Так прочно пришивается только шов ко шву. Не спасут ни бумажки, ни камни - золото станет чернее осенней грязи. Дьявол завистливой сыпью обрастёт от того, как хочется достать душу из бездушия, вытянуть из кожи и подарить себе. От нежности рвёт похлеще, чем от проклятий и вирусов. Потом смотришь, и тебя уже обрядили тяжёлыми звеньями, сковали панцирем, подёргали мизинцем за кончики застывших в немой бесконечности шестерёнок-косточек и пропали без вести. И как после этого не любить? На деле ни слияния разумов, ни соития. Для чего бесчинствовать, если намертво близко сляпанный не станет протягивать руки в животрепещущем страхе уйти на дно вместе. Не увидит, когда будешь тонуть. Как пытаться догнать великое и ужасное, продолжая бежать на месте. Как в сотый раз упустить важность драгоценного момента. Как наглядеться на вывернутую, вздёрнутую к адскому небу шкуру и захлебнуться в играх сумасшедшей тени, пока маленький, полюбившийся призрак возводит виселицу для безответно исполосованного. Но самый опасный зверь тот, который загнан любовью в угол. Я могу разделать твоё сердце без скальпеля, не обнажая его. А какую боль ты вытворишь из моей души, теми красками и изрыгнусь на белую стену.