Борис Алферьев : другие произведения.

Дело в Экс-ан-Провансе и вторая эпидемия ведовства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Приложение к роману "ПЛЕННИК МИФА". (C) Copyright: Борис Алферьев, 2005 Свидетельство о публикации N2512130084

  БОРИС АЛФЕРЬЕВ
  
  БЕЛАЯ РЫСЬ
  
  ПРИЛОЖЕНИЕ 3 К РОМАНУ.
  
  
  ДЕЛО В ЭКС-АН-ПРОВАНСЕ И ВТОРАЯ ЭПИДЕМИЯ ВЕДОВСТВА: МАССОВОЕ ПРИМЕНЕНИЕ ЛИЗЕРГИНОВОЙ КИСЛОТЫ В КАЧЕСТВЕ НАРКОТИКА.
  
  История о Экс-ан-Прованском деле будоражила умы различного рода мыслителей не одно столетие: слишком много в нем было с одной стороны странностей и мистики - это, впрочем, в описаниях его, а с другой - дело было настолько детализовано, и ему было столько свидетелей, что подозревать подлог, или массовую мистификацию, не представляется возможным. Эксское дело убедило решительно всех в Европе в целой эпидемии одержимости Дъяволом людей, возродило угасающую уже активность инквизиционных следствий, и еще сорок лет, до процесса Урбена Грандье, проведенного по приказу Ришелье, и списанного нерадивыми следователями с Эксского дела, от чего и получился скандал, давало пищу нездоровым умам и паникующим теософистам. Впрочем, Элифас Леви достаточно много написал об этом деле, выражая, так сказать, "официальную" версию событий, а В.М.Бехтерев рассматривал Эксский случай как типичный случай массового гипноза. Будучи в настоящее время досужим, доживающим свой век человеком, я решил сам расследовать это дело, и выводы свои излагаю ниже.
  Итак, дело началось с того, что к инквизитору Михаэлису, который находился в Марселе, и был довольно болен - судя по описаниям, у него была желчно-каменная болезнь с частичной непроходимостью протоков, явились настоятельница женского монастыря св.Урсулы, что возле Экс-ан-Прованс, и духовный священник этой обители, который занял эту бенефицию после того, как священник Лоис Гофриди отказался от нее, и ее продал. Проблема, которая была представлена Михаэлису для решения, состояла в том, что в обители две девицы постоянно проявляли неправильное поведение. Вот как говорит об этом один из источников, доставшийся отделу исторических изысканий "АЕ" в 1940 году:
  "Дело же было в том, что вот уже более месяца как в монастыре св. Урсулы, в котором, надо сказать, содержались девицы из самых знатных фамилий Прованса, разразилось нечто, совершенно никакому описанию не поддающееся, только наводящее пожалуй на мысль о биче божием, за грехи наказующем смиренных овец господних в ранее благополучном Экс-ан-Прованс: две монахини - Луиза и Магдалена в одночасье сошли с ума, и их одержали дъяволы во множестве совершенно немыслимом - настолько, что монахини забесновались, и стали вытворять в смиренной и тихой обители всякие богомерзейшие ужасы. Все сие происходило почти постоянно, к вящему огорчению почтенной настоятельницы обители св. Урсулы, покровительницы Прованса.
  Одержимые и терзаемые бесами монахини то бесновались, принимая позы самые жуткие и невообразимые, то впадали в буйство, вцепляясь в волосы своим сестрам по обители, то в язвительность, понося сестер самыми поносными выражениями, да еще и обвиняя многих в противоестественном грехе женолюбия - что вызывало слезы и причитания оскорбленных голубиц, то громко требовали подать себе мужчин, да еще не просто так, а во множестве, а бывало, что и изрыгали кощунства, бредили, и поносили святыни Римской Католической Церкви, а то впадали в совершенное оцепенение. Все это делали, само собой, бесы, сидящие в девицах, а не сами девицы, так что обвинять в бесчинствах кроме врага рода человеческого, сиречь того, кого обычно называют Диаволом и Сатаною, было некого, но все равно - греховные эти деяния производили на окружающих впечатление самое развращающее, и отвращающее от св. Веры, чего Диавол, собственно, и добивался. Поначалу буйства монахинь навели местного духовника на мысль об обычном буйном ведовстве, и он уж порешил вызвать монахов из монастыря св. Франциска (из тех, кого называют "наблюдающими орденский устав" - мужей жизни самой святой и примерной), и с этими монахами он бы девиц, пожалуй, и сжег как ведьм, но вскоре все припадки стали сопровождаться такими противоестественными телодвижениями, что у духовника обители возникли серьезнейшие подозрения на предмет истинных признаков одержимости Дъяволом девиц Капо и де ла Палю, и от сожжения их духовник предпочел воздержаться, главным образом по двум причинам: во-первых, демоны одержали девиц насильственно, и потому девицы сами по себе не были виноваты ни в чем, так как сами были околдованы; а во вторых, одержимость - зараза хуже чумы, и непременно должна была перейти после сожжения одержимых на других монахинь, а то и на тех, кто стал бы одержимых девиц сжигать - такие случаи были еще на памяти, особенно - в Германии, где наряду с ведьмами было сожжено множество одержимых, и надо сказать, что местные фемы поплатились за это весьма жестоко.
  Почтенный патер-духовник прочитал над монахинями все ему известные молитвы, но это привело только к тому, что девушки, по его словам, принялись бесноваться еще пуще, выкрикивая при этом целые фразы на никому не известном языке, и пытались, между прочим, покусать почтенного святого отца. Духовник и действительно едва не пострадал: сам он рассказывал, заикаясь от не прошедшего еще ужаса, как к нему вплотную приблизился Нечистый, угрожая духовника задавить, и задавил бы, так как духовник греховно усомнился в могуществе Слова Божия, и только святой водою почтенному патеру удалось отогнать беса прочь. Штаны патера при этом промокли со страху хоть выжми. Девушки, или, вернее - демоны, сидящие в девушках, торжествующе хохотали.
  У духовника от испуга случился припадок нервной горячки, и его отнесли в постель. Три дня святой отец пролежал в бреду, причем ему казалось, что его поджаривают на медленном огне неисчислимые полчища демонов. Духовник говорил о том, что это было чистое колдовство, и всячески отрицал предположение доктора Юлиана-Маркуса о том, что у патера-духовника было воспаление мозга. После трех дней острой горячки патер-духовник пришел в чувство, но при каждом упоминании о нечистой силе он немедленно пугался настолько, что начинал трястись всем телом, и разражался обильными слезами. Остальные были перепуганы не меньше. Все перечисленные события и побудили пострадавшего духовника и почтенную абатису обратиться за помощью к инквизитору Михаэлису - общепризнанному специалисту по дъявольским воинствам, кои, как известно, имеют особый чин при епархиях, и именуются среди святых отцов экзорцистами."
  Итак, первое: за происходящим следил некий врач, по имени Юлиан-Маркус. Духовнику он поставил диагноз: нервная горячка, или острый менингит, прошедший в абортивной форме. За это говорят и последующие симптомы: слезливость, эмоциональная неустойчивость, нервные реакции. Или это менингит, или хорея, которую тогда называли "пляской св.Витта".
  Запомним это хорошенько, и обратимся к источнику дальше:
  "Патер Михаэлис, как уже было сказано, хворал, однако принял просителей благосклонно, пообещав им заняться их делом, как только здоровье, и Провидение божье позволят ему заняться этим, ибо спешка здесь дела не улучшит, а промедление - не ухудшит, даже наоборот: вид одержимых вселяет страх божий в сердца праведных. Диавол не может вселиться в тех, кто ему неподвластен, кто чист душой и телом, кто не грешит страстями, любостяжанием, или роскошью. И ежели в обители появятся еще одержимые, так что ж - это поможет нам выявить тех девиц, которые как-либо грешны, и вам не исповедались, или же тайно лелеют греховные желания.
  Они так и договорились, но пришло известие, что третьего дня бесноватые девицы подняли в монастыре уж совсем невообразимый содом, так что Михаэлис, внемля слезным просьбам абатисы, решился ехать немедленно".
  Дорогой Михаэлис, и несколько его подручных начинают опрашивать абатису и духовника, собственно, начав уже следствие по горячим следам. Михаэлис выразил удивление тем, что и абатиса и священник прибыли разом, не оставя в обители сколько-нибудь сведущих духовных лиц, поскольку там опасные бесноватые, обращаться с которыми нужно умеючи. Почему, собственно? Священник после пережитого собственной тени боится, не только что оставаться в монастыре, в котором бесноватые, а абатиса - это единственное лицо, которое вообще может вести с инквизитором подобные переговоры. Однако, ответ Михаэлисом получается следующий: "Мы оставили дела в обители на духовного священника ордена. Он и исповедник многих наших девиц. Собственно, это и мой исповедник, так что я могу ручаться - человек это знающий, и нам всем известный".
  На вопрос, кто таков этот священник, Михаэлис получает ответ, что это патер Лоис Гофриди, и что это человек весьма ученый и обходительный, и, кстати, в его присутствии бедные девушки как бы утихают и не беснуются.
  Михаэлис начинает выяснять мнение абатисы и священника о Гофриди, хотя сам очень хорошо его знает. Ему говорят, что Гофриди ежедневно умерщвляет плоть, и не ест мясного никогда - ни каким образом. Пост у него как у картезианца. Но Михаэлис не верит этому - у него другая информация о нравах и привычках Лоиса Гофриди.
  Были ли они раньше связаны? Возможно. Во всяком случае, и это мы берем на замету.
  Теперь опишем о том, каковы были нравы среди тогдашнего французского духовенства: ничего особенно нового, все в духе Бокаччо, только с французским акцентом. Педерастия и педофилия. Лесбиянство. В монастырях воспитывается полно незаконных детей не только от священников, но и от лиц куда повыше, даже и королевской крови, и их отцы открыто им выказывают свою протекцию. И сорок лет спустя именно Грандье сказал, что во французских монастырях всякая монашка была раз тридцать беременна, а то и побольше.
  Но что же делали монахини со своими беременностями? За роды их постигали строгие наказания, впрочем, все равно рожали. Но чаще избавлялись от беременностей подручными средствами. И среди этих средств самым распространенным была спорынья.
  Спорынья применялась с античных времен и врачами, и народными лекарями как метротоническое средство как при маточных кровотечениях, так и для прерываний беременности. Эрготомин и эрготоксин до сей поры одни из самых эффективных средств для этого. И беременные монахини принимали именно спорынью - а что им еще было делать? Выкидыш на любом сроке - это же абсолютно ясно! Как бы ни сами матери-настоятельницы им это и советовали, в нашем случае это даже подтверждается ниже.
  Спорынья содержит еще и лизергиновую кислоту, которая действует как сильнейший наркотик, вызывает галлюцинации, и не просто обычные галлюцинации, но галлюцинации с индукцией окружающим, при условии, что они потребляют то же вещество, так что бред отравленных принимает очень скоро характер массового. И мы вполне можем допустить, хотя вопросы зависимости от лизергиновой кислоты еще хорошо не изучены, что многие, употреблявшие спорынью, испытывали от лизергиновой кислоты, во всяком случае, психическую зависимость, или получали императивные, демонические, или иные другие психически активные мании.
  Ничего, кстати, нового: алкоголики в состоянии галлюциноза или белой горячки переживают практически одинаковые галлюцинации и иллюзии, независимо друг от друга, и невзирая на расстояние или время, их разделяющие. Опиумные наркоманы так же испытывают практически одни и те же ощущения, и одни и те же видения. Если сравнить дневники двух заведомо незнакомых друг с другом опиумных наркоманов, это становится абсолютно ясно. Тишина, черный колодец, Человек без лица, и многое другое.
  Кроме того, часто является и Дъявол. Мартин Лютер видел Сатану тогда, когда ему прописали опий как болеутоляющее средство.
  Кокаинистам рано или поздно начинает являться Черный Человек.
  Эксперименты в лагере 200/14 показали, что у молодых женщин лизергиновая кислота вызывает именно те симптомы, что и описываются в документальных источниках о бесноватости, совпадает до мелочей. Кроме этого, при долгом употреблении лизергиновой кислоты воля человека страдает настолько, что он становится полностью внушаем даже без гипноза, и совершенно покоряется любой воле. Память лизергиноманов при этом значительно страдает, и сведения о прошлом их после приемов лизергиновой кислоты замещаются бредовыми или внушенными сведениями - возникают псевдореминисценции.
  Допустим, что две монахини, забеременев, применили отвар спорыньи, что привело к выкидышам, и к временному умопомешательству. Допустим, это логично. Они дружили, так что их бред мог индуцироваться от одной к другой, и обратно, равно как и по кольцу. Но состояние это было временным, оно бы скоро прошло, зачем было вызывать инквизитора, и предавать все огласке? Или спорынья девицами принималась постоянно, и скандал уже разразился, так что надо было принимать срочные меры к легендированию того, что постоянно происходило в монастыре?
  Спорынью употребляли бы и как наркотик, но часть ее алкалоидов настолько токсична, что ее просто опасно принимать. При недостаточном питании она вызывает артериальные облитерации и некрозы - "Антонов Огонь", а так же хорею - "Пляску св. Витта". А теперь припомните, как мы обращали внимание на то, что у священника обители были симптомы острого помешательства, а потом наблюдался хореальный синдром. Случайно ли это?
  С другой стороны, резонен вопрос: зачем священнику было принимать спорынью, ему-то беременность не грозила! Но ведь мы сейчас говорим о сознательном приеме, а если прием был не сознательным? Если священника просто подпоили? Возможно. Но кто?
  Итак, расставим пока точки: Михаэлис сам страдает от непроходимости желчевыводящих протоков, и ему дают настойку опия как болеутоляющее и снотворное средство. Дают давно, поэтому он, даже не испытывая наркотического опьянения - а его письма говорят о том, что он его именно испытывал - все равно, даже не испытывая наркотического опьянения, Михаэлис находится в состоянии так называемого "измененного сознания".
  Священник перенес отравление спорыньей. Пережитое его напугало, он стал суеверен, и стремится устраниться от этого дела как можно скорее, веря во что угодно. Но синдром прошел, а некрозов не появилось. Так, может быть, не спорынья?
  Возражения два: священник во Франции, да еще бенефициат, не мог плохо питаться. И еще: все, что мы говорили выше о токсичности спорыньи, относится к спорынье неочищенной. Так ли уж сложно было, при тогдашнем развитии алхимии, научиться ее очищать, хотя бы настолько, чтобы нивелировать токсические синдромы?
  Отложим пока эти вопросы, и вернемся к источнику:
  "Приехали в пятом часу вечера, и едва въехали в монастырские ворота, как были встречены толпою монахинь, выведших навстречу достойным отцам бесноватых девиц. Как выяснилось, бесноватые сами сообщили, что в монастырь едут святые мужи изгонять из них бесов, и точно назвали час их приезда - еще с утра. Уже и это всех в монастыре перепугало, да тут еще и девицы разразились торжествующими воплями, поминутно повторяя: "Господа приехали, хозяева!"
  - Магда кое-что принесла тебе, святой отец! - Магдалена подбежала к носилкам, на которых несли обездвиженную Луизу Капо, рванула ремни, которыми та была привязана, освобождая ее, а потом так же бегом подбежала к карете, и бросилась перед ней на колени. Михаэлис хотел было благословить ее, но та схватила его руку, до крови укусила, и с такой силой рванула святого отца к себе, что почтенный инквизитор вылетел вон из кареты, и рухнул оземь.
  По глазам Михаэлиса было видно, что он более удивлен, нежели испуган, и самообладания отнюдь не потерял: тут же он сам, сидя на земле, извлек из кармана сутаны мешочек пороху, и немедленно прижег свою кровоточащую рану - дабы бесноватая девица не занесла через укус и ему какой-нибудь демонской заразы.
  - Sapermillemento da Christi! - завопила девица, гримасничая, и хватая почтенного инквизитора, слишком занятого своей раной, за ворот сутаны."
  Обратите внимание: Михаэлис прижигает укус. Значит, он сам еще не полностью верит в одержимость, и принимает меры против все того же менингита, или бешенства, которое тогда было довольно распространено.
  "Девица тем временем трясла почтенного инквизитора как грушу, но делала это, как я отметил, достаточно осторожно, словно бы опасалась нанести ему серьезное увечье. Луиза же замерла, стоя на четвереньках возле своих носилок в позе такой, будто бы она вознамерилась пощипать траву".
  Поза пасущейся коровы, и вообще стремление есть траву - обычный симптом при долгосрочном приеме больших доз лизергиновой кислоты. Именно это подтверждается документальными материалами 1 лаборатории в лагере 200/14.
  "Тем временем Магдалену схватили под руки, и стали вязать. Она обвисла в руках, как мешок.
  - Убейте ее! - закричала Луиза, - Убейте нас! Мы обречены Врагу рода человеческого!
  - Да они истые ведьмы! - закричали в толпе монахинь, - В огонь их!
  - Да-да, в огонь нас! И раскаленными клещами! Но мы вернемся масками, и будем пить вашу кровь!
  - Распорядитесь сложить два костра во дворе! - крикнул патер Михаэлис, но тут же Луиза вырвалась, упала на колени, и в голос заплакала:
  - Пощадите нас, пощадите! Это не мы, это не мы! Это они заставляют нас поступать так!"
  Вот так вот. Во первых, девицы, похоже, если не симулируют симптоматику, то, пожалуй, значительно аггравируют ее. Во вторых, как только они чувствуют опасность, они сразу довольно разумно отказываются от всего. И еще: они верят в первые же угрозы, следовательно - легко внушаемы, или находятся в состоянии все того же "измененного сознания".
  Далее Михаэлис распоряжается каждую из бесноватых запереть в отдельную келью, никуда не выпускать, кормить соленой пищей, пить не давать, и к каждой поставить стражу. Соленая пища - дело обычное: считалось, что бесы боятся соли, а ведьмы вообще не могут есть соль. Но почему не давать воды? Пытка жаждой? Но девицы не подследственные. Чтобы не могли спать? Но зачем? Это еще ухудшает их психическое состояние, собственно, и ухудшило, судя по дальнейшему. Почему не давать питья?
  Может быть, все же, затем, чтобы девицы не смогли выпить какого-нибудь отвара?
  Но тогда что, Михаэлис знал, с чем именно он имеет дело?
  Почти сразу по прибытии в монастырь, Михаэлис пишет следующее письмо:
  "Ad majorem Dei gloriam.
  Писано г. Эксе в обители сестер во Христе св. Урсулы
  Слава Господу нашему Иисусу Христу во веки веков, аминь!
  Как и было Вами мне указано, начинаю посылать Вам, Монсиньор, отчеты о том, какие события происходят по Божьему попущению в несчастной обители св. Урсулы в городе Эксе. Доношу Вам, что были над одержимыми девицами Палю и Капо прочитаны первые моления, особой обладающие силой к изгнанию Дъявола и его приспешников.
  Во время произнесения нами всех предписанных возглашений девицы вели себя тихо, но когда подошло все благополучно к концу, с Магдалиной случилось следующее: она сжала колени, напружинилась, поджала кулаки к груди; лицо ее странным образом исказилось, и она вдруг запела, да нет, завыла низким, мужским, с надрывом, голосом:
  "Я, владыка Ада и темного дела, повелитель мертвецов и чудовищ, бес великий, во тьме ходящий и в затмении радующийся, царь жаб и всяких червей; я, вездесущий Молох, Антихрист, и Враг Рода Человеческого, плюющий на Тело Господне, я подниму полчища живых мертвецов и козлов, и черных котов, я нашлю змей и мух, и блох, я, желающий их души и тела, говорю вам: отступитесь, или же горе вам!"
  Я, смиренный, принялся, убоявшись Нечистого, читать "Credo", а патер Николя поднялся, и вопросил так:
  "Кто ты? Как твое имя?"
  "Я назвал себя" - ответил Дъявол устами Магдалины.
  Я стал снова читать каноны, и от этого случилось, что демон вышел из Магдалины в незримом виде - хохот разнесся на алтарем, переместился через всю капеллу, и загремел под сводом ее. Потом демон обратился к нам с такими словами:
  "Мое имя - Бааре, слышали вы его, святые отцы? БААРЕ. Мне больше ничего не нужно - примите только это к сведению."
  "Убирайся в ад, и будь там вечно заперт: ты проклят!" - приказал демону отец Николя.
  Но демон отвечал с наглостию так:
  "Если я проклят, то пусть на том дереве, что стоит в саду, вырастут мертвые головы! Pactum... Sacerdos... Finis... Если я проклят, то пусть на головах ваших вырастут рога, святые отцы! Во имя духа Преисподней! Пусть лица ваши покроет парша и проказа, если вы меня проклинаете - это слово Бааре. Да отсохнут ваши языки, чтобы невмочь больше было произносить слова проклятия и порицания!" - кощунствовал демон.
  А отец Николя сказал ему так:
  "Во имя Господа Всемогущего: прекрати свои диавольские речи! Во имя Иисусово приказываю тебе замолчать!"
  "Очень я тебя испугался" - загоготал демон.
  "Замолчи! Ты здесь в нашей власти! Ты знаешь, что мы можем с тобою сделать?"
  " Я только сейчас здесь, а потом не здесь, - отвечал демон, - Я везде и нигде. А с этими девками можешь сделать все, что хочешь - хоть на кол посади. А не хочешь на кол, так посади..." - тут демон произнес такое непотребство, чего я, Монсиньор, повторить никак не решаюсь.
  "Изыди" - снова стал изгонять его отец Николя.
  "Ухожу, не кипятись, а то лопнешь, - сказал демон, - однако вы знайте, что месть моя будет ужасна! И что бы вы ни сделали, они мои!"
  И тут, Монсиньор, я заметил, что более всего, как то мне показалось, была поражена сама девица Палю: лицо ее выражало такое удивление, словно она впервые услышала со стороны то, что произносят ее уста; она завизжала, села на корточки, зажала свою голову между колен, и забормотала какую-то долгую тарабарщину на никому не известном языке.
  Когда патер Николя приказал ей это прекратить, она рывком опрокинулась на спину, и тем же мужеским голосом крикнула:
  "Последний раз предупреждаю вас всех - отступитесь, или же готовьтесь к худшему!"
  А отец Николя ответил демону так:
  "Что ты пугаешь меня? Господь мой со мною - кого убоюсь?"
  "Тогда, - сказал демон, - до встречи через 333 года... В День Гнева..."
  "В День Гнева ты будешь низвержен" - сказал отец Николя.
  Но демон более ничего не ответил, и мы на мгновение увидели темную тень, которая пробежала по капелле, подбежала к Магдалине, и что было силы ударила последнюю в живот. Магдалина охнула, согнулась, и раскрыла рот, тщетно пытаясь вздохнуть. Демон сунул ей в рот нечто вроде змеи или червя, хотя отец Николя утверждает, что то был фаллус, только чрезвычайно длинный и гибкий. После этого демон тотчас исчез, сопроводив свое исчезновение звоном разбитого стекла: цветной витраж западного окна целиком вылетел вон, и разбился о камни.
  Магдалина же, все это время висевшая в падающей позе, словно муха в густом масле, со стуком рухнула на пол.
  Увидев, что она неподвижна, мы с отцом Николя направились к выходу, наказав брату Гийому присмотреть за Магдалиною, и, когда она придет в себя, приказать унести ее, если, конечно, будет тиха. Но не успели мы подняться по лестнице, как услышали истошные вопли брата Гийома, призывавшего на помощь.
  Явившись обратно, мы увидели Гийома, бегавшего по капелле, и пытающегося отбиться от Магдалины, гонящейся за ним, и шипящей, как кошка. Увидев нас, Магдалина прыгнула в центр капеллы, и остановилась там как вкопанная.
  Отец Николя подошел к ней с крестом, защищаясь его изображением от возможного нападения демонов, и заклиная многократно ее не двигаться, быстрым и точным движением вложил ей в уста причастную облатку.
  Магдалина согнулась дугой через спину и встала на лоб и пятки; язык ее вывалился чудовищно и распух, а к кончику языка прилипла облатка - девица отчаянно пыталась коснуться облаткой пола, дабы осквернить ее, и чтобы облатка потеряла от того свою чудесную силу.
  "Во мне сидят шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть дъяволов! - так хрипела Магдалина при этом, - Они сотрут вас в порошок, святые отцы!"
  А мы речей диавольских не убоялись, но продолжали.
  Наконец облатка отстала от языка, и Магдалина повалилась на пол, пытаясь вновь зажать свою разлохмаченную голову меж коленами.
  "Приказываю - встань!" - сказал ей отец Николя.
  Но Магдалина потянула ворот рубашки своей с сосцов, а затем и подол на голову, полностью оголив бедра, ягодицы, и поясницу.
  Отец Николя снова повелел ей встать.
  И тут меня, Монсиньор, поразило жало плоти нашей - и в голове моей зароились греховные мысли, при диавольском наущении, конечно - в чем я вам откровенно признаюсь и каюсь. Господи, спаси нас, грешных! И ведь того и нужно было Сатане: Магдалина тотчас же вскочила, торжествующе воздев кверху руки.
  Отец Николя тем временем подошел к ней, и протянул крест к ее губам с тем, чтобы она его поцеловала. Магдалина же отвернулась. Отец Николя попытался развернуть ее за плечо, но она стремительным ударом выбила у него из рук крест, а протянутую руку засунула себе меж ног, в место запретное, обитель греха и причину погибели, и так накрепко сжала колени, что отец Николя руки высвободить не смог, а только поскользнулся, и вынужден был подхватить Магдалину под талию, а та тотчас перегнулась у него на руке головой вниз, подтянула ноги, согнутые в коленях и разведенные в стороны к животу, и пустила в мою сторону такую струю мочи, какой я сроду не видывал у людей, разве только у коров и кобыл! От той струи я едва увернулся, хотя и стоял на другой стороне капеллы. В руках моих была книга Евангелия, а две прочие священные книги были залиты зловоннейшей мочой, и теперь так смердят, что их и в руки взять невозможно, Господи, прости нас, грешных!
  Отец Николя бросил в расстройстве девицу оземь, но она в ответ хохотала, и изрыгала кощунства. Потом она бросилась на меня с кулаками, но как подкошенная упала на половине пути, и осталась лежать в оцепенении, точно мертвая.
  Так закончился для нас всех этот ужасный и злополучный день.
  Обязуюсь всячески сообщать Вам, Монсиньор, все новости касательно дела несчастных эксских урсулинок и в дальнейшем.
  Брат Ордена Иисуса Христа VII года
  МИХАЭЛИС.
  Извольте видеть: описывается совершенно фантастический сюжет. И не кому-нибудь, а резиденту иезуитского Ордена: мало того, что из письма мы явно заключаем, что Михаэлис и сам был тайным иезуитом, он еще и держит в курсе дела орденскую резидентуру. Ордену Иисуса были выгодны подобные дела, это бесспорно, но, однако, писать заведомую ложь и мистификацию орденскому резиденту - это слишком смело. Стало быть, Михаэлис, и не только он, а и еще один священник - некий отец Николя - видели и переживали подобные видения. Как это возможно?
  Возьмем на замету дополнительно то, что ни в каких источниках до этого письма никакой отец Николя не упоминается. Однако, Михаэлис о нем говорит, и, к тому же, видимо, оба священника видели и переживали с определенными допущениями сходные события.
  Вообще, описание классическое: оно почти калькировано с "Молота Ведьм", каковое сочинение было тогда в большом ходу. Это наводит на определенные размышления. Известно, что поклонники А.Дюма в наркотических снах видели, например, казнь Карла I, или осаду Ла-Рошели. Но, однако, до конца это предположение описанного выше не объясняет.
  Однако, в дальнейшей переписке кое-что проясняется: так, например, резидент отвечает Михаэлису пространным письмом, полным намеков, и объясняет некоторые политические события в стране, и пишет, буквально, следующее:
  "Не забывайте, что для паствы надо подавать дело так, чтобы ей было понятно. А нам и самим здесь до конца ясно не все. Подайте народу дело в виде несколько упрощенном. Все, что мы делаем, одобрено епископом."
  Заметьте, это - картбланш.
  Далее резидент неожиданно продолжает так:
  "Я видел святых отцов, что поддавались искушению Нечистого, и вступали с одержимыми девицами в греховное соитие, да не просто вступали, а бросались на них, словно звери - стоило им только юбки задрать. Доктор вас осматривал ли? Надеюсь, для вас последствий не скажется? И что вы намерены делать далее?"
  Вот оно! Если Михаэлис лжет, то вот почему: во время изгнания бесов, пользуясь тем, что никто не присутствует при этом, кроме него самого и одержимых, Михаэлис мог совершить с одной из них, или с обеими сексуальные акты, которые впоследствии залегендировал мистификацией. Возможно. Как об этом узнал резидент, иное дело, но он узнал, и вот в своем письме под конец преподнес Михаэлису этот "подарок". Что же, Михаэлис становится вполне подконтролен. Он отвечает следующим образом:
  "Я намерен послужить к пользе нашей Веры и Церкви, и к вящей славе Господней. Случай этот мы назовем случаем особо тяжелым, но и особо характерным. И сколько таких еще будет! Самое главное, чего мы достигли, это того, что заставили бесов отвечать нам.
  Я скажу далее, Монсиньор, что девицы эти не просто одержимы - они околдованы, поскольку от них исходит колдовская сила, но колдуньями они не являются. Стало быть, где-то есть и околдователь. И пока мы этого околдователя не найдем, дела на лад не пойдут.
  Есть подозрение, что околдователь - священник Луи Гофриди, так как я всегда обращаю первостепенное внимание на того, при ком бесноватые сразу утихают - это ведь неспроста. Кроме того, он ведь был исповедником обеих девиц, и они долго, очень долго порой задерживались с ним в исповедальне. Далеко ли тут до греха? Голубицы были очень красивы, и соблазн был велик. Да мало еще того, какая-то из голубиц может от такого оказаться беременной - сами понимаете... избави, конечно, Бог, но какое дитя может породить несчастная бесноватая? - только диавольское дитя. Такое не пристроишь в семью, как это делается обычно - это же, сами понимаете, преступление!
  Зачать можно и в исповедальне, но такой плод греха - все равно проклят. Могло быть и так, что они именно в исповедальне грехам и предавались! Ежели как животные - а что от них еще и ждать - так места там достаточно, я думаю.
  При поступлении в Обитель девицы были обе беременны - грех случился, ну и обе же, конечно, родили. Хотя, слышал я, можно установить, были ли сношения в последнее время, и еще только мы приехали, я просил доктора сделать девицам осмотр. Доктор сказал, что они, в общем, здоровы, но они однозначно были недавно брюхаты, и они обе выкинули. Как он там это определил, я не знаю.
  Кроме Гофриди сюда мало кто из мужчин был вхож. А теперь и Гофриди обители этой избегает."
  Вот и виноватого нашли! Того мало: вот и подтверждения того, что девицы Луиза и Магдалена были беременны, и выкинули. Как? Спорынья. А Михаэлис становится управляем всеми, кто знает о его грехе с девицами. И кто-то ему подсказал про Гофриди.
  Кто? Кому это нужно?
  Резидент отвечает так:
  "Да ведь грех плоти - это мало ли таких случаев? Он сознается в этом с легкостью - что ему грозит такого особенного? А наказать надо. И как следует."
  Михаэлис:
  "Наказать надо, Монсиньор, это верно. Грех плоти - от него один шаг до Сатаны, и его воинства. Сделан ли этот шаг? Будем считать, что да, сделан. А философы так и говорят: Сатана - есть плоть, алчущая сладострастия. Впрочем, это мы пока оставим. Когда демоны вполне начнут нам подчиняться, мы их прямо о том и спросим."
  Ну, разве не понятно, что эти "демоны", как хорошие дети, ответят все, что у них будут спрашивать?
  По этому поводу Михаэлис даже трактат писал, так вот там он объясняет такую послушность демонов следующим образом:
  "Демон отвечает правду, ибо не может лгать перед лицом Господним. А если бы даже и мог? Зачем ему это? Он ведь уже погубил душу колдуна, а больше ему ничего и не требуется. Не защищают демоны своих слуг - они обманщики, это прежде всего."
  Неизвестный очевидец описывает произошедшие впоследствии события следующим образом:
  "В первом часу пополудни благочестивым отцам донесли, что монахиня Луиза Капо впала в сильное оцепенение, и практически недвижима, однако, на задаваемые ей вопросы отвечает связно, толково, и вполне разумно. Патер Михаэлис распорядился перенести Луизу в капеллу, и, в присутствии многочисленных свидетелей из обители, а так же из Священной Канцелярии, и пред очами самого епископа, прибывшего в этот день в обитель св. Урсулы, приступил к ней со святым Словом.
  Луизу Капо принесли в капеллу на носилках недвижимую, но в капелле она смогла сесть, и сидела не двигаясь, и даже не моргая глазами, молча; из раскрытого рта у нее текла слюна.
  - Дочь моя, - начал Михаэлис, - я заклинаю тебя Господом Богом и двенадцатью апостолами его отвечать на наши вопросы.
  - Вопрошайте, - сказала Луиза Капо.
  - Отчего ты беснуешься и богохульствуешь?
  - Я одержима адскими духами.
  - А сейчас ты говоришь от своего лица?
  - Да, они оставили меня. Но ненадолго.
  - Ты сказала, что одержима духами, а не духом. Их больше, чем один?
  - Их три, и все они дъяволы.
  - Что ты понимаешь под дъяволами?
  - Это главные из бесов.
  - Ты знаешь их имена?
  - Знаю.
  - Назови их.
  - Первого зовут Веррин, и он добрый.
  - Добрый? Разве дъявол может быть добрым?
  - Он добрый. Он упрашивает других не мучить меня.
  - Внушает ли он тебе смрадные желания?
  - Нет, я же говорю - он добрый.
  - Чего он хочет?
  - Научить меня любви.
  - Так он - инкуб?
  - Что это?
  - Это дъявол, лежащий сверху.
  - Он не лежал на мне сверху!
  - Говорил ли он тебе, что любит тебя?
  - Нет.
  - Хотел ли он сделать тебя своею супругой?
  - Нет.
  - Называл ли своею невестой?
  - Нет, нет, нет.
  - Имел ли он с тобой прелюбодеяние?
  - Мне стыдно.
  - Отвечай!
  - Да! Да! Да!
  - Чем же он соблазнил тебя?
  - Он не соблазнял. Он налетел, как дикий зверь, я ахнула - и он был уже во мне.
  - Где - в тебе?
  - Там. Там, глубоко...
  - И что он там делает?
  - Щекочет. Он делает мне приятно...
  - Опусти рубашку, дочь моя, - приказал Михаэлис, - И продолжай.
  - Вопрошайте.
  - Почему этот дъявол так добр к тебе?
  - Он - католик.
  - Дъявол? Католик?
  - Он - католик, ставший дъяволом из-за несчастной страсти.
  - А кем же он был, пока не стал дъяволом?
  - Святым отцом.
  - Как его звали?
  - Отец Жорж Лонже.
  - Он был грешник?
  - Нет он не грешник. Он - легкий...
  - Легкий? Что это значит?
  - Не знаю. Но он легкий.
  - Может быть, ты хочешь сказать, что он принадлежит к чину воздушных демонов?
  - Именно так.
  - И что он делает?
  - Он носится по свету, и играет, играет... Он говорит: "то, что для вас - жизнь, для нас - игра!"
  - Где он находится?
  - Я же показала - вот здесь...
  - Да не в теле твоем, несчастная! Он в аду?
  - Не знаю. Я больше ничего не знаю.
  - А второй - кто он?
  - Его имя - Левиафан.
  - Каков он к тебе?
  - Он злой, он мучает меня.
  - Мучает? Говорит ли он тебе какие-нибудь кощунства?
  - Нет.
  - Подвигает ли он тебя на греховные желания?
  - Нет, нет, нет!
  - Что же он делает?
  - Корчи.
  - Корчи? Почему?
  - Потому что я не согласна с ним.
  - Он что, спорит с тобой?
  - Он любит рассуждать, и заставляет меня по ночам спорить с ним.
  - И когда ты с ним не соглашаешься, что он тогда делает?
  - Он бесится.
  - Каким образом?
  - Он заставляет меня биться головой о стены.
  - По ночам, или в любое время?
  - Только по ночам. А днем он может вызывать только корчи.
  - Он протестует еще против чего-нибудь?
  - Да, против вас, святые отцы.
  - Он грозит тебе чем-нибудь?
  - Говорит, что убьет меня, если я не стану слушаться его. Это все.
  - Кто третий?
  - Его зовут "Похоть". Но это не есть его имя, а только его назначение - он дух нечистых помыслов. Он по ночам рассказывает мне о мужчинах, и показывает их части. И ваши тоже, святые отцы.
  - Какой чин он имеет?
  - Я больше ничего не знаю.
  - О ком он чаще всего нашептывает тебе?
  - О патере Луи.
  - О каком патере Луи?
  - О Лоисе Гофриди.
  - А почему, ты думаешь?
  - Потому, что патер Луи - чародей.
  - Так это он наслал на вас демонов?
  - Да, он наслал демонов.
  - И каким образом?
  - Отравленными розами, и дуновением изо рта своего.
  - Где?
  - Не знаю... - Луиза замерла, к чему-то прислушалась, забеспокоилась, испустила отчаянный крик, какая-то сила вывернула ей руки в локтях, и она скатилась с носилок на пол.
  Его высокопреосвященство тихо обратился к присутствующим:
  - Прошу всех, кто здесь находится, сохранять пока виденное и слышанное здесь в тайне. Это очень важно. И я...
  Луиза дико крикнула, и завизжала нечеловеческим голосом, явно пытаясь продолжить мысль епископа:
  - ... Отлучу каждого, кто разгласит тайны этой капеллы, и тем самым сотворит потворство уличенному вероотступнику Лоису Гофриди!
  Епископ, который собирался сказать именно это, вскочил с места, и вытаращил глаза.
  - Встань! - приказал отец Михаэлис Луизе, простирая к ней руку.
  Но Луиза не встала. Вой ее загремел под сводом капеллы, и она забилась в корчах, что и было отмечено многочисленными свидетелями."
  Ну, как говорится, комментировать нечего. Особых чудес нет, кроме чтения мыслей епископа. Очень убедительно. Теперь и епископ верит полностью в это дело.
  И имя Гофриди тут же, как по заказу, названо! Описан и метод, и мотив. Как все удачно, не так ли?
  Но зачем это Михаэлису?
  А ему ли?
  Следующее письмо Михаэлиса, быть может, что-то и разъяснит:
  Слава Господу нашему Иисусу Христу во веки веков, аминь!
  Желаю довести до вашего сведения, Монсеньер, последние события, происшедшие в обители св.Урсулы в г.Эксе, которые лично довелось мне наблюдать, и в которых пришлось мне принять участие, ради исцеления и изгнания дьяволов, одержащих монахинь девиц Капо и де ля Палю, к пользе Церкви, и к вящей славе Господней.
  С самого начала дня мы отчаянно сражаемся с целым легионом демонов, что вселились в одну только Магдалину де ля Палю. Сия девица Магдалина вообще не поддается экзорцизму Церкви, в отличие от Луизы Капо, каковая экзорцизму поддается, но большее время находится в оцепенении; Магдалина же в оцепенении находится меньше, и больше беснуется, и от этого тоже может быть польза - можно выспросить у нее очень многое, ежели, конечно, знать что выспрашивать; в этом видим мы великую пользу, даже большую от того, чтобы немедленно изгнать этих дъяволов, ибо знанием о них вооружаемся против них, дабы изгнан был злой дух, полный лжи и беззакония, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов; змей, носитель хитрости и бунта, изгнанный из рая, недостойный милости божией, сын тьмы и вечного подземного огня, хищный волк, волк из-за моря; полный невежества черный демон, дух ереси, исчадие ада, приговоренный к вечному пламени, вышедший из вечного пламени, и стремящийся в вечное пламя, негодное животное, худшее из всех существующих, обезьяна Царя небесного, козлиный повелитель, Бегемот, Левиатан, и крокодил, князь саранчи и повелитель мух, вшей, клопов, крыс, и пауков, сороконожек и сколопендр, скорпионов и червецов, соблазнитель человеков, подземная жаба, зверь, волчище, вепрь; Сатана - вор и хищник, полный сладострастия и стяжания, дикий вепрь, разрушающий вертоград господень, аггел сатанинский, жало плоти праведных, злой дух, приговоренный к вечному мучению, грязный обольститель и пьяница, корень всех зол и преступлений, изверг рода человеческого, злой насмешник, полный лживости и возмущения; "мессир говоришь, но не делаешь", враг правды и жизни, источник несчастий и раздоров, бешеная собака, подлая змея, диавольская ящерица; ядовитый скорпион, подлый дракон, черное чудище, полное злых козней; лакей Бельзебуба, привратник Ада; козлище, страж свиней и вшей, зараженное страшилище, черная ворона, рогатая гадина, лжец коварный, поганый, зачумленный, полный всяческой скверны Сатана!
  И вот, после долгих уговоров и подобных вышеприведенному заклятий девица Магдалина стала давать нам свои показания. Среди таковых, большинство коих мерзостны необычайно, она так же показала, что ее испортил своими чарами недостойный называться патером и клириком колдун и еретик Луи Гофриди, и в перерывах между припадками умоляла нас поскорее избавить ее от населяющих ее в великом множестве дъяволов, одним из которых является сам Бельзебуб! Тут же отец Николя и начал заклинать Бельзебуба, требуя от него, чтобы сей Бельзебуб покинул тело девицы Магдалины.
  Во время заклинания Бельзебуб продолжал терзать Магдалину, то с силою бросая ее на живот, то опрокидывая на спину; до трех или четырех раз он принимался душить ее за горло. За обедом демоны продолжали истязать ее, пригибая ей голову к земле, а за ужином они ее пытали в течение целого часа, выворачивая ей руки и ноги с такой силой, что у нее кости трещали, и все внутренности переворачивались; окончив истязания, они погрузили ее в такой глубокий сон, что она казалась мертвою.
  Отец Николя, дабы проверить, что именно демоны вселились в Магдалину, подготовился, и многие вопросы задавал ей на латинском, греческом, немецком, и даже еврейском языках. Отвечала Магдалина по-французски, но толково, связно и правильно, что доказывало, что сидящие в ней демоны вполне понимают задаваемые вопросы. Отвечала она и на мысленные приказы, вслух не произнесенные, что окончательно убедило нас, Монсеньер, в истинной одержимости обеих монахинь.
  Но когда отец Николя приказал демонам поднять Магдалину на воздух, они отказались это сделать, из чего отец Николя заключил, что случай этот не настолько тяжел, каким кажется, и справиться с ним можно, ежели желать этого, и найти правильный подход. Самым же главным условием успеха отец Николя посчитал изобличение и казнь окаянного колдуна Луи Гофриди, священника-вероотступника.
  Еще отец Николя сказал, что нужно нам ночью удалиться в капеллу без девиц, и особыми молитвами, кои писаны когда-то были папою Львом в книге "Энхиридион", потребовать от Бельзебуба если не освобождения девиц от демонов, так хотя бы чего-то, окончательно изобличающего колдуна Гофриди, ибо известно, что как только колдун бывает осужден и сожжен, так все его чары распадаются, и более силы не имеют.
  Ночью мы с отцом Николя удалились в капеллу без девиц, и отец Николя, взяв "малый Энхиридион" (есть и большой), произвел все необходимые к этому случаю заклинания. Бесы взволновались невероятно, что явствовало из того, что по капелле принялся гулять невесть откуда взявшийся ветер, и огни свечей задрожали, пока ветер их совсем не задул; и случилось следующее: капелла осветилась неровным красноватым сиянием, распахнулись двери (к нашему ужасу, так как двери пред этим были заперты лично мною, и весьма основательно), и в капеллу медленно вплыла Магдалина, по воздуху, в сбитой до подмышек рубахе, и с развевающимися волосами. Магдалина повисла в воздухе в самом центре капеллы, подтянула ноги к животу, и развела их, демонстрируя нам то, что находилось у нее между ними; но мало этого - оттуда глядела ужасающего вида демонская рожа, отвратительно ухмыляясь при этом!
  Я, будучи испуган, не нашел ничего лучшего, как швырнуть в мерзкое исчадие чернильный прибор, который демонская пасть без всякого затруднения и заглотала. Я был близок к беспамятству, а отец Николя, присутствия духа не потерявший, сотворил молитву, и тут же видение распалось искрами, словно его и не было, а чернильный прибор мой неизвестно откуда со свистом влетел в наш круг, и хватил меня в голову с силою, с которой молотобоец смог бы и быка свалить; и я тут же рухнул без памяти.
  Когда же я пришел в себя, отец Николя решил упросить меня повторить заклинания, и я, невзирая на то, что лицо мое было залито кровью и чернилами, согласился. Было снова произведено заклинание, и задрожал от этого пол, и задрожали своды капеллы, и вновь двери распахнулись, и подобно вихрю в капеллу влетела Магдалина, отчаянно вопящая, и охваченная пламенем.
  "Магда кое-что принесла для тебя, святой отец!" - высоким, плачущим голосом закричала она, и перед ногами отца Николя упал запечатанный черным воском свиток красноватого пергамента, в котором было начертано следующее:
  
  "Я, патер Лоис Гофриди, отдаю тебе, Люцифер, себя со всеми моими добрыми и злыми делами, за исключением благодати св. Тайн, из сострадания к душам тех, коих мне придется наставлять.
  Подписано кровью: патер Лоис Гофриди .
  Я, Люцифер, принимаю предложенное, и в награду доставляю тебе, патер Лоис Гофриди, власть околдовывать дуновением уст твоих всех жен и девиц, коих ты пожелаешь.
  Подписано: Люцифер ."
  
  Когда же я прочитал этот документ, у меня не осталось ни малейшего сомнения в виновности упомянутого Луи Гофриди, и, поскольку с моей стороны, как инквизитора, должны были воспоследовать некоторые действия, дабы сей Гофриди не имел возможности скрыться, я позвал доктора, и послал его к епископу, передать от меня требование о немедленном аресте Гофриди, и позвал брата Гильома, наказав ему отправиться к дому Гофриди, и наблюдать за ним, дабы его нам не упустить. Гильом пошел со сбирами, и до утра они наблюдали за домом, а к утру Гофриди был схвачен, и препровожден в тюрьму, где он и находится сейчас, и слышал я, упорствует в непризнании своей вины. А отец Николя отбыл в Реймс - его туда призвали неотложные дела, и мы с ним попрощались, и остались одни.
  Более, Монсеньер, ничего особенного не происходило, и сейчас я занимаюсь дальнейшим изгнанием демонов из одержимых девиц Капо и Палю.
  С искренним к Вам почтением остаюсь:
  МИХАЭЛИС.
  
  И опять таинственный отец Николя, и вот вам пожалуйста: уже и чудеса налицо. Но этот Николя отбывает в Реймс, так что с него и взятки гладки, так что тех, кто видел упомянутые чудеса, остается немного: один Михаэлис. Но дальше становится еще интереснее: в следующем письме Михаэлис пишет следующее:
  " Не могу не донести Вам, что ходил я и к матери-настоятельнице, которую пригласил прогуляться в саду, чтобы приватно расспросить ее о Гофриди. Она всегда отзывалась о нем с большой нежностью, к тому же, и мы с ней очень дружны (NB!!! Б.Багратов).
  Весть об аресте Гофриди облетела уже весь город, а что касается монастыря, то здесь об этом только и говорили. Все были растеряны и расстроены, а многие и испуганы - в особенности те, чьим исповедником был Гофриди - теперь отпущения грехов, данные им, недействительны, несмотря даже на то, что известно: Гофриди своего права на отпущение Люциферу не передавал. Однако, настоятельница еще более всех поражена и напугана: просто места себе не находит.
  Я ей сказал, что теперь все знают о том, как патер Лоис Гофриди околдовал двух монахинь - видимо, с целью соблазнить их, или, уже соблазнив. Но я добавил, что хочу знать, не соблазнил ли он также и ее.
  Настоятельница все отрицала, но я убеждал ее, что мне надо понимать, как здесь все происходило, и почему, а мне уже донесли, что Гофриди пользовался ее расположением; и либо мне нужно уяснить, как все было на самом деле, чтобы заодно и объяснить все, и даже - отвести удар, что ей наносит сей донос, или же дать делу законный ход, а донос есть донос, и неважно потом будет, как оно было на самом деле - ежели человека уже облили нечистотами, он будет вонять, пока не отмоется.
  Настоятельница поинтересовалась, что именно говорится в этом доносе.
  Доноса-то не было, Монсеньер, это были мои догадки, но я, ради благого дела солгав, расписал ей, что среди прочего и то, что она находилась с Гофриди в греховной тайной связи, и, даже, что она сама и соблазнила его, когда он получил свой приход, да еще то, что десять лет тому она была даже от него беременна, но куда делся плод этой связи, никому ныне не известно. Коротко - как и обычно. (NB!!! Б.Багратов).
  Но настоятельница все отрицала.
  Я напомнил ей, что было так, что она при мне отзывалась о Гофриди очень положительно. Настоятельница возразила, что трудно было тогда найти человека, который не отзывался бы положительно о патере Луи Гофриди.
  Я сказал ей, что ее признания я все равно добьюсь, не так, так по другому, ибо ее признание послужит мне к окончательному подтверждению виновности Гофриди, стало быть, оно мне необходимо. От нее только зависит - останется ли это между нами, или не останется. На дознании, посулил я, этот вопрос фигурировать не будет, равно как и донос - в том случае, конечно, если она станет со мною сотрудничать по доброй воле, а не по принуждению - и так против Гофриди обвинений более, чем достаточно!
  Настоятельница призналась, что оказывала Гофриди некоторое расположение, и написала ему пару писем."
  Итак, Михаэлис вербует абатису, классически вербует, и она начинает отдавать ему информацию. Информацию, убеждающую Михаэлиса в его правоте. Случайно ли это?
  Михаэлис позже в частных письмах признавал, что никогда не питал иллюзий насчет "плотской чистоты" в монастырях своей провинции, да и всей Франции, поскольку Михаэлис в плотскую чистоту кого бы то ни было ни на гран не верил, и потому не верил, что абатиса чиста и невинна, и тем более, чем более абатиса старалась внушить это. Девственность монахини всегда можно было проверить подсматриванием через отверстие в полу - на это инквизиторы имели право, для чего, кстати, и держали в своем штате врачей, и делалось это частенько, например, инквизитор Кошон таким образом проверял девственность Жанны Орлеанской, но и наличие ненарушенной девственности не было для Михаэлиса доказательством чьей-либо непорочности. Михаэлис отлично знал, что во Франции водятся врачи-авантюристы, которые очень искусно зашивали девственную плеву любой, кто изъявит желание, да заплатит за это дело сто пятьдесят имперских талеров. К помощи этих умельцев прибегали знатные дамы перед замужеством, и прочие, кому девственность была нужна, но наибольший вес в клиентуре рефлораторов имели, само собою, монахини. Можно было спокойно родить десять детей, и умереть непорочной девой. И это не считая того, что Михаэлис называет "греческим развратом", который мы ныне называем "французским", и имеем к тому массу оснований.
  Интересно следующее описание, относящееся к тому же времени: как-то в Аррасе собрались несколько монахов, у которых пробка у нас хлопала за пробкою, как это водилось в те времена. Стали они орать песни, и некий буржуа стал их всех стыдить. А был среди них заводилой некий Жильберт, так тот начал проповедовать в том духе, что раз вино есть кровь Господня, то вкушать таковое - не только что не грех, но даже дело святое и богоугодное, и кто больше всех пьет, тот и есть самый святой, поскольку причастия священного в нем больше находится. И был еще среди них некий Расмус, так он задал винному аббату Жильберту коварный вопрос: раз пить вино, по его словам - дело святое, то что он скажет насчет пития пива, которое во множестве пьют в Германии и Фландрии? Договорились до вывода, что пиво, напротив, есть кровь Искусителя. Дело кончилось тем, что пьяные братия спустились в подвал, и принялись разбивать бочки с пивом, а Жильберт с крестом в руке противостоял взбешенному хозяину, и пытался изгнать из него беса заплетающимся языком.
  Вот такие нравы, и с чего вдруг такая строгость в Провансе?
  В Париже в это время как раз была смута: в мае убили короля Генриха IV де Бурбона, и есть свидетельства, что в провинции, в народе, вообще-то знали про смерть короля, но искренне полагали, что умер он своей смертью. В провинции о смерти короля вообще старались не говорить, словно ее и не было, а имени де Равальяка никто никогда не слышал. В Провансе был свой злодей из злодеев - Гофриди. И пошли проповедники по всей Франции, рассказывая, что Гофриди - один из самых страшных колдунов, которые появлялись в Провансе аж со времен столетней войны - то есть ставили его даже выше "Синей Бороды" Жиля де Ре.
  Не была ли эта шумиха с одержимыми и колдунами специально и задумана для того, чтобы отвлечь внимание народа от подлинных безобразий? Пока идет борьба за трон, народ обсуждает, как Гофриди подписал договор с Дьяволом, где обязался отдать последнему в вотчину весь Экс и прилежащие окрестности, что Гофриди командует неисчислимыми полчищами лярвов, то бишь - "масок", то бишь - летающих ведьм, которые славны тем, что высасывают внутренности из одиноких ночных путников, и что с помощью этих лярвов Гофриди насылает моры, градобития, и падеж скота; что сам он всегда был самым почетным гостем на всех шабашах, и даже в самой синагоге Сатаны, а в пищу он употребляет мясо младенцев, причем как живых, так и мертвых, каковых младенцев он лично выкапывает на кладбищах, и что Гофриди умеет колдовским образом выкрадывать нерожденных младенцев даже из чрева матери, и пожирать их; а женщины после этого разрешаются воздухом и смрадом. Льежский каноник Маттео, писавший демонологические трактаты, использовал все слухи о Гофриди, доходившие до него, в качестве "достовернейшего фактического подтверждения козней Нечистого против праведных." О деле заговорили при дворе. Некоторые дамы из особенно отчаянных пытались подкупать монастырских, духовных, и полицейских чинов с целью переговорить с арестованным Гофриди, и выведать у него его колдовские секреты, которые потом и использовать в своих "политик" в целях несомненно террористических. Королева стала бояться дурного глаза и порчи, и раз едва не сошла с ума, натолкнувшись в коридоре Лувра на розу - говорили, что Гофриди вселил в монашенок демонов именно посредством особо приготовленных роз, в которые он и насажал дъяволов в великом множестве. В семьях принцев крови снова заняли достойное место придворные предсказатели и некроманты, отлично поделившие кусок со священниками, и в коалиции с ними пользовавшиеся темными страхами потомков Гуго Капета и Шарлеманя по побочным линиям. В общем, времена наступили веселые - куда там еще и временам Луи Х де Валуа!
  Впрочем, кончалось все это концом вполне счастливым, и общественно полезным: по великой милости Господней великий грешник был наконец изловлен, и понесет теперь должное наказание, хотя и сложно придумать достойное наказание такому чудовищному человеку, да еще сидящему под сердцем матери - святой Римской Католической Церкви, обманывавшему несчастную паству, и лишавшему смиренных овец надежды на спасение души; и теперь дело за властью светской, долженствующей кинуть богоотступника в костер. Однозначно все это было политически выгодно Парижу, и особенно - некоторым лицам, стремившимся подчинить французскую королевскою власть клиру, да не просто клиру, а Ордену Иисуса, который как раз в то время набирает полную свою силу.
  Однако, вернемся к самому делу: Михаэлис продолжал изгонять бесов из монахинь, и с Луизой у него что-то начало получаться. Нужен же был успех! Обратимся к нашему источнику:
  "Патер Михаэлис снова приступил к изгнанию беса из монахини Магдалены. Несчастная девица дрожала, каялась, и плакала. Луизы Капо не было: она находилась в непробудном сонном оцепенении.
  Час второй продолжалось заклинание, но безуспешно.
  - Да будь он проклят, окаянный колдун! - закричала вдруг Магдалена.
  - О ком ты говоришь, дочь моя?
  - О Лоисе Гофриди! Негодяй! Он соблазнил меня! Я в тягости от него! И проклят плод чрева моего, ибо это и есть те бесы, что сидят во мне!
  - Он таким образом вселил в тебя бесов?
  - Да.
  - Сколько же раз?
  - Каждый раз он вселял по одному.
  - Так значит, он совратил тебя многажды?
  - Столько же раз, сколько во мне сидит дьяволов."
  Остановимся на этом, и вспомним: сколько, по показанию самой Магдалены, было в ней дъяволов? Она же показала, что в ней сидит их 6666! Возьмите за труд посчитать, с каких лет совратил ее Гофриди, если ей было девятнадцать, и она только два года была в монастыре?
  Это или недоработка, или девица Магдалена оставляла себе путь для оправдания. Она лгала так, чтобы всегда можно было это опровергнуть, и сослаться на сумасшествие. Но Михаэлис? А Михаэлис просто продолжает спрашивать!
  "Когда он впервые приблизился ко мне, он взял меня рукой, вот здесь, и я испытала такое...
  Внезапно рот ее захлопнулся, голова откачнулась, точно Магдалена получила мощный удар в челюсть, и глаза ее остекленели.
  С криками, с грохотом в капеллу сама, без сопровождения, выкидывая неуклюже из под рваной рубахи голые грязные ноги, вбежала Луиза Капо, и кинулась ниц у ног Михаэлиса.
  Михаэлис стал читать над ней заклинания. Луиза некоторое время беспокойно шевелилась, а потом выкрикнула голосом одновременно и тонким и хриплым - от сильного напряжения голосовых связок:
  - Мы выходим! Один из нас выйдет от левого виска, второй - от левой руки, а третий - от правого нижнего ребра!
  Луиза дико закричала, хватаясь одной рукою за правый бок, а другой - за голову. Лицо ее исказилось гримасой дикой боли, она рванулась, упала на спину, перевернулась на живот, завыла, и потеряла сознание.
  Магдалена, которая все это время сидела с открытым ртом и остекленевшими глазами, с тихим стоном сползла со своей скамейки, и, стоя на коленях, шепнула:
  - Пресвятая дева! Прости нас! Защити! Это он! Горе нам - теперь он нас не оставит!
  Голова ее опустилась вниз так, словно она клала ее на плаху, и с ужасом ждала удара топора. Затем она, как куль, повалилась на бок, и так же впала в беспамятство."
  Это все. А что же в хронике? Пожалуйста:
  "Когда Луизу Капо осмотрели, то отметили, что в тех местах, откуда выходили из девицы Луизы демоны, появились надписи, как бы выжженные на коже - JESUS, MARIA, JOSEPH."
  А что же с самим Гофриди?
  Цитируем тот же источник:
  "Седьмой день продолжался допрос под пыткой* обвиняемого Лоиса Гофриди по обвинению его, поименованного Гофриди, духовного священника, в околдовании одержимостью девиц Луизы Капо и Магдалены де ля Палю, урсулинских монахинь обители близ города Экса. Первые два дня по три раза Гофриди подвергался испытанию горячей водой, которая заливалась ему в горло посредством воронки, на пятый же день применили сапоги из козлиного пергамента, которые надевали ему на ноги мокрыми, а затем сушили в огне - ибо чем же еще и наказывать еретика и богоотступника, как не кожею диавольского козлища, да только толку так от Гофриди и не добились - Гофриди клялся именем Пресвятой Девы, святых и апостолов, почитаемых в лоне матери нашей, Святой Римской Католической Церкви, а также именем Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятой Троицы, что он ни в чем не повинен, ни в чем не сознается, да и сознаваться ему совершенно не в чем. Потом было сознался он в любострастиях, но взял вскоре свои слова обратно, говоря, что не желает компрометировать тех, с кем он предавался этому пороку, ибо святые мужи настоятельно просили его назвать имена жертв его сладострастия. Он отказался, и заявил, что признание сие вырвано у него мучением испытания, и стал упорствовать, отчего и пришлось прибегнуть к сапогам из козлиного пергамента, выше упомянутым, снова, с большею страстью, и с троекратными молениями. При этом испытании сапогами Гофриди уже только плакал, дабы лживыми слезами своими при диавольском наущении разжалобить духовного судию епископального судилища, ведшего следственное дознание священной инквизиции римской и французской, находящейся под покровительством Его Святейшества Папы, и Его Преосвященства архиепископа Реймсского, разжалобить он пытался так же и братьев истины, и досточтимого отца-инквизитора Прованского, каковой был главным обвинителем упомянутого Гофриди - патера Михаэлиса.
  Но, хвала Создателю, все сие слезоточие было тщетным: лживые слезы не тронули сердец благочестивых отцов, и решено ими было, ввиду упорного нераскаяния еретика, богохульника, и колдуна Лоиса Гофриди, продолжить испытание дыбами и кнутами, ужесточая сие испытание в стремлении, хотя и подвергая мукам грешную плоть отступника, спасти его бессмертную душу.
  Когда Гофриди предупредил о том, что его ожидает, пришедший к нему в подземелье для увещания святой отец обетованный Иорден из Лилля, из капуцинов св. Франциска, то грешник сей только разрыдался, и даже лишился от ужаса чувств, однако так и не поспешил с признанием. Это упорство, несомненно вызванное диавольскими кознями, помощью его и поддержкой, не помешало достойному брату Иордену из Лилля молиться о спасении души упомянутого Гофриди со всею пламенностию и состраданием.
  Утром, как только взошло солнце, упомянутый грешник и бывший духовный священник отлучаемый и отвергаемый от сана и Церкви, поименованный Лоис Гофриди, чародей и колдун, еретик, ересиарх и демонопоклонник, раб Нечистого, называемый им "Лонгос", или "Лонже", что нам известно доподлинно, был взят из подземелья тюрьмы священной инквизиции для пытки на дыбах.
  Когда же он был введен, и отец викарий возвестил ему, что предстоит ему перенести страдания во имя истины, и ради искреннего его раскаяния, дабы облегчил он покаянием душу свою и был возвращен в лоно господне; и ради спасения души его должно будет терзать его бренное тело, но что это - менее чем ничто по сравнению с муками Искупителя нашего на кресте, принявшего смерть во искупление грехов человеческих, и прочее, и прочее, Гофриди, слыша это, от страха испустил мочу, и впал в беспамятство, из-за чего испытание было задержано, и Гофриди передан был лиценциату медицины Легару, дабы тот привел его в сознание, и укрепил его телесные силы перед предстоящим испытанием. Когда же упомянутый грешник Лоис Гофриди пришел в себя, отлитый холодной водою, то ему связали руки за спиной, и между них вложили железный ключ, к ногам же его была привязана тяжесть весом в 180 ливров, после чего он был подвешен на блоке, и трижды брошен, и трижды вздернут, дабы как следует сотрясти все члены его тела. Но, поскольку Гофриди молчал, так было продолжено до семи раз. Гофриди скрипел зубами, испускал зловонные ветры, и кричал, что невиновен. Тогда было добавлено веса к его ногам сначала до 200, а затем - до 252 ливров, и бросали его уже до десяти раз, и так продолжалось посемижды, после освидетельствования тем же лиценциатом Легару, который говорил, что испытание можно продолжить, так как сей грешник весьма крепок телом. Гофриди кричал, и выл подобно волку, и сочленения его трещали, но, когда его сняли и спросили, признается ли он, он снова ответил нам, что ни в чем не признается.
  Тогда, посовещавшись, святые отцы, равно как и мы все, решили, что Сатана укрепляет сему Гофриди дух его, и делает нечувствительным к страданиям. Решили тогда добавить весу к ногам его до 300 ливров*, но бросить только трижды, дабы вконец сего грешника не изувечить, ибо милость должно проявлять и к грешникам, и проявляемая милость дает плоды не менее обильные, нежели твердость к самым закоснелым еретикам. Так и сделали, но Гофриди опять сказал, что ему не в чем признаваться.
  Тогда стали искать на его теле заколдованные места, к которым прикасался Дьявол: длинную иглу втыкали в его тело, бдительно следя, в каком месте он не почувствует боли, и где не выступит кровь; нашли такие места возле обоих его яиц, а также вокруг заднего прохода грешника, и изобличили его, но он снова отказался признаться.
  Чтобы лишить чертовы метки силы, надо смочить их святой водою, и начертать на них крест святым елеем, но делать это в таких местах было бы кощунственно, а Нечистый только и ждал подобной ошибки, но ведь метки делали колдуна нечувствительным к страданиям; было, однако, решено выжечь все это каленым железом, и при этом читать "Богородицу". Так и сделали. Двое подручных главного палача перекинули Гофриди животом через "козла", и притянули ему голову как можно ниже, а палач принялся выжигать те места, что ему указали, старательно и точно. Гофриди уже не кричал, но только глубоко втягивал носом и по временам кряхтел, закатывая глаза. В беспамятство он уже не впадал. Потом подручные повытчика подхватили Гофриди, и потащили его к блоку. Гофриди стонал. Швырнув его на пол, подручные заломили ему руки за спину, и стали скручивать ему запястья длинным волосяным шнуром. Гофриди истошно вопил, так как плечи его были вывихнуты предыдущими пытками на дыбах.
  Легару было приказано плечи вправить, но тот сказал, что они опять выйдут, ибо растянуты, и надо на сегодня испытания прекратить, ибо все равно Гофриди ничего связного не говорит, и сказать не может. Так и порешили, и оставили до утра.
  Едва только солнце снова затеплилось над благословенным городом Эксом, палач с подручными снова пришел за Гофриди. Тот был в сознании, но ходить не мог, и потому его принесли на руках. Посадив на лавку, сзади которой поставили распятие, а по правую и левую стороны - подсвечники с горящими толстыми восковыми свечами, его оставили сидеть так, пока что в полном одиночестве. Из примыкающей к застенку комнатки, снабженной смотровым глазком - замаскированным в виде всевидящего божественного ока, намалеванного на стене застенка - за происходящим наблюдал Михаэлис, пламенно молился. Отец викарий так же находился в этой комнатке - он молился у некоего подобия церковного алтаря, в этой комнатке сооруженного.
  Затем оба святых отца, потупив очи, и распевая "богородицу", вошли в застенок за спиной у Гофриди.
  Гофриди не обернулся.
  - Итак, Гофриди, - начал Михаэлис, - Ты полностью изобличен: во-первых - в колдовстве, во-вторых - в малефиции, в третьих - в демонопоклонстве, а в четвертых - в сношениях с Дъяволом. Кроме этого, как бывший священник, ты обвиняешься в отступничестве и ренегатстве, то есть - в самых тяжких преступлениях против Веры, а так же и в ереси, поскольку отступление от Веры есть ересь. Тебя уже предали торжественному отлучению, и ты все равно будешь предан в руки светской власти. Из этого следует, что своим упорством в непризнании ты только увеличиваешь и продолжаешь свои муки, и это нам очень прискорбно.... Покайся, и ты прекратишь бессмысленные мучения. Признайся!
  - Мне не в чем признаваться, святые отцы, - прохрипел Гофриди в ответ.
  - Ты хочешь сказать, что на двух урсулинок Луизу и Магдалену не насылали бесов? - спросил немедленно отец викарий.
  - Не знаю. Но наверное, насылали, раз они одержимы.
  - Раз ты сам признаешь, что бесов должен был наслать кто-то, значит ты не отрицаешь того, что иначе одержимость бы не возникла?
  - Точно не знаю. Знаю только, что если кто и наслал бесов, то это сделал не я.
  - Ты не отрицаешь того, что бесов можно наслать только посредством колдовства?
  - Я не знаю, так это, или нет.
  - Но ведь в писаниях отцов Церкви ясно сказано, что это так! Или ты хочешь подвергнуть сомнению писания отцов Церкви?
  - Я не стану противоречить ничему, что утверждается в писаниях отцов Церкви.
  - Стало быть, ты признаешь то, что бесов насылают только колдовством и никак иначе?
  - Да, я это признаю.
  - Так же в этих писаниях говорится, что околдованные, по особой к ним милости Божией, всегда могут верно указать на того, кто их околдовал. Ты признаешь это за истину?
  - Может быть.
  - Так признаешь, или же подвергаешь сомнению?
  - Признаю.
  - Так значит ты признаешь и то, что показания околдованных девиц Луизы и Магдалены верны?
  - Мне неизвестно точно, какие именно они давали показания.
  - Они обе, упорно и не сговариваясь, показали многажды, что это ты, Лоис Гофриди, околдовал их!
  - Но я не околдовывал их!
  - А кого ты околдовывал?
  - Почему вы мне не верите, святые отцы? Почему вы лучше поверите сумасшедшим бабам, чем мне, в то время как я в здравом уме? Кого я мог бы околдовать! Да клянусь, я даже не знаю как это делается! Я невиновен ни в чем!
  - Ты снова упорствуешь в своем непризнании?
  - Во имя Иисуса и Марии, я невиновен, святые отцы!
  - Как? Так-таки ни в чем не виновен?
  - Совершенно, святые отцы. Грехи мне были отпущены.
  - Что за такое может быть отпущение, которое отпускает преступление против Спасителя?
  - Я не совершал преступлений против Спасителя.
  Тогда было решено продолжить испытания, только начать с испытания огнем.
  Гофриди привязали в распятой позе к брусу, после чего привели его в чувство двумя ведрами холодной воды. Подручные палача взяли свечи, и принялись жечь ими у Гофриди под мышками. Тот скрипел зубами, и пытался терпеть боль.
  - Признаешься ли ты, сын мой заблудший? - смиренно вопросил отец Михаэлис.
  Гофриди в ответ отрицательно помотал головой, захлебываясь кровавой пеной оттого, что прикусил он язык.
  - На дыбу его! - коротко приказал отец викарий."
  Итак: перекрестный допрос с казуистикой по вопросам Веры. Ничего нового. Эксский викарий присутствует при пытках, поэтому Михаэлис никак не может повлиять на ход допроса. Гофриди отрицает свою виновность.
  Но вот он начинает говорить!
  "Обвиняемый в колдовстве патер Лоис Гофриди, не выдержав примененных к нему пыток, признал все, в чем его обвиняли, что и было зафиксировано должным образом секретарями канцелярии в протоколе дознания. Гофриди пока оставили в покое, однако, с ним не закончили: патер Михаэлис, умудренный великим опытом общения со всякого рода еретиками, предположил, что Гофриди, несколько придя в себя, тут же откажется от своего признания. Патер Михаэлис смотрел как будто в воду - так именно и случилось, и потому сразу после его отречения от показаний, он снова был взят на допрос."
  Гофриди сам был священник, а потому вполне обоснованно рассчитывал на то, что пыток к нему более не применят - пытка после его признания была объявлена прекращенной, а возобновлять пытку было запрещено - ее можно было только продолжать. Зато своим отказом от признания Гофриди вырыл себе другую яму - с этих пор он понимался как вторично впавший в ересь, а это означало совершенно верный смертный приговор. Впрочем, в этом отношении Гофриди было рассчитывать уже не на что, что так, что иначе.
  Перед святыми отцами-инквизиторами стояла сложная задача - раз, сломив обвиняемого физически, они не добились особенного проку, теперь требовалось сломить его морально. Это было куда сложнее. Поэтому отцы-инквизиторы были напряжены, сильно взволнованы, и мучительно размышляли, стараясь подобрать к этому случаю наилучшую тактику. Викарий, это отмечено, стоял за то, чтобы, пойдя против установлений, возобновить пытку, задним числом стараясь получить из Рима на то соответствующее разрешение, а в крайнем случае - обойтись и без оного. У Михаэлиса же было на уме нечто другое.
  Гофриди ввели в комнату спиной вперед - инквизиторам предписывалось строго опасаться, чтобы обвиняемый колдун не мог бросить на инквизиторов взгляд первым, дабы не мог он навести колдовства. Для защиты от колдовства же на шеях у почтенных отцов висели мешочки с освященной солью и особыми травами, собранными в вербное воскресение, были так же для защиты от сглаза и наваждения массивные серебряные кресты, и важнейшие амулеты - восковые агнцы. Было зажжено множество свечей, дабы их огонь выжигал всякую дьявольскую злую волю, огонь пылал и в жаровне, в которую, дабы изгнать всяких мелких бесов, подбросили освященной смирны. В благословенном городе Эксе началось решающее сражение с Диаволом и Сатаною.
  Обратимся к источнику:
  "Гофриди повернули к святым отцам, и те в упор встретили его взгляд. Михаэлис быстро произнес:
  - "Семя жены сотрет главу Змия, а Змий будет жалить Ее в пяту". Во имя Отца, и Сына, и святого Духа - amen. Ты можешь сесть на эту лавку, Луи Гофриди.
  - Благодарю вас, святые отцы, - ответил Гофриди, - Самое и время. Мне, признаться, трудно стоять.
  - Я не слышу в твоих речах раскаяния, Лоис Гофриди!
  - Очень жаль, не правда ли?
  - Итак, ты подтверждаешь свои признания, Лоис Гофриди? - спросил отец викарий, хмуря брови, так как уже догадывался, каков будет ответ.
  - Как раз не подтверждаю, святые отцы! Перед Богом и людьми я всегда буду утверждать только то, что невиновен.
  - Но ты же подтвердил все обвинения! Это же записано!
  - Во-первых, я не слышал никаких конкретных обвинений, отец мой! - защищался Гофриди, - а во-вторых - я только два раза сказал "да"! Это было у меня вырвано мукою - я просто хотел прекратить страдания.
  - Если ты хочешь услышать все обвинения, выдвинутые против тебя, ты их услышишь, - веско сказал Михаэлис, адресуясь к Гофриди, - Прямо сейчас. Все обвинения было бы читать слишком долго, поэтому я прочту вкратце мною выписанное. Так слушай:
  "Луи Гофриди прежде всего обвиняется в околдовании им, поименованным Гофриди, монахинь обители св. Урсулы, что в Эксе, поименно: Луизы Капо, и Магдалены де ля Палю, в году от воплощения Господа нашего Иисуса Христа 1610.
  Против демонов, одержащих девиц Капо и Палю, были произведены экзорцизмы Церкви, которые поначалу были вполне безуспешны вследствие поистине диавольской силы околдования, произведенного упомянутым колдуном Лоисом Гофриди, духовным священником, и сии экзорцизмы тогда только усилили беснования одержимых. Одна из одержимых, по имени Луиза, двадцати трех лет, признала и заявила, что в ней сидят три дьявола, поименно: Веррин, которого она назвала добрым дьяволом, легким, из чина демонов воздуха, Левиатан, злой водный дъявол, любящий рассуждать и протестовать, и третий - дух нечистых помыслов, по имени Похоть или Агаб, как позднее было установлено - сам злой дух колдуна Лоиса Гофриди, по имени еще Ланго, Лонже, или Лонгос, что мы узнали при исхождении бесов из упомянутой Луизы Капо. Жертва околдования сообщила, что бесов наслал на нее указанный патер Лоис Гофриди, с помощью нечистого дыхания, что и было в дальнейшем подтверждено, когда сами демоны, повинуясь приказанию благочестивого отца Михаэлиса, чудесным образом доставили вышеупомянутому отцу Михаэлису текст договора с демоном Люцифером или Люцифом, где прямо говорится об упомянутом нечистом дыхании, текст договора прилагается. Все это еще не раз повторялось девицей Луизой Капо, вплоть до того момента, как она освободилась от демонов, и была отрешена от монашества, разрешена от обетов, и передана родственникам под опеку..."
  - Текст этого договора с Дъяволом я могу видеть? - перебил Михаэлиса Гофриди.
  - Изволь, - Михаэлис из своих рук стал показывать Гофриди договор.
  - Свидетельствуешь ли ты свою руку на договоре?
  - Да, это моя рука. Впрочем, только подпись моя. Текст ведь писал не я.
  - А это неважно.
  - И почему текст писан по-французски? Сколько я знаю, подобные контракты всегда пишутся по-латыни...
  - Откуда ты знаешь это? - спросил отец викарий.
  - Да кто не знает этого, святые отцы! Это же везде написано!
  - Не отговаривайся!
  - Я не отговариваюсь..."
  И тут Гофриди рассказывает, что настоятельница монастыря св. Урсулы просила его написать его имя его кровью на листе бумаги. Говорила она, что вложит это в ладанку.
  Момент истины! Провокация налицо: сама настоятельница получила от Гофриди белый лист, на котором можно было написать что угодно! Но что говорит Михаэлис на это?
  " - Люцифер принял вид настоятельницы, - пояснил отец Михаэлис, - что ж, это для него вполне возможно. Итак, Гофриди? Ты что-то хотел сказать еще?
  - Нет, ничего, святые отцы. Что-то есть еще? Прочитайте дальше."
  Гофриди почти сдался: оправдываться бесполезно. Ему не верят, просто потому, что все уже находятся во власти легенды, созданной - а кем? Михаэлисом? Нет, он сам во все это верит. Настоятельницей? А зачем ей это? Да, я постепенно подвожу вас к своей догадке.
  "Магдалена Палю созналась так же в том, что ее испортил своими злыми чарами упомянутый патер Лоис Гофриди, вселив в нее плотские вожделения с целью соблазнить ее, что впоследствии им и было сделано. Склоняя упомянутую девицу Палю к актам прелюбодеяния и гнусного разврата, упомянутый Гофриди вселял при этом в нее дъяволов, каждый раз по одному, всего же числом до шести тысяч шестисот шестидесяти шести, как указано в акте следствия, заверенном самой Магдаленой Палю, девятнадцати лет, монахиней обители св. Урсулы, ныне отрешенной от монашества, освобожденной от обетов, и переданной под опеку родственников. Кроме того за неделю до появления у девиц Капо и Палю истинных признаков одержимости, в обители была изведена ядом монахиня, которая неоднократно заявляла кастелянше упомянутой обители, что знает в монастыре разные греховные тайны, каковые тайны монахиня унесла с собою в могилу, а потому подозрения в этом злодеянии падают так же на упомянутого патера Лоиса Гофриди, ибо, наверное, он боялся разоблачения."
  Что за монахиня? Где ее имя? Она была отравлена? Кем?
  "Кроме того, девицами Капо и Палю говорилось, что сам Гофриди часто ночами являлся к ним, и приглашал их на шабаш, обещая тогда избавить их от мучающих их демонов, и сделать им многие блага, и прочее, обещаясь так же сделать их, упомянутых девиц, своими диавольскими супругами, и повелительницами Мира сего..."
  И вот тут Гофриди понимает все:
  " Гофриди, насколько мог, громко закричал:
  - Вот, святые отцы! Да это же заговор!
  - Кого ты обвиняешь в заговоре? - спросил отец Михаэлис.
  - Девок! Они лгут. И я знаю, зачем им это надо! Они же мне за то, что я их обрюхатил... мстят! Мой грех, но я говорю - мстят они!
  - А я тоже лгу? Я тоже в заговоре? Или, может, ты и меня обрюхатил?"
  Ай да святой отец Михаэлис! Вот так сказано!
  "- Да вас просто обманули, святой отец! - завопил Гофриди.
  - Ты думаешь, меня так просто обмануть?
  - Но это единственное, чем можно объяснить все!
  - Да не единственное!"
  Итак: Гофриди однозначно виновен в связях с Магдаленой де Ла Палю, и Луизой Капо. И какие-то отношения были у этого галанта с настоятельницей. Дальше?
  Дальше просто: прерывая беременность, девицы воспользовались каким-то препаратом спорыньи, и токсические реакции решено было легендировать приступом одержимости, поскольку их, по каким-то причинам, невозможно было скрыть. Но далее девицы стали уже сознательно употреблять спорынью, с тем, чтобы выдавать себя за бесноватых, и им явно содействовала абатиса. Видения Михаэлиса, и других участников обусловлены тем же: их могли подпаивать тою же спорыньей. Но кто это мог, кроме абатисы?
  Три влюбленные женщины, которые решили погубить неверного любовника? Или история с Иосифом-прекрасноликим? Кто кого соблазнил? Во всяком случае, три брошенные женщины объединились с целью мести, и месть их была действительно ужасна.
  Это объясняет все. Есть такие люди, которые вызывают практически во всех сексуальное желание, и, постольку поскольку всем не достается, таким людям начинают мстить - как правило, отвергнутые им претенденты.
  Итак, заговор. Но две из заговорщиц постоянно принимают сильнодействующий наркотик, который меняет их сознание, и они теряют волю, подпадая немедленно под чужую. Во второй части этой истории абатиса уже полностью руководит процессом, и постоянно направляет его к одному. Возможно, "одержимые" девицы и не участвуют в заговоре, возможно даже, что и не Гофриди их совратил: это могло быть внушено третьей участницей дела - абатисой. Поистине, ужасна женская месть!
  Процесс идет, и он неостановим. Теперь либо Михаэлис сломает Гофриди, либо будет опозорен. Заинтересованность Михаэлиса в обвинении очевидна. Но у Михаэлиса есть туз в рукаве, туз, который он мог получить тоже только из рук абатисы: Гофриди не переносит мяса. Какая-то особая идеосинкразия: его при виде, и даже при разговоре о мясе начинает тошнить. Михаэлис этим и пользуется:
  "- Так же девица Луиза Капо показала, что упомянутый чародей Лоис Гофриди хотя и делает вид, что не ест мясной пищи, дабы внушить окружающим представление ложное о своей святости и воздержании, но на самом деле наедается до отвала мясом маленьких детей, коих он душит, либо же, когда ему не находится ежедневной жертвы, так откапывает и из могил..."
  - Как?!!! - Гофриди вскочил снова с места, и на глазах принялся белеть как полотно.
  - Так. Ты поедаешь детское мясо, - подтвердил Михаэлис, - и при обыске в доме твоем найдены во множестве обглоданные тобой детские косточки. Секретарь! Внеси эти кости!
  Гофриди рухнул на колени, царапая ногтями себе горло.
  - Вот эти кости! - показал отец Михаэлис.
  - Нет... не надо! - залепетал Гофриди, давясь, - да как же это! Что угодно, только не это!
  - Так ты признаешь прочие обвинения?
  - Не ел я никаких детей, не ел! Что угодно, только не детей! Я видеть даже не могу мяса, меня тошнит от него!
  - Ладно, допустим на минуту, что детей ты не ел. А все остальное признаешь?
  - Признаю, признаю! Только уберите этих детей!
  - Уберем. И так уже достаточно всего. Но остальное надо признать по всем пунктам...
  - Признаю по всем пунктам, только уберите детей! И эти кости - тоже уберите!
  - Но ведь надобно тебе самому дать показания.
  - Я все расскажу, что прикажете, святые отцы!"
  Что прикажут? Да, Гофриди сломлен.
  "Гофриди признался так же и в том, что после заключения договора он поджидал Сатану у дверей церкви, и Сатана указывал, кого сегодня ему, упомянутому Лоису Гофриди, заразить ядовитым своим дыханием, дабы пробудить у них похоть, и влечение плотское к упомянутому Гофриди, и так он заразил ядовитым дыханием до тысячи женщин и девиц; так он использовал дар ядовитого дыхания, сообщенный ему Люцифером с помощью поцелуя в уста, и целования потом упомянутым Гофриди Люцифера в его дъявольский зад. "Признаюсь и в том, - говорил он, - что когда я желал отправиться на шабаш, я становился у открытого окна, через которое ко мне являлся Люцифер, и мигом переносился на сборище, где оставался два, а то и четыре часа.
  Лоис Гофриди был закован в цепи, и брошен в темницу до дня судилища. Дознание было прекращено. Признания его были оглашены во всех церквах города Экса, и прилегающих к нему окрестностей."
  Итак, Гофриди признался. Чем же заканчивается эта история?
  "В кафедральном соборе города Экса, что в Провансе, был зачитан приговор провансальского епископального судилища и коллегии священной инквизиции Римской и Французской по обвинению в колдовстве священника Людовика Гофриди. Были зачитаны все показания и обвинения, после чего епископ торжественно возгласил, что священника Людовика Гофриди отвергают, отлучают, проклинают, и отрешают от сана, лишают всех церковных прав и бенефиций, и предают в руки светской власти для должного наказания, взывая, однако, о милости и снисхождении к кающемуся преступнику.
  Королевский коронный судья приговорил грешника Людовика Гофриди к публичному покаянию на паперти городского собора со свечой в руке, босиком, и в позорящей одежде, а после - к сожжению заживо на большом костре.
  Следующим утром Гофриди ввели в собор, где под пение заупокойной мессы сняли с него священническое облачение в обратном порядке к тому, как он был когда-то посвящаем. Голову его расстригли крестом, чтобы уничтожить и следы тонзуры, а с пальцев правой руки, которые касались священного елея, была срезана кожа, дабы и следов святыни на этих перстах не оставалось более.
  Лоис Гофриди хранил молчание.
  В позорящем "санбенито" с косыми крестами, на котором были изображены пляшущие в пламени черти, босой, в бумажной тиаре, на которой красовалась голова Вельзевула, под которой была еще подпись "Се ересиарх", был выведен Гофриди со свечой в три локтя на паперть для публичного покаяния.
  Но Гофриди не стал каяться - он упорно молчал.
  Стоявший рядом Михаэлис начал громко перечислять народу все преступления и грехи Гофриди, добавляя при этом, что стыд и раскаяние не позволяют ему самому говорить об этом: преступления его столь тяжелы, что его душат слезы раскаяния.
  Гофриди стоял с каменным лицом.
  Михаэлис заверял многочисленных зрителей, что он сам принимал у Гофриди последнюю исповедь, и тот слезно каялся в своих прегрешениях.
  В полдень того же дня Лоис Гофриди был препровожден на главную площадь города, и возведен на большой костер. Его привязали к столбу мокрыми веревками, дабы высыхая, они впивались в тело, и еще более терзали казнимого.
  Капуцин, который присутствовал при казни, протянул Гофриди распятие на длинном шесте, призывая:
  - Покайся, грешник! Возобнови путь твой к Господу! Целуй распятие!
  Гофриди, руки которого были связаны за спиной, не мог оттолкнуть распятия, а только убирал подальше голову, но распятие упорно настигало его. Наконец он, не выдержав, крикнул:
  - Что вы все мне суете его, распятого! Да посмотрите вы на него: разве он может сделать кого-нибудь счастливым? Он же сам несчастен, он же у вас давно мертв!
  От этих слов народ сильно заволновался: из толпы в Гофриди полетели камни. Дети, метали в Гофриди камни из пращей, и кричали:
  - Проклятый грешник! Убейте его!
  Палачи под напором беснующейся толпы стали кидать факелы в костер. Хворост вспыхнул, и в это время в висок Гофриди попал камень, метко пущенный из пращи каким-то мальчишкой. Гофриди не успело даже охватить пламя, а он был уже мертв."
  Итак, дети стали кидать в Гофриди камни? Это были те самые дети, которым когда-то Гофриди преподавал благодать св. Тайн. Один мальчик попал Гофриди в висок, и убил его? Благословен будь, злой мальчик, ибо само Милосердие управляло твоей рукой!
  Гофриди умер, но дальше по всей Европе началась новая эпидемия ведовства, или, вернее - эпидемия одержимости. Судя по всему, применение спорыньи в качестве именно наркотика, а не метротонического средства, пошло именно из Экс-ан-Прованс. Такие вещи в те времена по народу расходились быстро - с чернокнижием; рецепты, позволяющие желающим общаться с Дъяволом, были в большом ходу и раньше, только раньше там фигурировали мак, конопля и мандрагора, и вот в арсенале сатанистов - к ним все же себя отнес перед смертью и разочарованный Гофриди - отвергнув распятие - в их арсенале появилось новое средство. Через сорок лет только, после того, как перебесился целый женский монастырь, и под этот шумок сожгли на костре Урбена Грандье - только тогда эпидемия бесноватости пошла на убыль: Ришелье железной рукой пресек во Франции подобные эксцессы. Пресек как-то сразу, поэтому, мы смеем думать, что он на этот раз знал, с чем борется. И, возможно, именно Урбен Грандье раскрыл Ришелье, или Жозефу дю-Трамбле секрет бесноватости - может быть именно за это он и поплатился жизнью.
  Джинн был запечатан в своей бутылке. Бутылку открыли снова в 1942-м, когда получили диэтиламид лизергиновой кислоты, стойкий, и не обладающий токсическими эффектами. Он дешев в производстве, и может применяться в террористических, и даже в военных целях.
  Но что дальше?
  
  [1949]
  
  
  ПРИМЕЧАНИЯ:
  
  * По инквизиционному праву допрос под пыткой мог быть производим к подследственному только один раз. Повторять его было нельзя, но только продолжать. В связи с этим было много прецедентов, по которым пытку считали отложенной, то есть не оконченной. * Это было, кстати, недопустимо. Только до 252-х. (Прим. Б.Багратова).

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"