Новиков Владимир Александрович : другие произведения.

Двенадцатая ночь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ
  
  По мотивам комедии В. Шекспира
  TWELFTH-NIGHT; OR, WHAT YOU WILL
  
  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
  
  ОРСИНО, герцог Иллирии.
  СЕБАСТЬЯН, брат Виолы.
  АНТОНИО, капитан, друг Себастьяна.
  КАПИТАН, друг Виолы.
  ВАЛЕНТИН, КУРИО, дворяне из свиты герцога.
  СЭР ТОБИ БЕЛЧ, дядя Оливии.
  СЭР ЭНДРЮ ЭГЧИК, поклонник Оливии.
  МАЛВОЛИО, дворецкий Оливии.
  ФАБИАН. ФЕСТ, ШУТ, слуги Оливии.
  ОЛИВИЯ.
  ВИОЛА.
  МАРИЯ, служанка Оливии.
  Вельможи, священник, моряки, офицеры, музыканты и другие.
  
  Действие происходит на прибрежной части Иллирии.
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Дворец герцога Орсино.
  
  (Входят герцог Орсино, Курио и другие придворные в сопровождении музыкантов.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Коль музыка любовь собою полнит,
  Пусть роль она высокую исполнит.
  В той музыке душа моя витает,
  И, пересытившщись, от неги умирает.
  Ещё напев!
  Он льётся замирая,
  И нежностью своей мой слух лаская,
  Как южный ветерок незримою рукою
  Фиалку дивную касаньем беспокоит,
  Воруя аромат и опьяняя душу,
  Которая не в силах это слушать.
  Но что-то в музыке сегодня не такое,
  Не так она, как раньше беспокоит.
  О, дух любви, как ты неугомонен,
  Как океан суров ты и огромен,
  Твоя стихия душу поглощает
  И никогда о ней не вспоминает.
  
  КУРИО:
  А не заняться ли охотой, государь?
  ГЕРЦОГ:
  И на кого же мне охотиться прикажешь?
  
  КУРИО:
  На лань, мой государь, на лань.
  
  ГЕРЦОГ:
  Да я уже давно охочусь
  На благороднейшую лань
  С момента, как Оливию увидел.
  Она вокруг облагораживает всё,
  И я в оленя тут же обращаюсь.
  Как гончие, желания мои,
  Преследуют, не уставая, жертву.
   (Входит Валентин.)
  Приветствую тебя! Что мне о ней расскажешь?
  
  ВАЛЕНТИН:
  Меня к ней, государь, не допустили.
  Передаю слова её служанки:
  Семь долгих лет от мира будет скрыта,
  Где, облачённая в монашеский наряд,
  Она в слезах свой коротает век,
  Не выходя на божий свет из кельи.
  Не может память об умершем брате
  Её их этих пут освободить.
  
  ГЕРЦОГ:О
  О, сердце, памятью ранимое о брате,
  Что станется , несчастное, с тобой,
  Когда любовь пронзит тебя стрелою,
  А помыслы пленит прекрасный рыцарь,
  Из рук которого не выбраться вовек.
  Вперед! К цветам!
  Где в ароматах счастья будуары
  Куда спешат влюблённые все пары.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Берег моря.
  
  (Входит Виола, капитан и матросы.)
  
  ВИОЛА:
  Друзья, что это за обитель?
  
  КАПИТАН:
  Иллирия зовётся, госпожа.
  
  ВИОЛА:
  И что прикажете в Иллирии мне делать?
  Мой брат уже в Элизиуме бродит.
  А, может, он совсем не утонул,
  И всё-таки живёхонек остался?
  
  КАПИТАН:
  Случайность полная, что вы остались живы.
  
  ВИОЛА:
  Быть может, и его случайность наградила.
  
  КАПИТАН:
  Возможно, госпожа, и так.
  Скажу вам, чтоб в надежде укрепились:
  Когда корабль разрушила стихия,
  И вы, в числе других, умчались в шлюпке,
  Я видел брата, кто кошмару не поддался.
  Используя науку и смекалку,
  Он к мачте корабельной привязался,
  Которую кидало, словно, щепку.
  Как, Арион, спасаемый дельфином,
  Неистово носился по волнам,
  Пока его мой взор не потерял.
  
  ВИОЛА:
  Возьми-ка мзду за это, капитан.
  Достойна весть награды золотой.
  Моё спасение и твой рассказ о брате
  Во мне рождают добрую надежду.
  Тебе знакома эта сторона?
  
  КАПИТАН:
  Да, госпожа.
  Недалеко от этих мест родился я и вырос.
  
  ВИОЛА:
  И кто страною сей повелевает?
  КАПИТАН:
  Великий герцог, славный родом и собою.
  
  ВИОЛА:
  Как герцога по имени зовут?
  
  КАПИТАН:
  Орсино.
  
  ВИОЛА:
  Орсино!
  Помню это имя.
  Отец о нём рассказывал когда-то.
  В ту пору был Орсино холостым.
  
  КАПИТАН:
  Да и теперь женат Орсино вряд ли.
  По крайней мере, месяцем назад,
  Когда я отбывал отсюда,
  Семьёю не был он обременён.
  А чернь о нём давно уже болтает:
  Он по красавице Оливии страдает.
  
  ВИОЛА:
  Кто такова?
  
  КАПИТАН:
  Девица, славная умом и красотою,
  Дочь графа, год умершего назад,
  Который всё доверил её брату,
  А тот ушёл из жизни вслед за графом.
  Графиня отреклась от света и мужчин,
  Их не желая и не видеть, и не слышать.
  
  ВИОЛА:
  Как мне хотелось бы попасть к ней в услуженье,
  Скрывая планы до поры и положенье.
  
  КАПИТАН:
  Устроить это будет нелегко:
  Она от мира и желаний далеко.
  И даже герцога к себе не допускает.
  
  ВИОЛА:
  Умеете, признаюсь, капитан,
  Вы говорить и обольщать собою,
  Хотя не скрою,
  Что многие под маскою такою
  Готовы прятать неприглядное нутро,
  У вас же - всё в гармонии единой.
  Когда вы скроете моё происхожденье,
  Найдёте платье, подходящее для действа,
  И план задуманный поможете внедрить,
  Я оплачу старания сторицей.
  Меня представьте евнухом монарху,
  Обман ваш не покажется обманом,
  Поскольку петь и веселить умею,
  И славно герцогу сумею послужить.
  Всё остальное - времени доверю.
  Я очень вашей преданности верю.
  
  КАПИТАН:
  Так будьте евнухом, а я при вас - немым.
  Клянусь, поверьте, не напрасно:
  Язык развяжется - глаза угаснут.
  
  ВИОЛА:
  Благодарю. Идёмте.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Дом Оливии.
  
  (Входят Сэр Тоби Белч и Мария.)
  
  СЭР ТОБИ:
  И что за блажь в мою племянницу вселилась?
  Она так смертью брата огорчилась!
  О, господи, несчастной помоги.
  Заботы - наши вечные враги.
  
  МАРИЯ:
  Вам следует пораньше возвращаться,
  Чтоб госпоже моей напрасно не терзаться.
  
  СЭР ТОБИ:
  Кто упрекает - дважды упрекаем сам.
  
  МАРИЯ:
  Негоже выходит за рамки для вельможи.
  
  СЭР ТОБИ:
  За рамки я не выхожу,
  Внутри себя всегда держу.
  Напившись, из штанов не выпадаю,
  Ботинок по дороге не теряю.
  
  
  МАРИЯ:
  Запои вас до ручки доведут. Вчера хозяйка мне об этом говорила, упомянув о рыцаре-придурке, которого ухаживать за ней вы приводили.
  
  СЭР ТОБИ:
  Ты говоришь о Сэре Эндрю?
  
  МАРИЯ:
  Да, о нём.
  
  СЭР ТОБИ:
  В Иллирии не хуже он любого.
  
  МАРИЯ:
  И что же в том такого?
  
  СЭР ТОБИ:
  Ведь он гребёт три тысячи дукатов в год!
  
  МАРИЯ:
  У дурака и пьяницы карман пустой останется.
  
  СЭР ТОБИ:
  Как смеешь ты такое говорить!
  Ведь он отменный музыкант,
  Знаток заморских языков,
  Природой дан ему особенный талант.
  
  МАРИЯ:
  Вот уж, действительно, дебила
  Природа дурью наделила.
  К тому же - он отменный скандалист.
  Когда бы трусость не держала удила,
  Судьба давно бы уж в могилу завела.
  
  СЭР ТОБИ:
  Любой - мерзавец,
  Кто о нём так говорит.
  За это будет лично мною бит!
  Ты покажи мне их,
  Ты говоришь о ком?
  
  МАРИЯ:
  О тех, кто видят вас всё время под хмельком.
  
  СЭР ТОБИ:
  Пока я горло зельем не залью,
  Пока вино в Иллирии искрится,
  Всё пью я за племянницу свою.
  Как за её здоровье не напиться!
  Кто за неё до чёртиков не пьет, -
  Невежда и последний идиот.
  Всё это, милая, по сути - ерунда.
  Сэр Эндрю направляется сюда.
  
  (Входит Сэр Эндрю.)
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Сэр Тоби Белч, я рад вас видеть!
  
  СЭР ТОБИ:
  Сэр Эндрю, вам моё почтенье!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Привет, прекрасная мегера.
  
  МАРИЯ:
  И сэру пламенный привет.
  
  СЭР ТОБИ:
  Заигрывай, Сэр Эндрю, не стесняйся.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А что она собою представляет?
  
  СЭР ТОБИ:
  Служанка у племяннице моей.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Хочу с Игруньей познакомиться поближе.
  
  МАРИЯ:
  Меня Марией величают, сударь.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Игрунья славная...
  
  СЭР ТОБИ:
  Тебя, мой рыцарь, не туда заносит. Ты должен взять на абордаж Игрунью.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Я, честно говоря, на это не решусь. В твоём понятии заигрывание это?
  
  МАРИЯ:
  Моё почтение, вельможи.
  
  СЭР ТОБИ:
  Не можешь ты её обворожить, коль не способен меч свой обнажить.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Уйдёте вы - не обнажу меч. Вы рубите сплеча.
  По-вашему: дурак попался в руки?
  
  
  МАРИЯ:
  Нет никого в моих руках.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Нет, милочка, пока.
  Берите! Вот моя рука.
  
  МАРИЯ:
  Признаться, лучше за бутылку ей держаться.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Метафорой вы пользуетесь резво.
  
  МАРИЯ:
  По крайней мере, сударь, это трезво.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Я не осёл пока, Но уверяю вас - трезва моя рука. А в чём же шутка?
  
  МАРИЯ:
  Надеюсь, что заметили и вы, что шутки все мои трезвы.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  И много этаких у вас?
  
  МАРИЯ:
  Они слетают с пальчиков моих.
  И потому рука свободна от других.
  Я руку вашу оставляю на свободе.
  
  (Уходит.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Сражён ты тем, что выпил маловато.
  Бывало ль с рыцарем подобное когда-то?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Скажу вам: было,
  Когда канарское буквально с ног валило.
  Однако же, дружище, я не скрою:
  Подводит остроумие, порою.
  На этом поприще не вижу, брат, прогресса:
  Шучу всегда на уровне балбеса.
  Всему я, думаю, вина -
  Обильный стол и ветчина.
  
  СЭР ТОБИ:
  Она, мой брат, она.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Когда бы в этом сам себе признался,
  Уж лучше бы голодным оставался.
  И чтоб лишиться этой ипостаси,
  Сэр Тоби, отбываю восвояси.
  
  СЭР ТОБИ:
  Ах, поркуа, достойный рыцарь, поркуа?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Что "поркуа" в контексте значит?
  Ты хочешь друга озадачить!
  А проще дай ответ:
  Мне ехать или нет?
  Не занимался я в когда-то языком,
  Турниры, танцы захватили целиком.
  Уж лучше было бы тогда мне не беситься,
  Искусством заниматься, мудрости учиться.
  
  СЭР ТОБИ:
  Тогда б и волосы твои остались целы.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А разве их недостаёт на голове?
  
  СЭР ТОБИ:
  Они остались, но не вьются.
  
  СЭР ЭНДРБ:
  Но я способен с ними приглянуться.
  
  СЭР ТОБИ:
  Болтаются, как лён на прялке. Надеюсь, что когда-нибудь хозяйка, взяв над тобою власть, зажмёт главу между колен и станет прясть.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  И вправду я уеду завтра. Племянница твоя не кажет глаз, да и покажет их на мне не остановит. К тому же - герцог к ней совсем неравнодушен.
  
  СЭР ТОБИ:
  Не пара герцог ей: он и летами старше, и умом мудрее, по крайней мере, так она клялась. Ушами собственными слышал. Взбодрись и не теряй надежды.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Пожалуй, потерплю я месячишко. Люблю пирушки, маскарады, как мальчишка.
  
  СЭР ТОБИ:
  Ужели пустяки такие рыцарю по нраву?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Такой породистый в Иллирии найдётся вряд ли, кто б в этом превзошёл меня. Я стариков в расчёт не принимаю.
  
  СЭР ТОБИ:
  Чем, рыцарь, ты в галльярде превосходишь остальных?
  СЭР ЭНДРЮ:
  Такое выкину коленце, что ты ахнешь!
  
  СЭР ТОБИ:
  Бараньи обожаю я коленца.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  В забавах праздных я любого илдлирийца стою.
  
  СЭР ТОБИ:
  Так приоткрой завесу этого всего, позволь талантами твоими насладиться. А, может, ты боишься запылится, как старые картины миссис Молл? Ну, почему ты в церковь не бежишь, домой кузнечиком не скачешь? С твоим умением я б весь кружился в танце, а ты свои способности скрываешь. Смотрю я на ноги твои и удивляюсь: ты под звездой балетною родился.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Нога красива подо мною, особо в розовом чулке.
  А не кутнуть ли по причине этой?
  
  СЭР ТОБИ:
  А что ж друзьям, скажите, делать старым?
  Ведь под Тельцом мы рождены недаром!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Телец - до пиру молодец!
  
  СЭР ТОБИ:
  А ну, скачи, а ну, пляши, а ну, резвись от всей души!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Дворец герцога.
  
  (Входят Валентин и переодетая в мужчину Виола.)
  
  ВАЛЕНТИН:
  Коль герцог будет и в дальнейшем расположен к вам, Цезарио, так мило, то вы пойдёте далеко. Три дня всего, а он как-будто знает вас всю жизнь.
  
  ВИОЛА:
  Капризов опасаетесь его, небрежности моей, а, может, сомневаетесь в его расположении ко мне в дальнейшем? В своих привязанностях он непостоянен?
  ВАЛЕНТИН:
  Нет. Поверьте.
  
  ВИОЛА:
  Я вас благодарю. А вот и герцог.
  
  (Входит Герцог, Курио и свита.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Эй, там! Цезарио найдите!
  
  ВИОЛА:
  Всегда к услугам вашим, государь.
  
  ГЕРЦОГ:
  Прошу всех на минуту нас оставить.
  Цезарио, я всё тебе открыл:
  Ты летопись моих страданий знаешь.
  Иди, посол моей души,
  К воротам счастья моего
  И прирасти ногами к полу,
  Пока тебя красавица не примет.
  
  ВИОЛА:
  Боюсь, что утонув в печали, утопленница гласа не услышит.
  
  ГЕРЦОГ
  Забудь приличия, кричи и возмущайся,
  Но цели не добившись, не являйся.
  
  ВИОЛА:
  Коль снисхождение добьюсь, что дальше?
  
  ГЕРЦОГ:
  Тогда ей нарисуй картину страсти,
  В которой я сгораю без остатка.
  Кому, как не тебе, пристало
  Расплавить жесткость этого металла!
  Успеха может юность там добиться,
  Где даже нунций на победу не решится.
  
  ВИОЛА:
  Я в этом сомневаюсь, государь.
  
  ГЕРЦОГ:
  Поверь, мой мальчуган,
  Тебя она не примет за мужчину:
  Твои уста Дианиных изящней,
  А голосок прекраснее свирели.
  Ты говоришь и выглядишь, как дева,
  И, как никто, исполнишь это дело.
  Я всех отправиться с Цезарио прошу:
  Я общества сейчас не выношу.
  Коль весть, Цезарио, благую принесёшь,
  Свободу и богатство обретёшь.
  
  ВИОЛА:
  Все силы приложу,
  Но чувства разбужу.
  (В сторону):
  Её иду за герцога я сватать,
  Свои же чувства вынуждена спрятать.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ПЕРВЫЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  Дом Оливии.
  
  (Входят Мария и шут.)
  
  МАРИЯ:
  Ты всё-таки скажи, где это время шлялся. Не оброню я ни единого словечка, чтоб оградить тебя, заблудшая овечка. Шута хозяйка вздёрнет за прогул.
  
  ШУТ:
  Пусть вешает. Повешенный не знает страха.
  
  МАРИЯ:
  От чего ж?
  
  ШУТ:
  Он более его не ощущает.
  
  МАРИЯ:
  Неубедительный ответ. Могу тебе открыть секрет, откуда повелось, что висельник не знает страха.
  
  ШУТ:
  Откуда, милая, скажи.
  
  МАРИЯ:
  С полей сражений, дурачина, где быть убитым иль повешенным - едино.
  
  ШУТ:
  Дай мудрым, господи, мозги, а дуракам - таланты.
  
  
  МАРИЯ:
  Тебя повесят либо выгонят совсем, а это - виселицы хуже.
  
  ШУТ:
  Хорошая петля милей плохой подруги,
  А выгонят - не сдохну, пока в дороге вьюги.
  
  МАРИЯ:
  Ты так решителен и смел?
  
  ШУТ:
  Я не решителен, не смел,
  Но выходить из бед умел.
  
  МАРИЯ:
  Коль ты за ум не хочешь браться,
  То можешь без штанов остаться.
  
  ШУТ:
  Ты говоришь умно и много,
  Но лучше уж иди своей дорогой.
  Быть может, Сэра Тоби пить отучишь,
  Тогда, действительно, признание получишь.
  
  МАРИЯ:
  Молчи, презренный! Более ни слова!
  Вот госпожа. Ты лучше извинись.
  
  (Уходит.)
  
  ШУТ:
  Ах, остроумие, всели в меня заряд, дай право дураку остротой ранить. Кто болен мудростью, ей вовсе не владеет, а кто дурак, тот - многое умеет. Я умника представлю дураком: ведь арсенал шута - под колпаком. Когда-то Квинапал сказал: "Дурак смышлёный более сгодится, чем острослов-тупица".
  (Входят Оливия и Малволио.)
  Благословит господь вас, госпожа!
  
  ОЛИВИЯ:
  Пусть глупость помещение очистит.
  
  ШУТ:
  Вы, господа, оглохли?
  Немедля уведите госпожу!
  
  ОЛИВИЯ:
  Ты, дурень, скучен - нет в тебе нужды.
  А, кроме прочего, заносчив стал не в меру.
  
  ШУТ:
  Два недостатка, славная мадонна, исправят выпивка и праведный совет. Коль скучному шуту дают напиться, он будет веселить и веселиться. Совет же добрый выправит заносы: и обойдут шута ненужные допросы. Лентяй, и тот, способен на работу, когда он истинную чувствует заботу. Грехами добродетель убиваем, грехи же добродетелью скрываем. Вам нравится мой вывод или нет? Таков сегодня у шута ответ. Рога у мужа с розою не схожи, на украшение, однако же, похожи. Хозяйка просит глупость удалиться. Придётся ей уйти и извиниться.
  
  ОЛИВИЯ:
  Тебя прошу я, клоун, выйти вон.
  
  ШУТ:
  Как ошибаться вы изволите жестоко!
  Я в западне сейчас у злого рока.
  Вы по кафтану и моей суме,
  Судить пытаетесь об истинном уме,
  Наверно, кончится такое очень плохо,
  Но миру докажу я:: вы - дурёха.
  
  ОЛИВИЯ:
  И ты берёшься это доказать?
  
  ШУТ:
  Легко, мадонна.
  
  ОЛИВИЯ:
  Докажи.
  
  ШУТ:
  Должны вы прежде мне ответить на вопросы.
  
  ОЛИВИЯ:
  Коль я иного не имею развлеченья, пусть доказательства твои меня потешат.
  
  ШУТ:
  Что за тоска, мадонна, вас снедает?
  
  ОЛИВИЯ:
  Потеря брата, дурень, огорчает.
  
  ШУТ:
  Уверен, что душа его в аду.
  
  ОЛИВИЯ:
  Душа его на небе, дурачок.
  
  ШУТ:
  Мадонна, это же неплохо!
  Вот и выходит снова: вы - дурёха.
  Как можно грусть такую оправдать,
  Когда мадонне должно ликовать.
  Прошу я глупость помещение очистить.
  
  
  ОЛИВИЯ:
  Что скажешь ты, Малволио, про шавку?
  А не пошёл ли шут наш на поправку?
  
  МАЛВОЛИО:
  Лета сгибают человека
  И он становится калека,
  Болвану не во вред лета,
  Они - огранка для шута.
  
  ШУТ:
  Умножит старость вашу глупость,
  Сэр Тоби не оценит тупость.
  А за меня отдаст и золотой:
  Ведь шут его дурак, но не простой.
  
  ОЛИВИЯ:
  Малволио, что скажете на это?
  
  МАЛВОЛИО:
  Как ваша светлость может восхищаться бездарностью негодника такого! Намедни видел я, как он лишился слова, поспорив с дураком, который отвечал ему на слово кулаком.
  Коль вы не рассмеётесь, он умрёт и не раскроет свой поганый рот.
  Все те, кто шуткам внемлют дурака, не дураки ещё, но это лишь пока.
  
  ОЛИВИЯ:
  Вы самолюбием, Малволио, больны, мерещатся вам в каждой шутке ядра, ваш вкус испорчен этим мнимым ядом. На самом деле - это лишь дробинки: и не больней и не страшней дубинки. В насмешке нашего шута сокрыты боль и доброта. Иное порицание в итоге - прорицание.
  
  ШУТ:
  Воздаться вам Меркурием сторицей.
  Что дураком осмелились гордиться,
  
  (Возвращается Мария.)
  
  МАРИЯ:
  Там у ворот, графиня, кавалер. Он молод и желанием горит с хозяйкою немедля повидаться. По крайней мере, так он говорит.
  
  ОЛИВИЯ:
  От герцога Орсино, полагаю?
  
  МАРИЯ:
  По правде говоря, не знаю.
  Собою он, действительно, хорош, а свита - слов не подберёшь!
  
  ОЛИВИЯ:
  И кто ко мне его не допускает?
  
  
  МАРИЯ:
  Ваш дядюшка Сэр Тоби, госпожа.
  
  ОЛИВИЯ:
  Попробуй увести его оттуда. Безумия - не слов его боюсь.
  (Мария уходит.)
  Узнай, Малволио, от герцога ль посольство. Коль от него, ко мне не допускай, придумать можешь всё, что пожелаешь.
  (Малволио уходит.)
  Ты видишь, как стареют шутки, как люди их, порою, ненавидят.
  
  ШУТ:
  Вы за меня печётесь так, как будто отпрыск ваш намерен стать шутом. Дай бог ему ума палату. А вот и родственничек ваш явился свету с мозгами серыми по сути и по цвету.
  
  (Входит Сэр Тоби.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Да он уже, по-моему, набрался.
  Скажи-ка, дядя, кто там у ворот.
  
  СЭР ТОБИ:
  Вельможа.
  
  ОЛИВИЯ:
  И что же за вельможа?
  
  СЭР ТОБИ:
  Да все они, как сельди в бочке.
  Пьянчуга, как дела?
  
  ШУТ:
  На высоте, Сэр Тоби!
  
  ОЛИВИЯ:
  Ах, дядя! Дядя! Что с тобой? День только начался, а ты уж сам не свой.
  
  СЭР ТОБИ:
  Не обращай внимания на это!
  Там гость томится у ворот.
  
  ОЛИВИЯ:
  И кто же, интересно, этот гость?
  
  СЭР ТОБИ:
  Да будь он дьяволом - мне всё едино! Гость - он и гость, каким бы не был.
  
  (Уходит.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Скажи мне, шут, кому подобен пьяный?
  
  ШУТ:
  Скажу, графиня, так:
  Здесь - три в одном.
  Утопленник,
  Безумец и
  Дурак.
  Налил - и дури уступил,
  Вторую взял - и ум пропил.
  А третью опрокинул:
  В хмельном болоте сгинул.
  
  ОЛИВИЯ:
  Пора его кому-нибудь спасать, пошёл ко дну он после третьей рюмки. Дружок, ты брось ему спасательный кружок.
  
  ШУТ:
  Ума лишился он пока, графиня. Придётся дураку безумного спасать.
  
  (Уходит.)
  (Снова появляется Малволио.)
  
  МАЛВОЛИО:
  В своём желании мальчишка непреклонен и с вами требует немедля повидаться. Я объяснил ему: "графиня нездорова", но он не дал мне вымолвить и слова, сказав, что потому-то и пришёл. Сказал ему: "графиня почивает", а он в ответ, что видеть вас желает. Не терпит он, сударыня, отказа, как меч остра его любая фраза. Не знаю. право, как мне поступить. Дилемму эту вы должны решить.
  
  ОЛИВИЯ:
  Я не желаю с ним беседу проводить.
  
  МАЛВОЛИО:
  Устал, сударыня, об этом говорить. Сказал он, что врастёт столбом иль разобьёт ворота лбом, но всё равно прибудет на беседу.
  
  ОЛИВИЯ:
  Что он за человек?
  
  МАЛВОЛИО:
  Мужчина.
  
  ОЛИВИЯ:
  Каков характером мужчина?
  
  МАЛВОЛИО:
  Он несговорчив, утверждая, что добьётся своего во что бы то ни стало.
  
  ОЛИВИЯ:
  Как выглядит и сколько лет?
  
  
  
  МАЛВОЛИО:
  Он не мужчина, но уже не мальчик, и не орех, но в скорлупе, завидный фрукт, но пресен слишком. Он - нечто между мужем и мальчишкой. Прекрасен обликом, а речью грубоват. Общаться с ним, скажу вам, нелегко, хотя и брызжет материнским молоком.
  
  ОЛИВИЯ:
  Пусть явится. Да позови служанку.
  
  МАЛВОЛИО:
  Тебя хозяйка требует, Мария!
  
  (Уходит.)
  
  (Появляется Мария.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Подай вуаль и скрой моё лицо. Который раз придётся выслушать послание Орсино.
  
  (Входит Виола со свитой.)
  
  ВИОЛА:
  И кто ж хозяйка именитая из вас?
  
  ОЛИВИЯ:
  Со мною говорите. За неё отвечу. Что, сударь, вам угодно?
  
  ВИОЛА:
  О, лучезарная, разящая красою... не вы ли дома этого хозяйка? Ведь я её не видел никогда, а потому-то и боюсь я ошибиться и не по адресу случайно обратиться. Мне тратить речь впустую не хотелось, изящен слог её и мил, ведь я замучился, пока её зубрил. Красавицы, не смейтесь надо мною вас прошу, я издевательств над собой не выношу.
  
  ОЛИВИЯ:
  Откуда вы явились, сударь?
  
  ВИОЛА:
  Я более, чем выучил, сказать вам не могу, а этого вопроса в роли нет. Коль, милая, уверите меня, что вы хозяйка дома, я тут же речь свою начну произносить.
  
  ОЛИВИЯ:
  Так вы комический актёр?
  
  ВИОЛА:
  Нет, славная моя, и всё же фибрами души своей клянусь, что я не тот, кого сейчас играю. Так вы, сударыня, хозяйка?
  
  ОЛИВИЯ:
  Коль я не узурпирую себя, так это я.
  
  
  
  
  ВИОЛА:
  Конечно, если вы - она, то вы себя крадёте. Что собираетесь дарить, вам никогда не возвратить. Однако, миссия моя совсем иная: во славу вашу речь произнести и суть послания сердечного представить.
  
  ОЛИВИЯ:
  Хвалу оставим, внемлем основному.
  
  ВИОЛА:
  С вершин поэзии на землю я низвергнут,
  Мой труд презрению подвергнут.
  
  ОЛИВИЯ:
  Поэзия - лишь вымысел один. Её удел - довольствоваться этим. Все говорят, что у ворот вы слух особо не ласкали, и бранью любопытных привлекали. Вот и дозволила ко мне явиться вам, желая посмотреть на диво, а вовсе не внимать речам.
  
  МАРИЯ:
  Простят меня за это небеса:
  Попутного вам ветра в паруса.
  
  ВИОЛА:
  Нет, милый юнга, рейд не завершён. Помощника уймите, госпожа. Я должен выполнить посольскую задачу.
  
  ОЛИВИЯ:
  Есть, вероятно, что-то важное у вас, чего вы сразу не решаетесь сказать, а потому и тяните резину. Так изложите ваше порученье.
  
  ВИОЛА:
  Его позволено услышать только вам. Пришёл я не с войною, не с поборами сюда, а с веткою оливы, чтоб были все довольны и счастливы.
  
  ОЛИВИЯ:
  И всё- таки начло грубость увенчала.
  Кто вы такой? И что хотите?
  
  ВИОЛА:
  Не стоит вам начало вспоминать. Здесь ничего особенного нет: каков приём, таков ответ. Кто я и что мне надо - девичий секрет и он не терпит срама: для вас - поэма в нём, а для другого - драма.
  
  ОЛИВИЯ:
  Оставьте нас наедине, пусть почитает опус мне.
  (Мария и свита удаляются.)
  Я вся внимание, читайте.
  
  ВИОЛА:
  Малейшая из всех...
  
  ОЛИВИЯ:
  Догмат, достойный подражанья и не имеющий конца.
  А где. же текст обещанной поэмы?
  
  ВИОЛА:
  В душе Орсино.
  
  ОЛИВИЯ:
  В его душе! В какой же её части?
  
  ВИОЛА:
  В той части, где трепещет сердце.
  
  ОЛИВИЯ:
  Я с этой ересью знакома. И это всё. что вы имеете сказать?
  
  ВИОЛА:
  Откройте мне, сударыня, лицо.
  
  ОЛИВИЯ:
  Вам полномочия даны с лицом моим вести переговоры? Вы отступаете от текста. И всё же занавес я вам приоткрываю, чтоб подлинную видели картину.
  Взгляните. Кисть художника по праву оцените.
  (Снимает вуаль.)
  
  ВИОЛА:
  Портрет божественный и создан божеством.
  
  ОЛИВИЯ:
  Ни дождь, ни ветер кисти не помеха,
  Творец достоин славы и успеха.
  
  ВИОЛА:
  Где красота начертана природой,
  Ей не страшны капризы непогоды.
  Но если жизнь по вашей мерке мерить
  То эту красоту легко похерить,
  Вы схоронить в себе хотите мать,
  Не дав природе копию создать.
  
  ОЛИВИЯ:
  Когда я путь земной свой завершу, я облик свой детально опишу и в завещании помечу каждый штрих: вот пара алых губ, очей бездонных пара, над ними лес ресниц, изгиб изящный шеи и овал лица: всё в списке этом от начала до конца. Не вы ли здесь приставлены всё это оценить?
  
  ВИОЛА:
  Я вижу гордость, где вам места не осталось.
  Но будь вы дьяволицей - красота при вас.
  Мой господин любовью вашей ранен.
  Да будь вы коронованы богинею Венерой
  Достойного любви вам не найти примера.
  
  
  ОЛИВИЯ:
  И чем любовь свою он проявляет?
  
  ВИОЛА:
  И обожанием,
  И стоном,
  И слезами,
  И взглядом огненным,
  Сжигающим дотла.
  
  ОЛИВИЯ:
  Известны герцогу все доводы мои. Я не могу его любить, но чту его и род и благородство. Он и богат, и статен, а репутация его не знает в свете пятен. Умом его природа одарила и талантом, но, тем не менее, его я не люблю, о чём давно он должен догадаться.
  
  ВИОЛА:
  Когда б любил я пламенно и нежно,
  Как любит герцог, обо всё забыв,
  В отказе вашем смысла не нашёл бы,
  Поскольку сердцу это не понять.
  
  ОЛИВИЯ:
  Что б стали делать вы?
  
  ВИОЛА:
  Я сплёл бы колыбель тебе
  Из роз и полевых стеблей,
  Подвесив к звёздам в небесах,
  Я встал бы рядом на часах.
  А имя нежное твоё
  Я пел бы майским соловьем,
  Одной надеждою лишь греясь,
  И ты бы сжалилась, надеюсь.
  
  ОЛИВИЯ:
  Да, вы бы многое смогли.
  А кто вы по рожденью?
  
  ВИОЛА:
  Гораздо выше, чем кажусь, хотя и этим не стыжусь. Считайте дворянином.
  
  ОЛИВИЯ:
  Идите к герцогу. Его не полюблю. Послов путь более не шлёт, быть может, только вас, чтоб известить, как принят был отказ. Прощайте. Вас благодарю. Примите от меня на память.
  
  ВИОЛА:
  Свой кошелёк оставьте при себе.
  Я - не слуга и мзду не принимаю.
  Награду ждал не я, а герцог.
  Пусть тот , кого полюбите когда-то
  Вдруг камнем безразличным обернётся.
  Вот и узнаете , Оливия, тогда-то,
  Как в сердце боль отказа отдаётся.
  Раба жестокости прекрасная, прощайте.
  
  (Уходит.)
  
  ОЛИВИЯ:
  " А кто вы по рожденью"?
  "Гораздо выше, чем кажусь, хотя и этим не стыжусь. Считайте дворянином".
  И это истинная правда: язык, лицо, умение держаться - всё это принадлежность к высшей знати, может статься. Однако же, поспешность здесь не к месту. Ах если бы хозяин был послу подобен! Как всё-таки прилипчива зараза! Сей юноша пленил меня незримо, мои глаза его не могут отпустить. А, впрочем, путь всё так оно и будет.
  Малволио, куда ты подевался?
  
  (Появляется Малволио.)
  
  МАЛВОЛИО:
  Всегда к услугам вашим, госпожа.
  
  ОЛИВИЯ:
  Посла капризного быстрее догоните,
  Он от Орсино перстень мне вручил насильно.
  Его иметь я не желаю,
  А потому немедля возвращаю.
  К тому ж послу скажите вдругорядь,
  Чтоб герцога надеждою не тешил,
  Женой его мне не бывать,
  Велик порыв, но безутешен.
  Извольте юношу просить
  Меня назавтра навестить,
  Увидев снова этого мужчину,
  Отказа я поведаю причину.
  Спеши, Малволио, спеши.
  
  МАЛВОЛИО:
  Бегу, сударыня, бегу.
  
  (Уходит.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Меня как будто подменили,
  Глаза мой разум заслонили,
  Владеть собою не умею,
  Судьбе противиться не смею.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Берег моря.
  
  (Входят Антонио и Себастьян.)
  
  АНТОНИО:
  И оставаться ты не хочешь,
  И брать меня с собою не желаешь?
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Терпи, мой друг, Скажу тебе я: нет! Мои созвездия мне более не светят и на тебя способны бросить злую тень. Свои страдания сносить я должен сам, а не делить их с тем, кто так мне мил и дорог.
  
  АНТОНИО:
  Куда ты держишь путь, позволь хотя бы знать.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Хотел бы, да не знаю, что сказать. Мой план - сплошное сумасбродство. Но вы, чья скромность выше всех похвал, меня не спросите об этом. А потому охотно вам сегодня я откроюсь. Я - Себастьян, а вовсе не Родриго. Отец мой, Себастьян из Мессалины, где на слуху он был у каждого не раз, оставил двух младенцев свету, родившихся когда-то в одночасье. И было б справедливо в одночасье им погибнуть, но вы, Антонио, несчастью помешали. Меня, однако, вытащив из моря, сестру мою спасти вы не смогли
  
  АНТОНИО:
  Счастливым день не назовёшь!
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Сестра и я похожи были очень и все её красавицей считали. Я разделять такое мнение не мог, но что касается души глубокой, то спора нет - была она прекрасна. Солёным языком волны слизнул сестру бездушный океан. Слезою день грядущий полон, и горек вкус её и солон.
  
  АНТОНИО:
  Приём на славу мой не получился.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Тебе за хлопоты, Антонио, спасибо.
  
  АНТОНИО:
  Уж если дружбу не хотите окончательно убить, позвольте мне хотя быв вам служить.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Коль ты не хочешь схоронить того, кого ты спас, не делай глупости на этот раз. Без лишних слов проститься надо, иначе всколыхнёшь во мне, заложенную матерью печаль, и в ситуации такой польются слёзы полною рекой. Прощай. Мой путь лежит к дворцу Орсино.
  (Уходит.)
  АНТОНИО:
  Да сохранит тебя господь!
  Весь двор Орсино полнится врагами,
  И захоти - мне их не побороть,
  Но сердцем был и буду только с вами.
  И всё ж привязанность моя сыграет роль,
  Пойду сквозь всё, одолевая боль.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Улица.
  
  (Входит Виола, её догоняет Малволио.)
  
  МАЛВОЛИО:
  Не вы ли были у Оливии с визитом?
  
  ВИОЛА:
  Не далее, как несколько минут.
  
  МАЛВОЛИО:
  Она вам перстень возвращает. Когда б вы не оставили его, не вынуждали бы меня за вами гнаться. И, более того, просила герцогу сказать, что ни малейшей нет надежды заполучить её в супруги. Сюда вам более не велено являться, за исключением известия о том, как герцогом был принят сей отказ. Возьмите перстень.
  
  ВИОЛА:
  Она мне возвращает то, что не давал.
  
  МАЛВОЛИО:
  Вы, сударь, бросили ей перстень раздраженно, она его вам с раздраженьем возвращает. Коль он не стоит вашего труда нагнуться, пусть подберёт его любой прохожий.
  
  (Уходит.)
  
  ВИОЛА:
  Что это значит?
  Перстень я не оставляла.
  Уже ли так очаровала?
  Глаза её меня сверлили,
  И речи сбивчивыми были.
  Наверняка, она влюбилась
  И на манер такой решилась.
  Ведь перстень - славная уловка!
  Он адресован мне плутовкой.
  А коли в этом суть таится,
  Уж луче ей в мечту влюбиться.
  Красавчик, обрядившись в лоск,
  Расплавил сердце, словно, воск.
  И как бы не было обидно, -
  За маской истины не видно.
  В здоровье будучи и теле,
  Мы очень хрупки в самом деле!
  Клубок событий так запутан,
  Мы, словно, все во власти спрута.
  Оливия влюбилась в тень,
  Которой жить всего-то день.
  Она свела с ума Орсино,
  А он - моей беды причина.
  Он и она обмануты одеждой:
  Нет у меня,
  Нет у неё надежды.
  Придётся время нам молить,
  Чтоб это бремя разрешить.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Дом Оливии.
  
  (Входят Сэр Тоби и Сэр Эндрю.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Сэр Эндрю, подойди сюда. Уж полночь-заполночь, а это значит: мы, не ложась, проснулись раньше всех. А тот, кто раньше всех встает, как говорят, здоровье, ум и деньги наживёт.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  По мне - наоборот: кто не ложится, тот и не встаёт.
  
  СЭР ТОБИ:
  Нет, старина, неверный вывод - дрянь, как бочка без вина. И мне совсем не по нутру: всю ночь гулявши, завалиться поутру. И как бы это не звучало странно: мы и легли и встали рано. Ведь мы во власти четырёх стихий.
  
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Две для меня из них: спиртное и закуска
  
  СЭР ТОБИ:
  Мудрец! Тебе не возразить!
  А посему продолжим пить.
  Неси-ка нам вина, Мария!
  
  (Входит шут.)
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А вот и шут.
  К нам третий объявился.
  Нам третьего, как раз, и не хватало!
  
  ШУТ:
  Картина полная -
  Шуты собрались вместе.
  
  СЭР ТОБИ:
  Поблей-ка с нами, ослик голосистый.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Какой прекрасный голосище! Не пожалел бы сорок шиллингов за голос и фигуру дурака. Как славно всех вчера ты веселил, когда рассказывал, как Пигрогромитус и вапианцы, в самом деле, Меридиан квебусский одолели. Поверь мне: это было славно. Я даже раскошелился, послав тебе шесть пенсов. Получил ли?
  
  ШУТ:
  Поскольку щедрость велика, пришлось её от лишних глаз упрятать: Малволио-ищейки, подруги ненасытной и жаждущих наживы мирмидонцев.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Где шутка завершается, там песня начинается.
  А ну-ка, запевай!
  
  СЭР ТОБИ:
  Давай же! Вот тебе за песню плата.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А вот ещё, коль маловато.
  Не может рыцарь оставаться в стороне.
  
  ШУТ:
  Сначала надо вам определиться:
  Хотите душу тронуть иль беситься?
  
  СЭР ТОБИ:
  Конечно душу.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Иные надоело слушать.
  
  
  ШУТ (поёт):
  Куда торопишься, спешишь? -
  Ты от любви своей бежишь.
  Послушай, как она поёт.
  Один у обречённых путь:
  С тропы любви не повернуть,
  Иди навстречу ей вперёд.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Прекрасно.
  
  СЭР ТОБИ:
  Замечательно.
  
  ШУТ (поёт):
  И плачет дева и смеётся,
  А завтра, может, не вернётся.
  Сегодня пей и веселись,
  Целуй и обнимай весь свет,
  Пока тебе шестнадцать лет,
  Судить о завтра не берись.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Я, голос слушая, в доспехи облачаюсь.
  
  СЭР ТОБИ:
  И таю я, и умиляюсь.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Воистину, скажу вам, наслаждаюсь.
  
  СЭР ТОБИ:
  Как чую носом ароматы, так ухом ощущаю песнь. А не заставить ли нам звёзды заплясать? Заухать филина в ночи, чтоб вытряхнул он душу из ткача. Начнём?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Начнём, коль любите меня, Я в этом деле дока.
  
  ШУТ:
  Не дока ты, а дог.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Обижусь на тебя едва ли,
  Меня не раз собакой обзывали.
  Всё начинается вот так: "Закрой свой рот"...
  
  ШУТ:
  Коль рот закрою, то и не начну.
  
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Давайте же начнём.
  
  (Подхватывают песню.)
  
  (Входит Мария.)
  
  МАРИЯ:
  Что за концерт кошачий здесь устроен? Чтоб провалиться мне на месте, но хозяйка дворецкого Малволио заставит вас всех выдворить на улицу отсюда.
  
  СЭР ТОБИ:
  Графиня - иностранка, мы - послы, Малволио - герой баллады древней.
  "На свете жили три весельчака".
  Я не родня ей разве?
  И не одна ли кровь у нас с хозяйкой?
  Скажи мне, тилияли.
  (поёт):
  "Жил в Вавилоне, милая Сюзанна, некий муж"...
  
  ШУТ:
  Дурачится отменно рыцарь.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  На это он большой мастак, когда в ударе, как, впрочем, и бываю я. Он полон грации, я полон естества.
  
  СЭР ТОБИ (поёт):
  "На день двенадцатый морозного денёчка"...
  
  МАРИЯ:
  О, ради бога, замолчите!
  
  (Входит Малволио.)
  
  МАЛВОЛИО:
  Вы, господа, в своём ли пребываете уме? Ужели потеряли стыд и совесть, что, словно, медники шумите по ночам? Вы дом графини превращаете в трактир, кабацкие горланя песни. Ни голоса, ни нас вы не щадите. Ни времени не знаете, ни меры.
  
  СЭР ТОБИ:
  Вся мера наша в песне, сэр. Исчезни!
  
  МАЛВОЛИО:
  Без всяких обиняков заявить придётся: графиня вам просила передать, что, несмотря на родственные связи, она мириться с вашим пьянством не желает. Оставите порок - желанны в доме, а нет - попросит за порог.
  
  СЭР ТОБИ:
  "Прощай, милашка, ухожу я".
  
  
  МАРИЯ:
  Да, нет же, сэр, да, нет же.
  
  ШУТ:
  "Он закатил глаза. Минуты сочтены",
  
  МАЛВОЛИО:
  Ужели так?
  
  СЭР ТОБИ:
  "Нет, Не умру я никогда".
  
  ШУТ:
  И в этом вся беда.
  
  МАЛВОЛИО:
  И правда вся.
  
  СЭР ТОБИ:
  "Просить ли мне его уйти"?
  
  ШУТ:
  "А почему бы нет"?
  
  СЭР ТОБИ:
  "Просить ли мне его исчезнуть"?
  
  ШУТ:
  "Не лучше ль по башке бы треснуть"?
  
  СЭР ТОБИ:
  Ты говоришь, что мы не знаем такта. Нет, приятель! Ведь ты всего-то - лишь дворецкий. И, слава богу, добродетели твои на пиво с пирогами не влияют.
  
  ШУТ:
  Святою Анною клянусь ведь от того, что нас ругаешь, я пирогом не подавлюсь.
  
  СЭР ТОБИ:
  Шут шутит правильные шутки. Поспи-ка, пёс, в дворецкой будке. А ты, Мария, принеси вина.
  
  МАЛВОЛИО:
  Когда бы ты хозяйкой дорожила, то никогда бы этой пьяни не служила. Я обстановку доложу мадам и слово в слово всё ёй передам.
  
  (Уходит.)
  
  МАРИЯ:
  Ещё б не передать, имея длинные такие уши.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  "Напиться бы до чёртиков" и на дуэль для смеха вызвать, при этом к месту боя не явиться. Могли бы от души повеселиться.
  
  СЭР ТОБИ:
  Так, рыцарь мой, и поступи! Я вызов напишу, а если хочешь, я в устной форме передам негодования твои.
  
  МАРИЯ:
  Сэр Тоби милостивый, пыл умерьте свой и не шумите в эту ночь, прошу вас. Сегодня молодой посол от государя навестил графиню и настроение испортил ей вконец. А вот с Малволио я справлюсь и сама. И мне ль его не знать? Достанет мне сноровки и ума дворецкого достойно наказать.
  
  СЭР ТОБИ:
  Ах, не томи же, не томи же, расскажи о чём ты знаешь.
  
  МАРИЯ:
  Он иногда вдёт себя, как пуританин.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Когда бы знал, то излупил бы, как собаку!
  
  СЭР ТОБИ:
  Ужели пуританство может быть причиной для побоев, рыцарь мой?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Причиной быть не может, бить же можно.
  
  МАРИЯ:
  Да будь он дьяволом самим иль кем угодно, по сути же своей он был и есть осёл, который вызубрил цитаты наизусть и хлещет оными налево и направо. Он возомнил, что лучше всех на свете и кто бы на него не бросил взгляд, любая женщина от чар его растает. На этом и хочу сыграть я.
  
  СЭР ТОБИ:
  И что же ты задумала, плутовка?
  
  МАРИЯ:
  Где б он не появился, будет находить любовные записки, в которых опишу его и внешность и манеры, где сей герой себя узнает непременно. А почерк мой - один в один ея сиятельства графини. Порою, разбирая старые записки, не можем угадать: она писала или я.
  
  СЭР ТОБИ:
  Да, славная затея! Нутром предчувствую успех.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Вот будет шум, вот будет смех.
  
  СЭР ТОБИ:
  Смекай-ка, брат, из писем, что она подбросит, он возомнит, что охмурил хозяйку.
  
  МАРИЯ:
  Я разожгу в нём страсти, умчав его в любовь на скакуне буланой масти.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  И превратит скакун любовного посла в обыкновенного осла.
  
  МАРИЯ:
  Нисколько в этом я не сомневаюсь.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Находчивости вашей удивляюсь.
  
  МАРИЯ:
  Вам гарантирую забаву на все сто! Мои лекарства безотказны. Вы, двое, и, конечно, шут смешной со мной проследуют маршрут. Заметьте, как дворецкий засияет, когда послание такое прочитает. Сейчас же отправляйтесь на покой, пусть сон струится полною рекой, где на волнах моей фантазии, как пава, фланирует рождённая забава. На этом распрощаемся пока.
  
  (Уходит.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Царица амазонок, доброй ночи.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Есть что-то в ней от дьяволицы.
  
  СЭР ТОБИ:
  Да, славная девица. Порода верная и предана безмерно. Что скажешь мне на это?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Часть этой преданности мне принадлежало, когда меня Мария обожала.
  
  СЭР ТОБИ:
  Идём-ка, рыцарь, до кровати добредём. Но прежде, чем постлать, вели-ка за наличными послать.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Но если нос племянница утрёт, я буду, как и должно, идиот.
  
  СЭР ТОБИ:
  Ты за деньгами посылай, а коль племянницу ты в жёны не получишь, меня как хочешь обзывай.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А если я не назову, то этому не верь, и принимай, как знаешь.
  
  СЭР ТОБИ:
  Пойдём, поёдём, дружок, не прогадаешь, про херес мой подробнее узнаешь. Что ты таращишься так грозно, ложиться спать, мой рыцарь, уже поздно.
  (Уходят.)
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  Дворец герцога.
  
  (Входят герцог, Виола, Курио и другие.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Мелодий требует душа.
  Приветствует нас утро.
  Хочу, Цезарио, я внять той старой доброй песне,
  Которая вчера в закате дня звучала.
  В ней растворялась страсть моя,
  Своим звучанием затмив
  Сумбур напевов современных.
  Хотя б единой строчкой ублажите слух.
  
  КУРИО:
  Того, кто это спеть способен, с нами нет, мой государь.
  
  ГЕРЦОГ:
  Кто это был?
  
  КУРИО:
  Шут Фест, который веселил отца Оливии при жизни. Он где-то рядом, полагаю.
  
  ГЕРЦОГ:
  Пока разыщите шута,
  Пусть славная мелодия звучит.
  (Курио уходит. Звучит музыка.)
  Ты, полюбив, и, в муках умирая,
  Не раз, Цезарио, припомнишь обо мне.
  Мы все в любви похожи друг на друга:
  Ранимы, вспыльчивы, беспечны,
  И только образ, сердцу дорогой,
  В душе нетленным остаётся.
  Тебе, Цезарио, мелодия по нраву?
  
  ВИОЛА:
  Душе она созвучна, где возникла.
  
  ГЕРЦОГ:
  Как выражаешься ты тонко.
  Похоже, в поединке глаз уже имеешь опыт.
  Не так ли, мальчик?
  
  ВИОЛА:
  Было дело.
  
  
  
  ГЕРЦОГ:
  Кого ж напоминает эта дама?
  
  ВИОЛА:
  Вас.
  
  ГЕРЦОГ:
  Тогда тебя она не стоит.
  Лет ей сколько?
  
  ВИОЛА:
  И возраста такого же, как ваш.
  
  ГЕРЦОГ:
  Клянусь: она тебе по возрасту -не пара.
  Жене положен муж гораздо старше:
  Тогда она затронет сердце мужа
  И навсегда останется в груди.
  И как бы мы себя не возносили в спорах,
  Не женщины, а мы стареем с ними скоро.
  
  ВИОЛА:
  Я с этим не могу поспорить.
  
  ГЕРЦОГ:
  Пусть будет женщина, Цезарио, моложе
  Иначе страсть к другой тропу проложит.
  Она, как роза и цветёт и опадает,
  Цени мгновение, любовь, как дым растает.
  
  ВИОЛА:
  Я мысль крамольную из дум своих гоню:
  Смерть совершенство губит на корню
  
  (Входят Курио и Шут)
  
  ГЕРЦОГ:
  Спой, парень, песню,
  Что вчера звучала,
  Заворожив мелодией округу.
  Проста до крайности,
  Седа под спудом лет,
  По красоте и силе равных песне нет.
  Под солнцем и лучиною поётся,
  Народ с ней никогда не расстаётся.
  Бессмертна, величава, как страна.
  Она соединяет времена.
  
  ШУТ:
  Готовы государь?
  
  
  ГЕРЦОГ:
  Готов.
  
  (Звучит музыка.)
  
  ПЕСНЯ.
  
  ШУТ:
  Коснись, старуха смерть, рукой
  Возьми дыханье, ветерок,
  Под древом прах мой упокой,
  От красоты я занемог.
  Любить ли, не любить?-
  Попробуй угадай,
  Куда быстрее угодить? -
  То ль в пекло, то ли в рай.
  
  На гроб мой не клади цветов,
  Не плачь над грузною плитой,
  Ни друг, ни враг не скажут слов,
  Душа за чёрною чертой.
  Любить ли, не любить?-
  Попробуй угадай,
  Куда быстрее угодить? -
  То ль в пекло, то ли в рай.
  
  ГЕРЦОГ:
  Возьми за боль.
  
  ШУТ:
  Живу - болею,
  Когда ж пою, я, государь от счастья млею.
  
  ГЕРЦОГ:
  Так пусть твоё продлиться счастье.
  
  ШУТ:
  Пожалуй, поддержу здесь власть я.
  Иначе и не можно поступить:
  За счастье всем приходится платить.
  
  ГЕРЦОГ:
  Позволь теперь с тобою распрощаться.
  
  ШУТ:
  Да будет бог печали твой защитник. Хамелеоновой тафтой блистающий камзол сошьёт тебе портной, поскольку ум твой - истинный опал. С такой решимостью людей я посылал бы в море: для остальных они б служили маяками искренних надежд. Прощайте.
  
  (Уходит.)
  
  
  ГЕРЦОГ:
  Прошу оставить нас.
  (Курио и свита удаляются.)
  Придётся вам вторично навестить
  Жестокость во плоти. И объяснить:
  Моя любовь, как небо высока,
  Ей не страшны ни грязь, ни облака,
  Фортуны ей капризы не страшны,
  Недосягаема любовь моя, как сны.
  В моих глазах сокровища не счесть:
  Её природа славно наделила,
  Была мерилом счастия и есть
  И нет другой такой на свете милой.
  
  ВИОЛА:
  А если полюбить она не в силах вас?
  
  ГЕРЦОГ:
  Не заслужил такого я ответа.
  
  ВИОЛА:
  Но быть такое может.
  Ну, скажем, девушка такая есть,
  Которая больна любовью к вам,
  Как вы к Оливии.
  А вы ей говорите: " не люблю"!
  Должна ль она принять отказ ваш?
  
  ГЕРЦОГ:
  Нет в мире женщины, да и не может быть,
  Способной страсть мою в своей груди таить.
  Любовь у женщины, подобна аппетиту,
  То непомерна, то совсем ничтожна.
  Моя ж любовь, как море, ненасытна
  И сколь б не глотала - ей всё мало.
  Нельзя любовь мою к Оливии ровнять,
  С любовью женщины ко мне!
  Где ей такую взять?
  
  ВИОЛА:
  Такая женщина известна мне...
  
  ГЕРЦОГ:
  Так, кто она, скажи.
  
  ВИОЛА:
  На что в любви способна женщина я знаю.
  А сердце женское объёмнее, чем наше.
  Была у папы дочь, которая б любила вас,
  Как, может быть, любила бы и я,
  Когда бы женщиной была, а не мужчиной.
  
  ГЕРЦОГ:
  И что же сталось с ней?
  
  ВИОЛА:
  Предложенный ей богом лист остался чист.
  Любовь в ней умирала молча,
  Точила красоту, как червь в бутоне.
  Объятая тоскою и молчаньем,
  Была глуха к хвалам и замечаньям.
  И разве это не любовь, скажите?
  До слов и клятв горазды все мужчины.
  На всякий случай есть у них причины.
  Мужчину пожалеют, оправдают,
  Любовь - пустяк! Об оной забывают.
  
  ГЕРЦОГ:
  И что ж сестра? Кончалась от любви?
  
  ВИОЛА:
  Я - воплощение сестёр и братьев нашего семейства и, тем не мене, не знаю.
  А ,впрочем, надо мне спешить - к графине опоздаю.
  
  ГЕРЦОГ:
  Причина есть тебе спешить:
  Немедля план мой надо завершить.
  Сей драгоценный камень передай,
  Отказа же, прошу, не принимай!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ВТОРОЙ
  
  СЦЕНА ПЯТАЯ
  
  В саду Оливии.
  
  (Входят Сэр Тоби, Сэр Эндрю и Фабиан.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Иди-ка, Фабиан, сюда.
  
  ФАБИАН:
  Иду-иду. Как не пойти! Давно я по забавам сохну. Коль не пойду, от скуки сдохну.
  
  
  
  СЕР ТОБИ:
  Ты был бы рад, я так предполагаю, напакостить Малволио, скоту и негодяю?
  
  ФАБИАН:
  Я ликовал бы от души, здесь будут все приёмы хороши. Ведь он меня лишил расположения графини, поведав ей пристрастие моё к медвежьей травле.
  
  СЭР ТОБИ:
  Медвежью травлю заново устроим, в мероприятии участвовать заставим, живого места на дворецком не оставим. Сэр Эндрю, как ты полагаешь?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Нам пережить удастся вряд ли, коль не сумеем позабавиться над дятлом.
  
  СЭР ТОБИ:
  Вот и злодейка юная явилась.
  (Входит Мария.)
  Колдуй же, лампа Аладдина.
  
  МАРИЯ:
  Прошу вас спрятаться в кусты. Сюда Малволио идёт. Он солнечную ванну принимал и с тенью собственной на шпагах фехтовал. Потехи ради не сводите глаз, а я ему письмо подброшу, которое его ошеломит и окончательно в болвана превратит. Чтоб шутка удалась, прошу себя никак не проявлять.
  (Бросает письмо.)
  Плыви, приманка, в рот форели, чтоб за живое зацепить её успели.
  
  (Уходит.)
  
  (Входит Малволио.)
  
  МАЛВОЛИО:
  То не везение, а целая удача.. Мария как-то мне проговорилась: ко мне хозяйка очень благосклонна. И я не раз её намеки слышал, что видится ей муж с моей фигурой. Да и беседует она со мной иначе, чем с кем-нибудь из остальной обслуги. Каике ж выводы из этого мне делать?
  
  СЭР ТОБИ:
  Какое самомнение, однако!
  
  ФАБИАН:
  Смотрите, как напыжился индюк!
  Дворецкий отбивается от рук.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Намял бы хаму этому бока!
  
  СЭР ТОБИ:
  Да помолчи, прошу тебя, пока.
  
  
  
  МАЛДВОЛИО:
  А ведь могу быть графом!
  
  СЭР ТОБИ:
  Не графом, а жирафом!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Да пристрели его на месте!
  
  СЭР ТОБИ:
  Да много чести!
  
  МАЛВОЛИО:
  Бывали случаи: царицы простолюдинам позволяли за собою волочиться.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Да что б ты сдох!
  
  ФАБИАН:
  Да тише, вы Он в образ окунулся.. Смотрите, как надулся.
  
  МАЛВОЛИО:
  И вот, женившись на графине, я гордо подаю себя, как подобает человеку звания такого...
  
  СЭР ТОБИ:
  Как хочется, друзья, сейчас мне из рогатки выбить хаму глаз.!
  
  МАЛВОЛИО:
  Я, облаченный в бархатный халат, оставив спящую Оливию в кровати, напутствие всей челяди даю...
  
  СЭР ТОБИ:
  О, муки ада!
  
  ФАБИАН:
  Дайте же послушать!
  
  МАЛВОЛИО:
  Затем, согласно чину, всех сражаю взглядом, достойным положения вельможи, чтоб каждый осознал: кто он и что, и с этой высоты интересуюсь родственником Тоби...
  
  СЭР ТОБИ:
  О, молния и громы!
  
  ФАБИАН:
  Прошу вас, не шумите! Я не слышу.
  
  МАЛВОЛИО:
  Полдюжины покорных слуг, друг друга обгоняя, несутся выполнить приказ. А я тем временем, нахмурив брови, рассматриваю. перстень на руке иль завожу часы. И вот с почтением заходит Тоби....
  
  СЭР ТОБИ:
  Да как его земля-то держит?
  
  ФАБИАН:
  Да помолчите вы, покорнейше прошу.
  
  МАЛВОЛИО:
  Смахнув с лица улыбку строгим взглядом, ему протягиваю руку...
  
  СЭР ТОБИ:
  О, боже, ужели ты не дашь ему по роже?
  
  МАЛВОЛИО:
  И говорю: "Фортуна, наградив меня племянницею вашей, даёт мне право с вами говорить в известном тоне..."
  
  СЭР ТОБИ:
  В каком же и о чём?
  
  МАЛВОЛИО:
  В нравоучительном, о пьянстве вашем...
  
  СЭР ТОБИ:
  Ах ты, мерзавец!
  
  ФАБИАН:
  Не горячитесь! Всё испортим!
  
  МАЛВОЛИО:
  А, кроме прочего, растрачиваешь время с болваном в рыцарских доспехах...
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Здесь и гадать не надо - это я.
  
  МАЛВОЛИО:
  С ничтожным Сэром Эндрю.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Так я и знал. Меня считают многие болваном.
  
  МАЛВОЛИО:
  А это что за странная вещица?
  (Поднимает письмо.)
  
  ФАБИАН:
  Смотрите-ка: почти попалась птица.
  
  СЭР ТОБИ:
  Надеюсь, случай нас не подведёт: он вслух сие послание прочтёт.
  
  
  
  МАЛВОЛИО:
  Рука моей любимой госпожи. Иной не может быть на свете ручки: её, её все эти милые для сердца закорючки.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  И что за фокусы, и что за штучки?
  Причём здесь эти закорючки?
  
  МАЛВОЛИО (читает):
  "Письмо и пожелания свои я адресую другу, которому я в мыслях отдаюсь..." - И слог и слово дорогой хозяйки. Да и печать знакомая на воске. Кому же адресовано сие?
  
  ФАБИАН:
  Вот и попался на крючок.
  
  МАЛВОЛИО (читает):
  "Кого люблю - Юпитер знает!
  Никто другой не угадает.
  И плачу, и терзаюсь,
  Но в этом не признаюсь".
  "Но в этом не признаюсь". Что следует за этим "не признаюсь"? Быть может, там Малволио, а я, дурак, терзаюсь?
  
  СЭР ТОБИО:
  Тебя бы вздёрнуть на высокой ели, а не мечтать о княжеской постели.
  
  МАЛВОЛИО (читает):
  "Могу я приказать, но нет!
  Безмолвно сердцем я кричу,
  И за семью печатями ответ,
  Страдаю, но об имени молчу.
  М.О.А.И., моей души безвестный повелитель".
  
  ФАБИАН:
  Дурацкий ребус, да и только!
  
  СЭР ТОБИ:
  Ну, девка, молодец!
  
  МАЛВОЛИО:
  "М.О.А.И., моей души безвестный повелитель".
  Подумай же, подумай, не спеши.
  
  ФАБИАН:
  Таится здесь под соусом отрава!
  
  СЭР ТОБИ:
  Вот принял стойку спаниель!
  
  МАЛВОЛИО:
  "Могу я приказать, но нет".
  Она мне может приказать, ведь я служу ей. Мои предположения верны - здесь нет противоречий, но что, однако, буквы означают? Они кого-то мне напоминают. Не спеши! М.О.А.И...
  
  СЭР ТОБИ:
  Похоже, он на след напал.
  
  ФАБИАН:
  Вот и затявкал он, почуяв след лисицы.
  
  МАЛВОЛИО:
  Ведь "М" - Малволио! Как я не догадался?
  
  ФАБИАН:
  Как я сказал, так всё и получилось: дворняжка ложною приманкой подавилась.
  
  МАЛВОЛИО:
  Не получается "ура!" - ведь следом-то идёт не буква "А", а круглая от буквы "О" дыра.
  
  ФАБИАН:
  От смеха я сейчас умру! Надежды рухнули в дыру!
  
  СЭР ТОБИ:
  Придётся мне его отколотить, тогда и буква "О" начнёт. вопить.
  
  МАЛВОЛИО:
  Есть в имени моём и буква"И", но вряд ли к случаю годится: она совсем в конце ютится.
  
  ФАБИАН:
  Напрасен твой, Малволио, кураж, тебе фортуна выдала мираж, когда бы на затылке был зрачок, ты свой позор узрел бы, дурачок.
  
  МАЛВОЛИО:
  М.О.А.И. шифровка менее понятна, чем начало, но если голову немножко поломать, то в ней отыщется разгадка: присутствуют все буквы в имени моём. Однако, здесь есть место и для прозы.
  (Читает):
  "Случись, любимый мой, тебе прочесть посланье, обдумай всё и хорошенько взвесь. Моя звезда твою затмить способна, но блеска ты её не замечай. Одни - вельможи с колыбели, другие имя подвигом творят, а третьим - звёзды сами падают в ладони. Судьба тебе объятия раскрыла и ты в ответ ей распахни себя. От скверны старых дум и представлений отрекись , явись иным в иное бытие. Будь строг с родными, с челядью жесток, веди беседы о политике и праве, быть деспотом и странным не гнушайся. Даёт тебе советы та, кто о тебе вздыхает. И, может, вспомнишь ту, кто так любил твои подвязки, когда они крест на крест красовались на твоём чулке. Ну, вспомни! Иди же напролом - всего достигнешь, а если не решишься, то останешься дворецким, достойным лишь компании лакеев, а не фортуны, что тебе благоволит. Прощай. Я та, кто титул на любовь меняет .
  
  НЕСЧАСТНАЯ СЧАСТЛИВИЦА ТВОЯ".
  
  Яснее ясного - загадка решена. Я буду горд, политикой напичкан, в тупик поставлю даже Сэра Тоби, порву знакомства с низкою толпою и стану истинным примером высшей знати. Теперь воображение не властно надо мною, все факты налицо: меня графиня любит. Не даром же намедни так чулки мои хвалила. Её любовь подсказывает мне, как надо одеваться, чтоб угодить и вкусам и привычкам любящей графини. Звезда счастливая, тебя благодарю! Недосягаем буду я и горд, в чулках с подвязками - неподражаем. Моё созвездие так ярко засияло! Я вижу здесь ещё постскриптум.
  (Читает.)
  "Кто я, не можешь ты не догадаться. Коль ты любовь мою, мой милый, принимаешь то должен мне в ответ всё время улыбаться. И где бы мне, когда б не появиться, твоя улыбка, как фонарь, должна светиться".
  О, боги, вас благодарю, молиться буду до конца и никогда улыбку не сниму с лица!
  
  (Уходит.)
  
  ФАБИАН:
  Не обменял бы шутку эту на богатства перса.
  
  СЭР ТОБИ:
  А я б женился на плутовке за такое действо.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  И я б на ней женился.
  
  СЭР ТОБИ:
  Приданного дороже этой шутки нет.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А мне приданного другого и не надо.
  
  ФАБИАН:
  Вот мастерица одурачивать явилась.
  
  (Входит Мария.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Склоняю голову и падаю к ногам!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А я у ног твоих уже давно валяюсь.
  
  СЭР ТОБИ:
  Годов тебе в угоду,
  Клянусь я медным лбом,
  Рискнуть своей свободой,
  И стать твоим рабом.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А коль сгожусь, и я не откажусь.
  
  СЭР ТОБИ:
  Ты погрузила в сон его такой,
  Что потерял он разум и покой,
  А коли разбудить -
  Он не захочет жить.
  
  МАРИЯ:
  Ужели он поверил, в письме не усомнившись?
  
  СЭР ТОБИ:
  Как акушерка старая, до чёртиков напившись.
  
  МАРИЯ:
  Плоды затеи нашей расцветут, когда Малволио увидится с хозяйкой. Рекомендую всем присутствовать при этом. Он перед ней объявится в чулках, которые она терпеть не может, к тому ж - в подвязках, перевязанных крест на крест, что взбесит окончательно графиню. Улыбка же его, когда графиня в трансе, задаст немилость жениху в авансе. Все это я сейчас устрою. Прошу проследовать за мною.
  
  СЭР ТОБИ:
  Хоть к дьяволу готов с тобой явиться, чертовских шуток жрица!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  И я за вами следом.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  В саду Оливии.
  
  (Входит Виола и шут с бубном.)
  
  ВИОЛА:
  Привет тебе и музыке твоей. Тебя твой бубен кормит?
  
  ШУТ:
  Нет, сударь, церковь.
  
  ВИОЛА:
  Так ты священник?
  
  ШУТ:
  Не сказал бы, но живу при церкви. Ведь дом, в котором я живу и церковь - рядом.
  
  ВИОЛА:
  Сказать, пожалуй, можно, что король и нищий рядом, когда у стен дворца гуляет оборванец, а церковь - возле бубна разместилась, поскольку бубен - недалече.
  
  ШУТ:
  Ум в ситуации любой предстанет молодцом, готовый вывернуть словцо изнанкой и лицом.
  
  ВИОЛА:
  Кто словом, как мячом, играет, тот слово быстро опошляет.
  
  ШУТ:
  Хотел бы я сестру без имени иметь.
  
  ВИОЛА:
  И почему же?
  
  ШУТ:
  Ведь имя - слово, а слово многие горазды опошлять. И честь сестры так могут опорочить. Слова сегодня мало стоят с тех пор, как обязательства их в мусор превратили.
  
  ВИОЛА:
  Где ж основание на это?
  
  ШУТ:
  Вот в том-то и беда: нет оснований, кроме слова, а слово так сегодня не надёжно, что на душе становится тревожно.
  
  ВИОЛА:
  Ты от того всё время весел, что "за" и "против" в голове шута давно уж взвесил.
  
  ШУТ:
  Тарелка на весах мала. Не взвешу вас, пойдёт молва. Уж лучше вам в словесной дымке исчезнуть невидимкой.
  
  ВИОЛА:
  Ты шут Оливии, не так ли?
  
  ШУТ:
  Нет, не так! Не столь Оливия глупа, чтоб рядом был дурак. Она не замужем пока - не видно подле дурака.. Из всех женатых мужиков готовят жёны дураков Одни - под башмаком, другие - на цепочке, все одинаковы: торчат, как сельди в бочке. И я на самом деле-то не шут, а словоблуд.
  
  ВИОЛА:
  Недавно видел я тебя у герцога Орсино.
  
  ШУТ:
  Ведь глупость, как небесное светило, всегда всех согревало, всем светило. Мне б не хотелось видеть герцога в компании глупцов так часто, как графиню вижу. А ваша мудрость подле герцога ютится.
  
  ВИОЛА:
  Коль ты меня не ценишь, оценю тебя: возьми на мелкие расходы.
  
  
  ШУТ:
  Да снизойдёт Юпитер до тебя и бороду подарит!
  
  ВИОЛДА (в сторону):
  По правде говоря, скучаю по одной бородке.
  (Обращаясь к шуту):
  На бороде моей не смотрится солома. Скажи-ка, шут, хозяйка дома?
  
  ШУТ:
  Способен ли дукат с монетой увеличить род?
  
  ВИОЛА:
  Сведи их вместе, и появится приплод.
  
  ШУТ:
  Хотел сыграть бы я фригийского Пандара, дабы свести Троила и Крессиду.
  
  ВИОЛА:
  Вы - мастер подаяние просить.
  
  ШУТ:
  Привык я всякое на свете выносить: ходить в обносках, корки не гнушаться. Не вижу в том нисколько я обиды: ведь нищею была сама Крессида. Хозяйка - дома. Я ей доложу
  откуда вы, зачем и почему, хотя мне это вовсе ни к чему, всё это - сфера барского удела, о, боже, как же слово устарело.
  
  (Уходит.)
  
  ВИОЛА:
  В дурацкой роли парня блещет ум,
  Которого ему не занимать.
  Сражает он того, над кем смеётся,
  Над временем и нравами глумясь,
  Хватая оком каждую подробность.
  Мудрец и шут по сути так близки:
  Дурак нам видится, порою, мудрецом,
  А мудрый представляется глупцом.
  
  (Входят Сэр Тоби и Сэр Эндрю.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Приветствую вас, знатный дворянин.
  
  ВИОЛА:
  И я приветствую вас, сударь..
  
  СЭР ЭНДРЮ (приветствует по-французски "Да хранит вас бог, сударь".):
  Dieu vous garde, monsieur.
  
  ВИОЛА (отвечает на приветствие по-французски: "И вас тоже. К вашим услугам".):
  Et vous aussi; votre serviteur.
  
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Вы - к моим, я - к вашим.
  
  СЭР ТОБИ:
  Вы в дом желаете войти? Готова вас племянница принять, когда у вас дела, не терпящие боле промедленья.
  
  ВИОЛА:
  Я так к племяннике привязан, что навестить её обязан.
  
  СЭР ТОБИ:
  Так, ноги в руки и пошёл!
  
  ВИОЛА:
  Придам ногам своим движенье, хотя не понял ваше выраженье.
  
  СЭР ТОБИ:
  Что понимать, где надо просто наступать.
  
  ВИОЛА:
  Я так и поступлю, и на порог немедля наступлю.
  Пока мы разговоры разводили, я вижу: нас опередили.
  (Входят Оливия и Мария.)
  Явились вы, красавица небес, и ароматом неземным весь мир благоухает.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Владеет юноша придворным этикетом:"и ароматом неземным", прекрасно!
  
  ВИОЛА:
  Имею право молвить вам одной, другого уха здесь не может быть.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Изящно так ласкают ухо редко Возьму-ка речь такую на заметку.
  
  ОЛИВИЯ:
  Садовую калитку затворите. Мне надо выслушать посла.
  (Сэр Тоби, Сэр Эндрю и Мария уходят.)
  Позвольте вашу руку, сударь.
  
  ВАИОЛА:
  Готов и буду я стараться беспрекословно вам повиноваться
  
  ОЛИВИЯ:
  Скажите, как по имени могу к вам обращаться.
  
  ВИОЛА:
  Слугу Цезарио, принцесса, величают.
  
  ОЛИВИЯ:
  Вы - мой слуга!
  Так мир ещё ни разу не смеялся:
  Ведь комплимент притворным оказался.
  Вы, юноша, слуга Орсино.
  
  ВИОЛА:
  Он - ваш, а значит ваш и я.
  
  ОЛИВИЯ:
  Мой разум места для него не оставляет,
  Пусть обо мне он больше не мечтает.
  
  ВИОЛА:
  Скажу, красавица, вам сразу,
  А я пришёл поколебать ваш разум.
  
  ОЛИВИЯ:
  Коль вы слуга, я вправе приказать:
  Прошу вас более о нём не вспоминать!
  Но слушать вас готова я без меры,
  Коль о другом расскажете, к примеру.
  Прошу вас только что-нибудь начать,
  Мне это будет музыкой звучать.
  
  ВИОЛА:
  Но, графиня...
  
  ОЛИВИЯ:
  Позвольте вас прервать и кое-что сказать.
  Вы прошлый раз меня очаровали.
  Во след за вами я послала перстень.
  Тем самым надругавшись над собой,
  Слугою собственным и, видимо, над вами.
  Поступком этим вы возмущены,
  Поскольку перстень я лукавством навязала,
  Что делать мне не надлежало.
  Что вы могли подумать обо мне?
  Вы в мыслях честь мою терзали,
  Суду сердечному предали?
  Пытливый ум ваш разгадал загадку:
  И страшно сердцу моему и сладко.
  Что мне ответите на это?
  
  ВИОЛА:
  Жаль мне вас.
  
  ОИВИЯ:
  Любовь и жалось - рядом.
  
  ВИОЛА:
  Нет! Нисколько. Уместна жалось более к врагу.
  
  
  
  ОЛИВИЯ:
  Ну, что ж:! Смеяться - самый аккурат:
  Гордиться нищий тем, что не богат.
  И коль судьба не дарит козырей,
  Пусть разорвёт меня не волк, а царь зверей!
  (Бьют часы.)
  Часы твердят: напрасно время трачу.
  Я вижу: вы не мой, но не заплачу.
  Когда из юноши созреет весь мужчина,
  Для радости избранницы появится причина.
  На запад солнце красное садится.
  Вам в ту же сторону. Прошу поторопиться.
  
  ВИОЛА:
  Иду на запад.
  Ну, а вам и благ, и настроения желаю.
  А вот, что герцогу сказать, не знаю.
  
  ОЛИВИЯ:
  Постой! Хотя бы слово молви обо мне.
  
  ВИОЛА:
  Ты думаешь, что ты- не та, что есть на самом деле.
  
  ОЛИВИЯ:
  Я думаю и ты - не тот, что есть на самом деле.
  
  ВИОЛА:
  Вы правы; я- не я.
  
  ОЛИВИЯ:
  Хотелось бы увидеть тем, кем я хочу вас увидеть.
  
  ВИОЛА:
  Не знаю уж: порадую ль, обижу:
  Сейчас себя шутом я вашим вижу.
  
  ОЛИВИЯ:
  Глаза раскрылись, стало ясно:
  В устах любимых боль прекрасна.
  Не долго властвовала тень:
  В ночи любви забрезжил день.
  Клянусь весною и цветами,
  Меня любви сжигает пламя,
  Ни крепость гордости твоей,
  Ни море мудрости моей -
  Не утоляют страсти,
  В её я полной власти.
  Любовь не та, что в поисках томится,
  А та, что враз готова проявиться.
  
  
  ВИОЛА:
  Любить душа моя, Оливия, умеет,
  Но ни одна из женщин ей не завладеет.
  Во имя правды говорю, не ради лжи:
  Моей душе не надо госпожи.
  Адью, сударыня, я вас не беспокою,
  Порог слезами герцога уже я не омою.
  
  ОЛИВИЯ:
  Постой! Не уходи!
  За то, что ты мне бесконечно люб,
  Быть может, я Орсино не отвергну губ.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Дом Оливии.
  
  (Входят Сэр Тоби, Сэр Эндрю, Фабиан.)
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Нет! Здесь я больше не останусь ни секунды!
  
  СЭР ТОБИ:
  Причину злобы объясни.
  
  ФАБИАН:
  Сэр Эндрю, вы должны нам объяснить причину.
  
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Я видел, как племянница твоя, любезничала со слугою, не далее, чем давеча в саду и, как она всегда строга со мною.
  
  СЭР ТОБИ:
  Тебя ли видела при этом, мой оболтус?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Конечно, видела, как я тебя сейчас.
  
  ФАБИАН:
  Она любовь свою к вам этим доказала.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  А вы хотите доказать, что я осёл.
  
  ФАБИАН:
  И ум, и здравый смысл - свидетели сему.
  
  СЭР ТОБИ:
  Сии присяжные - из Библии самой, судившие до Ноя и ковчега.
  
  ФАБИАН:
  Ведь с человеком молодым она любезничала только для того, чтоб ваши чувства пробудить и сердце любящее пламенем зажечь. Вмешаться следовало вам и выкинуть такую штуку, чтоб онемел от изумления мальчишка. Поступок, не родившись, захирел. Вы дали времени убить счастливый случай, а холод отношения графини вас превратил в сосульку на усах голландца, который бороздит холодные моря. И будет так пока вы не растопите сей хлад поступком смелым или подвигом на благо государства.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Я склонен к подвигу. Политика претит мне. Чем быть политиком. уж лучше быть баптистом.
  
  СЭР ТОБИ:
  Ну, коли так, пусть это будет подвиг. Послу монарха бросишь гневный вызов и превратишь мальчишку в решето. Узнав об этом, дева разомлеет, тебя, сосульку, сразу отогреет. Нет свахи более удачливей на деле, чем храбрость, обретенная в дуэли.
  
  ФАБИАН:
  Другого, сударь, я пути не вижу.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Кто вызов передать из вас решится?
  
  СЭР ТОБИ:
  Иди и вызов начертай рукою Марса, при этом будь суров и краток. Пусть красноречие не светится умом, но изобилует мудрёными словами, которые чернят черней чернил. И не забудь потыкать словом "ты" мальчишку. Покуда есть бумага, варит голова, нанизывай поскудные слова, плоди листы, как простыню, которой можно покрывать Великую Фосбрукскую кровать. Перо гусиное в чернильницу макай и желчь из оной извлекай!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Где вас искать?
  
  СЭР ТОБИ:
  Мы в спальню позовём тебя. Иди же.
  
  (Сэр Эндрю уходит.)
  
  ФАБИАН:
  Я вижу он вам дорог, сударь.
  
  СЭР ТОБИ:
  Не столько он мне, сколько я ему: цена уже за тысячи давно перевалила.
  
  
  
  ФАБИАН:
  В каких тонах письмо - могу представить, его никак нельзя сопернику доставить!
  
  СЭР ТОБИ:
  Не только передам письмо, но и соперника к ответу призову. Не скрою: их волами не затащишь к месту боя. Клянусь при этом потрохами: в раздавленной блохе найдётся крови больше, чем у Эндрю.
  
  ФАБИАН:
  Да и в мальчишке нет свирепости в помине.
  
  (Входит Мария.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Вот и воробушек к нам в веточки спустился.
  
  МАРИЯ:
  Коль умориться со смеху хотите, за мною поскорее поспешите. Простак Малволио, уверовавший в чудо, поправ разумное, чем христианин горд, творит нелепости, в безумстве пребывая. Он облачился в жёлтые чулки.
  
  СЭР ТОБИ:
  С подвязками крест на крест?
  
  МАРИЯ:
  Одна умора и забава: в чулках ступает, слово, пава. Висела я над ним, как меч, боясь его от дел отвлечь. А он, боясь незримого меча, по плану нашему маршрут свой намечал.
  Он улыбается с такою дикой жаждой, что в глобус превращается лицо, а на щеках - по Индии на каждой. Никто не видывал подобного из вас! Так мне хотелось запустить в него тарелкой, но это сделает графиня за меня и этот неминуемый удар он примет за великий дар.
  
  СЭР ТОБИ:
  Веди же нас к нему, скорей веди!
  
  (Уходят.)
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Улица.
  
  (Входят Себастьян и Антонио.)
  
  СЕБАСТЬЯН:
  По воле собственной тебя бы не тревожил,
  Но коли тяготы тебе такие в радость,
  То упрекать я более не буду.
  
  АНТОНИО:
  Оставить одного я вас не мог,
  Привязанность - острее шпор стальных,
  Она меня гнала за вами вслед.
  Стремление увидеть вас,
  Которого достаточно вполне,
  Чтоб на далекий путь решиться,
  Не главною причиной явилось.
  Меня снедала мысль о том,
  Что может с вами приключиться
  В стране далёкой и неведомой для вас,
  Когда вокруг - ни помощи, ни друга.
  Любовь, за вашу беспокоясь жизнь,
  Меня заставила последовать за вами.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Мой добрый друг,
  В кармане - благодарность,
  Иного на сегодня не имею.
  Монетой этою обходятся частенько.
  Когда б сундук был полон, как душа,
  Всё содержимое отдал бы, не жалея.
  Нет здесь у нас богатых дядей,
  Обогатимся.-ка познанием о граде.
  Пожалуй, с этого с тобою и начнём.
  
  АНТОНИО:
  Мы этим завтра, друг, обогатимся,
  Сейчас же - на ночь где-то приютимся.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Я не устал.
  До ночи далеко.
  Глазам, мой друг, сейчас не до покою:
  Хотят насытиться заморской красотою.
  
  АНТОНИО:
  Уговорить меня надеешься напрасно:
  Бродить по городу совсем небезопасно.
  Однажды в море я галеру захватил,
  С тех пор здесь ненависть я в душах зародил.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  А много ль душ при этом загубил?
  
  АНТОНИО:
  Не назовёшь кровавой эту схватку,
  Хотя участникам пришлось совсем не сладко.
  Уладить споры можно было,
  И разрешить всё дело мило,
  Отдав захваченное в схватке,
  Но то - не стиль моей повадки.
  Такой развязки многие желают,
  Торговли ради так и поступают.
  Коль кто-то вдруг меня здесь опознает,
  Добра он мне, поверь, не пожелает.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Так не ходи по улицам открыто.
  
  АНТОНИО:
  Я не пойду. Держи-ка кошелёк.
  Есть в южной части города отель,
  Его здесь называют "Элефант".
  Пока я ужин закажу с ночлегом,
  По городу пройдись, к народу присмотрись,
  Вернувшись, ты меня найдёшь в отеле.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Зачем мне кошелёк?
  
  АНТОНИО:
  На рынке кошелёк всегда сгодится
  Купить пустяшную, но милую вещицу.
  Прошу: не отвергайте предложенье:
  Вам нечего купить на ваши сбереженья.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Довольно на момент речей,
  Я - ваш сегодня казначей.
  Пойду на город полюбуюсь
  И через час в отель вернусь.
  
  АНТОНИО:
  Название отеля "Элефант".
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Название отеля я запомнил.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ТРЕТИЙ
  
  СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
  
  В саду Оливии.
  
  (Входят Оливия и Мария.)
  
  ОЛИВИЯ:
  За ним уже послала я.
  Чем угостить, чем одарить, когда придёт?
  Ведь юность в долг и на прокат не отдаётся,
  А чаще за бесценок продаётся.
  Уж слишком громко я разговорилась!
  А где Малволио? Что с малым приключилось?
  Он так торжественен сегодня и приветлив:
  Как раз такой, какой необходим.
  Так где ж Малволио?
  
  МАРИЯ:
  Идёт, сударыня, идёт.
  Но выглядит он, словно, идиот.
  
  ОЛИВИЯ:
  В чём дело? Он не в меру возбуждён?
  
  МАРИЯ:
  Не глядя на людей, он молча бродит,
  Улыбка странная с лица его не сходит.
  Охрана вам, сударыня, нужна.
  Дворецкий наш, по-моему, свихнулся.
  
  ОЛИВИЯ:
  Зови его сюда.
  (Мария уходит.)
  Помешана я так же, как он.
  Любой помешан, кто влюблён.
  (Входят Мария и Малволио.)
  Приветствую, Малволио, тебя!
  
  МАЛВОЛИО:
  И я красавицу приветствую, ха-ха!
  
  ОЛИВИЯ:
  Ты улыбаешься, а повод не смешной.
  
  МАЛВОЛИО:
  И мне бы было не смешно, когда бы обратил вниманье не подвязки, которые нутро мешают крови будоражить. Но что поделать, коль они приятны даме. Как говорится правильно в сонете: "Понравился одной - понравишься и всем на свете"!
  
  
  ОЛИВИЯ:
  О чём ты? Что с тобою происходит?
  
  МАЛВОЛИО:
  Мой разум, госпожа, не помрачнел, хотя я с ног немного пожелтел. По вашему желанью и веленью все до единого исполню наставленья. Рукой изящною начертано посланье.
  
  ОЛИВИЯ:
  Тебе ли, милый, не пора в кровать?
  
  МАЛВОЛИО:
  Любимая, об этом я не смел мечтать!
  
  ОЛИВИЯ:
  О, господи, да что с тобой творится?
  Улыбка не снимается с лица,
  Воздушным поцелуям нет конца.
  
  МАРИЯ:
  В себе ли ты, Малволио, скажи?
  
  МАЛВОЛИО:
  Любой дурак на свете знает:
  Вороне соловей не отвечает.
  
  МАРИЯ:
  Как до такой позорной дерзости в присутствии графини можно опуститься?
  
  МАЛВОЛИО:
  "Но блеска ты её не замечай". Изложено в письме.
  
  ОЛИВИЯ:
  Не можешь ли, Малволио, мне объяснить что это значит?
  
  МАЛВОЛИО:
  "Одни - велики с колыбели"...
  
  ОЛВИЯ:
  И что!
  
  МАЛВОЛИО:
  "Другие имя подвигом творят"...
  
  ОЛИВИЯ:
  Что несёшь ты?
  
  МАЛВОЛИО:
  "А третьим - звёзды падают в ладони"...
  
  ОЛИВИЯ:
  Спаси его, господь!
  
  МАЛВОЛИО:
  "И, может, вспомнишь ту, кто так любил твои подвязки"...
  
  ОЛИВИЯ:
  Подвозки с жёлтыми чулками!
  
  МАЛВОЛИО:
  "Когда они крест накрест красовались на твоём чулке"...
  
  ОЛИВИЯ:
  Крест накрест!
  
  МАЛВОЛИО:
  "Иди же напролом - всего достигнешь"...
  
  ОЛИВИЯ:
  Всего достигнешь?
  
  МАЛВОЛИО:
  "А если не решишься, то останешься дворецким, достойным лишь компании лакеев"...
  
  ОЛИВИЯ:
  Он несомненно сумасшедший.
  
  (Входит слуга.)
  
  СЛУГА:
  Посланник юный герцога Орсино возвратился, едва его я упросил немного подождать. Он ожидает, ваша светлость, указаний.
  
  ОЛИВИЯ:
  Сейчас иду.
  (Слуга уходит.)
  Ты прикажи, Мария, помощь оказать. Куда же дядя Тоби подевался? Пусть кто-то из людей присмотрит за несчастным. Я за здоровье бедного ничто не пожалею.
  
  (Оливия и Мария уходят.)
  
  МАЛВОЛИО:
  Вот это да! Ужели родственные связи завязались? Сам Тоби должен проявить заботу обо мне! Всё точно по письму: она должна ко мне его прислать, а я его обязать отчитать.
  "Будь строг с родными, с челядью жесток, веди беседы о политике и праве, быть деспотом и странным не гнушайся". При этом должен быть степенный вид, медлительная речь, и поступь твёрдая, достойная вельможи. Вот и поймалась рыбка на крючок! Здесь и Юпитер роль свою сыграл, который мне благоволит и я ему премного благодарен. Ведь, уходя, она сказала: "Пусть кто-то из людей присмотрит за несчастным". Ни даже о Малволио , ни даже о дворецком... О несчастном! Во всём гармония присутствует всегда: частица тянется к частице, препятствия любые обходя... Что тут сказать? Никто не может стать между надеждой и мечтой: они объединились воедино. Творец же этого не я, а сам Юпитер, ему отвесить должен я поклон.
  
  
  (Возвращается Мария с Сэром Тоби и Фабианом.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Во имя всех святых, куда он подевался? Вселись в него все черти ада, я спуску всё равно ему не дам!
  
  ФАБИАН:
  Да вот он, вот он! Успокойтесь. Какая муха укусила вас?
  
  МАЛВОЛИО:
  Я позволяю всем вам удалиться - мне одиночеством пристало насладиться. Пошли все вон!
  
  МАРИЯ:
  Как глубоко в нём дьявол поселился! Не я ли вам, Сэр Тоби, говорила? - заботиться о нём хозяйка вас просила.
  
  МАЛВОЛИО:
  Ага! Она уже заботится изволит?
  
  СЭР ТОБИ:
  Не будем сориться: всё миром разрешим. С ним вежливо нам надо обходиться. Оставьте нас наедине. Ты в здравом ли, Малволио, уме? Скажи мне, что с тобою происходит? В тебя вселился враг всего живого. Ты дьяволу не должен поддаваться.
  
  МАЛВОЛИО:
  Что ты несёшь?
  
  МАРИЯ:
  Вы посмотрите, как он беса защищает, когда клянём его за подлые дела. Спаси его, господь, от порчи!
  
  ФАБИАН:
  Его мочу снеси-ка к ворожее.
  
  МАРИЯ:
  Коль бог подарит день, я так и поступлю. Не даром же графиня упредила: "Я за здоровье бедного ничто не пожалею".
  
  МАЛВОЛИО:
  О, славная моя!
  
  МАРИЯ:
  О, боже!
  
  СЭР ТОБИ:
  Прошу вас помолчать. Ужель расстроить далее хотите? Доставьте право мне с ним говорить.
  
  ФАБИАН:
  Но только ласково. Иного он не терпит.
  
  СЭР ТОБИ:
  Как, петушок, тебе поётся? И хорошо ль живётся?
  
  МАЛВОЛИО:
  Милейший!
  
  СЭР ТОБИ:
  Иди-ка, петушок, ко мне. Достоинство своё не унижай, в орехи с чёртом не играй. Пред сатаной довольно унижаться - его петля устала дожидаться.
  
  МАРИЯ:
  Пусть он помолится, Сэр Тоби. Попросите.
  
  МАЛВОЛИО:
  Ах, ты, паршивая девчонка!
  
  МАРИЯ:
  Лишен он набожности напрочь.
  
  МАЛВОЛИО:
  Пошли-ка вон! Вы все - ничтожество и мне совсем не ровня. Уж коли вам не терпится-неймётся, то о величии моём узнать придётся.
  
  (Уходит.)
  
  СЭР ТООБИ:
  Поди ж каков!
  
  ФАБИАН:
  Когда б в театре это показали, за выдумку бы просто освистали.
  
  СЭР ТОБИ:
  Заразой шутки весь больной охвачен.
  
  МАРИЯ:
  Не дайте отдохнуть - придёт в себя иначе.
  
  ФАБИН:
  А вдруг ума у бедного убудет.
  
  МАРИЯ:
  Спокойней в доме будет.
  
  СЭР ТОБИ:
  Пойдёмте свяжем и посадим дурня в клеть. Племянница уверена: он сбрендил и мы продолжим шутку по победы. Затея наша и кураж - укор дворецкому за блаж. Когда же надоест нам потешаться, мы от затеи праве отказаться. Ты ж будешь королевою, Мария, с ума сводящая влюбленных чудаков. Но посмотрите-ка, скорее посмотрите!
  
  (Входит Сэр Эндрю.)
  
  
  ФАБИАН:
  Ещё одна потеха к майскому столу.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Вот вызов, сдобренный и перцем, и горчицей!
  
  ФАБИАН:
  Уже представил сморщенные лица.
  
  СЭР ЭЕДРЮ:
  Да, так и будет. Уверяю вас. Прочтите.
  
  СЭР ТОБИ:
  Давай.
  (Читает):
  "Мальчишка, кто б ты ни был, ты - негодник."
  
  ФАБИАН:
  Прекрасно и отважно.
  
  СЭР ТОБИ (читает):
  " А почему так оскорбляю - не скажу".
  
  ФАБИАН:
  Замечено ко времени и к месту. Чтоб ненароком вдруг закон не преступить, уж луче ничего не говорить.
  
  СЭР ТОБИ (читает):
  "Она тебя любезно принимает, но не за то тебе бросаю я перчатку. А коль решишь, что так, то ошибёшься".
  
  ФАБИАН:
  И речи не велик поток и ум, похоже, короток.
  
  СЭР ТОБИ (читает):
  "Я на пути тебя подстерегу, а ты меня нечаянно убьёшь"...
  
  ФАБИАН:
  Ну, просто гениально!
  
  СЭР ТОБИ (читает):
  "И ты убьёшь меня предательски и грубо".
  
  ФАБИАН:
  Вот и не вижу здесь уже секрета: закон тебе страшнее арбалета.
  
  СЭР ТОБИ (читает):
  "Засим прощай. Пусть небо сбережёт твою ль, мою ли душу. Надеюсь, что мою, а потому прошу беречься. Твой друг, а, может, враг заклятый - зависит от цены расплаты.
  СЭР ЭНДРЮ ЭГЧИК".
  Несу ему ужасный вызов этот. Но если даже это не поможет, его уже ничто не растревожит.
  
  МАРИЯ:
  У вас прекрасная возможность: он на приёме у графини и вскоре собирается отбыть.
  
  СЭР ТОБИ:
  Иди-ка, Эндрю, спрячься за оградой и бди, подобно воину, стоящему в дозоре. Как только ты его заметишь, оружие скорее обнажи и уколи его своей отменной бранью. Чем громче будешь обзывать, тем более противника уколешь. Не медли!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Мне равного по брани не найти!
  
  (Уходит.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Письма я юноше не буду отдавать,, поскольку он умён и образован. Не зря оказано доверено ему вести с племянницей моей переговоры. Письмом, написанным ослом, не запугать смышленого мальчишку. Я вызов устно передам, а Эндрю опишу ему в воинственных тонах. Я этим их обоих ошарашу и пусть они скрестят в дуэли взгляды, друг друза ненависти пламенем сжигая.
  
  (Входят Оливия и Виола.)
  
  ФАБИАН:
  А вот и он с племянницей твоей. Дадим им время распроститься, а там уж то, чему должно случиться.
  
  СЭР ТОБИ:
  А я пока что речь свирепую для вызова сварганю.
  
  (Сэр Тоби, Фабиан и Мария уходят.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Для сердца каменного много слов сказала,
  Подвергнув честь свою опасности великой.
  Внутри меня чего-то восстаёт,
  Но победить желанье не даёт.
  
  ВИОЛА:
  И герцога и ваши муки велики,
  От смысла здравого, однако, далеки.
  
  ОЛИВИЯ:
  Я вас прошу: не откажите.
  Портрет мой в перстне, вы его носите.
  Наденьте на изящный перст,
  Он бессловесен: вам не надоест.
  Пообещайте завтра появиться.
  Я кроме чести вам ни чём не откажу,
  Всё остальное, не колеблясь, одолжу.
  
  
  ВИОЛА:
  Не мне себя, а герцогу вручите.
  
  ОЛИВИЯ:
  Отдать нельзя того, что не имеешь:
  Ты этим всем, Цезарио, владеешь.
  
  ВИОЛА:
  Освобождаю я тебя от обязательств.
  
  ОЛИВИЯ:
  Прошу, Цезарио, приди же завтра снова,
  Я в преисподнюю идти с тобой готова.
  
  (Уходит.)
  
  (Появляются Сэр Тоби и Фабиан.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Бог, сударь, в помощь вам.
  
  ВИОЛА:
  И вам того же.
  
  СЭР ТОБИ:
  Всё, что имеете для боя при себе, немедля приготовьте. Что вы не поделили я не знаю, но ваш противник очень уж опасен и поджидает жертву за углом. Готовьтесь отразить напор искусного и ловкого бойца, готового сражаться до конца.
  
  ВИОЛА:
  Я полагаю: здесь какая-то ошибка. На памяти своей я не припомню ссоры.
  
  СЭР ТОБИ:
  И, тем не менее, такая существует. Коль жизнь вам дорога - остерегайтесь! Противник ваш и молод, и искусен, и даровит, и зол не по летам.
  
  ВИОЛА:
  Прошу вас, сударь, имя назовите.
  
  СЭР ТОБИ:
  Он, стоя на ковре, был удостоен рыцарского званья касанием рапиры деревянной, но в частных спорах чёрту стал подобен. И очень многих победил, и три души от тел освободил. Сейчас взбешён настолько, что кроме похорон противника не мыслит ничего. Отдавшись гневному капризу, он в бой стремится под девизом: "в могилу лучше сразу лечь, чем голова - в корзину с плеч".
  
  ВИОЛА:
  Я по натуре не задира. Прядётся возвратиться в дом, просить графиню дать сопровожденье. Я слышал: существуют забияки весьма охочие до драки, они тем самым храбрость демонстрируют свою. Он, видимо, один из той когорты.
  
  
  СЭР ТОБИ:
  Нет, сударь, здесь обида налицо. И чтоб не слыть вам подлецом, придётся отвечать на вызов. Без боя в дом вас не пущу, так что придётся драться с ним или со мною. Уж лучше, полагаю, с ним, по крайней мере: не с двумя, а лишь с одним. А коли не хотите фехтовать, то вам несдобровать: ведь при отсутствии отваги, вы навсегда лишитесь шпаги.
  
  ВИОЛА:
  Сие невежливо и даже очень странно. Прошу об одолжении одном: спросить у рыцаря причину недовольства. Быть может, я чего-то упустил, а этот кто-то мне оплошность не простил.
  
  СЭР ТОБИ:
  Пойду спрошу.
  Вы, сударь Фабиан, синьора придержите, и без меня, прошу, не уходите.
  
  (Уходит.)
  
  ВИОЛА:
  Известно что-то вам об этом деле?
  
  ФАБИАН:
  Я знаю, что рассержен рыцарь до степени такой, что жаждет вашей смерти. Ни более, ни менее того.
  
  ВИОЛА:
  А что за человек он? Расскажите.
  
  ФАБИАН:
  Особенного нет в нём ничего, за исключением того, что он свиреп и вам докажет это в ходе схватки. Ведь нет в Иллирии соперника искуснее его и кровожадней. Так вы готовы к схватке? Я постараюсь миром спор уладить.
  
  ВИОЛА:
  Весьма бы был за это благодарен. Готов я с храбростью своею распрощаться, но лучше со священником, чем с рыцарем общаться.
  
  (Уходят.)
  
  (Возвращаются Сэр Тоби и Сэр Эндрю.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Скажу тебе я - это сущий дьявол. Доселе я такого не встречал. Я с ним попробовал сразиться для проверки, но он мне преподал такое мастерство, что жизнь свою спасая, отступил я. Он также твёрд в умении сражаться, как мать-земля тверда под сапогом. Недаром говорят, что при дворе персидском он был наставником монарха по рапире.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Да чтоб меня проказа одолела! - До этого сражения мне более нет дела!
  
  СЭР ТОБИ:
  Он вепрем рвётся на таран. Его сдержать уже не может Фабиан.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  И надо ж было этому случиться! Да чтоб ему на месте провалиться! Когда бы знал, что он из тех вояк, снискавших славу среди прочих забияк, я на дуэль бы никогда его не вызвал. Прошу вас слёзно вепря осадить, готова коня ему я подарить.
  
  СЭР ТОБИ:
  Попытку сделаю. Куда деваться!
  (В сторону):
  На жеребце твоём хочу я покататься.
  Теперь их два - так может статься.
  (Входят Фабиан и Виола.)
  (Фабиану):
  Он так мальчишку испугался, что с лучшей лошадью расстался.
  
  ФАБИАН:
  Мальчишка так от страха весь трясётся, как будто по пятам его медведь крадётся.
  
  СЭР ТОБИ (обращаясь к Виоле):
  Исчерпаны все средства. Хотим ли, не хотим, но бой неотвратим. Не может клятвой воин поступаться. С другой же стороны, чёрт подери, находит ссору он пустяшной, хотя и клялся клятвою он страшной. И чтоб ему с присягою дружить, должны вы шпагу лишь для виду обнажить. А ссора пусть в забвении утонет. Он обещает: вас не тронет.
  
  ВИОЛА (в сторону):
  Ужели, господи, себя я обнаружу?
  Ужели баба вылезет наружу?
  
  ФАБИАН:
  В глазах увидите свирепость, отступите.
  
  СЭР ТОБИ:
  Держитесь, Эндрю. Нет спасенья. Не может дворянин не показать отвагу, он доложен обнажить в дуэли шпагу, но клялся мне и в бога он и в мать обидчика не убивать Надеюсь, сердце рыцаря я этим успокою. Готовься к бою!
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Да будет клятве верен он!
  
  ВИОЛА:
  Я этот не планировал урон.
  
  (Оба обнажают шпаги.)
  
  (Входит Антонио.)
  
  АНТОНИО:
  Прошу заправить шпагу в ножны. Коль этот юноша нанёс вам оскорбленье, я за него готов ответить. А коли вы его обидели, признайтесь, готов сразиться с вами. Защищайтесь!
  
  СЭР ТОБИ:
  Откуда вы и кто?
  
  АНТОНИО:
  Я тот, скажу вам, сударь, смело,
  Кто слово сразу обращает в дело.
  
  СЭР ТОБИ:
  Уж если вы шпажист, как говориться, со мной придётся вам сразиться.
  
  (Обнажает шпагу.)
  
  (Входят полицейские.)
  
  ФАБИАН:
  Сэр Тоби, ситуация сменилась: сюда полиция явилась.
  
  СЭР ТОБИ:
  Я с вами в скором времени увижусь.
  
  ВИОЛА:
  Покоится пусть шпага в ножнах, сударь.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Да, шпагу - в ножны, а коня - в конюшню, как и обещал.
  Конь лёгок на ходу, прекрасно чувствует узду.
  
  ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Да, это он. Бери его под стражу.
  
  ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Вы арестованы, Антонио, по воле герцога Орсино.
  
  АНТОНИО:
  Вы, сударь, вероятно обознались.
  
  ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Ничуть, милейший. Вас невозможно не узнать: вы тот же, только не в тельняшке. Бери его, я не ошибся.
  
  АНТОНИО (обращаясь к Виоле):
  Я должен подчиниться власти. А всё случилось потому, что вас отважился искать. Но что поделать - так случилось. Теперь, нуждой обременённый, я вынужден просить вернуть мне кошелёк. Не то беда, что арестован, а то, что не способен помощь оказать. Поражены вы, но крепитесь.
  
  ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Идите, время не тяните.
  
  АНТОНИО:
  Хотя бы часть моих верните денег.
  
  ВИОЛА:
  Какие деньги? Что вы говорите? Хотите платы за участие в спасении моём, которое арестом обернулось? Готов отдать я половину из своих запасов, но они скромны.
  АНТОНИО:
  Вы отвергаете меня? Возможно ль пренебречь услугой, цена которой неоплатна? Поведать миру все подробности не смею: я счёл бы это низким для себя.
  
  ВИОЛА:
  Мне совершенно неизвестно об услуге. Впервые вас и слышу я и вижу. Неблагодарность же я в людях ненавижу. Её к порокам злейшим отношу таким, как ложь, тщеславие и пьянство, которые как яд уничтожают кровь и плоть.
  
  АНТОНИО:
  О, боже праведный!
  
  ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Идёмте, ударь, я прошу вас.
  
  АНТОНИО:
  Дозвольте пару слов ещё. Я этого юнца, который перед вами, из пасти смерти вызволил недавно. Берёг его и преданно и нежно, казалось, что нашёл в нём идеал, которому, как богу поклонялся..
  
  ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Нет дела нам до исповеди вашей. Мы только упускаем время.
  
  АНТОНИО:
  Не божество ты, Себастьян, а сущий идол.
  Красив лицом, но мерзок содержаньем.
  Добро и красота друг друга дополняют,
  Меж злом и красотой союза не бывает.
  Лишь дьявол под покровом красоты
  Надежды рушит наши и мечты.
  
  ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Похоже, он сошёл с ума, Веди его скорее.
  
  АНТОНИО:
  Я иду.
  
  (Уходит с полицейскими.)
  
  ВИОЛА:
  Уж очень говорил он горячо и убеждённо.
  Быть может, радуюсь я рано,
  Но принял он меня за Себастьяна.
  Ужели правда? Боже мой!-
  Надежда есть, что брат живой.
  
  СЭР ТОБИ:
  Мой рыцарь,
  Мудрый Фабиан,
  Моя хмельная рать,
  Пора нам тост весёлый прошептать.
  
  ВИОЛА:
  Назвал он имя Себастьяна.
  И я, когда у зеркала стою, то вижу брата.
  Ведь он носил всегда такое платье,
  Я в этом вторю до сих поре ему.
  О, бури добрые и ветры до небес,
  Ужели дарите мне чудо из чудес!?
  
  (Уходит.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Мальчишка подл и вовсе не соколик, трусливее, чем кролик. Вся непорядочность - в предательстве и отречении от друга. О трусости расскажет Фабиан.
  
  ФАБИАН:
  Он трусость исповедует как культ.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Я изобью его, хвати меня инсульт!
  
  СЭР ТОБИ:
  При этом шпагу ты не вынимай, иначе угодишь немедля в рай.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Лечу! Сейчас его отколочу!
  
  (Уходит.)
  
  ФАБИАН:
  Нет у комедии конца.
  
  СЭР ТОБИ:
  Друг друга стоят оба молодца.
  
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Перед домом Оливии.
  
  (Входят Себастьян и шут.)
  
  ШУТ:
  Вы доказать хотите мне, что не за вами послан?
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Иди, шутник, своей дорогой, не приставай ко мне.
  
  ШУТ:
  Прекрасно сыграно, хвалю! Я вас не знаю, и не за вами послан с просьбой на беседу к госпоже явиться, и вовсе не Цезарио зовут вас, и сам я будто бы по вашему - не сам.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Ни мне, ни здесь причуды расточай.
  Я не знаком с тобой, прощай.
  
  ШУТ:
  Причуды расточать! А надо должное отдать - так может только гранд сказать шуту, хвалу свою бросая вместо меди. Причуды расточать! Весь свет, похоже, вдруг перевернулся и свихнулся. Прошу вас в мир сегодняшний вернуться и дать возможность мне обрадовать графиню вашим появленьем.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Иди своей дорогой глупый грек.
  Я видеть не хочу тебя вовек.
  Вот за труды - достойная монета,
  А не отстанешь - накажу за это.
  
  ШУТ:
  Вы на дары, я вижу, не скупитесь,
  Но щедрости такой поберегитесь.
  Кто от шута деньгами откупился,
  В мудрейшего немедля обратился.
  Мудрец, увы, до времени гордиться,
  Пока карман его не прохудится.
  
  (Входят Сэр Эндрю, Сэр Тоби и Фабиан.)
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  На этот раз я промаха не дам! Вот вам! Вот вам!
  
  СЕБАСТЬЯН:
  А вот тебе: и раз, и два, и три!
  Иди-ка с носа кровь свою утри!
  Вы посходили все с ума?
  
  СЭР ТОБИ:
  Прошу сдержать свою отвагу!
  Не то заброшу вашу шпагу.
  
  ШУТ:
  Немедля доложить графине надо.. Ни за какие я коврижки не захотел бы быть в дырявой их манишке.
  
  (Уходит.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Довольно, сударь, прекратите.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Нет! Ты не сдерживай его. Я выберу оружие другое: в Иллирии достаточно законов, чтоб защитить меня не шпагою, а правом. Я на него найду управу. Хоть первым и ударил я, но это не считается: так в играх полагается.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  А ну-ка уберите руку!
  
  СЭР ТОБИ:
  Довольно, юный полководец.
  У зла не знает дна колодец.
  Прошу вас: будьте осторожны.
  Пусть шпага отдыхает в ножнах.
  Вы доблесть вашу доказали:
  В ней сомневаемся едва ли.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Открыта к поединку дверь!
  Что скажете теперь?
  Коль зло хотите на себя навлечь,
  Прошу вас обнажить свой меч.
  
  СЭР ТОБИ:
  Просите мира! А иначе:
  Прядётся крови нацедить телячей.
  
  (Входит Оливия.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Уж если жизнью дорожите,
  Сейчас же, Тоби, прекратите!
  
  СЭР ТОБИ:
  Мадам!
  
  ОЛИВИЯ:
  Я даже слова вам не дам!
  Ах, как мне надоело,
  Учить вас нравам то и дело!
  Ведут себя в такой манере
  Лишь дикари в своей пещере.
  Прошу немедля удалиться!
  Тебе, Цезарио, не стоит огорчаться,
  На глупость глупо обижаться.
  (Сэр Тоби, Сэр Эндрю и Фабиан уходят.)
  Прошу тебя, мой нежный друг,
  Забыть обиду, как недуг,
  Обида долго не болит,
  Её твой разум исцелит.
  Пойдём, я расскажу, как дядя,
  Простой забавы, шутки ради,
  Готов такое совершить,
  Что насмеёшься от души.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Что происходит в самом деле?
  В уме ли я своём, во сне ли?
  Меня так приняли сердечно,
  Коль это сон, пусть длится вечно.
  
  ОЛИВИЯ:
  Идём, прошу тебя, идём.
  Позволь и мне немного помечтать:
  Хотя бы мысленно тобой повелевать.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Мадам, готов вам подчиниться.
  
  ОЛИВИЯ:
  Да будет так, как говорится.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ВТОРАЯ
  
  Дом Оливии.
  
  (Входят Мария и шут.)
  
  МАРИЯ:
  Надень-ка рясу, прицепи бородку, викарием представься из местного прихода. Не мешкай с этим делом. А я тем временем пойду за Сэром Тоби.
  
  (Уходит.)
  
  ШУТ:
  Надену рясу и святошею прикинусь. Не я, увы, один под рясой лицемер. Я недостаточно пузат для этой роли, а для жреца науки - не совсем костляв, но оставаться честным и достойным мне дороже и степеней научных, и сутаны. А вот и сотоварищи мои.
  
  (Входит Сэр Тоби и Мария.)
  
  СЭР ТОБИ:
  Да ниспошлёт Юпитер вам благословенье, пастор.
  
  ШУТ:
  Сэр Тоби, бонос дьес. Как некогда летами изнурённый пражский богомолец, не ведавший ни чтива, ни письма, изрёк племяннице монарха Горбодука мудрые слова: "Что есть - то есть." Вот так и я такой же пастор-мастор, поскольку то, что есть, оно и будет тем, что есть.
  
  СЭР ТОБИ:
  Займитесь им, почтенный Топас.
  
  ШУТ:
  Да будет мир тому, кто здесь томится!
  
  СЭР ТОБИ:
  Ах, как хорош наш проходимец в этой роли.
  
  МАЛВОЛИО:
  Я здесь.
  
  ШУТ:
  Викарий местный, преподобный Топас, пришёл безумного Малволио унять.
  
  МАЛВОЛИО:
  Почётный преподобный Топас, идите же графиню известите.
  
  ШУТ:
  Вон, дьявол, из души несчастной! Зачем ты бедного грехами истязаешь и женской плотью душу совращаешь?
  
  СЭР ТОБИ:
  Отлично сказано, викарий.
  
  МАЛВОЛИО:
  Доселе так меня не унижали, в темнице сроду не держали, и за безумца никогда не выдавали.
  
  ШУТ:
  Тьфу, сатана презренный! Тебя почти изысканно зову я, поскольку очень кроток нравом и даже с дьяволом не смею пререкаться. Ты говоришь, что здесь темно, тебя я не найду?
  
  МАЛВОЛИО:
  Темно и страшно, как в аду.
  
  ШУТ:
  Но есть же окна, где сквозь ставни свет струится и верхний ряд бойниц на юге-севере в оправе черных рам блестит. Ни свету, ни свободе здесь препятствий нету.
  
  МАЛВОЛИО:
  Я, преподобный Топас, не сошёл с ума, Вокруг меня - сплошная тьма.
  
  ШУТ:
  Ты ошибаешься, безумец. Во тьме невежества, несчастный, ты погряз, как некогда в тумане египтяне.
  
  МАЛВОЛИО:
  Я утверждаю: дом во тьме невежества погряз. И мрак невежества подобен мраку ада. Никто меня так в жизни не позорил. Я равно, как и вы прозорлив и это можно испытать.
  
  ШУТ:
  Что Пифагор приписывает птице?
  
  МАЛВОЛИО:
  То ёмкость некая, куда душа стремится.
  
  ШУТ:
  И каково же мнение твоё?
  
  МАЛВОЛИО:
  Душа должны быть в небесах - не в птице. Учение такое не годится.
  
  ШУТ:
  Прощай. Твой мрак неисцелим. Пока ты не признаешь Пифагора, безумного я не признаю вздора. Ведь ты готов убить птенца, не удосужившись, что убиваешь душу.
  
  МАЛВОЛИО:
  О, Топас, Топас преподобный!
  
  СЭР ТОБИ:
  Ай, молодчина, преподобный Топас!
  
  
  ШУТ:
  Во всём хорош! На всё я гож!
  
  МАРИЯ:
  Без бороды, без рясы горазд ты на любые выкрутасы. Во мраке он костюм не оценил.
  
  СЭР ТОБИ:
  Теперь ты голосом шута хлестни своим словцом скота, а после о реакции расскажешь. Пора нам шутку завершить, чтоб мне племянницу не злить, иначе всё закончится печально. Идёмте-ка теперь ко мне.
  
  (Сэр Тоби и Мария уходят.)
  
  ШУТ (напевая):
  "Весёлый Робин,
  Как дела?
  Как девушка твоя"?
  
  МАЛВОЛИО:
  Шут!
  
  ШУТ:
  "Я на конюшне ждал её,"
  
  МАВОЛИВО:
  Шут!
  
  ШУТ:
  "Не помогла подкова".
  
  
  МАЛВОЛИО:
  Шут, отзовись!
  
  ШУТ:
  "Ей хочется другого..."
  Похоже, кто-то звал меня?
  
  МАЛВОЛИО:
  Ты хочешь, шут, чтоб до скончания веков душа моя тебя благодарила? Тогда неси свечу, перо, бумагу и чернила.
  
  ШУТ:
  Ужели, уважаемый Малволио, вы здесь?
  
  МАЛВОЛИО:
  Да, ваша дурость.
  
  ШУТ:
  Как вы во тьме с талантом вашим оказались?
  
  
  МАЛВОЛИО:
  Никто на свете не был оскорблён так и унижен. Ведь я по разуму такой же, как и ты.
  
  ШУТ:
  Ну, коли так, то ты такой же, как и я, дурак.
  
  МАЛВОЛИО:
  И по рукам и по ногам меня скрутили и в эту вот темницу посадили. Осёл-священник здесь недавно появлялся. И всё к тому, чтоб я в темнице помешался.
  
  ШУТ:
  Вы думайте о том, что говорите: ведь пастор этот рядом где-то бродит.
  Малволио, Малволио, твой разум небеса поправить тщатся! Не грех тебе терпения набраться. Усни, усни и бредить перестанешь.
  
  МАЛВОЛИО:
  О, преподобный Топас!
  
  ШУТ:
  С ним разговоров, сын мой, не веди.
  Кто,? Я? Да ни за что, отец Топас. Чёрт подери, аминь и всё тут! Не стану больше говорить.
  
  МАЛВОЛИО:
  Нет! Нет! Дурак, послушай!
  
  ШУТ:
  Да успокойтесь вы! - Меня бранят за разговоры с вами.
  
  МАЛВОЛИО:
  Любезный шут, достань огарочек и клок простой бумаги. Я в разуме своём, как и любой в Иллирии сегодня.
  
  ШУТ:
  Как мне хотелось бы сегодня верить в это!
  
  МАЛВОЛИО:
  Поверь и принеси свечу, бумагу и чернила, а всё что изложу графине передай. За то письмо тебе награда будет, какой никто, нигде не получал.
  
  ШУТ:
  Я принесу, но очень жажду знать: вы сумасшедший иль горазды врать?
  
  МАЛВОЛИО:
  Поверь мне: я не сумасшедший. Это - правда.
  
  ШУТ:
  Не заглянув в мозги, безумцу не поверю. Чернила, свечку и бумагу принесу.
  
  МАЛВОЛИО:
  Вознагражу по высшему разряду. Поспеши.
  
  
  ШУТ(напевая):
  Я ухожу,
  Но скоро буду с вами.
  Явлюсь опять
  Со старыми грехами.
  И взяв кинжал
  Из дранки закричу:
  "Я дьявола сегодня обличу".
  Пусть коготки
  Подальше уберёт
  Адью, адью,
  Мой человеко-чёрт.
  
  (Уходит.)
  
  
  
  
  АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ
  
  СЦЕНА ТРЕТЬЯ
  
  Сад Оливии.
  
  (Входит Себастьян.)
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Какой простор,
  Как ярко светит солнце!
  А вот - жемчужина, подаренная ею,
  И ощущаю я её и вижу,
  А значит это всё не сон и я - не сумасшедший.
  Но где ж Антонио, куда он подевался? В отеле - нет, но он там был. Сказали, что ушёл за мною в город. Ах, как необходим сейчас его совет! Душа и разум борются во мне, пытаясь доказать, что здесь ошибка, а вовсе не потеря здравого ума. То ль случай этот странный, то ль фортуны вихрь так голову вскружили, что я готов глазам своим не верить и допустить, что двое сходят здесь с ума: она и я. Но если так, то как же удаётся ей с таким искусством и домом управлять и челядью своей? Тут непременно кроется загадка. А вот идёт, быть может, и разгадка.
  
  (Входит Оливия и священник.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Мою поспешность ты не осуждай.
  И коли помыслы чисты,
  Нас пастор отведёт в ближайшую часовню.
  Там перед ним под сводами святыми
  Ты присягнёшь сердечному союзу,
  Освободив меня от ревностной обузы.
  Хранится будет тайна под запретом,
  Пока ты не объявишь сам об этом.
  Тогда и примет свадьбу наш дворец
  По должности моей,
  По воле двух сердец.
  Что ты на это скажешь?
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Пойду с тобой и с этим падре милым,
  Поклявшись, буду верным до могилы.
  
  ОЛИВИЯ:
  Веди, отец, не даром день так ярок -
  Он нам от господа как свадебный подарок.
  
  (Уходят.)
  
  
  
  
  
  АКТ ПЯТЫЙ
  
  СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
  Перед домом Оливии.
  
  (Входят шут и Фабиан.)
  
  ФАБИАН:
  Коль уважаешь, дай письмо прочесть.
  
  ШУТ:
  А ты пообещай за это мне другое.
  
  ФАБИАН:
  Проси, мой друг, проси любое.
  
  ШУТ:
  Сие не по душе тебе весьма: не требуй у меня письма.
  
  ФАБИАН:
  Ты подарить собаку обещаешь, в награду же мне кличку оставляешь.
  
  (Входят герцог, Виола, Курио и свита.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Не вы ль, друзья, из челяди графини?
  
  ШУТ:
  Мы - часть её домашнего уюта.
  
  ГЕРЦОГ:
  С тобою я знаком. Как поживаешь?
  ШУТ:
  С врагами, правду говоря, дружу, с друзьями же - дистанцию держу.
  
  ГЕРЦОГ:
  С друзьями надо связь держать.
  
  ШУТ:
  Да, как сказать!
  
  ГЕРЦОГ:
  Как это понимать?
  
  ШУТ:
  Чёрт подери, да очень просто: друзья в глаза - вам памятник поставят, а за глаза - везде ослом представят, враги же, не стесняясь, назовут скотиной. И кто же мне по-вашему дороже? Друзей я должен опасаться, а для познания себя - с врагом общаться. Ведь как мы горячо не протестуем, отказ всегда зачёркнут поцелуем! Мы минус минусом зачёркиваем в плюс: так мы врагов на пользу обращаем. Друзья - завистливы, враги - бескомпромиссны. Друзья - любезны, а враги - полезны.
  
  ГЕРЦОГ:
  Да это просто превосходно!
  
  ШУТ:
  Как будет вам, монарх, угодно.
  Вы мне - ни друг, ни враг, а - государь.
  
  ГЕРЦОГ:
  Вот золото тебе за золотое слово.
  
  ШУТ:
  Но коли вы ни друг мне и ни враг, то оплатить должны мне за двоих.
  
  ГЕРЦОГ:
  Совет твой дорогого стоит.
  
  ШУТ:
  А у меня другого нет. Запрячьте свой шарман в карман, пусть там немного потомится, а крови дайте порезвиться.
  
  ГЕРЦОГ:
  Ты вынуждаешь, шут, меня грешить, а за грехи приходиться платить.
  
  ШУТ:
  Где дважды выиграл, тот выиграет в третий. Всевышний любит троицу - вся жизнь на этом строиться. И даже колокол своим железным лбом нас будоражит: "бом-бом-бом"!
  
  ГЕРЦОГ:
  Бросок твой третий будет неудачным, коль ты не выполнишь задачу: графиню должен известить ты о моём визите. Хочу я с ней поговорить, Тогда и щедрость в третий раз пробудишь, может быть.
  
  ШУТ:
  Пусть ваша речь послужит колыбельной и щедрость отдохнёт до моего прихода. Иду я не корысти ради, а по желанию души. Сейчас же щедрости неплохо бы вздремнуть, пока её я вновь не разбужу.
  
  (Уходит.)
  
  ВИОЛА:
  Вот, ваша светлость, и спаситель мой.
  
  (В сопровождении полицейских входит Антонио.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Лицо я помню это хорошо,
  В последний раз его я видел чёрным,
  Как у Вулкана в копоти сражений.
  Он на судёнышке простом был капитаном,
  Но так с отборным флотом нашим бился,
  Что удостоился повал своих врагов.
  Так в чём здесь дело?
  
  ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ:
  Тот самый он Антонию и есть, который "Феникс", направлявшийся из Кандии с товаром захватил, и "Тигра" взял на абордаж. При этом юный ваш племянник Титус пострадал, ноги лишившись. Мы здесь на улице буяна захватили, когда затеял он очередную драку.
  
  ВИОЛА:
  Ко мне Антонио отнёсся, словно, к другу, своим мечом мне оказав услугу. Затем с такою речью обратился, как будто разум мужа помутился.
  
  ГЕРЦОГ:
  Пиратов всех пират! Солёных вод разбойник!
  Подвигло что тебя на этот путь?
  Как мог ты добровольно сдаться тем,
  Кто кровью клялся отомстить тебе за зло?
  
  АНТОНИО:
  Орсино, герцог благородный,
  Позвольте мне не согласиться
  С тем именем, которое даёте.
  Претит Антонио пиратство и грабёж.
  Хотя признаюсь: вашим был врагом.
  Сюда был зван в недобрый час
  Одним из тех, кто рядом с вами.
  Его я у морской стихии вырвал,
  Где с пеною у рта, разинув пасть,
  Она его в клыках своих уже держала.
  Я жизнь ему вторично подарил.
  И мальчика, как сына, полюбил.
  Не смог оставить юношу в беде,
  Вручив себя удаче и судьбе.
  Я шпагу обнажил лишь для того,
  Чтоб вновь спасти от гибели его.
  Он онемел, когда меня схватили,
  Повёл себя, как будто век чужие были.
  Все добрые дела забыл он сразу,
  Отрёкся от меня, как от заразы.
  К тому же: не вернул мне кошелёк,
  В котором было денег впрок.
  Когда меня упрятали в подвал,
  Он и копеечки несчастному не дал.
  
  ВИОЛА:
  Но как такое может быть?
  
  ГЕРЦОГ:
  Когда он объявился в городе у нас?
  
  АНТОНИО:
  Сегодня, государь. Три месяца до сей поры не разлучались: и днём и ночью мы не расставались.
  
  (Входит Оливия со своею свитой.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Вот сами небеса к нам снизошли: идёт графиня.
  А ты же, парень, просто бредишь.
  Три месяца, как этот юноша прислуживает мне.
  Вернёмся к этому потом. Пока же уведите.
  
  ОЛИВИЯ:
  Чему обязана, монарх? Всё сделаю для вас, чиста душа моя, но что хотите вы, того не смею я. А ты, Цезарио, совсем не держишь слово.
  
  ВИОЛА:
  Графиня!
  
  ГЕРЦОГ:
  Ну, до чего же хороша...
  
  ОЛИВИЯ:
  Цезарио, что скажешь? Боже мой...
  
  ВИОЛА:
  Когда монарх сказать желает, всё остальное умолкает.
  
  ОЛИВИЯ:
  Вы струю мелодию, прошу, не заводите, в отличие от скрипки не поёте вы - скрипите.
  
  ГЕРЦОГ:
  Вы так по-прежнему жестоки?
  
  ОЛИВИЯ:
  Нет! Я по-прежнему верна.
  ГЕРЦОГ:
  Упрямству? Ведь я пожертвовал без всякого остатка на алтарь любви всего себя. взамен же получил лишь вашу неучтивость, Где справедливость? Что мне делать?
  
  ОЛИВИЯ:
  Как положение и разум вам велят.
  
  ГЕРЦОГ:
  Так почему ж мне не последовать примеру,
  Убив любимую свою в предсмертный час,
  Как поступил египетский разбойник?
  Ведь и у ревности морали привкус есть.
  Коль ты не ценишь преданность мою,
  А мне предмет твоей любви известен,
  То я тебя казнить не буду, ты живи,
  Любимца ж твоего я уничтожу,
  Который мне не менее дороже.
  Не может повелителем он быть,
  Где повелителю отказано любить.
  Идём, мой мальчик, зло уже созрело,
  Пора уже покончить с этим делом.
  Любовь любовью буду убивать,
  Чтоб сердце злой голубке разорвать.
  
  ВИОЛА:
  Коль ваше сердце этим успокою,
  Готов я сотни раз пожертвовать собою.
  
  ОЛИВИЯ:
  Куда же ты, Цезарио, куда?
  
  ВИОЛА:
  Иду за тем, кто мне дороже света,
  Милее жизни. Я умру за это!
  На свете женщины такой не существует,
  Которая так любит и ревнует.
  Да будет бог свидетелем моим,
  Уж лучше я умру, чем - нелюбим.
  
  ОЛИВИЯ:
  О, мерзкий! Предал ты меня!
  
  ВИОЛА:
  Кто обманул тебя? Кого винишь ты?
  
  ОЛИВИЯ:
  Ужели ты себя совсем не помнишь?
  Отца святого позовите!
  
  ГЕРЦОГ:
  Иди за мной!
  
  ОЛИВИЯ:
  Куда ж, супруг Цезарио, уходишь?
  
  ГЕРЦОГ:
  Супруг?
  
  ОЛИВИЯ:
  Он - мой супруг. Возможно ли отречься?
  
  ГЕРЦОГ:
  Так ты её супруг, негодник!
  
  
  ВИОЛА:
  Нет, государь! Не я!
  
  ОЛИВИЯ:
  Увы, тебя заставил подлый страх
  От прав прилюдно отказаться.
  Смелей! Доверь себя фортуне,
  Ужель твой титул сгинет втуне?
  Яви великому величие своё
  И страх отступит.
   (Входит священник.)
  Добро пожаловать, отец!
  Я саном вас священным заклинаю:
  Откройте тайну нашего венчанья,
  Которую просила вас хранить.
  Случилось так, что тайна - уж не тайна,
  Пусть знают все, что два часа тому
  Я в жёны богом выдана ему.
  
  СВЯЩЕННИК:
  Любовь союзом вечным скреплена,
  Где два кольца единой цепью стали.
  Рука в руке - в замок объединились,
  Уста в устах в лобзанье растворились.
  По просьбе любящих обряд я совершал
  Нам, слава господу, никто не помешал.
  Двумя часами я теперь к могиле ближе.
  
  ГЕРЦОГ:
  Ах, ты, молокосос!
  И кем же станешь ты в седую пору?
  На ложь и зло растрачивая силу,
  Себе ты рано выроешь могилу.
  Бери её! И к чёрту убирайся!
  Но на пути моём не попадайся.
  
  ВИОЛА:
  Но, государь, я протестую...
  
  ВИОЛА:
  О, боже, не клянись!
  На собственную совесть оглянись!
  
  (Входит Сэр Эндрю.)
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  О, ради бога, доктора скорей! Сэр Тоби в помощи нуждается немедля..
  
  ОЛИВИЯ:
  Что там стряслось?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  По голове ударил шпагою плашмя он и меня и Тоби, которого чуть вовсе не угробил. Ах, помогите, ради бога! Готов я щедро заплатить. Не в силах более такого выносить.
  
  ОЛИВИЯ:
  И кто же смог такое натворить?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Да стыдно говорить. Цезарио какой-то из свиты герцога Орсино. Он поначалу трусом нам казался, а на поверку - дьявол оказался.
  
  ГЕРЦОГ:
  Вы моего Цезарио назвали?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Ошибся, герцог, я едва ли.
  А он уже и здесь: смотрите!
  Хорош ты! Мне проломил башку ни за что и ни про что!
  Не дрался я, не обвинял, а лишь советы Тоби выполнял.
  
  ВИОЛА:
  Что говорите вы? Я ран не наносил,
  Лишь, вынув шпагу, успокоиться просил.
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Коль вы увечий мне не наносили,
  То и убив меня, всем скажете: "не били".
  (Входят Сэр Тоби и шут.)
  А вот и сам кувшин вина плетётся,
  Но не вино, а кровь из раны льется,
  Когда бы он так сильно не напился,
  Тогда бы и герой наш не бесился.
  
  ГЕРЦОГ:
  Как, уважаемый, находите себя?
  
  СЭР ТОБИ:
  Да ничего такого не случилось. Ударяли по куполу разок, другой, на этом всё и завершилось. Скажи мне, пьянь, куда девался доктор Дик?
  
  ШУТ:
  Как только рот хлебать вино устал, вокруг себя он видеть перестал, глаза его куда-то закатились и до утра, я думаю, закрылись.
  
  СЭР ТОБИ:
  Скотина пьяная всегда скотина трижды. Когда я пьян, я пьянство ненавижу.
  
  ОЛИВИЯ:
  Прошу его убрать! Терпеть такое больше нету сил.
  И кто же так его отмолотил?
  
  СЭР ЭНДРЮ:
  Хочу тебя, Сэр Тоби, поддержать. Обоих надо нас перевязать.
  
  СЭР ТОБИ:
  Мне помогать решился идиот. Закрыл бы ты, осёл, быстрее рот.
  Я больше не скажу поганых слов, ведь всё равно они не достают ослов.
  
  ОЛИВИЯ:
  В постель его быстрее уложите и помощь окажите.
  
  (Шут, Фабиан, Сэр Тоби и Сэр Эндрю уходят.)
  
  (Входит Себастьян.)
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Графиня, сожалею я, что родственника ранил,
  Но будь он братом даже, я поступил бы также:
  Не мог же я себя не защищать.
  Вы как-то странно на меня глядите,
  Как будто укорить за действия хотите.
  Прошу, красавица, помиловать меня,
  Хотя бы ради клятвы, что мы дали,
  
  ГЕРЦОГ:
  Одно лицо и голос, и манеры , но не один, а два здесь кавалера. И как могло такое получиться? - у всех в глазах как будто бы довиться.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Антонио!
  Антонио мой славный!
  Виновник ты моих терзаний главный:
  Который час тебя ищу
  И на судьбу свою ропщу.
  
  АНТОНИО:
  Ужели это ты, мой друг?
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Ты смеешь сомневаться?
  
  
  АНТОНИО:
  Ты разделился надвое, дружок, как в детстве мы делили пирожок. Две половинки яблока и те не схожи так, как вы похожи. И кто ж из вас реальный Себастьян?
  
  ОЛИВИЯ:
  Уму непостижимо!
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Не я ль стою перед тобою?
  А брата никогда я не имел.
  И силой божества не обладал,
  Когда б везде и одновременно бывал.
  Да, у меня была сестра,
  Но поглотил её бездушный океан.
  Мы с вами ненароком не родня?
  Откуда родом? Как зовут?
  Происхожденье?
  
  ВИОЛА:
  Из Мессалины родом я.
  Отца же - Себастьяном величали
  И брата именем отца назвали.
  Но брат под толщей моря захоронен.
  Приняв и образ и одежду брата,
  Явился дух сюда нас запугать.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Не только дух и плоть его во мне.
  Когда б ты девушкой явился,
  Я б слёзы радости пролил,
  Благодаря судьбу за чудное спасенье.
  Была б для радости великая причина:
  Обонять воскресшую Виолу из пучины.
  
  ВИОЛА:
  Над бровью родинка у батюшки была.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Такая ж родинка была у моего.
  
  ВИОЛА:
  Когда тринадцать минуло Виоле, он скончался.
  
  СЕБАСТЬЯН:
  Несовместимые событья для сердец:
  Сестре - тринадцать, а отцу - конец.
  
  ВИОЛА:
  Мужской наряд мой радость омрачает,
  Но обнимать меня пока что не спеши,
  Пусть место, время и фортуна скажут,
  Что пред тобой твоя сестра Виола.
  Хочу тебя свести я с капитаном,
  Который из пучины спас меня,
  Сменив камзол на девичий наряд,
  Меня устроил к герцогу на службу.
  Всему, что происходит здесь, причина -
  Графиня славная и герцог наш Орсино.
  
  СЕБАСТЬЯН (обращаясь к Оливии):
  Сшибке не дала природа совершиться:
  Не удалось вам выйти замуж за девицу.
  Но есть и место домыслам досужим:
  Вы замужем за девушкой и мужем.
  
  ГЕРЦОГ:
  Кровь - благородна. Нет сомнений.
  Коль зеркало не врёт,
  И мне надеюсь, повезёт.
  Ведь средь обломков корабля
  Нашёл я клад и для себя..
  (Обращаясь к Виоле):
  Ты говорил неоднократно,
  При людях и приватно,
  Что никого так не полюбишь, как меня.
  
  ВИОЛА:
  Я эту клятву сотни раз твердил
  И верен ей я буду бесконечно,
  Как сфера неба, полная светил,
  Нам служит праведно и вечно.
  
  ГЕРЦОГ:
  Давай же руку мне.
  Хочу тебя увидеть в женском платье.
  
  ВИОЛА:
  Тот капитан, который спас меня,
  Доставив невредимую на берег,
  Хранит мой девичий наряд,
  Но он под стражу взять по приказанию,
  Малволио, дворецкого графини.
  
  ОЛИВИЯ:
  Немедля пусть освободят!
  Пришлите мне Малволио сюда.
  Увы, я вспомнила сейчас, что он,
  Как говорят, похоже, помешался.
  (Возвращаются шут с письмом в руках и Фабиан.)
  Я и сама-то вне себя была,
  А потому забыла о несчастном.
  Как он там?
  
  
  ШУТ:
  Он с дьяволом, по правде говоря, графиня, бьётся . Безумцу это удаётся. И нечто дивное случилось: письмо в ваш адрес народилось. Я утром должен был вам передать посланье, но сумасшедшего записки, как понимаю я, не божие писанье, а потому нет срочности в доставке.
  
  ОЛИВИЯ:
  Открой и прочитай.
  
  ШУТ:
  Писал - безумный, прочитает - шут.
  (Читает):
  "Клянусь вам господом, графиня..."
  
  ОЛИВИЯ:
  Ужели ты с ума сошел? О, боже!
  
  ШУТ:
  Да нет, графиня. Я - не сумасшедший. Безумца я цитирую слова. А коль желаете безумной атмосферы, позвольте мне безумный глас изобразить.
  
  ОЛИВИЯ:
  Прошу, читай, на разум опираясь.
  
  ШУТ:
  Мадонна, я стараюсь: безумное читаю, на разум опираясь. Внимайте же, принцесса.
  
  ОЛИВИЯ (обращаясь к Фабиану):
  А ну-ка, братец, прочитай-ка ты.
  
  ФАБИАН (читает):
  "Клянусь, графиня, вы ославили меня и это станет достояньем света. Хоть вы меня содержите в темнице, где пьяный дядюшка, как часовой, на страже, я остаюсь в своём уме - умнее прочих даже. Держу в руках посланье ваше, которое меня подвигло на поступки: оно мне - оправданье, вам - укор, а может даже и позор за отношение такое. Забыв почтение, смолкаю оскорблённый.
  МАЛВОЛИО, МОЛВОЙ ЛИШИВШИЙСЯ УМА".
  
  ОЛИВИЯ:
  Так он и написал?
  
  ШУТ:
  Да, ваша светлость.
  
  ГЕРЦОГ:
  Изящность слога высока для дурака.
  
  ОЛИВИЯ:
  Немедля, Фабиан, освободи и приведи его сюда.
  (Фабиан уходит.)
  Коль, государь, во мне увидели сестру, а не жену,
  Осмелюсь предложить сыграть две свадьбы разом.
  Так будьте гостем во дворце и станьте мужем.
  
  ГЕРЦОГ:
  Я жест ваш и ценю и принимаю.
  (Обращаясь к Виоле):
  Твой господин уже - не господин.
  Моя рука - тебе за всё награда.
  А я ценнее не достоин приза,
  Чем быть рабом твоих желаний и капризов.
  
  ОЛИВИЯ:
  И вот теперь - ты мне сестра!
  
  (Входят Фабиан и Малволио.)
  
  ГЕРЦОГ:
  Вы этого считали сумасшедшим?
  
  ОЛИВИЯ:
  Да, государь, его.
  Малволио, в чём дело?
  
  МАЛВОЛИО:
  Графиня, вы ославили меня. Дурною славою моё покрыли имя.
  
  ОЛИВИЯ:
  Да нет же. Уверяю вас.
  
  МАЛВОЛИО:
  А я вам говорю, что, да!
  Взгляните на письмо.
  Не ваши ли рука и слог?
  А, может быть, печать не ваша?
  Вы отрицать не в праве ни того и ни другого.
  Зачем так явно намекали на любовь,
  Просили постоянно улыбаться,
  Носить чулки с подвязками крест накрест,
  Надменно с челядью общаться,
  И грубо с дядей вашим обращаться?
  Когда же я исполнил ваши просьбы,
  То был немедля заключён в темницу,
  Куда священника прислали,
  И из меня признание в безумстве вымогали.
  Зачем, скажите же, зачем?
  
  ОЛИВИЯ:
  Увы, Малволио, рука здесь не моя,
  Хотя признаюсь: очень уж похожа.
  Но нет сомнений: писано Марией.
  Она, я помню, мне сказала первой,
  Что ты свихнулся и совсем чудной.
  И ты с улыбкой глупой объявился,
  И поведением, прописанным в письме.
  С тобой сыграли злую шутку,
  Про то, Малволио, забудь.
  Когда ж виновников к ответу призовём,
  Судьёй верховным мы тебя назначим.
  
  ФАБИАН:
  Дозвольте же, графиня, мне сказать
  И попросить не омрачать
  Прекрасный день ни жалобой, ни ссорой.
  В надежде на благой исход раскрою планы:
  Малволио подставили Сэр Тоби с Фабианом
  За то, что груб он и невежлив с нами.
  По просьбе Тоби сочинила текст Мария
  В обмен на обнищание жениться.
  Когда народ от всей души смеётся,
  То места мести в сердце не найдётся.
  А оскорбления взаимные сторон
  Не нанесут существенный урон.
  
  ОЛИВИЯ:
  Увы, тебя, дурашка, провели!
  
  ШУТ:
  Итак, "одни - вельможи с колыбели, другие имя подвигом творят, а третьим - звёзды падают в ладони". Я роль священника в комедии сыграл, мне это не составило труда. Не сумасшедший шут и не дурак. Вы помните, графиня, как Малволио сказал: " Коль вы не рассмеётесь, он умрёт и не раскроет свой поганый рот". Но время по-иному всё решило и обухом паршивца поразило.
  
  МАЛВОЛИО:
  Я вашей братии сумею отомстить.
  
  (Уходит.)
  
  ОЛИВИЯ:
  Обида глубоко его задела.
  
  ГЕРЦОГ:
  Малволио нам следует вернуть
  И упросить его забыть обиду напрочь.
  Пусть он расскажет нам о капитане
  По завершении сей повести чудесной
  Для нас наступит время золотое,
  Когда на свадьбе, празднике сердец,
  Забудем мы о мелочах житейских.
  А между тем, милейшая сестрица,
  Дозвольте мне у вас остановиться.
  Цезарио, будь мальчиком со мною,
  Пока ты не сменил мужских одежд.
  Сменив нарды, станешь мне женою,
  Царицею желаний и надежд.
  (Все, за исключением шута, уходят.)
  
  ШУТ (поёт):
  Когда я был совсем малыш,
  Мне было замечать не лень,
  Как дождь срывал солому с крыш,
  И круглый год, и каждый день.
  Теперь уж взрослый, говорят,
  Тружусь , гоню с порога лень
  Меня ограбить норовят
  И круглый год, и каждый день
  Женился, как и все, чудак,
  Идти в кровать к супруге лень,
  Уж лучше посещать бардак
  И круглый год, и каждый день.
  И с радости и с горя пью,
  Пока не обратился в тень,
  Кляну судьбу и жизнь свою
  И круглый год, и каждый день.
  Мы любим всех своих друзей,
  И нам играть для вас не лень
  Спешите к нам, друзья, скорей
  И круглый год, и каждый день.
   (Уходит.)
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"