  Решать один он вправе,
  Как долго жить и править.
  А вы сочли, что драгметалл,
  Меня в колодки заковал,
  Я заявить намерен,
  Что власти вашей верен,
  Не претендую я на трон,
  Ни на монарха славу,
  Не нанесу стране урон,
  Не осрамлю державу.
  Бог видел - я с ума сошёл,
  Когда в постели вас нашёл:
  На вас же не было лица! -
  Принял отца за мертвеца.
  Коль вы считаете, что вру,
  То пусть я сам сейчас умру.
  Ведь я с короной, как с живой,
  Вёл об отце беседу,
  Пред ней поникнув головой,
  Вёл речь, подобно бреду:
  "Ты, тварь, его сгубила,
  Свела отца в могилу.
  Ты высшей пробы зло и злато,
  И высшей требуешь оплаты".
  Я пред тобою и страной
  Ей объявил смертельный бой,
  Но как наследник должен знать,
  С чем мне придётся воевать,
  И чтоб себя проверить,
  Пришлось её примерить.
  Но если ядом вдруг она
  Мне поразила душу,
  "Такому принцу - грош цена"! -
  Признаться я не струшу.
  Не буду случай красть я
  И удалюсь от власти.
  
  КОРОЛЬ:
  Тебя я должен был в проступке обвинить.
  Бог сделал так, чтоб сына оценить.
  И речь твоя мудра,
  И честь моя чиста:
  Ты всё расставил на свои места.
  Прошу приблизиться и выслушать совет,
  Ни времени, ни силы боле нет.
  Известно богу, что корона эта
  Не на святую голову одета,
  О том она всегда напоминала
  И жизни мне спокойной не давала.
  Ты не пекись об этом, сын, особо,
  Со мною зло уйдёт под крышку гроба.
  Венец главе твоей - не украшенье,
  А всем проблемам Англии решенье.
  Корона златом на главе сверкала
  И недругов в стране объединяла,
  Мятеж и распри Англию терзали,
  И поданные до смерти устали.
  Смерть короля всему поставит точку,
  А ты, мой сын, начнёшь другую строчку.
  Обиды на меня тревожить будут,
  Но станешь твёрд, о них враги забудут.
  Мои друзья, и щит и мой кинжал,
  Остались без зубов теперь и жал,
  На них всегда я, сын мой, опирался,
  А равно их всё время опасался.
  Я им покоя в жизни не давал,
  В святую землю драться зазывал,
  Чтоб шансов дома не давать,
  В дела монаршие вникать.
  Война, мой Гарри, исцеленье,
  От дум крамольных избавленье.
  Сказать бы многое я мог,
  Да сил меня лишает бог.
  Прости мне, господи, прости!
  Дай мир державе обрести.
  
  ПРИНЦ:
  Вы, государь, венец носили,
  По праву в нём владыкой были,
  Когда же венценосцем стану,
  Трон защищать я не устану.
  
  (Входит лорд Джон Ланкастерский.)
  КОРОЛЬ:
  О, господи, какое счастье!
  Смотрите: прибыл Джон Ланкастер!
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Да будет мир!
  Да будет свет!
  Отцу и королю привет!
  
  КОРОЛЬ:
  Ты предоставил мне, сынок,
  Нежданной радости глоток.
  Здоровье же вспорхнуло,
  На старика махнуло
  Последний раз своим крылом,
  Над дряхлым поднявшись дуплом.
  Довольно встреч и пересудов,
  Я о земном теперь забуду.
  Ты ничего, не говори,
  А Ворвика зови.
  
  (Появляется Ворвик и другие.)
  
  КОРОЛЬ:
  Как называется та зала,
  Где мне впервые дурно стало?
  
  ВОРВИК:
  Она имеет имя святограда.
  
  КОРОЛЬ:
  За то от господа, видать, мне и награда.
  Мне предсказали, что умру я там,
  Где почитание творят святым местам.
  Несите в залу святограда,
  Мне умереть успеть там надо.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Глостершир.
  
  Дом Шэллоу.
  
  (Входит Шэллоу, Фальстаф, Бардольф и паж.)
  
  ШЭЛЛОУ:
  Клянусь вам всеми потрохами,
  Расстаться невозможно с вами!
  Эй вы!
  Куда ж девался Дейви?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вы, Роберт Шэллоу, простите,
  Но оставаться не просите.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Нет! Ни за что вас не прощу!
  Останьтесь! Очень вас прошу.
  Эй вы!
  Куда ж девался Дейви?
  
  (Входит Дейви.)
  
  ДЕЙВИ:
  К услугам вашим, господин.
  
  ШЭЛЛОУ:
  К тебе всего вопрос один:
  Ах, Дейви, Дейви, Дейви,
  Ты - сгнивший плод на древе.
  И перестань столбом стоять!
  Где повар? - мне изволь сказать...
  Нет! Ни за что вас не прощу!
  Остаться вас Сэр Джон Прошу.
  
  ДЕЙВИ:
  Чёрт подери! Повестки не вручил.
  Пшеницу же посеять поручил.
  
  ШЭЛЛОУ:
  С пшеницей этою морока.
  Я попросил тебя найти мне кока.
  Узнай-ка, нет ли голубей
  Попотчевать сегодня нам друзей?
  
  ДЕЙВИ:
  Да, сэр. А вот и счёт на ковку лошадей.
  ШЭЛЛОУ:
  Так что ты тянешь? Заплати скорей!
  Нет! Ни за что вас не прощу!
  Остаться вас Сэр Джон Прошу.
  
  ДЕЙВИ:
  Забот у нас необозримо:
  Нам цепь к ведру необходима.
  И вычесть стоимость мешка.
  Кок, эта глупая башка,
  Его на рынке потеряла,
  А денег стоит он немалых.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Да, это так!
  Итак:
  Голубчиков, цыплят,
  И всё, что гости захотят!
  И прикажите коку:
  Пусть сделает до сроку.
  
  ДЕЙВИ:
  А этот ваш военный здоровенный
  Намерен здесь остаться ночевать?
  
  ШЭЛЛОУ:
  Гулять он будет здесь и почивать.
  Друг при дворе - дороже денег в банке.
  Прошу: не экономь на пьянке.
  С плутами невозможно расплатиться,
  Иначе чином можно поплатиться.
  
  ДЕЙВИ:
  Да, судя по белью, они - не при дворе,
  А пачканы навозом во дворе.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Красиво говоришь.
  Приказы исполняй! Чего стоишь?
  
  ДЕЙВИ:
  Прошу вас Вильяма Визора не корить,
  А Перкса, что из Хилла, осудить.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Как можно оправдать мне подлеца,
  На коего все пишут без конца?
  
  ДЕЙВИ:
  Я с этим, ваша милость, и не спорю,
  Но разве не поможете вы горю?
  Сподобился просить я мудреца,
  Чтоб выручить мне друга-подлеца.
  Подлец себя не может защитить.
  А честному готовы все простить.
  Я вашей милости служу немало лет,
  Дружку-мошеннику у вас поблажки нет.
  Ужели честного нельзя один разочек,
  В тюрьму забрать на день без проволочек?
  Пусть мой дружок останется подлец,
  А для меня он - чист и молодец!
  
  ШЭЛЛОУ:
  Иди же!
  Хватит милости просить.
  Его я обещаю обелить.
  
  (Дейви уходит.)
  Снимайте сапоги, Сэр Джон.
  Нижайший вам, Бардольф, поклон.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Я вашей милостью польщён.
  
  ШЭЛЛОУ:
  А я галантностью смущён.
  (Обращается к пажу)
  Почёт особый великану.
  И Сэру Джону - старикану.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я, Роберт, вслед за вами поспешу.
  (Шэллоу уходит.)
  
  Вас присмотреть за лощадью прошу.
  (Бардольф и паж уходят.)
  
  Когда б меня на части распилили,
  Четыре б дюжины дубинок получили:
  И бородатые, как Роберт, и худые,
  Все - полудурки-судьи и седые.
  Смешно смотреть, когда они судачат,
  Их речи ровно ничего не значат.
  Судья - хозяин и его прислуга:
  Два дурака, достойные друг друга.
  О дурости судить их не берусь я,
  Они в стада сбиваются, как гуси.
  Была б нужда мне Шэллоу хвалить,
  Со слугами я стал бы говорить,
  Коль есть нужда хвалить его слугу,
  То с удовольствием хозяину солгу.
  Когда товарища по жизни выбираешь,
  То при уме всегда предполагаешь,
  Что ум и глупость пуще, чем зараза!
  Не поленись всё вымерить три раза.
  Я надою из Шэллоу забавы,
  И принца Гарри посмешу на славу.
  Он хохотать без удержу начнёт,
  Пока от смеха, бедный, не помрёт,
  Пока лицо не сморщится в тряпицу,
  Взирая на судейчика - тупицу.
  
  ШЭЛЛОУ (за сценой):
  Сер Джон!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  К вам поспешает он.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Вестминстер. Дворец.
  
  (Входят друг другу навстречу Ворвик и лорд, председатель королевского суда.)
  
  ВОРВИК:
  Поклон вам, председатель королевского суда.
  Направились куда?
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Как государь?
  
  ВОРВИК:
  Ему не нужен секретарь.
  Удел его прекрасен.
  К делам король теперь уж не причастен.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Надеюсь, государь живой?
  
  ВОРВИК:
  Он завершил свой путь земной,
  Как небо повелело,
  Враз отстранившись от забот и дела.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Когда бы взял секретаря,
  Ему бы пригодился я,
  Теперь, оставшись без защиты,
  Я буду проклятым и битым.
  ВОРВИК:
  Двор, к сожалению, такое отмечает:
  Вас молодой король не привечает.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Я это знаю и боюсь,
  Что новым будням не сгожусь,
  И всё ж в душе надеюсь,
  Что при дворе согреюсь.
  
  (Входят Ланкастер, Клэренс, Глостер, Вестморленд и другие.)
  
  ВОРВИК:
  Вот Генриха умершего потомки,
  Как корабля погибшего обломки.
  Их брат своим суровым нравом,
  Встряхнёт уснувшую державу.
  Придётся мачты старые срубать,
  На абордаж он двор намерен брать.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Могу предположить:
  Прикажет вся армада долго жить.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Кузен, торжественно приветствую я вас.
  
  ГЛОСТЕР И КЛЭРЕНС (вместе):
  Приветствие примите и от нас.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Как будто речи мы сегодня лишены.
  
  ВОРВИК:
  Не до речей сегодня. Мы огорчены.
  
  ЛАНКЕСТЕР:
  Мир праху. Он - в небесной власти.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Спаси нас, боже, от других несчастий.
  
  ГЛОСТЕР:
  Я вижу: вы лишились друга.
  И скорбь гнетёт сильней недуга.
  А на лице печать печали,
  Её, надеюсь, не украли.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Ни что нельзя предугадать,
  Как при любом пожаре,
  Но может мир похолодать,
  При новом государе.
  
  КЛЭРЕНС:
  Быть может, можно и прожить,
  Коль у Фальстафа в служках быть,
  Но это ниже чести,
  В аркан греха не лезьте.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  По чести всё творил и от души,
  Ни взяток я не брал и не грешил,
  Просить о снисхождении не буду,
  Не обратить меня в предателя Иуду.
  А коли честь сегодня не в почёте,
  С усопшим рядом вы меня найдёте.
  Поймёт он, от кого меня прислали,
  Удастся оправдаться вам едва ли.
  
  ВОРВИК:
  А вот и принц.
  
  (Входит король Генрих Пятый со свитой.)
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Да будет утро добрым для великих
  И светлым для забытых и безликих!
  
  КОРОЛЬ:
  Величество нарядами блистает,
  Но впору ли оно, никто не знает.
  За вашей скорбью кроется боязнь,
  Быть может, это власти неприязнь.
  Не Амурат сменил здесь Амурата,
  По диким правилам муллы и султаната,
  Здесь Генрих Генриха наследовал елей
  По правилам английских королей.
  По правде говоря, вам, братья, скорбь идёт -
  Она вам статус царский придаёт.
  В день восхождения я братьям грусть прощаю.
  Скорбит народ. С народом я страдаю.
  Долг перед вами я и богом оплачу:
  Отцом и братом быть я искренне хочу.
  В обмен на ваши преданность и ласку,
  Займусь заботами, а вам дарую сказку.
  По Генриху ушедшему скорбите,
  Живого Генриха теперь боготворите.
  Его старания, забота и отвага
  Все слёзы скорби обратят во благо.
  
  ПРИНЦЫ (в один голос):
  Вы, сир, всё очень правильно сказали.
  От государя мы иного и не ждали.
  КОРОЛЬ:
  Вы как-то странно на меня глядите,
  Как будто не люблю я вас, сказать хотите.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Какой бы на лице не прочитали мины,
  Меня вам ненавидеть нет причины.
  
  КОРОЛЬ:
  Как нет!
  А как арест мой толковать мог свет?
  Когда наследника английского престола,
  Подвергли вы такому произволу!
  Все помнят в Англии, наверняка, про это.
  Не канет никогда такое в Лету.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Не я - отец во мне ваш воплотился,
  Он правом короля распорядился
  Неукоснительно законы соблюдать,
  За ослушание нещаднейше карать.
  А вы унизили величие закона,
  Забыв, что он и суть и право трона.
  Превысив власть несказанно свою,
  Вы оскорбили действием судью.
  И нанесли пощечину не мне,
  А королю - хозяину в стране.
  Отреагировал я во время и строго,
  Упрятав зло под сводами острога.
  Закон и вы теперь в одном лице,
  Пусть страх трепещет ныне в подлеце,
  Ведь чтобы под защитой права быть,
  Судью непозволительно казнить.
  Представьте, сир, что вдруг потомок ваш,
  Берёт законы все на абордаж,
  И, с королём-отцом не посчитавшись,
  Устои рушит, за оружье взявшись.
  Я, воли королевской исполнитель,
  Правопорядка в Англии хранитель,
  Смиряю сына вашего законом,
  Тем самым правом пользуясь законным.
  Вы суд отца на помощь призовёте,
  И чью же сторону тогда вы изберёте?
  
  КОРОЛЬ:
  Вы судите, судья, довольно точно,
  И взвешено суждение и прочно.
  Быть может, к вам судьба благоволит,
  Когда мой сын, как я, вас оскорбит.
  Скажу тогда, как мой отец сказал,
  Когда он о содеянном узнал:
  "Судья мой оказался очень смел,
  Коль осудить наследника сумел,
  А также сын достойным оказался,
  Коль в руки правосудия отдался".
  Вы принцу огласили наказанье,
  В оковы заключив его сознанье,
  Теперь монарху гордо и приятно,
  Что меч карающий позором не запятнан.
  Вот вам рука, отец благого права,
  Король и вы - теперь на всё управа.
  Советы ваши голос мой озвучит,
  А опыт ваш терпению обучит.
  Я образ жизни в корне изменю,
  Его я вашей воле подчиню.
  Мои пороки умерли с отцом:
  Был - непутёвым, стану - молодцом.
  Но дух суровый предка возродится,
  И в этом всем придётся убедиться.
  Не сбудутся наветы лжепророков,
  Кто схоронил меня уже в дерьме пороков.
  Поток страстей величьем уничтожен,
  Смешон он пред державой и ничтожен,
  Прошли шторма, исправлен судна крен,
  Мой парус полнится ветрами перемен.
  Мы созовём высокий наш парламент
  И укрепим страны своей фундамент,
  Чтоб знали прочие на свете государства,
  Как велико и мощно наше царство.
  Пусть мир нас радует и не страшит война,
  Всё выдюжит родная сторона.
  А вы, отец, здесь не уместен спор,
  Всему спектаклю - главный режиссёр.
  И действу этому наступит миг случиться,
  Как только коронация свершится.
  Никто не сможет даже допустить
  Моё правление на сутки сократить.
  Ни пэр, ни принц не опоносят, -
  Укора Генриху не бросят.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Глостершир. В саду Шэллоу.
  
  (Входят Фальстаф, Шэллоу, Сайленс, Дейви, Бардольф и паж.)
  
  ШЭЛЛОУ:
  Сначала - в сад. В Беседке посидим.
  С пепина яблочек созревших поедим,
  Вареньица отведаем немного,
  А там уж и до сна совсем недолго.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Да видит бог, и сам я полагаю:
  Усадьба славная и очень дорогая.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Да бросьте умиляться ради бога!
  Всё, кроме воздуха, здесь хило и убого.
  Давай, давай-ка, Дейви, накрывай.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И расторопен Дейви и хорош:
  И эконом, и в службах разных гож.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Слуга - от бога, лучшего не сыщешь,
  Один такой - дороже целой тыщи.
  Я, видно, хереса сегодня перебрал...
  Давно, кузен, ты песню не орал...
  
  САЙЛЕНС:
  Всё время ешь, да пьёшь,
  Когда ж напьешься,
  То от души и напоёшься.
  
  (Напевает)
  
  "Так пусть же пьют
  Простак и плут,
  Здоровый и больной,
  Клянусь, для всех
  Вино не грех,
  В хмелю и мир иной".
  
  
  ФАЛЬСТАФ:
  За вас я выпью, весельчак!
  Давно не веселился так.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Да здравствует похмелье!
  Плесни Бардольфу зелья!
  
  ДЕЙВИ:
  Спокойно, сэр, и, юный паж!
  Излишен здесь ажиотаж.
  Коль не досталось вам куска,
  Плесну вина и прочь тоска!
  Ты потерпи мой мальчик,
  Я - за вином в подвальчик.
  
   (Уходит.)
  
  ШЭЛЛОУ:
  Да веселитесь же, Бардольф,
  И ты, солдатик бравый,
  А ну-ка, наливай и пей!
  Манеры прочь и нравы!
  
  САЙЛЕНС (напевает):
  "И стар, и млад
  Хмельному рад,
  Простит всевышний грех.
  Так пей же, брат,
  Не страшен ад,
  Не разместить там всех".
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И песни и мотивы
  У Сайленса ретивы.
  
  САЙЛЕНС:
  Бываю редко весел,
  Но не могу без песен.
  
  (Возвращается Дейви.)
  
  ДЕЙВИ (обращаясь к Бардольфу):
  
  Сейчас! Сейчас!
  Ведь это блюдо именно для вас.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Дейви!
  
  ДЕЙВИ:
  Что, старина?
  Стакан вина?
  
  САЙЛЕНС (напевает):
  "Моя жена
  Так влюблена
  В меня, моё вино,
  Что пьёт и пьёт,
  Пока польёт
  Слезой из глаз оно".
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вы, Сайленс, до конца не сознаёте,
  Как правильно о выпивке поёте.
  
  САЙЛЕНС:
  Ночь, слава богу, велика,
  Ещё спою, наверняка.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не знаю песни краше!
  Пью за здоровье ваше!
  
  САЙЛЕНС (напевает):
  "И скажет вдруг
  Мой верный друг:
  - Я все делю с тобой -
  И красоту,
  И нищету,
  Все, что дано судьбой".
  
  ШЭЛЛОУ:
  Добро пожаловать, Бардольф,
  К вину и угощенью,
  А что не требуешь сейчас,
  За то прошу прощенья.
  (Обращаясь к пажу):
  И ты, плутишка Василиск,
  Пой песни, кушай, веселись!
  Пью за гостей столичных,
  Моих друзей отличных.
  
  ДЕЙВИ:
  Столицу бы до смерти повидать.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Желал бы там бокал с тобой поднять.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Не говори об этом, старина,
  Поди, уж бочку б выпили вина.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Конечно, бочку!
  Боле - ни глоточку!
  
  ШЭЛЛОУ:
  Ты мне,, Бардольф, прошу тебя, поверь-ка,
  Уж коли надерётся он, то в стельку.
  
  БАРДОЛЬФ:
  Да быть мне идиотом!
  Чтоб я отстал на йоту.
  
  ШЭЛЛОУ:
  По-королевски клич звучит!
  (За сценой стук.)
  Постойте, кто-то там стучит.
  Иди скорее к двери,
  Проверь-ка, кто там, Дейви.
  
  (Дейви уходит.)
  
  ФАЛЬСТАФ (обращаясь к Сайленсу, опорожнившему бокал):
  Теперь другое дело:
  Душа твоя запела.
  
  САЙЛЕНС (напевает):
  "Я мало ем -
  Больной совсем,
  Желудок мой хандрит,
  Но зелью рад,
  Пью всё подряд,
  Есть к зелью аппетит".
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Какие точные слова!
  
  САЙЛЕНС:
  Плывёт куда-то голова...
  
  (Возвращается Дейви.)
  
  ДЕЙВИ:
  Пистоль какой-то объявился,
  Твердит, что от двора явился.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Впустить изволь!
  
  (Входит Пистоль.)
  Какие новости, Пистоль?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Храни вас бог! Привет вам.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Каким тебя задуло ветром?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Не самый худший, что приносит зло.
  Вам, рыцарь, с ветром очень повезло.
  Согласно сплетням и соборным звонам:
  Вы при дворе - важнейшая персона.
  
  САЙЛЕНС:
  Как можно быть важнее Пуффа из Барсона?
  
  
  ПИСТОЛЬ:
  Да пуф тебе, несчастный в зубы,
  Прости меня за выпад грубый!
  Сэр Джон, свидетель - бог создатель,
  Пистоль, твой преданный приятель,
  К тебе, запыхавшись, стремился,
  Чтоб новостям ты удивился:
  Пришла эпоха из эпох
  Для проходимцев и пройдох.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Спустись скорее с облаков.
  Да излагай без дураков.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Какие к чёрту облака!
  Течёт к нам золота река
  Из Африки далёкой.
  Обогатит до срока.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И что ж за новость, ассирийский рыцарь?
  Король Кофетуа не может столь томиться.
  
  САЙЛЕНС (напевает):
  "Обут в туман,
  Одет в дурман,
  Плевать, что пуст карман..."
  
  ПИСТОЛЬ:
  Обидно мне, Фальстаф, и тяжко:
  На Геликона тявкают дворняжки!
  За что мне неприятий этих бури?
  Уж лучше удалюсь я в царство фурий.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Кто вы? Откуда,
  Джентльмен милейший?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Живёшь спокойно,
  Коли знаешь меньше
  
  ШЭЛЛОУ:
  Прошу прощения, но должен вам заметить,
  При короле служу на этом свете,
  И коли новости дворцовые таите,
  Немедля их Фальстафу изложите.
  Коль не желаете, конечно же, молчите.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Скажи-ка мне, почтенный Крем-брюле,
  Ты при каком же служишь короле?
  
  ШЭЛЛОУ:
  Как распалился он! Смотри-ка!
  При нашем Генрихе великом.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Скажи-скажи, служака мне треклятый,
  Ты служишь при Четвёртом или Пятом?
  
  ШЭЛЛОУ:
  Не понимаю я вас что-то.
  Конечно, при Четвёртом!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Ко времени в поместье я -
  Прощайся с должностью судья!
  С наследником дружил, Фальстаф, не зря ты:
  Теперь король он - Генрих Пятый!
  Коль я солгал, то ты, нахал,
  Сложи-ка в кукиш пальцы,
  Как делают испанцы.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Так старый дед уже отпет?
  
  ПИСТОЛЬ:
  Отпет и захоронен
  Он под галдёж вороний.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Бардольф, седлай-ка лошадей,
  Сейчас я лопну от идей!
  Я получил возможность
  Сдавать в аренду должность.
  Вот - Шэллоу, а вот - Пистолю,
  Хочу - назначу, а хочу - уволю!
  
  БАРДОЛЬФ:
  Какой же выдался сегодня день погожий!
  Мне орден рыцаря не может быть дороже!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Не правда ль, новость радует моя?
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Снесите Сайленса в постель! - велю вам я.
  Поскольку я глава фортуны вашей,
  Пусть будет Шэллоу важнее всех и старше!
  Извольте, князь, сапожки надевать,
  Всю ночь сегодня надо проскакать.
  Ах, сколько радостей и счастья впереди!
  Пистоль останься.
  Ты, Бардольф, уйди.
  
  (Бардольф уходит.)
  Иди, Пистоль, и ухо поласкай,
  О чём-нибудь хорошем поболтай.
  Прошу тебя, лорд Шэллоу, уймись,
  И сапогами грязными займись.
  Король неопытный томится и вздыхает,
  Напился без Фальстафа и скучает.
  Пусть будут выделены лучшие мне кони -
  Все королевские в моих руках законы.
  Возрадуйтесь! Возрадуйтесь, друзья!
  И трепещи Верховный наш судья!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Стервятники его порвут на части,
  А нам фортуна выделила счастье!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Лондон. Улица.
  
  (Входят судебные посыльные, конвоируя хозяйку таверны Квикли и Долли Тиршит.)
  
  ХОЗЯЙКА:
  Чем унижения от олуха терпеть,
  Уж лучше сразу взять и умереть.
  Тебе петлю б на шею и намордник,
  Плечо ты даме вывихнул, негодник!
  
  ПЕРВЫЙ КОНВОИР:
  Тебя мне полицейские отдали,
  Отбрешешься теперь, мадам, едва ли.
  Получишь, бабонька, кнута и будем квиты.
  Два человека по твоей вине убиты.
  
  ДОЛЛИ:
  Ты врешь, постылая и подлая жердина.
  Да отпусти меня, вонючая скотина!
  А коль дитя, что я ношу, убьёшь
  Ты мать свою родную проклянёшь!
  
  ХОЗЯЙКА:
  И где ж тебя, Сэр Джон, сегодня носит?
  Ведь женщины твоей защиты просят.
  Когда б он был, любой бы поплатился!
  Молю я господа, чтоб выкидыш случился.
  
  ПЕРВЫЙ КОНВОИР:
  На первый вид - такие вы простушки,
  Умеете подкладывать подушки.
  Одну уроните - подложите другую,
  И о сносях уже по городу толкуют.
  Ведь парня, что с Пистолем загубили,
  Вчера уж на погосте схоронили.
  
  ДОЛЛИ:
  Ах ты, корявая, плешивая жердина,
  Скучает по башке твоей дубина!
  Да чтоб короткой юбки не носить!
  Тебя придут, поверь, отколотить!
  
  ПЕРВЫЙ КОНВОИР:
  Постельный рыцарь, в каталажку следуй,
  Там время есть для сплетен и беседы.
  
  ХОЗЯЙКА:
  И всё же силу правда одолеет.
  Освобождение ко времени поспеет.
  
  ДОЛЛИ:
  Веди же, негодяй, меня к судье.
  Придётся жить на хлебе и воде.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Пёс кровожадный, нюхай след.
  
  ДОЛЛИ:
  Греми костяшками, скелет.
  
  ХОЗЯЙКА:
  Не развалитесь, сухари.
  
  ПЕРВЫЙ КОНВОИР:
  Ты лучше платье и язык свой подбери.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Площадь перед Вестминстерским аббатством.
  
  (Входят два прислужника, разбрасывая тростник на площади.)
  
  ПЕРВЫЙ ПРИСЛУЖНИК:
  Чтоб было всё наверняка,
  Бросайте больше тростника.
  
  ВТОРОЙ ПРИСЛУЖНИК:
  Два раза уж фанфары отзвучали.
  
  ПЕРВЫЙ ПРИСЛУЖНИК:
  К двум с коронации вернутся.
  К тому нам надо обернуться.
  Не суетитесь, но прошу, поторопитесь.
  
  (Уходят.)
  (Входят Фальстаф, Шэллоу, Пистоль и паж.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Чтоб милостивым был король,
  Со мною рядом встать изволь.
  Окликну я монарха.
  Не упади от страха.
  Поверь Фальстафу, Роберт,
  Исчезнет напрочь робость.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Я так сейчас разволновался.
  Молю, чтоб голос не сорвался.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Пистоль, ты успокойся,
  И вслед за мной пристройся.
  Жаль: новый я костюм не справил
  На тыщу, что судья представил.
  И всё ж таю надежду:
  Для короля одежда -
  Есть совершеннейший пустяк,
  Когда к нему я близок так.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Как ваши мысли глубоки!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Пусть это знают дураки.
  
  
  ШЭЛЛОУ:
  Конечно же, конечно.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  И выводов не делают поспешных.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Конечно же, конечно.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я так хотел монарха видеть,
  И наплевать, в каком я виде.
  Обязан был скакать я,
  А не мечтать о платье.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Любить, брат, не обяжешь.
  Точнее и не скажешь.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Стою в дорожной грязи,
  Потею ради князя.
  Дела, какие были,
  Все сразу отступили.
  Одной задачею живём:
  Увидеть короля живём.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Как говорится: "Super idem"
  Вот поживём - увидим.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Какие ваши речи! -
  Как пули из картечи.
  
  ПИСТОЛЬ:
  Я должен печень вашу, рыцарь, разорвать,
  Иначе не получиться сказать:
  Ведь Долли, образец Елены славной,
  В сырой тюрьме заключена державной.
  С минутой каждой крошка Долли тает,
  Змеи Алекто мрак её снедает.
  Пистоль Фальстафу правду говорит,
  Моя душа страдает и болит.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я настроение твое, Пистоль, поправлю,
  И от тюрьмы красавицу избавлю.
  
  (За сценой шум и звук фанфар.)
  
  
  ПИСТОЛЬ:
  Фанфары разорвали тишину,
  О скалы, будто море бьёт волну.
  
  (Входят король со свитой, в числе свиты лорд, председатель королевского суда.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Храни тебя господь, мой королевский Хэл!
  
  ПИСТОЛЬ:
  Здоровья, государь, великих дел!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Мой милый мальчик, я скакал всю ночь.
  
  КОРОЛЬ:
  Прошу судью верховного помочь.
  Похоже, это просто сумасшедший,
  На торжество нечаянно зашедший.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  В уме ли вы своём?
  Так говорите с королём!
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не я, а сердце говорит:
  "Юпитер, я - твой фаворит".
  
  КОРОЛЬ:
  Ты, уважаемый, совсем мне не знаком.
  Делись церковным с богом языком.
  Годами - стар ты, зелен - по уму.
  Безумцам, клоунам - седины ни к чему.
  И мне герой такой когда-то снился,
  Я с ним кутил, по кабакам носился,
  Когда же от дурного сна прозрел,
  То сон я и товарища презрел.
  Ничтожен сутью ты, а массою - велик,
  Расти не плотью, а душой, старик.
  Обжорством увлекаться прекрати,
  За откровение, прошу, меня прости:
  Когда помрёшь, то редкая б могила
  Такую гору в чреве разместила.
  И шуткой глупою меня не удивишь,
  Ты не в моём ключе теперь остришь,
  Я уж не тот, кем был ещё вчера,
  Бездумной ереси закончилась пора.
  Увидит бог, а мир ещё узнает,
  Как человека ум преображает.
  Я от себя убогого отрёкся,
  Водить товарищей-бездельников зарёкся.
  Случись, что от обета открещусь,
  Тебе я лично, сударь, поклонюсь
  И порошу наставником мне быть,
  Чтоб снова вместе пить нам и кутить.
  Под страхом смерти ты до той поры
  Не вылезай из адовой норы,
  Надеюсь, что зловонная нора -
  Не близко от монаршего двора.
  Чтоб нищета вас к злу не побуждала,
  Деньгами помогу вам для начала.
  А коль изволите исправиться до срока,
  Возьму на службу, кончится морока.
  Как я сказал, судья, то так тому и быть.
  За исполнением указа проследить!
  
  (Король со свитой удаляются.)
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Я должен тысячу вам фунтов, полагаю.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Верните их. Вас более не знаю.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вы неоправданно, по-моему, спешите.
  И, полагаю, что ошибку совершите.
  Каким он был, таким он и остался,
  Король перед народом красовался.
  Он тайно за товарищем пришлёт,
  Где извинения свои мне принесёт.
  Я вас назначу тем, кем вы хотите,
  Вы, Шэллоу, немного потерпите.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Как собираетесь вы это сотворить?
  Камзол одеть ваш и соломою набить?.
  Ах! Делайте, Сэр Джон, что вы хотите,
  Но хоть пятьсот из тысячи верните.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Игрою это всё, поверьте, было.
  
  ШЭЛЛОУ:
  Боюсь, игра сведёт, Сэр Джон, в могилу.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Вся жизнь - игра! Чего её бояться!
  Нас ждёт кабак - пора уж заправляться.
  Идём, друзья, за мной ещё пришлют,
  Впустую время мы теряем тут.
  
  (Возвращаются принц Джон, председатель королевского суда с офицерами.)
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  И Сэра Джона и друзей его берите!
  В тюрьму их!
  Все сегодня быть должны во Флите.
  
  ФАЛЬСТАФ:
  Не смейте унижать меня, милорд!
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Поговорим потом. Не будоражь народ.
  
  ПИСТОЛЬ:
  "Си фортуна, ме тормента,
  Спера мера и контента".
  Здесь конец эксперимента!
  
  (Все уходят, за исключением принца Джона и председателя королевского суда.)
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Разумно государь наш поступил:
  Он со двора заразу удалил,
  А бывшим сотоварищам позволил
  Очиститься, иль умереть в неволе.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Да. Так оно и есть.
  Хвала ему и честь!
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Король уже парламент собирает.
  
  ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОРОЛЕВСКОГО СУДА:
  Как он задумал, так и поступает.
  
  ЛАНКАСТЕР:
  Год не закончится, как сир войну объявит:
  Огонь и меч во Францию направит.
  Ту песню птичка королю напела,
  И результат немедля возымела.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  (Произносится танцором.)
  Иду и опасаюсь,
  Но всё же поклонюсь,
  И честно вам признаюсь.
  Что говорить боюсь.
  Навешал, люди, снова
  Я на уши лапшу,
  А потому не слова -
  Прощения прошу.
  Все речи отзвучали.
  Плохи они иль нет,
  Вы свистом отмечали,
  Давая мне ответ.
  Вы пьес моих немало
  Увидели на круг,
  То публика рыдала,
  То возмущалась вдруг.
  Божился: "В пьесе новой
  Иначе напишу",
  И, не сдержавши слова,
  Пред вами трепещу.
  Толк от моих стараний,
  Что ломаный вам грош,
  Ведь кроме обещаний,
  Что с автора возьмёшь?
  
  Коль слог мой плох,
  И зал оглох,
  Тогда, друзья, я с вами
  Поговорю ногами.
  Они изобразят: побег,
  И вожделение, и грех,
  И топнут там, где надо,
  И поддадут по заду.
  Вот и смеются дамы,
  Простив мне слог и драму,
  И только кавалеры
  Моим ногам не верят.
  Увы, друзья, на вкус и цвет,
  Согласья не было и нет,
  Однако, мир ещё живёт,
  Детей родит и хлеб жуёт.
  
  Коль не воротите вы нос
  От жирного обеда,
  Вам пьесу новую принёс,
  Где и хочу поведать
  Про Сэра Джона и Катрин,
  Французские заботы,
  Где средь подушек и перин,
  Фальстаф умрёт от пота.
  А, может, он уже убит
  Уж вашим приговором,
  И, пузо выставив, лежит,
  У паба под забором.
  
  Уж говорить нет мочи
  И подкосились ноги,
  Желаю добро ночи,
  Не будьте очень строги.
  Позвольте удалиться,
  Пора мне помолиться.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"