Город жив, пока живут его люди. У городов своя память, своё отношение со временем. Его улицы и здания помнят всех, кто когда-либо прошёлся мимо; тех, кто жил в нём давным-давно. Городские воспоминания живут сами по себе, наслаиваясь друг на друга, не смешиваясь, а плавно перетекая одно в другое.
Хуже всего городу пришлось в Войну. В Войну, которая длилась один день и перечеркнула тысячелетия. Город был изранен, тяжело болен, его районы, расположенные на холмах трясло в лихорадке землетрясений.
Долгие годы город восстанавливал силы. Удивительно, но он остался жив. Медленно, очень медленно он приходил в себя, восставая из пепла и руин. Город любил своих людей, чтобы они не творили.
А творили они многое. Пережившие Войну выбирались из укрытий и тут же принимались воевать за пищу, жильё, одежду и оружие. Как псы во время собачьих свадеб, они цеплялись один к одному, готовые перегрызть глотки за банку консервов.
Потом они научились жить мирно. Их становилось всё больше. Город терпеливо ждал, когда всё будет, как прежде. Ему снились ожившие улицы, полные людей и машин. Яркие рекламные огни. Ночь похожая на день, день похожий на сказочный сон. Как давно его улицы не знали по-настоящему весёлых песен и смеха?
Город любил наблюдать за своими жителями. Вот и сейчас он смотрел, как крупный мужчина в длинном плаще и полицейском шлеме вышагивает по улице. Человек этот насторожен и зол, он, как сжатая пружина, готов распрямиться и снести всё на своём пути. Городу нравились такие люди, они его надежда на возрождение. Полицейский вошёл в здание театра "Голливуд". Город помнил большие белые буквы, складывающие это слово. Теперь на том месте нет даже холма.
Если бы город мог, он заглянул бы в души своих жителей. И среди серости, коварства, пустоты, надежды, ещё не потерянной веры, наверняка бы узнал ту, которая любила.
Что для города души? Ему нужны человеческие дела. Город не заметит утраты двоих людей. Но взращиваемое им с таким трудом дерево за задней стеной театра "Голливуд" перестанут поливать.
II
"Ещё один унылый день в этом унылом городе", - мрачно подумал Хэнк, тщетно пытаясь зажечь спичку. Он кое-как раскурил сигарету, отчего-то пахнущую дешёвым дрянным виски. Стряхивая пепел на грязный пол, Хэнк выглянул в окно.
После Войны город было не узнать. Да и узнавать было почти некому: немногие выжившие были вынуждены бороться за жизнь. До сих пор никто не знал, что происходит за океаном. Прошлое теперь походило на сказку со страшным концом. О будущем мечтали лишь идиоты. Горстка людей была поглощена сиюминутным.
Хэнк помнил, как отец рассказывал о первом годе после Войны. Конечно, сейчас жилось лучше, банды мародеров уже не свирепствовали, но выйти на улицу ночью в одиночку и без оружия никто не решался.
Застегнув плащ, затянув ремень шлема и надев перчатки, Хэнк Брейн вышел из своей крошечной квартиры. Запирая дверь он усмехнулся, вся шпана в округе знала, что здесь живёт он и не хотела рисковать, связываясь с ним. О Брейне в криминальных кругах ходили легенды, с ним нельзя было ни договориться, ни купить его, ни запугать.
Не любили его и коллеги за его независимость и крутой нрав. Хэнк был одиночкой.
- Хэнк, есть задание! - приказным тоном проревел начальник полицейского участка. В нынешнее время его должность была весьма высокой.
- Опять пошлёте меня ловить придурков Угрюмого Гарри? Так я их точно перестреляю.
- Отставить! - шеф помрачнел. - У нас убийство.
"Тоже мне новость, - подумал Хэнк, - кого он хочет удивить?" Но вслух ничего не сказал.
- Убили Лероя Хэмпфри. Прямо на сцене, во время генеральной репетиции. Сейчас ты оторвёшь свою задницу от стула и отправишься в "Голливуд". И к вечеру, к сегодняшнему вечеру, приволочёшь в участок убийцу. Я ясно выражаюсь?
- Живым или мёртвым? - спросил Хэнк.
- Только живым! - отрезал шеф. - Мне нужен суд. Эта страна должна подняться из пепла. Мне нужны здесь порядок и справедливость!
"Сколько пафоса", - подумал Хэнк.
Во всём едва-едва восстановленном городе, вернее одном из его районов, театр "Голливуд" был единственным действительно светлым местом. Только его название, большими аккуратными буквами выведенное прямо над входом, заставляло улыбаться и мечтать о чём-то красивом и ярком. На подмостках "Голливуда" ставились спектакли по старым книгам, и люди шли сюда, чтобы хоть как-то отвлечься от черноты будней. И вот - убит Лерой Хэмпфри. "Знаменитость, мать его! - ругался про себя Хэнк, размашисто шагая к театру. - Секс - так его разэдак - символ! Рабочих рук не хватает, а он по сцене козлом скачет да бабам головы кружит. Всё, доскакался, прибили наконец. Нутром чую, за бабу башку и снесли".
Но Хэнк ошибся, голова Хэмпфри была цела. Он лежал распластавшись на сцене. Лицо его было неприятного синевато-бордового цвета, на губах пена. Золотые кудри уже не украшали мертвеца. В первом ряду небольшого зала сидело несколько человек. Те, кто был в театре во время смерти Лероя.
- Определённо отравление, - пробурчал Хэнк, поднимаясь с корточек.
- А кто его отравил? - директор театра действовал Брейну на нервы своей суетливостью.
- Тот, у кого я найду яд, - Хэнк посмотрел в зал. На сцене, готовой к спектаклю, ему было не по себе - слишком много открытого пространства.
"Допросы, допросы, допросы... Как в людях помещается столько пустых слов? За час я ничего не вытянул. Чёрт! У всех есть алиби!" - Хэнк был зол. Ни у кого не было явного мотива, Хэмпфри обожали все. "Но кто-то его всё-таки грохнул".
Больше всего подозрений у Хэнка вызывал старик-реквизитор. Несложно догадаться, что Лерой отравился, выпив воды. Пустой стакан Хэнк нашёл рядом с трупом.
- Ну, так зачем ты подсыпал ему яд? - Хэнк сурово смотрел на втянувшего голову в плечи старика.
- Ради Бога...
- Бога давно нет, - перебил Брейн, - Рассказывай.
- Это не я. То есть наливал я, но воду мне дала Ребекка, - проблеял реквизитор. - Это наша костюмерша. Она всегда мне помогает.
Оказалось, что никто её не видел с самого утра. "Чёрт! Вот болваны!" - ноздри полицейского раздувались, как у разъярённого быка.
Директор театра не успел запротестовать, когда Хэнк мощным ударом плеча вышиб дверь костюмерной. Он даже не успел до конца вынуть из кармана запасной ключ.
- Никому не входить! - рявкнул Хэнк и вошёл в комнату, уставленную вешалками.
Едва взглянув на девушку. Хэнк понял, что видит труп. Вспомнились слова шефа о суде и кривая ухмылка отпечаталась на лице Брейна. Он вытащил из-под холодной руки мертвеца клочок бумаги.
- В смерти мы будем вместе, - прочитал Хэнк. - Какая пошлость!
Склянку с крысиным ядом он нашёл на полу. Никаких загадок убийство Хэмпфри не составляло. "Лучше бы я отправился отстреливать ублюдков Угрюмого Гари. Всё веселее", - думал Хэнк, шагая к выходу из театра.
III
"Ещё один чудесный день! День рядом с Ним!" - мысли о Нём всегда отражались улыбкой на её пухлых губах. Ребекка сладко потянулась на кровати, по-кошачьи вытягиваясь. Её мягкие каштановые волосы заиграли яркими бликами на солнце. Солнце, оно всё чаще пробивалось сквозь тяжёлые тучи - наследие Войны. "И зачем люди убивают друг друга? - думала Ребекка, любуясь своим отражением в зеркале. - Жизнь прекрасна и чудесна. Она создана для любви и счастья".
По дороге в театр Бека не шла, она просто летела, окрылённая своими чувствами. Сегодня премьера, сегодня она снова должна помогать Ему молниеносно переодеться и блистать на сцене. О, Лерой! Самый лучший, самый чудесный мужчина на свете. Про себя она уже решила, что именно сегодня скажет Ему те самые главные слова. И конечно, Он ответит ей взаимностью. Разве может быть иначе?
Улыбаясь своим грёзам, костюмер "Голливуда" впорхнула в здание театра через чёрный вход. На ум приходили старинные романсы о любви.
Но что это? Ребекка замерла на полушаге. Её сердце трепетало пойманной в грубые силки пичугой. Щёки моментально сделались алыми, а пальцы на руках похолодели. Она услышала Его голос, доносившийся из гримёрной. Лерой с кем-то ругался. "Как неловко, - думала Бека. - надо поскорее уходить. Меня могут увидеть". Но, конечно, она никуда не ушла. Потому что Лерой говорил о любви.
- Ещё раз говорю тебе, мне всё равно. Если ты хочешь быть со мной, то пусть всё будет, как прежде. Я ничего не хочу менять. Ты прекрасно знаешь, я люблю только тебя! И не вздумай больше заговаривать о детях...
"Господи, за что? - из глаз неумолимым потоком текли слёзы. - Ведь я его так люблю. А у него есть другая. Но чем она лучше меня?" Ребекка заперлась в костюмерной. Ей нужно было подшить платье. И она шила, почти ничего не видя из-за слёз. Даже не раз уколотые пальцы не приводили её в чувство.
Ей было горько. Так, словно то, что осталось от мира, рухнуло разом на её плечи. Любовь всей жизни не принесла счастье. Душа металась и рвалось в лоскуты. На высоком лбу девушки пролегли морщины.
"Никогда. Никогда больше я не смог быть прежней. Стоит ли жить? Всё напрасно".
Платье было отложено в сторону. Подол был подшит криво, узелки выглядывали на лицевой стороне, кружева топорщились. С таким трудом добытый настоящий алый шёлк уродливой грудой лежал на большом столе у окна. Как она любила вид из этого окна раньше. За ним росло чахленькое дерево. Раньше она его поливала и ждала появление листочков. Всё в прошлом. Всё напрасно. Ребекке было всё равно, что деревце отрастило новую веточку. Жизнь потеряла смысл.
Она вспомнила, как была счастлива, когда подгоняла для Лероя костюм. Как было хорошо и весело с ним болтать. Неужели всего этого никогда-никогда больше не будет? Если не будет, то зачем же мучиться?
Решение пришло быстро. Сначала Бека ужаснулась своим мыслям, но потом поняла, для неё это единственный шанс быть вместе с Лероем.
Из-за кулис очень удобно следить за тем, что происходит на сцене. О, сколько спектаклей Ребекка пересмотрела с этого места! Она вспомнила, как вслед за любимым произносила полушёпотом его реплики. Чудесные, чудесные дни, которым уже никогда не повториться.
Жалость к себе, к Хэпмфри, к несбывшимся мечтам и надеждам охватила всё её существо, когда Ребекка смотрела, как пьёт отравленную воду ничего не подозревающий актёр. Она знала, что через минуту ему станет плохо, ещё через одну он умрёт. Нужно спешить, чтобы умереть с ним в один миг. Послав воздушный поцелуй Лерою. Ребекка побежала к себе. Она не станет разводить яд водой, не нужно. Выпьет прямо из бутылки. Так быстрее.
Прощай мир, ты был так жесток к Любви.
IV
Был человек - и нет человека. Какая разница кем он был? Одного знали все, его почитали, обожали, преклонялись и ненавидели за популярность. Множество таких ярких людей знал город до Войны. Другой мог тихо пожить свой век, не покидая квартала.
Кто-то боится кладбищ, кого-то они угнетают, кому-то всё равно. А для города его кладбище - неотделимая часть, здесь навсегда его жители. Вот, совсем рядом со входом, свежая могила Лероя У. Хэмпфри. Признанного гениального актёра, любимца женщин. Город знал, Лерой прожил блестящую жизнь и был отравлен на пике своей популярности.
Чуть левее и глубже внутрь ещё свежий холм. В нём Ребекка Гилиган, убившая Лероя и покончившая с собой. Странная девушка, жившая в своих мечтах.
А если пройти дальше к кладбищенской стене, то можно наткнуться на захоронение с надписью "Хэнк В. Брейн". Но это не тот полицейский, что расследовал убийство секс-символа "Голливуда". Это кто-то другой, совсем на него не похожий.
Город любил своих жителей и не уставал следить за ними. Были у него и свои любимчики. Одним из них стал полицейский Хэнк Брейн, исходивший в одиночку весь город. Если бы у города было лицо, на нём бы была улыбка, когда город вспоминал Хэнка.
Бегут годы, поколения сменяют друг друга. И стёрлось уже из людской памяти то, что город будет помнить всегда.