Название возвышенности "Неехирэссэ" переводилось с старопустского диалекта примерно как "посмотри, приятель, какой замечательный вид открывается нам отсюда". Именно такое чувство должно было охватывать путника, уже неделю телепавшегося по безлюдной, плоской как стол, болотистой равнине, когда он, взобравшись на эту сопочку открывал для себя, что впереди его ждут дальнейшие недели пути по топкой хляби и единственными его спутниками в дороге будут комары и облака мошки.
Открывшийся с сопки вид никак не удовлетворил и наших путников. Лу приложил ладонь козырьком ко лбу и пристально вглядывался в распростёршуюся перед ними ложбинку. Гном озадаченно сдвинул свою шапчёнку на затылок и скрёб пятернёй розовую плешь.
"Что-то не узнаю я нашего Овражка, парни. Гном, ты ничего не напутал?"
Ложбина, затянутая низкостелющейся дымкой, прорезалась вполне узнаваемым оврагом. Только оканчивался овраг не массивным сооружением из брёвен, костей и валунов, а огромной воронкой. Там же, где по обеим сторонам оврага должна было быть дюжина кривых улочек, сплетающихся между собой ещё более кривыми переулками, простиралась пустошь, равномерно усеянная брёвнами, досками и просто совершенно не различимым на расстоянии мусором. По пустоши медленно, как призраки, бродили фигурки людей.
Гном не напутал, это уже понял каждый. Только ни у кого не хватало духа первым сказать вслух то, что было уже совершенно явным. На вершине сопки слышались глубокие вздохи, сопение и невнятное кряхтение. Наконец Крыня, чей юный мозг ещё не утратил присущей детям и людям честным, но недалёким прямоты, вымолвил:
"Как ему, Овражку-то нашему, досталось. Прямо вдрызг разнесло."
Его слова развязали языки и другим путникам.
"Ах, ты ж!" - сипло выдохнул Гном.
"Боги, боги мои..." - пробормотал Снегирь. Каюк у него на плечах забился, задрыгал ногами.
"Пусти шаман, пусти!" - взвизгнул карлик. - "А-а-а-й!" - заголосил он, бросившись животом на землю. - "Где мой Хатун-жена, мой багатур-сын, мой юрта - небо, почему наказывал меня?"
Каюк скинул малахай и принялся царапать свою стриженную ёжиком голову грязными ногтями.
Другие мужики тоже возбуждённо загомонили. У многих из них в Овражке оставались семьи.
"Волоха, чегой там за неурядь приключилась?" - забеспокоился Маза за спиной у Валентиныча.
"Беда, дед. Звезда твоя Овражек под чистую смела. Одни щепки остались."
"Пустельга отсюда далеко, авось там ничего и не случилось", - подумал он, а безжалостное воображение рисовало ему улицы Пустельги, точно так же, как овражковые, покрытые обломками домов и грудами мусора. И там, в кучах мусора, изломанная и ободранная фанерная вывеска "Мадемуазель Марта, женщина с бородой..."
"М-да", - задумчиво произнёс генерал, - "это же мегатонны в тротиловом эквиваленте. Хиросима прямо какая-то. Я такое только в хронике видал. Наверняка есть жертвы. Лу, надо бы срочно спуститься туда, там скорее всего понадобится наша помощь," - обратился Хэрри к трактирщику.
"Парни, айда вниз! Семейные - по домам, как управитесь - к "Мамонту"... - Лу запнулся, его усы обвисли и уже не излучали оптимизма, - "... к бывшему "Мамонту".
Они устремились с холма, ускоряя шаг. Каюк, во всю прыть своих коротких ножек, помчался к Торжищу, где стояла его юрта. Другие рассыпались по улицам отыскивать руины своих домов. Валентиныч отправился вместе со Снегирём и старым генералом сопровождать Лу.
Вблизи разорённые упавшей звездой улицы Овражка выглядели ещё плачевнее. Нетронутым не осталось ни одного дома. И всё-таки первые признаки жизни показывались и среди руин. Среди размётанных брёвен и всякого ископаемого хлама, из которого пустовский обыватель традиционно строил свой дом, деловито суетились испачканные мужики и бабы и, переругиваясь, делили потенциальный строительный материал. Увидев массивную фигуру Лу, шествующую по улице в сопровождении небольшой свиты, люди замирали на секунду и выпучив глаза провожали его взглядом. Потом, впрочем, они возвращались к насущным проблемам и ещё ожесточённее начинали тянуть к себе спорный лист заржавленной жести, лежащий на границе с соседским участком.
"Э, да это никак сам Лу!" - раздался возглас из-за чудом устоявшего напору стихии плетня.
Лу притормозил. На дорогу выскочил колченогий мужичок с повязанной тряпицей головой. Тряпица была бурой от засохшей крови.
"Здорово, Самсон! Кто это тебя так?" - приветствовал его Лу.
"Так эта, звезда, тудыть её!" - возбуждённо и даже как-то радостно ответил мужик.
Дед Маза на закорках у Валентиныча укоризненно закряхтел.
"А мы тебя, Лу, почитай уже похоронили. Ну, в смысле, решили уже боле не откапывать. А ты - вот-он он! Чудеса!"
"Как это - решили? Кто решил?"
"Так ить, народ, обчество. Один только Сёмка там ещё и мечется. А у народа - у его у каждого нынче своё горе - нако-во погляди", - и Самсон указал на руины у себя за спиной.
"А где Сёмка-то?"
"Да там, у "Мамонта", должно. Регулировает. Ежели кто с вопросом - так прям сейчас к ему."
Лу махнул словоохотливому Самсону на прощанье рукой и компания двинулась дальше.
На последнем повороте оврага, с которого ранее открывался вид на "Мамонта", Лу опять остановился. Он уже знал, что "Мамонта" больше нет. Видел это уже сверху, с сопки, и был готов. А всё-таки защемило сердце и на глаза накатило мутной и едкой плёнкой. Лу сморгнул, высморкался на дорогу и решительно покатил дальше.
Валентиныч постоянно крутил головой, внимательно вглядываясь в лица встречных людей, в обломки, покрывающие землю. В каждой чернокудрой женщине ему мерещилась Марта, в кучах мусора он ожидал увидеть изломанную вывеску. Тяжёлое предчувствие не оставляло его. Хотя, казалось бы, откуда бы ему взяться. Единственной ниточкой, как-то привязывающая Марту к серии преследующих Вальдемара ван Энска неудач, бед и катастроф была принадлежность Марты к той, прошлой, ганзейской его жизни. И поэтому шевелилась в подсознании смутная идея, нашёптывающая ему: "Вы с ней одна пара, у тебя беда - значит и у неё тоже". Прямо мистика какая-то получалась.
Они подошли уже почти к самой яме, на месте которой ещё два дня назад громоздился "Мамонт", а теперь на краю которой клубился народ и раздавался громкий гомон, когда Валентиныч обратил внимание на лежащий на боку фургон. В отличии от вросших в землю домов, которые ударная волна разнесла в клочья, лёгкий колёсный фургончик был швырнут этой волной как спичечный коробок и, покувыркавшись, он остался лежать на краю оврага. Одно колесо отвалилось, ставенки на смотрящем в небо разбитом окошке отсутствовали. Но, хотя фургончик и лежал так, что с дороги не было видно входной двери и прибитой над ней фанерной вывески, Валентиныч мог бы поклясться - это была ЕЁ кибитка. Пуста просто не имела в своей палитре тех красок, какими был раскрашен вагончик гадалки. Когда его мозг уяснил это окончательно, он с места в карьер кинулся к лежащей на боку кибитке. Дед Маза у него на закорках только хрюкнул и, судорожно обхватив его шею, болтался при каждом прыжке своего благодетеля как тощий рюкзак бродяги-туриста.
В несколько прыжков он достиг кибитку и заглянул в распахнутую дверь. Внутри царил полный хаос. Всё имущество женщины с бородой, включая и сами бороды, покинуло сундуки и шкафчики и теперь вперемешку валялось на полу. Марты в кибитке не было. Ссадив патриарха звездопадчиков на землю, Валентиныч бросился осматривать вагончик, потом вокруг него и в конце концов завалы мусора вдоль траектории, по которой кувыркалась кибитка прорицательницы. Ни малейших следов. Тогда Валентиныч снова подхватил деда и поспешил к толпе на краю воронки.
Забот у Сёмки прибавилось. Кроме гражданок, требовавших от него вернуть их благоверных, предполагаемо провалившихся вместе с "Мамонтом" под землю, к нему приступались теперь и особенно пострадавшие от "звездяного вихря", как его уже нарекли в народе. Как-то само собой получилось, что на Семёна Лукича свалилась ответственность за происходящее в разорённом селении, а с ней и полномочия командовать и вершить суд. Он откомандировывал крепких мужиков извлекать из завалов застрявших там поселян а также решал имущественные споры, которых при снесённых заборах оказалась масса. Кстати говоря, вопрос о пропавших накануне клиентах "Мамонта" решился сам собой при мерах эвакуации - все пропавшие нашлись совершенно живыми и здоровыми в подворьях гостеприимных и очень одиноких женщин, которых в Овражке было предостаточно.
В толкучке послышались удивлённые и радостные крики. Народ начал расступаться и давать дорогу. Сёмка глянул через плечо очередного жалобщика, требующего вернуть ему банную шайку, бессовестным образом умыкнутую у него соседом, и горло его перехватило спазмом. Он всхлипнул и сделал шаг навстречу Лу.
"Хозяин...", - наконец смог выдавить он, - "Лу Бафонович, живые..." - острое личико его скривилось, на глазах навернулись слёзы.
Он всхлипнул ещё раз и припал к широкой груди Лу. Тот прижал паренька к себе, ласково потрепал спутанные волосы.
"Ничего, паря, всякое бывало и эта беда пройдёт. Оно всё одно к одному. Мамонт-то у нас тут считай весь вышел. Так что надо было съезжать - хочешь не хочешь."
"А я тут это, кубышку-то вытащил, ну когда "Мамонт" валиться стал", - прохлюпал Сёмка и извлёк из-под полы жестяной ларчик с дневной выручкой.
"Ну вот ты какой у нас герой! Да с такими деньжищами мы дело живо на ноги поставим!" - рокотнул Лу и подмигнул Сёмке лукаво. - "Так что давай закругляйся со своими потерпевшими, пора за дела приниматься."
"Хозяин, извиняйте великодушно", - Сёмка разом посерьёзнел, голос его просох и окреп, - "не могу я, народ меня доверием облёк, никак нельзя. Они же тут друг другу бошки поотрывают, без управы то. Так что я остаюсь."
Лу посмотрел на него с серьёзным прищуром.
"Ну, смотри. А то мы там такую жилу взяли - пол Пусты прокормить можно. И недалёко - пару вёрст за сопкой."
"Ага, Жужица прям охрипла, так надрывалась. Да вот, сам смотри", - и Гном протянул под нос Сёмке длинный клок рыжей мамонтячьей шерсти.
Не зря говорили люди, что "Лу евонный выкормыш далеко пойдёт". В голове у Сёмки кликнуло пару раз и родилась замечательная комбинация: если уж сам Лу переезжает на новое место, то отчего бы и всему сметённому звездой Овражку не возродиться там же? К взаимной пользе и обоюдному удовольствию. Тут-то уж точно терять больше нечего. Народ - он конечно, на подъём тяжёлый, нужно будет покумекать, под каким соусом эту идею подать. Но медлить нельзя, пока они тут заново обустраиваться не начали. И тут в растрёпанной Сёмкиной голове родилась ещё одна идея. Гадалка! Вона она как народу страху нагнала, и не за зря. Спасла всех. Теперь если она что скажет, так они за ней куда угодно побегут. И Сёмка, вытянув свою длинную и тощую шею, стал выглядывать в толпе чалму ворожеи.
Пока трактирщики тискали друг друга в приливе нахлынувшей нежности, Валентиныч метался в толпе, разыскивая женщину с бородой. Сделать это оказалось не сложно. Вокруг роковой предсказательницы, зарекомендовавшей себя "звёздной" историей, на почтительном расстоянии уже собралась группка почитателей. Гадалка важно восседала на чём-то, укутанном в расшитую драконами и птицами ткань. Лица женщины видно не было, так как Валентиныч пробирался к ней со спины. Сердце его билось как сумасшедшее. Он подошёл уже на расстояние вытянутой руки, когда сердце его кольнуло, а потом уже пришло осознание - сидевшая перед ним женщина была не Марта. И хотя плечи её были укутаны в золототканую парчу - это были не её плечи. Валентиныч шагнул вперёд и заглянул самозванке в лицо. Женщина отшатнулась. Лицо её, обрамлённое чёрной кучерявой бородой, было растерянно. Глаза под низко надвинутой чалмой запрыгали по публике за его спиной. Она явно искала кого-то. Валентиныч оглянулся и сразу увидел её лицо. Марта Иберейра, бывшая любовница, бывшая сотрудница внешней службы и бывшая женщина с бородой. Она наблюдала за ним из толпы и глаза её лучились счастьем и спокойствием.
"Мадамочка", - Сёмка осторожно тронул гадалку за плечо.
Теля, в этот момент напряжённо наблюдающая за разговором подруги с каким-то импозантным мужчиной, подпрыгнула на месте. Хорошо, не заорала во всё горло.
Вырвался только жалкий писк, как из раздавленной мыши. Нервы совсем сдали. Она обернулась и оглядела растрёпанного и смущённого Сёмку.
"Чево...", - начала она тем же мышиным голосом, кашлянула, оправилась, - "...тебе, паря?"
"Мы извиняемся оченно", - Сёмка привычно склонил голову на бок, взгляд его и так всегда умненький теперь приобрёл глубокую деловитость. - "Дело у нас до вашей милости есть, разговор важнеющий и не терпящий отлагательства. Ежели бы вы, мадамочка, соизволили отойти на малую минуточку со мною в сторонку..."
Теля ещё плотнее прижала своё наимягчайшее место (совсем твёрдые места у начинающей ворожеи по природе своей напрочь отсутствовали) к вырисовывающемуся сквозь узорную накидку ящику и тоскливо глянула в сторону Марты. Вставать со спасённого из кибитки прибора ей было не велено, а Марта как назло стояла к ней спиной и ворковала со своим хахалем. Вот ведь морока какая! Если бы Телемаха умела свистеть, она бы сейчас тихонечко свистнула и подозвала товарку для решения этого затруднения. Но будущая гадалка всегда отличалась нравом скромным и женственным и поэтому свистеть ни в два пальца, ни даже сложив губы куриной гузкой не выучилась. И всё же события прошедших дней всколыхнули её существо, пробудив в ней таланты то ли спящие, то ли доселе вообще не существовавшие. Она встряхнулась так, что парчовый плат соскользнул с её плеч и загнула шею совершенно неестественным образом, при этом шикарная её борода растрёпанным веником уперлась в грудь. После этого она завела глаза под лоб и издала утробный рык. Народ, только и ждавший от женщины с бородой какого-нибудь нового номера, моментально сосредоточил на ней своё внимание.
Сёмка на всякий случай отступил на пару шагов назад. Марта прервала разговор с Валентинычем и обернулась. Теля сверлила её взглядом из под низко насупленных бровей и один её глаз судорожно подмигивал, словно бы пытаясь морзянкой отсемафорить ей что-то важное.
"Жди здесь", - шепнула Марта старому другу и стала бочком протискиваться к беснующейся гадалке.
Та, заметив, что её посыл дошёл до адресата, вдруг угомонилась так же быстро, как и впала в экстаз. Она села прямо, закинув ногу на ногу, поправила на плечах парчу и ласково взглянула на напрягшегося Сёмку.
"Интерес один имеется", - старший помощник опять шагнул вперёд и наклонившись к чалме зашептал: - "Хозяин мой, Лу Бофоныч - человек сурьёзный и вес имеющий", - Сёмка скользнул взглядом по толпе - смотрят, уши навострили. Ох, не надо было бы ему с этой бородатой тёткой светиться, дело-то деликатное, да куда деваться. - "Как бы нам с
вами перемолвиться, не будучи потревоженными..."
Марта уже проскользнула сквозь толпу и тихонечко возникла рядом с ним.
"Ну, соколик, что там у тебя? За судьбу спросить хочешь? Али на бизнес-план погадать?"
Сёмка поперхнулся и закрутил головой от одной женщины к другой.
"Кибиточку нашу видел? Вон, на краю ямы лежит. Вот туда и рули, красавчик", - и то ли подтолкнула, то ли слегка шлёпнула Семёна Лукича по поджарому заду.
Сёмка залился румянцем и моментально ввинтился в толпу.
"Во как!" - Марта присвистнула. - "Ну ты, подруга, даёшь. Без году неделя в гешефте, молоко, так сказать, на бороде ещё не обсохло, а к тебе уже с деловыми предложениями. Прямо немного завидно", - она тряхнула чёрными кудрями. - "Ко мне тоже, бывало, с предложениями подъезжали, но только с совершенно неделовыми", - и она коротко хохотнула.
Теля смешалась и не знала, что ей ответить.
"Так ведь я что, оно само... сам, то есть. Сижу вот, караулю, а он вдруг...", - начала было оправдываться она и вдруг неожиданно для самой себя рассердилась.
"Да ну тебя совсем! Жалеешь? На, забирай назад свою бороду! Я через её небось уже вся седая стала! Гешефты! В гробу я эти гешефты...", - и она уже потянула было бороду с лица.
Марта, не ожидавшая такой реакции, схватила её за руку.
"Телечка, извини дуру! Ну правда, ляпнула я, не хотела. Извини", - и Марта крепко прижалась к распалившейся подруге. - "Давай лучше подумаем, чего это мамонтовской братии от тебя могло понадобиться? Ну не астрологических же прогнозов, на самом деле?"
Теля ещё пыхтела по инерции, но долго обижаться она не могла.
"Дело, говорит, важное, безотлагательное... Матрёнушка, я ведь в делах ничегошеньки не смыслю, я окромя как в бабских разборках нигде боле не учавствовала. Что я им там насоветую?"
"Э, подруга, если ты уж ваших пустельговских баб без большой крови умудрялась развести, то и с Лу "сивоусым" справишься. Главное - не теряйся. А если уж совсем никак, то напускай туману, ну эти, шаманские штучки - у тебя здорово получается", - учила её Марта.
Конспиративная встреча началась через пару минут. Кибитка, хоть и опрокинутая набок, давала некоторое укрытие от любопытных взглядов в этом полностью разорённом природным катаклизмом поселении. Лу прислонился к домику и задумчиво разглядывал восседавшую на ящике гадалку. Марта и Валентиныч присутствовали в роли как бы секундантов с обеих сторон. Вполголоса перемолвившись с шефом, Сёмка опять подступился к ворожее.
"Милостивая мамзель Марта...", - начал он.
"Мадемуазель Маха!" - прервала его Теля.
Сёмка сбился, потом положил голову набок и шевеля губами начал читать надпись над дверью растерзанной кибитки.
"Опечатка", - решительно вмешалась Марта, не дав ему дочитать до конца и сделать какие-либо выводы. - "Эй, деловые, вы покороче, мадемуазель - человек очень занятой. Да и обстановка во вселенной ныне нестабильная", - закончила она непонятно и поглядела на небо.
Теля завела глаза и негромко, но как-то очень надрывно завыла горлом.
Сёмка тоже глянул на небо, но ничего особенного не увидел. От этого он занервничал ещё больше и метнул косой взгляд на босса. Лу успокоительно кивнул.
"Ну, тут такое дело: как ваша милость изволит видеть - от городишка нашего почитай ничего не осталося", - издалека начал свою сентенцию Сёмка. - "Строиться надобно, обустраиваться почитай сызнова. А оно вот так ежели поразмыслить - почему? Ну, в смысле, почему тута?" - голос Сёмки окреп, он окинул взглядом взлохмаченную поверхность тундры, потом осторожно взглянул в лицо ворожеи. - "Землицы кругом - немеряно, целина, богатеющая. А тута что, пусто, всё перетрясли, нора на норе", - и он, сморщив острое личико в пренебрежительную мину, топнул пару раз по замусоренной земле.
Теля-Маха сосредоточенно прислушивалась к речи оратора, пытаясь предугадать развитие сюжета и подготовить достойный опытной прорицательницы ответ.
"Съезжать надобно отседова, вот что", - решительно выдохнул наконец Сёмка, - "а не городиться сызнова. А тут вот ето, ещё", - он втянул голову в плечи, воровато оглянулся по сторонам и слегка подался к гадалке, - "Лу Бофоныч новую жилу разведал, первосортнейшая копанина! И недалеча, прям за сопочкой."
Теля насупила брови. Намерения трактирщиков становились очевидными. Только вот как должно бы реагировать уважающей себя ведунье на такие за версту разящие коррупцией разговоры - она не знала. Оставалось, как присоветовала Марта, "напускать туману".
"Звезда", - сказала Теля первое, что пришло в голову.
"Чего?" - не понял Сёмка.
Лу удивлённо приподнял косматую бровь.
"Звезда, звёздочка, звездюлечка...", - забормотала гадалка, набирая темп, - "звез-дец!" - закончила она вдруг так отчётливо и убедительно, что все непроизвольно вздрогнули.
Туман получался очень уж какой-то жутковатый и Марта снова сочла необходимым вмешаться.
"Мадемуазель имеет в виду ужасные и необратимые разрушения, постигшие поселение в результате падения небесного тела", - перевела она бесстрастным голосом пресс-атташе, делающего доклад о кровавой бойне в далёкой-предалёкой экваториальной демократической республике.
"Ну да, и я об ентом же! Неповоротимо! Съезжать надо!" - обрадовался Сёмка очевидной поддержке. - "Ага, надо. Вы это совершенно правильно изволили подметить. Только народишко у нас шибко тупорогий - "они тут с испокон веку", да "всё, что имеют, трудами праведными тут нарыто" ну и "деды наши тута лежат"! Таких разве своротишь! Тут это, нужна эта, как её...", - и Сёмка сжал кулак, подыскивая подходящее слово.
"Аргументация", - подсказала Марта.
"Точно, она, аргументация! Чтобы убедительная такая!" - и Семён Лукич потряс сжатым кулаком.
Теля скосила несчастные глаза в сторону Марты. Понятие об убедительной аргументации у неё отсутствовало, а напускать дальше туман она уже боялась, как бы хуже не вышло.
Марта уловила душевное состояние подруги и снова пришла на выручку.
"Мадемуазель Маха должна уединиться и пообщаться с ...", - Марта сделала неопределённый пасс рукой, - "... со вселенной. Заседание продолжится через пять минут."
Женщины уже хотели было вскарабкаться в лежащую на боку кибитку, когда Лу мягким движением остановил их.
"Эн момент, медамс", - пророкотал он и взялся за карниз поверженного домика.
Внутри массивного трактирщика что-то заурчало и кибитка без видимых усилий стала подниматься с земли.
"Сёмка, колесо!" - скомандовал Лу и Сёмка скачками помчался по полю отыскивать потерянную деталь.
Через минуту вагончик уже снова стоял в положенной ему вертикальной позиции. Колесо было найдено, но ступица его была размозжена ударом и по этому пришлось подпереть кибитку чурочкой.
Обе ворожеи, бывшая и будущая, взошли по ступенькам и заперли за собой дверь.
"Ну что, вникаешь, какую силу ты набрала?" - возбуждённо зашептала Марта. - "Переселение народов подвластно твоему слову! Крутяк!"
"Ага, слову, какому только слову? И вообще, подванивает это дело", - засомневалась Теля, - "деловые дела крутят, а мы то тут причём?"
"Ну во-первых, малец прав - выгода выйдет взаимная, если посёлок переедет. Так что совесть ты свою выключи. А во-вторых - при чём мы себя поставим, при том и будем. Важнее придумать аргумент, убедительный такой аргумент!"
Совещание закончилось и Марта распахнула дверь кибитки. Валентиныч, обсуждавший с Лу проблемы спасения и перевоза мегалитной мебелеровки харчевни на новое место, приподнялся с доверенного ему ящика. Сёмку тем временем опять привлекли на решение административных проблем обездоленные поселяне.
"Ладно уж, мы тут как-нибудь сами управимся", - решил Лу и обратился к прорицательнице: - "Ну"с, имеем ли мы аргументы?"
По развалинам посёлка снова были разосланы гонцы, собирать народ на молебен в честь чудесного спасения. Снегирь готовился к мультикультной службе, прихлёбывал из фляжки и листал в своей заветной записной книжке. Спонсором мероприятия выступил Лу, выставив пару бочек дармовой мухоморовки. Хитрец хранил часть своих припасов в секретных подземельях поодаль от Мамонта и они счастливо пережили катастрофу, постигшую харчевню. Теля, Марта и Валентиныч заперлись в кибитке и отшлифовывали детали выработанного плана.
Не прошло и получаса, как на поляне перед воронкой на месте бывшего Мамонта начала собираться толпа. Центром представления должны были послужить бочки с питьевым инсектицидом, которые Снегирь использовал как импровизированный алтарь. Ассистировать оператору культов взялся Каюк, к этому времени уже вернувшийся с пепелища своей юрты и торговой палатки. Хотя потомственный Чингизид и лишился, как и все другие поселяне, своей семи-недвижимости, домочадцы его благополучно пересидели звездопад в приусадебной шахте и Каюк пребывал на фоне этого в замечательном настроении. Он деловито семенил на своих коротеньких ножках и за пазухой у него сухим горохом весело постукивали катышки хурута.
"Эй, принц, подите сюда", - поманил Снегирь своего ассистента. - "У нас, мой высокопочитаемый коллега, возникла проблема", - продолжил он, когда Каюк подкатился к нему и преданно воззрился снизу вверх. - "У нас отсутствует кадило! А служить молебен без кадила - увольте, это не просто плохой тон, это совершенно немыслимо! Но и отменить мероприятие тоже невозможно. Эх, чорт!" - и он стал тщательно ощупывать свою сутану на предмет скрытых во внутренних карманах и складках неучтённых ресурсов. "Может быть у вас есть что-нибудь подходящее?"
Встретив совершенно нерефлектирующий взгляд Каюка, Снегирь понял, что суть проблемы не дошла до его помощника.
"Подходящего на роль кадила! Кадило - это такая штуковина...", - он запнулся, пытаясь подобрать понятное оппоненту описание искомого предмета, - "ну вот вы, когда комарьё из чума выкуриваете, чем вы пользуетесь?"
Каюк на секунду задумался, согнав в складки лоб под малахаем, затем чело его разгладилось и он радостно ощерился.
"Мой Анда отшен добрый. Он мне дал банка пустой, савсем без мяса. В банка дырки ковырял, много дырак. Клади в банка мох, говорил, пусть плоха горит, много дыма делает. Я на банка верёвка привязал, туда-сюда мотал - камар выганял."
Тут Каюк сделал ещё более хитрую физиономию и добавил: - "Мох плоха горит, камар смеялся, я хурут в банка положил - камар сразу сдох, никуда не летел."