Без малейшего сопротивления я позволила вывести себя из здания.
Теперь только б дождаться, пока Сергей с ментурой отстанут со своими допросами, или что у них там по плану...
Странно, что не видать ни одного. И машина одна на весь двор - чёрная Серёгина "Мицубиши Лансер". Ну раздолбай, ничему-то тебя жизнь не учит... И в тот раз тоже в одиночку меня брать пришёл. А сейчас и наручники не взял. Надеешься на сотрясение и т.д.? Надейся. Тебя уже, считай, нет. Да не трону, не трону. Остальных тоже нет. Никто уже не помешает. Не остановит. Не догонит. Лети, моя душа... Не оставайся... Побыстрей бы формальности ваши закончились... Чтобы сосредоточиться... У меня получится. Просто должно. Притяженья больше нет...
Проклятое солнце... Хоть бы стёкла затонировал, что ли. И очки нигде не валяются. Ну и ладно.
Я откинулась, закрыла глаза. От особо злостного потока лучей слева защитил капюшон. И этого хмыря заодно не видать, всё польза.
- Разбуди, когда приедем.
Ноль реакции.
Как и на звонок.
Похож на мой. Но телефон не мой точно. Мой, видимо, где-то к вещдокам приобщённый...
Невольно покосилась на Сергея. Да возьми ж ты трубку, статуй... О, наконец-то.
- Да, Тём? Да нет, близко... А что? Что-о?! Ну, мудачьё! Нет, не звони. Не надо звонить, я сказал! Я сам. Стой там, уже еду.
При всём желании сохранить невозмутимость (после удара головой о стекло на вираже) не вышло.
- Т-твою мать, Шумахер! Кто тебе права продал?!
Ноль реакции. Лишь набирает лихорадочно номер. Закусил губу. Матерясь, набрал ещё номер. Опять безответно. Швырнул телефон на приборную панель.
Ещё поворот. Солнце теперь сзади. Можно безболезненно поднять глаза и...
ЧТО?!
Знакомая эстакада - на фоне отдалённых очертаний очистных. В полсотне метров за ней ещё поворот и...
- Тормози, кретин! Не впишешься же!
Вписался. Чудом. Оставив на стеле с эмблемой "НовоивЗИП"
(это судьба)
добрую половину краски с крыла.
Вся надежда на то, что в субботу к вечеру в управе даже трудоголиков не должно остаться. Если на подъезде окажется хотя бы пара встречных... Так даже под кайфом не водят. Пожар там, что ли?
Машин не оказалось ни на дороге, ни на забитой обычно стоянке. Так что Сергей сбросил скорость в последний момент. Точненько перед главным входом. Не хуже шаховского водителя. От визга тормозов заныли зубы и челюсти. Обратно на дисках поедешь, бездарь.
Однако. Бросить опасную преступницу вот так - в машине нараспашку? Даже не рявкнув для формы: "Сидеть здесь!"?
Странно.
Странно в с ё.
А самое странное - не слыхать моей зверушки, правильно Тиг сказал. Поля нет как не было.
Вот это жаль. Как бы дотянуть его до холла, или где там Сергей... Чуть-чуть бы придержать. Пока не доберусь, а там уже... Только бы добраться...
У иномарок - свои недостатки. С этих кресел вставать - как из гамака, особенно в моём состоянии... Завалилась обратно раз, и другой. С третьей попытки, вложив в рывок все силы, выбралась-таки наружу. Будь это джип с их высокими подножками - точно б грохнулась.
Постояла, держась за открытую дверь. Хорошо в бинтах, совсем не горячо. Середина марта - а солнце бешеное по-летнему, тучи оттянуло за гору, на бампере, наверное, хоть мясо жарь. А может, и нет. Прохладно-то не по-летнему, хоть и ветра нет... или это мне так...
Как смогла, закуталась плотнее в разрезанное платье. Зря я это на ступеньках, один раз уже здесь навернулась... Хотя... тогда-то на шпильках, а сейчас...
Надо же, а... Лишь сейчас заметила, что босиком.
Не почувствовала. Увидела.
Да по фиг.
Остатки равновесия донесла-таки до двери. Забинтованные ладони глухо шлёпнули по тонированному, цвета морской воды на глубине, стеклу. Так... кажется, стою. Интересно, если передвинуть руки выше, чтоб отсечь свет - может, хоть что-нибудь рассмотрю?
Отвлекла новая мысль. Почему никто не выходит? Снаружи стёкла зеркальные - но изнутри-то видно. День не будний, мало ли кто шастает - да и вообще, после нашей вылазки... вернее, влазки...
Даже на стук никто не вышел.
Не на этих ли нерадивых ругался Сергей?
О'кей. Тогда войду я.
Если, конечно, справлюсь с доводчиком. Я и в нормальном-то состоянии эту дверь могла открыть только от себя. Т.е. изнутри.
Открыла с пятого рывка. Точнее - приоткрыла. Только и успела закинуть себя в проём, как дверь на возврате ударила всей массой. Слабей, чем ожидалось - но с ног сшибла.
Первое, что я увидела, поднявшись на колени - пустую будку КПП. Дверь закрыта, но будка целиком стеклянная - и вся на просвет.
Что-то там ещё... отсюда, с пола, не видно. Надо встать, перенести центр опоры на столик перед окошечком... только осторожно...
Дотянулась до ручки двери.
Закрыта.
Готова спорить - не заперли. Сама захлопнулась.
Что-то заставило дежурных покинуть пост. Сразу всех, что само по себе - из ряда вон.
ЧП? Тогда почему так тихо в здании?
А куда делся Сергей? Как понял, куда идти?
Не здесь ли его ждал Тёма?
Внутри на столике - журнал регистрации посетителей. Видимо - свеженачатый, не разломленный ещё как следует. Упавшая на место обложка прикрывает что-то.
Чтобы рассмотреть это что-то, надо его вытащить. А прежде ещё дотянуться - и не потерять сознание от усилий. Ну бестолковки, кобуру, что ль, бросили... Или...
Или.
Радиотрубка. Даже пикает.
Куда ж они сорвались, что и отбой не дали? И почему с собой не взя...
Секунду я тупо смотрела на четыре цифры на дисплее.
Медленно, не стукнув, положила трубку у окошечка. Так и держа глазами цифры.
8 5 1 4
Номер приёмной офиса Љ219.
Всегда презрительно фыркала, когда в кино преступники оправдывались: "Ей-богу, сам не помню, как я это сделал. Не в себе, видно, был". А теперь вот, осознав себя стоящей перед нужной дверью, куда неведомо как добралась по лестнице, скользкой, мраморной, рискуя двадцать раз навернуться через безобразно низкие перила, вяло подумала - надо же, не отмазки, бывает.
Офис запечатывали от души - и лентами, на западный манер, и печатью на ниточке. Судя по следам клея на светло-ореховой поверхности. Но лент больше нет - одни клочки на полу. И срывали их в спешке. В неистовстве. Один обрывок повис даже на ветке мясного деревца в десяти шагах.
Нет смысла стоять, соображая - открыто ли.
Эта дверь не может быть закрыта т е п е р ь.
Меня ждут.
Тишина. И образцовый порядок в приёмной. Как неделю назад (насколько могла разглядеть в потёмках).
Чего угодно ожидала - но не этого. Воображение рисовало сорванные со стен картины, размётанную на запчасти корпусную мебель, расколотые стеллажные стёкла, металлические ножки стульев, перекрученные, как собранные с расчёски волосы... На секунду даже грохот словно услышала.
Правильно, а как ещё можно было заманить дежурных?
Но не всех же сразу. Один должен был остаться и держать связь. Чтоб в случае чего вызвать подкрепление.
Не он ли позвонил Сергею?
Нет. Сергею звонил Тёма. А Тёма, это я точно помню, дежурит на ближней проходной. Максимум, сменившись, мог заскочить к ребятам в управу - и, не увидев никого, тут же набрать бывшего старшего... что тоже странно, тут своя вертикаль...
Набрать - и дождаться.
И если не остался внизу...
Взгляд упёрся в телефон.
Селектор - такой же, как в приёмной Шахова. Стоит на краю стола, рядом с монитором. Где и всегда, только чуть сдвинут. И трубки на месте нет. Провод тянется куда-то за столешницу, от двери не видать.
Дверь в кабинет плотно прикрыта. За ней - ни звука.
Лишь доковыляв и надёжно привалившись, позволила себе обернуться. Взглянула вперёд - и вниз. Туда, где кончается стол.
Угол стола - и чья-то рука на полу. Ладонью кверху. Рядом болтается трубка. Гудков уже нет.
Лица не видно. Да и неважно. Какая разница...
Ни очередного приступа вины, ни желания броситься на помощь.
Есть лишь один способ помочь.
Сделать то, зачем пришла.
Кто ещё жив - жив и останется. Если у меня получится.
Если нет - будет уже всё равно.
Всем.
Дверь в кабинет подалась так же легко, как и первая.
Но лишь приоткрылась.
Я нажала сильней. Удивляясь противодействию. Что может...
Кто, а не что.
Рудик весит не больше меня. В боксе это категория superlight-weight. В нормальном состоянии сдвинула бы его в сторону вместе с дверью. Сейчас же от усилия темно в глазах. Тяжело осела на колени, приподняла его голову, вывернутую как-то странно. И - ничего, кроме ощущения тяжести в руках. Ноль эмоций. Будто сторонний наблюдатель.
Позвонки целы. И даже пульс есть. Живой. Если состояние, как у Панкова, можно так назвать.
Сергей и ещё двое валяются в центре кабинета. В жутких по нелепости позах кукол, брошенных с размаху. Лицом вниз, кроме ближайшего - незнакомого мне. Кожа цвета старой бумаги. Точно как у Панкова. Насколько видно в полумраке.
Странно. На улице же белый день.
Остальное - как неделю тому оставили, удирая, Тиг и я. Поваленные стулья, следы пожара, повсюду битое стекло, а окно...
Окна не видно за чем-то, похожим на серую занавеску. Непрозрачную и неподвижную. Во всю стену.
Ещё бы. Чистый воздух ей не на руку. Не смертельно - но неприятно. Даже болезненно. Это щупальца можно и на улицу распустить, а тело, привязку надо беречь.
"Занавеска" - часть её. Даже отсюда видно тоненькие ниточки от неё к подсобке.
Готова спорить - там такая же. Слишком хорошо помню, как взорвалось от чудовищного жара окно...
И сама она - там. Отступила в точку привязки.
Собираясь для удара.
(не стоит, девочка моя)
(я не воевать пришла)
(тебе понравится)
А холодно здесь...
Тяжёлый холод. Душный, как жара в оранжерее - и сухой. Горло и ноздри леденит при каждом вдохе, при выдохе разлетается облачко пара - и тает быстрей обычного.
Дышать трудно.
Воздух.
Здесь не проветривали неделю. С того дня, как опечатали дверь.
Но даже запаха гари не осталось.
Разбитое окно ни при чём. "Занавеска" сформировалась той же ночью. Не поздней утра. Готова спорить.
То, что здесь обитает, давно забрало из воздуха всё, что в нём было живого или несущего жизнь. Мельчайшие обрывки энергетик.
Совсем как в интуитивном пространстве... той части, что осталась мне доступной...
Представляю, как она тут оголодала... моя девочка...
- Кс-кс-кс...
Зашлась смехом.
Ну не маразм ли, а?
Хотя... я даже собак так подзываю - и ничего, подходят. И вообще: "Я к вам пришла - чего же боле"?
Так что это ещё ничего. Маразм будет, если выдать что-то вроде: "Мамочка пришла". Вот то уж точно...
Дверь за спиной пришла в движение. Мягко задела по локтю - и впечаталась в коробку. Дубовая, массивная, как стена.
А надёжные эти новомодные натяжные потолки... Рухни на голову - не успела б ни Рудика прикрыть, ни сама отклониться...
Это я отметила не сознанием - чем-то отдельным от себя.
Цепенящее спокойствие и ясность.
Ничего кроме.
Осторожно опустила голову Рудика на пол. Цепляясь за край стола для заседаний, кое-как подняла себя на ноги. Мюнхгаузен в болоте отдыхает.