Аннотация: это эссе про оживший город, город, поглотивший жизнь и движение, город, столь любимый мною, город, поглотивший и меня... это эссе про Питер...
Город
Земля была пуста и глуха. Людей не было. Были лишь воздух, земля, вода и солнце. Затем появилась Жизнь. Потом - Смерть... Цивилизация и Город... Город долго существовал неразумной жизнью, впитывая бездумно силу и эмоции людей, обитающих в границах его владений... Вскоре Сила переполнила Его, и ОН захватил власть над уже опустошенными душами.
Город был еще молод и весел; он решил поиграть со своими подопечными, сделав марионетками на сцене иллюзорного кукольного театра, под названием мир. Он воззвал к своим верным слугам: "Бегите все на зов! На лов! На перекрестки улиц лунных". Вначале им (жителям) это понравилось. Весь Город заполнился голосами: "мужскими - крикливыми" и "женскими - струнными". И толпа - "пестрошерстая быстрая кошка" - поплыла - поплыла, "изгибаясь, дверями влекома". Укрывшая их "плащами мгла" была тепла и нежна по отношению к ним... Плыви себе по ее течению. А она все решит за тебя сама...
Но городу надоела и эта затея. Он повзрослел, и круг его интересов стал шире, развлечения - изощреннее. Он кинул людей, вещей, солнц и лун бесконечное множество - в общую кучу- яму, хорошенько перемешал и слепил новые. Вот только незадача: слепить- то слепил, а форму придать забыл, да и теста много осталось. С тех пор и разошлись по его пустым просторам (пока пустым) бесчисленные носы - глаза-уши-очки-солнца-луны в поисках своего места в этом враждебном мире.
Но... не нашли... И заплясали "огненные бедра проститутки площадной". "И на башне колокольной в гулкий пляс и медный зык кажет колокол раздольный окровавленный язык". Мир нечаянно перевернулся, все изменило свои исконные позиции и не заметило этого. Вещи и люди окончательно слились воедино, став безликой толпой. И "ощетинила ножки стоглавая вошь", под названием толпа. Началось дикое, безумное празднество пьяного мира - сумеречный карнавал- маскарад, где маски уже давно слились воедино со своими хозяевами...Люди, обуреваемые необоримым желанием веселиться, кинулись на зов. "Таинственная пошлость", как очередная маска пустоты, наполнила их души. День окончательно поблек, "изящный и невинный ", уступив место сумраку.
Да и сам город приоделся; подумал немного, да и решил надеть маску извечного и "таинственно пошлого" Зла в облики Змия, не побежденного исконным защитником Добра - Петром. "И если лик свободы явлен, то прежде явлен лик змеи, и не один сустав не сдавлен сверкнувших колец чешуи". Воздух окончательно пропитался мерзостью и грязью мира, превратившегося во вселенский публичный дом, где "ночь излюбилась, похабна и пьяна" и "лысый фонарь сладострастно снимает с улицы черный чулок". Началось торжество похоти и разврата - бесконечная игра отражений и мерцаний, переплетений в сладострастном танце колец, лун, людей. И понеслось отраженье в черной воде, живя уже своей полуразумной жизнью, не зависящей от людей. Заплясало пламя, уже не управляемое людьми. Город замкнулся цепью отражений как игрой света-тени, их безумного танца. Эти отражения поглотили саму основу жизни: звуки, движения, запахи. "Песни воды и хрипящие звуки тут же вблизи расплылись в хаос... Барка жизни встала".
Само пространство начало судорожно сужаться, краски слились воедино. Город превратился в пятно - нагромождение красок сумасшедшего художника, который "сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; показал на блюде студня косые скулы океана ". В этом пространстве не осталось даже пустоты, оно бесконечно сжато. И это и без того тесное пространство разделилось на ячейки - "крохотные, сосущие светами адки". В свою очередь "адки" наполнились "ветром колючим", воем, "женским визгом, детским плачем", "воем трубы" и... кровью. Этот карнавал неожиданно преобразился в кровавую и бессмысленную игру, где удел человека- боль, страдания и ... смерть... "А там, под вывеской, где Сельди из Керчи - сбитый старикашка шарил очки и заплакал, когда в вечереющем смерче трамвай с разбега взметнул зрачки".
А празднество продолжалось: толпа не заметила покинувшего ее ряды и погибшего... Она настолько слепа и глуха, что не ощущает, "что скоро пробьет последний час". Она пьяна "тягостной свободой", по-звериному дика и безумно весела... Она бежит во мглу. Ее "девы слепы, у юношей безогнен взор". И над всем этим действом "в полях однозвучно хохочет Невидимка - и разбрасывает пыль". Поддавшись безумию, толпа убивает себя, "в себя вонзая нож". Даже это хаотичное движение замирает навеки... Звук поглощен. Танец остановлен. "Мы завоеваны". Мы сами "порвали мир и себя" .
Небольшая рецензия.
Город как проявление цивилизации, конечной точки развития, часть мирового сообщества, все ячейки которого абсолютно одинаковы, окончательное преображение естества - жизни в искусственность - смерть явлен нам. Именно он захватывает власть над нами. Мы же позорно бежим, убивая себя, прекращая сопротивление как таковое. Мы становимся ячейкой цивилизации, в которой все люди одинаковы и едины. Посредственность поощряется. Индивидуализм запрещается. Развитие исчерпало себя, достигнув якобы своей высшей точки. То, о чем писал еще Салтыков-Щедрин в "Истории одного города" свершилось: "оно" пришло и время остановило свое мерное течение.