Аннотация: Это история о том, как девочка шла к себе, Б-гу, вере в людей. Добавлена вторая часть. Продолжение следует.
Киевский аэропорт был шумным и суетящимся, как муравейник перед дождем. Настя не сразу сообразила, куда ей идти, хотя девушка с плакатом 'Наале' стояла совсем близко от нее. 'Наале' - так называлась программа, позволившая ей уехать в другую страну, начать жизнь с другой отметки. Совсем с другой...
В толпе из полусотни подростков она чувствовала себя потеряной. Многие из них были знакомы между собой, из ее же города не было никого. Настя оперлась на свой огромный потрепанный чемодан, всматриваясь в лица тех, с кем ей придется общаться. Вот рыжая девушка, она душа компании. Смеется, и только опытный наблюдатель уловит некоторую натянутость. А вот светленькая девочка плачет навзрыд, пытаясь отыскать в бурлящей толпе... мать? Друга? Кто-то растерян, кто-то боится, кто-то пытается скрыть чувства за бравадой. Вот парнишка ее лет неловко улыбнулся, поймав ее пристальный взгляд. Настя слегка кивнула в ответ. Видимо, он тоже один здесь. Подошел поближе:
- Привет! Ты откуда? - небрежно так поинтересовался.
Настя назвала свой город. Они разговорлись. Выяснилось, что зовут его Олегом, он из небольшого города недалеко от Львова, летит в религиозную школу. Настя улыбалась сходству. Она тоже записалась в школу, где учились одни девочки.
Объявили посадку. Возле самолета собрались родители киевлян. Остальные прощались с родными в своих родных городах.
Самолет еще не взлетел, а Настя уже почувствовала облегчение. Ее мать всегда утверждала, что три точки всегда остаются в одной плоскости, подразумевая их крепкую семью: Настю, младшую Катю и ее саму. Теперь же старшая дочь вопреки всем законам геометрии вырвалась из этого треугольника, и ощущала себя сорвавшимся с бечевки воздушным змеем.
- Небо не имеет границ, - прошептала она, гладя на снежную изнанку облаков.
Мать совсем не хотела выпускать девочку из-под своей властной опеки. Но Настя оказалась сильнее. Хотя ей стало не по себе, когда мамины губы впервые задрожали. И она жалобно, как девочка, спросила:
- Ты же не всерьез, Настена? Как же ты нас бросишь одних?
Но ее доводы (а где мне учится? На что жить? Какое будущее меня здесь ждет?) и непреклонная воля, неожиданно для матери пробудившаяся в старшей дочери, привели к первой Настиной победе. Она летела в Израиль учится. На три года, так говорила программа. Но девочка твердо знала, что не вернется никогда.
Олег оказался в соседнем кресле. Оба были в приподнятом настроении, и уже через несколько минут весело переговаривались и шутили. У Насти было много приятелей, но лишь одна близкая подруга. И теперь, перебрасываясь незначительными фразами с незнакомым мальчиком, она вдруг почувствовала Светино присутсвие. Настя даже обернулась, чтобы проверить, не пробралась ли лучшая подруга за ней в самолет. Но в проходе никто не стоял. Лишь час спустя она поняла, что создало такую иллюзию. Олег расспрашивал ее с присущими лишь Светке интонациями. Или это был просто искренний интерес?
Они приземлились в Бен-Гурионе. Настя не могла поверить, что ходит по земле Израиля, слышит вокруг иврит. И что отныне это ее дом. Ей казалось, что внутри надувался огромный воздушный шар, и что ее вот-вот унесет в небо. Все виденное приводило ее в восторг, и она старалась скрыть его от окружающих. Спутники казались ей возмутитльно равнодушными, но, возможно, они просто не осознали новизну положения, или тоже скрывали свои чувства.
Их начали разбирать по школам. С ней оказалась та светловолосая девочка, что плакала в аэропорту, и еще две незнакомые. Светленькую звали Леной. Высокую смуглую девочку - Кариной, третья обладала столь неприметной внешностью, что Настя боялась не запомнить ее лица. Звали ее Женей.
Олег спросил у ответственного за его школу номер их телефона, и, быстро записав его на клочке бумаги, отдал Насте. Девочка продиктовала ему номер школы, который запомнила еще на Украине. Карина усмехнулась, глядя на этот обмен, но промолчала.
Автобус привез их к школе поздно вечером. Новеньких окружили сразу все старенькие, человек десять. Настя удивилась тому, что все они носили длинные юбки, и лишь потом вспомила, что их предупреждали. 'В религиозных школах девочки должны носить скромную одежду: длинные юбки, закрытые блузки или футболки,' - объяснял им Давид, приехавший за новой группой наалешников. Настя испугалась: у нее не было никаких юбок, она предпочитала всем видам одежды джинсы и футболки. Но ее тормошили, расспрашивали:
- Ты откуда? - спросила невысокая, бойкая толстушка. Настя не успевала отвечать, старалась запомнить имена. Ира... Оля... девочка со странным именем Мелена... Алена... Катя и Маша - близняшки... Неля... Но больше всего Насте понравилась спокойная сероглазая Наташа.
- А это наша мадриха, - показала Ира, указывая на невысокую девушку с каштановыми колечками вокруг лба.
Ночью Настя долго не могла заснуть. Ей дали бесплатно позвонить маме, и выдали телефонную карточку. Мама плакала, а Настя только следила, чтоб ее восторг не был слишком заметен. Им выдали много интересного, необходимого или просто важных мелочей. Постель, шампунь и мыло, пару полотенец, немного карманных денег, и, к огромному Настиному облегчению, по две простые юбки, пообещав отвезти их в магазин и купить еще одежду.
Девочки приветливы, Орли ей понравилась. Жаль, что школа еще пуста - до начала учебы еще неделя. Наалешек привозят раньше. Ира пообещала им назавтра экскурсию по школе, а Орли - познакомить с другими, кто будет работать с их классом.
Настя приподнялась на локте. Ей всегда трудно засыпать в незнакомом месте, а тут еще и волнения от перелета, эмоции и впечатления. Первая ночь в Израиле... От этой мысли остатки сна слетели с нее. Она села и обвела взглядом комнату. Четыре кровати, тумбочки, два больших стола, шкаф. Дверь в душевую закрыта, только тоненькая полоска света виднеется. Одна кровать свободна, на второй спит Мелена. Третья - Женина, но она еще не пришла - пытается дозвониться родителям.
Настя вскарабкалась с ногами на подоконник, и задернула шторы. В этом душоном уголке можно было спокойно мечтать, смотреть на звезды. И встречать рассвет. Рассвет чужой страны...
На следующей неделе приехали остальные девочки. Их было 26, но, как сказала Орли, могут еще кого-нибудь прислать. Старших классов Наале не было, как и израильтянок. Все шесть телефонов-автоматов пусты, и девочки висели там часами, стараясь найти друзей, разбросанных по школам. Или отыскать уехавших много лет назад родственников. Насте некого было искать. И поэтому она сильно удивилась, когда Мелена крикнула, забежав в их биньян (домик, в котором они жили):
- Настя! Телефон!
Недоумевая, она спустилась к автоматам.
- Привет! - голос вроде знакомый, - не узнаешь?
- Нет, - честно ответила Настя.
- Это Олег из самолета.
- Олег! - обрадовалась она. Как привет из другой жизни. Как ниточка с Украины. И ей сразу вспомнилась Света.
Они проговорили полчаса, пока Олег не заметил с сожалением, что надо беречь карточку. С тех пор раз в два-три дня они обязательно перезванивались. Настя как-то позвонила Свете, и с ужасом поняла, что они в разных мирах. И их дружба осталась по ту сторону трапа. Разбита на осколки - не склеишь.
Тридцать первого августа школа превратилась в жужжащий улей. Израильтянки были шумными, как показалось девочкам, невоспитанными. С визгами бросались друг к другу, обнимались и что-то громко рассказывали. Орли объяснила своим подопечным, что здесь принято более бурно выражать свои чувства. Наташа недовольно повела плечом. Сдержана она была необычайно, куда там Насте.
Город был в получасе ходьбы от их школы. Небольшой приморский городок, ничем не примечательный, кроме большого торгового центра. Но для них, не видевших никаких других городов, и этот был необычайно интересен. Наалешки ходили туда каждый день, часто необдуманно тратя деньги. Настя была там пару раз, а денег, чтоб потратить, у нее не было. Но получасовая дорога как ничто способствовала приятному разговору, и девочки весело болтали, глядя на апельсиновые рощи и странно пустые поля. Наташа была единственной дочерью в семье. Родители не хотели ее отпускать, но она настояла. Теперь пыталась уговорить папу приехать в Израиль. Мама давно уже согласна, а отцу боязно.
Настя с удивлением обнаружила, что рассказывает Наташе о своей семье. О том, как их отец уехал неизветсно куда, и они остались одни. Катя вообще его не помнит, а у Насти сохранились расплывчатые воспоминания о высоком мужчине, изредка появлявшемся в ее жизни. Наташа внимательно слушала, не перебивая и не выражая совершенно не нужное Насте сочувствие.
Им обеим показалось, что вот, нашелся тот близкий человек, с которым можно пройти любой путь. Они еще не знали, что ждет их впереди.
- Здравствуйте, девочки! - поздоровалась с ними в первый же день их классная руководительница. Высокая и очень опрятная, она казалсь строгой, но справедливой. Девочки обрадовались еще одному русскоговорящему человеку. Но иврит преподавала израильтянка Нава. Настя легко схватывала язык, буквально через месяц могла объясняться и улавливать общий смысл того, что говорили ей. Другим девочкам было сложнее. Женя даже плакала по ночам, уверяя, что никогда не сможет выучить этот дурацкий язык. Тора, праздники, традиции, история - все это было так далеко от них и так непонятно. Девочки стали искренне радоваться математике, как островку чего-то родного в этом мире иврита и иудаизма.
Приближались праздники. Пока наалешки оставались на шабаты в школе или ездили к родственникам, но теперь их побещали отправить в приемные семьи. Старшие относились к 'приемкам' по-разному. Кто-то искренне считал их родными, кто-то просто ездил, потому что больше некуда, кто-то уже давно не приезжал к ним. Настя считала, что родную семью ничего не заменит. А терять свою вновь обретенную свободу она не собиралась.
- Здравствуй, дорогая! - приветливо сказала ей Мирьям, открыв дверь. Так было написано в Настиной записке:
'Мирьям и Ави Прунер, улица Герцель 12, Иерусалим.'
Мирьям оказалась женщиной средних лет, невыской и быстрой. Ави казался намного старше жены - светлые, уже редкие с проседью волосы, небольшие умные глаза и рыжеватая борода с седым клочком справа. Настя уже знала, что замужние женщины покрывают голову, и ее не удивило, что Мирьям ходила в бесформенно повязанном платке.
На закате Мирьям зажгла свечи, поставивив еще одну для Насти. Ее дочери также зажгли по одной, и увели гостью в синагогу, одолжив ей старый кожаный молитвенник. В школе в шабат было тихо, но только здесь, в Иерусалиме, где машины продолжали ездить, она почувствовала тишину и чистоту субботы. Небо было сиреневатым, с багровой полосой, отсекавшей горизонт от земли. Бледный умирающий серп был еле виден. Старшая из девочек, Шира, обратилась к Насте:
- Смотри, на следующей неделе Рош-а-шана, - и указала на месяц.
Понадобилось немало времени, прежде чем Настя разобралась в этом. Рош-а-шана, Судный день и Новый год празднуется первого и второго тишрея. Еврейский календарь построен по лунному циклу, т.е. новолуние совпадает с первым днем каждого месяца, полнолуние - с четырнадцатым или пятнадцатым. Так, по тонкому серпу, который становится все меньше, ясно. Что сейчас конец месяца элул, и через несколько дней начнется тишрей.
- То есть, по луне можно узнать дату? - удивилась Настя.
- Только приблизительно, - улыбнулась Шира.
Синагога поразила девочку. Красиво украшеная, но без вычурности, со трогими линиями и выдержанном в одном стиле рисунками на стенах. Они зашли наверх, в женское отделение, а Ави с сыном Шимоном прошел в мужское. У Насти вертелось на языке сотни вопросов, но Шира и ее сестра Ренана открыли молитвенники, и присоединились к напевному гулу голосов. Настя неловко раскрыла молитвенник где-то в середине, Ренана с улыбкой показала ей, где сейчас нужно читать.
Уже через несколько минут девочка перестала следить за окружающими. Они читали слишком быстро, она просто не успевала за ними. Закрыв гласа, Настя прислушивалась к плавной, радостной и немного тоскливой мелодии.
'Леха доди ликрат кала,
Пней шабат некабела...'
(выйди, друг мой, навстречу невесте, вместе встретим субботу)
Орли объясняла им, что Шабат называют 'царица суббота' и сравнивают ее с невестой. И в Настином воображении возникла картина.
С высокой горы, уходящей вершиной в темнеющее небо, спускалась на землю девушка в белом платье. И не слепила ее красота, а согревала сердце. И по дороге, пустынной, извилистой, шел ей навстречу юноша. Усталым было его лицо, ноги в пыли, но он надел праздничную одежду ради встречи с ней. И чувствовалась, что эта встреча краткая, и что юноша пойдет дальше своей дорогой, но небесная гостья дает ему силы идти по своему пути. Не бархатом выложен путь длиной в три тысячелетия. Но сегодня, в шабат, можно сбросить себя груз долгих лет скитания.
Ренана коснулась ее руки, и Настя вздрогнула, почувствовав, как слезы катятся по щекам.
Только дома Настя познакомилась со всеми 'приемными братьями'. Старшей, Шире, было 18, Ренане 15, как и Насте. Шимону 14, следущему брату Натанэлю 9. И самая младшая, пятилетняя Талья, была просто очаровательна. Девочки быстро накрыли праздничный стол, Ави сказал благословение на вино и хлеб. Настя не могла понять - ведь шабат приходит раз в неделю. Разве им не надоело делать каждый раз одно и то же? Но лица всех семерых сияли неподдельной радостью, для них это был действительно праздник.
Она ни о чем не спрашивала их. Быть может, время вопросов еще придет. Но Мирьям расспрашивала про Наале, ее семью, дом, школу. То, чего Настя не понимала, переводили на английский. С грехом попалам объяснялись.
Вечером, лежа в спальне Ренаны и Ширы, где ее уложили на выдвинутую третью кровать, Настя думала о том, что такого света и тепла, как в этой семье, не встретишь в России. Там, к сожалению, есть суббота, но нет шабата.
Иерусалимское утро было светлым, пронизанным тем особенным отсветом, который давал розовато-белый камень. Настя напилась холодной, с непривычным, но приятным вкусом водой. 'Это вкус времени, - подумалось ей.'
Она проспала утреннюю молитву, к некоторой своей досаде, причину которой так и не смогла понять.
- Не переживай, Настья, девушкам не обязательно все молится, - успокоила ее сонная Шира, запустив подушкой в Ренану. Та со смехом накрылась одеялом. Настя тоже включилась в игру, проигнорировав это режущее слух 'Настья'. Израильяне не умели смягчать согласные, что тут поделаешь. 'Может, сменить имя?' - мелькнула шальная мысль.
Настя хотела посмотреть Старый город, но Мирьям отговорила ее.
- Это полтора час ходьбы, детка, а сейчас слишком жарко.
Третья трапеза началась на закате. Косые лучи солнца окрашивали белую праздничную скатерть в оранжево-багровый цвет. Насте стало грустно отчего-то. Как сквозь дымку она видела лица детей и взрослых.
- Мизмор ледавид, - полилась тихая, печальная песня. Даже не разбирая слов, Настя чувствовала, как музыка трогает ее. Одна строчка показалась ей более понятной:
- ... ло иръа ра, ки ата имади.
'не увижу зла, потому что ты со мной' - перевела на русский. Попробовала фразу на вкус. Не увижу зла? Три тысячи лет бесконечные войны и разрушения, изгнания, Инквизиция, дым Треблинки. И все это не называется злом?
[надо пояснить, в чем была Настина ошибка. Слово 'лиръот' обозначает как видеть, так и бояться. В будущем времени не увижу звучит как 'ло эръэ', а не буду бояться как 'ло эръа'. Не зная этого, Настя неверно перевела эту фразу, которая по-настоящему означает: 'Не убоюсь зла'.]
Эта песня закончилась, началась другая. Настя не понимала ни слова, но плыла в ней, не отрываясь глядя на огромное багровое солнце. Ей казалось, что здесь, в Иерусалиме, бился пульс мира. Этот город ближе к истокам мироздания, этот город жив своей жизнью. Здесь солнце огромно, здесь воздух чище. История не умерла, она живет в камнях, в воде, и в старинных песнях. Настя пообещала себе вернуться в Иерусалим. Когда-нибудь она приедет сюда навсегда.
Ави прочел молитву, разделяющую шабат и остальную неделю. Зажег огонь, выпил вина. Натанэль и Талья радостно прыгали вокруг стола и пели песню про пророка Элиягу. Мирьям коснулась губами лба каждого из детей. Поцеловала и Настю, и та почувствовала, что в эту семью ей всегда будет легко приезжать.
- Приезжай к нам когда захочешь, дочка! - сказала ей на прощанье Мирьям. Настя только кивнула. Шимон и Ренана вызвались проводить ее.
- А вы рады, что выросли в религиозной семье? - вдруг спросила Настя довольно некорректный вопрос. Но ее приемые брат и сестра не удивились. Ренана пожала плечами:
- Мы не знаем другого мира. Не всегда легко соблюдять заповеди, но рамки не только огроничивают нас, но и поддерживают. Мне было бы страшно оказаться в мире без границ.
***
Насте не верилось, что прошло почти четыре месяца в Израиле. У нее порой возникало ощущение, что родной город, школа, друзья - всего лишь тягостный, мутный сон. Только мама и Катя были живыми, не давали ей забыть о прошлом. Настя писала им длинные письма, полные радостного восторга и грусти по тому, что осталось по ту сторону неба. Она одна из всей группы не плакала, вспоминая свой город. Она слишком ясно поняла, что там нет и не было будущего. Киевский вокзал отрезал ту часть ее жизни. Она родилась в Израиле. Пятнадцатилетней.
Настя писала Свете, но все больше по обязонности. Куда больше радости приносили ей разговоры с Олегом и с Диной - славной девочкой из светской школы. Они познакомились в автобусе по дороге к своим приемным семьям, и перезванивались время от времени.
В школе Настя дружила с Наташей, старалась ни с кем не ссориться. Но в последнее время это плохо удавалось. Вся их группа жила как на пороховой бочке. Никто из девочек не помнил, с чего это началось. Наташа утверждала, что это уже не важно. Кто-то с кем-то поссорился, кто-то обидился, кто-то что-то сказал.
- Зажгли фитиль, - прошептала Мелена, увидив ссору между Кариной и Женей.
Женя как-то постепенно стала местным козлом отпущения. Неприметная, тихая, не очень способная, постоянно жалующаяся на судьбу, она была идеальным объектом для вымещения злобы.
Взрыв был тем же вечером. Настя пришла в комнату только после ужина. Они с Наташей и Олей готовили уроки, и пропустили, как выразилась Ира, 'самое интересное'. Настя застала Женю рыдающей в кровати, на Меленином стуле лежала порванная тетрадь, в которой девочки с удивлением узнали Женин дневник.
Наташа присела на край кровати, приобняла Женю.
- Что случилось?
Девочка захлебывалась слезами, как будто в ее жизнь пришло настоящее горе. Ее соседки с удивлением выслушали рассказ о каких-то письмах, что Мелена взяла без спросу, и о подслушанном разговоре, в котором Карина якобы сказала кому-то, что Женя просто выдра бесцветная. Девочки переглянулись. Такими детскими, пустыми казались эти обиды! И не понимали они, что эти слезы шли из такой глубинной боли, которой невозможно было коснуться ни словом, ни мыслью. А боль билась, душила, не давала покоя. Искала выход и находила. Неважно, что каждая из них говорила другим или себе. Вся пороховая бочка называлсь Тоска. Огромная, горячая, безысходная тоска ребенка, оторванного от семьи, друзей, свой страны.
Когда Женя успокоилась и задремала, девочки пошли искать Орли. Наташа взяла подругу за руку, загляула ей в глаза:
- Насть, как ты думаешь... - она помолчала, - правильно ли они сделали, что привезли нас сюда?
У кого был ответ? Они все платили высокую цену за право жить в родной стране. Была ли она запредельной? Это они узнают в конце пути. Если у этого пути есть конец.
Орли решила собрать всех девочек и поговорить. Все понимали, что дело не только в Жене, потому что всем досталось в последнее время. Усадив их в круг, мадриха попросила каждую высказать то, что у нее на душе. Это было ошибкой. У каждой из них накопилось столько горечи, что девочки, смешав далекое и близкое, настоящее и придуманное, выбросили в круг слишком много эмоций. Наташа первой поднялась, бросив последнюю фразу:
- Мы просто-напросто хотим домой.
Все замолчали, пытаясь понять, так ли это. А потом началсь невообразимая суматоха. Кто-то плакал, кто-то спорил. Настя молчала. Она согласилась с Наташей, они все слишком соскучились по дому.
Девочки не разговаривали друг с другом. Придумывали обиды, что-то обсуждали шепотом. Орли пыталась их помирить, но и сама плакала по ночам, Настя как-то услышала. И тогда Наташе пришла в глову мысль, которой она и поделилась с Орли. Казалось, мысль эта не имела отношения к сложившейся ситуации. Но именно с нее началось объединение девочек.
Вечером в пятницу, перед зажиганием свечей, наалешницы увидели объявление на входе в свой биньян:
'Сегодня после трапезы приходите в наш класс. Будет вечер вопросов и ответов.'
Девочки пожали плечами. Но в назначенный час пришли почти все.
Столы сдвинули, расставив стулья по кругу. Орли пригласила девочек садиться, и тут в класс заглянула светловолосая тоненькая девушка. Настя подумала, что это двенадцатиклассница, но оказалось, что она бывшая одноклассница Орли. Приятное лицо, немного застенчивая улыбка - гостья располагала к себе.
- Привет, Наале! - с сильным ивритским акцентом поздоровалась она. - Меня зовут Рути, я приехала из Москвы четыре года назад. Тоже училась в религиозной школе. Орли попросила меня приехать, чтоб немного поговорить с вами. Вы можете задавать любые вопросы, а мы не будем на них отвечать.
Девочкм улыбнулись, но Рути оставалась серьезной.
- Да, не будем. Иудаизм - это много вопросов и очень мало ответов. Мы будем говорить с вами, и вы с нами. Но не ждите ответов.
Наташа подняла руку:
- Я хотела узнать, почему молятся три молитвы в день.
Рути кивнула, и вопросительно посмотрела на девочек. Класс молчал. Ира спросила про законы кашрута. Карина небержно поинтересовалась:
- А вам не надоедает все это соблюдать?
Рути улыбнулась, будто ей задали самый приятный вопрос.
- Вы простите, девочки, на предыдущие вы получите ответ, но позже. А сейчас скажите: в чем смысл жизни?
- Ничего себе вопрос! - воскликнула Мелена.
- Да, девочки, но именно с этого вопроса и начинаются ответы.
Настя пристально всматривалась в лица, пытаясь угадать, о чем они думают.
...Добиться чего-то в жизни... Родить детей... Сделать что-то лучше, чем делали до нас... Получать удовольствие... Просто жить...
Нет, все не то. Настя не могла ответить, не выражалась та мысль, что почти обрела форму. Рути слушала, не споря и не опровергая. Позже Настя узнала, что она студентка факультета психологии.
Она поняла вдруг, что Рути не ответит им. Потому что они не смогли бы принять и понять ее ответ. И Орли смотрела на девочек совсем другими глазами, но и она не смогла бы рассказать им о себе. Рано, еще слишком рано.
Они спорили о детях - обязанность ли это по отношению к Создателю, или потребнось, возникающая сама собой. Или просто тяжелая повинность, налагаемая обществом.
- Это просто свинтсво - требовать, чтоб мы рожали детей, отдавали им двадцать лет жизни, а они потом плюют на нас с высокой горы! - возмущалась Карина.
- Воспитывать надо как следует, - подала голос Оля.
- А может, он не хочет, чтоб его рожали! - поддержала Карину Ира. - Меня ведь не спрашивали, хочу ли я жить. Вот я и не должна ничего своим родителям.
Наташа презрительно посмотрела на них:
- Что, эгоизм ищет самооправдания?
- Нет, мы просто считаем, что никому ничего не должны.
Это не было совсем искренне. Всем хочется чувствовать себя свободными, не связанными узами ни с семьей, ни с прошлым. Но эти нити так просто не оборвешь. Настя знала это, и потому не вмешивалась в спор. Она училась понимать девочек, которые волей судьбы стали ее единственными близкими здесь и сейчас.
Вечером спор продолжался уже по комнатам. Мелена в кои веки обратилась к Жене, чтоб узнать ее мнение.
- Мои родители не хотели меня, - тихо сказала Женя. - Но маме нельзя было делать аборт. Она потеряла работу, когда я родилась. И они всегда обвиняли меня во всех проблемах. Я так рада, что уехала!
Настя взглянула на Мелену - та смотрела в пол, и ее лицо было красным, как томатный сок.
Рути приезажала еще пару раз, когда в шабат, когда просто вечером. Общежитие, в котором она жила, было недалеко от их школы. Но вне зависимости от ее присутсвия, каждый школьный шабат после вечерней трапезы девочки собирались на диспут. И только когда Орли заболела, и не смогла провести его, девочки поняли, насколько этот диспут стал частью их жизни. Они сели на траве в кружок, говоря о любви, так как эту тему стеснялись поднимать в присутствии Орли. Настя говорила о том, что встречаться просто так - глупо. Или вы любите друг друга и хотите пожениться, или незачем это делать. Даже Наташу удивил такой подход.
- Если вам приятно вместе, то какая разница, собираетесь ли вы пожениться через пять лет? - попыталась урезонить ее Мелена. Настя твердо стояла на своем. Но диспута не получилось, потому что Оля затянула песню:
'ну вот и все, надо спешить туда,
где завтра ждут новые города,
надо спешить, чтобы однажды
снова вернуться сюда.'
Они пели, и луна улыбалась им сквозь тучи...
- Ура, мы поедем на семинар! - сообщила Ира перед началом последнего урока. Девочки повскакивали с мест, тормоша подругу. Всем хотелось узнать - куда, зачем, когда.
- На Хануку, поедем в Шавей-Эцион [такого поселения нет], это в иудейских горах. Больше ничего не знаю, - отстреливалась от вопросов Ира. - А, да, это будет вместе с мальчиками.
Визг двадцати шести девчонок заглушил звонок на урок иврита. Настя снисходительно смотрела на подруг, хотя, конечно, тоже была рада семинару. Нава зашла в класс, но на нее не обратили внимания. Она встала у доски, и громко постучала по ней указкой.
- Я, конечно, понимаю, - спокойно сказала она в наступившей тишине, - что скоро каникулы, но такого поведения от вас не ожидала. Откройте 147-ю страницу, биньян итпаэль, гизра пей-цадик.
Женя низко склонилась над книгой, и Настя была уверена, что у нее в глазах слезы.
Никогда этот урок не тянулся так долго. Со звонком девочки, побросав книги в сумки, побежали на обед. Рис уже успел остыть, когда наконец пришла Орли.
- Да, будет семинар. С ешивой - это как ульпана, только для мальчиков. Да, десятый класс тоже будет. А проводить его будут разные лекторы, я еще не знаю, кто. С первой по четвертую свечу. Не забудьте тепло одеться, там холодно, - котортко и по существу пояснила мадриха.
Настя с улыбкой наблюдала за длинной вереницей девочек, выстроившихся у зеркала. Неизвестно откуда доставали они нарядные юбки и свитера, менялись косметикой, приглаживали пышные космы или пытались придать объем редким светлым волосам. Наташа выудила из чемодана туфли на каблуках, делавшие ее намного взрослей. Серьги с синим камушком, тушь на ресницы, бледнорозовая помада - и Наташа превратилась в красавицу. Настя уважала безупречный вкус подруги, и, вытащив все свои красивые вещи, разложила их на кровати, ожидая Наташиного решения.
Ее подруга выбрала темно-зеленый пуловер и серую прямую юбку. Заставила Настю по-другому причесаться, легкими мазками подчеркнула глаза, а коричневая помада довершила Настино превращение. Девочка удивленно смотрела на себя в зеркало. Неужели это она? Темные большие глаза кажутся еще больше из-за туши. Черты лица правильны, русые пушистые волосы оттеняют матовый цвет кожи.
-Настя, ты такая хорошенькая! - с преданой улыбкой восхитилась Женя. Наташа тоже одобрила внешний вид подруги:
- Вот так отлично!
Знакомо ли вам чувство, что сегодня весь мир - твой? Настя смотрела в окно, и в воздухе ей чудилось приближающееся чудо. Она видела море почти у самых колес автобуса, а потом горы, странные горы, на голых камнях которых росли деревья. Они не въехали в Иерусалим, а по окружной дороге, петлявшей между гор, отправились в Гуш-Эцион. Этот район, к югу от Иерусалима, влючал в себя около двадцати поселений, некотрые больше, некотрые совсем крохотные. Горная дорога проходила через два тоннеля, соединенных мостом.
- Как ворота в подземное царство, - шепнула Насте восхищенная Наташа.
Небо было низким, его почти можно было коснуться рукой.
- Это скорее поднебесное царство, - ответила Настя.
Но поселение, в которое их привезли, было совсем обычным. С якро-желтыми воротами, обнесенное колючей проволокой, но вместе с тем веселое и нарядное. Девочкам выдали ключи от комнат, и они, с радостью нарушив порядок, расселились по желанию. Настя почти не удивилась, увидив рядом робко мнущуюся Женю.
- Пошли, - весело сказала она, подхватив свой потертый чемодан. Наташа махнула рукой Маше и Кате - Ира только недовольно посмотрела им вслед.
Мальчиков не было.
- На дороге пробки, - пояснила Орли, - вы пока готовьтесь, они скоро будут.
И правда, минут через двадцать на стоянку у йешивы медленно вполз красный с белыми полосами автобус.
- Пуленепробиваемые стекла, - пояснила Мелена окружающим. Настя вспомнила колючую проволоку и содрогнулась. Но она сразу же забыла об этом, потому что из автобуса вышел... Олег.
Быть может, об этой встрече говорил ей внутренний голос, обещая чудо?
Олег заметил ее, подошел ближе и несколько секунд лишь молча смотрел на нее. Настя смущенно улыбнулась:
- Привет!
Ее друг словно вспомнил, что нужно поздороваться:
- Привет, - тихо сказал он. - Я рад, что вы здесь.
- Я тоже! - искренне ответила Настя. - Пойдем, покажу вам, где ваши комнаты.
Олег и его друг Саша занесли вещи в комнату в крыле напротив.
Наташа шутливо погладила подругу по голове:
- Есть что-то, что мне стоит знать? - с улыбкой спросила она.
- Если б я знала! - честно ответила Настя.
Вечером, за довольно вкусным ужином - девочки уже успели отвыкнуть от такого - Орли и мадрих мальчиков Дани познакомили их с лектором. Высокий парень, светловолосый с рыжеватой бородкой, голубые глаза умные и немного насмешливые. Звали его странным именем - Элихай. (Мой Б-г жив)
Наташа сразу поинтересовалась:
- Это как напоминание о том, что надо верить?
Лектор не рассердился на дерзкий вопрос. И ответил просто:
- Нет, это потому, что я так чувствую. И я жив вместе с Ним и в Нем.
Оставив Наташу раздумывать над его ответом, он позвал всех в бейт-мидраш, место, где обычно занимаются ученики этой ешивы. Лекция была интересной, Элихай рассказывал просто и с убежденностью. Вечером его засыпали вопросами, и Настя осталась в кружке заинтересовавшихся. К ее удивлению, Наташи среди них не было. Она уже начала беспокоиться, когда заметила подругу у двери. Она не смешивалась с толпой, а молча и как-то странно смотрела на Элихая.
'Что это со всеми сегодня?' - подумала она, вспомнив о взгляде Олега при встрече. А вот и он, легок на помине!
- Насть, я тут место интересное нашел, - прошептал он. - Пошли, посмотрим!
Не раздумывая, Настя кивнула, пытаясь поймать Наташин взгляд. Но девушка не отрываясь смотрела на группу спорящих, и Насте лишь оставалось пожать плечами.
'Есть что-то, что мне нужно знать?' - Ната спросила ее пару часов назад. Настя подобный вопрос могла бы не задавать. Она и так уже о многом догадалась.
А место, которое нашел Олег, и правда было красивым. Полностью скрытая в тени дерева покосившаяся скамейка. Фонарь рядом не горел, и сквозь ветви были видны звезды. В такую ночь и случаются чудеса...
Спать не хотелось, и до того, как первые лучи солнца появились на светлеющем небе, они все не могли наговорится. Олег рассказывал о школе, книгах, фильмах, историях, друзьях. Настя слушала, порой спорила, рассказывала о себе и обо всем, что было здесь, в Израиле. Они не вспоминали Украину.
Настя украдкой рассматривала старого нового знакомого. Ведь они не виделись с того вечера в аэропорту. Красивое лицо, ей нравились такие. Темноволосый, смуглый, твердо очерченный рот. Насте показалось, как что-то внутри замирает тихонько. Неужели и на нее повеяло той весной, до которй оставалось полгода?
Проспав завтрак, что было неудиветельно, Настя с трудом поднялась с кровати. Их повезли на экскурсию, и, подремывая под мерное покачивание автобуса, она вспоминала вчерашний вечер и улыбалась сквозь сон. Она не слушала Элихая, пока они не добрались до места. Раскопки древнего иудейского поселения согнали с Насти остатки сна. Держась неподалеку от Олега, девушка с восторгом ловила каждое слово их экскурсовода, ровестника Элихая по имени Йоав.
- Он тоже из Наале, закончил нашу ешиву год назад, - шепнул Насте Олег. Йоав, как и его друг, был умелым рассказчиком. Заметив в настином лице преданного слушателя, он порой, переходя с места на место, рассказывал ей больше, чем остальным. История была любимым предметом девушки, а Йоав умел сделать рассказ живым и достоверным, да и как не поверить, если вот она, история, стелется под ногами?
Залезая в пыльную пещеру, девочки ворчали, мальчишки посмеивались. Оля возмутилась тем, что их внешний вид сильно пострадал. Но если бы кто-то удосужился взглянуть в Настино лицо, перепачканное глиной, он увидел бы, пожалуй, самое красивое из девичьих лиц, потому как оно светилось изнутри. Правда, были глаза, сумевшие уловить этот свет...
На обратном пути Настя попыталась узнать у Наташи, что происходит, но та только с удивлением взглянула на подругу:
- О чем ты?
Настя не стала настаивать. Но нельзя закрыть ладонями огонь свечи.
Девочки весело ссорились за очередь в душ, шутливо напрашивались в комнату к мальчикам, но, поймав в взгляд Орли, умолкали. Ужин прошел оживленно, познакомившись с мальчиками, девочки вовсю строили глазки, ежеминутно прыскали со смеху. Настя, подняв глаза, встречалась со взглядом Олега и смущенно отворачивалась. Наташа изредка смотрела в сторону Элихая, и тут же отводила взгляд.
Мальчишки затеяли костер. И так здорово было сидеть под неумелый перебор гитары, смотреть на взлетающие искры и мечтать... Или петь о том, что было на душе. Наверно, не только Настина душа проснулась в эту ночь. Потому что песни создали невидимые нити, связывающие их в большой круг.
А на небе были отсветы костра, и неясно было, где звезды, а где земной свет...
Когда-то давно, еще на Украине, Насте в руки попалась книга о восстании Макаввеев. Наверно, ее автор испытывал к своим героям искреннюю симпатию, передавшуюся и Насте. В том возрасте, когда грезят о рыцарях и подвигах, стойкость пятерых братьев, поднявших восстание против врагов своего народа и своей веры была олицетворением мужества. Она больше всех уважала Йеуду, возможно, за то, что он сумел выжить в этой мясорубке. И Ханука, праздник света и мужества, стал Настиным личным днем, ничьим временем, когда она забирала у жизни полчаса. Зажигала в последний день все восемь свечей, она пела все песни, которые могла вспомнить, уткнувшись лицом в заснежнное окно. И не было вокруг мира, все тонуло в мерцающих огнях свечей и в танце снежинок за окном.
Ханука, праздник света... Здесь нет снега, но здесь много огней. Пройдись по улицам любого города - из каждого окна улыбается ханукия, светильник, несущий частичку древнего чуда случайным прохожим.
Саша, друг Олега, предложил игру откровенность-задание. Все со смехом тянули жребий. Игра, легко переходящая границы, на этот раз была вполне пристойной и веселой - потому что у костра сидели взрослые.
Орли спросили, есть ли у нее парень. Она, покраснев, ответила, что ни с кем не встречается. Оля должна была продекламировать наизусть сказание об Эарендиле, написанное Бильбо в Раздоле. Она неплохо справилась с этим, а так как никто другой не заучивал 'Властелина колец' наизусть, то и проконтролировать известную толкинистку было некому. Саша сыграл на гитаре 'Тучи' Иванушек, а Дани должен был изображать подтанцовку. Женя оказалась нецелованной, Игорь коллекционировал пионерские значки, а заветной мечтой Иры было выйти замуж за американца.
Олег должен был посвятить песню любой присутствующей девушке. Настя невольно сжалась, она и хотела, чтоб ее друг спел что-то для нее, и боялась признаться себе в этом. И она так боялась, что он повернется к любой другой девочке. Но Олег задорно подбросил гитару и поймал ее.
- Поскольку стиль песни в задании не упоминался, а среди нас есть большая любительница Хануки, - он поклонился Насте, - в ее честь звучит песня, написанная моей учительницей:
На Хануку мы пойдем,
Девять свечек там зажжем,
Будем вместе веселиться
И песню вам споем.
Пока горит свеча,
Запомним навсегда,
Про праздник Макаввеев
Напомнит Ханука
Пламя свечи сегодня
Праздник нам подарит,
И отклик светлых чувств
В сердцах людей найдем.
В моем желудке
Этот праздник след оставит,
И мы последнюю свечу
Сейчас зажжем.
Ребята с удовольствием пели забавные слова на известный мотив, а Настя, спрятав лицо в ладони, радовалась, что Олег с честью вышел из неприятной ситуации. Но глубоко в ней шевелился вопрос: а что бы Олег спел, если б они были одни?
Дошла очередь и до Элихая. Его попросили рассказать о себе. Такая вышла история обыкновенного наалешника. Приехал из Москвы, стал религиозным. Раньше звали Алешей, что никого не удивило. Теперь учится в ешиве, летом уйдет в армию. Йоав, его лучший друг, живет с ним в комнате еще с десятого класса. У него есть девушка, тоже выпускница Наале.
- Что вам еще рассказать?
Но у них больше не было вопросов. Наташа встала, и, сославшись на головную боль, ушла в комнату. Настя хотела было пойти за ней, но передумала. У каждого есть право уйти, когда болит голова. Или еще что-то болит. Душа, к примеру...
К трем часам игра и костер стихийно затихли. Кутаясь в одеяла, куртки, позевывая, ребята расползались по комнатам. Настя осторожно включила свет. Наташа в одежде лежела на кровати, и, судя по всему, спала. Женя тихо спросила у соседки:
- А что это с ней?
Маша пожала плечами, старательно очищая сапоги от налипшей грязи:
- Сказала же, что у нее голова болит. Ты лучше не шуми и свет туши быстрее.
Катя прислушалась к завыванию ветра.
- Черт, девчонки! Хочу снега!
Сестра одернула ее:
- Что зря травить душу! Ты лучше скажи, как тебе Дима.
- Симпатичный, - ответила Катя, и обе прыснули.
Женя тоскливо смотрела на них. На нее никто не обращал внимания. Никогда.
Хмурым утром автобусы увезли их обратно в школы. А ведь жизнь стала другой, это Настя чувствовала. Неужели все пойдет по старому?
Нет, назад время не вернешь. Это она поняла, когда Наташа вдруг расплакалась, впервые с тех пор, как они подружились. Вряд ли она видела что-то за поцарапанными бронированными стеклами, но не отводила взгляда от окна.
- Нат, - робко позвала Настя. Она не знала, что сказать.
''Настанет день и час,
Любовь к тебе придет,
Зови иль не зови.
Где встретишь ты ее,
Не знаешь наперед,
Темны пути любви!
Не слышен ее шаг,
Не ведомы черты,
Таинственен язык.
Но вот пришла любовь,
Ее узнаешь ты,
Узнаешь в тот же миг!'
Непонятно, откуда пришли эти слова.
- Ну, я узнала, - слеза скатилась по ее щеке. - Что мне теперь делать, Насть? У него девушка, он настолько старше...
Настя шептала подруге какую-то чушь, просто, чтобы не молчать, обрывки стихов, старые сказки. И совершенно не знала, можно ли ее успокоить.
Какой длинной была дорога домой! Девочки дремали, заснула и Наташа, но на ее лице остался след от слезы. Насте подумалось, что ее подруга уже не будет такой веселой и беззаботной, как прежде.
Настя стояла под телефоном, теребя в руках карточку. На ней осталось совсем мало денег, маме уже точно не получится в этом месяце позвонить. Ничего, пообещала она сама себе, напишу большое и подробное письмо. И уж конечно, про Олега ни слова. Мама не верила мужчинам, и Настя иногда думала с горечью, что мать предпочла бы видеть ее и Катю старыми девами. Еще и по этой причине она так стремилась уехать из-под маминой опеки.
Оля показывала глазами, что еще долго будет висеть на телефоне, Мелена старательно не смотрела на соседку по комнате. Израильтянки уже возмущались 'русскими', которые окончательно обнаглели, и не дают им позвонить. Катя скорчила рожицу всем, кто болтал и пошла в город, там было много автоматов. Настя, вздохнув, присоединилась к ней. Ей очень не хотелось оставлять Наташу одну, но и с Олегом она уже два дня не говорила.
Не выдержав, Настя рассказала другу о Наташе. У Олега, увы, не было никакого решения.