Optimus : другие произведения.

Волчий Пасынок: Путь К Сухому Морю

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Путь к Сухому Морю, пожалуй, моя первая литературная Интернет-публикация. В свое время задумывался цикл новелл о Волчьем Пасынке - последнем гвардейце погибшей империи Уранис. Утративший императора, империю и сам смысл своего существования, оборотень-меченосец кочует по миру, не зная покоя и не понимая, к чему ведут его поиски. Повесть написана достаточно давно (лет шесть назад как минимум), и, должен предупредить, представляет собой сырой материал. Я ее и сейчас не стал править, выложив в том виде, в каком она попала в Сеть. Но когда-нибудь руки дойдут.
  ПУТЬ К СУХОМУ МОРЮ
  
   "Особливо же примечательны воины, милостью Урана, денно и нощно хранящие от недоброй злодейской руки благословенные тела членов императорской династии Урануса. Воины, народом империи, недобро именуемые Пасынками Крылатого Волка. Верное же им название - Черная Имперская Гвардия. Истинно свидетельствую, лучших бойцов земля еще не носила, бо как сии воины быстры телом аки мыслью и сильны сверх обычного вдвое. В мастерстве владения оружием им опять же не сыскать равных. Но не только этим славны гвардейцы, оберегающие подножье Эбенового Престола. Верность их превосходит выучку и боевое умение потому как сызмальства особыми наставниками колдунами приучаются они к непоколибимой верности своему императору."
   Краткий трактат графа Ована Никорима, рыцаря из Цидарума "О всякого рода воинских премудростях, а также о известных военных организациях"
  
  
  ПРОЛОГ
  
   Ночь умирала.
   Близилось утро.
   До появления над горизонтом солнечного диска нужно было ждать еще по меньшей мере часа три, но приближение утра уже чувствовалось. Свинцово-черный ночной мрак, пронизанный холодным блеском неизмеримо далеких серебристо-синих звезд, щедро рассыпанных по небосклону постепенно редел, становился все более прозрачным, терял свою недобрую, почти осязаемую физически густоту и непроницаемость, вбирая в себя предутреннюю серость. Круглобокие ночные светила Таннаса - Сарг и Дуранда потускнели, превратились блеклые плохо различимые окружия.
   Бледно-голубая Дуранда уже почти растворилась в серо-голубом небе, но Сарг, именуемый также Колдовской Луной и даже Злым Оком, еще продолжал отсвечивать красным, походя на злобный налитый кровью зрачок неведомого божества.
   В предрассветной тишине, не нарушаемой даже едва слышным шелестом трущихся друг о друга степных трав, нещадно иссушенных в полуденный зной, под внимательным и недобрым надзором Злого Ока стремительно и беззвучно мчал огромный черный зверь. Это был волк. Крупный, поджарый хищник с угольно черной шерстью, большой лобастой головой и широкой крепкой грудью. Сильные лапы волка легко касались сухой земли, тугие мускулы прорисовывались под кожей, словно скрученные в узлы веревки. Серо-стальные глаза хищника уверенно смотрели перед собой.
   Волк бежал всю ночь, но в его мягком скользящем беге никак не ощущалось тяжелой, вяжущей движения усталости. Только плотный, перевязанный широкими кожаными ремнями сверток, крепко сжатый в пасти, тяготил голову зверя к земле. Из свертка торчали узкие ножны, искусно сработанные из дорогого черного дерева, на котором заметно выделялись тонкие серебряные скобы.
   Степь сделалась неровной, то и дело стали попадаться небольшие возвышенности, покатые округлые холмы - начиналось природное предпустынное пограничье. Волк замедлил бег. Перешел на упругий рысящий шаг. Его острые треугольные уши, до того прижатые к голове, ожили, пришли в движение. Подрагивая, они чутко вбирали в себя редкие звуки, выхватываемые из тишины. Влажные ноздри волка затрепетали, уловив новые запахи. Слабые и далекие, они доносились, задуваемые с запада робким холодным ветерком, настолько слабым, что он был почти бессилен даже пошевелить траву, местами еще пробивающуюся сквозь песчаные наносы. Волк взбежал на холм и остановился, выпустив сверток из пасти. Влажно блеснули белые клыки. Умные серые глаза хищника устремились на запад, откуда доносились холод остывших за ночь песков и запахи - дыма, лошадей, и, особо сильный, резкий неприятный запах верблюдов и слонорогов : запахи всего того, что неизменно окружает путешествующих или остановившихся на отдых людей.
   Там была дорога, уходящая в пустыню - одна из множества дорог, воедино сплетающихся в Большой Караванный Путь, прорезающий материк от берега до берега, с юга на север и с востока на запад; от суровых заснеженных лесов Хейбадора до жарких влажных дебрей Юмахавы и от причудливо изрезанных побережий Брандонора, до земель Велены.
   Волк подогнул задние лапы и сел. Глаза его все еще смотрели на запад, в сторону невидимого из-за гряды поросших травой холмов, людского стойбища, но мысли уже были полны другого содержания. Волк задрал голову к небу, и кровавый Сарг хищно отразился в его серо-стальных глазах.
  
   1
  
   Вырванный из сладких объятий сна Табиб Осане, доверенное лицо, старый друг и начальник охраны каравана богатого купца Фахима бан-Аны из Ишша, богатого города в пресветлом и славном во всех Четырех Больших Южных Землях султанате Шарума, недовольно поморщился. Быстро поднявшись с мягкого тюфяка, он наскоро сполоснул лицо водой из маленького медного таза, стоявшего в углу походного шатра, запахнул полы халата и принялся торопливо обматывать бедра длинным широким поясом из цветастого шелка. Покончив с этим занятием, он заткнул за пояс кривой и тяжелый шарумский меч и поспешил к пологу, поднятому рукой ночного дозорного. Осане был большим грузным человеком с жестким волевым лицом, хранящем след косого сабельного удара, и толстыми сильными рукам, уверенно проложившими своему хозяину путь к тому положению в обществе, какое он занимал ныне.
   У выхода из шатра Табиба поджидал воин-онокгол в легких пластинчатых доспехах и округлом, отсвечивающем медью шлеме.
   - Где? - кратко спросил начальник караванной стражи.
   Онокгол молча вытянул руку и указал направление.
   - Идем.
   Быстро двигаясь, мужчины пересекли погруженный в предрассветную - самую крепкую - дрему караван и вышли на окраину лагеря, где выставленные на ночь дозорные, двое невысоких, но плотных, крепко скроенных добальтарцев с морщинистыми треугольными лицами, внимательно стерегли каждое движение спустившегося с холмов незваного гостя. Один из добальтарцев держал чужака под прицелом вполовину натянутого сборного рогового лука, у другого наготове было любимое в Добальтарском мальберате хвостатое копье - короткое, с утяжеленными свинцовыми грузилами кисточками-хвостами из конского волоса и широким кинжалоподобным наконечником. Он держал его в правой руке, левой выставив вперед жарко пылающий факел.
   - Где Улук и Хон? - спросил Табиб Осане.
   - Обследуют холмы, чтобы убедится, что он действительно один, как говорит и поблизости не прячется целая орда степняков, Осане-тан. - ответил добальтарский воин с луком, не сводя цепких глаз с незнакомца. - Видимой опасности нет, поэтому мы не решились тревожить весь караван. Вчерашний переход был долгим и тяжелым.
   Начальник охраны одобрительно кивнул и переключил свое внимание на "гостя".
   Это был молодой человек, рослый и прекрасно сложенный. Его длинные черные волосы были перехвачены на затылке тонким кожаным ремешком. Серые, отливающие холодным стальным блеском глаза смотрели твердо и спокойно. Тонкие, слегка поджатые губы придавали бледному, несмотря на следы загара, лицу подчеркнуто беспристрастное выражение. Широкие, выдающие недюжинную физическую силу плечи и выпуклую грудь обтягивала короткая, поношенная шнурованная куртка из черной кожи, с высоким стоячим воротником. Под курткой зоркий, наметанный в таких делах, глаз Осане различил очертания кольчуги. Кроме того, что-то топорщилось за пазухой черноволосого. Табиб не стал пытаться угадать, что это было : случится надобность - он узнает все, что потребуется. Левое предплечье незнакомца охватывал длинный металлический браслет-наруч, поверх которого, с внешней стороны, были пристегнуты замшевые ножны, в которые был вдет длинный и тонкий стилет. Такие же ножны были пристегнуты к правому предплечью юноши. За толстым кожаным поясом черноволосого торчал широкий и длинный кинжал в ножнах из черного дерева, скрепленных серебряными скобками. На ногах были просторные штаны из серой замши и мягкие кожаные сапоги. Цепкий взгляд начальника охраны каравана не упустил и такой мелочи, как тонкая золотая цепочка, краешек которой проглядывал из-под воротничка и тонкий серебряный перстень в виде волчьей головы с маленькими аметистами вместо глаз.
   Но сильнее всего для Табиба Осане бросался в глаза меч незнакомца. Вернее не столько само оружие - не особо длинный, чуть изогнутый и узкий, словно у заморской рапиры, клинок с маленькой округлой гардой, вдетый в точно такие же ножны, как и у кинжала - сколько странная манера "гостя" носить его : не на боку, а за спиной, но не так, как свои мечи носят воины земель, лежащих на севере, рукоятью вверх над левым, либо правым плечом - наоборот, вверх смотрело острие, рукоять же под углом опускалась вниз. Ножны меча оставались в таком положении, будучи специальными клепками пристегнутыми не только к поясу, но и к ремням, накрест охватывающим торс черноволосого поверх куртки.
   Что-то смутное, какое-то неясное воспоминание колыхнулось в голове пожилого караванщика. Он даже наморщил лоб, но так и не сумел ухватить проскользнувшую в сознании полуоформившуюся мысль.
   Незнакомец не пытался первым заговорить с Табибом. Спокойный и собранный, он терпеливо ждал, когда начальник караванной стражи сам обратится к нему.
   - Кто ты? Откуда? - по-деловому спросил Осане, прекратив рассматривать чужеземца. - Есть ли с тобой другие? Отвечай.
   - Я - Гай Канна. - ровным, бесстрастным голосом с сильным уранийским акцентом ответил незнакомец. - Пришел сюда из Коричневых Песков. Я один.
   Рука Табиба Осане помимо воли потянулась к рукояти меча. Такой откровенной и наглой лжи, если только это не было прямым издевательством, ему еще слышать не приходилось!
   - Пришел из Коричневых Песков, говоришь? Один?
   Назвавшийся Гаем холодно кивнул.
   - Клянусь огнерожим Азусом! Держишь меня за дурака, парень?! Демоны, Танцующие В Песках никого не выпускают из своих владений... с плотью на костях, во всяком случае. Чем ты докажешь, что не лжешь?
   - Я жив. - просто ответил Гай Канна.
   - Со стрелой в черепе он был бы менее подозрителен. - хмыкнул добальтарский воин с луком в руках.
   - Молчи. - властно приказал Табиб. - Я говорю.
   - Он лжет. - убежденно сказал онокгол, приведший Осане к чужеземцу. - И не только в том, что вышел живым из Коричневых Песков. Посмотри на него, хозяин! С собой нет ни воды, ни пищи, а ближайшая остановка, где можно хотя бы увидеть воду - в четырех днях пути езды верхом. Лошади у него тоже нет, меж тем на сапогах и одежде не видно следов долгого путешествия пешком. Ставлю свое месячное жалование против медной монеты, что где-то за холмами укрылось не менее сотни его дружков кагасов, или может еще хуже - даффов, дери их Хогон! Нужно будить лагерь, Осане-тан!
   - Ты проспорил свое жалование. - хмуро заметил добальтарец, вооруженный копьем. - Вон на вершине холма Улук и Хон. Они подают знак - все спокойно. Значит, чужак, откуда бы он ни приперся, хоть из Преисподней! пришел один.
   Табиб несколько расслабил напрягшиеся в недобром предчувствии плечи. На Улука и Хона он мог положиться целиком и полностью. Но, несмотря на это, глаза шарумца оставались холодными и внимательными. Разве только теперь сквозь внимательную настороженность в них проскользнули отблески интереса.
   - Что тебе нужно, парень?
   - У меня нет еды, лошади и кончилась вода. - пересказывая слова добальтарского воина произнес Канна, в доказательство встряхивая снятым с пояса сморщенным бурдюком. - Я иду в Пту. Ваш караван тоже. Я хотел просить вашего главу разрешить мне следовать вместе с вами.
   - Я решаю, кому следовать с этим караваном. - сухо заметил Табиб Осане. - И я отвечаю тебе. В пустыне вода и пища стоят дорого. Каждый сухарь и каждый глоток на счету, тем более в таком большом караване.
   Говоря это, начальник караванной стражи несколько покривил душой - воды в караване было достаточно, особо на ней не экономили. Он сам позаботился о том, чтобы запасти вдвое больше, чем им могло понадобиться на пути к портовому городу Пту. С пищей обстояло ничуть не хуже. Подобная запасливость не была случайно прихотью Осане - дородный шарумец никогда не доверял пустыне, остерегался ее коварства и безжалостности, и может быть потому уже столько раз водил караваны по этим пескам и неизменно возвращался домой, к жене и дочкам, живым.
   - Я могу отслужить. - Гай опустил руку и тронул украшенную серебряными насечками рукоять своего тонкого, чуть изогнутого клинка. - Мечом.
   Глаза караванщиков неотступно провожали это движение. Короткий лук слегка надтреснул, когда добальтарец напряг тетиву.
   - Я уже нанял достаточное количество людей, чтобы караван добрался до Пту в безопасности. - отрезал Табиб Осане.
   - У меня есть серебро. - ни мало не смутившись, все тем же бесстрастным голосом сказал Канна.
   Начальник охраны каравана почесал заросшую жесткой, колючей бородой щеку. Белокожий парень ему определенно не внушал доверия. Да иначе и быть не могло. Откуда он взялся здесь, посреди безжизненных бесплотных, граничащих с пустыней степей? Один. Без лошади и дорожных припасов. Говорит, что пришел из Коричневых Песков - явная ложь! Оттуда не выходят живыми. Никто. Хоть и находятся, такие, что похваляются.
   Улук и Хон, братья-онокоглы с одинаковыми, ладно сидящими в седлах широкоплечими приземистыми фигурами и широкими плоскими лицами, на которых хищно поблескивали узкие маслянисто-черные глаза, спустились с холмов и подъехали к Табибу, управляя своими невысокими, невзрачными на вид, но необыкновенно выносливыми - подстать хозяевам - коньками только при помощи колен.
   - Все спокойно, Осане-тан. - мягким голосом сказал один из них. Ни следа этих дикарей-кагасов. Белолицый пришел пешком, с восточной стороны. Я проследовал по его следу на несколько полетов стрелы, а Хон по дуге проехал вокруг лагеря. Видимой опасности нет.
   Табиб поджал нижнюю губу, слушая Улука. Близнецы-следопыты служили под его началом не первый год, и вместе они доставили на место в целости и сохранности не один богатый караван. Случалось - и побогаче, покрупнее этого. В степи и пустыне онокголы опасность чуяли, как охотничьи псы лисицу. Ошибаться прежде им не доводилось. Услышанное порядком озадачило Осане. Загадок вокруг странного воина, пришедшего из степей зароилось такое множество, что прямо в глазах темно. Конечно, проще всего для начальника караванной стражи было бы отослать юношу, назвавшегося странным западным именем, несомненно, имеющим уранийское происхождение восвояси - туда откуда он пришел. Да только не очень это хорошо : бросать в пустыне человека, оказавшегося в беде. Боги на такие поступки смотрят искоса, недобро, а их лишний раз гневить, право же, не стоит. В то же время а ну, как и не человек это вовсе? Вдруг как окажется зловредным пустынным дэвом? Беды не оберешься! Правда, давно уже не слышно о караванах, сбитых с пути дэвом, но все же.
   Наконец, решившись, Табиб кивнул было головой, как бы приглашая Гая следовать за собой, как вдруг Хон, до того сосредоточенно, приглядывавшийся к чужаку, подскочил к хозяину и, схватив его за руку тихо прошептал :
   - Будьте осторожны, Осане-тан...А вдруг это тот самый Утнаг-Хайканан, волк-демон, принятый в клан Кровавого Сугана!
   Табиб бросил быстрый взгляд в сторону чужака. Тот спокойно ждал решения, и по лицу его прочесть что-либо было невозможно. Коротко поколебавшись, отменять принятое решение начальник караванной стражи не стал, но все же счел нужным предупредить уранийца.
   - Поговорим в моем шатре. И помни, если я того не захочу, из моего лагеря ты живым не выйдешь.
   Гай как-то странно - криво и неестественно, словно бы даже и не умело - улыбнулся, но ничего не сказал, последовав за могучим шарумцем.
  
   2
  
   То, что начальник охраны купеческого каравана, пригласив его в свой шатер не потребовал Гая расстаться с мечом и кинжалами, последний оценил очень высоко. Этим шарумец не столько высказал ему свое доверие ( чего ожидать как-то и не приходилось ), сколько дал понять, что ничуть незваного гостя не боится - он ведь и сам при мече. Матерая грузность и кажущаяся неповоротливость караванщика не могла обмануть проницательный взгляд серо-стальных глаз Гая. Если доведется схватится за оружие этот сущий медведь с виду мало кому уступит в боевой сноровке и поворотливости.
   - Садись...как там тебя...Гай Канна. Выпьем вина. Конечно, сейчас несколько рановато для утренней трапезы, но без вина беседа уныла и безвкусна, как пресная лепешка. - не то предложил, не то приказал Табиб Осане.
   Гай молча подчинился, осторожно опустившись на краешек одного из нескольких цветастых тюфяков, устилавших пол шатра. Взгляд его неотрывно и чутко следовал за движениями рук начальника караванной стражи, которые вполне могли выхватить из под груды тюфяков и подушек взведенный арбалет, либо же метательный нож, а то и трубочку с коварным порошком из лиан-баху, способных за несколько коротких мгновений лишить сил и сознания даже очень крепкого, здорового человека. Может быть Канна был гораздо более осторожен, чем требовалось, однако этот мир уже успел преподнести юному воину слишком много жестоких уроков, чтобы он когда-нибудь мог позволить себе расслабиться в присутствии других людей. Но шарумец извлек из-под тряпок всего-навсего невзрачный серый мех, слабо булькнувший в его широких мозолистых ладонях. Довольно хмыкнув, караванщик двумя пальцами вытащил пробку.
   - Я узнал тебя чужеземец. - негромко сказал он, разливая вино в неглубокие, но объемистые пиалы. - Еще раньше Хона. Вернее вспомнил то, что слышал про тебя...человек с бледной кожей, воин из западных земель.
   Он сделал короткую многозначительную паузу и закончил фразу :
   - ...принятый в кагаский клан, как равный и более того, добившийся, говорят, даже прав и власти младшего военного вождя. Не так ли? Впечатлен тем, что о тебе рассказывали, очень впечатлен. Караван почтенного Камнишан-тана из Ишшамы - ведь это твоих рук дело, Гай Канна? Или лучше называть тебя Хайканан? - не дожидаясь ответа, Табиб укоризненно покачал головой и произнес, словно бы про себя. - Если четно, я не слишком хорошо относился к Камнишану, как никак, соперник в торговых делах, но там погибло много хороших людей, славных караванщиков - да ниспошлет Утра земные блага их овдовевшим женам и осиротевшим детям и небесные блага их освободившимся душам...Подумать только, Гай Канна - знаменитый Хайканан!
   - Они умерли быстро. - осторожно сказал Гай, тихонько подбираясь для прыжка и молниеносного удара. Караванщик не должен даже успеть вскрикнуть, иначе выбраться из лагеря будет более чем сложно.
   В этот миг уранийцу показалось, что мысль присоединится к торговому каравану, идущему в сторону города-порта Пту была не самой удачной.
   - В этом я не сомневаюсь. - холодно заметил Табиб Осане. - Уж что-что, а убивать быстро и чисто кагаские головорезы умеют. В их жестокости есть доля милосердия. Хоть и премерзкий народ - не находишь, Хайканан? - но все же не демонами порожденные даффы, способные сутки напролет истязать свои жертвы. Да ты успокойся, тур-атта, - ( почтительное южное обращение к воину, отличившемуся силой и доблестью, прозвучало с изрядной долей иронии ) - наслышан я о твоем искусстве располовинивать людей прежде, чем они успеют осознать, что ты меч вытащил.
   Гай недовольно поджал губы. Редко, кто мог различить под его безразличным и расслабленным внешним видом туго сжатую стальную пружину, заряженную смертью - стремительной и неотвратимой. Убеленный сединами караванщик из Шарумы сумел. Гай попытался внутренне расслабиться, но у него не очень хорошо получилось. Он начал потихоньку злиться.
   - Никак не мог вспомнить, где я видел, чтобы так рукоятью вниз носили мечи. - продолжал разглагольствовать Табиб, ни на секунду, не притупляя, однако, бдительности - мало ли что может выкинуть глядящий волком мальчишка. Сочтет, что ему уже вынесли приговор - кинется с мечом, а в его возрасте такие забавы больше не прельщают.
   - Сам понимаешь, годы уже не те - память не та, но-таки вспомнил, хвала длиннобородому Хонту, покровителю мудрецов и хранителю памяти! Ты, парень, из этих, тур-утнаган, воинов-волков, что выращивали в качестве своих личных телохранителей великие правители северных земель - государства, именуемого Уранус. Говорят, вам нет равных в бою, потому как вы все оборотни и превосходите обычных людей не только в выучке и искусстве владения оружием, но так же и силе и ловкости. И раны вы говорят много легче переносите, заживают они у вас быстрее. Так ли это?
   И Гай Канна - в прошлом младший офицер Ордена Крылатого Волка, личной Гвардии Императорской семьи Урануса, Черной Гвардии, прозванной в народе Стаей Волчьих Пасынков как за свою двойственную человеко-волчью природу, так и за жестокость в сражениях и фанатичную преданность своему хозяину, магистру и монарху в одном лице ; настороженно уставился на начальника караванной стражи. В голове молодого уранийца было черным-черно от зароившихся тревог и сомнений. Гай хорошо знал, как в южных странах не терпят и боятся всякой нежити и нечисти. Человека, признавшегося, уличенного, а зачастую и просто обвиненного в вампиризме или любой другой связи с Иными существами ждала немедленная и страшная казнь. Даже не казнь - лютая, жестокая расправа. Его могли сжечь на костре, забить тяжелыми дубинами, обмотанными ремнями из сыромятной кожи с серебряными заклепками, или же утопить, зашив в предварительно просоленном и выбеленном мешке, а то и похуже - залить горло расплавленным серебром...Мало ли каких средств для борьбы с Иными не придумано и не испытано на практике.
   Табиб поймал напряженный колюче-острый взгляд своего гостя и широко улыбнулся.
   - Значит правда. Ты оборотень, тур-атта. Не бойся, я не буду бледнеть, меняться лицом и звать на помощь. Мне приходилось встречаться с вашим братом. Пока человек контролирует зверя, с ним можно, хоть и не желательно, находится в одном шатре.
   - Я человек. - твердо сказал Гай. - Даже когда я нахожусь в волчьем облике, это ничего не меняет. Я - человек.
   Табиб Осане отхлебнул изрядный глоток красного шарумского вина и, отставив руку с пиалой в сторону заметил :
   - Вот теперь понятно, почему ты обнаружился так далеко, один и без лошади. Волк - зверь сильный, выносливый. Может бежать ночь напролет, да и потом не устанет...Ты знаешь, что за твою голову назначена порядочная награда, Хайканан?
   Тон шарумца неуловимо поменялся, сквозившее в нем ироничное добродушие вкупе с философскими нотками, напрочь исчезло, сменившись холодной, едва прикрытой угрозой.
   - Меня зовут Гай Канна. - с угрюмым упрямством повторил ураниец.
   - Золотом. - словно не слыша его слов, продолжал Осане. - И сумма, скажу тебе, тур-атта, немалая. Что, если я захочу получить ее? Как никак, неплохая прибавка к моему скромному заработку караванщика.
   - Ты не получишь ничего. - с ледяной уверенностью в голосе сказал Гай. - Кто-нибудь из твоих людей - возможно... Но ты не получишь ничего. Не успеешь.
   Наглость степного разбойника, подлого грабителя караванов разозлила Табиба Осане. Угрожать ему в его же собственном шатре, посреди лагеря, полного его вооруженных людей!.. В то же время непреклонная уверенность и пугающая искренность, с которыми ронял свои скупые фразы молодой оборотень-меченосец внушили начальнику караванной стражи невольное уважение.
   - Ты должен был знать, что я ненавижу таких, как ты. В моем лагере тебя не ждет ничего, кроме мучительной ( это я тебе обещаю ) смерти. Так я и все, подобные мне, поступали со всяким мерзкорожим степным пиратом, попадавшим нам в руки! О чем ты думал, когда шел сюда, Хайканан?!
   - Я не оскорблял тебя, караванщик. - тихо и твердо проговорил кагаский вождь, делая вид, будто рассматривает причудливый рисунок на стенке пиалы. - И меня зовут Гай Канна. Не Хайканан. С этим покончено.
   Табиб Осане отложил в сторону пиалу и задумчиво посмотрел на своего гостя. Ответы Канны несколько смущали его.
   - Я вот говорю сейчас, угрожаю тебе, а все гложет меня одна неприятная мыслишка. - медленно проговорил он. - Подозреваю, я сейчас сильно рисковал...Ты мог бы схватится за меч.
   - Пожалуй. - спокойно согласился Гай. - Но я хочу выйти из твоего шатра живым. И мне нужно в Пту. Я стараюсь держать себя в руках.
   - У тебя это получается из рук вон плохо...
   Внезапно на лицо Табиба набежала тень.
   - Сожги меня Азус! А ведь когда-нибудь я не смогу оценить человека достаточно верно, и этот день, возможно станет для меня последним. Не находишь...Гай Канна? А хочешь знать, что прежде всего удерживает меня от того, чтобы не кликнуть Хона и не велеть ему собрать вокруг этого шатра лучников, а заодно начать вымачивать в соленой воде кожаные ремни, чтобы высечь ими так глупо попавшегося грабителя караванов... ( это на тот случай, если ты каким-то чудом, ну, скажем, благодаря своим оборотничьим способностям, уцелеешь )? Нет не страх перед твоим мечом или клыками, хотя и он, пожалуй тоже. Просто я не знаю, как далеко отсюда твои кагасы. Улук и Хон сказали, что в непосредственной близости твоих проклятых соплеменников нет. Эти двое служат у меня давно и прежде ни разу не ошибались. Именно поэтому они оба, да и я, не в последнюю очередь тоже, все еще живы и водят со мной караваны. Как бы не были быстры кагаские кони, твои люди не успеют налететь на лагерь прежде, чем мои утыкают тебя стрелами точно диковинного дикобраза.
   Стремясь выиграть время, нужное для обдумывания ответа, Волчий Пасынок поднял свою пиалу и поднес тонкий фарфоровый ободок к губам, держа его так, чтобы в любую секунду небольшую чашечку можно было метнуть и выбить глаз собеседника. Вино было сладким и одновременно сильно отдавало южными пряностями. Гай не достаточно хорошо разбирался в горячащих кровь напитках, щедро подаренных смертным великим божеством Бухом Ячменные Зерна, чтобы вынести ему приговор - хорошее или плохое. На его непритязательный вкус вино было слишком сладким.
   - Я больше не член клана. - наконец сказал он. - Более того, любой, кто принесет Кровавому Сугану мою голову, желательно с не запекшейся еще кровью, будет вправе занять не только мое место в клане, но и получить право присутствовать на совете военных вождей, как равный. Это тоже очень много. Может быть, ты желаешь и эту награду, караванщик?
   Губы Гая медленно растянулись в кривой неровной улыбке.
   Канна еще не очень хорошо умел улыбаться. Он вообще еще не умел очень многое - простое и незначительное для всех остальных людей : не умел смеяться, плакать, лгать, осуждать, завидовать, жалеть... Для него, выращенного в искусственной среде с одним единственным предназначением в жизни - быть верным и смертоносным, все это, включая странную механику причудливого складывания губ, было таким сложным и непонятным.
   - Впрочем, сейчас уже вряд ли. В клане все должны думать, что я мертв. И так оно, наверное, к лучшему. Для того, чтобы стать одним из них мне потребовалось несколько месяцев - несколько кровавых месяцев, наполненных сражениями и смертями. Врагом же племени я стал за какую-то долю мгновения.
   - Надо полагать, в ту долю мгновения твой меч выскочил из ножен. - миндалевидные глаза шарумца сузились, превратившись в тонике щелочки.
   Гай с трудом удержался от того, чтобы не сгримасничать. - шарумец определенно говорил о "молнийном мече Кресса" -знаменитом ударе-выхвате Волчьей Гвардии, поражающем противника насмерть еще до начала схватки. В течении двух лет лучшие мастера клинка, собранные в засекреченных казармах-лабараториях Гвардии со всех концов Таннаса обучали юных гвардейцев-оборотней только одному - умению молниеносно выхватывать из ножен меч. Surs dat Cresse ayan! Всего одно движение, слитное и быстрое, как мысль. Движение обгоняющее смерть.
   Табиб Осане был более, чем прав, когда сказал, будто меч Гая был способен нанести удар прежде того, как его противник успеет понять, что клинок уже покинул ножны.
   - Пожалуй тебе можно верить, тур-атта. - так и не дождавшись ответа медленно проговорил начальник караванной стражи, голосом придавая вес каждому своему слову. - Ты не лжешь. Не умеешь...Я это заметил. Если ты не знаешь, что сказать - просто молчишь, и лицо твое каменеет, превращаясь в маску предвестника смерти. Ты опасный человек, Гай Канна. Очень опасный. Тебе даровано искусство убивать, и ты готов пользоваться им в любой момент, когда только посчитаешь нужным. И ты зависим от этого искусства. Целиком и полностью. Именно поэтому ты пришел к кагасам. Вовсе не из-за добычи, нет.
   В памяти Гая возник образ могучего Хагена по прозвищу Бурелом - воина из борийского народа, первого и, наверное, единственного настоящего друга оборотня-меченосца во всем этом мире. Когда-то богатырь-бориец чуть не слово в слово произнес то же самое, что только что сказал дородный шарумский караванщик. В груди Волчьего Пасынка закипел жаркий, неуправляемый гнев. Сколько раз его уже обвиняли в жестокости, в бесчеловечности, в бездушии, в то время, как он пытается всего лишь жить! жить! подстроившись под правила и реалии этого непонятного, чуждого, изменчивого мира, столь разительно непохожего на аккуратные, точные, Казармы Гвардии с их четко разграниченными нормами, правилами и порядками жизни.
   - Я не бесчувственный зверь! - тихо, задыхаясь от едва сдерживаемой ярости - страшной ярости волка, которая знает только один выход - кровавый оскал и смыкающиеся на горле челюсти! - Не машина для убийства! Не волк-оборотень! Я человек и воин! То, что я живу мечом еще не значит, что я живу для меча! Я не убиваю из прихоти, как ... как вы! Да как вы! Нормальные люди! Не Пасынки Крылатого Волка, воспитанные только для одного сражаться и умирать. Вы - со своими принципами, амбициями, тщеславием и честолюбием, всем тем, что я никогда не понимал и никогда не пойму! С вашими фальшивыми идеалами, интригами, борьбой за власть, из-за которой и создали таких как я, меня самого! Во имя этих ваших штук ежедневно на Таннасе погибает больше людей, чем когда-либо сразил и сразит еще мой меч.
   Весь дрожа от переполнявших его неподконтрольных, мятущихся чувств, Гай вскочил на ноги, отшвырнув пиалу, в разные стороны разметав цветные подушки. Его тонкие мускулистые руки с судорожно напряженными скрюченными пальцами метались перед лицом шарумского караванщика, словно когти хищной птицы.
   - Пусть я не знаю милосердия и прочих ваших добродетелей, но и пороков ваших я тоже не знаю! И потому никто из вас не вправе считать меня хуже себя. Никто! Нет! Даже не я не хуже - это вы не лучше!
   Канна замолк, резко оборвав свою гневную тираду, тяжело дыша, словно после долгого бега. Глаза его сверкали стальным блеском, грудь неровно вздымалась. Юный оборотень-меченосец не всегда умел контролировать свои эмоции. Стыдясь и опасаясь этого, он подавлял и прятал свои чувства в себе, глубоко внутри, отказывая им в праве выражаться, но когда и если им случалось взломать возводимые Гаем запреты и прорываться наружу, неуправляемые и бурные, они взрывали его, точно бочку с порохом. И в такие моменты находится рядом с ним было ничуть не безопаснее, чем возле пресловутой бочки. Уже не раз это играло с Канной плохие шутки, но поделать с собой молодой ураниец ничего не мог. Лучше всего Гай владел собственными эмоциями, встречаясь лицом к лицу с угрозой, какой бы страшной и опасной она не казалась. В подобных ситуациях он точно знал, что и как ему надлежит делать. К этому его готовили, тренировали, натаскивали ; думать и чувствовать же, с тех пор как остался один, он учился сам, и, видят Боги, это были самые тяжелые уроки в жизни Волчьего Пасынка.
   - ...Чего ты добиваешься, караванщик? - неровным пресекающимся голосом спрашивал Канна, угрожающе склонившись над Табибом Осане. - Уверяю тебя, мало, кто из смертных стоял так близко к своей смерти, как ты сейчас. Я с тобой честен. Мой меч часто опереживает мои мысли. Иногда даже приходится запоздало... сожалеть.
   Внешне Осане остался довольно невозмутимым, но в груди у него затрепетал до скрипа в зубах отвратительный холодок. Уранийский мальчишка с его болезненно-бледной кожей, взвинченными нервами и закрепленным на чудной манер мечом за спиной вдруг показался ему растревоженной коброй, уже обнажившей свои страшные иглоподобные, сочащиеся ядом, клыки и теперь, устрашающе медленно раскачиваясь в танце, размышляющей - ужалить ей дерзкого наглеца, дерзнувшего нарушить покой или только ограничиться нагнанным на него страхом. Начальник караванной стражи был мужественным, видавшим виды человеком, которого жизнь научила многому и, главное - иметь смелость признаться себе, что боишься того, что действительно страшно. Мельком Табиб Осане успел подумать : будь он помоложе лет так на двадцать, когда горячая кровь кружила голову куда как почище самого крепкого вина, поведение странного гостя неминуемо заставило бы его схватится за свой увесистый меч, чтобы принять дерзкий вызов. И, с неприязнью, признался он самому себе, не исключено, что скорее всего это было бы последним неразумным шагом, совершенным им за свою далеко не безгрешную жизнь.
   То как бледнолицый парень двигался - плавно, текуче, грациозно и вместе с тем удивительно быстро и точно, не размениваясь на ненужные, лишний движения - выдавало в нем не просто опытного, умелого воина, превосходно тренированного бойца, но самого настоящего Волка. Себя же Табиб, сравниваясь с Канной, ощущал старым, потрепанным жизнью, псом-охранником. Пусть он более мудр и умен, пусть больше видел и знает, но не ему тягаться один на один с молодым, сильным, свирепым зверем.
   - Умерь свой гнев, Гай Канна. - примирительно сказал начальник караванной стражи. - Клянусь всеми добродетелями Аэтэль, я не желал запустить пальцы в твою душу. Я тоже с тобой честен - сказал, что думаю, и не моя вина в том, что услышанное пришлось тебе не по нраву.
   Гай медленно опустился на подушки. Его тонкие губы еще какое-то время нервно кривились, а потом замерли, превратившись в узкую прямую полоску. Маска холодной отстраненной безучастности вновь неподвижно сковала черты лица Волчьего Пасынка. Лишь глаза продолжали взблескивать сталью.
   - Вы ничем не лучше меня. - глухо и упрямо повторил он. - И потому я не менее человек, чем все остальные.
   - Я и не утверждал обратного. - заметил Табиб Осане, тянясь к меху с вином. - Хотя немногие разбойники достойны того, чтобы называться людьми. Оспоришь?
   Гай передернул плечами и сделал вид, что поправляет ножны на руках.
   - Что у тебя за пазухой, Гай Канна? - неожиданно спросил Табиб, глядя поверх края пиалы. - Что-то шевелится. Какое-то живое существо? Посыльная птица? Хитрая магическая игрушка? Наверное, неудобно держать его все время на груди. Почти уверен, что это единственное, что ты сохранил из добычи, причитающейся военному вождю кагасов... Не бойся, я не собираюсь предъявлять права на твою собственность, хотя по всем правилам и законам степей вполне мог бы. Награбленная добыча на две трети принадлежит тому, кто сумел отбить ее у грабителей. А в иных случаях - если не найдется хозяина, способного доказать, что эта собственность прежде принадлежала ему - полностью. Армии султана Шарумы и мальбера Добальтара неплохо зарабатывают на этом, между прочим.
   - Ты ошибся, караванщик. - холодно сообщил Гай расшнуровывая свою куртку-кильт и извлекая на свет маленького зверька со странным, неожиданно ярким, пурпурно-красным мехом. - Трижды, и всякий раз очень серьезно. То, что хранилось у меня за пазухой я не отнял силой, это раз. К кагасам я пришел уже с ним и - Кресс свидетель - мне пришлось отрубить не одну руку попытавшуюся отобрать или украсть у меня моего любимца, это два. У тебя нет и не может быть прав ни на что, принадлежащее мне. Любое подобное право я оспорю мечом, а если понадобиться - кулаками, ногами, клыками, наконец! Это будет три.
   - Открыто клянешься убивать западным богодемоном, покровительствующим убийцам, наемникам и прочим душегубам. Это впечатляет. - пробурчал Табиб, с интересом разглядывая извлеченного на свет зверька.
   То был маленький - чуть больше ладони - кот с большими треугольными ушками, оканчивающимися кисточками, словно у рыси, шикарными - на зависть любому другому котяре усами, крепкими лапками с широкими стопами и удивительным мехом пурпурного цвета, густым и коротким. Перекочевав из-за пазухи на мягкие тюфяки-подушки, котенок сонно зевнул, осмотрелся по сторонам щурящимися глазами и, верный своей породе, принялся старательно приводить в порядок взъерошенную шерстку, водя по ней шершавым языком.
   "Карликовый огненный кот!" - подумал Табиб Осане. - "Надо же! Забава, достойная эмировых жен и дочерей. За такого на рынке отдают чуть не целую сотню крепких здоровых рабов со всеми зубами и ясным взглядом. Славную же неразменную монету носит с собой тур-атта Канна!". Вслух же начальник охраны каравана произнес совсем иное :
   - В иных городах за клятвы именем именем Кресса сажают в тюрьму. Нельзя упоминать сурового и жестокосердного Мастера Темного Искусства.
   - Меня не учили верить в иных богов. Это было лишнее. - отрезал Волчий Пасынок.
   "Мальчишка все больше хамит. А впрочем, нет. Он просто не умеет вести себя иначе. Его... не научили... И раз уж он с таким характером и вызывающим поведением жив до сих пор, значит... Хм... значит то, что рассказывают о смертоносных тур-утнаган Северных Правителей, правда, ибо иначе Гай Канна давно бы упокоился с перерезанным от уха до уха горлом. Нельзя так вести себя с людьми, не у многих хватит ума сделать правильные выводы и отнестись к парню с должным пониманием. Те же кагасы - люди весьма нетерпеливые и скорые на быструю жестокую расправу."
   Гай Канна рассеяно провел пальцем меж ушей маленького кота, и тот довольно заурчал, закатывая большие круглые глаза янтарно-золотистого цвета.
   Не торопясь Табиб Осане осушил пиалу с вином и, небрежно отбросил ее в сторону.
   - Скажи, тур-атта Канна, - нарушая воцарившееся было молчание спросил он. - это правда, что тебе действительно удалось вырваться из Коричневых Песков?
   - Разве ты сам не признал, что я не умею лгать? - вяло ответил молодой ураниец.
   Начальник караванной стражи досадливо сморщился. Похоже этот мальчишка с душой и повадками самого настоящего волка своей вспышкой гнева испугал его даже сильнее, чем можно было подумать, коли уж из головы у него вылетело то, что сам же сказал не далее чем несколько десятков ударов сердца назад. А уж за своими словами Табиб Осане следил. Он никогда не позволял себе забыть оброненную даже невзначай фразу. Ни от кого не секрет - слово - тот же обоюдоострый кинжал. От того, как оно повернется зависит то, кого оно может уязвить.
   - М-да... - скрывая свое раздражение, промычал он. - Такой как ты, пожалуй и впрямь сумел бы не только сунуться в проклятые Пески, но даже и вырваться из лап Танцующих Демонов... Хотя... Знаешь, тур-атта Канна, мне приходилось видеть отчаянных людей, настоящих сорвиголов, закаленных покрепче стальгородского булата. Они запальчиво говорили о несметных сокровищах древних народов, хранимых Теми, Кто Танцует В Песках, и алчность, светящаяся в их глазах, была сильнее страха смерти. Клянусь испепеляющим дыханием Азуса, многие из них были поистине великими людьми, достойными великих свершений. Они уходили в Коричневые Пески, чтобы встретить свою судьбу... а потом кагасы обирали их голые, лишенные плоти кости, выбрасываемые Танцующими из своих владений. Знавал я и людей, которые уверяли, будто бы побывали в Песках и вернулись живыми ( я не о тебе, Гай Канна ). Но кроме смутных полупьяных рассказов, на треть, а зачастую и больше, посвященных восхвалению собственной удали и отваги, им нечем было удостоверить меня в своей правдивости.
   Слушая караванщика Гай осторожно улыбнулся.
   - Мне тоже нечем. - неожиданно странным, притихшим голосом сказал он.
   Нахмурившись, Табиб пристально вгляделся в лицо Волчьего Пасынка и ему невольно показалось, что серо-стальные глаза оборотня-меченосца подернулись невидимой пеленой воспоминания.
   - Что там, в Песках? - спросил Осане. - Ты можешь рассказать мне об этом, тур-атта?
   - Там? Там Пески. Смерть. Чудо. И Призраки. - все тем же голосом, со странной полуулыбкой, прилипшей к губам ответил Гай.
   - Призраки? Что они делают?
   - Они танцуют. В Песках. Кружат в танце. Появляются слева, справа - повсюду вокруг тебя. - с каждым словом голос Волчьего Пасынка слабел, глаза мутнели, теряя свою ясность и холодную остроту стальных наконечников, и казалось, что рассказывая он сам себя погружает в некий гипнотический транс. - Ты видишь их, но не можешь понять, что именно ты видишь. А потом ты начинаешь слышать музыку под которую они танцуют. Человеку нельзя слышать такую музыку... потому что еще позже ты начинаешь понимать, почему почти никто не возвращается...
   Начальник караванной стражи превратился в слух.
   - Почему? - затаив дыхание, спросил он, не отрывая горящего взгляда от задурманенных глаз Канны.
   Волчий Пасынок вдруг вздрогнул, встряхнулся всем телом, словно мокрый пес ( волк ? ) вытрясающий воду из своей шерсти. Глаза его вновь приобрели ясность и остроту копейных наконечников. И, с глубочайшим разочарованием, Табиб Осане понял, что тайну Коричневых Песков, тайну, известную быть может только этому странному юноше, пришедшему с северо-запада, узнать ему так и не доведется.
   - Говорить об этом нельзя. - извиняющимся, но непреклонным голосом произнес Гай, лихорадочно растирая виски. - Это тайна Коричневых Песков. Они хранят ее. И я должен хранить тоже. Как и все те, немногие, кто нашел в себе силы не остаться там. Это трудно... нет, просто нельзя объяснить... Все равно как носить магическую печать в голове, в памяти. Взломаешь ее - и выпустишь Нечто, с чем тебе не удастся справится. Никогда. Даже сейчас, когда я говорю все это, я слышу эхо музыки, под которую кружатся Танцующие, и... Хватит об этом! Я не хочу возвращаться туда даже мыслями. Это пугает меня, а я ... не умею боятся.
   Табиб Осане потер челюсть, укалываясь о жесткую бороду и пробормотал, уставившись в перевернутое дно пиалы.
   - Для человека должно быть непереносимой пыткой владеть сокровенной тайной и не сметь никому, даже самому себе рассказать ее... Это мучительно.
   - Не думаю. - спокойно сказал Канна. - Меня не тянет исповедываться.
   Начальнику караванной стражи почудился в этих словах Волчьего Пасынка скрытый подвох, но подумав, он решил, что Гай слишком прост и прям для подобного.
   - Ты грабитель караванов и достоин кары, Гай Канна, но путь через Коричневые Пески сам по себе искупление даже более тяжких грехов. И потом, надо думать, ты крепко насолил кагасам, раз они готовы сделать своим вождем любого, кто окажется достаточно проворным, чтобы принести в клан твою голову. Учитывая все это я, пожалуй... забуду, что ты Утнаг-Хайканан. Я позволю тебе следовать с караваном почтеннейшего Фахима бан-Аны. Я даже дам тебе хорошую верховую лошадь. Но учти, Гай Канна, вплоть до самых стен Пту, в случае чего я буду рассчитывать на твой меч и твою руку. Честно признаться, я даже отчасти рад, что теперь ты с нами, а не с кагасами. Стращали меня твоими кровавыми подвигами в Кыше, что и говорить... И потому, вот еще, что, тур-атта Канна. Учти, за твоей спиной всегда будет находится мой человек. Еще одного "подвига", если ты таковой задумал у тебя не получится.
   - Это самое большее, на что я мог рассчитывать. - явно не своими словами ответил юноша, почтительно склонив голову. - Благодарю тебя, добрый человек.
   Табиб многозначительно поднял палец.
   - Есть еще одно условие.
   Гай поднял голову, и серо-стальные глаза его слегка сузились.
   - Ты будешь всегда находится подле меня и, по моей просьбе рассказывать мне о северных и западных землях и народах, их населяющих. Уверен, ты видел и знаешь очень многое, поскольку, чтобы добраться до Южного Квадрата с севера нужно было пересечь территорию не одного государства!
   - Я не бродячий сказитель. -нахмурившись сказал Гай Канна. - Не бард, не менестрель.
   - Но ты должен был видеть и слышать на своем пути не меньше, чем любой из них, клянусь Аэтэль и всеми ее добродетелями.
   Гай неопределенно пожал плечами. Он часто пользовался подобным нехитрым жестом, не говорящим определенно ни да, ни нет. Волчьего Пасынка научил этому Хаген Бурелом, пытаясь объяснить оборотню-меченосцу азы мира, лежащего вне стен Казарм Гвардии.
   - Вот и сладили. - улыбнулся Табиб Осане. - Караван двинется в дальнейшей путь после того, как клепсидра опустеет наполовину. Это достаточно большой промежуток времени, чтобы успеть выслушать рассказ, о странах, лежащих за кряжем Стражей Юга.
   - Хорошо. - согласился Гай. - Но сначала мне нужно накормить своего котенка. В твоем шатре не найдется кусочка свежего мяса, а лучше плошки молока, Осане... тан. Я был бы очень признателен. В последние дни я кормил его только вяленным мясом, размоченным в воде.
   Тонкие пальцы Волчьего Пасынка ласково пощекотали маленького пурпурного кота за ухом. Остроухий зверек довольно мурлыкнул и прижался своим крохотным хрупким тельцем к раскрытой ладони. На лице Гая Канны возникла неуклюжая, непривычная, но полная искренности улыбка, в которой сквозило умиротворение. Глядя на котенка и его хозяина, Табиб Осане неожиданно для себя почувствовал, как защемило у него на душе.
   Он понял, что мурлыкающее существо с пурпурным мехом было для молодого воина не дорогой неразменной монетой, хранимой для крайнего случая, но единственным другом и спутником Волчьего Пасынка. И поняв это, могучий, как медведь караванщик с головой, тронутой преждевременной сединой, испугался одиночества, окружавшего отстраненного, нелюдимого юношу. Добровольно выбранного одиночества волка-одиночки.
  
   3
  
   Фахим бан-Ана, богатый и всеми почитаемый купец из славного города Ишша - маленький и пухлый, как колобок человечек с огромной высоколобой головой, стыдливо подернутой редким пушком, пародирующим шевелюру, высунулся из своего паланкина, престижа ради облицованного резными пластинками из слоновой кости и поманил толстой ручкой своего доверенного слугу и старого друга, Табиба Осане.
   - Слушаю, хозяин. - почтительно сказал чуть не втрое более крупный шарумец, привычным жестом прижимая ладонь к сердцу.
   - Друг мой, Табиб, изволь позвать сюда того странного юношу, подобранного тобой ночью. Я хотел бы развлечь себя разговором с ним. И потом, всецело доверяя тебе, должен же я все-таки знать, чей меч добавился к моей страже.
   - Да, хозяин. - кивнул головой Осане и, повернувшись в седле, кликнул. - Гай! Гай Канна! С тобой хочет говорить мой господин!
   Верхом на приземистой крепкой онокгольской лошадке, выданной ему по приказу начальника караванной стражи, Гай подъехал к паланкину, склонив голову в знак почтения. Смысл этого жеста - опускать глаза к земле, подставляя незащищенную шею неизвестно кому, был Волчьему Пасынку абсолютно не понятен, но он давно усвоил, что не умея склонять голову в этом мире далеко не уйдешь.
   - Гай Канна, так тебя зовут, почтенный юноша? - мягко спросил Фахим бан-Ана, оценивающим ( это уже въелось в кровь ) взглядом окидывая плечистую фигуру молодого уранийца.- Да... господин.- Гай Канна. - донесся из сумрачной глубины купеческого паланкина тонкий девичий голос. - Гай. Странное имя. Похоже на лай собаки или - ха-ха! На крик погонщика скота! Вот так : Кхай! Кхай-я-а!Фахим улыбнулся.
   Гай пожал плечами. Он не видел ничего забавного или странного в своем имени. Впрочем, у него вообще неважно обстояло с чувством юмора - этому надо было еще долго учиться, и он старался. Вот только выходило неважно.
   - Может быть. Я не выбирал себе имя. Ни имя, ни судьбу.
   - А у тебя странная судьба, тур-атта Канна?Из-за спины знатного шарумского купца выглянуло узкое бронзовокожее личико, обрамленное длинными блестящими черными локонами, старательно завитыми в бесчисленное количество мелких колец. Зеленые глаза блеснули азартным изумрудным блеском. Волчий Пасынок, чьему взгляду прохладный полумрак паланкина не был особой помехой хорошо разглядел и фигурку девушки - тонкую, ладную, словно выточенную из слоновой кости рукой искусного мастера.
   - Может и странная, - задумавшись на мгновение ответил он. -меня растили и готовили для единственного занятия. С единственной целью в жизни - быть верным, быть преданным, быть бесстрашным, быть смертоносным... Сейчас я понимаю, что тот, кого я и мне подобные хранили от кинжала, стрелы, удавки, яда в бокале, вовсе не был достойным человеком. Но даже знай я это тогда, это не умалило бы моей лояльность - в ней был смысл самого моего существования. Когда хонты взяли Ур, и он погиб... вместе с большинством моих братьев, заваленный обломками собственного дворца... когда оказалось, что не осталось не только преемника, но ничего от империи вообще... тогда возникла Пустота. Вдруг оказалось что мои преданность и смертоносность никому уже не нужны. Передо мной, прежде видевшим лишь казарменные стены и дворцовые покои, которые надлежало охранять вдруг распахнулся весь мир... такой огромный, запутанный, непонятный. Я мечусь по нему и никак не могу понять, где здесь мое место. Это - странно?
   Девушка в паланкине -как нетрудно было догадаться дочь Фахима в свою очередь задумалась на короткое время.
   - Это наверное и в самом деле странно. - ответил за нее купец. - И куда ты держишь свой путь теперь, Гай Канна?
   Волчий Пасынок взмахнул рукой, указывая направление.
   - На запад. В Пту я сяду на корабль...
   - Пескоход. - поправил Табиб. - Еще говорят, ползун, а то и попросту - "таракан".
   - ... пересеку Сухое море и отправлюсь дальше. Туда, где еще не был. Там, на востоке лежит Круст, говорят, это страна воинов, таких, как я. Может быть, там я найду свое место в этом мире. Здесь, на Юге, в Желтом Квадрате, я этого не нашел.
   - Ты очень молод юноша, но говоришь так, словно побывал во многих землях.
   - Так и есть. Я иду из города в город, из страны в страну, и нигде подолгу не останавливаюсь.
   Гаю говорилось все быстрее и легче. Его редко слушали и спрашивали, как сейчас - с искренним вниманием и интересом. И всякий раз это было странно и по-странному приятно. Люди, которым было какое-то дело до его мыслей и чувств, встречались на пути молодого оборотня-меченосца нечасто.
   - Зачем?
   - Не знаю. У меня нет цели... никакой нет. Мне не нужны деньги, почет слава, титулы. Даже приключения, выпадающие на мою долю, мне вовсе не нужны. Я был бы счастлив обойтись без них. Так легче. Я ищу... если бы я сам знал, что! Просто ищу. А что - пойму, наверное, только когда, наконец, найду.
   - Может быть то, что ты ищешь, доблестный Гай Канна, - вновь подала голос дочка Фахима бан-Аны. - это... (она сделал короткую многозначительную паузу) любовь?
   Гай печально улыбнулся - странным неумелым движением закрепощенных губ - и медленно покачал головой.
   - Нет. Не любовь.
   Верима, так звали купеческую дочь, незаметно для всех скорчила разочарованную гримаску. Она ожидала услышать совсем иной ответ, а заодно, если повезет, и романтическую историю о несчастной любви молодого уранийца с неприступным, безразличным лицом. Разве это не след женского участия в его жизни? Но несмотря на это ее интерес к Гаю не ослабел. Напротив, Волчий Пасынок а глазах впечатлительной девушки окружил себя ореолом возбуждающей воображение и чувства таинственности. Несомненно, доведись ей кроме всего прочего узнать, что этот статный мускулистый юноша с тонкими нервными чертами лица в совсем недалеком прошлом был знаменитым, наводящим ужас на караваны, разбойником Хайкананом из клана кровавого Сугана, от этого он только бы выиграл. Ураниец превратился бы для нее в самого настоящего героя. Благородный разбойник, окутанный дымкой романтической неприкаянности и таинственной полумистики, кто так еще способен взволновать женское сердце? И не важно, что на руках никогда не просохнет кровь безвинных жертв, что на совести не один десяток загубленных душ, а за спиной груды безвольно скорчившихся тел, беспощадно иссеченных кривыми кагаскими саблями. Об этом чувствительные, впечатлительные девушки, такие, какой была Верима как-то забывали думать.
   - Ты всегда путешествуешь в одиночестве, тур-атта Канна? У тебя когда-нибудь бывали спутники... или даже спутницы?
   - Иногда они появляются, но ненадолго. Другим быстро удается найти себе место и занятие, они понимают, что рано или поздно нужно остановится. Меня же судьба гонит дальше. Иногда я пытался остаться вместе с ними, но из этого ничего не получилось.
   - Одному сейчас путешествовать опасно. - поглаживая легкую, почти воздушную бороденку проговорил купец. - Нужно быть очень отважным и сильным человеком, чтобы осмелится попытаться в одиночку добраться до Пту, особенно, если не знаешь правильного пути. Немудрено, что ты заплутал и потерял лошадь. - (это была часть лжи, которую Табиб Осане придумал для того, чтобы объяснить своему хозяину появление Канны в караване, ибо, несмотря на дружеские отношения и высокое доверие к начальнику стражи, Фахим бан-Ана ни за что не потерпел бы подле себя присутствие грабителя караванов, чье имя уже успело стать проклятием для пустынь). - А случись встретиться на пути кагасам во главе с этим песчаным дэвом, которого они называют Хайканан?! На Большом Караванном Пути всегда ошивается превеликое множество разбойников и негодяев. Ах, эти проклятые кагасы! и даффы! те ничуть не лучше! Да убережет мудрый Баббет нас от встречи с нечестивцами. Его светлый лик прежде всегда был ко мне благосклонен, да. Не даром я на свои деньги возвел ему скромный храм в оазисе Кыш. Клянусь своими предками, алтарь в нем никогда не пустеет!.. Вот только грабителей с каждым годом становится больше, и год от года их банды, вырастая в количестве, становятся все более наглыми и дерзкими. Ни султан Шарумы, ни мальбер Добальтара ничего не могут с ними поделать, хотя регулярно посылают в степи войска, дабы присмирить презренных дикарей. Даже большому каравану с хорошей охраной путешествовать сейчас небезопасно. Ты должно быть храбрый человек, Гай Канна, и, несомненно, великий воин, каким представил тебя мой добрый друг Табиб, раз пренебрег такой опасностью.
   - С меня нечего взять. - осторожно ответил Волчий Пасынок. - Я не вожу с собой товаров и золота. Они неизбежно вызывают алчность и потому опасны.
   Табиб Осане ухмыльнулся в бороду : " Кривишь душой, тур-атта. Один твой кот чего стоит, да и оружие справное, только за ножны, без вложенных в них клинков, можно выручить знатные деньги. И чтоб мне жариться в пламенном дыхании Азуса, если меч твой откован не из стальгородского булата!"
   - Разве это может остановить грабителей? Они ведь не знают, что ты везешь в седельных сумках, и никогда не верят на слово.
   - На этот случай у меня есть Хищник.
   Гай прикоснулся к рукояти своего меча.
   - Даже хорошему воину не выстоять в одиночку одновременно против полудюжины врагов, знающих, с какой стороны следует браться за меч. - заметил Фахим бан-Ана. - Или я не прав, Табиб?
   - Если только его руку не будет направлять сам Уран, Отец Битв! - откликнулся шарумец.
   - А как же знаменитые герои из рассказов сказителей, почтеннейший тур-атта Осане? - обижено воскликнула Верима. - Великие воины-паладины, смело выступавшие и против десяти и против двадцати врагов? Неужели это всего-навсего истории?! Я не верю! Разве доблестный Нурин Нурган не бился один против целого племени даффов, этих степных шакалов, похитивших его младшую и любимую жену? Разве он не одолел их всех? Я сама видела, как, вступив через Южные ворота в Ишш, он ехал по городу, гордо уперев в стремя пику с насаженной на нее головой дикарского вождя!
   - Ты не успел и рта раскрыть, а моя дочка уже бросилась на твою защиту, Гай Канна. Не странно ли? - добродушно рассмеялся маленький купец, потирая пухлые ладошки. - Я увез ее из Ишша специально подальше от тамошних вздыхателей, кои просто осаждают мой дом! Они только и ждут, чтобы сорвать ценный плод, который я растил и лелеял на протяжении пятнадцати лет. И вот, поди ж ты, в центре пустынь и степей, где кроме разбойников и негодяев можно встретить разве что одиноко парящего ягга, она находит новую мишень для своих женских чар!
   Гай невольно смутился.
   Фахим бан-Ана вдруг разом посуровел, сдвинул редкие брови и, погрозив толстым пальцем, совершенно серьезно предупредил Волчьего Пасынка:
   - Смотри Гай Канна! Не поддайся искушению! Моя Верима очень легкомысленна...
   - Папа! - возмущенно пискнула девушка.
   - ... и впечатлительна. Не вздумай воспользоваться ее слабостью и моим добрым отношением. Я должен сберечь свою дочку для замужества.
   - Папа!!!
   Подобная речь застала Канну врасплох. Ни о чем подобном он и не подумывал. Девушка, конечно, была очень красива и, несмотря на свою юность уже вполне созрела, как женщина, но Волчий Пасынок в известной степени был иммунирован от женских чар. Во всяком случае, они не заставляли его делать поступков, противных логике. Гай на секунду замешкался, подбирая достойный ответ.
   - Я не посмею злоупотребить вашим гостеприимством и доверием, уважаемый. - повторил он слышанные однажды слова.
   - Надеюсь, ты человек слова, юноша.
   - Я не из тех, кто лжет. - сказал Гай и обернулся в сторону Табиба.- Это может подтвердить Осане-тан.
   Купец из Ишша довольно закивал головой.
   - Табиб не может выбрать на рынке хороший кусок ткани так, чтобы его при этом не надули на полцены, но в людях он разбирается, как никто другой. Этого у моего друга не отнять. Если почтенный Осане поручается за твое слово, я абсолютно спокоен.
   - Я склонен доверять тур-атта Канне, мой господин. - сказал начальник караванной стражи, привычным жестом, характерным для многих южан, оглаживая бороду. - На меня он произвел впечатление человека... не способного лгать.
   - Значит он таков и есть. - с легкостью заключил Фахим бан-Ана. - С тех пор как ты работаешь на меня, друг Табиб, я не помню ни одного случая, чтобы ты ошибся, выражая свое мнение о человеке.
   - Может быть ты расскажешь о своих приключениях, достойнейший Гай Канна. - глядя на Волчьего Пасынка огромными изумрудными глазами спросила Верима, стремясь сменить неприятную ей тему разговора. - Судя по тому, что мы уже услышали, на твою долю их должно было выпасть немало. Иначе откуда тебе знать, что тебя не прельщают ни деньги, ни почет, ни слава, ни даже любовь. Чтобы говорить так, все это нужно было испытать на себе.
   - Боюсь, из меня плохой рассказчик.. - сделал попытку отнекнуться Гай.
   Ему вдруг сделалось неуютно. Конечно, он был очень благодарен этим совершенно незнакомым людям, проявившим к нему такое участие. Он вообще был людям, когда они одаряли его своим вниманием, но чужие попытки сорвать покров с прошлого всегда настораживали и пугали Волчьего Пасынка. Собственные воспоминания Гай считал исключительно своей монополией, и ему не нравилось, когда кто-то пытался вторгнуться в них, пусть даже прежде испрашивая на то разрешения. Еще больше этот страх усилился после приключения в Коричневых Песках, куда ему пришлось вторгнуться, спасаясь от разъяренного Сугана и его брата Обола. Канна понял, очень хорошо понял, насколько пугающей жестокой и опасной может быть собственная память.
   - Когда и как ты попал на Юг, или как там вы называете наш край у себя на западе, Стигилион?
   - Года два назад.
   - Ты пересек Стражи Юга, или приехал на корабле?
   - Мне пришлось отказаться от мысли сесть на борт корабля. В портовом городе Эльштапе меня...- он запнулся. - против меня выдвинули несправедливое обвинение. Мне пришлось бежать.
   - Должно быть ты присоединился к торговцам, перебирающимся в Добальтар. - предположил Фахим бан-Ана, деликатно избегая вопросов относительно того, каким было обвинение, выдвинутое против молодого уранийца.
   Для себя он решил, что парень, скорее всего подрался с кем-то из-за благосклонного женского взгляда, или брошенного в спину оскорбления... Каким бы нелюдимым он не был и что бы там не говорил, молодость есть молодость. Она свое возьмет.
   - Не совсем. - сказал Гай. - Я действительно перешел, через горы, но все перевалы были уже закрыты снегами, сошедшими с вершин, и не один торговый караван не мог выступить в путь, а я не хотел... не мог ждать. Пришлось перебираться через Стражи одному.
   - Что-о? - невольно воскликнул Фахим бан-Ана. - Ты пересек Стражи Юга в одиночку, без проводника, да еще в период, когда все тракты и перевалы были завалены снегом?! Двуликий Баббет! Ты и в самом деле великий человек, тур-атта! Даже горцы не рискуют забираться далеко от своих пещерных нор, когда вершины сбрасывают с себя снежные лавины. В это время года горы превращаются в одну сплошную ловушку.
   - Два года назад. - задумчиво пробормотал Табиб Осане, хмуря кустистые брови. - То есть как раз в то время, когда Добальтарский мальбер объявил войну горным кланам. Огненное дыхание Азуса! Пройти через горы, когда тамошние троглодиты, возмущенные публичной казнью своих соплеменников, воровавших овец и попавшихся на месте преступления, повыползали из пещер, дабы вдосталь намахаться своими длинными ножами! Ты удивляешь даже меня, Гай Канна!
   - Вот видишь, папа! Я была права! Нет ничего невозможного для настоящего героя! Так что не все песни и истории сказителей выдумки. Вот! - гордо, как будто не Гай, а она сама совершила этот беспримерный поход через кишащие разъяренными горцами Стражи Юга, воскликнула Верима.
   - Но я не сражался сразу с целым племенем даффов, подобно Нурину Нургану. - сказал Канна, немного смущенный произведенным на слушателей впечатлением.
   Сам он не видел ничего сверхъестественного и невозможного в своем переходе через горный хребет, отделяющий Юг-Стигилион от западных и северных земель Таннаса. Да, вне всяких сомнений это было очень трудным и нелегким делом. Многие на его месте наверняка так и остались бы в далеких заснеженных горах. Погибли бы в лавине, или пали бы под ударами тяжелых горских ножей, а нет - так от изогнутых мечей добальтарских воинов. Последние вторглись в Стражи, дабы усмирить излишне воинственные кланы горцев, чьи вожди еще до того, как снег завали все перевалы и тропы, перекрыли все торговые пути, грозя, тем самым, задушить торговлю Добальтара с западными странами, богатыми золотом и серебром, мехами и медом, зерном и лесом. Пробраться было трудно, но не невозможно.
   Гаю удалось не только сохранить свою жизнь и добраться до Южного Квадрата (Добальтара, Шарумы, Онокгольского каганата и Кхурба), но так же и принять деятельное участие в мелкой, но от того не менее жестокой и кровавой войне, затеянной самым могущественным южным владыкой против дюжины малочисленных и крайне воинственных горских кланов.
   Если бы Волчьему Пасынку дано было знать, что такое тщеславие, он не без гордости мог бы сказать: скалистые вершины Стражей Юга еще долго будут помнить грозное имя Гайхамар, Снежный Барс, к которому позже прибавился еще один эпитет - Миротворец.
   - Постой-ка, тур-атта Канна. - словно прочитав мысли оборотня-меченосца воскликнул Фахим бан-Ана. - Табиб, друг мой, кто как не ты пересказывал мне истории о человеке с севера, водворившем мир в добальтарских горах? Как там его звали? Хаймар?.. нет, Гай...
   - Гайхамар, или иначе - Снежный Барс. - откликнулся начальник караванной стражи. - Гм... Есть сходство.
   Фахим всплеснул ручками, хлопая себя по бедрам.
   - Чтоб от меня отвернулся благосклонный лик Баббета! - с преувеличенным возмущением вскричал он, обращаясь к Осане. -Кого ты привел в мой караван, Табиб?! Этот человек собственноручно снял колено, которое так славно придавило горло нашим конкурентам из мальберата!
   - Я сожалею, - досадуя на свой язык, сказал Гай. - но тогда я не мог знать, что мне доведется путешествовать с вашим караваном. Я сражался на той стороне, которая признала меня первой. Так получилось.
   Фахим весело улыбнулся, ткнул дочку в плечо и громко рассмеялся неожиданно серьезной реакции молодого уранийца. Верима звонко вторила ему, а Табиб Осане позволил себе лишь слегка ухмыльнуться в бороду.
   Волчий Пасынок ощутил острый приступ внезапного раздражения. Он не понимал, что нашло на окружающих его людей и чем все это могло обернуться для него. Непонимание людей, их поступков, манеры думать и реагировать (очень часто совершенно нелогично), все это по отдельности и вкупе, порождало неопределенность, которая всегда смущала и злила его. Рука оборотня-меченосца рефлекторно напряглась и незаметным даже для него самого движением переместилась на пояс, поближе к эфесу Хищника.
   - Успокойся, Гай Канна! - Табиб хлопнул уранийца по плечу.
   Гай не ожидал этого движения, его напряженные нервы не выдержали и отреагировали на него молниеносно, повинуясь четким, отработанным до автоматизма рефлексам. Левая рука оборотня слегка приподнялась для того, чтобы захватить и вывернуть упавшую на плечо ладонь шарумца, правая скользнула к мечу. Пальцы привычно обняли рубчатую от насечек рукоять, но, к счастью, в последнюю долю мгновения Волчий Пасынок сумел осознать дружественный характер этого легкого удара, и смертоносное, острое, точно бритва лезвие, спрятанное в ножнах из черного дерева, не обнажилось.
   Табиб Осане не успел никоим образом отреагировать на стремительные движения Гая, однако то, что рука последнего лежит на эфесе меча, он увидел. Улыбка исчезла с широкого бородатого лица шарумского караванщика.
   - Успокойся, Гай Канна. - ровным, каким-то деревянным голосом повторил он. - Почтеннейший Фахим бан-Ана вовсе не держит на тебя зла. Это шутка, понимаешь? Как можно судить о превратностях судьбы?
   - Тур-атта Канна. - торжественно сказал так ничего и не успевший понять купец из Ишша. - Если все то, что я успел узнать о тебе - правда, значит, ты достойный человек, и мне просто следует благодарить богов за то, что они привели тебя в мой караван. Путешествие под защитой такого великого воина не только большая честь, но и - ха-ха! Большая безопасность. И потом, - добавил он, широко улыбаясь. - мне это обошлось необыкновенно выгодно! Дешевле, чем услуги любого из воинов нанятых Табибом!
   Табиб Осане торопливо отвернулся, пряча запутавшуюся в бороде насмешливую улыбку от зорких глаз своего маленького хозяина. Если бы только тот знал всю правду о Гае Канне! О том, кто был не только свирепым Гайхамаром-Миротворцем, но так же и печально известным Утнагом-Хайкананом, беспощадным Волком, предводителем кагасов, этих Хогоном проклятых пиратов степей! Назвал бы он тогда уранийца достойным человеком и благодарил бы богов за встречу с ним? Хо! Как немного значат человеческие слова! Как непостоянны и сиюминутны их представления и чувства! Подумать только, говорить о безопасности в присутствии мрачного нелюдимого парня, чье имя уже успело стать проклятьем для торговцев, двигающихся по Большому Караванному Пути!
   Окончательно смешавшийся Гай постарался ничем не выдать своих эмоций.
   Что же до юной Веримы, дочери почтенного Фахима бан-Аны, то она, позабыв обо всем, смотрела на Гая влюбленными глазами. В сердце девушки уже жарко разгорался огонь страсти. Она нашла своего героя, уверенно вытеснившего дотоле претендовавшего на эту роль темнокожего рослого кхурбийца Караха из числа нанятых Табибом охранников. Пылкое воображение Веримы услужливо рисовало ей красочные душещипательные картины несбыточного будущего, в котором мускулистые объятия Волчьего Пасынка играли далеко не последнее значение.
   Разрушая эту идиллию, в воздух ворвался возбужденный крик одного из дозорных воинов охраны.
   - Хон! Хон! Айгаа-а-а, Хон!
   - Тени и Призраки! - сердито буркнул Табиб Осане, приподнимаясь на стременах и вглядываясь вперед. - Что еще там? Да, это Хон! Он подает какой-то знак. Да подъедь ты ближе, дурень!.. Так, что... Проклятье! - уже прорычал шарумец, мрачнея на глазах. - Опасность?!. Смерть?!! Впереди нас смерть, дери меня Хогон!
   Рослый караванщик повернулся в сторону Волчьего Пасынка и криво усмехнулся.
   - Кажется, Гай Канна, ты и впрямь не случайно прибился к нашему каравану. Быть может твоему мечу найдется работа. Едем вперед... Карах! Устул! Головами отвечаете за безопасность господина бан-Аны и его дочери! Не отлучаться от паланкина ни на шаг! За мной, тур-атта Канна!
   Он ударил лошадь пятками и быстро поскакал в голову каравана. Гай, не задерживаясь, последовал за ним, отставая не более, чем на четверть корпуса.
   К разочарованию и некоторой обиде Веримы, он так и не обернулся, чтобы бросить на нее свой взгляд.
  
   4
  
   Хон - искусный следопыт-онокгол, всю свою жизнь проведший, мыкаясь по степям и пустыням, не ошибся, подавая сигнал, а Табиб Осане, подле которого Хон держался последнюю часть этой самой жизни, не ошибся, расшифровывая его. Впереди них и в самом деле была смерть. Вернее жуткий след Единственной Истинно Бессмертной, ее пугающая ипостась, обличенная в умерщвленную плоть.
   До того, как стать жертвой грабителей это был крупный караван. Не такой большой, как у почтенного Фахима бан-Аны, кроме своих товаров переправлявшего в Пту и товары нескольких своих компаньонов из Ишша и пары других городов, но все же...
   Его сопровождали, по меньшей мере, человек двести. И все они теперь были мертвы. Там и сям среди перевернутых, сломанных, разграбленных повозок, безвольно разбросав конечности, валялись изуродованные человеческие тела. Жалкие неуклюжие фигурки, перетрясенные и разбросанные руками шаловливого великана. Нападавшие не пощадили и тех животных, которых не смогли, или не захотели увести с собой. Не было ни одного раненного, ни одного умирающего, в ком бы еще тлела хоть искорка жизни. Все было мертво. Единственными живыми существами здесь оказались только наги, летающие трупоядные псевдозмеи, при приближении людей тут же поднявшиеся в воздух черной тучей, шумно хлопая перепончатыми кожистыми крыльями.
   - Я узнаю эти повозки. - негромко сказал Табиб, не поворачиваясь к Волчьему Пасынку. - Это был караван Набаши Аль`Гы, состоятельного купца из онокгольского каганата. Они вышли из оазиса Кыш тремя днями прежде нас. Торопились. Бедняги! Азус огнерожий! Ты видел когда-нибудь такие раны, Гай Канна? Мыслимо ли дело так изуродовать человека?! Смотри, у него нет ног выше колен. И как чисто срезано! Словно секанули самой большой бритвой, какую только можно себе представить!
   - Не только человека, караванщик. - холодно заметил Канна. - Смотри, иные повозки тоже выглядят так, словно часть их просто испарилась.
   Медленно и очень осторожно они въехали в останки разграбленного каравана, обогнув по пути развернутую поперек длинную телегу с расколовшимся от резкого маневра колесом. Очевидно, запряженные животные в паническом страхе перед кем-то или чем-то смертельно опасным, или столь же смертельно ужасным, на худой конец, не слушаясь возницы пытались бежать, увлекая за собой повозку. В результате перекосившейся осью одной из сильных ширококостных тягловых лошадей переломало спинной хребет. Другая тоже была мертва, но ее смерть оказалась куда более страшна и мучительна. Кто-то или что-то буквально выел, вырвал все ее брюхо вместе с внутренностями. Наги уже изрядно объели труп, обнажив от плоти толстые крепкие ребра, пожелтевшие от пищеварительной слюны, какой псевдозмеи поливают добычу прежде, чем приступить к своей мерзкой трапезе.
   Гай молча вытянул руку и указал на лошадиный остов.
   - Тени и призраки! - пораженно воскликнул Табиб Осане. - Срез ребер гладкий и ровный! Ни самые большие клыки и ни самый острый меч не смогли бы сделать подобное! Сожги меня огнерожий Азус, если это вообще дело рук человека или зверя родившегося под солнцем этого мира. Только когти Хогона, в адском пламени раздирающие души, могли бы оставить такие следы!
   Волчий Пасынок легко соскочил с коня и подошел к трупу. Остановившись подле него, он присел и осторожно постучал по песку. К удивлению начальника караванной стражи раздался глухой, но совершенно отчетливый стук.
   - Стекло. - пояснил Гай. - Я такого чистого никогда не видел... Что-то расплавило песок и превратило его в стекло, равного которому не выдувают даже хоббы-стеклодувы.
   Вернувшись обратно к своей лошади, Канна одним легким прыжком, вызвавшим у Табиба мимолетный приступ безотчетной зависти, взлетел в седло. Они проехали еще несколько десятков шагов и натолкнулись на огромную белесую тушу слонорога, уткнувшегося в плотно сбитый песок тракта могучей грудью, достаточно широкой, чтобы на ней мог свободно улечься взрослый хорошо сложенный мужчина. Подогнувшиеся задние лапы исполинского животного удерживали мертвое тело в полусидячем положении. Толстые жилы и огромные мускулы, закрепощавшие движения гиганта не давали им безвольно разъехаться или распрямиться и после смерти. А уж в смерти слонорога не могло возникнуть ни каких сомнений - у него начисто отсутствовала голова. Срез шеи был таким ровным, что создавалось впечатление, будто бы ее просто слизнуло некое неведомое и неимоверно огромное чудовище.
   - Тень Сагаразага! - потрясенно прошептал побледневший Табиб Осане, нервно теребя свою бороду. - Демоны! Демоны из Преисподней Хогона набросились на караван онокгола. Да! Только у них могут быть такие страшные, такие острые когти!
   - Но зачем Владыке Преисподней товары смертных? - окидывая взглядом разграбленные повозки здраво спросил Гай. - Скорее уж это работа тех, кто служит другому божеству - Крессу. Смотри.
   Он подъехал к одному из человеческих тел, дотянулся до его плеча, изогнувшись в седле, словно огромная гибкая кошка, и без видимого усилия перевернул на спину. Из груди мертвого человек торчал зазубренный обломок стрелы, уверенно нашедшей слабое сочленье в пластинах кольчуги.
   - Демоны не стреляют из человеческих луков... по большей части. Здесь поработали люди.
   Табиб Осане, задумавшись смотрел на труп.
   - Но какие люди могли сотворить подобное с караваном, тур-атта Канна?
   - Люди не могли. - спокойно согласился Волчий Пасынок. - Если только им не помогала могущественная черная магия... Очень могущественная... А стрела, кстати, всажена с кагаской меткостью. Если, конечно, не случайно попала.
   Они обменялись напряженными взглядами.
   - Ни один крупный караван не помыслит двинуться в путь без своего чародея, достаточно сильного и способного, чтобы защитить от всяких там заклятий и наветов кагаских или даффских жрецов. - пробормотал начальник караванной стражи.
   Гай Канна промолчал.
   - И это значит лишь то, что волшебник, нанятый Аль`Гы оказался недостаточно могущественным, чтобы противостоять этой... магии. - сам за себя ответил Табиб. - Тени и Призраки, а ведь я слегка знал его! Он совсем немногим уступал нашему Кальпуну. Пр-р-роклятье Азуса на мою голову!
   - Кальпун, так зовут вашего мага? - на всякий случай спросил Гай.
   - Да. Но этот старикан безвылазно торчит в своей кибитке, возясь со всякими магическими игрушками. А то сидит в трансе - глаза у переносицы, и разум бродит где-то в высших сферах. Оно вообще-то и хорошо - еды меньше уходит.
   Волчий Пасынок поднял руку с пальцами судорожно скрюченными самым немыслимым образом и, сконцентрировав свое энергетическое поле, в один взмах вычертил младшую Руну Альт. На глазах у изумленного Табиба в воздухе возник странный кажущеся простой, и в то же время удивительно сложный, знак, вытканный дрожащими огненными линиями, а в след за тем голову молодого уранийца окутал странный мерцающий нимб.
   - Что ты делаешь, тур-атта? - воззрился на него Табиб.
   - Смотрю. - коротко ответил Гай.
   Голос его прозвучал глухо - уранийцу приходилось прилагать значительные усилия, чтобы удерживать в сознании черты магической Руны.
   - Здесь нет черной магии. - наконец сказал он с непререкаемой уверенностью в голосе. - Это не колдовство. Нечто более совершенное. Что-то было здесь - огромное могущественное, сверхъестественное. Аномаль! Что-то ирреальное... Трудно сказать, что именно, но оно наверняка не из нашего мира. След такой зыбкий... Трудно определить... Непонятны ни природа, ни сущность. Может быть и в самом деле демон, может и нечто иное - голая обезличенная сущность. Кресс! Я его чувствую, но ничего не могу увидеть!
   Гай расслабился и изгнал из головы образ Руны, ощущая привычную, распирающую стенки черепа пустоту.
   - Что ты делал, Гай Канна? - не в силах унять удивление, спросил Табиб Осане. - Ты часом не только воин, но и колдун?!
   - Это не колдовство. - сухо ответил Волчий Пасынок. - Скорее низшая форма примитивной энергетической магии...
   Недоумение еще сильнее округлило глаза начальника караванной стражи, однако, он воздержался от того, чтобы выспрашивать у уранийца, что тот подразумевал под своими словами.
   - Я пользуюсь специальными знаками. - пояснил Гай. - Мы называем их Рунами и используем как некую призму для усиления и концентрации внутренней энергии. Для этого даже не надо иметь особых талантов, достаточно хотя бы предрасположенности к магическому дару.
   - Дыхание Азуса! - в который раз выругался Осане. - Чтобы начертать эту... Руну... нужно иметь руки с переломанными пальцами!
   Табиб попытался изобразить нечто отдаленно похожее на положение пальцев Канны, когда тот выписывал в воздухе свой магический знак, но у него ничего не вышло. Сильные толстые пальцы немолодого караванщика оказались слишком грубы для столь тонкой и деликатной операции.
   - Что б мне, да в лапы Хогону! Это не для меня!
   - Подобная гибкость пальцев вовсе не обязательна. Руну можно начертить и в несколько приемов, но это было бы слишком долго. В нужный момент можно не успеть.
   - Все-таки здесь сражались, Осане-тан. - сказал следопыт Хон, рассматривавший трупы своих сородичей-караванщиков, лежащие несколько в стороне.
   От зоркого глаза Гая не ускользнуло то, как переворачивая окоченевшее тело в поисках ран, нанесенных человеческим оружием, онокгол ловким движением сорвал с шеи мертвеца желтоватую, не исключено - золотую, цепочку и спрятал ее в кармашек на поясе.
   - Смотрите - сабельные удары, ураниец был прав. Здесь сражались не только демоны, но и люди... Жаль песок по обе стороны тракта сыпуч, не осталось никаких следов. Нельзя даже сказать, в какую сторону ушли грабители. Несколько телег они, видимо увели - в караване видны бреши. Да и товары на чем-то должны были вывозить, не все же на лошадях и верблюдах... А кое-что осталось!
   Узкое темное лицо Хона просияло. Еще бы, ведь все обнаруженное, согласно неписаным законам степей и пустынь на одну четверть принадлежало хозяину каравана, остальное же забирали себе те, кто караван охранял.
   - Наги, правда, почти все загадили, но это не беда.
   - Прочисти мозги, Хон. - сердито бросил подъезжая к брату Улук. - Этот караван ограбили в пяти дневных переходах от Пту. И, главное КАК ограбили! Создания Преисподней вышли, чтобы помочь грабителям. И я почти уверен, что негодяи до сих пор крутятся здесь, поблизости, упаси нас от встречи с ними преблагая Аэтэль! Нужно как можно скорее уходить отсюда, Осане-тан. Эти пески пахнут смертью! Я чувствую этот запах так сильно, как никогда. Нужно изменить маршрут и идти к Пту окольными путями, иначе, - не приведи боги! - наш караван может постичь подобная участь!.. Поглядите, никто из них даже не успел отбежать достаточно далеко. Смерть настигла всех и каждого. И она до сих пор осталась здесь. Прячется. Затаилась.
   - Успокойся, Улук. - приказал занервничавшему следопыту Табиб. -Я и сам вижу, что здесь небезопасно. Нужно понять, куда ушли грабители, тогда можно будет хотя бы предположить, с какой стороны следует более всего опасаться нападения.
   - Скорее всего оттуда, с запада. - сконфужено сказал Хон, стряхивая свои алчные страсти. - Там лежат трупы со следами ран от мечей, копий и стрел. Трупов нападавших не видно, но это ничего не говорит. Степняки почти всегда забирают своих убитых, чтобы над мертвыми телами не надругались.
   Улук быстро повернул и погнал лошадь в направлении указанном его близнецом и через какое-то время до Табиба Осане и Гая донесся его возглас :
   - Хон прав! И ЭТО тоже пришло с запада! Вот его следы - стеклянные корки поверх песка. Они начинаются отсюда... Нет! Даже раньше - отсюда!
   - Нужно уходить на восток. - заключил Хон. - С запада они напали, на запад скорее всего и ушли.
   - Нет смысла менять путь. - почесав бороду, сказал Осане. -До Пту осталось всего ничего. Если мы свернем - только увеличим вероятность риска встретится с грабителями. Чем ближе к городу, тем меньше должна быть опасность. Степняки как огня боятся (и правильно делают) наемников Капитана Кулдуса, обороняющего Пту. Они знают его суровый нрав и тяжелую руку, и не осмеливаются ошиваться у границ города.
   - С таким-то оружием?! - воскликнул онокгол.
   Табиб проигнорировал его.
   - Ускоренным ходом двинемся дальше по тракту. Без долгих дневных остановок - только чтобы напоить животных. Доберемся дня за четыре, а то и того раньше. На ночь будем ставить повозки в кольцо. Удвоим дозоры. Еще я попрошу почтеннейшего Фахима бан-Ану выпустить самого быстрокрылого из имеющихся у него ягг с сообщением о гибели каравана Аль'Гы для Городского Совета Пту. Может, они там решат выслать навстречу отряд солдат...- решил начальник караванной стражи. - А ты что думаешь, тур-атта Канна?
   - Сворачивать с пути и удлинять его - только увеличивать степень риска. - согласился Волчий Пасынок. - Ни один караван не пройдет незамеченным, если только того не захотят сами грабители. Вам ли не знать, караванщики? Вы ведь всю жизнь по этим пескам туда-сюда мотаетесь.
   - Это верно. От степняков в пустыне или степи не укроешься. Их жрецы, говорят, умеют даже захватывать сознание высоко летящих птиц и их глазами выглядывают добычу.
   - Нужно привести сюда нашего волшебника и показать ему эту... анмомаль? - возвратившийся Улук вопросительно посмотрел на Канну.
   - Аномаль. - поправил тот.
   - Вот-вот, эту ан...номаль. Кальпун должен поглядеть на это. Он колдун, ему такие штуки должны быть понятны. Может и поймет, что случилось с этим караваном, а нет так хоть посоветует, как поступать...Хотя я не слишком-то верю, чтобы наш старик сумел сладить с ЭТИМ.
   - Поглядит. - холодно пообещал Осане, к которому постепенно возвращалось спокойствие и уверенность в себе. - Когда караван будет проходить мимо, тогда и поглядит. Улук, возьми брата и внимательно осмотри окрестности. Будьте тщательны, как никогда. И вспомни, наконец, тур-атта, кто ты! Сколько уж лет вместе караваны водим, и не такое видали. Да встряхнись же ты, Улук! а то, боюсь вы уже с Хоном со страху все свои навыки позабыли!
   - Лжешь, Осане-тан. - изобразив на лице слабое подобие улыбки, сказал следопыт. - Такого мы еще не видели... Но все же ты прав, хозяин. Нельзя пугаться так, чтобы мозги отказывали! Погодите двигаться далее, покудова мы все хорошенько не разведаем. Как бы на засаду не нарваться! Уж больно те холмы вон подозрительные... Да помогут нам боги и Пресвятой Огжен!
   Онокгол звонко хлопнул свою лошадь по крупу и резво поскакал в голову разграбленного каравана. Хон, чуть помешкав, отправился за братом.
   - Нужно быстрее переговорить с хозяином и выступать. Не нравится мне здесь. - обращаясь не то к себе, не то к уранийцу, бормотал Табиб Осане на обратном пути. - Поторопимся, глядишь и пронесет!
   Торгашеская натура могучего шарумца все же дала о себе знать и к своему удивлению, Гай услышал, как Осане прибавил:
   - Кое-что, конечно, приберем, не пропадать же добру всяко.
   Канна молчал.
   Опустив вниз правую руку, он старательно разрабатывал пальцы, энергично сгибая, разгибая и переплетая их самым невероятным образом. Волчий Пасынок не довольствовался надеждами. Это было слишком хрупко. Проще было сразу готовить себя к самому худшему.
  
   5
  
   До Пту оставалось не более двух дней пути. Разграбленный и вырезанный до последнего человека караван онокгольского купца Аль'Гы остался далеко позади. Чем ближе приближались сулящие безопасность стены знаменитого города-порта, крупнейшего из всех, возвышающихся на берегах Сухого моря, тем легче становилось на душе у людей. И шаги их поневоле тоже становились легче. Лишь Табиб Осане, начальник караванной стражи, не позволял себе расслабиться, тщательно следя за состоянием повозок, здоровьем тягловых животных и боевой готовностью своих людей. Лишь в очередной раз убедившись самолично в целости каравана, порядке и дисциплине среди охраны, погонщиков и сопровождающих, в способности людей и животных, не снижая выдерживаемой скорости, продолжать путь и далее, шарумец позволял себе отвести душу, на чем свет ругая Городской Совет Пту.
   - Сукины дети! - рычал он, заводя сам себя. - Раздери их Хогон! испепели Азус! Они не могли не получить наше сообщение. А где, спрашивается, солдаты? Где наемники Кулдуса? Эти толстозадые крысы только и могут, что торговые пошлины увеличивать, да новые налоги придумывать!
   - Успокойся, друг Табиб. - выглянув из паланкина, сказал Фахим бан-Ана. - Стоит ли так рвать и метать? Мы уже почти добрались до Пту. Обойдемся и без солдат, а то ведь они только и выглядывают, как бы стянуть, где что плохо лежит. Иные на ходу подметки режут, почище всяких воров из нищих кварталов. Я уже уверен, что путь наш окончится благополучно. Баббет никогда прежде не оставлял меня своей благосклонностью.
   - У Баббета два лица. Одним он смотрит на людей торговых, а другим на воров. А вдруг, как передумает и не тем обернется. - подтрунивая над отцом сказала Верима.
   - А ты не допускаешь, Осане...тан, что ягга мог просто не долететь до города. - тихо, так, чтобы никто кроме Табиба не услышал, спросил Гай Канна, подъезжая ближе.
   - Ягги быстры, они высоко летают и очень выносливы. Стрелой яггу сбить трудно даже для самого лучшего лучника-кагаса. Охотничья птица им так же не страшна, даже черные соколы не смеют нападать, потому как о спинную чешую клюв поломать недолго, а зубы у ягг даром что мелкие - полон рот. Кусают о-го-го как! Палец в пасть не клади. В момент лишишься.
   - Я прекрасно знаю все преимущества ягг, как курьеров. - заметил Волчий Пасынок. - Но разве не ты сам говорил, что среди колдунов, обитающих в племенах степняков есть такие, которые умеют захватывать сознание существ находящихся в воздухе... Один такой шаман был в клане Кровавого Сугана. Мне он был неприятен.
   - Был? - машинально переспросил Табиб Осане, обдумывая услышанное.
   - Был. - спокойно подтвердил Гай, глядя в глаза начальнику караванной стражи. - Это одна из причин, по которым Суган, его брат и люди, которых я совсем недавно водил под своим началом так жаждут моей крови. Колдун очень облегчал грабежи караванов.
   - Говорят, у ягги настолько примитивный мозг, что управлять им практически невозможно. - задумчиво пробормотал Осане, приглаживая бороду. - Разве что сильный маг...
   - Да. Достаточно сильный, чтобы напустить на караван то самое НЕЧТО и усмирить его обратно, прежде чем оно пожрет все, включая и товары. - согласился оборотень-меченосец.
   - А ты прав, Гай Канна.
   Караванщик прищурился, испытующе глядя на Волчьего Пасынка.
   - И, по-моему, ты знаешь больше, чем пока сказал. Ведь знаешь? Зна-аешь. Так чего молчишь? Говори, не томи меня неведением.
   - Нападут на нас. - просто сказал Гай. - Если не сегодня, то завтра на рассвете точно нападут.
   Табиб Осане аж изменился в лице и быстро осмотрелся по сторонам - не услышал ли кто. Только лишней паники в караване сейчас не хватает. Люди и так напуганы необъяснимой, но, вне всякого сомнения, ужасной участью встреченного каравана. Пожалуй, стоило его обойти стороной, чтобы никого не пугать. Да только тогда в караване замучили бы друг друга страшными слухами и домыслами. Если бы дородный шарумец не успел узнать юного уранийца получше, он наверняка бы решил, что парень шутит - грубо и неуместно. Но за те несколько дней, что Канна провел в караване, Табиб успел понять - он не умеет шутить. Даже когда очень пытается сказать что-нибудь забавное.
   - О чем ты говоришь? Улук и Хон рыщут вокруг каравана без сна и отдыха, точно волки и допрежь ничего подозрительного не заметили, ни следа, ни людской тени. А уж эти двое свое дело знают. Коли крепко возьмутся - и призрака в сыпучих песках сыщут.
   Гай медленно покачал головой.
   - Может быть они хорошие следопыты. Наверное, даже очень хорошие. Точно волки, ты сказал?.. Поверь, караванщик, не людям тягаться в искусстве выслеживать со зверем.
   - Ты хочешь сказать... - тихо протянул Табиб, сообразив, к чему клонит Волчий Пасынок.
   - Этой ночью, обернувшись волком, я оббежал караван кругом. Следов и теней грабителей я тоже не нашел, но сильный ветер всю ночь дувший с запада, донес запах лошадиного пота. Подбираться ближе я не стал - и без того ясно, разбойники рядом, и они, безусловно, знают о нашем караване. Думаю, они подпустили нас так близко к Пту в расчете на то, что близость города и безопасности притупят нашу бдительность и позволят внезапно напасть, застав караван врасплох.
   Гай невольно осекся, внезапно для себя заметив, как на лицо начальника караванной стражи наползла черная тень подозрения. Табиб до боли в суставах стиснул огромные кулаки, не позволяя рукам потянуться к рукояти кинжала, заткнутого за пояс.
   - Почему ты ничего не сказал мне о своей ночной вылазке? - стараясь сохранить в голосе спокойствие, спросил он. - Почему Улук и Хон не видели твоих следов? Зачем ты таился?
   - Я не хотел будить ненужных подозрений. И потом, разве я сейчас не говорю тебе?
   Встречный вопрос Волчьего Пасынка Табиб воспринял, как подтверждение собственных догадок и подозрений, черным роем заполонивших голову. "Поверил, старый дурак! И кому?! Волку-Хайканану!". Таить от Гая своих подозрений Осане не стал - все равно ураниец уже все прочитал по его лицу.
   - Ты становишься мне подозрителен, Гай Канна. - тихо прошипел шарумец, мучительно гадая, успеет ли ударить оборотня кинжалом в живот, прежде, чем тот использует против него свой знаменитый удар. - Что, если гибель каравана Аль'Гы - дело рук твоих дружков-кагасов? Не к ним ли прошлой ночью ты бегал? И не затем ли ты вкрался в мое доверие, чтобы разузнать и сообщить своим мерзкорожим соплеменничкам все о нашем караване - сколько товаров, сколько сопровождающих, сколько людей в охране? Как я угадываю, а, Утнаг-Хайканан?
   Гай напрягся, взвинчивая восприятие. Если придется драться, ему будет необходима вся скорость, на которую он только способен. Иначе лучники-онокголы нашпигуют его стрелами гуще, чем дикобраз утыкан иголками. Гай еще попытался отвести от себя подозрения, но внутри он уже был готов убивать и калечить.
   - Разве я не мог узнать все это в первый же день? Зачем в таком случае мне рисковать собой и продолжать путь вместе с вами? Это не укладывается в логику.
   - Может быть. - угрюмо согласился караванщик и зловеще добавил. - Все может быть.
   Волчий Пасынок приготовился ощерить клыки. Глаза его превратились в стальные наконечники, острые и холодные, готовые вонзаться и оставлять раны. Он не хотел убивать, но если предположения и подозрения Табиба Осане возобладают над здравым смыслом... Волчий Пасынок редко принимал подобные заблуждения достойным оправданием. Он всегда убивал прежде, чем заблуждения могли убить его. Иногда (и зачастую) это было наихудшей альтернативой из всех имеющихся зол, но Гай не умел делать выбор. Он не понимал и не принимал людских правил игры. Они были для него слишком сложными.
   - И не думай, караванщик. - угадав намерение Табиба, все же предупредил он ровным бесцветным голосом. - Не успеешь. А кроме того, на мне кольчуга.
   Сделав над собой огромное усилие, Табиб расслабил плечи и заставил себя глубоко вздохнуть. Если бы проклятый ураниец действительно хотел нанести каравану несомненный и ощутимый вред, он просто-напросто зарубил бы его на месте своим хваленым ударом, разом обезглавив караванную стражу. Быть может...
   И, словно специально дождавшись самого удобного момента, раздался отчаянный крик одного из близнецов-онокголов, галопом несущегося к каравану:
   - Айгаа-а-а! Степняки! Грабители! Караван сто-ой! Готовьте мечи!
   Осане зарычал, словно разъяренный медведь и потянулся за эфес своего кривого шарумского меча. Это был напряженный момент, и шарумец чувствовал, как холодный пот предательски заструился меж лопаток. На чьей стороне уранийский оборотень? Если он попытается ударить то сейчас, именно сейчас...
   Искоса метнув взгляд на Канну, Табиб убедился, что тот неподвижно сидит в своем седле спокойный и внешне совершенно безразличный, словно старая ядовитая кобра перед броском. Но будь он проклят, если в серых глазах парня не промелькнул кровожадный огонек. Его стихия - битва, и он предвкушал ее, как усталый путник предвкушает отдых в теплой постели. Волк. Безумный волк-берсерк!
   Начальник караванной стражи с трудом сглотнул застрявший в горле комок и, решительно потянул меч из ножен. Клинок выходил из объятий тисненной кожи медленно, словно приговор из уст судьи, когда до последнего слова трудно угадать, казнит он или же милует. Табиб мысленно вручил себя в руки преблагой Аэтэль. Он с кристальной ясностью осознавал - если Гай окажется соглядатаем, засланным в караван Суганом Кровавым или каким иным кагаским вождем, показные спокойствие и безразличие обернутся холодным равнодушием посланца смерти. Шарумец слишком много слышал о грозно знаменитых тур-утнаган, чтобы питать какие-либо иллюзии. Своим дьявольским тайным ударом ураниец располовинит его прежде, чем собственный клинок Табиба успеет покинуть ножны.
   Обнаженная сталь кривого шарумского меча тускло блеснула на солнце.
   Гай не шевельнулся. Слегка сощурив глаза, он наблюдал за увеличивающейся в размерах черной полосой, стремительно накатывающейся с запада. Скоро ветер уже начнет доносить дробный стук копыт и яростные вопли грабителей караванов.
   Скрученный жгут обреченности, тяжким венцом сдавивший голову Табиба Осане лопнул, словно истершаяся веревка под тяжестью висельника.
   - Сожги меня Азус! - проскрипел зубами начальник караванной стражи. - Скажи, что ты не предатель, и я поверю тебе, ураниец.
   - Я буду сражаться за вас. - негромко сказал Волчий Пасынок. - Этого достаточно?
   Табиб отрывисто кивнул.
   - Тогда - вперед! Нужно приготовиться к атаке!
   Проскакав вдоль нескольких повозок, Осане остановился подле паланкина Фахима бан-Аны, кивком одобрил своего друга и хозяина и, взметнув над головой огромный хищно изогнутый меч заревел могучим голосом, разом перекрывшим и прекратившим возникшее было в караване замешательство, грозящее перерасти в всеобъемлющую панику :
   - Лучники ко мне! Карах! готовь своих пикинеров! Устул! Поведешь в атаку всадников! Одевайте доспехи! Остальные - взяться за оружие! Снаряжайте арбалеты! Шевелитесь! Шевелитесь, Хогон вас раздери! Свою жизнь защищать будете!
   Уверенный рев начальника караванной стражи возымел действие. Он вселил в людей определенную долю надежды. Им и раньше приходилось отражать нападения степных разбойничьих племен. Да еще как отражать! Саги складывать можно! Будут милостивы боги, отобьются и на этот раз. Такие большие караваны степнякам, как правило, оказывались не по зубам. Лишь в редких случаях, да и то если только удавалось напасть внезапно и застать охрану врасплох...
   И все же, у каждого - от черного от загара полуголого погонщика, до покрытого с ног до головы кожей и металлом воина-сагашета - червем сидела в голове неотступная мысль о том, какая страшная участь постигла встреченный в пути караван онокгольского купца.
   Погонщики проворно выстроили повозки в кольцо, развернув их задней частью по направлению к внешней стороне. Телеги с наиболее ценным товаром были загнаны в центр. Приученных животных распрягать не стали - им как раз во время налетов степняков меньше всего достается, разве что угодит шальная стрела, а вот если начнут метаться внутри защитного круга, не будет никакой возможности толково организовать оборону. Иногда, правда, случалось, что степные пираты использовали зажженные факелы на длинных бичах, с тем, чтобы, напугав животных, заставить их сломать линию повозок, но стрелки из луков и пращники, забиравшиеся внутрь повозок и оттуда поражающие врагов, довольно быстро разбирались с подобными смельчаками.
   Люди Табиба Осане знали свое дело. Быстро, но без лишней суматохи и спешки каждый занял надлежащее ему место. Лучники взобрались на повозки, копейщики и пикинеры - в основном худощавые длиннорукие и остролицые кхурбийцы и желто-коричневые, славящиеся своей физической силой и выносливостью, метисы-бамбаты, из Бабарийского Приграничья заняли частые проемы меж телег, через которые будут пытаться с наскока ворваться внутрь лихие степные всадники. Железные острия выставленных ими копий и пик отсвечивали синим. Легковооруженные конники - онокголы и добальтарцы, сгрудившиеся в центре были готовы прийти на помощь, там, где грабителям удастся прорваться внутрь защитного круга. Особняком держался немногочисленный, но грозно выглядящий отряд сагашетов - профессиональных шарумских воинов-всадников в тяжелых сплошных латах из толстой кожи и бронзы, вооруженных длинными увесистыми копьями, по всей длине окованными медными полосами. Не раз и не два знаменитые тяжеловооруженные конники Шарумы - южный аналог северных рыцарских конниц - и меньшим числом решали исход сражения даже в случаях, когда степняки сильно превосходили числом караванную стражу. При умелой вольтижировке их с лучниками и более подвижными отрядами легкой конницы, сагашеты оказывались просто непобедимыми.
   Гай запустил руку за пазуху и, выудив недовольно жмурящегося котенка (он почти всегда носил его с собой, не решаясь оставлять в кибитке, где хранились вещи Табиба, несмотря на все заверения шарумца в том, что никто из его слуг не посмеет и пальцем прикоснуться к зверьку) и отъехав в сторону паланкина неловко сунул его Вериме. Девушка восторженно ахнула, принимая пушистый пурпурный комок ее ресницы затрепетали, в глазах появился томный блеск. Отец Веримы издал удивленное хмыканье, но ничего сказать не успел. Котенок, привыкший путешествовать за пазухой Волчьего Пасынка, тихо мяукнул, цепляясь тонкими коготками за ладонь друга.
   - На время боя... может пострадать. Потом заберу. - неуклюже и грубовато пояснил ураниец и торопливо отъехал в сторону, опасаясь вопросов.
   - Не похожи они на кагасов. - буркнул Табиб Осане, из-под раскрытой ладони наблюдавший за приближавшимися грабителями. - И не даффы вроде... Хотя и те и другие, кажись, есть. Огненное дыхание Азуса! Да это целое сборище разнородных негодяев! Я вижу церсов, добальтарцев (несомненно, дезертиры из мальберской армии!) и даже людей с Севера! И орков! Раздери меня Хогон! Кто-то объединил весь этот разношерстый сброд в единую банду!
   - Их не так уж и много. Раза в полтора больше, чем нас. - заметил Гай Канна, подъезжая к шарумцу сзади.
   Табиб едва не вздрогнул от неожиданности и почувствовал, как неприятный холодок невольно образуется в груди. Его подозрения относительно уранийца развеялись почти полностью, и все же Осане предпочел бы, чтобы Волчий Пасынок находился где угодно, но только не у него за спиной.
   - То-то и оно.
   - С такими силами почти бессмысленно нападать на караван вроде нашего. - невозмутимо продолжал Гай. - А то, что они из разных народов и племен только сыграет нам на руку. Смотри, караванщик, они скачут, смешавшись в кучу. Церсы не смогут использовать свою стремительность и ловкость, а орки слишком далеко друг от друга, чтобы сбиться в единый, проламывающий любую оборону кулак, как это умеют только они и, разве что еще только гномы. Предводитель этой шайки или дурак, или...
   - ... или он надеется на что-то другое. - тихо закончил Табиб.
   - Именно это я и хотел сказать. - кивнул головой Волчий Пасынок.
   Свистящая, вопящая, улюлюкающая разношерстая толпа грабителей стремительно приближалась. Не было никакого подобия строя, порядка или дисциплины, их никто не направлял, никто не сдерживал. Толпа состояла из воинов, среди которых должны были найтись и знатные рубаки, но по сути своей это было тупое человеческое стадо. Уже видны были горящие алчностью глаза, разорванные боевым кличем рты грабителей и оскаленные зубы, хрипящих, исходящих пеной и потом лошадей. Несколько стрел, пущенных разбойниками на полном скаку перелетели зыбкую стену из повозок и попали в центр круга, легко ранив одного или двух защитников и бессильно отскочив от кожаных и металлических доспехов других. Ответный залп охранников каравана оказался более куда более впечатляющим - дюжина налетчиков с криком полетела под копыта лошадей, хватаясь за внезапно выросшие в груди хвостатые древки стрел.
   Одна из вновь пущенных нападающими стрел угодила в Табиба Осане, но вместо того, чтобы с лета ударить шарумца в закрытое чешуями кольчуги плечо, отлетела в сторону, словно бы отброшенная встречным ударом невидимого кулака. Гай вопросительно посмотрел на начальника караванной стражи. Он и раньше успел ощутить магическое защитное поле вокруг Табиба - когда, используя Руну осматривал останки погибшего онокгольского каравана, но не обратил тогда на это особого внимания. Мало ли каких защитных амулетов, оберегов и талисманов, по дешевке купленных у бродячих магов и шарлатанов не таскают на себе люди.
   - Защитное заклинание. - на всякий случай пояснил Табиб Осане, не отрывая напряженного взгляда от накатывающейся волны разбойников. - Хорошая штука. Лучшая защита от шальных стрел.
   - Не думаю. - сказал Гай.
   У него было свое суждение на этот счет. Всякие защитные заклинания, согласно никем не установленному, но существующему в природе закону компенсации неизбежно имели двойственную природу. Оберегая от стрел, дротиков и брошенных ножей, они не позволяли тому, на кого наложено заклинание в свою очередь воспользоваться луком или иным метательным оружием и незримо, но вполне реально увеличивали опасность смерти от любого другого оружия, которое держит рука. Кроме того подобные заклинания, частично поглощая отраженную энергию накапливали обратную силу и со временем вовсе зеркализировались , начиная наоборот - притягивать стрелы. Конечно, это в том случае, если заклинания не подновлялись от случая к случаю. А стоили они, надо сказать весьма недешево. И, наконец, одним из недостатков заклинания-оберега было то, что последнее делает человека весьма приметным для всякой нежити, нечисти, чудовищ и демонов, восприимчивых к волшбе.
   Тем временем лучники Табиба Осане натянули тетивы луков и выпустили стрелы по новой, собрав еще более богатый урожай жертв. Третий и четвертый залп пришлось давать уже почти в упор, после чего большинство отбросило свои луки и пращи и взялось за короткие легкие мечи и сабли.
   Налетев на повозки плотная толпа разбойников разбилась, словно волна об утес, обтекая ощетинившийся караван кругом. Несколько особо ретивых, попытавшихся прорваться внутрь с наскока, отчаянно корчась, повисли на копьях бамбатов и кхурбийцев. Один из бабарийских метисов - огромный наголо обритый детина с кожей цвета старого пергамента, широченной грудью и могучей мускулатурой кузнеца-молотобойца весело осклабился. Сорвав с седла грабителя-северянина, насквозь пробитого длинным бронзовым наконечником пики, он поднял его над головой и перекинул через себя. С глухим ударом несчастный ударился о плотно сбитый песок в нескольких шагах от Гая и Табиба Осане. Изо рта выплеснулся сгусток крови, который был тут же впитанной жадной до влаги, сухой пустыней. Онокгол Улук вытянулся в седле и милосердным ударом копья добил умирающего.
   Какое-то время ожесточенный бой велся вдоль всей внешней линии оборонительного круга безо всякого успеха для нападающих, пока, наконец, одному ловкому церсу - стремительному и эластичному, словно ртутный шарик человеко-ящеру - все же не удалось с победным шипением прорваться внутрь. Щелканьем своих тонких, но многочисленных игольчатых зубов и ударами короткой даффской пики с широким и длинным наконечником, церс принялся распугивать лошадей, которые, сдвинувшись с места увеличили разрыв меж повозками. За свою отвагу и ловкость дерзкий разбойник был сполна награжден сокрушительным ударом онокгольской сабли, легко расколовшей легкий ажурный череп полуящера. Но дело было уже сделано - в обороне появилась первая брешь. Разбойники, звериным чутьем почуяв слабое место в защитном круге, принялись стягивать к нему свои силы, намереваясь смять обороняющихся и ворваться, наконец, в центр. С предсмертных хрипом повалился кхурбиец, силясь унять страшную рубленую рану, пересекшую грудную клетку. Грянулся оземь и остался лежать неподвижно, сброшенный с повозки ударом копья пращник, до того сражавшийся легким боевым топориком, какие в ходу у туземцев Юмахавы.
   Табиб коротко кивнул Устулу. Облаченный в тяжелые прочные доспехи шарумец коротко кивнул и отпустив лежащее поперек седла копье-гаш, предупредительно поднял руку, призывая ко вниманию других сагашетов. Бряцая пластинами доспехов, отряд сбился в тесный компактный клин. Повинуясь мановению руки три дюжины на подбор рослых и крепких тяжеловооруженных шарумцев медленно выступили вперед, разворачиваясь в сторону бреши. За ними и по бокам от них группировалась легкая конница, состоящая преимущественно из онокголов и добальтарцев.
   Первых врагов, вторгнувшихся в центр каравана защитники встретили сухим щелканьем арбалетов. Тяжелые железные дроты смели с коней сразу полдюжины человек. Затем, используя возникшую на мгновение сумятицу среди убитых, раненных и невредимых разбойников, смешавшихся в сплошную кашу, ударили сагашеты. Сильные и выносливые кони шарумских рыцарей, так же покрытые увесистой броней, не могли набирать скорость, как менее крупные, но более легкие и подвижные лошади онокголов и добальтарцев, и потому натиск шарумцев получился не таким сокрушительным и страшным, каким он должен бы быть, успей они разогнаться. Вместо того, чтобы легко смять и сокрушить скопившегося в одном месте противника, насквозь прорвать его строй, развернуться и ударить снова, довершая разгром, сагашеты врезались в плотную массу врагов и бесполезно застряли в образовавшемся проеме меж повозок.
   Тем не менее, панцири надежно защищали их от ударов, а повозки и те стрелки из луков, что сумели уцелеть не позволяли налетчикам атаковать завязших шарумцев с боков. В конце концов, сагашетам отбросившим свои неуклюжие гаши, ставшие бесполезными в такой толкучке, удалось, орудуя длинными тяжелыми шарумскими мечами, меньшими силами оттеснить-таки сгрудившихся в проеме разбойников, предоставив возможность атаковать легкой коннице.
   Не дожидаясь команды Табиба, Гай закричал, приказывая разбежавшимся во все стороны погонщикам начать растаскивать "стену" из повозок. Волчий Пасынок справедливо опасался, что, бросившись в недостаточно широкий проем, на три четверти перекрытый сгрудившимися сагашетами, их всадники и без того сильно уступающие числом не сумеют сгруппироваться и ударить в полную силу. Приставленные к животным люди несколько смутились, слыша приказы, исходящие от чужака, но уже привыкнув за несколько дней видеть последнего рядом с начальником караванной стражи, все-таки не осмелились не подчиниться.
   Табиб Осане открыл было рот, чтобы разразится ругательствами и проклятиями, но Гай уже ринулся вперед, вслед за шарумцами-сагашетами, вне защитного круга оказавшимися сжатыми с боков и теперь беспощадно избиваемыми разбойниками. Часть добальтарцев и онокголов с боевыми кличами своих народов последовали за ним. Другие не решились атаковать без приказа Осане.
   - Азус, Уран, Утра и Аэтэль! - прорычал Табиб, ударяя своего коня плоской стороной меча по холке. - Раздери его когти Хогона! Вперед! Га-ад-дай!
   Увлекая за собой остатки воинов, могучий шарумец ринулся вслед за уранийским меченосцем, изрыгая немыслимые потоки брани.
   Промчавшись меж медленно расползающимися в стороны повозками, Гай почти сразу же столкнулся с коренастым плосконосым и широкоротым орком, энергично размахивая тяжелым кривым ятаганом, наседавшим на шарумского сагашета. Кривой орочий клинок яростно долбил по бронзовым пластинам доспехов, торопливо отыскивая уязвимую щель. Раскосые глаза грабителя вспыхнули свирепым огнем при виде нового противника, не потрудившегося даже вытянуть свой хлипкий меч из ножен. Позабыв о сагашете, и без того едва отбивающемся сразу от нескольких теснящих его противников, орк широко размахнулся ятаганом, намереваясь одним точным злым ударом смахнуть голову с плеч черноволосого.
   Гай стремительно опустил руку вниз, к эфесу затосковавшего по вкусу крови Хищника.
   Surs dat Cresse ayan! Меч быстрее молнии! мысли!
   Обнаженный клинок на мгновение замер в занесенной руке Волчьего Пасынка - узкая полоса странного белесого матового цвета - а затем обрушился вниз, но уже не на орка : тот валился с седла, выпучив глаза в немом изумлении, с грудью разрубленной наискось, от бедра до плеча, коварным выхватом с низу вверх. Второй жертвой уранийца стал желтолицый недобро осклабившийся кагас, еще даже не сообразивший, что его товарищ мертв. Тонкое лезвие, легким касанием отведя в сторону выставленную саблю, поразила степняка в шею, достав до позвонков. Выдернув клинок из раны, Гай перекрутил длинную рукоять Хищника в пальцах и, резко отмахнув назад, рассчитанным движением воткнул острие в горло человека, попытавшегося напасть со спины. Обратным движением меч Канны провернулся в ладони, возвращаясь в исходное положение и тут же косым, поднимающимся снизу вверх, ударом отбросил в сторону саблю еще одного кагаса. Продолжая движение, матовый клинок самым концом чиркнул по груди степняка, легко распарывая кожаную куртку и плоские, сильные мышцы разбойника.
   Манера боя Волчьих Пасынков основывалась именно на таких, опереживающих действия противника ударах и контрударах - сколько-нибудь долгие поединки с взаимным парированием допускались, но не поощрялись. Черные Гвардейцы Урануса обычно заканчивали схватки, едва успев начать их. Это не было зрелищно и как-то не впечатляло. Со стороны могло даже показаться, что их поединщики гибнут по нелепой досадной случайности. Зато это было быстро, жестоко и эффективно.
   Табиб Осане ворвался в сечу подле Гая Канны и яростно заработал своим увесистым кривым мечом, расточая мощные удары направо и налево. Шарумец целеустремленно пробивался к Волчьему Пасынку. Одним быстрым взглядом начальник караванной стражи оценил не только, как сражался ураниец - вроде бы несложными косыми, и в тоже время неуловимо быстрыми и точными, взмахами посылая свой меч в сторону противников - без всяких замысловатых и сложных финтов, долгих обменов ударами и отдельных поединков, сразу, наверняка, с убийственной точностью поражая противника ; но и его оружие, узкий изящный клинок, словно бы отлитый из матового стекла. "Брилль!" - мимоходом успел подумать шарумец, отражая градом посыпавшиеся на него со всех сторон удары. - "Не меч - мечта воина!".
   Он не ошибся. Даже стальгородский булат бледнеет в сравнении с бриллем. Всякому известно, клинок, откованный из него (что вообще только гномам, владеющими тайными знаниями, подаренными самими недрами, под силу - ни в одном мехе не хватит сил раздуть горн так, чтобы брилль, бриллеском так же именуемый, расплавился) никогда не тупится, не боится ни огня, ни воды, не травится кислотами, известными кузнецам-умельцам, и даже, говорят, способен отражать самые гиблые чары. Ходят поговорки, что бриллевый меч в умелых руках разрубит что угодно.
   "Парень носит за поясом свою смерть. И за пазухой тоже... Да любой наемник с готовностью перережет ему глотку и еще с превеликой радостью дюжину трупов прибавит, лишь бы только завладеть таким клинком! А истинный воин выгребет из карманов все, что в них есть, заложит имущество, продаст свою жену в гетеры, детей в рабство и с той же радостью отдаст все за принесенный им меч!.. Азус огнеликий! Только такой человек, как Гай Канна, великий тур-атта, будучи к тому же всеми ненавидимым волком-оборотнем, может осмелиться, путешествуя в одиночку, таскать с собой меч из брилля и карликового огненного кота в придачу!"
   Меднокожий дафф с пучком волос на чисто выбритом черепе, ударил пикой, метя в лицо Табибу. Коротким взмахом караванщик отбил выпад, успев перехватить стремительно метнувшийся широкий языкообразный наконечник чуть не гардой меча, но сам атаковать не успел - врезавшийся меж ними воин-онокгол разъединил противников. Мгновением позже, он слетел с коня, пробитый умело повернувшейся в даффских руках пикой. Грабитель несколько замешкался, силясь вырвать оружие, застрявшее в мышцах и пластинах доспехов, и Табиб, широко размахнувшись, богатырским ударом разрубил бритую голову надвое. Окровавленное распадающееся не лицо - жуткое кровавое месиво - красным пятном мелькнуло перед глазами шарумца и исчезло под копытами топчущихся, оседающих на задние ноги лошадей.
   Сразив еще одного противника и заработав неглубокую колотую рану в бок, Осане пробился к Гаю, вступившему в схватку сразу с двумя разбойниками. Прежде, чем начальник караванной стражи успел прийти на помощь Волчьему Пасынку, последний тремя короткими косыми ударами расправился с обоими.
   - Теперь я вижу и верю, что и един может выступить против целого племени степняков. - задыхаясь прохрипел Табиб, уже взмокший от энергичных движений. - Если зазнайка Нурин Нурган орудует мечом хоть немногим хуже твоего - ему это определенно под силу.
   - Это вряд ли. - сухо сказал Гай. - Иначе я не бежал бы от Сугана... Их вождь. Вон там! Слишком далеко. Не достать.
   Осане привстал в седле, и тут же едва не схлопотал саблей по ребрам. В последний момент Гай, перегнувшись в седле, успел тонким лезвием Хищника отвести оружие грабителя в сторону и, закрутив удар вдоль клинка сабли, до кости рассек держащую ее руку. Сделал он это не столько по своему желанию, стремясь спасти жизнь приютившему его на время пути человеку, сколько повинуясь вколоченным в Казармах рефлексам. Охранять! Защищать! Беречь! И для этого - убивать. Прежде, чем плюхнуться задом в седло, шарумец сумел разглядеть одинокую верховую фигуру, чернеющую в стороне от побоища. Слишком далеко, чтобы достать, даже если удастся прорваться сквозь орду налетчиков. Разве что стрелой из мощного арбалета, или длинного лука.
   Тем временем сагашеты, в сутолоке каким-то чудом сохранившие подобие строя, сумели, наконец, вырваться из окружившего их с трех сторон скопища врагов и, отъехав под защиту лучников, стали перестраиваться для атаки. Копий у них больше не было, но все равно удар тяжелой конницы грозил быть страшным.
   Это решило исход боя.
   Не сумев с ходу, лихо взять караван, степные разбойники, изрядно порастеряв боевой дух и видя готовящийся натиск грозных сагашетов, начали торопливо отступать. Их по-прежнему оставалось больше, чем защитников каравана и потом, копейщики и пикинеры не принимали участия сражении, вынесшимся за пределы защитного круга, поэтому начальник караванной стражи проорал приказ не преследовать бегущего врага. Гай одобрительно кивнул головой, соглашаясь с действиями Табиба Осане, и потряс мечом, стряхивая с него капли крови. Вражья сталь коснулась его лишь раз, распоров куртку и бессильно скользнув по звеньям вороненой кольчуги. Оказавшись атакованным сразу с трех сторон, Волчий Пасынок сам, умышленно подставился под наименее опасный скользящий удар, чтобы иметь возможность отразить остальные. Он знал, что кольчуга выдержит.
   Оставив на песке несколько десятков порубленных, мертвых и еще корчащихся в агонии, тел, беспорядочная орда грабителей откатилась от каравана на почтительное расстояние и сгрудилась позади фигуры, за которой Гай Канна и Табиб Осане признали лидерство. Начальник караванной стражи и Волчий Пасынок обменялись взглядами, в которых промелькнула одинаковая догадка. Табиб облизнул внезапно пересохшие губы, рука его невольно потянулась к талисману в виде свернувшейся кольцом золотой ящерки, висевшей на шее. Смиренно опустив голову, шарумец тихо зашептал слова молитвы.
   - Не оставь нас своей милостью, Утра, Мироустроитель и Отец Всех Богов. Волею Своей и добрым Помыслом направь нам на помощь Твоих сынов-воителей - Урана, Великого Небесного Дракона и Сиграла-Победителя.
   - Бог, которым клянусь я, снисходит разве что до таких как они. К тому же его упоминание может тебе не понравится, Осане-тан. - неожиданно сказал Гай и улыбнулся довольный тем, что сумел придумать шутку.
   Это у него получалось крайне редко и, как правило, именно в таких ситуациях, обостряющих все чувства и ощущения. Табиб не улыбнулся.
   - Я думаю, следует перегруппировать наших людей и отвести их ближе к повозкам, под защиту лучников. - добавил Волчий Пасынок уже совершенно серьезным голосом.
  
   6
  
   Предводитель разношерстой банды грабителей караванов медленно двигался в их сторону. Его воинство, потрепанное, получившее хорошую взбучку, сбившись в лишенное всяческой дисциплины и порядка стадо, ехало за ним, держась на почтительном отдалении. Табиб Осане сделал знак своим лучникам наложить стрелы на тетивы.
   - Притащите сюда Кальпуна. - приказал он, обернувшись к Улуку и Хону, неотступно следовавшим за ним во время сражения с разбойниками. - Пришел черед и старому мошеннику отрабатывать свой хлеб.
   Братья-онокголы молча развернулись и быстро исчезли за повозками. Хон при этом странно накренился в седле, держась за бок. Лицо его было перекошено болезненной гримасой. Гай неторопливо вложил Хищника в ножны и принялся старательно разминать пальцы. Глаза его пристально смотрели в сторону приближающихся всадников.
   К тому времени, как предводитель грабителей каравана приблизился достаточно близко, чтобы его можно было рассмотреть как следует, следопыты успели привезти из центра оборонного круга взъерошенного, бубнящего себе под нос старичка, неуклюже посаженого верхом на маленькую, смирного вида лошадку. Волшебник недовольно сверкал большими смыленными глазами и возмущенно тряс столь же жидкой, как у почтенного Фахима бан-Аны бороденкой, но более активно возмущать свое недовольство перед начальником караванной стражи не посмел.
   - Кто это, Кальпун? Человек или демон? - грозно сводя кустистые брови, спросил Осане, указывая толстым пальцем на главаря разбойничьей шайки, замершего на безопасном расстоянии от каравана.
   Старый волшебник нахмурился, сцепил пальцы и пристально впился в указываемого немигающим взглядом.
   - Человек. Вне всякого сомнения - человек. - пробурчал он через какое-то время. - Конечно, его окружает некая магическая аура ( Табиб насторожился ), но она не особо сильна. Навряд ли сей объект может быть более сильным магом, нежели ваш покорный слуга. Это мог бы сказать даже почтенный юноша. - кивок в сторону Гая. - владеющий, как мне стало известно некоторыми, надо, однако, заметить, довольно незначительными, навыками в области Высших Наук.
   - Слушайте меня, люди этого каравана. - громко закричал предводитель грабителей неожиданно тонким и пронзительным голосом, разворачивая своего статного вороного жеребца боком и театрально откидываясь в седле. - С вами говорю я - Зиммад, Великий Владыка Пустынь и Повелитель Степей! Внемлите моим словам, если хотите сохранить свои жалкие жизни!
   - Ну и рожа! - пробурчал Табиб Осане, вглядываясь в узкие крысиные черты лица человека, назвавшегося Зиммадом.
   Внешность разбойника и в самом деле весьма соответствовала роду занятий - узкий треугольный подбородок, длинный тонкий нос, выдающийся вперед и несколько кривящийся набок - видимо, некогда сломанный ударом чьего-то кулака, близко посаженные юркие глаза и, нелепый на фоне узкого лица широкий лягушачий рот, непрестанно кривящийся в нервных гримасах. Определить по лицу, какой народ имел несчастье породить разбойника, было почти невозможно. Цветом кожи и величиной носа он несколько напоминал даффа, но только крупные с горбинкой носы степных пиратов придавали их лицам гордый, хищный вид, а у Зиммада оно скорее казалось каким-то выискивающим, вынюхивающим. Длинный темный плащ полностью скрывал фигуру Зиммада, но навряд ли можно было предположить, что тот обладал крепким телосложением. Главарь шайки более всего был похож на крысу. Правду говорят люди, считающие, что, каков человек, таковы и его поступки. Глядя на Зиммада нельзя было не думать о подлости этого человека. Быть может, он и не был особо виноват в том, какую стезю выбрал - человеку с такой внешностью трудно даже и думать о добром имени. Впрочем, это ничуть не извиняло грабителя караванов в глазах Табиба.
   - Да! Я милостиво обещаю сохранить ваши никчемные жизни, но лишь в том случае, если вы незамедлительно сложите оружие и оставите даже мысль о возможности сопротивления. В случае же отказа - страшитесь! Клянусь темным ликом Баббета, вас постигнет участь каравана, встреченного на пути два дня назад! Мне дано знать, что вы видели его и ужаснулись странной кончине всех тех, кто осмелился не подчинится моей воле. Гнев мой страшен! А это еще не самое ужасное, что я могу сотворить с вами, презренные! Я повелеваю вам немедленно...
   - Убирайся обратно в нору, из которой насмелился вылезти, жалкая мерзкорожая крыса! - рявкнул в ответ взбешенный велеречивыми угрозами Зиммада Осане. - Во имя могучекрылого Урана! Я еще никогда не откупался от подобных тебе своим караваном! Убирайся, или жри это!
   Он взмахнул рукой, подавая сигнал лучникам, и в воздух зазвенел от вибрирующих тетив, с силой дернутых в стороны стремительно разогнувшимися луками. Предводитель разбойников даже не пошелохнулся. Стрелы грозившие неминуемо поразить его своими каленными клювами-наконечниками, ломаясь и крутясь в воздухе бессильно отлетели в стороны, отброшенные сильным защитным заклинанием. Однако оскорбление шарумца, метко сравнившего разбойничьего главаря с крысой, задело Зиммада за живое и разом сбило с него всякую спесь. Позабыв о своей важности и царственном праве карать и миловать, грабитель злобно заорал потрясая в воздухе острыми сухонькими кулачками :
   - За это вы все заплатите! Вы!.. вы... тупоумные идиоты! Боги и демоны свидетели, вы заплатите не только своими никчемными жизнями, но и жалкими душонками! Небеса дрожат перед моим гневом, ибо я... - ( имя потонуло в нечленораздельном визге ) .- ... не только Царь Степей и Пустынь, но так же и Повелитель ЭТОГО!
   Отшвырнув в сторону мешающую ему полу плаща, Зиммад выхватил из под него голый, выбеленный временем, человеческий череп, жутко осклабивший неровные желтые зубы.
   Пустые глазницы зияли неестественной чернотой, и Гай Канна вдруг поймал себя на мысли, будто череп смотрит в их сторону.
   - Трепещите, ничтожества!
   - Боги, смилуйтесь над нами. - сдавленно прошептал Кальпун, в священном ужасе воздевая тонкие старческие руки. - Я думал... я подозревал, но до последнего мига надеялся, что... Пресвятой Огжен, яви свою милость и избавь нас от этой напасти, как ты уже поступил прежде!.. Это Ороме'ктан! Раб Черепа! Мы все обречены!
   Трясущимися руками старик стал производить какие-то магические пассы, но затем отчаяние исказило его лицо и он, уронив руки, бессильно скорчился в седле.
   - Взять его! - приказал Осане, острием меча указывая на главаря бандитов.
   Несколько добальтарцев и онокголов на легконогих лошадях, превозмогая обуревавший их страх, помчались к Зиммаду, понимая, что единственный шанс на спасение - убить колдуна-разбойника прежде, чем он успеет выпустить смерть, затаившуюся под сухой белой костью черепа.
   ... Они не успели. Расстояние оказалось слишком велико...
   Череп в руке Зиммада отвесил нижнюю челюсть, распахивая пасть из которой, странно колыхаясь, стало выползать НЕЧТО - первородный мрак, концентрированная тьма, настолько черная и непроницаемая, что человеческий глаз просто не мог сфокусировать на ней взгляд, неумолимо соскальзывая в бездну безумия. Квинтэссенция чернильной мглы - бесформенная, зыбкая, огромная, искажая пространство, нависающая над песками, заплескалась перед людьми, мчавшимися убить Зиммада. Черным провалом, ведущим во вне, в беспредельный Космос, в бездну, наполненную беспросветным мраком, оказавшимся настолько плотным, что стал материальным, зловещий Ороме'ктан завис в воздухе.
   Его называли Рабом Черепа. Вечное рабство, такое наказание по древним легендам определил огнеликий Азус - бог-демон, повелевающий в пустынях и степях - собственной тени, вознамерившейся покинуть сурового господина и существовать самостоятельно. Оторвавшись от Азуса, Тень причинила тому немыслимую боль и похитила часть присущих ему сверхъестественных сил. Разгневанный демон схватил дерзкую Тень и незримыми путами накрепко привязал к пустому человеческому черепу, обязав отныне и вовеки веков исполнять волю любого, кто завладеет им. Это было сотни и тысячи лет назад, во времена седой древности.
   И Тень, превратившаяся в Ороме'ктана, Раба Черепа стала служить тем, кто повелевал сухими человеческими мощами, волею Азуса превратившимися в рабские оковы. Но темная демоническая сила, кою олицетворяла Тень, отнюдь не была безропотным, во всем покорным слугой. Приходило время, когда Ороме'ктан требовал плату за свои труды. Ныне никто не помнил, что представляла собой эта плата, но все, слышавшие и пересказывавшие эту легенду, единодушно сходились на том, что она была ужасна.
   Череп с заключенным внутри черным отражением Азуса переходил из рук в руки, изменяя историю, способствуя возвышению и падению королевств и даже целых народов Юга. Ему случалось так же вторгаться на Запад и Восток, где ныне остались лишь спутанные пугающие мифы о Черном Призраке, пожирающем мир. В конце концов Ороме'ктан попал в руки Преблагого Огжена, святого, почитаемого в Добальтаре равно богам. Видя в Рабе Черепа опасность, грозящую не только человеческому роду, но всякой жизни вообще, Огжен спрятал Череп в месте недоступном людям и существам иных разумных рас. На многие столетия мир забыл о страшном артефакте древних времен, когда боги бродили по молодой еще земле, собственнолично вмешиваясь в дела смертных...
   И вот он вновь покинул тень веков, вернувшись в Таннас и по жестокой иронии судьбы попав в руки жалкого крысоподобного Зиммада, заурядного колдуна-недоучки, который, обладая неимоверной силой, способной воздвигать на троны и низвергать с них, довольствовался грабежом караванов!
   Всадники, атаковавшие главаря разбойников, в панике начали разворачиваться, круто осаживая обезумевших от страха, встающих на дыбы, лошадей. Десяток щупалец - узких длинных сгустков одухотворенного мрака - вылетел из черноты Ороме'ктана, поразив сразу несколько человек. Не встретив ни малейшего сопротивления плоти, они прошли сквозь людские и конские тела, одним своим прикосновением стирая их из реальности. Одно из таких щупалец коснулось головы добальтарца, прошло по воздуху, смазывая ее, и обезглавленный человек, корчась в седле стал валиться под копыта своей лошади. Падая, он беспрепятственно пролетел сквозь другое, более низкое щупальце...
   Песка коснулись две изуродованные половины.
   Другой караванный стражник, видя приближающееся к нему колышущееся пятно тьмы с отчаянным криком, глушащим животный ужас, рубанул его мечом. Оружие прошло сквозь Тень, не задерживаясь, легче, чем раскаленный гвоздь сквозь масло. А потом начисто срезанный у рукояти клинок беззвучно упал на песок. Змеящееся щупальце удлинилось, вошло в грудь человека, растворяя его в своей бездонной черноте.
   Десятку всадников все же удалось избежать губительного прикосновения колышущейся демонической Тени, и теперь они, бледные, как полотно, с вытаращенными расширенными от панического страха глазами, возвращались назад, нещадно, до крови, нахлестывая своих лошадей.
   Ороме'ктан не преследовал их. Убив всех, кто оказался к нему ближе всех, чудовище замерло, ожидая приказаний от тщедушного разбойника с крысиным лицом.
   Потрясенный этим невиданным зрелищем, Волчий Пасынок повернулся к Табибу Осане и увидел, что начальник караванной стражи, человек, вне всякого сомнения храбрый и решительный, безвольно застыл в седле с посеревшим от ужаса лицом. Глаза Гая блеснули сталью. Ему приходилось вступать в схватки и с чудовищами и с самой разной нежитью. И повергать их в жестокой, зачастую неравной и заведомо безнадежной борьбе, но такого противника у него еще не было. Однако даже это не умаляло угрюмой решительности Канны сражаться за свою жизнь... К тому же рядом был колдун. Это внушало какую-то надежду.
   В воздухе звонко тренькнули несколько тетив, посылая стрелы в ожившую глыбу непроницаемого для глаз мрака. Бесполезно. Смертоносные железные жала, как и незадолго до этого добальтарский меч, были бессильны поразить Тень. Стрелы бесследно истаяли в угольно-черной бездне. Ороме'ктан грозно шатнулся в сторону стрелявших.
   - Не стрелять! - выкрикнул оборотень-меченосец, оборачиваясь к лучникам. - Не дразните... ЭТО! ОНО пока еще не поняло, кто здесь враг! Не стреляйте, не то ОНО нападет немедленно.
   Но было уже поздно. Зиммад властно выбросил руку в сторону каравана. Губы его кривились, нашептывая не то приказы, не то проклятья. Растопырив веер страшных, змеящихся в воздухе щупалец, Тень стала неумолимо накатываться на караван. Там, где она касалась поверхности пустыни оставалась корка спекшегося в тонкое гладкое стекло песка.
   Кто-то закричал, несколько человек бросились бежать в пустыню, но люди Зиммада уже обтекали караван вокруг, намереваясь не выпустить никого. У тех, кто бежал, не было шансов. Да и Тень двигалась все быстрее и быстрее.
   - Время! Если бы только у меня было время! - мучительно простонал Кальпун, округлившимися глазами глядя на стремительно приближающуюся громаду Ороме'ктана. - Я смог бы ЕГО остановить... Сдержать! Ненадолго, всего на несколько мгновений, но у тебя появился бы шанс. У тебя, Гай Канна! Только у тебя... Шанс для всех нас!
   Старый колдун знал, что говорит. Кроме Табиба Осане, он был единственным в караване, кому было известно, что Гай Канна являлся одним из знаменитых на весь Таннас тур-утнаган - воинов-волков Великого Правителя Северо-западных Земель, императора Урануса. В памяти юноши на мгновение всплыло сосредоточенно сморщившееся лицо Кальпуна, когда тот, упросил во время ночной стоянки Волчьего Пасынка зайти к нему в кибитку и позволить себя осмотреть ( Табиб Осане во время уговоров стоял рядом, и Гай, подумав, решил, что отказ покажется подозрительным, согласился, хотя это было очень ему не по нраву ). Старик бормотал, не закрывая рта : " М-да... совершенно очевидно... оборотничество, если оно контролируется сильной волей, чему безусловно можно приучить с детских лет дает большие возможности в плане физического развития: более быстрая регенерация поврежденных клеток, повышенная сопротивляемость организма, выносливость... ускоренные в несколько раз рефлексы... поразительная эластичность мышц и связок, что, конечно же, является следствием частых метаморфоз... А какие великолепные мускулы! Плоские и длинные, словно у водянух и русалок... Великолепно! Какая мощь, и в то же время абсолютно не закрепощают движения... Нет, право, мне не приходилось еще встречать оборотней с таки поразительным физическим сложением. Здесь видна селекция!.. даже нечто большее. Хирургическое вмешательство? Не исключено. И плюс некоторая мутация, надо полагать. Ну и безусловно частые физические тренировки... И все-таки странно. Позвольте, я уколю вас, молодой человек. Это будет совсем не больно! Поразительно! Клянусь Хонтом! Сокращение мышц просто молниеносно. Даже для оборотня! И потом, заурядным оборотням свойственна... э... повышенная волосатость, и они не способны к управлению магической силой, а здесь наличествует прямо обратное. Нет, определенно селекция! Таких как вы буквально выводили, молодой человек. При большой удаче и разве что в пятом, шестом поколении можно было достичь подобного эффекта... Гм... А вы кусали кого-нибудь. Да что я спрашиваю? Конечно, кусал! И они тоже становились оборотнями? Что? Они становились трупами? Да, такого ответа следовало ожидать. Но скажите честно, укушенный вами или вам подобным, человек может стать оборотнем? Не было случаев? Гм... неужели стерилен?... А с женщинами? У вас... э, получается? Нет! Не нужно на меня злится! Я просто хочу получше узнать... э, простите за бестактность... творение своих западных коллег! А скажите, молодой человек, вы... гм... способны зачать? Постойте же! Постойте! Я должен... эх! молодость!.. Но право же, какой образчик оборотня-мутанта!"
   Кресс побери! Гай тряхнул головой, отгоняя не вовремя набежавшие воспоминания.
   Волчьи Пасынки, Гвардейцы Крылатого Волка умирают в бою! И он не претендует на то, чтобы стать исключением. Решившись, оборотень-меченосец мрачно сжал губы и тронул поводья, вынуждая коня ступить вперед, навстречу демону. Он был холоден и собран, как всегда в минуты опасности. Вот только бледное лицо уранийца стало от напряжения совсем белым, словно гипсовая маска.
  
   7
  
   Капитан лихого наемного корпуса, состоящего на службе города-порта Пту, Кулдус из Круста, изрыгая проклятия запустил мощную, мозолистую от частых игр с рукоятью боевого топора длань за отворот кольчуги и с остервенением почесал скользкую, мокрую от пота грудь, путаясь пальцами в слипшихся завитках густой шерсти, коей, если верить злым языкам, наемник был одарен на зависть любой юмахавской горилле.
   На самом деле Кулдус из Круста был коренным уроженцем Бабарии - области лежащей за южными берегами Сухого Моря и пограничной Шарумскому султанату с востока. Об этом наглядно свидетельствовали такие характерные черты, как светлая кожа соломенный цвет по-солдатски коротко подстриженных волос, обильно тронутых проседью, тяжелый приземистый костяк и далеко раздавшиеся вширь бугристые плечи. Вот только всю свою юность и большую часть зрелой жизни Кулдус провел в Крусте, где перенял не только нравы, привычки и обычаи тамошних жителей, но даже манеру думать на их языке. Впрочем, генеалогия Капитана Кулдуса никого особо не интересовала, или вернее сказать никого не интересовала вообще. Старый вояка на совесть справлялся со своей должностью, держа лихих наемников, иной раз очень даже охочих до греха и насилия, в ежовых рукавицах, а враждебные городу племена степных пиратов в почтительном страхе перед неприступными стенами Пту. Большего от него не требовали, и, учитывая странный акцент и некоторые особенности в поведении, характерные жителям Круста, упорно именовали круститом.
   Самого Кулдуса подобный нюанс тревожил меньше всего. "Пусть хоть огром назовут, лишь бы с выплатой жалования не опаздывали." - говаривал он. И сейчас Капитан ехал это самое жалование отрабатывать.
   Вытащив руку из-за пазухи, Капитан поправил притороченный к седлу шлем. Тот негромко бряцнул, стукнувшись о широкое округлое лезвие боевого топора, засунутого в ременную петлю на поясе. Все люди в его отряде изнывали от жары и духоты, истекая кровью под доспехами из кожи и металла, но единственной поблажкой сделанной им было лишь разрешение командира снять шлемы (не то мозги пропекутся на солнце лучше, чем лепешки в иной печи), а панцирникам кроме того было позволено снять кирасы и панцири, надетые поверх кольчуг. Осточертевшие же, насквозь пропитавшиеся едким потом, жаркие и тяжелые доспехи, можно будет сбросить лишь вечером, когда будет разбит лагерь, выставлены часовые и высланы вперед дозорные. Оно и понятно - кто знает, не вылетит ли из-за следующего холма смуглолицый, верещащий кагас с тетивой, натянутой до самого уха. Тогда, поди поздно будет натягивать на себя кольчугу. Уж кагасы-то, проклятые пираты степей, будут похуже даже своих собратьев - пиратов-скорпов. Из луков стреляют славно! Чуть зазевался - и стрела под боком на одну треть своей длины! Не зря говорят: кагас с луком, что дафф с пикой, поди выбери, кому сподручнее спровадить твою душу в когти Хогона. Нет, всяко уж лучше потерпеть до вечера, чем поймать в грудь кагаскую стрелу
   А всё эти таинственные исчезновения купеческих караванов чуть не из-под самых стен Пту. Вот и отправляйся, старый солдат, со своими наемниками-головорезами шастать окрест караванных путей в поисках бандитов-грабителей. Хватит за шлюхами по кабакам слоняться... И-эх! да поможет нам Уран!
   Капитан Кулдус прогнулся в седле, разминая уставшие от тяжелых доспехов мышцы. Затекшие суставы протестующе затрещали. В позвоночнике стрельнула боль, наводя наемника на невеселые мысли. Стар он стал - чувствуется. На подъем не так скор как раньше и ворчлив не в меру. Пора завязывать с этой службой. Не век же вот так по пескам с мальчишками шастать. Еще год, от силы два - и на покой. На этот раз он на уговоры Городского Совета не поддастся. Пусть подыскивают другого Капитана наемным сорвиголовам. Вон молодой сотник Тарен из Голтии чем плох? Горяч, правда, и частенько кулаками думает, но это пройдет. Еще один-два шрама под ребрами заполучит - небось успокоится. А так парень с перспективой, толковый, расторопный, мечом владеет отлично, да и военную тактику неплохо разумеет. А главное, есть в нем чувство ответственности за других, без которого командиром хорошим, как не крути, не станешь. Что же до молодости, то разве сам он, Кулдус, старше был, когда командовал полуторатысячным отрядом панцирной конницы в Крусте. Э-хе-хе! Когда это было-то?
   Оглянувшись назад, на растянувшийся в длинную цепь отряд в шесть сотен всадников, Кулдус привстал на стременах и зарычал для профилактики :
   - А ну подтянуться! Держать строй! Сук-кины дети! Не успели отъехать от казарменных шлюх на два полета стрелы и уже раскисли!
   - Неужели вам за столько лет так и не удалось привить им хоть какое-то чувство дисциплины и приходится так орать? - с недоумением и недовольством спросил Капитана высокий мужчина с сутулыми плечами и сухим острым лицом.
   Золотая пластина на цепочке, свисавшая с его шеи говорила о принадлежности к Городскому Совету.
   - Они вообще кроме вашего рева что-нибудь понимают?
   Кулдус невольно покосился на мага, решением Совета Пту вошедшего в состав его людей, и буркнул :
   - Это же не какие-то вымуштрованные солдафоны, готовые подчиняться даже надушенному жеманному офицерику с побрякушкой на шее и золоченой безделушкой у пояса. Это самое настоящее отребье, кормящееся с меча! Приказы они готовы принимать только от себе подобного, разве что погорластей да посильнее. Вот и надо им об этом напоминать время от времени. Пусть помнят, чей кулак здесь самый тяжелый.
   Грубость старого наемника была нарочитой, специально рассчитанной на то, чтобы задеть мага. Подобно большинству своих собратьев по оружию Капитан Кулдус магов не жаловал, и к волшбе относился с изрядной долей опаски и недоверия. Она казалась темным и нечестным искусством, поскольку шла в разрез с тем, во что наемник искренне верил - справедливостью и правотой сильного. Иной справедливости старый солдат просто не знал. Да и была ли она в этом жестоком, изменчивом, непрестанно борющемся с самим собой и самое себя пожирающем, мире? Об этом Капитан Кулдус как-то никогда не задумывался. Ему всегда казалось нечестным, что какой-то хлипкий на вид колдунишка одним взмахом руки мог сделать не меньше, а то и больше, чем такой воин как он - крепкая косточка с железными мускулами и острым клинком - во всю потея и истекая кровью. Сама мысль об этом претила наемнику. Больше всего на свете Капитан боялся оказаться бессильным перед кем или чем-либо, а магия... она вполне могла поставить его в подобное положение.
   Именно поэтому Кулдусу-круститу не нравилось присутствие в отряде чародея, пусть даже и приставленного с благой целью - помогать, советовать, а придется - и защищать его людей. Ха! Защищать! Какая ирония! Кто, как не он, Кулдус уже без малого четверть века защищает этот заброшенный в пески город от свирепых степных племен, которые время от времени не прочь побренчать мечами под его стенами? Не зря же степняки дали ему прозвище - Каранг'дэз, что значит Железный Страж и почитают за честь один на один встретится с ним в бою. Хороша, конечно, честь - свалится на песок с разрубленным черепом!
   - Скажите, Капитан, а что вы думает о всех этих таинственных исчезновениях караванов почитай у самых стен города? - спросил колдун, вклиниваясь в невеселые мысли крустита.
   - Ничего я не думаю. - сухо сказал Кулдус. - Не особо люблю гадать, хоть и приходится порой по долгу службы. Может это какой-нибудь отчаянный кагаский клан. Ты, умник, о Хайканане-Волке слышал? На что ведь хитрая бестия! Командует этими степными дикарями, точно офицер регулярной армией! Клянусь пламенем Урана! Такой вполне мог придумать нападать на караваны в непосредственной близости от города, когда толстосумы-купцы успокаиваются и уже начинают в мыслях барыши прикидывать. А может и даффы. У тех обычай есть, слыхал, наверное, ученая голова, когда каждое поколение молодежи объединяется в особый союз, который перед посвящением в воины должен совершить подвиг, достойный уважения предков и одобрения старейшин племени. А предки и старейшины у них сам знаешь какие! Юнцы, народ бедовый, чего только не придумают. Им ведь до этого не разрешают никаких вольностей: ни вино пить, ни с женщинами спать - терять, можно сказать, нечего. Жизни не нюхали, страха в голове нет, зато уверенность в себе - тою аж распирает. Такие могут рискнуть даже ко льву в пасть забраться, чтобы добычу украсть. Ну а если и дальше домыслами делиться, то скажу, что не исключаю мысли о предательстве внутри городских стен. Чиновники в Пту - люди алчные и могущественные. Иные готовы на всякое пойти, лишь бы сорвать солидный куш.
   - О чем вы таком говорите, почтенный Капитан! - разом вскипел маг. - Ставить под сомнение Городской Совет?! Да как вы смеете?! Да я...
   - А чего бы и не сметь! - едко сказал Кулдус, втайне довольный тем, что сумел воткнуть в колдуна острую булавку. - Разве Втрин Кырг, один из старейших членов Городского Совета не продавал торговые суда толстосумов пиратам-скорпам? А Борскнак Твас, оказавшийся не только благородным нобилем Пту, но и тайным шарумским соглядатаем, ужель не платил деньги даффским племенам, чтобы те нападали исключительно на онокгольские караваны? От этого, правда, все только выиграли - даффы до того обленились, что даже мелкие караваны трогать перестали, вылетят из-за барханов, повоют, оружием потрясут и обратно. Деньги-то идут, а уговору, что мол каждый караван уничтожить необходимо, не было - так налететь, напугать, пощипать... Ежели тебе и этого мало, ученая голова, могу еще что-нибудь вспомнить. Мало ли случаев было? Да и ваша колдовская братия свою руку к грязным делишкам не раз и не два прикладывала. Молчи! Не спорь! Заврешься. Или не потому тебя, умника к нам, боевым псам прикомандировали, а? Чтоб меня поразило молнией с крыла Урана, если здесь не замешано треклятое чародейство!.. Я как на привезенные в город трупы караванщиков взглянул, так сразу и понял - без чар-шмар не обошлось! Никогда не видел таких страшных увечий. Ни мечом, ни рукой, ни зубом, ни когтем подобные раны нанести просто невозможно! Уж в этом можешь мне поверить, я за свою жизнь трупов и увечий навидался. Не ошибусь! Да и отрубленных частей тел - руки, там головы, у кого чего не хватает нигде не нашли.
   Колдун счел за благо промолчать, хотя выпад Кулдуса в сторону волшебников пришелся ему не по вкусу. О, да! Его отнюдь не по пустой прихоти отправили в пустыню вместе с отрядом этих диких вояк! И отправили даже не столько для того, чтобы защищать бравых молодчиков Капитана Кулдуса от чужих чар и наветов, хотя и для этого, кончено, тоже, ведь случись что, в Городском Совете будут отнюдь не рады услышать о гибели такого количества опытных, хорошо обученных воинов вместе с знаменитым Железным Стражем Пту. Нет, ему Фандлу Хосту, одному из сильнейших чародеев города, поручили нечто большее. А именно - найти и завладеть магическим артефактом, сообщающим дерзким и в то же время безмозглым грабителям караванов такую страшную разрушительную силу, одни следы которой ужасали всякого, кто их видел. Капитан был абсолютно прав, когда говорил, что ни зверь, ни человек не в силах сотворить подобное. Перед глазами мага, как на картинке промелькнули останки изуродованного человеческого тела, местами словно бы стертые небрежными мазками кисти неведомого художника-великана. Сомневаться здесь не приходится. Все это - дело рук (рук ли?) существа сверхъестественного порядка, могущественного не менее, чем дэв, ифрит или джин, а то и поболее! И Фандл даже подозревал, что это могло быть за существо.
   Конечно, сомнительно, чтобы... Все-таки столько веком минуло, да и в силе Преблагого Огжена не усомнишься. Но вот если...
   Хогон! Ведь похоже же!
   Эх! Подумать только! Грабить караваны с помощью космической силы, способной стирать из реальности целые города и армии! Силы, жонглирующей судьбами народов и государств! Великие боги и гнусные демоны! Есть ли предел ограниченности и тупости смертных?! Вот если эта сила попадет в руки Городского Совета! Тогда можно будет разом покончить и с кагасами, и с даффами, и с кочевыми стаями церсов, и со скорпами и, наконец, с этим жалким полузависимым от Добальтарского мальберата положением Пту. О! Это будет началом Золотого Века города! Безопасная торговля сделает Пту самым богатым, самым великим, самым процветающим полисом в мире! С ним не сравнится даже канувший в историю Ур Блистательный, уничтоженный северными варварами, или Шаранган, город, прозванный еще Средоточием Западных Земель. И не исключено, что со временем Пту станет столицей великой империи. Может быть даже более великой, чем был когда-то Уранус...
   Конечно, все это будет возможно лишь в том случае, если подобную силу будет направлять человек умный, дальновидный, проницательный и искушенный в колдовских науках... Например такой, как собственно он сам, Фандл Хост!
   - Передовые возвращаются. - негромко проворчал Капитан Кулдус, козырьком поднося ко лбу широкую ладонь. - Похоже, впереди что-то есть. Но не слишком ли скоро? Это уже не дерзость, а наглость какая-то! Эй! Ребята! Котелки на голову! Ремни на доспехах затягивайте покрепче, не то первый же удар порвет их к демонам!
   - Что вы их не перестраиваете, Капитан Кулдус? Наши легковооруженные воины помешают латникам атаковать. Это ясно даже мне! - забеспокоился Фандл, разом отрешаясь от своих сладостных грез.
   - Хм... Много ты знаешь о стратегии, ученая голова. - презрительно хмыкнул Железный Страж. Смотри лучше, что за знаки передовые показывают. Видишь - руки пусты. А-а, ни хрена ты не видишь! Ажно сморщился весь. Пустые руки, говорю! У передовых. Это значит, что поблизости явных врагов нету, не то бы мечами размахивали. Караван впереди. Большой...
   И, словно позабыв о только что сказанных словах, Капитан тут же во весь голос заорал :
   - Оружие держать наготове! Тарен, латников в кулак! Лучники вперед, остальные по бокам. Без моей команды ничего не предпринимать! Хоть один сукин сын стрелу пустит - ноги поотрываю, и еще кой чо, ежели прихвачу! Шевелите задницами, дери вас Хогон!
   - Если это простой торговый караван, то зачем же такие предосторожности? - не унимался встревоженный Фандл Хост.
   Волнуясь, он даже не обратил внимания на очередное оскорбление, небрежно оброненное Капитаном. Куда больше мага смущала мысль о том, что всем его честолюбивым и амбициозным планам может прийти конец, если вдруг этот седоусый вояка с громовым голосом окажется не настолько хорош, как о нем говорят. Он, конечно же, колдун не из последних, и постоять за себя сможет (да еще как постоять!) но только со стрелой под лопаткой не сильно-то поколдуешь. Магия, чары... а ведь, в конце концов, все решают в большинстве случаев самые обыкновенные мечи и копья в лапах таких вот полудиких мужланов. Чародеев, как известно, боятся, им завидуют, их именами грозятся и пугают, однако никто никогда не забывает, что они такие же смертные, как и все остальные.
   - Вот зануда. - как бы про себя, но так, чтобы маг мог его слышать пробурчал наемник, нахлобучивая шлем на голову. - Ведь не знаешь же, а лезешь, книжная голова! У степняков это первая привычка - прикидываться простым караваном, а чуть приблизишься - изо всех телег и тюков целая прорва этих воющих демонов повыскакивает. Коварны, засранцы! Нет, большие купеческие караваны я наперечет знаю! Пока сам не убежусь, чей это, буду держать своих парней, как псов перед травлей, против холки поглаживая... Помоги-ка ремень затянуть, все одно без дела глаза пучишь. Тяни сильнее, не корсет на бабе затягиваешь! Судя, по депешам, принесенным яггами, сейчас в нескольких днях пути от города всего три больших каравана и где-то с полдюжины мелких. Это должен быть либо караван онокгольского толстосума Аль'Гы, тот раньше всех вышел, либо Фахима бан-Аны, шарумского богача, либо братьев Егуды и Кода из Бабарии. Хотелось бы, чтоб оказался Фахим! На него работает мой старый приятель Табиб Осане... Да все, отпусти ты этот ремень, вцепился, как младенец в юбку! Оставайся с парнями, магик, не путайся под ногами!.. Хей!
   Понукая лошадь, Капитан Кулдус сопровождаемый несколькими лучниками, быстро отделился от отряда и поднялся на вершину высокого песчаного холма с удобным пологим склоном, обогнув по пути несколько других, более близких, но менее крупных. Копыта лошадей вязли и выпрыгивали из песка, взметывая его фонтанчиками. Какое-то время Кулдус и его телохранители гарцевали наверху, разглядывая сверху обнаруженный караван, затем Капитан сделал знак своим людям занять холм. Один из лучников, повинуясь его приказу, развернул полотно сигнального флага с символикой наемного корпуса состоящего на службе Городского Совета Пту, и принялся размахивать им в воздухе.
   Когда лошадь Фандла Хоста поравнялась с высоким статным и широкогрудым жеребцом Железного Стража, маг, бросив лишь мимолетный взгляд на растянувшуюся внизу черную ленту каравана, торопливо спросил, не в силах унять грызущего его беспокойства :
   - Это степняки? Разбойники?
   - Трудно сказать, - приглаживая топорщащиеся во все стороны усы пробормотал Капитан. - Выглядят, как самый обычный караван, даже малость потрепанный одной-двумя мелкими стычками. Вон тот парень, кажись, нянчит руку в лубках, а у другого, что слева чуть поодаль, вроде бы голова перевязана, конечно, если он не от солнца себе тюрбан плохонький намотал.
   Фандл щурил близорукие глаза, посаженные бесконечным чтением древних рукописей и магических фолиантов, но подобных мелочей разглядеть так и не сумел. Зато он увидел, как от общей массы каравана отделилась маленькая человеческая фигурка и поскакала, направляясь к холму.
   - Да не трясись ты, ученая голова! - насмешливо воскликнул старый наемник. - Клянусь Ураном и всеми его молниями! Тебя ли учить храбрости?! Ваш брат-колдун небось по нескольку раз на дню якшается с разными демонами, призраками и всякими потусторонними тварями, одним словом, страстей до хрена видит! Стоит ли после этого боятся жалкой горстки степных разбойников?
   - Их ведь не запрешь в пентаграмму! - съязвил Фандл Хост.
   Кому, как не ему искушенному магу знать, что человеческая порода таит себе не меньше самых реальных и страшных опасностей, нежели даже самые лютые демоны Преисподней! А то и поболее... потому что демона вызывать отваживаешься лишь в том случае, если будешь уверен, что полностью сможешь им управлять... Кроме того Фандл Хост стыдился признаться, что он никогда, никогда еще в своей жизни не выбирался за пределы городских стен Пту, зато рассказов о жестокости и свирепости обитающих за ними степных и пустынных племен наслушался премного.
   - Так превратишь их в лягушек и дело с концом... Хо! Да это же Улук-онокгол! Значит, караван-таки принадлежит Фахиму. Этот малый, уже лет десять работает на старину Табиба.
   - А вы уверены, что его не сумели переманить на свою сторону степные грабители, которые вполне могли захватить этот караван, напав на него ранее? - осторожно поинтересовался Фандл.
   - Я уже говорил тебе, друг хренов, что ты порядочный зануда? - раздраженно спросил Капитан Кулдус, которому робость колдуна уже порядком осточертела. - Кто из нас ответственен за сохранность этих людей от стрел и сабель степняков, ты или я? Кровь Урана! да тебя сам Хогон выгнал бы из Преисподней за твои причитания! Я, едрить тебя, уверен, что никакие степняки не переманивали к себе Улука! Потому что я уже различаю толстозадую фигуру Табиба, а пока этот старый пес охраняет караван, ни один кагас или дафф, будь он даже трижды сраный Хайканан не будет в нем хозяйничать!
   Выслушав от Капитана наемников оскорбления и подтверждения, колдун успокоено кивнул и, к превеликому облегчению Кулдуса отъехал в сторону. Слишком довольный избавлением от назойливого общества Хоста, старый Капитан проглядел странное выражение промелькнувшее на лице мага: на мгновение тот сделался похожим на собаку, взявшую след.
   Мысли птуйского мага мгновенно выстроились в стройную логическую цепочку. Караван шарумского купца был первым, в сохранности добравшимся почти до самого города с тех пор, как грабители облюбовали окрестные торговые пути для своих нападений. Сомнительно, чтобы он не попал в поле зрения таинственных разбойников. И еще более сомнительно, что последние не соблазнились таким лакомым куском. Фандл Хост буквально нюхом почуял, что этот караван оказался как-то связан с происходящими событиями. Быть может та самая космическая сила, которая должна была обеспечить золотое будущее Пту, ну и, понятно, не в последнюю очередь ему самому (усердия и благие помыслы должны вознаграждаться!), каким-то неведомым образом сменила своего хозяина, и этот человек ныне находится среди людей, охраняющих товары Фахима бан-Аны? Косвенно об этом свидетельствует сам факт того, что караван все еще существует. О! Такой поворот событий был бы очень, очень кстати.
   Тем более, что перспектива продолжать путешествие в компании этих грубых солдафонов и, в особенности, их горлапана-командира мага решительно не прельщала.
  
   8
  
   Табиб Осане и Кулдус-крустит приветствовали друг друга, как и должно было двум старым боевым друзьям, знакомым по пьяным пирушкам, шумные потасовкам в трактирах и дуванах и лязганью скрещивающихся клинков на поле брани - с дружественными проклятьями, оглушительными хлопаньями по спине и медвежьими объятьями, от которых начинали грозно трещать ребра. Южанин Табиб был более сдержан в своих проявлениях чувств, но круститских раскованности и прямодушия Кулдуса с избытком хватало на двоих.
   - Смотрю, степные стервецы немного пощипали твой караван, старина Табиб. - сказал Капитан наемников, когда с традиционным мужским приветствованием было покончено.
   - "Слегка"! - передразнивая Кулдуса, воскликнул Осане. - Клянусь раскаленной рожей Азуса, никогда еще я не платил по счету так дешево!.. Но тише! Об этом нам следует поговорить с глазу на глаз. Не думаю, что кому-нибудь кроме тебя следует слышать эту историю. Если честно, мне и тебе не следует об этом говорить, но меня прямо-таки распирает от желания рассказать то, что довелось пережить и увидеть, хоть кому-нибудь! Спорю на золотой дихр, что, слушая мой рассказ, ты и не заметишь, как впереди поднимутся сторожевые башни Пту!
   - Мы могли бы поспорить. - расчесывая пятерней седые усы согласился Капитан. - Но, боюсь, дружище, я не смогу вернуться в Пту вместе с тобой, так что сбереги свое золото для тамошних куртизанок.
   В глазах Кулдуса неожиданно мелькнула тень подозрения, и он осторожно добавил:
   - Конечно, если...
   - Что, "если"?
   - Гм. Видишь ли, Табиб дружище, Варах Тку, глава Городского Совета отправил меня вместе с моими парнями вовсе не для того, чтобы встретить и почетным эскортом препроводить твой караван в город. Нет. Меня послали надрать задницу засранцам, затеявшим нападать на купцов почти под самыми стенами Пту! С тех пор, как эти мерзавцы объявились в окрестностях города, еще ни один крупный караван не добрался до места назначения. В городе паника, перекупщики сами не свои, владельцы ползунов волосы рвут, им своих скорпов хватает, склады уже почти опустели, торговля несет сплошные убытки, цены выросли - одним словом, худо. Твой караван - первый из солидных, оставшийся целым. И я подозреваю, что это не простое везение... Не с этим ли, дружище Табиб, связан томящий тебя рассказ?
   Ожидая ответа, наемник, несознательно копируя жест друга, пригладил несуществующую бороду.
   - Пожалуй и так. - согласился шарумец. - А скажи мне, старина Кулдус (слово "старина" Табиб Осане перенял у Капитана-крустита), тебе не случалось часом видеть останки тех, кто погиб в результате нападений? А впрочем, стоит ли спрашивать! Наверняка, ты потрудился узнать, с чем, возможно, придется иметь дело.
   - Конечно. Это само собой разумеющееся. - кивнул Кулдус . - Работа моя такая. И, мать его, долг. Трупы... Ге! Их словно изрезали невиданной бритвой, столь гигантской, что держать ее пристало разве что только королю великанов! Никогда не видел ничего подобного! Плоть, кости, кольчуги - все разрезано гладко и ровно, просто на диво. Охренеть можно! Иные части тела мы так и не нашли. И еще песок. Да, песок! Местами он был гладок и тверд, точно как стекло. Да это и было стекло навроде того, что образуется когда молния ударяет, переплавляя его в стеклянную корку.
   - Ты говоришь о том, о чем я думаю, тур-атта Кулдус. - сказал Табиб. - Могу тебя обрадовать, старый вояка, тебе и твоим людям не придется гоняться по пескам неведомо за кем. С ними покончено. Точно, точно, не сомневайся! Те же, кто уцелел могут позакладывать свои задницы за то, что не доживут до спокойной старости. Это было жалкое отребье, которое степняки ненавидят не меньше, чем твоих воинов, обороняющих Пту. Могу спорить, все они закончат свои дни с перерезанными глотками, либо жарясь на солнце, будучи распятыми на песке меж кольями.
   - Отребье? - нахмурив брови переспросил Капитан Кулдус. - Ты говоришь, "отребье"? Хотел бы я знать, как жалкая горстка сраных изгоев может ограбить большой караван, сопровождаемый сильной многочисленной дружиной? Что за оружие могло дать им такую возможность? Какая-нибудь высушенная мумия, спертая с алтаря в Кхурбе или колдун-бубнила со своими заклинаниями, разделывающими людей, словно скот на бойне?
   - Вот об этом я и хочу тебе рассказать, старина Кулдус. - невольно понизив голос сказал Табиб Осане. - Но этот рассказ, как я уже говорил, не для лишних ушей... Скажу только, что твоя задача выполнена. Можешь с чистой совестью возвращаться в Пту. Тебе, разве только придется придумать, что соврать своим головорезам.
   - Полагаю, они уже все узнали от твоих людей.
   - Обижаешь, Кулдус-тан. - усмехнулся Табиб. - На этот счет я принял соответствующие меры.
   - А не боишься, что кому-нибудь из них окажется, как и тебе невмоготу держать все в тайне. Тайна, которую просят не разглашать, это же все равно, что переполненный мочевой пузырь. Хочешь, не хочешь, а у него свое разумение. - заметил крустит.
   - Мы с тобой дружим не первый год, старый рубака, тебе я могу доверять - ведь могу же?.. А что до моих людей, так ведь те, кто нарушает мои распоряжения хоть в чем-то, долго на меня не работают, и ты это прекрасно знаешь. Вот поэтому-то я могу говорить, а они будут молчать.
   - Ну, хорошо. Только уверен ли ты, Табиб, что с разбойниками покончено наверняка? Мою ведь задницу буду рвать в Городском Совете, коли что не по твоим словам окажется.
   - Мое слово. - веско сказал шарумец.
   - Этого, пожалуй, будет достаточно. Гм... Хотел бы я знать, кто предводительствовал этими пустынными засранцами. Случайно, не знаменитый Волк-Хайканан из клана Кровавого Сугана? Судя по тем рассказам, которые мне довелось выслушать, эта хитрая бестия способна на все - даже на одних ягодицах бегать. К тому же недавно ягга, выпущенный из Кыша принес в город весть, что де Хайканан этот чего-то там не поделил со своими дружками-кагасами и сбежал из племени, перерезав глотку одному из вождей, приходящихся кровным родственником самому Сугану. Бабу, конечно, приплели - как без этого? Дескать, отодрал, кого не следовало, вот и понеслась кутерьма с поножовщиной... Хотя, навряд ли это Волк. Нападения на караван начались раньше, чем прилетел ягга. Он просто не успел бы добраться до Пту и сколотить сколько-нибудь многочисленную банду, даже если бы ухитрился втрое сократить путь, пустившись Коричневыми Песками, что еще более невозможно, нежели в одиночку ублажить женушку Мегера-ростовщика.
   Табиб с трудом сдержал усмешку, так и просящуюся на лицо. Каково бы было изумление старого наемника, узнай он, что никто иной, как печально известный Хайканан, правая рука Сугана Кровавого, не только пересек таинственные и ужасающие Коричневые Пески, но и собственноручно избавил его - Кулдуса - от необходимости охотится за такими же грабителями, каким недавно, до изгнания из клана был сам. Вместо этого шарумец спросил ;
   - Имя Зиммад ничего не говорит тебе, Кулдус?
   - Зимат?
   - Нет, Зим-мад.
   - Зиммад. - повторил Капитан. - Что-то не припомню. Был у нас в городе такой воришка, Зимодул, но Зиммад... Хотя, постой-ка! Зиммад... Зиммадар Бегуд! Помнится, с полгода назад из города был изгнан голтийский чародей-недоучка и засранец порядочный, нечаянным заклинанием испортивший часть товаров - в основном редких шарумских вин, которые Городской Совет взял в качестве торговой пошлины (ведь знают же мудаки толстозадые, что брать!). На его счастье, у него были деньги, достаточные, чтобы выплатить штраф за незаконную волшбу и покрыть стоимость испорченного товара, но в Пту ему оставаться все одно не позволили - надавили маги, входящие в Совет. Тем ведь конкурент под боком, да еще такой неумелый, хрен поймешь, откуда руки растут, не надобен. Может этот самый Бегуд и есть твой Зиммад.
   - Если это узкоплечий, тощий человек с мерзкой физиономией и переломанным носом, то...
   - Точно! Крылья Урана! Нос засранцу сломал один из моих парней, когда помогал страже схватить Бегуда! Это я точно помню. Он в Совете верещал и жаловался и требовал содрать в его пользу штраф с корпуса, а ударившего наказать по всей строгости. Только хрен он чего добился, может только лишних пинков под зад, когда из города выкидывали.
   Неожиданный шум возле одной из крытых повозок каравана отвлек старых приятелей от разговора. Одновременно обернувшись, Табиб Осане и Кулдус-крустит увидели сотника Тарена - рослого молодого парня в тяжелых железных латах, напоминающих доспехи сагашетов. Размахивая пудовыми кулаками, отмеченными следами сабельных и ножевых порезов, наемник что-то грозно втолковывал невысокому невозмутимому добальтарцу, вооруженному хвостатым копьем. Подле Тарена топтался колдун Городского Совета Пту Фандл Хост, норовя подобраться поближе к повозке. К добальтарскому воину уже присоединилось несколько человек из караванной стражи, включая нелюдимого темнолицего кхурбийца Караха, которому, как казалось раньше Табибу, не было дела ни до чего, кроме денег. К сотнику же, не скрывая кровожадных намерений, порывались прийти на помощь остальные наемники из числа близких друзей и просто любителей почесать кулаки, каковых в корпусе Кулдуса было предостаточно. Лишь приказ Капитана стоять в стороне, не смешиваясь с караваном, удерживал их от того, чтобы воплотить намерения в жизнь. Однако было ясно, что стоит вспыхнуть чему-либо хоть отдаленно напоминающему потасовку, они не оставят "своего" без помощи. К этому, кстати, все и близилось - Тарен рычал, изрыгая проклятия, и то и дело с внушительной силой бухал себя кулаком по окованному металлом бедру, с которого свисал длинный прямой меч, резко отличающийся от оружия остальных воинов, имевших более изящные изогнутые очертания южного и восточного типа.
   - В чем дело, Тарен?! - взревел Капитан Кулдус, стремительным шагом направляясь к сотнику. - Что это значит, песий сын?! Разве я не отдавал приказа не сметь хозяйничать в караванах! Клянусь всеми громами Урана, я повышибаю из вас все непослушание, какое только еще осталось, даже если мне придется собственоручно выколачивать это дерьмо из каждого в отдельности! А ну осади назад, задница!
   Табиб, несмотря на то, что момент был неприятным, позволил себе слегка улыбнуться - длинноватая тирада, гневно прооранная Капитаном наемников, частично была рассчитана на него и его людей. Чтобы видели, что лихие молодцы находятся у старого вояки в кулаке и не особо смущались сомнительным соседством многочисленного и хорошо вооруженного отряда сорвиголов, иной раз очень бывших даже не прочь сменить род занятий на прямо противоположный.
   Сотник резко повернулся, бряцая сочленьями доспехов. Лицо его пылало от едва сдерживаемой ярости.
   - Там - вервульф! - по голтийски выкрикнул он, нервным движением выбросив руку в сторону повозки и едва не угодив при этом в лицо невысокому добальтарцу, который невозмутимо заправлял отдернутый полог.
   - Что?
   - Вервульф! Ну... оборотень! Человек-волк! Эти зас... - встретив свирепый взгляд Капитана, молодой наемник невольно осекся. - Они везут его вместе с товарами! В город!
   - Откуда ты это знаешь, Тарен? - положив руку на навершие широколезвийного круститского топора, спросил Кулдус.
   - Колдун. - коротко мотнул головой в сторону торопливо шмыгнувшего в сторону Фандла Хоста сотник. - Он говорит, что чуть не задницей своей магической чувствует это. Оборотень, Капитан! И они везут его в Пту! Крылья Каргаха, Черного Демона! Один из этих трахомудных уродов-полулюдей разорвал в прошлом месяце моего названного брата Бастебела, а также Гейвуса из Элатинола! Раздери мою душу Хогон! Мы должны убить его! Тварям, созданным Запачканным нельзя доверять! Капитан! Вся моя семья веками сражалась с нежитью! Мои пращуры, мой дед, а потом и отец убивали их везде, где только могли встретить. Я...
   - Ты - заткнись! - сурово, но беззлобно бросил Кулдус. - Орешь, точно баба, потерявшая на рынке ребенка.
   - Но оборотень! - выкрикнул набычившийся юноша.
   - Заткнись, говорю! - уже сердито рявкнул капитан. - Вынудишь меня повторить это третий раз и можешь забыть, что когда-то командовал кем-то кроме своей кобылы! Ты понял меня, сотник?!
   - Да... Капитан. - с трудом, словно давясь проговорил Тарен, играя тяжелыми желваками.
   Обернувшись, Кулдус посмотрел на Табиба Осане. Тот молча кивнул головой, давая свое согласие. Капитан сдвинул брови и решительным шагом подошел к злосчастной повозке. Добальтарец с хвостатым копьем почтительно склонил голову, и отступил в сторону. Уже протягивая руку к пологу, старый наемник невольно остановился - ему не хотелось своим поступком обидеть друга, выразив недоверие, но с другой стороны, нельзя было игнорировать столь веское обвинение. Кулдус отыскал взглядом Фандла Хоста и для очистки совести туманно, но многозначительно пообещал:
   - Смотри, колдун, если ты ошибся...
   - Там - оборотень. Я это знаю. Я чувствую противоестественную двойственную природу человека, спрятавшегося за этими занавесками. - спокойно и уверенно заявил маг из Городского Совета.
   Не колеблясь более, Кулдус широким движением распахнул полог и осторожно заглянул внутрь. Скорее всего, Капитан ожидал увидеть внутри повозки крупного волосатого человека с дикими, голодно блестящими глазами, бессильно катающегося в надежных путах, но вместо этого обнаружил совсем иную картину. На нескольких тюфяках, накрытых сверху толстым шерстяным одеялом, лежал полуобнаженный, сплошь перевязанный, словно какая-нибудь кхурбийская мумия, юноша. Там где его светлая кожа не была спрятана под повязками, она пестрела бесчисленными изжелта-синими синяками, покрывшимися коркой царапинами и порезами. На него было просто жалко смотреть. "Определенно, колдун, хоть и сволочь говнистая, а был-таки прав!" - невольно подумалось старому солдату. -"Только оборотень может выжить, получив такое количество ран!".
   Несмотря на то, что человеку, так страшно израненному полагалось лежать без памяти или же ничего не соображать от мучительной боли, которую он несомненно долен был испытывать, кем бы там не был - человеком или волком - серые глаза юноши, провалами выделявшиеся на осунувшемся неестественно бледном (несомненно от потери крови) лице, были ясными и смотрели холодно, внимательно. В их пристальном изучающем взгляде Капитану почудился отблеск обнаженной стали.
   От командира птуйских наемников не ускользнуло, что молодой человек что-то прячет от его внимания, глубоко вдавив руку в тюфяк. Неподалеку от раненного лежала средней длины шпага или, скорее, узкий меч в объятиях дорогих ножен из черного дерева, местами простроченного серебром.
   - Этот человек и есть оборотень? - тихо обратился Капитан к магу Городского Совета
   В голосе его явственно сквозило недоверие и угроза, и маг невольно поежился под пристальным взглядом крустита, но все же кивнул.
   - Оборотень. - сказал он. - И даже не заколдованный. Оборотень по рождению. Эти наиболее опасны из всех. Они превращаются в волков гораздо быстрее обычных, по своему желанию, независимо от фазы луны и даже времени суток. Такой оборотень лучше контролирует звериную сущность и способен долгое время жить среди нормальных людей, время от времени верша неслыханные зверства.
   Кулдус повернулся к начальнику караванной стражи и, глядя на рослого шарумца снизу вверх, спросил, слегка понизив голос :
   - Как это понимать, Табиб?! Ты везешь в Пту оборотня! Хорош товар, что и сказать!
   - Этот оборотень выполнил за тебя всю работу, старина Кулдус. Он разобрался с бандой Зиммада. И я не совру, если скажу, что сделал он это едва ли не в одиночку.
   Фандл Хост разом навострил уши. Даже обоняние его и то усилилось.
   - Я даю свое слово, Капитан. - в первый раз за с момента их встречи Табиб обратился к другу по званию. - Этот... человек... он контролирует свою звериную сущность. Полностью. Он не чудовище, разрывающее людей на части.
   - Оборотням нельзя доверять! Все как один сраные уроды! - упрямо выкрикнул Тарен, с лютой свирепостью глядя на раненого. - Его нужно немедленно убить и сжечь, а внутрь черепа залить серебро, чтобы ведуны не смогли с его помощью насылать на людей свои гиблые чары!
   - Тени и Призраки! - рассердившись, выругался Табиб Осане, решительно вклиниваясь между сотником и Капитаном. - Я же сказал, что ручаюсь за этого человека! Словом! Рукой! Головой! Этого мало?!
   - Оборотням... - с завидным постоянством начал Тарен.
   - Довольно! Тому, кто захочет поиграть с его черепом прежде придется иметь дело со мной!
   В доказательство своих намерений Табиб положил руку на эфес своего кривого меча. Тарен, едва сдерживаясь от того, чтобы не повторить этот вызывающий жест, неуверенно посмотрел на своего начальника и скис, поняв, что Капитан Кулдус не намерен оспаривать решение караванщика, защищать оборотня.
   - Он же вервульф, оборотень... - тупо повторил наемник.
   И Железный Страж Пту с досадой подумал о том, что, пожалуй, рановато было прочить парню место своего преемника. Хорошо еще не перед кем ни словом не обмолвился о своих намерениях. Слишком уж уперт бывает мальчишка-голтиец. За своим упрямством ничего не видит! Баранья черта. Вот когда лоб расшибет, тогда, глядишь, поумнеет по-настоящему. Спустить бы его на Табиба! Пусть тот своим мечом плашмя отодерет придурка по заднице, ума хоть вложит, что ли! Эх! Нельзя, неправильно поймут, а мальчишка обозлится, обиду затаит.
   - Если ты, Табиб, сам говоришь в защиту этого юноши, я спокоен. Никто из моих людей даже не посмеет приблизиться к нему.
   - Это будет полезно для их же здоровья. - совершенно серьезно, без тени иронии сказал Табиб Осане. - Иначе ты потеряешь не одного воина, прежде чем заполучишь череп Гай Канны. И, уверяю тебя, все они умрут от его руки, без помощи меня или моих людей.
   Капитан Кулдус внимательно посмотрел в глаза своему другу и медленно, понимающе кивнул. Он поверил. Стоило поверить. Юноша, сохраняющий ясность взгляда и помышляющий о сопротивлении, будучи буквально покойником, отнюдь не был простым человеком... или даже простым оборотнем. Кулдус-крустит опустил полог и отошел в сторону.
   Вновь оказавшись в щадящем полумраке, Гай Канна смежил усталые, налитые горячей тяжестью веки. Ему было больно. Тело терзала неуемная мучительная агония, но даже едва стерпимые муки не могли заглушить растущего чувства благодарности к дородному грузному караванщику из Шарумы.
   Редкое чувство, до сих пор остающееся непривычным. Мало кто и когда делал что-то для Волчьего Пасынка бескорыстно, ничего не ожидая и не требуя взамен. Таких людей Канна мог пересчитать по пальцам. И в их числе также была молоденькая дочь хозяина каравана... как ее... Верима. Она все старалась оказаться рядом, старательно, хотя и неумело пыталась ухаживать за ним.
   Усталые мысли уранийца вернулись к начальнику караванной стражи. Пожалуй, ему здорово повезло с встретившимся караваном. Возглавляющие его люди оказались, как это говорится... честными и порядочными. И все же в одном Табиб Осане оказался не прав: когда бравировал его смертоносным искусством. Навряд ли Канна сумел бы ныне справится даже с умирающим от голода калекой, не то, что с одним-двумя крепкими здоровыми воинами. Последние силы Гая ушли на то, чтобы не дать пружинящему тюфяку вытолкнуть наружу его вжатую руку, вооруженную кинжалом. Впрочем, седоусый человек в помятых местами доспехах все равно почти сразу же заметил спрятанное оружие.
   О Имперской Гвардии Урануса всегда ходили, да и поныне ходят самые невероятные легенды. Волчьи Пасынки сильны, свирепы, могущественны. В бою им нет равных, и даже умирая, они отправляют прежде себя в объятия чернокрылого курьера смерти Каргаха чужую душу...
   Так говорят.
   Много чего говорят. И многое, безусловно, правда. Только, в конце концов, всему есть предел. И никак иначе. Отчасти именно поэтому он все еще жив. Хотя жив ли? Порой боль становилась столь непереносимой, что Гай уже не был в этом уверен.
   Маленький огненный кот, принесенный по его просьбе Веримой, выполз из дальнего угла и устроился пол боком своего хозяина и друга. Его негромкое урчание было последним звуком, который расслышал Волчий Пасынок, проваливаясь в мягкие объятия беспамятства.
  
   9
  
   Караван почтенного купца Фахима бан-Аны из Ишша и отряд наемников Капитана Кулдуса не то из Круста, не то из Бабарии, двигался в сторону крупнейшего из пяти портов Сухого Моря.
   Наемники ехали сзади, по привычке, хоть и без особой надобности, прикрывая караван. Их вел угрюмый, набычившийся Тарен, которому, едва разминувшись с Табибом, Капитан не преминул устроить хорошую взбучку. Во главе длинной растянувшейся процессии, оторвавшись от каравана, а заодно и лишних, непотребных ушей, ехали два старых друга. Жеребец Капитана Кулдуса был гораздо выше крепкой онокгольской лошади начальника караванной стражи, что уравнивало в росте рослого шарумца и невысокого плечистого наемника. Они ехали так близко к друг другу, что, покачиваясь в седлах в такт движениям животных, едва не стукались головами. Табиб увлеченно и цветисто рассказывал о приключившемся с его караваном, торопливо извлекая из головы подробности, еще не успевшие стереться из памяти, а седоусый наемник, Каранг'дэз, Железный Страж внимательно и жадно его слушал.
   - Стыдно признаться, но страх, равного которому я еще никогда не испытывал, сковал мои члены, лишив возможности не то, что командовать - двигаться. Иные лучники пытались стрелять в демоническую Тень. Безнадежное занятие! Стрелы исчезали в ее зыбком черном, как сама ночь чреве... если только можно назвать это чревом. Но как сказать иначе?
   И вновь Гай Канна среагировал прежде меня.
   - Не стрелять! - выкрикнул он. - Не нападайте на ЭТО! ОНО еще не поняло, кого нужно пожрать, так не торопите же его прежде времени!
   - Если бы только у меня было время. - прокаркал Кальпун, старый мошенник, отчаянно трясясь в седле. - Я смог бы удержать его... Ненадолго, но все же у нас был бы шанс.
   Лицо его, искаженное страхом, было даже бледнее, чем у юного уранийца, а уж того ты видел, даром, что на призрака похож.
   Едва стих возглас Гая Канны, как Черная Бездна, наконец, определилась с тем, где враги, а где союзники (если у нее могли быть таковые), и стала накатываться на караван, оставляя за собой ту самую корку спекшегося в стекло песка, о которой ты говорил. Люди вокруг меня побелели от страха и готовы были уже обратится в бегство. Скажу тебе, Кулдус-тан, я никого из них сейчас не виню. Если бы они могли сражаться - их стоило бы упрекнуть. Но как можно поразить Тень?!. Тем более, что все они видели, какие страшные увечья оставляет одно только мимолетное прикосновение к Рабу Черепа.
   Тогда Гай Канна ударами каблуков заставил свою лошадь выехать вперед и закричал:
   - Оставайтесь на месте! Если вы броситесь бежать, ОНО нападет еще быстрее! Вспомните, никто из встреченного каравана не выжил!
   Охрану каравана возглавлял по-прежнему я, но - закружи меня Танцующие в Коричневых Песках! - приказы все чаще исходили от этого мальчишки из западных земель.
   Он повернулся к Кальпуну, и я оторопел, прочтя на его лице принятое решение.
   - Я задержу ЕГО. - сказал Гай старому мошеннику. - А ты поторопись, старик. Поторопись! Долго мне не выстоять!
   Слышал, Кулдус? Так и сказал. Наглости ему было не занимать, подумал я тогда. "Долго не выстоять"! Тут и пять лишних ударов сердца прожить и то много. Но прежде, чем я успел открыть рот, Гай Канна уже спрыгнул с коня и бегом направился прямо навстречу зловеще зияющему в воздухе Ороме'ктану.
   - Гай! - отчаянно закричала Верима, выбегая из-за повозок.
   Каким чудом она ухитрилась сбежать от отца?
   - Безумец! Ты погибнешь! - кричал я, но храбрый воин даже не замедлил шага, приближаясь навстречу неотвратимой гибели.
   Друг Кулдус, мы оба люди не робкие, но честно признаюсь тебе: на двоих у нас не наберется и половины смелости, какой обладал этот парень. Если только это действительно смелость. Порой мне кажется, что он просто не боится что-либо терять. Даже свою жизнь.
   Что мог он противопоставить демону-тени? Ведь даже бриллевый меч не выдержал бы касание Ороме'ктана. Истаял бы, как туман под лучами солнца. Единственной нашей надеждой был старый Кальпун, но вонючий старый шарлатан вместо того, чтобы обрушить на демона все громы и молнии, какие только полыхают в небе, лишь бормотал не то заклинания, не то молитвы, жалко тряся козлиной бороденкой. В великом гневе я поклялся себе дыханием огнеликого Азуса, что собственной рукой - вот этой вот самой, старина Кулдус, - срублю эту "исполненную мудрости, убеленную снегами знания" головенку, если отважный ураниец погибнет прежде, чем Кальпун, отродье старого верблюда и безрукого калеки! придет ему на помощь!
   Меж тем Гай Канна вступил в противоборство с Тенью божества. Вижу в твоих глазах таящийся вопрос, Кулдус, и спешу упредить его. Нет, не меч, свою страшную бриллевую бритву, выхватил воин-волк. К моему немалому удивлению он и не подумал схватится за оружие. Вместо этого он использовал тайное искусство боевой магии. Мне уже приходилось видеть нечто подобное. Среди людей, которых я когда-либо нанимал для охраны торговых караванов почтенного бан-Аны, бывали и такие, кто владел боевой волшбой. Только вряд ли кто-нибудь из них сумел бы сравнится с тур-аттой Канной. Оказавшись в какой-то дюжине шагов от колыхающейся, словно зыбкий студень черной громады Ороме'ктана, Гай в один взмах обеих рук вычертил в воздухе диковинный и немыслимо сложный колдовской знак. Ту самую Руну, о которой я тебе говорил. Я хотел сказать: "ту да не ту!". Эта была еще сложнее. Все добродетели Аэтэль! Чтобы изобразить нечто подобное надо иметь пальцы, лишенные костей! Линии, вычерченные в долю мгновения уранийцем зримо обозначились в воздухе, как будто бы вытканные в прозрачном полотне горящими изумрудно-зеленым пламенем нитями.
   Скажу тебе, тур-атта Кулдус, Ороме'ктану это сильно не понравилось. Подрагивающаяся Тень подалась назад, а затем стала с боков обтекать храброго юношу, норовя заключить его в свои гиблые непроницаемо-черные объятия. Тогда Гай смежил руки - вот так вот, смотри, старый рубака - переплел пальцы и из его выставленных вперед ладоней вдруг ударил зеленый сноп пламени. Ах-ха! Славный выстрел, клянусь тенями предков! Он угодил Ороме'ктану в вытянутое трепещущееся щупальце... и растворился безо всякого следа. Я уж испугался было того, что магия уранийца оказалась бессильной, однако, демон весь словно бы передернулся и торопливо отдернул свое страшное щупальце, оставляющее после себя лишь сглаженный, покрытый стекольной коркой песок. Мои люди и я встретили удачный удар воина громкими приветственными криками, в то время, как со стороны негодяя Зиммада и его банды раздались негодующие злобные вопли. Один из них даже схватился за лук и, скоро натянув его, послал стрелу в Гая Канну. Скажу тебе, Кулдус, что хоть и носят даффы луки, но только стрелять из них умеют не многим не лучше, нежели дрессированные обезьяны с побережий Юмахавы. Да, что это я? Мне ли рассказывать тебе, прозванному Грозой Равнин о даффах? Стрела и близко к Гаю не пролетела - угодила в грозно нависшего над ним Ороме'ктана и исчезла.
   Демон же вновь стал надвигаться на уранийца. Придав своему телу вытянутую каплевидную форму, он вдруг прянул вперед, выпростав несколько длинных узких щупалец, словно какой-то песчанный кальмар-отлипт, пытаясь накрыть им дерзкого смельчака. Он был хитер, этот демон, посылая свои щупальца не только в место, где воин должен был быть, но и, перехватывая пространство там, куда ураниец мог отступить, пытаясь избежать смерти. И ты бы, и я даже в лучшие свои, молодые годы едва ли сумели отреагировать хотя бы вполовину так молниеносно, как это сделал Гай Канна. Он двигался со стремительностью горного барса. Мягко уклонившись, выскользнул из-под несущей смерть паутины щупалец, избороздивших воздух, точно уродливые черные трещины стену здания, развернулся и выпустил в Ороме'ктана новый сноп изумрудно-зеленого пламени.
   Несмотря на то, что зеленые стрелы не причиняли Тени видимого вреда, она все же съежилась, стала меньше, что ли. Но только не отступила! Черная Бездна надвигалась на Гая, да так быстро, что на этот раз уранийцу пришлось со всех ног бежать прочь. Верима вскрикнула от ужаса. Ороме'ктан - катящийся сгусток первородной тьмы, бесследно слизывающий все на своем пути, едва не настиг славного тур-атту. С отлившей от лица кровью глядел я на то, как демоническая тень гналась за воином-волком, едва не касаясь его пяток, мелькавших быстрее, чем спица в колесе. Тени и Призраки, вот это был бег! Раб Черепа догнал бы любого, но только не этого парня. Хо! Он мчался как ветер! Никогда бы не подумал, что человек может бежать столь быстро. Можно ли обогнать Тень? Не знаю. Только его она не схватила!
   Самообладание не оставила Гая Канну даже в тот страшный миг. Зная, что чудовище совсем рядом, и что только одно его прикосновение сделает его калекой, не способным продолжать этот кошмарный поединок, он, пренебрегая опасностью, мчался не к нам, но по дуге, мысля, чтобы разъяренный дерзким сопротивлением ничтожного смертного, демон не обрушился на наш караван.
   Мерзкорожий Зиммад и его приспешники, да нашлет блудливый С'серк порчу на их семя, сопровождали погоню твари исполненными злорадства возгласами. Знал бы ты, Кулдус, как зачесалась моя рука, тоскуя по рукояти меча! Мне осталось не так много лет, но, клянусь огненным дыханием Азуса, половину из них я не торгуясь бы отдал за то только, чтобы оказаться подле висельника на расстоянии одного доброго удара!
   Кое-как уранийцу, несущемуся быстрее степной антилопы, удалось оторваться от преследовавшей его Тени. На бегу он вдруг резко пригнулся, упал на песок, ловко и быстро перекатился через голову и поднялся на ноги, уже лицом к демону, выставляя вперед руки с переплетенными пальцами. Ловко же было сделано!. Такому кульбиту не грех позавидовать и бродячему циркачу-акробату из тех, что демонстрируют свои умения на улицах больших городов. Новый сноп зеленого пламени впился в пульсирующую черную бездну, что являл собой Ороме'ктан и истаял без следа. Чудовище было неуязвимо, друг Кулдус. Драться с ним было не под силу ни одному смертному. Я понял это, и сердце мое наполнилось черной тоскою и отчаянием. Что можно было противопоставить ужасающей Тени? И сталь, и плоть, и магия - все, что касалось демона исчезало.
   Я словословлю так долго, но на деле же поединок отважного уранийца и Ороме'ктана длился всего несколько недолгих мигов. Он занял время, достаточное разве что, для того, чтобы десяток раз набрать полную грудь воздуха и выдохнуть его, а то и этого меньше. А только Гай Канна стал ослабевать. Магия это тебе не меч - штука хитрая, сложная, подлая. Она вытягивает из того, кто к ней прибегает все силы. Я видел, что юноша ослабевает с каждым новым изумрудным лучом, впивающимся в чернь демона. Лицо его, уж на что бледно, сделалось светлее куска мела. Пот тек по нему ручьями, оно блестело, словно зеркало. Пару раз, избегая жадно протянувшихся к нему щупалец-сгустков, тур-атта даже пошатнулся и едва не упал.
   Не в силах более сдерживаться, я повернулся к старому шарлатану Кальпуну и, занеся над его головой кулак, вскричал :
   - Старик, немедля выдерни юнца из объятий Ороме'ктана, либо своей же рукой я отправлю твою никчемную душонку в Преисподнюю на радость демонам, с которыми ты так долго заигрывал в своих богопротивных чародейских снах!
   Не знаю, мой ли гнев вынудил седобородого мошенника действовать, или же он, наконец, сотворил заклинание достаточно могущественное, чтобы хоть короткий миг противостоять запредельной мощи демонической Тени, но в тот миг, когда я, исполненный невыразимого гнева, уже был готов исполнить свою угрозу и отяготить совесть еще одной загубленной душой, Кальпун открыл подернутые молочно-белой поволокой глаза и что-то прокаркал на древнем давно забытом и запрещенном наречии, вытягивая свои сухонькие, похожие на паучьи лапки, руки в сторону черной колышущейся пустоты, гоняющейся за Гаем Канной по песку.
   Эх, скажу тебе, тур-атта Кулдус, и сильны же были чары, созданные старым тщедушным магом! Талисман-оберег на моей груди нагрелся так сильно, что до волдыря ожег кожу, а ведь заклинание и не в меня было брошено. На пальцах Кальпуна вспыхнули крохотные синие язычки магического пламени. И тут же самая настоящая сеть непрерывно змеящихся, пересекающихся, сливающихся одна с другой, и расходящиеся из одной - дюжины - синих молний, накрыла пустоту, воплощавшую Ороме'ктана. Раб Черепа отчаянно заметался, тщась вырваться из сплетенных молнийными всплохами колдовских тенет, но они словно прилипли к нему. Дивное же это было зрелище, старина Кулдус! Клянусь Теми, Кто Танцует в Коричневых Песках, никогда ничего подобного мне видеть не приходилось (а я видел многое!) и, надеюсь, не придется более увидеть. Черная Бездна, на которую невыносимо, нельзя даже смотреть прямо, не опасаясь потерять рассудок, заблудившийся в этой сверхъестественной тьме, яростно билась в хитросплетении трепещущих взблескивающих синих молний - и крошечная в сравнении, с громадой Ороме'ктана фигурка отважного воина-уранийца, металась пред разъяренным демоном.
   Сухонькое лицо старого Кальпуна страдальчески сморщилось. Капли пота выступили у него на висках, сухие желтые от постоянного употребления дурманящих порошков орогоза губы мелко задрожали от чудовищного сверхчеловеческого усилия.
   - Череп! - дергаясь, точно больной, пораженный Желтой Пляской, прохрипел колдун. - Череп! Пусть завладеет Черепом, иначе...
   Он осекся, с трясущихся губ летели клочья пены. Пот уже не каплями - ручьями тек по лицу. Тени и Призраки! Сила демона-Тени воистину была неимоверной! Я говорил и повторюсь, не смертному противостоять ей! И чтоб мне пусто было за то, что я совсем недавно поносил и на чем свет распинал старика-Кальпуна. Да, друг Кулдус, бросив лишь один взгляд на искаженное от боли и усилий лицо мага, я усовестился, как мальчишка, укравший последнюю монету у слепца и пойманный за руку. Любой другой на месте Кальпуна не один раз подумал бы прежде, чем вступить в противоборство с Ороме'ктаном! Тень, оторвавшаяся от бога, грозила не только телу, но и душе, и кому как не магу лучше других знать это!
   - Череп! - закричал я, выхватывая меч и воздевая его над головой. - За мной люди! Убьем эту крысу и завладеем Черепом! Это наш единственный шанс!
   Воины подхватили мой крик, превратив его в воинственный вой. Демон был связан, и им противостояла всего-навсего шайка разбойников, которых можно и нужно было убивать. Хо! Тени и Призраки! Никогда еще воины, сражавшиеся под моим началом, не бросались на своих врагов столь рьяно. Они ринулись на Зиммада и его отребье быстрее, чем выдрессированный гепард бросается на степную антилопу... Благодарю! - Табиб Осане промочил горло добрым глотком вина из протянутой Кулдусом деревянной фляги, после чего продолжил свой рассказ:
   - И все же, старина Кулдус, расстояние между нами и грабителями караванов (да раздерут когти Хогона души им, и всем другим мерзавцам, промышляющим подобным образом!) было слишком велико, а число бандитов и по сей миг превосходило количество моих людей. Неизвестно, чем все это могло бы обернуться. Зиммад мог испугаться и ускакать прочь, оставив нас с носом, или же его банда сумела бы задержать меня и моих воинов на время, достаточное, чтобы Ороме'ктан разорвал охватившее его заклинание, расправился бы с Кальпуном и со все яростью обрушился бы на нас. Мыслится мне, так скорее всего все бы и вышло.
   К счастью мой призыв услышали не только нанятые в стражу воины. Гай Канна тоже услышал его. Расстояние меж ним и негодяем Зиммадом было меньшим, нежели полет стрелы, и будь ураниец верхом на добром коне, он поспел бы к главарю разбойников многим прежде нас. Да и бегом бы все одно опередил.
   И тур-атта Канна побежал. "Что может он сделать один?!" - успел подумать я. Один меч против десятков! Каково же было мое удивление, дружище Кулдус, когда Гай Канна на бегу сорвал ремень с ножнами и отшвырнул в сторону, лишив себя и этого клинка! Вслед за чудесным бриллевым мечом на песок полетели ножны с метательными стилетами, которые он носил на предплечьях, и его кинжал. Я не мог понять, что он задумал - не самоубийство же! и сообразил все только когда ураниец начал изменяться! Ведь парень был тур-утнаган! Воин-волк! Оборотень! Он превращался прямо на бегу и делал это с удивительной быстротой. Черная шерсть скрыла бледную кожу, стремительно наползая на нее, словно темная волна на светлый песчаный берег. Челюсти выдвинулись вперед, заостряясь, переходя в звериную пасть, и распахнулись, обнажив уже не человеческие зубы - белые волчьи клыки. С каждым шагом Гай все сильнее наклонялся вперед, словно желая упасть на песок грудью. Лишь скорость стремительного бега удерживала его от этого, но вот, наконец, он стал падать, выставив вперед изменившиеся руки. Когда тур-атта Канна продолжил бег на четвереньках, это были уже сильные лапы. Я видал на своем веку оборотней. Не часто, но все же видал. И никогда прежде мне не приходилось быть свидетелем столь быстрого перехода из человеческой сущности в звериную, да еще и находясь в непрестанном движении! Кроме того, Гай Канна в момент превращения был облачен в одежду и даже в кольчугу; он неминуемо должен был запутаться в них, став волком. Однако ж они ему ничуть не помешали! Несомненно, на вещи тур-утнагана были наложены могущественные колдовские чары, позволявшие им изменятся в соответствии с обликом своего хозяина. И штаны, и куртка, и кольчуга на глазах сжались, обхватили изменившееся вытянутое тело, приникая к нему словно вторая кожа, ничуть не стесняя стремительных волчьих движений. Волк в кольчуге! Слыхано ли?!
   Воины, мчавшиеся следом за мной, видя эту картину, перепугались не меньше, чем, узревши Ороме'ктана. Их воинственные крики захлебнулись, а кто-то даже возопил : "Это оборотень! Оборотень, помилуй меня Утра!"
   Не-ет, дружище Кулдус, старый вояка, насмотрелся я в тот день всякой магии, подавись ей демоны. Поперек горла она у меня стоит! Бесчестная, грязная штука, хуже куртизанок из Ишша, норовящих обобрать тебя почище самого ловкого вора! Единственная по-настоящему честная вещь в этом мире - добрый славный меч, пусть даже не из брилля или там стальгородского булата. Да и то сказать, честен ли он, зависит от того, чьи пальцы сомкнулись на рукояти. Вдруг, да не твои!
   Волк-Канна легко и быстро преодолел расстояние, отделявшее его от опешившего главаря грабителей. Всего несколько прыжков разделяли их, когда крысоподобный Зиммад (будь проклято его потомство до пятого колена!), опомнившись, возопил, выхватывая из ножен саблю :
   - Убить! Убейте его, олухи!
   Кто-то из разбойников успел натянуть лук, и стрела полетела в тур-утнагана, но Гай Канна двигался слишком быстро. Каленый наконечник ужала лишь его тень, стелясь по песку, мчавшуюся следом за волком длинными неровными скачками. Громадным скачком волк-оборотень преодолел последние несколько локтей и, взмыв в великолепном прыжке, словно кошка, упал на круп лошади главаря шайки и хозяина Тени огнеликого Азуса. Его белые клыки сверкали, как обнаженные кинжалы. Заорав от страха, Зиммад ударил волка саблей по спине, но кольчуга уберегла его, пустив клинок скользом. Силясь удержаться на конском крупе, Канна своими когтями сильно ободрал бок лошади. Животное пронзительно заржало от боли и ужаса и, вздыбившись, сбросило с себя обоих. Прежде, чем их тела успели удариться о песок, крепкие зубы тур-утнагана в клочья разорвали руку, сжимавшую саблю, перекусив кости, точно хворостинки. Я видел потом, как болталась эта рука - точно плеть. Зиммад отчаянно взвыл от боли, барахтаясь под телом Гая-волка, из последних сил стараясь оттолкнуть его окровавленную пасть от своего горла. Хейо! Это был самый сладостный звук в моей жизни! Даже слаще звона золотых монет!
   Остальные же разбойники, окончательно опомнившись после почти мгновенного перевоплощения Гая Канны, кинулись на выручку своему главарю. Славный ураниец, свирепо терзавший эту жалкую голтийскую крысу, скрылся за черными спинами обступивших со всех сторон грабителей, принявшихся озверело сыпать на него удары своих мечей и копий.
   Во всю я нахлестывал своего скакуна - так, что кровь с его боков разлеталась во все стороны темными брызгами, но уже ясно было, что опоздал. Отважный уранийский тур-атта сложил голову. Уцелеть под градом ударов, расточаемых дюжиной здоровых крепких мужиков, было просто невозможно. Пусть Гай Канна был оборотнем и потому живучестью во много превосходил обычного человека, пусть даже на нем была эта странная заговоренная кольчуга из диковинного черного металла, все одно прежде чем мы сумели бы подоспеть ему на помощь, разбойники изрубили бы его в клочья.
   Никогда еще отчаяние не казалось мне столь черным, друг Кулдус, старый солдат. Уж больно я привык, прикипел к этому необыкновенному парню за те несколько дней, что он провел, путешествуя с караваном почтенного Фахима бан-Аны. Странный он был, очень странный. Вроде и зрелый муж, закаленный в сражениях воин, равного которому и сыскать трудно, а тут же неискушен, наивен, прям и честен, как безвинный ребенок. Не будь Гай Канна столь искусным бойцом, наш жестокий мир давно бы пожрал его...
   И знаешь, что я тебе еще скажу, старина? Хоронить этого парня - самое неблагодарное занятие, какое только можно найти на этом свете! Уж сколько раз за этот страшный поединок с Ороме'ктаном казалось мне, будто чернокрылый и костляворукий демон Каргах, собирающий урожай для своей Единственно Бессмертной Госпожи, оборвал нить жизни молодого уранийца, а он все одно выскользал из его мертвенного объятия! Ну, как скользкий уж из рук пьяного змеелова!
   В плотной толпе разбойников, стервятниками окруживших тур-атту Канну, вдруг раздался голос исполненный смертного ужаса :
   - Ааа-а-а! Череп! Спасайтесь! Оборотень раскусил Череп! Ороме'ктан СВОБОДЕН!
   Кольцо разбойников вокруг Гая Канны и поверженного Зиммада мгновенно распалось. Со всех ног презренные шакалы бросились бежать, оставив на песке безжизненное тело огромного черного волка, тесно обтянутого странной одеждой, и бледного, перепуганного крысоподобного колдуна-грабителя, левой, здоровой рукой силящегося унять кровь, хлещущую из шеи. Тур-утнаган все-таки достал мерзавца. Правда, ему не удалось добраться клыками до вены, иначе бы с главарем банды было уже покончено, но все равно, кровь из рваной раны текла так обильно, что Зиммад должен был истечь ею до смерти, если только сей же час ему никто не перевяжет шею.
   - Бегите! - испуганно возопил за моей спиной Улук. - Пресвятая Аэтэль и Оджа-Великомученник! Демон свободен! Заклинания Кальпуна больше не сдерживают его!
   Мой конь вздыбился, почуяв приближение чудовищной Тени, и едва не уронил меня на песок. Натянув поводья так, что едва не своротил ему голову, я силой принудил обезумевшее от страха животное к повиновению и обернулся.
   Ороме'ктан действительно был свободен. Сеть, сотканная заклинанием старого Кальпуна более не удерживала взбешенного демона, ровно, как и раскрошившийся Череп, прежде принуждавший его повиноваться смертным. Порвав колдовские тенета - лишь отрывочные молнии змеились, взблескивали не то поверх сгустка тьмы, не то внутри него, Тень надвигалась, грозя пожрать все, что встретится ей на пути. Она катилась прямо на... Нет, не на меня, старина Кулдус. Я понял это почти сразу. Демон скользил в сторону Гая Канна и крысоподобного Зиммада.
   Теперь уже никто и ничто не могло вмешаться в события, чтобы изменить их хоть как-то. Храбрый ураниец и седоголовый маг сделали все, что только было в силах смертных. На большее не был способен никто из нас.
   Брошенный своими приспешниками, предводитель разбойного воинства, вытаращив глаза, позабыв о своих страшных, смертельных увечьях, в немом ужасе следил за тем, как приближается к нему недавний раб. Губы его беззвучно шевелились. Ороме'ктан надвигался, грозно распустив в воздухе колышущиеся черные щупальца, пожирающие пространство. Я был ближе всех к ним и находился как раз сбоку. Тень не закрывала мне вида. Я видел. Я все это видел собственными глазами! Когда Черная Бездна почти докатилась до Зиммада и Канны, разбойник выставил вперед уцелевшую руку, словно пытаясь заслонится ей от него и раскрыл рот, чтобы закричать...
   Он не успел закричать. Одно из щупалец Ороме'ктана быстро выдвинулось вперед и вошло прямо в раскрытый рот негодяя. Я ожидал, что голова Зиммада исчезнет, словно сладкий пряник слизнутый коровой, но ничуть того не бывало! Колдун не умер, не был поглощен Тенью, покинувшей бога! Он стоял на коленях, истекая кровью, словно зарезанная свинья, стоял, раскинув в стороны руки, даже ту, изувеченную, и демон втекал в него, подобно джину или ифриту, возвращающемуся в свой сосуд. Пресвятая Аэтэль! это было ужасно!
   Глыба черного бездонного мрака истаяла у всех на глазах, полностью войдя в тело разбойника. То, что некогда было крысоподобным Зиммадом неловко, двигаясь, словно ожившее изваяние, поднялось с колен и повернулось в сторону каравана. Глаза его зияли чернильным мраком, и, верю, они смотрели и видели вне нашего мира. Они сами были провалом в иной, абсолютно чуждый нам мир, по сравнению с которым даже Преисподняя Хогона может показаться раем! Глядя на это, я просто оцепенел, превратившись в недвижимого истукана наподобие тех, что воздвигают возле черных алтарей Кхурба. Внезапно Зиммад, вернее то, что стало им, воздело руки вверх и задрало голову, точно человек, собирающийся страшно, отчаянно закричать, ниспосылая богам проклятья...
   Оно тоже не закричало... тоже не успело... Человеческая плоть была не способна вмещать в себе демона столь могущественного и разрушительного. Она рассыпалась невесомым прахом - в единый миг! И неизвестно откуда налетевший порыв ветра развеял его по пескам. Лишь череп Зиммада, с которого неведомая рука сдернула все покровы плоти, обнажив белеющую кость, какое-то время, висел в воздухе, вращаясь по кругу, поддерживаемый все той же незримой рукою. Наконец, он упал, едва не задев лапу Гай Канны. Оборотень слабо дернулся и попытался поднять голову, но не смог. Песок под ним был красен от крови.
   Но он был жив! Гай Канна, доблестный тур-атта остался жив!
   Соскочив с упирающегося, хрипящего коня, я побежал к уранийцу, по дороге остановившись лишь раз, чтобы поднять сброшенное им оружие - чудесный бриллевый меч и кинжалы. Его страшно изрубили, старина Кулдус. Кольчуга и куртка превратились в кровавые лохмотья, даром, что заколдованные. Ни один человек не остался бы жить, получив подобные раны, но я знал, что Гай Канна выживет. Не только потому, что он был оборотнем. Знаешь, о чем я подумал? Сама судьба и боги берегли этого юношу для еще более великих дел и свершений. Слишком странен он был, слишком необычен, слишком чужд. И потому не мог так просто умереть.
   На моих глазах волк-Канна стал превращаться в Канну-человека. Жесткая черная шерсть втянулась в поры на его бледной коже, челюсти и уши стали уменьшаться, конечности же наоборот - удлинятся и разгибаться с жутким влажным хрустом, пока не приняли свой прежний облик. Вместе с ними вернулись в прежний вид изодранные окровавленные кольчуга и одежда. Глаза храброго юноши-уранийца были затуманены болью, и все же заметили меня и узнали. Судорожно схватив меня за руку, Гай Канна улыбнулся губами, на которых вздувались и лопались кровавые пузыри и что-то пробормотал на неизвестном мне наречии. Я не смог понять, что он пытался мне сказать. Разобрал лишь одно слово - "хаген". Ты не знаешь, что это значит на языке уранийцев, Кулдус? По мне так это скорее походит на какое-то имя.
   Я уже взялся, было, разматывать свой пояс, чтобы разорвать его на части и перевязать ужасные раны тур-утнагана, как вдруг взгляд мой упал на череп покойного Зиммада. Содрогаясь от мрачных догадок и домыслов, я протянул руку к мечу и, вооружившись им, осторожно потыкал череп. Ничего не произошло, и я мысленно вознес горячую хвалу Утре. Набравшись мужества, я опустил рукоять меча и несмело коснулся белой кости. Череп был холоден, точно кусок льда. Взявшись за него поудобнее, я поднял пустую кость и, превозмогая собственно малодушие, заглянул в мертвые глазницы. Огненное дыхание Азуса! Пустая кость, я сказал?! Она не была пуста! Внутри черепа застыла непроницаемая чернильная, смертельно опасная для взгляда смертного пустота. Ороме'ктан, вечный Раб Черепа не освободился. Он просто сменил свое вместилище!
   Вот она - цена, какую люди платят за обладание силой и могуществом демонической Тени! Не забавна ли, друг Кулдус, подобная разменная монета?! Собственный череп! Ха-ха! Это забавно... и страшно, ибо навряд ли смерть Зиммада была концом его платы демону, которым осмелился повелевать.
   Что ты смотришь на меня так внимательно и настороженно, старый солдат? Ты хочешь знать, где сейчас новый Череп?.. Сколько мы дружим? Лет двадцать? Больше? Я не однажды спасал твою жизнь и не помню, чтобы ты хоть раз остался в долгу. Я доверяю тебе больше, чем брату, ты знаешь это... И все же я не скажу тебе, где теперь Череп с Ороме'ктаном. Не скажу, что я сделал с ним. Никто не должен знать о случившемся. Я уже успел позаботиться об этом: взял клятву со своих людей никому ничего не рассказывать, и заставил почтенного Фахима бан-Ану удвоить плату за этот переход каждому.
   Прости, старина Кулдус, но я вижу, как блестят твои глаза. Точно так они блестели лет пятнадцать назад в игорном доме "Крысиный Король". Тогда я предупреждал, просил тебя остановится, но ты не смог. Слишком велико было искушение. Сила и возможности, которые открываются перед хозяином Раба Черепа - искушение гораздо большее. Боюсь, ты можешь поддаться ему. Зиммад был ограничен и глуп, в руках же человека умного и деятельного, например вроде тебя, Тень может оказаться оружием неизмеримо более страшным и разрушительным. Я бы, во всяком случае, не стал заниматься глупостями вроде грабежей караванов... Хотя, кто знает, может быть, крысоподобный разбойник собирал деньги, чтобы нанять для себя небольшую, но преданную армию наемников. С одним Ороме'ктаном у него ничего бы не вышло... Тьфу! Тени и Призраки! Я уже сам невольно начинаю думать, как можно бы было использовать этот треклятый Череп! Если бы я только не видел, чем и как придется за это заплатить! Видишь, тур-атта Кулдус, насколько он опасен? Он развращает волю и разум даже сильных, упорных людей. Надеюсь, ты все-таки оставишь мысль о том, чтобы узнать, где череп Зиммада, ибо не гнушаясь нашей дружбой, не перешагнув через нее, тебе это не удастся.
   Забудь лучше вовсе об этой части моего рассказа, друг Кулдус, выброси ее из головы. Впереди уже начинают чернеть сторожевые башни Пту. Скоро мы доберемся до ближайшего дувана, и я угощу тебя самым лучшим, самым дорогим вином, какое только сможет сыскать в своих закромах его хозяин. Обещай мне только, что первую чашу мы осушим за здоровье славного воина из Урануса, Гая Канну. Клянусь бесчисленными добродетелями Аэтэль, парень того стоит!
  
  ЭПИЛОГ
  
   Трясясь в такт рысящим движениям своей лошади, третий маг Городского Совета Пту сосредоточенно размышлял, планируя свои дальнейшие действия.
   Теперь он твердо знал, что предмет его едва успевших толком начаться поисков - страшный всеразрушающий Ороме'ктана находится совсем близко. В этом караване. Уединение солдафона Кулдуса и этого обезьяноподобного громилы-караванщика были лучшим тому доказательством. Шестым чувством маг ощущал, что со всем этим связан также и таинственный оборотень с резкими прямыми чертами лица ( это он успел разглядеть ), выдающими северное происхождение, неведомо почему оберегаемый всем караваном, включая и эту смазливую девчонку, дочь шарумского купца. Хост затруднялся сказать, кто из этих двоих - шарумец или оборотень-северянин стал новым владельцем Раба Черепа. Находясь в караване, он не осмеливался пустить в ход свои магические способности и прощупать сознание того или другого. Это было чревато риском - хозяин Ороме'ктана наверняка почувствует чужой интерес к своим мыслям и догадается, откуда он может исходить. В самом деле, не мужлану же наемнику читать людей словно открытую книгу! А магов в караване всего два, конечно, если удостаивать столь громким званием этого старого шарлатана, именующего себя Кальпуном. Любой у кого есть хоть капля мозгов сообразит, какие перспективы сулит толковое использование силы, подобной Ороме'ктану... и поймет, какие опасности притягивает обладание этой силой.
   В караване хозяевами положения были гориллообразный шарумский караванщик, оказавшийся ко всему прочему другом Капитана Кулдуса и волк-оборотень, несомненно, приложивший руку к преждевременной кончине предыдущего хозяина Черепа. Тревожить их сейчас было не то, что неразумно, но попросту глупо! Стоит хогоновому круститу рявкнуть во всю глотку, как он это умеет, и свора преданных ему псов-наемников тут же спустит его, хостову, шкуру, чтобы натянуть на свои барабаны. А в Городском Совете не моргнув глазом солгут - схлопотал мол стрелу промеж лопаток, так и так, не уберегли, со всеми случается, даже с магами. Что ж тут поделаешь?
   Фандл раздраженно ткнул лошадь каблуками в бок. Нет уж! Скорее бы вернуться в Пту. Там расстановка сил полностью изменится - в его пользу. И скорее всего - глаза колдуна сузились в две тонкие щелочки, лучащиеся хитрым самодовольством - он поведет эту игру один. Для этого у него вполне достанет сил и способностей. Что же до Городского Совета... что ж, он, Фандл Хост, лично всегда был сторонником единоначалия...
   Впереди уже поднимались из горячих знойных песков черные пики сторожевых башен Пту. Животные и люди невольно ускорили шаг, предчувствуя скорый конец своего этого нелегкого пути к берегам Сухого Моря и долгожданный отдых под тенистыми крышами.
   А солнце уже клонилось к закату.
   День умирал.
   Вечер медленно вступал в свои права.
  
   конец
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"