Огненный Дмитрий Владимирович : другие произведения.

На волнах безумия. Часть 4. "Последний ход"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание Все ставки сделаны, все плоды собраны в корзину, и осталась самая малость: Последний Ход

(окончание... но финал ли?..)

МУЖСКОЙ РАЗГОВОР

   Когда он зашел, то увидел, что обстановка несколько изменилась. Из чисто праздничной она стала более интимной, исчезли многочисленные блюда, но остался торт. Свет был немножко приглушенным -- этот эффект придавали задернутые на окнах занавески. Играла танцевальная музыка, льющаяся из старенького проигрывателя, сохранившегося у Толика еще от мамы. Исчезли Слон и Перец. Толик этому не удивился. Он понял, что в безумии, как и во снах, нет ничего постоянного, "все течет, все изменяется" Главное быть к этому готовым. Лысый сидел в углу, на диване, подперев подбородок рукой, что придавало ему необычно умный и даже интеллигентный вид напившегося профессора математики. А посередине на относительно небольшом пространстве между столом и диваном увлеченно танцевали Хахаль и Марина, скользя по комнате в энергичном ритме мелодии. Толя нахмурился. Несмотря ни на что, ему не хотелось, чтобы кто-либо танцевал с его женой -- живой или мертвой. Тем более Хахаль. Тот сразу словно почувствовав это, воскликнул: "А вот и именинник вернулся! Передаю из рук в руки", - и, закрутив, отправил Марину по направлению к Толе. Тот сделал несколько шагов навстречу и, подняв руки, подхватил ее, неощутимо легкую, и закружился с ней в танце.
   - На-нам, па-па-пам, па-па-пам, па-па-пам, - стал напевать Хахаль в такт мелодии, впрочем, безобразно фальшивя. Но раскрасневшаяся от движений Марина внезапно сделала вертку и... прошла сквозь Толика, словно сквозь пустое место, и плюхнулась на диван. "Я устала", - пожаловалась она, обмахиваясь ладонями, как веером. Толя ошеломленно посмотрел на себя, чувствуя, как помимо его воли, у него отвисает челюсть, потом на Марину. Та все еще улыбалась, но в ее улыбке скользило что-то агрессивное, чужое, коварное, в этот момент она была похожа на змею, которая собирается укусить. У Толи по коже пробежал холодок.
   - Толя, идем поговорим, - раздался сзади голос Хахаля. - Ты же знаешь этих женщин, у них вечно свои проблемы.
   Толя, словно очнувшись, медленно повернулся и как на глиняных, негнущихся ногах, пошел к столу вслед за Хахалем. К ним присоединился Лысый.
   - У нас тут небольшой мужской разговор, - сказал Хахаль. - Давай по сто грамм, ладно?
   Толя кивнул. Сто грамм были сейчас к месту. Да когда они были не к месту? Лысый взял уже ополовиненную бутылку "Дерибаса" и налил каждому по полной рюмашке.
   - Ну, давай, - они чокнулсь и опрокинули. В голове Толика приятно зашумело.
   - Значит, такие дела, Толик, - сказал Хахаль, закусывая маленьким малосольным огурцом. - Ты же, конечно, понимаешь, что мы вот сидим и беседуем, а этого вроде быть не должно, так?
   Толя опять кивнул.
   - Значит, ты вспомнил. Это хорошо. Просто мир, - продолжал Хахаль, очертив в воздухе круг, - немного сложнее, чем некоторые умники себе представляют. Я бы даже сказал, намного сложнее. Я бы, конечно, мог сейчас удариться в метафизику, психологию, еще бог знает что, но на кой хрен, извините, нам, мужикам, это дерьмо? Правильно я говорю?
   Толик, а вслед за ним и Лысый, кивнули, как будто забыв о том, что существует еще и язык, который спиртное обычно развязывает до невозможности.
   - Вот. То, что происходит с тобой, Толик, это вполне естественно, я бы даже сказал, нормально. Ты немножко импульсивен, - Хахаль кивнул в сторону Марины, - горяч, но зато мыслишь, не без идейности. Ты можешь быть мужчиной, что ты и доказал.
   - Сильным мужчиной, - веско уточнил Лысый.
   - Да, - подтвердил Хахаль. - Сильным. Ты сделал важные вещи, но, понимаешь ли, в чем загвоздка... мужчина не должен бояться ни своей силы, ни своих слабостей. И он все доводит до конца. Ты меня понимаешь?
   - Не совсем, - вяловато ответил Толик. В сущности, он ни черта не понимал.
   - Это не страшно, - подытожил Хахаль. - Это даже хорошо. Сейчас мы сделаем одну вещь, и все станет ясно. Смотри...
   Хахаль склонил свой выпуклый лоб низко над столом.
   - Сделай то же самое. И Лысый это сделает. И тогда мы расставим все по своим полочкам.
   Толя вскочил. - "Какого черта? Я не хочу ничего делать! Я не буду плясать под вашу дудку!"
   - Сядь. Успокойся, - умиротворяюще, но вместе с тем повелительно сказал Хахаль, взяв Толика за плечо и усадив обратно. - И подумай. Ровно через час здесь будет милиция. Ее вызвал тот старый хрен, с которым ты беседовал.
   - Ты лжешь! - крикнул Толик.
   - И рад бы, да не могу, - размеренным четким тоном произнес Хахаль. - Пойми это наконец. Дедуган почувствовал запах, запах из кухни. Ты ведь не праздничный букет там хранишь, верно? И кое-что понял из твоего вида. Думаешь, это было так сложно? У любого нормального человека, который бы тебя увидел, возникло бы только два варианта: либо педик в трауре, либо чокнутый псих. Милиция приедет, и что она увидит? Это мы-то знаем, что Марина -- вот она, жива, по-своему, конечно, - сказал Хахаль, мотнув головой в сторону Марины, откинувшейся на спинку дивана. Веки ее были прикрыты, зубы слегка оскалены, дыхания не наблюдалось. - Тебя опознают и по убийствам в "Развитии" и на Куликовом. Твоя игра кончилась. Или ты, может, думал, что это будет продолжаться до бесконечности? - Хахаль состроил донельзя наивную детскую гримасу, означающую высшую степень невинности. - Будешь ездить и убивать всех в свое удовольствие?
   - Я делал это не ради удовольствия, - горячо возразил Толя.
   - Но ведь части тебя это нравилось, ведь так? - спокойно спросил Хахаль.
   Толя промолчал. Он не мог спорить с очевидным.
   - Хотя ты с завидным упорством пытался убедить себя, что делаешь это только ради людей. Ты...
   - Ты настоящий псих, - подсказал Лысый, и оба разразились смехом.
   Толя секунду подумал... и тоже присоединился к нему.
   - Но дело не в этом, - отдышавшись, продолжал Хахаль. - Каждый делает в этом мире, что он умеет, и у каждого есть на это определенное время. Теперь твое время заканчивается. Однако за тобой еще остался... - Хахаль сделал торжественную паузу, - ...
  

ПОСЛЕДНИЙ ХОД

   - Что-что? - удивленно переспросил Толя.
   - Последний ход, - повторил Хахаль, - Чертовски важный ход. Как там говорили на "Русском радио", "хорошо смеется тот, кто стреляет последним". Все дальнейшее будет зависеть только от удачи. Давай только нагнем головы и поторопимся. Время идет.
   - Но зачем мне это нужно? - все так же удивленно спросил Толя.
   - А затем, - терпеливо сказал Хахаль, словно объясняя что-то маленькому ребенку, - что ты плохо представляешь, что тебя ждет -- в твоем варианте будущего. Это тюрьма, грязные вонючие параши, хорошо раздроченная попка, всеобщая ненависть и жизнь с вечно завязанными руками, которая в сто раз хуже, чем сама смерть. Не забывай, у нас нет смертной казни! Система сломит тебя, как сухую былинку, разотрет в порошок, и... - Хахаль наглядно продемонстрировал дальнейшее, сдув с ладони воображаемый мусор. - Но это еще не самое плохое. Тебя ждет она (Хахаль кивнул на Марину, все так же неподвижно сидящую на диване), а вернее то, что в ней пока еще прячется. А вот это уже действительно плохо, очень плохо. Хуже, чем ты можешь себе представить. Это означает неперестающий, бесконечный кошмар, во сне и наяву. Впрочем, эта грань скоро сотрется. Ты же видишь - Хахаль сделал печальное лицо, - сейчас близится только 3-й день, как ты ее... уложил баиньки, а она уже становится неуправляемой. А что будет на 7-й день? На 40-й? Подумай об этом.
   Толя сжал кулаки. То, что говорил ему Хахаль, судя по всему, было правдой. Он чувствовал, что Марина (хотя он по-прежнему хотел ее) уже не та, что раньше, при жизни. Она... чужая, и становится все более опасной для него. Она может превратить его жизнь в ад.
   - Но может быть по-другому, - сказал Хахаль. - Ты можешь избежать этого. Нагни голову, и тебе все станет ясным, - и Хахаль, а вслед за ним и Лысый, предупредительно склонили свои затылки, приглашающе поглядывая на него. Секунду-другую помедлив, Толя решился. Ему действительно нечего терять. Уже нечего. Он опустил голову к двум другим...
  

ПОЛЕТ

   В тот момент, когда их головы соприкоснулись, по всему его телу точно пробежал сильный электрический разряд, перед глазами вспыхнул ослепительно яркий свет, он зажмурился, а когда открыл глаза, то обнаружил себя летящим над городом, рассекающим воздух, словно ИЛ-16. Его тело было будто сплющено в какой-то плотной капсуле, а он с радостным изумлением смотрел вниз, где мелькали миниатюрные фигурки людей, машин, зданий. Все они казались отсюда игрушечными, ненастоящими. Это было похоже на детский "Конструктор", так и не доведенный уставшим ребенком до нужного состояния.
   У него невольно захватило дух от восторга: как здорово летать! Толе вспомнился далекий сон из детства, когда он летел над морем, внизу катились пенистые сердитые барашки волн, жалобно кричали чайки, а он чувствовал, как ветер треплет его майку, совсем не холодный, не обжигающий, а наоборот, легкий, приятный, солнце же спряталось у него где-то над головой. Вот это были ощущения! Почти как сейчас. Но тогда он быстро проснулся и даже заплакал от разочарования. А...
   Внутри его головы раздался четкий и спокойный голос Лысого. Он говорил несвойственным ему серьезным и даже торжественным тоном:
   - Слушая внимательно и не перебивай меня. Все, что ты должен сделать - это замкнуть круг. Это не так просто, но и не так сложно. От тебя не потребуется ничего такого, чего бы ты не знал. Многие люди делали это до тебя, многие сделают и после.
   Твоя проблема в том, что ты безумен. Ты, наконец, понял это, но еще не знаешь, что с этим делать. Я научу тебя, как использовать это, чтобы добиться цели. Твоя цель -- снова стать здоровым.
   (Откуда-то издалека донесся возглас Хахаля: "За здоровье именинника!", 1-й тост...)
   В этом мире, как в любом другом, нет ничего невозможного. Все или почти все совершается по слепой воле Фортуны, которую контролирует каждый, кому не лень. Каждый, кому по силам взять эту госпожу за грудки, ласково, нежно, и сказать: "Я хочу, чтоб все было так, как я хочу!" И она выполняет, потому что не может не выполнить. Таких мало, но именно они определяют То, что люди называют Судьбой. Роком.
   Он (или они, Толику трудно было сказать) начали снижаться. Очертания внизу показались Толе странно знакомыми.
   Твоя задача -- это быть вестником Рока, его быстрокрылым гонцом. И это совсем не плохо. Твое время подходит к концу, но осталось самое главное. Круг. То, с чего мы начинаем жизнь. Дети.
   (вновь подал голос Хахаль: "За детей!" Толя смутно припомнил, что это был 2-й тост)
   Ибо именно в них заключено будущее.
   Они продолжали снижаться. Толя с удивлением понял, что здание под ним -- это здание его школы, в которой он учился много лет. Отсюда казалось, что она мало изменилась. Внизу оживленно резвились ребятишки, забрасывая друг друга каштанами. На него не обращали внимания.
   Какими станут они, таким будет и мир, миллионы миров, окружающих нас. Ты должен кое-что исправить. Ты должен заложить в их сознание верную программу. (Высота все уменьшалась.)
   У тебя была сила. Она была в твоем Талисмане, который указывал тебе правильную дорогу. Но ты допустил ошибку. Ты оставил в живых человека, который должен умереть. (У Толи в голове мелькнул и исчез образ Алексеенко, смотрящего на него с мольбой выпяченными от ужаса глазами) Теперь тебе предстоит исправить это. Используй свою силу и она дарует тебе счастье!
   ("За силу!" - прокричал виртуальный Хахаль свой последний тост)
   Они стремительно продолжали снижаться, пикируя прямо в серый, пошкрябанный асфальт. "Что мы делаем? Мы же разобьемся!" - мысленно закричал Толя, но в момент соприкосновения с поверхностью он не ощутил ни удара, ни боли, мелькнула яркая вспышка, несколько четких картин, одна за другой, как кадры из фильма, наложились в его сознании. Он почувствовал вдруг неизъяснимую легкость, и разом мгновенно у него сложилось полное и объемное представление о том, ЧТО ОН ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ.
  

БЕСЕДА В БЕСЕДКЕ

   Он очнулся и открыл глаза. Это было совсем незнакомое ему место, похожее на какую-то лужайку. Как ни удивительно, он стоял на своих двух, а не валялся, задрав их кверху. Перед ним стелилась узкая прямая тропинка, ведущая к какому-то небольшому строению метрах в 60-ти от него. Солнце слепило глаза. "Ты все понял?" - спросил его голос Лысого. "Да. Все." - прошептал Толя и направился по тропинке. Идти было легко, ноги сами скользили по земле, не оставляя следов. Вокруг него цвела сочная зеленая трава, наполняющая воздух душистым ароматом свежести. Трава была густой и высокой, почти доставая ему до щиколоток. Подойдя поближе, он увидел, что это строение было маленькой уютной беседкой, где вместо двери и окон были вытянутые овальные проемы, а сама крыша беседки закруглялась, как яичная скорлупа. В некоторых проемах наружу высовывались красивые букеты цветов, слегка шевелящих своими кажущимися хрупкими головками в такт неслышного ветерка. Он зашел вовнутрь. У дальней стенки, спиной к нему стоял человек в белой рубашке и темно-синих брюках. Толя узнал его. Это был Хахаль.
   - Заходи, Толя, У нас есть еще немножко времени, - сказал Хахаль, поворачиваясь к нему. Правда этот Хахаль был несколько непохож на того, которого он знал. У него были более резкие черты лица, он казался старше и... мудрее. Его лоб пересекала долгая вертикальная морщина, напоминающая наскальный рисунок.
   Толя подошел к нему, тоже встав возле проема, облокотился на деревянную перегородку. С той стороны беседки росла роща. Все выглядело диким и необычайно красивым. Ветвистые полудеревья-полурастения переплетались друг с другом, как парочка влюбленных, образуя самые причудливые сочетания. В них, этих столь же зеленых, сколь и диких созданиях природы, чувствовалась нешуточная сила. Здесь была своя, особая жизнь. Но нигде не было слышно чириканья птиц.
   - Здесь когда-то был чудесный сад. Великолепный сад, - сказал Хахаль, - Пели птицы, резвились звери, играли дети. Одно из лучших мест, когда-либо существовавших. Теперь ничего этого нет, но тут по-прежнему красиво, верно? - спросил Хахаль, напряженно глядя сквозь пестрящую зелень, точно он видел где-то там за горизонтом что-то еще, недоступное взору Толика. Толя кивнул головой.
   - Впрочем, не будем о грустном, - сказал Хахаль, поворачиваясь лицом к Толику. Ветерок слегка трепетал его белоснежную рубашку, словно парус.
   - Ты знаешь, зачем ты здесь? Я хочу, чтобы между нами было все честно. Не знаю почему, но ты мне нравишься. Ты действительно не самый плохой парень из тех, кого я встречал. А видел я многих, можешь мне поверить, - Хахаль улыбнулся и хлопнул его по плечу. - Поэтому, прежде чем ты покинешь это место, я хочу, чтобы ты услышал одну историю. Историю о тебе.
   - Зачем? - спросил Толя.
   - Странный вопрос. Разве можно объяснить бесконечность? Я просто хочу, чтоб ты знал, что с тобой произошло и почему. И понял еще кое-что. Послушай. - И Хахаль начал говорить:
  

ИСТОРИЯ ТОЛИ

   - Обычный средний водитель, живущий по средствам, подвозит домой тройку бандитов, которая забывает у него в машине свой пистолет. Жизнь этого водителя вполне непритязательна, скромна, и, можно даже сказать, скучна. В ней не было ни ярких, раздирающих душу страстей, ни крупных успехов, ни оглушительных неудач. Все шло ровно и спокойно. За исключением того, что год назад его бросила жена, что сделало его жизнь еще более нудной. И вот он находит этот пистолет. Один шанс из миллиона, но он произошел. Отличная шутка рока. Что же он сделал с этим пистолетом? Может, он отдает его в милицию? Или выбрасывает его в море? Но нет. Он оставляет его себе. Просто, чтобы не осложнять свою жизнь. Чтобы все шло, как оно идет. Ему нравится держать этот пистолет в руках, он находит это приятным. Он берет его с собой, начиная считать его талисманом. Вполне естественный поступок. Хотя именно он приводит его к большим сложностям. У него возникают проблемы с пассажирами -- один, другой, третий -- они обманывают его, не платя денег за проезд. И, наконец, с четвертым он разрешает эту проблему -- с помощью пистолета. Он забирает деньги у безусого пацана, решившего проехаться на шару. Не судьба! Происходит взрыв эмоций, наш герой снова чувствует вкус к жизни. Но ненадолго. Через пару дней эйфория проходит, и он начинает задумываться: черт побери, как же я живу? Очень опасный вопрос. Спокойствие нарушается, он не находит себе места. И в результате этого брожения ума решает вернуть свою жену. Ему кажется, что так он решит свои проблемы, придет к нормальной жизни. Ему чертовски везет. Жена находится в ссоре с любовником и под влиянием роковой минуты уходит с ним. Он окрылен. Все идет наилучшим образом. Ему кажется, он стал другим человеком. Но это не так.
   И вот, фатальное событие: в день его рождения (символично, не так ли?) жена находит его талисман. И устраивает скандал. Скандал в этот день, который так много для него значит, да еще такой неожиданный, на ровном месте, подобен игре со спичками над пороховой бочкой. В нем просыпается дикая обида и злость. Нет, он не злой человек, но вспыльчивый, и в этом его беда. Силы жизни, пробужденные пистолетом, направляются в ложное русло. Он убивает свою жену.
   И почти сразу после этого понимает, что он у разбитого корыта. Что он угробил свой последний шанс (так ему кажется) на нормальную жизнь. Он стал изгоем. Все настолько плохо, что хуже вроде уже быть не может. Самоубийство? Но в его голове зарождаются жуткие притягивающие мысли, дающие ему новый шанс.
   Безумие уже поселилось в его разуме. (Толя пытался возразить, но Хахаль остановил его жестом). Не спорь со мной. Так оно и есть. Запавшая мысль о несправедливости общества принимает в его голове уродливую искривленную форму. Он решает убить двух главных политиков города, чтобы помочь людям избавиться от зла. Прийти к новому, более правильному порядку. Свои разбрызганные всплески безумия он принимает за осколки истины. Мысли рвутся, они не собраны и противоречивы, но он укладывает их под единую схему. И начинает убивать. Вместе с этим, ему начинает видеться его жена, ее любовник и трое парней, от которых ему достался талисман. Ему поначалу кажется, что они преследуют его, но потом он уже склонен считать их своими союзниками. Убив второго из политиков, он окончательно сходит с ума, выкапывает свою жену, впадает в забытье, сменяющееся редкими просветлениями. И вот он готов на последний отчаянный шаг, ускользая от милиции, которая гонится за ним по пятам. Ибо он судьбоносен. Он выполняет волю Рока. - Хахаль остановился. - Ну вот, - весело сказал он. - Вроде все. Ты доволен?
   - Я? Не знаю... Мне сложно сказать, - честно признался Толик. - Но скажи, ведь у меня были... Правильные мысли? - Толя вопросительно взглянул на Хахаля.
   - Ну... не больше, чем у пьяного от валерьянки кота, - очень открыто сказал Хахаль и засмеялся. Толя невольно присоединился к его смеху, представив себе кота, шатающегося на задних лапах и держащего в передних пистолет.
   - А чего ты хочешь? Рок безумен. И мир безумен. Все, что принято считать проявлением высшей логики, ничто иное, как двойное выпадание "зеро" на зеленом сукне. Некоторые ищут себе богов, некоторые дьявола, но все до единого зависят от воли маленького, вечно прыгающего металлического шарика, который может дать все или ничего. А когда игра закончена, все фишки сдаются. Они идут в доход казино. Так уж заведено, парень, - вздохнув, Хахаль обнял Толика за плечи. - Твоя судьба не хуже и не лучше других судеб. В твоих мыслях столько же правды, как и в других мыслях. Ты стал убийцей, но ведь люди смертны, разве не так? не ты придумал смерть. Ты не нарушил законов природы. Ведь так?
   - Может, так, может быть, иначе, но я сделаю все, что от меня требуется, - обреченно сказал Толя. - Я очень устал. И я хочу знать: смогу ли я найти покой? - спросил Толя, осторожно освобождаясь от объятий Хахаля.
   - Сейчас узнаем, - ответил Хахаль, извлекая из кармана брюк пятикопеечную монету. Он подбросил ее высоко в воздух, затем изящно подставил ладонь и мгновенно перевернул руку с упавшей монетой. - Орел или решка?
   Почти не думая, Толя ответил: "Орел". "Если уж летать, то до конца", - почему-то подумалось ему при этом.
   - Что ж, - сказал Хахаль, подставляя тыльную сторону другой руки и припечатывая на нее монету. - Ты выиграл!
   На довольно волосатой руке Хахаля лицом к свету мирно лежал герб Украины, и Толя заметил год выпуска: "1992".
   - И что это значит? - спросил Толя.
   - После всего, что ты сделаешь, ты окажешься в своей мечте. Я обещаю тебе это. - Хахаль убедительно поднял раскрытую ладонь на уровень плеч.
   - Правда? - спросил Толя, взглянув ему в глаза.
   - Я же не умею лгать, ты разве забыл? - рассмеялся Хахаль. - А знаешь, ты просто везунчик. У меня сегодня хорошее настроение и легкая рука. Возможно, в другой раз я бы не предоставил тебе такого шанса. Я бы с легкостью превратил твою жизнь в сущий ад. И сделал бы это С ПРЕВЕЛИКИМ УДОВОЛЬСТВИЕМ. - Хахаль улыбался, но глаза его были очень холодны. - Я это люблю, мне это нравится. Но тебе выпал "орел". Поэтому поспеши, пока я не передумал. Времени осталось мало. Держи. - И Хахаль протянул Толе невесть откуда взявшийся в его руках пистолет, тот самый, его.
   Толя протянул руку, но затем вспомнив, отдернул ее.
   - Подожди,... А ты -- кто?
   - Глупец, разве ты не понял? Я -- и есть Рок! - рассмеявшись, ответил Хахаль и сунул пистолет в его руку. Мгновенно свет вокруг померк, сад и беседка стали исчезать. Толя точно провалился в какой-то темный тоннель, его перевернуло несколько раз, затем швырнуло на что-то твердое, т он открыл глаза.
   Он снова был в своей комнате. Один. Пистолет лежал в его полураскрытой руке. Часы показывали без двадцати два. Он понял, что времени действительно мало. Нужно поспешить. Зато он абсолютно точно знал, что ему необходимо делать.
  

ЗНАНИЕ -- СИЛА

   Он не стал садиться в машину, а пошел пешком. Пожалуй, его "железный конь" уже свое отъездил. Было совсем недалеко. день был серенький и откровенно дождливый. Мелкие капли неспешно падали на тротуар, делая его похожим на зебру. Он шел, засунув руки в карманы куртки, вдыхая полной грудью насыщенный озоном воздух. Ему всегда нравился этот запах. Хотя сейчас он склонен был назвать его запахом беды.
   Только бы не начался настоящий дождь. Это бы сорвало все планы. Впрочем, он был уверен, что этого не произойдет. "Фортуна всегда подчиняется тому, кто хватает ее за грудки", - так сказал ему Хахаль. Дождь начнется позже и смоет все следы... все... На его душе было немного тоскливо, и он знал, почему.
   Потому, что все подходило к концу, он ощущал это так же отчетливо, как рукоятку пистолета у себя под курткой. Но дело было даже не в этом -- а в том, что он не мог представить себе, что будет дальше. После этого.
   Из его памяти всплыла небольшая сцена из прошлого: его "Жигуль" стоял на перекрестке, ожидая сигнала светофора, а справа, на тротуаре, топталась в ожидании автобуса небольшая семейка -- мать, отец и двое шустрых мальчуганов, лет по 7-8. Ему было слышно, как они разговаривают, сквозь приоткрытое окно. Было лето, поэтому в машине, несмотря на это, было жарко. Отец -- крепкий мужчина с накачанной фигурой "морского волка" и загорелым, обветренным лицом объяснял пацанам программу их сегодняшнего дня: "Сначала поедем в город, потом к тете Тане, затем заедем за покупками" и т.п., при этом их лица все сильнее и сильнее вытягивались, по-видимому, не находя для себя в этом списке какого-то желанного пункта. Когда папа остановился, то один из мальчиков с робкой надеждой спросил: "А потом?" Папа выдержал мучительную паузу и тоном Соловья-разбойника произнес: "А потом? А потом -- на пляж!" Мама стояла и тихо улыбалась. Что было дальше, он не узнал, потому как загорелся "зеленый".
   "А потом?.." Действительно, что будет потом? И есть ли вообще какое-то потом? Хахаль что-то говорил ему насчет "мечты", но Толя в глубине души питал недоверие к его словам. Хахаль был изворотлив, как угорь, а слова выскакивали из его рта как мыльные пузыри и тут же лопались. Кто бы он ни был, Толя не стал бы полагаться на него. Возможно, было бы даже лучше, если бы этого "потом" не было вообще. Он бы не противился. Но что-то должно быть, и ему очень не хотелось, чтобы это "что-то" оказалось кошмаром.
   Он был уже у цели. Толя остановился на углу улицы, смотря перед собой на хорошо знакомые ему очертания здания, которое было для него некогда очень большим, просто огромным, а потом постепенно превратилось в обычный трехэтажный дом, где протекла значительная часть его жизни. Именно над ним он кружился в своем полете. Это была его школа.
   Возле центрального фасада стояли несметные полчища юных покорителей знаний. НО "стояли" было бы не тем словом: они двигались, гудели, шумели, прыгали, толкались, в общем, делали все то, что и должен делать в их возрасте нормальный здоровый ребенок. Преподаватели-одиночки, словно последние оплоты Бастилии, героически пытались навести порядок, и совершенно безрезультатно. Чуть позади рассыпчатым полукругом находились родители и наблюдали за своими чадами. У многих в руках были цветы. Толя ощутил невольный приступ ностальгии. Давно ли он сам был в этих рядах? Давно, очень давно. Но память сохранила эти годы до мельчайших подробностей. Он помнил, как однажды разбил стекло в пионерской комнате, и классная руководительница была очень им недовольна, а соученики втихую помирали со смеху. Помнил, как Юрик, всеобщий "заводила", в 5-м классе принес на урок географии живую жабу. Ее появление позволило тогда сорвать контрольную. И как они с Андреем-интеллектуалом и другими ребятами играли в футбол на школьном поле. Помнил... Толя покачал головой, стряхивая воспоминания. Он не за этим сюда пришел. Видит бог, не за этим.
   Он перешел улицу и стал медленно приближаться к школьному двору. Здесь явно чувствовалась атмосфера праздника. Почти все мальчики были в белых рубашечках, а девочки в коричневых либо строгих учебных платьицах. Возраст большинства учеников был явно не выше 5-6 класса. Это было похоже либо на подготовку к детскому утреннику, либо на октябрьскую линейку, когда отовсюду так и перло духом торжественности. Но Толя хорошо знал, что это не было ни тем, ни другим. Это был праздник, который устраивал для детей Алексеенко, кандидат в мэры города, даже в рекламных роликах на телевидении часто появлявшийся именно с детьми. дети были одним из элементов его имиджа. Что поделаешь -- политика... И Алексеенко должен был выступить здесь, сейчас с обращением к детям.
   Толя остановился шагах в 20-ти от задних рядов родителей. Он словно бы провел для себя некую невидимую черту. Тоска, глухая тоска теснила его грудь. "А вдруг меня обманывают? Может, мне не стоит этого делать?" - отчаянно спросил он себя - "Может, поставить точку?" Но он, конечно, знал ответ, который не преминул сказать ему Хахаль, если бы он был рядом. "Здесь не в церкви, тебя не обманут", - сказал б он или во всяком случае что-то подобное. И весело бы ухмыльнулся. Толя прекрасно понимал, что если он этого не сделает, то некоторые вещи вернутся. Те вещи, которые в действительности, в ЭТОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, не существуют, но он их видит, и это самое страшное. Осознавать, что ты, по сути, живешь в другом мире. И ведь эти вещи могут быть вовсе не такими безобидными... Нет, ему нужно закончить со всей этой дрянью. Может быть, ему повезет...
   Ему внезапно захотелось, чтобы с неба сверкнула молния и испепелила его на месте. Он умер бы, благословляя бога, в которого он не верил. Он заслуживает этого -- смерти и покоя. Но прошла минута, другая, а небо было все так же серо и невзрачно, без малейших признаков грозы. Только дождь моросил чуточку сильнее. Хотя дети, похоже, не обращали на это никакого внимания.
   Не дождавшись, но преступил нарисованную им самим черту и подошел к группе родителей. Он остановился чуть позади седого мужчины с благородными чертами лица, похожего на военного по своей выправке. А слева от него стояли другие родители -- бабушки и дедушки, отцы и матери. Они оживленно разговаривали между собой, в основном на темы, касающиеся их чад. "Генерал", как мысленно окрестил его Толик, заметив нового соседа, сразу же повернул к нему свое суровое, но доброе лицо с теплыми серыми глазами и сказал:
   - Не очень-то природа сегодня балует, верно? Еще, чего доброго, дождь польет, так вообще праздника не получится.
   Толя промычал что-то типа "Угу".
   - Я, честно сказать, не сторонник таких праздников. Мне кажется, это для детей только лишняя нагрузка. Могли бы просто дать всем подарки и отпустить. Они же хотят устроить говорильню. Который ваш?
   До Толи дошло, что его спрашивают о ребенке. Он наугад ткнул пальцем по диагонали влево, в район обильного столпотворения.
   - О-о, и мой там же. Вон, паренек с бабочкой, такой серьезный. Математиком будет. Ох, дети, радость наша и горе.
   - Да не говорите, - подключилась к разговору женщина среднего возраста, в очках, держащая в руках небольшую коричневую сумочку. - Главное, никогда не знаешь, чего от них ждать. Мой недавно притащил домой собаку, да такую тощую, ободранную, словно ее кто-то сквозь мясорубку пропустил. И заявил, что она будет с нами жить. А у нас и так не дом, а зоопарк -- две кошки, попугайчик и аквариум с рыбками...
   - Вы еще скажите спасибо, - включилась пожилая дама в зеленом пальто, судя по убогому внешнему виду, собственного пошива, - что он у вас добрый, к природе тянется. Нашего так от рогатки не оттянешь. И никогда ему не угодишь: все, что ему ни покупаю -- нос воротит, а сам как найдет какую-то гадость, так с ней неделю в обнимку ходит.
   - А чего вы хотите? Дети! - сказал "генерал". - Им с нами очень сложно. Нужно это уважать.
   - Что бы мы о них ни говорили, мы их все равно любим, - сказал коренастый мужчина, держащий в руках новенький портфель. - Они все, что у нас есть. - Он специально подошел поближе к эпицентру разговора.
   Толя оглянулся кругом. Все родители тоже притиснулись поближе, видимо, заинтересованные тематикой общения, и н невольно оказался окруженным в плотное кольцо людей. От их улыбок у него болела голова. Неужели нои не могут просто помолчать? Но тут разговор неожиданно переключился на близкую ему тему:
   - А все равно, нехорошо, по-моему, использовать детей в политических целях, - веско заметил "генерал". - Это уже не любовь к детям, а показуха. Я за Алексеенко голосовать не собираюсь.
   - А за кого же? Неужто за Русова? - любопытствующе спросила дама в пальто.
   - Да, за Бориса Борисыча, - твердо ответил "генерал". - Он наведет порядок. Больше не будут психи бегать по городу и убивать, кого им вздумается.
   Женщина с сумочкой с сомнением хмыкнула. Остальные одобрительно загудели. Однако боевой дедушка, весь увешанный медалями, не согласился с "генералом":
   - А что? Правильно сделал! - неожиданно громко закричал он. - Так им и надо. Зажрались наверху и стыд потеряли. Молодец, парень, даже если псих. Я бы сам, лично, взял автомат и всех их одной очередью!.. - дед залихватски рубанул в воздухе рукой, словно шашкой. - Цигур, Русов -- для меня одной породы!
   Толя почувствовал, как щеки его наливаются краской. Он с трудом сдерживал возникшее желание расцеловать старичка. Значит, есть те, кто его понимает!..
   - И что тогда, опять 37-й? - скептично возразила женщина в очках. - Да, они все не лучше, но не убивать же их за это! А делать из болезни геройство -- это вообще глупо! Больным место в психбольнице.
   Толе захотелось хряснуть этой курве по очкам, да так, чтоб они разлетелись на мелкие кусочки. Вот из-за таких, как она, людей вечно будут держать в упряжке, как скотов. Умная нашлась!
   - Послушайте, люди, не ссорьтесь, - вмешалась еще какая-то хилая дамочка с писклявым голоском. - Нужно всегда искать в людях хорошее, у каждого оно есть. А политика пусть остается политикой. Тот же Алексеенко, я уверена, он тоже перед кем-то хороший -- у него есть жена, дети...
   Дальше Толя слушать не стал, хотя спор, судя по всему, только разгорался. Мысленно махнув рукой, он протерся дальше, поближе к рядам "пионеров". У него болела голова во лбу. Слушать этот бред было не в его силах. Он боялся, что его терпение лопнет, и он использует пистолет по другому назначению. Если обычный человек делает что-то хорошее своим близким, семье, и только, а на остальных ему наплевать -- это нормально. Это его личное дело. Но если такого же принципа придерживается политик, человек, облеченный властью... Это говорит о том, что он мерзавец, а оставлять мерзавца у власти, у "кормушки" -- ВОТ ЭТО И ЕСТЬ СУЩЕЕ БЕЗУМИЕ. Так не должно быть. И если люди этого не понимают, или же смирились с этим -- это их беда, но и их вина...
   К черту. Он потихоньку, очень потихоньку протискивался вперед. Алексеенко уже стоял у микрофона, в черном костюме, сверкая обаятельной белозубой улыбкой. Вокруг здания стояло несколько "иномарок", на которых приехал сюда н и его люди. Здесь были фотовспышки и телекамеры, но это Толю не беспокоило. А сильной охраны он не увидел. Так, пара-другая хренов в светло-синей форме...
   За Алексеенко стояли, судя по всему, директор школы, завуч, учителя. Они были его задним планом. Из динамиков несся противный скрежещущий звук, почему-то всегда сопровождающий подобные мероприятия. Все это напоминало Толику те дни, когда к ним, в эту школу, приезжали видные "шишки", и начальство школы из кожи вон лезло, чтобы устроить что-то показательное. Типа хора "мальчиков-зайчиков", воспевающего красоты социализма и пионерии. Чтоб никто и не подумал, чтоб никто и не поверил... Вернее, чтобы все знали и видели, как лихо идет процесс (учебно-образовательный), что будущее Родины подрастает правильно и в надлежащем порядке.
   Одна из молодых учительниц позади Алексеенко широко и сладко зевнула. Толя понимал ее чувства. От этой "показухи", как назвал ее "генерал", веяло безвкусицей. Лучшее -- детям. Кажется, мы это уже проходили.
   Начало все оттягивалось. Алексеенко о чем-то совещался со своими людьми, остальные переминались, терпеливо ожидая. Впрочем, это не относилось к детям. Те находились в своем мире, куда более интересном и живом, чем все эти взрослые сложности. Кто-то кого-то щипал и толкал, кто-то с кем-то спорил, кто-то кричал, кто-то смеялся. Последних было немало. Толя ощутил легкую и абсолютно необъяснимую зависть: они могли так легко, непринужденно, искренне смеяться практически по любому поводу, а то и без такового. Ему самому и большинству других взрослых, присутствовавших здесь, это было недоступно, что следовало из их серьезных напряженных лиц. Он сам... Что он сам? Для него все это уходило в пустоту - и смех, и шутки, и цветы - были последними отблесками его угасающего сознания, готового навсегда погрузиться в мрак. Из которого нет и не будет возврата...
   Нет, у него не было ощущения праздника. Серый дождливый день точно отражал его состояние. Но это не беда. Праздник так легко создать! Расцветить все вокруг в ЕГО краски. Всего лишь нужно взяться за эту зовущую металлическую рукоятку под его курткой. В которой он, кстати, сильно смахивает на Терминатора. Разрушителя. Толя хрипло засмеялся, и несколько детей с удивлением посмотрели на него. Один что-то сказал другому, и они тоже засмеялись. Ему было все равно. Пусть смотрят, пусть смеются. Чего уж там? "Эй, смотри, дядя сошел с ума..." Пусть так. Но он только прикоснется к своему талисману, и все станет на свои места, как того и хотел Хахаль. Рок. Наступит праздник, на сей раз ЕГО праздник. Пусть и очень непродолжительный. Пускай. Но разве наслаждение измеряется минутами?
   Он убьет Алексеенко, но это будет только началом сказки. Чудесной доброй сказки о безумном водителе. затем он убьет охрану, а потом... Как когда-то говорила его бабушка, потом "будет суп с котом". Он наведет пистолет на детей и будет стрелять, сколько хватит пуль. Он будет сеять смерть и разрушение ("Ай'л би бэк!.."), и никто и ничто его не остановит. Нет такой силы, чтобы остановить Рок.
   Возможно, он оставит только одну пулю. Для себя. А может быть, и нет. Потому что никогда ничего нельзя предугадать в этом чудесном, изменчивом мире, где каждый имеет свой шанс на будущее...
   Дети умрут невинными ангелами, и это плохо. Это ужасно. Но зато останутся жить другие, видевшие это, и посеянные зернышки упадут на благодатную землю. Они прорастут много позже и скажут свое веское слово. Это и есть то, что называют хорошим урожаем. Селекция людей будущего. Тех людей, которые и определят судьбу мира.
   Время пришло. Толя знал, что ему сейчас преступить самую последнюю грань, все еще отделяющую его сознание от девственно чистой темноты. Он, Анатолий Караваев, никогда бы в жизни не тронул бы ребенка пальцем. Ни Цигура, ни Русова, ни свою жену. Он -- нет. Но то, что в нем, оно вполне способно на это. Сила. Пришедшая извне, она обагрит кровью здешние земли. Пришло ее время спеть свой финальный гимн.
   Медленным осторожным движением он прикоснулся к холодной стали пистолета. И сразу пришло желанное спокойствие, тоска испарилась в неведомые дали, а с ней -- и ненужный более рассудок. Глаза Толи засветились легким озорным огоньком. "Пиф-паф-ой-ой-ой", - пожаловался он себе тоненьким голоском, все дальше пробираясь вперед сквозь детские заслоны, - "умирает зайчик мой..." Алексеенко стоял к нему боком, все еще с кем-то беседуя. Ему ничто не помешает. Он -- неудержим. Он -- взрывная волна, сметающая все на своем пути. "Тут охотник выбегает..." Звучание его голоса смешило его, но он не отвлекался. Он несет свет, важно его не расплескать. Он наполовину вытащил пистолет. Шум нарастал у него в ушах, и был уже похож на далекий звериный вой из того края, где рыскают голодные шакалы... "Отпразднуем это по-семейному", - это были его последние слова, сказанные уже почти нормальным тоном. Миг -- и Толя выскочил, наконец, на свободное пространство, а пистолет, почти синхронно, радостно заплясал в его руке, устремляя свои черный глаз на кандидата в мэры...
   ОН СНОВА БЫЛ СЧАСТЛИВ.
   Он так и не понял, что случилось. Только свет ярко вспыхнул перед его глазами и почти сразу погас, уже навсегда. Ничего не ощущая, он провалился в пустоту...
  
   Маленький бледный мальчик с румянцем на щеках, в беленькой рубашке и черных наглаженных брючках выступал на полшага впереди остальных детей. Лицо его выражало сложную гамму чувств, но глаза сияли, устремленные в одну точку. На черную мушку пистолета, который он держал в своей нетвердой руке.
  

... И ГОВОРЯТ, ЕСТЬ МГНОВЕНИЯ, СРАВНИМЫЕ С ВЕЧНОСТЬЮ. ЕСЛИ ЭТО ТАК, ТО ПУСТЬ ЭТИ УМНИКИ ОБЪЯСНЯТ, ОТЧЕГО ОНИ ПРОХОДЯТ СТОЛЬ БЫСТРО...

КОНЕЦ БЕЗУМИЯ

   12-летний Александр Звягин стал героем не только школы, но и всего города. Хотя в его семье его подвиг был встречен весьма неоднозначно. Отец, например, на следующий день отшлепал его, хотя и не очень сильно, памятуя о том, что пережил ребенок. Мать прочла долгую и познавательную лекцию под образным названием "КАК НЕХОРОШО БРАТЬ ЧУЖИЕ ВЕЩИ БЕЗ СПРОСА". А 14-летняя сестричка, доселе глядевшая на него свысока, теперь, напротив, смотрела на него с немым обожанием. бабушка же восприняла все весьма философски и сказала: "как бог решил, так все и сталось!" Лишний раз Саше пришлось убедиться, что люди бывают очень разные и их подходы тоже. Но то, что он оказался центром всеобщего внимания, - это, пожалуй, окупало все.
   Дедушкин пистолет, сохранившийся еще с войны, и бережно хранящийся в семейных архивах, был обнаружен героем еще полмесяца тому, но тайну эту сорванец хранил крепко, с выдержкой партизана. Он поделился ею только с Колей -- своим лучшим другом, и просто удивительно, как тот все-таки не разболтал. А может, просто не успел. Как бы то ни было, в тот день он захватил эту реликвию с собой, в портфеле -- чтобы поделиться радостью еще с Толей и Васей. Какой же это секрет, если о нем никто не знает? А секрет был классный: большой, здоровенный маузер, покрытый ржавчиной и отдающий весьма неприятным, но, как казалось Саше, еще и воинственным запахом. До этого он не нажимал его на курок, а только мысленно прокручивал в голове самый кассовый боевик сезона с собой в главной роли, чему настоящий пистолет сильно помогал. Но получилось, что кино стало реальностью. Тогда, в тот день, как он рассказал следователю, "Я увидел дядю. Дядя был очень странный. У него были какие-то дерганные глаза. И вел он себя странно. Он был похож на "нехорошего" героя из фильмов, что показывают по телеку. А когда он стал приближаться туда, к Ларисе Григорьевне (директору школы, находившейся рядом с Алексеенко), я увидел, что он держит пистолет вот так (мальчик показал, как Толя держал пистолет под курткой) и понял, что он хочет сделать что-то плохое. Ну... Я тогда вытащил из портфеля дедушкин пистолет и, наведя на него, крикнул, чтобы он стоял. Но он в ответ вытащил пистолет и направил его на Ларису Григорьевну. Тогда я выстрелил". Удивительно, что семья хранила пистолет десятилетиями, так и не догадываясь, что он еще способен к действию...
  
   ... Толя очнулся и зажмурился от яркого света, брызнувшего в глаза. Солнце. Он оглянулся вокруг. Море. Пляж. Он брел по нему, передвигая босые ноги, на которые были одеты закаченные по колено джинсы. Из одежды больше ничего не было. Теплый воздух приятно ласкал плечи, Над ним пронзительно кричали чайки. Черт возьми, где он? Как будто отвечая на его вопрос, навстречу показалась женщина в легком летнем сарафане. она улыбалась ему. И толя с удивлением понял, что это Марина, его жена.
   Они обняли друг друга. "Что случилось? Где ты была? Где был я?" - спросил он, поглаживая ее волосы.
   "Разве это имеет значение? Теперь мы здесь", - мягко ответила она, плотно прижимаясь к нему. Толя подумал, что это чистая правда. Что бы ни было, это уже позади.
   "Теперь мы вместе", - сказал он.
   "Все плохое ушло. Теперь только ты и я, вместе. Навсегда", - сказала она, радостно улыбаясь.
   "Навсегда", - повторил он и тоже улыбнулся.
   Что-то было в этом слове очень стабильное и ласкающее его слух, как повторяющийся шум прибоя. Это было хорошее слово.
   Он поцеловал ее. Этот поцелуй был сладостен и приятен.
   Море неторопливо шелестело у самых их ног.
  

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

   Теперь Саша стал героем, и это было приятно. Девчонки со всего района носились за ним по пятам, не говоря уже о школьных. Его показывали по телевидению. Он был во всех газетах. "РЕБЕНОК ОСТАНАВЛИВАЕТ УБИЙЦУ-МАНЬЯКА", "ПРОВИДЕНИЕ ПОСЕТИЛО 122-ТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА". Его выстрел, как он потом узнал, остановил опаснейшего маньяка, убившего очень многих известных и хороших людей. Анатолий Караваев -- так его называли в газетах. Про себя Саша очень гордился своим подвигом. Ради этого можно потерпеть отцовские шлепки. Он же мужчина! Он никогда не забудет те мгновения, когда люди с изумленным видом подбежали к нему, глядя так, будто он фарфоровый, а потом стали целовать. Сам этот, как его... Алексеенко, как это... официально поблагодарил его от имени города. Хотя мэром стал не он, а Русов. Позже. И еще, те волнующие мгновения выстрела... Они врезались в его память, будто нарисованные и раскрашенные им самим картинки. Он никогда не забудет того, что произошло.
   И когда-нибудь он снова возьмет в руки этот пистолет...
  
   ***
  
   Толя положил голову на плечо Марине. Наконец-то он нашел свою тихую гавань. Мечты приняли реальную форму. Его не обманули (Кто? Когда?..) Он не помнил, что было раньше, были лишь смутные отрывки,
   (лопата...)
   но чувствовал, что было плохо. Он никогда к этому не вернется. Он нежно поцеловал Марину в щеку и снова дотронулся до пряди ее волос. Эти прикосновения дарили ему улыбку. И он улыбался, как человек, благословляющий свою судьбу.
  
   Он не видел, как вспыхнули в этот момент ее глаза. Ярким, настойчивым огнем. Уста искривила язвительная усмешка, и в ней тоже был этот странный огонь.
   ОГОНЬ ВСЕПОГЛОЩАЮЩЕГО ДИКОГО БЕЗУМИЯ.
  
   25.12.98-08.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"