Я попытаюсь представить уважаемой публике несколько историй -- воспоминаний когда-то услышанных мной от интереснейшего человека - дяди Левы. В войну он был летчиком-истребителем и воевал как следует - об этом свидетельствуют его Золотая Звезда и еще с полдюжины орденов.
Я сознательно не называю его фамилии - ведь не помню я в точности его рассказов, а прибавлять от себя в отношении конкретного лица считаю некорректным. Поэтому получилось нечто в столь любимом поручиком Куприным жанре апокрифа. Скажу лишь, что прообраз главного героя моих скромных опытов живет и здравствует ныне в Хайфе, окруженный любовью и уважением детей, внуков и правнуков. И дай ему Бог здоровья еще на многие годы.
Истории эти будут идти от первого лица - просто так удобнее писать.
Итак, дядя Лева вспоминает.
Рассказ первый. Еврейское счастье.
Вот вы говорите о своих несчастьях -- "еврейское счастье". А иногда действительно бывает счастье....
Дело было летом 42-го. Уже счастье, что к тому времени жив остался. Войну я начал в августе 41-го в Н-ском штурмовом полку. В штурмовом.... Как вспомню, так в глазах темнеет. На вооружении - биплан И-15 бис. Грозная машина... для тех, кто на ней летает. Перкаль, фанера и аж 360 километров скорости. Но что делать: подвешивали бомбы или РС и на этом чуде технике летали на штурмовку немецких моторизованных частей на Южном фронте.
Потери несли колоссальные - машины тихоходные, слабовооруженные, кабина открытая, и ни тебе бронестекла, ни тебе протектированных баков. Прикрытие нам давали крайне редко. Полк в полтора месяца сгорел. Осталось концу сентября 41-го 5 машин и 7 летчиков. Добавили нам таких же латанных- перелатанных самолетов и людей, благо безлошадных было много - и снова штурмовки. Не могу сказать, что я особо храбрым и умелым летчиком тогда был, но везло. Даже счет сбитых открыл - завалил чешский истребитель-биплан - Авиа назывался. Номер не помню. Принадлежал он, по-моему, словакам. Что мой "бис", что эта "Авиа" были самолеты устаревшие и годились в 41-м только чтобы сбивать друг друга. Эту победу я помню хорошо, потому что изрешетили мы с этим фрицем или словаком друг друга капитально, но что-то у него там рвануло, и развалился он на части, а я кое-как дотянул с двумя пулями в груди и одной в ноге.
Ранение в ногу было пустяковым - так, навылет прошило. Зато в грудь получил по первому разряду - пару ребер раздробило, осколки в грудной клетке и легких - два раза резали, чтобы их достать. Потом плеврит. В общем только к весне 42-го очухался.
Попал после ранения в полк резерва летного состава. Скучно. Тошно. Изредка приезжают "покупатели". Шансов у меня было очень мало. Сидят в резерве летчики с опытом боев побольше, чем у меня, и не с одним сбитым. А главное жрать все время хочется - я после ранения и болячек отощал совсем , а звание - старший сержант, доппайка не положено - спасибо лучшему другу летчиков товарищу Тимошенко*. Уже думаешь - скорее бы на фронт - хер с ним что собьют, только бы пожрать по фронтовой летной норме.
Но счастлив мой бог - вызывают меня в штаб. Сидит там незнакомый подполковник. Ну я как положено рапортую начальнику штаба - "Товарищ подполковник, старший сержант Г**** по вашему приказанию прибыл". Начштаба говорит мне, что подполковник И**** , командир вновь формируемого М-ского истребительного полка, хочет поговорить со мной. Разговор был сначала самый обычный - кто такой, где учился, где воевал. Докладываю ему все как есть, грудь с нашедшей меня в госпитале "Красной Звездой" выпячиваю, а он вдруг спрашивает: "Ты, сержант, случаем по-английски не знаешь?" Я отвечаю, что знаю, читать, во всяком случае, могу. Достает он тут из портфеля книжку - оказалось что это инструкция по эксплуатации "Аэрокобры". Перевел я страницу и оказался зачисленным в полк. Я и еще пятеро сержантов-летчиков из резерва. И**** объяснил нам что особых успехов он от нас поначалу не ждет, но учить легче, чем переучивать, поэтому он нас, салаг, и выбрал.
Потом месяца два учились, машину осваивали. В полку были "Аэрокобры" модификации Д-2, кажется. Отличная по тем временам машина. Металл, бронестекло, кабина удобная, радиостанция отличная, вооружение - целый арсенал. Тут тебе и пушка 37 мм, и пулеметы крупнокалиберные, и пулеметы обычные. Скорость и маневренность вполне сравнимы с "мессером". В общем, не машина - мечта, особенно после И-15. Попотеть при освоении пришлось - "Кобра" оказалась довольно строгой машиной и далеко не все огрехи прощала. Но я еще в училише на "ишаке" летал, а кто летал на "ишаке", тот и на помеле летать сможет. В общем подружился с "Беллочкой".**
А еще эта "Беллочка" была невестой с приданым - с каждой машиной шло много всего -- легкие и удобные летные ботинки, комбинезоны все в "молниях", роскошные кожанки с меховой подстежкой, пистолеты "Кольт" на необычных портупеях - оденешь - открытая кобура под мышкой оказывается. Все это великолепие было закуплено на средства собранные еврейскими общинами американского штата Огайо.*** Спасибо нашему начальству -- не дали тыловикам "раскулачить" нас. Все досталось тем, кому это предназначалось - летчикам. Было это очень кстати: мы совсем обносились, а сроки формы еще не вышли.
В июле 42-го оказались мы на фронте под Воронежем. Обстановка там и на земле, и в воздухе была не в нашу пользу, вот и перебросили несколько полков, в основном на ленд-лизовской матчасти, в надежде потеснить немцев в воздухе. Помню вместе с нами перебросили еще полк "Киттихауков" и бомберов на "Бостонах".
И опять везение - я в первом же бою "мессера" завалил. Отчасти случайно. В первый вылет я шел ведомым у нашего комэска - капитана Р****. Храбрый был летчик, но поначалу воевать по-старинке пытался . При встрече с мессерами выстроил он нас в круг и начали мы вертеть карусель. Тут один "мессер" влез в хвост командиру. Влезть-то он влез, но у меня в прицеле оказался. Метрах в 30. Я с перепугу так жиманул на обе гашетки - пушки и пулеметов - что 109-й буквально и развалился. Знали мы что у "Кобры" оружие мощное, но такого эффекта не ожидали. Потом многие летчики просили технарей переделать оружие "Кобр" от одной кнопки. У меня, например, было так переделано.
Через 3 недели после этого боя и случилось у меня это самое еврейское счастье. Сразу скажу, запомнился мне этот вылет тем, что событиями он был насыщен выше крыши.
Вылетели мы с капитаном Р***** на разведку - искать аэродром, с которого действовали какиe-то особо зловредные пикировщики - лапотники ( Ю-87). Только перелетели через линию фронта - у Р***** из мотора дым пошел и потянул он домой. И остался я один-одинешенек. Растерялся сначала. Потом вспомнил как мы с Р***** перед вылетом все обсуждали, и -- дуракам везет - минут через 20-25 нашел я этот аэродром. Запомнил все ориентиры. Прикинул курс, штурманское дело я всегда любил, - и домой. Только развернулся - на меня пара "мессеров" вывалилась. Таких я еще не видел - у них хвосты и капоты желтые были. Летчики в них сидели опытные и преимущество в высоте у них было, короче навалились на меня сверху. Решил я высоту набрать и "бочку" сделать - чтоб пропустить их вперед. Они за мной и тоже "бочку". Спасло то, что пилотажник я, в отличии от них, тогда еще херовый был и сделал бочку коряво - они и выскочили перед моим носом. Тут мне и удалось долбануть ведомого из всех точек практически в упор - одно крыло на нет отстрелил, а сам развернулся и со снижением домой. Как летел -- не помню, очухался только над линией фронта.
Перелетел линию фронта, расслабился - тут меня пара наших "Яков" и взяла в оборот. По немцам бы так эти мудаки стреляли - разворотили они мне как потом оказалось, два цилиндра в моторе - пришлось садиться на вынужденную. Сел на брюхо на какой-то луг где-то во втором эшелоне пехоты. Сижу - перед глазами желтые круги, трясет всего, сил нет даже дверцу кабины открыть. Тут какой-то пехотинец вытаскивает меня из кабины, ставит на ноги и ни слова ни говоря - по физиономии и орет :
-- Ну все, фриц, долетался, п%*"!ец тебе.
-- Разуй глаза, старшина! -- отвечаю,-- Какой я к такой-то матери фриц? Веди к телефону, мне в полк звонить надо,-- а он меня снова по морде, ну прямо как в картине Быкова.
Тут опять же прямо как в том же кино - дал я ему сдачи. Правда, результат был другой. Подбежали другие пехотинцы, скрутили меня, наваляли, так что в глазах темно стало и ствол автомата под нос сунули.
-- Вы что,-- говорю,-- охренели? Летчик я, из М-ского полка. Если мои разведданные опоздают, вас во все дырки вые*:%.т
А они мне снова по физиономии:
-- Ишь, сука, по-нашему говорит, даже маты трехэтажные гнет, а в самолете все не по-русски написано, одежда не наша, пистолет не наш, даже висит не по-нашему. И наши ястребки же тебя сбили. Они, что ли, перепутали? Ну и фриц хитрожопый попался, документы наши подделал, даже на крыльях звезды нарисовал, но не знал как правильно - в синих кругах наляпал (наши технари для скорости только звезды на американских эмблеммах красным замазали).
Начал я было лепетать что-то про ленд-лиз и снова по морде получил. Оба глаза уже заплыли, хочу заплакать, но не могу. Разозлился и говорю:
-- Да не фриц я, а вообще еврей.
-- Видел я этих Меиров Абрамовичей, у нас на мылзаводе. Они все маленькие и черненькие. А ты вон какой здоровый и белобрысый. И нос у тебя прямой, не крючком, - это их старшина голос подал.
-- А ты сними с меня штаны, сам увидишь,- отвечаю,
Задумался старшина и говорит:
-- Делать мне больше нехрен, кроме как фрицевские болты рассматривать. Сейчас позову нашего батальонного фельдшера, уж она-то своего Янкеля от Ганса отличит.
Посадили меня под дерево, в живот ствол ППШ уперли. И, не знаю, то ли от нервов, то ли от того, что побили меня крепко, потерял я сознание.
Очнулся от того что кто-то начал трясти меня, потом слышу:
- Левка, да очнись же.
Открываю глаза, вижу Мирра, дочь наших соседей. Вместе в нашем местечке в школу ходили, вместе в институты в Днепропетровск уехали - я в транспортный, она - в медицинский. Гуляли вместе в Парке Шевченко, целовались. Потом, когда я после 2 курса ушел в летное училише, она на меня обиделась, на письма не отвечала. А сейчас обнялись, как будто и ссоры не было.
Потом она всегда была рядом со мной - и когда в 44-м мы узнали, что сиротами остались, и когда в 45-м мне "Золотую Звезду" вручили, и когда в 48-м меня из армии выперли, и потом, когда летал на Севере, и потом, когда вернулись в наше местечко, где от родных только ров полуприсыпанный остался. Вместе дом строили, вместе детей растили...
* имеется в виду приказ Наркома Обороны Тимошенко, согласно которому выпускникам летных училищ присваивались не офицерские, а сержантские звания.
** Беллочка - от полного названия самолета - Bell P-39 "Airacobra".
*** когда я слушал этот рассказ, я не мог даже предположить, что буду жить именно в Огайо.
Рассказ второй. Ненависть.
Ты спрашиваешь что я чувствовал когда я сбивал или штурмовал, ну в общем убивал?
Ты знаешь, до определенного момента я воспринимал войну как работу - работу тяжелую и грязную. Ее некому, кроме нас, было сделать. И мы ее делали. Кроме того, специфика профессии летчика - истребителя всегда рождает азарт вроде спортивного. Только ставка в этом спорте - жизнь.
Вот так и играли в салочки со смертью... Я участвовал в боях сравнительно немного. После моей первой разведки за мной почему-то закрепилась совсем незаслуженная слава талантливого летчика-разведчика. А талантов особых не было. Единственное, что у меня получалось действительно хорошо -- я умел видеть. И Р****, мой первый комэск и учитель, это всячески использовал . Я долго ходил у него в ведомых, а потом, когда стал старшим летчиком, и позже, командиром звена, всегда ходил в прикрывающей группе. А в основном, летал на разведку - в одиночку или в паре. Тут уж верти головой на все 360 градусов - наблюдай не только за воздухом, но и за землей. У разведчика нет права на такую роскошь, как ввязаться в бой или поштурмовать на обратном пути. Когда я летал на разведку, то дрался только когда выхода не было и всегда старался вывернуться и уйти с пикированием. Вот так и воевал до весны 44-го. Сменил 3 самолета. Два раза сбивали. Увеличил счет свой до 7 побед. Заработал офицерские погоны и несколько орденов. Похоронили мы за это время 8 ребят из нашей 3 эскадрильи. Еще троих похоронить не удалось....
Все время с самого начала войны меня просто съедала мысль о судьбе родителей - у меня не было известия о них с последнего письма которое я получил за день до начала войны. Умом я понимал, что вряд ли они живы - до нас доходила информация о том что творят фашисты с евреями, но так уж устроен человек - ему хочется надеяться - пусть даже на чудо.
И вот 20 марта 1944-го года была освобождена Винница. На следующий день - наше местечко. Через пару недель мы перебазировались на полевой аэродром в Винницкой области - возле границы с Молдавией и я попросил у Р****, ставшего к тому времени командиром полка, разрешения съездить в наше местечко. Р**** позволил , благо на фронте тогда было относительно тихо, даже дал связной У-2 чтобы я времени не терял.
Я прилетел в городок, где я родился и вырос. Мне очень хотелось, чтобы меня встретили родители и увидели меня такого, каким я стал - боевого летчика, награжденнного 4 орденами.
А встретили меня обугленные стены родного дома, пепелища и пустые улицы нашего местечка. Я пошел разыскивать хоть какую-то власть - чтобы узнать хоть
что-то. И узнал... Моих родителй не было... Как не было и Мирриного* отца (мать ее умерла еще до войны).. Как и не было почти всех, кого я знал. Был только небрежно присыпанный ров на краю местечка, да списки, которые немцы, драпая, не успели уничтожить. Я пришел к этому рву. Я не знаю, сколько я времени я там провел, я не знаю, плакал я или просто выл и хрипел от этой нечеловеческой боли - прсто ничего не помню. Провал.
Я очнулся от того, что кто-то энергично тряс мня за плечо. В дряхлом старике, одетом в невообразимые лохмотья я с трудом узнал нашего учителя математики - Исака Ефимовича. Ему чудом удалось сбежать из гетто. Он долго прятался у крестьян из окрестных сел, потом набрел не партизан, потерял в бою глаз и три пальца на левой руке.
Исак Ефимович увел меня к себе - он как вновь назначенный директор жил при школе. Так и пролежал я почти сутки у него на лежанке лицом к стене. Потом он заставил меня встать, побриться, привести себя в порядок. И сказал:
-- Лева, мальчик мой, я знаю, что ты чувствуешь, я это все пережил, ты можешь быть у меня, сколько тебе захочется, но по-моему будет лучше если ты сейчас вернешься в свой полк. Я думаю что там тебе найдется дело. А когда занят делом, легче.
Когда я доложил Р**** о своем возвращении, он меня ни о чем не спросил - по мне все видно было. Он лишь сказал :
-- Лева, иди отлежись в моей хате, а меня комиссар приютит. Если захочешь выпить - в чемодане под кроватью бутылка водки - и приказал начштаба не планировать меня на завтра в полеты.
Пить я не мого - просто не лезло. Я лежал на койке и в конце концов заснул.
Меня разбудил сам Р**** -- оказалось я проспал почти 20 часов. Голова была ясная, холодная. Я знал чего я хотел. А хотел я только одного - убивать.
Я попросился на свободную охоту, но Р***** сказал, что есть дело по моей "основной специальности" - слетать разведать скопление немецкой техники, которое сначала обнаружили, потом оно куда-то исчезло. Не привык я спорить с командиром, тем более с таким как Р**** .
Через час я был уже в воздухе. Решил лететь в одиночку. После 40 минут поиска нашел я эти танки и грузовики - немцы их перебросили километров на 20 западнее того места где их впервые засекли. Снизился, сфотографировал. Тогда я летал на "Кобре" модификации Q10 которой были установлены панорамный и перспективный фотоаппараты - американские, по моему. По мне даже не стреляли - не знаю, может за своего приняли...
По пути домой я обнаружил довольно большую пешую колонн немцев - и проштурмовал ее с малой высоты. Со злорадством, которого до того я никогда не ощущал, я видел, как крупнокалиберные пули из моих четырех "Браунингов"
разрывают на части человеческие тела. Я сделал три захода - пока патроны в пулеметах не кончились. Потом на бреющем прошелся над дорогой чтобы посмотреть результаты своей работы, потом чуть поднабрал высоту и домой. Я думал ненависть хоть на минуту отпустит меня, но она не отпускала.