|
|
||
Руинный Пояс - узкое плотное кольцо трёхкилометровой толщины, семидесяти километров в ширину - занимал орбиту в пятистах восьмидесяти тысячах километров над газовым гигантом Мирчуско. Его альбедо было ужасно низким; он весь состоял из тускло-серых частиц. Ещё на сотню километров в плоскости эклиптики от него расходилась пыльная дымка - результат соударений крупных фрагментов... | ||
Руинный Пояс - узкое плотное кольцо трёхкилометровой толщины, семидесяти километров в ширину - занимал орбиту в пятистах восьмидесяти тысячах километров над газовым гигантом Мирчуско. Его альбедо было ужасно низким; он весь состоял из тускло-серых частиц. Ещё на сотню километров в плоскости эклиптики от него расходилась пыльная дымка - результат соударений крупных камней. Руинный Пояс был совершенно ничтожен в астрономических масштабах, зато его влияние на человеческую цивилизацию - огромно. Самим своим существованием он поставил богатейшее в истории королевство на грань политического хаоса, не говоря уже о заданной научному сообществу Конфедерации величайшей загадке, остававшейся неразгаданной вот уже сто девяносто лет.
"Этлин", разведчик Королевского флота Кулу, могла бы в 2420 году с лёгкостью упустить его. Но межзвёздные изыскательские экспедиции обходятся слишком дорого, чтобы экипаж мог пренебрегать подробностями, даже если ясно, что землеподобных планет у этой звезды нету. Да и капитанов во флоте ценят именно за добросовестность.
Зонд-автомат, выпущенный с "Этлин" на орбиту вокруг Мирчуско, провёл стандартные облёты семи спутников, превышавших полторы сотни километров в диаметре (всё меньшее считалось астероидами), и перешёл к анализу двух колец газового гиганта. Внутреннее не представляло собой ничего особенного: двадцать тысяч километров ширины, орбита на высоте триста семьдесят тысяч километров, обычная смесь льда, углерода и скальной пыли. А вот внешнее кольцо дало в спектрограмме нетипичные линии, да и располагалось оно необычно высоко. Планетолог "Этлин" поднял зонд повыше, чтобы рассмотреть подробности.
Когда с оптических сенсоров зонда пришли первые чёрно-белые картинки, все на борту "Этлин" побросали дела и уставились на находку. Кольцо с общей массой небольшой луны сплошь состояло из обломков ксенокских хабитатов. "Этлин" немедленно выпустила все наличные зонды на обыск остальной системы - с прискорбно отрицательными результатами. Они не нашли ни других хабитатов, ни живых существ. Последующие изыскания, предпринятые небольшой флотилией исследовательских кораблей Кулу, также окончились грандиозным пшиком. Никаких следов домашней планеты этих ксеноков. Они не были родом ни с планет в системе Руинного Пояса, ни с ближайших звёзд. И их происхождение, и гибель оставались совершенной тайной.
Строителей разрушенных хабитатов назвали леймилами - и даже это название устоялось только спустя шестьдесят семь лет. Казалось бы, уж такое количество останков должно бы в избытке снабдить археологов и ксенокологов материалами для исследований. Но все хабитаты - по оценкам, более семидесяти тысяч - безжалостно уничтожили, и случилось это две тысячи четыреста лет назад. Вслед за первыми практически одновременными взрывами покатилась цепная реакция вторичных соударений, которая не стихала ещё десятки лет. Галька и булыжники дробили крупные куски оболочек, новые обломки порождали следующие волны ударов. Взрывная декомпрессия разорвала клетки животных и растений, а потом эти лопнувшие трупы ещё и угодили под ливень осколков. Столетие спустя всё более-менее улеглось, но непрерывный вакуумный износ испарял со всех поверхностей молекулу за молекулой, пока от былых предметов не остались только призрачные контуры.
Продлись распад ещё на тысячу лет дольше, и о леймилах уже ничего бы не узнали. Но и так розыски годных артефактов стали опасным, бесплодным и в среднем низкооплачиваемым трудом. Леймильский исследовательский проект, под который выделили Безмятежность - специализированный битеховый хабитат, выращенный на орбите в семидесяти тысячах километров над Руинным Поясом - спихнул эту грязную работу на мусорщиков.
Мусорщики спускались в Руинный Пояс по разным причинам; те, кто помоложе, искали приключений, у других просто не было выбора, третьи азартно ставили всё на кон. Но все дышали надеждой на неуловимую Грандиозную Находку. За неповреждённые артефакты леймилов коллекционеры выкладывали огромные суммы: ограниченные запасы уникальных чуждых произведений со временем только убывали, так что музеи и частные коллекции отчаянно за них соперничали.
Не было способа автоматически просеять Руинный Пояс и отделить бриллианты от шлака; мусорщикам приходилось натягивать скафандры, нырять в стремительный поток обломков и перебирать их по одному, собственными руками и глазами. Большинству едва-едва хватало на жизнь. Некоторым доставалось больше - просто везло, говорили они. Пару раз в год кому-нибудь подворачивались занятные штуковины, которых хватало на месяц роскошной жизни. Некоторым исключительно везло - порой они возвращались с такими вещами, которые шли нарасхват и у исследовательского проекта, и у коллекционеров. А кое-кому везло подозрительно сильно.
Джошуа Кальверт неохотно признал бы, что принадлежит ко второй группе, хотя это было явным преуменьшением. За последние восемь месяцев он выудил из Пояса шесть приличных находок: два сравнительно целых растения, пару электронных плат (хрупких, но неповреждённых), половинку грызуна и серьёзную добычу - нетронутое семисантиметровое яйцо. Всё вместе потянуло на три четверти миллиона синтедолларов (эдемистская валюта, принятая за базисную по всей Конфедерации). Большинство мусорщиков, сорвав такой куш, отошли бы от дел. Люди на Безмятежности качали головами и гадали, зачем он продолжает рыться в Поясе. Джошуа исполнился всего двадцать один год, но такой прорвы денег ему бы уже хватило на роскошную жизнь до самой смерти.
Они гадали, потому что не чуяли в нём той жгучей жажды, того напряжения, которое пульсировало в его жилах и переполняло жизнью каждую клетку. Догадайся они об этой неудержимой тяге, они бы разглядели за его милой улыбкой и мальчишеским видом затаившуюся беспокойную и цепную натуру. Он хотел чертовски больше, чем три четверти миллиона. Вот пяти миллионов ему бы для начала как раз хватило.
О праздной жизни он даже и не подумывал. Изо дня в день только и делать, что пристально следить за месячным бюджетом, сверять каждый свой шаг с дивидендами от разумных инвестиций? Это для него было всё равно что сдохнуть заживо и уложить труп в анабиоз. Полный провал.
Джошуа точно знал, насколько полнее может быть жизнь. Благодаря улучшенной физиологии, давным-давно генженированной в себя его бродячими предками, его тело было отлично приспособлено к невесомости. Но оно только дополняло его ум, твёрдо ведомый мятежнейшей из человеческих страстей - духом фронтира. Всё раннее детство он заслушивался рассказами отца о его былом капитанстве: о контрабандных рейсах, об оставленных с носом эскадрильях Флота Конфедерации, о сражениях, о службе наёмником на государства и враждующие корпорации, о странствиях по вселенной куда глаза глядят, о незнакомых планетах, о фантастических ксеноках, о сговорчивых портовых женщинах по всей колонизированной части галактики. Во всей Конфедерации не нашлось бы такой планеты, луны или астероидной колонии, которую бы они не распробовали и не заселили причудливыми культурами, пока старик наконец не сумел подобрать такое сочетание наркотиков и алкоголя, которое проломило даже барьеры его улучшенных органов. С четырёх лет Джошуа только о такой жизни и мечтал. О жизни, которую Маркус Кальверт упустил, приговорив сына до самой смерти проторчать на этом захолустном хабитате. Если только...
Пять миллионов эдемистских синтедолларов, плата за ремонт отцовского корабля - хотя, надо признать, теперь он мог обойтись и дороже, учитывая состояние старушки "Леди Мак" после стольких лет на приколе. Плата за то, чтобы вырваться с этой проклятой, нудной, отсталой Безмятежности. За настоящую жизнь, свободную и независимую.
Раскопки мусора выглядели подходящей альтернативой продаже души по кабальному банковскому договору. Деньги просто лежали и ждали его в Руинном Поясе. Он прямо слышал зов леймильских артефактов, этот лёгкий топот настырных мурашек на задворках сознания.
Это называли удачей.
Джошуа никак это не называл. Но в девяти случаях из десяти он знал, когда ударить - и не мазал.
Шёл десятый день его вылазки в Пояс. Он осторожно продирался сквозь бесконечную серую метель за лобовым стеклом космоплана, осматривал обломки и отвергал их. Двигался дальше. Леймильские хабитаты поразительно напоминали Безмятежность и хабитаты эдемистов: те же биоинженерные полиповые цилиндры, разве что толще - пятьдесят километров в длину, двадцать в диаметре. Довод за то, что технологические решения совпадают по всей вселенной. Довод за то, что леймилы, по крайней мере в этом, были совершенно заурядной космической расой. И ни единого намёка на причину их внезапного конца. Все их чудесные хабитаты развалились всего за несколько часов. Тому было только два вероятных объяснения: или массовое самоубийство, или оружие. Ни один из вариантов не укладывался в сознании; оба в избытке порождали мрачные домыслы, особенно среди нырявших в Руинный Пояс мусорщиков, постоянно сталкивавшихся с вещественными свидетельствами того ужасно смутного дня две с половиной тысячи лет назад. Любимой темой мусорщиков были фантазии о возможной третьей причине.
Джошуа никогда об этом не задумывался.
В восьмидесяти метрах по курсу показался крупный кусок стены хабитата; примерно овальный, двести пятьдесят метров в самой широкой части. Он медленно вращался вокруг длинной оси, один оборот за семнадцать часов. С одной стороны - бисквитно-жёлтая корка, прочный силиконовый слой наподобие обшивок адамистских кораблей. Ксенокологи на Безмятежности до сих пор не выяснили, образовался ли он из выделений полипа или нет; если да, то леймильские биоинженеры заметно превзошли эдемистский битех. За силиконом, слой за слоем, шли сорок пять метров разнообразных пластов полипа, тусклых и потемневших в вакууме. Сверху полип покрывал шестиметровый слой почвы, смёрзшейся и твёрдой, как обожжённая глина. Что бы там раньше ни росло, взревевшие при разломе хабитата смерчи за несколько секунд вырвали с корнями и унесли в небытие и траву, и деревья. Каждый квадратный сантиметр поверхности испещряли крошечные оспины от тысячелетних бомбардировок пылью и камешками Пояса.
Джошуа задумчиво вгляделся в размытые пылью очертания. За три года мусорщичества он повидал сотни подобных обломков, пустых и безжизненных. Но этот - он знал точно - что-то скрывал.
Переключив ретинальные импланты на максимальное разрешение, он навёл резкость и тщательно рассмотрел поверхность почвы. Нейронаноника пиксел за пикселом выстроила топографический план участка.
Из почвы выступали фундаменты. Леймилы предпочитали строго геометрическую архитектуру - сплошные плоскости и прямые углы. Ещё никому не попадалась хотя бы одна изогнутая стена. Этот контур выглядел типично, но здание превосходило размерами всё виденное им прежде.
Джошуа убрал карту и инфовизнул команду в бортовой компьютер космоплана. Хвостовая группа маневровых двигателей выплюнула горячие ионные струи, и обтекаемое судно устремило нос к фундаментам. Он выскользнул из пилотского кресла, в котором провёл пристёгнутым последние пять часов, и как следует потянулся, прежде чем выбраться из кабины в салон.
Когда космоплан использовали по прямому назначению, как планетарный шаттл звездолёта, в салоне размещались пятнадцать кресел. Поскольку теперь он курсировал только между Безмятежностью и Руинным Поясом, Джошуа их снял и поставил на освободившееся место импровизированный душ для невесомости, камбуз и тренажёр от атрофии. Даже генженированное тело требовало физической нагрузки; пускай мышцы и не иссохнут в невесомости, но всё равно ослабеют.
Он стянул корабельный комбинезон, обнажив стройное мускулистое тело. Грудь была немного шире обычного из-за усиленных внутренних мембран; метаболизм не давал ему разжиреть, сколько бы он ни ел или пил. Генженирование в его семье применяли исключительно для полезных адаптаций к невесомости, так что лицо вышло чересчур угловатым, а волосы - мышино-бурыми. Он стригся длиннее, чем стоило бы для полётов. Ретинальные импланты были под цвет его собственной радужки, серо-голубые.
Раздевшись догола, он помочился в трубку, а потом ухитрился извлечь из ящиков снаряжение, ни разу ни обо что не стукнувшись. На шесть метров тесного салона приходилось слишком много острых углов. При каждом движении что-нибудь уплывало прочь. Обёртки от еды порхали серебряными бабочками, повсюду роились крошки. В порту придётся провести генеральную чистку - воздушные фильтры не рассчитаны на такой срач.
Отключённый скафандр из программируемого аморфного силикона, конструкция Лунного Государственного института промышленности (ГИП), представлял собой толстый широкий ошейник со встроенным дыхательным шлангом и прицепленным снизу чёрным шаром размером с футбольный мяч. Джошуа просунул голову в воротник, закусил и пожевал загубник шланга, чтобы тот удобно улёгся во рту. Затем отпустил поручень, убедился, что ничего не касается, и инфовизнул команду включения в процессор скафандра.
Скафандры ГИП стали стандартом космического снаряжения задолго до рождения Джошуа. Разработанные единственной коммунистической нацией Конфедерации, они выпускались заводами Лунного города и - по лицензии - практически всеми индустриализированными звёздными системами. Такой скафандр безупречно ограждал человеческую кожу от враждебного вакуума, пропускал пот и защищал от разумно высокой радиации. И совершенно не сковывал движения.
Шар размяк и маслянистой жидкостью растёкся по его телу, приставая к коже, как липкая резиновая перчатка. Когда слой дотёк до головы, Джошуа зажмурился. Пупырышки оптических сенсоров на воротнике передавали картинку прямо в нейронанонику.
Поверх этой блестящей чёрной кожи он надел панцирь - тусклый экзоскелет из моносвязного углерода со встроенным холодногазовым маневровым ранцем, способный погасить почти любой кинетический импульс в Руинном Поясе. ГИП-скафандр в любом случае не порвался бы, но вот удары он не смягчал. Джошуа ещё раз пробежался по контрольным таблицам брони и скафандра, цепляя на пояс инструменты. Всё в полном порядке.
Выйдя в Руинный Пояс, он первым делом запер наружный люк. Шлюз не был рассчитан на здешнюю пыль, а внутри хватало чувствительных систем. Вероятность один на тысячу, но ежегодно пять-шесть мусорщиков пропадали в Поясе без вести. Некоторые из его знакомых - не только мусорщики, но даже экипажи звездолётов - пренебрегали регламентами, постоянно возмущаясь завышенными требованиями техники безопасности, принятыми Комитетом по космонавтике Конфедерации. Те ещё неудачники; должно быть, со скрытым суицидальным синдромом.
Больше в космоплане беспокоиться было не о чем. Со втянутыми крыльями он становился просто обтекаемой пятнадцатиметровой иглой, чтобы занимать как можно меньше места в ангаре звездолёта. Карботановый фюзеляж был прочным, а для работы в Руинном Поясе Джошуа ещё залил его толстым слоем кремовой пенорезины, теперь уже изрезанной десятками длинных царапин и украшенной несколькими обугленными воронками.
Он развернулся лицом к обломку стены и включил газовые сопла маневрового ранца. Космоплан за спиной поплыл прочь. В открытом космосе обтекаемый корпус выглядел совершенно неуместно, но выбирать ему не приходилось. На корме пенозащитное покрытие вздулось уродливыми опухолями над семью навесными баками рабочего тела и пятью высокоёмкими электрон-матричными элементами.
Осколки Руинного Пояса замедленной метелью неспешно плыли вокруг, две-три частицы на кубометр. В основном, почва и полип, ломкие, иссохшие чешуйки. Ударяясь о броню, они крошились и отскакивали.
Попадались и другие предметы: смятые металлические лоскуты, ледяные кристаллы, обкатанная галька, обрывки проводов. Все одинаково бесцветные - на расстоянии в один и семь десятых миллиарда километров от звезды класса F3 даже фотоумножители давали только мертвенно-бледную монохромную картинку. Тусклый салатовый диск Мирчуско едва просвечивал в дымке, как рассветное солнце за облаками.
На каждом выходе за борт Джошуа поражало абсолютное безмолвие. В космоплане никогда не бывало тихо: система жизнеобеспечения гудела и посвистывала; от теплового расширения и сжатия потрескивала облицовка ходовых дюз; побулькивали кустарные водяные шланги. Привычный комфортный фон. Но снаружи не было ничего. Оболочка скафандра заливала уши и поглощала даже звуки дыхания. Сосредоточившись, ещё можно было кое-как услышать сердцебиение, будто прибой у далёкого, очень далёкого берега. Джошуа чудилось, будто вселенная сжимается и душит его.
Среди частиц показалось что-то вроде вытянутого пера. Он жадно ухватился за эту возможность отвлечься и перефокусировал сенсоры скафандра. В пяти метрах слева по курсу дрейфовал целый древесный сук. Блекло-серые ветви расходились развилка за развилкой, истончаясь до увенчанных узкими треугольными листьями прутиков; излом основания щетинился щепками.
Джошуа инфовизнул команду в маневровый ранец и заложил вираж к находке. Приблизившись, он сомкнул руку в перчатке на середине сука. Всё равно что хвататься за высохшую песчаную скульптуру. Древесина подалась под пальцами и рассыпалась крошечными чешуйками. Дрожь пробежала по ветвям, оригами листьев затрепетали, как от ветерка. Джошуа поймал себя на том, что вслушивается в сухой шелест, и внезапно оказался посреди расплывающегося пепельного облака. Расстроенный, он на мгновение замер, потом машинально отстегнул с пояса плоскую коробочку для образцов и поймал несколько чешуек.
Газовые сопла взбаламутили облако, и Джошуа вынырнул в сравнительно чистое пространство. До обломка стены оставалось двадцать метров. На один головокружительный миг ему показалось, будто он падает на него с высоты. Он на полсекунды отключил сенсоры, чтобы сменить мысленную ориентацию в пространстве. Когда картинка вернулась, обломок возвышался перед ним стеной, а он летел к ней по горизонтали. Так-то лучше.
Внутренняя сторона была в тени, но не в полной темноте - рассеянного света Мирчуско хватало. Теперь Джошуа ясно видел очертания фундамента, чёрные стеклянистые стены, обрывавшиеся в метре над матовым мёрзлым болотом. Пол самой крупной комнаты украшала мозаика, и четверть плиток ещё держались. Джошуа затормозил в семи метрах над поверхностью, скользнул в сторону и включил фонари костюма. Белые лучи выхватили из темноты сложный ало-зелёно-лиловый узор. Отсюда рисунок напоминал огромную лапу с восемью когтями. Его покрывали ледяные ручейки, поблёскивавшие в сдвоенных лучах.
Джошуа назначил картинке код файла и сохранил её в свободной ячейке нейронаноники. Эта мозаика принесла бы ему тысяч тридцать, если бы удалось собрать все эти сотни плиток неповреждёнными. Вряд ли. Да и сначала пришлось бы соскрести или испарить эту воду или что там ещё. Рискованно. Даже если он изобретёт подходящий способ, это займёт не меньше недели. Нет, это никак не тот зов сирены, который он почуял.
Газовые сопла буркнули снова.
Плывя над приземистыми стенами, он начал собирать картину строения. Несомненно, какое-то общественное здание. Комната с мозаичным полом - что-то вроде приёмного зала; пять ровных проёмов в одной из стен наводили на мысль о входных дверях. От остальных трёх стен расходились коридоры, в каждом по десять комнаток с обеих сторон. Каждый коридор завершался Т-образной развилкой; дальше - ещё коридоры, ещё комнатки по бокам. Офисы? После того как здание сорвалось в космос, тут не осталось никаких подсказок. Но будь это человеческая постройка, он бы сказал, что это офисы.
Подобно другим мусорщикам, Джошуа считал, что хорошо представляет себе леймилов. В его воображении они не слишком отличались от людей. Да, необычная форма, трёхлучевая симметрия: три руки, три ноги, три куцые змееподобные головы с органами чувств, прямоходящие, немного ниже людей. Да, чуждая биохимия: три пола, одна яйценосная самка, двое оплодотворяющих самцов. Но по сути - те же люди; они ели и срали, растили детей, делали машины и построили технологическую цивилизацию. Наверное, даже так же проклинали начальство и шли выпить после работы. Всё шло чудесно, пока однажды они не столкнулись с чем-то, чего не осилили. С чем-то, что смогло то ли уничтожить их всех за пару часов, то ли заставить их самоуничтожиться.
В комфортном тепле ГИП-скафандра Джошуа пробрала дрожь. Стоит проторчать в Руинном Поясе слишком долго, и в голову лезут мрачные мысли. Ну ладно, назовём квадратные комнатушки офисами и подумаем, что же делают в человеческих офисах. Там сидят твердолобые бюрократы с чрезмерными зарплатами, которые беспрерывно тасуют и перекладывают данные.
Центральное хранилище данных!
Джошуа бросил болтаться наобум над иззубренным фундаментом и подплыл к ближайшему офису. Неровные чёрные стенки ограничивали квадрат пять на пять метров. Джошуа завис параллельно полу в двух метрах над ним. Газ из маневровых сопел взвихрил пыль из трещин в неровном полипе.
Он начал с угла. Захватил сенсорами пятачок в половину квадратного метра, дал импульс двигателями и двинулся вбок. Периферийная нейронаноника взяла на себя инерциальную систему наведения, так что он смог полностью сосредоточиться на древнем полипе, пока поисковая программа водила им над полом туда-сюда, стыкуя просмотренные полосы с пятисантиметровым перехлёстом.
Приходилось напоминать себе о масштабе, чтобы отделаться от иллюзии полёта в атмосферном корабле над свинцово-серой пустыней. Глубокие иссохшие каньоны на деле были микрометеоритными шрамами, застывшие оазисы означали попадания грязевых льдинок, таявших от удара и тут же замерзавших снова.
Круглая дыра сантиметрового диаметра заняла половину поля зрения. Металлический блеск в глубине, спиральный пандус ведёт вниз. Болтовое отверстие. Затем ещё одно, на этот раз со срезанным болтом внутри. Ещё два с сорванными болтами. А потом - оно. Дыра, четыре сантиметра в поперечнике. Истрёпанные концы проводов колышутся, будто водоросли. Оптические волокна, никакого сомнения - пускай они не соответствовали привычным стандартам Корпорации Кулу, но в остальном не отличались от сделанных людьми. Встроенная коммуникационная сеть, где-нибудь наверняка связанная с центральным хранилищем данных. Но где?
Джошуа улыбнулся шире дыхательного загубника. Из входного зала открывался доступ ко всем остальным частям здания - так почему бы и не к служебным проходам? Теперь всё встало на места. Так очевидно. Судьба или что-то вроде того. Его нервы затрепетали от восторга. Вот он, Большой Куш! Его билет отсюда, в настоящую вселенную. Мусорщики в клубах и пабах на Безмятежности будут десятилетиями с завистью и уважением вспоминать Джошуа и его великую находку. Он сумел!
Инфовизная команда в маневровый ранец оттолкнула его от офисного пола. Сенсоры выдали серию смазанных стоп-кадров, прощёлкав по градациям увеличения назад к нормальному виду. Ранец развернул его на девяносто градусов, лицом к мозаике, и он понёсся к ней, оставляя за собой белесые ленты газа из сопел.
Вот тогда-то это и показалось на глаза. Инфракрасное пятно, всплывшее пузырём из Руинного Пояса. Невероятно, но факт. Другой мусорщик. Такое никак не могло быть случайностью.
Мимолетная растерянность испарилась во вспышке бешеной ярости. Они наверняка выследили его. Если подумать, это вовсе и не сложно. Всё, что им требовалось - это занять орбиту километрах в двадцати над плоскостью Пояса и следить оттуда за инфракрасными сигнатурами реактивных выхлопов, когда судёнышки мусорщиков уравнивают скорости с избранными обломками. Правда, чтобы хоть что-то разглядеть в Поясе сквозь всё это дерьмо, нужны сенсоры военного класса. Это означает чьё-то хладнокровное планирование. Кого-то, настроенного так решительно, как Джошуа и не помышлял никогда. Кого-то, кто без колебаний уничтожит перехваченного мусорщика.
На смену ярости пришло другое, леденящее чувство.
Сколько же мусорщиков пропали без вести за последние годы?
Он поймал сенсорами надвигающийся корабль и выкрутил увеличение. Розовый мазок в яркой дымке реактивного выхлопа. Но примерный контур уже видно. Типовые двадцатиметровые соты орбитального грузового буксира, сферический жилой модуль с одной стороны, баки и энергоячейки в грузовой подвеске вокруг реактивного двигателя на хвосте.
Среди кораблей мусорщиков не было двух одинаковых. Их лепили из чего попало, лишь бы подешевле. Это облегчало идентификацию. Каждый узнавал корабли приятелей, и Джошуа опознал этот. "Мадийр", собственность Сэма Нивза и Октала Сипики, работавших парой, что было редкостью среди мусорщиков. Оба гораздо старше него; они рылись в Руинном Поясе уже десятки лет.
Сэм Нивз: компанейский краснорожий шестидесятипятилетний мужик, жирный и отёкший за долгое время в невесомости. В отличие от Джошуа, его тело не генженировали для таких условий, так что ему приходилось тратиться на кучу нановставок от подступающей атрофии. В своё время Джошуа провёл немало славных вечеров в компании Сэма. Ещё совсем зелёным новичком он жадно слушал рассказы и советы старшего мусорщика; со временем тот начал относиться к нему как к преуспевающему протеже. Пошли не слишком уж вежливые расспросы о том, как же это ему так часто приходят хорошие расклады. Столько находок - и так быстро! А сколько именно он за них получил? За такую бесцеремонность Джошуа послал бы подальше кого угодно - но не Сэма. Только не старого доброго Сэма.
Сраного доброго Сэма.
"Мадийр" уравнял скорость с обломком стены и заглушил основной двигатель. Искристое облако пара рассеялось, картина прояснилась, проступили подробности. Маневровые двигатели посверкивали язычками топазово-жёлтого пламени, подводя корабль поближе. От космоплана его отделяли триста метров.
Импульс ранца остановил Джошуа над мозаикой, всё ещё скрытой в тени.
Нейронаноника сообщила о несущей на частоте местной связи, и он едва успел инфовизнуть запрет в маяк скафандра, когда на него пришёл запрос. Его пока что не заметили, но теперь, с выключенным двигателем, их сенсоры легко засекут инфракрасную сигнатуру костюма. Он развернулся ранцевым радиатором к стене, заслонив его от "Мадийра", и прикинул варианты. Метнуться к космоплану? Это значит - к ним навстречу, только облегчая работу их сенсорам. Спрятаться по ту сторону обломка? Всего лишь оттягивать неизбежное. Регенераторные жабры скафандра смогут удалять углекислый газ из его дыхания ещё дней десять, прежде чем сядут энергоячейки, но Сэм с Окталом всё равно его выследят, ведь ему никуда не деться от космоплана. Слава богу, что шлюз закрыт и заперт кодом; его им так быстро не взломать ни с какими резаками.
- Джошуа, сынок, это ты? - инфовиз Сэма с трудом пробивался сквозь интерференцию, призрачный вой и треск статических разрядов в пыли. - Твой маяк не отвечает. У тебя проблемы? Джошуа? Это Сэм. Ты в порядке?
Им нужен пеленг, они всё ещё его не заметили. Но это ненадолго. Надо спрятаться, убраться из зоны действия их сенсоров, а потом уже решать, что делать. Он переключил сенсоры на мозаичный пол за собой. На ветвистых ледяных завитках искорками плясали отражения маневровых выхлопов "Мадийра". Когерентный микроволновый луч мазнул над головой. В Руинном Поясе от радара было мало толку, частицы действовали не хуже старомодных дипольных отражателей. Если уж они взялись за почти неэффективный сканер, значит, они настроены серьёзней некуда. Впервые в жизни Джошуа не на шутку испугался. Это чудесно помогло сосредоточиться.
- Джошуа? Ответь, Джошуа, это Сэм. Ты где?
Ледяные ручьи разбегались по плиткам, как сеть речных притоков. Джошуа торопливо извлёк из нейронаноники видеозапись сближения и изучил их рисунок. В одном из углов грязный лёд был толще всего, там он громоздился пиками и утёсами вперемешку с непроглядно-тёмными разломами. Он велел ранцу аккуратно двинуться туда, с минимальным расходом газа и не поворачиваясь радиатором к "Мадийру".
- Джошуа, мы волнуемся. Ты в порядке? Тебе нужна помощь?
"Мадийр" отделяла от космоплана всего сотня метров. Огненные копья ударили из маневровых двигателей, стабилизируя его в этой точке. Джошуа добрался до грязных двухметровых сталагмитов, возвышавшихся над полом. Ошибки быть не могло: отсюда била вода, из прорванных труб или как там ещё она поступала из-под земли. Он схватился за сталагмит; бронированная перчатка едва не соскользнула, прежде чем он погасил инерцию.
Карабкаться по коническим пикам в поисках пролома оказалось и тяжело, и медленно. Каждый раз, чтобы передвинуть руку или ногу, приходилось надёжно цепляться. Даже на пределе фотоумножителей пол упорно не давал себя разглядеть. Приходилось ползти наощупь, метр за метром, по инерционной навигации продвигаясь к центру, где, по идее, и должен был быть пролом. Если он там был. Если он хоть куда-нибудь вёл. Если, если, если...
Три мучительных минуты прошли в напряжённом ожидании издевательского хохота Сэма и невыносимого лазерного жара, прежде чем рука Джошуа провалилась в выемку и не достала до дна. Он ощупал края, собирая нейронаноникой образ на основе тактильных ощущений. Расчётная визуализация, проявившаяся в его сознании, показала трёхметровый провал, всего сорок сантиметров в ширину, но явно ведущий ниже уровня пола. Вход, но слишком узкий для него.
Воображение Джошуа захлёбывалось от сцен преследования, которое наверняка сейчас готовили Сэм с Окталом. Из самого сердца его непостижимой уверенности всплыло понимание, что искать дыру пошире уже некогда. Это его единственный шанс.
Он подтянулся к самой широкой части пролома, надёжно заклинился между складчатых ледяных наплывов и снял с пояса термоиндуктор. Двадцатисантиметровый тёмно-оранжевый цилиндр с выемками для пальцев удобно лёг в руку. Повседневный инструмент всякого мусорщика: управляемое индукционное поле идеально подходило для извлечения предметов, вмёрзших в лёд или приваренных вакуумом к обломкам стен.
С колотящимся сердцем Джошуа инфовизнул параметры поля в процессор индуктора. Он велел нейронанонике нормализовать пульс и нейтрализовать эффект адреналина. Навёл термоиндуктор на середину пролома, вдохнул, напрягся и запустил программу.
Фонари доспехов залили ледяной жёлоб белым сиянием. В глубинах мутного льда проступили тёмные бесформенные контуры. Отвесные грани барических гребней отразили в сенсоры радужные пучки. Впадина уходила в такие глубины, куда даже этот бесцеремонный свет не доставал.
Термоиндуктор включился вместе с фонарями, высветив во льду туманно-красную трубу метрового диаметра. На этой мощности лёд растаял и испарился за две секунды. Ревущий столб пара вперемешку с осколками ударил в пустоту Руинного Пояса, краешком задев Джошуа. Он изо всех сил вцепился в лёд.
- Вот ты где! - ехидным хихиканьем отозвался в мозгах инфовиз Сэма.
Термоиндуктор погас. За секунду напор пара утих, открыв пробитый десятиметровый тоннель с волнистыми зеркальными стенами, оканчивающийся полиповой каверной. Джошуа крутнулся вокруг центра тяжести и, молотя кулаками по ещё не застывшему льду, выцарапывая из него всю возможную силу трения, головой вперёд нырнул в тоннель.
Едва его ботинки скрылись под полом, лазер "Мадийра" ударил в это место. Сталагмиты просто взорвались, лёд испарился в радиусе трёх метров. Бледный гриб кипящего пара вытолкнул в пустоту ударную волну полурасплавленных обломков. По его оси рубиновым солнцем сиял лазерный луч.
- Попался, засранец! - торжествующе завопил в эфире Нивз.
Лазер погас. Слякоть расплескалась по пенозащите на фюзеляже космоплана. Через секунду она достала и "Мадийр", бессильно протарахтев по алитиевым балкам. Маневровые двигатели полыхнули на мгновение, удержав судно на месте.
Едва паровая буря рассеялась, "Мадийр" сфокусировал сенсорный комплекс на дрожащем обломке. Никакого льда между фундаментами не осталось. Паровой удар ободрал мозаику и даже снёс несколько приземистых стен. Неровный круг полипового пола рдел тускнеющим багрянцем.
Джошуа спасла сама мощность лазерного импульса. Начальная вспышка зацепила подошвы скафандра, расплавила ботинки из моносвязного углерода и прожгла прочную плёнку ГИП-костюма. На такой удар не были рассчитаны даже чудесные лунные технологии. Кожа и плоть обуглились до костей.
Но вскипевший пар поглотил почти всю энергию луча и преломил его в стороны от цели. А ещё он взрывной волной ударил в тоннель, снося все оставшиеся преграды.
Джошуа пушечным ядром влетел в каверну через пролом в потолке и отскочил от пола, беспомощно размахивая руками. Он едва не потерял сознание от боли в стопах - нервные импульсы перегрузили болеутоляющий нейронанонный кортикальный блок. Кровь хлестала из артерий, не до конца прижжённых лазерным жаром. ГИП-костюм перераспределил молекулы, затёк на сгоревшие подошвы и закупорил перебитые сосуды. Джошуа отскочил от потолка каверны. Нейронаноника визуализировала физиологическую схему тела - скорченную фигурку с тревожно-алыми мигающими подошвами. Стройные таблицы данных - не визуальные, не звуковые - проталкивались в сознание, сообщая о тяжести повреждений. Он бы предпочёл не знать этих ужасных тошнотворных подробностей.
Пар всё ещё пробивался в каверну, давление росло. Джошуа уже мог услышать этот тоскливый ураганный вой. Красные жгучие отблески плясали сквозь дыру в потолке. Он снова врезался в полип и ушиб локоть. Боль, толчки и кувырки добили его; Джошуа вырвало. ГИП-костюм пропустил рвоту наружу. Теряя остатки рассудка, с кислым желудочным соком на языке, Джошуа завопил от боли. Нейронаноника распознала симптомы, отсекла все входящие нервные сигналы, затребовала от костюмного процессора дозу чистого прохладного кислорода и на полной тяге маневрового ранца остановила болтанку.
Отключка продлилась секунд десять, не больше. Когда Джошуа снова увидел сенсорную картинку, красный свет пропал. Пар уходил в пролом, унося его с собой. Джошуа выбросил руку, цепляясь за потолок. Пальцы сомкнулись на прибитом к полипу кабеле.
Торопливо перепроверив, Джошуа принялся сканировать каверну сенсорами. Это была не каверна, а слегка изогнутый коридор, его концы терялись вдали. Кабель, за который он схватился, оказался только одним из двенадцати, проложенных по потолку. У пролома они обрывались знакомым перистым веером оптоволоконных нитей.
Наноника настойчиво отвлекла его, стучась в синапсы медицинской сводкой. Борясь с подступающей тошнотой, Джошуа бегло её просмотрел. Подошвы сожжены до костей. Нейронанонная медицинская программа предложила несколько вариантов, он выбрал простейший: полное отключение нервов ниже колен, доза антибиотиков из аптечки скафандра, параллельный запуск мягкой успокоительной программы.
Ожидая действия лекарств, он внимательно рассмотрел коридор. Полип растрескался в нескольких местах, вода и какие-то густые жидкости прорвались и замёрзли натёками на стенах, превратив коридор в ледяной грот. Пар растопил ледяную корку, и она вскипела на низком давлении, пенясь, как дрянное пиво. Посветив фарами, Джошуа разглядел в трещинах трубы, идущие вдоль коридора; водопровод ли, питающие артерии, канализация - так или иначе, какое-то коммунальное хозяйство. Хабитаты эдемистов были пронизаны подобными протоками.
Вызвав обзор с инерциального блока, он наложил коридор на реконструкцию обломка стены. Если такой изгиб сохранится и дальше, через тридцать метров коридор выведет его на торец. Джошуа двинулся в противоположную сторону, следя за кабелями. Всё равно деваться было больше некуда.
Коридор разделился, потом ещё раз. С перекрёстка расходились пять проходов. Стены бугрились толстыми ледяными наплывами, кое-где полностью перекрывавшими проход. Пришлось снова взяться за термоиндуктор. Кабели то и дело скрывались под застывшими волнами. Тут всё пострадало ничуть не меньше, чем в любых других частях хабитатов. Ему бы стоило это учесть.
Хранилище офисных данных вполне могло размещаться в этом полукруглом зале; но наверняка сказать уже нельзя. Кабели, которые честно довели его досюда, проскользнули в открытую арку, разошлись во все стороны на вершине купола в трёх метрах над его головой и серебристыми рёбрами сбежали с изогнутых стен. Когда-то здесь держали немало электроники: грифельно-чёрные колонны метровой высоты, ощетинившиеся радиаторами - очень похожие на человеческие процессорные стойки. Те, которые оставались на виду, давно разъел вакуум, безнадёжно испортив сложную хрупкую начинку, от которой остались только торчащие обломанные края. Потолок наполовину обрушился, груда полиповых осколков слиплась опасно нависающим карнизом, будто замершая на полпути лавина. Возвратись сюда тяготение, и всё обрушится. Какая бы сила ни прошлась по залу при разломе хабитата, она разнесла тут всё без исключения.
Может, так даже было задумано, пришла ему в голову мысль. Очень уж основательно. Может, они и хотели уничтожить все записи?
Маневровый ранец развернул его для лучшего обзора. Язык вязкой буроватой жидкости когда-то затёк через входную арку и расплылся под стеной, прежде чем застыть полупрозрачным леденцом. Под зернистой коркой проступали правильные контуры.
Джошуа поплыл туда, старательно не замечая, как искалеченные ноги сковывают движения. Несмотря на успокоительную программу, голова раскалывалась, а руки временами начинали трястись. Нейронаноника сообщила, что температура тела упала на один градус. Похоже, что начальный шок додавливал его. После возвращения на космоплан надо будет срочно наложить медицинские нанопаки, чтобы стабилизировать состояние. Джошуа невольно усмехнулся. После возвращения! Он чуть было не позабыл о Сэме и Октале.
Однако он уже завис над замёрзшим потёком. Вплотную, на максимальной мощности фар, внутри хорошо просматривалась серая стойка электроники. Две с половиной тысячи лет, с тех самых времён, когда на тёмной примитивной Земле Иисуса прибивали к кресту, она ждала его тут, безупречно защищённая грязным льдом от обычного для Руинного Пояса обветшания. Все эти микросхемы и кристаллы памяти только и дожидались электричества, чтобы снова ожить. Вот он, его куш!
Всего и делов-то - доставить его на Безмятежность.
Когда Джошуа подкрался к концу коридора, диапазон частот был пуст. Никаких человеческих передач, приёмник скафандра ловил только обычные треск и шипение, исходившие от Мирчуско. После блуждания по коридорам вид Руинного Пояса даже как-то обрадовал. На большее он и не надеялся. Но теперь под мягкой заглушкой успокоительной программы проснулась упрямая решимость.
Ни космоплан, ни "Мадийр" отсюда не просматривались - коридор выходил в четырнадцати метрах под слоем почвы, крошечная червоточина на гладком обрыве. В тридцати пяти метрах под ним проступала охра силиконовой скорлупы. Думать о силе, способной разломить, будто крекер, такую толщу, по-прежнему не хотелось.
Это была солнечная сторона обломка, царство бледно-лимонного света и переменчивых теней от вечно клубящейся пыли. Блок инерционного наведения высветил в его сознании курсовую траекторию, горящую оранжевым трубку, теряющуюся далеко впереди в Поясе. Джошуа инфовизнул курс в маневровый ранец, и тот дохнул соплами, аккуратно вытолкнув его из коридора вниз по этой воображаемой норе.
Уйдя под прикрытием обломка на полтора километра, он свернул под острым углом и пошёл разгоняться на постоянной тяге в сторону солнца. Иными словами, он восходил на более высокую орбиту над Мирчуско, а это означало больший период обращения. Завершив маневр, он остался на прежнем наклонении по отношению к "Мадийру" и обломку, но в пяти километрах над ними. Те, будучи на более низкой и быстрой орбите, начали обгонять его.
Он их теперь и не видел. Пять километров пыли маскировали не хуже, чем военный РЭБ-комплекс. Нейронаноника дополняла обзор графическим слоем, подмигивая красным кружком на месте обломка, его единственной неверной нити к спасению. Джошуа ещё не приходилось настолько удаляться от космоплана. Никогда прежде он не испытывал такого жгучего одиночества.
Приёмник скафандра начал выхватывать обрывки инфовизного обмена между Сэмом и Окталом, гулкие неразборчивые пакеты данных. Джошуа был только рад отвлечься и загрузил нанонику попытками дешифровки. Вселенная переполнилась числами, целые галактики бесцветных цифр вращались и разбегались, когда он запускал один трассировщик за другим в поисках структуры сигналов.
"...бесполезно. Он рассчитан на атмосферную посадку, не то что ... на планете. Термоиндуктор только обожжёт..." Инфовиз со скафандра Октала. Логично, тот был младше, ему всего пятьдесят два года; Сэм устроился на "Мадийре" и послал младшего содрать с космоплана, что получится.
У Джошуа мурашки пробежали по телу, словно холод газового гиганта достал его сквозь ГИП-костюм.
Инфовиз Сэма: "...хвосте, где баки... что-нибудь крупное, оно должно быть..."
Инфовиз Октала: "...на месте. Вижу подвеску вроде... вряд ли для..."
Голоса всплывали и пропадали, болтая и ругаясь. Сэм был уверен, что Джошуа уже что-то подобрал. Он рассеянно слушал их, пока "Мадийр" проходил мимо. Время тянулось и тянулось.
Рядом пролетела прозрачная ледышка размером с кулак. Внутри вмёрзла оранжево-бирюзовая рыбка. Три вытаращенных глаза вокруг треугольного клюва будто продолжали разглядывать окрестности на вечном пути миграции. Джошуа проводил её взглядом, слишком вялый, чтобы попытаться поймать... всё, пропала.
Он почти задремал, когда инерциальный блок сообщил, что "Мадийр" ушёл вперёд. Маневровый ранец заработал по сложной схеме, снова тормозя и опуская его по дуге позади "Мадийра".
Инфовиз Сэма: "...добраться до бортового компьютера... порт оптического интерфейса..."
Инфовиз Октала: "...распад-нож тут без толку, говорю тебе, долбаный люк из моносвязного углерода... Что ж ты, жопа, не слушаешь..."
Инфовиз Сэма: "...засранец... найду его тело... кости переломаю..."
Ранец вывел Джошуа в километре за кормой "Мадийра". Тот виднелся расплывчатым розовым силуэтом сквозь прорехи в пыльном буране. Джошуа опустился ещё на несколько сот метров и позволил орбитальной механике с мучительной неторопливостью нести его к цели.
Он заходил со стороны единственного слепого пятна, в конусе за главными дюзами. Достаточно следить, чтобы корпус моторного отсека заслонял от него сенсоры, торчавшие из модуля жизнеобеспечения, и его не заметят, тем более здесь, в мешанине Руинного Пояса. Вдобавок они считали его мёртвым, это ещё одно преимущество. Они не станут высматривать такую мелочь, как скафандр.
Последняя сотня метров была хуже всего. Он стремительно метнулся прямо в сдвоенную дыру дюз. Если они сейчас отчалят...
Джошуа скользнул между парой разбухших колоколов и закрепился в паутине распорок распределителя тяги. В принципе, те же ракеты, что и на его космоплане, хоть и незнакомой модели. Рабочее тело (обычно углевод) подаётся в камеру сгорания и разрядом энергоячеек разогревается до семидесяти пяти тысяч кельвинов. Проще некуда, почти без подвижных частей, ломаться почти нечему, чинить легко. То, что и требовалось мусорщикам. Для маршрутов между Безмятежностью и Руинным Поясом большой дельта-V не надо. Джошуа не мог припомнить, чтобы хоть кто-нибудь ставил себе ядерный двигатель.
Он полез по карданной подвеске, рука за рукой, оберегая ступни от ударов. Силовые линии нашлись без труда - сверхпроводящие кабели с руку толщиной. Джошуа покопался в инструментах на поясе и выудил распад-нож. Десятисантиметровое лезвие вспыхнуло спектрально-чистым жёлтым светом, ослепительно ярким в тени моторного отсека. Кабели сдались в два счёта.
Ещё одна перебежка - и он под массивными баками, прикрытыми нультермальным чехлом. Джошуа расположился у основания бака и срезал лоскут изоляции. Тускло-серебристая стенка бака плавно переходила в кожух турбонасоса. Джошуа заклинил термоиндуктор между двух распорок, для надёжности залил его эпоксидкой и инфовизнул в процессор цепочку инструкций.
Через десять минут процессор включил индукционное поле. Джошуа настроил его на узкий луч, десять сантиметров в диаметре, три метра длиной. На три четверти поле уходило в бак, испаряя жидкий углеводород. Тот забурлил, конвекционные потоки взвихрились, проталкивая в поле новые порции холодной жидкости. Давление опасно подскочило.
Металл бака сопротивлялся дольше. Молекулярная структура продержалась секунд двадцать, прежде чем сфокусированный на пятачке жар разорвал валентные связи. Металл размягчился и вздулся пузырём под неудержимым давлением изнутри.
В тесной кабине "Мадийра" Сэм Нивз выпучил глаза: в его сознании завизжали инфовизы тревоги, развернулись подробные планы корабля, топливная секция заполыхала красным. Аварийные программы засыпали моторный отсек ливнем двоичных инструкций. Растущее давление этого даже не заметило.
Они рассчитаны только на неисправности, понял Сэм. Тут что-то другое, громадный приток энергии в бак. Внешний источник проблемы. Злонамеренный.
- Джошуа! - взревел он в бессильной ярости.
Через двадцать пять секунд максимальной отдачи электронная матрица термоиндуктора сдохла, и поле пропало. Но своё дело оно сделало.
Стенка бака вытянулась кораллово-розовым сияющим протуберанцем. Тот лопнул на конце, фонтан кипящего газа хлестнул по моторному отсеку. Чехол термозащиты сорвало и унесло, как лопнувший парус; композитные конструкции и нежные электронные модули оплыли и разлетелись горящими брызгами. "Мадийр" накренился и завихлял вперёд, постепенно раскручиваясь вокруг продольной оси: струя, бьющая по фюзеляжу из пробитого бака, обеспечила заметную реактивную тягу.
- Ох чёрт, - выдохнул Нивз. - Октал! Октал, бога ради, быстро назад!
- Что там такое?
- Джошуа нас уделал. Скорее на борт, маневровые корабль не удержат!
Навигационная сводка в его сознании подтвердила, что маневровая группа не справляется с выравниванием судна. Сэм попытался запустить главный двигатель - только ему хватило бы тяги, чтобы скомпенсировать паразитный импульс пробитого бака. Дохлый номер.
Медицинский нейронанонный монитор взял управление ритмоводителем, успокаивая перепуганное сердце. В голове шумел адреналин.
Сенсорные и командные цепи моторного отсека сыпались одна за другой. Огромные куски корабельного плана погрузились в зловещую черноту. Обломок стены навис над носовыми сенсорами.
Джошуа любовался картиной из более-менее надёжного укрытия за булыжником в трёх сотнях метров. "Мадийр" замахнулся для удара, как самая большая во вселенной барабанная палочка. Один конец плевался искристым газом, вычерчивая дугу в пустоте.
- Мы сейчас врежемся! - инфовизнул Сэм.
"Мадийр" прокувыркался мимо космоплана, одарив Джошуа несколькими леденящими секундами, и нёсся к обломку. Джошуа затаил дыхание.
Вот бы они врезались, подумал он, вот бы врезались. Но корабль спасло вращение. "Мадийр", как на шарнирах, перевалился через край полиповой скалы, жилой модуль разминулся с поверхностью метров на пять, не больше. На такой скорости он бы раскололся, как стеклянный.
Джошуа выдохнул, нервозное напряжение отпускало его. Они заслужили смерти, но это пока обождёт. Есть дела поважнее. Например, выжить самому. На задворках сознания его ступни напоминали о себе фантомной дрожью. Наноника сообщала об избытке токсинов в крови - наверное, отравление сгоревшими тканями.
"Мадийр" уходил в Руинный Пояс, всё быстрее и быстрее. От обломка стены его отделяли уже двести метров. Газовый хвост заметно ослабел.
Жемчужная мошка выскочила из-за края стены и устремилась в погоню. Окталу ужасно не хотелось остаться наедине с запертым космопланом. Не торопись он так, он мог бы напоследок устроить Джошуа такую же пакость.
И на том спасибо, сказал себе Джошуа.
Маневровый ранец поднял его над булыжником. Газа в нём оставалось процентов пять, как раз чтобы добраться до космоплана. Хотя Джошуа как-нибудь сумел бы вернуться и с пустым ранцем. Сегодня ему везло как никогда.
|