Новиковская Анна Алексеевна : другие произведения.

Говорящая с духами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Последний (ну хорошо - мой крайний) фанфик по "Аватару", повествующий о Белой Шаманке, не видящей солнца, но видящей духов.

  Я плохо помню момент, когда я родилась. Наверное, я тогда была еще совсем слабой и глупой, а потому и воспоминания о том дне у меня остались лишь самые смутные - но зато самые лучшие. Помню, что сначала было тихо и тепло, а первым чувством, которое ощутило мое дрожащее тельце, было мамино прикосновение. Я, конечно, тогда еще не знала, как выглядит моя мама, но тут же поняла, что это она, ибо не испугалась, хотя до этого до меня еще никто не дотрагивался! Мама внимательно меня обнюхала, словно убеждаясь, что это в самом деле я, после чего принялась нежно меня умывать своим теплым языком, очищая мою, покуда еще совсем мягкую, шкурку. От этих прикосновений меня совсем разморило, и, сонно прижмурив глаза, я доверчиво прижалась к этому большому и, наверное, сильному существу, что так заботливо меня выхаживало. Откуда ж мне было знать, что это существо боялось едва ли не больше меня самой, и, время от времени прерывая свою ласку, тревожно вскидывало голову, прислушиваясь к загадочным звукам, которыми полнился лес?.. Мне было проще - я тогда еще ни знала ни одного шума или голоса, и слушала их, как слушают музыку без слов, наслаждаясь лишь самой мелодией. Я могла бы пролежать так, не двигаясь, целую вечность, однако у моей матери не было столько времени, и, едва закончив, она тут же поднялась на ноги, слегка наклонив голову и позвав меня тихим, шепчущим блеянием. Сперва я лишь недоуменно на нее посмотрела, не вполне понимая, как так получилось, что она разом стала еще больше, но мама, видя, что я не двигаюсь, начала отходить к лесу, и тут-то меня словно бы дернуло следом - жалобно запищав, я рванулась за ней... естественно, тут же покатившись по земле, не удержав равновесия. Было немного больно, однако у меня не было времени обращать внимание на боль - мама отходила все дальше, и мне пришлось в срочном порядке придумывать, что делать с моими собственными ногами, дабы ее догнать. Впрочем, оказалось, что кое-что я все-таки умею, и уже со второй попытки я разобралась, как нужно ставить ноги - мне, честно, сначала показалось, что их у меня ужасно много! - чтобы в них не запутаться, а там и приподнялась над землей, трясясь, точно хрупкий мотылек, всем своим еще влажным тельцем. Мама наблюдала за мной с каким-то странным выражением на мордочке, словно что-то припоминая, но я на нее не смотрела - сгорбившись и время от времени вздрагивая, я осторожно напрягала то одну, то другую ногу, пытаясь их прочувствовать, прежде чем сделала свой первый, пока еще очень неуверенный шаг. А там еще один. И еще. Постепенно кровь все быстрее бежала по моим жилам, согревая их теплом, и хотя я пару раз все же запнулась, я на всю свою последующую жизнь запомнила ощущение пьянящего ликования, когда все-таки добралась до мамы и, повинуясь некому темному знанию, потянулась к ее животу. Я не знала, что я там ищу, и, лишь схватив губами прячущийся там сосок, поняла, что жутко голодна - и припала к этому сладкому источнику, при этом упираясь лбом чуть повыше - откуда-то я уже знала, что, если там хорошенько нажать, молока будет больше. Мама не возражала, хотя время от времени и вздрагивала, словно от холода, заставляя меня возмущенно мычать и толкаться. Бедная, глупая я!.. Тогда я и представить не могла, сколько всевозможных мыслей, объединяемых одним-единственным словом "опасность", роится в голове моей матери, как она вслушивается в голоса леса, как обоняет его запахи и вглядывается в его цвета, разыскивая среди них те особенные, что могли угрожать ей или мне... Нет, в самом деле - я не очень хорошо помню, как именно я родилась.
  Но зато я прекрасно помню день, когда я впервые умерла.
  Это случилось всего через луну после того, как я впервые увидела солнечный свет. К тому времени я уже научилась видеть и слушать, и хотя знала лишь малую толику лесных голосов и образов, мое бесконечное любопытство и столь же бесконечное терпение мамы грозили в самом ближайшем будущем сделать из меня самого образованного детеныша на свете. Мне все было интересно, и каждый новый предмет, который я видела на своем пути, тут же вызывал во мне целую бурю вопросов - а, учитывая, что мы с мамой постоянно переходили с места на места, нигде особо не задерживаясь, порой вопросов становилось так много, что я просто замирала на месте, сомкнув колени и широко раскрыв рот, как будто мне не хватало воздуха. Мы с мамой редко общались вслух, обмениваясь лишь тихими звуками, большинство из которых имели чисто сигнальное значение: "Иди сюда", "Замри", "Прячься", "Все спокойно", и лишь некоторые из них можно было расценить как "Я тебя люблю" или "Давай поиграем!". В жизни моих сородичей - мама называла их "большеглазыми" - было не так уж много поводов для веселья, и потому поговорить о чем-то действительно хорошем можно было только утром, прижавшись друг к другу где-нибудь в укромном уголке, посреди кустарника, и переплетясь мыслями и чувствами так тесно, что было не так-то просто сказать, кто же из нас двоих - я, а кто - мама. Только в такие моменты, когда можно было на время позабыть о страхе, мама становилась самой собой - веселой и беззаботной, словно бы моей сестрой или подругой, и мне нравилось подолгу лежать рядом, положив голову ей на спину и разглядывая сложный, цветной рисунок на тонкой кожистой перепонке, натянутой на ее рога.
  "Мама, - спросила я, - а у меня тоже будут такие?"
  "Конечно, как только подрастешь, - ответила она, - Они есть у каждого из нас, так что будут и у тебя".
  "А когда я подрасту?"
  "Это случится гораздо быстрее, чем ты думаешь, - засмеялась она, - Уж поверь мне. Ты и оглянуться не успеешь, как у тебя уже у самой будет маленький!"
  "Почему-у-у? - отчего-то ее заявление меня сильно расстроило, - Я не хочу маленького! Я с тобой хочу!"
  "Не волнуйся, - она поцеловала меня в лоб, - Пока я буду тебе нужна, я всегда буду рядом. И мы ни за что не расстанемся".
  "Обещаешь?"
  "Обещаю", - она чуть прикрыла глаза.
  "Ну, тогда ладно, - успокоившись, я вновь опустила голову ей на спину, после чего спросила: - Мам?"
  "Что?"
  "А откуда вообще берутся маленькие?"
  "Оттуда же, откуда и взрослые", - она почему-то засмеялась.
  "А взрослые откуда?"
  "Все мы пришли из одного места. И когда-нибудь все мы туда вернемся".
  "И мы с тобой тоже?"
  "Да".
  "А когда?"
  "В свое время".
  "А когда оно наступит?"
  "Ты сама это почувствуешь", - ее глаза потеплели.
  "Но, мама..."
  "Все, дорогая, хватит на сегодня вопросов. Пора спать".
  "Ну, ладно", - честно говоря, я немного расстроилась, но не стала спорить и, отсоединив свой щупик, вытянулась на земле, прижавшись поплотнее к теплому маминому боку. Ночная прохлада постепенно уходила, выгоняемая теплыми солнечными лучами, однако золотистый свет уже не манил меня, как прежде, и я с куда большим удовольствием проводила день в каком-нибудь темном укрытии, чтобы с наступлением сумерек отправиться с мамой в лес. Днем среди деревьев царила суматошная и радостная жизнь, заставлявшая весь лес звенеть от птичьих напевов и гортанных перекличек резвящихся в кронах существ, однако с наступлением сумерек лес вовсе не замирал, о нет! - но из веселого ручейка он словно бы превращался в широкую реку, что без лишней поспешности текла до самого рассвета. Ночью вся яркая, жадная до мелочей красота словно бы смазывалась, не так бросаясь в глаза, а на листьях, стволах, шляпках грибов и шкурах животных расцветали причудливые узоры многоцветной живой радуги, что, хоть и позволяла без лишних ограничений любоваться собой, все равно, всякий раз, когда я ее видела, она казалась мне чем-то волшебным и невероятным... Я негромко вздохнула, и мама, чуть вздрогнув, еще теснее прижалась ко мне, хотя и не проснулась - ее дыхание было спокойным, а, глядя на нее, я тоже почувствовала усталость и, для вида поворочавшись, тихо задремала. Сквозь сон я почувствовала, что мама внезапно вскинула голову, прислушиваясь к звукам леса, но почти тут же успокоилась, не обнаружив ничего подозрительного, и снова затихла. Помню, когда она в первый раз это сделала, я страшно удивилась, решив, что она собирается идти пастись посреди дня, но мама быстро меня успокоила, сказав: "Так надо". Больше уж я не боялась, хотя и не могла взять в толк, как так можно спать, если в любой момент ты готов вскочить и сорваться с места! "Когда-нибудь и я так научусь", - помню, лениво подумала я, больше для очистки совести, после чего окончательно провалилась в сладкий сон. Я была молода, и потому сны мне снились только самые хорошие - про сладкое молоко, про порхающих мотыльков и смешных ящериц, бросающихся в полет всякий раз, когда я пыталась хотя бы кончиком копытца до них дотронуться! Глупые - будто не знают, что я им ничего не сделаю! Так мама сказала: мы, большеглазые, никого не трогаем, и даже наши "глаза" (ну, пока что - только мамины), на самом деле - всего лишь способ кого-нибудь напугать, чтобы он нас не тронул. Мама, впрочем, как-то обмолвилась, что способ-то не особо действенный, и, если уж дело дойдет до того, что придется его применить... Дальше я не вполне поняла ее мысль, но, судя по всему, повторять ее маме было неприятно, и я не стала спрашивать снова. В конце концов, рано или поздно, я сама все узнаю... Так мама сказала. Я стану сильной и мудрой, как она, я научусь выживать в лесу, узнаю имена всех-всех его обитателей и... и, быть может, когда-нибудь даже...
  "Мама?" - сонно подумала я, поднимая голову.
  "Тш-ш, дитя мое, - откликнулась она, и я только тут заметила, что ее щуп нежно обнимает мой собственный, - Лежи тихо. Опасность близко".
  "Какая опасность?" - я послушно легла обратно, замерев на месте.
  "Тихо, тихо", - мама тоже не пошевелилась, так что мне осталось лишь замолчать, слушая, как часто-часто, словно пойманная птица, колотится мое сердце. Теперь и я уловила звук, так встревоживший мою маму - тихий шорох опавших листьев, которых касались чьи-то широкие лапы. Но вот чьи?.. Я уже узнавала шаги нескольких лесных жителей, знала, как звучит тяжелая поступь бронеголова, дробный топот гребнешея и легкая рысца моих сородичей, но это... Эти шаги были мне неизвестны, однако я тут же почувствовала в них некую скрытую силу, нечто темное и... зловещее. Судя по тому, как дрожала мама, она точно знала, кто приближается к нашему укрытию, однако мне уже не хватало смелости спросить ее об этом, и потому оставалось только лежать, вдыхая запах почвы и вздрагивая от каждого шороха. Незнакомое существо подходило все ближе, и хотя пока что оно не могло нас увидеть или учуять, с каждым его шагом становилось ясно, что мы не останемся незамеченными - если, конечно, не провалимся под землю! Меня уже просто-таки колотило от ужаса, и, когда мамин щуп снова до меня дотронулся, я мало что не закричала от страха - благо, вовремя сдержалась.
  "Мое милое дитя, - взволнованным голосом сказала мама, и я невольно напряглась, ведь она так редко говорила со мной таким тоном, - Наш враг приближается, и если мы останемся лежать здесь, то он найдет нас, обоих - и убьет. А я этого не хочу. Я выскочу ему навстречу, и он погонится за мной. Как только мы скроемся из виду, ты тут же должна выскочить и бежать в нашей старой лежке, где мы отдыхали в прошлый раз, помнишь?"
  "Да, но... как же ты, мама?"
  "За меня не волнуйся. Я найду тебя, как только смогу".
  "Мама..." - жалобно пропищала я.
  "Я тебя люблю", - она быстро коснулась меня носом, после чего вскочила и, издав звенящий, пробирающий до костей вопль, бросилась наутек. В тот же миг, с треском и шумом, вслед за ней что-то метнулось - я ощутила лишь сильный удар ветра да какой-то новый запах, который он принес с собой - душный, пряный, он совсем не походил на нежный, легкий запах матери, однако быстро выместил его у меня из груди, и я, уже почти вскочив и помчавшись за мамой, вновь распласталась по опавшей листве. Прошло всего несколько мгновений, и шорох листвы под огромными лапами уже превратился в едва слышный шелест, и я, не желая больше ждать, пружинкой выскочила из кустарника, сломя голову припустив в противоположную сторону. Правда, надолго меня не хватило - от страха у меня словно все косточки размягчились, и, едва-едва успев сделать несколько прыжков, я тут же запнулась о выступающий корень и кубарем покатилась по земле, но, пересиливая боль, тут же встала, пошатываясь и дрожа всем своим тельцем. Ноги меня просто не держали, но я все равно пошла, то и дело спотыкаясь и пошатываясь из стороны в сторону. Лес вокруг жил своей обычной жизнью, и где-то наверху шумно ссорились прыгуны, чуть пониже перекрикивались жалохвосты, а в отдалении шумно похрюкивал одинокий пасущийся бронеголов... и ни одному из них, не было дело до маленького одинокого малыша, вслепую бредущего под кронами деревьев. Наша старая лежка осталась где-то далеко в стороне, но я и не думала возвращаться к ней, потому что что-то подсказывало мне: мама не вернется. Какой бы она ни была быстрой и ловкой - ей не убежать. Не спрятаться. Не спастись... И потому она уже никогда не вернется. Никогда... Никогда! В уголках моих глаз вскипели слезы, и, наклонив голову, я изо всех сил побежала, чтобы оказаться как можно дальше от этого места, от этих запахов... от этих воспоминаний!
  "Пока я буду тебе нужна, я всегда буду рядом".
  Ты же обещала... Обещала, мама!
  "И мы ни за что не расстанемся..."
  Так почему же, почему ты мне солгала?!
  У меня защемило горло, и тонкий, слабый, но при этом до боли жалобный крик вырвался из моей груди, когда, оттолкнувшись всеми шестью ногами, я буквально взлетела вверх, перепрыгнув через замшелый валун... но по другую его сторону земля оказалась совсем не такой послушной, как раньше, и, ударившись копытцами обо что-то твердое, я кувырком слетела с чьего-то покатого бока и шлепнулась прямо в нагретый солнцем мох. Не сказать, чтобы сильно ушиблась - так, чуть подвернула ногу - но вот желание бежать у меня как-то резко пропало.
  Ибо у подножия того самого валуна лежал и смотрел на меня самый удивительный из всех знакомых мне зверей.
  Он был просто огромный - наверное, раз в тридцать больше, чем мама, и хотя не производил такого же впечатления, как двурог или бронеголов, тем не менее я невольно почувствовала робость в его присутствии. Он был... так красив! Так потрясающе красив! Теперь-то, вспоминая свой былой восторг, мне остается только смеяться - рыбке понравился охотящийся на нее пестрокрыл! - но тогда, в тот самый миг, я просто глаз не могла оторвать от этого гладкого тела, закованного в блестящую черную броню, от могучих лап, оканчивающихся страшными кривыми лезвиями... от этих странных глаз, подернутых какой-то прозрачной, мерцающей пленкой, и узких угольно-черных зрачков, что, казалось, заглядывали в самые недра души... И когда незнакомец, не отводя взгляда, медленно поднялся во весь рост, оказавшись на две головы выше меня, после чего столь же неторопливо двинулся в мою сторону - я даже не подумала бежать, хотя и вскочила на ноги - честно говоря, сама не помню, как. Тогда движения его были какими-то рваными и неловкими, как будто у него болели суставы, но мне каждый его шаг казался преисполненным невероятной грации и величественной красоты. Мягкие подушечки касались земли почти бесшумно, но с каждым шагом меня все ниже и ниже пригибало к земле, так что, в конце концов, я уже почти коснулась животом земли, поджав хвостик и подняв дыбом мягкую щетинку на спине. Правда, вплотную он ко мне так и не приблизился, остановившись чуть поодаль, но меня это скорее расстроило, чем порадовало - несмотря на свою робость, я вовсе не отказалась бы хотя бы кончиком щупика дотронуться до этого удивительного существа... Как он красив!
  Свежий ветерок, пробежавший среди крон деревьев, сдунул с них целую стайку опавших лепестков, что, кружась, медленно полетели вниз, отражаясь в золотистых очах прекрасного зверя... и этот же самый ветер, в своей беззаботной веселости, дохнул мне прямо в грудь, наполнив легкие запахом увядающих цветов, сочной зеленой листвы, молодой коры... и терпким, щиплющим дыхала запахом самого зверя... тем самым запахом!
  Шорох лап по опавшей листве...
  Ужас в ее глазах... Отчаянный крик.
  И густая, удушающая волна, накрывшая меня с головой, чтобы окончательно уничтожить во мне все воспоминания о моей маме!
  Кажется, он понял, что я поняла, в тот же самый миг, ибо бледные губы его задрожали, отворачиваясь к уголкам пасти и обнажая целый ряд длинных острых зубов, похожих на полированные каменные осколки, смертоносные даже на вид. И как это я раньше их не заметила?.. Элегантная красота совершенного тела в мгновение ока разлетелась на осколки, натолкнувшись на хищнический оскал, и следующим шагом зверь прижался к земле, напружинив мощные лапы и следя за каждым моим движением... хотя, право слово, разве я тогда была в силах пошевелиться?! И последним звуком, которое издало мое пересохшее от страха горло, за мгновение до того, как прыгнувший хищник накрыл меня своим весом, был жалобный, рвущий душу крик, печальный крик потерянного ребенка, оставшегося посреди леса - совсем одного!..
  Я знаю, как все должно было случиться. Теперь - знаю. Впоследствии я не раз и не два видела и слышала, как это происходит. Последний, сдавленный крик. Влажный хруст костей. Запах крови... Если удача, хотя бы в самый крайний миг, была на стороне несчастной жертвы, то она умирала быстро, а не лежала потом, захлебываясь кровью, пока хищник не решал прервать ее мучения милосердным укусом. Вырваться из такой чудовищной хватки? Спастись? Убежать? Позвольте... Тут справился бы могучий бронеголов. Или упрямый двурог. Или сильный, здоровый гребнешей. Но что говорить о нас, большеглазых, самых маленьких и слабых, разменных фигурках на огромной доске, где разыгрывалась наша жизнь?! А уж я-то... я! Да мне была всего одна луна от роду! Я была меньше маленького, слабее слабого... Я была обречена. И мой прощальный крик должен был послужить для ужасного зверя лишь приглашением к убийству - но почему-то он подействовал совершенно иначе: словно налетев на какую-то невидимую стену, он остановился буквально в двух шагах от меня, осев на задние лапы и вспахав когтями землю, а его глаза, враз потерявшие свой хищнический блеск, распахнулись широко-широко, превратившись в две маленькие горящие луны, полные... чего? Изумления? Восторга? Недоверия? Нежности? Ярости? Негодования? Обожания? Да там, признаться честно, все намешалось. Разом. Вместе. И, прежде чем я успела во всем этом как следует разобраться, зверь вновь бросился ко мне, только как-то странно - высоко подпрыгнув в воздух, он обрушился на землю у самого моего носа, встряхнув ее всем своим весом, и, естественно, я тут же шлепнулась набок, раскидав тонкие ножки. После этого сама по себе возможность бегства превратилась в колышущееся облачко тумана, которое безо всякого труда развеяло жаркое дыхание черного зверя, склонившегося надо мной. Он же настигнет меня, самое большее, вторым прыжком...
  Еще один жалобный, молящий вскрик вырвался из моего горла, и я не могла не заметить, как судорожно, всей шкурой, вздрогнул от этого звука мой пленитель. Он шумно дышал, окутывая меня своим запахом, а я даже свободно вздохнуть не могла, глядя на эту кошмарную голову и тягучую слюну, стекающую с оскаленных клыков. Некоторое время он стоял неподвижно, как будто к чему-то прислушиваясь, после чего внезапно, резко отшатнулся и бросился куда-то в сторону, странно, глухо рыча и встряхиваясь всей шкурой. Обо мне он словно бы позабыл, и, для верности выждав еще пару мгновений, я предприняла робкую попытку встать на ноги... ага, как же. Не знаю, почему, но мои действия его мало что не разозлили - едва увидев, как я приподнялась над травой, он в мгновение ока подлетел ко мне, одним движением лапы выбив землю у меня из-под ног, так что я даже опомниться не успела, как вновь оказалась в лежачем положении, в придачу еще и придавленная сверху тяжеленными когтями! Зверь глухо, сквозь зубы, зарычал, не переставая дрожать, после чего наклонил голову к земле, и его жуткие челюсти оказались всего в паре волосков от моей шеи. Вот они чуточку приоткрылись... Дальше я уже смотреть не могла, и потому просто зажмурилась, до боли, до слез сомкнув веки, так, чтобы ничего не видеть и не чувствовать... а потому, естественно, я никак не ожидала, что меня внезапно коснется влажный, теплый язык, что проведет по мне, слегка царапая своей шершавой поверхностью, от плеча до самого уха!
  "Что... Что он делает?!" - пронеслось у меня в мыслях, пока огромный зверь, еле слышно урча, вылизывал меня всюду, где мог достать, слегка прижмурив глаза и явно получая от этого действия некое смутное удовольствие. Мне, честно говоря, не хотелось думать, что таким образом он готовится к трапезе - в конце концов, если бы он хотел меня съесть, он бы это уже давно сделал, а не устраивал все это странноватое представление... Но тогда зачем?! Впрочем, поделать-то я все равно ничего не смогла бы - меня словно бы заключили в некую странную колыбельку из страшных лап, не позволяя даже с места сдвинуться, и все, что мне оставалось - это перекатываться с боку на бок, терпя эту необычную ласку, пока, наконец, зверь, видимо, не решил, что с меня достаточно - и, удовлетворенно рыкнув, отпустил меня. Однако наслаждаться свободой мне пришлось не так уж долго - почти сразу же на моем загривке бережно сомкнулись острые зубы, и, подняв меня в воздух - мне осталось лишь без лишних возражений обвиснуть в его хватке - он неторопливой рысцой припустил куда-то в лес. Не скажу, чтобы способ перемещения был особо удобен - учитывая, что при каждом толчке эти самые зубы только больнее впивались мне в шею! - но я не могла не отметить, как быстро перемешается этот хищник, и меня даже немного замутило, даром, что и так едва удавалось сдержать рвущийся наружу ужин... В общем, очнулась я уже когда меня аккуратно положили на землю, и я с невольным облегчением почувствовала под собой твердую, надежную почву, даром, что это был один из немногих поводов для радости. Зверь все еще стоял надо мной, точно безмолвный черный страж, и я не рискнула попытаться встать, поэтому осталось только поднять голову и попытаться оглядеться по сторонам, дабы понять, где это мы.
  Судя по всему, это место располагалось где-то вдалеке от тех частей леса, что я уже знала, потому что уж что, что, а вот такую штуку я бы уж точно заметила! Прямо передо мной расстилалась небольшая лесная полянка, посреди которой из земли торчал огромный, выбеленный солнцем камень, на вершине которого одинокого росло старое скрюченное дерево, чьи корявые корни простирались до самой земли, глубоко уходя под основание скалы. С первого взгляда камень показался мне цельным и очень-очень твердым, но, приглядевшись повнимательнее, я поняла, что в нем полно трещин, от самых маленьких, куда и прыгун-то с трудом бы залез, до самой широкой, рядом с которой, собственно, мы и остановились. Трава здесь была хорошо примята - судя по всему, этим логовом пользовались уже давно, и не надо было быть особо мудрым, чтобы понять, кому принадлежит скалистое убежище! Я невольно оглянулась на того, в чьей тени лежала, и, поймав мой взгляд, он склонил голову и носом толкнул меня в плечо, понукая подняться. Что, правда?.. Прошлый опыт тут же заявил о себе, но я все же решила рискнуть, и, перевернувшись на живот, попыталась подняться во весь рост... Зверь пристально следил за мной, и, видя, что я собираюсь выпрямиться, он чуть оскалился - совсем чуть-чуть, но мне этого хватило, и я тут же встала на колени, робко на него глядя. Такой вариант устроил его куда больше - он даже заурчал, после чего, мягко подталкивая, повел меня в свой дом. Идти пришлось на коленках, и чувствовала я себя при этом немного глупо, но, по крайней мере, он больше не рычал, да и идти пришлось не так уж долго, а под сводами каменной расщелины земля была куда мягче, к тому же, она приятно охладила мое разгоряченное тело. Довольно короткий извилистый коридор привел нас в небольшую пещеру, оплетенную древесными корнями, посреди которой я увидела лежку - конечно, не совсем такую, как у нас, большеглазых, но, в общем-то, очень похожую - попросту яму в земле, выстланную мхом и опавшими листьями. Кажется, на ней уже довольно давно не спали - она выглядела пустой и холодной, однако меня толкали именно к ней, а ноги мои уже просто дрожали от усталости, не в силах нормально сопротивляться, и я покорно скатилась в эту самую лежку, тут же шлепнувшись на живот и зарывшись носом в холодный, свалявшийся мох. Как странно... лежка пахла кровью! Впрочем, если это кого-то и обеспокоило, то только меня, а вот черный зверь, нимало не волнуясь, с урчанием устроился рядом, повернувшись на бок и открыв широкую, покрытую прочной броней грудь и светлое, палевое брюхо с... четырьмя тяжелыми, полными молока сосцами! Соблазн был слишком велик - мало что соображая, я тут же рванулась вперед, ткнувшись мордочкой в теплую кожу и безошибочно поймав один из сосков зубами... а черное существо лишь застонало, словно бы от облегчения, когда я принялась жадно пить. Надо сказать, на вкус это молоко изрядно отличалось от маминого - оно было гуще, да, к тому же, странно пахло, но, при всем этом, оно оставалось молоком, и я жадно толкала кормилицу носом - а та только вздыхала в ответ, и не думая мне мешать, пока я, наконец, сама не отвалилась в сторону, довольная и объевшаяся. Естественно, что после такой сытной кормежки мне тут же захотелось спать, так что, откровенно позабыв о том, что решила устроиться на отдых рядом с хищником, я просто придвинулась к нему под теплый бок, и он, вернее, она - тихо замурлыкала, крепко обвив меня своим длинным хвостом. Но этого я уже не почувствовала...
   Утро застало меня лежащей в опустевшей пещере, и, честно говоря, сперва я даже подумала, что все, случившееся вчера, мне просто приснилось - но, увы, запах моей новой "мамы" не дал забыться, и мне осталось лишь открыть глаза, чтобы окончательно разрушить хрупкую иллюзию. То, что снаружи утро, я смогла понять лишь потому, что коридор, ведущий в пещеру, был едва заметно освещен рассеянным солнечным светом - в самой пещере по-прежнему царили густые сумерки, освещаемые лишь бледным, переливчатым мерцанием древесных корней. Широко зевнув, я с немалым наслаждением потянулась, выпрямив ноги, изрядно затекшие за время сна, после чего, пошатываясь, выпрямилась во весь рост, слегка вздрагивая всем телом, и направилась к выходу. После полумрака каменного логова яркий солнечный свет, заливавший поляну, показался мне ужасно, нестерпимо ярким, и я невольно пригнулась к земле, закрыв глаза... а когда открыла их, то между мной и темно-зеленой стеной леса уже стояла черная тень. Она смотрела прямо на меня, и вчерашнее странное чувство - невозможная смесь страха и любования - поднялась в моей душе, не разрушенная даже тем, что в следующее мгновение тень сорвалась с места и помчалась прямо ко мне. Я даже опомниться не успела, как меня сбило с ног и крепко приложило о каменную стену, после чего, не теряя времени, "мама" схватила меня за шею и поволокла обратно, приглушенно рыча сквозь зубы. Добравшись до пещеры, она буквально швырнула меня обратно, с какой-то невероятной злобой придавив лапой, после чего один из ее щупов, толщиной, наверное, с лиану, прикоснулся к моему, и в тот же миг в моих ушах зазвучал резкий, срывающийся голос:
  "Ты не должна выходить из дома, понятно? Ни за что! Никогда! Пока мама не разрешит, ты должна сидеть здесь! Ты должна слушаться маму! - и, крепко прижавшись ко мне носом, она приглушенно разрыдалась - я ощутила лишь то, как жалко вздрагивали ее плечи, - Слушайся мамочку, и все будет хорошо. Мама не даст тебя в обиду... она никому не позволит тебя даже кончиком когтя тронуть, мамочка..." - она осеклась на полуслове, как-то шумно, судорожно вздохнув, после чего, отсоединив щуп, она, пошатываясь, покинула пещеру, но не ушла - я слышала, как она растянулась у входа в пещеру, наверняка перегородив его не хуже поваленного дерева или упавшего камня! Мне же осталось только шумно, полной грудью вдохнуть воздух, сухо закашляться, и только тут понять, что я не дышала все это время. Сердце колотилось как бешеное, точно намереваясь вот-вот выскочить наружу, и мне пришлось еще довольно долго глубоко вдыхать и выдыхать воздух, чтобы заставить его успокоиться. Но как же я тогда перепугалась!.. Причем испугали меня вовсе не зубы, мало что не прокусившие кожу на моей шее, не сверкающие глаза, о нет... больше всего меня испугал ее голос, этот дикий, захлебывающийся голос, принадлежащий существу, в равной степени готовому и приласкать, и ударить, и полюбить, и убить... вот что меня испугало!
  "Почему... почему... почему?! - билось у меня в голове, причиняя почти настоящую, телесную боль, - Почему все так вышло?!" - и, не в силах больше сдерживаться, я горько расплакалась, уткнувшись носом в землю. Слезы текли по моим щекам безудержным потоком, скатываясь по щекам и затекая в рот, но я не обращала на них ни малейшего внимания, вовсю отдаваясь своему горю, пока...
  "Ну, вот она, суть девчонки, - раздался у меня в ушах скучающий голос, - Отборным мясом не корми - дай порыдать вволю! И вот с этой плаксой мне теперь придется делить пещеру?!"
  "А? - мгновенно позабыв о слезах, я вскинула голову, - Кто здесь?"
  "Кто, кто... я, разумеется! - раздался все тот же голос, однако, кажется, соображал он не лучше меня, ибо, спустя тягостный миг тишины, он в полном изумлении спросил, - А ты что же, меня слышишь?!"
  "Разумеется, слышу! - я все ворочала головой по сторонам, стараясь увидеть говорящего, - Кто ты? И где прячешься?"
  "Нигде я не прячусь, - со своим голосом он справился быстро, - Я дух".
  "Дух? - недоуменно повторила я, - А что это?"
  "А ты что, не знаешь?" - в его голосе послышалась насмешка.
  "Не знаю, - я не стала обижаться, - Может быть, ты душа?"
  "Не-а, - он с явным удовольствием произнес это слово, - Вернее, был когда-то. Но я не вернулся к Матери, когда пришло мое время, поэтому я стал духом - душой без тела, оставшейся на земле. Так понятно?"
  "А-а-а... То есть ты... умер?"
  "Ну да, - он и не думал оскорбиться, - Уже довольно давно".
  "А почему ты?.."
  "Не захотел вернуться? Потому что не хочу идти туда один".
  "То есть..."
  "Да. Я жду свою маму".
  "И это..."
  "Моя мама".
  "Но отчего тогда..."
  "Не знаю. Но после моего рождения мама уже больше ни разу не смогла дать жизнь потомству. Почему - я не знаю".
  "А сам ты..."
  "Меня убили".
  "Кто?"
  "Я не знаю. Наверное, кто-то из наших".
  "То есть, тебя убил твой... сородич?!"
  "Угу, - скучающим тоном подтвердил он, - Мама уходила на охоту, и потому оставила меня одного, а я... я выбрался наружу. Я просто хотел поиграть... - в его голосе прорезались жалобные нотки, - Я думал, что ничего плохого не случится, но... в общем, как видишь - я здесь. Но хватит уже обо мне. Ты-то кто такая?"
  "А разве не видно? - тут уж пришло мое время улыбнуться, - Большеглазая!"
  "Правда? - он явно удивился, - Но ты ведь такая..."
  "Это потому, что я не так давно родилась".
  "А где твоя мама?"
  "Я не знаю, - грустно сказала я, - Наверное... тоже стала душой".
  "А как ты..."
  "Да я и сама не понимаю. Но, кажется, твоей маме я... понравилась".
  "Не то слово, - а вот сейчас он явно смеется! - Я даже немного... как бы... ну, это... в общем, очень удивился, когда тебя сегодня увидел с мамой. Ее не было дома почти целую луну, и я уже решил, что она перебралась жить на новое место, как вдруг она вернулась, да еще и вместе с тобой! И... давно я не видел, чтобы моя мама выглядела такой счастливой! Как это тебе удалось?"
  "Ну... долго рассказывать..."
  "А я никуда не тороплюсь", - тут же ответил он, и мне осталось лишь, вздохнув, вкратце поведать ему свою историю. Слушал он очень внимательно, даже не пытаясь перебивать, так что даже эта неприятная история далась мне относительно легко, и я успела ее рассказать до того, как слезы вновь лишили меня возможности ясно соображать.
  "Понятно, - пробормотал он, словно бы себе под нос, - Мама, видно, совсем потеряла разум от горя, если решилась принять тебя в семью, но, тем не менее - это к лучшему. Ты бы не выжила без ее молока, а она окончательно бы сошла с ума, не попадись ты ей в лапы... В целом, получился почти равноценный обмен".
  "Почти? А почему "почти"?"
  "Потому, что моя мама, при желании, все еще может тебя съесть, - объяснил он мне, - Разумеется, в том случае, если она потеряет веру, что ты - ее детеныш".
  "И я должна..."
  "Угу. Грубо говоря - притвориться мной".
  "И надолго?" - особого вдохновения в моем голосе не наблюдалось.
  "Уж не знаю, насколько тебя хватит. Но, чем дольше и убедительнее ты будешь играть эту роль, тем больше шансов, что ты уцелеешь, - в его тоне не было и намека на жалость, - Все очень просто".
  "Для тебя, - буркнула я, за неимением этой самодовольной рожи пиля взглядом пространство, - А ты представляешь, каково мне придется?!"
  "Ну, во всяком случае, это должно быть весело, - довольно-таки мерзко захихикал он, - А я сейчас многое отдам за хорошее представление!" - и, не переставая смеяться, он замолчал - а может быть, и исчез, оставив меня перекипать в гордом одиночестве. Впрочем... он почти всегда так делал. Наверное, ему просто нравилось меня дразнить, и хотя со временем я научилась его видеть - зыбкую, полупрозрачную тень, сплошь состоящую из мерцающих огоньков - меня не переставала бесить его бессовестная привычка так грубо "завершать беседу". А уж бесед у нас было... полно! Ни я, ни он особо не отличались болтливостью, но он, по каким-то ему одному понятным причинам, не хотел уходить из этой пещеры ("Не могу, и все тут!"), а меня стерегла его мать, к тому же, я была единственной, кто мог его слышать, и этот нахал вовсю пользовался своим положением, порой заставляя меня мало что ядом не плеваться от злости! К тому же, свою порцию горечи ко всему происходящему добавляла и "мама", видимо, решившая до конца своих - или, что вероятнее, моих - дней не позволять мне даже нос высунуть из пещеры, и потому все свое время посвящавшая стоическому лежанию поперек входа, за исключением тех редких - и обычно недолгих - отлучек на охоту, когда она, за неимением ничего лучшего, просто закрывала коридор огромным камнем, когда-то отвалившимся от самой скалы. В первый же раз я попыталась отодвинуть этот камень в сторону, но, сколько ни билась, даже на волосок не смогла его пошевелить, так что в конце концов просто оставила эти бесполезные попытки.
  "Вот не понимаю я, - однажды вечером заметил мой сосед, - и что тебе на месте-то не сидится, а?"
  "В смысле?"
  "В смысле - зачем тебе куда-то убегать? Ты в тепле, под защитой, мама тебя кормит - так чего тебе еще надо?"
  "Не знаю, - я чуть прикрыла глаза, задумчиво жуя какую-то пожухлую травинку, принесенную на лапах приемной матери, - Но я же не могу остаться здесь навечно, правильно? Еще одной такой "прикормки" я не переживу!"
  "Да уж, это было и впрямь забавно, - снова захихикал он, - Хотя, в общем-то, я тебя понимаю - эта мясная кашка даже выглядела довольно противно! И... нет, ну я так не могу! Слушай, ты можешь перестать жевать эту гадость?!"
  "А? - я невольно остановилась, - А чем тебе не по вкусу моя травинка? Ты ведь не можешь ее чувствовать!"
  "Не мог бы - не стал бы и волноваться! - зарычал он, морщась от отвращения, - Но ты же прямо-таки ее смакуешь эту зелень... Фу-у-у!"
  "Не нравится - не чувствуй, - буркнула я, несколько оскорбленная, - Но, в отличие кое от кого, я родилась травоядной, и "эта зелень" - моя еда. Понял?"
  "Тогда съешь ее уже, наконец!"
  "Слушай, это первая нормальная взрослая еда в моей жизни! Дай потянуть удовольствие! И вообще... кто знает, когда я в следующий раз смогу ее найти?"
  "Было бы, из-за чего печалиться, - проворчал он, напряженно о чем-то раздумывая, - Конечно, ты бы могла... Хотя, нет. Исключено".
  "Что?"
  "Забудь".
  "Эй, о чем ты подумал?"
  "Сказал же, забудь!" - рявкнул он и исчез.
  "Ну, и больно надо!" - крикнула я ему вслед, после чего, вздернув нос, повернулась в другую сторону. К несчастью, от травинки не так уж много осталось, и мне не удалось в достаточной мере потешить свое оскорбленное достоинство, но, тем не менее, этот вспыльчивый мальчишка не появлялся до самого вечера - пока мама не вернулась с охоты. Теперь она выглядела куда более умиротворенной, чем утром, и даже не стала возражать, когда я подбежала к ней на выпрямленных ногах, а не как обычно - согнувшись наподобие паучка-переростка! От ее морды все еще слегка пахло кровью, но я уже почти привыкла к этому запаху, и не пугалась его, как прежде, куда больше сосредоточившись на нежном молочном запахе, исходящем от ее теплого живота. Рот мгновенно наполнился слюной, и, едва дождавшись, когда она ляжет, я тут же ломанулась вперед.
  "Ох, ну хоть не чавкай-то! - раздалось у меня над ухом, да так внезапно, что я чуть не подавилась, - Слушать противно".
  "А ты не слушай!" - не отрываясь от дела, огрызнулась я.
  "Рад бы, да не могу! - кажется, моя грубость его окончательно разозлила, - И, знаешь ли, ты бы могла, по крайней мере, и обо мне подумать!"
  "То есть?"
  "Я умер, понимаешь? Умер! Но ведь когда-то я был живым! Я жил в этой пещере! И, тухлая ляжка, пил молоко из того же живота, что и ты! Так, может, ты сделаешь мне одолжение, и не будешь мне об этом напоминать?!"
  "Но... я... я..."
  "Вот уж постарайся!" - взвизгнул он, после чего словно бы взорвался - его "тело" словно бы раздулось, после чего попросту разорвалось в клочья, оставив после себя лишь зловещую тишину... Что-то коснулось моего бока, так что я чуть не вскрикнула от неожиданности - но это оказалась мама, что, обеспокоившись тем, что я перестала сосать, бережно толкнула меня носом, и я покорно возобновила свое занятие, только на этот раз стараясь делать это как можно тише. Да нет, не потому, что я заботилась об этом самовлюбленном дурне - я просто... просто я не хотела выглядеть жадной, и ничего больше! Да и вообще, какое мне было дело до этого... этого... нет, ну у меня просто слов не хватает!.. Мама слегка дернулась, и только тут я заметила, что нечаянно слишком сильно сдавила зубы - а она хоть бы зарычала! Мне осталось лишь поспешно разжать челюсти, после чего осторожно коснуться ее губами, в качестве извинения - и, судя по тому, как она улыбнулась сквозь гримасу боли, она не держала на меня зла. Моя добрая, моя странная, моя самая ласковая на свете мама... пусть клыки, пусть когти, пусть!.. Я ведь уже почти перестала их замечать...
  Этой ночью мне долго не спалось. Мама уже давно сопела, лежа на моховой подстилке, а вот я все ворочалась, перекладываясь с боку на бок и недовольно мыча сквозь зубы - однако сон все не шел, и, в конце концов, я просто встала и, пошатываясь, отошла к стене, уперевшись в нее лбом.
  "Прости меня. За то, что вела себя, как последняя эгоистка".
  "А ты - меня, - эхом откликнулось из темноты, - За то, что вел себя, как последний идиот, - после чего, в облачке мерцающего тумана, передо мной вновь возник полупрозрачный силуэт с двумя горящими глазами, - Пойми, я очень рад, что мама нашла в тебе свое утешение, но... я так мало пробыл живым... - в его голосе послышалась печаль, - Наверное, это просто ревность".
  "Но ты неплохо справляешься. Я бы на твоем месте, наверное, так не сумела бы... Такое чувство, как будто разговариваешь не с вчерашним ребенком, а со взрослым, мудрым зверем!"
  "Ну, у меня же все-таки неплохие учителя, - он то ли хмыкнул, то ли вздохнул, - После смерти вопросы обучения не создают проблем, ведь, даже не объединившись с Матерью, мы все равно становимся частью единой взаимосвязанной сети, и делиться опытом или воспоминаниями... становится гораздо легче".
  "Так ты не один такой?!"
  "Ну, конечно, - он даже засмеялся - видимо, вопрос показался ему крайне забавным, - Далеко не один. С чего бы это мне быть особенным?.. На свете довольно много духов".
  "А почему они появляются? То есть... ну, не все же кого-то ждут, правильно? И даже если ждут..."
  "Сложно сказать. Но я так понял, что превратить душу в духа могут только очень сильные чувства. Дружба, например. Или чувство долга. А иногда, - он помрачнел, - и ненависть. По-моему, самое сильное из всех..."
  "Ненависть? - не знаю, почему, но от его слов мне почему-то стало неуютно, - А ты что... знал таких?"
  "Было дело. Но предпочитаю не водить сомнительных знакомств, а остальные духи... ну, с ними бывает весело. По крайней мере, скучать они никому точно не дадут!"
  "А ты меня с ними познакомишь? - кажется, у меня аж глаза засияли, как я только представила, скольких еще духов смогу повстречать, - Я же смогу и с ними разговаривать, правда?"
  "Не знаю, - он пожал плечами, - Ты первая из живых, кто может меня слышать, и я не знаю, случалось ли такое с другими духами, но... - он на мгновение задумался, после чего неожиданно спросил, - Ты спать сильно хочешь?"
  "Нет, - я удивилась, но ответила, - Ничуточки".
  "Ну, тогда иди за мной", - и, развернувшись, он направился в дальний угол пещеры. Заинтригованная, я последовала за ним.
  "Видишь вот этот корень? - он указал на один из толстенных узловатых корней, оплетающих каменную стену, - Лезь под него".
  "Зачем?"
  "Лезь, - он улыбнулся, - А там увидишь".
  Не вполне понимая, что он имеет в виду под словом "увидишь", я наклонила голову и заглянула под корень. Хм... такая же стена, как и везде. Камня не видно из-за густых плетей сизого лишайника, но я сразу его представила - темный и холодный, а еще очень-очень твердый - во всяком случае, мне бы не хотелось проверять его лбом на прочность! Мой проводник помалкивал, видимо, предоставив мне самой решать, в чем тут подвох, и, тут же преисполнившись подозрений, я, тем не менее, решила попробовать. Пахло от стены так же, как и от остальной пещеры, так что, пару раз потянув воздух, я все же решилась - и, протянув вперед ногу, осторожно потыкала стену копытцем. Вроде, ни на что не натыкается. Стра-а-анно. Мама, вроде бы, пока что не думала просыпаться, и, про себя поклявшись кое-кого урыть, если это окажется розыгрышем, я сунулась головой вперед... да едва сдержалась, чтобы не завопить, когда земля подо мной внезапно ушла куда-то вниз, и я мало что не свалилась в какую-то полутемную рытвину, второй выход из которой терялся где-то в темноте.
  "Потайной ход?" - у меня, наверное, глаза больше лица стали.
  "Ну, а что же еще? - еще и смеется... - Камень-то, под которым мы живем, старше нас всех, вместе взятых, да и всех наших семей, пожалуй, тоже. Естественно, что в нем полно щелей, и в далеко не каждую из них сможет пролезть моя мама! Вот так и получились эти "потайные ходы"".
  "А много их здесь?"
  "Ну, наверное, немало... - ой, кажется, я опять что-то не то сказала, - Я не знаю. Этот вот я нашел за день до... ну... ну, в общем, ты поняла".
  "И мама о нем не знает?"
  "Я не успел ей рассказать", - он улыбнулся почти виновато.
  "Ну, значит, это будет наш... секрет, - как раз в этот момент я попыталась подлезть под низко нависший камень, так что думать отчетливо было не так-то просто, - У-у-ух. Далеко еще?"
  "Еще немного. Идем же! Готов поклясться, тебе понравится!"
  "Надеюсь, что ты прав", - проворчала я, выдергивая ногу из какой-то щели - а, учитывая, что в спину мне упирался потолок, делать это было не так-то просто! Кажется, на моем теле насчитывалось уже, по меньшей мере, с десяток ссадин и царапин, оставленных выступающими каменными кромками и корнями давным-давно умерших растений, торчащих из земли, но я все равно упрямо ползла вперед, во-первых, потому что коридор был слишком узким, чтобы поворачивать, а во-вторых - потому что не хотелось вымазываться грязью перед моим провожатым, что, видимо, поняв, что мне сейчас не до разговоров, молчал, хотя я всей душой чувствовала его успокаивающее присутствие, и, закусив губы, протискивалась дальше, ориентируясь лишь на слабенькое сияние плесени - единственной, кому был по нраву этот тесный и темный мирок. Время словно бы остановилось, пока я, подобно ящерице или сороконожке, ползла все дальше и дальше, и, казалось, скала давно должна была уже кончиться - а коридор все тянулся и тянулся, и душная, липкая темнота, которую уже не мог рассеять никакой свет, обступала меня со всех сторон, убивая последнюю надежду и пробуждая отчаяние. Я ведь погибну, я умру в этом темном подземелье, и голодные черви сожрут мое тело, а кости еще долго-долго будут лежать здесь, ибо не найдется достаточно мощных челюстей, чтобы их разгрызть, и лишь внезапный обвал похоронит их под своей тяжестью, размолов в мелкий порошок... Мои глаза повлажнели, и, издав приглушенный, но от того не менее жалобный крик, я напролом рванулась вперед, обдирая спину и стукаясь затылком о твердый, неподатливый камень... пока он внезапно не подался под моим напором, и, буквально проломив головой потолок, я вырвалась наружу, одним рывком наполовину выдернув свое тело из-под земли, после чего мои глаза распахнулись, и... и...
  Какая чудная тогда стояла ночь!.. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, и мир накрыло безграничное бархатисто-синее небо, на котором щедро были рассыпаны сверкающие огоньки звезд - как будто на шкуре какого-то невероятного существа, на теплой материнской груди, к которой был прижат наш тихий сонный мир. Лес клубился вокруг поляны, точно окружая ее защитным кольцом ограждающей темноты, лишь слегка подсвеченной мягким сиянием подлеска - словно бы в противовес самой поляне, полыхающей всеми красками многоцветной ночной радуги. Нежным зеленовато-голубым сияли коротенькие торчки; чуть поодаль ветер шевелил рассеченные иссиня-белые листья перолиста, распространяющий вокруг свой чуть пряный запах; искусно скрывала в высокой траве свои алые листочки хитрая багрянка, уже успевшая собрать на себе первые, пока еще совсем крошечные, капельки росы; а вот здесь набирался сил еще совсем молодой хлыстень, переливающийся чередами лиловых огоньков, и я тут же отметила это место - мне вовсе не улыбалось, чтобы когда-нибудь этот подросший "малыш" захлестнул мне шею своими гибкими ветвями! Чудесные, свежие запахи заполняли меня всю, и я могла тут же, не вспоминая, каждое растение назвать по имени и сказать, какие у него на вкус листочки - хотя раньше видела их лишь мельком, наблюдая, как пощипывает травку пасущаяся мама! - и некоторое время я просто стояла, облепленная мокрыми комьями грязи, с расцарапанной спиной и набухающей на затылке шишкой, но даже не замечала этого, просто-таки впитывая волшебное великолепие невероятной ночи... пока, наконец, не опомнилась - и, весело засмеявшись, не прыгнула вперед, тут же взвившись в воздух в ликующем прыжке - как будто какая-то неведомая сила подцепила мое легкое тельце, заставив взвиться вверх, как будто у меня внезапно выросли крылья - и на какой-то миг я действительно поверила в то, что лечу... Мое истосковавшееся в тесной пещере тело словно бы стремилось нагнать все то, что я пропустила на воле, и я прыгала, снова и снова, без цели и без малейших усилий - просто вверх, вверх, вверх, навстречу этому бескрайнему небу, сверкающим звездам, навстречу свежему ветру, которого мне так не хватало!
  "Эй! - послышался знакомый голос, и я увидела его - он словно бы стоял посреди поляны, переливаясь теми же огоньками, что и окружающие его растения, а далекие звезды отражались в его глазах, - Догони меня!"
  "Так нечестно!" - засмеялась я, все равно бросаясь вдогонку, и он засмеялся в ответ, с быстротой молнии прыгая из стороны в сторону и без малейшего труда просачиваясь сквозь мокрую траву, тогда как я щедро осыпала себя холодной, искрящейся росой, распугивая укрывшихся среди листьев насекомых и разгоняя по земле волны зеленовато-синего света - тогда как его прозрачные лапы касались ее невесомо, как солнечный свет или густая лесная тень, не тревожа даже мельчайших букашек. Впрочем... какое мне было до всего это дело?! Ведь я была так счастлива, так беззаботна, так весела! И, вскинувшись на дыбы, я непринужденно повалилась на спину, покатившись по траве и дрыгая в воздухе тонкими ногами. Холода я почти не чувствовала - отросшая шерстка на спине надежно защищала меня от воды, и я еще долго лежала так, пока надо мной не появилась чья-то несколько озабоченная мордочка.
  "Эй, ты в порядке?"
  "В полнейшем, - я улыбнулась, - Просто валяюсь".
  "Валяешься? - кажется, он несколько удивился, - А зачем?"
  "А просто так, - моя улыбка стала шире, - К тому же, так ведь гораздо удобнее смотреть на звезды!"
  "Да? - он вывернул голову, глядя на небо, после чего осторожно лег на спину рядом со мной - я не ощутила ничего, кроме легчайшего прикосновения воздуха, хотя, возможно, это лишь одна из недопуганных букашек поспешно рванулась прочь, - Хм. И правда. Так гораздо удобнее".
  "Угу, - я вытянула ноги, глядя на капли воды, дрожащие на кончиках раздвоенных копыт, сквозь которые просвечивали перемигивающиеся звезды, - Какое небо сегодня красивое, правда?"
  "Такое же, как обычно", - он почему-то отвел глаза.
  "Разве? А, по-моему - сегодня оно даже красивее, чем обычно! - я засмеялась, стряхнув холодные капли прямо себе на нос, - Наверное, это потому, что я его так долго не видела..." - добавила я уже потише, и он тут же напрягся, как будто приготовившись к прыжку.
  "И?.."
  "Что?"
  "И что дальше? Ведь я вывел тебя на волю. Так, как ты и хотела. До рассвета еще далеко, к тому же, трава сейчас влажная, и твой запах быстро смоется. Если ты хочешь убежать, - он прикрыл глаза, - то сейчас самое время".
  "Убежать? - удивилась я, - Куда?"
  "Ну... к своим, - голос его стал натянутым, как будто он с трудом проталкивал слова сквозь ставшее сухим и шершавым горло, - К своим сородичам. К своей настоящей семье".
  "И ты вот так просто отпустишь меня? - я повернулась на бок, удивленно глядя на него, - Вот так... вот так?"
  "А как я могу тебе помешать? - он невольно усмехнулся, с какой-то странной горечью, - Я показал тебе этот проход, вывел тебя на поляну, и теперь дело за тобой. Ведь, даже если я до хрипоты тебя звать буду..."
  "Если ты хочешь, чтобы я осталась - я останусь".
  Как же непринужденно вырвались у меня эти слова...
  "Останешься? - его глаза стали просто огромными, - Из-за... меня?"
  "И из-за мамы, - мои губы вновь тронула улыбка, - Я ведь полюбила ее, и... пусть даже она - не моя настоящая мама, но я ей нужна. Значит - остаюсь. Ведь... ты же не хочешь, чтобы я уходила, да?"
  "Не хочу, - ответил он, и голос его был не громче шепота, - Я... мне..."
  "Тухлая ляжка, ну скажи же ты ей уже! - раздался голос откуда-то сверху, - Неужели так трудно признаться?!"
  "Да он просто стесняется, - поддержал его другой, удивительно похожий на первый, - Впервые пытается признаться девушке, пусть даже и травоядной!"
  "Ах, вы... - раздосадовано прорычал лежащий рядом со мной дух, - Не суйте нос не в свое дело, а то его вам откусят, поняли?!"
  "У-тю-тю, брат, кажется, наш котенок серьезно разозлился, а? - заметил второй голос, - Ишь, как пластиночки-то вздыбил!"
  "Видать, брат, мы его за живое задели, - усмехнулся первый, - Сейчас он на нас бросится... Раз... два..."
  "Скотины!" - взвыл "котенок", и в следующее мгновение попросту взмыл в воздух - без малейшего усилия, словно так тому и надо быть, мгновенно пропав в кроне ближайшего дерева. Ни один лист не дрогнул, и ветки тоже не спешили обламываться, но, судя по приглушенной ругани и звукам борьбы, там развязалась потасовка, кончившаяся тем, что на землю рухнул клубок из сплетшихся друг с другом тел... вернее сказать - духов. Кажется, не смотря на свою природу, друг друга они касаться все же могли, и мой друг в полной мере это продемонстрировал, подмяв под себя сразу двоих... правда, эти духи были куда меньше, чем он, и принадлежали к другой породе. Это были ночные певцы, два молодых зверя, что теперь только и могли, что беспомощно извиваться под тяжелыми лапами заведомо более сильного противника - правда, их это, похоже, совсем не обеспокоило.
  "Ну вот, даже повеселиться не дал".
  "Никакого сладу с собой".
  "Неужто так расстроился? Ну прости, прости, мы не хотели..."
  "Мы просто поиграть решили. Ты ведь нечасто с нами веселишься".
  "А то - куда же... тут же в драку полез..."
  "Тебе никто не говорил, что у тебя просто ужасные манеры?"
  "И ты не замедлил их продемонстрировать, даже не постеснявшись чужих глаз! - один из певцов - кажется, старший из братьев - запрокинул голову, глядя на меня, - Мои приветствия! Ты и вправду можешь нас видеть?"
  Я лишь молча кивнула в ответ.
  "Здо-о-орово! - хором протянули братья, глядя на меня круглыми глазами, - Вот ни за что бы не подумали!.. А это у тебя давно? А ты еще с кем-нибудь из духов разговаривала? А это только ты так умеешь, или у тебя это семейное?" - наперебой затрещали они, так что я даже немного испугалась, пока...
  "А ну, молчать! - рявкнул мой друг, с силой придавив их к земле, - У меня от вашей болтовни голова разболелась!"
  "Ничуть не изменился, брат, - вздохнул один из духов, - Как был тупоголовым грубияном, так им и остался".
  "Видать, это уже из него не выбить, брат..."
  "Но попытаться-то стоит, верно?"
  "Естественно. Проучим его?"
  "С удовольствием!" - младший ночной певец расплылся в ухмылке - а в следующее мгновение придавившего их зверя словно бы что-то подбросило вверх, и, не успев даже толком вскрикнуть, он, кувыркаясь, полетел куда-то в сторону... прямо в скалу. Я уже чуть было глаза не зажмурила, готовая к тому, что он вот-вот в нее врежется, но тут его тело словно бы рябью пошло, и, на мгновение вспыхнув, он словно бы... влился в камень!
  "Счастливчик, - проворчал один из братьев, - Про дерево-то мы и забыли".
  "А ведь хороший удар ему бы только на пользу пошел, - подхватил второй, - Глядишь, и выбил бы лишнюю дурь из головы... Смотри-ка, он возвращается".
  "И быстро. Видно, обиделся".
  "Ну, так в пятый раз на этот фокус поймался!"
  "В шестой, в шестой. Еще и первый раз не забудь посчитать".
  "А, ну да. В шестой. Но так ничему и не научился. А жаль".
  "Вы, мудрецы сволочные, да я ж вас!.. - дальнейшие слова утонули в яростном рычании, и в следующее мгновение выпрыгнувший из-под земли клок света, описав в воздухе дугу, приземлился перед братьями, тут же приняв знакомые очертания, - Будь вы хоть трижды мертвые - я с вас сейчас точно шкуры спущу!"
  "Тише, тише, спокойно, - братья одновременно вскинули переднюю лапы, словно бы в тихой поверхности воды отразив движения друг друга, - Нет никаких поводов для ссор, наш юный и, к несчастью, не такой уж сообразительный друг. Мы тебя предупреждали, чтобы ты держал себя в лапах? Предупреждали. Ты нас не послушал? Не послушал. Так чего возмущаться?"
  "Тем более, когда у нас гостья, - заметил старший брат, - Постеснялся бы, что ли! Хотя, что с тебя взять... Гм, прощения просим, красавица, - он повернулся ко мне и изящно расшаркался, - Не думал, что когда-нибудь скажу это шестиног... я хотел сказать - большеглазому, но я искренне рад, что вы присоединились к нашей скромной компании. Меня зовут Шорох, его, - он кивнул на брата, - Шелест. А вас, позвольте спросить, как величать?"
  "Цветок, - не знаю, почему, но от его слов я смутилась, - Мое имя - Цветок".
  "Правда, что ли? - а вот и мой приятель... - А почему ты мне никогда не говорила, как тебя зовут?"
  "А зачем? - я засмеялась, - Ведь маму я всегда зову "мамой", а тебя - "ты". Да и ты ведь тоже не назвал мне свое имя!"
  "А ты не спрашивала, - он даже немного сконфузился, - К тому же, у нас, у черных охотников, имена дают только детям - чтобы различать их между собой, а взрослым достаточно запаха, чтобы понять, кто перед ним. Но... если так нужно... в общем, мама назвала меня Задирой. Знаю, имя дурацкое!"
  "Ну, почему же. Очень хорошее имя, - я улыбнулась, - А ты что, не был в ладу со своими братьями и сестрами?"
  "Да не то, чтобы особо, просто, когда затевалась потасовка, я всегда оказывался крайним, вот мама и назвала меня - Задира, - кажется, воспоминания о прошлом его скорее позабавили, чем расстроили, - Но, по-моему, быть Задирой куда лучше, чем Соней или Почесуном!"
  "Но тебя бы ей все-таки следовало назвать Твердолобом", - встрял Шорох.
  "Или Обжорой, - поддержал брата Шелест, - Знаете, Цветок, вы просто не поверите, но, когда ваш добрый приятель был еще жив, его братьям и сестрам оставалось только зубами щелкать, глядя, как вся предназначенная им еда исчезает у него в желудке! А еще я помню случай, когда..."
  "Эй, эй, хватит! - тут же ощетинился Задира, - Ей это знать вовсе не обязательно, так что сделайте одолжение - заткнитесь! Буду вам за это просто демонически признателен!"
  "О-о-о, - протянули братья, переглянувшись, - Суровая угроза!"
  "Но, к сожалению, мы не собираемся позволить тебе завладеть всеми правами на единственное живое существо в Лесу, с которым можно нормально побеседовать! - добавил Шорох, - Ты уж извини, котенок, да только мы в стороне не останемся".
  "И мы", - донеслось с окраины леса.
  "И мы", - подхватило из-под скалы.
  "И мы... И мы... И мы!" - наперебой посыпалось со всех сторон, так что я даже опомниться не успела, как духи окружили меня со всех сторон, сверкая и переливаясь в звездном свете, точно легкие серебристо-жемчужные клочья тумана. Их было там не счесть, от самых крошечных, едва различимых глазом, до больших, таких как я или Задира - а то и еще больше! Они обступили меня, точно одно большое, чуть колышущееся облако, и их чувства - горечь и тоска, радость и любовь - наполнили меня всю, и я словно бы воспарила до самых небес, увлекаемая чужими мыслями, чувствами, воспоминаниями... Это было просто чудесно - духи танцевали вокруг меня, под тихую музыку странной песни без слов, и я кружилась вместе с ними, в ворохе давно минувших жизней, слушая давно уже умолкшие голоса, видя незнакомо-знакомые лица, слушая чьи-то голоса и повторяя чьи-то имена, которые уже не звучали для меня бессмысленным набором звуков! Они заполняли меня всю, словно бы стремились вытеснить мое собственное "я" наружу, заполнив его собой - а я ничего не могла поделать, и только улыбалась, пока внезапно...
  "А ну, пошли прочь! - раздался ужасающий рев, и Задира, выскочив откуда-то из тени, мощным ударом лапы отшвырнул какого-то зазевавшегося духа, приземлившись аккурат рядом со мной, - Вон! Оставьте ее в покое!"
  "Замолчи! - зашипел какой-то ночной певец, - Ты не имеешь права!"
  "Она не только твоя! - поддержал его кто-то сзади меня, - Она наша! Наша!"
  "И мы не позволим какому-то новорожденному сопляку заявлять, что она принадлежит только ему! - то ли взвыл, то ли завизжал кто-то еще, с какой-то надсадной, рвущей уши жалобой, и я опомниться не успела, как духов уже словно бы подменили - вместо вежливого любопытства и какой-то детской радости меня обволокло завистью, злобой, тоской и отчаянием - как будто все звезды разом погасли на небосклоне, оставив после себя только плотную темноту, и озлобленные духи, враз превратившись в стаю свирепых хищников, набросились на меня сплошной волной, уже безо всякой осторожности пытаясь вытрясти из меня мою собственную душу и завладеть телом. В голове словно бы что-то взорвалось, и я хотела закричать от боли - но не услышала собственного голоса, хотела убежать - но не смогла даже сдвинуться с места. Мое тело будто бы превратилось в бесчувственный труп, лишенный способности двигаться, и, как я ни пыталась, никак не могла заставить его даже с места сдвинуться - чего уж там говорить о беге!
  "Э-э, нет уж! - раздался прямо у меня над ухом знакомый голос - правда, я никак не могла вспомнить, кому он принадлежит... - Не смейте сдаваться! У вас же такая сильная душа - так боритесь!" - и один из братьев-певцов - я так и не смогла понять, какой именно - пронесся мимо меня, слегка коснувшись носом.
  "Вы не должны сдаваться! - поддержал его близнец, появившись с другой стороны, - Ваше тело, равно как и душа - только ваши, так сражайтесь за них! Вспоминайте! Вспоминайте! Это всего лишь духи!"
  "Что? Что вспоминать?!" - хотелось крикнуть мне в ответ, однако мысли мои уже заполонили духи, и я вновь оказалась отрезана от собственного тела, точно созревший пузырь соленого дерева, едва удерживаемый ослабевшими стеблями... Все, что мне оставалось - это моя память... но что они имели в виду?! Как мне может помочь моя память?.. Да и что же я могу помнить? Моя мама... рождение в укромном лесном уголке, скрытом плотной листвой... упоительный вкус первого молока, и ничуть не менее приятный вкус первых солнечных лучей, коснувшихся моих привыкших к полумраку глаз... Что? На воспоминании о рассвете заполонившие меня духи словно бы содрогнулись от ужаса, и я ухватилась за эту мысль, как клещ, подсознательно уцепившись за эту мысль. Солнце! Яркий, слепящий солнечный свет, выжигающий саму мысль о тьме и отчаянии! Робкие рассветы, благодатные полудни, пламенеющие закаты! Капли жидкого солнца, дрожащие на мокрых после дождя папоротниках, столбы света, пробивающиеся сквозь прорехи в ажурном потолке леса, лучи, радугой дробящиеся в прозрачных перьях на крыльях просыпающихся жалохвостов...
  Солнце! Пожалуйста, дай мне силу, солнце! Дай мне свой свет!..
  Взвыв то ли от боли, то ли от ярости, духи, облепившие меня со всех сторон, шарахнулись во все стороны, как от прокаженной, тряся головами и потирая морды лапами, как будто их тоже задел слепящий свет дневного светила, а я, вдохновленная успехом, заполняла сознание все новыми и новыми образами, пока солнечный свет, казалось, не пронизал каждую частичку моего тела, заставив ее лучиться энергией, а духов - в бессилии кружиться вокруг, не смея даже коснуться меня. Хищники свирепо лязгали челюстями, травоядные наклоняли головы и рыли копытами землю, но ни один так и не посмел подойти близко. Сколько я так простояла?.. Мне показалось - целую вечность, прежде чем первый дух решил покинуть этот хоровод и вернуться в лес. Вслед за ним, один за другим, начали уходить и другие, так что постепенно поляна совсем опустела... а я, внезапно и со всей чудовищной отчетливостью ощутив всю тяжесть своего собственного тела, неуклюже рухнула на землю, мгновенно потеряв сознание...
  "Цветок... Цветок, очнись! Цветок!" - словно сквозь толщу тумана звал меня знакомый голос, доносящийся откуда-то сверху... наверное, с небес.
  "Дай ей отдохнуть, Задира, - а это уже другой голос, более спокойный, - В первую же ночь... Чудо, что она вообще уцелела!"
  "Жаль, что мы не познакомились раньше... ее стоило подготовить до того, как выводить наружу. И о чем ты только думал, а?.."
  "На себя поглядите, парочка древних обормотов! - судя по тону, Задира едва сдерживался, чтобы не наброситься на них, - Это ж вы их приманили!"
  "Мы? - кажется, Шорох искренне удивился, - С чего бы это вдруг? Разве это не ты первым на нас набросился, а? Ненависть, злоба... о да, их в тебе предостаточно, но разве мы тебя не предупреждали, что будет, если ты их будешь по любому поводу наружу выпускать?"
  "Ах, вы..."
  "Хватит, - оборвала я их, одновременно с этим открывая глаза, - Не надо из-за меня ссориться... сама виновата, - и, мало что не закряхтев от противной ломоты в спине, я встала, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Духи смотрели на меня, мягко говоря, несколько удивленно, и, раздраженно поморщившись, я добавила, - Что? У меня второй хвост вырос? Хватит!" - и, не в силах терпеть, я просто отвернулась, а потому не увидела повторившего мое движение Задиру... и тех волн дрожи, что прошли по шкурам Шороха и Шелеста.
  "Ты это слышал, брат?"
  "Я это и слышал, и чувствовал, брат".
  "О чем это вы? - я все-таки оглянулась, - О чем вы там шепчетесь?"
  "Да так, ни о чем, ни о чем! - тут же засуетились они, - Так, молодость свою буйную вспомнили".
  "О да, лихие годы юношества. Бегали, где хотели, делали, что хотели..."
  "Совсем как сейчас, верно, братец? Повторим?"
  "А то, братец! Вы нас извините, конечно, но нам пора".
  "Были счастливы познакомиться..."
  "Как-нибудь еще обязательно навестим".
  "А до тех пор - берегите себя, Цветок! И присматривайте за этим балбесом - ведь хоть он и выглядит взрослым, да только порой ведет себя как младенец!"
  "Чего-о?.. Что вы там вякнули, а ну, повторите!" - тут же взъерошился Задира, однако братья явно не собирались задерживаться, и я даже глазом моргнуть не успела, как они уже растворились в воздухе, бесследно исчезнув в ночи.
  "Что же они имели в виду?" - задумчиво пробормотала я.
  "А бронеголов их знает, - кажется, Задиру этот вопрос беспокоил куда меньше, - Эта парочка сама себе на уме, и разбираться в той чуши, которую они порют - себе дороже. Не бери себе в голову, вот и все... - его лицо приняло озабоченное выражение, - Как ты там?"
  "Ничего, - я, конечно, врала, но он, кажется, все равно мне не поверил, - Немного устала, но это пройдет".
  "Тебе поесть надо, - он так внимательно меня разглядывал, что мне даже неловко стало, - Выглядишь так, как будто две луны больная лежала".
  "Правда? - я внимательно осмотрела себя со всех сторон, однако ничего, кроме легкой худобы, не разглядела, - Ну, скажешь тоже - две луны! Так... пару дней, не больше. У мамы кончается молоко, а траву я есть не могу - тут бы любой отощал, не то что я!"
  "Но сейчас-то трава под носом, жуй! - его тон был несколько грубоват, но я не обиделась, - Тут-то еды достаточно!"
  "В самом деле..." - вздохнула я и, опустив голову, ухватила первое же попавшееся растение. Оказался - торчок, и он безо всякого труда поддался моим зубам, звонко хрустнув и наполнив рот чуть солоноватой жидкостью и сочной мякотью. М-м-м, вкусно... Я просто-таки ощутила, как обрадовался желудок, дорвавшись до столь желанной пищи, и, жадно приподняв губы, потянулась за следующим торчком... но он оказался несколько дальше, чем я рассчитывала, и, неуклюже дернув ногами, я шлепнулась на живот, естественно, тут же прикусив язык. Ну вот...
  "Что, совсем никак?"
  "Да все в порядке..."
  "Ага, вижу, - мрачно заметил он, - Тебя даже ноги не держат... Тухлятина! Вот в такие моменты я действительно жалею, что мертв!"
  "А был бы жив - что бы ты сделал?.." - мне даже любопытно стало, глядя на его нервно подергивающийся хвост.
  "Принес бы тебе поесть, чего ж тут непонятного? - пробурчал он, - И в пещеру бы отнес... Рассвет ведь скоро".
  "Рассвет, - пробормотала я, - Солнце... Почему духи так испугались?"
  "Потому что все духи боятся солнечного света, - чуть слышно сказал он, - Он... растворяет нас, превращая в ничто, и мы уже не можем противиться зову Матери. Вот почему днем мы укрываемся в темных закутках... в щелях, дуплах, пещерах... лишь бы дожить до следующей ночи".
  "И поэтому ты..."
  "Да. Я не выходил из пещеры с тех самых пор, как стал духом. Ни разу не видел солнца... Занятно, правда? - он горько усмехнулся, - Я умер лишь потому, что хотел раньше времени увидеть солнце, а теперь... даже после смерти..."
  "Задира... Мне так жаль... Прости".
  "За что? Ты же ни в чем не виновата!"
  "Но... все равно... я-то живая. Тебе, наверное, очень тяжело меня видеть?"
  "Ну, сначала было... но не волнуйся. Теперь все в порядке. Каждому отмерен свой срок, и глупо сожалеть о том, что уже случилось. Какой смысл?.. - наперекор словам, в его голосе послышалась горечь, - Как бы я тебе ни завидовал... как бы ни хотел вернуться... - он грустно улыбнулся, покачав головой, - Так что не волнуйся - я не попытаюсь завладеть твоим телом или что-то вроде того..."
  "Я и не думала!.."
  "Но мне-то стало спокойнее, - он слегка пожал плечами, - И, кстати... что это ты сделала, как только очнулась?"
  "В смысле? А что я такого сделала?"
  "В том-то и дело, что я не понял! Ты сказала "хватит", и я... меня... как будто кто-то... - он содрогнулся, - Даже объяснить не смогу, но... как будто... как будто меня... что-то заставило тебе покориться. Как ты это сделала?"
  "Понятия не имею, - я устало прикрыла глаза, - Я просто не хотела, чтобы вы из-за меня ссорились, вот и все".
  "Ясно, - судя по тону, не очень-то он мне и поверил, - Ну, не хочешь говорить - не говори. Лучше ешь скорее, - он посмотрел на светлеющее небо, - Нужно бы вернуться в пещеру до того, как мама обнаружит, что тебя нет".
  "Верно", - кивнула я, после чего, перекатившись на живот, кое-как поднялась на ноги и принялась жадно хватать ближайшие растения, уже не разбирая, какие именно, до отказа набивая рот. Кажется, Задира даже удивился моей жадности, но замечаний делать не стал, и я этому была даже рада - не нужно было отвлекаться. Небо становилось все ярче и ярче, и, хотя солнца все еще не было, оно уже весьма отчетливо заявляло о своем приближении.
  "Быстрее, - поторопил меня Задира, нервно глядя на небосклон, - Быстрее!"
  "Иду, иду!" - пробурчала я, запихивая в рот последний торчок и, быстро облизнув губы, направилась за ним, к темному лазу у подножия скалы. Мамочка, каким же темным и мрачным он мне показался...
  "Спокойно. Ты там уже проходила, и ничего страшного там нет!" - успокаивающе пробормотала я самой себе, после чего, передернувшись всей шкуркой, уже поставила копыто на край спуска... как вдруг увидела что-то яркое, блеснувшее рядом со мной - каплю чистой росы, собравшуюся за ночь на кончике листа, в которой отразилось...
  У меня замерло дыхание.
  И медленно, очень медленно - я оглянулась.
  Солнце!.. Оно едва показалось, но тут же заставило последние искры ночной радуги погаснуть, равно как и звезды, что тонули в его мощном сиянии, выделявшем из темноты каждую мелочь, заливая собой мрачные уголки и наполняя мир своим радостным теплом. Навстречу ему торжественным приветственным гимном понеслись песни и крики просыпающихся обитателей леса, и даже у меня защемило где-то в груди, заставив испуганно сомкнуть колени и вытянуть шею к небу, набирая в грудь воздух для отчаянного, ликующего крика... но в последний миг я передумала - и, смущенно прижав отрастающие рожки к шее, нырнула в темный лаз, тут же поглотивший меня с головой, но даже он не сумел погасить солнце, все еще полыхающее на обратной стороне моих век.
  "Чего так долго?"
  "Извини, я... просто хотела увидеть солнце".
  "Ясно", - враз потерял ко мне всякий интерес Задира, исчезнув в пятнышке плесени, и я, глубоко вздохнув, поползла вперед. Обратный путь оказался немногим легче, но, во всяком случае, прошла я его быстрее, и успела-таки добраться до пещеры прежде, чем мое отсутствие было обнаружено. Мама все еще спала, и я, осторожно отряхнувшись, легла рядом с ней, тут же принявшись тщательнейшим образом вылизывать спину и бока, дабы смыть с них чужие запахи. Занятие было весьма продолжительное, и, когда моего бока внезапно что-то коснулось, я даже вскрикнула от испуга, заставив маму удивленно вскинуть щитки на затылке: что?
  "Ничего, мамочка, - я осторожно коснулась ее щупальца, - Доброе утро".
  "И тебе доброе утро, дорогая, - ее глаза потеплели, но, внимательно меня осмотрев, она, кажется обеспокоилась, - Ты заболела?"
  "Нет, что ты! - я постаралась откликнуться как можно беспечнее, - Просто... мне плохой сон приснился, вот и не выспалась".
  "Плохой сон? - переспросила она странным тоном, причем не вполне понятно было, верит она мне или нет, - О чем?"
  "Я... я уже не помню, - скоро я, однако, стану отличной лгуньей! - Но там было очень плохо. Это я запомнила".
  "Понятно, - она быстро провела языком по моей спине, после чего, широко зевнув, начала потягиваться, - Не бойся, пока мама рядом, никто и никогда не сможет тебя обидеть. Сейчас маме нужно идти на охоту, а, когда она вернется, то принесет тебе что-нибудь вкусненькое, хорошо?"
  "Да, мамочка, - представив, что именно такого "вкусненького" она мне приволочет, я с трудом удержала съеденное ночью в желудке, - Я буду ждать".
  "Вот и молодец", - она еще раз коснулась меня, после чего направилась на выход, позволив мне наконец-то вздохнуть свободно, откидываясь на освободившуюся лежанку и прикрывая глаза.
  "Чуть не попались", - заметил из темноты Задира.
  "Ага", - сонно согласилась я, после чего, улегшись поудобнее, отрыгнула часть съеденного раньше - комок из кусочков кое-как прожеванных растений - и принялась неторопливо работать челюстями, превращая их в более однородную массу. Я раньше никогда такого не делала, но знала, что поступаю правильно - ведь до меня тем же занимались сотни поколений моих предков!
  "Фу, - поморщился Задира, - Чем это ты занимаешься?"
  "Ем, - я даже удивилась немного, глядя на его скривившуюся мордочку, - А что, не видно?"
  "Но... ты же... - кажется, его аж замутило, - Ты же..."
  "А что такого? - меня его отвращение даже несколько обидело - все-таки не очень приятно, когда на твою еду, как на давленого слизняка, смотрят, - Я же не грязь ем! Просто эти растения нужно хорошо разжевать".
  "Разжевать?"
  "Ну да. Разжевать. Тогда еда станет мягкой, и можно будет глотать".
  "То есть, до этого ты просто?.."
  "Набивала желудок, если тебе от этого признания станет легче, - проворчала я, - Доволен? Теперь мне можно спокойно поесть?"
  "Да я разве тебе не даю? - он отвернулся, - Ешь".
  "Спасибо", - голос у меня прозвучал вредно, но ничего с собой поделать не могла - очень уж хотелось отплатить ему за подпорченный аппетит. Дальнейшее действо свершалось в полном молчании, нарушаемом лишь тихим хрустом да - изредка - мучительными глотательными звуками, когда я пыталась пропихнуть очередную порцию жвачки в почему-то ставшее очень уж жестким горло. Естественно, что времени у меня это заняло порядочно, и к концу "действа" я уже мало что не спала с открытыми глазами, а, едва расправившись с последними остатками "полуночника", тут же плюхнулась на бок, со стоном закрыв глаза.
  "Ты чего это?" - подал голос Задира, но я не ответила - думать было просто чудовищно лень, и не прошло и пары мгновений, как я уже спала. Однако сон мой не был мирным. Помню лишь, что куда-то бежала, и ветер свистел у меня в ушах, а темная стена леса обступала со всех сторон, поглощая свет и пожирая тени... оставляя меня одну, совсем одну в этом мрачном мире, в котором словно бы умерла вся радость, оставив после себя лишь зловещую тишину. Я не оглядывалась, я ведь знала, что это бесполезно - я не увижу своего врага, даже если он и покажется, и оставалось лишь бежать, бежать, сломя голову, не разбирая дороги... бежать просто потому, что иного выхода у меня просто не было. Я не видела, куда бегу, я даже не знала, выход там, или тупик, или очередная западня - мне просто нужно было куда-то бежать, без разницы, куда... преследуемая неизвестным страхом, преследуя зыбкую надежду на спасение, что с каждым прыжком становилась все призрачнее, все невесомее, вот-вот готовая обратиться в пепел... Я просто должна была бежать - и когда, завернув за очередной угол, я попросту увидела впереди чуть колышущуюся стену сплошной мглы, то и не сразу поняла, что бежать уже некуда - только вот ноги как-то сразу подкосились, и, жалобно вскрикнув, я рухнула на землю, неуклюже перекатившись через голову и грудой изломанных веточек остановившись у самого подножия беспросветной стены, похожей на угольно-черного зеркало омута, спрятанного глубоко в чаще леса. Мои плечи жалко сгорбились, и, сжавшись в комочек, я спрятала голову между коленями, крепко зажмурив глаза. Я не слышала приближающихся шагов, не чувствовала дуновений воздуха, не обоняла чужого, пугающего запаха - просто как-то жутко, как-то тяжело стало на душе, и я не сразу заметила, что не просто дрожу - что меня попросту колотит от ужаса!
  "Я одна... я совсем одна... никто не поможет... - билось у меня в голове, в такт отчаянным ударам сердца, - Я осталась... совсем одна!"
  "Нет".
  Мои глаза тут же распахнулись - как раз, чтобы увидеть мощные черные лапы, опустившиеся перед моим телом - как будто обняв - и широченную грудь, закрывшую меня от надвигающейся опасности. Конечно, он так и не стал даже вполовину таким же огромным, как его мать, но... мне он показался великаном.
  "Ты не будешь одна, - негромко, сдержанно прорычал он, не глядя на меня, но я все равно почувствовала разливающееся по телу тепло, - Я всегда буду рядом с тобой, так что тебе не нужно бояться одиночества. Я буду рядом".
  "Задира..." - прошептала я чуть слышно, и в тот же миг морок рассеялся, а я обнаружила, что лежу на своем месте, натужно дыша и глядя куда-то в темноту.
  "Задира?" - жалобно позвала я.
  "Я здесь, - тут же откликнулся он, прозрачным облачком появляясь из мрака, - Я здесь, - повторил он, - все хорошо. Сон закончился".
  "Так это и вправду был ты?.."
  "Ты плакала. Я решил, что тебе снится плохой сон, вот и... Прости меня".
  "Глупый, за что? Ты ведь спас меня!"
  "От сна? - в его голосе послышался смех, - От твоего собственного сна?"
  "Мама когда-то говорила, - мой голос стал тише, - что то, что творится у нас в голове, порой бывает гораздо страшнее того, что творится на самом деле".
  "Гм, - он как-то странно на меня посмотрел, - А твоя мама была мудрой".
  "Вот и я так думаю", - прошептала я, вытягивая шею и закрывая глаза.
  "Снова спать?"
  "Нет... так... полежу немного".
  Но, естественно, полежать мне тоже не дали. Кто бы сомневался... Едва-едва я успокоилась и затихла, как снаружи послышался скрип отваливаемого в сторону камня, а там и зашлепали по земле широкие мамины лапы, что оповестили о ее приближении мгновением раньше целой волны запахов, что она принесла с собой. Сегодня от нее пахло несколько иначе, чем раньше, и, хорошенько принюхавшись, я поняла, в чем дело, а, поняв - тут же вскочила на ноги, ибо в следующее же мгновение мама ввалилась в пещеру, неся в зубах...
  Лично у меня просто-таки комок в горле застрял.
  "Парное! - еле слышно прошептал Задира где-то слева и сверху от меня, - Све-е-ежее... Вкуснотища!"
  "Да? - в моем голосе энтузиазма было на порядок меньше, - И мне нужно будет это... вот это вот... съесть?!"
  "Эм-м-м, - кажется, до него тоже дошло, - Ну, наверное... попробовать-то можно. Вдруг тебе понравится?"
  "Ага, как же! - его предположение заставило меня нервно хихикнуть, - Ты издеваешься? Я травоядная! Тра-во-яд-на-я! Я не ем мясо!"
  "Но мама-то старалась, - судя по всему, целиком я его не убедила, - И она... думаю, она не очень обрадуется, если ты это выплюнешь".
  "А то я не знаю, - простонала я, - Но... да за что мне это, а?!" - после чего, вздохнув, опустила голову к "угощению". Мама внимательно наблюдала за мной, чуть заметно подергивая хвостом, и я, стараясь не дышать через рот, ухватила маленький кусочек мяса. Будь оно таким же плотным и жилистым, как обычно - не знаю, получилось бы, однако на этот раз мне достался довольно "отбитый" кусок, и, немного подергав головой, я отодрала-таки несколько волоконец. На вкус это все было просто ужасно - у меня аж слезы выступили, и желудок возмущенно закричал, протестуя против такого насилия и готовясь вот-вот выбросить свою содержимое наружу...
  "Дыши глубже! - раздалось у меня в ушах, - Глубже... вот так... давай, давай, молодец... Теперь глотай. Да не держи на языке, глотай же!"
  "Какая га-а-адость", - простонала я, чуть не плача, пока отвратительный комок полз по моему горлу.
  "Судя по твоим ощущениям - действительно гадость, - теперь он и впрямь выглядел озабоченным, - Но ты должна съесть еще хотя бы пару кусочков".
  "Я не смогу..."
  "Сможешь, - в его голосе послышалась твердость, - Ну, давай, Цветок!"
  "Да знаю я!" - меня вновь скрючило от отвращения, но - делать было нечего, и, держа голову как можно ниже к земле, чтобы никто не заметил слез, текущих по щекам, я оттрепала следующий кусок, про себя славя Великую Мать за то, что она позволила моим сородичам обзавестись двумя желудками, и проглоченное мясо не пойдет дальше. Тем более, моей выдержки хватило ненадолго - с трудом отправив вниз по горлу еще несколько маленьких кусочков, я, вполне правдоподобно изобразив сытость, отвалилась в сторону. Кажется, мама мне поверила - удовлетворенно рыкнув, она одним махом отправила остатки к себе в живот, после чего, блаженно облизнувшись, ласково толкнула меня мордой - в животе у меня отвратительно булькнуло - и отправилась наружу, позволив мне наконец-то совершить свое темное дело в укромном уголке пещеры.
  "Как тебя-то... - пробормотал Задира, когда меня, наконец, перестало полоскать, - Ну, теперь лучше?"
  "А то ты не чувствуешь, - хотела, чтобы прозвучало ехидно, а получилось как-то жалостливо, - Фу-у-у, какая же все-таки..."
  "Я уже понял, - он улыбнулся почти виновато, - Видно, мы с тобой действительно совсем-совсем разные звери", - в его последних словах звучала грусть.
  "А по-моему - только в плане вкусовых предпочтений, - я невольно улыбнулась, - Но тут уж ничего не поделаешь - такими родились..."
  "Ага, - ответил он, глядя куда-то в сторону, после чего осторожно покосился на меня, - Кстати, сегодня ночью... Не хочешь еще раз прогуляться?"
  "Я? Да с радостью! - на этот раз моя улыбка была еще шире, - С тобой".
  "А то будто я тебя одну отпущу, - он усмехнулся, но я заметила радостную искорку, блеснувшую у него в глазах, - Тогда лучше поспи".
  "Ладно, - я кое-как замаскировала свое "отхожее место" влажной землей и комьями плесени, надеясь, что запах гнили замаскирует запах мяса, после чего не без труда дотащилась до лежанки и свернулась клубочком, подтянув ноги к животу и дожидаясь, пока живот перестанет крутить, - Только... мне ж опять кошмар приснится..."
  "Не волнуйся, я ему не позволю тебя тревожить, - в его голосе появились ласковые нотки, - Спи, и ничего не бойся".
  "А как же ты?"
  "А что я?"
  "Ты разве не устал?"
  "Я не могу уставать. И спать - тоже. А вот скучать - вполне, так что не волнуйся. Я буду рад присматривать за твоими снами".
  "Только... сильно глубоко не копайся, хорошо?" - я постаралась, чтобы это прозвучало как шутка, но не знаю, получилось ли - в следующий миг я уже спала, и на этот раз мой сон действительно был спокоен, а если что и приснилось, то, проснувшись, я все равно ничего не вспомнила. В ту ночь мы снова резвились на залитой звездным светом поляне, но на этот раз другие духи держались осторожнее, уже не пытаясь столь бесцеремонно мной помыкать, так что, хоть я и видела их тени, мелькающие среди деревьев, на разговор никто из них так и не решился. Даже Шелест и Шорох помалкивали, и, хоть я и не могла взять в толк, почему, мне их отсутствие было даже приятно - позволяло верить, что мы здесь совсем одни, что никто не подсматривает за нами из древесной листвы, что мы можем просто быть самими собой, не волнуясь, что об этом подумают другие... Тогда-то я и узнала, как это Задира исчез, когда Шелест и Шорох отшвырнули его к камню. Как оказалось, рассказы о том, что духи могут проходить сквозь камень - чистая выдумка, и на самом деле дух способен влиться лишь во что-то живое, причем без разницы, какого размера - начиная от плесени и кончая Великими Деревьями. Таким же образом духи могут и путешествовать, перетекая через паутину корней от одного дерева к другому, и так - через весь Лес. Вернее, это только на словах просто, а вот на деле Задира чуть себе голову не сломал, пытаясь мне втолковать, что да как. Попутно с этим он ненавязчиво пытался выцарапать у меня "секрет", как же это я умудрилась на него голосом подействовать прошлой ночью, и на все мои отговорки, что "само получилось" тут же начинал обижаться. А я виновата, если оно и впрямь само получилось?! Да только этого упрямца разве переубедишь... В конце концов он потребовал "повторить это", и мы с ним полночи, как два сумасшедших, простояли друг против друга: я пыталась заставить его хотя бы нос почесать, а он пытался не помереть со смеху, глядя на мое напряженное лицо. В конце концов, до него, кажется, дошло, и он более или менее утихомирился, позволив мне наконец-то спокойно поесть.
  "А все-таки странно, - негромко заметил он, развалившись на траве и глядя, как мотыльки свободно пролетают сквозь его лапы, кажется, даже не чувствуя присутствия духа, - почему из всех живых в лесу только ты можешь нас видеть?"
  "Мне-то откуда знать? - ответила я, радуясь, что для этого не надо открывать рот, ибо в конкретно тот момент он был очень занят, - Я никого не просила об этом... "даре". И мама моя никогда не признавалась, что видит духов! Либо же... просто не успела признаться".
  "Скучаешь по ней?"
  "Конечно. Она же моя мама".
  "Жаль, что она пошла дальше. Я бы хотел с ней познакомиться".
  "Думаю, вы бы отлично поладили, - я засмеялась, - Правда, тебе пришлось бы сначала целую луну ей втолковывать, что ты не опасен!"
  "Я? Не опасен? - он презрительно вздернул губы, - Да я самое опасное существо в Лесу, так и знай! И вовсе не собираюсь отказываться от этого звания".
  "Тогда, наверное, и хорошо, что мама не стала духом", - я слегка улыбнулась, проглатывая кое-как размятые зубами кусочки растений, после чего потянулась за следующими... как вдруг легкий порыв ветерка заставил меня удивленно поднять голову, и в тот же миг... я увидела его. Он стоял у самой кромки леса, чуть перебирая передними копытами, и яркий светящийся узор венчал его голову, вереницами огоньков пробегая по краю тонкой перепонки, туго натянутой на длинные рога. Кажется, он был немногим старше меня - его бородка только-только начала появляться, покрывая кожу на шее нежными отростками... это выглядело так загадочно и так красиво! Я тоже вскинула свою перепонку, приветствуя сородича, и он, осторожно озираясь по сторонам, все же вышел на поляну. Его движения были неторопливы, его глаза зорко оглядывались по сторонам, а дыхала втягивали ночной воздух... и, о небо, как же он был великолепен!
  "Самый обычный травоядный, ничего особенного, - буркнул Задира, явно не проникшийся этой картиной, - И что ты в нем нашла?!" - но я не ответила, вместо этого прикладывая все усилия, чтобы устоять на ногах. Незнакомый красавец не показывал виду, что я его интересую, однако расстояние между нами постепенно сокращалось, и я уже даже могла обонять его запах - странным образом похожий на мой собственный, но приправленный ароматом лесных растений, что придавало ему некую особую притягательность. Ах... чудо, как приятно! Краем уха я слышала раздраженное рычание прямо над правым ухом, но старалась не обращать на него внимание, дабы вести себя как можно естественнее, делая вид, что ни на что, кроме сочной зелени, внимание обращать мне не положено. Древний, как мир, прием сработал и на этот раз - постояв немного в отдалении, незнакомец принялся негромко фыркать и бить копытом землю, явно пытаясь заявить о своем присутствии, пока я, играя какую-то странную, с рождения мне отведенную роль, изображала застенчивое кокетство, то и дело отводя взгляд, грациозно - мне хотелось так думать... - поводя плечами или встряхиваясь всей шкурой, избавляясь от воображаемой влаги. Запах пришельца становился все сильнее, причем в нем появлялись какие-то новые, чарующие оттенки, заставлявшие меня внутренне трепетать от странного, доселе мне неведомого желания... Его медлительность начала вызывать во мне уже не восторг, а раздражение, и я нетерпеливо замесила землю задними ногами, издавая чуть слышное урчание - хотя хотелось-то мне выть в голос! Задира, уже не сдерживаясь, ревел от ярости, да только мне до него дела не было - мое горло словно бы что-то сжало, и тут я, наконец, закричала - громко, долго, со смесью страха и отчаяния, словно пытаясь в одном крике выплеснуть всю свою душу - и незнакомец тут же затрубил в ответ. Наш слитный вопль огласил весь сонный лес, подобно ураганному ветру, и я даже удивилась, что деревья не закачались под его порывами... если, конечно, в тот момент я вообще могла удивляться. Что-то внутри меня словно бы разрывалось на кусочки и тут же срасталось заново, а потом снова, и снова, заставляя меня кричать то ли от боли, то ли от наслаждения... И когда он, наклонив голову, пошел прямо на меня, явно выталкивая меня поближе к лесу - я покорилась ему с радостью, зная, что, даже если он будет со мной груб, он ни за что не причинит мне вреда...
  "Цветок! - гаркнул Задира мне в самое ухо, - Ты что, с ума сошла?! Да он же тебя... Остановись, Цветок!"
  "Оставь... оставь меня в покое! - крикнула я в сердцах, - Ну что ты привязался... Я хочу к нему! Хочу с ним! Это... это сильнее меня!" - и, запрокинув голову, я опрометью бросилась бежать, прыгая из стороны в сторону, а незнакомец умело направлял мои движения, оттесняя меня к краю поляны. Он хотел уйти вместе со мной... хотел, чтобы я была с ним... его запах кружил мне голову, заставляя хрипеть и выгибаться, точно исполняя некий странный танец, пока ноги не отказались меня держать, и, мало что не перекувырнувшись через голову, я не раскинулась на земле, яростно потираясь о нее спиной и продолжая призывно вопить. Тот, к кому был обращен мой вопль, не заставил себя долго ждать - всего через несколько мгновений я услышала его легкий топот, а там и он вырос надо мной - высокий, черный, пугающий... Коротко всхрапнув, он взвился на дыбы, занеся острые копыта для удара, однако я успела перекатиться в сторону до того, как они ударили о землю - туда же, где мгновение ранее был мой бок.
  "Что это он делает? - раздался возмущенный голос, - Что он делает... да он же тебя затопчет, Цветок! Беги! Беги от него!"
  "Ах, замолчи, - простонала я сквозь путающиеся мысли, валяясь на земле и размахивая ногами, точно обезумевшая, - Замолчи!" - пока эти ужасные, безжалостные ноги топтали меня... Время словно бы остановилось, и я сперва увидела над собой бездонную глотку Задиры, а уж потом услышала его рев... но лишь спустя несколько драгоценных мгновений я поняла, что этот рев звучит не только в моей голове... а к тому времени уже было слишком поздно. Ибо мало что во всем мире может двигаться с такой же скоростью, как разъяренный хищник, и если уж он подобрался настолько близко... Звезды над моей головой на мгновение погасли - их поглотило гладкое бронированное тело, пронесшееся надо мной, подобно молнии, буквально-таки врубившись в так и застывшего на задних ногах незнакомца, тут же снеся его с ног. Такому, как он, хватило бы и одного этого удара, однако мама успела перехватить его изломанное тело еще в воздухе, после чего обеими передними лапами вогнала его в землю. Раздался чудовищный хруст, мгновенно оборвавший предсмертные хрипы несчастного, но ей и этого показалось мало - разъяренно рыча, она принялась топтать его, размалывая плоть и кости и превращая их в отвратительное грязное месиво, разлетающееся во все стороны зловонным дождем. В призрачном сиянии поляны ее глаза горели, точно два маленьких солнца, жутким зеленоватым сиянием, пока она вдавливала его еще трепещущее, еще живое сердце в холодную землю, стремясь не просто убить - уничтожить!.. А я стояла на месте, на дрожащих, подламывающихся ногах, во все глаза смотря на это жуткое зрелище, пока Задира, надрываясь, что-то кричал мне в ухо... что?
  "Беги! - кричал он во все горло, - Беги же! Беги!"
  Бежать... куда... куда бежать?! Где найдется такое место, в котором я смогу спрятаться, не боясь того, что меня найдут?!! Тут, наконец, мама оторвалась от своего занятия и повернула ко мне окровавленную морду. Как же у нее горели глаза! В тот момент я совершенно отчетливо поняла, почему все прочие жители леса зовут этих хищников "черными демонами"... И когда она медленным, текучим шагом двинулась в мою сторону, как будто заранее знала, что я никуда не убегу - я могла лишь смотреть на нее полными ужаса глазами, сжавшись в комочек и стараясь казаться как можно меньше и незаметнее. Задира уже надрывался от крика, все еще пытаясь заставить меня сдвинуться с места, да только я не была властна над собственным телом, чтобы выполнить его желание, словно зачарованная, глядя на кошмарного зверя, подходящего все ближе и ближе... Совсем как тогда, когда мы впервые встретились! Но тогда меня спасло чудо, а теперь... теперь... Она ведь не услышит, даже если я и позову! Она меня просто не узнает... Во мне ведь нет и капли ее крови, а запах мой... запах дичи. Добычи. Свежего, вкусного мяса, которое так желанно ее желудку! Я - просто мясо! Еда! И ничего больше!
  Меня аж затрясло от этой мысли - и в тот же миг мама прыгнула.
  Но и не она одна.
  "Беги-и-и!"
  Что мог сделать Задира? Бесплотный дух, беспомощное привидение, всего лишь сгусток давным-давно отзвучавших мыслей, пережитых чувств и полузабытых воспоминаний? Что могла сделать одна-единственная бесприютная душа?!
  Как оказалось - не так уж мало.
  И не у одной меня глаза на лоб полезли, когда в бок маме словно бы камень врезался, сбив ее с идеальной дуги могучего прыжка. Разумеется, она не упала - для этого бы потребовалась сила, по крайней мере, равная ее собственной, но свои плоды отчаянный поступок Задиры все же принес - мама промахнулась, и ее лапа не сломала меня, как беспомощную травинку, а лишь зацепила голову... тогда мне показалось - едва заметно... я даже не почувствовала боли... и лишь само движение воздуха, принесенное ее когтями, мало что не вдохнуло в меня жизнь - тоненько взвизгнув, я прямо-таки сорвалась с места и что есть духу припустила наутек. Надо сказать, так, как в ту ночь, я еще никогда не бегала... Разве что тогда, во сне - но разве можно сравнивать морок нереальности с тем, что есть на самом деле, когда ветки хлестали меня по бокам, когда коряги норовили подвернуться под ноги, а острые сучья - разодрать горло, когда от каждого прыжка сердце скручивало узлом от боли, а ноги подгибались от страха - и ты все равно бежишь, и бежишь, и бежишь вперед, потому что знаешь - в противном случае тебя ждет нечто хуже, чем смерть!
  "Быстрее! - крикнул мне в ухо Задира, - Осталось еще немножечко!"
  "Немножечко?.." - вспыхнуло в моем отупевшем сознании, и, хрипло взвыв, я мало что не напролом бросилась дальше, петляя между деревьев, ибо знала - в скорости бега мне уж точно не равняться с приемной матерью, и, хоть она и не была столь же поворотлива, как я, каждый ее прыжок равнялся десяти моим! Уже несколько раз она мало что не схватила меня, и лишь своевременные предупреждения Задиры, буквально пихавшего меня то вправо, то влево, спасали меня от смертельного знакомства с тяжелыми лапами или зубастой пастью! Перед глазами плыли какие-то багрово-черные пятна, и, если бы не мой призрачный друг, то я бы так и металась, бессмысленно и беспомощно, ослепленная своим страхом... пока внезапно, сопровожденная "добрым" толчком в левое плечо, я кубарем прокатилась по земле и шлепнулась на что-то мягкое и чуть пружинящее... мох? Судя по посыпавшейся мне на голову земле и трухлявому запаху, именно сейчас я лежала под каким-то упавшим деревом, едва умещаясь в тесной норке. Темень вокруг царила непроглядная, и я, повинуясь внутреннему голосу, так и вжалась в прелый лесной мусор, слушая, как отчаянно грохочет мое не желающее успокаиваться сердце. Казалось, оно стучит так громко, что готово перебудить весь Лес, и тщетно я пыталась взять его под контроль - пережитый ужас беспощадно терзал мое сознание, не позволяя сосредоточиться ни на чем другом, и я не просто дрожала - меня колотило от носа до хвоста, так что все, на что я могла надеяться - это то, что у меня хватит выдержки не заорать в полный голос! К счастью, мама, увлеченная погоней, то ли не заметила пропажу моего запаха, то ли уже давно потеряла его - она, не задерживаясь, одним прыжком перемахнула через бревно и помчалась дальше, вскоре исчезнув где-то в чаще леса... а я только тут поняла, что не дышала все это время.
  "Как ты? - тревожно спросил Задира, пока я судорожно пыталась насытить свои горящие легкие воздухом, - Цветок?"
  "Я... я... я... в порядке", - простонала я чуть слышно... вот только слова, как ни странно, разошлись с действием - едва эта мысль оформилась у меня в голове, как все остальные куда-то поплыли, превратившись в мягкое, теплое и липкое месиво, в котором я без лишних возражений утонула, едва ли не с радостью прервав всякую связь с внешним миром, тем более, кажется, как раз успела - запоздавшая боль полоснула огнем уже обмякшее тело, и мне осталось лишь слабо дернуть ногой... а потом я и вовсе перестала что-либо чувствовать.
  Кажется, я проспала не так уж долго, как хотелось бы - во всяком случае, проснувшись, я не обнаружила вокруг ничего, кроме все той же затхлой, бархатистой темноты и запаха гнили. Мне не стало особенно лучше - все тело болело, а голова просто-таки раскалывалась, и, едва пошевелившись, я тут же застонала, неуклюже плюхнувшись обратно. Подстилка подо мной отчетливо попахивала кровью... это из меня, что ли, вытекла?.. Вопрос, впрочем, глупый - кровь-то была свежая, а больше здесь никого не было, это я могла утверждать.
  Вернее - почти никого.
  "Очнулась?" - раздался из темноты голос Задиры, и в тот же миг я увидела и его мерцающий силуэт. Выглядел он несколько подавленным.
  "Да, вроде как, - я слабо улыбнулась, - Спасибо, что спас меня".
  "Да... - он как-то странно передернул плечами, - не за что. Я ведь все равно не успел... Прости меня".
  "Не успел? Но ведь, если бы не ты!.."
  "И все же... ты... мне так жаль!"
  "Да объясни же, что, в конце концов, происходит! - его недоговоренность начала меня серьезно раздражать, - Мычишь, мычишь... Что тебя расстроило?"
  "А ты уверена, что хочешь..."
  "Хочу! Уж лучше ты мне сразу все выложишь, как есть, чем..."
  "Тогда скажи мне, что ты видишь".
  "Вижу? Тебя".
  "А еще что?" - выражение на его лице мне очень не понравилось, но я все равно предпочла быть честной.
  "Ничего".
  "Не видишь зеленую плесень, прямо у тебя над головой? А вот этого червяка? А вон ту гнилушку?"
  "А... а... они... здесь есть?"
  "Вот и я о том же", - тихо прошептал он, но я уже его не слушала - изо всех сил я просто пыталась моргнуть - просто моргнуть! - но со временем, со всей чудовищной отчетливостью, понимала, что у меня попросту не осталось век. А когда я, дрожа от ужаса, осторожно дотронулась до по-прежнему горящей головы согнутым коленом, то ощутила лишь один огромный струп, какой-то уродливой нашлепкой покрывший все мое лицо.
  Ослеплена.
  Судорожный удар сердца...
  "Цветок... Ну же, Цветок!" - крикнул Задира, однако я его уже не слышала - мои копыта судорожно вонзились в мягкую землю, и, запрокинув голову, завыла - но совсем не так, как это делают ночные певцы, оглашающий Лес жутковатыми, но от того не менее красивыми переливами, а настоящий вой - бессвязный, бессмысленный, в котором звучала лишь непередаваемая тоска и боль - боль, от которой звенело в ушах, щемило горло и сжимало сердце, боль, для которой не существовало ни единого разумного определения - которая просто была, и была настолько сильной, что, если ее не выпустить наружу, то казалось - она вот-вот разорвет тебя изнутри...
  Ослеплена!
  Никогда прежде еще я не испытывала подобного ужаса, как тогда, едва поняв, что меня окутала вечная ночь, вслед за которой уже никогда не наступит рассвет. Слепота сковала мое тело, сжала грудь и выломала суставы, наполнив паническим страхом, и я билась и кричала, ударяясь головой о землю и об упавшее бревно, растирая изуродованное лицо и горько плача по невосполнимой утрате, захватившей все мое существо. Бесконечной чередой в моем сознании вспыхивали картины из потерянного мною мира - звезды, солнце, ночная радуга, мотыльки, танцующие на утреннем ветру - но они ничуть не утешали, а лишь еще больше распаляли гноящуюся рану на моем сердце, и слезы, горькие, бессильные слезы, пробиваясь сквозь корку запекшейся крови, стекали по моим щекам, падая куда-то вниз... И когда я, наконец, в бессилии опустилась на вонючую, влажную подстилку, то уже откровенно жалела, что Задира вмешался и не дал своей матери меня прикончить - ведь тогда бы я сразу отправилась бы к другим душам, а не осталась бы здесь... совершенно одна!
  "Ты не одна, - тихо прошептал знакомый голос, и в моем сознании вновь возник образ моего друга, - Я ведь рядом".
  "Почему... почему я тебя вижу?"
  "Потому что я - дух. Нас нельзя увидеть глазами".
  "То есть... раньше..."
  "Ты ослепла лишь телесно. Твоя душа не пострадала, и, до тех пор, пока твое сердце останется открытым, ты будешь меня видеть".
  "Задира... но... ты ведь вернешься, да?"
  "Куда?" - он немало удивился.
  "К своей... маме. Ты ведь из-за нее не ушел, ведь так?"
  "Цветок, - его черты смягчились, - Я тебя не брошу".
  "Но..."
  "Моя мама сможет сама о себе позаботиться. А тебе я нужнее".
  "Правда? Ты не уйдешь?"
  "Ни за что, - он засмеялся, - Можешь не волновать, Цветок: теперь я всегда буду рядом с тобой. Я буду твоими глазами. Только не смей отчаиваться, поняла? Слепота - это отнюдь не самое страшное в жизни. Есть вещи и похуже".
  "Задира..."
  "И не перечь. Я для себя все решил, - а вот теперь в его голосе точно слышалась хорошо знакомая мне упрямая нотка, с которой я никогда и ничего не могла поделать! - Я останусь с тобой. Если, конечно, - добавил он чуть погодя, - ты не намерена меня прогонять!"
  В его последних словах послышалась угроза, и я невольно засмеялась.
  "Думаю, я сейчас не в том положении, чтобы отказываться от помощи".
  "Вот и славненько, - он замурлыкал, - А теперь спи".
  "Но..."
  "Никаких "но". Сейчас день, и ничего другого нам просто не остается. Я не могу выйти на свет, а без сопровождения и тебя не выпущу, поняла? Спать".
  "Слушаюсь", - в моем тоне послышался смешок, но, кажется, он его не разобрал, ибо ничего не добавил, и, едва заметно улыбаясь, я устроила голову поудобнее, так, чтобы ее не тревожили шальные травинки или свисающие сверху плети лишайника, и постепенно вновь провалилась в темноту - но это уже был простой здоровый сон, а не тьма беспамятства, и он нес исцеление если не душе, так телу.
  Последующие несколько дней я провела в этом убежище, лишь изредка, по ночам, выбираясь наружу, чтобы только постоять немного, выпрямившись во весь рост, да пощипать растущие под ногами растения, после чего торопливо забраться обратно, в свою безопасную норку, укрытую от всего остального мира. Мне эти вылазки были не по душе, и я была бы рада вообще обойтись без них, так что Задире приходилось мало что не пинками выгонять меня наружу - и вот когда я откровенно жалела, что он научился этим фокусам! Единственное, чего он пока не мог объяснить - это того, как эти штуки у него получаются, но в том, что он преуспел в их использовании я убеждалась каждую ночь, когда меня словно бы за шкирку вытаскивали из уютного гнездышка, навстречу зловещей неизвестности. Внешний мир пугал меня, и голова тут же начинала гудеть от непрерывного напряжения, пока я судорожно подергивала перепонкой, стараясь уловить любой, даже самый тихий звук, пока глубоко, до хрипоты наполняла легкие воздухом и вздрагивала всем телом, когда его касался легчайший порыв свежего ветерка... Мне казалось, что с меня содрали всю кожу, и теперь каждое прикосновение, каждое движение воздуха, каждый вздох виделся мне сигналом опасности: я чуть не умерла со страху, когда мне на спину приземлился опавший древесный листок, а проскользнувшая под моими ногами ящерица и вовсе заставила меня подпрыгнуть на месте! Раньше казавшийся добрым и родным Лес в одно мгновение превратился во что-то неизвестное и пугающее, полное молчаливой угрозы, так что, если бы не мой неугомонный друг, я была бы рада питаться хоть плесенью, лишь бы не покидать свое убежище!
  "Ну и дура, - тут же высказал свое веское мнение Задира, когда я ему об этом сообщила, - Сама себя до смерти решила довести".
  "Тебе легко говорить! - я все еще подрагивала, стараясь как можно быстрее набить рот травой - что, учитывая изрядно облысевшую землю вокруг бревна, было не так-то просто, - Ты все видишь... Ай, что это?!"
  "Да не бойся ты, это всего лишь прыгуны! Цветок, ну ты куда... стоять!"
  "Я наелась. Мне уже хорошо... Пусти!"
  "Вижу, как тебе хорошо! - рычал он, выталкивая меня назад, - На себя посмотри, чучело! Ты на кого похожа стала?"
  "Не нравится - не смотри! - я начала потихоньку злиться, - Тебя, вообще-то, никто не заставляет, и вообще... хватит ко мне придираться!"
  "Не хватит, - набычился он, - Если мои, так называемые, "придирки" помогут тебе остаться в живых - я с удовольствием буду заниматься ими хоть днями напролет, ты поняла? Так что хватит дуться и, - что-то уперлось мне в бок, - живо есть! У тебя на боках уже все ребра можно пересчитать, и шкуру снимать не обязательно, так что давай, жуй свою вонючую траву!"
   "И сразу - "вонючую", - я даже немного обиделась, - Думаешь, после этого у меня быстрее аппетит появится?"
  "Не знаю, - честно ответил он, - Просто говорю, что думаю".
  "Честный ты мой", - проворчала я, тем не менее, наклонив голову и пытаясь вынюхать на земле ближайший кустик, но пока что ощущая под своими губами лишь обкусанные остатки моих прошлых "обедов". Все так же водя носом, я, сама того не замечая, все дальше и дальше отходила от своего дома, пока, наконец, буквально не ткнулась в какую-то жесткую поросль, буквально оглушившую меня своим пряным, острым ароматом. Сизолист, подумала я, вспоминая неприметную траву, покрытую ажурным узором из застывшего воска, которой я всегда брезговала из-за горького вкуса, но сейчас... Мой рот сам собой наполнился слюной, и я принялась жадно хватать эту траву, прямо-таки наслаждаясь ее пряной горечью, от которой приятно покалывало язык и щекотало горло. Задира мог сколько угодно дергаться и брезгливо фыркать - мне было все равно, ибо никакая вонь не могла ослабить целебную силу этой травы, силу, о которой мне твердили тысячи голосов моих предков. Кустик был невелик, и я быстро с ним расправилась, но, не успокоившись, тут же направилась на поиски свежего, мало что не ощупывая землю чувствительными губами. Задира следил за мной, мягко говоря, несколько недоуменно, однако я чувствовала: так надо - и, едва отыскав мягкие, словно бы полусгнившие росточки едва-едва проросшей жирянки - тут же начала их жадно глотать, не обращая внимание на запах протухшего сала. Да, мне было не очень приятно, но, тем не менее, я заставляла себя это есть, понимая, что, хочешь, не хочешь - а поправляться надо. И когда через пару дней над Лесом разразился дождь - я не спряталась от него, как раньше, а вылезла наружу, и еще долго стояла там, подняв голову и подставляя изуродованное лицо водяным струям, смывавшим с него засохшую кровь. Мои рубцы уже успели покрыться нежной молодой кожицей, и теплая небесная влага успокаивала зудящую кожу, так что я мало что не стонала от облегчения, мокрая - но совершенно счастливая. Правда, счастье это не продлилось долго - ибо, заглянув под "свое" полено, я обнаружила, что вода затопила мою подстилку, превратив ее в маленькое хлюпающее болотце, и, потыкав его копытом, я со вздохом вылезла обратно.
  "Кажется, придется искать другое убежище", - негромко сказала я, зная, что Задира меня все равно услышит.
  "Тогда поторопимся, - тут же ответил он, - Дождь смыл все запахи, и, пока вода будет держаться, есть шанс, что нас не обнаружат, - после чего, заметив, как я скривилась от подобной мысли, торопливо добавил, - Я тебя поведу".
  "Это как?" - удивилась я.
  "А так, - засмеялся он, - Просто следи за мной, хорошо?" - и, прижавшись ко мне боком, он неторопливо зашагал куда-то в сторону - я, спохватившись, тут же бросилась повторять все его движения, стараясь не отставать. Я наклоняла голову, когда наклонял он, делала широкие шаги, когда он делал, зеркально повторяя все его движения. Конечно, нам обоим было бы гораздо проще, если бы Задира попросту управлял бы моим телом, как это делали духи на поляне, но - воспоминания о том случае были все еще чересчур ярки, заставляя меня дрожать от ужаса, и мы пришли к молчаливому соглашению: никаких переселений душ. Хватит.
  "Быстрее, быстрее, - торопил меня Задира, пока я мужественно пыталась преодолеть неглубокий ручеек, пересекший нашу дорогу, - Солнце!"
  "Да знаю я, - ответила я, ощупывая копытом каменистое дно, - Сейчас. Иду! - и, наконец-то коснувшись берега, рысцой устремилась вперед... но буквально через пару шагов споткнулась и, естественно, тут же растянулась во весь рост, - Ой... Прости!"
  "Да ладно, вставай скорее, - он едва заметно дернул хвостом, только этим и выдав свое раздражение, - Кажется, там, за деревьями, что-то есть... Ну, Цветок!"
  "Иду!" - откликнулась я, и мы с ним мало что не вприскочку устремились дальше - солнце вот-вот грозило показаться из-за горизонта. Разбираться, что к чему было уже некогда, и я уже без лишних возражений бросилась за Задирой, с грехом пополам преодолела какую-то кручу (судя по звуку - странно переплетенные корни деревьев) и мало что не ворвалась в какую-то... пещеру?
  "Ай! - вскрикнула я, так и шарахнувшись в сторону, - Что это?!"
  "Что - что?"
  "Это! - я с силой надавила на пол, невольно вздрогнув от резкого, пронзительного скрипа, - Что это такое?"
  "Да это просто старое дерево! - засмеялся он, - Здесь пол... ну, вроде как из старых сучьев сплетен, вот они и скрипят".
  "Да? - я осторожно потыкала копытом, после чего принюхалась, - Листья... Пыль... И жалохвосты, верно?"
  "Да, - кивнул Задира, - Двое или трое... но они спят, не бойся".
  "Я и не боюсь, - я дернула носом, - Подумаешь!" - и, стараясь не вздрагивать от неожиданных скрипов, прошествовала вперед, разведя щупальца в сторону и чутко ощупывая ими все ближайшие предметы. Конечно, мое заявление было лишь наполовину правдой - ведь я знала, что, собираясь в стаи, жалохвосты могут быть весьма опасны, и не побояться наброситься на больного или ослабевшего зверя, чтобы загрызть его насмерть, но - пока что я не чувствовала себя особо слабой или больной, поэтому, зная, что этих небесных падальщиков довольно легко спровоцировать на наглые действия, я гордо прошествовала вперед. Кажется, пещера не пустовала - я не раз и не два мало что не столкнулась с какими-то жесткими штуками, по ощущениям - вроде как деревянными, но с такими резкими, угловатыми очертаниями, что мне трудно было представить дерево, сумевшее вырастить нечто подобное! Судя по напряженному молчанию, Задира тоже был, мягко говоря, удивлен, но пока что опасность нам, вроде бы, не грозила, и под конец я даже нашла симпатичный уголок для отдыха - прямо за какой-то плотной и странно холодной стеной, доходившей почти до пола, рядом с которой лежали, прислоненные, куски какого-то шероховатого материала, назначения которого я так и не поняла, но зато он создавал прекрасную тень, куда я, собственно, и забилась, даже с относительным комфортом устроившись на куче сухой листвы.
  "Ты уверен, что здесь безопасно?"
  "Нет. Но лучшего места нам пока что все равно не найти. Давай подождем здесь хотя бы до вечера, а потом, в случае чего, поищем другое место".
  "Ладно", - я устало кивнула, мужественно пытаясь успокоиться, но - никак не получилось. Это место, как ни крути, никак не походило на мою уютную норку под упавшим деревом, и, хоть спиной я и чувствовала твердую и, наверное, относительно надежную стену, сверху меня уже прикрывал не низкий, пахнущий тлением потолок, а что-то высокое и необъятное, сквозь которое вниз пробивались тонкие лучики света, согревающие мои замерзшие за ночь ноги... Солнце! О, солнце... Перед глазами тут же встала картинка из не столь давнего воспоминания: ослепительно яркий солнечный ломтик, показавшийся над лесом и словно бы выжженный в моей памяти - пламя, которое не могла погасить никакая слепота!.. У меня невольно защемило горло, но я сумела вовремя загнать ненужные слезы на место, ограничившись лишь коротким, судорожным всхлипом. Вслух.
  "Цветок? - тут же подал голос Задира, - Ты что, плачешь?"
  "Вот еще, глупости какие, - я постаралась, и голос прозвучал почти нормально, - С чего бы мне плакать?.. Просто не могу уснуть".
  "Почему?"
  "Боюсь, что, если потеряю бдительности, эти, под потолком, тут же на меня набросятся".
  "Глупости, - засмеялся он, - Разве я им позволю тебя обижать?"
  "А ты уверен, что они могут тебя видеть?"
  "А им и не обязательно, - он усмехнулся, - Но, будь уверена - на их птичьи мозги одного моего присутствия хватит за глаза. Так что перестань бояться и спи. Солнце уже высоко".
  "Откуда ты знаешь? - удивилась я, - Ты же спрятался так, что даже нос наружу не торчит!"
  "А я чувствую, - вновь донесся смех из-под моего правого плеча, прижатого к прохладному дереву стены, - У меня было достаточно времени для того, чтобы научиться это определять... Ты слышала?"
  "Что? - я удивленно вскинула перепонку, - Я ничего... Что это?!"
  "Не знаю, - в голосе Задиры послышалось напряжение, - Честно, не знаю, Цветок! Но... он приближается! Лежи тихо".
  "Мне страшно!"
  "Не бойся, пока ты не двигаешься - он тебя не увидит. Главное - молчи, и не беги никуда, хорошо?"
  "Задира..."
  "Я здесь, с тобой. Все будет хорошо. Все будет хорошо!"
  Он повторял это раз за разом, пока эти слова не наполнили меня всю, и, все еще дрожа от ужаса, я, тем не менее, не вжалась в пол - буквально за мгновение до того, как услышала зловещий, пронзительный скрип рассохшегося дерева, явно свидетельствующего о появлении здесь какого-то крупного зверя. Шаги были медленными и на удивление редкими, но в тот момент я была слишком напугана, чтобы удивляться, и только непроизвольно сжималась от страха, когда пол в очередной раз вздрагивал под моим телом, и спящие под потолком жалохвосты сердито шипели и щелкали хвостами, сердясь на непрошеного гостя. Впрочем, судя по всему, сам он не обращал на них ровно никакого внимания, неторопливо прогуливаясь по скрипящему полу. Раз или два он даже что-то с него поднял - я услышала, как шуршат разлетающиеся в стороны листья - после чего столь же неспешно направился в нашу сторону. Меня вновь начало колотить, а уж когда та самая шершавая штука, что закрывала меня от остальной комнаты, двинулась наверх - я и вовсе чуть не припустила наутек, однако Задира вовремя придавил меня собой, не позволив сдвинуться с места.
  "Он нас не видит, - зарычал он мне прямо в ухо, - Успокойся же!"
  "Страшно... страшно... страшно!"
  "Тихо!" - рявкнул он, и я робко замерла на месте, прекрасно понимая, что именно сейчас для меня самым разумным будет довериться своему призрачному другу. Хотя, право слово, это далось мне с трудом... Шершавая штука заскрипела, касаясь холодной стены, и все шерстинки у меня на хребте так и встали дыбом, но - ничего особо страшного так и не случилось, а незнакомый зверь двинулся дальше, позволив мне наконец-то чуточку расслабиться. Кажется, пронесло...
  "Он уходит", - заметил Задира, все еще прячась среди теней где-то за моей спиной, хотя я и так могла слышать удаляющиеся шаги, постепенно затихшие где-то в лесу, после чего, наконец, смогла немного расслабиться и выглянуть из своего укрытия. Мои дыхала нервно раздувались, вбирая в себя новый запах - запах странного пришельца, похожий и не похожий на запахи обычных лесных обитателей, а также что-то еще - какой-то довольно сладкий аромат, доносящийся из основного помещения пещеры.
  "Какая-то штуковина, - ответил на мой невысказанный вопрос Задира, осторожно выглянув из-за моего плеча, - Кажется, она не живая".
  "Я схожу, посмотрю?" - это прозвучало почти как вопрос.
  "Только осторожнее", - он продолжал пристально вглядываться в "штуковину", и, тихо выбравшись из своего укрытия, я мало что не ползком направилась в сторону заинтересовавшего меня запаха. Висящие под потолком жалохвосты - а их, кажется, стало больше... - провожали меня отрывистыми криками, но пока что спускаться не решались, и, пару раз натолкнувшись на так некстати попавшиеся на пути деревянные образины, я все-таки добралась до источника сладкого аромата - какой-то продолговатой палочки, лежащей на полу. Внимательно ее исследовав кончиками губ, я заметила:
  "Точно неживая. Вроде бы, вкусная..."
  "Думаешь, это он оставил?"
  "Я не помню этой штуки, когда мы пришли".
  "Я тоже... Но зачем?"
  "Может, выронил?"
  "Может быть...", - в тоне Задиры отчетливо слышалось сомнение, но я уже наклонилась и, немного помедлив, лизнула "штуковину".
   Ох...
  Я так и села. Облизнула губы. Подумала. Еще раз облизнула.
  А потом подхватила "штуковину" и одним махом ее проглотила.
  Ибо за всю свою - пусть и короткую! - жизнь я, клянусь вам, не пробовала ничего вкуснее! Естественно, через несколько мгновений я опомнилась и заставила себя - мало что не силком! - отрыгнуть ее обратно в рот и начать ме-е-едленно пережевывать, стараясь распробовать. М-м-м... Так даже еще вкуснее получается!
  "Что, и в самом деле вкусная?" - недоверчиво подал голос Задира, но я была слишком занята, чтобы отвечать, и просто облизнулась, радуясь за свой длинный язык - с ним я не могла пропустить и крошки этого чудного лакомства!
  "Вкусно, значит, - со вздохом заключил Задира, - А если это яд?"
  Я лишь блаженно, в последний раз обмахнула языком губы. Ну и что?
  "Глупая", - поморщился он. Тот день мы так и провели в том убежище - пещере? Логове? Да откуда я знаю! - а вечером, когда Задира ненавязчиво намекнул на смену пристанища, я лишь фыркнула: зачем?
  "Мне здесь нравится, - заметила я, - Травы вокруг вдоволь, и хищниками, кажется, не пахнет. Нам нужен дом, Задира".
  "Он может вернуться".
  "Ну и что? - меня это не очень обеспокоило, - Вряд ли он здесь охотится, иначе бы он наверняка учуял мой запах!"
  "Да ладно тебе! - он дернул губами, - Лучше признайся честно, что ты просто хочешь получить от него другую штуковину!"
  "Ничего я такого не хочу! - фыркнула я, - Не придумывай глупости. Просто мне нравится эта пещера, и я хочу здесь остаться. Ты против, что ли?"
  "Нет, но... Я ему не доверяю".
  "Я тоже пока что не готова ему довериться, но эта пещера - хорошее пристанище, и мне здесь нравится. Давай останемся здесь!"
  "Цветок... Это нечестно!"
  "Почему? - я даже улыбнулась, такое у него было несчастное выражение на мордочке, - Я же ничего такого не сделала!"
  "Ага, это ты так думаешь, - все еще продолжая дуться, буркнул он, - Как будто не знаешь, что я не могу долго тебе отказывать!"
  "Не знаю, - я улыбнулась, - Но все равно - спасибо".
  "Да за что благодарить-то... - он, смутившись, отвернулся, глядя куда-то в сторону, - Просто имей это в виду!" - после чего, не дожидаясь ответа, он попросту растворился в воздухе, хотя, наверное, все равно услышал заливистый смех, которым я проводила его уход.
  "О, этот чудный голос... Разве его можно с чьим-то перепутать?"
  "Откровенно говоря, ни в жизнь. Ни за что! Он один такой на свете..."
  "Шорох! Шелест! Это вы!"
  "Ну, а кто же еще?" - хором ответили братья, появляясь из сплошной мглы.
  "Как я рада вас встретить! - и в самом деле, радость моя была неподдельной, - Как вы нас нашли?"
  "Ну, а как обычно ищут тех, кого потерял? - усмехнулся Шелест, - По голосам деревьев, по шепоту травы, по голосам птиц... Мы же не в пустыне живем, верно? А Лес видит и помнит каждого из своих детей, так что достаточно лишь обращать внимание на то, что тебя окружает, чтобы получить нужные сведения".
  "Вот откуда мы узнали, что случилось в ту ночь, Цветок, - добавил Шорох, и голос его чуть окрасился печалью, - Потому-то мы и не стали сразу искать с вами встречи. Такая трагедия... Нам очень жаль".
  "Если вы про мои глаза..."
  "О нет, нет, это-то как раз расстроило нас в последнюю очередь, - замахал на меня лапой ночной певец, - Глаза... какая мелочь! Но я имею в виду вашего... В общем, того несчастного юношу".
  "Понимаю, - я опустила глаза, - Я... и сама не знаю, что на меня тогда нашло. Вела себя, как полная идиотка. Если бы я была осторожнее..."
  "Что вы, что вы! - тут уже Шелест повторил жест брата, - Вы ни в чем не виноваты. Первая любовь всегда безумна, а потому прекрасна, и то, что вы полностью отдались голосам предков - это всего лишь горячий пыл юности, к счастью, со временем изрядно охлаждаемый жизненным опытом, так что... Жаль".
  "Но я не жалею, - я заставила себя слегка улыбнуться, - Почти... ни о чем. То была прекрасная ночь - последняя ночь, которую я видела, и которую я уже никогда не забуду. Разве одно это не делает ее особенной?"
  "Хм, - Шорох посмотрел на брата, - А вы повзрослели за время нашей разлуки, Цветок. В вас начинает проявляться мудрость".
  "Правда? - я засмеялась, - Ну, может быть, это и так называется. Просто теперь у меня есть целые дни, чтобы все обдумывать, и... переосмысливать".
  "И, значит, это и есть ваше новое пристанище? - Шелест оглянулся по сторонам, - Надо же... Искать убежища в логове двуногих..."
  "Кого-кого? Вы их что, знаете?"
  "А как же, - дернул щупом Шорох, - Мы ведь с братцем не вчера родились!"
  "И... кто они? Что это за существа?"
  "Ну, как бы вам так, попонятнее... - теперь уже задумались оба брата, - Они, в общем-то, вроде нас с вами, да только и не совсем. Они другие. Да, они так же, как мы, ходят, бегают, едят, спят, производят потомство и умирают, но при этом взять, к примеру, образ жизни двурога и бронеголова - и мы, при все настойчивости, найдем между ними не так уж много существенных отличий. А вот возьмем, скажем, бронеголова и двуногого..."
  "И мы тут же поймем, что сравнивать их просто невозможно, - фыркнул Шелест, - Так же, как странно было бы сравнивать огнекрылого с медузой, или рыбу с мотыльком. Они разные!"
  "Не понял, - раздался голос у меня за спиной, и, спустя мгновение, из сумерек вылепился Задира, - А вы нормально объяснить можете?"
  "Доброй охоты, наш юный друг, - кивнули ему братья-духи, - А что касается объяснений... Пожалуй, тут было бы легче показать, чем объяснить, но, к сожалению, если с одной разновидностью двуногих это еще сработает, то с другой..."
  "Разновидностью? - я удивилась, - То есть, они еще и отличаются?"
  "Разумеется, - усмехнулся Шелест, - И так отличаются, что, я вас уверяю, вы их быстро запомните и никогда не перепутаете! Первая разновидность - крупная, сильная, с гладкой синей кожей. Обитает она в лесу, и, в общем-то, вреда от нее не больше, чем от любого другого лесного зверя. Живут эти существа стаями, или стадами, как вам больше нравится это называть, потому что они и не хищники, и не травоядные - кажется, они могут питаться и тем, и другим. Вторая же разновидность..." - тут он сморщился, как будто ему на язык попала какая-то гадость.
  "Вторая разновидность появилась в Лесу совсем недавно, - мрачно продолжил Шорох, - и, судя по всему, она похожа на первую разве что своим двуногим обликом! Эта разновидность - помельче, бесхвостая, с очень тонкой и бледной шкурой. Живут они тоже группами, но, если у первых логовища чаще всего находятся в стволах Великих Деревьев, то эти, вторые, сами себе строят жилища, попутно искажая облик Леса до неузнаваемости... Слышали о Большой Яме?"
  "О чем?" - удивленно переспросила я, а вот Задира, кажется, понял.
  "Ну... было дело. Такая огромная рытвина в земле, верно?"
  "Ага, она самая. Думаешь, она там сама собой появилась?"
  "А вы хотите сказать... Но этого же не может быть!"
  "Увы, может, - усмехнулся Шелест, - Эту яму вырыли двуногие, и они же построили неподалеку от нее свой лагерь, что и по сей день "украшает" облик Леса. Страшное место... Выжженное, серое, полное ужаса и отчаяния... Там повсюду смерть. Там нет места радости. И любое существо, что забредет туда, уже никогда не вернется обратно. Во всяком случае... так нам рассказывали".
  "Сами-то мы там не были, но, - Шорох криво усмехнулся, - нам "посчастливилось" повстречаться с небольшой стаей этих самых бледнокожих уродов. Мы, собственно, не собирались на них нападать, однако они легко обнаружили наше присутствие, как бы мы ни прятались, и тут же... уничтожили нас. Всю стаю, представляете? За несколько мгновений!"
  "Неужели они настолько могущественны?.."
  "Им покорны гром и молния, Цветок, а это что-то да значит. Им достаточно лишь указать на тебя длинной черной палкой, которую они носят с собой, и тут же раздастся гром, а с ним - смерть. Уж поверьте нам, мы видели, как превращались в лохмотья зеленые папоротники, как летели щепки от стволов деревьев..."
  "Как наши братья, визжа от боли, кувыркались на земле, как хрустели их кости, как рвалась плоть... Как они умирали, не пройдя и трех шагов".
  "Нам повезло - мы умерли одними из первых, но увиденного хватило, чтобы наши смятенные души так и остались здесь, на земле, - в голосе Шелеста послышалась горькая тоска, - И до сих пор - хотя уже столько лет прошло! - время от времени мы приходим туда, чтобы вспомнить своих погибших товарищей. Так что - да, они настолько могущественны".
  "Но их сила зла, и, если только хочешь уцелеть - лучше держаться от них подальше, - подвел итог Шорох, - Вот потому-то мы и удивились, обнаружив вас здесь. Конечно, двуногие уже давно не заходили в это логово, но все же..."
  "Так ведь тот, кто заходил, был не бледнокожим! - подал голос Задира, - Я видел его ноги, и они были синие!"
  "Видели? - братья уставились на нас во все глаза, - И... он..."
  "Ничегошеньки нам не сделал, - фыркнула я, - Просто пришел и ушел".
  "А еще оставил какую-то штуковину", - добавил Задира.
  "Вкусную, - меня аж дрожью прихватило, - Сладкую. Я ее съела".
  "Хм, - ночные певцы переглянулись, - Ну, конечно, это не совсем наше дело, но все же... будьте осторожны. Им нельзя верить".
  "Лучше с ними вообще не встречаться".
  "И ни в коем случае не смотреть им в глаза!"
  "Они коварны, и легко могут заставить себя полюбить, но им неведома дружба или сострадание, а, вдоволь натешившись, они вас просто убьют. Для них наши жизни... ничего не стоят".
  "Так что берегите себя, ладно?"
  "Конечно, - я улыбнулась, - Спасибо, Шелест, Шорох. За то, что о нас беспокоитесь. Не волнуйтесь, мы будем очень-очень осторожны".
  "Во всяком случае, половина из нас", - фыркнул Задира, и мы, все четверо, невольно засмеялись.
  "Что ж, тогда позвольте вас покинуть, - усмехнулся Шорох, - Ночь длинна, и существует тысяча способов ее провести. Госпожа, наше почтение. Котенок?"
  "Чего?" - в голосе Задиры послышалось раздражение.
  "Береги ее. И себя тоже", - усмехнулись они, после чего растаяли в воздухе, а я, блаженно растянувшись на своем месте, продолжила жевать траву - хотя мысли мои были посвящены отнюдь не ей!
  "Как ты думаешь, то, что они тут нам наплели - правда?" - явно подслушав мои размышления, спросил Задира.
  "Не знаю... - задумчиво жуя, ответила я, - Но..."
  "Это неправда! - внезапно раздался чей-то обиженный голос, - Не все они такие! Есть и добрые!"
  "А, так вы, наконец-то, решили показаться", - я улыбнулась - и в тот же миг темнота перед моими глазами расцвела красками, когда еще три духа показались на глаза. И это были...
  Ой, мамочка...
  "Мы вас не обидим! - тут же поднял обе передние лапы тот, кто шел впереди, - Честное слово! Мы просто... просто хотим поговорить!"
  "Вы... двуногие, верно?"
  "Да. Но мы не хотим вам зла, честное слово!"
  "А можно ли верить вашему честному слову?" - судя по тону Задиры, он был готов зарычать, так что мне пришлось на него шикнуть:
  "Задира! Они же духи!"
  "И что с того? Духи, не духи - они двуногие! Они опасны!"
  "Неправда! - крикнул тот из двуногих, что заговорил первым, - Мы не такие! Мы никогда не были врагами Леса!"
  "А откуда нам знать? - фыркнул Задира, сверкая глазами, - Вы же умерли".
  "Нас убили", - тихо и грустно заметила молоденькая самочка, стоявшая за спиной первого духа... верно, вожака?
  "Убили? - удивилась я, - Кто?"
  "Они", - коротко бросил первый, и так прозвучало это слово, что не знаю, как у других, а у меня аж шерсть на спине зашевелилась!
  "Они? - Задира, кажется, тоже это почувствовал, - Кто - "они"?"
  "Люди с Небес, - в его голосе проскользнула горечь, - Те, кого вы называете бледнокожими".
  "Но... разве они вам не родичи?"
  "Сначала мы тоже так думали. Сначала они казались... хорошими, но потом... потом... - он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, после чего, резко тряхнув головой, выпалил, - Но они не все плохие!"
  "Ага, конечно", - вредным тоном откликнулся Задира, но молодой двуногий не обратил на его ехидство никакого внимания.
  "Среди них есть и те, что не несут с собой зла. Мы называем их "сноходцами". Эти бледнокожие похожи на нас, и, хоть они и странные, в них нет злобы!"
  "Похожи на вас? - вскинул брови Задира, - Погоди-ка... Так это один из этих ваших сноходцев приходил сюда сегодня?"
  "Это была... са'нок, - его лицо приняло несколько отрешенное выражение, в котором смешались грусть, боль и нежность, - Наша духовная мать. Она часто сюда приходит".
  "Она... знает, что вы здесь?"
  "Нет. Она ученый, - после этого непонятного слова его губы тронула улыбка, - Не думаю, что она вообще верит в существование таких, как мы".
  "Тогда почему вы все еще здесь?"
  "Мы... не можем уйти".
  "Это я уже поняла. Но почему?"
  "Мы... В общем..." - он замялся, но тут на помощь ему пришел Задира.
  "У вас еще остались неоконченные дела в этом мире, верно?"
  "Да", - в улыбке двуногого проскользнула грусть.
  "Дела? Какие дела?" - я переводила "взгляд" с одного на другого.
  "Кусати, - он кивнул на свою спутницу, - в тот день взяла с собой мамину подвеску, пообещав вернуть вечером, но она оборонила ее, когда убегала, а потом ее... подстрелили, и она так и не смогла выполнить обещание. Она не ушла, а потому и Ломпо, ее младший брат, - тут он, очевидно, имел в виду малыша, которого Кусати держала на руках, - застрял тут вместе с ней".
  "А ты почему не ушел? Да, кстати, как тебя зовут?"
  "Энту. Я не ушел, потому что... - он, кажется, смутился, - не извинился. Моя... гм, девушка, которая мне нравилась... Нинат... мы с ней поссорились в тот день. Она не понимала, почему я хожу сюда, и я на нее накричал. Мне до сих пор стыдно, что так получилось, и я был бы рад извиниться... но не могу. Духи не могут общаться с живыми..."
  "Это смотря с какими живыми, - фыркнула я, - Я ведь тоже, как ни крути, еще не умерла. Так что... пожалуй, я смогу вам помочь!"
  Ответом мне послужили три... нет, четыре пары недоумевающих глаз.
  "Что? Вы сказали, что у вас есть незаконченные дела, которые нужно завершить, прежде чем уходить - так я помогу вам их закончить!"
  "Но... ты же..."
  "Ну и что? - я презрительно дернула щупальцами, - Ну и что, что я слепая? Это еще не делает меня глухой и хромой, к вашему сведению! - после чего я посмотрела на Кусати, - Где ты оборонила свою подвеску?"
  "Снаружи... Я выпрыгнула через окно, и она свалилась".
  "Тогда пошли, посмотрим", - решительно сказала я, и, поднявшись, уже вполне уверенно зашагала к выходу. Задира тут же пристроился ко мне в бок, и я не могла не заметить его напряженного выражения.
  "Что? Разве это плохо - помочь им?"
  "Нет, в общем-то, не плохо, но почему-то меня гложет смутное сомнение, что мы нарываемся на приключения... тебе так не кажется?"
  "Кажется, - я улыбнулась, - Но именно этого я и добиваюсь!" - после чего, засмеявшись над его оторопевшим выражением, я легко сбежала вниз, с немалым наслаждением коснувшись упругой лесной земли.
  "Кусати?"
  "Сюда, - позвала девочка, - За школой".
  "Тогда веди", - кивнула я, пробираясь за ней следом. Дорога была незнакомая, да еще и порядком заросшая, так что даже поддержка Задиры не помогала мне спотыкаться меньше, и к концу сего короткого путешествия я умудрилась отбить себе все шесть коленей, и изрядно прихрамывала. Слова Задиры о том, что я наживаю себе приключения на особое место, начали сбываться...
  "Вот здесь она упала, - раздался голос Кусати, - А потом ее, наверное, смыло под дом..."
  "Сейчас посмотрим", - я решительно двинулась вперед, но тут меня придержал Задира.
  "Погоди. Там темно".
  "И что?"
  "Там что-то ползает..."
  "И что?"
  "И я не ошибусь, если в таких местах может водиться всякая дрянь".
  "И что?!"
  "Ты не боишься?"
  "Пфр-р-р! - я постаралась, и это прозвучало как можно насмешливей, - Вот тебе и одно из преимуществ слепоты, Задира: нисколечко! Как можно бояться того, чего не можешь видеть?" - и, поплотнее прижав рога к спине, я полезла под эту самую... школу. Видимо, раньше она была существенно выше над землей, но время и дожди сделали свое дело - деревянные подпорки провалились вниз, так что теперь даже я - с моим-то размером! - вынуждена была стоять на полусогнутых ногах, чтобы не касаться осклизлого и жутко холодного "потолка" (вернее - пола) спиной... Ну, разумеется, я соврала! Или вы думаете, что я такая бесстрашная - без дрожи в поджилках лезть во что-то незнакомое, промозглое, сырое... Бр-р-р! До сих пор дрожь берет, как вспоминаю. Но, по-моему, сделала я это не зря, ибо если еще и существовал шанс доказать всему миру - и самой себе - что я не так беспомощна, как кажусь, то это был он. И по сравнению с этим всякие черви, многоножки и па... па... пауки! - ой, бр-р... - право слово, не так уж страшно! Тем более, что главной-то проблемой были как раз не они, а то, что, при всем моем воображении, я никак не могла представить, как же может выглядеть эта самая "подвеска", и потому ощупывала все подряд, пытаясь найти нужное.
  "А ты по запаху попробуй, - посоветовал Задира, высвечиваясь где-то за моим плечом, - Она ведь должна пахнуть двуногим, верно?"
  "Может быть, - фыркнула я, - но, в отличие от кое-кого, мое обоняние не настолько тонкое, чтобы учуять здесь что-то полезное... может, поможешь?"
  "Я не могу чувствовать запахи, - он лишь плечом пожал, - Разве что только через чужие ощущения... Но что-то мне подсказывает, что вот эта кисловатая вонь - то, что нам нужно".
  "Хм", - откликнулась я, поводя дыхалами, после чего мужественно полезла дальше, стараясь не обращать внимание на клочья паутины, а также что-то мелкое и пищащее, разбегающееся прямо у меня из-под ног. Запах вел в самый центр, и, добравшись туда, я не без странного удовлетворения обнаружила перед собой что-то влажное и липкое - наверное грязь, образовавшуюся после дождя.
  "Видишь эту... подвеску?" - спросила я у Задиры.
  "Вижу что-то грязное, торчащее чуть впереди, - фыркнул он, - А уж подвеска это или нет... Оно прямо перед тобой, ты даже сможешь до него дотянуться, если как следует вытянешь шею".
  "Хорошо", - кивнула я, покрепче упираясь коленями в разъезжающуюся влажную землю и вытягивая голову вперед. Мои щупы, извиваясь, легко касались поверхности этой застывшей лужи, продвигаясь все дальше и дальше, пока, наконец, не нащупали что-то твердое, никак не похожее на деревяшку или кусок мха. Пару раз проведя по ней, я обнаружила на ней что-то вроде колечка, и попыталась осторожно вытянуть эту штуковину на сухое место... ага, как же. Подвеска, не подвеска, но засела она там прочно, и, сколько бы я ее ни дергала, никак не хотела поддаваться. Ну что... кажется, выхода у меня нет - и, на всякий случай сглотнув, я осторожно коснулась копытом края грязевой лужи. Та ответила мрачным хлюпаньем - она ничуть не застыла, хотя со времени последнего дождя прошло уже несколько дней, и мое копыто тут же погрузилось вниз, никак не в силах нащупать дно.
  "Завязнешь, - сказал Задира, внимательно наблюдая за моими действиями, - Слишком уж тягучая гадость".
  "И что же... тогда... делать?" - я кое-как выдрала ногу наружу, тут же отметив, что мой приятель как никогда прав - завязнуть тут проще простого.
  "Давай я сперва попробую ее к тебе подтолкнуть", - и, не дожидаясь моего согласия, он прыгнул вперед... естественно, ни на волосок не провалившись! Я невольно ощутила укол зависти - ловко! - но тут же прогнала его прочь, тем более, что Задира, в два счета добравшись до середины лужи, уже начал раскачивать засевшую подвеску из стороны в сторону. Выражение на мордочке у него при этом было крайне сердитое, и я сперва решила, что это он из-за меня разозлился, что я такая неуклюжая, но, на мгновение оторвавшись от своего занятия, он покачал головой:
  "Нет, не на тебя. Просто, когда я злюсь, получается лучше", - после чего он продолжил теребить подвеску, и, приглядевшись хорошенько, я даже сумела разглядеть, как он это делает - каждый раз, когда он пихал неподатливую штуку, по его телу словно бы пробегала дрожь, заставлявшая его обычно спокойное, чуть лиловое сияние полыхать кроваво-красным, вспыхивая яркими огоньками на кончиках когтей, когда он в очередной раз бил ими по цели. Дело продвигалось медленно - все-таки подвеска здорово замуровалась в этой грязюке! - но упорству Задиры можно было только позавидовать, так что под конец даже лужа не выдержала - толстая корка лопнула - как будто кто-то глубоко вздохнул, после чего, крайне довольный, Задира уже без особых проблем выковырял подвеску наружу и торжествующе подпихнул ее почти к самому берегу.
  "Вот так-то, - в его голосе послышалось нескрываемое удовольствие, - Выходит, и я еще на что-то гожусь! Ну что, пошли?"
  "Э... и это и есть та самая... подвеска? - я недоверчиво понюхала, после чего внимательно ощупала лежащий у моих ног кисло пахнущий комочек, сплошь состоящий из каких-то запутанных веревочек, - Фу-у-у, гадость какая..."
  "Ты только при девчонке такое не вздумай ляпнуть! - Задира неодобрительно на меня глянул, - Может, и гадость, да только любая дрань, если от матери..."
  "Ладно, ладно, не буду, - я поспешно запихала неприятные мысли о запахе и всем прочем подальше, после чего еще раз ощупала вещицу и, отыскав то самое колечко, аккуратно взяла его губами, стараясь при этом не морщиться, - Пошли".
  И знаете, что?.. Знаю, там воняло. Знаю, там было мокро и холодно. Знаю, там были пауки, многоножки и всякая прочая гадость, но - но! - я бы, наверное, с удовольствием спустилась бы под эту самую школу еще не раз, и даже не два - лишь бы после каждого возращения меня ожидало то же лицо, что было у Кусати, когда я, тяжело пыхтя, выволокла ее драгоценную подвеску наружу. Какие у нее были глаза... Она так и не отпустила своего брата, продолжая прижимать его к груди, однако, как мне кажется, ее лицо сказало мне больше, чем любые движения или жесты. Даже у Энту, мимолетом взглянувшего на перепутанный грязный комочек, как-то странно задрожали губы, однако я это увидела уже, если можно так выразиться, краем ума - испытывая, по известным причинам, злостную тягу к текучей воде, я направилась к ближайшему источнику - тому самому ручью, который я давеча столь бесславно пересекала. Правда, теперь он вызвал во мне куда больше приятных ощущений, и, крепко зажав подвеску зубами, я принялась полоскать ее в воде, ориентируясь лишь по шлепанью и плеску воды. Признаться честно, я искренне сомневалась, можно ли вообще отмыть эту штуковину, однако - дело есть дело, и, мало-мало ее отполоскав (мысль о том, что нести ее придется-то мне только добавила мне рвения), я осторожно положила ее на берег, на всякий случай еще и накатив сверху небольшой камень, после чего принялась отмываться сама, фыркая и встряхиваясь всей шкурой, точно какой-нибудь гребнешей.
  "Вижу, вода тебя уже куда меньше напрягает", - заметил Задира со смешком, когда я, мокрая, но довольная, вышла на берег.
  "В ней находишь уйму положительных качеств, когда требуется смыть с себя грязь, - хихикнула я в ответ, энергично отряхиваясь, - Так что, мы идем?"
  "Сейчас? Рассвет совсем скоро".
  "Хм. Тогда что? Будем ждать следующей ночи?"
  "Думаю, разумнее всего будет отправиться в путь сразу после заката, - кивнул Задира, после чего оглянулся на троих детей, стоявших неподалеку, - Возражений нет?"
  "А пока не наступит вечер, у нас есть куча времени, чтобы заняться очень важным и нужным делом", - заметила я.
  "Это каким же?"
  "Как - каким? Узнать друг о друге побольше, разумеется! - я аж засмеялась, увидев выражение у него на лице, - Что? По-моему, отличная идея! - и, посмотрев на двуногих, спросила, - Расскажете нам о себе? Вы ведь сказали, что наши друзья ошибались, когда говорили о вашем племени - ну, так поведайте о нем сами!"
  "Если вы хотите узнать - конечно, расскажем, - кивнул Энту, - Только рассказ может оказаться длинным..."
  "Ну, а мы никуда и не торопимся", - волей или неволей, но я почти повторила слова Задиры, сказанные мне в день нашей встречи, и, кажется, он тоже это заметил - во всяком случае, его губы тронула ухмылка. Подобрав подвеску (даже после мытья она стала немногим лучше на вкус), я вернулась обратно в школу, безошибочно отыскав понравившееся мне место. Задира тут же устроился у меня за спиной, как будто прикрывая, а дети расселись вокруг, подтянув под себя ноги. Выражения на их лицах были крайне торжественны, как будто они совершали некий важный ритуал, и даже малыш Ломпо не ерзал на руках у сестры, с крайне сосредоточенным видом грызя собственный палец.
  А потом Энту запел.
  Как он потом, позже, признался, он долго думал, как бы лучше донести до нас суть того, что он собирался рассказать, но, в конце концов, решил, что ничто не выразит это лучше, чем песня. В жизни его соплеменников - он называл их На'Ви, или "Народ" - песня не была чем-то особенным, и услышать поющего На'Ви было едва ли не проще, чем На'Ви говорящего, однако тогда я этого еще не знала, и меня тут же зачаровали эти глубокие переливы, то быстрые, то медленные, то грустные, то почти веселые. Чуть погодя к пению присоединилась Кусати, и ее звонкий голосок ничуть не нарушил, а наоборот - подхватил пение Энту, добавив ему чистоты и яркости звучания. Сначала я внимательно вслушивалась в слова песни, пытаясь в них разобраться, однако потом поняла, что это бесполезно - и, чихнув на все это, попросту отдалась самой песне, что уводила меня все дальше и дальше, в самое сердце мира На'Ви. Кажется, ее сочиняли на протяжении не одного поколения, и она постоянно менялась, словно бы составленная из нескольких маленьких кусочков: в ней слышались то яростные, мощные напевы охотничьих песен, то нежная мелодия колыбельной, а то и грустные отблески траурных плачей по умершим близким. Жизнь и смерть сплелись в этой песне воедино, закручиваясь тугой спиралью, и под конец я не выдержала - принялась подпевать, бессловно, бессвязно, но с каким-то диким восторгом, захватившим все мое существо. Я словно была там, с ними, сквозь толщу воспоминаний этих детей - я танцевала вокруг полыхающего костра, почтительно касалась морды убитого на охоте двурога, играла в догонялки, заворожено следила за чьими-то ловкими пальцами, проворно сплетающими из цветных шнурков легкую ажурную накидку, а чуть погодя - уже сама пыталась плести что-то похожее, слушая, как работающие рядом женщины на пять голосов поют какую-то старинную песню о делах давно минувших дней... Я не знаю, были ли те отрывочные видения лишь плодом моего воображения, или же сами дети, не осознавая того, подарили мне частицу своих воспоминаний, но одно скажу точно: подобного я еще ни разу не испытывала, и, когда песня закончилась, я почувствовала, как по моим щекам текут слезы, то ли от печали, то ли от радости. И когда за своей спиной я услышала какой-то хриплый, судорожный вздох - честное слово, сначала отнеслась к этому, как с само собой разумеющемуся!
  Только пару мгновений спустя до меня наконец-то дошло, что вздыхать здесь могла одна только я.
  И когда эта мысль наконец-то достучалась до моего сознания...
  Знаете, какой главный принцип ответственен за выживание моих сородичей в лесу? Когда речь заходит о спасении шкуры - доверяй телу, а не разуму.
  А тело приказало внятно и коротко: бежать!
  Вот только (грустное "хи-хи..."), скажите честно и откровенно - когда в вашей жизни наступают вот такие вот "особые" моменты, было ли хоть раз, чтобы в дело не вмешался вечно самовлюбленный и вечно непредсказуемый случай?.. У меня - нет. Поэтому-то я почти не удивилась, когда, напролом шарахнувшись куда-то в сторону, я почти тут же врезалась... то ли в низко нависшую ветку, то ли во что-то похожее - но удар был сильный, так что на несколько мгновений я словно бы выпала из внешнего мира... а когда очнулась, то обнаружила, что лежу на чем-то мягком, и чьи-то руки...
  Руки?!
  "Успокойся, успокойся! - кричала мне прямо в уши Кусати, пока я, точно безумная, с отчаянным криком вырывалась на свободу, - Она тебе ничего не сделает... Ничего не сделает! Цветок, ну же! Цветок!" - однако мне было чихать, что она там говорит, и... Откровенно скажу - уж не знаю, ее ли слова достучались до моего разума, или же просто не так много сил было в моем тельце, чтобы долго время сопротивляться крепкой, хоть и бережной хватке, но, спустя какое-то время, я утихла, прижатая (или прижавшись?..) к теплому боку и слушая тихий голос, шепчущий мне в уши успокаивающие слова. Я не понимала смысла этих слов, я вообще не представляла, как можно произносить столь странные звуки, но постепенно меня отпустила дрожь, и я наконец-то осмелилась поднять голову. Я не увидела эту женщину - все-таки она была не мертвым, а вполне живым существом - однако некое слабенькое сияние, похожее на то, что окружало Задиру, когда он вытаскивал подвеску из грязи, уловила, и, чуть поколебавшись, осторожно протянула вперед щупальца. Женщина не сделала ни малейшей попытки мне помешать - наоборот, она замерла на месте, причем я была уверена, что дело тут не в страхе - ибо, право, меня ли ей было бояться?.. Я легко, точно мотылек, касалась ее на удивление гладкой кожи, прослеживая мерцающий рисунок сияющих точек от кончиков пальцев до груди, сквозь какую-то мягкую шелуху, а потом - выше, к голове, что в моем разуме сияла, точно звездное небо, мириадами переливающихся огоньков. Некоторое время я внимательно ее "разглядывала", поглаживая щупальцами, чтобы убедиться, что это действительно не игра воображения, после чего аккуратно коснулась единственного длинного щупа, растущего из основания затылка, прослеживая замысловатое плетение волос, покрывавших ее плотным коконом - и не менее причудливую игру каких-то светящихся букашек, деловито шнырявших туда-сюда при каждом моем прикосновении. Некоторое время я наблюдала за ними, словно пытаясь что-то распознать в хаотичном метании, пока, наконец, одно из моих щупалец не добралось до самого кончика - и в тот же миг мы обе вздрогнули, словно от порыва холодного воздуха, а я - еще и от зрелища того, как множество сверкающих "жучков" запылали еще ярче, смешиваясь друг с другом на кончиках наших объединившихся душ... Через некоторое время "жучки" утихомирились, перестав метаться в разные стороны, и я наконец-то смогла прочувствовать душу этой женщины... почувствовать боль, страдание, тоску, но при этом - неисчерпаемую нежность и заботу, которые буквально переполняли ее душу, успокаивая любую муку и унося с собой печаль. Я попросту-таки застыла на месте, с головой погрузившись в это бездонное озеро нерастраченной любви, лечившей, успокаивающей... а когда наконец-то сумела поднять из его глубин, то первым делом сказала:
  "Спасибо".
  "За что?" - у нее оказался хриплый, но довольно-таки приятный голос, не такой мелодично-птичий, как у На'Ви, но в нем слышалось что-то особенно теплое, навевающее мысли о мамином молоке, об уютном логове... и о чем-то еще.
  "За то, что позволила прикоснуться к своей душе. Я... не была уверена, что мне будет позволено это сделать, - после чего, не дожидаясь, пока она ответит, положила подбородок ей на колени, так, чтобы чувствовать мерное биение крови, - Можно я... полежу так немного?"
  Она коротко кивнула - я не увидела, но, благодаря тому, что наши щупальца были по-прежнему связаны, почувствовала ее жест, как свой, и удовлетворенно затихла, чувствуя, как сладко сжимается горло.
  "Откуда ты узнала эту песню?" - чуть погодя, спросила женщина... Грэйс.
  "Услышала. Ее пели дети, живущие в этой школе... Энту, Кусати и Ломпо".
  "Кусати?.. - каким-то мертвым, потерянным голосом переспросила она, и словно бы вся тоска мира прозвучала в этом имени, - Ты ее знала?"
  "Я и сейчас ее знаю, - я невольно улыбнулась, - К тому же... - я чуть повернула голову, глядя на полупрозрачные тени, мелькающие где-то на дальнем краю сознания, - Сейчас она смотрит прямо на тебя".
  Глаза Грэйс расширились, и она резко, порывисто вскинула голову, вглядываясь в залитый солнечным светом воздух, искрящийся мелкими пылинками. Мне осталось лишь грустно улыбнуться... я ведь видела, как судорожно прижала к себе брата девушка, видела слезы, текущие по ее бесплотным щекам... Их са'нок не могла их видеть, однако наверняка чувствовала их присутствие - иначе зачем бы приходила сюда, раз за разом, ища, но не в силах найти?..
  "Они по-прежнему любят тебя, - тихо сказала я, - По-прежнему называют своей матерью. Они не сердятся, Грэйс".
  "Это моя вина... - на ее глазах показались слезы, - Моя вина... Я не смогла их защитить. Они погибали под пулями, а я... я ничего не могла сделать!"
  "Ты сделала все, что было в твоих силах, - я старалась, чтобы голос мой звучал как можно мягче, и, кажется, мне это удалось, - И эти дети - тому доказательство. Они по-прежнему тебя любят, Грэйс! А любовь таких детей..." - я как-то неопределенно дернула плечами, не в силах подобрать нужные слова, и замолчала, даже не поморщившись, когда первая соленая капля упала мне прямо на лоб. Сквозь влажную пелену, застилающую ее глаза, я даже с некоторым удивлением видела саму себя - крошечное, нескладное существо с изуродованной головой, покрытой ужасными шрамами - как будто залепленной потеками застывшей смолы из кое-как да наперекосяк сросшейся плоти... Впрочем, разглядывать себя мне было мало удовольствия, а обрывки воспоминаний Грэйс, которыми был буквально заполонен ее разум, были ничуть не более приятны (не говоря уже о том, что рыться в них в такой момент мне было, мягко говоря, неудобно), поэтому я благоразумно отрешилась от всего внешнего мира, позволив себе просто лежать на этих вот теплых коленях и почти дремать, при этом едва заметно улыбаясь... а потому, наверное, не сразу заметила, что ход мыслей Грэйс изменился... стал как-то светлее и чище. Заинтересовавшись, я попыталась разобраться в этих, новых воспоминаниях, и сперва даже подумала, что вижу сквозь ее глаза свой собственный мир - но, приглядевшись, поняла, что это не так. Да, этот мир был похож на тот, в котором жила я, но, в то же время, он каким-то невероятным образом от него отличался, причем я никак не могла понять, был ли он лучше или хуже... Он просто был - другим. Совсем как те существа, что его населяли.
  "Это - Земля. Мой родной мир..."
  Голос Грэйс тоже как-то странно изменился, в нем появились новые нотки - что-то вроде беспредельной грусти, от которой хотелось забиться поглубже в эти добрые, ласковые руки и никогда, никогда не показываться... Воспоминания сменяли друг друга, и так же, как песня детей показывала мне их жизнь, так и эти картинки из памяти Грэйс позволяли мне, даже представить не могущей, что за пределами моего родного мира есть другие, в которых живут разумные существа - хотя бы кончиком щупальца прикоснуться к жизни, отстоящей от меня... даже не знаю, на какое огромное, немыслимое расстояние! Я видела теплые, влажные леса, полные жизни и красок, а видела другие - тихие, мрачные, укутанные во что-то белое и искрящееся, падающее прямо с небес; я видела бескрайние золотистые пустоши, то неровные, покрытые бесконечными волнами, а то - гладкие, как чья-то ладонь, но заросшие густой, высокой травой, над которой лишь изредка, то тут, то там поднимались одинокие скалы; я видела воду - широкие реки, могучие водопады, тихие озера и необъятное море, то глубоко-синее, то сердитое, серое, а то начинающее отсвечивать радостным золотисто-зеленым... И всюду - в воде, на суше и под облаками - плавали, бегали и летали самые разнообразные существа, похожие и не похожие на тех, которых я знала. Некоторые из них были голыми и гладкими, другие - покрыты чешуей, а третьих с ног до головы одевал густой, роскошный мех, рядом с которым моя жесткая щетинка казалась, мягко говоря, не такой уж замечательной...
  "Какие красивые... - еле слышно прошептала я, глядя на группу каких-то пятнистых животных с длинными шеями и не менее длинными, стройными ногами, неторопливо бредущих друг за другом на фоне высоченной отвесной скалы, казавшейся выгоревшей костью какого-то исполинского зверя, - Кто они?"
  "Жирафы. Когда-то они жили на одном из наших материков, но... последний дикий жираф был убит, когда мне не было и десяти, а еще через десять с небольшим лет я лично участвовала в программе по их клонированию... другими словами - по созданию живых копий когда-то существовавших животных. И вот эта троица - первые клоны, которых нам удалось вырастить до взрослого состояния, - в ее голосе послышалась горечь, - Клоны! Копии! Забавные экспонаты для парков развлечений, а потом, когда фурор пройдет - объекты охоты для того, кто больше всех за них заплатит... За власть, за богатство и за удовольствия - мы продали свои души, превратившись в каких-то жалких, искалеченных существ, тараканов, роющихся в зловонной свалке, в которую мы превратили всю нашу планету... - она глубоко, но как-то судорожно вздохнула, как будто ей не хватало воздуха, - Вот почему, когда мне предложили прилететь сюда, на Пандору - я согласилась, не раздумывая. Этот мир словно бы придал смысл всей моей жизни... Хотя нет, даже не так. Он попросту вдохнул в меня новую жизнь".
  "Неужели твой мир настолько ужасен? - я непритворно удивилась, - Но ведь то, что ты мне показывала..."
  "Такой была Земля в течение миллионов лет, пока, наконец, на ней не появились люди, - а вот теперь в ее тоне точно послышались гневные нотки, - Хотя нет, даже не так... до тех пор, пока люди не начали свою безумную гонку в поисках силы и энергии, попутно не замечая, что своими действиями они подвели родную планету на грань исчезновения. Мы сами убили свой мир..."
  "И ты с готовностью оставила его, - не знаю, почему, но в моем голосе послышалось осуждение, - Улетела к звездам и бросила его умирать... так?"
  "Я прилетела, чтобы ее спасти".
  Ответом ей послужил мой недоуменный взгляд.
  "Земля умирает. Ей осталось уже не так долго, а человечество своими же руками, медленно, но верно выкапывает себе могилу. И даже если мы, прямо сейчас, оставим Землю в покое, улетев куда-нибудь в космос - на Пандору или в какой-то пригодный для жизни мир - то вряд ли сможем скоро вернуться домой - ведь некоторые опасные радиоактивные элементы распадаются в течение десятков миллионов лет, а все природные экосистемы необратимо разрушены, так что нужны еще, по меньшей мере, миллиарды - миллиарды! - лет, чтобы природа смогла своими силами восстановить утраченное равновесие, - на этот раз это уже была не улыбка, а какой-то бессильный оскал, - А, учитывая, что единственным известным нам небесным телом, на которой, в принципе, способны существовать люди, была и остается Пандора... Я прилетела сюда, чтобы спасти и ее".
  "Я не понимаю..."
  "Боюсь, что и не поймешь, - она грустно на меня посмотрела, - Но из всех существ, что мне известны, малых или больших, люди упорнее всего цепляются за жизнь, при этом сбрасывая в пекло преисподней мириады чужих жизней - лишь бы уцелеть самим! И, если до этого дойдет, те, кто правят нашим прогнившим обществом, без лишних угрызений совести колонизируют Пандору".
  "Колонизируют?" - я удивилась непонятному слову.
  "Другими словами - превратят ее во вторую Землю, и не успокоятся, пока не извлекут все ценное или полезное из ее недр, до последней крупицы, после чего попросту бросят ее умирать и, точно падальщики, отправятся на поиски следующего мира, - Грэйс поморщилась, словно у нее болели зубы, - Они ни перед чем не остановятся. Они вырубят леса, выжгут равнины и отравят воду, а На'Ви, если не перебьют, то отправят в резервации, и будут держать там, словно зверей в заповеднике, пока не превратят в такой же тупой и ко всему безразличный скот, который можно будет использовать по своему усмотрению... - голос Грэйс стал суше, пока она с видимым безразличием рассказывала мне все это - хотя, я это чувствовала, внутри она вся кипела, - Поверь, такое уже было в нашей истории, и вряд ли Корпорация или же какое-либо иное подобное ей чудовище посчитают это чем-то противоестественным".
  "Но... но ведь так же... нельзя. Это неправильно! Почему?.. - мне просто не хватало слов, и мысли мои метались, точно вспугнутые мотыльки, не позволяя сосредоточиться ни на чем определенном, - Почему, Грэйс?!"
  "Вот и я не знаю, - одна ее рука сжалась в кулак - вторая лежала у меня на загривке, - Но, поверь мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не произошло! И не я одна... Пусть даже большая часть людей уже ни во что не верит и ни на что не надеется, пусть даже общество разваливается на куски и превращается в ничто - еще остались среди нас те, кто несет огонь в сердце, кто еще готов сражаться за свою человечность, за Землю - и за Пандору! - ее глаза вспыхнули, точно у хищного зверя, но не голодным, а каким-то совсем другим, вдохновенным светом, - Остались те, кто все еще верит в свое будущее, кто готов сбросить с себя рабские оковы и вновь стать не рабочим быдлом, а людьми... И я молюсь Богу, Эйве и всем прочим высшим существам, чтобы им хватило мужества восстать против законов собственного мира и спасти свою умирающую планету, - ее плечи как-то устало сгорбились, словно на них сейчас лежала вся тяжесть Вселенной, - И хоть я немногое могу - я буду стараться изо всех сил, чтобы дать Земле еще один шанс на спасение. Это я тебе обещаю. Что бы ни случилось - я буду защищать Пандору так яростно, как только смогу. Я буду стоять за нее, зная, что тем самым я зажигаю свет надежды для своей родной планеты, которую еще может спасти ваш удивительный мир... - она как-то судорожно стиснула складку кожи на моей спине, но я не поморщилась и не попросила ее прекратить - я вообще не почувствовала никакой боли, - Я верю в это. Верю всем сердцем".
  "Ты будешь сражаться... за нас? - в моем голосе, знаю, послышалось легкое недоверие, - Против своего собственного народа?"
  "Я буду сражаться против гнили, в которой уже не осталось ничего человечного, - ее глаза прищурились, и она почти зашипела, как рассерженный пестрокрыл, - Я буду сражаться против ненависти и алчности, против злобы и отчаяния, против бесчувственности и невежества - против всего, что отравляет мой народ и превращает его в чудовищ. Я буду сражаться за своих братьев, погрязших в грязи, за свою планету - и за тех несчастных детей, что погибли в этих стенах из-за того, что им взбрело в голову, будто никакой другой голос не звучит так же убедительно, как голос силы! - теперь в ее голос послышалась настоящая мука, и слезы вновь задрожали на ее глазах, - Ради Энту, Кусати и Ломпо, ради Икалу, Тасуна, Меканея, Туке и Невей... Ради них всех. Против тех, кто отнял их у меня! Против этих кровожадных тварей, что всего несколькими выстрелами оборвали их жизни! - яростно взвыла она, точно раненый зверь, точно мать, что, вернувшись в логово, обнаружила там своих мертвых детенышей... я порой слышала, как моя приемная мама кричала так во сне... - Я буду сражаться за то, чтобы никогда больше жизни детей не становились пешками в политических играх, ведущихся за миллионы километров от них, чтобы ни одна... - дальнейшие ее слова я просто не разобрала, но, судя по эмоциям, это было самое грязное ругательство из всех, что она знала, потому как, выговорившись, она даже немного смутилась, посмотрев на меня, - Прости, пожалуйста. Я... сорвалась".
  "Ты веришь в то, что говоришь, и этого достаточно, - я лишь пожала плечами в ответ, - И ты действительно хорошая, Грэйс... Они не зря в тебя верили".
  "Но почему они остались здесь? Почему до сих пор страдают?!"
  "Потому, что у них остались дела в этом мире, которые нужно завершить прежде, чем отправляться к Великой Матери. Не волнуйся, - тут же добавила я, заметив выражение у нее на лице, - я им помогу. Сегодня вечером я отправлюсь туда, где живет их клан, и постараюсь закончить их дела, чтобы они наконец-то обрели покой. Обещаю, Грэйс - я не позволю им больше мучиться".
  Она кивнула, причем я чувствовала, что она мне верит - не то, чтобы целиком и полностью, но за сумасшедшую тоже не считает, а это уже было немало.
  "Я... могу чем-то помочь?"
  "Тебе же нельзя туда, верно?" - я чувствовала и эту боль, в ее мыслях, и, судя по выражению на лице, угадала.
  "Сомневаюсь, что мне там будут рады, - она опустила глаза к полу, - Но... можно мне... попросить тебя?"
  "Конечно", - тут же ответила я, недоумевая, о чем таком она может меня попросить - но, как оказалось, ответ был прост.
  "Можно мне... посидеть тут, с тобой, до заката?"
  Я лишь слегка дернула свободным щупальцем в ответ, не видя необходимости отвечать - она ведь все равно знала, что я ей не откажу, и, кажется, она поняла - ее губы чуть тронула улыбка, и она бережно, но при этом все с той же любовью, провела рукой по моему загривку, перебирая жесткую щетину. Было не больно, даже приятно, и я не стала останавливать ее рук, вместо этого наслаждаясь столь редким ощущением блаженства, наполнившим мою душу и заставившим горло мелко-мелко дрожать... а там и вовсе разродиться тем самым заветным звуком, заставившим Грэйс изумленно распахнуть глаза и прекратить меня гладить. Звук тут же утих, и, немного помолчав, женщина недоверчиво спросила:
  "Ты... мурлыкаешь?!"
  "А что тут такого? - я даже удивилась, - Моя приемная мама всегда мурлыкала, когда ей было приятно - так почему я не могу поступать так же? - и, полежав немного, попросила, - Пожалуйста... продолжай".
  Кажется, она хотела что-то спросить, но так и не решилась оформить вопрос в четкую мысль, а я не успела уточнить - ее рука вновь начала гладить меня, и я не смогла сдержать довольного урчания, тут же позабыв обо всех своих намерениях - не до того мне было, право... Ибо было мне так хорошо и спокойно, как уже давно, очень давно не было. Рядом с Грэйс словно бы отпускали все тревоги и заботы, и хотелось, подобно маленькому детенышу, просто лежать неподвижно, слушая сонное поскрипывание вернувшихся с охоты жалохвостов да тоненький звон прозрачных крыльев мошкары, клубящейся в косых лучах солнечного света - и потому мне было особенно тяжело сказать ей, когда из бледно-золотого свет начал окрашиваться в алые тона заката.
  "Мне уже пора..."
  "Да, - чуть слышно прошептала она в ответ, с сожалением в голосе, - Ты еще вернешься сюда?"
  "Не знаю", - честно ответила я, и Грэйс кивнула.
  "Так я и думала... - в ее голосе не было обиды или укора, - Тогда, если увидишь детей... если увидишь..."
  "Я думаю, они и так знают, - я чуть заметно улыбнулась, - Детские глаза смотрят шире, Грэйс. А еще - дети лучше, чем взрослые, умеют прощать".
  "Ты говорила, что закончишь за них какие-то... дела?"
  "Да. Кусати попросила меня вернуть ее матери подвеску, что она взяла в тот день, когда... ну, ты понимаешь. Правда, эта подвеска уже совсем не та..."
  "Покажи мне", - перебила Грэйс, с каким-то напряжением в голосе, и я не рискнула ослушаться, так что через несколько мгновений ее пальцы уже разглаживали веревочную путанку на коленях, словно пытаясь в ней что-то разглядеть. Я чувствовала, как дрожат ее губы, но ничего не говорила, пока она медленно, с нежностью расправляла плетеные лепестки, выбирая из них запутавшийся мусор.
  "Я помню, - наконец, сказала она, при этом продолжая свое занятие, - Кусати была так горда, что мама разрешила ей взять эту подвеску в школу. Рассказывала, что ее отец подарил эту подвеску ее матери сразу после той ночи, когда они соединили свои души под кронами Деревьев Голосов, а я, - она хмыкнула, - старая дура, думала только о том, как бы побольше узнать об их обычаях, ведь взрослые так тщательно их скрывают от чужаков... - она вытащила из сплетения несколько застрявших там мелких сучков, осторожно потянула за ослабевшую веревочку - и подвеска сама, словно живая, раскрылась на ее ладонь, тут же превратившись в... я аж ахнула:
  "Да это же громоцвет!"
  "Правда? - Грэйс засмеялась, - А по мне, так самый настоящий Cynaroidia discolor, причем очень качественно изображенный! - она едва заметно улыбнулась, - Кусати рассказывала, что ее родители впервые познакомились, когда ее мама собирала семена вот этого самого отшельника, танцуя между его ловчими усиками так быстро и изящно, что растения попросту не успевали ее схватить, но, увидев ее отца, на мгновение замешкалась, и отшельник тут же опутал ее ноги... - она ласково провела пальцем по цветным шнуркам, после чего вытянула откуда-то из складок своей... шелухи длинный тонкий шнурок, судя по запаху - из кожи, без лишних слов перекусила его зубами и продела в колечко на подвеске.
  "Ты... позволишь? - спросила она, - Так тебе будет, наверное, проще - ведь не очень-то удобно таскать ее в зубах, да?"
  "Спасибо", - я подняла голову, и она несколько раз обвила мою тонкую шею, после чего закрепила прочным узелком. Я пару раз повела головой, наклонилась, проверяя, удобно ли сидит на мне моя ноша, после чего признательно ткнулась носом в ее ладонь.
  "Да хранит тебя Великая Мать, Грэйс".
  "До встречи", - ее рука, как-то ослабев, бессильно упала с моего загривка, и я молча, бережно разорвала нашу связь - Грэйс вздрогнула, а я беззвучно вздохнула, когда солнечный мир, который я видела ее глазами, вновь померк и превратился в едва различимые энергетические контуры, которые, присмотревшись, я уже кое-как, но все же различала. Из темноты тут же выступил Задира, занявший привычное место бок о бок со мной, и мы неторопливо зарысили прочь, больше не оглядываясь назад.
  "Ну, и как она тебе?" - негромко спросил Задира.
  "Она другая, - я слегка улыбнулась, - Но это совсем не значит, что она плохая или опасная... Просто другая. В ней есть... что-то особенное, - и, посмотрев на Энту, что без особых затруднений выдерживал наш шаг, просачиваясь прямо сквозь густые заросли папоротника, спросила: - Мы же правильно идем?"
  "Пока - да, - кивнул он, - Это старая тропа, по которой мы с ребятами ходили в школу... тут, должно быть, где-то еще сохранились указатели".
  "Указатели? - я несказанно удивилась, - Что это?"
  "Увидите, - ухмыльнулся он, и, прежде чем я успела обидеться (ну да, конечно, вне всяких сомнений - я увижу...), кивнул, - Вот один из них".
  "Лист? - несказанно удивился Задира, - Просто лист?"
  "Лист эйайе, - засмеялся Энту, - Ну, присмотрись... Неужели тебе этот лист ничто не напоминает?"
  "Он напоминает мне лист, - фыркнул Задира, - А еще эту вашу штуку, которую вы на охоте метаете в добычу... как она там называется?"
  "Стрела. И наконечник этой стрелы, - он кивнул на дерево, на котором - в моем понимании - слабенько-слабенько светилась какая-то полосочка, - указывает направление, в котором нам нужно идти. Пошли!" - и, махнув рукой, он не хуже молоденького большеглазого скакнул куда-то в сторону. Мне осталось лишь с несчастным выражением посмотреть на Кусати, стоящую рядом.
  "И... часто он... такой?"
  "Просто он рад, что возвращается домой, - тихо прошептала та, - Мы ведь так давно там не были..." - после чего, перехватив Ломпо поудобнее, она пошла следом за нашим негласным предводителем, так что нам с Задирой осталось лишь замкнуть процессию. После этого я еще не раз замечала бледно-голубые полоски на деревьях, в очередной раз поражаясь сообразительности На'Ви - это ж надо было додуматься!.. По мере того, как сгущались ночные сумерки, лес наполнялся бурлящей жизнью, однако меня это вовсе не радовало - по мере того, как ночь приближалась к середине, на охоту выходило все большее количество хищников, так что мне оставалось надеяться лишь на то, что для большинства из них я была слишком мелкой добычей, и моя тощая тушка никого из них особо не заинтересует. Довольно, признаться честно, слабая надежда... И ничего удивительного, что, когда за моей спиной раздался первый шорох, я не стала особо раздумывать - просто рванулась прочь, широкими скачками уходя в лесную глушь. В ответ мне раздался жуткий, омерзительный вой, похожий на безумный смех, и черные тени, скрывающиеся в лесу, тут же обрели плоть и жизнь, превратившись в парочку юных змееволков, с лаем помчавшихся за мной по пятам. Мое внезапное бегство только раззадорило их, но пока что мне удавалось выдерживать заданный темп, не давая им приблизиться достаточно близко. Пока что...
  "Сюда!" - крикнул Энту, указывая на какую-то лазейку, и я без лишних разговоров бросилась в нее - буквально за долю мгновения до того, как место, где только что стояла моя нога, разрезали зубастые челюсти. Кажется, певцы охотились здесь впервые, иначе бы они уже давно загнали бы меня в тупик или зажали бы в клещи, но, признаться честно, вспоминая ту погоню, я до сих пор дрожу от ужаса, вспоминая, насколько близко я была к смерти. Я бежала во весь дух, но разве так легко было оторваться от погони, даже не видя толком, куда же ты бежишь?! И когда я, не разбирая дороги, проскользнула между чьими-то ногами, почти не расслышав изумленных криков, но почти тут же запнувшись о какой-то камень и рухнув наземь, пропахав грудью землю, то сперва подумала - ну вот и все, отбегалась... - но тут до меня достучались-таки радостные крики Энту, а там я увидела и высокие, мерцающие тени, окружившие меня со всех сторон... тени, отдаленно похожие на этих детей, только мало что не в полтора раза выше их! Я видела, как ночные певцы, выскочив за мной из папоротников, сперва мало что не бросились на одну из этих "теней", однако тут раздался глухой удар, и дерзкий хищник с визгом отлетел в сторону, невредимый, но явно перепуганный. Его собрат поостерегся повторять его опыт, поджав хвост и держась чуть поодаль. Азарт азартом, да только даже глупейший из нас умеет признавать чужую силу, а эти двое, не смотря на молодость, глупцами не были, поэтому, убедившись, что до меня им не добраться, они быстро оставили бесполезные попытки и отступили, скрывшись в зарослях кустарника. Вскоре мягкие шлепки их лап растворились в гомоне ночного леса, и я, наконец-то, смогла перевести дух... лишь на мгновение, ибо, как ни крути, мои проблемы еще далеко не кончились.
  "Может, нам лучше сделать ноги? - высказал мои страхи Задиры, тревожно оглядываясь по сторонам, - Не нравятся они мне..."
  "Нам все равно придется с ними встретиться, - мягко возразила я, хотя, в душе, была с ним полностью согласна, - Мы ведь к ним и шли, верно?" - после чего, подтянув под себя ноги, аккуратно поднялась во весь рост, оказавшись, впрочем, едва ли по бедро ближайшему На'Ви - и он был далеко не самым рослым в этой группе! Они стояли молча, внимательно глядя на меня, и я, стараясь не делать резких движений, как можно выше задрала голову, искренне надеясь, что здешнего освещения вполне достаточно, чтобы разглядеть подвеску у меня на горле. На несколько мгновений вокруг воцарилась мертвая тишина - то ли они пытались сообразить, что я такое делаю, то ли... - но потом раздался хриплый, какой-то сдавленный вскрик, и один... одна из них - молодая девушка - рванулась ко мне, заставив невольно отшатнуться назад - а не надо так пугать! - но она оказалась быстрее, и успела ухватить меня за шею. Задира угрожающе зарычал, припав к земле, но девушка вовсе не пыталась меня задушить или что-то подобное - скорее уж, все ее внимание было поглощено не мной, а подвеской, по-прежнему болтающейся на кожаной веревочке. Я стояла смирно, позволяя ей в полной мере рассмотреть мою ношу, ибо чувствовала, как сильно дрожат у нее руки... но даже я не была готова к тому, что она внезапно рванется вперед, крепко прижимая меня к себе - и расплачется, причем не так, как плачут маленькие дети, и не так, как плачут от радости или от испуга - она завыла, заголосила, до самых небес вознося свое горе и скорбь, свою жалобу и свою безмерную, бесконечную тоску... Потом к ней подошла еще одна девушка, что обняла ее за плечи, ограждая от отчаяния, и меня наконец-то отпустили, но я никуда не побежала - и вовсе не потому, что остальные члены этой стаи окружили нас со всех сторон, отрезав пути к отступлению. Голоса девушек постепенно обретали силу, и вот уже горькая траурная песня полилась над лесом, оплакивая давно потерянную для них соплеменницу... Я заметила слезы на глазах Кусати, и видела Энту, что ободряюще обнял ее за плечи, стоя буквально на расстоянии вытянутой руки от двух девушек, но живые глаза не могли их разглядеть в буйстве ночной радуги, и я уже хотела крикнуть плачущим, что вот же они, вот они, рядом!.. - но лишь опустила глаза к земле, не смея нарушить странное и страшное таинство смерти...
  "А ведь эта, первая, до последнего верила, что Кусати и Ломпо живы, - негромко сказал Задира, с искренним состраданием глядя на стенающую девушку, - Она жила лишь надеждой, что ее сестренка и братик вернутся к ней..."
  "Ей придется смириться и жить дальше, - ответила я, причем мой голос прозвучал жестче, чем мне бы хотелось, - Нельзя жить одними надеждами, какими бы притягательными они ни казались. И я сомневаюсь, что Кусати и Ломпо хотели для нее такой судьбы, - я посмотрела на них, - Ведь верно же?"
  "Верно, - тихо, тише шепота откликнулась Кусати, - Цену... не заслужила такой судьбы. И мы хотим, чтобы она была счастлива! - на глазах девочки-духа показались слезы, - Цветок, я..."
  "Понимаю. Я скажу ей, что ты хочешь, как только она немного успокоится".
  "Спасибо", - кажется, бедняжка с трудом сдерживала рыдания... и как раз в этот момент к девушкам подошел кто-то из мужчин. После короткого разговора они, вытирая слезы, таки смогли подняться, и вся группа, включая меня, двинулась в лес. Цену и ее подруга шли, обнявшись, и, кажется, мало что видя вокруг, поэтому скорость передвижения у нас была невысокая, и мне это было только кстати - меня и так едва ноги держали, чтобы еще и вслед за этими голенастыми скакать... Кажется, На'Ви это заметили - во всяком случае, один из мужчин предпринял осторожную попытку предложить мне свою помощь - вернее сказать, руки - но меня такое самоуправство отнюдь не порадовало, и я лишь раздраженно фыркнула в ответ, демонстративно обойдя его стороной и продолжив путь на своих шести. Может, я и слепая, да только унижаться не намерена! Тем более, что, как я подозревала... мне было отнюдь не так плохо, как Кусати или Энту...
  "Что-то мне уже не кажется, что идея идти сюда была такой уж удачной, - мрачно сказал Задира, глядя на бедных детей, с трудом бредущих вперед, - Кусати может не выдержать встречи с прошлым... Да и Энту, хоть он и крепится, чувствует себя немногим лучше. Кажется, из них троих в самом выгодном положении оказался Ломпо - но лишь потому, что он еще ребенок, и для него даже собственная смерть - всего лишь игра".
  "У тебя было так же?"
  "Мне был проще - я умер там же, где жил, - он лишь безразлично пожал плечом, под стать непроницаемому выражению на лице, - Так что все самое страшное прошло быстро, а дальше... было уже не так больно. Но тут..." - он невольно поежился, глядя на шатающихся детей, что с каждым шагом словно бы ступали по ядовитым шипам, и я, проследив его взгляд, решилась - и, резко бросившись вперед, в два прыжка обогнала предводителя группы, перегородив ему дорогу. Его лица я не видела - мое "зрение" не позволяло себе такой роскоши - но вот цвет его свечения, по спокойному лиловому фону которого враз прошли полосы изумленного оранжевого - разглядела сразу, да и не у него одного. Даже Энту с Кусати, явно не вполне поняв мои намерения, ошеломленно смотрели на меня, однако я не собиралась ничего объяснять - и, сделав решительный шаг вперед, я протянула мужчине одно из своих щупалец. Некоторое время он простоял молча, разглядывая меня, после чего медленно опустился на ноги (как перед прыжком, хотя руки у него оставались расслаблены), так, чтобы его лицо оказалось как раз напротив моей изуродованной головы. Он двигался медленно, явно не желая меня пугать, однако я все равно приплясывала на месте, чувствуя близость настолько огромного существа, а потому заметно вздрогнула, когда он со мной заговорил.
   - Сраке нгал оеру нимеу 'уот пимллт'е, ма хи'иа цмукетсйип? (Ты хотела мне что-то сказать, маленькая сестра?)
  Голос у него был мягким и дружелюбным, хотя, конечно, я ни словечка не поняла, после чего На'Ви неторопливо взял в руку кончик своего щупальца - или, вернее, "косы" - и поднес к моему. С ним, как ни странно, у меня связь установилась гораздо быстрее, чем с Грэйс, и уже через пару мгновений "светлячки" перестали бунтовать, а я услышала:
  "Ты что-то хочешь мне сказать, маленькая сестра?"
  "Мы... не можем идти дальше".
  "Почему? - он всего лишь удивился, - Осталось ведь совсем немного..."
  "Я знаю, - перебила я его, сама поражаясь своей наглости, - Но среди нас есть те, кому будет очень тяжело вновь оказаться дома, и я не хочу их мучить".
  "Кому будет очень тяжело? - задумчиво переспросил он, внимательно на меня глядя, - И о ком же ты говоришь?"
  "О тех, кто когда-то были одними из вас. Об Энту, Кусати и Ломпо. Они пришли со мной, чтобы встретиться с теми, кто по-прежнему не позволяет им покинуть этот мир и соединиться с Матерью, - я чувствовала, что он хочет что-то сказать, поэтому быстро добавила, - Если можно, конечно. Но я бы хотела, чтобы Кусати встретилась с мамой, а Энту - с Нинат не под сенью Великого Дерева, а здесь, вдали от воспоминаний об их ушедшей жизни, которые могут так сильно ранить их души. Пожалуйста..."
  "Энту?.. - словно не слыша, повторил это имя На'Ви, - Но ведь он умер. Они все умерли в тот злой день".
  "Они остались здесь, на земле... Я знаю, что в это трудно поверить, но они и вправду стали духами! И сейчас они здесь! - я невольно оглянулась на своих друзей, что стояли чуть поодаль, - Пожалуйста, поверьте мне!"
  "Я верю тебе, сестра, - он чуть прикрыл свои огромные глаза, - И я постараюсь выполнить твою просьбу. Ты пойдешь со мной? Решать я не имею права, нужно спросить совета у Цахик. Она рассудит, ведь Малими все еще не оправилась после потери детей, и не знаю, стоит ли..."
  "Я понимаю, - мне осталось лишь кивнуть, - Я пойду с тобой", - после чего, отсоединив щупальце, я посмотрела на Кусати, Энту и Ломпо, что встретили мой взгляд несколько недоуменно.
  "Вы... можете подождать здесь? Я скоро вернусь".
  "Куда ты?" - спросил Энту.
  "Я... не хочу, чтобы вы мучились. Вам лучше подождать здесь... Нет, Энту, послушай! - я заметила, что он хочет что-то возразить, и перебила, - Духи живут эмоциями, верно? Чувствами! Так неужели вам так хочется вновь ощутить эту боль?! Ваши соплеменники, я уверена, уже попрощались с вами - так стоит ли вновь пробуждать в них тяжелые воспоминания? Нет, я не спорю - ты выдержишь. Ты сильный. Но Кусати? Но Ломпо?! Неужели вам так хочется унести с собой к Матери лишние страдания?"
  "Цветок..."
  "Я постараюсь, как только смогу. Но я не хочу рисковать жизнью вашей мамы понапрасну, - я серьезно посмотрела в глаза Кусати, - Я не хочу, чтобы кто-то еще умер, а я ничем не могла бы ему помочь! Подождите здесь. Прошу вас".
  "Мы... - Энту оглянулся на своих спутников, - Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Но, Цветок..."
  "Я не буду заставлять вас ждать слишком долго, - кивнула я, - А Задира..."
  "Отправится с тобой, естественно, - подал голос тот, хорошо знакомым мне тоном, - И даже не вздумай отпираться! Все равно не послушаюсь!"
  "Я и не думала, - засмеялась я, - Буду рада твоей компании".
  "Да неужто?" - он постарался, чтобы вопрос прозвучал иронично, но я-то слышала проскальзывающие в нем довольные нотки, и легкая улыбка не покидала моих губ, когда я, на всякий случай, держась сразу за своим провожатым, рысцой трусила по тропинке, пока, наконец, густой лес перед нами не расступился, и мы не вышли к мощному подножию огромного Великого Дерева, что возвышалось над нами, точно неприступная скала, до самых небес вознеся свою густую зеленую крону. Стояла уже глубокая ночь, однако сонной тишиной здесь и не пахло - у подножия Дерева чувствовалось неторопливое течение жизни, а, приглядевшись, я заметила и его источник - сразу несколько десятков На'Ви, что собрались у подножия Дерева, вокруг некого широкого угольно-черного пятна - сперва я даже не поняла, в чем тут дело, но потом легкий ветер донес до меня запах горящих сучьев, и я поняла, что вижу то, о чем моя мама рассказывала мне лишь шепотом: огонь! До этого я лишь разок видела что-то, на него похожее - слабо тлеющие угольки, оставшиеся от сухого дерева, в которое ударила молния - но то был лишь намек на настоящий огонь, а не он сам, и вот теперь, встретившись с этим самым странным из всех лесных обитателей, я впервые за последнее время - и очень горько! - пожалела, что не могу его по-настоящему увидеть... Возвращение дозорного было воспринято соплеменниками радостно, хоть и не без некоторого удивления - видимо, вернулся он все же раньше положенного, а уж появление в освещенном кругу моей скромной персоны и вовсе вызвало настороженный шепоток, заставивший меня нервно прижать щупальца. Наш предводитель начал что-то говорить, и вокруг тут же воцарилась тишина, прерываемая лишь добродушным потрескиванием сучьев да отдаленной перекличкой стаи ночных певцов, видимо, охотившейся где-то в окрестностях. По мере того, как голос мужчины набирал силу, я начала замечать, как голубой цвет искреннего любопытства среди собравшихся начал сменяться серой грустью, а кое-кто и вовсе почернел, скорбя о давно ушедших близких, и мне, надо сказать, стало неуютно. Одно дело - если бы всего пара, тройка, а то - весь клан, как единое целое, переживал давнюю потерю, словно бы это случилось только вчера, и немногих родителей, братьев, сестер, друзей - тут же поддерживали теплые руки, надежно заслонявшие их от отчаяния и не дававшие поверить в свое одиночество... Тут мне в затылок уперся чей-то взгляд, не угрожающий, не неприятный, даже не особо пристальный - однако я мгновенно его почувствовала, и медленно обернулась... почти тут же разглядев его обладательницу - единственную, чей свет остался ровным, лишь слегка, точно дымкой тумана, подернутым серой пеленой, да и то - скорее уж эта пелена так прочно въелась в ее существо, что она не смогла бы от нее избавиться, даже если бы очень захотела. Это была женщина, не старая, но и не молодая - признаться честно, я вообще затруднялась сказать, сколько же ей лет. Чуть позже, в полной мере освоив свое странное "зрение", я научилась узнавать ее по несколько надменному выражению на лице и шуршанию многослойных одежд, однако в тот момент я поняла лишь одну очень простую вещь: на меня смотрит, по меньшей мере, вожак этого двуногого клана. Либо кто-то, чей статус никак не ниже, чем у вожака! И, как оказалось, я была не так уж не права.
   - Мавей! (Тихо!) - наконец, разнесся под сводами древесной пещеры ее не очень-то и громкий, но властный, повелительный голос, заставивший меня чуть припасть на передние ноги, в полной мере ощущая сейчас свою ничтожность... А эта женщина, перед которой, как волны перед плывущим гребнешеем, расступались все собравшиеся, неторопливо прошествовала вперед, просто-таки излучая уверенность, и, остановившись рядом со мной, села, нимало не заботясь о сохранности своего роскошного наряда. Я не видела, однако прекрасно чувствовала ее взгляд, и он заставлял меня нервно переступать с ноги на ногу - а потому сперва я даже не заметила ее вытянутой вперед руки. Она не прикоснулась к своей косе, а я не предложила щупальца, и ее длинные, тонкие пальцы просто дотронулись до моего лба. Просто... вернее, как сказать - "просто"? Я ни о чем, собственно, не думала, и ни о чем с ней не говорила (хотя потом Задира чуть с ума меня не свел своими расспросами о нашей "беседе"), однако неким странным образом чувствовала, что молчание скажет больше любых слов, и потому просто стояла, чуть подрагивая всей шкурой и напряженно ловя ушами хрусткую тишину...
  "Спасибо, сестра".
  Голос женщины прозвучал в моей голове, точно раскат грома, однако я, как ни странно, не испугалась - настолько безмерным было мое удивление.
  "За что?.."
  "За то, что позволила мне прикоснуться, - невозмутимо ответила она, - За то, что позволила заглянуть в свои воспоминания. За то, что сделала то, на что не был способен ни один из нашего клана - включая меня. За это - спасибо".
  "Тогда... ты понимаешь, зачем я пришла".
  "Да".
  "Ты позволишь?.."
  "Нет. Малими еще слишком слаба, и твой рассказ может лишь ухудшить ее состояние, а я немало сил и времени потратила, пытаясь вернуть ей волю к жизни. Я пока что не позволяю ей вставать с постели, но..."
  "Но?"
  "Но я также понимаю и ту боль, что терпят души детей, оставаясь на земле и не в силах вновь стать частью Эйвы, - ее голос стал тише, в нем появились какие-то горькие нотки, - Как будто мало они настрадались в тот день... Я пропущу тебя к ней, но не уверена, что она тебя услышит. Однако ты должна понимать, что..."
  "Да, я знаю, - кивнула я, - Я постараюсь не доставить ей лишних страданий".
  "Хорошо, - она чуть прикрыла глаза, - Но, прежде чем я отведу тебя к ней..."
  "Нинат. Могу я с ней поговорить?"
  "Можешь. Но ты не должна на нее давить. Если она захочет..."
  "Я понимаю, и никогда бы не стала навязывать ей свое решение".
  "В таком случае..." - Цахик повернула голову и что-то негромко сказала ближайшему соплеменнику. Через долю мгновения волна голосов, как круги от упавшего в воду камня, распространилась по всей толпе, а вот уже, выступив из рядов сородичей, вперед вышла тоненькая, хрупкая девушка, робко приблизившаяся к Матери Клана. Та ее о чем-то спросила - как ни старалась, но я не могла прочесть ее мыслей, словно бы они были отгорожены от меня плотной завесой - и девушка ответила, после чего, наконец, подошла ко мне и опустилась на колени, протягивая косу. Наша связь установилась довольно быстро, и, едва мы перестали дергаться, как я тут же, не желая долгих вступлений, спросила:
  "Ты - Нинат?" - знаю, вопрос был довольно глупый, но и не задать его я не могла - так, на всякий случай, так что ее кивок ровно ничего не изменил. Однако это был всего-навсего первый вопрос...
  "Подруга Энту?"
  И снова - кивок, хотя на этот раз я невольно поежилась от того жгучего ощущения горькой обиды, что мутным желтым пятном расплылось по ее сиянию. Тухлятинка... а вот это уже гораздо хуже!
  "Все еще злишься на него?"
  Желтый начал стремительно поглощаться оранжевым.
  "Откуда ты узнала?"
  "Не в том суть, откуда, - я лишь тряхнула веером на затылке, - Суть в твоем ответе. Скажи мне, только без лукавства - ты все еще на него злишься?"
  "Нет, - тут же ответила она, - Уже давно... Я, скорее, злюсь на саму себя - за то, что меня не было с ним рядом, когда это... случилось. За то, что поссорилась с ним, да так и не смогла попросить прощения. И это до сих пор меня гложет".
  "Его тоже. Он не смог соединиться с Эйвой, Нинат, потому что никак не может простить себя за тот случай, и... он пришел со мной, чтобы помириться".
  "Энту?.. Он... здесь?!"
  "Нет, не здесь, но он..."
  "Ага, как же. Не ври уж так откровенно, Цветок".
  Ехидный голос Задиры мало что не заставил меня подпрыгнуть от изумления, и, резко обернувшись, я увидела... Энту. Он стоял чуть поодаль, словно не в силах приблизиться, и его силуэт то расплывался, то вновь становился четким, а по лицу то и дело прокатывались волны боли, но глаза... эти глаза... они смотрели только на нее, и мука, что плескалась в них, не шла ни в какое сравнений с той, что испытывало его призрачное тело! Это была мука истерзанной, измученной души, которая наконец-то смогла пробить спокойную маску, вылившись наружу.
  "Тупица, - прорычал Задира сквозь стиснутые зубы, - Так и знал, что не выдержит и побежит следом... По крайней мере, у него хватило ума не тащить за собой девочку и малыша!"
  "Энту", - не слушая его ворчание, прошептала я, с нескрываемой жалостью в голосе, и паренек вздрогнул, как от удара, после чего, наконец-то, обратил свой взор на нас. Он едва стоял, дрожа и чуть не плача, а я смотрела то на него, то на недоумевающую Нинат... и мне самой, признаться, реветь хотелось.
  "Она меня не видит, - наконец, горько сказал Энту, - Просто - не видит! Цветок... Цветок, пожалуйста..."
  "Хорошо. Если хочешь - можешь воспользоваться моим телом".
  "Цветок!"
  "Это совсем не то же самое, что было тогда, Задира. Энту я верю".
  "Все равно - это небезопасно, - Задира говорил тихо, хотя не знаю, слышал нас Энту или нет, - Оказаться в живом теле... Для любого духа это - страшный соблазн, и... честно говоря, я бы даже сам себе в таком деле не доверился".
  "Но... если это поможет ему уйти к Матери счастливым... почему бы не рискнуть, Задира? Давай попробуем, а?" - и, только улыбнувшись в ответ на его поднятые кверху глаза ("Ну что мне с тобой делать?.."), я повернулась к Энту.
  "Я готова".
  Тот ничего не ответил - хотя благодарность, исходящую от него, разве что только камень не почувствовал бы! - и я спокойно расслабилась, когда он робко, с затаенной стыдливостью начал проникать в мое сознание. Он не пытался его уничтожить или выместить прочь - скорее уж, слегка потеснил, освобождая место и погружая мое собственное "я" в некое подобие дремоты - так что, когда моя голова повернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с Нинат, это было желанием Энту, а вовсе не моим.
  "Моя маленькая звездочка..."
  Кажется, мы обе - правда, она телесно, а я лишь мысленно - вздрогнули, и глаза Нинат распахнулись широко-широко - от удивления, от недоверия...
  "Э... Э... Энту?.." - слабым голосом спросила она, словно не в силах поверить в то, что происходит... ну да, я бы тоже не поверила!
  "Нинат, - в его голосе слышалось столько нежности, что хватило бы и на десятерых пареньков, - Ты... и вправду на меня не сердишься?"
  "Глупый... - у нее на глазах выступили слезы, - Да как же я могу на тебя сердиться?! А ты... ты! Ты что, все это время оставался здесь... только из-за этого?"
  "Для меня это было достаточной причиной, - он чуть усмехнулся, - Вдобавок... мне бы хотелось еще разок тебя увидеть. Прости, что только сейчас смог это сказать, но... я... я..."
  "Тише, - она прикрыла глаза, - Не нужно слов, Энту. Я и так все знаю".
  "Знаешь?"
  "Да. Я... многое осознала после того, как... Глупо, правда? - она неловко улыбнулась, - Я бы столько еще могла тебе сказать, а нашла нужные слова только когда тебя уже не стало... - она протянула руку, словно собираясь коснуться меня... вернее, не меня, конечно - Энту, но примерно на середине пути ее словно бы оставили последние силы, и рука мягко упала на колени, - Я так скучаю..."
  "Я тоже. Но ты не волнуйся - это не навечно".
  "Да, конечно... но ведь еще так долго ждать!"
  "Чем дольше - тем лучше, - он улыбнулся, - Будь счастлива, Нинат. И проживи эту жизнь так, чтобы ни о чем не сожалеть, умирая - как сожалел я..."
  "Тебе уже пора, да?"
  "Меня зовут, - просто сказал он, - Я слишком долго сопротивлялся этому зову, и теперь мне стоит поторопиться. К тому же, это не мое настоящее тело, и я не могу слишком долго испытывать кое-чье терпение... - он чуть повернул мою голову, чтобы посмотреть на нервно переминающегося с лапы на лапу Задиру, - Ведь так, друг?"
  "А то! - фыркнул тот, но, чуть погодя, добавил, - Счастливого пути, Энту".
  "Счастливо оставаться", - кивнул он, после чего вновь, в последний раз, посмотрел в лицо Нинат, и я почувствовала слезы, бегущие по моим щекам.
  "Нинат, я..." - начал, было, он, но почти тут же осекся, чуть заметно покачав головой. Не нужны тут были слова, и, подавшись вперед, он лег к ней на колени.
  "Ты... такая теплая", - прошептал он еле слышно - за пару мгновений до того, как я почувствовала, что мое тело вновь возвращается ко мне.
  "Энту..."
  "Спасибо тебе, Цветок, - донеслось до меня - словно бы чье-то дыхание, - Я тебя никогда не забуду, и... я желаю тебе счастья. Ты его заслужила".
  "Энту, - я с трудом заставила себя улыбнуться, глядя, как его полупрозрачный силуэт растворяется в воздухе, - Береги себя... Энту!" - но он уже не слышал. Его дух становился все легче и прозрачнее, пока, наконец, не растворился окончательно, словно утренний туман на рассвете, и я удовлетворенно вздохнула - ведь он ушел таким счастливым...
  "Помни его, Нинат, - сказала я, - Помни живым, и тогда Энту никогда не умрет в твоем сердце. Помни о нем".
  "Я... я буду помнить, - девушка как-то жалко сгорбилась, - Но мне так..."
  "Понимаю. Но боль утихнет, а время и любовь залечат любые раны... Ты же живи, Нинат - ради Энту и ради себя. Живи за вас обоих!" - и, ничего больше не добавив, я отсоединила свое щупальце, чтобы дать девушке прийти в себя, после чего, наконец, повернулась к Цахик, по-прежнему сидевшей у меня за спиной. Меня чуть пошатывало от слабости - все-таки вселение духа не прошло так уж безболезненно - однако дело тут было вовсе не в слабости тела.
  "Я готова".
  "Тогда иди за мной", - величаво кивнула она, поднимаясь во весь рост, после чего неторопливо повела меня наверх, прямо по едва заметно мерцающей древесной спирали, пронизывающей середину Великого Дерева. Надо сказать, восход по ней был для меня довольно тяжелым делом - все-таки мой народ плохо приспособлен к лазанию по деревьям - однако Задира, вовремя предупреждающий меня обо всех коварных углублениях и трещинах, здорово мне помог, и я сумела-таки забраться туда, ни разу не поскользнувшись на вытертой, выглаженной ногами десятков поколений На'Ви коре. Цахик уже ждала меня, и, едва я миновала последний виток спирали, как она тут же направилась к какой-то небольшой древесной пещерке, отгороженной от остальных вышитой занавесью, и мне осталось лишь последовать за ней.
  "Помни о своем обещании, сестра, - прохладная ладонь вновь коснулась моего лба, - Не причини ей боли, которой она не заслуживает", - после чего Цахик, наконец, отодвинула покрывало в сторону, пропуская меня внутрь.
  "Да поняли мы уже, поняли! - проворчал где-то на краю сознания Задира, - Зачем столько-то повторять, а?"
  "Просто она волнуется за свою соплеменницу. Что в этом такого? - я лишь слегка улыбнулась, зная, что на самом деле Задира нервничает, а вовсе не злится, - Я бы, наверное, тоже волновалась... Но все будет хорошо".
  "Вот ей это и скажи!" - фыркнул он, а я, наконец, повернулась к Малими - ибо, насколько я поняла, никем иным эта не по годам измученная, истощенная На'Ви быть не могла. Когда-то, я могла в этом поклясться, она была свежей, цветущей и полной жизни, однако те времена прошли, и сейчас в ней не осталось даже тени ее былой красоты... Теперь-то я поняла, что имела в виду Цахик, и, честно признаться, мне просто жутко стало, когда я смогла разглядеть душу этой женщины - зыбкую, невесомую тень, что едва заметно подрагивала, переливаясь слабеньким светом.
  "Трупы, надо сказать, порой выглядят намного лучше..."
  "Задира!"
  "Что? Я всего лишь стараюсь говорить правду!"
  "Но иногда, наверное, все же лучше промолчать", - я укоризненно на него посмотрела, после чего приблизилась к ложу Малими и осторожно положила подбородок на край выделанной шкуры, которой она была укрыта, прикоснувшись к ее холодной руке. Она никак не откликнулась на мое присутствие, но меня это не удивило, и, мысленно прикрыв свои "глаза", я бережно потянулась вслед за ее блуждающей душой. Это оказалось не так уж сложно - нити, все еще связывающие ее с телом, были довольно отчетливо видны, и вскоре, следуя за ними, я, наконец, почувствовала рядом с собой ее присутствие. Впрочем, ее душа не показалась мне ни смятой, ни изуродованной - наоборот, хоть и измученная, она, в то же время, была странно умиротворена, и мое робкое вторжение встретил тихий и усталый голос.
  "Спасибо тебе, сестра".
  "Тебе не стоит меня благодарить", - ответила я.
  "Нет, стоит. Ты принесла мне покой. А мне уже давно, очень давно не было так хорошо на душе..."
  "Ты решила умереть", - я не спрашивала, и в голосе моем сквозила горечь.
  "Да, - а она и не думала отпираться, - Ты поведала мне то, что я должна была уже давным-давно понять, и больше мне жить незачем. Я вновь хочу увидеть своих детей, и если ради этого мне придется отдать жизнь - я не буду сожалеть".
  "А как же Цену? Как же твои соплеменники?.. Малими!"
  "Они... им будет лучше без меня, - тихо прошептала женщина, - Цену уже давно выросла, и ей больше не нужна моя опека, а остальные... Зачем я им? Я всего лишь жалкая, изуродованная копия той Малими, которую они знали и любили - так стоит ли и дальше мозолить им глаза?"
  "Не говори глупостей! - я даже рассердилась, - Что за чушь?! Твои сородичи ждут тебя - даже сейчас, когда ты лежишь, словно труп, наплевав и на них, и на весь остальной мир! Они ждут тебя... Малими, не смей!" - но она, засмеявшись, легко, точно ниточки паутины, разорвала последние связи, что еще удерживали ее в мире живых, и ее душа, легкая, точно утреннее облачко, заскользила куда-то вверх, точно клочок мерцающего тумана... Честное слово, я не хотела бы спорить с Эйвой. Я не хотела играть в богиню, я не хотела играть чужими душами или менять уже сплетенные судьбы... Но в тот момент я просто не выдержала.
  "Цветок! - раздался голос Задиры, - Цветок, стой!" - но я уже не слушала, и моя душа стремительно неслась вперед, растворяясь в сумраке инобытия. Душа Малими уходила неспешно, словно бы зная, что пути назад уже нет, но, тем не менее, я изо всех сил бежала за ней вдогонку, по этой призрачной, теряющейся в тумане дороге, у которой не было ни начала, ни конца... бежала, не оглядываясь назад, задыхаясь и плача, с трудом пересиливая страшную тяжесть, сковывавшую мою душу - тяжесть моего еще живого тела, что не хотело умирать!
  "Ты что, с ума сошла, или как?!"
  Яростный рев, ворвавшийся мне в уши, едва ли смог бы меня остановить, но вот сильный удар в плечо, безо всякого труда сбивший с ног - сумел, и я нелепо откатилась в сторону, размахивая ногами, а когда вскочила...
  "Задира?!"
  Он стоял прямо передо мной - высокий, угольно-черный, с горящими яростью золотыми глазами... совсем не детеныш, а молодой зверь, только-только входящий в полную силу, но от того ничуть не менее страшный в своем гневе!
  "Совсем свихнулась, да? - я аж в комочек сжалась, такая неприкрытая злость сквозила в его голосе, - Идиотка, ты что, умереть вздумала?!"
  "Задира... Пусти меня! Пусти! Я должна... успеть! Малими!"
  "А ну, стоять! - рявкнул он, загораживая мне дорогу, причем выражение у него на лице было таким свирепым, что я даже подумать ни о чем не успела - просто шарахнулась назад, как ошпаренная, - А теперь ответь мне - ты вообще когда-нибудь о чем-нибудь думаешь?! Ты же умираешь!"
  "Пусти... - жалобно заплакала я, - Пусти меня! Она же уходит..."
  "Далеко не уйдет, - хмыкнул Задира, уже потише, - Смотри!" - и он чуть подался в сторону, вновь показывая мне дорогу, душу Малими... и маленькую тень, что стояла у нее на пути, решительно заступая дорогу... тень с прижавшимся к ее груди ребенком, что смотрел на мать совсем не детскими глазами...
  "Стой, мама".
  Голос Кусати прозвучал тихо, но мы все равно его услышали, как будто она находилась совсем рядом.
  "Кусати... Это правда ты? Кусати! Моя маленькая Кусати..."
  "Тебе нельзя дальше, мама. Возвращайся назад".
  "Почему? Я хочу... с вами! - она протянула к ним руки, - Хочу к вам!"
  "Но мы этого не хотим, - тихо сказала Кусати, - Мы хотим, чтобы ты жила, мама. Возвращайся назад, и живи! Пожалуйста..."
  "Кусати..."
  "Я тоже скучаю, мама, - у нее на глазах дрожали слезы, даже я видела, - И мы с Ломпо будем ждать новой встречи с тобой - но не раньше, чем наступит твое время увидеть нас снова. До тех же пор - живи! Живи, мамочка!"
  "Но я... я..."
  "Ты должна жить. Ради нас с Ломпо. Ради Цену. Ради всех Оматикайя. Ты нужна им, мама, гораздо больше, чем ты думаешь!"
  "Но зачем? Зачем я им?! Им же всем будет проще, если я уйду!"
  "Да не пори чушь, слышишь, ты! - ну все, Задира не выдержал... - Думаешь, твои сородичи обрадуются, если ты умрешь ради них, а? Да пошли к демонам свою благодетельность, гниль ее сожри! Ты жива - чего тебе еще надо-то? Я, твоя дочь, твой сын - мы не выбирали, жить нам или умереть! Нас просто убили! И неужели ты думаешь, что, будь у нас право решать, мы бы не променяли свое жалкое посмертие на возможность еще раз - еще хотя бы один разочек! - ощутить себя живыми?! Так, сожри меня черви, с какой стати ты отказываешься от своей жизни как от какого-то мусора, не стоящего того, чтобы за него бороться?!!"
  "Он прав, мама, - негромко сказала Кусати, - Если бы у нас был выбор, мы бы ни за что не стали бы торопиться к Эйве, но... - ее губы тронула легкая, какая-то взрослая улыбка, - Мы уходим. И мы будем ждать тебя, ждать столько, сколько потребуется, но, пожалуйста, мама - не торопись на эту встречу".
  "Кусати... Ломпо..."
  "Мы будем ждать, - улыбнулась та, - Тебя и Цену. А пока... - тут она, наконец, посмотрела на меня, - Цветок!"
  "Да?"
  "Помоги моей маме вернуться, хорошо? - ее глаза потеплели, - Мы с Ломпо очень благодарны вам за все, что вы для нас сделали, и..."
  "Я знаю, - улыбнувшись, кивнула я, - Если нам повезет - мы обязательно встретимся... в свое время".
  "А до тех пор - жди нас, прохвостка, - усмехнулся Задира, - И приглядывай за своим братом, пока не подрастет, ладно?"
  "Ладно! - она радостно засмеялась, - Спасибо, Задира, Цветок... И до встречи. Да хранит вас Эйва... вас всех!" - после чего, помахав свободной рукой (второй она прижимала к себе сосредоточенного грызущего палец Ломпо), она развернулась и побежала куда-то вдаль, по извивающейся дороге, вскоре совершенно растворившись в лиловых клочьях тумана.
  "Малими?.."
  "Я пойду с вами. Если так хочет Кусати", - тихо, шепотом сказала она, и я, понимая, что сейчас ей не так-то просто, улыбнулась в ответ.
  "Мы с тобой, рядом", - хотела сказать я... но не успела, ибо внезапно какая-то чужая сила подхватила меня и потащила обратно, в мир живых. Ужас охватил мое сердце при мысли о том, что Малими и Задира могут остаться здесь, одни, и я потянулась за ними, крича от страха, но мой голос поглотил дикий вой обезумевшего ветра, и в тот же миг, не дав мне времени опомниться, меня не слишком-то вежливо вышвырнуло обратно, в мое безвольно распластавшееся на полу тело. Лиловое свечение угасло, и, когда я смогла открыть глаза, то не увидела вокруг ничего, кроме угольно-черной, подсвеченной жутковатым алым сиянием пустоты, что окутала меня, точно кокон, убив даже легчайший рисунок мерцающих линий - как будто весь мир внезапно лишился всего живого. Вот только внезапно вернувшаяся глухая темнота, от которой я уже почти успела отвыкнуть, именно в тот момент обеспокоила меня не больше, чем мое собственное жалкое полумертвое состояние, и, вырвавшись из чьих-то крепких рук, я опрометью бросилась к ложу Малими... честно скажу - был тот кошмарный момент, когда я не дышала, когда не жила... но он сгинул, едва лишь мои губы ощутили исходящее от ее тела тепло жизни, и я облегченно вздохнула, бессильно опускаясь на землю.
  "Сестра?.."
  "Все в порядке, - думать было ужасно лень, но не ответить Цахик я не могла, - Малими вернулась обратно. Она будет жить".
  "Ты... Ты была... там?"
  "Да".
  "Значит, я не ошиблась в тебе, - кивнула она с удовлетворением, как будто мои слова подтвердили какие-то ее смутные догадки, и я невольно почувствовала уважение, которым наполнился ее взгляд, - Ты и в самом деле можешь разговаривать с Эйвой и видеть духи умерших... Это великий дар".
  "Может быть", - покладисто согласилась я, слишком усталая, чтобы спорить, и Цахик это, разумеется, заметила.
  "Прости... Я отведу тебя туда, где ты сможешь спокойно отдохнуть..."
  "Если позволишь, то я бы хотела... остаться... здесь", - эти слова я прошептала уже едва слышно, сквозь чудовищные волны багровой усталости, что, словно в кипящем озере, растворяли в себе свет и тени, превращая весь мир в сплошной липкий водоворот, уничтожающий мысли и чувства... Сопротивляться ей было просто глупо, да я и не хотела я, признаться, этого делать, поэтому просто позволила ей себя утопить, чтобы больше уже ни о чем, ну совсем ни о чем не думать...
  Честно говоря, до сих пор не могу вспомнить, что же мне снилось в ту ночь, и снилось ли хоть что-нибудь, кроме каких-то неясных образов, которые я, при всем своем желании, никак не могла разобрать - а потому, наверное, в конце концов и проснулась, смятенная, но, по крайней мере, передохнувшая.
  "Добрый... вечер, - заметил Задира откуда-то из угла, - Я уж думал, что ты никогда не проснешься!"
  "Вечер? - удивленно переспросила я, - А почему ты меня не разбудил?"
  "Жаль было, - он слегка дернул хвостом, - Ты так сладко спала... К тому же, эта, которая вся в красных веревочках, всем сказала, чтобы тебя не тревожили - а ты бы видела, какие глаза были у этих На'Ви, когда Малими спустилась сегодня на нижний уровень - причем сама!"
  "Сама? А разве ей не рано еще вставать?"
  "Пфр! Это ты ей скажи! Кажется, она решила во что бы то ни стало доказать клану свою полезность, а все остальные слишком боятся, что она снова впадет в уныние, чтобы возражать".
  "Ну что ж... если она чувствует, что справится со всем этим, то, думаю, будет несколько жестоко ей за... за... запрещать", - я все-таки не удержалась, и зевок едва не вывернул мне челюсти, после чего, энергично встряхнувшись, поднялась на чуть дрожащих ногах.
  "Ты в порядке?"
  "В полном, - преувеличенно бодро отозвалась я, но, заметив его недоверчивый взгляд, тут же добавляю, - Честно. Просто голодная".
  "Хм..."
  "Что?"
  "Да нет, это... Просто я впервые радуюсь тому, что ты травоядная".
  "Это почему же?"
  "Потому, что, в таком состоянии, ни на какую охоту я бы тебя не отпустил!"
  "Правда? - я невольно улыбнулась, - Значит, ты бы, добрый мой приятель, вынудил меня помирать от голода... так?"
  "Ага, размечталась! - фыркнул он, - Я бы попросил кого-то из этих На'Ви тебе принести поесть, вот и все".
  "И как бы ты это сделал?"
  "Не знаю! - кажется, он уже начал сердиться, - В крайнем случае, я бы просто залез в тело одного из них и пошел бы на охоту!"
  "А так можно делать? Ведь духи входят лишь в тело того, кто их видит..."
  "Не знаю, - он как-то неопределенно дернул пластинками на затылке, словно бы осу отгоняя, - Честно признаться, я вообще не думал, что такое возможно, пока не встретил тебя и не увидел... ну, то, что случилось той ночью. Но, если бы так было нужно, я бы попытался".
  "В таком случае... я тоже рада, что не родилась хищником", - засмеялась я, и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, направилась на выход. Покрывало, которое я, кое-как да наперекосяк, отодвинула в сторону, сегодня показалось мне просто ужасно тяжелым, и я совсем запыхалась, хотя едва-едва прошла несколько шагов. Впрочем, может быть, все дело было в том, что мне приходилось, в некотором роде, нащупывать перед собой дорогу, ибо с моим внутренним зрением творилось что-то неладное - я напрягалась изо всех сил, только чтобы кое-как различать отдельные предметы, и почти вслепую брела куда-то вперед, больше ориентируясь на звуки и запахи, чем на энергетические потоки. Даже образ Задиры, тревожно следившего за моими перемещениями, время от времени словно бы смазывался, а его голос как будто доносился откуда-то издалека... или это кровь так сильно шумела у меня в ушах?.. Как я в тот раз не оступилась и не свернула себе шею - ума не приложу, однако каким-то образом я все же умудрилась добраться до древесной спирали и спуститься вниз, к основанию Дерева, где, судя по доносившимся до меня звукам, еще вовсю кипела дневная суета. Мое же появление... ну, я не скажу, что оно прошло совсем незамеченным, но, по крайней мере, обошлись без громких выражений, и, сделав вид, что моя скромная персона тут вовсе ни при чем, я осторожно пробралась к давешнему костру, что и сегодня весьма уютно потрескивал все в той же нише. Правда, там уже кто-то был, но я тут же узнала это мягкое, успокаивающее свечение, и, спокойно подтянув под себя ноги, блаженно пристроила подбородок на какой-то выступающий из земли корень, наслаждаясь веющим от огня теплом. Такой... ласковый.
  "Но может быть и опасным, - заметил в моей голове мягкий голос, - Вот почему так важно направлять его силу в нужное русло... и понимать, что подобный союз может привести к беде, - она чуть слышно вздохнула, - Ты вернула душу Малими в ее тело. Это было с тобой впервые?"
  "Да".
  "Как ты себя сейчас чувствуешь?"
  "Неплохо, - я усмехнулась, - Хотя, конечно, вымотана. Но это не совсем телесная боль, это... что-то другое".
  "Понимаю. Твоя душа побывала между жизнью и смертью, а подобное испытание не проходит без последствий. Мир духов не для живых, Цветок".
  "Да, я знаю. Как Малими?"
  "Ей лучше, благодаря тебе. Душа ее все еще не на месте, но теперь у нее появилось желание жить... это главное".
  "Где она? Я не чувствую ее присутствия..."
  "Еще не вернулась из леса".
  "Вы ее отпустили?"
  "Я не осмелилась ей противоречить. К тому же, как ты, должно быть, заметила, Малими была больна душевно, но отнюдь не телесно. Не думаю, что нам стоит беспокоиться за ее здоровье, ведь наша забота может только повредить ей".
  "Ясно. Но все же, Цахик..."
  "Я присмотрю за ней, Цветок. Не беспокойся об этом. Но... ты уверена?"
  "Мне ведь все равно придется уходить. Раз уж я выбрала для себя такую судьбу, есть ли смысл откладывать?"
  "И что же ты будешь делать?"
  "Я буду искать духов... тех, кого держат на земле какие-то невыполненные обязательства, чтобы помочь им вернуться к Матери... Я хочу лечить больных, таких как Малими, чтобы они не уходили раньше времени на тот свет, а смогли жить дальше и... помогать другим. Хочу... хочу приносить пользу, пусть даже самую маленькую - но какую уж могу. Мать не напрасно одарила меня моими способностями, не напрасно заставила пройти через все это - думаю, этим она хотела мне что-то сказать, и... кажется, я поняла, что именно".
  "Что ж, если ты уже все для себя решила... Пожалуй, нет смысла тебя отговаривать, - в голосе Цахик проскользнул отблеск печали, - Хоть мне и жаль, что все так получается, но - твое решение я уважаю, и искренне им восхищаюсь. А единственное, о чем я хочу тебя попросить... будь осторожнее. Пожалуйста".
  "Я постараюсь, обещаю, - я слегка наклонила голову, - Спасибо тебе".
  "Да хранит тебя Эйва, Цветок", - кивнула она в ответ, и я, улыбнувшись, мягко поднялась на ноги - странное дело! - уже чувствуя себя гораздо лучше. Кажется, все остальные На'Ви сразу поняли, куда это я направилась, и хотя никто из них не сказал мне и слова, проходя мимо них я все равно чувствовала, как меня бережно касаются чьи-то призрачные руки. На какой-то миг я даже почувствовала легкий укол сожаления, однако вовремя себя одернула - не время. Не время...
  "А по мне, так ты поступила совершенно правильно, - фыркнул Задира, как только мы, миновав полянку перед Великим Деревом, скрылись в густом кустарнике, неторопливо направляясь в чащу леса, - Все-таки жить с двуногими... пусть даже и с этими На'Ви... как-то неправильно".
  "Да, - кивнула я, - Неправильно".
  "Ну, так прекрати киснуть! А то идешь с таким выражением, как будто весь мир сейчас в огне сгорит! Что ты так расстроилась?"
  "Просто... там, с ними... мне было очень спокойно. А теперь..."
  "Чушь, - перебил он, - Как будто я дам тебя в обиду!"
  "Знаю, - я невольно улыбнулась, - Спасибо, Задира".
  "Глупая! - фыркнул он, - За что?"
  "Да просто так, - засмеялась я, - За то, что ты рядом".
  "Говорю же - глупая, - проворчал он, ясно смутившись, - Не за что тут благодарить, пустая твоя голова!" - и, отвернув голову, он прыгнул куда-то в сторону, провожаемый моим тихим смешком. Нет, правда, Задира... Есть, за что. Если бы не ты, если бы не твоя поддержка... Не знаю, справилась бы я. Если бы тогда со мной не было Задиры - смогла бы я осуществить то, что задумала?.. Смогла бы я сохранить свою храбрость и в ту же ночь - в ту же! - повстречаться с Бликом, маленьким ночным певцом, что кругами бродил по маленькой полянке и плакал ночами, ища свою маму? Смогла бы я - я, большеглазая! - выйти навстречу стае охотящихся ночных певцов, чтобы встретиться с матерью Блика и рассказать ей о судьбе ее щенка? И смогла бы я уйти невредимой - так, что свирепые хищники, заставлявшие всех моих сородичей дрожать от страха, сами уступали мне дорогу?.. Признаться честно - не знаю, но у меня самой до сих пор трясутся поджилки, как вспоминаю себя в том состоянии... словно бы это была не я, а кто-то другой, кто-то, кто мог спокойно разговаривать и с одиноким бронеголовом, которому и после смерти ужасно хотелось выполнить мечту всей своей жизни - забраться на вершину одной из парящих гор, но никак не хватало духу идти туда в одиночку, и с полубезумным пестрокрылом, что нашел себе развлечение в том, чтобы пугать остальных духов, будучи при этом весьма довольным своим положением!
  Они все были разные - смешливые и грустные, добродушные и свирепые, отчаянные и забитые... совсем как живые. С некоторыми из них было бы неплохо поболтать теплым вечерком, нежась на нагретом солнцем моховом холмике, с другими - не страшно и в пасть к черному охотнику залезть, а вот третьи были действительно злыми духами, озлобленными своей беспомощностью и попросту забывшими, кем они когда-то были. Большинство из них попросту нелепо погибли, скажем, попав под рухнувшую ветку - и с тех пор занимались только тем, что торчали под тем же самым деревом, сбивая ветки на головы проходящим внизу - но попадались среди них и такие, рядом с которыми даже мне становилось крайне неуютно! И что самое страшное - сами по себе, они ведь совсем не были злобными или ненормальными, нет! Совсем нет...
  "Просто они никак не смирятся с тем, что они умерли, вот и все, - проворчал Задира, явно подслушав мои мысли, - Глупцы".
  "Бедняги, - я покачала головой, - Они забыли, кто они. Хуже судьбы и не придумаешь... Поэтому я и хочу им помочь".
  "А про себя, как обычно, не думаешь, - он неодобрительно покачал головой, - Ты себя со стороны хоть раз за последние две луны видела?"
  "Ну... мельком - да. Но обычно у меня не так много времени, чтобы еще и себя разглядывать... не заметил?"
  "Может, и заметил. Но еще я заметил, что ты таешь прямо на глазах, и скоро сама будешь похожа на духа! Совсем себя не бережешь!"
  "Ну что ты волнуешься, - я поморщилась, - Я прекрасно себя чувствую".
  "Прекрасно? Это ты называешь - прекрасно?!"
  "Тише! - я слегка повела краешком перепонки, - Сюда кто-то идет".
  "Понял", - мрачно, ибо поняв, что разговор откладывается, сказал Задира, после чего исчез в глухо-мрачном проходе, ведущем наружу из-под огромной скалы, который мы с ним избрали своим убежищем. С некоторого времени у нас вошло в обычай, что, при приближении к моему убежищу незваных гостей, мой друг сразу разведывал обстановку, всегда безошибочно оценивая наших посетителей - как живых, так и мертвых. Я же терпеливо ждала его, прекрасно зная, что нависшую надо мной скалу не сдвинет с места даже бронеголов. Обычно он не заставлял себя ждать, почти тут же возвращаясь с кислым выражением и бухтением типа "Опять к тебе какой-то хмырь приперся!", а я с улыбкой выходила наружу... но на этот раз все было совсем не так. И я мало что не подпрыгнула от неожиданности, когда в моих ушах раздалось... нет, даже не рычание. Даже не вой... Это было нечто совсем другое, нечто хриплое, низкое, клокочущее, нечто настолько переполненное первобытной яростью, что у меня аж сердце защемило! Еще никогда в жизни я не слышала от своего друга такого звука, пропитанного самой жгучей, самой клокочущей ненавистью, какую только можно было представить... ибо он злился, да, но никогда, еще никогда... я даже не знала, что его доброе, отзывчивое сердце способно ТАК ненавидеть! И, по-хорошему, я должна была замереть от ужаса или забиться в самый дальний угол, дрожа от страха, но - в тот момент я об этом почему-то не подумала, со всех ног бросившись наружу.
  "Задира!" - крикнула я, однако он меня даже не услышал - весь какой-то перекошенный, с поднятой дыбом броней, он, как обезумевший, бросался на нашего гостя - исполинского черного охотника, что мог только визжать то ли от страха, то и от боли, когда рассвирепевший Задира набрасывался на него со всех сторон, со всей силы колошматя по самым уязвимым местам, и уже не только его когти - весь он просто-таки полыхал кроваво-красным светом!
  "Задира, стой! - закричала я, бросаясь наперерез, - Да стой же! Задира!"
  "Наза-а-ад!"
  Громоподобный рев Задиры заставил меня невольно осесть на задние ноги, и, надо сказать, это мне жизнь и спасло - ибо в противном случае просвистевшая по воздуху широченная лапа попросту сломала бы мне шею! Впрочем, незнакомому охотнику вряд ли было до меня дело - скорее уж он изо всех сил старался стряхнуть с себя своего бесплотного противника, а тот, завывая от ненависти, полосовал его когтями, разбивая в кровь губы, дыхала - собственно, все места, не защищенные броней, до которых мог дотянуться, в придачу еще и швыряя из стороны в сторону, точно не огромного взрослого зверя, а жалкого котенка!
  "Задира! Хватит!!!"
  "Аргха-а-ах!" - сдавленно вскрикнул Задира, когда какая-то невидимая сила отодрала его от жертвы, расшвырнув их обоих в разные стороны: незнакомца, уже порядком ободранного - к подножию толстенного дерева, а Задиру - ко мне под ноги, надежно придавив его к земле.
  "Цве... Цветок! - едва придя в себя, заорал он, - С ума сошла?!"
  "Это ты с ума сошел! - закричала я, невольно сорвавшись на визг, - Ты что это делаешь, а? Совсем ничего не понимаешь?! Ты же его убить мог!"
  "Ну и что?! - взвыл Задира, - Ну и что?!! Да я этому ублюдку горло порву, не задумываясь! Это убийца! Грязная тварь! Это он, это он!.."
  "Тихо ты! - рявкнула я, едва ли не яростнее, чем он сам, - И объясни толком, что ты так на него взъелся-то?!"
  "Взъелся? - голос Задиры стал выше, словно он вот-вот готов был сорваться на верещание, - Я на него взъелся?! Да этот... этот... - его просто-таки душило от ненависти, и мысли метались, как обезумевшие, так что он долго не мог выдавить из себя ни слова, а когда, наконец, вновь обрел дар речи, то выдал мне такое... Доброй половины я просто не поняла - и, как мне кажется, это даже к лучшему - не уверена, что ему, в его-то возрасте, вообще было положено знать такие слова, - Это ведь он убил меня!"
  "Что?!.."
  "Это он, Цветок! Он! Тот самый гад, что отнял у меня жизнь! - дальнейшие его слова поглотило свирепое рычание, и, вывернувшись всем своим телом, он отчаянно крикнул, - Пусти меня, Цветок! Пусти меня, демоны меня раздери! Я все равно убью его! Все равно убью!!!"
  "Вот как? - я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, - Ну что ж... тогда убивай".
  "Что?.."
  "Убивай его, говорю. Можешь разорвать ему горло, или выцарапать глаза, или еще как-то... Вопрос-то не в этом. Вопрос в том, сделает ли его убийство тебя счастливее?"
  "В... в каком смысле?"
  "В прямом, в каком же еще? Ведь, даже если ты его убьешь, это не вернет тебя в твое тело. И, как бы ты этого ни хотел, ты уже никогда не сможешь ощутить себя живым!"
  "Я знаю! - крикнул он, с такой мукой в голосе, что у меня слезы брызнули, - Знаю! Я мертвец! Дохляк! Труп! Хотя нет, что это я - ведь до трупа можно дотронуться, а я - всего лишь бесплотный дух! Я мертвее, чем мертвый! Бесполезнее бесполезного! Я - тень! Иллюзия! Всего лишь образ в твоей голове! И знаешь, что? Знаешь, кто стоит между мной и Великой Матерью? - его дыхала раздувались, а глаза горели, как у безумца, - Знаешь, почему я все еще здесь, на земле, почему я так упорно цепляюсь за свое посмертие?!"
  "Твоя мама..."
  "Мама! - он запрокинул голову, и жуткий, какой-то потусторонний хохот, встряхнув его горло, вырвался наружу клокочущим ревом, - Мама! Да разве ж она меня любила?! Ведь я был выродком! Бесполезным отродьем, родившимся почти на полдня позже остальных, и с первых же мгновений жизни я был вынужден зубами и когтями выдирать свое право на существование! Меня мало что не насмерть загрызали собственные братья, а она даже не смотрела в нашу сторону, делая вид, что ничего не происходит - и я знаю, втайне она желала, чтоб я поскорее сдох! А теперь скажи, что я ее любил! Скажи! Да я жил только ей назло, всем и каждому доказывая, что достоин жить! Я цеплялся за эту поганую жизнь, как за то единственное, что у меня никто не мог отнять - и теперь представь, что же я почувствовал, когда вот этот вот урод доказал мне, что даже моя жизнь... даже моя едва начавшаяся жизнь!.." - кажется, он вот-вот был готов завыть в голос, и поспешно отвернулся, чтобы я не могла видеть его глаз...
  "Прости... Я не знала".
  "Да и откуда ты могла это знать? - хрипло, каким-то надорванным голосом откликнулся он, - Я ведь никому об этом не рассказывал... Поклялся, что никому в этом не признаюсь, пока не настигну своего убийцу, что отнял у меня даже то немногое, что у меня было, и не вырву его гнилую душу из тела... Да уж, - он как-то странно хмыкнул, как будто у него в горле что-то застряло, - Похоже, что я не смог выполнить ни одну из своих клятв, да? Как был ничтожеством... так им и..."
  "Прекрати! - взвизгнула я настолько пронзительно, что мы оба вздрогнули, и Задиру вновь швырнуло на землю - но я этого даже не заметила, - Прекрати! Как ты можешь... как ты можешь... так о себе говорить!"
  "Цветок..."
  "Ты - не ничтожество! И никогда им не был! Иначе что бы я тут делала, ты, ты... Придурок! Тупица! Балбес! Непроходимый, непробиваемый, пустоголовый идиот, и угораздило же меня с тобой связаться!"
  "Но..."
  "Никаких "но"! И даже думать о подобном не смей, слышал?! Иначе я... я... я просто не знаю, что я с тобой сделаю!"
  "Уже боюсь... - он постарался произнести это как можно насмешливей, чтобы снять напряжение, но тут я, кажется, совсем нехорошо на него уставилась, и он струхнул, - Ну что ты, Цветок! Все, все, я успокоился... да лежу я! Лежу!"
  "Вот и лежи, - рыкнула я, прожигая его "взглядом", - И если хотя бы на полкоготочка сдвинешься..." - я не договорила, но, судя по тому, как его втиснуло в землю, моя угроза оказалась более чем весомой! Оставив его сосредоточенно размышлять о своем поведении - во всяком случае, мне хотелось бы надеяться, что он думает именно об этом - я прошла к дальнему концу поляны и осторожно опустилась на колени рядом с нашим гостем, что все так же неподвижно лежал на месте, едва слышно поскуливая от боли и потирая морду лапами. Его свечение было слабым и неровным, к тому же, еще и окрашенным в какой-то тошнотворный болотно-зеленый оттенок, свидетельствующий о сильной боли - но почему-то я сомневалась, что это связано с ссадинами, который он получил от Задиры!
  "А ты на рожу его взгляни, - фыркнул в ответ Задира, правда, скорее презрительно, чем злорадно, - Сразу все поймешь..."
  "На... рожу?"
  "Ага. Уж не знаю, кто его так разукрасил, но, насколько я могу судить, смерти этого урода желаю не один только я... Отрадно знать", - и, не желая больше ничего объяснять, он отвернулся, а мои щупальца, немного помедлив, потянулись к голове черного охотника. Тот никак не пытался мне помешать, и я внимательно, хоть и предельно осторожно ощупала его лоб, скулы... его глаза... или, вернее сказать, то место, где когда-то были его глаза, ибо я сумела обнаружить там лишь две скверно зажившие глубокие впадины, пустые, точно пересохшие лужи.
  Ослеплен. Этот несчастный был таким же калекой, как и я - ослепленным то ли колючей веткой, хлестнувшей по глазам, то ли таким же черным охотником, как и он сам - может быть, еще одной матерью, защищавшей детенышей, или рассвирепевшим соперником в пылу любовной схватки, или просто отчаянным бродягой, польстившимся на богатую добычу и решившим прибрать ее к лапам?.. Как бы то ни было, но ему явно повезло меньше, чем мне - мало того, что у него не было друга-духа, который помог бы справиться с этим, так еще и в рану явно угодила какая-то зараза, превратив едва-едва зарубцевавшиеся шрамы во вспухшую нашлепку, от которой так и тянуло зловещим жаром. Моих тонких щупалец даже не хватило, чтобы полностью обхватить эту самую "нашлепку", но я и так могла понять, что размер у нее весьма внушительный, к тому же, от нее самой воспаленные прожилки расползлись во все стороны, точно нити паутины, прочно зацепившись за живую, здоровую плоть и заставляя ее гнить заживо... Задира демонстративно морщился и всем своим видом показывал одолевшее его дикое отвращение, однако я, не обращая на него внимания, бережно, самыми кончиками щупалец водила по этому жуткому наросту, и огромный зверь, могущий одним когтем разорвать мне горло, тихо скулил, как побитый щенок, приткнувшийся к материнскому брюху и наконец-то давший волю слезам.
  "Пфр-р-р! - раздалось у меня за спиной, и я увидела Задиру, что неодобрительно поглядывал на него из-за моего плеча, - Спасибо тебе, Цветок".
  "За что?"
  "За то, что остановила. Иначе бы я вот эту вот развалину... Кха! Больно чести много - марать лапы о живую падаль!"
  "Задира..."
  "Что? Краше сказать не могу, уж извини. И даже не думай, что мне хоть вот на столечко жаль эту дохлятину, ясно?! Просто он и так помрет, а я не настолько благороден, чтобы даровать ему быструю и почти безболезненную кончину! Я подожду... и посмотрю. Так что в ближайшую пару дней, не удивляйся, если я вдруг куда-нибудь исчезну..."
  "Никуда не нужно будет исчезать, - спокойно отозвалась я, стараясь, чтобы голос не дрожал, - И если захочешь потешиться, то вполне сможешь наблюдать за ним с этого же самого места".
  "Погоди-погоди! Ты же не собираешься?!.."
  "Именно, что собираюсь. Он останется здесь".
  "Да... какого... Цветок!"
  "Он болен, Задира! Болен и слаб! Куда ему идти, в таком-то виде?"
  "Куда угодно, лишь бы подальше отсюда! Ты что, последний рассудок потеряла, а? Он убийца, Цветок! Он опасен!"
  "Бесспорно, опасен, - кивнула я, - Опасен для самого себя. Он слеп, Задира!"
  "Кто бы говорил!"
  "Но здесь все совсем не так..."
  "Да неужто? И в чем же разница, если не секрет?"
  "В том, что у него нет тебя, - сказала я, совершенно серьезно глядя ему в глаза, - Он ведь совершенно один в этой темноте!"
  "Кха!"
  "Я серьезно, Задира. И я не собираюсь презирать его за эту слабость, потому что не думаю, что сама бы с этим справилась, если бы не мой дар. И мне его жаль, - после чего твердо сказала, - Поэтому он остается".
   "А, ну тебя, - он только лапой махнул, - Ты же упрямая, как стадо двурогов, и уж коль вбила себе в голову... Делай с этой дохлятиной что хочешь. Но не жди, что я тут рядом с ним плясать буду!" - и, с отвращением покосившись на скулящего зверя, он резко скакнул в лес, исчезнув в кустарнике, а я, глубоко вздохнув - что ж, это прошло лучше, чем я думала! - повернулась к черному охотнику.
  "Не бойся, - это были первые мои слова, когда нам удалось установить связь, - Я тебя не обижу".
  "Помоги... мне, - еле слышно просипел он, и его когти глубоко вошли в мягкую почву, - Помоги... спаси... я не хочу... мне страшно!"
  "Тише, тише, - я ласково склонилась над ним, как над собственным детенышем, поглаживая его щупальцами, - Все хорошо, я рядом. Никто тебя не тронет".
  "Она найдет меня... - скулил он, закрыв морду лапами и дрожа, как в припадке, - Она - демон, демон! Она найдет меня, и убьет!"
  "Не волнуйся, здесь она тебя не тронет, - я неловко - все-таки он был таким огромным! - погладила его по голове, - Полежи-ка здесь, а я сейчас..."
  "Нет! - взвыл он в голос, судорожно двинув лапой, но, к счастью, промахнулся - я успела отпрыгнуть в сторону, каким-то чудом не разорвав связи, но он все равно застонал, как от боли, - Пожалуйста... Пожалуйста... не уходи!"
  "Я никуда не уйду, - сказала я как можно спокойнее, хотя меня и потряхивало - нельзя же так вот бросаться! - Просто здесь, неподалеку, растет багрянка... она поможет тебе успокоиться".
  "Я... я спокоен, - пробормотал он, обхватывая себя лапами и дрожа, как в лихорадке, - Просто ты... побудь рядом. Пожалуйста... Пожалуйста!"
  "Ну... хорошо, я никуда не уйду. Но тебе нужно отдохнуть".
  "Я постараюсь, - прошептал он едва слышно, - Ты ведь правда не уйдешь? Никуда?.."
  "Правда, - кивнула я, - Никуда".
  Кажется, поверил - во всяком случае, напряженные мышцы у него на плечах постепенно расслабились, и он медленно опустил свою изуродованную голову, придавив подбородком опавшие листья. Я внимательно прислушивалась к его сердцебиению, пока оно не стало ровным и размеренным, и лишь тогда осторожно убрала свое щупальце.
  "Закончили беседу? - раздался вредный голос из-за кустов, - Или мне еще подождать, пока вы там нащебечетесь?"
  "Мог бы и не ждать", - я лишь слегка пожала плечами, и невидимый Задира презрительно фыркнул, после чего, наконец, показался.
  "Извини, но не испытываю извращенного удовольствия в том, чтобы слушать, как мой смертный враг общается с... Ну, не важно", - он тряхнул головой и отвернулся, а я невольно улыбнулась.
  "И все же ты остался".
  "Просто я боялся, что этот урод тебя обидит, балда! - прорычал он, - А вовсе не по той дурацкой причине, которую ты себе в голову вбила! И когда эта куча костей тебя... едва не... - он сглотнул и покачал головой, - Я едва удержался, чтобы не выскочить и не располосовать ему глотку!"
  "Но не выскочил же... Спасибо тебе".
  "Кха! Просто, так двигаясь и так работая когтями, он даже ящерицу не поймает, пусть даже она к нему в пасть заглянет! - он несколько раз провел языком по губам, точно пытаясь оттереть его от какой-то гадости, однако быстро перестал дурачиться и посерьезнел, - Хотя меня больше всего насторожила "она". Ну, которая якобы за ним гонится. Как думаешь?.."
  "На нем ее запаха нет, - я покачала головой, - Он пахнет только речной водой. Кто бы ни была эта "она", они уже давно не виделись".
  "И, тем не менее, боится он ее знатно. Готов поспорить, его слепота - это ее работа, да и половина шрамов на его шкуре - тоже".
  "То есть, они не раз встречались?"
  "Конечно. Шрам на его голове появился не меньше луны назад, а вон та зарубка на лопатке куда свежее - ей от силы дней пять. И вон те следочки на боку - это явно не камни оставили! Это был взрослый, сильный черный охотник!"
  "Тогда почему она его сразу не убила?"
  "Хороший вопрос. И ответов на него может быть несколько. Возможно, этот придурок попросту невероятно туп, и не понимает все с первого раза, а, может, "она" просто не хочет убивать его, - он помрачнел, - И это сулит проблемы".
  "То есть?"
  "Раз она не хочет его смерти, выходит, либо он ей каким-то странным образом дорог, и она не в силах заставить себя его просто так прикончить, либо же она с ним играет".
  "Играет?!"
  "Ну да. Дать умереть быстро и безболезненно - это ведь почти милость... А вот давать надежду на жизнь, отпуская живым, но потом все равно настигать и вновь заставлять чувствовать себя беспомощной жертвой... У-у-ух! - его передернуло, - Откровенно говоря, не хотел бы, чтобы моим врагом стала "она"!"
  "Но ведь она, скорее всего, потеряла его след".
  "Да, но вряд ли она оставит его так просто. У нас, черных охотников, самый острый нюх в Лесу, и, стоит лишь ей почуять его запах, как она тут же примчится сюда! Чувствуешь, чем это грозит?"
  "Да. Но избавляться от него не собираюсь. Он попросил о помощи - значит, он ее получит. К тому же, - мои щупальца печально опустились, - не думаю, что ему уже долго осталось".
  "То есть? Он что, умирает?"
  "Да, - мне, право, больно было это говорить, но врать было просто неудобно, - И, боюсь, его уже не спасет даже вся мудрость Леса. В его рану попала какая-то болезнь, которая разрушает его изнутри, и, если даже я попытаюсь ее извлечь..."
  "Не смей! - тут же взъерошился Задира, - С ума сошла?! Он, здоровый, огромный охотник не смог справиться с этой пакостью, а ты собираешься всю ее перенять на себя?!"
  "... то, скорее всего, он все равно умрет, - закончила я, словно бы меня и не перебивали, - Его сердце просто не выдержит, а я... не хочу".
  "Ясно, - мрачно откликнулся Задира, - Выходит, старайся ты, не старайся, а только дорога к Матери ему все равно уже проложена, так? И, тем не менее, ты все равно собираешься рисковать ради него жизнью?.. Можешь не отвечать, это не вопрос, - поспешно добавил он, - Я и так знаю, что ты скажешь... Конечно, это не совсем мое дело, Цветок, но, по-моему, ты чересчур добрая".
  "А разве это так плохо?" - я улыбнулась.
  "Да, в общем-то, нет, но порой это создает неприятности, и я начинаю волноваться за твою жизнь".
  "Спасибо... Но, пока ты рядом, Задира - мне нечего бояться".
  "Ты так в этом уверена?.."
  "Конечно, - я засмеялась, - Разве у тебя есть повод в этом сомневаться? Ты - самое дорогое, что у меня есть в этой жизни, и я бесконечно счастлива, что тебя встретила. Если бы не ты... если бы не ты, я не знаю, что бы со мной было".
  "Цветок... - либо я чего-то недопоняла, либо у него был на редкость ошарашенный голос, - Цветок, ты... Я... О, Мать!"
  "Что такое?!"
  "Да ничего, кроме того, что я уже в который раз сожалею, что мертв! - рявкнул он, с силой ударив лапой по сухим листьям и заставив их разлететься во все стороны, как от порыва ветра, - Тухлятина, Цветок... Прости".
  "Ничего. Ты тот, кто ты есть, Задира, я узнала тебя таким, и не хочу, чтобы что-то менялось. Вот почему..."
  "... ты так яростно защищала его? - он чуть кивнул в сторону посапывающего охотника, - Из-за меня?"
  "Угу... Я отвратительная эгоистка, правда? Я ведь не о нем думала, а о себе. Я думала, что, если ты его убьешь, то тебе уже незачем будет тут оставаться, и тогда... ты уйдешь".
  "Ну и глупая, - фыркнул он, устраиваясь рядом и уютно положив голову мне на шею, - Это ж додуматься надо - что я вот так возьму и тебя брошу!"
  "То есть, ты..."
  "Я останусь с тобой, что бы ни случилось, - приглушенно ответил он, сосредоточенно глядя куда-то в сторону, - Потому что теперь меня удерживает в этом мире нечто большее, чем чувство мести, нечто куда более сильное! Раньше я думал, что моей ненависти будет вполне достаточно, чтобы остаться здесь... я даже не думал, что на свете есть чувство сильнее ненависти! - но потом ненависть исчезла, а я все равно остался. Вот тогда я и понял, что ненависть - просто ничто по сравнению..."
  "С любовью", - тихо, в один голос, прошептали мы оба, украдкой переглянувшись - и мало что не подпрыгнули от испуга, услышав недоверчивый голос:
  "Брат... только что... это же было не это самое?.."
  "Ну, я, конечно, я могу ошибаться... - ответил ему такой же ошарашенный голос, - Но, по-моему... это самое, брат".
  "Выходит, все-таки признался! Ох, Матушка, я уж думал, он никогда на это не решится! Столько времени тянуть - это ж надо..."
  "Ну, не будем несправедливы к юному Задире, братец - лично мне кажется, что Цветок тоже весьма долго медлила с этим признанием, так что нам остается лишь порадоваться за них обоих - и за себя, что не пришлось ждать еще дольше!"
  "Во имя солнца и небес... - пробормотал Задира, прикрывая морду лапой и страдальчески закатывая глаза, - Приперлись же!"
  "А ты, как обычно, просто образец вежливости, наш юный друг, - не без иронии заметил один из ночных певцов, высовывая голову из ствола того самого дерева, под которым мы сейчас лежали, - Хотя, в своем роде, нам даже приятно это видеть. Хоть что-то в этом мире не меняется..."
  "Шорох, - я невольно улыбнулась, - Давно не виделись, но вы, как всегда, красноречивы. Какими судьбами?"
  "Да вот, решили проведать вас, узнать, как живет-поживает знаменитая Белая Шаманка, - а вот и второй братец пожаловал, - Так сказать, тешим самолюбие и гордимся знакомством с такой выдающейся личностью!"
  "Белая? Шаманка? - засмеялась я, - Это что, про меня?"
  "Да вы не обижайтесь, это не ругательство, - подмигнул мне Шелест, - Шаманами называют тех, кто способен общаться с духами, а белая... ну, думаю, вы и так знаете".
  "М-м-м?"
  "Вот как? - братья разом повернулись в сторону Задиры, - Значит, ты ничего ей не рассказал?"
  "Я пытался, - буркнул тот, - Но она на редкость упряма".
  "Кто? Я?"
  "Нет, я, - он закатил глаза, - Мы с тобой о чем сегодня говорили?"
  "Так что со мной такого? Ты можешь объяснить?!" - я начала сердиться.
  "Пожалуй, мы объясним лучше, - подал голос Шорох, - Собственно, мы потому и пришли... Цветок, как часто вы в последнее время уходили за грань?"
  "Вы имеете в виду..."
  "Да, да. Как часто вы выбирались из своего тела и отправлялись по тропе к Матери, преследуя чью-то отлетевшую душу?"
  "Ну... в общем-то, не так уж и часто. Раз... в несколько дней, как-то так. По-разному бывает. Я не пытаюсь вернуть тех, кто уже действительно отжил свое, но мне жаль, когда умирают молодые и полные жизни, и я..."
  "Забываете о себе, - с какой-то затаенной грустью сказал Шепот, - Ах, Цветок... Иногда я, право, жалею..."
  "Что Мать одарила меня этим талантом? - я улыбнулась, - Ну, к добру или к худу, да только этот "талант" - часть меня самой, и с этим уже ничего не поделаешь, правильно?"
  "А ведь она права, брат, - Шорох как-то нехорошо на меня покосился, - Сам не видишь? Она ведь уже даже не видит разницы!.."
  "В самом деле, - тот покачал головой, - Но, признаться честно, я нисколечко не удивлен. Мы ведь с тобой знали, что, рано или поздно, этим все и закончится. Нельзя стоять твердо, если опираешься сразу на два бревна, и, в случае Цветка, это уже скорее вопрос времени".
  "Какого времени? - меня, надо сказать, их слова порядком озадачили, - Эй, а может хватит говорить обо мне так, словно меня тут нет?!"
  "А вы сами разве не знаете? - Шелест грустно посмотрел мне в лицо, - Вы умираете, Цветок, вот и все".
  И тишина...
  "Ну... разумеется! - обдумав его слова, я засмеялась, - Я ведь живая. И, как и любое другое существо, умру в свой срок, как только придет мое время".
  "Верно, однако, боюсь, этот срок наступит гораздо раньше, чем вы думаете, - такого мрачного голоса я от него еще не слышала, - Каждый раз, ступая за грань этого мира, вы истощаете собственные жизненные силы, и нити, что привязывают вас к вашему телу, становятся все слабее и тоньше... А рано или поздно - они просто оборвутся, и тогда, Цветок, вы уже не сможете вернуться назад".
  "То есть, я умру?"
  "В лучшем случае".
  "А в худшем?"
  "Вы... станете одной из нас".
  "Вернее, не совсем, - добавил Шорох, - Как вы уже знаете, дух - это просто беспокойная душа, которая, если захочет, в любой момент может прекратить свои скитания по земле и вернуться к Матери, однако в вашем случае... все немного не так. Вы действительно станете духом, но духом, если можно так выразиться, вечным, и навсегда останетесь здесь. Вы не сможете покинуть землю, равно как и возродиться в новом теле или стать частью Матери. Вы будете вечно скитаться по этому миру, и никогда не обретете покоя, - он бросил мимолетный взгляд на слепого черного охотника, мирно спящего под деревом, и его глаза приобрели совершенно несчастное выражение, - Прошу вас, задумайтесь об этом, Цветок!"
  "И не рискуйте понапрасну. То, что вы делаете, заслуживает только восхищения перед вашим упорством и вашей добротой, однако же..."
  "Однако же вы не всесильны, и вам вовсе не нужно нести на себе все бремя мира, ведь вы - простая смертная..."
  "Точно такая же, как и все остальные, что живут рядом с вами..."
  "Поэтому вы имеете право на обычную, нормальную жизнь! Вам вовсе не нужно становиться мученицей или святой! Что бы ни случилось - вы должны жить! Хватит уже считать, что ваша жизнь ничего не стоит, ясно?!"
  "И какой бы "благородной" вы ни считали свою будущую кончину - смерть всегда остается смертью, суть от красивых слов не изменится. А раз уж именно вашей душе выпала судьба обрести жизнь в смертном теле - так берегите же этот дар, и не отмахивайтесь от него, как от какой-то надоедливой мошки!"
  "Живите, Цветок!"
  "Живите - ради себя и ради тех, кому дорога ваша жизнь!"
  "Ведь все души не спасти, и не вернуть..."
  "Мы не выбираем себе смерть - она сама выбирает нас".
  "И, как бы мы ни старались, все отправимся к Матери, каждый - в свой срок. Но то, что мы смертны, еще вовсе не значит, что наша жизнь ничего не стоит, и мы имеем право жертвовать ею во имя какой угодно "высшей" цели... Да что это за цель такая, ради которой уходят в небытие бесчисленные непрожитые дни?!"
  "Поэтому - живите! - отчаянно, с какой-то болью в сердце, выкрикнул Шорох, - Ради нас всех, погибших так рано, не успевших даже понять, а каково это - по-настоящему жить... живите ради тех, кто так и не родился на свет, кто никогда не видел солнца, не ощущал запаха леса, не слышал птичьих голосов!.."
  "Шорох?!"
  "Тише, тише, - братья совершенно одинаково улыбнулись, - Не волнуйтесь так. С нами ничего такого... Мы просто уходим".
  "Вы..."
  "Да. Мы решили, что уже слишком долго откладывали это, и вот, наконец... время пришло. Вчера мы видели, как родились прапрапраправнуки нашей давным-давно умершей сестры; мы видели, как распускались цветы над их логовом, и как искрились капельки росы, собирающиеся на кончиках лепестков; мы видели лесного духа, порхавшего в воздухе... и поняли, что мы и так уже давно, уже слишком давно не видели, как встает солнце. Поэтому сегодня мы решили забраться наверх, на самую-самую высокую парящую скалу, какую только найдем, и на ней встретим рассвет, - братья даже зажмурились одновременно, уже и не скрывая, что читают мысли друг друга, - А уж после этого, наверное, и к Матери отправиться будет не так уж страшно! - они засмеялись, показывая, что это была шутка, хотя глаза у них были немного грустные, - Так что, откровенно говоря... мы вас навестили для того, чтобы сказать "до свидания". До свидания, Цветок, до встречи, Задира".
  "Вы будете славной парой..."
  "Мы желаем вам обоим счастья..."
  "И очень надеемся, что, когда придет время снова встретиться, нам не будет за вас стыдно!"
  "Живите, так долго, как только сможете, и даже если вам вдруг покажется, что ваша жизнь чересчур затянулась, и вы уже не видите смысла в каждом новом дне - приходите к Сердцу Леса, чтобы отыскать нас, и мы снова с вами побеседуем на эту тему. Договорились?"
  "Шелест... Шорох!"
  "Ну, ну, Цветок, что это вы? - Шорох все-таки показался на глаза, и у меня аж губы задрожали, когда я увидела его едва различимое, прозрачное тело и лапы, словно бы превращенные в размытое облако тумана, - Не расстраивайтесь так, это ведь не навсегда! Ну же... утрите слезы. Мы счастливы, что нам довелось познакомиться с вами, и надеялись на взаимность..."
  "Глупый, - всхлипнула я, вытирая лицо коленом, - Глупый... Я просто люблю вас, обоих, и... я счастлива! Я все время думала, как вам помочь, как отблагодарить за вашу доброту, а сейчас... сейчас..."
  "Просто ей грустно с вами расставаться, - пришел на выручку Задира, - вот и все. Нам... будет вас не хватать".
  "Нам? - ночной певец улыбнулся, - А мы думали, ты нас недолюбливаешь... разве не так, котенок?"
  "По сравнению с вами и теми годами, что вы прожили, я и в самом деле кажусь молочным котенком, так что меня это больше не трогает, - он улыбнулся, самыми краешками губ, - Ведь то, что я молод, еще вовсе не значит, что я не могу стать сильнее. Или мудрее. Или опытнее. А, раз уж я пока не собираюсь уходить к Матери, еще посмотрим, кто из нас покажется детенышем, когда мы встретимся!"
  "Ого, - ухмыльнулся Шелест, - Слышал, брат? Кажется, наши скромные усилия оказались небесполезными, раз уж даже этот непробиваемый валун затрещал, словно вылепленный из глины! Я тебя прямо не узнаю, Задира, - кажется, это был второй раз, когда он назвал моего друга по имени, - Ты в последнее время просто сам не свой... или это Цветок так на тебя действует?"
  "Естественно, - он даже не подумал отпираться, как обычно, - Кто еще? Или вы видите поблизости еще одну жутко искреннюю и убедительную девчонку, что запросто беседует с духами? Лично я, - он со вздохом оглянулся, - нет".
  "Нет, ну ты только посмотри, - братья переглянулись, - А котенок-то подрос, и, глядишь, скоро станет совсем взрослым! Цветок, - короткий, но от того ничуть не менее почтительный кивок, - что говорится, под впечатлением. Как удалось?.."
  "А почему это сразу на меня? - я невольно покраснела, - Это Задира!"
  "Разумеется, - они фыркнули, - Но, как ни крути, а без вашего участия здесь не обошлось. Нечего смущаться, ведь это говорит исключительно в вашу пользу! Перевоспитать такого буку - право, не уверены, что нам бы хватило вечности!"
  "Не хватило бы, ведь у вас, пара наглых морд, нет и малой толики ее талантов! - Задира довольно оскалил зубы, вывалив наружу язык, - Так что сваливайте уже по-хорошему, пока я не передумал и не навалял вам напоследок!"
  "О, а вот это уже больше похоже на нашего Задиру, - братья переглянулись, - Но, раз уж ты так стремишься поскорее уединиться с Цветком... мы, конечно, все понимаем... вы же, пара влюбленных пташек, желаете вдоволь поворковать здесь в мире да покое... ну, в относительном, конечно же, но все-таки... тебе уже ведь не терпится в полной мере открыть ей свои чувства и дождаться взаимности..."
  "Слушайте, вы!.." - кажется, терпение Задиры все-таки лопнуло, но ответом ему был лишь тихий, удаляющийся смех, вскоре растаявший вдали, и мы поняли, что действительно остались одни, ибо лишь неразборчивый шелест листвы да тихий шорох опавших листьев тревожили ночную тишину, словно бы выговаривая чьи-то давным-давно забытые имена...
  "Мне будет их не хватать".
  "Мне тоже. Но мы ведь еще встретимся, правда?"
  "Конечно. Все - в свой срок, мы станем частью Матери и воссоединимся со всеми, кого когда-то потеряли. Каждый из нас, - он вновь опустил голову ко мне на спину, прикрыв глаза, - Но не сегодня".
  "Да, - я улыбнулась, - не сегодня. Не сегодня... Задира?"
  "М-м-м?"
  "Ты ведь останешься со мной, правда?"
  "Конечно, - он усмехнулся, и с его губ сорвалось легкое мурлыканье, - Я же тебе обещал. И я буду всеми силами оберегать тебя до конца твоих дней - или моего существования. Слышала, глупая?"
  "Угу... Задира..."
  "Вот только не вздумай благодарить!"
  "Да? Ну, тогда ладно... Ты не против, если я немного посплю?"
  "Разумеется, нет! - он фыркнул, - Чего спрашиваешь? Только тебе бы..."
  "Нет, не хочу. Там довольно душно, к тому же, мне нравится место, на котором я сейчас лежу, и мне просто лень с него уходить. Постережешь меня?"
  "Ладно. Спи давай".
  "Уже..." - пробормотала я, и, в самом деле, через пару мгновений уже спала без задних ног. Правда, как мне показалось, только-только я провалилась в толщу сновидений, как меня уже разбудили, причем весьма необычным способом! Так что я успела разве что приглушенно охнуть, когда чья-то широченная лапа легко отшвырнула меня в сторону, точно какую-то старенькую ветошь, но спустя всего лишь мгновение я уже забыла об этом - когда меня темной, удушливой волной накрыла мощная волна ненависти, прокатившаяся по поляне, а потом я услышала и низкий, гортанный рев, от которого, наверное, должны были задрожать небеса.
  И - я узнала этот голос.
  "О Мать... - прошептал Задира у меня над ухом, - Цветок..."
  "Знаю, - каким-то мертвым голосом отозвалась я, - Мама".
  "Так значит, она и есть... "она"?"
  "А кто же еще? Или ты не чувствуешь?.." - не договорив, я решительно поднялась на ноги... попыталась подняться, потому что где-то на середине незамысловатого движения почувствовала, как меня что-то серьезно придавило к земле.
  "Ты с ума сошла? - прорычал Задира мне в ухо, и, судя по голосу, зол он был просто невмерно! - Идиотка, она ж тебя одной лапой по земле размажет!"
  "А в противном случае она просто убьет его, а уже потом доберется до меня! Неужели ты не понимаешь?.."
  "Еще как понимаю! Не забывай - она моя мать! И я знаю, что сейчас, когда она в таком состоянии, тебе к ней и на тридцать прыжков приближаться не стоит! Сейчас она видит перед собой только его, и, пока она до него не доберется, она не успокоится, поэтому не пытайся стать заступой на пути несущейся горной реки - все равно не получится!"
  "Но... я же обещала... Пусти меня, Задира! Я же обещала!"
  "Не пущу! - рявкнул он, - Обещала ты, не я - и я вовсе не намерен так просто дать тебе умереть, ты поняла?!"
  "Задира..."
  "Даже не вздумай!"
  "Задира... пусти!"
  "И... не... подумаю! - проревел он, выпуская когти, - Мечтай!"
  "Задира!"
  "Нет! - по его телу прошла судорога, размазавшая его очертания, - Нет!"
  "Сейчас же!" - мне было больно видеть, как он мучается - но я была должна это сделать! Должна!
  "Нет... не смей... Цветок!"
  "Я обещала, Задира! - я почувствовала, что по моим щекам текут слезы, но все равно усилила свой нажим, - Я обещала!" - и, вместе с последним, мучительным усилием, я все-таки избавилась от его хватки и со всех ног бросилась наперерез приемной матери, что, хрипло рыча, стояла против съежившегося у подножия скалы слепого... видно, он пытался забиться под нее, но моя норка была чересчур узкой для его огромного тела, так что сейчас ему осталось лишь жалобно скулить, закрыв изуродованную морду лапами. Вот только маму вряд ли трогал его плач - слишком уж жарко полыхала в ее сердце ненависть... Нет, мама! Стой!
  "Стой!" - беззвучно выкрикнула я, одновременно с тонким, надсадным воплем, вырвавшимся из моей глотки, и, одним прыжком преодолев разделявшее нас расстояние, я застыла между ними, "глядя" прямо в глаза матери, уже изготовившейся к прыжку... совсем как тогда! Совсем! И точно так же, как и в день нашей встречи, я увидела, как, уже начав свой смертельный прыжок, она внезапно осела на задние лапы, и словно бы откинулась назад, выгнувшись всем своим отощавшим, измученным, но все еще таким красивым телом... А ее глаза! Я ведь готова была поклясться, что увидела их тогда!
  Тогда - она совсем не казалась мне демоном.
  Но кто же мог подумать, что настоящий демон окажется у меня за спиной?!
  И я успела лишь ощутить липкую, тошнотворно вонючую волну чувств, как они уже накрыли меня с головой, а в следующее мгновение четырехпалая лапа уже схватила меня поперек туловища и с силой шмякнула оземь. Что-то довольно громко хрустнуло, но я не поняла, что именно, а спустя долю мгновения я почувствовала первую волну боли, что накрыла меня с головой, погасив все чувства и заставив мое тело безвольно вытянуться на земле. Я не чувствовала своих ног... собственно, я вообще не чувствовала своего тела, и, когда я попыталась закричать, то не смогла даже толком наполнить легкие воздухом. На несколько мгновений я словно бы умерла, и как-то смутно различила над собой чью-то ужасную морду с оскаленными, похожими на каменные осколки зубами... но потом это кошмарное видение исчезло, как и не было его, и сквозь мутную пелену я различила...
  "Задира..."
  "Почему, Цветок?! - в его глазах стояли самые настоящие слезы, - Почему ты... почему? Почему ты меня не послушала?"
  "Прости... - выдохнула я, чуть заметно улыбаясь, - Я... больше..."
  "Цветок! Цветок... Цветок, ты меня слышишь?!"
  "Слышу, конечно, - хотела ответить я, - Я всегда тебя слышу..." - но, кажется, он меня не услышал, ибо его плач сменился самым настоящим воем, и призрачные лапы обхватили меня, словно пытаясь удержать и защитить... от чего? Краем сознания я улавливала в стороне какой-то странный шум - треск, рычание, стоны... а потом все стихло, и стали слышны лишь какие-то булькающие звуки да чье-то натужное дыхание, как будто кому-то там, в стороне, не хватало воздуха, и он захватывал его ртом. Именно эти звуки - такие жалкие, такие беспомощные - заставили меня ненадолго сбросить с себя оковы забытья, и я, пересиливая боль, попыталась повернуть голову, но не сумела ее сдвинуть и на пару коготков.
  "Цветок?.."
  "Что там, Задира? Что случилось? Кому-то плохо..."
  "Все уже кончено, - прошептал он, - Мама сделала свое дело. Он мертв".
  "А... она?"
  "Сама ее спроси", - проворчал Задира, кивая куда-то за спину, и, в самом деле, через пару мгновений над нами уже нависла черная ободранная голова, тут же залившая меня густой темной кровью. Судя по всему, мама серьезно не пострадала, хотя выглядела она, конечно, ужасно, и тут же легла наземь, приобняв меня передними лапами. Ее веки медленно смежились, и, тяжело выдохнув, она обвила меня щупальцами, едва заметно поглаживая кончиками усиков, а я слегка улыбнулась, радуясь ее ласке. Мама, мамочка моя...
  "...Цветок!" - словно бы со дна глубокой ямы, донесся до меня голос Задиры.
  "Я здесь... - как во сне, ответила я, - Здесь. Не волнуйся. Я здесь..."
  "Цветок, ну пожалуйста! Цветок!"
  "Я... здесь..." - прошептала я, однако это была последняя осознанная мысль, что посетила мое сознание - спустя пару мгновений все поглотила густая багровая тьма, и я невнятно замычала, настигнутая первым ударом боли. Боль накатывалась постепенно, словно речные волны, и каждая последующая волна была куда как выше и мощнее предыдущей! Под конец я уже даже дергаться от боли не могла, лежала трупом, и только сердце мое колотилось, как бешеное, ведь оно так не хотело умирать... Я тонула в багровом океане, теряя в нем саму себя, забывая, кто я и зачем родилась - все мои чувства, мысли и воспоминания пожирала боль, оставляя после себя лишь мрачную пустоту, и я превратилась во что-то слабое и беспомощное, чьим единственным желанием было одно: избавиться от этой муки! Я уже не была Цветком, маленькой большеглазой, Белой Шаманкой, говорящей с духами - я была просто жалким живым существом, без имени и прошлого, что умирало, но, тем не менее, продолжало отчаянно цепляться за свою жизнь... Я не хочу, не хочу, не хочу умирать!
  "Цветок!"
  Голос Задиры, ясный и могучий, как раскат грома, ворвался в мое измученное сознание, буквально выдернув меня из пучины отчаяния, и я опомниться не успела, как сильные лапы уже обхватили меня поперек туловища, прижав к широкой груди, прямо туда, где билось сердце - такое же живое, как у меня, такое же неутомимое, но такое бесстрашное!..
  "Глупая... - прошептал он, прижимая меня так крепко, что казалось - вот-вот задушит, - Мудрая, сострадающая, милосердная - но, сожри меня черви, какая ж ты все-таки глупая!"
  "Задира, - как-то судорожно, сквозь силу подумала я, прижимаясь лбом к его плечу и наконец-то давая волю безудержным слезам, - Задира... Задира!"
  Я ничего больше не сказала - просто повторяла и повторяла его имя, как молитву, а он слегка покачивал меня в лапах, точно ребенка, прижимая к себе...
  "Я... я..."
  "Глупая ты, - прошептал он, - Такая глупая. Я же сказал, что никогда тебя не брошу... Неужели ты забыла?!"
  "Я... я думала... я думала, что потеряла тебя..."
  "Так больше не думай! Я найду тебя, где бы ты ни была, ясно? Найду и верну назад! Так что, раз уж я здесь, хватит пороть чушь. Я тебя не брошу!"
  "Но... я..."
  "У тебя сломана шея, - помрачнев, как бы сквозь зубы сказал он, - Всего я не почувствовал, но одно скажу точно - само собой такое не зарастает. Тебе срочно нужна помощь, и, кажется, я знаю, кто нам может помочь".
  "На'Ви?"
  "Они. Но мне нужно будет уйти, чтобы привести их".
  "Понимаю..."
  "Цветок, - его лицо исказилось, - Цветок... Скажи мне - ты дождешься меня? Ты будешь дышать, когда я вернусь, ты встретишь меня?!"
  "Я буду ждать тебя, - я улыбнулась, - Задира... Я останусь с тобой. Без тебя мне посмертие ни к чему, и, пока ты хочешь, чтобы я жила - я буду жить. Но..."
  "Но?"
  "Возвращайся скорее..."
  Что было дальше - помню смутно, как будто сквозь сон, и даже не вполне уверена, было ли это на самом деле, или же это мое воспаленное сознание смяло и перекрутило все мои воспоминания, заставив и впрямь поверить в то, что я видела. Помню, что то проваливалась в черно-багровую тьму забытья, то вновь всплывала на поверхность, точно какая-то жалкая щепочка, которую тащила безумная горная река, и, наверное, это сама моя память не давала мне удержать в голове те мучительные моменты - чтобы не было так ужасающе больно. Помню мамины щупальца и прикосновения ее языка, помню, как она отчаянно плакала, роняя мне на голову тяжелые горячие слезы, как с болью в голосе звала меня - а я не всегда находила в себе силы, чтобы хотя бы шевельнутся в ответ, показать, что я все еще дышу... Помню сковывающий холод своего умирающего тела, помню отчаянное биение сердца, каждый удар которого, казалось, разрывал меня на части, раздирал жилы, превращал в лохмотья сосуды, а я радовалась этой боли, я цеплялась за нее, как утопающий - за торчащий из-под воды камень, потому что знала, что, пока я чувствую боль, я живу... Теперь-то я понимаю, что Задира отсутствовал не так уж и долго, что он спешил, как только мог, но тогда мне показалось, что его не было целую вечность, и я уже едва-едва удерживалась за собственный рассудок, когда, наконец, вновь почувствовала рядом его присутствие, что, подобно лучу солнца, обогрело мою потерянную душу, блуждающую где-то на границе миров, почувствовала его лапы, крепко обнявшие меня, его язык, покрывший поцелуями мою изуродованную голову, мое измученное тело... и только тогда я, наконец, смогла позволить себе безмятежно уснуть, слушая его дыхание, биение сердца и ощущая его прикосновение.
  "...я точно принес самого крупного. Точно! Наверняка теперь-то она обратит на меня внимание..."
  "...и ростки солнцецвета, обязательно. Кажется, Тири что-то говорила про то, что видела их у Лысой скалы..."
  "...Интересно, а если распустить этот узор и вышить заново, но красными нитками? Надо бы у мамы..."
  "...не поймает, не поймает! Он такой медлительный, что даже свой собственный хвост словить не сможет! Копу-у-уша!"
  "...сегодня она выглядит гораздо лучше. Да. Уверена. Она обязательно поправится! - а вот и мысли Цену, вмиг оттеснившие все прочие - ведь она говорила обо мне, - Конечно, такая тяжелая травма... но она должна поправиться!"
  Конечно, Цену, мысленно ответила я, хоть и знала, что она меня не услышит. Конечно, поправлюсь, ведь ты так сильно в меня веришь! Я и сейчас себя уже не так плохо чувствую - честное слово! Ну, побаливает шея, а, если еще и резко ею шевелить, так вообще можно сознания лишиться, но все же, право, вы зря так за меня беспокоитесь. Мне уже гораздо лучше, особенно по сравнению с тем жалким состоянием, в котором меня сюда принесли! Почти пять дней и пять ночей я сражалась за свою жизнь, и я выиграла эту схватку, во многом - благодаря тому, что я была не одна. Вы все были рядом. Вы поддерживали меня. Вы помогли мне вновь найти себя, когда я уже думала, что все потеряно, и мое "я" вот-вот рассыплется в прах и развеется по ветру... Я жива - благодаря вам. Благодаря моей родной маме, чья нежная любовь развеяла беззвездный мрак отчаяния в моей душе, благодаря Энту, Кусати и Ломпо, чья крепкая дружба, подобно цветущим лианам, скрепила готовые вот-вот разорваться нити моей жизни, благодаря Шелесту и Шороху, чья почти отеческая забота согревала меня всю нелегкую дорогу, когда я, упрямо наклонив голову, мало что не на коленях пробивалась обратно, прочь от столь мне желанного покоя, от кажущихся такими блаженными легкомыслия и беспечности, от возможности ни о чем не думать и не беспокоиться - в мир живых, навстречу боли и страданиям, к своему собственному измученному телу, чтобы вновь стать с ним единым целым! Я жива благодаря Цахик, которая бок о бок со мной боролась за мою уже почти угасшую жизнь, жива благодаря Цену и Малими, неустанно стерегшим мой тревожный сон, благодаря моей приемной маме, что бдительным стражем лежала у подножия древесной лестницы, ожидая моего возвращения и едва-едва находя время для сна и охоты.
  И, конечно - я жива благодаря тебе.
  Задира...
  "Цветок".
  Его голос прозвучал в моей голове неожиданно - я не видела его с самого вечера - но я даже не вздрогнула, и только улыбнулась, когда из призрачной дымки вылепился его полупрозрачный образ.
   "Надо было... кое-куда сходить, - сказал он, отвечая на так и не прозвучавший вопрос, - Прости, что не сказал".
  "Но ты же вернулся. Для меня это важнее. Ты что-то хотел мне сказать?"
  "Опять читаешь чужие мысли?.."
  "Так уж получается. Тебе не нравится?"
  "Да нет, просто... Впрочем, неважно. Можно тебя... ненадолго?"
  "Конечно, - я без лишних возражений поднялась на ноги и, стараясь не особо тревожить шею, направилась за ним, - А где мама?"
  "Кажется, охотится, - чуть напряженно ответил Задира, впрочем, уже без былой враждебности в голосе, - Я ее не видел".
  "Понятно", - видя, что тема разговора ему не по душе, я не стала настаивать, хотя мне и было немного грустно от того, что они так и не сумели помириться.
  "Прости, - ну вот, я опять слишком громко думаю! - Я тебя расстроил... Но я ничего не могу пока с этим поделать. Такие шрамы, какие остались на моей душе, вряд ли залечатся за какие-то несколько дней".
  "Знаю, - слегка кивнула я, - Но все равно надеюсь, что однажды..."
  "Может быть, - он пожал плечами, - Когда-нибудь... Но не сегодня".
  "Да, - вздохнула я, - Не сегодня... Кстати, куда мы идем?"
  "Увидишь", - он только головой тряхнул, и больше не промолвил ни слова, так что остаток пути мы проделали в полной тишине, слушая лишь негромкую мелодию сонного леса, в которой уже начали появляться первые отзвуки близкого рассвета. Я хотела спросить Задиру, а не лучше ли будет мне "увидеть" то, что он хотел мне показать, следующей ночью, но единственного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять: впервые со дня нашего знакомства его это совершенно не волновало, и мне осталось лишь еле заметно повести щупальцами, не зная даже, удивляться мне или беспокоиться. В последнее время Задира вообще вел себя несколько отчужденно, и все наши редкие разговоры ограничивались несколькими неловкими фразами, после чего он вновь замолкал и исчезал, упорно не желая открыть мне причину своего, мягко говоря, странного поведения. А вот теперь он появляется невесть откуда и сам (!) предлагает (!!) мне куда-то прогуляться (!!!).
  Согласитесь - звучало немного необычно...
  "Сюда, - наконец, подал голос Задира, - Мы пришли. Осторожно, не спо..."
  "Ой!"
  "Я же говорил - не споткнись, - вздохнул он, подставляя мне плечо, - Наверное, рано я тебя с места дернул, да?"
  "Все в порядке, - я постаралась откликнуться как можно беззаботнее, - Просто мои ноги уже отвыкли от ходьбы, вот и подводят... немножко. Прости".
  "Ты неисправима, - он покачал головой, - За что?" - и, не дожидаясь ответа, он помог мне пройти последние несколько шагов по осыпающемуся склону, после чего я с нескрываемым облегчением опустилась на мягкий мох, растущий внизу, положив на него подбородок и неподвижно замерев. Голова еще немного кружилась, но вскоре это прошло, и я вздохнула с облегчением.
  "Где это мы?.."
  "Не знаю, - Задира только плечами пожал, - А ты бы как это место назвала?"
  "Хм..." - я задумчиво огляделась по сторонам. Высокие деревья окружали это место, словно недремлющие стражи, и их толстые узловатые корни причудливым плетением спускались вниз, целой паутиной из света - к слабо мерцающему зеркалу неподвижной воды, словно бы горстью набранной чьими-то заботливыми ладонями. Легкий ветерок играл в длинных, мерцающих ветвях склонившихся над озером ив, принося с собой едва различимый цветочный аромат, и несколько лесных духов, похожих на яркие искорки света, беззаботно танцевали на воздушных потоках, едва не касаясь земли... Выглядело, признаться, просто волшебно!
  "Ах..."
  "Тебе нравится?" - щитки на голове Задиры вскинулись.
  "Очень! - в полном восторге ответила я, - Это... это... это просто замечательное место! Как ты о нем узнал?"
  "Я и не узнавал. Просто... случайно нашел. Признаться честно, - он неловко улыбнулся, - это, скорее, оно меня нашло".
  "Просто потрясающе! Спасибо, что показал его мне".
  "Да что там... - он дернул щупальцами, - Не за что. Это же просто... место".
  "Нет...Это не "просто место". Это... Это наше Потайное озеро!"
  "Наше?" - он невольно улыбнулся.
  "Вот именно! - я даже щупальцами дернула от удовольствия, - Наше особенное место, понимаешь? Только наше!"
  "Хм. Только наше? - он как-то по-новому оглянулся по сторонам, - Выходит, больше никому о нем?.."
  "Ни единой душе, ни живой, ни мертвой, - я засмеялась, - Только мы с тобой, и... - но, заметив на его свечении слабый серовато-серебристый оттенок сомнения, я поспешно спросила, - Тебе не нравится?"
  "Ну что ты, - он нежно прижался лбом к моему плечу, - Это замечательная идея. Место, где мы можем побыть вместе, где не будет Белой Шаманки и бесплотного духа, а будут просто Цветок и Задира..."
  "Наедине с целым миром, - я вновь опустила подбородок на моховую подушку, - И... Задира?"
  "М-м-м?"
  "Ты ведь знаешь... Что бы ни случилось и кем бы я ни была..."
  "Я буду беречь твое сердце до скончания времен. Обещаю", - он закрыл глаза, устроив голову у меня на плече, и я тихо вздохнула, впервые в жизни ощутив, как его душа сливается с моей. Это не было похоже на обычную связь - это было нечто куда более глубокое, куда более... чувственное, когда не просто стирались границы между двумя совершенно разными существами - создавалось чувство, что этих границ попросту никогда и не было, и никто из нас не мог сказать, а где же заканчивается один из нас и начинается второй... Мое слабое смертное тело просто не могло долго выдержать подобного вихря чувств, и я даже не подумала сопротивляться, когда Задира мягко вытолкнул меня наружу, и мы оба безмятежно закружили над нашим Потайным озером. Мы искрились в угасающих огоньках ночной радуги, мы перекликались на крыльях вьющихся мошек, пока, наконец, не достигли густого переплетения корней, и, ни мгновения не раздумывая, тут же скользнули внутрь, в полном восторге ощутив себя внутри этих корней, ощутив, как наши души - живительные древесные соки! - текут сквозь мириады мельчайших жилок, собираясь вместе, подобно ручейкам - со всего необозримого Леса! Мы поднимались все выше и выше, сперва по корням, потом по стволу, по веткам, по листочкам - на самую верхушку, навстречу сияющему солнцу! - но, не дойдя до конца всего ничего, я почувствовала, как меня обхватили чьи-то призрачные лапы, и, ничуть не сопротивляясь, позволила Задире вернуть себя назад.
  "Спасибо. Это было здорово... Как-нибудь повторим?"
  "Обязательно. Но... - он вздохнул, - не сейчас. Пока что мы нужны здесь".
  "Да, - мое щупальце коснулось подвески в виде синего цветка, - Мы нужны".
  "И, пока в нас нуждаются..."
  "Пока во всем Лесу остается хоть кто-нибудь, кому нужна наша помощь..."
  "Пока в нас верят..."
  "Пока ждут... и любят..."
  "Мы будем теми, кто мы есть".
  "Теми, кем должны быть..."
  "И однажды... когда-нибудь..."
  "Когда наступит время уходить... Не сегодня - когда-нибудь!"
  "Но до тех пор я - твой бесплотный хранитель". "Но до тех пор я - говорящая с духами".
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"