Когда тесные оболочки темных миров стали давить на меня так, что я не мог без осуждения смотреть на иконы, я расколол свою душу на несколько частей, поместил их в хрустальные сферы и отправил каждую в мир, предназначенный лишь ей. Первую - в Сумеречный Мир запретных наслаждений, где я стал Судьей пороков; вторую - в Мир Рассвета, где я черпал силы и вдохновение; третью - в Мир Одиночества, где я обрел спокойствие; четвертую - в Мир Ночи, где, сидя в уютной комнате, я писал летописи разных измерений; и пятую я отправил в Ничто. В пространство между мирами, где она, запутавшись в паутине четырех измерений, должна была черпать тонкую истину с каждого из них, формируя новый мир. Ни одна хрустальная сфера не могла разбиться, и ни одна душа не могла исчезнуть, умереть или устать. Пребывая в идеальном равновесии, пять частей моей души, практически потеряли связь, и я уже не мог видеть столь явно остальные измерения. Лишь изредка во снах я странствовал в своих прото-обличиях по мирам, в которых все было иным. Яркими красками они контрастировали с настоящим, и в каждом моя душа была ключом, способным изменять его недостатки и поддерживать устойчивую нематериальную реальность.
Я свыкся с однообразием событий, с размеренностью и неторопливостью времени, с тем, что пять моих душ, некогда отправленные в прозрачных сферах, напоминали о себе лишь в моих некрепких снах. Но недавние события сдвинули с привычной орбиты мое разрозненное существование. Все чаще по ночам я видел картины, которые инвольтировались явно не из плотного мира. Это были скалистые пейзажи, окутанные синим полумраком. Вершины гор прятались в бездонном небе. Дальше я видел высокие обелиски и циклопические здания не похожие ни на одни из тех, что создавала рука человека. Через время я начал видеть людей. Их лица были размыты, а одеяния представляли, в основном, длинные темные плащи и балахоны. Постепенно я научился поддерживать связь с этими видениями, продлевая свой сон, и они становились все более отчетливыми. Я стал принимать снотворное и, по возможности, спать как можно дольше. Наконец, я добился значительных результатов.
II
Я стоял посреди пустынной равнины под ночным небом. Легкий ветерок гонял песчинки и высохшую листву какой-то сорной травы. Слева и справа прорисовывались массивные клыки скал. Мои глаза быстро привыкали к полумраку, и я увидел впереди брешь в этих неприступных стенах. Вскоре я оказался на высоком плато. Внизу в тумане утопал город. Тот самый город с огромными острыми зданиями, похожими на шипы какого-то насекомого, одновременно пугающий и завораживающий. Тем не менее, мои ноги повели меня вперед. Я не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я спустился, и циклопические каменные постройки впились в темное небо.
Улицы, если они вообще существовали в призрачном городе, были пустые и тихие. Строения, которые я принял за жилые дома, не имели ни дверей, ни окон, ни каких-либо других вырезов, символизировавшие их. Одинаково холодные, небрежно вытесанные из неизвестного мне камня. Я продвигался дальше, словно ведомый невидимой рукой. Лишь, когда всеохватывающая тишина стала вселять в мою душу сильное волнение, я, наконец, услышал звуки. Сначала казалось, что это порывы ветра где-то вдалеке, но, по мере приближения, они преобразились в звуки, от которых мои внутренности сковал беспощадный ужас. Это были стоны, затем я услышал вой и смех, похожий на крики рассерженных гиен. Звуки доносились со всех сторон и дополнялись новыми: хрипами, плачем, рыком зверей. Каждую секунду я нервно оборачивался, но все равно продолжал идти к неизвестной мне точке назначения.
Мое сердце готово было выскочить из груди в предвкушении чего-то жуткого. Чего-то, чего я не способен был бы выдержать наяву, но, несмотря на то, как тесно сплелись безумные пейзажи из снов с реальностью, я тешился мыслью, что все-таки сплю. Шагая в каком-то сухом тумане, я вышел на огромную площадь, границ которой не было видно. Но она была ровной, выстланной равномерной каменной базиликой. Управляемый таинственным голосом, я продвигался вглубь, и налетевшая дымка постепенно рассеялась, вернув привычный колкий полумрак.
Стоны и вопли остались далеко позади, впереди я заметил движущиеся очертания. Заложник собственного сна, я направился к незнакомцам, по мере приближения грезя очнуться. Конец площади врезался в высокую скалу, из обрывов которой торчали острые гладкие шпили. Под скалой происходило какое-то действо. Силуэты в длинных одинаковых мантиях толпились возле каменных обвалов, в центре, под каменным навесом на непропорционально огромном троне восседал человек. Хладная тишина, словно остановила время, а плотность темноты изменялась по чьей-то прихоти.
Я даже не успел всего рассмотреть, как голос, молчаливым ментальным шепотом ведущий меня к странному месту, сотряс безмятежную тишину.
- Габриель...
Нет, он не кричал. Голос был тихим, хриплым и, мне показалось, усталым.
- Подойди, я ждал тебя. Давно.
Я повиновался приказу, ибо остальные оставались нерушимыми. Вблизи трон показался еще громаднее. Каменный, гладкий и холодный, как все вокруг. У его подножья прорастали цветы - черные розы. Это был бесконечный цикл цветения-увядания-гниения, который происходил с неестественной для простого мира быстротой. Едва лепестки касались земли, из мертвых цветов прорастали новые колючие стебли.
Человек на троне был облачен в одежды, которые под собственной тяжестью ниспадали на пол. Его лицо скрывал черный капюшон, а плечи украшали латы из неизвестного материала, напоминающий одновременно мрамор и металл.
- Подойди ко мне! Создатель и брат...
Я был ошеломлен приветствием незнакомца, который, как я понял, занимал важную должность в городе из моих снов. Но еще больше меня потрясло то, что, когда он скинул капюшон, я уставился в собственное отражение! Это было мое лицо! Только неестественно бледное, с кожей, на вид казавшейся затверделой, и не способное шевелить ни одной мышцей. К тому же, на месте рта не было ничего - однородная белая пленка. Я не знаю по какой причине, но гротескный лик человека не вызвал у меня ни страха, ни отвращения. И это было мое лицо!
III
- Кто вы? - Робко спросил я.
- Габриель, - ответил незнакомец, посмотрев сквозь мои глаза в самую душу, - Вершитель, ты же знаешь это. Судья мира Вечных Сумерек. Сущность, которую ты создал и обрек на муки.
Я не находил слова. Я не понимал, почему незнакомец имел мое лицо, мое имя, и что значит наша встреча.
- Слушай меня, брат, - хрипел глубокий голос, исходящий ниоткуда, из лишенного рта лица. - Ты знаешь, что это за место, Габриель?
Я отрицательно повертел головой.
- Это кладбище душ.
Возможно, ощущение сновидения или спокойная интонация собеседника давали мне смелости, и мое волнение, несмотря на увиденное, постепенно утихало. Тогда, заметив нелогичность ответа, я произнес:
- Но души не могут умереть.
- Столь изувеченные пороком, тленом, отвергнутые, забытые и брошенные могут... И все они здесь умрут. Кроме одной.
- Я не понимаю.
- Тысячелетиями здесь они будут покоиться в своих каменных могилах, лишенные всего: способности говорить, способности передвигаться, видеть, чувствовать. Ты скоро все поймешь. Мне нужно, чтобы ты понял, - хрипел усталый голос.
Тогда меня осенило. Те огромные острые глыбы, устремившиеся в небо, что я принял за дома, были могилами.
Вершитель повернул голову в сторону, откуда вышли три человека в мантиях: двое стройной осанки, держащие в руках нечто наподобие копий, и третий - с головы его был сброшен капюшон. На его лице я не заметил ни единой эмоции, как и рта.
- Раскаиваешься ли ты, существо? - Медленно протянул сидящий на троне.
Через несколько секунд стоявший перед ним человек со сброшенным капюшоном бесшумно истлел, подобно сухому лепестку розы, бесконечно увядающей у подножья трона. Меня шокировало увиденное, в то время как двое с копьями вели следующего человека с лицом без уст. Процессия повторилась и, когда вывели третьего, я не выдержал.
- Но они не могут ответить! У них нет рта!
- Не могут, - подтвердил Вершитель. - Я являлся к каждому из них. Но был отвергнут и не услышан. Теперь выбор сделан за них и Суд свершится.
Я был поражен этой жестокой иронией. Все это было для меня дико.
- Кто эти люди?
- Это те, кто пал в твоем мире столь низко, что осушил свою бессмертную душу. Убийцы, жившие во крови, во имя зла; алчные, потерявшие себя во имя богатства и власти; актеры, играющие суккубов во имя разврата... Это больные и изувеченные пороками души, Габриель. А я - та черная сущность тебя, которая судит за их деяния, вынося один единственный, ненавистный мне приговор.
Сидящий на троне "я" снова уставился своими черными глазами в мои, зная, что для меня теперь все прояснилось. Но эти люди без ртов, скалы, бесконечно вянущие цветы - это могло быть только во сне!
Прошло несколько минут в полном молчании, прежде чем я, наконец, заметил ее. Она сидела, согнув ноги под себя, на каменной плите слева от громоздкого трона. Секунду спустя, повинуясь уже знакомому мне притяжению, я подошел к ней вплотную.
IV
Я сразу узнал ее! Пожалуй, самые противоречивые чувства в моей жизни всплыли из темных глубин моего прошлого и воспрянули с новой силой. Слепая человеческая ненависть и детская нежность; безудержный гнев и затаившаяся под твердым панцирем любовь. Прекрасное тело этой девушки укрывал черный балахон. Он был таким тонким, что, словно в насмешку, просвечивался насквозь, заставляя меня, даже во сне, восхищаться ее красотой. Длинные белые локоны обрамляли ее живое лицо. Настоящее... без каких-либо чудовищных дефектов, вроде отсутствия рта или мертвой белой кожи. Тонкие высокие брови, маленький вздернутый носик, алые уста, которые я пытался вспомнить в улыбке, ее игривые глаза. Алия...
Как наяву, моя память повела меня в старый дворик в родном Биг Спринге, где каждое лето приезжая к своим деду и бабушке, я ждал, что однажды утром соседи позовут меня: "Габриель, Алия приехала! Пойдите, поиграйте вместе!" И вот снова, сломя голову, я безо всякой робости мчался по двору, спотыкаясь о качели, наступая на бабушкины георгины, лишь бы скорее увидеть моего друга! Тогда я еще не мог осознавать, что я действительно чувствовал, но время, что мы проводили вместе в своих нелепых детских затеях, было самым лучшим в моей жизни.
Каждый год я снова ждал встречи. "Как она выглядит сейчас?" И она менялась, но каждый раз становилась все удивительнее. Мы подрастали, и меня стало постигать тяжелое чувство, что мы начинаем отдаляться, что я перестаю быть ей интересным. И в то лето, когда мне было шестнадцать, Алия не приехала... Не помню, пытался ли я что-нибудь сделать или нет, но в суматохе жизни, ведущей меня, я так и не нашел ее. Я заблудился в буднях, в своей музыке, в переездах. И когда один "я" выслушивал лекции по теории музыки в "Беркли", другой так и остался там - в маленьком дворике в Техасе.
Но потерял ее я гораздо позже. Тогда, когда, коротая время в компьютерных играх и интернете, я волей случая наткнулся на тот сайт. На каждой фотографии была стройная молодая девушка. Она улыбалась, подмигивала, заигрывала с монитора, травмируя меня своей откровенностью. Это была Алия. Совсем другая Алия. Сначала я пытался смотреть эти фотографии, чтобы вспомнить ее, но их распущенность и порочность ужасала меня. На фотографиях она была одна, но передо мной сразу всплывали картины, что тысячи людей пожирают ее вожделеющим взглядом, пуская слюни, словно дикие звери при виде раненной добычи. Так же я боялся подумать, что люди, перед которыми она обнажалась во время съемок, видели самые потаенные подробности ее красивого тела. Но ведь это была моя Алия! Мой друг и первая девушка, которую, как поздно я осознал, я полюбил.
Меня заполняла яростная ревность, и любые теплые чувства из прошлого отступали. Я посмотрел все фотографии несколько раз, прежде чем возненавидеть эту чужую мне девушку. Смею признаться, что эта ненависть была более похожа на скорбный плач, нежели на самое черное чувство в мире. Я еще больше погрузился в музыку и закрыл для себя проклятый сайт, домен которого навсегда отпечатался в моей памяти, словно насечка на коре несчастного дерева.
Усталый хрип вырвал меня из пут воспоминаний.
- Что ты наделал, Габриель?
Он постоянно говорил со мной какими-то разрозненными неконкретными фразами, которые, как мне казалось, требуют пояснения. Но на самом деле я знал, что это не так. И понимал его с полуслова, ведь этот диалог...я вел с самим собой.
- По твоей воле она здесь. Она воплощение того, что ты презираешь. Но ты простил ее, - выдохнул Вершитель.
- Нет. - Прошептал я.
- Лжешь!!!
От его крика люди в капюшонах съежились, и эхо, с силой ударившись о скалы, отразилось от каждого ущелья и понеслось в бездонную пропасть несуществующего неба. Вместе с криком Вершитель рванулся в отчаянной попытке подняться, и я увидел, что его тело, его руки и ноги сдерживают жуткие тонкие отростки, идущие от величественного трона. Они были похожи на паучьи лапки, покрытые крючками и шипами. Он не мог подняться, и под натиском пут обреченно опустился на трон. Вершитель, - черная сущность меня, способная только осуждать и ненавидеть, - оказался слаб перед далекой сокрытой во мне любовью. Лишь единственный раз он был несовершенен, навеки обрекши себя быть прикованным к холодному каменному трону.
Теперь я видел перед собой не грозного вида правителя в латах и плаще, но печального старца с моим лицом, изуродованным особенностями Мира Вечных Сумерек.
- Ты пытался разделить неделимое. Выбросить часть собственного существа, чтобы никогда не лгать себе, никогда не судить ненавистные тебе души. Но мы всегда были едины. Эта связь никогда не прервется, Габриель, в каких бы мирах мы не обитали. Теперь иди. И забери ее далеко отсюда - теперь это место не оплот ее грехов.
Я безукоризненно повиновался и удивился, насколько легким было ее тело, когда я взял ее на руки. Траурные черные розы бесшумно тлели у ног Вершителя.
V
Когда я оглянулся, силуэты людей в балахонах уже рассеялись в пурпурной дымке. Не знаю, сколько времени я шел по холодному песку, но в каждый свой шаг я вкладывал все больше и больше сил. Хотя девушка была неестественно легкой, я все же начал чувствовать напряжение в руках и ногах, но продолжал молча нести ее хрупкое расслабленное тело, упиваясь настоящей, реальной усталостью. Я не знал точно куда идти - просто шагал вперед, окруженный скалами и тишиной. Время от времени я смотрел в ее закрытые глаза, грезя, что она очнется и заговорит со мной звонким детским голоском.
Мне казалось, миновала вечность, прежде чем я рухнул на колени абсолютно обессиленный. И в тот самый момент, метрах в ста от меня я увидел небольшой пруд. Это был прекрасный оазис среди мертвой спящей пустыни. Из последних сил я поднялся и зашагал к воде. Чем ближе я подходил, тем материальнее становился вес моей ноши, а каждую мышцу железными тисками сводила боль. Это были самые тяжелые сто метров в моей жизни, но, как только я ступил на лунную дорогу, мерцающую на глади пруда, вся моя усталость канула в прозрачную спасительную воду. Касаясь ее волос, я прижал Алию к себе и полностью погрузился в прохладную и согревающую пучину неизвестности.
Я очнулся в своей постели. Все члены сводила ноющая боль, и под ложечкой сосало так, словно я не ел несколько дней. Спустя полчаса я включил свой компьютер и лишь тогда заметил, что проспал более суток. Но сновидение было настолько реальным. Я помнил все события, произошедшие со мной, до мельчайших подробностей, когда, в обыкновение, сон стирается спустя несколько минут после того, как очнулся. Я медленно приходил в себя, раз за разом прокручивая в голове странные происшествия.
Прошло несколько дней, я успокоился, перестал принимать снотворное и, в общем, был в норме, но какое-то необъяснимо тревожное ощущение точило меня изнутри. Я чувствовал, что что-то не так или что-то не закончено, и в свете прошлых событий, я начал доверять своей усилившейся интуиции.
Через неделю я взял отпуск и отправился в штат Техас в дом, где сейчас остался один дедушка. Но целью моего визита были скорее соседи. В опустелом дворике, с неподстриженным газоном, меня встретила худая старая женщина. Все ее лицо изрезали беспорядочные морщины, но и сейчас я узнал в ней бабушку Алии. Похоже, и она узнала меня - наш разговор был довольно коротким.
- Ты еще не знаешь? Алии больше нет. Она утонула десять дней назад.
По ее доброму лицу текли слезы. Так просто я и узнал то, зачем приехал. Я подозревал и инстинктивно предчувствовал это. Мы исчезли вместе. В безмятежной глади миниатюрного озера, водой которого дышать было легче, чем тяжелым песчаным ветром.
С удивительной легкостью я перестал презирать Алию и, взяв ее на руки, сумел полюбить вновь. Девушку, которая теперь никогда не будет моей. И ничьей больше.
Я несколько раз приходил к ней на могилу, а через полгода я выкупил все права на чертов сайт и полностью закрыл его, оставив себе лишь одну-единственную фотографию девушки в синем платьице с развивающимися волосами.
Вершитель из Сумеречного Мира не снился мне больше никогда.