Аннотация: Она вернулась в город, где все началось. Он ждал ее возвращения, храня в сердце воспоминания. Что принесет новая встреча? Боль? Отчаяние? Или надежду? ОКОНЧЕНО 01.06.11
"Не прелюбодействуй" (Исх.20:14; Втор.5:18)
Из неотправленного письма.
'Я возвращаюсь!
Мне хочется кричать об этом, чтобы все вокруг узнали мою тайну. Я хочу, чтобы тайна перестала быть таковою, и ты узнал, что скоро я приеду. Приеду после моего побега и долгого отсутствия.
Пять лет... Пять долгих, тянущихся, как вечность, лет. Но ничего не изменилось. Абсолютно. Я все еще помню тебя, словно не было этой разлуки.
Да, знаю. Я сама во всем виновата. Я обрекла себя и тебя на такую жизнь. Но так нужно было поступить. Я должна была разорвать порочный круг, в котором мы с тобой давно блуждали, как два диких животных, подчиняющихся одному первородному инстинкту.
И вот, наконец, это случилось. Я осознано обрекаю себя на самый чудовищный ад с его семью кругами, ведь находится рядом с тобой, пусть и в сотне километров - сущая пытка. Однако нет ничего хуже, чем находиться от тебя далеко.
Я научилась жить вдали от тебя. Научилась не слушать зов своего тела, которое и на расстоянии чувствует тебя и желает только тебя. Ни сотни, ни тысячи партнеров не смогут дать мне того, что дал ты. И твоя страсть хуже любого наркотика, потому что, попробовав раз, уже невозможно остановиться.
И меня ломало. Было время, когда я невероятными усилиями сдерживала себя. Я словно умалишенная уничтожала содержимое своей квартиры, мечтая лишь о новой дозе - возможности еще раз тебя увидеть, почувствовать твой жаждущий поцелуя рот, и твои требовательные руки, сминающие в порыве страсти мою плоть. Ради этого сумасшествия я готова была пойти на все. Но раз за разом приступы проходили. Они стали проявляться все реже и реже, а вскоре и вовсе прекратились. Одна лишь боль, саднящая и не дающая забыть о тебе ни на секунду, не ушла. Я как приговоренный к смерти, и ожидающий исполнения приговора, вновь и вновь возвращалась к жизни - своей пустой, лишенной смысла и тебя жизни.
Пять лет назад я бежала, спешно покидая наш город и все то, что придавало мне силы жить. Я добровольно отказалась от тебя, понимая, что рядом с тобой погибну, сгорев в пламени нашего взаимного желания, нашей ярости и нашей страсти. Я надеялась, что расстояние и время все залечат, что я смогу научиться жить без тебя, обходиться без твоих ласк. Но вместо этого я все глубже и глубже погружалась в водоворот боли и отчаяния, когда хочется стать на карниз высотки и ринуться вниз, туда, где ждет покой и забвение.
Каждую ночь, засыпая в чужих объятиях, я во сне вновь тонула в омуте твоих темно-синих глаз. И твои, а не его руки проделывали такой знакомый и желанный путь по моему телу. А утром, просыпаясь, я в тысячный раз сталкивалась с жестокой действительностью. И мое сердце, поверь, сжималось от нестерпимой боли, а глаза щипало от непролитых слез.
Все это было, но ты об этом никогда не узнаешь. И пусть я возвращаюсь, но прошлого уже не вернуть. Слишком поздно и слишком больно. Нас разделяет пропасть, которую мы сами же себе и создали. Но там, где все началось, мне станет, наконец, легче. Я буду довольствоваться тем, что ты станешь ближе. Нас будет разделять та самая пропасть, но на противоположной стороне я буду видеть тебя, и счастье вновь переполнит меня.
Я возвращаюсь!'
Самолет приземляется в аэропорту, и я спускаюсь по трапу вместе с другими пассажирами рейса Лондон-Санкт-Петербург. Люди спешат оказаться на родной земле, а я, в отличие от них, с настороженностью и опаской ступаю по когда-то покинутой стране.
На то тогда были свои причины, но теперь я снова стою здесь же, откуда пять лет назад улетала в далекий и дождливый Лондон. И какая-то смесь досады и тайной надежды охватывает меня, заставляя вглядываться в лица встречающих, словно я выискиваю знакомые черты и подтянутую, атлетически сложенную фигуру.
Машинально одергиваю себя, понимая, что это выглядит глупо. Ему нечего делать в аэропорту, ведь он не знает, что я прилетаю именно сегодня. Но даже понимание и признание этого факта не облегчает мое состояние. Взгляд нервно перебегает от одного к другому, хотя мысленно я уже и успокоила себя.
Практически все пассажиры, летевшие со мной, разбрелись вместе со своими родственниками и друзьями, которые радостными улыбками приветствовали их. На душе становится еще более гадко и одиноко. Сознание того, что ты никому не нужна в этой стране, и тебя никто не ждет, тонкой змейкой прокрадывается вглубь меня, отравляя душу и раня сердце.
'Дашка, должно быть, снова пропадает в редакции своей газеты', - с усталостью анализирую я.
А больше, собственно, и некому побеспокоиться о моем приезде. Единственная родная душа, которая могла со свойственной только ей открытой улыбкой врезаться в меня с распростертыми объятьями, занята, и ее приезд может состояться только вечером.
И, тем не менее, я останавливаюсь на одной мысли, которая настойчиво пробивается в мое сознание.
'Я дома!'
Сладкое слово 'дом'. За пять лет, что я провела вдали отсюда, я научилась без дрожи в голосе произносить название северной столицы России, а домом называть чужой мне Лондон. Но от этого мое внутреннее восприятие такого родного, хранящего многочисленные секреты, города не изменилось. Это значит, что я люблю Питер по-прежнему.
-Такси. Не дорого.
Убеждаюсь, что Дашка на самом деле не приехала в аэропорт. Хотя она и не знает, во сколько я должна была прилететь.
Интересно, а знает ли он? Сказала ли она ему об этом? Наверняка. От него она никогда ничего не скрывала и говорила все, как есть.
Понимаю, что не должна думать о нем сейчас. Только не сегодня, но куда деться от настойчиво преследующих меня и днем и ночью темно-синих глаз?
-Куда вам, барышня?- интересуется уже немолодой таксист, оценивающе рассматривая меня.
-На Вознесенский проспект.
Водитель понимающе кивает, и автомобиль трогается.
Всю дорогу я рассматриваю за окном город, заново знакомясь со старыми улочками и общественными местами, куда частенько заглядывала с Дашкой. Как давно это было. Кажется, в прошлой жизни.
Мужчина периодически бросает на меня заинтересованный взгляд, но не решается пока обращать на себя внимание каким-либо другим способом. Слишком знаком мне интерес в его глазах, и слишком давно я не обращаю внимания на подобную реакцию мужчин, когда они дают положительную оценку моей внешности и фигуре.
-Отдохнуть или по работе?
-Как получится.
Я не настроена на беседы, поэтому моя грубость правильно расценена, и он больше не пристает.
-Приехали, - оборачивается в мою сторону присмиревший мужчина.
Он уже не рассматривает меня, а как-то огорченно бросает короткие взгляды.
Расплачиваюсь с ним и подхватываю сумочку. Малиновое 'чудо на колесиках', именуемое чемоданом катится следом, уверенно направляемое в сторону девятиэтажного дома.
Знакомый подъезд, и даже старушки на скамейке те же. Прохожу мимо, бросая короткое 'Здравствуйте'. В спину мне упираются взгляды заинтересованных соседок. Они, очевидно, и не ожидали меня когда-либо здесь увидеть снова. Я и сама от себя этого не ожидала, но все же я здесь.
Внутри дома мало что изменилось. Разве что свежая краска на стенах, да лифт установлен новый. Но традиционная надпись 'Маша, я тебя люблю!' в очередной раз подтвердила, что устои общества остались те же. И молодеешь все та же, а значит, еще долго на стенах лифта и подъезда будут красоваться похожие надписи.
Я вспоминаю другую надпись, которая словно выжженное клеймо горит на моем сердце.