Аннотация: Что бы Роберт Льюис Стивенсон написал о современной геополитической ситуации в Украине?.. Давайте прочтем.
Страна сокровищ
Багровый свет прожектора озарил внутренность Дома Правительства и подтвердил все самые худшие мои опасения. Депутаты овладели буфетом и всеми золотыми запасами. И бочонок с коньяком "Хенесси", и свинина, и мешки с алмазами находились на прежних местах. К ужасу моему, я не заметил здесь ни одного пленника Майдана. Очевидно, все они ушли спать. Сердце мое сжалось от горя. Почему я не заснул вместе с ними!..
Только шестеро депутатов находились в помещении, и они все были тут, предо мною. Пятеро, с красными, опухшими лицами, пробудившись от пьяного сна, быстро вскочили на ноги. Шестой только приподнялся на локте. Он был мертвенно-бледен. Голова его была перевязана окровавленной тряпкой из-под швабры, которая порядочно благоухала. Это был Тягничпок. Значит, он ранен, и ранен в голову уже давно, если вспоминать его странное поведение. Но сейчас... Я вспомнил, что во время своего официального визита, нас торжественно привечали салютом, части которого затем попадали на землю, и даже угодили на спину одного из избранников. Вероятно, это он и был, принял огонь на себя и не упустил возможности выглядеть наиболее мужественно и героически.
Заразов сидел подле локтя Ленивого Яна и чистил ему пиджак. Сам Ян был бледнее и угрюмее, чем прежде. На нем все еще красовался нарядный костюм, в котором он приходил для переговоров, но теперь костюм этот был перепачкан яйцами и изодран шипами колючих елок.
- Эге, - сказал он, - да это посол США Джим Теффт, черт меня подери! Зашел в гости на огонек, а? Заходи, заходи, я всегда рад независимым представителям.
Он уселся на бочонок с бренди и одел очки, отчего стал выглядеть еще солиднее в своем образе "доброго дядюшки".
И, пожевав губами, добавил:
- Вы, джентльмены, садитесь, не стесняйтесь. Вы вовсе не обязаны стоять перед мистером Теффтом навытяжку. Уж он извинит нас, накажи меня бог! Итак, Джим, - продолжал он, поперхнувшись, - ты здесь. Какой приятный сюрприз для бедного старого Яна! Я с первого взгляда увидел, что ты ловкий малый, но теперь я вижу, что ты прямо герой. Приехать сюда в такой непростой час! Видишь, я говорю с тобой начистоту, без всякой хитрости.
- Вы хотите, чтобы я отвечал? - спросил я дрожащим голосом. - Я могу пригласить адвоката...
В его насмешливой болтовне я чувствовал смертельную угрозу. Щеки мои пылали, сердце отчаянно колотилось.
- Никто тебя не принуждает, дружок, - сказал Ян. - Обдумай хорошенько. Торопиться нам некуда: ведь в твоем обществе никогда не соскучишься. Ты здесь в полной безопасности.
- Ну что ж, - сказал я, несколько осмелев, - раз вы хотите, чтобы я решил, на чью сторону мне встать, вы должны объяснить мне, что тут у вас происходит. Почему вы здесь и где те, кто сделал свой демократический выбор?..
- Что происходит? - угрюмо повторил один из депутатов, с толстыми щеками и арбузным животом. - Много бы я дал, чтобы понять, что тут у нас происходит.
- Заткнись, пока тебя не спрашивают! - сердито оборвал его Ян и затем с прежней учтивостью снова обратился ко мне. - Вчера утром, мистер Теффт, - сказал он, - к нам явился Майдан и потребовал срочной евроинтеграции. "Вы остались на мели, капитан, - сказала мне толпа, - "Ваш корабль ушел. Пока Вы пили ром и пели песни, мы прозевали корабль евроинтеграции". Я этого не отрицаю. Никто из нас не глядел этим за кораблем, и он уплыл. Дело пропащее. Но не безнадежное.
- Это все? - спросил я.
- Все, что тебе следует знать, сынок, - ответил Ян.
- Пустить этому Майдану кровь! - крикнул Захерченко и выругался.
И, выхватив дубинку, он вскочил с такой легкостью, будто ему было двадцать лет.
- На место! - крикнул Ян. - Кто ты такой, Захерченко? Быть может, ты думаешь, что ты здесь капитан? Клянусь, я научу тебя слушаться. Только посмей мне перечить! За последние десять лет всякий, кто становился у меня на дороге, попадал либо в тюрьму, либо за границу, либо пчелам на закуску. Да! Запомни, Захерченко: не было еще человека, который остался бы жить на земле после того, как не поладил со мной.
Наступило долгое молчание.
Я, выпрямившись, стоял у стены. Сердце мое все еще стучало, как молот, но у меня все еще была надежда на победу демократии. Я видел, как депутаты мялись и перешептывались. Ян сидел, скрестив руки и прислонившись к стене. Только глаза его бегали. Он наблюдал украдкой за своей буйной командой. Депутаты отошли в дальний угол и начали переговариваться меж собой. Их шипенье звучало у меня в ушах, словно шум реки. Иногда они оборачивались, и багряный свет прожектора падал на их взволнованные глупые лица. Однако поглядывали они не на меня, а на Яна.
- Вы, кажется, собираетесь что-то сказать? - проговорил Ян и плюнул для острастки на коленопреклоненного Заразова. - Ну что ж, говорите, я слушаю.
- Прошу прощения, - робко начал один из депутатов, в большущих очках похожий на гигантского кролика-мутанта. - Вы часто нарушаете наши обычаи. Но есть обычай, который даже вам не нарушить. Команда недовольна, а между тем, разрешите сказать, у этой команды есть такие же права, как и у всякой другой. Мы имеем право собраться и поговорить. Прошу прощения, так как вы все же у нас капитан, раз уж люди так ошиблись пятью годами ранее, но я хочу воспользоваться своим правом и уйти на совет.
Изысканно взмахнув косой, этот высокий болезненно пучеглазый малый лет тридцати пяти неспокойно пошел к выходу и, виляя тазом, словно маркитанской лодкой в шторм, скрылся за дверью. Остальные вышли вслед за ним. Каждый грозил Яну кулаком и бормотал что-нибудь в свое оправдание.
- Согласно обычаю, - язвительно сказал Тягничпок.
- Созовем Раду, - заливисто проблеял Лишко.
Мы с Яном остались вдвоем под светом прожектора.
Он нацедил в жестяную кружку коньяку из бочонка.
- Не хочешь ли выпить, приятель? - спросил он.
Я отказался.
- А я выпью немного, Джим, - сказал он. - Впереди у меня столько хлопот, нужно же мне пришпорить себя. Кстати о хлопотах. Зачем было Тяпину отдавать мне эти десять миллиардов, милый Джим?
На лице моем выразилось такое неподдельное изумление, что он понял бесполезность дальнейших вопросов.
- Да, он дал мне свои деньги и ничего не пожелал взамен... И тут, без сомнения, что-то не так. Тут что-то кроется, Джим... плохое или хорошее. Наверное, построю себе еще одну дачу.
Он снова хлебнул коньяку и покачал своей большой головой с видом человека, ожидающего неминуемых бед.
- Приближается буря, Джим, - сказал Ян, прищурившись.
Он стал обращаться со мной по-приятельски, но я все равно ему ни капли не доверял.
Наконец, дверь распахнулась, и пятеро депутатов нерешительно столпились у порога, проталкивая вперед одного.
При других обстоятельствах было бы забавно смотреть, как медленно и боязливо подходит выборный, (тот самый, похожий на кролика) останавливаясь на каждом шагу и поочередно с надеждой оглядываясь назад, на здоровяка в боксерских перчатках.
- Подойди ближе, приятель, - сказал Ян, - и не бойся: я тебя не съем. По крайней, не сейчас. Не смотри ты на этого увальня - что там у тебя? Я знаю обычаи. Я депутата не трону.
Ободренный этими словами, оппозиционер ускорил шаг и, сунув что-то Яну в руку, торопливо отбежал назад к товарищам.
Ян глянул на свою ладонь.
- Черная метка! Так я и думал, - проговорил он. - Где вы достали бумагу?.. Но что это? Ах вы, несчастные! Вырезали из Библии! Ну, будет уж вам за это! И какой дурак разрезал Острожскую Библию?!
Команда переглянулась. Но тут вмешался окровавленный Тягничпок.
- Довольно болтать, Ян, - сказал он. - Команда, собравшись на сходку, как велит обычай избранников народа, вынесла решение послать тебе черную метку. Переверни ее, как велит наш обычай, и прочти, что на ней написано. Тогда ты заговоришь по-иному.
- Что ж тут написано? - отозвался Ян. - Ага! "Низложен". Так вот в чем дело! И какой хороший почерк! Точно в книге. Это у тебя такой почерк, Сенька? Ты первый человек во всей команде. Я нисколько не удивлюсь, если теперь выберут капитаном тебя.
- Ну-ну! - сказал Тягничпок. - Нечего тебе морочить команду. Послушать тебя - ты и такой и сякой, но все же слезай с этой бочки. Ты уже у нас не капитан. Слезай с бочки и не мешай нашим выборам!
- А я думал, ты и вправду знаешь обычаи, - презрительно возразил Ян. - Тебе придется еще малость подождать, потому что я покуда все еще ваш капитан. Вы должны предъявить мне свои обвинения и выслушать мой ответ. А до той поры ваша черная метка будет стоить не дороже гривны. Посмотрим, что из этого выйдет.
- Не бойся, обычаев мы не нарушим, - ответил тот. - Мы хотим действовать честно. Вот тебе наши обвинения. Во-первых, ты провалил все дело. У тебя не хватит дерзости возражать против этого. Во-вторых, ты позволил нам приблизиться к России, хотя с ней мы были бы в настоящей ловушке. Зачем ты взял деньги Тяпина, не договорившись о цене? Не знаю. В-третьих, ты запретил нам войти в Евросоюз. О, мы тебя видим насквозь, Дедушка Ян! Ты ведешь двойную игру. В-четвертых, ты разогнал Майдан.
- Это все? - спокойно спросил Ян.
- Вполне достаточно, - ответил Тягничпок. - Из-за твоего ротозейства весь народ повесит сухари сушиться на солнышке... Потому что другой пищи у него не будет.
- Теперь послушайте, что я отвечу на эти четыре пункта. Я буду отвечать по порядку. Вы говорите, что я провалил все дело? Но ведь вы знаете, чего я хотел. Если бы вы послушались меня, мы все теперь находились бы в Евросоюзе, целые и невредимые, и золото лежало бы в моем трюме, клянусь громом! А кто мне помешал? Кто меня торопил и подталкивал - меня, вашего законного капитана? Кто прислал мне черную метку в первый же день приостановления соглашения и начал всю эту дьявольскую пляску? Прекрасная пляска - я пляшу вместе с вами, - в ней такие же коленца, какие выкидывают те плясуны, что болтаются в мертвой петле, что набросили на всю страну. А кто все начал? Кто рвался штурмовать Дом Правительства? Нет, из этого не выйдет ни черта!
Ян умолк. По лицу Тягничпока и остальных я видел, что слова его не пропали даром.
- Это пункт первый! - воскликнул Ян, вытирая вспотевший лоб рубашкой Заразова. - Клянусь, мне тошно разговаривать с вами. У вас нет ни рассудка, ни памяти. Удивляюсь, как это ваши мамаши отпустили вас в политику! В политику! Это вы-то - политики?.. Уж лучше бы вы стали портными...
- Перестань ругаться, - выкрикнул "кролик". - Отвечай на остальные обвинения.
- А, на остальные! - крикнул Ян. - Остальные тоже хороши. Вы говорите, что наше дело пропащее. Клянусь громом, вы даже не подозреваете, как оно плохо! Мы так близко от дефолта, что разум мой уже коченеет от напряжения, и я всегда вспоминаю поэзию ранней Анны Ахметовой. "Ммм-м, м-ммм..." и далее. Так и вижу, как болтаемся мы в железных оковах долгов, а над нами кружат вороны. Иностранцы показывают на нас пальцами во время кратких визитов, как наш уважаемый Джим. "Что это?" - спрашивает один. "Это Украина. Я хорошо ее знал", - отвечает другой. Ветер качает мусор и опустелые дома, разносит звон цепей. Вот что грозит каждому из нас из-за Цеценюка, Тягничпока, Лишко и других идиотов! Затем, черт подери, вас интересует пункт четвертый - вот этот Майдан. Да ведь он заложник, понимаете? Заложник всей нашей политики. Разогнать его? Нет, мои милые, не стану его разгонять снова. Разогнал разок и хватит. Впрочем, я еще не ответил по третьему пункту. Отлично, извольте, отвечу. Но не сейчас. Может быть, вы ни во что не ставите ежедневные визиты дорогого умницы Джима, окончившего колледж с отличием? Твоему продырявленному черепу, Олег, он не чета. Так мы четко обозначаем свой европейский выбор. А ты, Сеня, которого каждые шесть часов трясет лихорадка по Евросоюзу - почему ты не хочешь просто полечиться у доктора? Быть может, вы не знаете, что сюда скоро должен прийти Антимайдан? Однако он скоро придет. Вот когда вам всем пригодятся доктора, и я не угрожаю, а констатирую. Затем пункт второй: вы обвиняете меня в том, что я взял деньги Тяпина. Да как же было их не взять. Вы сами ползали на коленях, вы малодушничали, лишь бы Вас взяли в Евросоюз и похлопали по плечам... Но все это пустяки, когда нет денег. Когда становится жутко неприятно, что все уже раскрадено... ну да, до нас. Поглядите - вот ради чего я веду Вас в Европу!
И он бросил на пол лист бумаги. Я сразу узнал его. Это была то самое дурацкое послание на желтой бумаге, с тремя красными крестиками вместо подписи, которую я уже видел. В нем Украина требовала от Евросоюза 20 миллиардов ежегодно. Почему бы сразу не сто? Без разницы, сколько все равно не дадут.
Оппозиционеров вид этого послания с требованием поразил еще сильнее, чем меня. Они накинусь на нее, как коты на мышь. Они вырывали ее друг у друга из рук с истерической руганью, с криками, с детским смехом. Каждый хотел ее порвать, но не хватало духу - и они лишь смеялись.
- Да, - сказал один, - это подпись президента, можете не сомневаться. "В.Ф.", а внизу мертвый узел и три крестика. Он всегда подписывался так. Сокровища МВФ без сомнения будут наши!
- Все это хорошо, - сказал "кролик", - но как мы получим сокровища, если нам их никто не даст?
Ян внезапно вскочил, держась рукой за нос Заразова в качестве опоры.
- Предупреждаю тебя в последний раз, Сеня! - крикнул он. - Еще одно слово, и я буду драть тебя... Как получим? Почем я знаю как! Это ты должен мне сказать, ты и другие, которые проворонили страну, черт возьми! Пока мы гра... формировали бюджет - Вы лишь болтали, и теперь по Вашей вине в стране нет денег даже на пенсии. Но нет, мне незачем ждать от тебя умного слова - ум у тебя тараканий. Но разговаривать учтиво ты должен, или я научу тебя вежливости!
- Правильно, - сказал осторожный старик Посиненко.
- Еще бы! Конечно, правильно! - подхватил Ян. - Это Вы, а не я потеряли целую страну, а я ее нашел и подобрал. И ищу теперь новые сокровища. Кто же из нас стоит большего?
Аудиенция на том была окончена. Попытка сменить власть с треском провалилась.
- А может быть, она еще годится для присяги? - с сомнением спросил "кролик", держа в руках Острожскую Библию. Его, видимо, сильно тревожило совершенное им кощунство.
- Библия с отрезанной страницей! - ужаснулся Ян. - Ни за что! В ней не больше святости, чем в моей улыбке.
- И все же на всякий случай лучше ее сохранить, - нервозно сказал Лишко.
- А вот это, Джим, возьми себе на память, - сказал Ян, подавая мне черную метку.
Сейчас эта черная метка лежит предо мною, на столе, но от надписи "Низложен" углем остались только следы царапин, как от когтя гаранта.
Так окончились события этой ночи. Выпив рому, мы улеглись спать. Ян в отместку назначил Захерченко в часовые, пригрозив ему смертью, если он недоглядит чего-нибудь.
Я долго не мог сомкнуть глаз. Я думал о целой стране, которая находилась в столь опасном положении и прежде всего о той замечательной игре, которую вел Ян, одной рукой удерживавший шайку разбойников, а другой хватавшийся за всякое возможное и невозможное средство, чтобы спасти свою ничтожную власть. И все же сердце у меня сжималось от жалости, когда я думал о людях, какими опасностями и превратностями может быть исполнена их грядущая жизнь...