Optimus : другие произведения.

Волчий Пасынок: Чудовище Каоле

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История о Чудовище мертвого города Каоле по замыслу претворяет события "Пути к Сухому Морю", но написана гораздо позже. По тексту это заметно. Но динамичный и короткий (как планировалось) рассказ сильно утяжелило свойственное мне многословие. Когда-нибудь я сокращу его и получится гораздо лучше.
  ЧУДОВИЩЕ КАОЛЕ
  
  ПРОЛОГ
  
  Ветер особо противно завыл и, ухватившись за края тяжелого, подбитого мехом плаща, сильно дернул, норовя стащить всадника с седла. Ничего не вышло. Всадник был высок и массивен, как каменная глыба. Он лишь на секунду отпустил поводья и поднял руку к груди, чтобы поправить завязки плаща, проходящие через фистулу. Толстые полы на короткое время разошлись, открыв рукояти двух длинных кинжалов, или даже коротких мечей, симметрично свисавших с пояса.
  - Хогон! - ругнулся позади него другой всадник - тоже высокий, но не такой крепкий и плотный, как первый. - Слушай, Перепелятник, я передумал! Ну его демонам в задницу, твое Сокровище! Я уже чувствую запах смерти, исходящий от развалин. Каргах, этот черножопый сукин сын, сидит там на камнях и только и ждет, чтобы мы приблизились. Он схватит наши души и потащит в Когти Дерущего, посмеиваясь над двумя идиотами, протащившимися две сотни лиг, чтобы сломать шею в мертвом городе!!
  Названный Перепелятником медленно, с ленцой обернулся. На обветренном лице с жесткими, тяжело вылепленными чертами, играла ухмылка тигра-людоеда.
  - Никак штаны намочил, приятель? То ли еще будет, когда мы въедем в город, чтобы задать всем его покойникам перцу!
  - Не-ет. - второй всадник резко замотал головой. - Я еще раз взвесил все за и против. Оно того не стоит! Даже с тобой, каких бы там подвигов тебе не приписывали. Ну его!... Я поворачиваю.
  - Да ну?... - еще неприятнее ухмыльнулся Перепелятник.
  - Ты не заставишь меня... - голос второго всадника слегка дрогнул. - Я поворачиваю. Да! и сейчас же! Мне шкура еще дорога. Шут меня дернул вообще подрядится на это мероприятие!
  Он натянул поводья, и лошадь послушно развернулась.
  - Постой. - негромкий окрик Перепелятника прозвучал хлестко, как удар плетью.
  Всадник против воли дернулся и втянул голову в плечи, будто его и в самом деле вытянули поперек спины.
  - Ты что-то забыл, дружище.
  Улыбка не сходила с лица Перепелятника, но руки вдруг оказались в опасной близости от рукоятей мечей. Его спутник напрягся, физически ощущая угрозу, исходящую от крупной, мощно скроенной фигуры. Перепелятника стоило бояться. К тому же вообще трудно чувствовать себя спокойно в компании раздраженного наемного убийцы.
  - Да-да, забыл... Напомнить? - в голосе Перепелятника прозвучали участливые нотки - фальшивые, как страстные вопли портовой шлюхи. - Карту, дружище, карту. Уж изволь!
  - К-какую к-карту? - у второго всадника внезапно возникли трудности с произношением слов.
  Губы Перепелятника вытянулись в ровную полосу.
  - Еще раз переспросишь, и я перережу тебе глотку. - буднично пообещал он.
  - У меня нет никакой к-карты! К-клянусь всеми добродетелями Аэтэль!
  - Хогон! - скривился Перепелятник. - Ты думаешь, я поверю, что, раз заглянув в карту этой сучки Черной и ее сумасшедшей компании, ты запомнил все в мельчайших подробностях, и помнишь до сих пор?!
  - Ты же знаешь мою память. - всадник тоскливо соизмерил расстояние между собой и Перепелятником и пришел к печальному выводу: слишком близко. - Она же у меня того... слово-то, какое... фемен... фебон... фебоменальная, короче. Меня же не зря называют Лотуб-Запоминала. Если я что-то видел раз...
  - Если ты не заткнешься и не отдашь мне карту, тебя будут звать Лотуб-Покойник. В голове твоей больше дыр, чем в карманах у нищего. Ничего в ней долго не держится. Я уверен... даже нет, я знаю, что, заглянув за плечо Черной, ты добежал до ближайшей каморки, забился в нее и нацарапал карту этого хогонова города. Давай ее сюда.
  - Перепелятник...
  - Карту. - два одинаковых клинка с шипением вылетели из ножен и хлестнули по воздуху.
  Лотубу они показались очень большими и острыми.
  - Хогон меня дери! - взвыл Запоминала. - На! На! Будь ты проклят, ублюдок! На, подавись! Но ОНО все равно не отдаст тебе Сокровище! Ты сдохнешь в Каоле! И, поверь, я не буду об этом жалеть!
  Он выхватил из складок плаща сверток грубой толстой бумаги, явно изготовленной гномами (всем известно, что гномы все делают хорошо, кроме бумаги) и швырнул в лицо убийце.
  - Вот! На! ОНО сожрет тебя, а я посмеюсь!
  Перепелятник ловко поймал карту и, мельком ознакомившись с ней, сунул за пояс. Улыбка исчезла с лица, и его массивные черты вдруг заострились, будто лезвие топора, по которому прошлись оселком. Отпечаток профессии всегда накладывается на человека. Запоминала - аферист, ловкий в азартных играх и обращении с кривым ножом - вдруг вспомнил, как легко пускает в ход свои мечи-кнаты его спутник. Перепелятнику случалось резать глотки за куда меньшие оскорбления. У него вдруг разом пропало желание сыпать проклятьями. Этого берсерка лучше костерить за глаза. Так оно безопаснее.
  - Тебе везет, у меня хорошее настроение. Так что вали отсюда, Лотуб подобру-поздорову. - тихо сказал Перепелятник, убирая клинки.
  Повторять не пришлось. Запоминала поворотил свою лошадь и дал шпоры. Заржав от боли, животное рванулось с места в галоп, и понесло прочь от руин Каоле, заброшенного полиса на границе двух государств Велены, Восточных Земель Таннаса.
  Перепелятник даже не посмотрел ему вслед. Он все равно намеревался перерезать своему спутнику горло, едва тот перестанет быть нужным, как проводник. А так хоть руки марать не придется. Наемник спешился и, взяв лошадь под уздцы, стал медленно взбираться на холм, за которым простиралась долина, образовавшаяся на месте бывшего озера. Она была гладкой и ровной, как вогнутая поверхность ложки. В центре долины громоздились развалины мертвого города, справа текла река. Удачное расположение - для земледелия, защиты, торговли. Вот только ни один живой человек не пытался поселиться здесь вот уже две сотни лет.
  Губы Перепелятника были плотно сжаты. Он участвовал во многих рискованных предприятиях, но ни одно из них не казалось столь опасным. Запоминала при всех его недостатках, вовсе не был парнем робкого десятка, однако он умчался отсюда так быстро, словно его кобыле вожжа под хвост попала. Конечно, этот крысеныш знал о Каоле, о Сокровище и о его таинственном страже куда больше Перепелятника, но ведь все это были только слухи... Или не только?
  Склоны холма были пологими, но сам он раскинулся так широко и привольно, что подниматься верх пришлось довольно долго. Натруженные седлом ноги болели. Наконец, Перепелятник поднялся на вершину... и замер, чувствуя неприятное прикосновение холодной мягкой лапы, прошедшейся вдоль позвоночника. Так прикасается страх перед сверхъестественным - холодящий, туго пеленающий грудь. Настолько туго, что каждый вздох становится тяжелым и болезненным.
  И было чего бояться...
  Вся верхушка холма была усеяна изорванными в клочья останками человеческих тел. Пучки разодранных мышц и сухожилий, выпотрошенные нутра, изуродованные лица, скалящие из-под сдернутых лоскутов кожи кости черепа. И посреди этого гниющего хаоса плоти лежал нетронутый труп человека в расползающихся лохмотьях, совсем недавно бывших щегольским нарядом. Лицо мертвеца застыло в жуткой агонии, глазницы зияли двумя черными провалами - сами глаза уже сгнили. Трупные пятна покрывали кожу, вздувшуюся и лоснящуюся от разложения. Узнать его было невозможно.
  И все же Перепелятник сразу понял, кто перед ним.
  - Марид. - глухо произнес он...
  ...Спустя несколько минут конь знаменитого убийцы размеренно отбивал копытами галоп по сухой и холодной земле. На этот раз ветер не хватал всадника за плащ, не пытался сдернуть его с седла. Напротив, подгонял, дуя в спину. Этот ветер давно обитал в развалинах мертвого города, крутился вокруг еще держащихся под натиском времени стен, выдувал крепость из крошащейся кладки, шумно радовался, выворотив очередной камень. Он не любил, когда в его владения вторгались чужие, и охотно провожал их прочь. Пусть себе бегут.
  И Перепелятник бежал, как бежал недавно Лотуб-Запоминала. Он знал, что поступает очень умно. Наемник всегда здраво оценивал ситуацию и никогда не рисковал попросту. Ему было почти сорок лет, а до такого возраста, учитывая род занятий, дожить крайне трудно. Либо проколешься при исполнении очередного заказа, и получишь кусок стали в бок, либо недооценишь нанимателя, который не захочет платить по счетам, а то и просто не пожелает оставлять свидетеля - тогда есть шанс заполучить петлю удавки на шею или арбалетный бельт в спину из-за угла. И это далеко не полный перечень безрадостных перспектив, ожидающих наемного рубаку, всякий раз, когда подворачивается новое дельце.
  Несмотря на подобные издержки профессии, Перепелятник любил свое кровавое ремесло. Любил золото, которое за него платили. Он даже любил рисковать - в пределах разумного - и любил жуткое упоение, охватывающее во время битвы или кровавой резни. Но превыше всего Перепелятник любил свою жизнь.
  Именно поэтому знаменитый убийца, однажды вырезавший полдюжины крепких, тренированных телохранителей, чтобы добраться до титулованной жертвы, сейчас погонял своего каурого жеребца, торопясь убраться подальше от руин Каоле. Перепелятник не хотел умирать.
  Даже из-за Сокровища...
  
  ***
  
  Он вошел в мертвый город с востока.
  Солнце только-только прикоснулось краешком к изломанной линии горизонта. Потемневшее, уставшее за день, оно мягко обнимало зубчатые макушки гор, выкрашивая их багряным.
  Небо быстро набухало темнотой.
  Готовилась вступить в права ночь - время призраков и чудовищ. Тех самых призраков и тех самых чудовищ, которые, если конечно, взять на веру слухи и сплетни, населяли развалины города Каоле.
  Впрочем, Каоле в этом отношении, не исключение: в мертвых, покинутых городах всегда много призраков. Слишком уж много мрачных, таинственных, а то и попросту страшных событий видят своими блеклыми глазами-окнами городские улицы. По большей части эти призраки лишь клочки истории, заплутавшие во времени, зацепившиеся за старые, разрушаемые ветрами и ненастьями, камни. Таких можно особо не бояться. Все их оружие - страх. Против человека с твердым сердцем, крепкими нервами и куском на совесть отточенного железа этого слишком мало.
  Конечно, если удача расположена к тебе не самым симпатичным местом, то можно наткнуться и на что-то пострашнее. Например, на безумную, неупокоенную душу: жертву родового проклятья; или там, несчастную тень усопшего, заклятую мстительным колдуном. С такими посложнее. Утратив собственную жизнь, они приобрели взамен необоримую ненависть к чужой. Возможность встретить на пути такое умертвие не сулит ничего хорошего. Тьма, таящая могучие потусторонние силы, щедро делится своим могуществом с теми, кто готов применить его против живущих под солнцем. И таких призраков в мертвых городах тоже хватает, так что Каоле, опять же, не исключение.
  Человек, пришедший с востока, ничуть не боялся встречи с призраками и чудовищами мертвого города. Может быть потому, что его когда-то отучили бояться, а научиться вновь он так и не сумел. Но, скорее - от того, что пришел сюда не в качестве жертвы этих чудовищ и призраков. Он пришел как охотник, в поисках одного из них: самого страшного и опасного. Того самого, о ком зловещим шепотом рассказывают старики в окрестных селениях, зарабатывая на кружку дешевого винца.
  Кого именно он ищет, пришедший с востока не знал. Может быть, громадного паука, тянущего густую и липкую паутину от дома к дому, и, завидев добычу, выбрасывающего из волосатого брюха длинную нить-аркан с комом клея на конце. Или бесформенную склизкую тварь, бесшумно перемещающуюся вдоль старого акведука и способную парализовать человека одним только прикосновением тонких стрекальных щупалец. А может и нечто, похожее на непомерно разросшуюся летучую мышь, с получеловеческим лицом, искаженным в мучительной агонии, и увенчанными шипами крыльями, сравнимыми по прочности с кожаными щитами даргов.
  Не суть важно, какое из страшил, устроившее свое логово в Каоле, выйдет ему навстречу.
  Потому что человек, пришедший с востока ранее, в других развалинах и руинах, убил и первого, и второе и третью. О них тоже рассказывали притихшим шепотом...
  Сейчас он шел, чтобы встретится с новым порождением Тьмы, дабы прикончить и его. Грозный Дух Смерти Каоле, таинственное Чудовище, растерзавшее не один десяток авантюристов, рискнувших покусится на сокровища мертвого города, ждала встреча с не менее грозным существом - Волчьим Пасынком.
  ...Высокий и худощавый юноша с бледной анемичной кожей и тонкими чертами лица, выдающими чистокровное уранийское происхождение, быстрыми и осторожными шагами - точно уличный кот - мерил усыпанные каменными обломками улицы. Его чуткий взгляд так и рысил по сторонам, тщательно изучая каждую тень, скопившуюся в бесчисленных завалах, каждый сгусток мрака, приютившийся под куском битого камня. Он походил на взведенный охотничий самострел, незримо вибрирующий в ожидании жертвы.
  На уранийце был приталенный черный колет со стоячим воротом, просторные темно-серые штаны и мягкие сапоги, пыльные, сбитые, намерившие не один десяток лиг. Предплечье левой руки охватывал стеганый рукав, какой обычно носят под боевыми браслетами-наручами. К правому предплечью были пристегнуты ножны из потертой замши, предназначенные, судя по всему, для метательного стилета, но ныне - пустые. Не было оружия также ни в руках, ни за поясом уранийца.
  И, тем не менее, человек, пришедший с востока, нес с собой Смерть.
  Смерть Чудовищу Каоле...
  
  ***
  
  Полуденное солнце светило прямо в глаза, но Гай Канна даже не прищурился, чтобы уберечься от бьющего под ресницы света. Прямой как струна, и такой же натянутый, он смотрел на выстроившихся полумесяцем убийц и хладнокровно просчитывал свои шансы. Правая рука уранийца лежала на рукояти меча, уникальным манером закрепленного за спиной. Пальцы левой незаметным движением оглаживали наголовье метательного стилета, вложенного в ножны. Ножны крепились на ее предплечье. У кого другого вывернутую подобным образом кисть уже свело бы судорогой, но Канна мог гибкостью поспорить с любым акробатом.
  Шесть арбалетов, две трехзарядные галдасы, одна пика и солнце в глаза - против его молниеносной реакции и великолепной выучки. Но главное преимущество врага крылось не здесь.
  Оно стояло чуть поодаль.
  Главным был человек с мешком на голове, покачивающийся на ослабевших, ватных от страха ногах. Это в его спину упиралось крапленое пятнами ржавчины острие короткой пехотной пики. В него же целили и три из шести арбалетов. И это было куда как плохо!
  Будь Гай был обычным телохранителем и вообще обычным человеком, он, пожалуй, вздохнул бы от всей неестественности сложившегося положения. Восемь убийц, наставивших на уранийца свое оружие, боялись его едва не до дрожи в коленях. Они знали, кто он, и видели, как он умеет убивать. Даже три арбалета, нацеленных почти в упор, не позволяли им дышать спокойно в его присутствии.
  И для этого были все основания...
  Гай Канна не был обычным телохранителем и вообще обычным человеком.
  Таких как он знающие люди называли Волчьими Пасынками. И мало у кого это прозвище не ассоциировалось с быстрыми, как мысль ударами и неминуемой смертью, хотя призвание у Волчьих Пасынков было совершенно противоположное - хранить жизнь. Марид аль`Растум, предводитель остальных семи убийц относился к числу знающих. Именно поэтому темноволосый юноша с прямой спиной и колючим, точно наконечник копья, взглядом был для него куда более важен, нежели именитый пленник, трясущийся с мешком на голове.
  Матерый разбойник, безжалостный убийца и до отчаяния везучий авантюрист, Марид поднял руку, сунул гномий самострел-галдасу под мышку и, вынув из кармана аккуратно сложенный платок, вытер лоб и щеки.
  - Ну что, мой юный друг? Все условия нашей... сделки... оговорены. Если у вас нет вопросов и уточнений - прошу.
  Вторая галдаса картинным жестом прочертила дугу и указала на развалины мертвого города Каоле, снискавшие самую дурную репутацию во всех окрестных землях.
  - Вопросов у меня нет. Но и уверенности тоже. - не двигаясь с места, произнес Гай, переламывая слова своим гортанным уранийским акцентом.
  Голос Волчьего Пасынка был негромким, ровным и холодным, как лед.
  - Я должен иметь четкие гарантии того, что с баронетом ничего не случится. В противном случае более верным будет попытаться ликвидировать всех вас.
  Он обвел врагов таким расчетливым и убийственным взглядом, что у некоторых пот едва не замерз на теле.
  - Если быстро двигаться, раны барона могут оказаться... не смертельными.
  При этих словах человек с мешком на голове ощутимо вздрогнул. Пика, приставленная к его спине, тут же усилила нажим, царапая кожу через ткань пыльного, лопнувшего под мышками камзола.
  - Гай не смей! - вырвался из-под плотной материи придушенный испуганный голос. - Делай, как они скажут! Ты не можешь рисковать моей жизнью!
  Канна чуть ссутулил плечи, пригнулся. Его чуткие уши уже слышали тихий шелестящий звук, с каким меч покидает выстланные изнутри мехом ножны. Если удастся удачно метнуть стилет, а затем в одном невообразимо быстром прыжке, отбить пику от спины баронета, сбить его с ног, прикрывая собой от арбалетных болтов, и достать клинком главаря... Он расслабился.
  Не удастся.
  А даже если и выйдет - продырявленный сразу в нескольких местах, если не пораженный насмерть, сможет ли он выстоять, сражаясь сразу против нескольких опытных бойцов? Исключено.
  - Книги, есмь кладезь мудрости. - наставительно сказал Марид. - Мудрость есмь сила. Сила есмь власть. Вывод? Кто много читает - добивается власти. Хотя бы над Волчьим Пасынком.
  Он снова промакнул платком взмокший лоб и продолжил. Некоторая искусственность, звучавшая в голосе авантюриста, была призвана скрыть трясучее нервное напряжение, возникшее при одной только мысли "а если...". Молодой меченосец был куда опаснее ручного тигра, сбежавшего от дрессировщика. Такой же страшный и гораздо менее управляемый.
  - Я много читал об Ордене Крылатого Волка, или как вас звали иначе - Черной Гвардии. Такие как ты, Волчьи Пасынки, признают лишь один способ мышления - логический. Не так ли?..
  Гай молчал. Баронет с пикой у спины со всхлипом вздохнул из-под своего мешка. Юному отпрыску семейства Лобльак было до жути страшно, и боялся он не столько окруживших его головорезов, сколько собственного защитника, поведение которого сейчас было непредсказуемо.
  - ... давай рассудим логично. - Аль`Растум справился с собой и голос его приобрел менторский тон. - Если ты выполнишь свою часть нашего... ммм... договора, разве не логично будет мне выполнить свою? Смерть этого трусливого сопляка. - (баронет Лобльак всхлипнул). - не принесет никаких выгод, а я - человек корыстный и ничего не делаю без своего меркантильного... не слишком мудреное слово для тебя?... интереса. Кроме того, убив нашего баронета, я неминуемо накликаю на себя твою ярость. Что такое ярость Волчьего Пасынка мы все уже видели минувшей ночью. Клянусь кинжалами Кресса, я не думал, что ты один вырежешь более дюжины человек! Знал бы, привел бы вместо двадцати все полсотни! Но и отпустить нашего сопливого друга я тоже не могу. - (баронет всхлипнул на полтона выше). - Как только он окажется в безопасности, я и мои товарищи окажемся вне таковой.
  - Почему? - недоуменно спросил Канна, внимавший велеречивому разбойнику с преувеличенной бдительностью, свойственной неискушенным людям.
  Вопрос застал Марида врасплох. Он даже замялся. Кто-то из его подельников нервно хохотнул, хотя руки, сжимавшие деревянную раму арбалета, были влажны от холодного пота. Эти псы загнали волка и теперь могли брехать на него, сколько душе будет угодно, но никому из них не удавалось заставить себя хотя бы на мгновение позабыть о длинных белых клыках серого.
  Страх прямо-таки клубился вокруг Волчьего Пасынка.
  - Ну... э... почем мне знать, что придет в голову Волчьему Пасынку? Может быть, у тебя сыграет ретивое. - Марид принялся растолковывать уранийцу мотив его же предполагаемых поступков. - Не понимаешь? Ах да! Каргах и его черные крылья! Ты же у нас почти ни в чем наивен и прямодушен! Все-то тебе разжевывать надо... Ну, понимаешь, стыдно тебе станет, что ты такой вот весь быстрый, грозный и непобедимый, телохранитель самого императора Урануса сплоховал перед шайкой обычных (ей же ей, умру от скромности!) разбойников... а может наш распустивший нюни дружок. - (долгий всхлип). - решит взять свое за страх и унижение и пошлет тебя вдогон. А то и на свой собственный выкуп польститься, я этих аристократов знаю - народ ушлый. В общем, я люблю рисковать, но никогда не делаю этого понапрасну.
  - Хорошо. - Медленно произнес Гай.
  Многих слов чужой речи он не понял, но общий смысл сказанного Маридом до него дошел.
  - Вы не можете убить моего хозяина, и не можете его отпустить. Что же вы тогда сделаете?
  - Продам его! - весело сказал разбойник. - Получу Сокровище и продам! За хорошую цену, можешь не сомневаться! Папаша Лобльак наверняка потрясет мошной, чтобы выкупить своего толстощекого отпрыска. Да и будущий тесть, граф Клопиес ради того, чтобы получить родовитого, пусть и безземельного, женишка для своей дурнушки. - (баронет издал отчаянный всхлип). - запустит руку в карман по самый локоть. Ох, и позлятся же оба старика, когда узнают, что за этот студень в штанах заплачено аж трижды! Клянусь костьми Пиора!
  Марид заразительно засмеялся, помахивая галдасами перед носом Канны. Подручные вторили ему, но их смех звучал как-то натянуто.
  В памяти матерых, повидавших на своем веку, душегубов были слишком свежи воспоминания бешенного ночного боя, когда черный ураниец кровавым вихрем метался вокруг баронской кареты, уклоняясь от выстрелов из арбалетов почти в упор и, рассекая людей на части острым как бритва мечом...
  Вот он стоит перед тобой, нужно только протянуть руку и проткнуть его насквозь, но миг!.. и его уже нет! куда-то исчез! Неуловимая черная тень возникает сбоку, в стороне от твоего ищущего взгляда и меча - и снова ускользает в сторону, блестя длинной полосой отточенной стали, точно когтем Хогона. А ты не можешь кинуться вдогон, не можешь даже выкрикнуть ему в спину проклятье, или предупредить своих. Трудно кричать, когда твои голосовые связки перерезаны холодным прикосновением клинка....
  Марид оборвал смех.
  - Принеси мне Око, и он останется жив! - враз посерьезневшим голосом приказал он. - Ведь это для тебя главное? Жизнь этого жирдяя?
  Несколько коротких секунд Гай провел в раздумьях. Ему тяжело было переварить логику авантюриста.
  Юный Лобльак за эти секунды успел так разволноваться, что сделал слишком резкое движение. Пика, прижатая к его спине, нажала чуть сильнее. Баронет сдавленно пискнул, и Канна тут же схватился за меч. Марид смертельно побледнел и шатнулся назад. Платок вылетел из его рук, бабочкой порхнул в воздухе...
  ...меч Волчьего Пасынка не покинул ножен. Чудовищным усилием воли Гаю, мгновенно взвинтившему себя до состояния неудержимого стального смерча, удалось сдержаться. В воздухе прозвучало несколько явственных вздохов.
  - Хорошо. Я принесу его.
  Волчий Пасынок принял единственно верное решение.
  - Замечательно. - заметно осевшим голосом пропел аль`Растум, выуживая из кармана новый платок. - Просто чудесно. Если до полудня следующего дня Око Хуммы будет у меня, наш юный друг проведет долгую и счастливую жизни, благополучно жениться на простушке Клопиес и, на радость Владычице Итае, наплодит целую ораву себе подобных сопливых дурней. И все они (да и я тоже) будут бесконечно гордиться твоим подвигом, непобедимый Волчий Пасынок. Ура! Ура! А теперь - иди. Полдень уже почти минул, и времени у тебя немного.
  Гай повернул голову и бросил взгляд туда, где прозрачный воздух дрожал и чуть заметно переливался, поднимаясь вверх от нагретых за день руин мертвого города Каоле...
  Там в развалинах огромного старого амбара, на самом деле являвшегося тайным прибежищем сектантов, поклоняющихся Марраку Мрандогу, Повелителю Тьмы, лежала оправленная в бронзу жизнь молодого баронета Лобльака - жизнь, по сути ничтожная и не интересная никому, кроме папаши Лобльака, да богатого графа Клопиеса, мечтающего породниться с именитым и древним родом. Но для Волчьего Пасынка любая жизнь, которую он охранял, была священной. Он повернулся к главарю разбойников и, глядя ему в глаза, раздельно и четко произнес:
  - Я вернусь на рассвете.
  Акцент жутко уродовал слова.
  Отливающие стальным блеском глаза кололи, точно наконечники пик.
  У Марида неожиданно нестерпимо защекотало шею. Он явственно представил, даже не представил, почувствовал, прикосновение тонкого и пугающе острого клинка уранийца к своей коже. Ему пришлось намотать все нервы на кулак, чтобы только не вздрогнуть. Неровная улыбка сломала губы аль`Растума.
  - Ты не представляешь, как искренне я буду на это надеяться! - картинно приложив руку к сердцу, произнес разбойник.
  Как бы то ни было, ему удавалось оставаться собой, даже в этой, щекочущей нервы ситуации.
  Гай повернулся спиной и двинулся, было, прочь.
  - Постой. - нагнал его оклик авантюриста. - Не так скоро, мой отважный герой.
  - Что еще? - сухо спросил Канна.
  - Право же я никогда не позволял себе даже усомниться в боевых достоинствах Волчьих Пасынков. Более того, я так глубоко и искренне в них верю, что даже не считаю свое маленькое поручение сколько-нибудь опасным для тебя. Кто как не бывший гвардеец бывшей Империи может пройти в сердце проклятого города и принести мне Око Хуммы-Мранда? - в голосе аль`Растума звучало все больше патетики, самообладание и нахальство стремительно возвращались к нему. - Кто еще так быстр, силен, ловок и смел? Кто я вас спрашиваю?! Ответ один - никто. Никто! Слышишь меня? Поэтому отдавай меч.
  Брови Волчьего Пасынка взлетели в недоумении. Он опустил ладонь на рукоять, привычно ощущая шероховатые ромбики акульей кожи.
  - Не понимаю.
  - Чего тут не понимать? - дернул плечом Марид. - Гони свой меч.
  - Но это же... нелогично. - невольно вырвалось у Канны. - Это снижает мой боевой потенциал, необходимый для выполнения задачи. Я... не понимаю.
  Соратники разбойника тоже зароптали. Неожиданный выкрутас главаря смутил и их. Затягивать нежелательное соседство с Волчьим Пасынком как-то не хотелось.
  - Да, да, да. - быстро сказал Марид. - ты не понимаешь, потому что такие как ты не имеют веры. Все во что ты веришь, это то, что только труп, по возможности расчлененный, может быть не опасен для того, кого ты защищаешь. Я верю в гораздо большее количество вещей на этом свете. И в данном случае - в тебя. Ты пойдешь туда без своего меча и принесешь мне Око, потому что ты - это ты, Волчий Пасынок. Все. Ура! Давай меч.
  Гай Канна ничего не понял, но послушно отцепил узкие и тонкие ножны - скорее даже не для меча, а для атагельской рапиры, закрепленные на поясе за спиной так, чтобы рукоять клинка смотрела под углом вниз, от бедра, и бросил их к ногам авантюриста. Пока пика и арбалеты угрожали баронету Лобльаку, Волчий Пасынок был вынужден выполнять любые прихоти этого человека, какими бы бредовыми они ему не казались.
  - А теперь вынь из ножен стилет, и положи его на землю.
  Гай взялся за округлое навершие метательного кинжала.
  - Пожалуйста, не поддайся искушению его использовать. - голос аль`Растума упредил его мысли. -Аккуратными плавными движениями... И не забудь про доспехи. Их тебе придется тоже оставить здесь. Можешь не сомневаться, я внимательно пригляжу за твоим снаряжением.
  Идеально уравновешенный и сбалансированный для броска стилет упал в жесткую траву. Носком сапога Канна отбросил его в сторону.
  На его правой руке были закреплены такие же ножны, но второго стилета в них не было. Он сейчас красовался за поясом убийцы с пикой. Тот не погнушался выдернуть его из глазницы своего товарища, так и не успевшего выскочить из засады, устроенной на проселочной дороге, ведущей в поместье Клопиесов... У Волчьего Пасынка была феноменальная реакция и животное чутье на ловушки.
  Вслед за стилетом упал боевой браслет-наруч, которым Гай отводил в бою не особо сильные, скользящие удары. Далее пришел черед кольчуги с невероятными тонкостью и искусством сотканной из мелких вороненых колец. Избавившись от всего вооружения, Канна поднял руки, демонстрируя, что чист, и хмуро оглядел восьмерку убийц в последний раз, намертво впечатывая в память их фигуры.
  - А теперь - ступай. Уверен, найдешь себе какую-нибудь железку в развалинах. Туда много народа таскалось, и никто - безоружным. Удачи, мой герой!
  Волчий Пасынок молча повернулся и двинулся вниз по склону холма.
  - И помни о том, как возвращаться! - несся в спину крик авантюриста. - Никакого оружия! Мой талисман обмануть невозможно! Если мне хотя бы пригрезится блеск железа, наш милый баронет утыкается им же по самое не могу. Клянусь Крессом, так и будет!
  Гай не обернулся.
  
  ***
  
  Фигура Волчьего Пасынка быстро уменьшалась в размерах.
  Марид задумчиво смотрел ему вслед и крутил в руках платок, завязывая и развязывая на нем узлы. Наконец, он отвлекся от этого занятия.
  - ... боюсь я его. - пояснил авантюрист не то своим людям, не то вообще самому себе. - Больно споро орудует такими вот острыми штуками. Вдруг как начнет издалека швыряться?
  Он повесил гномьи самострелы на плечо, заткнул за пояс стилет и взялся за меч Волчьего Пасынка. Выдвинутый из ножен клинок облило солнечным светом, сверкающим на отполированной до зеркального блеска поверхности. Человеческое знание металлургии не достигло уровня, позволяющего добиться такой совершенной шлифовки. Разве что в Стальгороде, где гномы передали часть своего искусства борийским кузнецам, могли создать что-то подобное. Солнечный свет, казалось, резался о заточенную тоньше волоса кромку лезвия. Такая заточка опять же была недоступна людям-оружейникам. Так навострить клинок было под силу только хмурым бородатым гномам, ворочающим неподъемными молотами в своих подземных городах-берлогах. Да и то не всяким.
  - Пятьдесят золотых. - пробормотал Марид. - И, клянусь обеими ликами Баббета, это будет еще божеская цена. Пожалуй, хватит, чтобы окупить пятую часть моих затрат.
  Он кинул взгляд в сторону баронета.
  - На самом деле я не настолько верю в твоего Волчьего Пасынка. В Каоле было сломано столько шей - на армию мертвецов наберется. Приз-то лежит о-го-го! И все были знатные рубаки, отчаянные парни и головорезы, каких свет не видел. Жальон-крысеныш с собой чуть не целый отряд, вооруженный до зубов притащил. И где все? Вернулся только один, но с головой у него совсем было тяжело, все лепетал невесть что, цеплялся к людям, и старался напиться вусмерть, чтобы забыться. Пришлось беднягу прирезать по-тихому. Не хорошо, если все будут знать, что сторожит Чудовище Каоле. А братья Ру? Ведь и в огне не горели, и в воде не тонули, и даже виселицу, для них же построенную дважды сжигали при большом скоплении народа и на глазах городской стражи. Где они? А кто там последний был? Сесар? Рыцарь из Фистии? Говорят, он незадолго до того привез герцогу головы целого выводка троллей, убивавших крестьян, что пасли стада на склонах Кольцевых гор... Какие люди!
  Марид сокрушенно покачал головой и бросил взгляд в сторону удаляющегося Волчьего Пасынка. Губы разбойника вытянулись в жесткую линию, черты лица заострились.
  - У него не намного больше шансов... А я, как уже говорил, до бессовестного корыстный.
  Аль`Растум полностью вынул клинок из ножен и восхищенно пощелкал языком, изумляясь балансу и легкости меча.
  - Да он не уступает бриллевому! Семьдесят, не меньше!
  
  ***
  Они вошли в мертвый город с запада.
  Солнце уже глубоко осело за изломанную линию горизонта, из последних сил цепляясь за наливающееся чернильной темнотой небо.
  Ночь брала свое.
  Мрак, таившийся в руинах древнего города Каоле, рос, разбухал, выползал-вываливался наружу, растекаясь по засыпанным битым камнем улицам. И вместе с мраком (конечно, если брать все эти слухи и домыслы на веру) мертвый город наполняли его мертвые... или мертвые только частично... обитатели - призраки и чудовища. Те самые призраки, и те самые чудовища, которые всегда обитают в развалинах старых обезлюдивших городов, терпеливо дожидаясь прихода наглецов, что в погоне за сокровищами и славой готовы посягнуть на воцарившийся в руинах покой. Конечно, по большей части, приведения и монстры заброшенных городов это - не более чем тени их былой славы и величия, которые упорно цепляются за изъеденный временем камень, не желаю смириться с забвением.
  Большинство из них можно не бояться. Все их оружие - страх. Против отряда людей с твердыми сердцами и на совесть отточенными клинками этого слишком мало...
  Люди, пришедшие с запада, были отчаянными храбрецами. Они не боялись сломать свои шеи. Всю жизнь ломая чужие, эти четверо утвердились в одном - ничто не вечно. Рано или поздно придет и их черед. Но вот когда это еще будет? Каждый раз, рискуя жизнью, они были уверены - не сейчас. Потом, может быть, завтра... Или через год? Но уж точно не сейчас! Это создавало иллюзию неуязвимости.
  Впрочем, именно так и идут по жизни, наступая на чужие трупы, сорвиголовы, наемники и отчаянные головорезы. И наш час пробьет... потом... не сейчас... не сегодня.
  Четверо, несомненно, принадлежали к последней группе..
  Четыре пары ног ступали в такт. Четыре пары рук сжимали в руках оружие - тяжелые арбалеты, способные навылет прострелить рыцарские доспехи, и короткие странного вида копья с наконечниками загадочной формы. На четырех поясах висели заботливо выглаженные оселками клинки - кинжалы и мечи, до поры дремлющие в ножнах. Три пары и один глаз настороженно зыркали по сторонам.
  Это была битая жизнью четверка, отправившая в загребущие лапы Хогона не один десяток душ. Они умели убивать и любили это делать ничуть не меньше, чем самое мерзкая и ужасная тварь, прячущаяся в развалинах Каоле. И вчетвером они были куда опаснее любого чудовища. Более того, сейчас они именно затем и шли - найти зловещее Чудовище, оберегающее загадочное Сокровище этих руин, и убить его. Грозный Дух Смерти Каоле, о котором так много судачили и перешептывались в окрестных кабаках и тавернах, ждала встреча с не менее грозными существами. Тому, кто встречался с Циксой, Орин, Кашлем и Тощим, назвать их людьми было очень сложно. Язык не поворачивался...
  Первым шел Кашель - сутулый, невыразительный мужчина с болезненным лицом и глубоко запрятанными глазами. Его аккуратная, но невзрачная одежда резко контрастировала с яркими нарядами товарищей. Горло обматывал серый шерстяной шарф, тяжелый и плотный. Время от времени он приподнимал один его конец, подносил к губам и сухо трескуче кашлял. В ременных петлях широкого пояса темнели выкрашенные черной краской, шесть или семь метательных ножей. Люди говорили, будто Кашель мог одним ножом пригвоздить муху к стене, а другими распять ее за лапки и крылышки. Враки, конечно, но необыкновенно развитые, даже на вид чрезвычайно сильные, кисти рук головореза наводили на размышления.
  Второй шагала Черная Орин. Эта женщина не была вызывающе красивой, но пройти мимо нее равнодушно мог только мужчина, чурающийся женского общества. Рослая, с крепкими, по-мужски широкими плечами, она обладала пухлыми капризно изгибающимися губами неестественно яркого цвета, небольшой, но высокой грудью и пышными бедрами. Ради нее нередко дрались и убивали. Еще чаще дралась и убивала она - длинный адомолтийский меч с характерно расширяющимся к концу клинком, что позволяло усилить удар одним только поворотом кисти, редко скучал в ножнах. У Орин были глаза, безжалостность и изворотливость дикой кошки. Ее побаивались все, в том числе Кашель и Тощий.
  Цикса тоже боялся, несмотря даже на то, что, будучи кровожадным безумцем, давно уже перестал воспринимать реальность всего происходящего. Челюсти одноглазого маньяка, топающего вслед за Черной, равномерно двигались, пережевывая сладкую жвачку из ватго - наркотического растения, выращиваемого на юге, в странах Стигилиона. Сколько себя помнили остальные трое убийц, это движение никогда не прекращалось. Любого другого такое количество ватго давно бы угробило, но Цикса, казалось, только матерел. Хотя куда уже больше? Поговаривали, что в его жилах текла кровь троллей - слишком уж огромен он был, слишком длинны были толстые, как у мясника руки, и низки могучие надбровные дуги. Голубоватый сок стекал с правого уголка губ и пачкал звенья кольчуги, которую Цикса снимал, наверное, только в бане. На поясе великана, в медном кольце висел исполинский боевой топор. Отполированная ладонями рукоять тускло блестела. Рядом торчал
  здоровенный кинжал, больше похожий на короткий меч.
  Тощий замыкал процессию. Субтильный, чрезмерно высокий для своей комплекции, в нелепых сине-красных одеждах и цилиндрической уранийской шляпе с острыми полями, он никак не производил впечатление убийцы и разбойника. А меж тем, количеством жертв Тощий мог потягаться даже с Циксой. На его правом боку висела объемистая сумка, которую он, казалось, тащил с большим трудом. С левого свисал короткий изогнутый меч с причудливо скошенным острием... "Меч Тощего похож на обломок, но у него такие длинные руки!" - смеясь, говорила Орин, заглядывая в стекленеющие глаза тех, до кого этот "обломок" дотянулся. На всех пальцах Тощий таскал вычурные перстни, а на шее его болталось с полдюжины амулетов. В глазах плясали бесы. Догадаться, что этот человек был знаком с тайнами Высокой магии со стороны было невозможно.
  Переступая через груды щебня, уклоняясь от торчащих тут и там обломков стен, перелазя через высокие, осыпающиеся завалы, четверо отмеривали уверенные и размерные шаги. И в такт этой целеустремленной поступи раскачивалось оружие в руках и за поясом. Оружие, несущее смерть Чудовищу Каоле.
  
  ***
  
  Копыта четырех коней глухо отбивали галоп по плотному степному дерну. Пыль маленькими разрывами вспухала, выбивалась из-под спутанных трав, рвалась вслед улетающим прочь подковам и оставалась тихо клубиться позади. Наездники не нахлестывали животных, но те сами шли споро, точно чуя, что их хозяева торопятся. Лошади бежали почти рядом, корпус к корпусу, однако пригнувшимся в седлах всадникам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
  Оружие на их поясах подпрыгивало в такт ударам копыт и негромко бряцало о сбрую и седла.
  - ... а помнишь, как я его р-раз! и чуть не надвое! Хогон! - перекрикивая завывающий в ушах ветер, рявкнул Цикса, поворачиваясь в сторону Орин.
  Из-под кожаной повязки, закрывавшей левый глаз, сочилась мутная влага. В последнее время пустая глазница сильно донимала гиганта, болела не переставая, и сильно слезилась. Черная несколько раз предлагала ему обратиться к патентованному лекарю в большом городе, или на худой конец - знахарю, но Цикса не доверял ни первым, ни вторым, а самой Орин и того меньше. Великан надеялся, что все заживет само, ждал этого, мучался и заглатывал непомерное количество ватго, отчего здравого рассудка в его голове становилось с каждым днем все меньше.
  Женщина улыбнулась в ответ ярко напомаженными губами. Она вспомнила, как...
  "... улыбнулась в ответ ярко напомаженными губами...
  Что-то в этой улыбке было жуткое, пугающее... вампирское.
  Страж почуял это самой своей кожей. Словно бы затхлым могильным воздухом повеяло. Толпа мурашек пронеслась по крестцу, топоча микроскопическими конечностями. Он нахмурился и приоткрыл рот, чтобы послать странную потаскуху куда подальше (несмотря даже на более чем аппетитные бедра!), но не успел.
  Откуда-то из темноты, из-за спины женщины с оглушительным ревом вырвался одноглазый гигант, страшный, ревущий, будто взбесившийся горный тролль. Страж оцепенел, пораженный не столько внезапностью атаки, сколько ее первобытной яростью. Его расширившиеся глаза еще успели различить блеск взлетающего в ночной темноте железа. Сам удар исполинского топора он уже не увидел...
  Гигантское лезвие, тяжелое, как десница судьбы, смяло легкий открытый шлем, будто яичную скорлупу. Голова лопнула с отвратительным влажным хрустом, разбрызгивая содержимое во все стороны.
  Второй охранник, издав сиплый, непередаваемый звук, отшатнулся назад, силясь вытянуть наружу ни с того, ни с сего застрявший в ножнах меч. Забрызганное кровью и запачканное кусочками мозга лицо Орин - он видел только его, ужасное, похожее на аляповатую маску смерти - вдруг рванулось к нему, заслонив собой все. Острый холод стремительно вошел в молодое сильное тело немного ниже пупка... он ощущался только короткий миг, потому что потом стало уже наоборот нестерпимо горячо..."
  Тум! тум! тум! Все четыре лошади идут в одном ритме. Одновременный удар копыт глухо вбивается в воздух.
  Ссутулившихся верхом людей синхронно подбрасывает и опускает в седлах. Притороченное к поясам оружие, бряцая, повторяет движения всадников. И только голоса, прорывающие тугой поток ветра звучат не в такт скачке.
  - А тот малый... он был ниче! - Тощему, не обладавшему зычным басом Циксы, да к тому же чуть приотставшему от товарищей, пришлось надсаживать голос до хрипоты... - Славно железкой звенел! Матерый...
  Орин и Цикса одновременно пробурчали ругательства. Они оба хорошо помнили тот момент, когда...
  "...клинки басовито застонали, выбив друг из друга сноп искр.
  Орин крякнула от боли в запястье. Удар был такой сильный, что огненные токи пронзили руку от кисти до локтя, заставив меч Черной глупо вильнуть в воздухе, словно его держала не бывалая воительница, а деревенская пастушка. Дура! обозлилась она на себя. И кто дернул парировать прямой удар?! Щедро отмеченный шрамами телохранитель Вения при скромных (относительно, конечно!) габаритах, обладал поистине сокрушительным ударом.
  Она привычно скользнула назад и в бок, предоставляя возможность Циксе атаковать. Великан прянул вперед, рыча и разбрызгивая сладкую от ватго слюну, долбанул топором так, точно был дровосеком, которому надо с одного удара повалить вековой дуб. Телохранитель, у которого не было места для маневра, исхитрился отвести в сторону многопудовый удар, встретив его угловым движением меча. Топор со всего маха хрястнул по бревенчатой стене и глубоко ушел в дерево. Цикса взвыл от бешенства и со всей силы рванул свое оружие, торопясь высвободить его. Сил циклопу было не занимать, но топор так плотно засел в древесине, что с первого рывка выдрать его не удалось...
  А на второй уже не было времени.
  Телохранитель радостно гаркнул и, подскочив на расстояние полутора шагов, мощно рубанул, норовя развалить врага надвое - от плеча до пояса. Р-раз!...
  Железо со стоном грянуло о железо. Потеряв траекторию, меч телохранителя, взбрыкнул и, влекомый силой размаха, ушел в пустоту, выламывая рукоять из пальцев. Черная, блокировавшая удар, пнула врага в живот и сразу же сделала короткий выпад в лицо, сопроводив его грязным ругательством. Воин успел отскочить, но острие меча все же достало его, рассадив кожу на скуле.
  - Орин! К полу! - рявкнул из темноты Кашель.
  Не раздумывая и секунды, женщина упала на доски, к ножищам Циксы. Гигант со второй попытки сумел высвободить топор, едва не выворотив при этом из стены бревно, и тяжело шатнулся назад - для широкого замаха ему нужно было пространство. В ту же секунду небольшие и узкие стальные лезвия, коротко свистнув, прорезали воздух и с едва слышным шлепком вошли в тело. Телохранитель харкнул кровью на грудь, обтянутую доброй кольчугой и попытался выдернуть засевшие чуть ниже кадыка ножи... Увенчалась бы его попытка успехом, так и осталось неизвестным. Подскочивший гигант одним махом снес бритую голову с напрягшихся в последнем усилии плеч. Кровь во второй раз жарко плеснула прямо на Орин. Черная победно расхохоталась и, увернувшись от падающего тела, ринулась вверх по лестнице. Теплая солонь жгла ее пунцовые губы..."
  Кашель отпустил одной рукой узду и рванул вниз шарф, прикрывающий лицо от колючего, вбирающего ночную прохладу, ветра.
  - Хибба убивать не стоило! - каркнул он. - Откуда мы знаем, что он сказал всю правду?
  Крик что-то надсадил в его груди, метатель ножей тут же отчаянно закашлялся и снова подтянул шарф к губам.
  - Да все он сказал! Все, что знал! - Черная звонко расхохоталась. - Я видела его глаза! Хогон! Они были стеклянными от ужаса. Я не знаю, как он в штаны там не надул... Ни один смертный в таком состоянии не может лгать. Он все сказал!
  - К тому же... - ветер отнес слова Тощего в сторону, и никто их не услышал.
  Тощий яростно заколотил каблуками щегольских, пошитых на элдорский манер, сапог по бокам своей лошади, заставляя ее нагнать остальных. Дробь копыт выбилась из общего такта. Великан Цикса насмешливо скосил единственный глаз на товарища.
  - Тощий, хоть и тощий, а дерьма в нем много! Бедная кляча едва поспевает за нами с этой жердью на спине!
  Колдун зло оскалился. Кулаки его сжались на узде с такой силой, что тонкие перчатки из замши ощутимо затрещали, грозя лопнуть по швам.
  - Заткнись, циклоп! - рявкнул он.
  Цикса оглушительно захохотал. Ему доставляло неподдельное удовольствие подзуживать франтоватого мага. Надо сказать, ото дня ко дню шуточки и без того не блещущего остроумием гиганта становились все более злыми и едкими. Некоторые из них на шутки не тянули вовсе, и человека, менее привыкшего к обществу Циксы, могли бы напугать до дрожи в коленях. По мере того, как багровое безумие все больше и больше затягивало остатки разума маньяка-великана, он становился все менее управляемым и все более опасным. Товарищи замечали это, но пока мирились с его дикими выходками... пока.
  Кашель, например, теперь всегда старался находиться от одноглазого подальше - на расстоянии броска. Он и Орин не раз растаскивали готовых сцепиться подельников. Последний раз Черной даже пришлось оглушить Циксу ударом эфеса по затылку, иначе обмен колкостями грозил привести к кровопролитию. После этого гигант стал одновременно еще больше уважать, бояться и ненавидеть негласную предводительницу отряда. От природы подозрительный, он никогда не поворачивался к ней спиной, если только дело не доходило до драки, когда они сражались на пару: неуязвимые ни для самых сильных, ни для самых ловких противников. В эти мгновения Цикса себя почти не контролировал, полностью отдавшись упоительному ощущению битвы. Но едва все враги оказывались изрубленными в капусту, болезненное чувство тревоги вновь начинало терзать одноглазого маньяка, и он вновь старательно обходил Черную, не рискуя выпустить ее из поля зрения.
  В своих подозрениях они с Кашлем были похожи.
  К слову сказать, Цикса был не так уж не прав. Он не знал, хоть и кожей чуял, что товарищи сговорились убить его при первых признаках окончательного помешательства. Трудно сказать, что вообще еще сдерживало эту кровавую четверку вместе. Общего в них было только одно - легкость, с которой пускалось в ход оружие, будь то боевая секира, меч, нож, или коварные чары...
  - Колдуна нельзя было брать с собой! Живой он был бы опасен! - прокричал Тощий, поравнявшись с Кашлем.
  - У змеи уже не было клыков, чтобы жалить! - хмуро ответил Кашель. - А я не уверен что, ты сможешь точно разобрать эту мрандогову карту!
  - Сможет! - уверенно бросила Орин. - хибб ему все объяснил. Подробно. А после этого я сама бы нашла этот храм!
  "- ...этот храм! Где он?.. Где храм поклонников Мрандога?
  Черная задавала вопросы скучным размеренным голосом. Паузы меж ними перемежались с пощечинами. Для женщины у Орин была очень сильная рука.
  Вений Кохль, хибб-чародей занимающейся торговлей скрученными заклинаниями, туманным толкованием снов и самым, что ни на есть обычным ростовщичеством, закашлялся, пачкая редкую бороду кровью. Тонкие вислые губы его были разбиты и сплюснуты о зубы, поврежденный ударом нос-хоботок кровоточил, поэтому каждое слово сопровождалось комичным пришлепыванием.
  - Говорю вам, я не знаю. Я не могу этого знать! - голос был тонкий и звенящий от страха. - Такие храмы никогда не были официальными. Ведь Мрандог это вам не Кресс и не Хогон, одно поминание которых демонов на голову не вызовет... Во все времена за поклонение Властелину Ночи карали сожжением на бездымных кострах - чтобы еретник не успевал задохнуться, прежде, чем огонь убьет его! Сказать, что все свои мессы его служители проводили тайно, значит, ничего не сказать. Все места были строжайше законспирированы.
  - Кон... чего?
  Цикса раздраженно пнул труп последнего стража, об одежду которого только что вытирал заляпанный кровью топор. Мертвое тело отлетело в сторону и упало, словно измусоленная собакой тряпичная кукла.
  - Ты вот че, тварь! Давай не юли мне! А то я те быстро язык размотаю! - он сунулся к Вению и ткнул ему в хоботок здоровенный кулак в латной перчатке.
  Кулак походил на навершие боевой булавы
  - Как мыслишь, старый, твоя головенка выдержит, если я отвешу подзатыльник этим?...
  Кохль испуганно сжался и моляще уставился на Тощего. Из этой безумной компании убийц только он один походил на человека, которому можно что-то объяснить, что-то доказать.
  - Ну, скажите им... объясните... я не лгу! Служители Мрандога никогда не оставляли ни записей о своих ритуалах, ни свидетелей, если таковые оказывались. Они прятались так искусно, что даже лучшие тайные службы государей были бессильны вычислить и уничтожить членов сект. Особенно здесь в странах Велены. Ведь тут наказание за поклонение Темному куда страшнее всякого костра! Жуткая мучительная смерть в объятьях "медной девы"...
  Тощий демонстративно зевнул, прикрыв рот надушенным платком. Запах дорогих благовоний поплыл по комнате, щекоча ноздри, смешиваясь с чадом от коптящих светильников... скаредный колдун-ростовщик экономил на всем, кроме своего гардероба и охраны - даже на свечах и масле ламп.
  - За-аткнись. - устало протянула Орин, выкладывая красными губами пугающе кровожадную улыбку. - Все тайное становится явным... Всегда. Пусть даже на это уйдет несколько веков... А сколько там времени прошло со дня падения Каоле? Не помнишь? По-моему не так уж и много, если мерить эпохами.
  Увенчанный ножами убийца кашлянул в серый шерстяной шарф и, зайдя со спины, ткнул под нос Кохля карту, довольно небрежно набросанную чернилами на куске пергамента.
  - Где?..
  Чародей обвел четверку умоляющим взглядом. Разбитые губы отчаянно тряслись. Моляще сложив семипалые руки, он потянулся к Тощему:
  - Умоляю...
  - Р-раз!
  Кашель сделал неуловимое движение, обогнув кресло, в котором сидел Вений и оказался лицом к лицу с колдуном. Оскаленные зубы блестели из-под шарфа.
  - Ааа-аааа! - хрипло затянул он, передразнивая отчаянный заячий крик колдуна.
  В суставчатой ноге Кохля, сгибающейся коленным суставом назад, точно у насекомого, пропоров дорогие шаровары из добальтарского шелка, торчал метательный нож. Никто даже не заметил, как Кашель вонзил его.
  Никто не мешал хиббу кричать. Они стояли вокруг него вчетвером, склонившись, слушая, как он кричит. Они всасывали его страх и наслаждались этим, словно упыри. Ему стало по-настоящему страшно. Убийственно страшно. Крик Вения оборвался. Колдун часто-часто дышал, всхлипывая, давясь, пуская розовые пузыри и сотрясаясь хрупким телом.
  Кашель опустился рядом с ним на одно колено и, протянув руку, взялся двумя железными пальцами за шарик-оголовок, венчающий рукоять ножа и уравновешивающий его для броска. Глядя прямо в глаза колдуну-ростовщику, убийца начал медленно раскачивать и поворачивать клинок в ране. Кохль снова зашелся в крике, исполненном жуткой боли. Кровь бежала ручьем и в считанные мгновения пропитала штанину насквозь. Теряя сознание, колдун протянул руку, чтобы оттолкнуть от себя мучителя, но Орин, стоявшая сбоку, тут же пантерой метнулась к нему и перехватила тонкую, туго обтянутую пергаментной кожей кисть. В неровном свете тусклых ламп, шипящих и плюющихся бессовестно разбавленным маслом, сверкнул кинжал, изогнутый словно коготь. Отхваченный им большой палец отлетел в сторону, как стружка, срезанная лезвием с мягкой сосновой чурочки. Он упал прямо к ногам Тощего. Кохль захлебнулся воем.
  Тощий переложил платок в другую руку, поправил уранийскую шляпу с твердыми и острыми полями и, отбросив носком сапога палец куда-то в темноту, произнес:
  - Так он, пожалуй, истечет кровью. Нужно наложить повязку.
  - ...на шею! - громыхнул Цикса.
  - Не успеет. - авторитетно пообещала Черная.
  Приблизив губы к уху обезумевшего от боли и ужаса чародея, убийца напевно спросила:
  - Так где он? Где-е храм?
  Тощий плюнул, шагнул к затухающему камину, обмотал платком руку и, нагнувшись, вытащил из углей кочергу. Раскаленное железо источало малиновый жар.
  - Держите его. - коротко велел он. - Кашель - руку!
  Вой издаваемый Кохлем повысился на несколько тонов разом, превратившись тонкий, надрывный, ввинчивающийся в уши вопль, когда раскаленное железо ткнулось в свежие раны, опаляя, рубцуя живое мясо. И - резко оборвался. Старик-хибб дернулся в руках мучителей и обмяк, потеряв сознание.
  - Хогон и Каргах! - яростно возопил Цикса. - Нешто сердце не выдержало?! Улизнул! Мать его! Ушел! Ушел от нас к Хогону!
  Исполин так хватанул кулаком по стене, что плотно подогнанные бревна загудели.
  - Не ори, не на базаре! - осадила его Орин. - Жив он! Колдуны народ живучий!
  Ее губы растянулись в жуткую вампирью ухмылку.
  - Он нам все скажет... Надо только поторопиться, пока не нагрянула городская стража.
  ... Черная была права как всегда. Не зря же именно она планировала все дерзкие дела шайки".
  Алел закат. Дыхание коней уже сбивалось на хрип, а копыта больше не выбивали ритмичную дробь - ударяли в землю тяжело и размерено - когда на горизонте показались неровные черные тени. Это были жалкие остатки стен и башен города Каоле, некогда приютившего секту поклонников Маррака-Мрандога.
  Орин резко натянула поводья, осадив своего каурого. Окованные бронзой ножны меча лязгнули о стремена.
  - Йа-ха! - звенящим от радости голосом выкрикнула она, жадно вглядываясь в безжизненные руины. - Мы на месте!
  
  ***
  
  Они спешились.
  Цикса тяжело бухнул сапогами из воловьей кожи о землю к вящему облегчению своего громадного пегого зверя. Тощий, неуклюже переломившись пополам, сполз, проехав животом вдоль луки седла, и тут же принялся разминать затекшие икры и мышцы бедер. Кашель спрыгнул легко и ловко. Из всей четверки он был лучшим наездником - не зря ведь в жилах текла жаркая кровь стигиллийских равнин. Орин покинула седло последней.
  - Ну что ж... - произнесла она, хищно втягивая воздух расширившимися ноздрями. - Время приготовить гостинцы для Чудовища Каоле!
  Тощий согласно хмыкнул и отцепил небольшую металлическую коробку, пристегнутую ремнями к его седельным сумкам. Цикса высвободил из узлов длинный сверток из грубой мешковатой материи и развернул его. В свертке оказались два небольших - по грудь взрослому мужчине - древка, изготовленных словно бы для короткой пики. Верхнюю часть каждого вместо наконечника венчало нечто вроде печного ухвата - подковообразно изогнутая полоса металла. Это были держатели, и в них определенно надлежало вставить содержимое небольшой металлической коробки.
  - Если тот полоумный кретин из отряда Крысеныша был прав, и эта тварь - действительно существо из плоти, ей должно хватить хотя бы одной царапины. - удовлетворенно сказал Тощий, с преувеличенной осторожностью открывая коробку и заглядывая внутрь.
  - Если же нет... Значит, Око Хуммы не достанет никто. - с чувством закончила Орин. - Вперед!
  
  ***
  
  Волчий Пасынок присел на корточки, не без интереса рассматривая неполный человеческий остов. Несколько костей скелета валялись шагах в четырех отсюда. Видимо, это была какая-то из конечностей. Остальные были перемешаны в кашу, жутко изломаны, будто кто-то, забавляясь, тряс их в кулачище, периодически стискивая покрепче, а затем брезгливо отбросил от себя. Вокруг в изобилии лежали разорванные кольчужные кольца, и даже целые куски кольчуги. Несмотря на то, что железо уже основательно проржавело, эти мощи были заметно свежее тех, что он встретил на подходе к городу.
  Гай протянул руку, нашарил кость, наиболее привлекшую его внимание и поднес к лицу, рассматривая следы зубов, оставленные неведомой тварью. Кость была нагой, как танцовщица в дешевом кабаке - на ней не сохранилось даже намеков на мясо, сухожилия или какую-нибудь другую ткань. Правда, ветер и влага еще не успели поработать над ним как следует - выдув и вымыв все жиры, поэтому поверхность кости не ощущалась шероховатой и пористой, похожей на хворостину, как у тех мощей, что он встретил ранее. Гладкий белый обломок.
  Да, это довольно свежие останки. Несколько дней максимум.
  Длинные пальцы Гая внимательно ощупали сколы на кости. Волчий Пасынок прикинул размеры, каких должны были достигать зубы, способные оставить эти отметины, и его обычно сосредоточенное невыразительное лицо стало еще более хмурым. Было неприятно даже представить существо подстать таким клыкам.
  Он выпрямился, отшвырнул в сторону кость и взял в освободившуюся руку меч. Теперь Волчий Пасынок был вооружен - недалеко от останков городской стены ему посчастливилось найти более-менее сносное оружие. Это был (ирония судьбы!) уранийский пехотный меч. Стандартное оружие имперских войск - клинок, который можно было бы назвать кинжалом, не будь он все же на полвершка длиннее и гораздо массивнее. До привычного на Бадагоране "меча левой руки" он не дотягивал те же самые полвершка. Ни то ни се, не меч, не кинжал. Уранийские клинки достаточно часто служили поводом для насмешек у иноземных воинов, особенно наемников, которых в изобилии стала привлекать Империя в свои последние годы. Правда, никто никогда не забывал, что именно эти непонятные, смешные мечи раздвинули границы Урануса почти на весь Бадагоран и на часть Хейбадора, захватив при этом чуть не четверть всего цивилизованного Таннаса.
  Впрочем, самому Гаю не нравился уранийский меч. Предназначенный только для колющих и раскалывающих ударов, он сильно снижал арсенал приемов, доступных фехтовальщику, а, кроме того, требовал наличия большого и тяжелого пехотного щита. Не говоря уже о том, что сталь и закалка оставляли желать лучшего - как-никак массово изготовляемый стандарт, а не штучное произведение мастера-оружейника. Наконец, полотно конкретно этого меча было обильно тронуто ржавчиной. Коррозия, правда, не проникла глубоко, так что мечом при известной осмотрительности, все же можно было пользоваться. А в положении Канны выбирать не приходилось.
  Мощи перестали интересовать Волчьего Пасынка. Сверившись с неким подобием карты, нацарапанным рукой Марида аль`Растума на неровно обрезанном куске пергамента, Гай двинулся вперед, с трудом ориентируясь в лабиринтах давно развалившихся улиц.
  На востоке темнело очень быстро. Он вошел в город менее часа назад, но сумрак уже плотно сгустился над руинами. В небе появились первые звезды и блеклая пока еще Дуранда набирала серебряную яркость. Нужно было поторапливаться.
  
  ***
  
  - Пятый! - мрачным басом прокомментировал Цикса и, размахнувшись, как следует наподдал очередной находке слоновьей ножищей.
  Жалко кракнув, череп взмыл в воздух и, описав длинную дугу, исчез за очередным нагромождением камней, когда-то представлявших из себя одно из зданий Каоле.
  - Что ж, по крайней мере, это значит, что мы на верном пути. Иначе скелеты не лежали бы так густо. - мурлыкающим голосом произнесла Орин.
  Ее пухлые губы изогнулись в циничной усмешке.
  - Скорее бы. - недовольно пробубнил Цикса, потирая лицо под повязкой. - Не люблю тянуть...
  Кашель нагнулся над потревоженными великаном останками и принялся ковыряться в них ножом. Через некоторое время он выпрямился, держа руку на отлете. С кончика лезвия свисала длинная золотая цепочка, продетая сквозь ушко медальона незатейливой формы - то ли божок какой, то ли просто завитушка.
  - Талисман? - поинтересовался он у Тощего, свободной рукой поднося к губам шарф. Сухой кашель трескуче прозвучал в повисшей тишине.
  Длинный колдун, взяв цепочку в руки, некоторое время изучал находку метателя ножей. Его лицо при этом пренебрежительно скривилось лицо. Тощий не был сильным колдуном, но всегда снисходительно отзывался об остальных магиках. Успехи других на магическом поприще всегда приводили его в раздражение. Он вернул цепочку Кашлю - брезгливо, точно мерзкое насекомое.
  - Ерунда. Какая-то подделка, или даже хуже этого. К безделушке прицепили магическую ауру, практически не наделив ее при этом никакими полезными свойствами. Да она просто притягивает тварей, чующих волшбу, как маяк! Не удивительно, что этому идиоту не подфартило.
  Кашель молча засунул цепочку в один из кармашков своего широкого пояса. Какой никакой, а трофей.
  - Выбросил бы ты ее. Опасно. - заметил Тощий.
  Кашель проигнорировал колдуна.
  - Двинулись. - скомандовала Орин.
  - Погодите. - Тощий поднял руку, привлекая к себе внимание.
  - Чего еще?
  - Нельзя так уходить, потревожив это. - франтоватый колдун ткнул пальцем в кучку костей. - Все-таки мы в городе призраков. Надо принять соответствующие меры на тот случай, если дух этого бедолаги еще крутится где-то здесь. И в следующий раз, громила, проявляй больше уважения к мертвым. По крайней мере, здесь, в их городе.
  Цикса оскалился, чтобы брякнуть какую-нибудь грубость в ответ, но не успел. Что-то с шумом осыпалось шагах в пяти от них.
  - Кресс! - четверка вскинулась, как стая собак, учуявших хищника.
  Орин выставила вперед меч, Кашель зашел ей за спину, хладнокровно поигрывая ножами. Цикса и Тощий рывками сорвали кожаные чехлы с коротких копий, которые держали в руках. Бледный свет Дуранды скользко отразился от длинных и гладких наконечников, похожих на застывшие в янтарном оцепенении капли смолы.
  Это было главное оружие четверки - жала мантикор, самых ядовитых и смертельно опасных существ на всем Таннасе. Одного попадания яда на кожу было достаточно, чтобы отправить на тот свет самого сильного человека. Яд мантикор был настолько силен, что разъедал даже дерево и кожу, как кислота, какой кузнецы травят металлы. К слову сказать, и не всякий металл мог ему противостоять достаточно долго. Четверка убедилась в этом на собственном опыте. В Добальтарском мальберате они потеряли слонорога, к спине которого был приточен тогда еще медный ящичек, где хранились похищенные жала. Яд проел дно ящика толщиной в полмизинца и убил громадное животное.
  Охота на мантикор считалась одним из самых опаснейших занятий на свете, поединком со смертью. Слишком уж часто охотники становились жертвами.
  Ни Черная, ни ее спутники, понятное дело, сами на этих существ никогда не охотились. У них был другой профиль. Более того, они даже не видели мантикор воочию - разве что на гравюрах. Правда, изображения крылатых львов со скорпионьими жалами вместо хвостов мало соответствовали действительности. Впрочем, какая разница? Главное, им удалось добыть эти жала в предприятии ненамного менее опасном, нежели охота. И теперь в распоряжении пестрой компании убийц было убийственное оружие, способное отправить на тот свет любое Чудовище, каким бы огромным и сильным оно не было. Всего одной царапины хватало даже таким большим созданиям, как слоны и слонороги! Навряд ли организм Чудовища сумеет перебороть порцию яда, которую получит, когда мантикоровы копья войдут в его плоть по самое древко!
  Тощий осторожно приблизился к подозрительному месту, вытянув вперед свободную руку с развернутой пустой ладонью. Пальцы его подрагивали от сконцентрированной силы, ударом которой колдун должен был отшвырнуть с пути отряда врага, чтобы затем два главных бойца - Черная и Цикса - тут же налетели на него, ошеломленного волшбой, и разделали, словно тушу на бойне.
  - Что там? - нетерпеливо спросил великан, жадно вглядываясь во тьму.
  Копье и топор в его руках так и просились в дело.
  Тощий молчал.
  - Ну чего?! - дурманящий голову сок ватго подогревал агрессивность Циксы.
  Ему жутко хотелось сразиться с тварью, о которой ходило столько слухов. Хотелось всадить в нее топор - так, чтобы через древко ощутить ладонями как крошатся под сталью кости. Чужая боль отвлекала от боли собственной.
  - Тише. - прошипела Орин.
  Тощий медленно повернулся. Черная увидела, как опустились напряженно вздернутые плечи колдуна и с разочарованием сплюнула сквозь зубы.
  - Пусто.
  - Ничего. - натянутым голосом подтвердил ее догадку Тощий. - Просто кладка осыпалась от ветра и времени.
  Орин и циклоп расслабили напружиненные мышцы. Черные ножи прекратили вращаться в пальцах Кашля и вернулись в ременные петли на поясе.
  - Тьфу ты! - ругнулась Черная. - Чуть не обмочилась. Эти развалины действуют мне на нервы.
  Остальные воззрились на нее с удивлением. Орин боится? Представить такое было труднее, чем поверить в ее невинность. В это, к слову сказать, ни Кашель, ни Тощий, ни Цикса не верили, хотя ни одному из них не перепало.
  Затянувшуюся было паузу нарушил басовитый голос циклопа. Великан отпустил шутку, настолько сальную, что Тощий даже покраснел.
  - ... смотри одноглазый, секану тебе промеж ног мечом, будешь потом над такими шутками плакать... скучая по своим причиндалам! - вызверилась на него Черная. - Ну, че уставились?! Вперед!
  Сохраняя достоинство, Цикса еще пробурчал что-то по поводу добродетели Орин, но сделал это достаточно невнятно, чтобы все могли в свою очередь сделать вид, будто не разобрали его слов. Следуя примеру Тощего, он подобрал отброшенный чехол с наконечника-жала - толстенный, сшитый медвежьими жилами конус, обработанный изнутри так, чтобы сопротивляться яду как можно дольше - и начал прилаживать его на копье. Громадный, неуклюжий на вид циклоп, способный своими дубиноподобными пальцами завязать гвоздь в узел, действовал при этом осторожнее, чем гном-ювелир, освобождающий последнюю грань драгоценного камня. Впрочем, с ядом мантикор иначе обращаться было просто невозможно.
  
  ***
  
  Волчий Пасынок легко и ловко передвигался по каменным завалам. В уголках его губ залегли жесткие складки. Ураниец чувствовал, что Каоле, этот таинственный, мертвый в понимании человека город живет. Живет той страшной, противоестественной, мистической жизнью, какой живут трупы, поднятые из могил некромантами. Даже скорее не жизнью - а ее жутким подобием.
  Обычно оставленный людьми город не умирает до конца. В него вторгается иная жизнь - дикая, первозданная. Она душит человеческие строения арканами плющей, дырявит фундаменты тоннелями нор, разрывает каменную кладку корнями деревьев и кустарников, превращает развалины домов, дававших приют людям, в берлоги диких животных. Однако с момента своего проникновения в Каоле Гай Канна не заметил ни одного зверька, не услышал ни одной птицы, или, на худой конец, обязательной для любой развалины летучей мыши. Здесь не было животных и птиц. По крайней мере, обычных. Зато периодически Волчий Пасынок кожей чувствовал интерес, проявляемый к нему из самых темных углов, из самых потаенных и мрачных скопищ теней. Не взгляд, не высверливающее спину меж лопаток горение чужих глаз, но именно интерес. Невнятный. Туманный. Голодный?
  Два или три раза за спиной он слышал булькающие звуки и влажное шлепанье, как будто что-то большое и склизкое переваливалось через камни. Один раз ему точно удалось зацепить взглядом смазанное движение в темноте. Одна из четких, контурных теней, прорисованных на фоне черно-синего неба, колыхнулась и расплылась, исчезнув из вида, слившись с зубчатой кромкой осыпавшейся стены.
  Гай замер и некоторое время чутко ожидал нападения, водя клинком в воздухе, но ничего не произошло. Потом ему показалось, что он услышал негромкий шум, словно мягкое одеяло проволокли по камням. На всякий случай Канна наклонился и, набрав горсть камушков, принялся посылать их в темноту сильными щелчками пальцев. Эти импровизированные метательные снаряды звонко цокали, ударяясь об остовы мертвых домов. Ни во что подозрительное он не попал.
  Волчий Пасынок двинулся прочь, стараясь не выпускать из вида опасное место. Он перемещался, ожидая преследования, полуразвернувшись, боковым зрением наблюдая за тем, что делается позади... И все же его бдительности не достало, для того, чтобы вовремя заметить опасность и увернуться от внезапного нападения. Яростный бросок (темнота выплюнула из своего черного нутра этот беззвучный и упругий, как мяч, сгусток!) и увесистый удар в грудь застали его практически врасплох. Канна успел увернуться ровно настолько, чтобы этот удар не сбил его с ног, но, достав на излете, только отшвырнул в сторону.
  Впечатавшись спиной в каменную кладку и ощутимо получив по уху и плечу некстати свалившимся сверху булыжником, Волчий Пасынок не стал тратить время на то, чтобы восстановить сбитое дыхание. Он отчаянно вывернулся и по-кошачьи вспрыгнул на ту же стену, о которую ударился. Благодаря этому маневру Канне досталась секундная передышка - неведомое существо искало, куда делась его жертва. Ее вполне достало на то, чтобы полностью оправиться от внезапной атаки. Тугой узел, возникший в районе солнечного сплетения, распутался, легкие втянули промозглый ночной воздух. Гай даже успел поудобнее перехватить меч. Присев на напруженных ногах и выставив перед собой короткий клинок, он приготовился к новому броску. Стена крошилась, шаталась и рассыпалась прямо под подошвами сапог. Но Гай был Волчьим Пасынком и удержать равновесие для него не представляло сложности. Это даже не отвлекало внимания от темной твари, сгрудившийся в темноте.
  Существо снова вынырнуло из мрака. Даже скорее - вылетело. Гай успел разглядеть смазанное в стремительном броске тело твари - белесое, бесформенное, похожее на сугроб. Вот только никто не видел, чтобы сугробы бросались на людей! Да еще так быстро!
  Канна подпрыгнул. Стена, едва устоявшая после того, как Волчий Пасынок стукнулся об нее спиной, не выдержала таранного удара твари, и с грохотом осыпалась. Гай приземлился позади существа на падающие, шевелящиеся, гигантскими жуками наползающие друг на друга булыжники. Он чуть было не вывихнул ногу в лодыжке, но, хвала Утре! обошлось. Разворачиваясь, Волчий Пасынок рубанул врага со всего маха и почувствовал упругое сопротивление рассекаемой плоти. Тут же что-то влажно булькнуло. Скорее интенсивно, нежели сознательно Гай шатнулся в сторону, и сгусток ядовитой слизи, выблеванной монстром, пролетел мимо. На этот раз Волчий Пасынок хорошо разглядел своего недруга - крупное, бесформенное слизнеобразное существо. Назвать его просто гигантским слизнем было трудно из-за четырех длинных отвратительно голых, маслянисто блестящих щупальцев. Уранийский меч поразил это ползающее безобразие прямо в основание округлой, почти не угадывающейся по очертаниям головы (была ли у него шея Гай так и не смог понять). Слизь обильно текла из раны и густела прямо на глазах. Канна понял, что еще несколько мгновений, и она просто затянет получившийся разрез, сведя результат его удачной атаки к нулю.
  Прикинув длину тяжелых и гладких щупалец, Волчий Пасынок собрался было броситься на слизня и довершить начатое, но монстр опередил его. С удивительной скоростью скользя по камням на своем брюхе, слизень атаковал его, молотя в воздухе щупальцами. Свистя в опасной близи от извивающегося в пируэтах Гая, они со звонким щелканьем разбрасывали в разные стороны булыжники, величиной с голову уранийца. Канна знал, каким опасным оружием может быть кнут в умелых руках, но щупальца отвратительного создания были куда опаснее! Тяжелые, словно залитые расплавленным свинцом шланги, они могли запросто отбить ему все внутренности одним ударом! превратить их в кровавую кашу!
  Будь при нем меч из стальгородского булата - тот самый, что велел оставить аль`Растум, Канна расправился бы со слизнем в два счета. Достаточно было просто напрочь ссечь стальной бритвой эти страшные щупальца. Но, увы, меч остался у предводителя шайки, а с такой железной болванкой, как у него сейчас, даже этот монстр представлялся весьма грозным противником. Волчьему Пасынку пришлось пустить в ход всю свою ловкость и все мастерство, чтобы не попасть под удар. При этом Гай не прекращал своих попыток приблизится к существу на расстояние удара мечом. Выгибаясь в отчаянном танце, он вертелся вокруг твари - подвижной, несмотря на свои размеры и слизнеподобность, выжидая момента, чтобы поразить ее одним точным убийственным ударом. Наносить не смертельные раны этому созданию, судя по всему, было бесполезно.
  Он дождался. И ни одно щупальце не задело Волчьего Пасынка, когда он бросился вперед, сошелся со слизнем вплотную и практически полностью срубил шишковидный отросток, имитирующий голову. С противным жирным чавканьем меч вырвался из губчатой массы. Когда Волчий Пасынок отскакивал назад, одно из щупалец, молотящих в агонии, все же зацепило его. Гай успел подставить плечо, и удар, который мог бы смять ребра уранийца, точно прутики, обошелся ему в один громадный синяк. Он даже успел сгруппироваться и упал сравнительно удачно, ободрав лишь локоть и колено и, разрезав острым осколком камня кожу на подбородке. Все кости остались целы, а левая рука, хоть и повисла на какое-то время плетью, должна была быстро прийти в норму.
  Слизень умирал ужасно долго. Он дергался, хлюпал, оглушительно громко молотил по камням, сгребал их скручивающимися в агонии щупальцами и разбрасывал по сторонам с силой, достаточной, чтобы проломить человеку голову. Лишенное того жалкого подобия мозга, что ссек своим мечом Волчий Пасынок, это огромное тело никак не хотело смириться со смертью. Яростно колотясь в агонии, оно, казалось, могло бы отпугнуть саму Единственно Бессмертную. Какое-то время Гай пристально наблюдал за конвульсиями слизня. Его раны были незначительны, а кровотечение он остановил сразу же. Кровь из мелких порезов и ссадин Волчьи Пасынки могли прекращать одним усилием воли.
  "Это и есть Чудовище Каоле?" - думал Канна, мимоходом уклоняясь от летящих во все стороны булыжников. Верилось с трудом. Несмотря на свои устрашающие размеры и грозные щупальца, слизень был недостаточно силен, чтобы расправится с группой из трех-четырех хорошо вооруженных людей. А в Каоле, если верить словам аль`Растума, хаживали целые отряды головорезов. В слизне даже не было ничего сверхъестественного. Обычное живое существо, мутировавшее из-за сильных магических эманаций, источаемых руинами.
  Волчий Пасынок на секунду отвлекся от умирающего создания и обтер о штаны липкую от крови руку. Оказывается, щупальце было вооружено чем-то вроде присоски и содрало с плеча - вместе с рукавом колета - клочок кожи. Губы Канны сурово поджались - ураниец испытывал недовольство собой. Противник был не настолько серьезным, чтобы так разукрасить Волчьего Пасынка.
  Внезапно ощущение движения где-то сбоку коснулось тонко натянутых нервов Гая. Волчий Пасынок поднял меч, сделал несколько шагов назад и в сторону, отвел руку с клинком назад и затаился, превратившись во взведенный арбалет, вибрирующий от готовности выбросить из себя смерть. Движение повторилось, и на этот раз Канна сумел зафиксировать его взглядом. Он легко разгадал в бесформенной тени, приклеившейся к стене полуразрушенного дома еще одного слизня - вероятно, точную копию того, что колотился в агонии. Гай мягко сместился в сторону, выбирая более удобный и короткий путь для атаки, но тут же остановился. Боковым зрением он зацепил еще одну тень, колыхнувшуюся в темноте.
  Слизней тут было несколько! Может быть даже целая колония! И все они сползались, привлеченные агонией своего собрата.
  Здраво оценив ситуацию, Волчий Пасынок предпочел избежать боя. Ему очень не хотелось оставлять за спиной живых противников, но слизни слишком хорошо умели скрываться в темноте. Он развернулся и побежал, чутко вслушиваясь в происходящее, готовый мгновенно обернуться и контратаковать. Твари не пытались преследовать человека. Занятые громким шумом, производимым умирающим собратом, они подбирались к нему с откровенно каннибальскими намерениями и просто проигнорировали бегство человека.
  Волчий Пасынок успел пробежать почти квартал, когда тело смертельно раненного слизня, наконец, стало содрогаться медленно и слабо. Собравшиеся вокруг существа одной с ним породы, подползли совсем близко, в нетерпении суча щупальцами.
  
  ***
  
  Четверка прошла еще с полквартала. Вернее сказать - продралась. Данная часть города пострадала сильнее, нежели остальные. Почти не сохранилось целых стен. Улицы были так густо засыпаны обломками камня и сгнившими, рассыпающимися в осклизлый тлен обломками дерева, что не угадывались даже при пристальном изучении окрестностей. До этого команда убийц предпочитала не пользоваться факелами, обходясь одной маленькой масляной лампой, которую нес Тощий. Однако сейчас, опасаясь запутаться в лабиринтах разрушенных улиц и сбиться с пути, они были вынуждены зажечь их. Теперь каждый держал в свободной руке пылающий смолистый факел, и вся четверка, тащившаяся среди камней и древесной трухи, была для обитателей мертвого города (конечно, если такие были) как на ладони.
  - Торчим тут, как одинокий волос на жопе Хогона! - не преминул сообщить об этом Цикса.
  Орин ухмыльнулась. Она ничего против подобного поворота событий не имела. Чудовище все равно придется убивать, так что чего уж. Покончить с ним сразу, и спокойно искать Сокровище.
  - На заднице Хогона лучше, чем в его когтях. - утешила она великана. - Чем раньше тварь из этого города набросится на нас, тем быстрее мы именно в них ее и отправим.
  Так, с пыхтением и ругательствами они и шагали, оскальзываясь, оступаясь на расползающихся под ногами камнях, ежеминутно рискуя вывихнуть лодыжку или голеностоп, пока Цикса не остановился так резко, что Кашель едва не врезался в его широченную спину.
  - Потроха Нигга! Шестой!
  Он замахнулся своей огромной ножищей, чтобы наподдать очередному встреченному черепу, но не успел.
  Что-то вдруг поднялось в воздух, распространив ауру холода и сверхъестественного ужаса. Одноглазый исполин на мгновение почуял легкое прикосновение к своему щетинистому изуродованному многочисленными шрамами лицу - словно невесомый шелковый платок мазнул по загрубевшей коже.
  А затем Цикса начал хрипеть и задыхаться. Необъятная грудь циклопа раздулась, втягивая воздух, но то, что проникло в легкие гиганта, не было живительным кислородом. Нутро одноглазого обожгло жгучим морозом. Он тяжело упал на колени и принялся царапать ногтями горло и грудь, будто пытаясь отодрать от себя невидимое нечто, плотно прильнувшее к телу. Но ногти лишь саднили кожу, и сами обдирались до мяса о кольчужные чешуи.
  Орин и ее товарищи шарахнулись в разные стороны от гиганта, рвущего себя скрюченными пальцами. Обнаженный адомолтийский меч Черной тускло заблестел в неживом свете Дуранды. Словно голодный волк он метался из стороны в сторону в поисках плоти, которую бы можно было бы располосовать несколькими ударами, хлесткими и быстрыми, как жизнь вырвавшейся из костра искры. Но плоти не было.
  - О Всеблагой Утра! - взвыла Орин. - Помоги нам...
  А Цикса - ударный кулак группы - уже корчился на камнях, придавив собой факел, паля одежду, волосы, кожу и не чувствуя этого. Вокруг головы одноглазого великана клубилась призрачная дымка. Она была незаметна для глаза, как тончайшая паутинка, если бы умирающее пламя факела, почти раздавленное дергающимся телом Циксы, не подкрашивало ее нежными оттенками красного.
  - Утра!... Хогон! - Черная молилась и чертыхалась одновременно. - Тощий сделай же что-нибудь!
  - Я же говорил ему, чтоб не трогал костей! Недоумок! Боров! - брызгая слюной, орал Тощий, размахивая длинными руками.
  Только один Кашель молчал - собранный и хладнокровный, как всегда.
  - Убери это от Циксы, иначе я смахну его мечом вместе с головой!
  Орин подступилась к корчащемуся циклопу и занесла адомолтийский клинок, демонстрируя серьезность своих намерений.
  - Да если бы это могло помочь, я бы слова не сказал!... Аааа-аахх!
  Долговязый колдун громко выдохнул и, оборвав свои пассы, простер руки в сторону поверженного великана. Воздух, казалось, зашипел, когда его наполнил монотонный речитатив, сплетенный из слов давно умершего языка.
  Призрачная дымка сразу же оторвалась от головы Циксы и, поднявшись в воздух, повисла напротив колдуна. Она сильно потемнела и даже приобрела какие-то очертания и объем. Гигант, хрипло дыша, приподнялся на коленях, держась за расцарапанное горло. Единственный глаз Циксы был вытаращен в поллица, рот беззвучно раззевался, точно у рыбы вытащенной на берег. С насквозь прокушенной губы обильно текла кровь, смешиваясь с соком ватго. "Как еще не подавился своей жвачкой!" - успела подумать Орин, перед тем, как бросится в атаку.
  С пронзительным кличем, Черная прыгнула, словно подброшенная пружиной, и с маху секанула призрак. Отточенная на совесть сталь со свистом рассекла воздух и туманную дымку, не встретив на пути ни малейшего сопротивления. И почти одновременно боевой клич Черной превратился в вопль боли. Прекрасно сбалансированный и отточенный на совесть клинок звякнул о камни, отброшенный хозяйкой. На гладком стальном полотне серебрилась изморозь. Прижав к животу руку, обоженную ледяным морозом даже через ременную оплетку рукояти, Орин отскочила в сторону.
  И вовремя - призрак атаковал ее. Со стороны казалось, что подброшенный в воздух черный шелковый платок получил сильный толчок ветра и полетел к женщине, норовя опутать ее своими невесомыми тенетами...
  Промахнулся. Снова завис, выбирая момент для повторной атаки.
  Орин отбежала на несколько шагов и остановилась, вытянув из-за голенища сапога короткий кинжал. По слегка искривленному лезвию бежала причудливая вязь. Элегантные очертания оружия и рукоять, украшенная тонкой паутинчатой резьбой выдавали элдорское происхождение. Металл клинка был слишком светел для стали. Впрочем, не секрет, что элдоры-сидхи известны своим пристрастием ко всему серебряному.
  - Тощий, твою мать!... Что это?! - выкрикнула Черная, держа элдорский кинжал перед собой.
  - Это не призрак! - рявкнул в ответ колдун.
  Взмахом длинной руки он бросил в сторону туманной дымки яркую желтую искру.
  Дымка на мгновение озарилась таким же ярким желтым светом, и контуры ее четко обозначились в темноте. Стало видно, что она похожа на огромную медузу, зависшую в воздухе.
  Пораженная магически ударом "медуза" смялась и отлетела в сторону. Однако покидать поля боя она явно не собиралась.
  - Это "костяной дух"!
  - Так уничтожь его! - одновременно выкрикнули Орин и Кашель, не решаясь приближаться к созданию.
  Что касается Кашля, то он даже и не пытался вступить в схватку. В каждой руке метателя было стиснуто по ножу, но в кого их бросать? Его оружие могло поражать только живую плоть.
  - Против него не работают заклинания экзорцизма! - завопил Тощий. - Это не неупокоенная душа, а скорее элементаль!... Хогон! осторожно!
  "Костяной дух" стремительно рванулся, но уже не к Орин, а, огибая в воздухе крутую дугу, к Кашлю. Тот машинально метнул в "медузу" один за другим оба ножа, не причинившие созданию никакого вреда, и бросился прочь, норовя укрыться за спиной Тощего.
  - Аааа! - воздух разорвал оглушительный рев.
  Озверевший от ярости, боли и страха Цикса, едва очухавшись, схватился за топор и, подбежав, крест-накрест рубанул "духа". Топор едва не зазвенел, набравшись мороза, но хогонову элементалю было хоть бы что!
  - Железом его не убить!... - Тощий оборвал свой крик и забормотал заклятья.
  "Медуза" снова замерла в воздухе, распустив свои бесплотные "стрекала", а затем полетела на колдуна.
  - Берегись! - Черная рванулась было наперерез, размахивая кинжалом, но в последний момент отпрянула.
  - R`raa t`aat ssana! - торжествующе выкрикнул Тощий, завершая сложное трехступенчатое заклинание.
  "Костяной дух" скомкался, будто все тот же шелковый платок, и отлетел в сторону. Заклинание ударило его достаточно сильно - "медуза" превратилась в трепещущий темный комок, почти лежащий на земле.
  - Рази его, Орин! - рявкнул колдун. - Бей своим кинжалом! Теперь можно!
  Женщина с кошачьей ловкостью подскочила к колышущейся дымке и рубанула ее серебряным элдорским клинком. На этот раз ей даже показалось, что кинжал встретил какое-то сопротивление на своем пути. В последний момент женщина напряглась, ожидая ледяного ожога, однако ничего подобного не случилось. Серебро тому причиной, элдорские руны или колдовство Тощего, но "костяной дух" просто распался надвое и истаял в воздухе, как обрывок утреннего тумана.
  Выждав несколько ударов сердца, чтобы убедиться, что хогоново отродье действительно уничтожено, Черная медленно поднесла клинок к губам и поцеловала, затуманив полированную поверхность теплым дыханием:
  - Малыш, ты достался мне на удачу.
  Какое-то время вся четверка подавлено молчала. Первое же столкновение с противником в руинах Каоле привело их в растрепанные чувства. Далеко не самый опасный враг за какое-то мгновение едва не расправился с самым сильным бойцом группы!...
  Кашель бродил среди камней, отыскивая свои ножи. Цикса все еще хрипел, очумело мотая головой. Выглядел он страшно, словно восставший из могилы мертвец. Тощий устало вытирал пот со лба. Орин, сидя на камнях, вытрясала из сапога мусор.
  Неожиданно великан издал нечленораздельный вопль, бросил свой топор на землю и, одним прыжком покрыв расстояние, отделявшее его от Тощего, схватил колдуна за грудки. Кулачищи циклопа загребли столько одежды, что щегольской кафтан стиснул колдуна плотнее, чем бинты кхурбийскую мумию. Не в силах ни пошевельнуться, ни вздохнуть, он бессильно мотался в могучих руках гиганта, похожий на куклу.
  - Ты! Ты-ы!... - брызжа слюной, рычал циклоп. - Чего ты ждал, песье отродье?! Хогонов магик! Ты ждал, чтобы оно убило меня?! Моей смерти?! Ты этого ждал?!
  - Я не мог... - просипел полузадушенный колдун, но Цикса так встряхнул его, что остатки дыхания вылетели из груди Тощего.
  - Врешь, гнида! Смерти моей хотел! - кровавое безумие заволакивало сознание Циксы быстрее любого наркотика.
  Болезненно подозрительный, как всякий маньяк, он с каждым выкриком все больше убеждал себя в том, что так оно все и было на самом деле. Его хотели убить! Люди, которых он считал если не друзьями, то союзниками, жаждали его смерти! Только чудо уберегло его сейчас! Тощий специально тянул время, ожидая, пока его, Циксы, легкие разорвутся в призрачных объятиях темной твари. Убить его! Удавить! Медленно! Чтобы видеть, как эти выпученные глаза увеличиваются в объемах, вылезают из орбит и гаснут. Одной рукой продолжая удерживать Тощего за кафтан, великан второй, будто клешней, вцепился ему в горло, явно намереваясь немедленно привести свой приговор в исполнение.
  Чувствуя, что еще немного, и сумасшедший циклоп отправит его в объятия Хогона, колдун начал трепыхаться, силясь дотянуться до кинжала на поясе одноглазого. Собственное оружие висело слишком низко, не дотянуться. Почуяв эту попытку, гигант осклабился и одним рывком вздернул Тощего так высоко, что самое большее, что тот мог сделать - почесать ему живот повыше пупа.
  - Орин... - из последних сил просипел колдун.
  Черная, так и не успев натянуть сапог, метнулась за брошенным мечом. Кашель опередил ее. Он быстро и хладнокровно приблизился к гиганту, одуревшему от подозрений, ватго и собственной кровожадности, зашел ему за спину и, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться, упер нож в кадык.
  - А ну отпусти его, громила...
  Кашель знал, что пустой угрозой великана не проймешь. Он и не церемонился - с хрустом вдавил нож в щетину одноглазого так, что из-под острия вниз побежала тонкая вишневая струйка. Кровопускание - великая вещь. Цикса замер.
  - Отпусти. - с нажимом произнес метатель ножей. - Иначе сам отправишься на встречу с когтями Дерущего.
  - Он хотел убить меня! - едва сдерживаясь от трясущей его ярости, прорычал циклоп.
  - Никто не хотел убивать тебя, болван! - крикнула Черная, подходя к застывшей в живописных позах троице. - Колдовать, это тебе не топором размахивать. Тут для каждого заклинания время нужно. Отпусти Тощего!
  - Он хотел убить меня. - тупо, но уже без прежней уверенности в голосе пробубнил Цикса.
  - Никто не хотел тебя убивать... До сих пор. Не заставляй нас. - Орин едва заметно кивнула Кашлю.
  Тот сильнее надавил на нож, и вишневая струйка заметно расширилась. Цикса сморщился и медленно разжал свои лапы.
  Полузадушенный колдун отскочил на несколько шагов, и укрылся за спиной Черной, сыпля отборнейшими ругательствами (благо - не заклинаниями). Орин тоже медленно отступила назад, направив свой меч на гиганта. Тот взбесился еще более, но не шевелился - знал, что без топора Черная разделает его, точно тушу на бойне. У Орин в свою очередь не было уверенности в том, что безумный циклоп не набросится на нее, едва Кашель уберет нож от его горла. Оба медлили, выжидающе глядя друг на друга.
  - Ты будешь хорошим мальчиком, Цикса? - Орин растянула свои пухлые, вульгарно яркие губы в неприятной улыбке.
  - Да... - прохрипел великан, с ненавистью сверля ее взглядом единственного глаза. - Буду, дери тя Хогон!
  Орин кивнула Кашлю. Тот неестественно быстрым движением убрал нож и отошел в сторону. Цикса остался стоять на месте, сопя, словно бык на случке.
  - Бери топор и побереги силы для Чудовища! - приказала Черная.
  Шаркая ногами, гигант покорно потащился к отброшенному топору. До арбалета Тощий добрался раньше него. На удачу четверки оружие не пострадало, несмотря на то, что Цикса катаясь на нем, ухитрился порвать кожаный наплечный ремень, шириной в два пальца. Трое спутников настороженно следили за действиями великана, ожидая худшего, но Цикса, шмыгнув носом, отправил топор за пояс. Кажется, конфликт был исчерпан. Орин покопалась в сумке, свисавшей с ее бедра, и бросила одноглазому бинт.
  - Перевяжи горло.
  - Царапины. - отмахнулся Цикса.
  - Что это была за тварь? - хмуро спросил Кашель, сближаясь с Тощим.
  - Кхе-кхе!... сука... - прокаркал колдун, массируя шею...
  Это явно адресовалось Циксе, поэтому Кашель повторил свой вопрос.
  - "Костяной дух"... кхе-кхе! Один из низших воздушных элементалей... кхе! Неуязвим для хладного железа и заклинаний экзорцизма. При контакте с железом, медью и бронзой выделяет... кхе-кхе! выделяет нестерпимый холод. На остальные материалы вовсе не реагирует. Даже на серебро.
  - Какого хрена элементалю делать в человеческих костях?! - удивленно спросила Черная.
  - А я похож на специалиста по элементалям?! - огрызнулся колдун. - Сидит и сидит в костях! Может быть, ему масла нравятся!
  - Как ему могут нравится мослы? У него же зубов нет! - фыркнул Цикса.
  Тощий пренебрежительно расхохотался и демонстративно повернулся к гиганту спиной. Кашель незаметно покачал головой. Он бы ни в коем случае не поступил бы так опрометчиво. Кто знает, когда в голове одноглазого дотлеет последняя искра благоразумия. Даже сейчас метатель не выпускал из ладони спрятанного ножа. Покалывая о его острие указательный палец, Кашель обретал спокойствие и уверенность. А расстояние в два с половиной шага, отделявшее их друг от друга было вполне достаточным, чтобы наверняка вогнать нож в единственный глаз великана, прежде, чем тот успеет поднять свой страшный топор.
  
  ***
  
  Через некоторое время Гай замедлил бег, затем перешел на шаг и, наконец, вовсе остановился, чтобы внимательнее осмотреться по сторонам и сориентироваться. В какой-то момент он понял, что не знает куда идти. Растерзанные останки мертвого города лежали вокруг него - одинаковые и ничем не примечательные, куда не посмотри. Карта в таких условиях была спорным помощником. Да и вообще, затруднительное это дело - ориентироваться среди развалин города, в котором ты никогда не был, по карте, нарисованной одним человеком со слов другого, тоже, возможно никогда тут не бывавшего.
  Канна мрачно потер висок, собираясь с мыслями. Он должен понять, где он, и должен понять, где искать Сокровище. Для любого другого это была бы непосильная задача, однако, у Волчьего Пасынка оставалось слишком мало времени, чтобы позволить себе не то, что заблудится - хотя бы заплутать. Баронет Лобльак должен выжить во что бы то ни стало. Единственный способ сохранить ему жизнь - убить таинственное Чудовище и отнять Сокровище. Но сначала надо найти и то, и другое - неважно каким образом. Иного выхода просто не было.
  Повертев в руках карту Аль`Растума и поводив хмурым взглядом по громоздящимся вокруг камням, Гай так и не смог понять, куда он забрался. Путь, проделанный им с момента вхождения в Каоле, Волчий Пасынок помнил в мельчайших подробностях. Он всегда примечал ходы к отступлению. Ураниец смог бы повторить его, даже исчезни с неба Дуранда и звезды, слабо освещающие развалины своим холодным неживым светом. Однако нынешнее местоположение Канны никак не совпадало с тем, что показывала карта...
  Гай пождал губы и убрал карту во внутренний карман колета. Толку от нее все одно не было. Волчий Пасынок несколько секунд постоял, полуприкрыв глаза, прислушиваясь к себе, а затем просто пошел вперед, полагаясь на инстинкты, отточенные в Казармах-Лабораториях Гвардии. В данной ситуации от них было больше проку, нежели от значков, выцарапанных на клочке пергамента и от его собственных наблюдений...
  Обученные ориентироваться в причудливо переплетенных коридорах Имперского дворца, выдрессированные в тренировочных лабиринтах Казарм-Лабараторий, гвардейцы-Пасынки вырабатывали в себе почти безошибочное чутье верного направления. В этом не было ничего сверхъестественного. Ощущение потоков воздуха, знание сторон света, какие-то незначительные детали окружения, попавшие в поле зрения, интуитивное чутье - целый комплекс чувств и восприятий, регистрируемых мозгом, но почти не воспринимаемых сознанием - все это вырабатывало понимание того, куда надо идти. Для овладения таким умением, по сути - искусственно выработанным инстинктом - необходимо было иметь тонко организованную нервную систему и достаточно большой опыт. Маги, алхимики и ученые, отбиравшие детей для Ордена Крылатого Волка, обеспечивали первое. Инструктора - опытнейшие воры, архитекторы, слепцы от рождения, умеющие точно ориентироваться только благодаря своим ощущениям, давали второе. Природные навыки тренировались, а теория подтверждалась ежедневными упражнениями в лабиринтах Казарм, набитых учебными ловушками.
  Сконструированные так, чтобы благодаря перемещению замаскированных панелей изменять свой запутанный рисунок до неузнаваемости, лабиринты не позволяли молодым гвардейцам просто выучить себя. Правда, уже через каких-то полгода Волчьи Пасынки на ощупь узнавали все пазы и крепления, по которым двигались панели, и безошибочно разгадывали новые хитросплетения коридоров. Но к этому времени мастерство ориентирования уже было постигнуто.
  А ведь при этом ориентирование даже не входило в приоритеты подготовки Волчьих Пасынков!
  Впрочем, сам Гай Канна о таких тонкостях своей подготовки и не подозревал. Его просто настроили, как чувствительный, очень точный прибор, из тех, что собирают в своих мастерских-кельях, искусные гномы. И сейчас он соответствующим образом работал, выполняя одну из заложенных в него функций.
  Он шел к центру города. Найти в развалинах городскую площадь достаточно просто. А уж оттуда легче всего будет правильно выбрать направление, ведущее к логову Чудовища Каоле.
  
  ***
  
  - Сдается мне, мы сбились с пути. - произнесла Орин.
  В руках она держала кусок пергамента с потрепанным краем - карту, выпавшую у Тощего, когда великан тряс его, точно голодный путник свой дорожный мешок в поисках чудом затерявшейся краюхи. Колдун удивленно похлопал себя по отворотам щегольского атагельского кафтана и быстро подошел к Черной.
  - Дай сюда!... Посвети. Да не тычь ты мне в лицо своим хогоновым факелом! Чуть брови не спалила...
  Он долго вглядывался в схематичные изображения города, несколько раз отрываясь от них, чтобы оглядеться по сторонам и сравнить и бурча себе под нос:
  - Надеюсь, Хогон со знанием дела дерет в своем Пекле душу этого хибба! Это ж надо было так рисовать. Курица лапой нацарапала бы во стократ яснее!... Кресс. Ничего не пойму... Drat ku zdak! - .(неприличное гномье ругательство). - А если вот так повернуть? Тьфу! Ты чего воду мутишь, Черная?! Мы идем правильно! Нужно пройти еще две улицы, и мы выйдем к бывшей центральной площади. Уж ее-то ни с чем не спутаешь. А уж оттуда дорогу к торговым кварталам будет найти нетрудно. Идти на восток и дело с концом.
  - Надеюсь, ты не ошибся.
  - Если ошибся, я сверну ему шею. - не удержался от того, чтобы вставить словечко Цикса.
  - Все! Хватит! Никаких больше препирательств! - утомившись от склок внутри группы, рявкнула Орин. - Чего распустились?! Собраться! Глядеть по сторонам в оба! Клянусь Крессом, я уже пожалела, что пошла на это дело с вами. Один захудалый призрак едва не разделал всю нашу команду, а что будет, когда мы встретим Чудовище?! Арбалеты на перевес! Стрелять во все, что движется. Не отвлекаться, не спорить, не разговаривать!
  В тишине они прошагали достаточно долго. До городской площади по расчетам Тощего оставалось всего ничего, когда Кашель приблизился к Черной и негромко окликнул ее.
  - Что?! - не сбавляя шага, резко отозвалась женщина.
  - Тише... Я тут кое-что припомнил. Когда мы были на постоялом дворе в Фаме, я видел, как один тип заглянул тебе через плечо, пока вы с Тощим изучали карту.
  - И что? - в голосе Черной зазвучал настороженный интерес - Кашель редко говорил не по делу.
  - Тогда я не придал этому значения. А сейчас вспомнил, что за человек заглянул в нашу карту. Он участвовал в налете на поместье барона Соупа в Крусте. Слышала о таком?
  - И что с того? - уже нетерпеливо спросила Орин.
  - Я вспомнил, как зовут этого человека. Лотуб. А прозвище у него было весьма интересное: Запоминала. Люди говорили, он обладает невероятной памятью и может запомнить что угодно, только разок взглянув... поэтому его всегда гнали прочь от карточных столов. Так что боюсь, карта теперь есть не только у нас.
  - Боишься конкуренции? - нахмурилась Черная.
  Убийца посмотрел на нее очень спокойно и холодно.
  - Нет. Хочу, чтоб ты знала. Мало ли что... У меня чутье. Будет что-то плохое. И еще. Если мы будем собачиться по каждому поводу, то состаримся раньше, чем доберемся до Сокровища. Или его уведут прямо у нас из-под носа. А мне такой расклад не нравится. Поэтому в следующий раз я убью этого одноглазого идиота сразу. Чтобы сэкономить наше время.
  Орин промолчала.
  - Ты мне поможешь?
  Черная улыбнулась - как это она умела, плотоядно, делаясь похожей на вампиршу. Кашель истолковал ее улыбку по-своему.
  - Хорошо. Тогда просто не мешай. Я все сделаю сам. Идет?
  - Мы всегда могли с тобой договориться, Кашель. - промурлыкала Орин.
  Метатель ножей кивнул и отстал. И снова они шли в молчании - до тех пор, пока не вышли на городскую площадь. До логова Чудовища оставалось всего ничего.
  
  ***
  
  
  ... Тайный храм секты марракопоклонников...
  ... Логово Чудовища Каоле...
  На деле здание представляло из себя просто полуразвалившийся амбар, бывший купеческий склад - довольно просторный, чтобы вместить в себя большое количество товаров (или демонопоклонников), и достаточно прочный, чтобы так долго противится губительному воздействию времени. Левая стена и часть выпуклой крыши обвалилась. Оставшуюся часть поддерживали три сохранившихся стены. Тьма зияла в проломах, густая и вязкая на вид. Она казалась столь плотной, что ее можно было потрогать рукой, или даже рассечь ударом меча.
  Волчий Пасынок долго вглядывался в эти чернильные кляксы. Потом он вытащил и, не глядя, скомкал и отбросил в сторону клочок пергамента с картой, нацарапанной рукой аль`Растума. Он пришел, куда следовало.
  Гай поднял руку и начертил в воздухе Руну "гист". Изумрудно-зеленые линии магического знака вспыхнули в ночном сумраке так ярко, что стало больно глазам. В воздухе, как это всегда бывает при волшбе, слегка запахло озоном. Руна почти сразу же расплылась в воздухе и, обернувшись на прощание нимбом вокруг головы Канны, угасла. Если бы кто-то сейчас заглянул в глаза Волчьего Пасынка, его бы пробрало до костей. То были глаза демона, горящие жутким изумрудным пламенем. И сейчас они видели много больше, чем глаза простого человека. Руна "гист" была самой простой в арсенале гвардейцев-Пасынков, однако и ее удерживать было трудно. В виски, раскалывая череп и наматывая на себя мозги, раскаленным буравом ввинчивалась боль. Прищурив глаза, Гай направил doz kuatte, сумрачный взгляд, вглубь храма. Ночь окрасилась для него в зелено-красные цвета и яркими пурпурными пятнами в ней пульсировала ставшая видимой магия. Присутствие ее было очень сильно. От этого удерживать Руну было еще болезненнее, но Гай игнорировал боль, как постороннее ощущение.
  Он что-то увидел под сводами этой дряхлеющей крыши, что-то зацепил магическим взором. Это что-то было неопределенным, зловещим, источающим жирные, пачкающие сознание зловонные миазмы.
  Дурная волшба!
  Дурная сила.
  Огромной концентрации магическая энергия.
  Чудовище Каоле? Сокровище?
  В ушах начало звенеть. Гай расслабился, изгнал из сознания символ Руны и с шумом выпустил застоявшийся в легких воздух. Как только doz kuatte погас, глаза Волчьего Пасынка тут же приобрели естественный серый цвет.
  На протяжении нескольких минут Канна стоял неподвижно, возвращая себе полный контроль над чувствами и ощущениями. Сердце билось ровно и ритмично. Никакого возбуждения, бурления адреналина в крови. Все как всегда.
  То, что таилось в храме, было лишь Угрозой. Чтобы обеспечить выживание Подопечного Угроза должна быть устранена. Быстро и максимально эффективно - насмерть. Так и не иначе.
  Его смущало только одно - почему Чудовище до сих пор сидит в своем логове? Почему оно не напало на него само? Ведь Волчий Пасынок специально вел себя достаточно громко. Его нельзя было не услышать изнутри...
  Ладно, жаль, что не вышло, но что делать? Бой снаружи был бы предпочтительнее. Тут более светло, да и рельеф местности тренированная память впечатала намертво - не оступишься, не налетишь на некстати торчащий кусок стены... Ждать Чудовище можно было до бесконечности. У него же оставалось всего несколько часов до рассвета.
  Гай не стал тянуть время и вошел в логово.
  Темнота, скопившаяся под старыми стенами, сомкнулась за спиной Волчьего Пасынка, словно всосав в себя гибкую, настороженно и вместе с тем уверенно двигающуюся фигуру.
  Как ежик ягодку.
  
  ***
  Канна ступал очень мягко - будто по битому стеклу. Его подошвы не тревожили даже самый маленький камушек. Все органы чувств Волчьего Пасынка обострились до предела. Тяжелый животный запах Гай уловил еще в нескольких шагах от храма. А вот сиплый вздох и шорох камней, потревоженный невидимым, но явно объемистым телом, он услышал, уже оказавшись внутри. Чудовище Каоле почуяло незваного гостя и приготовилось к его встрече...
  Внутри было полно хлама - рассыпающихся в труху кусков дерева, каменных обломков, груд гнили, в которых уже невозможно было опознать первоначальные предметы. После дождей в закрытом от солнца пространстве дольше сохранялись влага и сырость, что, в совокупности с постоянным сумраком, делало бывший храм темных сектантов идеальным местом для размножения плесени и лишайников. Волчий Пасынок чувствовал под подошвами сапог эту влагу, слякоть и понимал, что место для схватки с Чудовищем Каоле выбрано совсем неудачно. Не поскользнуться в горячке боя здесь было мудрено. Осознание этого еще больше обострило все его чувства.
  Сделав еще несколько шагов, он практически добрался до центра. Шорох, вонь трупного разложения, запах мокрой прелой шерсти и смрадное дыхание зверя теперь ощущались более, чем явственно. Чтобы их уловить не нужно было даже обладать чуткостью и остротой восприятия Волчьих Пасынков.
  Канна остановился, положил меч на плечо и свободной рукой, немыслимо скрючив пальцы, рванул воздух перед собой, снова вбивая в него Руну. Темнота лопнула, разорванная полыхнувшей изумрудной вязью. В воздухе резко запахло озоном. Прежде чем отблески магического света успели погаснуть, Волчий Пасынок зацепил взглядом бесформенную тушу, распластавшуюся в нескольких шагах от него. Неестественно огромные клыки и влажный блеск темных глаз на мгновение вобрали в себя изумрудное сияние. Неодолимой мощи мускулы дрогнули, приводя исполинское тело в движение. Сейчас будет прыжок!
  Он скользнул впереди вбок, одновременно припадая к земле. Сброшенный с плеча меч хищным клыком целил вверх - Гай ожидал от Чудовища прыжка и тяжелого удара многопудовой туши, падающей сверху. Он надеялся поймать существо во время атаки, как ловят на рогатину медведя, стремящегося подмять под себя охотника. Меч, конечно, не рогатина, но при некотором везении можно будет располосовать Чудовищу все нутро, используя силу его же прыжка и тяжесть его же туши.
  Канна промахнулся.
  Не осознав толком, что произошло, Волчий Пасынок инстинктивно отскочил в сторону, рубанул темную пустоту в надежде хотя бы зацепить Чудовище и тем заставить его выдерживать дистанцию до нового броска...
  Меч свистнул впустую.
  В то же мгновение нога резко отпрыгнувшего Пасынка наступило на что-то округлое и предательски скользкое. "Слишком гладко для камня" - подумал Гай, выставляя руку, чтобы смягчить падение. Он коснулся спиной камня и явственно различил легкий железный скрежет. Разбираться, что это, не было времени. Волчий Пасынок оттолкнулся лопатками и встал. Со стороны могло показаться, что падал не человек, а надутый бычий пузырь. Слишком легко и упруго он ударился о землю и снова оказался на ногах с выставленным вперед мечом.
  Чудовище Каоле, тяжело дыша, приближалось. В надсадном дыхании слышалась животная ярость и затаенная боль. Оно могло испугать кого угодно.
  Волчий Пасынок отступил на несколько шагов и замер в недоумении. Звуки, выдающие движения твари раздавались практически с того же места, откуда оно начало атаковать.
  Чудовище не прыгало.
  Не атаковало стремительно и свирепо.
  Оно ползло. И делало это слишком медленно для того, чтобы быть сколько-нибудь опасным для наделенного феноменальными реакцией и быстротой Волчьего Пасынка.
  На всякий случай Гай отошел еще дальше, создавая себе резервное пространство для маневра. Мягкие подошвы сапог ступали осторожно, как кошачьи лапы. Не хватало еще раз поскользнуться на такой гладкой железной штуке, напоминающей...
  ...часть рыцарских доспехов?
  Неожиданно уши Волчьего Пасынка различили другие звуки, издаваемые существом гораздо меньшим, нежели Чудовище. Гай тщательно принюхался к затхлому воздуху логова и разобрал другой запах, которого не понял сначала, запах приглушенный тяжелым смрадом Чудовища. Помет. Щенячий запах. Чудовище недавно принесло детеныша.
  Канна запустил руку в один из кармашков своего пояса и выудил оттуда некрупный овальный камень, похожий на половинку яйца. Он несколько раз энергично потер им о штанину и тривилит, или иначе, "слеза Дуранды" - довольно редкий минерал, добываемый гномами Гвиннета - начал светиться неярким голубоватым светом и в самом деле напоминающим чем-то свет Дуранды.
  Этого света было совсем немного, но Волчьему Пасынку вполне достало, чтобы разглядеть и приближающееся к нему Чудовище, и то, что так неудачно подвернулось ему под ноги. Это и впрямь были рыцарские доспехи. Вернее, их части - нагрудник, один наплечник, один налокотник. Вместе их удерживали изодранные клочья вороненой на гномий лад кольчуги, под которой догнивала мертвая плоть. Тварь разодрала хозяина доспехов в куски и этот, очевидно, был самым большим. Если бы Гай разбирался в геральдике, он, может быть, опознал бы и герб, выбитый в верхней части нагрудника - по северному обычаю. Но, увы, геральдика не входила в число познаний Волчьего Пасынка, и потому никто никогда не узнал, где дал свой последний бой, и где нашел свое последнее пристанище доблестный рыцарь Сесар из Фистии.
  А Чудовище все ползло.
  На камнях позади него оставался влажный, жирно блестящий след.
  Кровь. Чудовище было ранено.
  Гай потер гаснущий камень о штаны, заставляя светиться ярче, и напряг зрение. В неясном переливчатом свете тривилита ему удалось разглядеть обломок пехотной пики, застрявшей меж ребер Чудовища.
  Тот, кто лежал сейчас на полу, источая смрад разложения, ухитрился поймать Чудовище именно на тот охотничий прием, к которому пытался прибегнуть Канна. Ему не повезло самую малость...
  Ползущее существо теперь уже не выглядело так ужасно и жутко, как показалось ему сначала. Его размеры поражали своим гигантизмом, а мускульная масса выдавала определенные изменения в строении скелета, но в целом в облике Чудовища без труда угадывалось то животное, каким оно было, до того, как свои изменения внесла магия. Неизвестно, была ли это умышленная волшба, сотворенная адептом Маррака Мрандога, или же просто обезличенная магия, густо впитавшаяся в стены этого храма, неудачно выбранного существом в качестве логова... да и не суть важно. Главное, что действие колдовства сотворило из обычного волка монстра неизмеримо более крупного и массивного - Чудовище Каоле.
  Волчий Пасынок оценил величие и мощь туго переплетенных под кожей мускулов и представил, какой силой и быстротой должно было обладать это создание. Хвала Крессу, что сражаться им не придется!
  Позади ползущего Чудовища кто-то завозился. Раздался негромкий скулеж.
  Откуда мог взяться щенок? Где Чудовище, если это, конечно, самка, нашло самца-великана, способного оплодотворить его? На это вряд ли был бы способен даже вольдр - королевский волк. Наиболее крупные представители этого рода волков, медленно вымирающих в лесах Бории, превосходили размерами своих обычных собратьев чуть не вдвое, но против Чудовища и они были карликами! Быть может, мутация, вызванная воздействием волшбы, привела к тому, что Чудовище смогло дать потомство без особи другого пола?
  Эти вопросы и возможные ответы на них возникли у Волчьего Пасынка где-то на окраине сознания. Природная любознательность, практически вытравленная в Казармах, давала о себе знать. Но дисциплина была превыше всего, поэтому Гай быстро избавился от отвлекающих его мыслей, затолкав эту самую любознательность до поры до времени куда подальше.
  Сейчас надо было найти Око.
  Гай аккуратно обошел раненое существо, сделав большой полукруг, и направился туда, откуда доносился скулеж. Восприняв это, как угрозу своему детенышу, Чудовище Каоле отчаянно заревело, и Гаю на мгновение показалось, что он слышит, как клокочет кровь в пробитых легких. Впрочем, это только показалось. Судя по тому, как торчало из раны копье, легкие не были задеты. Материнский инстинкт волчицы-переростка заставил ее выжать в кровь последние остатки адреналина. Чудовище сделало невероятное усилие и поднялось. На подгибающихся лапах оно сделало несколько шагов, собралось для броска и... ткнулось тяжелой мордой в камень, бессильно разевая капканподобную пасть.
  Волчий Пасынок дошел до щенка (размером с некрупного волка), отпихнул его - толстого и неуклюжего, как любой другой щенок - пинком ноги и, невзирая на обиженный плач, поднял с глубоко погрузившегося в землю массивного каменного алтаря Сокровище Каоле.
  
  ***
  
  Хумма-Мранд.
  Кто-то говорил, что это был человек. Кто-то - будто демон. Еще кто-то верил, что это вообще два разных человека. Вернее, человек и демон. Хумма, дескать, был смертным, причастившимся к чтению Запретных Свитков - Черных Марр. Мранд же являл собой порождение ада в услужении Хуммы. Тот собственнолично вытащил его из Хогонова пекла, используя полученные из Марр знания, и превратил в своего раба.
  Находились и такие, кто утверждал совсем уж безобразное. Будто бы Хумма и в самом деле был колдуном, и в самом деле он заглядывал в Марры. Он даже, в самом деле, знался с каким-то там демоном... до тех пор, пока не убил его и не вырвал из черепа огромный глаз в виде кристалла. Этот кристалл он вставил себе в глазницу, превратив один свой взгляд в смертельное оружие. И после этого его стали именовать уже Хуммой-Мрандом.
  Какая из этих версий более близка к истине сегодня неизвестно, наверное, никому. Поэтому люди охотно верили во все - сразу или по очереди. Неизвестно также и чем закончились мытарства Хуммы-Мранда, или Хуммы и Мранда по просторным землям Таннаса. Но, надо полагать, не лучшим образом, потому что иначе глаз волшебника ли, или демона, не стал бы в конечном итоге достоянием группы опытных убийц, которая подряжалась выполнять грязную работу для аристократов. Сановитые вельможи всегда имеют в запасе несколько нерасхлябанных дрязг, для решения которых вполне подходят быстрые удары меча, метко выпущенные стрелы, либо щепоть яда в бокале. Обладателям Ока такую работу выполнять было легко. Им не требовалось ни первое, ни второе, ни третье. Достаточно было поднести глаз-кристалл к лицу, взглянуть через него на заказанного нобиля и пожелать его смерти.
  Через два-три дня отмеченный дурным взглядом умирал. Как? По разному. Один внезапно спотыкался на лестнице и неминуемо ломал шею, скатившись по ней кубарем. Другой давился костью во время званного обеда. Третий умирал от разрыва сердца, перепуганный чем-то до смерти. Четвертый угарал в бане, почему-то не сумев добраться до двери. Пятого кусало ядовитое насекомое. В общем смерть всегда выглядела вполне естественно и не вызывала никаких подозрений у родственников и друзей жертвы.
  Однако через какое-то время и шайка, нашедшая удачное применение Оку тоже исчезла - не менее бесследно и загадочно, нежели его прежний хозяин. Дьявольскому амулету было суждено сменить еще не одного владельца и сглазить не один десяток аристократов самых голубых кровей, прежде чем, прежде чем он оказался в руках секты демонопоклонников, обосновавшихся в некогда процветающем городе Каоле.
  Извилистый путь, проделанный Оком, был густо отмечен трупами. И с каждым новым мертвецом сила амулета копилась и росла. В конце концов, она оказалась достаточно велика, чтобы сглазить целый город. И даже после того, как Каоле превратился в мертвые развалины, населенный одними тенями и слизнями, Око продолжало убивать, хотя уже давно никто не подносил его к лицу, чтобы сглазить недруга. Сколько авантюристов, наемных убийц и искателей сокровищ пожрало Чудовище? Сколько из них пошло на корм слизням? Десятки? Сотни? Все они умирали, даже не успев увидеть, то, за чем охотились.
  И вот теперь, впервые за много десятилетий демонический глаз снова держала рука человека - бывшего гвардейца бывшей империи. Оно медленно поворачивалось на цепочке: продолговатый желтый кристалл с пузырьком воздуха внутри, оправленный в потемневшую от времени бронзу. Гай, этот почти лишенный эмоций и воображения Волчий Пасынок, глядя на невзрачный магический артефакт, чувствовал, как он незримо сочится и роняет на землю увесистые капли крови. То были слезы смерти, клубившейся вокруг дьявольского Ока.
  Ощущение длилось недолго. Канна быстро опомнился, тряхнул кистью, наматывая цепочку на пальцы, и сжал кулак. Сокровище Каоле - жизнь молодого наследника рода Лобльаков - чуть ощутимо пульсировало в руке. Волчий Пасынок двинулся было к выходу, но тут толстый неуклюжий щенок басовито зарычал и бросился на него. В то же самое время его Чудовище отчаянно завозился на камнях, собирая оставшиеся силы, чтобы защитить своего детеныша...
  
  ***
  
  ...Четверка убийц, ведомая тощим колдуном, остановилась в нескольких десятках шагов от храма. Они стояли в нарочито расслабленных позах, собираясь с мыслями, духом, силами. Все четверо знали - им предстоит самая сложная схватка в их жизни. Даже та иллюзия неуязвимости, в которую они свято верили, не давала успокоения взвинченным нервам. Ведь о Чудовище Каоле многие говорили, что оно неуязвимо в действительности. И может быть даже для яда мантикор.
  Наконец, Черная мотнула головой, подавая сигнал: "Идем!".
  И они двинулись к входу - четыре зубастых хищника с напруженной походкой. Но пройти успели совсем немного...
  
  ***
  
  ...Сгустившаяся под сводами храма темень выплюнула человеческую фигурку.
  Сжимая в левой руке серебряную цепочку, на которой болтался вычурно оправленный кристалл с застывшим внутри пузырьком, похожим на зрачок, Гай Канна, не оборачиваясь, зашагал прочь. Лицо и руки его покрывала корка подсыхающей липкой крови. Руины мертвого города благоговейно притихли, прислушиваясь к поступи Волчьего Пасынка, добывшего главное Сокровище Каоле.
  Но пройти он успел совсем немного...
  
  ***
  
  Они увидели друг друга одновременно и замерли, оценивая ситуацию. С одной стороны - четверо вооруженных до зубов убийц, ощетинившихся отточенной сталью, с другой - один телохранитель, в отведенной руке сжимающий чужой, изъязвленный коррозией меч. Бледный свет Дуранды заливал развалины серебром, отбрасывая длинные зловещие тени с неясными расплывчатыми контурами. Этот неживой свет мертвил лица столкнувшихся людей, скрадывал черточки человеческой индивидуальности, превращая их в бледные неживые маски.
  Они выглядели ничуть не менее страшно, нежели любой призрак Каоле. Лицо Гая, перемазанное кровью, вообще казалось демонической маской.
  Вот только кто-нибудь когда-нибудь видел ли, или хотя бы слышал что-нибудь о призраках, готовых в любую секунду броситься друг на друга?
  Статичная сцена длилась недолго.
  - Он добыл его. - невыразительно произнесла женщина с застывшей улыбкой, похожей на улыбку вампира.
  Канна плотно сжал окровавленные губы.
  Внезапное препятствие, выросшее на пути к спасению баронета Лобльака, привело его в раздражение, но он тут же упаковал свои эмоции глубоко внутрь и принялся бесстрастно изучать ситуацию. Наметанный глаз Волчьего Пасынка зацепил и надежно зафиксировал в поле зрения каждую фигуру. Он сразу оценил для себя мощь одноглазого гиганта с топором. И кошачью стойку женщины (гейборийки?), выставившей вперед адомолтийский "силовой" меч. И развитые кисти сутулого степняка в сером шарфе, лежащие поверх пояса с множеством метательных ножей, выкрашенных в черный цвет, чтоб не блестели. И длинные пальцы очень высокого и худого как скелет мужчины в аляповатых одеждах, перекатывающие небольшую стеклянно блестящую бусину.
  Силач, боец с мечом, метатель ножей и, может быть, магик. Сильная компания. Опасная.
  У двоих в руках были короткие пики с тонкими блестящими наконечниками, похожими на вытянутые капли свежего черного вара. Свет Дуранды словно бы облизывал их гладкую поверхность, источающую легкий, но явственно осязаемый, неприятный запах. Ноздри Гая расширились. В этом запахе определенно таилась смерть. Он напряг память, но так и не смог припомнить, что именно должно было источать его. Наверняка яд и, наверняка, достаточно сильный, решил для себя Волчий Пасынок.
  Четверка изучала неожиданного конкурента не менее напряженно и внимательно. Черная, как обычно, все просчитала и подытожила быстрее других.
  - Он добыл Око. - сказала она. - И он даже не ранен.
  - Значит, черная работа выполнена за нас! - радостно откликнулся Цикса. - И нет нужды лезть Хогону в когти. Отберем штуковину и дело с концом.
  Четверка рассыпалась полукольцом, уверенно окружая Волчьего Пасынка. Им было не впервой встречать по-настоящему опасного противника, и они умели бить всем скопом - так, что даже у самых искусных воинов не оставалось шансов.
  - Он хо-орош. Просто обязан быть таким! - пела Черная. - Добыл Око, значит непрост. Ох, как непрост!
  - Может, есть смысл договориться? - осторожно спросил Тощий.
  Гай медленно поворачивался, стараясь удержать в поле всех четверых. В какой-то момент ему даже пришлось отступить, чтобы не позволить зайти себе в спину. Легендарный амулет раскачивался у него в кулаке. Волчий Пасынок сделал движение кистью, освобождая пальцы, на которые была намотана цепочка. Против этих четверых ему понадобятся обе руки. И все, на что они способны.
  - Ты отдашь нам Око, и уйдешь невредимым. Даже порты можешь оставить, токмо выстирать не забудь. - предложил свой вариант компромисса Цикса.
  Топор гиганта порхал в воздухе, перелетая с одной ручищи на другую. Копье было зажато под мышкой.
  Кашель неожиданно зашелся в очередном приступе, затряс плечами, поднес руки к лицу... Обращенные тыльной стороной к Волчьему Пасынку ладони скрыли ножи, неуловимым движением вытянутые из-за пояса. Даже сверхбдительный Канна не уловил момента, когда оружие перекочевало в руки убийцы - Кашель проделал это с мастерством опытного иллюзиониста. Но Гай заметил, что глаза субтильного при удушливом кашле не то, что не слезятся, даже не мигают. Этого было достаточно.
  Те, кто видел Гая, изготовившегося к драке, всегда сравнивали его с волком, однако сейчас ситуация изменилась. Это они кружили вокруг него под лучами серебряной луны Таннаса, точно волки, взявшие в кольцо сохатого: клыкастые, настороженные, опасные. Готовые в любой миг броситься скопом и разить - разить! насмерть. Вечная драма жизни. Битва за кусок. Для одних - за то, чтобы его урвать, для других - чтобы уберечь.
  - Я не могу отдать эту вещь. Вам придется уйти ни с чем... Или остаться здесь.
  - Мальчик не вежлив. - заключила Орин. - И опасен. Аккуратно Цикса. Он должен быть очень быстрым, а у тебя слишком тяжелый топор.
  - Хррр! - невнятно прорычал великан, капая ватго на грудь.
  Гай демонстративно крутанул меч, полосуя воздух на части. Движение было столь быстрым, что клинок превратился в размытое пятно. Черная осклабилась. "Она похожа на Рейлу" - неожиданно подумал Волчий Пасынок, удивляясь самому себе. Обычно перед дракой его никогда не посещали посторонние, способные отвлечь, мысли. Ему на секунду стало почти жаль, что придется убить эту женщину, но сожаление было таким смутным, что он его, разумеется, даже не понял.
  - Умеет обращаться с железкой. - оценила его финт Орин. - Но нас здесь четверо. Если мальчик не уберет меч, ему не поздоровиться.
  Гай не пошевелился.
  - Вы еще можете уйти отсюда. - зачем-то сказал он.
  - Давай Око, парень. Не искушай судьбу. - произнес Кашель. - тебе сегодня подфартило: есть шанс уйти из Каоле живым.
  Цикса и Орин сблизились. Черная зашла за спину гиганта и пропала из виду. Канна мягко качнулся назад, чтобы четко видеть всех.
  - Хватит. - устало сказал Тощий. - Пора заканчивать.
  Завертелось...
  
  ***
  
  
  ...Гай не столько увидел, сколько почувствовал, как напрягаются, складываясь для щелчка пальцы длинного в уранийской шляпе. Отточенное чувство восприятия уловило в воздухе опасное движение, передало тревогу по ниточкам-нервам, предупредив об угрозе. Волчий Пасынок не думал - мысль тут безнадежно опаздывала, он уже двигался.
  ...Ловким щелчком пальцев Тощий послал в дерзкого мальчишку стеклянную бусину.
  "Жемчужина Гезры"!
  Весьма опасный колдовской снаряд!
  Переполненная нестабильной магической энергией, "жемчужина" разорвалась с грохотом, способным перепугать мертвых обитателей Каоле до дрожи в костях. В воздух взметнулась туча пыли, во все стороны брызнула каменная крошка.
  Это был изящный, выверенный бросок, ничуть не уступающий тому, что вытворял со своими ножами Кашель. Мальчишку должно было отшвырнуть назад: оглушенного и полумертвого, с развороченной грудной клеткой... должно было...
  Тощий выругался.
  Впрочем, никто из его подельников особого разочарования не испытал. Они чуяли в Волчьем Пасынке грозного противника и не надеялись справиться с ним так легко.
  С треском разрядился арбалет, за ним второй. Оба болта ушли в темноту. Мальчишка был слишком быстр и держался слишком близко, а арбалеты оказались слишком тяжелыми и мощными. Ураниец прекрасно контролировал движения больших деревянных рам, увенчанных тяжелыми композитными рогами, и без труда ускользнул от выплюнутых ими снарядов.
  Цикса хмыкнул, плюнул соком ватго, и прыгнул вперед, ловя единственным глазом фигуру мальчишки, полускрытую поднявшимся облаком пыли. Он ткнул копьем с наконечником из жала мантикоры и тут же рубанул прямо перед собой топором. Промахнулся! Гигант тяжело отскочил назад, начал разворачиваться, стараясь поспеть вслед за ускользающим уранийским волчонком, но тот был отчаянно быстр. Как всегда, когда Циксе не хватало скорости, положение спасала Черная. Мягко скользнувшая за Циксой, чтобы прикрывать тыл, она вывернулась из-за спины великана, напала, вертя перед собой меч. Волчий Пасынок отбил один удар, ссек наконечник-жало с ее копья, увернулся от топора, длинным выпадом почти достал женщину и, отпрянув, снова начал двигаться по дуге, стараясь прикрыться телами одноглазого силача и мечницы от их друзей, спорых швыряться опасными штуками.
  Гигантский топор описал в воздухе кривую, затем еще раз, совершая возвратное движение. Безрезультатно. Мальчишка был верток, как ртуть. Топор еще ни разу не задел уранийского волчонка, даже не столкнулся с его мечом. Чувствуя, что более быстрый и подвижный противник ускользает, Цикса перехватил свое оружие так, чтобы ударить вдогон, используя всю длину топорища.
  Ураниец снова увернулся.
  Сила замаха заставила Циксу потерять равновесие, и Гай тут же оказался рядом. Меч в руках Волчьего Пасынка прянул с непостижимой быстротой и ударил в закрытое железными чешуями бедро одноглазого. Удар был хорош.
  А вот клинок - нет.
  Кракнув, меч сломался, стальное полотно отлетело в сторону, и руке Канны стало неожиданно легко. Орин гибко прогнулась и с оттяжкой полоснула врага мечом. Она была готова поклясться, что попала, но проклятый юнец не издал и звука. Женщина тут же вскинула меч и ударила снова, наискось. В ту же точку, с воем разодрав воздух, прилетел топор Циксы.
  Попали!
  Они закричали почти одновременно. Одноглазый маньяк - от боли в коленной чашечке, раздробленной жестким ударом каблука, красногубая убийца - от жгуче острого поцелуя зазубренного железа.
  Припав на одну ногу, Цикса яростно крутанул топор, посылая его вслед неуловимому врагу, но снова запоздал. Мощная мускулатура и тяжеленное оружие, придававшие ему неодолимый перевес в бою с любым другим противником, на сей раз только подводили великана, сковывая движения. Что-то, звякнув, сильно ударило его в грудь и отлетело, вновь не пробив кольчуги. Одновременно с этим гигант почувствовал пронзительную боль в плече. Скосив глаз, Цикса увидел упавший на камни метательный нож Кашля. Рукоять другого, увенчанная металлическим шариком-утяжелителем, торчала из его левого плеча - коварное узкое лезвие каким-то образом нашло слабое место в сочлениях брони. Единственное око сумасшедшего, одурманенного наркотиком и яростью, гиганта заволокло кровавое пеленой.
  "Вот оно! Случилось! Кашель. Наконец-то выдал себя! Проклятый предатель!!!"
  Тонкие лягушачьи губы Циксы сломала звериная ухмылка.
  
  ***
  
  Это длилось так быстро, что мало кто успел осознать все фргаменты боя. Достаточно того, что в тот момент, когда Циксу клюнули выкрашенные черным ножи...
  ...Орин отшатнулась назад, отчаянно и беспорядочно рубя воздух перед собой. Все финты и комбинации вылетели из ее головы в одночасье. Великолепная фехтовальщица, сейчас она размахивала мечом, как деревенский гусепас своим прутиком. Черная боялась. Рана в нижней области живота, нанесенная обломком меча, отчаянно кровоточила - штанина пропиталась кровью в мгновение ока. Была задета какая-то важная артерия. "Он зарезал меня. Проклятый ублюдок зарезал меня!". Орин сделал еще шаг назад, оступилась, выронила меч и, всхлипнув, шлепнулась на камни своим роскошным задом. Кровь жирно блестела, расплываясь под ней во все стороны.
  ...Волчий Пасынок низко припал к земле, практически распластался, избегая брошенных в него ножей. Человек с болезненным лицом был настоящим мастером своего дела. Из четырех ножей, которые он метнул друг за другом так быстро, что четвертый вылетел из его пальцев едва ли не прежде, чем первый звякнул, упав на камни, один почти достал Гая. Вспоротый на плече рукав колета тому свидетельство! Не вставая с четверенек, Гай метнул во врага обломок своего меча, но тот с поразительной ловкостью увернулся. В руках его снова появились короткие, но смертельно опасные клинки. Тогда Волчий Пасынок прыгнул - из той же распластанной позы, прыгнул точно паук-охотник, с одинаковой силой оттолкнувшись от земли сразу четырьмя конечностями.
  ... Тощий с самого начала боя даже не сделал попытки выхватить оружие. Время, затраченное Волчьим Пасынком на Циксу и Черную, позволило ему сосредоточиться. Он вылепил губами формулу заклинания, взмахнул руками, направляя энергию в хогонова мальчишку. Земля под ногами Канны взорвалась комьями грязи и осколками щебня - как раз в тот момент, когда он попытался прорваться к отступившему еще на шаг Кашлю. Удар Тощего не достиг цели, но свое дело сделал: прыжок черноволосого прервался, его самого изранило каменными отщепами, сбило в сторону.
  ... Кашель глухо крякнул, раздосадованный промахом (ножи предназначавшиеся уранийскому ублюдку, едва не угробили Циксу!), и с силой бросил нож левой рукой. Правая синхронно отправила в короткий полет следующий и тут же нырнула к поясу, выуживая из петли последний, седьмой нож.
  ...Гай упал на камни, сильно ударившись ребрами о какой-то угловатый выступ, покатился было, увлекаемый инерцией, но тут же остановил себя, жестко, вбив скрюченные пальцы в землю, кожа поползла с фаланг клочьями. В мгновение ока он поднялся, но было поздно! - нож, который метнул субтильный, летел в горло и уклониться уже времени не было.
  ...Глаза Кашля вспыхнули триумфальным блеском. Он понял что попал, еще до того, как нож рассек кожу и мышцы черноволосого. Он почуял это, еще даже не выпустив нож из рук. Хороший метатель ножей уже в размахе чувствует, насколько точно полетит его оружие! Последний бросок должен был поставить точку. Он далеко отвел назад руку, намереваясь всадить седьмой нож с такой силой, чтобы он ушел в тело врага по самое навершие...
  И тут в битве наступил коренной перелом.
  Что-то большое, с тяжелым гулом вращаясь в воздухе, прилетело прямо в Кашля, ударило его в грудь и отшвырнуло на несколько шагов, с треском ломая ребра.
  Он упал, поперхнулся, закашлялся - кровью. Нож выпал из стальных пальцев и остался лежать на земле. Кашель обхватил ладонями гладкое, точно ножка девочки топорище, отполированное мозолями Циксы и, повернувшись на бок, застыл, выпустив изо рта тонкую струйку. В глазах у него стремительно темнело, а уши явственно различали скрежет когтей Адского Палача.
  Пользуясь моментом, Канна отпрыгнул в сторону. С пальцев Тощего сорвалась какая-то искра и ушла в пустоту, яркой вспышкой разорвав полусумрак. Волчий Пасынок едва успел отскочить с ее пути. Где-то, шагах в двадцати от сражающихся, со стоном обрушились остатки кирпичной кладки, до поры противившейся губительному воздействию времени. Упав на землю, Гай перекатился через плечо, выдирая из своего предплечья нож субтильного - клинок вошел аккурат поверх стеганого подклада под боевой наруч. Почти угадал в локоть... Кашель не промахнулся. Просто Волчий Пасынок неимоверно быстрым движением успел прикрыть горло рукой... Листовидное острие выпрыгнуло из раны, вдогонку ему плеснула струйка крови. И как раз в это мгновение на Гая обрушилось одноглазое, ревущее чудовище...
  
  ***
  
  ...Увидев, что брошенный топор попал в цель, и одним предателем стало меньше, Цикса издал радостный рев и, рванув из-за пояса кинжал, кинулся на Волчьего Пасынка. Выведенная из строя нога отчаянно мешала ему, однако враг был близко, на расстоянии одного броска. В полете великан распахнул медвежьи объятья и сграбастал уранийца.
  Канна успел перехватить руку с кинжалом, но масса нападающего была столь велика, что, несмотря на свою значительную силу, ураниец не удержался на ногах. Оба повалились на землю. В момент падения Волчий Пасынок жестоким приемом вывернул руку противника, жутко изуродовав ее в кисти. Влажно затрещали рвущиеся ткани. Огромный циклоп заревел от боли. Он закричал еще сильнее, почувствовав, как собственное оружие, все еще сжимаемое искалеченной рукой, прорывает кольчужные звенья и утопает в его боку. Железо было таким холодным.
  Крик оборвался, когда Волчий Пасынок воткнул в шею гиганта метательный нож, залитый собственной кровью.
  
  ***
  
  ...Тощий был в панике. Он видел, как один за другим гибли его товарищи, и это наполнило его сердце страхом. Иллюзия неуязвимости, окутывавшая кровавую четверку, в одночасье рухнула. Они встретили противника гораздо меньше их обеспокоенного тем, что он может погибнуть. И они умирали под его ударами.
  "Они все мертвы! Боги, они все мертвы... Он убил их... Помоги мне Утра, все мертвы... они все..."
  И все же смерть остальных давала ему шанс.
  Ураниец уже был ранен, и сейчас его придавило гигантское тело Циксы. Тощий выхватил меч и, звеняще выкрикнув заклинание, махнул им в сторону Волчьего Пасынка. Однако почти одновременно с этим из-под огромного тела одноглазого силача поднялась рука с судорожно скрюченными пальцами. Чутьем магика Тощий ощутил ореол чужой магии и понял, что его удар своего дела не сделал. Но он и не прошел даром. Враг был, по меньшей мере, ошеломлен, если даже не оглушен или не парализован!
  Он рванулся к упавшим, торопясь расправиться с черноволосым демоном прежде, чем тот выберется из-под придавившего его трупа.
  
  ***
  
  ... Из носа Гая обильно шла кровь. Защитная Руна, второпях выставленная им, лишь смягчила волшбу, брошенную в Волчьего Пасынка, но не отразила ее. Несколько лопнувших в носу и на лице кровеносных сосудов - это он еще легко отделался. Могло бы быть гораздо хуже.
  Тощий был уже рядом. Коротким и нервным движением он отвел назад свой похожий на обломок меч, намереваясь ударом через глаз пробить кости черепа и вышибить из противника мозги. Канна отчаянно напрягся, выгнулся, приподнимая тяжеленную тушу циклопа, подтянул к груди колени и слитным движением мускулов спины и ног, отшвырнул ее прочь. Точно огромный снаряд тело Циксы врезалось в Тощего и опрокинуло его на землю.
  С кошачьей легкостью Гай вскинул себя на ноги и скользнул к врагу.
  Тощий еще барахтался, придавленный мертвым соратником, когда Волчий Пасынок черной тенью склонился над ним. Дуранда серебрила заливавшую его кровь. Ее было предостаточно - как своей, так и чужой. Убийца замер от ужаса, точно кролик, на которого устремил гипнотизирующий взгляд удав. Ему показалось, что отливающие сталью глаза смотрят на него невыносимо долго.
  Но так только показалось... В преддверие смертного часа время просто остановилось, превратив ожидание в пытку. Натура Волчьего Пасынка была начисто лишена всякого драматического начала. Он никогда не заглядывал умирающим врагам в глаза. Это на его взгляд было и опасно и глупо.
  Он просто приблизился и ударил. Кулаком, коротко и жестко. Последнее, что услышал Тощий, прежде чем холодные руки вездесущего Каргаха подхватили его душу, был нестерпимо громкий хруст ломающих костей. Собственная переносица вошла колдуну в мозг. Он умер раньше, чем успел захлебнуться кровью.
  
  ***
  
  Гай встал с колена и двинулся в сторону Орин, бессильно привалившейся к груде какого-то хлама. Женщина сидела в луже собственной крови, быстро увеличивающейся в размерах. Слишком быстро. Она умирала и знала это. Трудно понять, что заставило ее выдохнуть в сторону Канны: "Пожалуйста... нет...". Она ведь даже не почувствовала, как смешной меч Тощего вошел ей аккуратно под левую грудь.
  Гай рывком вынул меч из раны и отошел на шаг. Мертвая, она уже не походила на Рейлу Шин, прозванную Пляшущим Пламенем. Никакого сожаления он не испытывал. Труп некоторое время полусидел, а потом завалился на бок, левая рука мертвой женщины безжизненное разжалась, и из нее выскользнул укрываемый до того серебряный элдорский кинжал. На этот раз он не принес владелице удачи...
  
  ***
  
  Волчий Пасынок подобрал отброшенное Око Мранда-Хуммы и повесил себе на шею. Еще раз оглядел распростершиеся в картинных позах тела.
  Это были опасные люди. Ведь их было всего четверо против него!
  Он осмотрел свою рану и остался доволен - ничего опасного, гладкое лезвие аккуратно рассекло мышцы, не повредив ни вен, ни связок. Через неделю он о ней и не вспомнит. Гай аккуратно отрезал кусок от шарфа Кашля и тщательно перебинтовал рану, следя, чтобы повязка не мешала свободно сгибать и разгибать руку. Покончив с этим, Канна взялся за осмотр трофеев.
  
  ***
  
  - Светает. - обеспокоено произнес авантюрист и наемный убийца Марид аль`Растум, отрывая пристальный взгляд от зубчатой гряды, вырисовывающейся на горизонте.
  До появления солнца было еще достаточно много времени, но розовое тепло уже пятнало верхушки гор, возвещая о грядущем рассвете.
  Обремененный излишней полнотой юноша со связанными за спиной руками отчаянно вздрогнул при этих словах. Он хотел что-то сказать, но с округлившихся было губ сорвался только какой-то придушенный писк.
  - Да, светает. - сам с собой согласился авантюрист. - А нашего общего друга все нет и нет. Сдается мне, мы переоценили его необычные способности.
  - Я... он... нужно еще ждать... - испуганно проскрипел из-под мешка баронет Лобльак, со страху лязгая челюстью.
  Молодой наследник рода Лобльаков справедливо расценил слова аль`Растума как собственный приговор. А умирать ему так не хотелось!
  - Солнце еще не взошло!
  - Увы! - театрально вздохнул Марид. - Мнится мне, нашему общему другу от того, взойдет солнце или нет, уже ни холодно, ни жарко. Мертвым, как известно, все по боку... кроме когтей Дерущего!
  - Гай не мог умереть! - взвизгнул баронет. - Он... он Волчий Пасынок! В прошлом - телохранитель самого Эпитемиуса IV. Нет никого лучше, чем он! Нужно ждать!..
  Двое убийц о чем-то перешепнулись. Один ругнулся вслух, некстати помянув Мрандога. (Это возле этих то руин?!). Видимо воспоминания о достоинствах Волчьих Пасынков действовали на наемников аль`Растума не лучшим образом.
  - Вот Эпитемиуса Бездумного в твоем положении лучше бы и не вспоминать! - притворно вздохнул Марид. - У старика, знаешь ли, было пять сотен таких вот "лучших из лучших". И это не помешало ордам хеггов и хорнитов похоронить его в развалинах собственного дворца. Как видишь, сопливый вьюнош, все в этом мире обманчиво... даже слава Волчьих Пасынков!
  Эти слова привели молодого наследника рода Лобльаков и будущего зятя графа Клопьеса в окончательную панику.
  - Время! Дайте нам еще время! - глухо закричал он из-под закрывающего лицо мешка.
  Это "нам" прозвучало так, словно баронет сейчас лично лазал среди обвалившихся зданий Каоле в поисках Сокровища, способно выкупить его драгоценную дворянскую жизнь.
  Не слушая воплей пленника, Марид аль Растум задумчиво вертел в руках меч Волчьего Пасынка - великолепного качества клинок, отточенный до бритвенной остроты. Этот меч был пока единственной ощутимой выгодой от данного мероприятия. Отведя назад левую руку, Марид встал в позу фехтовальщика и со свистом располосовал воздух несколькими стремительными движениями, сложившимися в очень сложную фехтовальную комбинацию. При том, что разбойник предпочитал пользоваться изогнутыми южными клинками, он был очень хорошо знаком с приемами фехтования Бадагорана, где предпочитали прямые мечи и рапиры. Кстати, именно таким оружием - с прямыми клинками были вооружены спутники аль`Растума (опасаясь предательства, Марид набрал в команду исключительно наемников с запада, не имевших здесь в странах Велены высоких покровителей). Впрочем, с кривой силийской саблей, изогнутым добальтарским мечом, двуручником Гейбории или атагельской рапирой Марид все одно был вдвое опаснее любого из них. До того как начать командовать, оставаясь в стороне от боя, он немало поработал клинком, сражаясь под командой других. Это была хорошая школа, необходимая как для выживания, так и для укрепления авторитета, когда это нужно: с тем, кто смел возразить ему, Марид расправлялся собственноручно - очень эффективно и жестоко, заставляя даже видавших виды душегубов цепенеть от страха.
  Высвистев в воздухе еще одну комбинацию мечом Гая, Марид сделал резкий полуоборот и выпад. Острие мелькнуло, как солнечный зайчик, отброшенный зеркалом, и остановилось в сантиметре мешка на голове Лобльака. Потом меч медленно опустился и ткнулся баронету в грудь, распарывая ткань камзола. Молодой человек от страха не смог издать и звука.
  - Как ты думаешь, сопляк. - наслаждаясь животным страхом своего пленника, пропел аль`Растум. - как много иронии в том, что твою голову отсечет меч собственного телохранителя?
  Затравленный баронет затрясся и икнул.
  Убийца расхохотался, убирая меч.
  - Спокойнее, спокойнее, мой сопливый друг! Даже если наш бравый Волчий Пасынок не вернется с искомым, я не стану тебя убивать. По крайней мере до тех пор, пока не получу выкуп. Надо же как-то оправдать неудачные вложения в эту операцию. Одного меча будет маловато.
  Баронет стоял ни жив, ни мертв.
  - Марид... посмотри сюда! - внезапно окликнул главаря один из арбалетчиков, стоявший ближе к краю холма. - Кажется, мы поторопились хоронить этого уранийского волчонка.
  Марид ухмыльнулся учащенно задышавшему Лобльаку и поспешил на зов. Арбалетчик тыкал пальцем куда-то в сторону развалин мертвого города, слабо вырисовывающихся в предрассветной серой мгле.
  - Ничего не вижу. - раздраженно пробурчал авантюрист, понапрасну щуря глаза.
  - Да вон же! - неопределенно ткнул глазастый арбалетчик.
  - Ладно, подождем. - хмыкнул аль`Растум. - В твоих же интересах надеюсь, что ты не ошибся. Не люблю разочарований.
  Арбалетчик не ошибся.
  От развалин Каоле в сторону облюбованного ими холма тащилась тонкая человеческая фигурка, что-то прижимающая к груди. По мере того, ночь приближалось к своему завершению, а фигурка - к холму, Марид и остальные смогли убедиться, что это действительно Волчий Пасынок.
  Телохранителя мотало из стороны в сторону. Он несколько раз оступался и чуть не падал, едва успевая выставить вперед левую руку и оттолкнуться от земли. Правая рука, казалось, застыла, судорожно притиснув к груди бесформенный сверток. Он выглядел, словно пьяница, тщащийся дотащить до дома запечатанный кувшин с вином.
  - Однако ж и досталось ему, упаси мя Утра. - пробубнил один из Маридовых наемников.
  - Не дойдет. - брякнул в тон ему другой. - Еще несколько шагов, и он свалится. Должно быть, оставил в руинах полбиглона крови.
  - Несет! Несет! Нам удалось! - ликовал третий.
  - Тихо! - осадил всех разом Марид. - Не забывайте, насколько опасен этот парень. Арбалеты наизготовку. Пику к спине сопляка. Всем собраться! Это может быть только уловка. Что-то я не вижу на его теле таких уж опасных ран.
  Канна подошел совсем близко и начал взбираться на холм. Его трясло. Он был бледен как смерть. Засохшая кровь, маской лежавшая на его лице, дергающемся, словно от нервного тика, делала Волчьего Пасынка похожим на демона. Он словно бы ничего и не видел вокруг - двигался бессмысленно и целеустремленно, точно оживший мертвец, восставший по призыву некроманта. Местами колет уранийца был распорот, его кожа все еще казалась влажной от крови, однако, судя по всему, ни одна из этих ран действительно не была смертельно опасной. Впрочем, кто его знает, с чем, с какой напастью мог столкнуться в Каоле этот волчонок. Бывают царапины, которые куда опаснее самых жестоких ран от ударов мечей или кинжалов.
  - Стой! - приказал Марид и, выставив вперед меч, почти упер его в грудь уранийца.
  Гладя на авантюриста пустыми, затуманенными глазами, Волчий Пасынок замер на месте.
  
  ***
  
  Гай послушно остановился в пяти шагах от разбойника
  Приказ Марида он скорее прочел по губам, нежели услышал. Оглушающий грохот пульса и шум бурлящей в жилах крови свирепствовали в ушах, доводя до безумия. Глаза с трудом ворочались в орбитах, конечности тряслись и отказывались повиноваться. Временами короткие спазмы завязывали мышцы в клубки, готовы лопнуть при малейшем движении.
  Он чувствовал, что по его голове с двух сторон молотят огромными и мягкими, словно бы обмотанными тряпками дубинами. Это дикое напряжение, этот таранный натиск крови, убивающий мозг... так не могло больше продолжаться. Сейчас начнут лопаться сосуды. Кровь из носа идет уже давно, и вот-вот она должна будет пойти из ушей и рта. Затем не выдержит чрезмерного прилива мозг. Обильное кровоизлияние и - смерть.
  ...держаться...
  Он покачнулся, но усилием воли удержал себя на ногах.
  Кончики ободранных пальцев тряслись и зудели со страшной силой. Человек менее выдержанный давно бы стер их до самых фаланг, силясь убить этот невыносимый зуд. Но выдержка Волчьего Пасынка могла состязаться в прочности с лучшими стальгородскими клинками.
  ... дер-жать-ся...
  Марид что-то говорил.
  Гай силился услышать его, разобрать слова, но сквозь тяжкие, все учащающиеся удары невидимых дубин не прорывалось ни звука. Тупея, зверея, теряя сознание, он шатнулся вперед на деревянных ногах, едва не насадив себя на выставленный клинок, и протянул главарю разбойников Око Хуммы-Мранда, завернутое в кусок толстой кожи.
  Аль`Растум медленно (о, Кресс, как медленно! Белки глаз Волчьего Пасынка были готовы взорваться внутри черепа!) опустил меч и галдасу, настороженно целящие в грудь Канны. В любой другой ситуации разбойник ни за что не позволил бы телохранителю Лобльака приблизиться к себе так близко. Зная о боевых достоинствах Волчьих Пасынков, Марид не стал бы искушать судьбу, даже будь он закован в сплошную броню, а его противник - гол и наг. Но сейчас ураниец был едва жив. Его всего колотило, точно припадочного, а всегда бледное лицо налилось страшным багрянцем. От выражения спокойной сосредоточенности, маской сковывающей лицевые мускулы Гая, не осталось и следа. Лицо сводила судорога, резкая и неровная, словно нервный тик. Волчьи Пасынки не умели притворяться. И уж тем более лицедействовать столь искусно. Это Марид знал точно.
  Уранийский волк умирал. И последние его силы уходили на то, чтобы отдать выкуп за жизнь баронета. Большего для своего хозяина Волчий Пасынок сделать уже не мог.
  Марид аль`Растум протянул руку и принял у трясущегося Гая вынесенное из Каоле Сокровище. Кожа, в которую оно было завернуто, оказалась такой толстой ("Не иначе, с голенища сапога срезана" - удивился Марид), что ее даже не пришлось разворачивать. Сверток распался сам собой, едва пальцы Волчьего Пасынка перестали его сжимать, и Око демона-жреца Маррака, Проклятого Повелителя Мрака, глянуло на везучего авантюриста. Марид удивился невзрачности талисмана: всего лишь желтый невзрачный кристалл с пузырьком-зрачком, оправленный в вычурно завитую, потемневшую от времени бронзу. Сейчас этот глаз был мертв, ничья воля не будила в нем злобных мстительных по отношению ко всему живому сил, но вскоре!...
  О, вскоре Оку Хуммы найдется работа!
  В охватившем его нетерпеливом волнении, Марид схватил Око за оправу и поднес к лицу, жадно вглядываясь в гуляющие внутри камня дымчатые тени, которые то свивались в неясные символы, то расплывались бесформенными кляксами. Ощущение огромной власти и причастности к космическим силам, исходящие от колдовского камня так захватило его, что всегда осторожный и чуткий разбойник не обратил внимания на темные сморщенные пятна, оставшиеся на коже.
  А ощущение боли пришло слишком поздно...
  Марид внезапно поперхнулся, захрипел и с невнятным криком отбросил от себя драгоценное Око. Таким движением пугливый человек стряхивает с ядовитое насекомое. Он еще попытался что-то сказать, попытался даже схватить одну из галдас, болтавшихся на ременных петлях, но почему-то не успел. Жуткая агония сломала, скрючила гордую спину разбойника, подсекла колени. Корчась в пароксизмах боли, он упал на четвереньки, секунду простоял так, упираясь руками в землю - пальцы вцепились в плотный дерн с такой силой, что из-под сорванных ногтей выступила кровь. Затем, наконец, он упал.
  Оставшиеся семь убийц оцепенели, потрясенные непонятной, внезапной и страшной, словно светопреставление картиной гибели своего вожака. На какое-то мгновение их разум оказался парализован сверхъестественным ужасом, в сравнении с которым блекла даже пограничная со смертью близость Волчьего Пасынка. Этого Гай и ждал.
  С громким гортанным выдохом он тряхнул руками и выбросил накопленную внутри себя энергию Руны. Огромный заряд психокинетической энергии, сконцентрированный Волчьим Пасынком, ударил разом во все стороны, сбивая людей с ног, раскидывая их по сторонам, точно тряпичные куклы. Три, или четыре арбалета успели щелкнуть, но болты ушли неведомо куда. В голове стало пусто. Гай застонал от боли - может быть впервые в жизни. Еще никогда не приходилось ему удерживать в сознании Руну так долго! Мозг едва не лопнул от ментального напряжения и притока крови.
  Внезапная пустота под черепом, пришедшая на смену чудовищному давлению, едва не повзрывавшему все сосуды и капилляры, чуть не убила Волчьего Пасынка. Сердце сбилось с ритма и замерло.
  Однако времени на то, чтобы прийти в себя у него уже не было. Ничего не видя и не слыша, он рванулся к ближайшему врагу. Ноги подвели - мышцы вдруг размякли в кисель, колени предательски подломились. Он потерял равновесие, почувствовал, что падает. Но мозг еще хранил отпечаток реальности, скрывшейся за муторной пеленой. Он помнил, куда надо падать, чтобы достать врага. Гай извернулся, выпростал руки с жадно скрюченными пальцами, упал...
  Прыжок-падение пришелся в пустоту.
  Он промахнулся.
  Волчий Пасынок перекатился через плечо, сильно толкнулся от земли, приподнимая непослушное, словно бы чужое, тело на колено. Что-то больно обожгло его шею, за воротом стало мокро. Зарычав от непривычного, чуждого ему чувства бессильной злобы, Канна сделал нелепое размашистое движение - словно пытался сграбастать весь воздух вокруг себя. Скрюченные пальцы зацепили звенья чьей-то кольчуги. Тут же что-то острое ударило его в бок, вызывая жаркую боль. Гай приподнялся, снизу вверх вслепую ударил туда, где должно было быть горло, вбил скрюченные пальцы в мягкую податливую плоть, жадно рванул на себя...
  Крик, родившийся было в легких несчастного, был скомкан и смят вместе с кадыком и гортанью...
  В глазах несколько прояснилось. Ситуация стала предельно ясна в считанные мгновения. И все это время - осматриваясь, соображая, фиксируя взглядом фигуры врагов - он не переставал двигаться, лишая их возможности перехватить инициативу.
  Выламывая из мертвеющих пальцев кинжал, Волчий Пасынок обнял труп, закрутился с ним, точно в диковинном танце, прикрываясь от вражеского оружия. Арбалетный болт с силой ударил в этот импровизированный щит, заставив Канну пошатнуться. Четырехгранный наконечник пробил покойника насквозь, глубоко рассадил мышцы Гая, но рана была не опаснее прочих. Волчий Пасынок оттолкнул труп в сторону и махнул рукой. Пикинер, поднявшийся было над телом баронета Лобльака, удивленно расширил глаза и, оставив в покое пику, принялся терзать отделанную оленьим рогом рукоять кинжала, внезапно выросшую чуть повыше груди. Даже когда он начал падать, заваливаясь на бок, лицо его сохраняло удивленно-сосредоточенное выражение.
  Гай двинулся вперед. У одного из убийц все еще оставался в руках снаряженный арбалет. На короткий миг он мучительно заколебался, не зная, что предпринять. Приказ аль`Растума был предельно ясен - в случае чего стрелять в баронета, а не в его телохранителя. Но вот этот самый "случай" наступил, а Марид лежит мертвым, в то время, как страшный, белый, словно призрак, ураниец летит прямо к нему, выставив вперед свои когти.
  О, Кресс! Какой баронет?! Убить его! Убить!!!
  Коловорот взводного устройства, провернувшись, освободил тетиву. Арбалет хлопнул, с облегчением распрямляя туго сведенные стальные рога. Волчий Пасынок был так близок, что промахнуться было никак невозможно. Увесистый железный дрот, при попадании способный крушить кости, точно тонкие хворостины, должен был расколоть грудную клетку этого белолицего берсерка...
  Но когда меловое лицо Канны оказалось так близко, что заслонило для разбойника весь мир, он понял, что что-то пошло не так.
  Неужели я промахнулся?
  Эта мысль была последней. Какая-то недоуменная и обиженная, она еще продолжала пульсировать в голове даже после того, как из глаз Волчьего Пасынка прянули вперед стальные молнии, и шейные позвонки оглушительно громко треснули, отзываясь на резкое движение ладоней.
  Разряженный арбалет перекочевал в руки Канны. Он развернулся и, подняв его, встретил атаку двух других убийц, успевших опомниться и взяться за мечи. Еще один противник, сильно оглушенный ударом волшбы, слабо возился на земле шагах в пяти от них, а четвертый, последний, пятился с отвешенной челюстью и глазами, выпученными в поллица, даже не помышляя о сопротивлении... вид у него был жалкий и умоляющий. Взмахом тяжелого орудия, словно дубиной, Гай отбил первый меч. Тетива, не выдержав сотрясения, лопнула с глухим неприятным звуком, стеганув по воздуху освободившимися концами. Усиленный стальными пластинами лук яростно дернулся, разгибая сведенные рога, и деревянное ложе едва не вырвалось из ладоней Волчьего Пасынка. Гай лягнул ближайшего противника в живот. Тот отлетел, переломился пополам, но меча не выпустил. Второй ударил сверху-сбоку, наискось. Промахнулся, ударил снова. Меч отскочил от арбалетного ложа. Убийца шатнулся назад, чтобы выдержать дистанцию и рубануть еще раз, по широкой дуге, но ураниец словно зеркальное отражение повторил его движение и оказался вдруг совсем-совсем рядом.
  - О, Утра...!
  Крику сопутствовал страшный звук, с каким арбалетный рог прорвал и звенья кольчуги, и брюшину и глубоко вошел в живот убийцы, словно крестьянская мотыга в рыхлый дерн. Чтобы вырвать свое оружие Волчьему Пасынку пришлось так сильно напрячь мускулы, что плечи обдало жаром. Кровь обильно текла из многочисленных ран - как новых, так и полученных в драке с опасной четверкой в Каоле - Гай чувствовал, что слабеет. Надо было торопиться. Торопиться!
  Волчий Пасынок уклонился от неловкого выпада второго мечника, махнул перед собой арбалетом, разбрызгивая капли крови и ошметки, вывороченные из нутра убитого. Убийца был вынужден отступить. Следующий удар он попытался парировать. Арбалет и меч хрястнули друг о друга. Тяжелое, неправильной формы оружие со смещенным центром тяжести, да еще и направленное более сильными руками, дернуло меч, выворачивая рукоять из кулака, но человек Марида цепко держал свое оружие. Даже слишком цепко. Кожа запястья вздулась волдырем, натянулась и лопнула, обнажив белую кость. Крепкая мозолистая кисть смялась в тряпочку. Меч упал на землю. Убийца открыл рот, чтобы закричать, но вместо крика из него вместе с зубами и кровавым крошевом вылетел арбалетный рог, насквозь пробивший череп с темени.
  Боковым зрением Канна зацепил опасное движение сбоку. Времени на то, чтобы вырвать арбалет или подхватить выроненный врагом меч уже не было. Он выпустил приклад арбалета, сильно оттолкнулся ногами и прыгнул, выворачиваясь в воздухе, точно кошка, которой надо непременно приземлиться на четыре лапы.
  Цонг! Цонг! Цонг!
  Галдаса Марида, подобранная полуоглушенным убийцей с его трупа, звонко разрядилась. Одна из стальных игл содрала кусочек кожи с виска Гая, две другие ушли в пустоту. Боль была острая, ослепляющая, он едва не вырубился прямо в полете, но все же превозмог ее. Волчий Пасынок тяжело упал на труп Марида, тут же вскочил, отбил неуклюжий удар гномьего самострела, направленный ему в череп и сунул кулаком в челюсть врага, опрокидывая его на спину. Убийца завозился, отползая в сторону, но было уже поздно - Гай рывком сорвал с тела аль`Растума второй самострел.
  ... целиться из галдасы - занятие не самое легкое. И точность, и дальность, и пробивная мощь этого небольшого, компактного и легкого оружия сильно уступает даже далеко не самым лучшим арбалетам. Пожалуй, охотничьи самострелы-мерканы, какими пользуются звероловы на Севере, в лесах Хейбадора и Бадогорана, и то бьют сильнее и дальше, пусть и рассчитаны на мелкую дичь. Галдасы создавались гноммами для тесных рукопашных схваток в закрытых помещениях, в коридорах родных пещер - чтобы с трех-четырех шагов, и в лицо не подозревающему противнику. Попасть в движущуюся на расстоянии мишень из такого оружия было крайне трудно...
  ... Волчий Пасынок уверенно выцелил последнего, уже не пятящегося, но бегущего, сломя голову, человека Марида и хладнокровно всадил в него две стальных иглы: одну в затылок, другую на пол-ладони ниже. Убедившись, что выстрелы попали в цель, и убийца закрутился на одной ноге, отплясывая свой последний танец, Гай хладнокровно перевел трубку, из которой вылетали иглы, на лежащего противника, и нажал на крючок, освобождавший пружинный механизм.
  И стало тихо.
  Так тихо, что, пожалуй, если затаить дыхание, можно было бы даже услышать крылья Черного Курьера Смерти.
  А впрочем, нет. Нельзя. Всем известно, что черные крылья Каргаха может услышать только умирающий. А умирающих тут уже не было. Два или три тела еще содрогались в агонии, но то были только агонизирующие оболочки, души их уже давно отлетели и теперь надрывались в объятьях Хогона. Канна же и молодой баронет Лобльак, несмотря на полторы дюжину кровоточащих ран первого и синяки да шишки второго, умирать ничуть не собирались. Разве что баронет - от страха.
  - Все кончено, господин. - произнес Волчий Пасынок, оттирая кровь с виска.
  С предплечья сбежала тонкая струйка и запачкала лицо еще более. Гай механически принялся тереть скулу. Болтающийся кусочек кожи мешал ему. Пришлось оторвать.
  - Все мертвы. Вам никто больше не угрожает.
  Баронет поднял трясущиеся связанные спереди руки и неловко стянул с головы мешок. Открылось бледное рыхлое лицо, густо усыпанное угрями. Под правым глазом Лобльака красовался роскошный фиолетово-лиловый синяк, поставленный твердой рукой ныне покойного Марида.
  Баронет медленно осмотрелся по сторонам. Открывшееся его глазам зрелище - почти десяток скрюченных, окровавленных, распростершихся в нелепых позах человеческих тел - произвело на молодого дворянина пренеприятнейшее впечатление. Он побледнел еще больше, издал горлом неприятный спазматический звук.
  - Мертвы, господин. - поспешил успокоить его Гай. - Все как один.
  Лобльак отшатнулся. Взгляд его заметался по сторонам, силясь остановиться на чем-то менее страшном...
  ... смятое, вырванное с кадыком горло...
  ... менее отвратительном...
  ... синюшное лицо, уткнувшееся в лужу подсыхающей пены...
  ... кровавом ...
  ... развороченное нутро, выпроставшее наружу свое содержимое...
  ... диком...
  ... арбалет, пробивший череп и, точно кайло, вышедший наружу через рот...
  Его вывернуло.
  Рвало долго и мучительно. Прямо на собственные штаны.
  Гай заткнулся и решил подождать, пока баронет успокоится сам.
  
  ***
  
  - Постой. - успокоившийся и, по мере возможностей, очищенный от нечистот, баронет Лобльак замер в неуклюжей позе - с ногой вдетой в стремя одной из лошадей, доставшихся им от разбойников аль`Растума. - А как же мой выкуп? Этот самый Глаз Хуммы... Ведь ты принес его? Я слышал это! Или ты пытался обмануть их?
  - Нет. - Волчий Пасынок убрал узел наложенной на шею повязки под кольчугу так, чтобы он не щекотал шею. - Я не мог их обмануть. От этого зависела ваша жизнь. Я не мог так сильно рисковать ею. Око Хуммы-Мранда было частью моего плана по вашему спасению.
  - Но ты, несмотря на это рискнул! Как ты мог?! Да знаешь ли ты... - вспылил баронет.
  - Риск был минимален. - холодно возразил ураниец. - Главарь выходил из строя де... как это будет на вашем языке?.. де... де... деморализуя - (он произнес слово по-уранийски, надеясь, что баронет поймет) - остальных. На моей стороне была внезапность и возможность атаковать во всех направлениях. Если б ситуация была менее выгодной, я, может, и не стал бы пытаться решить дело силой. Но у меня не было никакой уверенности в том, что разбойники отпустят вас. Этот Марид показал себя... нелогичным. Я не мог ему доверять.
  - Тебя могли убить! - голос баронета сорвался на визг.
  После всего пережитого истерика трепала его нервы, как неумелая арфистка струны своего инструмента.
  - Что бы тогда было со мной?! Мы оба бы погибли!
  Гай на какое-то время задумался. Затем он ответил. Вид при этом у Волчьего Пасынка был самый, что ни на есть сосредоточенный.
  - Я не мог погибнуть раньше, чем будет сделано все для спасения жизни моего подопечного. Это исключено! Просто... невозможно. Кроме того, если даже допустить возможность того, что я был бы убит, - (на мгновение он замолк и сморщился, видимо, пытаясь уложить в воображении такую возможность) - у похитителей исчез бы мотив убивать вас. Они постарались бы взять выкуп с вашего отца и будущего тестя. Без всяких помех. Марид говорил об этом.
  - Хорошо. - сказал баронет.
  В тоне его сквозило напряжение. Чувствовалось, что он пытается успокоить сам себя, заглушить противную внутреннюю дрожь криком.
  - Хорошо... хорошо-хорошо! Да! Ты прав! Ты все сделал правильно. Но Око! Где оно? Ты ведь принес его?
  - Око. - повторил Гай.
  И спешился.
  - Да! Глаз! Око Хуммы! Подай его мне! - юный Лобльак даже подпрыгнул в седле от нетерпения. - Скорее!
  Волчий Пасынок сделал несколько шагов и остановился у тела Марида аль`Растума. Упершись носком сапога в плечо, он перевернул труп со страшно искаженным в агонии лицом, и присел, выискивая глазами затерявшийся в спутавшейся траве амулет. Око Хуммы-Мранда нашлось почти сразу. Гай осторожно подцепил его лезвием вернувшегося к нему стилета и высоко поднял. Кристалл в оправе, потемневшей и уже местами начавшей крошиться от действия яда мантикоры, закачался перед лицом уранийца. Сокровище Каоле. Амулет-убийца, позволяющий наслать неотвратимую смерть на любое живое существо. Затаившийся в кристалле Рок, от которого защитить не сумеет никто. Даже лучший из Волчьих Пасынков.
  Гай смотрел на Око, словно загипнотизированный, не слыша настойчивых воплей молодого Лобльака. У него мучительно болела голова, но это вовсе не было воздействие Руны.
  Канне уже довелось пережить смерть императора Урануса, которого денно и нощно охраняли 500 Волчьих Пасынков. Он лично потерял одного подопечного, столкнувшись с силой, превышающей все возможности Волчьего Пасынка. И он почему-то до сих пор оставался в живых. Это было недопустимо. Это не укладывалось в голове!... Подопечный не может погибнуть пока Волчий Пасынок способен сражаться! Это была истина Казарм, где выращивали таких, как он...
  И теперь в его руках оружие, от которого, случись что, нет никакой защиты. Оружие, путь которого может быть неисповедим. Сейчас им будет владеть Лобльак, но что будет потом?
  ... а он не сможет защитить... нельзя защитить от Рока.
  Волчий Пасынок поднял голову и отрешенно взглянул в сторону мертвого города. В этих руинах уже нашли свою смерть десятки убийц и бандитов - причем из числа лучших представителей этого отребья. Десятки таких, каких убивал и он сам, выполняя единственную работу, которой был научен - защищать. И если бы все осталось, как прежде, завтра сюда пришли бы еще десятки. И, может быть, кто-то из них, сложив голову здесь, уже не смог бы встретиться с ним, когда он будет оберегать очередного подопечного.
  ... если бы только все оставалось, как было...
  Гай принял решение.
  Он аккуратно опустил Око Хуммы на пряжку ремня Марида аль`Растума, подобрал валяющийся в стороне меч и, держась подальше, прикрывая лицо ладонью, с размаху ударил плашмя по кристаллу. Раздался скрежещущий звук.
  И все.
  Древний артефакт погиб без всяких мистических фейерверков. Просто лопнул, рассыпавшись на множество мелких осколков. Единственным громким звуком, раздавшийся при уничтожении бесценного Сокровища Каоле, был протестующий вопль баронета.
  - Что ты наделал?! Что ты наделал, идиот?! Дурак! Кретин! Уранийский дебил!
  Лобльак брызгал слюной и визжал, как поросенок, которого тащат под нож мясника. Канна отбросил чужой меч и медленно повернулся к нему. В тяжелом взгляде Волчьего Пасынка блестела обнаженная сталь. Столкнувшись с ним, молодой наследник баронской короны древнего и славного рода Лобльаков разом исчерпал обильный запас проклятий и ругательств и заткнулся.
  Волчий Пасынок повел плечами, покрутил шеей, словно пловец разминающийся перед броском в воду. Притихший баронет следил за его приготовлениями непонимающим взглядом, нервно дергая нижней губой.
  Гай еще раз взвесил в уме свой план, и губы его сами сделали до сих пор непривычное движение, именуемой "улыбкой". Он хорошо придумал. Хагену бы это понравилось! Конечно, понравилось бы.
  Он, вне всякого сомнения, принял правильное решение перед тем, как выти из логова Чудовища Каоле!.. Он в мельчайших деталях вспомнил, как
  
  ***
  
  ... щенок Чудовища хрипло зарычал и, ляскнув зубами, попытался укусить его. Канна резво отдернул ногу и челюсти маленького гаденыша схватили пустоту. Толстый, неуклюжий и неповоротливый на вид щенок двигался неестественно быстро для такой молодой особи. Насколько же проворным должно было быть взрослое Чудовище?!
  Должно быть именно в этом, в феноменальной быстроте, и крылась неуязвимость грозного стража Сокровища Каоле.
  Рыцарю, чьи останки Гай обнаружил неподалеку от входа, видать просто невероятно посчастливилось в том, что он сумел поймать волка-переростка на копье во время прыжка. Скорость твари могла лишить его малейшего шанса. Дальнейшая гибель рыцаря была закономерной. Используя такой охотничий прием, предпочтительнее иметь крепкую рогатину, а не копье. Впрочем, могло бы сгодится и копье, будь на нем специальная перекладина, не позволяющая зверю опрокинуть охотника, навалившись на него всей массой. Увы, копье рыцаря такой перекладины не имело - обычная пехотная пика с широким кинжалообразным лезвием...
  Гай легко толкнул щенка носком сапога в мохнатое плечо. Тот обиженно тявкнул и завалился на бок. Мать надрывно заворчала, заелозила на камнях, силясь добраться до обидчика, но сделать этого достаточно быстро не смогла. Она слишком ослабела от потери крови. Волчий Пасынок отступил на несколько шагов и снова оказался вне досягаемости огромных, ужасающих даже на вид клыков. Сокровище было у него в руках, и ни Чудовище, ни его щенок не смогли бы помешать Канне спокойно выйти из храма демонопоклонников. Ему мешало что-то другое. Что-то тревожно ворочающееся внутри.
  Неясное желание, смутная потребность... что-то невыразительное и непонятное зрело в мозгу Волчьего Пасынка, и это что-то надо было выполнить, потому что так - было правильно.
  Гай искренне ненавидел моменты, когда на него нисходило такое состояние. Не умея толком разобраться в себе в своих желаниях, он сразу терялся, и иногда даже совершал непоследовательные, нелогичные поступки, какие бы не совершил ни один Волчий Пасынок, выпестованный в Казармах-Лабараториях. Причем часто такие поступки влекли за собой последствия, в которых не было ничего хорошего. Это были поступки, продиктованные желаниями, а не разумом. У других людей на их счет имелось свое мнение - они поступали, руководствуясь любовью, коварством, дружбой, алчностью, благородством... Гай же был куда более дисциплинирован в желаниях. Эмоции и чисто человеческие потребности (владеть, обладать, властвовать, любить) не могли влиять на принимаемые им решения. Но иногда... собственно, в этом "иногда" все и заключалось... Время делало свое дело. Против желания, он становился Человеком в большей степени, чем Пасынком Крылатого Волка.
  Иначе что могло помешать Канне просто растоптать и выбросить из головы эти непонятные, подстрекающие к нелогичным поступкам желания? Кроме того, Хаген Бурелом - единственный настоящий друг Волчьего Пасынка - как-то сказал, что Канна должен слушаться таких желаний, потому что в них проявляется вытравленная из него человечность. Слова могучего борийца всегда были для Гая истиной в последней инстанции. И он прилежно слушался...
  В любом другом случае Гай предпочел бы уничтожить и Чудовище, и его отродье.
  Если бы только это не были волки.
  Крылатый Волк был символом имперской семьи Урануса. Эмблемой Эбенового престола, главным штандартом имперской армии и личным тотемом гвардии императора. Волк был также одной из эманаций Кресса - покровителя наемных убийц - единственного божества, упоминание которого было разрешено в Казармах-Лабараториях. (Меньше всего вреда императору может принести тот, кто убит - таков был негласный девиз Волчьих Пасынков). Наконец, серые хищники были братьями Гай по крови. И в прямом, и в переносном смысле.
  Канне не раз приходилось встречаться с волками, но никогда - убивать их. Как раз наоборот - волкам случалось спасать жизнь ему и его друзьям. Он вспомнил Охоту герцога Малина и невольно осклабился, вновь испытав потрясающее, полное животного триумфа чувство, с каким вожак ведет в бой свою серую стаю. На мгновение ему даже почудилось, будто он снова улавливает ноздрями пьянящий аромат человеческого страха, источаемый мечущимися, обречено вопящими Егерями герцога.
  Гай перевел взгляд на Чудовище. Огромный волк-мутант упорно полз к нему. "Слеза Дуранды" едва тлела, но глаза Волчьего Пасынка уже достаточно хорошо приспособились к темноте, и он разглядел тянущийся за Чудовищем черный, влажно блестящий след.
  Повинуясь неожиданному импульсу, Канна провел ладонью по острию своего меча, безжалостно распарывая кожу. Мгновенно появившаяся кровь казалась такой же черной и также влажно серебрилась во мраке. Волчий Пасынок встряхнул рукой, разбрызгивая тяжелые капли в разные стороны, и осторожно приблизился к Чудовищу. Громадные клыки угрожающе взблеснули. Гай присел и протянул руку к самой морде исполина. Черные ноздри зверя с трепетом втянули воздух. Канна напрягся, готовый в мгновение ока отскочить назад, если только мутант попытается укусить его. Чудовище не пыталось. Животное нюхало кровь и дышало при этом тяжело и смрадно. Гай тоже принюхался. В дыхании Чудовища - тяжелом, удушливом смраде плотоядного зверя - не чувствовалось запаха крови. Значит, внутреннего кровотечения не было. У Чудовища, пожалуй, был бы шанс выжить, если только раны не загноятся. Однако это ему, учитывая обломок копья, торчащий из бока, было обеспечено.
  Гай медленно водил раскрытой ладонью перед мордой Чудовища. Жуткий волк внимательно наблюдал за человеком своими большими темными глазами. Щенок шебуршал камнями где-то позади.
  Канна издал горлом низкий клокочущий звук, вполне способный сойти за рычание. Чудовище глухо рыкнуло в ответ. Большой влажный и мягкий язык вывалился из страшной пасти и осторожно лизнул кровоточащую руку. Гай неумело улыбнулся. Чудовище признало в нем волка.
  - Я помогу тебе, сестра. - тихо произнес Волчий Пасынок.
  Он протянул руку и осторожно обхватил липкий от сукровицы обломок копья, торчащий из раны. Чудовище дрогнуло и ощутимо напряглось.
  - Я помогу тебе...
  Человеческий выдох и болезненный стон волка слились воедино, когда Канна резко рванул обломок на себя. Кровь скупо плеснула вслед. Гай осторожно оторвал кусок от своей рубашки и несколько раз аккуратно приложил его к ране, пока ткань не пропиталась насквозь. Затем он осторожно раздвинул вокруг нее мокрую, неприятно пахнущую шерсть. Чудовище задышало часто-часто.
  - Ты выживешь, сестра. - произнес Гай.
  Слова, произнесенные изменившейся глоткой, прозвучали как-то странно и архаично.
  Затем он приник ртом к кровоточащему отверстию в мохнатом боку монстра.
  Волчья слюна - единственное целебное средство, которое сейчас было доступно Пасынку...
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  ... Так оно все и было.
  А сейчас побелевший, раскрывший рот от потрясения, баронет затравленно смотрел расширившимися глазами на то, как выгибается в немыслимом танце тело его телохранителя, меняя свои очертания. Как вытягиваются тяжелые челюсти, сверкая белизной клыков. Как скрючиваются руки, оборачиваясь мускулистыми лапами. Как темная густая шерсть стремительно набегает на человеческое лицо, скрывая его под жуткой маской оборотня.
  Огромный черный волк, хрипло урча, набросился на тела людей, дерзнувших покуситься на тайну мертвого города, и принялся рвать их, разбрасывая клочья плоти по сторонам. Это не было пиршество оборотня. Волчий Пасынок создавал продолжение легенды о Сокровище и Чудовище Каоле.
  ... Он неплохо придумал. Легенда сохранится еще на несколько лет, на протяжении которых оправившееся от ран Чудовище и его подросший детеныш будут безжалостно рвать головорезов, алчущих Сокровища. Но Волчий Пасынок не знал, что судьба жестоко посмеется над ним, и что с первым, кто поддастся на его уловку, ему еще предстоит столкнуться на тесной улице, над окровавленным телом человека, ставшего другом...
  
  
  Конец
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"