Аннотация: Зимняя сказка про любовь, смерть и судьбу
Снежная басня
Давным-давно в одной далекой деревеньке жила-была маленькая девочка. Девочка эта росла доброй и веселой, мать с отцом да старшие братья не могли нарадоваться, глядя на забавницу. Меньшое чадо - всегда любимое.
Но в одну стылую и колючую зиму случилось той девочке тяжко занемочь. Злая болезнь накрепко опутала ее вязкими сетями жара и лихорадки.
Родные с ног сбились, тщетно пытаясь облегчить страдания. Ни один отвар, ни одно снадобье, что знали местные травницы, не сумели помочь девочке. Сказывали, в соседней деревне жила знахарка, варившая чудотворные зелья, от любой хвори отступу дававшие. До деревни той пешему день лесом добираться, и, верно уж, давно родные девочки в путь бы бросились, себя не помня, если б не лютовала вторую седмицу к ряду жестокая метель на дворе.
Свист, стоны и дикий то ли рев, то ли плач, то ли хохот разносились по селению, отдаваясь эхом в трубах, первобытным страхом сковывая души людей. Выйди из дому - дальше вытянутой руки не углядишь, стужа острыми иглами покоробит лицо, холод немедля залезет под меховой полушубок, кусая беззащитное тело, пробирая до костей...
Идти к знахарке в соседнюю деревню в такую непогоду - навек со светом белым распрощаться. Не велик труд заплутать в глухом лесу, когда снежные хлопья залепляют глаза, чуткому уху не в мочь различить что-либо за завываниями ветра, мороз сковал воздух так, что невозможно дышать - лишь ломит застывшую грудь, а метет так плотно и густо, что в знакомом лесу не видно ни тропы, ни куста, ни дерева, ни небесного светила...
А девочка слабела все больше с каждым днем. Сознанье меркло в ней, она не узнавала родных, мечась в бреду и испарине, лепеча что-то бессвязное...
Однажды в избе, где жила девочка, послышался стук в дверь. Домочадцы удивленно встрепенулись: по гостям ныне никто не ходил. В такую метелицу все жители деревни сидели по своим домам, боясь лишний раз нос наружу казать. До соседей ли было! А кто чужой и подавно не дошел бы... Насторожились родные девочки, однако ж пошли отворять.
Дверь распахнулась, и в натопленную избу ввалился румяный и улыбающийся парень в запорошенном снегом полушубке - сосед-плотник.
Мать и отец его давно умерли, а других родных судьба не послала. Девки за ним хвостом бегали, а сердце ни к одной не лежало. Так и жил бобылем в родительской избе. Старики корили: мол, негоже так, без жены да без детей. А он лишь улыбался да рукой махал. Не нашел еще ту, с которой на мгновенье разлучиться - мука, ту, с которой вечность друг другу в глаза смотреть - нет большей радости...
А пришла метель - самому во двор не высунуться, на посиделки вечером не пойти, и соседи проведать не заглядывают. Заскучал парень один в молчаливой избе и повадился сам по гостям ходить, кто чем живет вызнавать да после новости пересказывать. Все в деревне радовались нежданному гостю, теплом и лаской привечали, гостинцы через него передавали...
Но в доме той девочки встретили парня дурной вестью.
Частенько бывало, вырезал плотник для детишек лошадок деревянных, лодочки да кораблики, кукол пригожих мастерил. Малышня то и дело наведывалась к нему за новой игрушкой.
Вот и теперь добрый парень хотел порадовать девочку припрятанным за пазухой деревянным коньком с льняной желтой гривой. А нашел ее в постели умирающей...
Выслушав, что сказывали родители девочки про зелье да про знахарку из соседней деревни, только рукой махнул.
И этим же вечером отправился в путь, ни с кем не обмолвившись о своих намереньях и твердо решив не медлить до утра.
По нём некому было плакать, коли замерзнет в стылом лесу. А вернется с зельем да живой - невинную душу спасет.
С тех пор, как молодой плотник в последний раз заходил в дом девочки, прошло полных два дня. Ее мать ревела в голос: ребенок совсем ослаб и, казалось, доживал в мучениях свои последние часы на этом свете.
Стук был едва различим за воем метели. Дверь с трудом приоткрылась, и вместе с порывом ветра, принесшим стужу и комья снега, через порог перевалился промерзший до полусмерти плотник. Под густым мехом полушубка на груди он согревал знахаркино чудотворное зелье.
Когда девочка открыла глаза, впервые после целой вечности забытья, она увидела подле себя улыбающихся родителей и старших братьев, и молодого плотника с сизым обмороженным лицом, окостеневшими от стужи пальцами и счастливыми, искристыми глазами.
Радостная мать поведала девочке о мучительной болезни, о чудесном излечении и о бесстрашном спасителе.
В какой-то момент девочка осталась наедине с плотником, подсевшим на краешек кровати. Она смотрела на него, и ей казалось, что пока этот уставший замерзший парень рядом, ни одна беда не сможет подступить к ней.
- Спасибо тебе, - сказала девочка плотнику. - Я думала, что умираю. Я ведь не буду больше умирать?
- Конечно, нет! - хрипло ответил плотник. Слова давались ему с трудом, горло ужасно саднило, а грудь раздирало кашлем. - Ты вырастешь, станешь красивой девушкой, все парни будут свататься к тебе, мечтая назвать тебя невестой. И все будет хорошо!
- А ты ко мне посватаешься? - оживилась девочка.
- А ты хочешь назваться моей невестой? - спросил парень вместо ответа и тут же согнулся от тяжкого кашля.
- Да, - без раздумий сказала девочка.
- Что ж, будь по-твоему! - улыбнулся плотник.
Девочка тут же стянула с пальчика можжевеловое колечко с затейливой резьбой, братом когда-то дареное, и протянула плотнику. Колечко, вправду сказать, не налезло бы парню даже на мизинец, поэтому он продел его в тесемку, которую с трудом завязал на шее негнущимися пальцами.
Этим вечером сосед-плотник долго прощался с девочкой и ее семьей, прежде чем пойти к себе домой.
Спустя седмицу метель утихла, жители деревни наконец вышли из своих изб-убежищ, смогли увидеться с соседями. Припомнили тут и бесстрашного плотника, не убоявшегося в стылую метельную ночь отправиться за зельем для больной девочки. Припомнили так же, что за последнюю седмицу никто не привечал веселого парня в своем доме. И решили жители, собравшись вместе, сами проведать храбреца.
На стук никто не откликнулся. А когда выбитая дверь отлетела в сторону, соседи, гурьбой влетевшие в избу, увидели мертвого плотника, распростертого на измятой постели...
Он умер в бреду и в жару, исходя мучительным кашлем, раздирающим грудь, и липкой испариной. И некому было помочь, облегчить страдания, поднести воды...
Много зим минуло с тех пор. Выросла девочка красивой девушкой с ясными теплыми глазами, умница да рукодельница. Отцу да матери отрада.
В тот год стояло ласковое душистое лето. Птицы в кронах дерев выводили веселый мотив, посвящая свою песнь свету, солнцу, небу, траве и цветам, и всему живому, что есть на белом свете!
Вместе с летним солнцем пришел праздник в дом девушки - наехали сваты из соседней деревни. Жених в дом - девке радость, матери с отцом - почет да уважение, роду - продление.
Гульба да пир, пляски да песни, ручейки да хороводы до вечера! На славу сватов приветили, помолвку отгуляли! Свадебку зимой сыграть сговорились.
А жених - всем на загляденье, соседушкам - на зависть! Молод да хорош, статен да пригож!
А девушка и рада бы радоваться, да сердечко молчит! Ни замерло, ни екнуло на раскрасавца глядючи... Не разлилась душа нежностью, не потянулась рука коснуться кудрей молодеческих, не захотелось лицо к груди жениха приклонить, приласкать, обогреть нареченного...
А как обняла землю вечерняя тьма, тихонько вышла девушка из-за стола праздничного и таясь, чтоб уходом своим гостей не обидеть, прочь побрела от деревни.
Старая береза на опушке возле леса, с детства верная подруга, утешала девушку, утирая горькие слезы белой корой. Кому еще печаль свою расскажешь? Девки высмеют, мать с отцом да братья отругают, дурехой назовут... И впрямь, видано ли, чтоб сердце свое никому не отдавав, от ладного жениха, как от проказы, бегать!
- О чем печалишься, красавица? - раздался сзади незнакомый голос. Назад оборотившись, увидела девушка своего жениха. Утерла слезы рукавом, улыбнулась приветливо.
Жених подошел, взял ее за руки, заглянул в лицо.
- Летом девка в три ручья ревет, - сказал он, - а зима придет - мужней женой назовется, супружеством утешится. Щи, борщи да детки малые - некогда и слезы лить!
Девушка молчала. Жениху прискучило ответа дожидаться, он заключил невесту в крепкие объятья и молвил:
- Уезжаю завтра, до зимы теперь не свидимся. Поцелуй, хоть, на прощанье.
И вновь ничего не ответила девушка. Жених же, обхватив лицо ее руками, сам вознамерился взять с нее желанный поцелуй.
Ох и рванулась же она тогда прочь! Не в силах жених был удержать. Рванулась, дороги не разбирая, прямо в чащу лесную...
Внезапно поднявшийся ветер бил в лицо, ветви хлестали по щекам, цепляли платье, царапали грудь и руки. Ноги путались в высокой траве.
Ясное звездное небо затянуло чернотой. Кроны дерев со стоном сгибались, кладя поклоны надвигавшейся грозе.
Мутные сизые тучи прорезал сполох молнии, а протяжный раскат грома принес на землю холодный поток воды.
Слезы лились из глаз, мешаясь с каплями дождя. Девушка бежала, не думая примечать пути. Осколки сознания метались в лихорадочной пляске. До нитки промокшее платье липло к телу, тяжким грузом тянуло вниз.
Ноги поскользнулись на сырой траве, она упала.
Очередная молния осветила небо, обдала вздрагивавшую от жестких капель листву и мокрые стволы дерев синеватым отсветом. Лес ждал громового раската, но небеса будто медлили отправлять на землю громыхающее послание.
- Где же ты мой суженый, судьбою назначенный? - закричала девушка в исступлении. - Стар ты иль млад, беден иль богат, пригож иль некрасив, любого приму, привечу! За семью ли морями, за девятью землями иль рядом где, на том ли свете иль на этом? Где же ходишь ты? Приходи! Лаской своей обогрею, боль твою утешу! Приходи! Где бы ты ни был, какой бы ты ни был, приходи!
Сказала так, и грянул гром, в небесном царстве заплутавший, за молнией припоздавший...
По утру взволнованные братья бросились на поиски сестрицы, которой с вечера живая душа ни одна не видывала. Однако долго искать не пришлось: бесследно пропавшая девушка в мокром испачканном платье сама вышла из лесной крепи прямиком к деревне.
Исчезновение объяснилось просто: пошла под вечер прогуляться по лесу, да застигшая гроза застлала дождем да мраком знакомую с детства тропинку. Заплутала девушка, вымокла да в грязи измазалась. Под елкой заснула, решив утра дождаться. А зябкий рассвет осветил знакомые древа, что ночью казались чужими исполинами, и вывел прямой тропинкой к дому родному.
Уехали сваты, гости дорогие, и зажила бы деревня, как раньше жилось. Да только понеслась по избам весть недобрая. Собаки по ночам воем выли, у коров молоко пропадать начало, кони в стойлах к сену не притрагивались, животы к ребрам поприсыхали. Ветер гудел, шумел, стонал в трубах, грозя страданием, болью и страхом.
Старики сказывали, так бывает, когда духи ушедших на погосте неспокойны. Скребут землю гниющие пальцы, давно покинутые жизнью...
Молодые же удальцы обещались изловить оживших мертвецов, коли таковые имелись. А однажды слух пошел, будто кто-то и впрямь наткнулся в чаще лесной на нежить безглазую с кожей облезшей. Едва ноги унес лихой паренек!
Лунный свет лился сквозь приоткрытое окно, ласкал волосы девушки, заглядывал в глаза, не тщившие смежиться сном... Неведомая сила тянула, звала ее куда-то... Сопротивляться не хотелось, да и надо ли?
Резким взмахом откинув одеяло, девушка встала с постели. Накинула платье. Вылезла через окно во двор.
Она не была околдована, заворожена. Она отлично понимала, как глупо и странно идти вот так, посреди ночи, в лес. В лес, не разбирая дороги. Не разбирая дороги, вновь, как в ту грозовую ночь. Не разбирая дороги, меж знакомых сызмальства дерев...
Яркая луна спряталась в сумрачную пелену сизых туч, стоило девушке лишь выйти из дому...
Из тени раскидистой ивы ей навстречу шагнул незнакомец. А девушка даже не подумала шарахнуться в сторону, уж тем паче побежать.
Привыкшие к тьме глаза различили обрывки прогнившей одежды, облачавшие худое бледное тело. Ей бы испугаться, заподозрить неладное. Но сердце заныло, забилось в груди, лучше глаз узнавая кого-то, взметнувшись навстречу...
Девушка шагнула к незнакомцу, силясь разглядеть лицо, не виденные ни разу, но до боли и нежности знакомые черты, ласковые, добрые глаза.
Но узрела лишь иссиня бледную кожу, обтянувшую сухие скулы, сизые волосы да почерневшие тонкие губы...губы мертвеца...
Знамо правду в деревне баяли про нежить лесную!
Вот когда шатнулась девушка от незнакомца. Ноги вмиг стали чужие. Ужас захлестнул сознание, сдавив виски.
Бежать. Быстрее. Прочь из проклятого леса!
А сердце все так же стучало, ныло и рвалось навстречу... Навстречу, теперь уж ясно, смерти.
- Что ж ты, - послышался хриплый голос, - боишься меня? Не узнала разве? Сама ведь звала, прийти просила. Да так звала, что на том свете твой зов слышно было. Что ж теперь-то? Иль передумала ныне, утешилась? Или другого звала, да я услыхал? Или не люб я тебе?
Девушка стояла, не смея ни с места двинуться, ни слова молвить.
- Знаю, не люб, - ответил за нее мертвец. А в голосе его не услышала девушка ни обиды, ни злобы, ни жажды мести и крови. Только лишь боль, дикую боль вечного одиночества...
А глаза его, совсем живые, человеческие, полнились горькой тоской.
- Не люб я тебе, - продолжал он. - Сам знаю. Кому ж мертвец-то полюбится?.. Не бывать такому вовек! Ты прости уж меня, напугал, не желаючи. О пустом вознадеялся... Уйду, тебя не трону.
Луна покинула-таки завесу мрачных туч, свет ее ласково посеребрил землю, упал на ожившего мертвеца.
Взгляд девушки сумевшей, наконец, разглядеть его как следует, остановился на старой тесемке на шее, державшей... маленькое можжевеловое колечко с затейливой резьбой...
...братом когда-то дареное... Давным-давно... в далеком детстве...
В далеком-далеком детстве был зимний метельный вечер, когда взяла она обещанье и дала обещанье сама... Обещанье невестой назваться... Невестой молодого соседа-плотника, спасшего ее из ледяных когтей смерти. Ценой своей жизни.
На том свете зов ее слышно было...
Не люб... Не люб? Он ли не люб ей?!
- Как же не люб-то?! - воскликнула девушка. Ринулась к мертвому плотнику, обняла за шею, уткнулась лицом в холодную грудь. - Тебя ждала, тебя звала, тебя искало сердце мое! Ты - суженый мой. Любимый навек.
Плотник обнял ее, провел рукой по волосам и молвил:
- Хорошо ли подумала ты? Не бывать живой да мертвому счастливым на земле, среди людей не ходить, свадьбы не гулять, детишек не растить, днем белым не видаться... Так ли нужен я тебе, хоть и суженый да жданный? С живым тебе живое счастье искать надобно...
Девушка лишь гладила плотника по стылым щекам, по сизым волосам. А вместо ответа коснулась губами его холодных губ, чтобы согреть их своим поцелуем.
Каждую ночь, как только полог тьмы опускался на землю, бежала девушка, себя не помня, в чащу леса, на заветную поляну. Бежала, чтобы встретить там своего суженого, приласкать, обогреть его теплом своей любви.
Ночь казалась бесконечной, но пролетала, словно миг, неуловимый, краткий. С первым рассветным лучом, ворочалась девушка домой. А тело помнило нежные объятья бережных холодных рук.
И глаза, добрые, любящие, любимые. Прощаясь с ней, плотник подолгу смотрел ей в глаза, и тогда девушке казалось, что время остановилось, а мгновенья стали вечностью...
А днем ходила девушка, словно завороженная. Ела-пила, а что - не замечала. В беседе, порой, забывалась, замолчав, вдруг, на полуслове. На вопросы невпопад отвечала, а то и вовсе их не слышала. За какую работу ни возьмется - все из рук валится.
Родные, однако ж, по-своему смекнули: уж верно, жених глянулся - вот и томится, зимы да свадьбы ожидаючи.
И как же часто не видела девушка ничего окрест себя, не слышала речей ни к ней обращенных, ни мимолетом сказанных! Иначе, уж верно, знала бы, что жители деревни, проделками нежити всполошенные да напуганные, ведуна старого из дальнего селения призвали. Ведун тот не даром славился - мигом обряды нужные сотворил да на неспокойную могилу указал.
Ну а дальше уж все, как пращуры завещали, сделали: мертвеца в той могиле откопали да колом осиновым проткнули.
В тот день ох не спокойно было девушке! Места себе найти не могла, сердце ныло, кричало, рвалось. А солнце все не падало за горизонт!
Долгожданные сумерки не принесли успокоения. Скоро сгустится тьма, и девушка выпрыгнет привычно через окно и бросится навстречу любимому, увидит его, обнимет, успокоится, услышит слова ласковые...
По избе разнесся громкий раскатистый смех старших братьев. Они позвали сестрицу, решив повеселить ее удалым рассказом о лихом избавлении от нежити деревенской.
- А знаешь, сестренка, чей дух неупокоенный всю деревню переполошил? - спросил один из братьев. - Помнишь, может, соседа-плотника? Он лошадок тебе, маленькой, вырезал, да зелье от знахарки принес, когда болела. Вот на его могилу ведун и указал!
Братовы слова упали - что приговор. Ринулась девушка в лес, на поляну заветную - никого. Лишь деревья печально качают ветвями.
Побрела на погост, упала на влажную землю недавно потревоженной могилы. Вот так, умереть бы здесь, рядом с суженым, с того света пришедшим, чтоб печаль ее утешить... Не было даже слез.
Средь комьев земли мелькнуло что-то знакомое. Девушка протянула руку и вытащила присыпанную дерном старую тесемку, все так же державшую маленькое колечко из можжевельника с затейливой резьбой.
Оно и теперь налезало на безымянный пальчик девушки.
Шло время. Полевые цветы уронили последние лепестки, деревья укутали землю багрово-золотым ковром, проливные дожди изрисовали серо-черными красками и избы, и дорогу, и лес. Потом пришла зима, принесшая с собой белый сахарный наряд, чтобы укрыть им все окрест.
День свадьбы выдался метельным и вьюжным.
Гости, и местные, и наехавшие из других деревень, сходились в доме девушки, рассаживались за праздничными столами, ломящимися от яств.
Жених взял руки невесты. Поцелуй навеки скрепит их союз пред небом и людьми.
Можжевеловое колечко похолодело на безымянном пальце. Сердце до боли сжалось и застонало.
И вновь, как когда-то летом, бросилась девушка прочь из жениховых объятий. И ни ошарашенные гости, ни оторопевший жених не вздумали остановить ее.
Зимняя ночь за дверью дома встретила девушку колючим морозом. Много ли согреет подвенечный наряд?
Она бежала в лес знакомой дорогой, а за спиной поднималась, неистовствовала молодая метель, укрывавшая от погони.
Долго ли пришлось бежать, девушка не знала. Лишь голые черные стволы дерев да глубокие искристые сугробы мелькали пред глазами. Ноги увязали в снегу, где по колено, где выше. Холод, сначала придававший решимости, теперь лишь выстужал последние силы.
Последний рывок. Так умирающий зверь рвется на свободу, зная, что не сможет ею насладиться. Прочь из дому, семьи, от нелюбимого жениха и ненавистного супружества... Но ей некуда было бежать.
Зимний лес принял, укутал замерзшую девушку снежным одеялом. Постепенно пришло тепло, потянуло ко сну...
Кто-то гладил ее по волосам, звал по имени. Девушка открыла глаза, удивленно озираясь окрест.
Ласковый солнечный свет рисовал затейливую мозаику на лице, проникая сквозь нежную зелень березы, раскинувшей свои ветви над ее головой. Она лежала в высокой траве, пропитанной ароматами полевых цветов. Деловито сновали пчелы, путешествуя по разноцветным чашечкам, повисая на тонких лепестках. По-хозяйски жужжали шмели, облюбовав очередной венчик клевера. Птичьи голоса сплетались в удивительный напев, навсегда остающийся в душе и никогда не повторяющийся.
Молодой плотник, румяный и приодетый, сидел подле девушки, бережно гладил теплой рукой ее волосы, ласково улыбался, нежно и любяще смотрел ей в глаза.
- Ведь мы не разлучимся теперь? - с тревогой спросила девушка.
- Конечно, нет! - успокоил ее плотник. - Мы больше не разлучимся. Теперь мы будем вместе навеки.
Молвив так, он крепко обнял любимую и тепло поцеловал.