Кей Торсон, одна из моих ранних подруг — я имею в виду еще со средней школы — с которой моя жена Линн и я поддерживали связь все эти много-много лет, вышла замуж за Мэтта Уолтона, главу Геологической службы Миннесоты и профессора геологии в Университете Миннесоты. Помимо того, что Мэтт был хорошим ученым, он был еще и талантливым писателем.
Выйдя на пенсию, он решил написать роман. Однако вскоре после начала работы он заболел и скончался, оставив несколько страниц незаконченной рукописи с очень немногими заметками и без каких-либо подсказок относительно того, куда движется сюжет, поэтому рукопись пролежала без дела несколько лет.
Однажды во время телефонного разговора с Кей я случайно упомянул, что я член писательской группы, и если она захочет прислать нам то, что написал Мэтт, мы могли бы попытаться закончить книгу. Кей прислала рукопись и несколько заметок, которые оставил Мэтт. Нашей группе очень понравилось то, что он начал, но мы понятия не имели, куда он собирается это направить; так как не было никакого плана. К сожалению, книга пролежала у меня дома без дела еще несколько лет. Я продолжал спрашивать членов нашей писательской группы, не даст ли кто-нибудь шанс. Одна из наших участниц, Карен Блэк (автор « Кодекса поведения» , романа о вьетнамской эпохе, основанного на семилетнем опыте ее мужа Коула, находящегося в плену), ушла на пенсию после своей 30-летней юридической практики и взялась за эту задачу. Через несколько месяцев появился этот роман.
Я думаю, Мэтту бы понравилось то, что получилось. Надеемся, вам тоже.
Терри М. Баджер, Эскондидо, Калифорния
Автор:
ПОЛНАЯ КОЛОДА ДВОЙНЫХ МАЛЫШЕЙ ПРОБЛЕМЫ
ГОЛОВОЛОМКИ И ИГРЫ НА ЛОГИКУ И РАССУЖДЕНИЕ
САГА О HS-6
ЗМЕЯ СКАЗКИ
ГЛАВА I
Сент-Пол, Миннесота, июнь 1994 г.
В пятницу жизнь круто повернулась в сторону от моих серьезных исследований и академической среды. Чарли Фарнсворт позвонил из Лос-Анджелеса и сказал, что у него есть для меня работа. «Послушай, Грег», — настаивал он, — «прежде чем ты начнешь придумывать причины, по которым ты не можешь просто уйти из своей лаборатории, чем бы ты ни занимался, давай просто подумаем творчески о том, чтобы дать себе передышку, потому что ты не сможешь обмануть дядю Чарли, сказав, что ты прекрасно справляешься с ролью призрака, живущего в этом чудовище Чарльза Аддамса, которое ты называешь домом».
"Но…."
«Никаких «но». Послушай меня, МакГрегор, мой славный парень, позволь инстинктам твоего каледонского происхождения на мгновение остановиться на том факте, что твой дядя Чарли затеял очень большую игру… в которой используются девятизначные числа».
«Обозначает доллары?» — спросил я, несколько удивленный. Это были большие деньги.
«У тебя все получится. Могут быть очень крупные победители».
Я мог сказать по несколько более яркой, чем обычно, риторике Чарли и по тому, как он позволил фразе «девятизначные числа» сорваться с языка, что он действительно завелся. «Расскажи мне об этом», — предложил я.
«Не по телефону. Но я расскажу тебе, что я сделал. Я только что отправил тебе небольшую посылку через Federal Express. Она содержит, среди прочего, билет на самолет. Место назначения будет раскрыто только тогда, когда ты
нужно знать. А теперь заткнись. Завтра до тебя дойдет, а в воскресенье ты будешь в движении».
«Но, Чарли…»
«Кстати, не пытайтесь перезванивать».
«Ради всего святого, Чарли, ты не можешь...» Чарли повесил трубку.
Я остался дома и ждал «посылку» Чарли, которая прибыла, как и было обещано, в субботу. Ее содержимое было действительно странным. В дополнение к открытому билету туда и обратно из Миннесоты в Анкоридж, Аляска, через Лос-Анджелес, на имя человека по имени доктор Малкольм Грегори, в ней была основная кредитная карта и водительские права Колорадо на то же имя. Доктор Грегори был описан там как шести футов и трех дюймов ростом, l96
фунт, голубоглазый, рыжеволосый белый мужчина, чья фотография также была удивительно похожа на меня, и который проживал в Аспене, штат Колорадо, по адресу, который я узнал как кондоминиум Чарли для отдыха. Еще более странным был конверт, содержащий 200 стодолларовых купюр с биркой, на которой было написано:
«На расходы. Сдачу оставьте себе». В записке мне было сказано зарегистрироваться как доктор.
Малкольм Грегори в мотеле Cliffe на шоссе 1 между Санта-Моникой и Малибу, где у доктора Грегори была гарантированная бронь, и обязательно проверьте сообщения. К записке был приклеен ключ с биркой, на которой было написано: «Моя квартира, на всякий случай». Слово, описывающее мое состояние ума, может быть
«в замешательстве».
Я давно простил своих родителей за то, что они окрестили меня Грегори МакГрегором, и привык, что меня называют Грегом или Маком попеременно, но мне было интересно, не было ли что-то большее, чем озорное чувство юмора Чарли, побудившее его создать для меня альтер эго, к которому подходили оба прозвища — Мак и Грег.
Чарли, по общему признанию, был эксцентричным гением в тяжелом машиностроении и строительстве, профессии, чья креативность больше тяготела к большим твердым объектам из стали и бетона, чем к фиктивным личностям, фиктивным кредитным картам и поддельным водительским правам. А как насчет «игры в девятизначные числа»? Я работал с Чарли над некоторыми крупными проектами. Один из них был связан с крупным обрушением плотины, в результате которого были потеряны жизни и престижные инженерные репутации, а также большие деньги. Это стало довольно тяжелым, когда все показывали пальцем друг на друга, но никогда не было этих театральных постановок плаща и кинжала.
*
Я проснулся на рассвете воскресного утра, задолго до того, как зазвонил мой будильник, отчасти из-за затянувшейся боли по пустому месту в кровати рядом со мной, отчасти, полагаю, потому, что мое подсознание было занято тем фактом, что я снова отправляюсь в путь. Эти два момента не были полностью отделены друг от друга. Я задавался вопросом, смогу ли я когда-нибудь собрать сумку, не думая о Хелен. Нахлынули воспоминания о наших путешествиях: складной пляжный стул, зюйдвестки на случай, если мы отправимся в плавание в ураган, сапоги для верховой езды, походные ботинки, теннисные туфли, танцевальные туфли, официальная одежда, повседневная одежда, теплая одежда, прохладная одежда, теннисные ракетки, клюшки для гольфа, удочки, лыжи, легкое чтение, тяжелое чтение, шампунь, лосьоны, косметика, слишком многочисленная, чтобы перечислять, и таблетки, таблетки, таблетки.
Наконец, гора подобранного багажа, часы суеты у стоек регистрации и багажных лент, и свита носильщиков и коридорных, которым нужно было давать чаевые на каждом шагу. Но Хелен была шикарной и очень красивой. Она научила меня путешествовать налегке.
Как обычно, когда я действительно останавливаюсь, чтобы подумать о Хелен, боль уходит, сменяясь горечью. Признаю, у меня была такая работа, которую трудно объяснить, когда кто-то на коктейльной вечеринке спрашивает, чем ты занимаешься. Обычно я говорю, что я специалист по устранению неполадок в крупных инженерных проектах, которые сталкиваются с геологическими проблемами. Это проще, чем пытаться определить геотехническую инженерию. Она может привести тебя во множество отдаленных мест, таких как Центральная Африка и высокие Анды, но это не означает роскошных сафари и шикарных курортов. Это означает кучку обветренных, чумазых мужчин в касках, строящих плотины, прокладывающих туннели или открывающих шахты и живущих в лагерях и трейлерных дворах с парой баров и публичным домом для социальных удобств. Это может быть сложно, даже захватывающе, но я никогда не говорил Хелен, что это очень весело, и она, безусловно, была достаточно умна, чтобы понять это — если бы хотела.
Кроме того, у нее была своя карьера, о которой она так часто напоминала мне. Поэтому пару лет назад, в последней отчаянной попытке заставить это сработать, я бросил консалтинг и вернулся в университет в качестве постдокторанта в Геотехническом научно-исследовательском институте. Это было большое сокращение доходов, но исследования были увлекательными, даже захватывающими, я полагаю. Основываясь на получении всех этих открыток из далеких мест, мои друзья думают, что я какой-то инженерный Джеймс Бонд. На самом деле, в глубине души я несколько педантичный тип. Мне на самом деле нравятся серьезные исследования и
Академическая среда была лучше, чем экспромтное решение проблем, но, как часто отмечала Хелен, это означало, что она зарабатывала больше меня, а это был своего рода изъян моего характера.
Но, как оказалось, быть завернутым в грязной старой лаборатории с кучей технических типов в качестве друзей было не лучше, чем быть там в Landrover где-то на дороге в Мандалай. У нас было, как говорится,
«переросли» друг друга, и после многих тысяч штампов, обычно произносимых в гневе, мы пришли к нашему определению «непримиримых разногласий».
Кроме того, у нее был шанс получить фантастическую работу в Чикаго, работая с
«Очень классный парень». Мы расстались, и я обнаружил себя слоняющимся по старому пряничному викторианскому домику, который мы приобрели в сентиментальный момент, в разгар проекта по его самостоятельной реставрации, и не с кем было поделиться, кроме старого и дружелюбного золотистого ретривера по кличке Дарвин.
Не было смысла оставаться в постели. Все, что мне действительно нужно было сделать, это собрать сумку, закрыть дом и оставить Дарвина в питомнике по пути в аэропорт. Я вытащил старую сумку с полки и начал упаковывать, не торопясь, наслаждаясь занятием, раскладывая все на кровати и осматривая на предмет отсутствующих пуговиц и других починок. Когда я начал складывать и упаковывать, серый цвет раннего рассвета только-только начал немного розоветь. Теперь розовоперстая Заря откидывает завесу ночи, и что-то о копьях Аполлона, заставляющих звезды летать. Как все прошло? И был ли это Шекспир или Гомер? Я не мог вспомнить. В общем, начало нового приключения.
Это была одна из первых по-настоящему приятных ночей весны. Окна были широко открыты, и в округе еще не было никакого движения. Приглушенный звук приближающегося фургона казался навязчивым, пока я не услышал, как толстый кусок воскресной газеты тяжело шлепнулся на крыльцо. Дарвин, спавший под кроватью и до этого момента, очевидно, считавший, что вставать еще слишком рано, встрепенулся. Его единственной официальной обязанностью и главным достижением в жизни было принести газету, когда его выпускали утром. Но он не был готов встретить рассвет, и в любом случае я его спровоцировал, потому что он знал, что значит упаковывать вещи. Поэтому, когда он увидел меня, стоящую совершенно голой посреди упаковки и явно не собирающуюся спускаться вниз, он спрятался под кроватью, а я возобновил свои неторопливые приготовления. Из окна я слышал, как шлепки становились все слабее, пока фургон для доставки газет двигался по улице, пока в округе снова не наступила тишина.
Две минуты спустя по улице раздался еще один звук мотора, приглушенный, гортанный рык, и остановился перед домом. Резкий стук жестких кожаных каблуков последовал за ним, торопясь по дорожке перед домом. Я выглянул в окно и увидел агрессивно гладкий, темно-серый Corvette, стоящий у обочины с открытой пассажирской дверью. Стук каблуков исчез из виду под крыльцом, но через мгновение они снова появились на концах необычных ног высокой, гибкой блондинки в очень коротких шортах. На ней был едва заметный пучок халтера. Пряди золотых волос каскадом падали на голую спину. Казалось, она прижимала к груди мою воскресную газету, когда она грациозно, как газель, складывала свою элегантную фигуру в низко опущенную дверь Corvette, быстро закрывая ее, когда машина без усилий ускорялась по улице и исчезала из виду.
Я не успел даже мельком увидеть ее лицо, а глядя вниз из окна наверху, я мог видеть только длинную ногу водителя в белых брюках. Мне потребовалось мгновение или два, чтобы осознать тот факт, что, возможно, самая стройная девушка, которую я когда-либо видел, и при этом добрых шесть футов или около того, только что украла мою воскресную газету. Как будто посылка Чарли была недостаточно странной! Я сбежал вниз, только чтобы увидеть свою газету, лежащую на верхней ступеньке, как обычно.
Выйдя за дверь, чтобы взять его, я вспомнил, что я голый как младенец. Я оглядывал улицу в поисках ранних бегунов, прежде чем рискнуть быстро броситься вперед, когда Дарвин возмущенно вскрикнул. Дверь спальни захлопнулась перед ним. Вместо того чтобы оскорбить бедного Дарвина, принеся газету самому в последнее утро, когда я ожидал его увидеть, я вернулся наверх, чтобы выпустить его сделать свои дела и принести мне мою утреннюю газету.
Он промчался мимо меня вниз по лестнице и выскочил через полуоткрытую входную дверь.
Мгновение спустя, сильный взрыв разнес стекла из всех окон на фасаде, разбрызгивая их по всему дому. Я был на лестничной площадке, вне прямой линии, но сотрясение на мгновение оглушило меня. Кто-то на улице закричал. Я споткнулся и неуверенно пошел босиком по разбитому стеклу к зияющей дыре, где раньше было крыльцо. Крыша над крыльцом провисла на расколотых колоннах. Брызги крови и что-то похожее на небольшую кучку спутанных волос — вот все, что осталось от моего бедного Дарвина. Я сразу почувствовал
переполненный печалью от потери моего драгоценного спутника. Когда сдавленный рыдание застряло в моем горле, волна тошноты накатила на меня.
Если бы я был предоставлен самому себе, я бы, наверное, заболел, но мой сосед Орсон Сегерстад появился в халате, выглядывая из-за изгороди с очень странным выражением лица. Он вздрогнул, как будто увидел привидение, когда увидел меня в рамке разбитой двери. «Ради бога, Грег, что случилось?»
Я собрался с духом. «Я не знаю».
«С тобой все в порядке?»
"Я так думаю."
«Ты же голый, ты же знаешь».
Люди уже бежали к дому со всех сторон улицы. «О, ради Бога! Орсон, присмотри за всем, пока я что-нибудь надену».
«Я сказал Мэри вызвать полицию», — крикнул он мне вслед, когда я поднимался по лестнице.
Я бросился в спальню, взял телефон и набрал номер Чарли в Лос-Анджелесе. Он прозвонил пять или шесть раз, прежде чем Чарли взял трубку, и пока я ждал, я начал слышать сирены вдалеке. Когда он наконец ответил, его голос был хриплым от сна. «Просыпайся, Чарли, и просыпайся быстро», — крикнул я.
«Ты хоть представляешь, который сейчас час?» — проворчал он.
«К черту все это. Длинноногая блондинка только что заминировала мою воскресную газету».
«Мина заманила твою воскресную газету в ловушку?» Чарли звучал так, будто он не знал, смеяться ему или попытаться подшутить надо мной.
«Черт возьми», — закричал я, — «Включи мозги. Слушай!» Я поднес телефон к окну. Сирены с нескольких направлений съезжались на дом, теперь не более чем в паре кварталов от него. «Кто-то только что пытался меня убить, и у тебя есть около двух минут, чтобы рассказать мне, в чем дело».
Чарли вдруг стал деловым. «Грег, мне нужно поговорить с тобой, а ты не можешь сейчас приехать в Лос-Анджелес… Ох, черт, мне не стоило втягивать тебя в это… Убирайся из города как можно быстрее и встретимся в Денвере».
"Где?"
«Публичная библиотека Денвера. Она находится у парка перед зданием Государственного
Здание Капитолия, через дорогу от Художественного музея. Кто первый туда придет, тот купит себе хорошую книгу и будет ждать в главном читальном зале».
Сирены снаружи завыли и остановились. «И, Грег, держи свою задницу прикрытой. Эта штука может выйти из-под контроля».
Я повесил трубку, схватил халат и побежал вниз как раз вовремя, чтобы встретить небольшую армию полицейских, пожарных, парамедиков и аварийную бригаду газовой компании, штурмующую пролом, где раньше было мое крыльцо, с пожарной лестницей вместо моста. Они, казалось, немного расстроились, когда выяснилось, что единственной жертвой был пёс по кличке Дарвин. Парамедики положили Дарвина... или то, что от него осталось... в пластиковый пакет и ушли. Газовики спустились в подвал, чтобы проверить на наличие утечек, а пожарные вернулись на крыльцо, чтобы проверить, нет ли признаков тлеющего огня. Я остался с невысоким, слегка пузатым капитаном полиции. «Я думаю, вам лучше спуститься в участок для отчета, пока сапёры работают над этим», — сказал он.
«Мы опечатаем дом, если вы не против, чтобы мы обыскали его сейчас».
«Подождите-ка, — возразил я. — Какого черта?»
«О, я не знаю», — сказал капитан, приятно улыбаясь. «Просто это немного необычно, когда кто-то пытается взорвать вашего обычного, повседневного местного жителя».
«Эй, я здесь жертва».
«Я знаю, — вздохнул капитан. — Это просто рутина».
Я пристально посмотрел на него, и он посмотрел в ответ. В глубине души он не шутил. «Я оденусь и брошу кое-какие вещи в сумку». Я повернулся, чтобы пойти наверх.
«Мы не собираемся тебя задерживать».
«Я знаю. Просто по какой-то странной причине мне не очень хочется здесь оставаться».
«Капитан», — позвал кто-то, — «репортеры здесь».
«Я поговорю с ними, когда оденусь», — сказал я и побежал наверх.
Я накинул одежду и запихал то, что осталось, в сумку. В дверь просунулась голова полицейского. «Не могли бы вы передать капитану, что я почти готов», — попросил я. «Дай мне еще три-четыре минуты».
Он кивнул и исчез на парадной лестнице. Я на цыпочках прокрался по коридору к задней лестнице и вышел через заднюю дверь. Мигающие огни и соседи в разных состояниях наспех одетых были все впереди, уставившись на мое разбитое крыльцо и разбитые окна. Я проскользнул через дыру в задней
пробежал по изгороди и вошел в переулок, срезал путь через боковой двор Огилви на соседнюю улицу, которая была пустынна, и пробежал два квартала вниз и один квартал вперед до дома Майка Стефаника.
Майк отнесся к моему разводу и тактично, и реалистично. Я налег на дверной звонок, разбудив сначала собаку, а затем и ребенка. Наконец, как раз когда я начал нервно оглядываться по сторонам в поисках патрульных машин, которые капитан, несомненно, вскоре отправит рыскать по окрестностям в поисках меня, появился Майк, выглядевший немного сварливым. Я виновато пожал плечами.
«Извини, Майк, но ты мой адвокат, и сейчас ты мне нужен».
Он жестом пригласил меня войти. «Ладно, давай послушаем».
«Несколько минут назад мой дом разбомбили. Мина-ловушка. К счастью для меня, Дарвин ее захлопнул».
«Так вот и объяснение большого взрыва и сирен. Кто это сделал?»
«Высокая блондинка с великолепными ногами и ее парень в белых брюках за рулем «Корвета» цвета серой бронзы».
"Кто они?"
"Я не знаю."
«Зачем они это сделали?»
"Не имею представления."
«Послушай, Грег, не прикидывайся. Ты пришел ко мне за помощью. Я твой адвокат».
«Майк, я рассказал тебе все, что знаю. Я не увлекаюсь наркотиками, азартными играми или чужой кроватью, если ты об этом думаешь. Я понятия не имею, кто или почему мог это сделать. Все, что я могу сказать, это то, что, ради Дарвина, я чертовски уверен, что узнаю».
«И что вы хотите, чтобы я сделал?»
«Спускайтесь в дом как можно быстрее. Скажите капитану полиции, который, несомненно, уже чертовски зол на меня, что вы мой адвокат, и действуйте дальше».
«Почему капитан полиции на вас злится?»
«Потому что я сбежала от него. Он хотел, чтобы я приехала в участок и сделала заявление, и он хочет обыскать дом».
«Тебе есть что скрывать?»
"Нет."
«Почему бы не было разумнее вернуться со мной и покончить с этим, предоставив копам заняться вашим делом?»
Прямолинейная логика Майка почти убедила меня, но я медленно покачал головой. «Старый друг, парень, которому я многим обязан, хочет, чтобы я встретился с ним сегодня, неважно где. Он говорит, что это серьезно. После того, что случилось, я должен думать, что это так. Я позвонил ему, как только смог прийти в себя после взрыва. Он думает, что я ему сейчас нужен. Это то, что я должен сделать».
Майк пристально посмотрел на меня, а затем позвал на кухню, где его красавица-жена готовила кофе. «Дорогой, надень пальто и отвези Грега, куда бы он ни захотел. Мне нужно уладить кое-какие дела у него дома».
«А как же ребенок?»
«Я возьму ее с собой в коляске». Вместе они поднялись наверх, чтобы одеться. Я отступил от окна и наблюдал, как патрульная машина проезжает по улице. Майк вернулся через три минуты, разминаясь перед пробежкой с сонным ребенком. «Я передам капитану, что вы связались со мной и что вы опасаетесь за свою жизнь и спрятались, но я не знаю где — что довольно верно».
Он вытащил коляску из шкафа в прихожей. «Я скажу им, что ты обещал быть на связи, что они могут обыскать дом, и что ты явишься, если против тебя выдвинут обвинения. Кстати, дай мне ключи, и у кого твоя страховка домовладельца?» Когда Майк двинулся по улице, толкая коляску, он едва ли соответствовал общепринятому образу резкого, агрессивного юридического консультанта, но у Майка было больше достоинств, чем полосатые брюки и начищенные туфли.
Я взял телефон и позвонил в авиакомпанию. Ранний рейс в Денвер отправлялся меньше чем через час, и я попросил их придержать место для доктора Малкольма Грегори, немного запинаясь, впервые используя свой псевдоним. Сью спустилась через минуту, и мы прошли прямо в гараж из кухни. Я присел сзади как можно ниже и назвал угол в центре города около отеля Radisson. Все, что я мог видеть от единственной патрульной машины, которую мы встретили, были красные и синие огни на крыше.
«Хорошо, что ты не высовывалась», — сказала Сью. «Они бросили на нас суровый взгляд».
Я выскочил на пустынном углу, вошел в отель со стороны улицы Вабаша и прошел через вестибюль к главному входу на улице Келлогг с сумкой в руке, как любой другой ранний путешественник. Это
в это время я ехал на такси до аэропорта всего десять минут, а через тридцать минут самолет уже катился по взлетно-посадочной полосе, а я сидел, внешне чувствуя себя комфортно, и пытался собраться с мыслями.
ГЛАВА II
Денвер, воскресенье
«Прикрой свою задницу», — сказал Чарли. Я пытался узнать, не подобрали ли меня и не следили ли за мной в аэропорту, но не был уверен. Я так не думал. Во всяком случае, никто из тех, кто сел в самолет после меня, не показался мне подозрительным. Тем не менее, если мои неизвестные нападавшие были шестеренками в какой-то организации, а я должен был думать, что так оно и было, у них могли быть агенты в Денвере, достаточно легко позвонить и предупредить их о рейсе, которым я летел. Но все это было смешно. Откуда они могли знать, что я не в сумке в морге в Сент-Поле? Они не остались, чтобы посмотреть, кто заложил ловушку, а если и остались, как они могли узнать, что я ускользнул и сел на самолет до Денвера? Но, может быть, в Денвере в любом случае требовались маневры уклонения.
Но черт возьми, я не был частным детективом-плащом и кинжалом. Все, что я знал о том, как «прикрыть свою задницу» и быть «на хвосте», и быть заминированным, если уж на то пошло, было тем, что я читал в спешно купленных в киосках аэропорта детективных историях в мягкой обложке, которые я обычно не успевал дочитать до конца поездки.
Поэтому я редко узнавал, как Майк Хаммер или Джеймс Бонд... или кто-то еще...
выпутались из невероятно затруднительных положений и «раскрыли дело».
Да пошел ты, Чарли Фарнсворт, подумал я, откуда ты взялся с этим «прикрой свою задницу» и «девятизначными числами»? Ты тоже не Майк Хаммер. Как я должен был «трясти хвостом» в Денвере? Я даже никогда не использовал эту фразу в серьезном разговоре. Ну, подумал я, думаю, пора попробовать.
Уладив это, я позволил своим мыслям вернуться к доброму старому Дарвину.
который спас мне жизнь, просто выполняя свое дело, и пожертвовал своей в процессе.
Я чувствовал себя горьким, злым, совершенно сбитым с толку и невероятно грустным. Я действительно любил этого милого старого пса. Он был моим единственным компаньоном с тех пор, как я расстался с Хелен.
Трудно было справиться с чувствами. Трудно было поверить... корвет цвета серой бронзы, с его низкими, претенциозно-мачистскими линиями, рычащий как тигр, курсирующий на рассвете по тихой тенистой улице... великолепная, шестифутовая блондинка с взрывоопасной миной-ловушкой, завернутой в воскресную газету, спотыкающаяся на тротуаре в туфлях-лодочках на шпильках и в обрывке костюма, готовая совершить убийство. И затем Дарвин настаивает на том, чтобы сделать свое дело именно в этот момент. Как это может быть реальным?
И еще. Почему я думал, что эта блондинка великолепна? Да, ее фигура сзади была незабываема, но я никогда не видел ее лица.
Почему, когда я вижу спину высокой блондинки, я всегда думаю, что когда она обернется, то будет красивой? Это несправедливо по отношению к брюнеткам, и, видит Бог, я был разочарован достаточно часто. У этой, подумал я, должно быть лицо достаточно твердое, чтобы зажигать спички. Логическая причина для ее костюма, если таковая была, казалась достаточно простой. Она должна была быть танцовщицей или официанткой, или хостесс... как кролик Playboy в каком-нибудь ночном клубе, идущей прямо с работы. Или, если говорить прямо, она была шлюхой со своим сутенером. Я размышлял о возможных сценариях, в которых я мог бы когда-нибудь встретиться с ней лицом к лицу.
До Денвера всего пара часов полета. Час лететь на запад, так что аэропорт Стэплтон только начинал оживать, когда я приехал. Вероятно, это был последний год для Стэплтона; Денвер строил огромный новый международный аэропорт в нескольких милях к северо-востоку от города. Я думал, что он уже должен был открыться, но возникли некоторые задержки. Казалось, никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Несмотря на это, я сделал пару маневров, спустившись на эскалаторе в зону выдачи багажа, а затем нырнув обратно по аварийной лестнице в главный вестибюль и обойдя несколько стоек продажи авиабилетов. Наконец, когда я убедился, что просто гоняюсь за собственным хвостом, я вышел к очереди такси и прыгнул в такси, тут же почувствовав себя глупо, осознав, что любой, кто действительно хотел угнаться за мной, мог просто подождать в очереди такси, пока я играл в свои игры, а затем прыгнуть в такси позади меня.
После того, как мое такси выехало из аэропорта и тронулось, я сказал водителю, коренастому, жизнерадостному чиканосу: «На следующем углу резко поверните направо и...
не сбавляй скорость». С большим апломбом он завизжал шинами за углом, и мы помчались по боковой улице. «Теперь следующий поворот направо», — сказал я, поворачиваясь, чтобы посмотреть в заднее окно, не следует ли кто-нибудь за мной.
«Привет, Мак», — сказал водитель, невольно употребив одно из моих прозвищ.
«Ты пытаешься отмахнуться от хвоста? Почему ты не говоришь мне, что ты пытаешься отмахнуться от хвоста?» С этими словами он пустился в десять минут головокружительных маневров, наконец, остановившись в переулке за местным торговым центром. «Я не думаю, что у тебя изначально не было хвоста», — любезно сказал он, — «но теперь у тебя его точно нет. Никто не следит за Рамиресом в этом городе».
«Спасибо, Рамирес», — сказал я, впервые отпустив спинку сиденья передо мной и отказавшись от планов, которые я начал строить, выйти у отеля Hilton в центре города и продолжить маневры по его многочисленным переулкам.
«Разве в паре кварталов дальше по Бродвею, к югу от библиотеки, нет какой-нибудь закусочной или чего-то в этом роде?»
«Эй, ты знаешь этот город».
«Не так уж много изменилось».
«Разве это не правда? Удачи вам с частным детективом вашей старушки».
Рамирес злобно ухмыльнулся, высаживая меня.
Купив воскресную газету, я неторопливо выпил несколько чашек кофе. Библиотека открылась только в полдень в воскресенье. Думая об этом, я был почти уверен, что меня никто не подобрал и никто не следовал за мной. Может быть, подумал я, теперь никто в мире не знает, где я и что делаю. Казалось хорошей идеей попытаться сохранить это в таком состоянии.
Я выиграл час, летя на запад, а Чарли потеряет час, летя на восток, так что он не успеет в библиотеку раньше полудня. Достаточно времени, чтобы я задумался, что, черт возьми, происходит в пестрой карьере Чарли. Нет, пестрая — не то слово. Да, Чарли был забавно эксцентричным в манерах и стиле, но в «реальной жизни», так сказать, он был крутым инженером и менеджером проектов в крупной инжиниринговой, строительной и консалтинговой фирме — большие заказы, большие деньги, много давления, но вряд ли опасного для жизни... если не считать сердечных приступов, цирроза печени, язвы и других профессиональных опасностей скоростной трассы. Билет на Аляску и «девятизначные числа» складывались в какой-то там крупный проект, но как это складывалось с тем фактом, что, если бы не милость Дарвина, я, вероятно, лежал бы в пластиковом пакете в морге этим прекрасным утром?
Взглянув на часы, я решил, что Чарли сделал все, что мог.
связи, он мог появиться самое раннее в это время. Дав терпеливой официантке щедрые чаевые за небольшой чек, я прогулялся по Бродвею к Библиотеке. За долгий квартал до того, как я добрался до угла у парка, я был уверен, что заметил Чарли, идущего через парк с другой стороны. Его невысокая, полная фигура в его обычном белом льняном костюме с панамой и тростью из Малакки была безошибочно узнаваема среди разношерстных уличных людей и посетителей, развалившихся или прогуливающихся по широкому тенистому пространству травы. Он никогда не мог различить меня сквозь свои толстые очки, поэтому я подождал, чтобы позволить ему сначала добраться до Библиотеки, вместо того чтобы встретиться на улице.
Наблюдая издалека, я внезапно почувствовал, что двое людей также заметили его и теперь следуют за ним по пятам. Я смутно осознавал их присутствие и раньше, но только подсознательно. Они ковыляли по парку, примыкая к нему в добрых десяти ярдах сзади и на таком же расстоянии по обе стороны. Для большинства наблюдателей они были бы просто парой, казалось бы, не связанных между собой уличных людей, бродящих по торговому центру. Один был худым парнем в выцветших джинсах с тонкими светлыми усами, другой — крупным, мускулистым черным парнем в черной футболке и черных кожаных штанах.
Они резко сфокусировались, когда Чарли приблизился к улице у Библиотеки, они ускорились и сошлись на нем. Я закричал, но был слишком далеко, чтобы Чарли мог услышать, поэтому я начал двигаться к нему. Они были всего в нескольких футах от Чарли, когда он заметил их и побежал.
Они поймали его на краю травы. Большой черный парень заломил Чарли руки за спину, и одним быстрым, непрерывным движением худой блондин выхватил из кармана брюк нож с выкидным лезвием, открыл лезвие, ударил Чарли в живот снизу вверх толчком опытного убийцы, обыскал его в поисках кошелька и схватил портфель, когда он упал на землю. Подъехал винтажный двухцветный Oldsmobile 88 1970-х годов с ржавыми крыльями. Грабители запрыгнули в него и скрылись. Все было кончено менее чем за десять секунд.
Около дюжины людей в парке и на улице, которые видели это, просто стояли с открытыми ртами и были поражены. После того, что казалось вечностью, но на самом деле было всего лишь несколькими секундами, несколько прохожих начали кричать и бежать, чтобы узнать, могут ли они помочь Чарли, а другие быстро или украдкой ускользнули. Там, где я стоял... в полуквартале по Бродвею... я чувствовал себя так, будто я лунатик в замедленном кошмаре. Я направился к
тело, но по реакции других очевидцев понял, что он мертв, а мне совсем не хотелось его таким видеть.
В нескольких ярдах от меня была автобусная остановка и скамейка. Я направился к ней и сел, размышляя, что делать, наблюдая, как подъехало несколько патрульных машин, за которыми последовала машина скорой помощи. Они накрыли Чарли простыней, положили его на носилки, погрузили в машину скорой помощи и уехали. Полиция закончила брать показания у нескольких свидетелей, которые подошли, но никто не заметил растерянного, слегка тошнотворного парня на скамейке в полуквартале от меня.
Проехал автобус и остановился, чтобы высадить кого-то. «В аэропорт?» — спросил я.
«Пересадка на бульваре Колорадо».
Я сел, радуясь, что у меня есть следующие 45 минут на размышления, пока автобус шатался от угла к углу. Прежде чем я доберусь до аэропорта, мне нужно было получить ответ на простой, базовый вопрос... куда я пойду, когда приеду?
Когда я обдумывал это, я начал видеть себя в качестве некой джокера в смертельной игре, но я не знал, что это за игра, и кто в ней игроки. Это было опасно, ставки были высокими, и никто, вероятно, не играл честно.
Тогда почему бы просто не убраться отсюда к черту? Почему бы просто не остаться в автобусе, вернуться в центр города, пойти в полицию, рассказать им все, что я знал, что, Бог знает, не займет много времени, а затем сесть в самолет, вернуться в Сент-Пол и сделать то же самое?
Очевидно, как законопослушный гражданин, это был выход, но я не мог избавиться от ощущения, что это не сработает. Это могло бы помочь копам в Денвере поймать панков, которые убили Чарли. Это могло бы помочь копам в Сент-Поле найти блондинку, которая подстрелила Дарвина. Но приведет ли это к истинно виновным... игрокам в девятизначной игре Чарли?
Я представлял себе этих типов, работающих в офисных башнях из стекла и хрома, защищенных ледяными холодными регистраторами и ловцами зениток среднего звена. Я был уверен, что никто в этой разреженной атмосфере не даст ни малейшего намека на то, что вообще существует игра, в которой убийство — ход, а наемные убийцы — пешки. Ответы на то, почему Чарли нужно было меня видеть, почему он вытащил из банка двадцать тысяч долларов для меня и почему он подставил мне фальшивую личность, нельзя было найти ни в Денвере, ни в Сент-Поле.
Что касается ловушки на моем пороге и того факта, что я сбежал из города, это только подводит нас к выводу, что Чарли и я замышляли что-то нехорошее. Очевидный вывод был бы в том, что МакГрегор пустился в бега, потому что ему нужно было избавиться от тонны наркотиков или отмыть пачку фальшивых счетов. Я мог представить себе часы в полицейском участке с яркими прожекторами в лицо, пока толстый маленький капитан полиции пытался что-то из меня вытянуть.
Мне нравилось думать, что я смогу противостоять этому, но даже тогда я мог оказаться в сети косвенных улик, и какой золотой возможностью это было бы для моих неизвестных противников отвлечь внимание от себя, скормив копам кучу дезинформации обо мне. Но как бы все ни вышло, Грегори МакГрегор, многообещающий молодой эксперт по геотехнической инженерии, в конечном итоге останется в сознании общественности и полиции, не говоря уже о коллегах в Институте, как очень теневая личность или, в лучшем случае, человек-загадка и сочный сплетник. То, что случилось со мной, было просто слишком невероятным и странным, чтобы случиться с совершенно нормальным гражданином.
Капитан практически сказал это, когда мы стояли в моем разрушенном доме. Нравится мне это или нет, я решил, что я в игре, и единственный способ, который я видел, чтобы играть в нее, это держать свою дикую карту в кармане, пока другие руки не объявят себя.
Что касается того, понравилось мне это или нет, то была одна большая вещь, которая была в пользу того, чтобы остаться в игре. Она предлагала возможность прямой личной мести. Что было нечем гордиться с философской точки зрения, но не было смысла притворяться, что мое решение остаться в игре было полностью основано на всех тех логических аргументах, которые я пережил. Лично я хотел получить людей, которые получили Дарвина и Чарли. Задолго до того, как башня аэропорта Стэплтона появилась в поле зрения, я знал, что поеду в Лос-Анджелес.
Я чувствовал себя достаточно уверенно, пока трясся в городском автобусе, но когда мы въехали на кольцевую развязку аэропорта, я почувствовал, как у меня на затылке встают мурашки. Кто-то там знал, что я еду в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с Чарли, и был достаточно обеспокоен этим, чтобы попытаться совершить убийство в Сент-Поле.
Кто-то там узнал, что Чарли едет в Денвер, и убил его. Кто-то там не только имел мотивацию делать все это, но и имел ресурсы, чтобы вызвать киллеров. Людей, поправил я себя. Я не должен забывать о равных правах для блондинки. Как далеко они могли зайти? Подумают ли они, что я тоже направился в Денвер? Будут ли они следить за аэропортом?
Автобус замедлил ход в пробке на уровне отправления, прежде чем я успел придумать внятные ответы на эти вопросы.
Как раз там, где пробка сузилась, и машины и автобусы начали гоняться за местами для высадки пассажиров, большой, широкоплечий черный парень в очень щегольском, небесно-голубом джинсовом костюме для отдыха очень внимательно разглядывал каждое въезжающее такси и лимузин. Не могу сказать, что узнал его, но в его стреле был определенный разрез, который меня беспокоил, и парень в черных кожаных штанах в парке определенно успел переодеться. Я быстро наклонился, чтобы завязать шнурок, когда автобус проезжал мимо.
Чуть дальше худой парень с тонкими светлыми усами, одетый в такой же опрятный костюм-тройку в тонкую полоску угольно-серого цвета, казалось, уделял исключительно пристальное внимание людям, выходящим из такси. Я подобрал газету, оставленную кем-то, кто вышел, и выглянул из-за нее ровно настолько, чтобы увидеть, что автобус не привлекает к себе никакого реального внимания. Как лестно, подумал я с усмешкой, быть оцененным как слишком высококлассный для автобуса. Но все же я не был до конца уверен. В мире полно крупных, хорошо сложенных черных парней и худых парней с тонкими светлыми усами. С другой стороны, эта пара, казалось, чрезмерно интересовалась тем, кто может вылететь из аэропорта Стэплтона рано утром в воскресенье днем.
Автобус доехал до конца перрона, и в салоне остался только я. «Конечная остановка», — крикнул водитель.
«Разве вы не делаете круг и не подбираете людей внизу, на уровне прибытия?» — спросил я.
«Конец пути, Бад. Это будет стоить тебе еще одну плату за проезд».
«Справедливо», — сказал я, но водитель не собирался улыбаться каламбурам пассажиров.
«В коробке, Мак. Я не двинусь с места, пока это не будет в коробке».
«Есть ли у вас сдача с доллара?»
«Мы не вносим сдачу».
Я сунул доллар в коробку. «Ты отличный государственный служащий», — сказал я.
«Это должно сделать твой день». Водитель захлопнул дверь, покачав головой, когда автобус рванул с места, чтобы спуститься на нижний уровень. Я нервно оглянулся, но тощий парень в костюме-тройке все еще был сосредоточен на подъезжающих такси и лимузинах.
Я вошел в терминал против потока прибывающих пассажиров и смешался с толпой, толпившейся у багажных лент, где я
начал думать о тех испытаниях, которые еще предстоит пройти: билетная касса, досмотр багажа и эти бесконечные коридоры к выходам на посадку. В этот момент я чуть было снова не сказал «к черту все это»; мне следует отказаться от этой глупой игры. Если бы все эти люди вокруг меня знали, что я крадусь по аэропорту окольными путями, уклоняясь от воображаемых убийц, они бы вызвали людей в белых куртках, чтобы они пришли и забрали меня. Соберись, подумал я, поднимись наверх и сядь на ближайший доступный самолет в… куда? В Сент-Пол, где Дарвин был забрызган всем моим крыльцом? Или в Лос-Анджелес, где Чарли Фарнсворт не придет на работу утром? Нет, игра была фантастической, но это не было фэнтези. В ней погибли люди.
Ну, подумал я, лучше мне проверить свои варианты, как добраться до Лос-Анджелеса. Я пошел в телефонную будку и позвонил в несколько авиакомпаний. В течение следующих трех-четырех часов было несколько рейсов, но каждый из них предполагал поход в кассу и переписывание билета. Простое дело, как меня заверили, если, конечно, банда профессиональных киллеров не следила за рейсами в Лос-Анджелес.
Рядом с телефонами было информационное табло со схемой расположения аэропорта. На нем была прикреплена красная звезда с надписью «Вы здесь». Я взял свой список возможных рейсов и принялся выяснять, на какой из них я смогу попасть с наименьшим риском. С точки зрения шпионажа и кинжала между ними не было особых различий, за исключением того, что я заметил с приливом пытливого интереса, там был хороший отдельный зал для региональных пригородных и фидерных линий.
Это направило меня на новый путь. А как насчет кондоминиума Чарли в Аспене? Разве не было указано на кредитной карте и водительских правах, которые у меня случайно оказались, что некий доктор Малкольм Грегори, который был очень похож на меня, был жителем того самого кондоминиума? Я никогда не был в убежище Чарли в Аспене, хотя он часто говорил о том, чтобы пригласить меня. Я понял, что для него это было очень личным. Там могло быть что-то, что дало бы мне подсказку, если бы у него была домработница или кто-то, кто мог бы меня впустить. Оттуда я мог отправиться в Лос-Анджелес через Гранд-Джанкшен или Солт-Лейк. У Aspen Airways был рейс через пару часов.
ГЛАВА 3
Аспен, воскресенье – Знакомьтесь, Корки
Я взял такси и доехал до подножия горнолыжных склонов, района роскошных кондоминиумов и курортов, перемежающихся смесью авангардной современной архитектуры и восстановленных викторианских пряничных домиков времен шахтерского лагеря Аспена. Я вышел примерно в квартале от адреса Чарли, подождал, пока такси не скроется из виду, а затем пошел пешком. Квартира Чарли находилась в квартале очень модной архитектуры, ориентированной на горнолыжные склоны и представлявшей собой довольно отчужденный фасад на улицу.
Выцветший синий фургон Volkswagen был припаркован перед входом Чарли, несколько выбиваясь из общего тона. Внутри не было видно света, хотя последние лучи солнца только-только коснулись вершин гор, и в долине становилось темно. Я позвонил в звонок и подождал, почти сдался, затем попробовал снова. Что-то шевельнулось внутри, и через закрытую дверь я услышал почти детский хриплый голос, который спросил: «Кто там?»
Как ни странно, вопрос застал меня врасплох. Я еще толком не освоился в роли Малкольма Грегори. Я запнулся на мгновение и выдал довольно неуверенное: «Мак Грегори».
"ВОЗ?"
«Малкольм Грегори, друг Чарли Фарнсворта».
«Я не слышу тебя через дверь».
«Тогда откройте его». Раздался грохот засовов, и дверь приоткрылась, все еще удерживаемая цепью. Стал виден большой, темный и слегка слезящийся глаз. «Смотри». Я протянул водительские права Малкольма Грегори с
На нем был адрес квартиры Чарли. «Видите», — указал я, — «Это я, Малкольм Грегори. Я партнер Чарли».
«О, — сказала она, — вы доктор Грегори. Вы должны были мне сказать». Я закатил глаза в сторону угасающего света на вершинах гор. Она немного озорно хихикнула, закрыла дверь, чтобы снять цепочку, и открыла ее мне. Она протянула маленькую, очень твердую, хорошо загорелую руку. «Мифический доктор Грегори, я полагаю».
«Мифический?» Я, должно быть, сказал это немного резко. Никто не знал лучше меня, насколько мифическим был доктор Грегори.
Она пожала плечами и улыбнулась одним довольно очаровательным жестом. «Для меня это просто миф. Чарли сказал, что ты можешь никогда не появиться. Он сказал — точные слова — бесполезно пытаться угнаться за Маком. Если его нет в Тимбукту, значит, он там был и сейчас на пути в Самарканд или Катманду».
«Чарли преувеличивает».
«Я знаю, но с таким знакомством ты не сможешь винить бедную деревенскую девчонку за то, что она так много фантазирует о твоей гламурной жизни в высшем свете».
«О, боже мой, — сказала я с притворным смятением, — чему же я должна соответствовать?»
Она склонила голову набок и оценивающе оглядела меня. «Для начала, ты должен понять, что мой доктор Грегори — блондин, красивый, чрезвычайно остроумный и вежливый, и у него невероятно фантастическое телосложение. И богатый».
«Ну», — вмешался я, — «мне бы хотелось думать, что я вписываюсь в часть этого образа...
о том, чтобы быть чрезвычайно остроумным. Блондин, красивый, вежливый, с фантастическим телосложением и богатый, нужно немного поработать». Мы посмеялись, и она провела меня внутрь.
«Кстати, — я снова протянул руку. — Кого или кому я имею удовольствие…»
«Я Корки».
«Мисс Гонсалес, я полагаю?» — произнес я с напускной официальностью, смутно ассоциируя это имя с какой-то знаменитостью-лыжницей из Колорадо, которую звали Корки Гонсалес.
Она вздохнула. «Ты угадал».
Пытаясь скрыть, что на самом деле я угадал правильно и неожиданно, я сказал, как бы выражая сочувственное понимание: «Это, должно быть, утомительно».
«Банально», — согласилась она. «Здесь это все равно, что получить прозвище Кейси, если тебя зовут Джонс». Она снова хихикнула — серебристый, заразительный звук, который, казалось, говорил: пожалуйста, не думай, что я из тех, кого стоит воспринимать слишком серьезно.
Она была невысокой, смуглой, с почти тонкими чертами лица, но с определенной твердостью, щедрым ртом, крепкими, ровными зубами и теплой... можно сказать, лучезарной... улыбкой, почти красивой, если не считать того, что какая-то пыльца или что-то еще, казалось, добралась до нее. Глаза у нее были красные и опухшие, и она старалась не шмыгать носом. Объемный белый махровый халат — должно быть, это был халат Чарли — положил конец дальнейшему описанию. Ее речь было трудно определить, никакого регионального или этнического характера, за исключением, возможно, слегка преппи или манеры восточной школы для девочек.
Я замолчал, когда она провела меня в гостиную бескомпромиссно современной квартиры Чарли в Аспене. Белый, очень глубокий ворсистый ковер, мебель из нержавеющей стали и черной кожи, огромный журнальный столик с белой мраморной столешницей и беседка с белыми подушками, окружающая утопленный камин с вытяжкой из нержавеющей стали. Двухэтажное панорамное окно от пола до потолка с белыми драпировками выходило на горнолыжные склоны. Хорошо оборудованная кухня виднелась за обеденным баром из нержавеющей стали и белого мрамора с черными кожаными подушками и табуретами из нержавеющей стали. Большая, потрясающая картина Фрэнка Стеллы в пастельных полосках на северной стене была единственным цветом.
Он мог быть холодным, даже чуждым. Почему-то не был. Это застало меня врасплох. Бедный Чарли, подумал я. Он приехал сюда, чтобы стать другим человеком. Я вспомнил пухлую фигуру в белом льняном костюме, панаме и трости Малакка. Мне было интересно, как он здесь одевался, чем занимался и кто его друзья.
Корки прервал мои раздумья. «Ты никогда здесь не был?» Я покачал головой.
Она продолжила: «Чарли звонил около недели назад и сказал, что вы мой большой друг и что вы будете использовать этот адрес в течение некоторого времени, но он так и не объяснил, почему именно».
«Просто для удобства», — солгал я. «Я отказывался от своего постоянного места жительства, и Чарли предложил это как «временный» «постоянный» адрес.
Он часто говорил о том, чтобы я приехал сюда, но почему-то нам никак не удавалось согласовать наши календари».
«О, ты должен был это сделать. Ты пропустил несколько замечательных вечеринок».
Я подумал о Чарли, которого я знал... о большом инженере-трудоголике, работавшем по 80-90 часов в неделю, жившем с матерью в огромном викторианском особняке, когда я впервые встретил его, и в холостяцкой берлоге во второсортном отеле-резиденции в Лос-Анджелесе после смерти матери. Вот где Чарли
вложил в это дело всю свою душу и значительную часть своего немалого состояния.
«Мне нужно поговорить с тобой о Чарли», — сказал я.
«Что-то не так?»
Я пропустил это мимо ушей и продолжил, как будто ничего не было. Я не был готов к правде, всей правде и ничего, кроме правды. Несмотря на ее прямоту и довольно привлекательную манеру поведения, мне нужно было узнать гораздо больше о Корки Гонсалес и о том, как она вписывается, прежде чем я буду с ней откровенен. «Чарли позвонил мне из Лос-Анджелеса пару дней назад…»
«В Тимбукту или Катманду?» — Корки не удержался от легкого смешка.
"Миннесота."
«Далеко!»
«В любом случае», — продолжил я, — «он хотел, чтобы я приехал в Лос-Анджелес как можно скорее».
"Почему?"
«Какая-то деловая сделка. По телефону он говорил об этом неопределенно.
Затем, в ранние, ранние часы сегодня утром, мы снова созвонились, и он изменил наши планы. Боже, это было только сегодня утром? Он попросил меня встретиться с ним в Денвере, сегодня, как можно скорее. Он был очень скрытным. Только что сказал мне...
Извините за выражение – чтобы я побыстрее вытащил свою задницу отсюда и прикрыл ее».
Корки рассмеялась. «Чарли и его громкие речи!» Затем, более серьезно, она спросила: «Как ты думаешь, что он задумал?»
«Продолжая метафору Чарли», — сказал я, стараясь, чтобы тон не стал тяжелым, «я надрывал свою задницу, чтобы добраться до Денвера, но Чарли так и не встретил меня», что было, если можно так выразиться, правдой. По какой-то причине мне очень не хотелось скрывать правду от этой довольно обезоруживающей девушки, но по какой-то другой причине я чувствовал себя обязанным это сделать.
«Ты беспокоишься о нем?»
До этого момента я был уклончив, но я не лгал Корки начистоту. Теперь грани моей правдивости становились все более серыми. Доктор Грегори был вымыслом, если не ложью, и вся правда о Чарли становилась все сложнее, чем дольше я тянул. Я все равно ответил: «Нет, я не особо волнуюсь», находя убежище в реальности, что бедный Чарли теперь был вне беспокойства.
«Я», — категорически сказала она. «Он всегда приходит на встречи».
«Ну», — признался я, увидев здесь возможную возможность, — «я бы чувствовал себя намного лучше
если бы я знал, что происходит. Я приехал в Аспен, чтобы попытаться выяснить. Я надеялся, что он здесь побывал, и что вы можете что-то знать.
«Тебе следовало позвонить и сэкономить время на поездку».
«Кажется, мне не удалось дозвониться». На самом деле, это произошло просто потому, что я не пытался, но Корки сочувственно кивнул, придав мне незаслуженную уверенность.
«Да», — сказала она, «я не знаю, что происходит со всеми этими новыми телефонными системами. Буквально на днях здесь был парень, который работал над этим».
«В любом случае», — ухмыльнулся я, — «я искал повод действительно ступить в мою мифическую обитель, не понимая, насколько разочаровывающим может оказаться для тебя мой реальный внешний вид».
«Не беспокойся об этом». Корки хихикнул. «Демифификация доктора Грегори идет не так уж плохо». Мы ухмыльнулись друг другу, и я нашла приятным смущением смотреть прямо в эти большие, как у лани, глаза.
Я разрушил чары, взглянув на часы. Корки сразу заметил это. «Хочешь попробовать связаться с Чарли в Лос-Анджелесе?»
«Может быть, позже», — тянул я. «Чарли всегда ест вне дома».
«Эй!» Корки в смятении хлопнула себя по лбу. «Со всеми этими путешествиями ты, должно быть, сама голодна, или тебе нужно выпить или что-то еще».
Она взяла меня за руку и подвела к большой мягкой подушке из черной кожи.
«Погрузись в это», — призвала она, — «и скажи мне, чего ты хочешь».
Я признался, что мне не помешал бы напиток, когда я, внезапно уставший до костей, опустился на мягкую, толстую подушку, но как только сел, задался вопросом, смогу ли я когда-нибудь встать. Я прокачал много адреналина через старую систему с раннего рассвета в Миннесоте.
Корки вернулся со скотчем и оценивающе посмотрел на меня.
«Вы также остро нуждаетесь в питании», — заявила она.
Хотя я об этом не думал, при одном упоминании еды я понял, что она абсолютно права. Я был голоден.
Очень скоро она вернулась с толстым сэндвичем из грубого цельнозернового хлеба и дикой смесью из кешью-масла, авокадо, семян подсолнечника, бобовых ростков, грибов и йогурта. «Я фанатка здоровой пищи», — объявила она и села на подушку передо мной, обняв колени.
«Расскажите мне о себе, доктор Грегори».
Я мог только покачать головой, так как мой рот был переполнен от попыток охватить всю толщину ее удивительно вкусного сэндвича одним укусом.
Когда я смогла говорить, не разбрасывая крошек, я сказала: «Благодаря тебе у меня временное нарушение речи, так что сначала расскажи мне о себе».
Она пожала плечами. «Что тут рассказывать? Я просто, ты знаешь...» Ее голос затих, оставив меня гадать, что именно.
«Ну», — подтолкнул я, — «Чем ты занимаешься помимо…» Я поискал слово,