От этих криков Шакал проснулся. Девчонка бессознательно металась под боком, а потом резко вскрикнула и села.
- Ох! - выдохнула она, очевидно, придя в себя, и с силой потерла лицо руками.
- Ох, - подтвердил Шакал. Плащ, в который она куталась ночью, теперь соскочил с ее плеч. На счастье, девчонка оказалась спиной к нему, да и вообще в полумраке под еловой хвоей разглядеть какие-то подробности было сложновато. Но он все-таки отвернулся.
Она что-то пропищала, когда поняла, в чем дело, и спустя мгновение уже была укутана в плащ по самую шею.
- Я... прости, - попыталась она оправдаться.
- Ладно уж, - проворчал Шакал. - Одевайся и вылезай.
И сам, прихватив свою рубашку, на четвереньках выполз из 'шалаша'.
Было раннее утро, легкий туман затопил лес, а поднимавшееся ввысь солнце еще не успело разогнать серое марево с неба.
Топая босиком по мокрой колючей хвое и не менее колючим шишкам, Шакал ругался сквозь зубы. Он успел проверить кобылу и облегчиться к тому моменту, как девчонка показалась из-под елового укрытия. Конечно, их одежда не просохла за ночь, да и как бы смогла? Но, если свой видок во влажных штанах и рубахе Шакал оценить со стороны не мог, то девчонкин был куда как жалок. В его искромсанной одежде она и без того смотрелась сущей оборванкой, а теперь шмотье было не только мокрым, что поправимо, но и грязным. Тащить ее в таком виде до Зарьграда, конечно, было не дело.
Пока девчонка возилась в кустах, он успел собрать вещи. Накинул седло на кобылу, проявившую при этом редкостную строптивость. Не будь та тупой животиной, Шакал наверняка бы решил, что она дуется за то, что он оставил ее накануне одну привязанной к дереву во время жуткой грозы.
Сапоги он долго вертел в руках, раздумывая, надевать ли. Они были насквозь мокрые, да еще и холодные, но исколоть или ободрать ноги ему совсем не улыбалось. И потому он решился, обреченно вздохнув.
Когда он покончил с натягиванием второго сапога, подошла девчонка. Шакал бросил взгляд на ее ступни и только теперь понял, что она ходила с самого Ивлоня босиком.
- Ты ноги себе не наколешь? - запоздало поинтересовался он.
- Я привыкла без обуви, - она равнодушно пожала плечами в ответ. - Мне даже удобнее так.
Кажется, на сей раз и она была не в духе.
Стоит верить этим ее словам или нет, Шакал понять не смог. Но что-то исправить сейчас он все равно был не в силах: в его собственных сапогах она бы утонула, а других у него, само собой, не было.
Они двинулись в путь. Прохладный ветер то и дело покачивал деревья, сбрасывая с крон мелкие холодные брызги прямо за шиворот. Солнце медленно, но верно взбиралось все выше на небосклон, туман понемногу редел, и начинало теплеть.
Вчерашняя гроза добавила в хвойном лесу бурелома, которого и без того хватало. Пробираться по таким буеракам было редкостным 'удовольствием', ценителем которого Шакал никогда не был, а необходимость тащить за собой еще и дряхлую кобылу удваивала, а то и утраивала 'прелести' этого предприятия.
- Вот поэтому мы с моим дедом обычно путешествовали пешими, - нравоучительно отпустила девчонка, наблюдая за тем, как он и кнутом, и пряником уговаривал несносную клячу преодолеть очередную кучу валежника.
- Поэтому я обычно путешествую по нормальным дорогам! - огрызнулся на нее Шакал. - И обычно я не спасаю неблагодарных девиц и не оказываюсь из-за них в таких поганых чащобах!
Девчонка, кажется, стушевалась, опустила глаза.
- Чащоба - как чащоба, - после минутного молчания, пожав плечами, заявила она. - Самая обыкновенная.
И, подойдя ближе, оттеснила Шакала от лошади, перехватив поводья, погладила животину по морде, потрепала гриву. Даже на ушко той вроде что-то прошептала.
Кобыла фыркнула пару раз и, осторожно переступая копытами, преодолела кучу валежника.
Шакал присвистнул.
- И где ты так выучилась со зверьем управляться?
- Просто даже лошадь любит доброе слово, - сухо ответила девчонка, отвернувшись.
К собственному неудовольствию, Шакалу пришлось еще несколько раз попросить спутницу о помощи с кобылой. Эти бабы, видать, сговорились, чтобы довести его сегодня до белого каления! Даже во взгляде белки, прошмыгнувшей вверх по сосновому стволу и взиравшей теперь на людей с безопасного расстояния, ему мерещилась издевка!
Наконец мрачный хвойный лес сменился светлой березовой рощей, солнце прогрело пропитанный влагой воздух, стало душно, но настроение все же улучшилось.
Зато девчонка была необычно молчалива. Поначалу это даже радовало Шакала. Что и говорить, он привык к одиночеству, и это его более чем устраивало. Зато нежданная спутница то и дело раздражала то своей словоохотливостью, то необходимостью заботиться о ней, а то и вовсе одним только присутствием. Он не раз корил себя за решение тащить ее с собой до Зарьграда и утешался тем, что, может, еще и сумеет скинуть ее с собственной шеи и раньше при удобном случае. А после почему-то стыдился этих мыслей.
- Тебе сегодня сон дурной снился. Это про того купца в Ивлоне, так ведь? - высказал Шакал свое предположение.
- Нет, - мотнула головой девчонка. - Про Ингарда. - И тут же пояснила: - Моего деда.
- О его смерти? - поинтересовался он, гадая, стоит ли лезть ей в душу с такими вопросами.
- Не совсем, - помедлив, ответила она. - Я часто вижу одно и то же. Безжизненную бесконечную пустыню, не освещаемую ни луной, ни солнцем, и дорогу сквозь нее, без начала и конца. И Ингарда, уходящего по ней. Я бегу за ним, зову, прошу остановиться, повернуть назад. Он не слышит. А иногда я его догоняю, ловлю за призрачные обрывки одежды... И тогда он оборачивается, но я не вижу его лица. А он хватает меня за руку и... уже не он, а какая-то сила тащит меня за собой... в пустоту...
Девчонка поежилась, будто от холода, не поднимая глаз, и неосознанно потерла левой рукой запястье правой.
- Это всего лишь сон, - уверил ее Шакал, прикоснувшись к плечу.
- Это не сон! - с обидой в голосе заявила она, подняв на него свои зеленые глаза. - Это Дорога Посмертия!
- О-ох! Брось! - развел руками он. - Все эти религиозные штуковины тебя до добра не доведут! Верить в Двуединых, или нет - твое, конечно, дело, но если будешь и дальше так свои сны объяснять, запомни: вскоре умом тронешься!
Он чуть не ляпнул даже, что до сей поры был лучшего мнения касательно ее религиозных взглядов, но вовремя сдержался. За такие слова в Даэруне обычно светит если не обвинение в духопоклонничестве, то, по меньшей мере, убедительный шанс получить по морде.
- Идея посмертия есть во всех религиях, не только в культе Великих Братьев, - вздернула носик девчонка. - А понятие Дороги Посмертия в этих краях почти не изменилось со времен поклонения духам.
- Э-э, девица, попридержи-ка язык! - пригрозил ей Шакал. - Не то в этих самых краях тебе за такие слова его быстро укоротят. А вдобавок еще и клеймо на лоб красивое поставят.
- Колдунов не клеймят уж больше двадцати зим, - закатила глаза девчонка. Но с остальным спорить не стала.
Шакал тоже не придумал, что еще сказать. Зато поразмыслить над странным сочетанием в ней всех этих знаний и веры времени у него было предостаточно.
Полутропа-полудорога с двумя едва заметными колеями, пересекавшая березовую рощу, неожиданно легла под ноги. Конечно, Шакал в своих расчетах планировал выйти сразу на Восточный Тракт, но после нескольких дней плутания по лесным дебрям и такое можно было считать подарком судьбы. Вопрос состоял лишь в том, в какую сторону по этой тропе следовало двигаться.
- Хоженые дороги крайне редко ведут в никуда, - изобразив глубокомыслие, заявила девчонка, когда Шакал решил посоветоваться с ней.
- Пф! - фыркнул он. - А ты любишь поумничать, как я посмотрю!
Она горделиво задрала носик, делая вид, что не замечает его издевки.
- Так куда пойдем-то? - даже не пытаясь сдержать усмешку, поинтересовался Шакал.
- Налево, - как ни в чем не бывало, бросила девчонка и шагнула в означенном направлении.
- И почему же? - в спину ей вопросил он.
- Потому что дорога направо ведет к пасеке, а нам ведь нужно в селение? - ответила она, не оборачиваясь.
Шакал даже не нашелся сразу, что сказать. Это ее очередная шутка или пример чудесного прозрения? За кого она хочет, чтобы он ее принимал?
- И откуда ты все это знаешь? - почти возмущенно воскликнул он, догоняя девчонку за пару шагов.
- Да ниоткуда! - улыбнулась она, прищурив свои зеленые глаза. - Ты же хотел, чтобы я помогла выбрать путь - и я сделала это. Или ты хочешь сказать, что знаешь больше причин, чтобы выбрать, в какую сторону идти?
- Так про пасеку ты придумала? - ошарашенно спросил Шакал.
- Конечно, - снова улыбнулась девчонка.
Он перекинул поводья в другую руку и последовал за ней. Оставалось надеяться, что дорога в этом направлении выведет их если не к какому-нибудь поселению, то хотя бы ближе к Восточному Тракту.
И вскоре действительно между редеющих деревьев замелькала золотистая пшеничная гладь. За полем, само собой, обнаружилось сельцо, и Шакал отметил, что после всех этих плутаний по лесам действительно рад наконец выйти к человеческому жилью.
Это поселение явно стояло в отдалении от Восточного Тракта, иначе бы он помнил его.
- Спросим у местных дорогу и узнаем, не найдется ли у них какой работенки, - объявил Шакал о своих намерениях спутнице.
Он обмотал ножны с мечом тряпицей и засунул их под седельные сумки: в городах клинок под рукой может оказаться полезен, а то и вовсе послужить поводом для наема на работу, а вот в малых селениях на вооруженных людей смотрят с ненужной опаской.
Село оказалось небольшим, а жители его не слишком-то радушными. Шакал понял, что был прав насчет отдаленности этого места: здешние явно знали каждую собаку в морду, а вот на чужаков косились с осторожностью и подозрением. Впрочем, он уже давно заметил: у каждого города свое лицо, ритм жизни, характер, нравы. И то же самое с деревнями и селами. Где-то пришлых принимают с теплотой и интересом, ждут от них новостей и диковинных историй, а где-то и на порог не пустят девять из десяти семей. И дело тут не только в отдаленности или размере поселения, а в том, что так уж почему-то сложилось с течением времени. Наверняка и девчонка при ее-то жизни не раз с таким сталкивалась. Правда расспрашивать ее об этом он не собирался - много чести будет!
Утро было еще раннее, и в селе только начинала закипать работа. Пастух, лениво потягиваясь, выгонял по главной улице стадо коров. Пополам согнувшаяся бабулька привязывала к колышку на лужайке любимую козу. Парочка девиц, шушукаясь и искоса поглядывая на чужаков, несли коромысла с полными ведрами воды из колодца. Медленно таща за собой скрипучую телегу с бочонками, вышагивал невысокий сухонький мужчина, вполне еще крепкий, несмотря на седины. На голове его красовалась широкополая шляпа с отвернутой наверх тонкой сетчатой тканью. Бортник!
Шакал обернулся, проводив его взглядом: мужчина уходил аккурат по той дороге, откуда они пришли в селение.
- Пасека, говоришь?.. - с подозрением посмотрел он на девчонку.
- Просто совпадение, - ничуть не смутившись, дернула она плечом. - С тем же успехом в той стороне могла быть вырубка, охотничья сторожка да и... вот это вот самое село!
Шакал сурово глянул на нее: ему не нравились такие совпадения. Но единственное, о чем, по его разумению, они могли говорить, так это о том, что девчонке здешние места знакомы.
Решив не тянуть больше время, он огляделся, пытаясь определить, к кому попроще наняться на шабашку. Первым делом он завел разговор с коренастым селянином средних лет, неторопливо затачивавшим топор у себя во дворе. Не столько в расчете, что тому нужна помощь по хозяйству, сколько в надежде разузнать, кому она вообще может потребоваться. Конечно, в таких вопросах женщины обычно оказывались более сведущи, но с мужчинами Шакалу общаться было сподручней.
Однако на сей раз его ожидания не оправдались: селянин в лишних руках не нуждался, был убежден, что и у его соседей дела обстоят так же, да и вообще всем видом показывал, что беседы с чужаками не доставляют ему ни малейшего удовольствия.
Шакал обошел еще несколько дворов - все с тем же успехом. Его спутницу тут явно никто не узнавал, зато с подозрением оглядывали ее оборванскую одежду.
В центре села, на главной площади, как и было заведено, обнаружились святилища: два ладно срубленных строения высотой в пару этажей. Одно из них, Ятаруново, красовалось беленым фасадом, стены другого, Бергалонова, чернели от дегтя. В крупных городах святилища располагались подальше друг от друга - в угоду жреческим канонам, гласившим, что ритуалы темному и светлому Богам должны отправляться порознь, насколько то возможно. В небольших же поселениях это правило частенько нарушалось. Оно и понятно: если на все село одна площадь, как еще быть, чтоб обоих Богов не обидеть? Что думал по поводу такого попустительства Орден Серых жрецов, да и думал ли об этом вообще - Шакал не имел ни малейшего понятия. И не собирался забивать себе этим голову и впредь!
Дверные створы святилища Ятаруна с протяжным скрипом распахнулись, явив взорам путников служителя Светлого Бога: невысокого, но весьма упитанного мужичка в застиранной жреческой мантии, хранившей лишь воспоминания о некогда белом цвете. Он сладко зевнул и поскреб ногтями собственное пузо.
- Мир вам, люди добрые! - произнес он, заметив незнакомцев. Без лишней, впрочем, обходительности. - Да охранит вас светлая длань Ятаруна.
- Благодарю, Светлый жрец, - сделав над собой усилие, ответил ему Шакал, стараясь, чтобы тон его казался достаточно благожелательным.
Девчонка, как и полагалось, осенила себя обережным знаком: прикоснулась ладонью правой руки поочередно к плечам и ко лбу, и хотела было поклониться, но помедлила. Искоса глянула на спутника и легонько толкнула локтем в бок. Она была права: вызывать у жреца, и без того не слишком дружелюбно настроенного, лишние подозрения не стоило. Но никто на свете и представить не мог, насколько противны были Шакалу все эти проклятые религиозные действа!
Скрипнув зубами он повторил за ней обережный знак, и уже вместе они отвесили причитавшийся служителю Двуединых поклон. Жрец благословил их все тем же знаком, отчего Шакала чуть не передернуло, и вразвалочку пошел дальше - к святилищу Бергалона.
- Открывай, дружок, свои! - сообщил он через дверь, в ответ, очевидно, на обычный по такому случаю вопрос 'Кто там?'.
Во всех этих божественных догмах Шакал понимал не много, но слышал и о том, что близкое общение служителей Светлого и Темного Богов тоже не сильно приветствовалось Серыми жрецами.
Дальнейший обход домов оказался полезен только лишь тем, что стало известно название села - Старая Дубовка. Отчаявшись, Шакал решил завязывать с этим бесполезным занятием, узнал, в какой стороне находится дорога, ведущая к Восточному тракту, и повернул туда. Тем более, что дело близилось к полудню, живот уже урчал вовсю, и зло брало оттого, что не случилось раздобыть ни денег, ни еды! У Шакала, конечно, оставались еще скудные запасы, да и в лесу после дождя можно было насобирать грибов, вот только девчонка иной раз проявляла такие чудеса прожорливости, что ее легче было прибить, чем накормить!
Во дворе дома на краю села постукивал топор. Молодая женщина в переднике рубила дрова, немного неумело, но очень старательно. Девчонка дернула Шакала за рукав и кивнула в ее сторону.
- Пф! Спорить готов, что помощь и ей не нужна! - отмахнулся он.
- А вдруг нужна? - пожала плечами девчонка, впрочем, не слишком-то настроенная спорить.
Шакал помедлил, мученически вздохнул и подошел к изгороди.
- Мир тебе, хозяюшка! - уже особо не стараясь изображать приветливость, бросил он.
Опустив топор, селянка утерла пот со лба и придирчиво оглядела незнакомцев.
- И вам мир, коль не шутите, - осторожно ответила она.
- Я гляжу, хозяюшка, что помощь тебе не помешает, - без долгих церемоний перешел к делу Шакал.
Селянка убрала русую прядь, прилипшую к взмокшей щеке, и без особой приязни заметила:
- А ты и рад, видать, помочь! Так вот просто, ни с того ни с сего.
- Кхм! - прочистил горло Шакал. - Рад, само собой. Особенно, если ты после меня отблагодаришь... хотя бы съестными припасами...
- И какая же такая нужда вас заставила вот так по чужим поселениям ходить-побираться? - уперев в бока руки, с издевкой вопросила она. - Неужто у себя дома честным трудом хлеб заработать не можете? А, добрые люди?
- Так разве мы побираемся?! - возмутился Шакал. - Я же и предлагаю свой честный труд, а в обмен на него - посильную награду!
- Ой, ли? - покачала головой селянка. - Не похожи вы на честных людей! Честные люди дома сидят да там же и работу находят, и некогда им по чужим селениям шастать да попрошайничать. А девица, с тобой в этих обносках... Она из дому сбежала или ты ее украл откуда?
- И то и другое! - со злости брякнул Шакал, не без удовольствия отметив, как вытягивается лицо селянки. Он уже дернул было поводья, намереваясь развернуться и уйти прочь, как услышал голос спутницы:
- Я сама с ним ушла. По собственной воле. Мы с Шакалом полюбили друг друга, но мой отец был против этого...
Что она несет?! Он закатил глаза и повернулся к девчонке, желая попросту схватить ее за локоть и потащить прочь. Сейчас он был не в том состоянии, чтоб цацкаться еще и с этой дурой!
- Так, может, и не зря был против? Отцу-то виднее, - с внезапным миролюбием развела руками селянка, а в глазах ее Шакал заметил загоревшийся интерес.
- Может, и виднее, - пожала плечами девчонка. - Только виды у него свои. Отец мой - кузнец, человек зажиточный. А я - последняя дочь, что на выданье осталась. И жениха, само собой, он мне искал богатого, из хорошей семьи, а не своего подмастерья. Но... - она раздумчиво вздохнула и тепло посмотрела на ошалело моргавшего Шакала, - сердцу не прикажешь.
Селянка вроде как в порыве чувств приложила руку к груди, но еще раз придирчиво оглядев незнакомцев, тут же покачала головой:
- А не мала ты еще для таких любовных приключений?
- Мне девятнадцать! - горделиво, с видом обиженного в лучших чувствах человека, вздернула носик девчонка.
- Хм! - удивилась селянка. - Я в шестнадцать пошла под венец. И отец мой тоже жениха не слишком-то жаловал. После, правда, смирился. А ты засиделась, однако, в девках!
- Да все отец мне лучшую партию искал, - грустно улыбнулась девчонка.
Шакал глядел на происходящее и едва сдерживался, чтобы не схватиться за голову! Его спутница, не моргнув и глазом, выдавала невероятные враки! Но, что куда более странно, селянка заглатывала все и с каждым новым заходом выказывала еще большее расположение!
- А где же муж твой, хозяюшка? Почему ты сама дрова рубишь? - осторожно поинтересовалась девчонка.
- Дровосек он. Ушел с товарищами лес валить. Через седмицу уж вернуться должен. Да вот только... - она осеклась и помрачнела.
- Что-то случилось? - вкрадчиво спросила девчонка и сделала пару шагов навстречу.
- Наша дочь заболела. Не знаю уже, что и делать. Перепробовала все, что знала: все отвары, все травы. Жрецы наши велят молиться. Я-то молюсь. Да толку от этого не больше, чем от трав... - с горечью произнесла селянка. - Жар у нее и кашель. И с каждым днем все хуже...
- А на каких ты травах делала отвары? - деловито поинтересовалась девчонка.
- Ох! - обреченно махнула рукой та. - Да говорю же, все перепробовала! И липовый цвет оттапливала, и мать-и-мачеху, и душицу, и зверобой... Всего теперь и не упомнишь... И медом ее потчую, и вареньем малиновым...
Мать Шакала прекрасно разбиралась в травах. И, хотя до ее знаний ему было далеко, он решил, что селянка, в целом, все правильно делала. Быть может, он бы добавил в отвары еще тополиных почек или коры ивы, или цветов черной бузины для снижения жара. Но все это может помочь лишь крепкому телу, способному бороться с болезнью. Было ли тело этой малышки таким - кто знает? Со слов ее матери, скорее нет, чем да. Жизнь жестока ко всем, и с этим ничего не поделать.
- А ты добавляла цветы незаметки в отвары? - спросила девчонка.
- Н-нет... вроде бы... - растерянно помотала головой селянка.
Шакал взглянул на спутницу в не меньшем недоумении. Оно, конечно, ясно, что в разных местах одни и те же травы могут называться по-разному. Тот же лютик именуется и куриной слепотой, и козельцем, и маслянкой, и как только проклятые Боги на душу еще не пришлют! Но все эти чудные местные названия Шакалу с его бродячей жизнью нет-нет да и доводится слышать. В отличие от загадочной 'незаметки'.
- А зря не добавляла, - уверенно заявила девчонка. - При сильном жаре да и при обычной простуде - вещь замечательная! Только мало кто про нее знает, да и найти ее трудно: уж больно неприметная, потому и название такое. А ведь сейчас она как раз цветет!
- О-ох! - заломила руки селянка. - Милая, да принесла бы ты мне этой самой незаметки, а уж я бы тебе за это отплатила, чем смогла! По всему выходит, что это - моя последняя надежда...
- Принесу, само собой! - заверила ее девчонка. - Сейчас прямо в лес за ней и сбегаю. Нечего тянуть! Шакал тебе дров пока наколет. А ты, хозяюшка, уж будь добра, вскипяти водицы для отвара и... - она опустила глаза, изобразив смущение, - покушать нам собери на стол хоть немного...
- Конечно-конечно! - торопливо всплеснула руками селянка. - Спасибо тебе, добрая..., а как тебя зовут?
- Сагита, - ответила та, уже разворачиваясь на пятках в сторону леса.
- А меня Денара.
Размеренно помахивая топором, Шакал размышлял о своей спутнице. Он просто диву давался от того, как мастерски она втерлась в доверие к этой самой Денаре! Он бы даже порадовался возможности насытить брюхо, если бы не надежда на выздоровление больного ребенка, которую девчонка зародила в сердце несчастной матери. Несбыточная, как считал он, надежда. Он слышал надрывный детский кашель через окно. А Денара, когда вывела на улицу младшего из двоих своих детей - босоногого мальчишку в длинной рубашонке, пожаловалась, что со вчерашнего вечера дочь не приходит в сознание. Шакал привык считать себя жестоким, но жестокость его спутницы была иного рода. Никакая еда, никакие деньги не стоят ложной надежды любящей матери!
И, разбивая на поленья очередную чурку, он злился все сильней и сильней. На девчонку за ее бессовестную ложь. И на себя: за то, что малодушно подыгрывает ей вместо того, чтобы все прекратить!
Когда та вбежала во двор Денары, неся что-то в подоле рубахи, Шакал больно схватил ее за локоть и дернул, оттащив в сторону. Девчонка сдавленно пискнула, но смолчала, стиснув зубы.
- Ты что творишь?! - шепотом зарычал он на нее.
- Несу цветы незаметки в дом! - также шепотом, хоть и очень возмущенно бросила она в ответ.
- Бред ты несешь, а не цветы, вот что! Нет никакой незаметки! Ты все придумала! Как и всю эту сказочку про нашу любовь-морковь! - Шакал схватил ее за второй локоть и хорошенько встряхнул.
- Не все в сказках выдумка, чтоб ты знал! - негодующе прошипела девчонка. - И незаметка - не выдумка! Сам посмотри! - И она развернула подол, в котором рассыпаны были мелкие белые цветки на зеленых ножках-пенечках.
Они что-то напоминали Шакалу, чуть ли не разделенные зонтики тысячелистника, но ее уверенность что-то поколебала в нем.
- И они что, правда помогут этому ребенку? - оторопело спросил он.
- Помогут. Увидишь, - заверила его девчонка и, сбросив с себя его руки резким движением, развернулась и зашагала в дом.
Пока женщины возились с отваром, Шакал закончил колоть дрова. Он аккуратно сложил их в поленницу возле одной из стен и зашел в дом, утирая пот со лба. Там его спутница навешивала какую-то очередную лапшу на уши хозяйке, уговаривая ту накрыть стол, пока она попотчует ее дочь лекарством. Стоит ли говорить, что и эта задумка ей удалась.
Мрачный, Шакал опустился на лавку возле стола. Он молча наблюдал за суетой Денары. Та бросила ему несколько ничего не значащих вопросов, чисто ради соблюдения приличий. Он ответил на них немногословно и с явной неохотой, и он больше не приставала. Сейчас дочь волновала ее куда сильней нежданного гостя - то и дело она заглядывала сквозь щель в неровно висящей занавеске, отгораживавшей комнату, где лежала малышка. Да еще и сынок, проявляя изрядное упорство, неумело топтался возле матери, дергал ее за подол и требовал внимания.
Поверх застиранной, линялой скатерти на столе уже стояли тарелки и миски с дымящейся вареной картошкой, квашеной капустой и маринованными грибами - по большей части маслятами и подберезовиками. Прозрачно-тонкие полосочки сала соседствовали с ломтями ржаного хлеба. Рядом с крынкой холодного кваса стояла ее товарка, наполненная молоком. Яства далеко не княжеские, но Денара, несомненно, выставила на стол все лучшее из съестного, что было в ее доме.
Занавеска на входе в комнату ее больной дочери метнулась в сторону, отдернутая резким жестом. Шакал увидел свою спутницу на пороге, почему-то болезненно бледную.
- Как она? - взволнованно спросила Денара.
- Все хорошо. Спит. Пойди, сама посмотри. - Девчонка улыбнулась. Вымученно, как показалось Шакалу.
Хозяйка пролетела мимо нее к постели дочери. Та и впрямь перестала кашлять и мирно спала, хотя никакой отвар из тех, что были известны Шакалу не мог бы дать результаты так быстро. Он удивился еще больше, услышав обрадованный возглас Денары, заметившей, что и жар у больной начинает спадать.
Девчонка одарила его победоносным взглядом, шагнула к столу и пошатнулась, в последний момент удержавшись за стену.
- Ты чего? - Шакал подскочил с места, чтобы помочь ей дойти до лавки, но она справилась и сама.
- Просто проголодалась. Голова из-за этого кружится, - пояснила она.
- Да ты кушай-кушай! Не стесняйся, - подлетела к ней Денара. Как и полагалась хозяйке дома, она наполнила тарелки гостей и сама уселась рядом с ними.
Девчонка, в общем-то, и не стеснялась. Шакал, которому следовало бы уже привыкнуть к ее аппетиту, подивился в очередной раз. Денара же и глазом моргнуть не успела, как любезно наполненная ею тарелка гостьи опустела. Она потянулась было подложить ей еще еды, но девчонка раньше накидала себе из общих мисок новую порцию и принялась за нее с не меньшей увлеченностью.
- Слава Двуединым за то, что они послали мне вас! - произнесла Денара и блаженная улыбка, какая имелась в заготовке у каждого верующего, засветилась на ее лице. - Они все-таки услышали мои молитвы! - добавила она, обратив свой взор на красный угол, где, как и положено, стояли идолы Богов, водруженные на кружевные салфеточки. - Это ли не чудо? Самое настоящее!
Шакал закатил глаза. Благо, хозяйке было не до его гримас. Во всякие чудеса, равно как и в Богов, он не верил. Не верил он и в ведьм и колдунов, при поминании которых всех в Даэрунском княжестве начинало трясти. Он много поскитался: и здесь, на родине, и в Южных Землях. И нигде не встречал никаких чудес - только то, что творили люди своими руками, разумом или глупыми убеждениями.
То, что сделала его спутница сегодня, было странно, но Шакал уверен был, что тому есть объяснение. Если не дивные целительные свойства никому не известной травы, то хотя бы то, что состояние больной изначально было лучше, чем ему показалось. В конце концов, он ведь даже близко к ней не подходил, а судил лишь по словам матери, да по звуку кашля, доносившемуся во двор через окно.
- Так что же произошло с тобой, Сагита? Почему на тебе мужская одежда? - Денара явно была расположена общаться с девчонкой, куда больше, чем с Шакалом. Он был ни разу не против, разве что предвкушение новых врак спутницы заставляло все внутри сжиматься от стыда.
- О-ох! Это такая длинная история! - заверила хозяйку та.
История и впрямь оказалась длинной и лихо закрученной. Шакал заслушался не хуже падкой на девчонкины враки Денары.
Как оказалось, все началось в некоем селе Быструшки, что неподалеку от Ивлоня. Пару раз ему доводилось слышать это название, но сам он там никогда не бывал. Очевидно, в отличие от девчонки, подробно живописавшей тамошние красоты в своем рассказе, начиная с храмовой площади с большими кустами шиповника на клумбах и заканчивая тонкими ивовыми ветвями, склоняющимися к водной глади местной речушки и дивным вкусом холодных родничков, эту речушку питающих. Хотя... с нее станется и это придумать!
Эта история была приправлена и долей милых подробностей из жизни девчонкиной семьи, где она была младшей из трех дочерей и единственной еще остававшейся на выданье. О своем выдуманном отце она говорила одновременно и с обидой, и с грустью, и с непониманием. Первым делом с непониманием того, как ее родитель, всегда такой любящий, мог не одобрить выбор дочери и не желать ее счастья с любимым.
Шакал выдохнул с облегчением, поняв, что девчонка не собирается вдаваться в подробности их 'романа', ограничившись лишь несколькими штрихами для правдоподобия. Уж на кого-кого, а на героя любовных историй он менее всего походил, и девчонка, видать, это тоже понимала.
Зато рассказ об их побеге вышел по-настоящему захватывающим! Когда кузнец из Быструшек нашел дочери жениха и отказался признавать их с Шакалом отношения, они сбежали впервые, чтобы жрец Ятаруна мог освятить их брак. Вот только, когда они вернулись просить прощения и благословения девчонкиного отца, то не получили ни того, ни другого. Свою дочь кузнец запер на чердаке в одной нижней рубашке, для пущего, по его словам, послушания. А новоявленного зятя прогнал и со двора, и из села, заручившись поддержкой соседей. Влюбленных, однако, это не остановило!
Задержав дыхание и открыв рот, Денара слушала про то, как под покровом ночи подмастерье вернулся за своей супругой. Как помог разломать раму маленького оконца под самой крышей, чтобы она смогла пролезть сквозь него. Как ухал неподалеку филин, и как гавкала в самый неурочный момент псина под чьим-то забором. Как боялись они и без того наделать лишено шума и всполошить домочадцев, спускаясь вниз. И как порвалась на ней, зацепившись за какую-то щепу, исподняя рубашка...
Шакал и сам открыл рот под стать хозяюшке. Только подивился он не лихим приключениям, а тому, как складно девчонка все увязала: и одежду с его плеча, и отсутствие и денег, и работы, и дома. И даже то, что вышли они к Старой Дубовке из лесной чащобы объяснила тем, что, мол, в Ивлоне узнали о погоне, которую пустил кузнец по их следу, и, желая от нее оторваться ушли с Восточного Тракта.
Не знай он, что все это выдумка - что уж таить? - наверняка поверил бы в девчонкину историю. Просто потому что каждый нормальный человек знает наверняка: так врать невозможно! Так придумать на ходу целую жизнь, людей, характеры, детали! Так все увязать, предусмотреть и не запутаться ни в чем!
* * *
У Денары пришлось остаться до конца дня. Хозяйка боялась, что дочери станет хуже, а помочь с лечением будет снова некому. По счастью, ее страхи не оправдались: к вечеру больная проснулась, жар у нее почти спал, кашель стал редким и не таким изматывающим, как раньше. И даже, несмотря на сильную слабость, она смогла немного поесть.
Денара была счастлива! Наскребла по сусекам немного деньжат, назавтра пообещала путникам собрать еды в дорогу, а для девчонки выкопала из сундука пару своих девических платьев. В отличие от своей гостьи, она могла похвастаться пышными формами, но уверяла, что раньше была более худосочна. В бабских нарядах Шакал разбирался мало, но отметил, что, хотя его спутница все же оказалась поменьше ростом да потощее, чем хозяйка в юности, платье шло ей куда больше рваных рубахи да штанов. Ему стоило некоторого труда оторвать взгляд от вертящейся так и этак перед начищенной сковородкой вместо зеркала девчонки. И, как назло, в этот проклятый момент на него взглянула Денара и заулыбалась так, будто знает что-то. Да еще и девчонке, зараза, подмигнула!
Тассиль, так звали больную малышку, хоть и была слаба, снова засыпать отказывалась, несмотря на увещевания матери и поздний вечер на дворе.
- А давай уговор: я тебе сказку рассказываю, а ты засыпаешь? - предложила девчонка, присев на краешек ее кровати.
- Я все сказки и так знаю! - слабо махнула рукой Тассиль. - Не интересно.
- А я тебе такую расскажу, какую ты точно ни разу не слышала, - пообещала девчонка. Шакал в этом даже не усомнился! И, хоть он и сыт был по горло ее байками, а все же присел на крышку сундука в изголовье кровати.
- Нет, я все-все сказки знаю! - помотала головой та и надула губы.
- Тассиль! - строго погрозила ей пальцем Денара, но ее гостья только усмехнулась:
- Давай так. Я начну рассказывать, и если ты сказку узнаешь, остановишь меня. А если окажется, что слышишь ее впервые, то дослушаешь до конца и заснешь. Только, чур, по-честному! Если сказка и впрямь новая, не ври, что уже слышала, лады?
- Лады! - Тассиль кивнула, а мать, строго посмотрев на нее, поправила одеяло и взяла на руки сына, который недавно проснулся, хотя и был уже уложен спать, прибежал, заинтересованный общим оживлением.
- Давным-давно... - начала было девчонка.
- Эту сказку я слышала! - фыркнула Тассиль.
- Н-ну, хорошо... - немного опешив, продолжила рассказчица. - Жила была...
- И эту знаю!
Девчонка стиснула зубы и, не без усилия выдала добродушную улыбку.
- Что ж, как в сказках водится, - сказала она, - у меня осталась одна попытка. 'Слово - не снежинка, на ладони не растает. Обещанное под землей скроется, да пустым не станет', - так говорят в краях, откуда пришла эта сказка. А, может, и не сказка вовсе. Может и впрямь жила на свете девочка с ясными глазами и добрым сердцем, тяжело заболевшая в одну стылую и вьюжистую зиму...
Тассиль, поначалу готовая оборвать и это повествование, все же заслушалась, а глаза ее уже скоро засветились неподдельным интересом.
Шакал, опустив веки и откинувшись спиной на стену, вслушивался в ровный мелодичный голос спутницы, музыкой разлившийся в тесной комнатке, разметая, растворяя все вокруг: и бревенчатые стены, и запахи полыни из связок под потолком и куриного бульона, которым потчевали малышку, и писк назойливых комаров, и лай брехливого пса на соседском дворе...
Затих даже вечно шумный сынишка Денары.
И вот уже нет душного лета - только слепящая вьюга и стужа, вымораживающая до костей. И нет уже уютного сельского дома - только глухая деревушка в самом сердце зимних лесов. И нет уже маленькой Тассиль - только та, другая девочка, что мечется в жару и теряет последние силы. А единственное спасение - лекарка в соседней деревне, до которой много верст по заснеженному, завьюженному метелью лесу - риск верной смерти, на который не решились родные девочки, но решился молодой сосед.
Шакал еще днем понял, что спутница его любит длинные и запутанные байки. Вот и нынешняя ее история не закончилась чудесным исцелением. Нет, парень, конечно, и вернулся, и лекарство принес, и даже в шутку поиграл с пошедшей на поправку девочкой в сватовство. Да только сам после таких приключений взял - да и помер от простуды. Такой конец Шакалу казался совершенно логичным, а сказка явно напрашивалась на роль самой жизненной из когда-либо слышанных. Вот только конец оказался не концом, а серединой, после которой сюжет выдал новый поворот, в котором к повзрослевшей девочке сватается жених, всем хороший, да не любимый. А та в порыве чувств убегает в лес, да зовет своего суженого.
И тут уж Шакал на что не считал себя впечатлительным и охочим до выдумок - и то его пробрало! Суженым тем оказался много зим назад померший сосед, что достал лекарство для девочки. И с этого места в сказке спутницы странным образом перемешалась и девичья романтика, и страшилки, что частенько сказываются темными ночами у костров. Вот только все это было настолько ярко и красочно, и что любое дуновение ветра в той истории и впрямь ощущалось на коже, любой раскат грома слышался в ушах, слепил яркий свет ясного дня, и пахли цветы на лугу...
А меж тем странная история любви заканчивалась печально: люди, ощутившие близость нежити, обратились за помощью к ведуну из соседней деревни, который благополучно избавил их от беспокойного призрака. А Шакал не без интереса отметил, что его спутница упомянула именно ведуна, а не жреца. Ее сказка, быть может, и была настолько древней, что служителей Двуединых тогда еще и в помине не было, но девчонке ведь ничего не стоило просто заменить персонажа... Впрочем, кроме него, кажется, никто не обратил на это внимания.
А слова девчонки и дальше плели свой витиеватый узор. Вновь заставляли поеживаться от зимнего мороза и будто и впрямь ощущать, как холодный ветер задувает за шиворот снег. Героиня сказки все же выходила замуж за парня, что сватался к ней летом. Да только не видела в том счастья, и потому в разгар празднества сбежала, умчавшись в лес без оглядки, прямо под покров поднимавшейся вьюги. И там она уснула в сугробе под деревом... проснувшись в разгар яркого и теплого летнего дня рядом с любимым, держащим ее за руку.
Шакал открыл глаза и первым делом увидел, как расчувствовавшаяся Денара вытирает слезы рукавом. Сынишка свернулся калачиком у нее на руках и сладко посапывал. А Тассиль, видать, намеренно старавшаяся не заснуть, не дождавшись окончания сказки, мигом прикрыла и без того слипавшиеся глаза и спустя короткое время размеренно задышала. Девчонка протянула руку к ее лбу - проверить, нет ли жара, и, глядя на хозяйку, помотала головой, что, мол, действительно нет. А Шакал заметил, что пальцы ее при этом сильно дрожали.
Гостям Денара постелила в сенях, им пришлось опять ложиться рядом, дабы поддержать легенду о супружестве.
- Складно же врать у тебя получается! - процедил Шакал, когда все звуки в доме затихли.
- Волка ноги кормят, а сказителя - язык, - без малейшего смущения ответила девчонка. И обвинения во вранье, что характерно, оспаривать не стала!
- А мне ты о себе хоть слово правды говорила?! - сам не зная почему, Шакал так вызверился на нее, что аж подскочил с лежанки, пытаясь вглядеться в ее лицо. В тусклом свете звезд, проникавшем сквозь маленькое оконце в стене на другом конце сеней, делом это было не из легких.
- Мне нет нужды врать тебе, - облизнув губы, ответила девчонка.
- Неужели?! - прошипел он, стараясь не слишком-то шуметь, но и не в силах сдержать собственных чувств. - Ты так лихо заморочила голову этой женщине, чтобы использовать ее! Так почему бы тебе и со мной не поступить так же?!
- Я не использовала ее, - тихо, но жестко ответила девчонка. - Я помогла ей, и не окажись меня здесь сегодня, ей бы никто не помог. А она отплатила мне за помощь, чем смогла и чем посчитала нужным отплатить. Так в чем же я ее использовала? В том, что рассказала ей красивую историю, в которую она захотела поверить, а не открыла правду про девицу, обвиненную в ведовстве, и клейменного колдуна, который спас ее? Или ты думаешь, что, знай правду, она нас хотя бы на порог пустила?
- Н-но... ты могла бы просто... ничего не говорить... - опешив, выдавил Шакал.
- Тогда бы и она нам ничего не сказала о собственных бедах. И ушли бы мы из этого села не солона хлебавши, - уже мягче сказала девчонка. - И ты, такой правдолюб, не говори, что не понимаешь этого. Иначе не подыгрывал бы мне все это время.
Шакал в возмущении попыхтел еще немного, да и улегся назад. По здравом размышлении, его спутница была права. Да вот только что-то не давало примириться с этим. Сам он был тем еще подонком, и обвинять ее, если у самого рыльце в пушку, не было смысла. Но он был убийцей, жестоким зверем, а не скользким лгуном и лицемером! Хотя... кого он обманывал: он не знал, что на самом деле было хуже. По всем законам человеческим - уж явно не девчонкины грехи.
- Почему кузнец? - бросил он спустя время.
- Что? - К тому моменту девчонка то ли задремала, то ли попросту погрузилась в свои мысли и вопроса явно не поняла.
- Ты сказала Денаре, что я кузнец. Почему?
Она усмехнулась.
- Да потому что это самое очевидное ремесло, которым может заниматься такой здоровяк! Ну, помимо того, чтобы податься в наемники или головорезы, конечно, - добавила она уже с издевкой.
Шакал помолчал еще какое-то время.
- А знаешь, я ведь и правда кузнец, - тихо признался он. И тут же добавил: - Ну, когда не подряжаюсь наемником и когда находятся те сердобольные, что готовы пустить меня в кузню...
- В этом нет чуда... Шакал, - сказала девчонка, будто отвечая на его невысказанный вопрос. - Как и с тем бортником сегодня. Это всего-навсего наблюдательность и логика.
А Шакал отметил, что назвать его по имени она смогла не без усилия. И это его опять покоробило: он ведь тоже никак не звал девчонку про себя, так получается и для нее он был какой-нибудь 'колдун', 'верзила' или попросту 'этот'! Нет, он никогда не считал, что люди должны относиться к нему лучше, чем он к ним. По правде, он вообще чихать хотел на их отношение! Но это открытие по поводу девчонки почему-то всерьез разозлило его. Но что злило больше: он не мог накинуться на нее с претензиями.
Он сам не понял, как и почему ему пришла в голову такая дурная мысль, но он решил, что ему самому следует начать звать спутницу по имени.
- Сагита... - не без внутреннего усилия, вслушиваясь звучание звуков, составлявших ее имя, произнес он.
- А? - откликнулась она.
А Шакал оказался в тупике: что говорить дальше, он, конечно, не придумал.
- Спокойной ночи! - брякнул он первое, что пришло в голову. И вместе с тем последнее, что он мог бы кому-то сказать в обычных обстоятельствах.
Она молчала. Мужчина покосился на нее, и, хотя ничего толком не смог разглядеть, ему показалось, что на лице ее застыло выражение крайнего удивления.
- Спокойной ночи, - эхом повторила она наконец.
Больше никто не сказал ни единого слова.