Егор проснулся раньше, чем обычно, задолго до мерзкого, звенящего в ушах пиликанья будильника. Сквозь грязное стекло окна слепяще-яркими лучами лился в комнату рассвет. Шторы были отдернуты в стороны еще вчера, чтобы не нервировали своим трепыханием под порывами ветра. Щурясь и попеременно прикрывая то один, то другой глаз, Егор наблюдал, как танцуют пылинки в солнечном свете: вниз, в сторону, вверх, снова вниз - и по кругу.
Кончики пальцев зудели от желания взяться за карандаш и зарисовать эту картину. Штрих за штрихом. Простым карандашом - окно, шторы, кусок тумбочки с рисовальными принадлежностями, угол кушетки у стены напротив и саму стену. И оттенками желтого и золотистого - луч света, который легко касался бы всего на рисунке, как и сейчас, в реальности, - оконной рамы с потрескавшейся краской и пыльного подоконника, ткани штор, пожелтевших обоев, лакированной столешницы тумбочки, металлической пружинки одного из альбомов, картонной коробки с карандашами, выцветшей ткани, которой обита была кушетка.
Как лучше изобразить пылинки, Егор не знал - мелкими карандашными штрихами или брызгами акварельной краски. Брызги выглядели бы естественнее, однако смахивая их с кисти, легко было задать направление, но не размер. В случае неудачи вместо белых капелек по рисунку растеклись бы неряшливые кляксы. Карандаш в этом плане проще, но тогда пылинки вышли бы черными, вместо светящихся, светлых, какими были в действительности.
Егор усмехнулся: он конечно же не станет ничего такого рисовать, так к чему тогда эти метания? Вопрос по сути риторический, потому как окружающий мир все равно постоянно воспринимался через призму штрихов и линий, светотени и изобразительных техник. Правда вот браться за бумагу и карандаши вместо компьютерной графики не тянуло уже очень давно. Да и что, собственно, было рисовать? Засратую квартиру или собственную обросшую морду? Хотя себя он в принципе никогда не рисовал.
К тому моменту, как будильник зазвонил, Егор успел позаниматься физкультурой. После некоторых сомнений даже помылся, рассудив, что слишком вспотел, хотя тратить на это уйму времени совершенно не хотелось.
На кухонном столе, накрытый чистым вафельным полотенцем с узором из мелких оранжевых цветков по краю, ждал ягодный пирог. Вера испекла его вечером и отдала Егору, чтобы было чем подкрепиться с утра, до ее возвращения с работы. "Обычная шарлотка, - сказала она, - только с ягодами вместо яблок. Что в морозилке было, то и засунула в тесто". Егор, конечно, не утерпел и умял половину сразу, как только оказался на кухне - слишком хотелось сладкого да и попросту все оказалось безмерно вкусным. Съел бы и больше, смакуя вкус рассыпчатого с медовым привкусом теста в сочетании с кислинкой от черной смородины и ежевики, но решил все же подумать о будущем хоть в этот раз и оставить себе еды на следующий день. Теперь, в остывшем пироге, тесто уже не было таким рыхлым и местами стало фиолетовым, пропитавшись ягодным соком. Выглядело пугающе, однако хоть вкус и был другим, но все-таки не хуже, чем накануне.
Егор накипятил воды, и налил ее в кружку вместо чая. Просить у Веры еще и заварки он постеснялся - уж как-нибудь сумеет перебиться.
Он уселся за компьютер, поставив рядом с клавиатурой тарелку с остатками пирога и кружку с кипятком. Стоило проверить счет - некоторые заказчики обещали перевести оплату примерно в эти сроки. Пока загружалась операционка, закурил, с тоской поглядывая на куски пирога. Когда все закончится, и он расплатится с Верой, может, она еще будет угощать его своей стряпней... ну, хоть иногда?
Открывая свою страничку на сайте банка, Егор сделал нервную затяжку - и пару минут недоуменно всматривался в цифры, высветившиеся на экране монитора. Да, из тех заказчиков, кого он просил оплатить работу пораньше, несколько действительно сдержали обещание. Но общая сумма была слишком мала, и что с ней делать - непонятно. Пожалуй, ее бы хватило, чтобы купить немного продуктов и дожить спокойно до следующих выплат - уже достаточно крупных. Но как быть с Верой? Как объяснить ей, что, вот, на еду-то деньги есть, а с ней он потом рассчитается. Сам бы Егор на ее месте уж точно заподозрил неладное! И пусть на самом-то деле ничего такого не было, она же не могла этого знать и наверняка бы подумала, что ее пытаются обмануть. А портить с ней отношения так не хотелось! Особенно теперь, после вчерашнего, когда они пообщались настолько хорошо.
Так ничего в итоге не решив, Егор принялся за работу. Она, как и частенько бывало, отлично отвлекала от ненужных мыслей. Настолько "отлично", что он совсем забыл, как Вера накануне обещала вернуться домой раньше обычного и очень удивился, услышав ее голос.
- Я только пришла, еду еще не готовила, - сообщила она, увидев Егора. Как и вчера поначалу, она была одета строго: в светлую блузку и серый пиджак.
- Да я разве в претензии?.. - ошарашенно произнес Егор. Выглядело так, будто Вера оправдывалась. Или, может, все-таки дело в деньгах? Он же пообещал ей оплатить все расходы, когда будут деньги. Может, она воспринимает это все как работу? Хотя сомнительно, чтобы терпеливое отношение к его выходкам входило в цену купленных билетов...
- Раз не в претензии, то и замечательно, - пожала плечами Вера. - А у меня для тебя кое-что есть. - Она наклонилась, чтобы взять что-то на своем балконе. Это оказались два блока сигарет - тех самых, что Егор курил обычно.
- Ты... как ты узнала, что я их курю? - Он так опешил, что даже и не подумал забрать блоки из ее рук.
- Н-ну... ехидно усмехнулась Вера, - я же психолог и вижу людей насквозь!
Егор вздрогнул и ощутил, как мурашки побежали по спине. Он на мгновение поверил в эти слова целиком и полностью, но Вера пояснила:
- У тебя весь балкон в пачках от таких сигарет. Много ума не надо, чтобы понять, что ты их куришь. Простая наблюдательность, я же говорила.
Медленно выдохнув, Егор покосился на пол и скособоченную, размокшую от влаги тумбочку - сигаретные пачки там и впрямь были в наличии. Он осторожно забрал оба блока и положил себе на колени. Потер висок, раздумывая. Его сигареты были дешевле вериных. И рыбу она вчера готовила недорогую. И зарплата у нее не ахти. Вся эта эпопея с милостынями ей явно становится в тягость.
Егор нервно провел рукой по коротко стриженным волосам ото лба до затылка - непривычные ощущения. Потер взмокшие ладони друг о друга. Надо было как-то обговорить этот момент. Но как - Егор не имел ни малейшего представления. Вопросы, касавшиеся денег, всегда были самыми трудными и постыдными.
- Зачем ты именно этих сигарет купила? - осторожно спросил он.
Вера недоуменно поморщилась и достала сигарету из собственной пачки.
- Что тебя опять смущает, Егор?
- Просто... раньше ты всегда давала мне свои... - пробормотал он, стараясь подбирать слова так, чтобы всячески обойти денежный вопрос.
- И что? - развела руками Вера и щелкнула зажигалкой. - Мои тебе нравятся больше? Не знала. Я полагала, те, что ты обычно куришь, тебе больше по вкусу. И купила два блока - про запас, чтобы ты не зависел от меня, если вдруг очередная пачка кончится.
Егор недоуменно похлопал глазами. Как это понимать? Вера говорила правду или специально выставляла все так, будто не испытывает трудностей с деньгами?
Он отвел глаза, делая вид, что разглядывает что-то во дворе. За последние дни снег сошел окончательно, обнажив влажную землю, местами черную, местами коричневатую от прошлогоднего неистлевшего опада, местами зеленевшую порослью пробивавшейся к солнцу травы. Тонкие ветви берез, шевелившиеся на ветру - сегодня легком, свежем и теплом - имели горчичный оттенок, который придавали им набухавшие почки.
- Весна в этом году необычно ранняя, - сказала Вера, очевидно, проследив за его взглядом.
Егор искоса посмотрел на нее.
- Да, наверное...
Он мало знал про весну. Точнее, мало помнил - ее запахи, звуки, ощущения... и сроки, в которые она приходит: когда обычно тает снег и появляется молодая зелень, когда распускаются листья на деревьях и первые цветы на клумбах. За все годы, что Егор провел в четырех стенах квартиры, стараясь не показываться прошлым соседям на глаза, у него не было возможности отслеживать такие детали. Да и раньше он не припоминал, чтобы обращал на это особое внимание. Он всегда любил замечать статичные моменты - пушистые гроздья распустившейся сирени, стройные ряды тюльпанов на площадях и в парках, белые свечи каштанов в цвету - и зарисовывать их потом на бумаге, но в суете дней он всегда упускал, как и когда бутоны, раскрываясь, превращаются в соцветья, почки - в листья, а грязный тающий снег сменяется нежной светящейся зеленью.
- Так ты будешь курить свои сигареты? Или тебе дать моих? - поинтересовалась Вера.
Егор коротко глянул на нее, ощущая, как уши и щеки заливаются краской.
- Нет, что ты... - мотнул он головой, - конечно, свои.
Он торопливо разодрал целлофановую упаковку одного из блоков и извлек сигаретную пачку.
Может, стоило отдать Вере все деньги, что у него были сейчас на счету? Чтобы хоть частично компенсировать ее расходы. Именно, что частично - и это смущало. Что она подумает? Решит, что он всегда перебивается такими копейками. Что он будет отдавать ей долги вечно и вечно сидеть у нее на шее? Конечно, чего еще можно ожидать от инвалида-алкаша? У Егора все внутри скручивалось от стыда при этих мыслях.
Он вытащил сигарету и теперь вертел в руках. Зажигалки не было, он не захватил ни ее, ни пачку с остатками других сигарет из комнаты - слишком торопился вытащиться на балкон, когда позвала Вера, и даже не вспомнил о них. Вера, конечно же, протянула свою зажигалку. Как и всегда - без лишних вопросов, просто зная, что это нужно.
Пожалуй, все-таки стоило как-то сказать про деньги...
- Вер, - сделав глубокую затяжку, начал Егор. И осекся. - Ты... обои доклеила? - ляпнул он, чтобы хоть как-то закончить фразу.
- Не-а, - мотнула головой Вера и скинула пепел со своей сигареты.
Егор удивленно приподнял брови.
- Ты их сколько дней уже клеишь?
- Третий. - Она беззаботно тряхнула головой, откидывая назад волосы.
Тому, что разговор соскочил со скользкой темы, Егор только обрадовался.
- Во всей квартире что ли? - поинтересовался он.
Под лучами послеобеденного солнца становилось жарко. День, в сравнении со вчерашним, выдался удивительно теплым, будто на дворе было лето, а не ранняя весна. Егор расстегнул молнию свитера, с наслаждением ощущая, как ветер обдувает взмокшие от волнения шею и грудь.
- Ха! Купить обои на всю квартиру сразу мне зарплата не позволяет, - сообщила она. Весьма, впрочем, жизнерадостно. - Пока только в спальне. А клею я их под настроение. Его обычно на несколько листов в день хватает.
- Подожди, - спохватился Егор, - а квартира твоя? Или снимаешь?
Да, прошлые соседи вроде как съехали из-за продажи жилья, но сдавать его мог и новый хозяин.
- Моя, - кивнула Вера.
Вот теперь Егор ничего не понимал!
- То есть купить квартиру тебе зарплата позволяет, а купить обои на все комнаты сразу - нет?
Вера отвела за ухо прядь волос и внимательно посмотрела на него. Егор смутно понимал, что переборщил с претензией в тоне, но ничего с собой поделать не мог.
- Ну, конечно же, мне ее купил богатенький хахаль! - фыркнула она, закатив глаза.
Зажав сигарету в зубах, она расстегнула пуговицы на пиджаке и, сняла его, стянув сначала с одного, а потом с другого плеча. Это было такое расслабленное, по-кошачьи грациозное движение, что Егор, словно завороженный, не сумел отвести взгляд до тех пор, пока пиджак не оказался небрежно перекинут через балконные перила. Вера снова взяла сигарету пальцами и выпустила дым изо рта тонкой струйкой.
Егор одной рукой переложил поудобнее блоки сигарет, норовившие съехать с колен. На целлофановой упаковке от взмокшей ладони остались влажные следы.
- Н-ну, вариант с богатеньким хахалем ведь самый простой и очевидный? - постаравшись натянуть на лицо ироническую улыбку, выдавил он.
Вера, похоже, ерничала, и стоило подыграть, чтобы не выглядеть совсем уж придурком, но тот вариант, который она озвучила, действительно был первым, что пришло Егору в голову. Он даже сейчас был в нем в какой-то степени уверен. И это ему совсем не понравилось - ни возможность того, что у Веры есть какой-нибудь состоятельный мужик, ни попросту, что у нее кто-то есть, кто-то, с кем она состоит в отношениях. Егор осознал, что, привыкнув видеть ее всегда одну, даже не задумывался, что она может с кем-то встречаться. Даже не так: до сего момента ему это было безразлично. А теперь почему-то вдруг стало болезненно важно.
- А еще это твой любимый вариант, - кивнула Вера, делая последнюю затяжку от выгоревшей почти до самого фильтра сигареты.
Какая она все же злопамятная и острая на язык! Он скрипнул зубами и посильнее затянулся от своей сигареты. Вкус был не тот, что у вериных. "Разбаловался, - сказал себе Егор. - Пошиковал - и хватит. Пора губешки закатать!"
- Не мой, - бросил он. - А ваш, бабский.
- Ну, началось! - недовольно выдохнула Вера, затушивая окурок в пепельнице. - Ты опять за свое? У тебя эта тема любимая или больная? Какой ответ правильный?
Егор зло глянул на нее. И, опуская глаза, заметил, как сквозь шелковую, цвета слоновой кости, блузку просвечивает лифчик - бежевый, кружевной. Грудь у Веры была небольшого размера, но, смотря на нее, оторваться было невероятно трудно.
Он прикрыл глаза, заставив себя повернуть голову в сторону, и сделал затяжку, смутно осознавая, что курит уже фильтр. Лихорадочно вытряхнул еще одну сигарету из пачки и, щелкнув зажигалкой, попытался успокоиться, глядя на пламя.
- Ладно, можешь не отвечать, - сказала Вера. Она оперлась одним локтем о перила и опустила голову на плечо. Ее свисавшие вниз волосы теребил ветер, то швыряя на грудь и в лицо отдельные пряди, то откидывая их прочь. - Впрочем, если тебе так будет спокойнее, то нет, дело не в богатеньком хахале. Эта квартира - то, на что она куплена - мое наследство. С ним связана не слишком приятная история. И о ней говорить я не хочу совершенно.
Егор нервно облизнул губы - было стыдно. Эта "неприятная история про наследство" на деле могла оказаться чем угодно, но ему почему-то померещилось в ней что-то очень личное и тягостное. А он даже не подумал проявить хоть какой-то такт и опять полез к Вере со своим излюбленным обвинением.
- Прости, - тихо произнес Егор. И больше не нашел никаких слов.
- Да все нормально, - махнула рукой Вера.
Значит, вопрос о материальных трудностях все же оставался открытым...
- Слушай... - с трудом преодолевая себя, начал Егор, - а как насчет...
"Насчет денег?", "Насчет того, что я слишком долго сижу у тебя на шее?", "Насчет того, чтобы возместить тебе хотя бы часть расходов?" - он не знал, какие слова подобрать. Пару раз подряд, без передышки, затянулся сигаретой и, чуть не закашлявшись, выдавил:
- ... насчет твоей подруги? Ну той, что тогда со своим мужиком поругалась. Как она?
- Да как? - вздохнула Вера. - Через пару дней он завалился в дом к ее матери с охапкой роз и пылкими извинениями. Она к тому моменту была уже в нужной кондиции: на него почти не злилась, зато вовсю занималась самоедством. Ну, и, радостная, прыгнула к нему в распростертые объятия. Помирились, конечно!
- Ты считаешь, она неправильно поступила? - осторожно спросил Егор. Сам он уже не понимал, как оценивать эту ситуацию.
Вера помедлила с ответом, глядя вдаль, на голубое, в легкой дымке облаков, небо.
- Да как тебе сказать, - начала она, - "правильно" и "неправильно" у каждого свое. Я не могу решать за другого человека.
- Что значит "не можешь"? - вспылил Егор. - Твоя подруга совершает ошибку, а ты просто молчишь и делаешь вид, что все хорошо?
- Ну, почему же ошибку? - дернула плечами Вера. - Для нее это совсем не ошибка. Ей страшно оставаться одной, и этот страх сильнее гордости. Она вообще так воспитана - в духе, что женщина непременно должна быть с мужчиной. Да и избранник у нее не такой уж изувер - всего лишь нервы любит помотать без повода. А бывает и хуже гораздо, и ведь живут - даже счастливы, а попробуй женщину вырвать из этого, она и пары недель не протянет.
Как бывает, когда страх одиночества сильнее гордости, Егор прекрасно понимал! Вернись к нему Света после того, как бросила, - пусть спустя годы, пожалуй, даже сейчас, даже с двумя детьми от другого мужика - он принял бы ее и радовался бы как ребенок. Может, и к лучшему, что такого просто не может случиться.
Егор вздохнул и втянул в легкие очередную порцию дыма. Почему-то очень не хотелось, чтобы Вера догадалась, как недалеко он ушел от ее подруги.
- Я этого не понимаю, - заносчиво объявил он. - Если человек к тебе относится плохо, зачем терпеть? Зачем с ним жить?
- А ты идеалист! - покачала головой Вера. - Для некоторых настолько важно иметь партнера, что остальное меркнет в сравнении с этим. А самоуважение зачастую не стоит во главе угла. Да и вообще, ссоры и обиды неизбежны в любых отношениях. Не умея прощать и идти где на компромиссы, а где на уступки, отношений не построишь. А вот степень того, насколько можно прогнуться и что можно простить, каждый для себя сам определяет.
- Сам для себя? - удивился Егор. - Почему это? Тебя послушать, так выходит, что любовь и уважение у всех людей разные.
Вера хитро улыбнулась.
- Будешь смеяться, но это так. Впрочем, я не заставляю тебя уверовать в это. Это всего лишь мое личное мнение. - Она пожала плечами и замолчала.
Егор скинул пепел с сигареты вниз, за балкон, и сделал очередную затяжку. А потом крутанул колеса инвалидной коляски, так, что колени уперлись в ограждение, и, наклонившись вперед, уложил на перила руки, выглянул из-за листа ДСП и посмотрел на Веру - хотелось видеть ее получше. Этот разговор был из тех, что неизменно выводили Егора из себя, но внезапно он оказался интересен и совсем почти не раздражал.
- Но есть же ценности, общие для всех, - возразил он. - Как можно себя вести в отношениях, и как нельзя.
- Общие? - вскинула брови Вера. - Ценности всегда субъективны. Кому-то важна карьера, а кому-то семья. И нельзя сказать, кто больше прав: ухоженная дамочка с дорогим маникюром - большая начальница в солидной компании или располневшая домохозяйка в застиранном халате - мать троих детей, если обе они счастливы и в целом довольны собой - каждая на своем месте.
Егор поднял глаза и встретился с Верой взглядом - ощущение не из приятных, он всегда старался не смотреть на людей прямо и подолгу, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, а после того как оказался в инвалидной коляске, это стало особенно важно. Но сейчас, в лучах не по-весеннему теплого солнца, гречишный мед, разлитый в вериных радужках, слишком завораживал.
Ни на карьеристку, ни на воплощенный символ жены и матери она не походила. Она была чем-то иным. Тем, чего Егор не понимал и чему не мог дать названия. Но это "что-то" - притягивало.
- А насчет того, как себя можно вести, а как нельзя, все тоже по-разному, - продолжила она. - И тоже определяется ценностями. Кто-то приемлет оскорбления, кто-то ревность, кто-то алкоголизм или даже рукоприкладство. А зачастую - еще и все вместе. Ах, да, еще и измены бывают. И поводы оставаться с человеком могут быть любые. "У соседки с пятого этажа все еще хуже", к примеру. Или: "Как же дети будут расти без отца?". Или вот еще: "Он же пропадет без меня! Вот я потерплю немного, а потом он все поймет, и все наладится! Ведь он вообще-то хороший!". Тьфу! И ведь довольны же при этом - каждый в своем болоте!
- Довольны? - удивился Егор. - Что-то не верится мне, что баба, которую бьет и оскорбляет муж может быть довольна.
- Помнится, на прошлой неделе ты утверждал, что в декорациях дорогого особняка побои и оскорбления - чуть ли не мечта любой женщины, - ехидно прищурилась Вера.
Егор отвел глаза и затянулся посильнее, вдыхая терпкий, жестковатый дым.
- Ладно, - с усилием потерев висок, сдался он. - В тот раз я перегнул палку. Признаю.
Вера улыбнулась.
- Как мило! Оказывается, ты умеешь признавать ошибки!
Он покосился на нее исподлобья.
- Ладно-ладно! - примирительно замахала руками она. - Все хорошо. Больше не буду брызгать ядом, так и быть. А то боюсь потерять тебя после очередной впрыснутой дозы!
Егор рассмеялся. Да, она была стерва, но такая заботливая!
- Так вот, насчет довольства, - посерьезнев, продолжила Вера. - Никто, конечно, не хвастается тем, что, вот, мол, какой у меня замечательный муж, посмотрите, какой он мне красивый синяк под глазом поставил, или: вы себе не можете и представить, как он бывает чуток и заботлив, трахая Машу из третьего подъезда. Но когда женщины жалуются на сволочизм и жестокость мужей - годами! - и не уходят, даже напротив, рожают им детей, одного за другим, ну, вот, не верю я этим жалобам. Нет.
Вера достала еще сигарету из своей пачки и щелкнула зажигалкой. Егор не решался судить, но ему казалось, что курила она в целом не слишком много - не так много, как он, точно - и за второй сигаретой кряду тянулась до сих пор только, когда он ее доводил. В чем было сейчас дело - непонятно. Неужели, поднятая тема как-то задевала ее за живое?
- А какие у тебя ценности? - спросил Егор, набравшись храбрости. Нет, ему не совсем это было интересно. Вопрос, есть ли у Веры кто-то в личном плане, не давал покоя с того момента, как он задумался об этом. Но спросить о таком напрямую было бы слишком!
Вера внимательно посмотрела на него, подперев голову рукой.
- Зачем тебе это? - В ее вечно лукавом теплом взгляде ощущалось теперь напряжение.
Она что, догадалась, к чему он клонил? Егор занервничал. Пытаясь скрыть это, сделал вид, что увлеченно курит, и вцепился свободной рукой в выщербленную доску перил.
- Да я... просто... стало интересно, раз уж зашел разговор.
- Ладно, извини, - Вера мотнула головой и убрала руку от лица, пропустив при этом между пальцами волосы - от виска до самых кончиков. Пряди разлетелись на ветру, и в солнечных лучах заиграли теплыми оттенками каштанового. - Я просто не люблю говорить о таком. И не умею - как и многом личном.
Она поднесла сигарету к губам, а потом выдохнула дым легким белым облаком.
Егор опустил голову, глядя, как тлеет, вспыхивая крошечными алыми искрами, кончик его собственной сигареты.
- Да и вообще, - снова напустив себя привычную веселость, сказала Вера, - ты же сам видишь, как я живу. Вот и делай выводы. А если вкратце, то мне проще одной - во всех отношениях.
Егор искоса глянул на нее. Это означало, что у Веры никого нет? Или что она предпочитает ни с кем не сходиться настолько близко, чтобы жить под одной крышей?
Он сделал последнюю затяжку и затушил сигарету о перила. На древесине с остатками облупившейся красно-коричневой краски осталось темное пятно. Вера протянула пепельницу прежде, чем он успел выкинуть бычок в палисадник.
- Забери себе, - сказала она, когда Егор закинул туда окурок. - У меня еще есть.
Он помедлил, бросив на нее короткий взгляд. Получается, ее раздражало, что он мусорил за балконом.
- Не надо, - Егор мотнул головой. - Я приспособлю что-нибудь под пепельницу. Обещаю.
Вгонять Веру в очередные расходы - вот еще не хватало! С нынешними долгами бы разобраться...
Егор опять мысленно прокрутил все варианты, как можно было заговорить с ней про деньги. Он даже почти выбрал один, казалось, вполне подходящий, но тут она объявила:
- Ладно, мне пора. А то перед готовкой еще кучу посуды надо перемыть. Два дня не бралась за нее.
- Давай я помою, - вырвалось у него прежде, чем он успел как следует обдумать свое предложение. Впрочем, это ведь действительно была отличная идея - он мог оказать хоть какую-то помощь Вере, которой и без того был очень многим обязан.
- Как ты это собираешься сделать? - удивленно хлопнула глазами Вера.
Этот вопрос задел Егора.
- А ты что думаешь, если я инвалид, то даже посуду вымыть не могу? - огрызнулся он.
- Да нет же! - Вера устало покачала головой. - Я имела ввиду, каким образом ты собираешься помыть ее у меня? Мы же живем в разных подъездах.
- Почему у тебя? - сбавив обороты, ответил Егор и осторожно посмотрел ей в глаза. - Ты можешь передать мне посуду через балкон, а помою я у себя.
- Ладно. - Вера улыбнулась, и он не сразу сумел отвести взгляд от ямочек на ее щеках.
Через пару минут она принесла ему стопку тарелок - тех самых, из которых они ели в последние дни.