Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Жизнь и смерть короля Джона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КОРОЛЯ ДЖОНА
  
  По мотивам пьесы В. Шекспира
  THE LIFE AND DEATH OF KING JOHN
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  КОРОЛЬ ДЖОН.
  ПРИНЦ ГЕНРИ, сын короля.
  АРТУР, герцог Британский, племянник короля.
  ГРАФ ПЕМБРОКСКИЙ.
  ГРАФ ЭССЕКСКИЙ.
  ГРАФ СОЛСБЕРСКИЙ.
  ЛОРД БИГОТ.
  ГУБЕРТ ДЕ-БОРГ.
  РОБЕРТ ФОЛЬКЕНБРИДЖ, сын сэра Роберта Фолькенбриджа.
  ФИЛИПП НАГУЛЬНЫЙ, его сводный брат.
  ДЖЕЙМС ГУРНИ, слуга леди Фолькенбридж.
  ПИТЕР ИЗ ПОМФРЕТА, прорицатель.
  ФИЛИПП, король Франции.
  ЛЮДОВИК, наследник престола Франции.
  ЛИМОГЕС, герцог Австрии.
  КАРДИНАЛ ПАНДОЛЬФ, папский легат.
  МЕЛЕН, французский вельможа.
  ШАТИЛЬОН, французский посол.
  КОРОЛЕВА ЭЛЕОНОРА, мать короля Джона.
  КОНСТАНЦА, мать Артура.
  БЛАНКА, испанская племянница короля Джона.
  ЛЕДИ ФОЛЬКЕНБРИДЖ.
  Лорды, жители Анжера, шериф, герольды, офицеры, солдаты, гонцы и другие служители двора.)
  
  Действие происходит попеременно в Англии и Франции.
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Дворец короля Джона.
  
  (Входят король Джон, королева Элеонора, Пемброк, Эссекс, Солсбери и другие с Шатильоном.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Так излагайте, Шатильон.
  Какие новости сегодня бродят в свете?
  И что французский двор в английском заприметил?
  
  ШАТИЛЬОН:
  Король французский поручил
  Британскому престолу передать привет,
  Однако, на престоле Англии достойнейшего нет.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Начало странное. Как это понимать!
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Спокойно, мать. Послушаем посла.
  
  ШАТИЛЬОН:
  Король всей Франции Филипп,
  От имени наследного Артура,
  Кто кровный сын Плантагенета,
  Почившего недавно брата Джеффри,
  Законный представляет иск
  На дивный остров,
  Графства:
  Пуатье, Анжу, Турен и Мэн
  И на Ирландию в придачу ко всему.
  А меч, что земли покорил,
  Филипп вложить рекомендует в ножны
  И передать племяннику Артуру,
  Законному наследнику престола.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Что будет, коли иски отвергаю?
  
  ШАТИЛЬОН:
  Я полагаю:
  Отказ чреват кровавою войной,
  Где вы рискуете своею головой.
  Права, захваченные силой,
  Грозят расправой и могилой.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Мы на войну ответим вам войною,
  За нашу кровь прольёте кровь свою,
  Не обойдёт насилье стороною
  Ни Францию, ни Родину мою.
  Мы принимаем вызов сей без страха!
  Так доложите наглому монарху.
  
  ШАТИЛЬОН:
  Я верен долгу и монаршей силе:
  Уста посланника вам вызов огласили.
  На этом миссия окончена моя.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Велю солдатам вам, посол, помочь,
  Исполнившему долг убраться прочь!
  Пусть вызов мой, как молния летит
  Но прежде гром орудий прогремит.
  Я не нуждаюсь более в беседах,
  Оповести страну свою о бедах.
  Граф Пемброк, укажи послу порог,
  Нам от него теперь пустяшный прок.
  
  (Шатильон и Пемброк удаляются.)
  
  ЭЛЕОНОРА:
  И что теперь?
  Не я ли говорила,
  Что честолюбием гонимая Констанца,
  Подымет Францию и весь подлунный мир
  В защиту прав её родного сына?
  Могли бы спор решить переговоры,
  А не кровавые меж странами раздоры.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  И власть и право - наша справа.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Здесь сила власти прав твоих сильнее,
  Мы без нее не стоим ничего.
  Вот совесть что тебе моя нашепчет,
  О чём лишь знает бог и мы с тобою.
  
  (Входит шериф.)
  
  ЭССЕКС:
  К вам с челобитною невиданного свойства
  Пришли просители из дальних деревень.
  Хотят они, чтоб вы их рассудили.
  Прикажите принять?
  
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Проси их.
  Аббатства наши и монастыри
  Походов бремя на себя возложат.
  
  (Входят Роберт Фолькенбридж и Филипп, его незаконнорожденный брат.)
  
  Кто вы такие?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ваш верноподданный,
  Рождён в Нортгемптошире,
  От роду дворянин и старший сын.
  Отец мой, как я полагаю,
  Достойный Роберт Фолькенбридж,
  Который возведён в дворянство,
  За боевые подвиги свои
  Не кем-нибудь, а Львиным Сердцем.
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Ты кто таков?
  
  РОБЕРТ:
  Сын и наследник я того же Фолькенбриджа.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  При старшем брате младший быть наследником не может.
  Выходит, вы от разных матерей!
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Уверен, государь, что от одной,
  Других не признаю я мнений,
  Не нахожу причины для сомнений.
  Похоже, и папаша мне родной.
  Но кто бы из двоих неверным не был,
  Об этом знают только бог и небо.
  Любой ребёнок вправе сомневаться,
  Но бедному-то некуда деваться.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Тьфу на тебя, негодник грубый!
  В тебе стыда ни грамма несть.
  Ты матери позоришь честь.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  И не хочу, мадам, я и не смею.
  Причин для этого, поверьте, не имею.
  Не я сомнений полон, а мой брат,
  Он намекает на родительский разврат,
  И признает моё рожденье незаконным,
  И обирает способом драконным.
  Да сгинет невезенья полоса!
  Честь матери и бизнес мой,
  Храните небеса!
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Пусть грубовато, но правдиво.
  Одно лишь в этом споре диво,
  Которое хотелось мне понять:
  Где право младшему на всё претендовать?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Прав не имея, наглость он имеет,
  Чтя незаконным, всем моим владеет.
  Рождён законно был в семействе или нет -
  Лишь смею уповать на матери ответ.
  Двумя сработанный на славу телесами,
  Хорош ли плох я,- вы судите сами,
  Сэр Роберт с эти подлецом - одно лицо,
  Бог уберёг меня, что я не схож с отцом.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Ах, до чего непредсказуема природа,
  Нам небеса послали сумасброда!
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Уж больно он на Сердце Львиное похож,
  Характером,
  Манерой слова схож,
  И богатырского сложения на вид...
  Он - сын его, мне сердце говорит.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Я рассмотрел его от головы до пят,
  Он - Ричард вылитый: все это подтвердят.
  Чем движим ты, на землю претендуя?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Я - движим, а недвижимость - не может,
  Что не со мной она - меня весьма тревожит.
  Наполовину - он отца портрет
  И хочет гору за него монет.
  Чей профиль на монете стёрло время,
  Не в силах возродить былое племя,
  На всём, что мне оставлено отцом,
  Судьба чеканит новое лицо.
  
  РОБЕРТ:
  Не раз отец, и это я не скрою,
  Просил монарха помощь оказать...
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  То не причина завладеть землёю.
  Услугой той была, похоже, мать...
  
  РОБЕРТ:
  Однажды послан был в Германию отец
  Вести от имени страны переговоры.
  Пока отец в Германии трудился,
  Король у нас пожить остановился.
  Чем тешился, негоже излагать,
  Но понесла от этой связи мать.
  Отец в конце концов - не идиот:
  Ведь правду, как не прячь, она всплывёт.
  Разрыв меж матерью и изгнанным отцом
  Позорнейшим закончился концом:
  Явился свету первенец-малыш,
  Вот этот самый жадина - крепыш.
  Отец же, умирая, рассказал,
  Что все богатства мне он отписал.
  Сын матери - не сын ему совсем,
  Вне графика он всех постельных схем,
  Ведь этот мальчуган на свет родился,
  За две недели, как отец мой объявился.
  Дабы исполнились покойного желанье,
  Верните земли за его страданье.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Таким манером не решить дела,
  Ведь мать в замужестве ребёнка родила.
  Муж в данном случае - приёмышу отец,
  А потому и признан им малец.
  Сей грех уже простило небо ей,
  Проступки жён ложатся на мужей.
  И даже брат мой, как ты говоришь,
  Кому принадлежал родившийся малыш,
  Претендовать на сына не посмел,
  Поскольку прав законных не имел.
  Отец бы мог и свету заявить,
  Что прав его на сына не лишить:
  От привязал его к себе надёжно:
  От тёлки отделить телёнка невозможно.
  А коли Ричард вправду наследил,
  Он для себя наследника родил,
  А раз наследник есть у короля -
  Подавно - всё его, и в том числе - земля.
  
  РОБЕРТ:
  Выходит, что наследство от отца -
  В руках внебрачного сегодня молодца.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Наследства парню так же не видать,
  Как с матерью моей ему меня зачать.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Ты хочешь обрядиться, парень, в бриджи
  И завладеть поместьем Фолькенбриджа?
  А есть возможность без земель остаться,
  Но сыном Сердца Львиного считаться.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Когда б телами с братом обменялись,
  Мне б руки, голова его достались.
  Стоял бы я пред вами на жердях
  Голодный и усохший, как монах,
  С бульдожьею морщинистою кожей,
  И, как полотнище, бледнеющею рожей.
  А если б розочку ещё в петлицу вставил,
  То б умереть всех со смеху заставил.
  Ведь глупости не скроешь ты никак:
  Дурак и ряженый - дурак.
  Готов с любыми землями расстаться,
  Но только б мне собою оставаться.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Ты, парень, мне по духу и по нраву,
  Отдай-ка брату на владенье право,
  Одно взамен могу я обещать:
  Поход во Францию, где будем воевать.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Я земли отдаю. Меняю их на шанс,
  Лицо твоё, как сотенный аванс,
  Но за него не дал бы и полушки.
  До гроба с вами, милая старушка!
  
  ЭЛЕОНОРА:
  До гроба
  Мы дойдём, конечно, оба,
  При этом умоляю очень бога,
  Чтоб каждый шёл туда своей дорогой.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Как рыцарь настоящий поступлю:
  Я вам, мадам, дорогу уступлю!
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Тебе какое имя дали?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Давая имя, долго не гадали,
  Филиппом по-простому и назвали.
  А люди с милой сердцу стороны
  Зовут сын старший сэра Роберта жены.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Забудь отныне ты свою изнанку,
  Носи лицо отца и царскую осанку.
  Филиппом на колено опустись,
  А свету сэром Ричардом явись.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ну, брат по матери, меня ты извини,
  Но всё же руку на прощанье протяни.
  Мне от отца родного -честь,
  Тебе же от отца - поместье есть.
  Прощай, старик,
  Благодарить должны мы искренне все с вами
  Тот славный миг,
  Когда сер Роберт занят был посольскими делами.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  По духу и по речи равных нет,
  Ты - настоящий, наш Плантагенет.
  Я - бабушка твоя. и ты - в моей крови.
  Ты, Ричард, бабушкой теперь меня зови.
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Вы мне, мадам, по случаю родня,
  Но от того не меньше злоба дня:
  Не важно, как пробрался во дворец,
  Но в нём я оказался, наконец.
  Кто день не любит, выбирает ночь,
  Кто подло трусит - убегает прочь,
  Один мечом разит, другой - умом,
  Но главное, чтоб кончилось добром.
  Каким бы я на свет не народился,
  Уже для дела важного сгодился.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Идите, Фолькенбридж, желанье ваше сбылось,
  От рыцарских щедрот вам счастье обломилось.
  Нам, Ричард, с королевою пора уже спешить,
  Дела военные во Франции вершить.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Прощай же, брат. Звените громче, струны!
  В чести рождённый награждён фортуной.
  
  (Все уходят, Нагульный остаётся.)
  
  Честь выросла моя на фут.
  Всем это видно.
  Земли несчётно футов потерял.
  Сие - обидно.
  Завидуйте теперь, злорадные соседи,
  В моих объятиях любая девка - леди!
  "Сэр Ричард, как живёте?
  Кому визит сегодня нанёсёте?"
  А я в ответ чего-то промычу,
  А захочу - и вовсе промолчу.
  Вельможа новоявленный всегда,
  Не помнит никого и никогда.
  Негоже помнить тех. кто рангом ниже,
  Ведь память милует того, кто к власти ближе.
  Когда моё сиятельство желает,
  То гость меня заморский навещает.
  Желудок рыцарский трофеями набив,
  И зубочистку шпагой в пасть свою вонзив,
  Перетерпев кишок надутых кризис,
  Я зачинаю катехизис:
  "Милейший сэр..."
  Терзаю я вопросом,
  Главою к голове и носом к носу.
  Затем ответ достойный получаю:
  "К услугам вашим...."
  Я сижу, скучаю.
  Всё чинно, чётко, как по нотам,
  Поём дуэтом, идиоты:
  "Я ваш слуга..."
  "О, нет, простите..."
  "Ну, что вы, право, говорите."
  Вопрос известен и ответ,
  Начало есть, конца-то нет.
  Взойдя на Альпы, Апеннины,
  Несёмся кубарем в долины,
  Где за обеденным столом
  Всё тот же словоблудный лом.
  Так в разговорах от обеда
  Сползает к ужину беседа.
  Нет для вельмож важнее дел:
  Болтать и жрать - один удел.
  Кто осознать того не может -
  Ублюдок он, объедки гложет,
  Не носит модные одежды,
  И гробит все свои надежды.
  Теперь придётся измениться:
  Во власть ублюдку обрядиться,
  Помадой лжи уста помазать,
  И лезть нахально в их лабазы.
  Всё трудно это выносить,
  Но лучше бить, чем битым быть.
  Ублюдок в парике вельможи
  Вершить на грани бога может.
  И кто же так ко мне спешит,
  Не сняв дорожные доспехи?
  Да это женщина бежит
  Расхожей сплетне на потеху.
  
  (Входит леди Фолькенбридж и Джеймс Гурни.)
  
  О, господи!
  Да это мать!
  Вас, леди, прямо не узнать!
  С каких, мамаша, это пор,
  Вас новостями кормит двор?
  
  ЛЕДИ ФОЛЬКЕНБРИДЖ:
  Где этот гнусный раб?
  Твой братец, видимо, умом ослаб!
  Куда сбежал, где кроется шакал,
  Который честь мою в помоях полоскал?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Мой братец Роберт?
  Сын сэра Роберта, добряги-старикана?
  Похожий на Кольбранда-великана?
  За сыном Робертом пришли,
  А сына-пасынка нашли?
  
  
  ЛЕДИ ФОЛЬКЕНБРИДЖ:
  За сыном сера Роберта!
  Ну, что же здесь смешного?
  Сказать я не могу иного.
  Над чём смеёшься, бессердечный?
  Сын сера Роберта - и он и ты, конечно.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Джеймс Гурни, удались на время.
  
  ГУРНИ:
  Да, мой Филипп, уходит Гурни.
  Не понимают это только дурни.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Филипп вспорхнул, как воробей,
  И скрылся в зелени ветвей.
  Пока что отпусти-ка вожжи,
  Ты обо всём узнаешь позже.
  
  (Гурни уходит.)
  
  Сэр Роберт мне, мамаша, - не отец,
  Пришёл сей сказке праведный конец.
  Поста бы он нисколько не нарушил,
  Когда бы в пятницу страстную сына скушал:
  Ведь вы во мне ни грамма плоти,
  Мадам, от сэра не найдёте.
  Его работа вам известна:
  Над ней смеются повсеместно.
  Моя отменная фигура -
  Не сэра Роберта, мадам, архитектура.
  
  ЛЕДИ ФОЛЬКЕНБРИДЖ:
  Ты с братом, вижу, заодно,
  Коль опускаешь мать на дно.
  Смеёшься надо мной, негодник,
  Гнуснейшей лжи угодник?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Я- рыцарь, дорогая мать!
  Не смей иначе называть!
  Считай, не опасаясь риска,
  Меня великим Базилиско.
  Сталь от буланого меча
  Коснулась моего плеча.
  Забудь про то, кем был рождён:
  Я в ранг высокий возведён.
  И имя в прошлом, и наделы.
  Теперь я занят ратным делом.
  И мой родитель настоящий,
  Надеюсь, был боец блестящий?
  ЛЕДИ ФОЛЬКЕНБРИДЖ:
  Ты отрекаешься от имени и рода?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Как отрекаются от дьявола и ада.
  
  ЛЕДИ ФОЛЬКЕНБРИДЖ:
  Твой подлинный отец - король.
  Он величался Ричардом от роду,
  А Львиным Сердцем назван был народом.
  Любовью жаркой, длительной осадой
  Он получил постель мою в награду.
  И я в объятьях той безумной страсти
  Иной уже не признавала власти.
  Когда я на тебя, сынок, гляжу
  Прощения тому греху не нахожу.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Когда бы вновь на свет явился, мать,
  Отца я лучшего не смог бы пожелать.
  Ведь грех иной, бывает в жизни так,
  И бедному - в голодный день пятак.
  У сердца выбор долгу неподвластен,
  Всегда в плену он всемогущей страсти,
  Здесь надо только подчиниться
  И этим случаем гордиться.
  Ведь лев не с жертвою сражался,
  А сам он жертве милой сдался.
  Я за отца благодарю:
  Молюсь на грех, а не корю.
  А кто посмеет вас корить,
  Того велю главы лишить.
  Я вас представлю королю
  Теперь мы - королевской крови,
  Тебя и Ричарда люблю,
  Идём же к царственной свекрови.
  Кто видит в этом грех, тот лжёт,
  И пусть обманутым умрёт.
  
  (Уходят,)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Франция. Под стенами Анжера.
  
  (Входят с одной стороны под барабаны австрийские войска во главе с герцогом, с другой стороны - король Франции Филипп со свитой, Людовик, Артур и Констанца с сопровождающими их лицами.)
  
  ЛЮДОВИК:
  Австрийцу славному привет у стен Анжера!
  Твой дядя, наречённый Львиным Сердцем,
  Крестовые походы совершивший в Палестину,
  Повержен герцогом австрийским был в сраженье.
  Он пред тобой, Артур, по нашей просьбе
  Пришёл покаяться на дядиной могиле,
  И выступить в защиту прав твоих.
  Его знамёна мир оповестят
  О справедливой битве за корону,
  Которой завладел злодейски Джон,
  Британский самодержец.
  В знак благодарности ты гостя обними,
  Приход его сюда доброжелай.
  
  АРТУР:
  Бог Сердце Львиное забрал на небеса,
  А вам простил его кончину уж за то,
  Что на защиту встали царственного рода,
  Сокрыв от бед под праведным крылом.
  Я дланью неокрепшей руку жму,
  Сердечно гостя доброго встречаю.
  Да будет, герцог, радостным визит!
  Да будет враг непримиримый бит!
  
  ЛЮДОВИК:
  Кто ж, юноша, твои права оспорит!
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Мой поцелуй - печать на том контракте,
  Который мы с тобою заключили,
  А потому торжественно клянусь,
  Пока не выполню всего,
  Домой не возвращусь.
  Да будут под тобой:
  Анжер и области его,
  Что белым взором смотрят в океан,
  Приливы грозные веками отражая,
  Варягов восвояси провожая,
  И остров, Англия твоя,
  За бородой седою океана,
  Сокрытый морем от врага,
  Все подчинятся власти короля
  От мела южного до северных гранитов.
  Пока права твои на царство не решатся,
  Нет смысла мне обратно возвращаться.
  
  КОНСТАНЦА:
  От матери-вдовы, примите благодарность.
  Когда же сын взойдёт на королевский трон,
  Тогда по-настоящему воздаст хвалу и он.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Кто меч за справедливость поднимает,
  Тому господь в походе помогает.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Мы в твёрдый лоб засадим граду
  Меж глаз достойную награду.
  Пусть громыхают наши пушки,
  Долбя повстанцев по макушке.
  А генералы боевые,
  Возьмут редуты огневые.
  Французы сил не пожалеют
  Сквозь кровь пройдут, но одолеют
  Восставший против власти град.
  Артур победе будет рад.
  И град падёт, остепенившись,
  Законной власти подчинившись.
  
  КОНСТАНЦА:
  Ты кару кровью не спеши вершить.
  Есть способ спор иначе разрешить.
  Коль Шатильон из Англии вернулся,
  То случай нам удобный подвернулся
  Решить всё миром, меч не обнажая,
  И крови лишней в битве не теряя.
  Чтоб за поспешность жизнью не платить,
  Вели пока осаду прекратить.
  
  (Входит Шатильон.)
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Акт волшебства как будто совершился!
  Вы пожелали... Шатильон явился.
  Посол, нам доложите по порядку,
  Что Англия решила. Только кратко.
  
  ШАТИЛЬОН:
  На этот городишко сил не тратьте,
  Идёт на вас противник главной ратью.
  Король британский вызов ваш принял,
  А доводам разумным он не внял.
  Пока я в море с ветрами сражался,
  Король всё это время снаряжался,
  И так он в этом деле преуспел,
  Что вместе с нами к берегу поспел.
  Полки его идут вослед посольству,
  Отваги полон он и недовольства.
  Войска бесчисленны,
  Солдаты превосходны,
  Привыкшие к лишеньям и походам.
  Мать-королева, греческая Ата,
  Пылает злобою и требует расплаты,
  А с ней - её племянница-испанка,
  Известная двору как леди Бланка.
  При них и Ричарда внебрачное дитя
  В компании таких островитян,
  Которые на внешность - бедолаги,
  А в битве -настоящие варяги.
  Продав имущество, покинули страну,
  Чтоб обобрать французскую казну.
  Не знают воины ни страха, ни стыда,
  На нас идёт велика беда.
  Заплачут матери и станут морем слёзы.
  Мир христианства нынче под угрозой.
  (Слышен барабанный бой.)
  Здесь говорю уже не я, а барабаны,
  Готовьтесь государь!
  Какие планы?
  Вам надо выбирать:
  Ответ держать иль воевать!
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Как быстро всё произошло!
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Чем всё быстрее происходит,
  Тем проще выход все находят.
  Кто, силу встретив, не сдаётся,
  Тому победа отдаётся.
  
  (Входят король Джон, королева Элеонора, Бланка, Нагульный, вельможи и военные.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Мир Франции, когда она
  На землях наших нас встречает миром.
  Когда же - нет, то пусть померкнет свет,
  А мы, орудье божьей кары,
  Французской кровью смоем грех гордыни.,
  Не давшей спору миром разрешиться.
  
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Мир Англии, когда она
  Уйдёт домой, чтоб миром наслаждаться.
  Мы ради Англии в доспехах наших преем,
  Её мы более тебя, король, лелеем.
  Не ты ли должен печься о стране,
  Где истинный наследник в стороне,
  А на престоле, все поправ права,
  Твоя торчит в короне голова.
  Взгляни же на племянника Артура,
  В нём брата Джефри вылита скульптура:
  И брови брата, и овал лица,
  И стать почившего отца.
  А всё, что кроется за юности щитом,
  Проявится со временем потом.
  Поскольку брат летами старше вас,
  Отдать корону Джеффри пробил час.
  Как можно при наследнике живом,
  Себя считать законным королём?
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Я, Франция, тебя не понял что-то!
  Ты ждёшь от короля Британии отчёта?
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Верховный суд, что право власти чтит,
  Нас подвигает на защиту трона,
  Руками нашими отступникам он мстит,
  Не нанося наследнику урона.
  И, вдохновлённый праведным судом,
  Низвергну я наследственный содом.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Ты - просто жалкий узурпатор.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Я истинного права реставратор.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Кого, француз, ты узурпатором зовешь?
  
  КОНСТАНЦА:
  Да сына твоего!
  Ужели не поймешь?
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Бесстыдница!
  Как может быть такое?
  На трон приблудного сыночка посадить,
  Чтоб свету на смех королевой слыть!
  
  КОНСТАНЦА:
  Я сыну твоему всегда была верна,
  Как в ложе ты была верна супругу.
  Мой сын и Джеффри - кровь одна,
  Как ты и Джон - родня друг другу.
  Различия меж вами я не вижу
  Как меж дождём -водой,
  Меж чёртом-сатаной,
  И вряд ли этим вас обижу.
  А коли сын приблудный мой,
  То и отец - таков,
  Рождённый, грешница, тобой.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Смотрите: мать отца пред сыном смеет унижать!
  
  КОНСТАНЦА:
  Смори же, сын, тебе - наука, как бабка унижает внука!
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Довольно дрязг!
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Сначала слов моих послушай лязг.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  А это что за образина?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  А это тот, милорд, детина,
  Которой шею вам при случае свернёт
  И острым словом сердце разорвёт.
  Как говорят в простонародье:
  Вы - вислоухое отродье,
  Кто любопытному на диво
  Льва щиплет дохлого за гриву.
  Уж коли на прицел беру,
  То шкуру с зайца обдеру.
  Я слов на ветер не бросаю:
  Сказал и тут же исполняю.
  
  БЛАНКА:
  Смотри-ка:
  Шкура льва спадает на колени -
  Трофей, наверное, недавних приключений.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Как великан она на муле,
  Сползает, словно, пьянь на стуле.
  Я участь облегчу, осёл,
  С тебя сдеру я разом всё.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Что за сорока сбила нас до срока
  Своею бесконечной болтовней?
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Решайте же, Людовик, что нам делать.
  
  ЛЮДОВИК:
  Безумцы, женщины, кончайте разговор,
  Король британский, слушай приговор:
  Ирландия и Англия, Анжу Турэн и Мен
  Артуру передашь на жизнь свою взамен.
  Согласен ты оружие сложить,
  Законному наследнику служить?
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Француз!
  Со светом легче мне проститься,
  Чем с этим бредом согласиться.
  Артур Британский, дай мне руку,
  Моя любовь - тебе порука,
  В трусливой Франции всегда
  Тебе грозит одна беда.
  Да, ну же, бой!
  
  ЭЛЕОНОРА:
  И бабушка твоя с тобой.
  
  КОНСТАНЦА:
  Иди, ребёнок, к бабушке, иди
  Не счесть даров, что будут впереди:
  За королевство даст тебе бабуля,
  Конфету в фантике, внутри - большая дуля.
  
  АРТУР:
  Уймись же, дорогая мать!
  Уж лучше мне в земле лежать,
  Чем за мою ничтожную персону,
  На свете столько шуму, столько звону.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Дитя смекнуло, только мать не знает,
  Как сына перед всеми унижает.
  
  КОНСТАНЦА:
  Весь грех - на вас, зловещая сатрапка!
  Позорит род не мать, а злая бабка.
  Ты жемчугами слёз его снабжаешь,
  Но, видимо, пока ещё не знаешь:
  Как плату жемчуг небеса возьмут,
  Тебя - накажут, мальчика - спасут.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Земля и небо лжи ужасней не знавали.
  
  
  КОНСТАНЦА:
  С тобою соглашусь едва ли.
  Я вовсе здесь не клевещу,
  Защиту мальчику у неба я ищу.
  Не вашего ли сына - сын он сам? -
  Известно эта правда небесам.
  Лишили внука трона и наследства,
  Минуя все дозволенные средства.
  Грех на тебе за все его несчастья,
  Кляла тебя всегда и буду клясть я!
  Доводит до несчастий и до гроба
  Всех тех, кого родит твоя утроба.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Бедлам наскучил нам.
  
  КОНСТАНЦА:
  Нет! Не могу я не сказать.
  Об этом должен каждый знать
  И пусть же каждый знает:
  Её грехами нас господь терзает.
  Но самые ужасные из мук
  В изгнании испытывает внук.
  Да грянет гром небесный на старуху,
  Несущую несчастье и разруху!
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Слова скандальные оставь,
  Рассудку право предоставь.
  Подписан сыном важный документ:
  То - завещание, другого в мире нет.
  И в нём отчётливо и ясно говорится,
  Что ни один твой довод не годится.
  
  КОНСТАНЦА:
  Кто б сомневался?
  Всё уже готово:
  И действие
  И слово!
  Бумага, на которой ваша воля,
  И не боле.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Прошу вас быть в манерах строже:
  Собранию такому брань негожа.
  Трубите горожанам срочный сбор,
  Пусть жители рассудят этот спор
  И подтвердят нам добродушным гулом
  Свой выбор между Джоном и Артуром.
  
  (Звучат фанфары. На стенах появляются горожане.)
  
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Кто беспокоит нас, на стены вызывая?
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Король Филипп.
  Прошу за англичан.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Нет!
  Джон.
  Себя я представлю сам.
  Вы, подданные славные мои,
  И граждане свободного Анжера...
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Вы, подданные юного Артура,
  И Франции важнейшая структура,
  Мы к вашим обращаемся сердцам,
  В лице Артура мир даруем вам.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Мои здесь интересы прежде всех,
  А, значит, уготован мне успех.
  Французские знамёна вкруг стены
  Вам обещают ужасы войны,
  А пушки, что нацелены на град,
  Подарят ядер чёрных виноград.
  Здесь даже глупому доказывать не надо:
  Всё приготовлено для длительной осады.
  Ворота ваши пушки разнесут,
  Но этого им сделать не дадут
  Мои отборные и славные бойцы,
  Они всегда в сраженьях молодцы.
  И пусть веками в небо смотрят стены,
  А град великий не познает тлена.
  Хотят французы ухо словом гладить,
  Чтоб обманув, всё время только гадить.
  Мне господом дана благая роль:
  Я - ваш защитник,
  Я - король,
  И по закону и по долгу чести,
  Я - с вами вечно,
  Вы - со мною. вместе.
  Для нас ворота надо распахнуть,
  Чтоб после марша войску отдохнуть.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Когда закончу к вам я обращенье,
  Должны вы вынести созревшее решенье.
  По руку правую - Артур Плантагенет,
  Которому соперника на троне нет,
  По левую же - дядька-провокатор -
  И права, и наследства узурпатор.
  Мы топчем зелень ваших буйных трав,
  Собравшись на защиту детских прав,
  Поруганной злодеем-дядькой чести,
  Намерены мы это сделать вместе.
  И, будучи друзьями - не врагами,
  Единым фронтом выступим мы с вами.
  Оружие - не более, чем плеть,
  Которым в клетку гонится медведь.
  А пушки, словно праздничный салют,
  По воробьям - не по мишеням бьют.
  Не будет шрамов в битве, моря крови,
  Лишь - торжество закона и любови.
  Мир заключив, нет смысла воевать,
  Детей и жён вы сможете обнять.
  Когда же воспротивитесь тому,
  Страшнее будет чёрту самому:
  За стенами высокими не скрыться,
  От праведной судьбы не защититься,
  Король британский полномочья сложит,
  И рать заморская помочь уже не сможет.
  Коль в короли возводите вы принца,
  Свободу дарим в качестве гостинца,
  Коль выбор ваш - мой гнусный визави,
  Утонете в кошмаре и в крови.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Французам отвечаем кратко и любезно:
  "Британец - наш король, пугать нас - бесполезно!".
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Сказали "да", ворота отворяйте,
  И короля законного впускайте.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Ан нет! Должны мы убедиться,
  Что вы - король, а не иная птица.
  Не можем мы ворота отворять,
  Тому, кому - не королева мать.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Корона Англии! - и сила в ней и право,
  И королева-мать, что подле сына справа.
  А в качестве отцов -
  Несметное количество бойцов.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Побочных сыновей и прочих.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Жизнь за права мои отдать охочих.
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  У нас не менее семей высокородных...
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Не счесть в числе которых неугодных.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Права на власть готовых предъявить.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Когда узнаем, кто король законный,
  На трон всевышним наречённый,
  Тому мы и вручим
  От города ключи.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Простит господь отбытие людей
  В загробный мир за торжество идей.
  С восходом солнца росы-слёзы,
  Падут на мёртвые обозы.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Аминь! Аминь!
  На лошадей!
  Дороже права нет идей!
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Святой Георгий, ты всегда
  Мне - путеводная звезда.
  Во имя чести и закона
  Дай силы поразить дракона!
  (В сторону герцога Австрии):
  Когда бы был в твоей берлоге,
  Надеюсь, помогли б мне боги
  Льва захватить рукой за гриву,
  Снести башку ему и гриву,
  На место, где она была,
  Напялить голову вола.
  Была б потеха для народа
  Взирать на герцога- урода.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИЙСКИЙ:
  Прошу немедля замолчать!
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Изволил лев уже рычать.
  Придётся нам штаны менять.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  В долине войско я построю,
  И двинем на врага стеною.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Терять нам времени не надо.
  Позиция - в бою награда.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Одних - в атаку, а других - в запас.
  Да будут право и господь за нас!
  
  (Уходят.)
  
  
  Там же. К городским воротам попеременно пробиваются то одни, то другие глашатаи и под звуки фанфар обращаются к горожанам.
  
  ФРАНЦУЗСКИЙ ГЛАШАТАЙ:
  Ворота, жители Анжера, отворите
  Артура, герцога британского впустите,
  Во славу имени его на поле боя
  Ложатся в землю истые герои.
  И море слёз английских матерей
  Прольётся за погубленных парней,
  Которых доблесть Франции сразила,
  Где поле битвы - братская могила.
  Мужья не жён, а землю обнимают,
  А жёны - вдовы, но, увы, не знают.
  Потери отряхнув, победа в город скачет.
  Она в руках французов - не иначе!
  Не малую сыграл в её триумфе роль -
  Артур, британский ваш король.
  
  
  (Входит английский глашатай. Под звуки фанфар обращается к горожанам.)
  
  АНГЛИЙСКИЙ ГЛАШАТАЙ:
  В колокола, друзья мои, звоните,
  И хороводы шумные водите,
  Пусть хоры славные звучат со всех сторон,
  Под них с победою войдёт английский Джон.
  Под солнцем сталь дружин его блистала,
  На сталь потоком кровь врага хлестала.
  И ни одно французское копье
  Мундира королевского не тронуло шитьё.
  Знамёна наши не сданы врагу,
  Их воины, как жизни, берегут.
  Спешат весёлые охотники в крови,
  Скорее им ворота отвори.
  Король и власть в Анжер уже идёт,
  Его победа - ключ от всех ворот.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Со стен высоких бой мы наблюдали,
  И в искренней печали пребывали.
  Летели головы от каждой стороны,
  Нет победителей.
  В потерях вы равны.
  Кровь порождала кровь,
  Удар - удары,
  Гнев вспыхивал на гнев,
  И малый гиб и старый.
  Нет победителей в сегодняшнем бою.
  Пока нам некому отдать любовь свою.
  Ключи от города получит только тот,
  Кто к сердцу нашему теперь подход найдёт.
  
  (С разных сторон снова появляются короли Джон и Филипп в сопровождении своих дружин.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Скажи мне, Франции король,
  Достаточно ли крови,
  Чтоб палача исполнить роль,
  Фальшивя на любови?
  Ведь может кровью Франция залиться,
  Ламанш в канал кровавый превратится.
  Не лучше ль океану чистым быть,
  И Францию за беды не хулить?
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Ты крови не жалел, король английский,
  Чтоб завладеть здесь правом на прописку.
  Клянусь вот этой властною рукою
  Пред Францией моей, великою страною,
  Что мы за право будем биться так,
  Пока твоих не разгромим вояк.
  А коли наш провалится успех,
  За правду воинов своих положим всех.
  Нас сдаться ваша свора не заставит,
  А падших список сам король возглавит.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ха-ха, властители, ха-ха!
  Не высоко ли взмыли ваши потроха?
  Сегодня смерть, клыки стальные вставив,
  Вонзиться в грудь и на поле оставит.
  Терзая мясо острыми клинками,
  Устроит пир, и он не за горами.
  Какие думы слов лишили вас?
  Не наступил ли бойни новой час?
  Пока на поле кровь ещё дымится,
  Не время ль снова ей ручьями литься?
  Пока один из вас не упадёт,
  На землю эту правда не придёт.
  
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Кого же, горожане, вы хотите?
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Анжерцы, говорите, не тяните!
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Британского монарха, коль он есть.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Французы защищают его честь.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Во мне и власть, во мне и честь,
  Иных монархов в мире несть,
  Которые владеют островами,
  Анжером и земельными долями.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Над нами власть главенствует другая,
  Иную мы пока что отвергаем.
  Пока сомненья наш души гложат,
  Никто из вас главенствовать не может.
  Все посягательства о стены разобьются,
  Ворота пред монархом распахнутся.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Свидетель небо: за стеной - коварство,
  Анжерцы вас дурачат, короли.
  Взирают с башен на кровавый пир
  И, как в театре, действу рукоплещут,
  Где смерть для них - забава и не боле.
  Позвольте мне совет монархам дать,
  И поступить, как некогда бывало,
  Когда враги на время примирившись,
  Совестно взяли град Ерусалим.
  Пусть жерла пушек ваших артиллерий
  Гранитных стен пересчитают рёбра.
  Под этим натиском Анжер не устоит
  И рухнет наглый их суверенитет.
  Громите всё, покуда их стеною
  Не станет воздуха прозрачного стена.
  Затем опять в борьбе сойдутся флаги:
  Полки - к полкам,
  Шеломы же - к шелому ,
  Копьё - к копью,
  Гром пушек - к пушек грому...
  Когда же смолкнут стоны и орудья,
  А мир вздохнёт свободу полной грудью,
  Счастливчика победа поцелует
  И право на владения дарует.
  Как, государи, вам такой совет?
  Виват политике! Другого хода нет.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Небесный свод согласием сияет:
  Совет он этот правильным считает.
  Объединиться не пора ль, монарх?-
  Постигнет град неотвратимый крах.
  А уж тогда решим между собою,
  Кому быть королём за гордою стеною.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ведь и тебе, французский повелитель,
  Уже не по сердцу недобрая обитель,
  Так прояви же царскую манеру,
  Хотя бы стены сокрушив, к примеру.
  Мы на обломках гордости Анжера
  Сразимся снова за права и веру,
  В конце концов решает только сила:
  Кому идти на трон, кому - в могилу.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Ну, что же - так тому и быть!
  Откуда град начнём громить?
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Сначала в грудь ядро хочу всадить.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  А мне придётся с тыла пособить.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Под громы пушек ядерные грады
  Обрушатся дождём на крыши града.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Пусть ядра Франции австрийские колотят,
  И всё смешается, как грязь в одном в болоте,
  А я их буду сзади подстрекать
  И к мордобою бодрым словом звать.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Великие монархи, не спешите.
  Сказать мне поначалу разрешите.
  Я знаю нечто важное такое,
  Что отворит ворота вам без боя.
  Уж лучше дома смерть принять свою,
  Чем быть сраженным саблею в бою.
  Засуньте в ножны свой кровавый меч,
  Намерен многим жизни я сберечь.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Мы говорить вам позволяем
  И речи горожанина внимаем.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  При вас испанка - леди Бланка,
  Племянница британского монарха.
  Дофин Людовик и красотка
  По роду и по возрасту близки.
  Кем, как ни Бланкой, страстно наслаждаться?
  В ком, как ни в Бланке, честью восторгаться?
  Где, как ни в Бланке, кровь всех королей?
  Быть королевой будущей, кому же, как не ей!
  К тому ж и целомудрие с небесной красотою
  Любви дофина молодого стоят.
  На празднике любви и красоты,
  На торжестве достоинств юных лет,
  Они - любви прекрасные цветы,
  Им равных на Земле сегодня нет.
  А что недостаёт - найдут друг в друге:
  Она - в дофине, он - в подруге.
  Когда же два серебряных потока
  Одной рекою обернутся сами,
  Их берега от моря до истока
  Умножатся потомками-цветами.
  Тогда и вы, два берега, сойдётесь,
  Мосты меж королями навёдете,
  Друг другу наконец-то улыбнетесь
  И трудные ворота отопрёте.
  Сильнее пороха и пушек этот шаг,
  Устала брань ютиться на устах,
  Засов ржавеющий немедля салом смажем,
  "Добро пожаловать, друзья!" - мы гостям скажем.
  Когда ж - не так!
  То мы тверды, как скалы,
  И гордости, и сил у нас хватало
  Захватчикам в полон не отдаваться,
  И с жизнью, не жалея, расставаться.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ты из лохмотьев смерть не вытрясай!
  Её окончилась сегодня полоса.
  И не болтай, как вздорная девчонка,
  Которой жалко кошку и котёнка.
  Наговорил ты здесь уже немало
  О море, о характере, как скалы.
  О пушках и о ядрах ты твердишь,
  Как пушкаря известного малыш.
  Молотишь языком, как в барабаны,
  Копытами колотят все бараны.
  И, словно, напрочь я лишился слуха
  Как будто мне француз заехал в ухо.
  Никто меня до сих не унижал
  С тех пор, как отчим сыном обозвал.
  ЭЛЕОНОРА:
  Совету здравому противиться негоже,
  Прекрасна партия и статью, и казной.
  Дофин, над этим поразмысли всё же
  Пока корону зришь над головой.
  Когда же мальчик вырастет в монарха:
  Ни прока от тебя, дофин, ни праха.
  В рядах французских вижу оживленье,
  Склони же их без слёз и сожаленья.
  Пока они склоняются - клони,
  В противном случае - Артуровы они.
  
  ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН:
  Приспело ли французам, англичанам
  Добром ответить пуганным сельчанам?
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Ты первым, англичанин, обратился.
  Так и ответь им первым на запрос.
  Готов ли твой ответ на заданный вопрос?
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Коль сей дофин, душа твои и кровь,
  Увидел в книге счастия любовь,
  То я дарю, как истый джентльмен
  Анжу, Турен и Пуатье, и Мэн.
  Пусть эти земли вплоть до океана
  Послужат даром царственному сану.
  Никто не знал такой высокой планки:
  Нет равных по богатству и по роду Бланке.
  И лишь Анжер останется за мной:
  Его судьбе теперь не быть иной.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Гляди ей сын, в глаза.
  Что можешь мне сказать?
  
  ЛЮДОВИК:
  Гляжу в глаза, но вижу, сир, я чудо:
  В них отражаюсь я. Ужели так и будет?
  Её глаза меня, как солнце опалили,
  Они всё прежнее во мне похоронили,
  Я с нею и ничтожен, и велик,
  И в тайны небывалые проник.
  
  (Тихо беседует с Бланкой.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Пленён её бездонными очами!
  И в сердце ранен саблями бровей!
  Он, кто не ведал боли и печали,
  Достался на несчастье ей.
  БЛАНКА:
  Я спорить с волей дяди не желаю
  И полностью себя ей подчиняю,
  И раз вы по душе ему и нраву,
  То на меня имеете вы право,
  И твёрдое даю в итоге слово:
  "Коль полюбил он, то и я готова."
  Не стану льстить, что всё у вас достойно,
  По крайней мере всё пока пристойно,
  В душе моей не зреет отвращенье,
  А это многому, по-моему, прощенье.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  О чём договорились молодые?
  Что нам, племянница, заявишь?
  
  БЛАНКА:
  Закон мне - ваши волосы седые.
  Исполню всё что, дядя, пожелаешь.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  А ты, дофин, готов благодарить?
  Племянницу лелеять и любить?
  
  ЛЮДОВИК:
  Меня любовь всецело поглотила,
  В раба безропотного сразу обратила.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Ведь - дядя я, а не рантье!
  И рад великим переменам.
  Мэн, Волькессен и Пуатье,
  Анжу в придачу с Туареном:
  Всё молодым дарю!
  И тридцать тысяч золотых монет.
  Что скажешь мне, король, в ответ?
  А коль согласен - время не тяни,
  И руки молодых соедини.
  
  КОРОЛЬ ФИЛЛИП:
  Занесена французом в летопись строка:
  В руке у принца - верная рука.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Уста к устам потянутся, как к мёду,
  Любовь в объятия свои замкнёт свободу.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Врагов переиначили в друзей,
  Запоры рухнули у замкнутых дверей,
  Обряд венчания мы в храме сотворим,
  Анжерцев мудрых всех благодарим.
  А где ж Констанца?
  Что-то не видать.
  Она могла бы браку помешать.
  Прошу кого-нибудь найти её и сына.
  Должна быть этому какая-то причина.
  
  ЛЮДОВИК:
  Уж битый час
  Она убитая сидит в шатре у вас.
  
  КОРОЛЬ ФИЛЛИП:
  Да, видит бог, нет для вдовы леченья.
  Ей не сулит союз наш облегченья.
  Что ты на это, брат английский, скажешь,
  Оплошность как исправить мне прикажешь?
  Я за её права сражался насмерть. Боже!
  Но благо собственное мне теперь - дороже.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Британским герцогом Артура мы назначим,
  А графство Ричмонд жалуем в придачу,
  И будет он весьма нам благодарен,
  Когда ещё Анжер ему подарим.
  Посыльного пошлите за вдовою,
  Придётся нам её побеспокоить.
  И чтобы от упрёков оградиться,
  Я вынужден немалым поступиться.
  Пойдём, друзья, всех с нами приглашаем,
  Негаданно - нежданно погуляем.
  
  (Все, кроме Нагульного, уходят.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  
  Безумны кроли и мир совсем безумен.
  Решить так может только идиот!
  В делах и действиях монарх мой неразумен:
  Не дал - племеннику, врагу - всё отдаёт.
  Король же Франции, поборник в мире права,
  Кто властью божией Артура защищал,
  Свои дела за счёт врага поправил,
  И более противиться не стал.
  Так дьявол вечно души соблазняет,
  И нас, забывших совесть и мораль,
  Он прямо в пекло ада направляет,
  Ни нас, ни жертвы дьяволу не жаль.
  Насилуем и грабим повсеместно,
  Где нищий - нищий навсегда,
  И дьяволу доподлинно известно,
  Он и с мошной - ни барин никогда.
  Лишь у девицы, скажем без злорадства,
  Наследство есть, Но надо защищать!
  Однако, ночью выкрадут богатство,
  Как только с милым ляжет на кровать.
  Корысть и выгода дороги наши правят,
  Идешь - вперёд, а движешься - назад,
  Не хочешь делать, а тебя заставят,
  Иначе заживо и запросто сгноят.
  Корысть и здесь француза обошла,
  Права и долг закрыла в тайный ларчик,
  Дофину Бланку нежную нашла,
  И был забыт французом бедный мальчик.
  Быть может, потому корысть я презираю,
  Что ласки я её пока совсем не знаю.
  А дай она мне золотых телят,
  И я бы стал "доить", как говорят.
  Вот и считаю я богатых злом,
  Покуда сам не стал ещё козлом.
  Но коль уж королям корысть иконой стала,
  И мне пора ей поклониться, брат, настала.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Шатёр короля Франции.
  
  (Входят Констанца, Артур и Солсбери.)
  
  КОНСТАНЦА:
  Брак!
  Клятвы!
  Мир!
  Кровь лживая со лживою слилась
  И в дружбе вечной поклялась!
  Выходит, что Людовику - испанка,
  А земли получает - Бланка?
  Вы, видно, что-то поняли неверно,
  Ушам моим негожа эта скверна.
  Вы потрудитесь снова рассказать,
  И слово в слово новость передать.
  И всё же-
  Быть того не может!
  И даже поклянёшься - отмету,
  А клятву оценю за клевету.
  На рабство дьявол каждого обрек:
  У лжи всегда на службе человек.
  Людишки вечно лгут. О, боже!
  Ведь слово короля гранита твёрже!
  Конечно, вы пугаете меня.
  Накажут вас, коль в кривде обвинят.
  Больна я: страху быстро поддаюсь,
  К тому ж - вдова. Всего теперь боюсь.
  И даже, если это просто шутка,
  То неспокойно мне и жутко.
  От страха вся я трепещу,
  Защиты у друзей ищу.
  Что вы качаете своею головою?
  Что вы на сына смотрите с тоскою?
  Что вы на сердце руку положили?
  Что вы слезу скупую обронили?
  А, может, это знаки чёрной скорби,
  Которые меня хотят угробить?
  Так говори, но только очень кратко,
  Верна ль моя ужасная догадка?
  
  СОЛСБЕРИ:
  Я правду слово в слово передал,
  А лживы те, кто мне её сказал.
  
  КОНСТАНЦА:
  Коль существует горе наяву,
  Пусть горе уничтожит и вдову.
  Да грянет бой меж верою и долгом
  Оставив все надежды за порогом.
  Людовик!
  Бланка!
  Мальчику нет места!
  Врагам на троне уступают место!
  Где Англия и Франция сдружились, -
  Не для меня условия сложились.
  Уйти немедленно прошу,
  Я вида вашего уже не выношу.
  В дерьме известий вы мне неприятны,
  Они и вы - до жути неопрятны.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Обидел вас, обидою снабдив.
  Так неужели!
  Мою вину вы в этом усмотрели?
  
  КОНСТАНЦА:
  Обида и в словесной оболочке,
  Воняет, как от сельди мерзкой бочка.
  
  АРТУР:
  Имей же, матушка, ты честь,
  Довольствуйся, чем есть.
  
  КОНСТАНЦА:
  Когда бы ты уродцем народился,
  Где нос - крючком, а глаз бельмом закрылся,
  Могла бы беспокойство я понять
  Как сострадалица, как мать.
  Но ты же - с безупречною душою,
  С прекрасной внешностью и светлой головою,
  Наследник царственный по праву и по роду, -
  Не соответствуешь уроду.
  Шли обруку фортуна и природа,
  Тебе дарили ум и красоту,
  Готовя государя для народа,
  В ком видели и честь и чистоту.
  Но почему ж фортуна отвернулась,
  И к дядьке Джону вдруг переметнулась?
  А тот, французу руку золотя,
  Надул его, моё дитя.
  Король французский клятву преступил,
  А Джон его за золото купил.
  Клятвопреступника помоями облей,
  Иначе оставаться здесь не смей.
  Иди же вон! И над душой не стой!
  Мне горе надо вынести одной.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Пардон, мадам! Прошу я и молю!
  Без вас не смею объявиться королю.
  
  КОНСТАНЦА:
  И смеешь, и пойдёшь, но без Констанцы!
  В гордыню облеку свои печали.
  Она повелевает мне остаться,
  Чтоб более меня не поучали.
  Моя печаль огромна, как Земля,
  Поднять её ни у кого нет силы,
  Взвалили на меня два короля
  Печаль, которую нести мне до могилы.
  (Опускается на землю.)
  Здесь тяготы мои и трон
  Сюда придут монархи на поклон.
  
  (Входят король Джон, король Филипп, Людовик, Бланка, Элеонора, Нагульный, герцог Австрии и сопровождающие их лица.)
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Да, дочь моя, прекрасен этот день,
  Он будет праздником для Франции всегда,
  Сияет солнце, изгоняя тень,
  Свой задержало бег небесная звезда.
  Добром светило землю золотит,
  Ему уныние в день праздничный претит.
  И будет этот день от года к году
  
  Дарить нам праздник, чудную погоду.
  
  КОНСТАНЦА:
  Да, праздник зла! Его ты всем дари!
   (Поднимается с земли.)
  Вписав сей день во все календари,
  Ни золотом надежд, а чёрной краской,
  Придав анафеме и совестной огласке.
  День унижения, предательства, позора
  Возненавидят все, забудут же - не скоро.
  Не место дате этой на неделе,
  Она - проказа на здоровом теле.
  Не дай же бог родить кому-то в день,
  Когда на всё ложиться злая тень,
  Несчастна мать, а главное - ребёнок
  Который обречён уже с пелёнок.
  Страшись крушения, моряк,
  Страшись купец, страшись скорняк,
  Страшись любой, кто б не был.
  День это проклят небом!
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Пошто веселью - злые векселя!
  Иль не сдержал я слово короля?
  
  КОНСТАНЦА:
  Убила фальшь и вас и ваше слово,
  Ни чести в нём, ни доблести былого.
  Вы, клятву дав, тотчас о ней забыли,
  Прикрывшись правдою, во благо зла творили.
  Вы с ворогом за правду нашу бились,
  А в результате с ним же - породнились.
  Забыта кровь, мечи смиренны - в ножнах,
  Скажи, король, как это всё возможно?
  Ты королей, всевышний, покарай,
  И ниспошли им горе и раздрай,
  Срази их меж собою до заката:
  Должна же быть предательству расплата!
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Мир нужен миру.
  Хватит воевать.
  
  КОНСТАНЦА:
  Мой мир - война,
  Австрийский Лимогес!
  Кровавой выгоде - проклятие небес!
  Тебя, подлец, я обвинить берусь:
  И раб ты, австрияк, и трус!
  В бою - ничто, во зле - велик,
  Могуч под сильною рукою,
  К фортуне, кровосос, приник,
  Тебя ничто не беспокоит.
  Почуяв, что фортуна рядом,
  От смерти уползаешь гадом.
  Не ты ли, ярый мой заступник,
  Как и они - клятвопреступник?
  Как глупо всё, как непристойно,
  Быть дураком, а слыть - достойным!
  Слова твои, как гром разили,
  Во славу правды и добра,
  Но все они - туманом были,
  Ему рассеяться пора.
  Я клясть тебя не перестану:
  Примкнул ты к вражескому стану.
  Зачем ты шкуру льва напялил?
  Залезь в осла - его ты славил!
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Когда бы были вы мужчиной,
  Немедля стали бы овчиной.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Осёл упрям и очень туп,
  Коль из мадам кроит тулуп.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  А из таких, как ты, мужчин
  Намну я дюжину овчин.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Осёл упрям и очень туп,
  Коль из меня кроит тулуп.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Не к месту это все, признаться.
  Прошу тебя не забываться.
  
  (Входит Пандольф.)
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Явился к нам легат от папы.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Помазанники неба, вам привет!
  Пандольф, миланский кардинал,
  Легат от Иннокентия святого,
  Здесь с поручением для Джона.
  Как ты посмел на церковь замахнуться
  Неслыханный поступок совершить:
  Кентерберийского епископа епархии лишить.
  Я требую ответа и немедля.
  Сей муж назначен папою самим
  И потрудитесь мне немедленно ответить.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Да где вы право обрели,
  Чтоб перед вами трепетали короли?
  Вы, кардиналишко несчастный,
  Смешны и тешитесь напрасно,
  Что я, помазанник небесный,
  Блюсти обязан папы интересы.
  А кроме этого ты папе передай,
  Что Англия не платит Риму дань,
  И ни одни священник итальянский,
  Не может обирать земли британской.
  Всё, что под солнцем Родины моей,
  Под властью лишь британских королей.
  И пусть об Англии забудет римский папа,
  Не то лишим мы самозванца лапы.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Здесь богохульству, брат, не место.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Монархи-христиане, вас не исключая,
  И льстят попу и папство привечают,
  Грешат они, конечно, но при этом
  От папы откупаются монетой.
  Грехов - немеряно,
  Немеряны - доходы,
  Он спуска не даёт и не даёт прохода,
  И на Земле, себя считая богом,
  Умножил скаредность - она уж за порогом .
  Я папе - не вассал и не поклонник,
  Мне - враг любой его сторонник
  
  ПАНДОЛЬФ:
  А коли так, то властью данной мне,
  Я предаю тебя, безбожник, сатане.
  Поступок твой - ужасен, грех - велик.
  Да будет проклят всеми еретик!
  И будет свят и славен тот,
  Кто короля-еретика убьёт.
  
  КОНСТАНЦА:
  Его анафеме я с Римом предаю!
  Благословите голову мою,
  Проклятия мои благословите,
  И в завершение "аминь" произнесите.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Меня, мадам, вы не ровняйте с вами,
  Уполномочен я самими небесами.
  
  КОНСТАНЦА:
  Когда закон не защищает право,
  И вера рушится и нравы.
  Мой сын лишён сегодня трона,
  Поставлен он законом вне закона.
  Теперь закон под властью короля,
  Несчастный сын, несчастная земля.
  Такой закон я не могу признать,
  Кляла и буду проклинать.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Король французский, именем небес
  Изыди из тебя поганый бес!
  Проклятия желая избежать,
  Еретику не можно руку жать.
  Коль Риму он не хочет уступить,
  Ты силой бунт обязан подавить.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Ужели, Франция, боишься и бледнеешь,
  Руки пожать под оком Рима не посмеешь?
  
  КОНСТАНЦА:
  Француза дьявол, видно, совратил,
  Он короля в безумца превратил.
  Не руку дьявол взял твою, а душу,
  В объятьях лживых он тебя задушит.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Филипп, послушай римского посла.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  И в шкуру обрядись осла.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Я вынужден пока терпеть...
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Приходится под шкурою потеть.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Что ты, Филипп ответишь кардиналу?
  
  КОНСТАНЦА:
  Молчит он - всё молчание сказало.
  
  ЛЮДОВИК:
  Ты перед выбором, отец.
  Так и решайся, наконец:
  Тяжёлое проклятие от Рима
  Иль сделка лёгкая с английским побратимом.
  Тебе решать,
  Где приобресть, где потерять.
  
  БЛАНКА:
  Недолго римское проклятье:
  Забудется и сносится как платье.
  
  КОНСТАНЦА:
  И ты, Людовик, трезвым должен быть:
  Кого избрать?
  Кого любить?
  Девицу или дьяволицу?
  
  БЛАНКА:
  Чего не выдумаешь только,
  Когда завистливости столько.
  
  КОНСТАНЦА:
  Завистливость моя лишь от того,
  Что получить не в праве ничего.
  Когда же всё, что надо получу
  Утешусь я и замолчу.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Король взволнован. Он - в оцепененье.
  
  КОНСТАНЦА:
  Так не молчи же. Прочь волненье!
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Король Филипп, ответа ждёт посол.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Опять беседе умной помешал осёл.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  В сомнениях, как в дебрях, я брожу,
  И всё никак ответ не нахожу.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Тебя проклятья церкви отрезвят,
  Когда ты попадешь к кромешный ад.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Когда бы, кардинал, на этом месте были,
  Я уверяю вас: иначе б рассудили.
  Две длани королевские сложились,
  А две души в одну объединись.
  Союз обетами священными скреплён,
  Меж нами прочный мир провозглашён.
  Пред тем, как руки царские скрепили,
  Мы их от скверны воинской отмыли.
  Их кровью кисть войны живописала,
  Пока меж нами злоба процветала.
  Мир оплатив жестокою ценою,
  Ужель опять пытать себя войною?
  Ужели мы похожи на ребят?
  Нам небеса такого не простят.
  Мы миру длани отдаём,
  Вся суть земного только в нём.
  Придётся вам, святой отец,
  Всему найти другой конец,
  На что, быть может, сир,
  Решимся мы, не расторгая мир.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Ничто не может вас сегодня оправдать,
  Пока Британии творите благодать.
  Коль от войны откажетесь, тем паче
  Вас церковь проклянёт и не иначе.
  Уж лучше тигра за клыки держать,
  Льву разъярённому смиренно лапу жать,
  Змее трёхглавой вырвать с корнем жало,
  Чем пред британцем открывать забрало.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Пусть даже и разнимем руки,
  Но вера скреплена уже порукой.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Противу нашей веры ставишь ты свою,
  Громишь обет обетом, а в бою
  Язык, доселе царский, низвергаешь,
  Предательский сегодня насаждаешь.
  Не ты ли клялся церковь защищать,
  И за святую веру воевать?
  Так будь же верен данному обету,
  И не срамись пред богом и всесветом.
  Все клятвы прочие - занятие пустое,
  Они обета первого не стоят.
  Когда дурное деешь - это скверно,
  Когда же отрекаешься - всё верно.
  Приняв же ложь за истинную веру,
  Греховному ты следуешь примеру.
  Но там, где правде следует служить,
  О прочем уже нечего тужить.
  Ошибся раз, так ошибись другой,
  Не будь ошибке вечною слугой,
  Вернись к истокам первого обета,
  Отпустит церковь грех любой за это.
  А коли ты останешься упрям,
  То несть числа тогда твоим грехам,
  Ты сгорбишься под спудом, а при этом
  Умрешь, забытый господом и светом.
  
  ГЕРЦОГ АВСТРИИ:
  Противу одному - другой!
  
  ГАУЛЬНЫЙ:
  Убогий!
  Ослы молчат, когда дерутся боги.
  
  ЛЮДОВИК:
  К оружию, отец!
  
  БЛАНКА:
  Ах, молодец!
  На свадьбу даришь славные подарки:
  Кровь породнённую, разлитую по чаркам,
  А вместо блюд - на свадебных столах
  Разложишь наших воинов тела.
  Когда бы трубы, бубны не гремели,
  Звучали б звуки свадебной свирели.
  Супруг!
  "Супруг" - как это слово ново!
  И дай, прошу я на коленях, слово:
  Войною против дяди не пойдёшь
  В лице его врага не обретёшь.
  
  КОНСТАНЦА:
  Уставшая сгибаться от невзгод,
  Молю тебя, упавши на колени,
  Ты папу не гневи и небосвод,
  Борись во имя веры поколений.
  
  БЛАНКА:
  Сейчас твою любовь я испытаю,
  И истинную цену ей узнаю.
  
  КОНСТАНЦА:
  Цена дороже чести не бывает,
  Теряет всё, кто честь свою теряет.
  
  ЛЮДОВИК:
  Дивлюсь я, государь, терпенью,
  Где место действию и рвенью.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Печально это всё. И я не скрою:
  Проклятие уже над головою.
  
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Мне папы глас, как божий, мил и дорог,
  А потому король английский - ворог.
  
  
  КОНСТАНЦА:
  Суть королевская очнулась.
  Величие к несчастному вернулось.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Отсутствуют и совесть здесь и такт:
  Француз не постоянен - это факт.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Так быстро Франция взлетала и упала,
  Ей для полёта силы недостало.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Часы у Франции дают сегодня сбой,
  Она своею жертвует судьбой.
  
  БЛАНКА:
  И солнце будто кровью обагрилось.
  В ужасном сне такое мне не снилось:
  Я разрываюсь на две стороны,
  Моей, поверьте, в этом нет вины:
  Я не могу желать виктории супругу,
  Как в дяде не могу убить я друга,
  И гимн французский я не запою,
  Чтоб не позорить бабушку мою.
  Но кто бы в сей войне не победил,
  Убита радость, не осталось сил.
  
  ЛЮДОВИК:
  Иди ко мне, коль я чего-то значу.
  В руке моей - и сила и удача.
  
  БЛАНКА:
  Там, где моя удача поселилась.
  Могила недалече разместилась.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Иди, кузен, войска в дружины строй.
  (Нагульный уходит.)
  Да, гневен мой сейчас, француз, настрой.
  Ты месть воспламенил и я, не двинув бровью,
  Залью сей пламень вражескою кровью.
  И кровь французская, столь близкая недавно,
  Прольётся в битве, но уже не равной.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Ты гнев свой кровью собственной погасишь.
  И собственное знамя ей окрасишь.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Итог победа подобьёт.
  Вперёд, бойцы мои, вперёд!
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Там же.
  
  Слышны сигналы фанфар к атакам. Идёт сражение.
  
  (Входят Нагульный с головою австрийского герцога.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Клянусь я жизнью жарок день!
  Нечистого витает тень
  И сыплет с неба беды.
  Пусть голова австрийца полежит,
  Пока не пал Филипп под нашею победой.
  
  (Входят король Джон, Артур и Губерт.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Вы, Губерт за мальчишкою смотрите,
  А вы, Филипп, в шатёр скорей спешите,
  Час неровён враги захватят мать,
  Иди, племянник, бабушку спасать.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Она ограждена, король, от бестий:
  Её величество уже в надёжном месте.
  Идёмте же скорее воевать,
  Нас заждалась Победа, наша мать.
  
  (Уходят)
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Там же. Шум сражения, отступление противника.
  
  (Входят король Джон, Элеонора, Артур, Нагульный, Губерт и сопровождающие их лорды.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН (обращаясь к Элеоноре):
  Вас разместим подальше от арены бранной.
  Останетесь вы здесь с надёжною охраной.
  (Обращаясь к Артуру):
  Не вешай носа, юный мой племянник,
  Ты дорог бабушке и дяде, мой юнец,
  Который любит нежно, как отец.
  
  АРТУР:
  Боль нестерпимая мне давит на виски.
  Я будто вижу: мать кончается с тоски.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН (обращаясь к Нагульному):
  Тебе же надо в Англию спешить
  Аббатские запасы потрошить.
  Ужо им преть под пологом святым,
  Дай волю ангелочкам золотым.
  Пора уже, пора уже аббату,
  Награбленное выделить солдату.
  Исполни всё на совесть, не на страх,
  Не отступай от воли ни на шаг.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ни колокол, ни свечи, ни писанье
  Не поколеблют это расписанье.
  Изъято будет серебро и злато.
  Когда я до соборов доберусь,
  За вас, мои родные, помолюсь.
  Пока же я целую ваши руки.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Прощай! Дай, бог, удачи внуку!
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Прощай, кузен.
  
  (Нагульный уходит.)
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Иди на пару слов ко мне, мой юный родич.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Приблизьтесь, Губерт, я вам очень должен.
  Как вам обязан, Губерт славный, я, о, боже!
  В душе и сердце, сути моей плоти,
  Мою любовь безмерную найдёте.
  Долг так велик, что выплатить неможно,
  Ведь, что не выплачу - оно почти ничтожно.
  Я преданность ценю твою и знаю,
  Сокровищем её бесценным почитаю.
  Дай руку мне, ты сделал, брат, не мало,
  Есть дело важное, но время не настало.
  Мне, право, неудобно говорить,
  Как искренне готов благодарить.
  ГУБЕРТ:
  Не столь достоин я такой монаршей чести.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Пока, мой друг, ты так не говори,
  Но заключить готов с тобой пари,
  Что как бы не тянулось долго время,
  Добром взойдёт посеянное семя.
  Есть что поведать: пред тобою каюсь,
  Но так светило яркое сияет,
  И день великолепием пленяет,
  Что говорить об этом просто не решаюсь.
  Когда б язык железный в медной пасти,
  Набатом извещал нас о напасти,
  А мы б с тобой на кладбище стояли,
  И горе горькое слезами поливали,
  Тогда бы я решился на беседу,
  Уподобляясь в гневе людоеду.
  Пока же кровь весёлая играет,
  Пока в глазах огонь добра сияет,
  Пока щеку растягивает смех,
  Рассчитывать не смею на успех.
  Другое дело б, коль тоска
  Была, как мне, тебе близка,
  Когда бы видел ты без глаз,
  Что сердце говорит - не глас,
  Тогда бы ты и днём услышал,
  Чем я живу, чем сердце дышит.
  Но воздержусь, и объявлю особо,
  Хоть ты и тот, кто верен мне до гроба.
  
  ГУБЕРТ:
  Исполню все, что государю надо,
  И даже смерть почту я за награду.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Ужель считаешь, что тебе не верю?
  Взгляни-ка ты на маленького зверя:
  Куда змеёныш этот не залезет,
  Везде он об убийстве дяди грезит.
  Надеюсь, разъяснять тебе не надо:
  Следи и бди за этим гадом.
  
  ГУБЕРТ:
  Не пикнет он, не улизнёт,
  Над ним я, как надгробный гнёт.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Поди, не вынесет он гнёт.
  
  ГУБЕРТ:
  А коль не внесет, помрёт.
  
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Пусть все мои враги умрут.
  
  ГУБЕРТ:
  Под гнётом долго не живут.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Грусть - в прошлом! Губерт, я доволен.
  Что сделаю, пока сказать не волен.
  Для вашей безопасности, мадам,
  Надёжных вам дозорных дам.
  
  ЭЛЕОНОРА:
  Благослови тебя господь!
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  А ты, племянник, в Англию спеши,
  С тобою - Губерт, страж и тела и души.
  Теперь - в Кале! Уже победа в подоле!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Там же. Шатёр французского короля.
  
  (Входят король Филипп, Людовик, Пандольф и сопровождающие их лица.)
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Итак, стихия водная и буря растерзали
  Армаду наших кораблей и разбросали,
  Как щепки по бушующему морю.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Поправятся дела. Не предавайся горю.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Непоправимое поправится не может.
  Анжер потерян, дух наш уничтожен.
  Артур пленён, союзники разбиты,
  Кровавый англичанин не сбежал,
  Не напугал его ни я, ни кардинал.
  
  
  ЛЮДОВИК:
  И взял позиции наш враг, и укрепил,
  Смекалку, норовистость проявил.
  Он дух в жестокой схватке не терял,
  И верные решенья принимал.
  Не читывал, не слыхивал такого.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Хвала, а не хула британцу в каждом слове.
  Не так срамны на этом фоне реки крови.
  (Входит Констанца.)
  Смотрите! Вот она!
  Душа мертва, но дух непобедим,
  Живёт в могиле этой нелюдим.
  Идёмте прочь отсюда, леди.
  
  КОНСТАНЦА:
  Вот вам цена за мир с медведем!
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Прошу вас успокоится, Констанца.
  
  КОНСТАНЦА:
  Вам на костях недоставало танца?
  Прощу советов мне давать не сметь,
  Отрада мне сегодня - только смерть.
  Приму её как высшую награду,
  И тлену и гниению я рада.
  Ты, ужас наводящая на смертных,
  Свой урожай косящая несметный,
  Приди ко мне из ложа вечной ночи,
  Убей меня, в глазницах вырви очи,
  Я кости мерзкие твои облобызаю,
  Украшу череп гневными глазами,
  На каждый перст я червяка надену,
  Запру дыхание я тленом,
  Сведу всех омерзением с ума,
  И стану чудищем, как ты сама.
  Твои гримасы я, как должное, приму
  И крепко, как супруга обниму.
  Отрада безысходных горемык,
  Вонзи в меня безжалостный свой клык.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Я успокоить вас хочу.
  
  КОНСТАНЦА:
  Не замолчу!
  Пока дышу - воплю я и кричу!
  Когда б могла я громом прогреметь,
  Я б потрясла весь мир своим рыданьем,
  Я б разбудила дремлющую смерть,
  Моля её о сей ничтожной дани,
  Но просьбою моей она пренебрегает.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Безумна ты. Она об этом знает.
  
  КОНСТАНЦА:
  Негоже святости такую речь держать.
  И не безумна я. Власы же буду рвать.
  Констанца, Джеффри бывшая жена,
  Теперь уже и сына лишена.
  Хотела бы я господа просить,
  Ума и памяти действительно лишить.
  Вы философию свою пустите в ход:
  Пусть и она меня к безумию ведёт,
  Тогда бы господа сама я умоляла
  Канонизировать в святые кардинала.
  Не может оценить безумец горя,
  Не видно боли в сумасшедшем взоре,
  Способен на такое только разум,
  Который жизнь на смерть меняет разом.
  Безумна мать, непомнящая сына,
  Ей сын мерещится во всём,
  А мне его потеря, как кончина,
  Вся жизнь моя была доселе в нём.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Ты в пряди локоны и мысли собери,
  И горе волей побори.
  Где серебро в твои власы забралось,
  По волоскам там горе рассосалось,
  И будто бы друзья объединились:
  И серебром на прядях засветились.
  
  КОНСТАНЦА:
  Я - в Англию! А вы же - как хотите!
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Власы сначала подберите.
  
  КОНСТАНЦА:
  Я подберу их, только вот зачем?
  Ведь я рвала их и кричала всем:
  "Ах! Вырвете из плена сына вы,
  Как волосы я рву из головы!"
  Они - свободны,
  Сын же мой - в неволе,
  Пленю их снова -
  Нет свободы боле.
  Вы, кардинал, не раз мне говорили,
  Что в небе встретим всех, кого любили,
  А коли так, то сына встречу снова,
  Поскольку божьему я всё же верю слову.
  Средь всех младенцев, Каина считая,
  Милее сына никого не знаю.
  Ужели скорбь загубит мой цветок,
  Померкнет вдруг румянец детских щёк?
  Он станет немощным и хилым,
  Болезнь свёдет его в могилу.
  И если даже в небе повстречаю,
  То как его такого я узнаю?
  Мне человека в свете нету ближе,
  Ужели сына больше не увижу?
  
  ПАНДОЛЬФ:
  У горя вашего, Констанца, беспредел.
  
  КОНСТАНЦА:
  Так рассуждает тот, кто сына не имел.
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Похоже, горе заменило сына.
  
  КОНСТАНЦА:
  То место в сердце, где был сын,
  Печаль облюбовала,
  Она, как всемогущий джин,
  Меня околдовала.
  Ложится спать в его кровать,
  За мною всюду ходит,
  Его словами мучит мать,
  С ума виденьем сводит,
  И исчезает не простясь,
  В его одежды обрядсь.
  Как мне с печалью не дружить?
  Мне без неё неможно жить.
  Прощайте!
  Только знайте:
  Когда бы вы такой страдали болью,
  На рану не бросала б вам я соли.
  Сумбур, сумбур в главе моей!
  Не может быть порядка и на ней!
  Артур!
  Артур! Души моей опора,
  Ведь не тебя, а жизнь украли воры,
  Вдову сыночка милого лишили.
  И с вечною печалью обручили.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ФИЛИПП:
  Для пагубы сумбур сей может повод дать.
  За нею надо наблюдать
  
  (Уходит.)
  
  ЛЮДОВИК:
  Меня утешить в мире ничего не может,
  Ничто не трогает уже и не тревожит.
  Жизнь без эмоций мимо проплывает,
  Как сказка старая дремоту навевает.
  Позора горечь упразднила сладость,
  В душе царит одна сплошная гадость.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Любой недуг перед леченьем,
  Стремится зло своё умножить,
  Приносит сердцу огорченье,
  Чтоб нас неверьем уничтожить.
  Что потерял ты, провожая день?
  
  ЛЮДОВИК:
  На всём беды сегодня тень.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Не думай, что в победе благо,
  Она - как чистая бумага.
  Не знаешь, что судьба напишет,
  На том листе, что спустят свыше.
  Хоть это странно, только Джон,
  Нас победив, уж обречён.
  Ты сожалеешь, что Артур пленён?
  
  ЛЮДОВИК:
  Должно быть, также я грущу,
  Как радуется Джон.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  И ум и кровь твои, Людовик, не созрели.
  Пророку внемли, он - заглавный в деле:
  Моё пророчество - целение от ран,
  Оно - твой путь к престолу англичан.
  Пленён Артур сегодня дядей Джоном,
  Но, как огнём, британца жжёт корона,
  Пока на свете здравствует юнец,
  Лишён покоя царственный подлец.
  Рука дрожит - трясётся символ власти,
  Хватается за всё, боясь напасти.
  Артур умрёт, а дядя не заплачет,
  Власть жаждет крови, а родной - тем паче.
  
  ЛЮДОВИК:
  Какая радость мне от гибели Артура?
  
  ПАДОЛЬФ:
  В борьбу вступает новая фигура:
  Ведь ты - родня принцессы Бланки,
  Получишь трон как муж испанки.
  
  ЛЮДОВИК:
  И. как Артур, лишусь всего.
  Мне участь уготована. его.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Как зелен ты на древе мира старом!
  Все козни Джона - только плюс! Ей-ей!
  И для него закончатся кошмаром:
  Кто крови жаждет, тот утонет в ней.
  Народ любой детей своих жалеет,
  Он к власти Джона сразу охладеет,
  Когда узнает, что король страны
  Убил ребёнка ради сатаны.
  И вот тогда, болезни, войны, свары,
  Блуждающие вечно по сторонке,
  Народом истолкуются как кары,
  За гибель убиенного ребёнка.
  
  ЛЮДОВИК:
  Зачем же жизни мальчика лишать,
  Когда в темнице можно содержать?
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Коль не распят Артур свинцом,
  То весть о будущем походе,
  Послужит для него концом
  И бурю вызовет в народе.
  Лобзая волю, тот народ,
  Во гневе Джона уберёт.
  Я вижу нравственный мятеж,
  И вашу выгоду допрежь.
  Безродный Фолькенбридж - прохвост,
  Заняв без права царский пост,
  Соборы грабит, рушит веру.
  Позор иуде-изуверу!
  Французских дюжина бойцов
  С толпой английских молодцов,
  В борьбе за честь объединятся,
  И королю - не оправдаться!
  Ведь иногда комочек скромный
  Лавиной катится огромной.
  Идём же, доблестный дофин,
  Ты в деле правом - исполин.
  Гнев возмущенного народа,
  Низвергнет гнусную породу.
  Я в доверительной беседе
  Уверю короля в победе.
  
  
  ЛЮДОВИК:
  Не зря же люди говорят:
  "Таится в смелости заряд!"
  Я знаю наперёд ответ:
  На ваше "да" отец не скажет "нет"
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Помещение в крепости.
  
  (Входят Губерт и палачи.)
  
  ГУБЕРТ:
  Пруты нагрейте на углях,
  И спрячьтесь здесь за гобелены,
  Лишь мальчик явится в дверях,
  Готовьтесь спутать его члены,
  Прошу при этом не зевать,
  Когда изволю вас позвать:
  Мне время - не резон терять.
  
  ПЕВЫЙ ПАЛАЧ:
  Надеюсь, есть у вас на это право.
  
  ГУБЕРТ:
  А разве я дурной достоин славы?
  Вот вам указ.
  Довольно с вас?
  (Палачи уходят.)
  Ну, принц, любимчик двух дворов,
  Ты нужен мне на пару слов.
  (Входит Артур.)
  
  АРТУР:
  Я рад увидеть, Губерт, вас.
  
  ГУБЕРТ:
  И для меня приятен, час ,
  Когда я принца маленького вижу.
  
  АРТУР:
  Надеюсь, вас я, Губерт, не обижу,
  Но должен вам заметить я, старик,
  Годами - мал я, правом же - велик.
  Грустите вы, заметить смею.
  
  ГУБЕРТ:
  Согласен, что бывал я веселее.
  
  АРТУР:
  Бог мне простит! Меня печальней - нет,
  Но стоит вспомнить мне французский свет,
  Как вижу двор из грустной молодёжи,
  Где тщатся скрыться под притворной кожей.
  Клянусь, что упивался бы весельем,
  Когда б тюрьму сменил на скотный двор,
  В хлеву свобода мне б казалась зельем,
  Но это всё - мальчишеский мой вздор,
  Ведь дядя мне давно беду готовит,
  Она его в любой момент устроит.
  Моя душа - его души страшится,
  Как он - моей, хотя моя - в темнице.
  Я - Джеффри, в этом суть вины,
  А потому - не миновать войны!
  Ведь будь я Губерта сынок,
  В тюрьме не отбывал бы срок.
  
  ГУБЕРТ (в сторону):
  Мне жалость затмевает разум,
  Кончать всё дело. надо разом!
  
  АРТУР:
  Ты бледен, Губерт, как бумага,
  Давай-ка помогу, бедняга,
  Хоть любишь меньше, чем тебя я,
  Тюрьма, мой друг, не кущи рая.
  
  ГУБЕРТ (в сторону):
  Слова его терзают душу:
  Нет мочи более мне слушать.
  
  Прочти, Артур, указ.
  (Подаёт бумаг и говорит в сторону):
  Что за водица капает из глаз?
  Ведь может пытка выжать из меня
  Потоки слёз, а не столпы огня!
  
  Ты слов не видишь на бумаге?
  
  АРТУР:
  Чтоб их прочесть, мне достаёт отваги.
  Вот хватит ли отваги сразу
  Железом выжечь оба глаза?
  
  ГУБЕРТ:
  Не смею я не подчиниться.
  
  АРТУР:
  Выходит - этому случиться?
  
  ГУБЕРТ:
  Придётся это сделать мне, придётся.
  
  АРТУР:
  При этом сердце ваше не сожмётся?
  У вас недавно голова болела
  Мне сердце быть холодным не велело,
  Спасая вас от боли и от стресса,
  Не пожалел я и платка принцессы.
  Вам полегчало. Был тому я рад,
  Не попросив платка у вас назад.
  Часов не ведая, и, не смыкая глаз,
  Боялся и тревожился за вас.
  Менял подушки, словом ублажал,
  На пульсе руку до утра держал.
  Иной бы пролежал, не шелохнувшись,
  И не помог бы, даже и проснувшись.
  А, может, вы себе вообразили,
  Что я - актёр в дешёвом водевиле?
  Вы за добро ответили мне злом,
  Так небу надо, значит, поделом.
  Хотите уничтожить вы глаза,
  В которых места не было для зла?
  
  ГУБЕРТ:
  Я сердце собственное клятвою убил,
  Иначе бы я так не поступил.
  
  АРТУР:
  Железный век - железная душа!
  Но и железо от стыда краснеет,
  Огню наперекор оно белеет,
  Но не меня, а палача страша.
  От слёз моих железо зашипит
  И голову невинную простит.
  Мне вера выдюжить поможет,
  А ржа - железку уничтожит.
  И как бы зло не полыхало,-
  Нет против совести металла.
  Неужто железяке вы под стать?
  И даже если б ангел мне сказал,
  Что вы меня намерены пытать,
  Я б вам поверил, а его прогнал.
  
  ГУБЕРТ:
  Прошу сюда явиться вас.
  (Подаёт условленный сигнал палачам.)
  (Появляются палачи с орудиями пытки.)
  Исполните приказ!
  
  АРТУР:
  Мне страшно, Губерт, и тюрьма как склеп.
  От вида одного головорезов я ослеп.
  
  ГУБЕРТ:
  Свяжите!
  Просьбы бесполезны.
  Подайте прут железный!
  
  АРТУР:
  Негоже грубость применять такую,
  Стою я смирно, никого не атакую.
  Прошу вас руки, ноги не вязать,
  И костоломов этих прочь убрать.
  Я буду, как ягнёнок, вам послушен,
  Не ранит крик от боли ваши уши.
  Случится может: вдруг я и заплачу,
  Но взгляда от железа не упрячу.
  Коль их прогонишь, я тебе прощу,
  Казни меня. Я, Губерт, не ропщу.
  
  ГУБЕРТ:
  Идите прочь!
  Есть у него такое право.
  
  ПЕРВЫЙ ПАЛАЧ:
  При сём присутствовать - не лучшая забава.
  
  (Палачи уходят.)
  
  АРТУР:
  Выходит, что прогнал я друга!
  Ужасный вид, а сердце - золотое.
  Зови его! Сочувствие - услуга,
  Тебе - пример, который жизни стоит.
  
  ГУБЕРТ:
  Готовься, мальчик. Меркнет свет.
  
  АРТУР:
  На излеченье права нет?
  
  ГУБЕРТ:
  Случилось так:
  На боль осталось право и на мрак.
  
  АРТУР:
  Ведь знаешь, что в глазу соринка,
  Больней, чем комару дробинка!
  И как же небо оправдает вас,
  Когда железом тычете мне в глаз!
  
  ГУБЕРТ:
  Не ты ли обещал молчать?
  
  АРТУР:
  Да не молчать мне надо, а кричать!
  На пару глаз - язык один ничто.
  Ты сам-то не молчишь почто?
  Уж лучше языка теперь лишиться,
  Чем червяком во мраке копошиться.
  Гляди-ка и железо почернело,
  Оно к неправой казни охладело.
  
  ГУБЕРТ:
  Мне свята воля короля,
  В печи достаточно угля.
  
  АРТУР:
  Где был огонь - там дым клубится.
  И пламень низости стыдится!
  Он там, где истина сияет,
  Огня без правды не бывает.
  Веленье господа свершилось:
  Не быть тому, что не случилось!
  
  ГУБЕРТ:
  Пусть будет так!
  Прошу, не обижайся.
  Живи и светом божьим наслаждайся.
  Казнить тебя я Джону небом клялся,
  Но дух корысти всё же не поддался.
  
  АРТУР:
  Я только истинному Губерту и верил,
  Прекрасный Губерт гнусного похерил.
  
  ГУБЕРТ:
  Ни слова больше! И прощайте.
  Настороже быть обещайте.
  Не знает Джон, что здравствуете вы,
  Иначе не сносить мне головы.
  Спокойно спите, мальчик мой, но знайте:
  За злато жизнь свою не продавайте.
  И можете мне в этом вы поверить:
  Что пережил, металлом не измерить.
  
  АРТУР:
  Я небу благодарен и тебе.
  
  ГУБЕРТ:
  Молчи. Ты - бог теперь в моей судьбе.
  Упрячу я тебя в безвестность, в бездну,
  Как только ты воскреснешь, я - исчезну.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Дворец короля Джона.
  (Входят король Джон, Пемброк, Солсбери и другие вельможи.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  На должном месте снова и в короне,
  Надеюсь, рады видеть короля на троне.
  
  ПЕМБРОК:
  Не всё, король, бывает свято:
  Коронование вторичное чревато,
  Оно имеет смысл, когда народ
  Противу государя восстаёт.
  Когда междоусобица тревожит,
  Когда народ спокойно жить не может,
  Когда война выходит на арену,
  Когда созрел момент для перемены.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Мы говорим так властелину потому,
  Что лишки царскому убранству ни к чему.
  Неможно золото украсить позолотой,
  В природе лилии нельзя исправить что-то,
  Фиалка - без духов благоухает,
  Льду - блеска,
  Радуге - цветов хватает,
  Свеча светилу - не подмога,
  Убранством не обманешь бога.
  
  ПЕМБРОК:
  Чтим короля, его святое дело,
  Но этот акт расстраивает нас,
  И сердце к сказке охладело,
  Переварив её не раз.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Мы, словно, изуверы-супостаты
  Ломаем предков наших постулаты.
  Как буря парус рвёт и топит судно,
  Так нас судьба кидает безрассудно,
  Мы мечемся под новою одеждой,
  И тешимся несбыточной надеждой.
  
  ПЕМБРОК:
  Когда хорошее на лучшее меняют,
  Напрасно время на усилия теряют,
  Когда себя за промахи ругаем,
  Нередко их повторно совершаем.
  И как бы вы не залатали платье,
  А взор сосредоточен на заплате.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Всё это вам, король, мы говорили,
  Чтоб вы короною корону не смахнули,
  Но вы совет двора не оценили,
  А мудрость нашу в шутку обернули,
  Но как бы ни было - король для нас закон,
  И будет всё, как пожелает он.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Коронованию второму есть резон,
  Всему двору и вам известен он,
  В повестке и других причин немало,
  Но излагать их время не настало.
  Пока же просьбы все готов исполнить,
  И все наказы ваши буду помнить.
  
  ПЕМБРОК:
  Дано мне право говорить:
  На том сошлись вельможи,
  А мыслей ход и сердца боль
  Мои со всеми схожи,
  Прошу от имени двора,
  От дум на сердце хмуро,
  Все полагают, что пора
  Освободить Артура.
  Неровен час начнут роптать,
  К тому найдут причины,
  Не дело - мальчика пытать
  И требовать кончины.
  Когда во власти вы сильны,
  Чего же вам бояться?
  Или неверием больны
  С короною расстаться?
  Родню упрятал в каземат,
  А слухи - на свободе,
  Они, король, тебе вредят,
  Они с ума нас сводят.
  Ребёнка ты освободи,
  Казни жестоко слухи,
  Нас в правом деле убеди,
  Для утвержденья духа.
  (Входит Губерт.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Да будет так.
  И слухи разом убиваем!
  Дитя на ваше попеченье оставляем.
  Какие, Губерт, новости расскажешь?
  (Отводит его в сторону.)
  
  ПЕМБРОК:
  Вот человек - кровавых дел вершитель,
  Смертельного указа исполнитель,
  Мне мой приятель близкий рассказал,
  Как Губерт документ ему читал.
  Он ликом мрачен, взгляд его свиреп,
  Запущен кукловодом сей вертеп,
  Боюсь, что гильотина опустилась,-
  Непоправимое, по-моему, свершилось.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Король горит, как алая заря,
  А вдругорядь - уже чернее тучи,
  То милуя поступок, то коря,
  Не зная, что надёжнее и лучше.
  Два великана намертво сошлись:
  Один - стремится в ад,
  Другой взмывает ввысь.
  
  ПЕМБРОК:
  Боюсь, уже известен результат:
  На небе мальчик,
  А в тюрьме - был ад.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Вас понимаю, но судьба сильней,
  Противиться мы все не в силах ей,
  Готов я был вельможам уступить,
  Но приказал Артур нам долго жить.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Вестимо, что болезнь была неизлечима.
  
  ПЕМБРОК:
  Она за мальчиком ходила по пятам,
  То изводила здесь его, то там,
  Тому, кто заразил его недугом,
  В аду и на Земле придётся туго.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Что брови сводите во гневе на владыку?
  А, может, главную нашли во мне улику?
  Я ножницам судьбы велеть не смею,
  Как и ладьёй судьбы я править не умею.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Игра - нечестная. Стыдитесь, государь!
  Ведите далее игру, но только знайте:
  Не верим более мы вам!
  Прощайте!
  
  ПЕМБРОК:
  Постойте, Солсбери, я с вами ухожу.
  Найдём наследие, о нём весь мир узнает.
  Я скорбь цветами на могилу положу,
  Пусть память светлая над мальчиком витает.
  Тому, кто всей Британией владел, -
  Теперь в земле - трёхфутовый надел.
  Пусть зреет ненависть, она решит конфликт,
  И справедливый вынесет вердикт.
  
  (Вельможи уходят.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Клянусь, что на вельмож не обижаюсь,
  Молюсь усердно, искренне терзаюсь.
  Твердит мне звон могильного набата:
  "Смерть за корону - дорогая плата."
  (Входит гонец.)
  Глаза испуганы и щёки побледнели,
  Как будто ранен ты смертельно на дуэли.
  Какие тучи лоб посланца хмурят?
  Как Франция? Откуда ветер дует?
  
  ГОНЕЦ:
  Тот ураган из Франции несётся,
  Уму масштаб его не поддаётся,
  У вас, мой сир, заимствовав внезапность,
  Несут Британии смертельную опасность.
  Моря преодолев на крыльях-парусах,
  Он уже на наших берегах.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Разведка наша, видимо, спилась,
  Коль праздности и дрёме отдалась.
  Быть может, мать моя совсем уже свихнулась,
  Коль от такого грома не очнулась.
  
  ГОНЕЦ:
  Из-под Земли её не слышат уши,
  Уже на небе их с Констанцой души.
  Скончалась мать великого британца
  А за три дня допрежь ,
  Сойдя с ума, - Констанца .
  Такие вести разнесла молва,
  Не знаю я: правдивы ли слова.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Свой натиск, случай гнусный, осади!
  Британских лордов дух не береди.
  Скончалась мать!
  Земель французских нет!
  И кто ж решился на такой ответ?
  
  ГОНЕЦ:
  Дофин, мой господин.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  От новостей кружится голова,
  Пронзают сердце горькие слова.
  
  (Входят Нагульный и Питер из Помфрета.)
  
  Какие ты извести несёшь,
  Зароешь в Землю или вознесёшь?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Кто худшего всё время сторонится,
  К тому оно негаданно стремится.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Был я снесён приливом неудач,
  Но снова встал и рвусь в атаку вскачь.
  Всю правду излагай, какая есть,
  Я от тебя приму любую весть.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Мешки, наполненные златом, -
  Итог визитов к пастырям богатым.
  Но на пути обратном к государю,
  Почуял я дымок народной гари.
  Народ в ночи неверия твой бродит,
  Он ищет правды, видно, не находит.
  Я захватил пророка из Помфрета,
  Пусть он ответит, что всё значит это.
  За ним толпа несметная бежала,
  Частушка матерная уши забивала:
  Что наступает царствию конец:
  Падёт в день Вознесения венец.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Что, сумасшедший, ты такое мелешь?
  
  ПИТЕР:
  Свершится всё, тогда-то и поверишь!
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Непозволительно такое никому!
  Запрячьте, Губерт, Питера в тюрьму,
  В день Вознесения, когда во власть вступлю,
  Вторично на меня наденут царскую корону,
  Наденьте на него петлю:
  Противен и двору он и закону.
  Веди его скорее в каземат.
  Ты нужен мне. Я жду тебя назад.
  (Губерт и Питер уходят.)
  Какие новости, племянничек, за морем,
  Кто угрожает нам и кто замыслил горе?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Война теперь Британии - обуза:
  Все речи нынче только о французах.
  Бигот и Солсбери очами так сверкают,
  Что будто сердце гневом обжигают.
  Артура ищут свежую могилу,
  Которого вы якобы сгубили.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Племянник, лордов быстренько найди,
  Ко мне немедля во дворец их приведи.
  И ублажу я всех, и отвращу беду.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Иду, иду, мой государь. Я их найду.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Одна нога - туда, вторая - здесь,
  Долой непонимание и спесь!
  Могу ли быть с вельможами в раздоре,
  Когда несёт захватчик смерть и горе?
  Вставляй, Меркурий, крылья в пятки,
  Лети за ними без оглядки.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Когда не могут ждать - не стоит рассуждать.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Да, речь достойна дворянина!
  Иди во след ему, детина.
  Возможно, нужен и ему гонец,
  Когда он измотается вконец,
  Испросит королевского совета,
  Тогда ты известишь меня об этом.
  
  ГОНЕЦ:
  Иду!
  Не буду времени терять!
  
  (Гонец уходит.)
  
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Скончалась мать!
  
  (Снова появляется Губерт.)
  
  ГУБЕРТ:
  Пять лун сегодня на небе сияли,
  Одна вращалась, а четыре - ждали.
  Такое диво никогда не наблюдали.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Пять лун!
  
  ГУБЕРТ:
  Клянусь вам!
  Я - не лгун.
  Снуют по хижинам и улицам старухи,
  Несут в народ пророчества и слухи:
  "Проклятье небо шлёт, а не иначе!"
  Артура имя шепчут.
  Тихо плачут.
  Их уха в ухо льют помои, хмурясь,
  Под тяжестью известия сутулясь.
  Кузнец стоял, забыв про наковальню,
  Затем крушил он молотом пекарню,
  Сапожник ножницами резал свой башмак,
  Товар готовый раздавал за так.
  Клиент довольный, потирая пузо,
  Поведал всем, что Кент уж под французом.
  Но тут купец навзрыд заголосил
  И всем о гибели Артура объявил.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Никак решил меня ты запугать?
  Всё норовишь Артура вспоминать?
  Желал я смерти - только и всего,
  Но убивал же, Губерт, ты его.
  
  ГУБЕРТ:
  Не по желанью убивал, по указанью
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Проклятье королей, увы, - рабы,
  Которые по прихоти царя
  Тела пакуют в свежие гробы,
  В законах беззаконие творя.
  Лишь только намекает государь,
  А рядом уже лижет руку тварь.
  
  ГУБЕРТ:
  Приказа вам неможно отрицать:
  Вот ваша подпись и печать.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Когда меж небом и землёй
  Решится час последний мой.
  Тогда и буду отвечать
  За эти подпись и печать.
  Но в этом деле есть одно
  Тебя порочащее "но":
  Любого твой ужасный вид
  На зло и подлость совратит.
  Тебе ж я только намекнул
  На устранение Артура,
  Как алчных тысяча акул,
  Твоя оскалилась натура.
  Я будто разума лишился,
  Когда на шаг такой решился.
  Твоя угодливость монарху
  Не знает милости и страха,
  Я начертал сей приговор,
  Ты - жизнь украл,
  Презренный вор!
  
  ГУБЕРТ:
  Но, государь...
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Молчи, дикарь!
  Когда бы головой качнул или смутился,
  Быть может, я тогда б остепенился.
  Быть может, мысли подлые мои
  Остановили б вздохи тяжкие твои.
  Но ты мой грех своим грехом умножил,
  И бедного мальчишку уничтожил.
  Вон со двора!
  Вон с глаз моих долой!
  Поплатишься иначе головой!
  Вельможи короля не понимают,
  Меня они в убийстве обвиняют.
  Враги у врат Британии стоят:
  Французы полонить её хотят,
  Стране грозит гражданская война:
  Стеною сокрушается стена,
  А совесть обвиняет мой поступок,
  Царю она не делает уступок.
  
  ГУБЕРТ:
  С французом вы готовьтесь к бою.
  Я совесть вашу примирю с душою:
  Смерть юного Артура миновала,
  И кровь меня его не запятнала.
  Теперь могу я с гордостью сказать,
  Что нет нужды мне руки отмывать.
  Быть может, облик мой суров,
  Таких на свете тыщи,
  Но заглянув под сей покров,
  Убийцы там не сыщешь.
  И пусть лицом похож на зверя,
  Но сердцем - матери добрее.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Артур живой?
  О боже мой!
  Беги, не мешкая, к вельможам,
  Теперь другой исход возможен:
  Хотят ли лорды, не хотят, -
  На этот раз меня простят.
  И ты прости мне заблужденье,
  Мой гнев, слепое наважденье ,
  Однако, время не теряй,
  На гнев, прошу, не отвечай.
  Зови разгневанный мой двор
  На откровенный разговор.
  Беги быстрей моих желаний,
  Да будет бег резвее лани.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Перед крепостью.
  
  (На стене появляется Артур.)
  
  АРТУР:
  Стена - до неба. Случай, пособи.
  Я прыгаю... Земля, не погуби!
  Меня в лицо почти никто не знает,
  Сочтут, что юнга в храбреца играет.
  Я, говоря по правде, очень трушу,
  Но я решил и это греет душу.
  Есть для побега тысячи дорог,
  Когда бы, спрыгнув, я подняться смог.
  Но лучше, убегая умереть,
  Чем за стеною каменною преть.
  (Прыгает со стены.)
  Попытка выжить у меня мала:
  Тверда, как сердце дядино, скала.
  Прими, Британия, отверженного прах,
  И душу праведную, бог, на небесах.
  (Умирает.)
  
  (Входят Пемброк, Солсбери и Бигот.)
  
  СОЛСБЕРИ:
  В Сент-Эдмондсбери встречусь с ним,
  Единственное вижу в том спасенье,
  Коль мира мы с французами хотим.
  Надеюсь, нет у вас другого мненья.
  
  ПЕМБРОК:
  Кто нам письмо от кардинала передал?
  
  СОЛСБЕРИ:
  Мелен. А он не требует похвал.
  От имени дофина он меня уверил,
  Что дело стоит свеч, и я ему поверил.
  "Здесь правды больше,"- сердце мне сказало,
  Чем в строгих строках кардинала.
  
  БИГОТ:
  К нему отбудем завтра, полагаю.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Я, господа, сегодня предлагаю.
  Ведь путь не мал: не менее двух дней.
  Чего раздумывать? Садимся на коней!
  
  (Входит Нагульный.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  И снова вам привет, рассерженный народ!
  Король вас во дворец немедленно зовёт.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Король лишился нашего респекта,
  Ему опорой более не будем,
  Он не король для нас уже, а некто,
  Кого за кровь невинную мы судим.
  Иди же! Совесть так нам приказала!
  Да и других за ним грехов немало.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Чтоб вы не говорили,
  Приказ остался в силе.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Печаль, а не приказ сегодня правит.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Печаль, я уверяю, вас оставит.
  И вы, прошу, оставьте неприязнь.
  
  ПЕМБРОК:
  Оставить незамеченною казнь?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Вы из-за собственного страха
  Себя сейчас казните - не монарха.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Вот вам тюрьма, а вот и тело..
  (Смотрит на тело Артура.)
  
  ПЕМБРОК:
  О, смерть, тебе ничто ни в счёт:
  Ни молодость, ни королевский род.
  Не погребла Земля Артура тело,
  Чтоб вздрогнул мир от беспредела.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Убийство, осознав безмерную вину,
  В могильную не прячет тело глубину,
  Оно оставило его на видном месте,
  Давая выплеснуться мести.
  
  БИГОТ:
  Нет, видимо, на свете силы
  Упрятать красоту в могилу.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Сэр Ричард, вы такое видели когда-то?
  Быть может, слышали, читали где-нибудь?
  Подумать о подобном жутковато,
  Несчастье в клочья разрывает грудь.
  Не это ль есть, друзья, корона зла,
  Возвысившись над царскою короной,
  В кровавых лапах смерть нам принесла,
  А царский герб украсила вороной.
  Её бельмом заросшие глаза,
  Не могут видеть скорбные мгновенья:
  Как катится Британии слеза,
  Как лики исказил момент волненья.
  
  ПЕМБРОК:
  Нет равных этому убийству на Земле,
  Погрязла совесть человечества во зле.
  Британия позора не забудет,
  Днём скорби этот день навеки будет.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Бесчеловечное кровавое деянье:
  Садизма и жестокости слиянье.
  Ужели это дело чьих-то рук?
  
  СОЛСБЕРИ:
  Ужели это дело чьих-то рук?
  А разве было у кого сомненье,
  Что Губерт, кровожаднейший из слуг,
  Исполнил королевское веленье?
  Я королю отныне не служу,
  И, голову пред жертвой преклоняя,
  На тело бездыханное гляжу,
  Слова священной клятвы повторяя:
  "Прочь от меня земные наслажденья,
  Забуду радости без тени сожаленья,
  Не знать с минуты этой мне покоя,
  До той поры, пока своей рукою,
  (Запомнить эту клятву всех прошу),
  Я мщения святого не свершу."
  
  ПЕМБРОК и БИГОТ:
  Все до единого твои слова приемлем,
  Священной клятве всей душою внемлем.
  
  (Входит Губерт.)
  
  ГУБЕРТ:
  Спешу вам, лорды, с радостью сказать:
  "Артур живой.
  Причины нет рыдать!
  Счастливый у истории конец!
  Кроль всех лордов просит во дворец!"
  
  СОЛСБЕРИ:
  Ведомый сатанинской круговертью,
  Ты не краснеешь даже перед смертью.
  Будь проклят, нелюдь средь людей!
  
  ГУБЕРТ:
  Я - не злодей!
  
  СОЛСБЕРИ:
  Закона я лишу возможности судить!
  (Вынимает меч.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Меч не марайте.
  В ножны вам его советую вложить.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Он наказание достойное заслужит:
  Убийцы шкура ножнами послужит.
  
  ГУБЕРТ:
  Прошу вас, Солсбери, умерить жар и пыл,
  Мой меч, как ваш, всегда меня хранил.
  Поверьте, защитить себя смогу,
  А в схватке не завидую врагу.
  Ваш род и сан меня не остановят,
  Коль наговор мне ваша честь готовит.
  
  БИГОТ:
  Как смеешь ты, навозный жук, грозить,
  И знать ничтожным словом поносить?
  
  ГУБЕРТ:
  Мне жизнь земную небо дарит,
  Она - дороже жизни государя!
  
  СОЛСБЕРИ:
  Ты -убийца.
  
  ГУБЕРТ:
  Ты вынуждаешь стать меня убийцей.
  Я никогда им не был. Лорд, ты врёшь!
  Ты лжёшь, как в этом разе говорится,
  Во лжи свой интерес блюдёшь.
  
  ПЕМБРОК:
  Да разорвать его на части!
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Прошу умерить страсти.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Я, полагаю, Фолькенбридж, вы - не болван,
  Иначе продырявлю вам кафтан.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Мне в дырах щеголять - не привыкать,
  А вас придётся в доски одевать.
  Не лучше ли запрятать в ножны меч,
  А не поленом в гроб дубовый лечь.
  Иначе же задолго до могилы
  В аду земном окажешься, мой милый.
  
  БИГОТ:
  Как, Фолькенбридж, всё это понимать?
  Возможно ли убийство оправдать?
  
  
  ГУБЕРТ:
  Не я его убил.
  
  БИГОТ:
  Кто ж принца погубил?
  
  ГУБЕРТ:
  Я лишь на час решил его оставить,
  Не смел себе такого и представить...
  Всю жизнь себе я это не прощу,
  Не меньше вашего скорблю я и грущу.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Не верьте вы слезам лжеца,
  Притворству подлеца,
  То плачет плоть, а дух смеётся,
  Убийца монстром остаётся.
  От духа этого смердит,
  Нам пребыванье здесь претит.
  
  БИГОТ:
  Скорей в Бери: к дофину надо нам.
  
  ПЕМБРОК:
  Король о нас осведомиться может там.
  
  (Лорды уходят.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Мир - тир с мишенями людей,
  Где бьют без промаха отравою идей!
  Коль затевал убийство это,
  Тогда прощайся с белым светом.
  Не может быть иначе и не будет
  Ты будешь проклят и растерзан, Губерт,
  
  ГУБЕРТ:
  Молю послушать.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Я выну из тебя, ублюдок, душу
  Она чернее ада Люцефера.
  Ужаснее не знаю я примера.
  Земля не может более носить
  Того, кто мог ребёнка порешить.
  
  ГУБЕРТ:
  О, боже, я же вам сказал...
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  И даже если ты не убивал,
  А только одобрительно кивал,
  То и тогда прощения не жди,
  Нет у тебя надежды впереди.
  И паутинка ироду сгодится,
  Чтоб на соломке тонкой удавиться.
  Как в ложке, плошке и стакане
  Виновный тонет, словно, в океане.
  
  ГУБЕРТ:
  Ни действием, ни мыслью не греховен,
  Души священной смерти не желал,
  В трагедии я этой не виновен,
  Я сам бы прежде умер, кабы знал.
  Он был здоров. Я подождать его просил.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Возьми же на руки его и унеси.
  Я будто среди недругов блужу,
  Отдохновения душе не нахожу.
  Как ты легко Британию вознёс!
  Она уже витает среди звёзд,
  Мы ей - ничто, дороже - небеса,
  А на Земле - лишь прах её посла.
  Величие Британии и гордость,
  Закон и право - всё пришло в негодность.
  Зубами алчными грызут страну раздоры,
  Не остановят их ни совесть, ни укоры.
  Кость королевского величия влечёт
  Сюда собак неведомых пород.
  Война на мир щетинится штыками,
  И разжигает споры между нами.
  В одном ряду - враги и недовольства:
  Теперь у них единое посольство.
  Сидят и ждут, когда же трон падёт,
  Когда его стервятник подберёт.
  Тот счастлив, кто в неравной сечи
  Не удостоен будет вражеской картечи.
  Ребёнка унеси. Потом уйдём вдвоём.
  Я должен повидаться с королём.
  Несу я торбу неотложных дел,
  Нас проклял бог. Он в этом преуспел.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Дворец короля Джона.
  
  (Входят король Джон, Пандольф и сопровождающие их лица.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Слагаю власть державную свою,
  Засим корону вам передаю.
  
  (Передаёт корону.)
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Святейший папа вам корону возвращает
  И в царской должности вас снова освящает.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Теперь святое слово подтвердите:
  К французам, как обещано, идите,
  Остановите именем святейшим
  И бойню, и пожар дальнейший.
  Бунт сеет бунт,
  Нет веры праву,
  Народ противится уставу,
  А верит только иноверцу,
  Вверяя трон ему и сердце.
  От бед молитвой оградите,
  Святым писаньем исцелите,
  Без исцеленья пропадём,
  И только муки обретём.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Не поднялась бы буря гнева в небо,
  Кода б на днях еретиком ты не был.
  Коль осознал ты суть своей вины,
  Я словом праведным уйму огонь войны.
  В день Вознесения увидит весь народ,
  Как солнце над Британией встаёт.
  Ведь в этот день ты скверну победил:
  Пред папой римским голову склонил.
  Французы слову моему поверят:
  И жаркий пыл свой сразу поумерят.
  
  (Уходит.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Мне помнится: предрёк пророк,
  Что в праздник Вознесенья
  Корону обрести порок
  Не даст мне, к сожаленью.
  Господь мне выход подсказал:
  Венец я добровольно сдал.
  
  (Входит Нагульный.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Весь Кент под пяткою французской
  Стоит лишь Дувр, как воин русский.
  Дофин по Лондону гуляет,
  Твой двор его уже ласкает,
  А горстка жалкая друзей,
  Куда прильнуть, не знает ей.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Узнавши, что живой юнец,
  Вельможи игнорируют дворец?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Артура видели дворцовые вельможи,
  Но принц уже был кем-то уничтожен.
  Пуста шкатулка - вор не постыдился:
  На камень жизни, сволочь, покусился.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Но Губерт уверял, что он живой,
  И клялся мне при этом головой.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  В душе я верю: так оно и было.
  А ты пошто так выглядишь уныло?
  Не падай духом - это не годится.
  В великой голове - великое родится.
  Не должен мир твоих эмоций знать,
  Настало время твёрдость проявлять.
  Никак нельзя от страха расслабляться:
  Король обязан королём держаться.
  Иди со временем,
  Огонь бори огнём,
  Бей наглеца, топчи его конём,
  Собой примеры храбрости являй
  И поданных на подвиг подвигай.
  Сверкай оружием на поле, бог войны,
  Круши во прах мир чёрной сатаны.
  Познает враг и гнев и ярость льва,
  Когда покатится в канаву голова.
  Зови на поле воинскую рать
  Врага во всеоружии встречать.
  
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Здесь до тебя уж гости побывали:
  С легатом папским мир мы сторговали.
  Он обещал дофину приказать
  Войска французские из Англии убрать.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Позор бесславному и подлому союзу!
  Пошто нам мира этого обуза?
  Враг нашу землю милую тиранит
  И гордых саксов больно в сердце ранит.
  Нельзя в угоду папским идеалам,
  Отдать себя на милость подлым галлам.
  Не может же незваный в гости гальчик,
  Ещё по сути безбородый мальчик,
  Ломиться в дом чужой в манере вора,
  Не получив достойного отпора.
  Быть может, кардинал врага уговорит,
  Но за себя народ наш постоит:
  И недруг каждый должен чётко знать:
  Готова Англия ответ достойный дать.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Теперь на неудачу не пинай:
  Груздём назвался - в кузов полезай!
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Британии нет краше,
  Любой нам враг не страшен!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Лагерь Людовика в Сент-Эдмондсбери.
  
  (Входят Людовик, Солсбери, Мелен, Пемброк, Бигот и военные.)
  
  ЛЮДОВИК:
  Граф, с документа копию снимите
  И для меня её на память сохраните.
  Верните лордам подлинник сейчас,
  Чтоб всё перечитав на свежий глаз,
  Они и мы, друг другу клятву дав,
  Блюли сей акт как воинский устав.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Мы клятву не нарушим никогда,
  Но есть в любом лечении беда,
  Когда в угоду общему здоровью
  Мы донора наказываем кровью.
  
  Дофин, мне грустно сознавать,
  Что будет головы снимать
  Мой меч буланый с плеч отцов,
  Плодя сирот и множа вдов.
  Когда в иные времена
  Мне доверяла вся страна, -
  С врагом не обнимался,
  А зверем в бой бросался.
  
  Ужели время стало ядом,
  Когда за мир предать всё надо,
  И отравить в душе своей,
  Что столь всегда ценилось ей?
  
  Мои печальные друзья,
  Все вы, а вместе с вами я
  Свой остров, где родились
  Отдать не постыдились.
  Тем самым Родине своей
  Врагов добавив, - не друзей.
  
  Не горько ли, слезами заливаясь,
  Врагу клянясь, а с совестью сражаясь,
  Главу склонив под знаменем чужим
  Быть недругом сородичам своим?
  
  Когда бы остров обнимающий Нептун
  Как домовой и добрый наш ведун,
  Унёс Британию от горя и невзгод,
  В те воды, где добро живёт,
  Соединились бы все люди воедино,
  Забыв войну, народов гильотину.
  
  ЛЮДОВИК:
  Высокий стиль души высокой -
  Знак скорби и тоски глубокой.
  Они взорвали благородство,
  Почуяв Англии банкротство.
  И благородство славно билось,
  Но, выбившись из сил, смирилось
  Между прощением и местью,
  Меж принуждением и честью.
  Я миром всё теперь решу
  И влагу чести осушу.
  Я женских слёз не признавал
  Всегда их пустяком считал,
  А эти слёзы, уж поверь,
  Мне в тайну приоткрыли дверь,
  Где я увидел, как душа
  Раскаты грозные верша,
  Распарывалась спором,
  Как небо метеором.
  Пусть сердце, Солсбери, твоё
  Иную песню запоёт,
  А слёзы подари мальчишкам,
  Мир представляющим по книжкам,
  Где сказка во дворце живёт
  И слёзы, не жалея, льёт.
  Ну, полно предаваться горю,
  Расходы полностью покрою:
  И чашка общая, и каша,
  И кошелёк - к услугам вашим.
  Сведём же руки воедино,
  Чтоб силой быть непобедимой!
  
  (Входит Пандольф.)
  
  Вот и святой легат явился,
  Он будто ангел опустился
  С небесною своею свитой
  Наш акт скрепить своей молитвой.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Принц Франции, примите мой привет,
  А вместе с ним напутственный совет:
  Военные знамёна зачехлите
  И мир с Британией навечно заключите,
  Поскольку Лондон Риму подчинился,
  Джон-еретик в поступках повинился.
  А дух войны, который терпит крах,
  Пусть, словно, лев уляжется в ногах
  И лижет миру руку грозный зверь,
  Пугая тех, кто жаждет битв теперь.
  
  ЛЮДОВИК:
  Прошу простить, но шаг довольно крут,
  Мой род и долг мне право не дают,
  Чтоб кто-то надо мною возвышался,
  Моими землями в обход распоряжался.
  И силы нет, готовой побудить
  В угоду ей безропотно служить.
  
  Не вы ль раздули жар войны,
  Которая меж нами угасала?
  Её остановить вы не вольны, -
  Она уже пожаром запылала.
  
  Не вы ль моё обосновали право
  Владеть Британскою державой?
  Я внял речам, на бой решился,
  И вдруг всего сей час решился!
  
  Теперь, когда у Джона с Римом
  Созрел для вас союз терпимый,
  Я должен отступить от планов
  И гнать домой своих уланов?
  Придётся вам меня простить,
  Но миру этому не быть!
  Артура смерть и с Бланкой брак
  Не позволяют мне никак
  От цели отказаться.
  К тому же и не скрою:
  Полцарства подо мною.
  
  Не потому ль вернуться должен,
  Что Римом Джон уже низложен?
  
  Не басурман я, не арап,
  Да и пока не римский раб.
  Когда солдат своих губил,
  Мне Рим ничем не пособил,
  Копейку лишнюю не дал,
  Пока за морем воевал.
  Моя здесь возрастает роль,
  Когда кричат: "Виват король!"
  
  Не мне ль в пылу военного азарта
  Корону дарит козырная карта?
  Я не хочу так поступать и не могу:
  Руками вашими отдать себя врагу!
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Вы тешитесь несбыточной надеждой,
  Не видя зла под пышною одеждой.
  
  ЛЮДОВИК:
  Но как бы ни было, назад не отступлю:
  Приказу Рима ни за что не уступлю.
  Вооружившись светлою надеждой,
  Не зло - уверенность несу я под одеждой.
  Не зря я отдых воинов нарушил:
  Победы славу я на них обрушил,
  Им не страшны лишения и смерть,
  Пока велю- готовы всё терпеть.
  (Слышатся звуки фанфар.)
  Кто так настойчиво зовёт меня в поход?
  
  (Входит Нагульный в сопровождении свиты.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  На этикет и мудрость полагаясь,
  Я в качестве посла к вам обращаюсь:
  Отец миланский, ваш ответ решит:
  Кто в Англии хозяин, кто бандит.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Дофин все доводы и просьбы отклонил:
  Сражаться будет до последних сил.
  
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  
  Речь юноши достойна похвалы.
  Я здесь не ради уличной молвы,
  Я государев щит, и глас
  И требую внимания от вас.
  
  Король готов к большой войне.
  Но рассказать позвольте мне,
  Как от души король смеялся,
  Что маскарад войны удался.
  Сбесившись, ваши командиры,
  Мальчишек всунули в мундиры,
  А те по полю разбежались
  И с тенью вражеской сражались.
  Пигмеев войско он хлыстом
  Накажет, свой очистив дом.
  Ведь не иссякла мощь и сила, -
  Она французов колотила.
  Не вы ль в стране своей сидели,
  Как пауки, забравшись в щели?
  Как пешки пали на доске.
  Держалась жизнь на волоске.
  И даже петушиный крик
  Пугал вас, как военный клик.
  Рука, что била под Парижем,
  Сегодня к вам гораздо ближе.
  
  Бронёю ощетинившись король,
  Защитника страны исполнит роль.
  Он, как орёл над собственным гнездом,
  Не даст врагу разрушить отчий дом.
  
  Да снизойдёт позор на тех,
  Кто для нероновских потех,
  Дав обмануть себя, не знает,
  Как мать Британию терзает.
  Им не в пример их дщери, леди,
  Как амазонки в гневном бреде,
  Под бой шагают барабанный,
  Отдав себя стихии бранной.
  Оставив иглы и напёрстки,
  Бронёю обрядившись жёсткой,
  Сердца огнём воспламенив,
  Идут французу супротив.
  
  ЛЮДОВИК:
  Хвастливых слов успел узнать я!
  Побереги от срама платье.
  Терять я время не могу,
  Отвечу действием врагу.
  
  ПАНДОЛЬФ:
  Я слово вставить был бы рад.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Мне дома говорить не запретят!
  
  ЛЮДОВИК:
  Позволю вам стоять, как истуканам,
  А говорить дозволю только барабанам.
  Пусть громом над Британией несутся,
  От страха пусть враги мои трясутся.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  И вас побьём и ваши барабаны,
  По полю разбежитесь, как бараны.
  На барабанный бой ответит наш набат,
  Он для французов будет жутковат:
  И, словно, с неба молнии и громы,
  Он известит француза о разгроме.
  Король, не полагаясь на легата,
  Чья миссия предательством чревата,
  Уже во всеоружии стоит,
  А смерть с косою на челе сидит.
  Косить она французов будет,
  А Джон на пир её прибудет.
  
  ЛЮДОВИК:
  Так бейте, барабаны, бой,
  Коль враг уже передо мной!
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Сомнений быть не может!
  Тебя он изничтожит!
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Поле битвы.
  
  Слышны призывы к оружию.
  
  (Входят король Джон и Губерт.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Поведай, Губерт, как идут дела?
  
  ГУБЕРТ:
  Неважно.
  Как, скажите, ваша голова?
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Жестоко лихорадка беспокоит
  К тому же - сердце сильно ноет.
  
  (Входит посыльный.)
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  Оставить Фолькенбридж вас просит поле боя,
  Куда направитесь, прислать ответ со мною.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  В аббатстве Свинстеда останусь.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  Хорошей вестью с вами, государь, расстанусь:
  В песках Гудвина
  Подмога сгинула дофина.
  Француз ослаб морально и телесно:
  Об этом Ричарду доподлинно известно.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  За весть благую вас благодарю,
  Меня простите: весь горю.
  Скорее в Свинстед! Я изнемогаю,
  Почти сознание теряю.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Другая часть поля сражения.
  
  (Входят Солсбери, Пемброк и Бигот.)
  
  СОЛСБЕРИ:
  Мы, лорды, просчитались с вами:
  Похоже, государь богат друзьями.
  
  ПЕМБРОК:
  Придётся нам взбодрить, друзья, французов,
  Иначе всем не сдобровать от подлого союза.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Как дьявол Фолькенбридж дерётся,
  Порядком от него французам достаётся.
  
  ПЕМБРОК:
  Молва гласит: здоровье короля на грани.
  Он занемог, оставив поле брани.
  
  (Входит раненый Мелен.)
  
  
  МЕЛЕН:
  Всему конец и поделом всем нам.
  Веди, веди меня к бутовщикам.
  
  СОЛСБЕРИ:
  В иные времена
  Другие нам давали имена.
  
  ПЕМБРОК:
  Да это же Мелен.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Он жив едва.
  Что привело его сюда?
  
  МЕЛЕН
  Бегите, благородные британцы,
  Вы проданы за грош, как африканцы.
  Покайтесь перед Родиной своей,
  Вернитесь к истине заложенных идей.
  Падите перед Джоном на колени,
  Молитесь о прощении без лени,
  Случись французам нынче победить,
  На плахе вам зарубленными быть.
  Где перед вами в дружбе распинались
  Дофин казнить публично вас поклялись.
  Всё это я несу из первых уст,
  И стоны слышу и костей ужасный хруст.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Как можно!
  Такое же представить невозможно!
  
  МЕЛЕН:
  Меня, увы, уже настигла смерть,
  Уходит жизнь и ей недолго тлеть,
  Ни помощи не надо, ни врача,
  Горю и таю, как церковная свеча.
  Когда за горло держит смерть рукой,
  Мне от обмана - пользы никакой.
  Дофин в своём решении жесток:
  Вам не увидеть более восток.
  Как только красное светило упадёт
  За горизонт, уставши от забот,
  А ночь накинет на планету мрак,
  Судьба оденет траурный свой фрак.
  Обет теперь Людовика, как твердь:
  Его победа - это ваша смерть.
  Вы Джону передайте мой привет,
  Был англичанином когда-то и мой дед.
  Те корни, что из Англии растут,
  Спасти её мне силы придают.
  Как будто предки совестят меня,
  За Францию- агрессора браня.
  Меня, прошу, от брани унести,
  Покой хочу пред смертью обрести.
  О, господи, за всё меня помилуй!
  Достойно умереть придай мне силы.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Тебе мы верим, чувствуем душой:
  Подарен редкий случай нам судьбой,
  Когда в предательстве увязнув по колено,
  На милый брег мы выбрались из плена.
  И, грязь смахнув, налипшую на тело,
  Берёмся снова за благое дело.
  Побиты мы, но души целы,
  Пусть кормчий Джон ведёт нас к цели.
  Я отнесу тебя на собственных руках,
  Ты весь горишь, терпи, наш друг, пока.
  Да будем верными Британии, как прежде!
  На новый путь, но с прежнею надеждой!
  
  (Все уходят, уводя Мелена.)
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Лагерь французов.
  
  (Входит Людовик в сопровождении свиты.)
  
  ЛЮДОВИК:
  Уж очень солнце медленно садилось,
  Краснело так, что будто бы стыдилось
  За то, как воины британские бежали,
  Дорогу футами английскими топтали.
  Вослед им пушки наши подтвердили,
  Что мы почти британцев победили,
  Кода собрав тряпицы от знамён,
  Недосчитались множество имён.
  
  (Входит посыльный.)
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  Я долг исполнить должен свой.
  Дофин мне срочно нужен.
  
  ЛЮДОВИК:
  Дофин перед тобой.
  Какую весть ты нам принёс на ужин?
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  Мелен убит.
  От графа только помочи остались.
  Английские вельможи разбежались.
  А ко всему: в песках Гудвина
  Пропала вся подмога юного дофина.
  
  ЛЮДОВИК:
  Ты вести горькие принёс.
  За это будь ты проклят, пёс!
  Не думал я, что эта ночь
  Низвергнет все успехи прочь.
  Уже молва течёт рекою,
  Что будто Джон здоровьем сдал.
  До времени покинул поле боя,
  А проще - убежал.
  
  ПОСЫЛЬНЫЙ:
  Кто б это не сказал, -
  Король действительно сбежал.
  
  ЛЮДОВИК:
  Прошу вас выставить дозор,
  А сам я поднимусь до зорь.
  И пусть решает завтра,
  Кто съест кровавый завтрак.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ШЕСТАЯ
  
  Открытая местность в районе Свинстедского аббатства.
  
  (Навстречу друг другу выходят Нагульный и Губерт.)
  
  ГУБЕРТ:
  Откликнись, кто идёт, иначе я стреляю.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Я - друг. Кто ты, однако, я не знаю.
  
  ГУБЕРТ:
  Я - патриот.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Куда же патриот идёт?
  
  ГУБЕРТ:
  Тебе какое дело?
  В лихие времена и любопытство губит.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Да ты, похоже, Губерт!
  
  ГУБЕРТ:
  Коль голос угадал, то, видимо, не враг,
  К тому ж, надеюсь, сударь - не дурак,
  А, значит, и ответит, кто таков.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Да здесь не надо лишних слов.
  Как можешь ты ответить "нет,
  Тому, кто сам - Плантагенет.
  
  ГУБЕРТ:
  Глаза и ум затмила ночь,
  Её не в силах превозмочь,
  Но ухо мне дало надежду,
  Что храбрый воин под одеждой.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ну, полно, полно извиняться.
  Пора за дело приниматься.
  
  ГУБЕРТ:
  Я вас ищу, но брови хмурить ночь,
  И не желает мне, коварная, помочь.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ты басни мне сейчас не пой,
  А суть вещей скорей открой.
  
  ГУБЕРТ:
  А суть черна, как эта ночь,
  Дай силы, боже, превозмочь
  Всё, что начертано судьбою,
  Она - не радует, не скрою.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Прошу тебя быть к теме ближе:
  Так не тяни и говори же!
  Ведь я не баба, чтобы ахать,
  Всё нипочём мне, кроме плахи.
  
  ГУБЕРТ:
  Боюсь, король отравлен был монахом.
  Он говорить почти не может,
  И это меня очень, сэр, тревожит.
  Без вашей помощи не справиться никак,
  Вы - наш единственный защитник и вожак.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Но как же можно было допустить,
  Чтоб государя смели отравить?
  
  ГУБЕРТ:
  Кто ж мог подумать, что монах
  Посмеет нанести нам крах?
  Суд над злодеем совершился:
  Паскудной жизни он лишился.
  Король, надеюсь, яд поборет,
  С недугом государь поспорит:
  Придёт и сон, и аппетит,
  И, наконец, заговорит.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ты на кого решился короля оставить?
  
  ГУБЕРТ:
  Себе не можете представить:
  К нему вернулись все вельможи!
  Принц Генри к государю их привёл
  И снял с предателей позорный ореол.
  А государь простить вельмож изволил
  И находится рядом с ним позволил.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Не посылай же, небо, более невзгод,
  Душа их вряд ли все переживёт!
  Прилив меня сегодня наказал:
  Как языком, он воинов слизал.
  Меня скакун от гибели унёс.
  "Что ждёт нас далее?" - стоит сейчас вопрос.
  Чтоб смерть быстрее нас не оказалась,
  Немедля к королю!
  Минуты не осталось!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА СЕДЬМАЯ
  
  Сад при Свинстедском аббатстве.
  
  (Входят принц Генри, Солсбери и Бигот.)
  
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Несбыточна надежда и бледна:
  Яд соки жизни отравил до дна.
  В мозгах, вместилище души,
  Где жил живейший ум,
  Нет места более для дум.
  Отец бессвязными речами извещает,
  Что дух его на небо отбывает.
  
  (Входит Пемброк.)
  
  ПЕМБРОК:
  Он задыхается и будто говорит,
  Что тело его пламенем горит.
  Так дайте воздуха!
  Пусть свежего глотнёт!
  И жар, его сжигающий, спадёт.
  
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Несите его в сад.
  Побудет пусть в саду.
  Он всё ещё в бреду?
  
  (Бигот уходит.)
  ПЕМБРОК:
  Сейчас спокойнее.
  Похоже, может боль терпеть.
  Когда ж вы уходили, пробовал запеть.
  
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Недуг, обманщик, боли отпускает,
  Больной поёт, недуг же - убивает.
  А смерть, из бездны появляясь,
  Над жизнью, будто издеваясь,
  Терзает грёзами рассудок,
  И верить заставляет в предрассудок.
  Но грёзы исчезают прочь.
  И наступает только ночь.
  Чудес на свете не бывает:
  Смерть не поёт, а подвывает.
  Я, лебедя птенец,
  Внимаю, как отец
  Поёт душе печальную кончину,
  Оставив на земле мою личину.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Личина сбросит старую одежду,
  И станет явью бывшая надежда,
  Разор и хаос Англию покинут,
  Былые временя в баллады минут.
  
  (Входит вся свита, Бигот вносит на кресле короля Джона.)
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Душа моя эфиром разлетелась:
  Она - повсюду, где ей захотелось.
  Нет для неё ни окон, ни дверей,
  Ничто ей - окрик или вой зверей.
  В груди же лето жаркое пылает
  И в прах меня живого обращает.
  Я корчусь, как пергамент от огня,
  Лишь пепел остаётся от меня.
  
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Отец, что с вами происходит?
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  Мне яд уже все члены сводит.
  Кончаюсь, а помочь никто не хочет,
  Палящий зной зимы мне не пророчит.
  Зима прохладою уста не разведёт,
  Нутро горящее и Темза не зальёт,
  И даже Север хладом не остудит,
  Никто из вас к тому их не принудит.
  Как вы скупы, как мой не властен глас:
  Прохлады не допросишься у вас.
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Я влагой собственной тебя, отец омою:
  Моей обильною горючею слезою.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  В твоих слезах - сплошная соль,
  А это, сын мой, тоже - боль.
  Свой приговор мне вынес яд:
  Он короля отправил в ад.
  Грехом отравленная кровь
  Сожгла до селе прочный кров.
  
  (Входит Нагульный.)
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Я так бежал,
  Я так, король, спешил.
  Увидеться не чаял я души.
  
  КОРОЛЬ ДЖОН:
  К моменту мне закрыть глаза,
  Племянник, ты поспел.
  Когда бы пламень не терзал,
  Пожить ещё б хотел.
  Жизнь, уплывающий челнок,
  Списал за борт - таков уж рок.
  От смерти я теперь - на волос,
  И вряд ли твой услышу голос.
  Что королём когда-то было -
  Комок земли в сырой могиле.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Дофин щетинится опять,
  Не знаю, чем и отвечать.
  Прилив нас ночью наказал:
  Как языком солдат слизал.
  
  (Король умирает.)
  
  СОЛСБЕРИ:
  Уже ли ты не знаешь? -
  О мёртвых уху мёртвому вещаешь.
  О, мой король!
  О, господин!
  Ты был и был народ един,
  А что же ныне?
  
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Забыли вы о сыне.
  За дело смело я берусь
  И умереть не побоюсь!
  Коль стал король британскою землёю,
  Кому же, как не мне, вести всех за собою?
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Ты нас покинул, я - живой остался,
  Чтоб враг наш лютый кровью умывался.
  Когда же вражью уничтожу спесь,
  На небо поднимусь и послужу, как здесь.
  Вы, звёзды, вновь обретшие орбиты,
  Смахнув труху дофиновых бандитов,
  Ведите воинов Британии в поход,
  Устал уже от ига бедный наш народ.
  Врага всегда умно опередить:
  Побить другого а - не битым быть.
  Дофин хватает нас за пятки!
  Вперёд!
  Вперёд, мои ребятки!
  
  СОЛСБЕРИ:
  Ты мнение, должно быть, поменяешь,
  Когда от нас известие узнаешь,
  О том, что кардинал сюда явился
  И за поход дофина повинился.
  Дофин Британию отныне покидает,
  Претензий более он нам не предъявляет.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  В любом бы случае он так и поступил,
  Когда бы здраво дух наш оценил.
  
  СОЛСБЕРИ:
  Дофин обозы к морю переправил,
  Пандольфу полномочия оставил
  Уладить с нами спорные вопросы,
  И мы его теперь оставим с носом.
  Коль вам угодно, то мы долга ради
  Идём к Пандольфу все дела уладить.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Пусть будет так.
  От вас же, принц достойный,
  Ждёт почестей король покойный.
  
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Отправим в Ворчестер и будь покоен:
  Там, где желал, он будет похоронен.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Отца в родную землю схоронив,
  Подхватит сын родной земли мотив,
  Британию он на ноги поставит,
  И в мире уважать себя заставит.
  Колена перед вами преклоняю,
  Служить вам правдою и верой обещаю.
  
  СОЛСБЕРИ:
  И мы служить клянёмся вечно
  Душою всей и безупречно.
  
  ПРИНЦ ГЕНРИ:
  Я чувств высоких от друзей не скрою,
  Слов не найдя, благодарю слезою.
  
  НАГУЛЬНЫЙ:
  Две скорби нас сегодня донимают:
  Одна - в земле, и на земле - другая.
  Мы ту, что остров топчет, одолеем,
  Иначе и подумать мы не смеем.
  Пока наш остров Англией зовётся,
  Любому ворогу уйти с него придётся.
  
  (Уходят.)
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"