Демченко Оксана : другие произведения.

Глава 5. Одаренные и головная боль

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Мы двигались в наползающую от древесных стволов ночь, главное время лошадиных страхов. Да и людских тоже. Танцовщица тихонько завозилась, поправляясь в седле. Когда лес сомкнулся за спиной, погружая мир в непроглядный для неё мрак, лошадка перешла на бодрый шаг, я переместилась к голове и коротко взяла её под уздцы. Рабыня наконец решилась спросить тихим дрожащим голосом:
  
  - Это ведь Гнилой лес, хозяйка?
  - Во-первых, меня зовут Тиннара, коротко Тин. Во-вторых - да, именно он. В-третьих, неужели здесь тебе хуже, чем в том подвале?
  - Нет, - она вздрогнула, передернув плечами. - Только говорят ведь люди про этот лес разное, и всегда плохое.
  - Зато заведения для отдыха знати пользуются хорошей репутацией, - зло бросила я и тут же раскаялась. - Извини, сорвалась. Ну зачем тебе бояться леса? И к чему верить в чужие глупые байки?
  - Я смею надеяться еще раз увидеть Митэ.
  - Завтра утром вернемся. Я хочу, чтобы она увидела тебя другой. Сколько тебе лет?
  - Тридцать.
  - Вот завтра тебе будет ровно тридцать, и никто, взглянув на тебя, не даст и годом больше. Тогда все ей расскажешь. Поэтому не бойся, все станет лучше.
  - Так не бывает, - она устало усмехнулась. - И зачем мне молодость? Опять танцевать для богатых гостей? И дочь этому ремеслу учить?
  - Мы едем на свадьбу. Можешь и станцевать, если захочешь. А таких богатых гостей, о которых ты говоришь, в Агрисе не жалуют. Кстати приехали, ручеек рядом. Сползай.
  
  Она обречено огляделась, убеждаясь, что никакого лекаря нет. Ну что с ними делать, хоть плачь. Сидит и смотрит на меня, почти как её дочь вчера. Спокойно, с застарелым отчаянием сбывшейся смерти. Я чуть улыбнулась. Нет, Митэ бы уже давно убежала, она-то боролась до последнего. Когда я привязала кобылку пастись на длинный повод и подошла, женщина даже не шевельнулась. Легким движением отослав Карис в сон, я пристроилась рядом. Это кто еще завтра будет трупом смотреться. Тут не лечить требуется, а вылить в неё все силы, сколько есть, как в Риана возле избушки. Назад молодость вернуть - дело не шуточное. Как еще я завтра буду выглядеть? В целом-то знаю ответ.
  Знать и испытать на практике - большая разница.
  Утро началось с моего унылого стона. Голова ожидаемо гудела разбитым кувшином, боль переливалась в каждом осколке, позволяя ощутить все многообразие своих оттенков. Когда же мне хватит мастерства добиться после большой работы эффекта умеренного, здорового похмелья от хорошего вина?
  Аккуратно встав на четвереньки, я всхлипнула и, стараясь не качаться и не дергаться, плавно повезла голову к воде. Шагов двадцать, страшная даль, полдня ползти можно. Да еще непередаваемый желчный привкус во рту. Боги, ну неужели ничего нельзя изменить в лучшую сторону? В ответ на мои невысказанные вслух причитания сверху обрушился целый водопад. Ледяной, прямо на голову, шею, спину. Хорошо-о.
  Карис нагнулась и подала мне плошку с водой. Со второй попытки удалось сесть и обеими дрожащими руками удержать верткую мисочку. Выпив, я получила еще. И еще. Мир постепенно проступал из мути опустошенности. Пели птицы, шумел легкий ветерок, розовые ранние лучи путались в густых и длинных шоколадных кудрях танцовщицы.
  Значит, все удалось. Радость пуховым шаром защекотала гортань, тихо потекла по жилам, наполняя их теплом и силой. Ай да я!
  Вот теперь шмыгнула носом уже от удовольствия, и потянулась. Рядом виновато переминалась с ноги на ногу молодая Карис. Я тихо хихикнула. Пластические хирурги моего прежнего мира сдохли бы от зависти. Рубаха, купленная вчера старушке, не сходилась на поднявшейся груди и вызывающе топорщилась на бедрах. Не могу понять, как это возможно, продавать живых людей. Тем более таких удивительных красавиц. А уж превращать это кроткое совершенство за десяток лет в убогую старуху...
  
  - В такое ведь нельзя поверить, - прошептала она виновато. - Тебе очень плохо?
  - Уже хорошо. - я поднялась, опираясь на её руку, и заковыляла на затекших ногах к лошади. Под коленями и в стопах бегали иглы, прокалывая мышцы мучительной судорогой. - Залезай в седло, если хочешь. Мне надо пройтись.
  
  Она больше не спорила, но и не стремилась тупо исполнять указания. Двигалась неуверенно, словно не могла привыкнуть к новому, расправившему плечи, гибкому и молодому телу. Глаза отрешенно следили за мной, а мысли были где-то далеко. Впрочем, в такое действительно нельзя поверить запросто. Пройдется, подышит, осмотрится. Пока она в своеобразном шоке, даже благодарить не стала за свое излечение. Мне и не надо, но судя по её мягкой и доброй натуре, можно ожидать утомительной пожизненной признательности. Хоть бы в святые не произвела! Как тогда с ней общаться?
  Отвязав и заседлав довольную качеством лесной травы кобылу, мы тронулись в обратный путь. Карис, конечно, в седло не полезла, она шла рядом и иногда тихонько принималась что-то напевать, видно, почти забытое. Мотив путался, она сердито встряхивала головой, каштановый водопад бликов переливался от макушки до бедер, и начинала сначала.
  Ноги постепенно освоились, пошли легче, и мы обе забрались в седло, пустив лошадку рысью от опушки. Обратная дорога всегда короче, особенно ясным утром, в хорошей компании и приподнятом настроении. Я принялась рассказывать о Митэ, как девочка замечательно лечила своего братца и какая она смелая. Карис молча слушала, радовалась и почти совсем отвлеклась от мелькнувшей в сознании идеи моей святости. Может, обойдется?
  Они ждали нас там, где я их и почуяла. Рыжие проснулись на гаснущем закате и сразу тормознули телегу до прояснения ситуации. Оба уже снова спали, и опять рядом с младшим приткнулась Митэ.
  Зато араг усердно нарезал круги, хорошо заметные по напрочь вытоптанной за ночь траве, вовсю изводя себя красочными ужасами. Я приготовилась к интересной сцене, предположительно немой. Везет мне на этой дороге на излечимых больных и эмоциональные реакции.
  Он не подвел. Отпад челюсти мы наблюдали вдвоем с Карис. На каменно-безразличном лице Наири эмоции смотрелись совершенно гротескно, даже неестественно. Глаза с расширенными зрачками потемнели, обнаружив неожиданный и яркий голубой с вплетенными золотистыми нитями оттенок. Где этот шелковый цвет до сих пор прятался? Впрочем, в 'Ночных радостях' над рабами солнце не всходит, а небо всегда тоскливое и серое.
  Не иначе, стук челюсти и последовавший хриплый вздох разбудили братьев. Иначе чем можно объяснить их рыжие всклокоченные головы, синхронно поднявшиеся из-за борта телеги. Как они смотрели на помолодевшую танцовщицу... Наверное, только в Агрисе и есть мужчины, способные так смотреть: в жизни своей она не знала, что можно быть красивой и видеть в мужских глазах такое искреннее восхищение, а не маслянистую пресыщенную похоть.
  О женщины! Вчера еще она готова была умереть и говорила о своей красоте, как о большом зле и причине несчастий. А сегодня так мило розовела под изучающими взглядами братьев, суетливо поправляла тесную рубаху. Чуть потупившись, благодарно косилась на Наири из-под ресниц. Я даже почти завидовала ей. Ну не умею я носить себя так, с полным осознанием совершенства. Это тоже дар.
  А потом она резко замерла, забыв обо всем.
  Из сена вынырнула заспанная мордашка Митэ. Синяк за ночь почти изчез, опухоль на губе спала. Девочка приветливо улыбнулась Карис, совсем не удивляясь переменам, выбралась из телеги и закрутила головой, высматривая флягу с водой. Я без звука заорала на арага, требуя известно чего. Он так же тихо бросил руку в сторону матери - мол, она велела молчать. Карис зажмурилась, умоляюще затрясла головой, требуя времени хотя бы отдышаться. Мирах почесал в затылке, с растущим интересом наблюдая коллективное выступление мимов.
  И решил все по-простому, как принято у них на селе.
  
  - Эй, клещ! Эти олухи что, до сих пор не сказали, что мамку твою нашли? Да ты сама уж большая, при таком сходстве могла и догадаться.
  - Я и раньше знала, - тихо ответила мелкая, ни на кого не глядя и усердно перебирая пальцами по ремню фляги. - И куда Най ходит, и что еду носит. Следила за ним, и её я видела. Только мне не хотят говорить. Наверное, считают что так лучше. Вот я и молчу тоже.
  
  Она бросила наконец флягу и села, закрыв лицо руками. Тамил что-то неодобрительное пробормотал про дураков и их дурацкие страхи, легко кинул свой немалый вес через охнувший от резкой нагрузки борт. Сгреб девочку в охапку и отнес Карис, сунув прямо в руки. Убедился, что теперь ревут обе, разом прижавшись друг к другу, кивнул и пошел запрягать коньков, приведенных невесть когда Мирахом. Я развернула своего арага спиной к женщинам - лицом к повозке и посоветовала помочь братьям. Нечего глазеть, и без нас разберутся.
  В шесть рук коней запрягли мгновенно и повозка тронулась дальше. Гнедых, отдохнувших за ночь и готовых к новым подвигам, подрыкивая, сдерживал Мирах, пристроившись у головы переднего правого, с характерной белой стрелкой на лбу, более норовистого и явно ведущего в четверке. Я присоединилась к нему, ощутив приглашение к разговору. Зная мой дар, они так звали меня без слов уже несколько раз.
  
  - Слушай, а зачем ты их купила? - спросил агрисский охотник, воровато косясь на спутников и смиряя громкость голоса. - Отпускать будешь али как?
  - Римах говорил, вы ошейники в реке топите, а до переправы смотрите, стоит ли человека в село пускать, - уточнила я.
  - Этих, понятно, пускать нужно, - облегченно кивнул он, - Только вижу я, что мужик не с ними и в селе не останется. Не крестьянин он, а места себе пока не нашел.
  - Ну и?
  - Нравится она мне. И клещ её тоже, - он шумно вздохнул. - Вчера обеих забрать решил, с братом уже прикинул, чтоб на двоих и погулять зараз. Вы не слышали, мы и тихо говорить коль надо умеем. Даже обдумывать принялся, где дом ставить. А сегодня смотрю - не по нашему селу такой княгинюшке ходить-то. Хороша, аж страшно. Что ей скажу? У меня ведь ни кола, ни двора, все было ни к чему. Это Тамила в старосты прочили, он у нас разумный да обходительный. Мне лес милее, вот и брожу, сколь пожелаю.
  - А откуда мы её притащили знаешь? И про ошейники с белым узором, про веселые корчмы да нищие подвалы?
  - Не теленок, понимаю. Я её ведь помню, забитая была, голодная. Все одно танцевала она так, что подумаю - сердце обрывается. Лет пять назад по осени мельком видел, на базаре, потом как в воду канула. А вот встретил опять и...
  - Больно быстрые вы тут, - фыркнула я и обернулась, выискивая мать с дочкой. Бредут сзади, далеко. - Пойду, поговорю.
  
  Он тяжело вздохнул и принялся похлопывать конскую шею, глядя вперед. Я развернулась и решительно пошла к женщинам. Араг ничего не понимал, но встревоженно следил в оба, полулежа на телеге. И смотрел снова так странно, будто что решал про себя.
  Карис, увидев мою целеустремленную походку, разом остановилась, испуганно обняв дочь. Ничего хорошего она не ждала. Мы - свободные. Хозяева. От нас все зло. Словно не было ночи, когда она проснулась молодой. Как же ей за эти годы досталось! Я на ходу обнажила кинжал, и она заметно вздрогнула, побледнела разом и закусила губу. Митэ, наоборот, смотрела с растущим интересом, она мне поверила с первого раза. Она вообще умела замечательно точно определять тех, кому стоит верить. Дар? Ну, пока еще слишком мала, а там посмотрим.
  
  - Кого из нас вы продали, хозяйка? - выдохнула мать.
  
  Я молча просунула пальцы под её обтрепанный ветхий ошейник. Оттянула его и перерезала снизу вверх одним движением. Хороший кинжал Риан дал, спасибо ему. Танцовщица охнула и осела. Заправив ошейник за пояс, я проделала то же со вторым.
  
  - В общем, так. На том берегу рабов не держат. Ошейники принято снимать только на переправе, если бывшему рабу согласны дать место в селе. Это правило Агриса. Но вас они примут, можешь не переживать, - я не знала что ей говорить и слышит ли она меня сейчас. - Я не могу сказать тебе того, о чем просил Мирах, пока ты в этой дрянной сворке.
  - Он просил за нас, - довольно кивнула ничуть не удивленная мелкая, заботливо собирая мамины волосы на затылке и сплетая в косу, чтоб не лезли в глаза. - Он хороший, хоть и страшно большой. Я его сперва сильно испугалась. А теперь уже знаю, зря. Мирах добрый, почти как Наири, если его не слишком доставать.
  - Он хотел откупить твою маму лет пять назад, но не нашел, - задумчиво ответила я. Интересно, у Митэ это странное бесстрашие врожденное или приобретенное от общения с арагом? Вот уж совсем не в маму, тихую, робкую и забитую.
  - Зачем? - она уже второй раз спросила, я отвлеклась и теперь поплатилась синяком, маленький острый кулачок ловко влепился в бывший 'хозяйский' живот. Нет, без Наири дело не обошлось. Бьет просто-таки отменно.
  - Чтоб жила свободно. Зачем еще, - я зашипела, согнулась и потерла будущий синяк. Потом посмотрела на синеглазую в упор. - Вчера он думал вас к себе жить позвать. Женой и дочерью. А теперь считает, что не достаточно хорош для тебя. У него дома толком нет, да и в семье Мирах младший. Вдруг ты, теперь уже свободная красавица, захочешь богатого и знатного мужа?
  - Он не понимает... - Карис замотала головой, совсем как утром, и скорчилась, вжавшись в землю. - Не понимает, кто я. Мы обе.
  - Я спросила. Он все знает и говорит, ты так танцуешь, прямо душа радуется. Я понимаю, подобные дела не решаются враз. Но хоть пойди, поговори. Не бойся, вас примут в любом случае. И жить будет чем.
  - А если она не хочет женой, - резко дернула меня за штанину мелкая, явно проверяя прочность ткани. - Ну Тин, это же про нас обеих, я же спрашиваю совсем серьезно! Меня одну в дочки возьмет? Я согласная, еще вчера, и готовить почти умею, два раза помогала Наю тесто месить. Я буду с ним на охоту ходить. За утками там плавать, за гусями.
  
  Я фыркнула, развела руками и пошла к телеге. Ну что еще надо было сказать? Не знаю. Вон Тамил будущий староста, пусть он и говорит умные слова. Старший брат сидел на многострадальном тележном борту и смотрел то на младшего, то на Карис. Заинтересованно так смотрел, с характерной папиной хитринкой во взгляде. Я догнала еле ползущую телегу и пошла рядом, бросив ему оба перерезанных ошейника. Поймал, аккуратно свернул и положил на дно телеги.
  
  - Если к камню привязать и в реку бросить, - поучительно прокомментировал он свою хозяйственность, ни к кому не обращаясь, - то верное гадание выходит. Потонет тихо - приживется человек. Уйдет с бульком - не отстроится домом на селе. Тиннара, а что мой младшенький? В надежде остается или как?
  - Слушай, ну дайте вы девке хоть в себя прийти! Вчера ей семьдесят - сегодня тридцать. Вчера умирать собиралась - а завтра замуж зовут. Мало дочуры слишком умной, так еще поклонник этот... экономный.
  - Почему экономный? - уточнил обиженно Тамил - Он пять лет назад у отца все деньги выгреб, хотел свою зазнобу непременно выкупить. Говорил, заморят её. Каждый год, почитай, искал, только никому не говорил. А Годея-то не обманешь.
  - Потому что жениться хочет за твой счет.
  - Так то хозяйственный, а не жадный.
  
  Тамил выпрямился, гордясь своим братом. Я же наконец обернулась, чтобы выяснить отношение к происходящему своего теперь уже единственного раба. А он лежал и смотрел в небо, такой непривычно, мирно-задумчивый, и глаза опять были другими, ясно-голубыми, этим безоблачным небом наполненными. Пусть его. Довольно уже на сегодня странностей, аж голод пробирает от переживаний. Хорошо хоть фрукты не все поели без меня. Тамил догадливо протянул руку, помогая влезть на повозку. Видимо, разобрал активный интерес к продуктам в моем взгляде. Проверю мешок, а то эта мелкая плодожорка наверняка всю ночь хрустела втихую. Точно, орехов совсем нет. Яблоки нового урожая оказались кисловатыми и некрупными, зато сочными.
  Мимо телеги, запинаясь, прошла Карис и пристроилась рядом с Мирахом. К мешку с продуктами ящеркой скользнула мелкая, серьезно подмигнув рыжему вознице - мол, я прослежу, все будет нормально. Теперь мы грызли вдвоем, наперегонки, а скоро сочный хруст соблазнил и Тамила.
  От конских морд послышался дрожащий голосок танцовщицы, пытающейся напеть тот же утренний мотив. Мирах кивнул и принялся что-то говорить, а потом повторил мотив, тоже негромко, но уверенно. Уже кое-что. Я облегченно вздохнула - и замерла с яблоком в зубах, пребольно получив острым локтем в живот от довольной сверх меры Митэ, кувыркающейся в сене. Видимо, Римаху предстоит-таки пережить двойную свадьбу. Да еще с готовой внучкой. Будет ему помощь в рыбной ловле, живое воплощение пожелания 'ни хвоста - ни чешуи'.
  Отдышавшись, я скосила глаз на безразличного Наири, всмотрелась удивленно, заинтересованно переместилась поближе, приглядываясь, нагнулась к лицу. Довольно скоро он перестал равнодушно обшаривать взором небо. 'Допекла-таки' - с некоторым удовольствием подумала я. Ох, не нравится мне его настроение, пусть хоть разозлится чуть, что ли.
  
  - Тамил, а почему у него нет бороды? И усов... - я с упорством игнорировала и способность арага говорить.
  - А почему у меня спрашиваешь? - хмыкнул старший медведь, явно знавший ответ.
  - Он все равно говорит только 'да' и 'нет', - вздохнула Митэ горестно, с восторгом включаясь в забаву и пиная братца в бок. Увернулся и ловко спровадил мелкую через борт, вроде бы случайно. Та фыркнула, ничуть не обидевшись, мигом забралась снова в повозку: - Ну вот, когда совсем молчит, еще хуже. Сами видите.
  - Понятно, убедила. У чистокровных арагов почти не растут усы и бороды, порода такая, - пояснил умный старостин сын. - У них есть, само собой, даже легенда отдельная, чтобы странности объяснить. Ну, как водится, - спустился с неба к их первой женщине первый мужчина, и он был такой вот, безбородый. И с тех пор араги, кроме прочего, живут подольше, чем другие. Бред, конечно. Но вот этот будет выглядеть неизменно так, как теперь, лет до пятидесяти, а то и дольше. Пока в степи текли реки, почитай все араги бодро перешагивали столетие, так наш травник утверждает. Они очень живучие, хоть и немногочисленные. Брусы совсем вымирают, а эти приспосабливаются. Упорные.
  - Ничего себе! - выдохнула я. - А у того предка глаза были темные с серебряными нитями?
  - Я его вообще не видел, имей совесть, - возмутился Тамил.
  - А я, возможно, видела, - задумчиво пробормотала я. - Или его родича.
  - Приедешь в Агрис, сходи к лекарю, - посоветовал он со смешком.
  - Вот расскажу Риану про ваше сельцо, и ты увидишь, - обиженно откликнулась я. - Он айри. Тебе это что-то говорит? Знакомая порода?
  - Нет, - признался он чуть расстроенно. - Главное, чтобы на княжну не работал, тогда милости просим.
  - Ручаюсь.
  
  Он серьезно кивнул. Наири вновь принялся усердно искать облака в прозрачной предвечерней синеве, я устроилась на дне повозки, незаметно для себя задремала, убаюканная нашим тихим ходом. И спала, пока спустившееся солнышко не пристроилось шаловливо пробивать рыжим лучом ресницы, словно приглашая поиграть. Араг по-прежнему смотрел в небо. Мне совсем не понравились его глаза - сухие, с лихорадочным блеском. Митэ тихо сопела, устроив голову на братовой руке. Заботливый Тамил соломинкой гонял от девчонки мух. Я привстала, глянула на пару впереди и тихо рухнула в ковры, сраженная зрелищем. Дела-а.
  Мирах по-прежнему придерживал давно успокоившегося гнедого и что-то негромко говорил. Слов я не разбирала. А Карис... Она шла рядом, крепко вцепившись левой рукой в его пояс и то и дело оборачиваясь, чтобы заглянуть рассказчику в лицо. Иногда улыбалась коротко, неуверенно, или поправляла рыжему ворот рубахи. А он на пальце крутил прядь её волос.
  Я проморгалась и вопросительно посмотрела снизу вверх на старшего из братьев. Тот развел руками, довольно ухмыляясь. А что тут скажешь? Потом с хрустом потянулся, прокашлялся для начала разговора.
  
  - Меньшой, таким ходом мы все одно никуда сегодня не добредем. Вороти коней к озеркам, поедим вечером горячего. Рыбы наловишь?
  - Легко, - пробасил Мирах, и обернувшись к своей, уже наверняка, невесте, добавил деловито - Ты коней во-он туда веди. Левее холма откроется лощинка неприметная, двухсот шагов не будет до старого кострища. А я скоренько, только воду вскипятите, с рыбкой буду. Места знатные, озеро большое рядом, может, угря привезу.
  
  Забрал с повозки свой мешок, вскочил на кобылку и запылил в сторону недальних курчавых орешников. Митэ сладко и звучно зевнула, щелкнув зубами. Удивленно тронула передний, утром еще щербатый. Глянула на меня и довольно погрозила пальцем. Мол, знаю, чья работа. Лощинка открылась действительно неожиданно, а в ней - рощица старинных узловатых ив, окаймляющих тихий берег. Наири без слов стек с борта и пошел рядом. Тамил порылся на дощатом дне под сеном и выудил топорик. Кинул арагу, указав на могучий сухой ствол, наполовину искрошенный прежними ночевщиками.
  
  - Ты, парень, дровами займись. Тин, бери мою... хм-м, невестку, распрягай коней и веди поить-купать. А мы с... - он опять хмыкнул - С племянницей, получается. Да. Шатер малый тут поставим, для вас, девок.
  
  Солнце заспешило к закату, румяня тихую теплую воду. Мы только-только выкупали коней, когда к разгорающемуся огню подъехал рыбак, гордо тряхнув еще живым, вьющимся черным угрем в два с лишним аршина длиной. Митэ от неожиданности взвизгнула, но тут же рассмеялась звонко и азартно. Охотно отзывавшаяся на Клеща девочка получила в свое распоряжение удивительную змею и вдвоем с 'папой' - она уже всерьез пробовала его так звать, деловито присматриваясь к реакции Карис, - отправилась чистить и потрошить диковину.
  
  - Карис, почему ты на неё смотришь, словно спасти уже не можешь? Вы обе будете жить свободно, в замечательно добром и тихом месте.
  - Я всегда мечтала её увидеть, как младенцем тогда отняли. Одна бедняжка выросла, и ведь такая славная, веселая, смелая. Людям верит, - она улыбнулась, но губы кривились жалко, как от боли, по ресницам одна за другой покатились слезы, она совсем без звука быстро зашептала - Митэ одиннадцать лет. На меня еще в караване рабском, что в Карн шел, белый ошейник надели. Её отец ведь окаянный, степь предавший илла. Всем говорил, проверяет, есть ли у меня дар, а это, мол, требует времени, особый случай. Полгода с собой таскал, танцевать заставлял, а у меня ноги отнимались. Насмотрелась всего, потом уже и страшно не было. Как забирают одаренных, издеваются, клеймят. И как их пьют, до смерти высушивая душу, да выбрасывают. Руки на себя наложить хотела, едва о ребенке от этого зверя узнала. Потом её увидела первый раз, такую кроху славную, радость мою единственную. Стыдно стало за прошлые мысли. Никому не рассказывала, и в селе не скажу, тотчас выгонят, а её вовсе забьют. Так часто бывает, сама видела. Нам с ней в лесу только и жить, от людей подальше.
  - Вот еще глупости! Ей друзья нужны, семья нормальная, сестры, братики. В девочке ничего злого нет, я-то чую, - почти сердито отрезала я, - и в Агрисе детей не забивают. Скорее она всех изведет своим упрямым непоседливым характером. Знай - у Митэ большой талант, она будет травницей и лекаркой, если даже дар не проснется.
  - Дар? Может, и так, она не в меня, сильная, - вскинулась Карис, явно гордясь дочерью, и снова сжалась - Я даже с ней не могу решиться поговорить о прошлом. Как подумаю, что её в корчме... Сама года два проданная жила неподалеку, в 'Пенной кружке'. Может, Най говорил, таких, как мы, ночными грелками зовут. Кем я была, что с ней сделали, Мираху надо все сказать, про нас обеих. Какая свадьба, пусть хоть служанкой берет, хоть грелкой, все одно потом-то одумается, да и добрые люди найдутся, еще много всякого подскажут. И как сын о нас уважаемому старосте скажет? А соседи? Он славный, но...
  - Он все поймет. И Мирах твой, и папа его, они удивительные, они тебя больше никому не позволят обижать, никогда, - я тихонько гладила её по волосам, успокаивая больше своим даром, чем словами. - Ты поговори с женихом, не копи в себе. И еще. Твою строптивую дочь лупили, хотя араг и заступался, как мог. За лохмы нечесаные таскали, кормили через раз. Но продать на ночь пробовали в тот день впервые. Бугаю, которого она покусала и, спасибо Наири, сбежала. Дело ограничилось разбитой коленкой и щербатым зубом. Уже исправленным.
  - Правда?
  - Ты знаешь мои способности, ошибаться я не могу. Но с Мирахом прямо сегодня поговори. Только не проси прощения, не плачь и от свадьбы по глупым поводам не отказывайся, - я деловито умыла её, чуть встряхнула. Впустить в эту душу хоть немного света и надежды оказалось труднее, чем вернуть молодость телу. Меня буквально шатало, - Ему жена нужна, а не рабыня, изволь уважать будущего мужа и ценить его отношение к вам обеим. Да хоть себе признайся, младший медведь тебе очень нравится, ведь вижу!
  - Да, - синеглазая смущенно пожала плечами, - Я его еще тогда в толпе заметила, когда на площади танцевала. Глаза у него не жадные.
  - Ну и думай себе о хорошем. Он, бедняга, тебя расстроить или огорчить каждую минуту боится. Княгинюшкой зовет. Я знаю, для него танцевать - это совсем особый случай. Ты ведь соскучилась по музыке.
  
  Она вытерла слезы и еще раз пристально посмотрела на меня, в упор. Потом робко улыбнулась. С купанием кобылы, потрясенной нашим усердием, мы закончили уже в глубоких сумерках, когда туман липким киселем размазался по озеру, полностью скрыв воду.
  Костер прогорел, копченый угорь был съеден подчистую за считанные минуты. Готовил Мирах, деловито посвящая в секреты притихшую внимательную девочку. Старший только усмехался, наблюдая суету заботливого брата, выбирающего для Карис и Клеща лучшие куски, кутающего обеих в теплый плащ. А после ужина сразу залег спать, оставив посуду на 'молодых'. Араг свалил за сушняком, из глуховатого тумана слышался частый треск. Наверное, ему было странно и даже неосознанно обидно, что у мелкой теперь так много надежных защитников. Выходит, он и не нужен больше. Ничего, помашет топориком - развеется, дров впрок наготовит. Его заботами и так на две ночи уже припасено.
  Когда поленница пополнилась, Митэ давно спала, а мойщики посуды, убрав плошки, удалились в неизвестном направлении. Я улыбнулась. Красивая пара. Хорошо, если он решится хоть за плечи обнять свою княгиню, ведь громкое слово сказать боится, руку резко поднять, чтоб не спугнуть, напомнив прошлое.
  Не спалось, луна взбиралась все выше, цепляясь за удобно изогнутые ивовые ветки. Летучие мыши свистели о своем, путаясь в тумане и картинно зависая на светлом фоне. Я побрела вдоль берега прочь от огня, убедившись, что пара выбрала другое направление. Голова ныла, не переставая, словно в виске поселилась оса, гудящая и жалящая без перепыва. Погруженный в туман мир рисовался оттенками холодного серого, проступая вблизи и стаивая за спиной. Картины казались зыбкими, оторванными от незримой почвы, я почти растворилась в блеклом мареве, теряя чувство времени и места. Вот и прошел страшно напряженный, но в целом хороший день. Девочки пристроены, все здоровы. А на дне души больно и тяжело, словно вчерашние беды, покинув их, скопились во мне. Потому что город полон такими же несчастными отчаявшимися людьми в ошейниках, с мертвыми при жизни глазами без тени надежды. И другими, уже не нуждающимися в свободе, которые еще жутче. А скоро, через месяц-другой, подойдут новые караваны из степи: свежее мясо для веселых домов, целые еще спины под кнуты. Новые сытые храмовники, отрекшиеся от рода. Готовые истязать и уничтожать вчерашних друзей и близких.
  Куда идти?
  Надо в столицу, где ищет новую одаренную невесту Катан-Го, а его загадочный старший брат налаживает мир с Архипелагом и ждет покушений. Стоит взглянуть и на север, там за Тучегоном исчезает вода, питавшая прежде болота и реки брусов. А еще огненные рвы с юга, их я тоже должна увидеть. Риан далеко, даже совета не у кого спросить. Как тревожно одной!
  Туман дрогнул, взволновался от беззвучного движения за спиной. Араг, тихо успокоило меня чутье. Еще более встрепанный и потерянный, чем днем. Он буквально бурлил странным внутренним напряжением, оставаясь внешне безразличным. И еще он не спал уже третьи сутки, от самого нашего знакомства, я-то знаю, травяной дурман не в счет.
  Подошел, замер так близко, что я ощущала тепло его кожи через тонкую рубашку. Я вспомнила светлые глаза, от взгляда которых стремительно расползались по норам трущобные пауки, и снова ощутила кружащий голову азарт того момента. Как все ладно, когда не одна, когда за спиной стоит тот, кому веришь. Оса в виске разом затихла, давая возможность услышать ночь.
  Он неуловимо подался вперед, согрев мою кожу, и накрыл ладонями плечи, словно расслышал последнюю мысль. Оказался выше на полголовы. Ладони мягко, как бархатные, в одно касание, спустились до бедер, скользнули на живот и двинулись вверх вместе с моим дыханием, так...
  Только когда пальцы накрыли грудь, я очнулась, собрала в галдящую кучу разбежавшиеся мысли, призвала их к порядку и сразу выбрала для его действий одно-единственное слово, облившее меня мертвым холодом отчаяния.
  ...так профессионально.
  Я закусила губу, пытаясь убедить себя, что все мои догадки - глупая ошибка. Он пришел не к хозяйке платить за девочку и танцовщицу, за сбывшиеся желания вчерашнего и сегодняшнего дней, он вовсе не выполняет забытое мной обещание 'быть псом верным до самой смерти и отработать'. А просто искал, потому что уже поздно, согреть хотел, потому что пожалел. Он наверняка заметил, как я замерзла, устала, сгорбилась и дрожу.
  Я резко обернулась, уже не надеясь ни на что, заглянула в его глаза. Сейчас тускло-белесые, по-звериному блеснувшие ржавой сталью в ломком холодном лунном свете. Совершенно мертвые. Ему было бы проще себе руки отгрызть, чем так вот обнимать меня, предлагая хозяйке услуги покорного раба. Но за два срезанных ошейника он, корчась, выворачивался наизнанку, ломал хребет гордости. Выходит, никому он уже не верит.
  Ноги дрожали, отодвигая меня назад, на шаг от этого взгляда, режущего душу. Слова прилипли в языку, дышать стало невозможно. Кричать на него бесполезно, да и нет голоса. Наири понял по-своему, тихо опустился на колени, склонил голову, окончательно подтверждая господские права. Мне, наивной, мнилось он солнцу радуется, в небо смотрит, а он прощался со свободой, оставшейся хотя бы у души. Сам делал то, чего не добились от него все прежние хозева за четырнадцать лет унижений, страха и боли. Он же погибнет, задохнется в клетке, своими руками созданной, обреченно подумала я. Сам говорил, лучше умереть, чем псом стать при хозяйке.
  Кинжал скользнул в руку, легко поддел толстую кожу, засоленную потом, с нагрубелыми от крови кромками, и вспорол одним движением. Привыкла рука к оружию за последние дни, движения Риана получаются все увереннее. А араг опять даже не посмотрел на кинжал. Вот, значит, как...
  Подобрав ошейник, я слепо побрела прочь.
  Ну какие у меня причины считать себя преданной или обманутой? Что он мог вообще про меня думать, если разобраться? Молодая одинокая девка спасла из беды и купила за гроши двух дорогих ему доходяг и пристроила по его же просьбе. Даже больше сделала, чем оговорено: волю дала, здоровье. А с него ошейник не сняла. Вывод очевиден - отработать пора.
  Хуже всего, что слез не было, в груди сухо хрипело. Мир больше никогда не станет снова таким ясным и простым, каким он вдруг показался на миг, со светлоглазым Наири, стоящим за спиной.
  Ноги подломились, боль косо ввернула кинжал под ребра, заставила сползти на колени и согнуться, опираясь в мокрую траву слабыми руками. Чтобы суметь первое время просто дышать.
  Вдох-выдох. Пройдет, ничего, будет легче.
  Вдох-выдох. Я просто устала.
  Из мутного тумана прорисовалась знакомая кошачья морда. Ероха заботливо затащил мне на колено здоровенную крысу, разом переправив мысли в новое русло, и потерся об руку, беспокойно заглядывая в глаза. Я осторожно смахнула подарочек, пискнув от реальности этой серой, голохвостой, тяжеленной и еще теплой неожиданности, подгребла полосатого, обняла, почесала за ухом. Стерпев глупые ласки, он мявкнул и гордо вывернулся, победным знаменем поднимая свой восхитительный хвост. Блеснул зеленым фосфором глаз: ты в порядке?
  А то! Конечно в порядке.
  Я выпрямила спину и присмотрелась к меняющемуся рисунку тумана, с удивлением опознавая еще одну призрачную фигуру.
  
  - Риан?
  - Кот твой привел, - кивнул он - Не спрашивай, как. Вы с ним очень необычные. Трудный день?
  - Город посмотрела. С хорошими людьми познакомилась. Достигла глубокого взаимного непонимания, - я усмехнулась невесело - Мне очень больно, Риан. Мои спутники - они простые и цельные, уверенные, готовые собой жертвовать для других. А я совсем не герой, я слабая. Не хватает мне выдержки, мудрости, да и веры в себя, чтобы идти одной, не зная толком даже, куда.
  - Эк ты хватила! Всего не знает никто, а тебе вот подавай, и даже в один день. Терпи, учись. А не можешь и не хочешь - вернись в свой мир, раз сил никаких, еще получится, - тихо и чуть насмешливо посочувствовал он, - Ты ведь жила иначе, и привычнее, и стабильнее. А для снави здесь, увы, покой - пустая иллюзия. Я не зря говорил, путь и жизнь говорящих - не великое счастье, а сплошное служение, порой неблагодарное. Иногда тяжелый груз.
  - Сегодня очень тяжелый, - кивнула я виновато. - Только я сама сюда невесть как добралась, по своей воле в этом мире осталась. Не стоит лукавить, я знала, здесь все всерьез, кровь не бутафорская. А вот, похоже, заигралась. Убегать в прежнюю жизнь поздно. Как смогу там дышать, оставив умирать дорогих мне людей? В Агрисе ведь ни для кого спасения нет, только отсрочка.
  - Нигде нет. Я могу тебе помочь?
  - Уже помог, а то поговорить не с кем. Ты явно привык, что такие наивные девчонки бегут к тебе плакаться? - невесело усмехнулась я. - Сегодня выяснилось, что нет для меня места за широкой спиной. Я им и защитница, и последняя надежда. У меня дар, во мне где-то глубоко запрятана сила, хотя искать её очень трудно. Впрочем, грех жаловаться, мир помогает мне.
  - Вокруг снави - сильной снави - мир обязательно меняется. Люди получают дополнительные возможности пересмотреть свою жизнь, если приложат усилия. Больше того, уже две недели погода необычайно хороша. В конце лета здесь год за годом шли дожди, сырость гноила урожай. А над тобой солнце светит. - Риан кивнул в сторону нервно бьющего себя хвостом кота и перешел на телеграфный стиль. - Мне пора. Не отчаивайся и не требуй от себя всего и сразу. Помни, я всегда выслушаю и пойму тебя.
  
  Кот успокоенно и вроде безразлично отвернулся, растворился в замечательно уютном маскировочном тумане, почти сразу погасла и фигура таинственного болотного жителя.
  Я вздрогнула, озираясь: а был ли разговор? Крыса, по крайней мере, здесь. Тиной гнилой воняет мерзостно. До топей идти - лосю далеко. Хотя, что я знаю о способностях этого конкретного кота и его приятеля?
  
  - Тин!
  - Тиннара!
  
  Ясно. У арага посветлело в голове. Он перебудил всех, и теперь меня усердно ищут. Наверное, давно. Нашарив в траве оброненный ошейник, я заткнула его за пояс. Спорим, утонет с бульком? На пять медяков, припомнила я кожевенную слободу и улыбнулась. Ведь я так и не купила ему новую рубаху, мелькнула виноватая мысль. Отряхнула прилипшую траву с промокших штанин, пошла на голоса. Похоже, заходят от озера.
  Из тумана вынырнул старший Римахов сын, сгреб меня в охапку и поволок к костру, не затевая душеспасительных бесед. По дороге он победно ревел фамильным басом рассерженного медведя, собирая остальных. У огня нас ждала Митэ с очередной порцией моего фирменного чая и искренним сочувствием во взгляде.
  Потом набежали остальные. Даже деятельный гнедой конек с белой стрелкой сунул свою приметную морду в круг света. Меня укутали в пару толстых пледов и заставили выпить вторую плошку отвара.
  А потом к костру бочком придвинулся из тени совершенно потерянный Наири. Измятый, запыхавшийся, с запавшими глазами больной собаки. Карис укутала пледом и его, погладив ободряюще по плечу.
  
  - Тин, тебе па рассказал, как Дари, ну, то есть Годей, к нам попал? - спросил Тамил, щурясь на арага.
  - Придушил старосту, но неудачно, - кивнула я.
  - По мне, знаешь ли, вернее звучит 'удачно не придушил'. Это начало истории, - радостно хмыкнул рыжий. - Итак, Па его выкупил, и дохленький малыш Дари тут же, в ночь, попытался прирезать недобитого хозяина. Сам еле дышал, а до кинжала добрался. На пол-пальца левее - и мы бы осиротели двадцать лет назад.
  - Удачно не попал. И что?
  - Свобода дается человеку при рождении, за её возвращение не просят плату. Это закон Агриса, - поучительно сообщил Мирах. - Если раб пытается вернуть волю сам, не разобравшись куда попал, у нас за это не карают. Бывает, до большой крови доходит. Но отвечать за причиненное может только свободный человек. Батю три месяца выхаживал лекарь. Дари от его постели не отходил и до сих пор за ту рану себя казнит.
  - А па сказал ему, мол, 'сам будешь ребят до переправы таскать, чтоб меня не зарезали, тогда береги уже свою спину и не жди благодарности', - закончил фамильную историю Тамил.
  - Наири, иди-ка ты баиньки, - мирно предложила я. Он дернулся, упорно рассматривая стеклянными слепыми глазами угли, - Третьи сутки маешься без сна. Туурдов я вырезала, травками тебя опоив, но отдыха они не дают, я в этом разбираюсь. Если не отоспишься, завтра никому жизни опять не будет. А нам еще две свадьбы выдержать предстоит. Ведь две, синеглазая?
  - Да. Мы поговорили обо всем, - Карис вконец смутилась, дернувшись к Мираху. Скороговоркой добавила: - Если уважаемый староста позволит сыну взять в жены женщину рода илла, да еще и...
  - Двум сыновьям - двух илла, - кивнул Тамил. На него с удивлением обернулись все мои бывшие рабы. - Вы же не видели мою Иртэ. И потом, я знаю, как все будет. Он отменно пошумит для порядка, это как водится. Не он ведь невесту выбрал, даже совета мудрого, отеческого, не дал. Но сам обрадуется: па вконец отчаялся нас женами обеспечить, практически сбывал деток во все избы без разбору, да не в нашем только селе, по округе уже прошел, за девок из 'Золотого рога', и то сватал. Приспособились и мы. Если сговаривает для брата - я оглоблей сватов стращаю, если мне девку подбирает - значит, наоборот, меньшой. Знамо дело, к вечеру вся улица подтягивается посмотреть, как па гоняет нас двоих. Потом Дари зовут или ждут, когда Иртэ отлупит без разбору троих рыжих полотенцем. Говорят, три медведя-одинца рычат из берлоги, а только все одной девки чернявой боятся.
  - Бабы его умаслят, - беззаботно поддержал тему младший, обнимая, наконец, невесту за плечи и подтягивая за ухо 'клеща'. - Ну живо, все марш под одеяла! К обеду надо у переправы быть, а вы зеваете. Сперва-то он нас чуть не убивать станет, это еще перетерпеть надо, не все ж тут привычные.
  
  Улеглись быстро. Мите заснула мгновенно, её мама чуть позже. Братья проверили коней и тоже рухнули. Я вслушалась. Чутье успокоенно отметило, что и араг засыпает. Значит, полегчало ему, бедняге. Я виновато припомнила свою напрасную обиду, поворочалась, устраиваясь на теплой шкуре. Прикрыла глаза, медленно всплывая из яви в свой мир, где не бродила уже давно и по которому соскучилась, как по родному дому за долгое пребывание на неласковой холодной чужбине. Стало сразу легко и радостно, уже проступили берега озера, качнули приветственно тонкими серебряными струями ветвей плакучие ивы, зазвенел ветерок в сухих стеблях далекого ковыля, тронул чашечки ночных фиалок. Но видимо эта ночь была предназначена не для покоя.
  Меня грубо вырвали в реальность руки Тамила. Отчаявшись растрясти соню, он хлестко врезал по обеим щекам. Помогло. Я разлепила веки и увидела в его взгляде такую безнадежность, что мигом очнулась и спрашивать не решилась. Молча выскользнула из шатра, стараясь не растревожить остальных. Огляделась. Мирах стоял над телом Наири. Мое чутье вмиг уверилось, что именно телом. Да что же за ночь!
  
  - Не понимаю, - нервно передернув плечами, зашептал младший. - Я проснулся, когда его выгнуло дугой. Охотник, вот и дремлю в пол-глаза. Яд? Сердце прихватило?
  - С ним бывает, пройдет, - пискнула вездесущая Митэ, выворачиваясь из-под полога, - Раз в сезон. Бьется, будто душат его, а потом лежит совсем мертвый. Скоро задышит. Тин посмотрит и вылечит.
  
  Сказав все, что хотела, мелкая развернулась и поползла досыпать. Её убежденность успокаивала. Я отослала по лежакам и братьев, оставшись дежурить рядом с арагом. Митэ права, они тут не помогут. Луна скрылась за всплывшим клоком тумана, размечтавшимся о высокой судьбе облака. Ветер досадливо стряхнул нахала в цепкие ивовые силки. Листья дрогнули, принимая арестанта, и замерли. Холодок пробежал по спине, знакомыми иглами льда беспокоя шею. Откуда он здесь, в яви? Иглы впились глубже, я дернулась к лицу Наири. Надо успеть увидеть, хотя не может быть!
  Воздух над арагом колыхнулся, выгибаясь, втянулся в замершие легкие и вырвался тихим кашлем. Живой. Задышал ровнее, открыл еще незрячие глаза, затянутые ледком смерти, медленно подтаивающим от острой иглы зрачка к радужке. Я всматривалась в черное дно сна через эти проталины, ловя обрывки чужого сознания. Вот значит как...
  Взгляд обрел осмысленность. Наири виновато вздохнул, уже догадавшись, что подняло меня из-под одеяла.
  
  - Прости. От меня одни неприятности.
  - Я видела, - выдохнула я недоверчиво, почти без звука, все еще под гнетом его мучительного сна, - Давно ты роешь этот сухой колодец?
  - Сколько помню себя, - вздрогнул он. - Я ищу воду. Рою, ломаю ногти, стираю руки. А потом меня засыпает песком, когда вода уже вроде бы рядом, и я умираю. Каждый раз очень страшно, к тому же неизбежно. Четыре смерти в год.
  - Скажи, когда тебя забрали из степи, вас проверяли окаянные?
  - Да. Так всегда делают, - он удивился вопросу. - Искали одаренных. Потом еще дважды, они обходят города каждые пять-семь лет.
  - Ни хрена они не видят, - буркнула я. - Да и я хороша, могла уже присмотреться и догадаться. Правда, я такого прежде не видела. Никогда.
  - Чего они не видят, а ты не искала? Какой хрен?
  - Травка такая с крупными листьями. Слезу вышибает.
  - Знаю. Зачем окаянным хрен? - он тихо шалел от моей логики. То ли еще будет!
  - Не хрен, а дар. Твой дар.
  
  Зрачки прыгнули до самой кромки радужки, на миг сделав его глаза черными. Поверил. Сел, нервно натянул на плечи одеяло и задумался. Потом решительно покачал головой.
  
  - Я бы видел сны. Так же должно быть, это даже все малыши знают, и взрослые тоже. Менял бы в них, что пожелаю. Я совсем не хочу умирать, задавленный песком.
  - Ты никогда не пытался менять сны, с пустыми мечтами у тебя слабовато. Ты слишком земной и упрямый, сразу захотел менять явь, - усмехнулась я. - Оказывается, и так бывает. Степи нужна вода, а найти её ты не можешь. Тратишь все силы души и умираешь там, вычерпав себя. Потому окаянные не видят дара, истраченного до самого дна. Откуда возьмется сияние, что они стремятся различить? Ты же серый, весь погасший, измотанный.
  
  Он попытался что-то возразить, но передумал и промолчал, обхватив голову руками. Не каждый день такое про себя узнаешь, сочувствую. Я тоже в свое время сильно поразилась. Но мне было легче - тогда и мир этот казался игрушечным, и я в нем не жила, а забрела на денек 'понарошку', в отпуск.
  Для Наири родной Релат не был доброй сказкой. Он был злой жизнью, обгрызшей мальчика до костей голодом и жаждой мертвой степи, а потом бросившей в мясорубку рабства. Я с новым уважением посмотрела на его сухие руки, оплетенные под кожей веревками мышц без грамма жира, испещренные следами ожогов, бичей, клинков... Все же он будет стоять за моей спиной. Если я не справлюсь, теперь уже есть, кому доделать дело. В человеке, не отказавшемся от попыток выкопать колодец за страшные четырнадцать лет в Карне, я могу быть уверена гораздо больше, чем в себе самой.
  
  - И что теперь? - он невесело усмехнулся - Стать окаянным? Потому что, как ты знаешь, Говорящих с миром больше не осталось.
  - А ты у нас, оказывается, редкий тугодум. Даже маленькая Митэ давно догадалась, - фыркнула я, внезапно развеселившись, - И мама ее тоже. Вот скажи мне, кто мог вернуть старушке молодые годы?
  - Ты сказала лекарь, - раздраженно ответил он, бешено блеснув своими странными глазами, потом понял. Правда, по-своему. - В лесу была... Настоящая?
  
  Я погладила его по плечу. Зашептала глупые обещания все рассказать потом, успокаивая, как ребенка. Уложила, закутала в одеяло. Ну что мучать человека, едва вернувшегося с того света? Завтра подышит, силы восстановит хоть немного. Он ведь умница, сам все поймет. А пока пусть спит. И так заря уже примеряется, где провести горизонт.
  На моем предплечье защелкнулся капкан. Кажется, даже с хрустом.
  
  - Что? - оборачиваться не имело смысла. Я и так знала, что.
  - Ты?
  - Я.
  - Проведи меня туда. - Он рывком сел, требовательно и жестко поворачивая меня к себе лицом. - Сейчас.
  - Никогда не пробовала. Но, как я понимаю, тебя пытаться переспорить - последнюю надежду на предутреннюю дрему потерять. Ложись на правый бок. Глаза закрой, расслабься и плыви, куда понесет. Я поправлю.
  
  Он опустился на лежанку, кося бешеным глазом. Когда это он плыл по течению? Потом вздохнул, послушно сник. Я устроилась на широком предплечье, снова ощутив спиной его дыхание, удобно укрылась сразу и тяжелой левой рукой упрямца, и одеялом. Стало тепло и очень уютно. Мои ладони обхватили его запястья, и мы неожиданно легко, в одно дыхание, оттолкнулись от кромки яви и поплыли в зыбкий взвихренный сумрак, на другом берегу которого уже рисовалась знакомая призрачная колоннада. Там я отпустила его запястья и показала рукой на колеблющийся в странном ритме серый поток меж колонн. Усмехнулась. Прав Риан, как всегда. В измененном мире Наири возник в кожаных штанах и удобной рубахе незнакомого кроя, с длинным мечом, уложенным за спину. Воин.
  
  - Тебе туда. Дойдешь до зеркала. Если отразишься, просто проснешься в мире. Если нет, что скорее всего, постарайся не истратить три своих вопроса на глупости. Удачи.
  
  Наири серьезно кивнул и молча двинулся по указанному пути. Да пустят его, куда они денутся. Араг растворился в тенях.
  Я присела на берегу, одна, разом задохнувшись и запутавшись. Когда мы добирались сюда, души так странно переплелись, что нас было и больше, и меньше, чем двое. Интересно, так всегда с провожатым и посвящаемым? Может, я еще узнаю, если встречу другого одаренного. Едва ли все повторяется одинаково. Просто в этом человеке есть то, чего не хватает мне - совершенное спокойствие и тренированная уверенная сила, готовность идти до конца, ценить без меры и жертвовать последним, уверенность в себе и неколебимые жизненные ценности. Он ушел, а отсвет внутри не угас, и я чуяла его движение и ведала, что его уже пропустили. Прямо породнились, улыбнулась я и сразу же грустно вздохнула, - он, пожалуй, не так впечатлен увиденным в моей душе, там сплошные потемки и сомнения. Посидев на неведомом берегу еще немного, я ощутила, как зовет просыпающаяся под розовеющими облачными прядями, расчесанными гребнем ветра, утренняя явь. И правда пора. Хорошо бы все рассказать Риану, но можно и чуть позже.
  Разбудил меня громкий писк назойливой пуще комара малявки.
  Может, зла в ней и нет, зато сколько первосортной вредности и едкости! Бедный мирный Агрис, держись. Я с наслаждением представила истерзанную бороду старосты, им же собственноручно выдранную крупными клоками.
  
  - Теперь Наю тоже прям сегодня жениться положено, они тут ночью под одним одеялом укутались, ворочались, я сама видела. А он её еще и по голове гладил. Вот дела... Ма-ам, ну ты же все интересное проспала!
  - Митэ, помоги маме собирать шатер, не бездельничай.
  - А Най, наверное, теперь в бега совсем свалил, чтоб не жениться, - серьезно продолжала вещать несносная девчонка, забросив дела. Её распирало от важности момента и собственной способности рассуждать взросло, так, что все слушают с вниманием. Какое там, слова ловят, побросав свои занятия! - Бедная Тин! Он её бросил, насовсем. Брат вообще на женщин смотрит косо. Как-то говорил, они, то есть мы, беспомощные, неуверенные, а все равно хищные и еще змеи скользкие. Обидно, правда? Вот хоть мы с мамой... А я ему тогда сразу врезала, чтоб не обижал зазря. Как учил, точно так и стукнула. Он мне сразу новый прием показал, страсть как больно было!
  
  Я вздохнула и открыла глаза. Она не замолчит. Мирах споро собирал завтрак, пряча в усах улыбку. Его старший брат уже привел коней, запряг и теперь возился с кобылой, недовольно изучая заднее правое копыто. Митэ пыхтя добралась с тяжеленным скатанными пологами до повозки и подробно поделилась наблюдениями с ним. Порадовала, можно сказать, от души. Бедняга забыл про копыто, чем рыжуха немедленно воспользовалась. Еще и хвостом отходила сына старосты по щекам. Так неуважительно к хозяину получилось...
  Пришлось сесть, скатать одеяло и вмешаться. А то белоглазый услышит, поймет криво и будет опять весь день думать, а что еще удумает...
  Хотя это уже его проблема, если разобраться. Свободные люди отвечают за себя сами.
  
  - Папаша, вы бы хоть за хвосты неровные дочку оттрепали, а то умна не по годам. Или подстригли дитя перед свадьбой, нашли чем гостей-то пугать. Можно наголо, хуже не станет. Зато спрячется до поры и притихнет, если сильно повезет. Давно свалил наш покойник?
  - Подстричь бы надо, это правда. До зари ушел-то, молчком, - охотно пояснил он, не делая и вялых попыток воспитать ребенка. - Вид имел живой и бодрый, но притом будто крепко выпивши. Я как раз утку подстрелил, Митэ вроде как ощипала, уже и печь налаживали. Он заботливо так тебя укутал и вдоль берега рысью рванул. Подлечила ты его славно, совсем ведь не дышал. Что за хворь редкая, непонятная?
  - Не хворь. Скорее, решение одних проблем и начало других. Все мои планы опять перепутались. Думала в столицу подаваться, а теперь надо назад, на болота. Дар у него, очень сильный и необычный. Пошел первое солнышко смотреть, а потом меня вернется со свету сживать.
  - За беспомощность али за скользкость? - довольно уточнил рыжий нахал, - По мне, так с ошейником или без, а клещ похуже моей малой. Ты от него едва ли отцепишься, тем более теперь. Как окаянные проглядели?
  - Случай особый. Вот будь у Дари способности, он бы тоже снов не смотрел, а прямиком рванул степь обустраивать. Дар вообще сложная штука, он очень разный бывает, как я начинаю понимать. Они видят самый привычный, со снами. У Карис тоже дар, тебе ли не знать, только с ним мир иначе меняют. Все в танец впитывается, оттого и душа у хороших людей радуется, наполняется. Разве это не чудо? Обидно, из города так заспешили, теперь на свадьбу у неё даже платья нет...
  - Иртэ подберет, - беззаботно махнул рукой горе-жених, - А перстенек я, грешным делом, давно прикупил. Все думал - вдруг да встречу. И серьги к нему, с синими камнями.
  
  Новоявленный обладатель дара подтянулся к костру по росистой траве. Шел неспешно, задумчивый до отрешенности. Хуже того, он улыбался, отчего выглядел непривычно, совсем не диким и даже - страшно сказать - милым. Больше всего меня удивили глаза. Они снова поменяли цвет, подкрасились болотной зеленью с проблесками золотистых лучиков. Впрочем, у некоторых волосы цвет меняют, это похлеще глаз, с долей испуга подумала я. Надеюсь, больше кошмар не повторится. Что там еще осталось? Рыжие. Ужас! И совсем черные. А хуже того - не существующие в природе синие, зеленые или переливчатые. От одной мысли мутит, прямо выворачивает.
  Наири молча сел у огня, тоскливо глянул на дымящуюся утку. Значит, не одной мне от мяса тошно.
  
  - Доброе утро, - кивнул всем и с прежним цепким прищуром обернулся ко мне - Что теперь?
  - Свадьба, - объявила я мрачно, и араг смутился. Значит, Митэ его подробно ознакомила с долгом порядочного мужчины сразу, еще до рассвета. Выходит, это от своей неуемной сестрицы он тогда припустил подальше бодрой рысью. А пусть помучается за вчерашнее, улыбнулась я хищно, держа тяжелую паузу. - Всех илла скопом отдаем замуж. Берем пару коней взаймы без отдачи и скачем быстро через болото куда надо.
  - Верхами в болоте? - он усомнился в моем рассудке.
  - Кони пойдут посуху. Правда, твоя голова к вечеру будет болеть несносно. Зато как я отдохну! Стану покрикивать и критиковать.
  
  Наморщился, но смолчал. Получил для пропитания плошку фирменного настоя Риана, окончательно погрустнел с первого же глотка и оттого особенно ревниво понаблюдал, как бездарные счастливцы с азартом делят жирную утку. Вчера им двоим куда более крупной едва хватило. Да и сегодня половина сразу досталась Митэ, и после того провожающей чужие куски голодным жалобным взглядом и тяжкими вздохами. Впечатлительные братья отдали ей хлеб и сыр. Теперь мелкая сидела неестественно прямо, не в силах больше проглотить и крохи, но намертво вцепившись в добычу. Хлеб в правой руке, сыр в левой, мешок с яблоками зажат в коленях. Настоящий клещ.
  Сегодня мы собрались в дорогу споро, и отдохнувшие кони приняли с места бодрее прежнего, наверстывая потерянное время.
  Спешили не зря.
  В послеполуденном знойном мареве на берегу реки нас ждал злющий староста собственной персоной. Помирившись с сыном, он с новыми силами принялся за организацию свадьбы, превратившей этого спокойного и рассудительного человека в крупногабаритный вулкан, извергающий потоки совершенно неконтролируемой энергии на всех вокруг.
  Любые варианты казались недостаточно хорошими для обожаемой доченьки: уже три раза переделывали платье; дважды проверяли качество бражки; у почти достроенного дома молодых высаживали целую аллею выкопанных со всего села по личному указанию Римаха лучших цветов; наспех повторно отлакировали торжественный экипаж, с сохнущих бортов которого теперь вся детвора гоняла мух; молоденькие илла сбились с ног, без конца меняя коней и подбирая самых красивых и заново перевязывая бесконечные ленты; список блюд и гостей тоже пух час от часа. Римах неосмотрительно запланировал возвращение детей с 'добычей' - то есть мной - на вчерашний вечер, а сегодня гости уже собирались к столам, зазванные на свадьбу по всем правилам, заранее. Тот же владелец 'Золотого рога' прибыл еще с утра, так и не узнав, что в минутах разминулся в городе с женихом. В общем, суматоха стала просто несусветной.
  Мы приближались к реке, чьи берега вытаптывал Римах, на диво стремительно, поскрипывая досками днища и колесами, подпрыгивая на ухабах, дружно вцепившись в стонущие борта. Митэ то и дело пыталась подняться в рост на повозке и лихо понукать коней визгом. Ей было весело и совсем не страшно, в отличие от нас, поочередно дергающихся ловить сносимую к борту невесомую малявку. В конце концов Наири не выдержал, легко прошел по пляшущей повозке, будто заранее зная каждый её рывок, сгреб Клеща и забросил на спину. Затем отвязал кобылку и прыгнул в седло, посадил впереди довольную девочку, теперь требующую отдать ей поводья. Поводьями и получила, у него терпение далеко не бесконечное. Сразу стало тише.
  От самого гребня холма, едва различив вдали старосту, и до кромки воды я все более подозревала, что Римах носится по берегу, вовсе и не думая о свадьбе. Какое там, уже третий день подбирает имена для внука и внучки. Кажется, Тамил подумал о том же, втягивая голову в широкие плечи по мере приближения к реке. Обнадеживало одно: компанию мечущему громы и молнии всевластному агрисскому божеству составлял неизменный Дари, с ленивым любопытством наблюдавший за необычным поведением друга. Он, конечно же, заметил нас первым и приветливо махнул рукой. Поднялся и потянулся лениво, а затем принялся демонстративно считать пассажиров. С нарочитым удивлением изогнув бровь.
  
  - Всего трое? Удивила, редкая для первого визита в Дарс осмотрительность, с твоим-то полным неумением отказывать людям... - Он глянул на братьев, арага, маму с дочкой. Развел руками. - Мирах, ты её нашел? Невероятно.
  - Заводи коней на паром, чтоб вас овода закусали, косоруких, - зарычал староста, требуя прекратить лишние разговоры, и лично принимаясь за дело. - Дожди в кои веки кончились, жара, бражка киснет, а олухи мои лошадей не гонят, боятся заморить. Ты, отцов позор, отчего не спешил к невесте? Аль уже и эта нехороша стала, как в город съездил?
  - Батюшка, - тяжело вздохнув и снова забавно сутуля тяжелые плечи, начал 'позор отца', сосредоточенно глядя в землю. - Я к тебе с делом, да каким! Брата меньшого сосватал, можно сказать. Вот, хочу тебя с невесткой будущей познакомить. Ну, чтоб хоть до гостей-то, вперед все знал. И слово свое отцовское тоже сказал. Карис её звать. А малую Митэ.
  
  Староста бросил повод и перебирая руками по сбруе, двинулся к телеге, агрессивно вдыбив бороду. Мелкие голубые глазки из-под сошедшихся на переносице бровей блестели колюче, не давая возможности понять, сердит ли он и насколько. Танцовщица разом прижалась к боку жениха, испуганно замерла, не ожидая хорошего от взъерошенного и оттого еще более массивного Римаха.
  
  - А ну, ссаживай обеих, - мрачно велел староста, оправдывая худшие опасения.
  
  Его указание было исполнено. Когда понурые мать с дочкой оказались на земле, староста обошел их кругом, придирчиво рассматривая со всех сторон и все более распаляясь. Я мельком глянула на Дари и успокоилась, тот выглядел совершенно довольным. Значит, обойдется.
  
  - Ты их что, в работницы берешь? В услужение? Не кормил, одел кое-как, босиком привел, малую и не подстриг даже. Ни приданого, ни платья, а про дом я вообще молчу! Бестолочь, одно слово, - тяжело и весомо подвел итог глава семьи. - Вы, обе, младшенького по своей воле выбрали или ради выкупа? Так я вам и денег отсыплю, и дом отдам, хоть мой забирайте.
  - Он не бестолочь, - сердито вывернулась малявка вперед, глядя снизу вверх решительно и осуждающе. - Он хороший, он мне новое платье купил, а на прочее времени не было. И еще уткой нас кормил, и змеёй страшной, но тоже жуть какой вкусной. А к маме вообще не приставайте, она у меня совсем робкая. Да и куда она денется? Нравится он ей, я-то вижу! И это... вы мне теперь вообще кто? Дедушка?
  
  Дари отвернулся, братья закашлялись, я рухнула на дно телеги. Вот привалило Римаху счастье! Это тебе не Иртэ, молчать и плакать не станет. Похоже, сам он пришел к тем же выводам. Тряхнул головой, рыкнул невнятно и потащил обеих на паром пешком. Велел стоять впереди и залез на телегу обсудить детали с сыновьями уже тихо, деловито. Дари завел и успокоил коней. Наири присмотрел за кобылкой.
  Обычно плот тяжело шел через мощную реку, сперва на шестах, а выбираясь на глубину - управляемый рулем и веслами. Мутная не очень глубока, зато течет широко, противоположный берег отсюда почти не виден, снести плот должно далеко вниз, к ночи поспеть в деревню можно и не мечтать. Её родители - Радужный и глубокая подгорная река - создают мощный и холодный поток, перебарывающий любые усилия гребцев. Но со снавью на борту все обошлось проще. Я вообще осталась бодра и довольна. С рекой договаривался разом побледневший араг, а мы тихо болтали с Годеем.
  
  - Откуда ты взяла второго Говорящего с миром? Да еще и воина.
  - Купила, к малявке впридачу сторговала. Все замечаешь!
  - А то. За Мираха спасибо. Думал, так и помрет одинцом. Теперь смотрю, не зря он сох, такие женщины один раз встречаются. Больше того, будет подходящая ему жена, тихая, домашняя, от такой в лес надолго и великие охотники не сбегают. Станет веревки из рыжего вить, как пообвыкнет. - Дари усмехнулся. - Сама видишь, упрямые у нас медведи-то, если что в голову себе вобьют, не своротишь. Вся порода у них такая. Я еще деда застал, вот был кремень! По молодости, до меня, у него окаянные хотели ребенка с даром из села забрать, да не смогли. Сунул девку в мешок и утопил на середине реки, на глазах у всего села. Потом вернулся, говорит, хотите жгите меня, а только по другому не будет. Нам, мол, твари эти без надобности, коих без клетки и держать опасно. Так и ушли, только штраф указали заплатить.
  - Как перехитрил?
  - Они дар слабо видят, особенно если ребенок еще не подрос. Мешок на мелком месте лежал, девка через камышину дышала. Вечер уже поздний был. Ночью забрали, на болото увели. Замерзла правда, но все же отходили.
  - Пару лошадок можно у вас забрать? Мне да этому бледноглазому.
  - А то. Я уже подобрал на всякий случай, и как раз пару, чтоб выбрать, какой глянется. Мелкие, не больно красивые, но двужильные и резвые. В степь?
  - Нет. Пока нет. Ему надо второе посвящение проходить, а потом видно будет. Я думала к Тучегону ехать. И в столицу очень надо.
  - В степь тебе нельзя, страшно там. Он свой, да к тому боец, пусть едет, как с прочим разберетесь.
  
  Рыжие еще не успели обсудить место, где младшему избу ставить, когда бревна днища заскребли по песку. Староста вывел кобылу, кряхтя влез в седло. Деда изображает, усмехнулась я. За спину ему подсадили невестку. До нашего приезда Римах рассчитывал переодеть её и организовать хоть какой угол для второй пары молодых. Гулять собирались дня три, а может и дольше.
  Мы с Наири уехали следующим утром, по бодрому прохладному предзорью. Провожал сонно зевающий Дари. Я протянула нашитые за ночь пять узких платяных мешочков и сверток с мелкими камешками.
  
  - Береги. Надеюсь, не пригодятся.
  - Что это?
  - В каждом мешке по пять десятков болотных огоньков. Развяжешь, руку опустишь, в кулак сожмешь и вынимай, да потом завязать не забудь. Скажи куда пройти надо и открой ладонь. Мимо любой топи выведет. Один действует три дня, но под ярким солнцем видно его плоховато. Если вдруг окаянные или кто еще...
  - Понятно, уйдем. А камни?
  - Чужие кони ближе ста шагов к ним не подойдут, хоть убивай. Все на тот же случай. Можно и посильнее что придумать, но этого окаянные не распознают, тем и хороши вещицы.
  - Спасибо. Прощаться не буду, наверняка скоро увидимся. Удачи, - усмехнулся, мельком глянув на арага, - Най, я все передам Митэ, не смотри так растерянно. Ей сейчас ни до кого, мамку замуж отдает. Она ж у них глава семьи, судя по бойкости.
  
  Наири кивнул смущенно. Нехотя забрался в седло и пустил коня прочь, явно очень стараясь не оборачиваться. Я тоже покидала Агрис с надеждой вернуться. В тумане раннего утра он казался сказочным. Тут и там из белесой ровной пелены темными горбами поднимались вершины холмов, крыши домиков. Любопытные кони следили за путниками, по холку утопая в сырой дымке. Потом мы спустились с холма, оставляя позади черный силуэт Дари на его макушке и погрузились в загустевший туман с головой.
  Двигались быстро, попеременно силой дара торя тропу и страдая головной болью. Тело, унаследованное от Мэйджи, помнило верховую езду, разум привыкал с трудом, понукаемый спешкой и дельными, но резковатыми советами Ная, говорившего со мной, кажется, только по необходимости, будто через силу. Видно, моя душа на том берегу яви его не впечатлила. Если и правильно, то все одно - обидно.
  Потом я задумалась о Риане, читавшем десятки, если не сотни, душ говорящих с миром. Пусть сколько хочет твердит, что он 'самый обычный', но видит он куда глубже. Не зря уже много раз отвечал на мои незаданные вопросы. Мысли читает? Зачем, если и так знает нас наизусть? Каким же страшным для него было одиночество прошедших веков, когда рядом не осталось никого родного, читаемого. Наири ему понравится.
  Мои способности выращивать тропу, обретенные не вчера и уже немного оттренированные, усиленные к тому же вторым посвящением, позволяли двигаться быстрее и намного увереннее. Но араг был невозможно упрям и не уступал, чем в первый же день довел себя до полного изнеможения. Дальше болела уже только моя голова, с удвоенной силой, а он, виновато вздыхая, хлопотал на привалах.
  Послеполуденным жарким маревом плыл над гулко шумящей головой четвертый день пути, мир виделся мутно, пятнами. Тошнота уже не отпускала. Мы перевалили островок, вздувшийся прыщом над болотом, выехали на берег бочага. Кони зло хрипели, не понимая, за какие грехи их отдали таким несносным торопыгам. Тяжело облокотившись на высокую луку седла, я стерла пот с лица и позволила Наири напоить себя.
  Ненадолго стало легче. Прояснившийся взгляд зашарил по смутно знакомому мшистому холму вдали, уперся в низкую крышу избушки.
  
  - Приехали, дом Риана, - хрипло сообщила я.
  
  В ответ ближайший куст багульника хрустко спружинил вниз, возмущенно взмахнув ветвями, будто потерял равновесие. Испуганные кони шарахнулись, но поздно. Ероха уже победно пел на моем колене, пребольно вцепившись в ногу сквозь штаны. Все-то он знает!
  Араг мигом призвал к порядку лошадей и теперь с интересом глазел на моего зверя. Полосатый хулиган выгнул спину, потоптался и, сочтя дело сделанным, соскочил вниз, растворился в зарослях аира. Еще несколько секунд мы видели кончик пушистого хвоста.
  А когда снова глянули в сторону дома, к нам по тропке уже спешил Риан. Точно, у них с котом заговор.
  
  - Привет. Он еще не научил тебя ловить мышей?
  - Пока нет, но кто знает? - он глянул на меня пристально и сменил тон. - Ты совсем не умнеешь. Слезай, пешком погуляешь - голова проветрится. А я травок хороших наварю.
  - Это Наири.
  - Араг, явно живший в Карне. И с таким даром его никто не заметил? Если бы не привык, что с тобой все необычно, и не поверил бы. Давно ты его провела в сон? Молчи, вижу сам.
  
  Най догадался, что сама никак я не спешусь, скользнул наземь и без церемоний снял скрюченную в узел спутницу, поставил, твердо придержал. Напрасно - горизонт не желал оставаться в равновесном положении, правый край ощущался заметно тяжелее. Риан подпер плечом с опасной стороны и повел к дому. Сзади скрипнули ремни подпруг, звякнули удила - араг сноровисто расседлывал коней. Нас он догнал в избе, я уже довольно лежала, прикрыв глаза, а Риан замечательно уютно ворчал, помешивая терпко пахнущий настой. Най сел рядом, положил мне на лоб холодную мокрую тряпицу.
  
  - Ты собираешься всегда сюда заявляться в состоянии развалюхи? - поинтересовался хозяин избы. - Нравится, когда вокруг бегают, жалеют, сочувствуют?
  - Ну, есть немного, - виновато согласилась я, открывая один глаз. - До ночи спешили добраться. Черный мор меня беспокоил. И совет нужен - как нам Ная в Радужный запихнуть?
  - Араги обычно прекрасно лазают по горам. Ты как? - Риан неопределенно указал пальцем вверх, чуть хмуровато глядя на моего спутника. Сердится? Не с чего, да и не умеет он. Присматривается?
  - Куда лезть?
  - По скале, вдоль водопада. Чтобы время не терять, пошли, покажу. В твоем распоряжении вечер, ночь и все утро. Потом передохнешь, пока жара спадет. Пойдешь опять вверх, еще раз до полудня. Если ловок, успеешь до гриба добраться, место приметное, удобное, - почти скороговоркой пробормотал Риан, уже откровенно рассматривая арага. - Оттуда можно прыгать в водопад.
  - И что?
  
  Риан недовольно посмотрел на меня. Действительно, что это я молчу? Невкусно лечит мой эльф, но очень быстро и надежно. Боль прошла, стало очень хорошо. Легко, тепло. Желеобразно спокойно. О чем они там?
  
  - Извините, забылась, - я сонно потянулась, тряхнула головой. - Собственно, высшее посвящение... ну дело дурацкое, не хитрое. Подходишь к краю и - бульк вниз. В водопад, то есть. Растворяешься в нем - почти как я сейчас в чашке с настоем. Внизу мы тебя приводим в сознание и резво тащим домой, обязательно успеваем до заката.
  - Прыгнуть со скалы? - уточнил араг. - И она прыгала?
  - В том и загвоздка, - кивнул Риан виновато. - Далеко не все могут прыгнуть. А из способных это сделать единицы сумеют и успеют расслабиться и слиться с потоком. Да еще с нижнего карниза... Иначе разобьешься, хоть ты и снавь. Ника, ты уверена, что стоит пробовать?
  - Не прыгала я, - пришлось признаться. Вдвойне обидно, что спрошено не у меня. - Добрые люди нашей княжны расстарались, спихнули. Правда, я была 'за', но все равно, помогли. А этого спихивать не нужно, да и удерживать бесполезно. Най, меня обнадеживает то, что ты очень легко попал в сон. Тут требуется точно то же: плыви по течению и верь миру, он добрый. Главное - доверие и открытость. Не сумеешь - я опять останусь единственной снавью, никто не исправит моих ошибок, не поможет, не проведет других. Ты уж постарайся.
  
  Он серьезно кивнул.
  Риан счел разговор завершенным и полез в свой бездонный сундук, скрывшись там почти целиком. Позвенел металлом, повздыхал, бормоча невнятно, перебирая сокровища. Наконец Най получил моток тонкой веревки, несколько крюков, кожаный поясной кошель с пудрой, очень похожей на тальк, явно с трудом оторванный от многострадального сердца долгожителя, и пару недлинных ножей. По словам Риана, это был лучший из возможных наборов для скал. Араг согласно кивнул, радостно проверил кошель и с уважением примерил оружие по руке, рассмотрел лезвия, заулыбался. Ну ребенок, что с него взять. Еще сдерживает себя, в Агрисе приплясывал, до того обрадовался сапогам, выбранным старостой, и новой рубахе, принесенной Иртэ. Я тогда виновато подумала, что невыразимо и непонятно для свободных, как это важно - заполучить свои вещи, удобные, добрыми руками переданные. Особенно тому, кто подарков не видел отродясь, зато сам четырнадцать лет считался вещью.
  Я проводила их, запретив себе нервничать и решительно завернулась в плед. Надо отдохнуть. Отогнанная травами боль стремилась вернуться, дергая мышцы и загоняя неглубоко, на пробу, когти под ребра. Милосердный сон пришел сразу, без картин и цветов, похожий на стену летнего спорого дождя. Накрыл, зашумел, наполняя тело новыми силами, напаивая душу покоем, смывая страхи и заботы минувших и предстоящих дней.
  Пробуждение было легким и приятным, солнышко нежилось в редкой облачной сетке-гамаке, обильно и в то же время мягко заливая золотом сосновый пол, на котором четко обрисовалась тень хозяина дома, расположившегося отдохнуть на пороге. Я с хрустом потянулась, пропустила пряди волос через пальцы, имитируя причесывание. Подхватила полотенце и, кивнув Риану, побежала к роднику умываться. Крошечный ледяной ключ на склоне холма сохранился со времен прежнего мира, и жил, огражденный древней силой, даже на этом болоте. Вода удивительно свежая, сладкая и искристая, действительно живая. Я долго сидела у ключа, играя с наполненными солнцем струями.
  Вернулась в дом лишь когда случайное облако погасило солнечные зайчики, прервав нашу игру.
  Риан сидел на прежнем месте, пристально глядя в сторону Радужного змея. Я ощутила его напряженное беспокойство. Эльф, как бы он не отпирался от этого прозвища, видел лучше меня на порядок. Отсюда он, я не сомневаюсь, мог наблюдать за Наем, ползущим вверх по скале. Как обычно, он отозвался на невысказанное предположение.
  
  - Хорошо идет. Упорный парень, но без глупой лихости. Страхуется где надо, отдыхает вовремя, маршрут выбирает отменно. Может, расскажешь, где нашла?
  
  Я села и рассказала. Наверное, только к возрасту Риана можно научиться так слушать. Мне не хотелось сперва говорить про смрадный подвал, мерзкие мысли, наполняющие город, про хозяина трактира, которого очень трудно было оставлять в живых. Но все сказалось само собой.
  Потом я так же рассказала и про дорогу. И про ту ночь, когда Ерохе пришлось меня успокаивать, от сердца отрывая жирную крысу ради уже не самой любимой хозяйки.
  Агрис его потряс. По ожившему лицу я поняла, что посещение села уже запланировано, а гидом выбран Годей. Вот и славно, пусть прогуляется.
  Наконец история недолгого путешествия подошла к концу.
  
  - Я кое-что смыслю в разных делах, - начал мой скромный собеседник издалека. - И могу тебе точно сказать, что этого мальчика нам послали Боги в добрый день. У него действительно нет клейма права на воду. Это значит, он из вольного племени, выбравшего смерть в песках, лишь бы не продавать детей. Он явно воспитывался с рождения как воин и попал в рабство случайно. Там поняли возможную выгоду и доучивали, есть в Карне большая мода на бои рабов. Тренировали его славно, пока не осознали, как же он безнадежно упрям. У него в движениях так странно смешаны школы степи, которые обычно не посещают одни и те же ученики... Не знаю, как его взяли. Переупрямил? И карнские приемы боя видны, уж я в этом кое-что смыслю.
  - Вы что, уже подрались?
  - Я многое примечаю лучше людей, и без того вижу, - поморщился он, как всегда недовольный своей уникальностью, - Думаю, он вполне может пройти за Тучегон. И да, ты права, туда обязательно надо идти. Есть только одна проблема.
  - Боишься, он разобьется? - задохнулась я.
  - Очень. Он слишком мало добра видел в жизни, чтобы поверить миру. Первое посвящение дает возможность управлять даром. Это для него просто, дисциплина и собранность, решительность и упорство - он будет расти как снавь быстро. Второе учит совсем иному: слушать мир и действовать мягче, не ломая и не разрушая. Слишком важные и глубокие струны яви может задеть ясная снавь. Она обязана помогать, следовать течению жизни, лишь по необходимости убирая преграды и исправляя огрехи. Просить, а не приказывать. Ты со временем сможешь делать невероятное и почти не будешь расходовать силы. В тебе есть гибкость, такт, умение слышать. Вера в мир.
  - Он слишком несгибаем, да?
  - Ты отпустила его на скалу. Надеюсь, в том было достаточно наития, чутья и понимания этого человека, ты ведь его чувствуешь. А не только убежденность, что удерживать невозможно.
  - Не знаю. Я так легко упала со скалы... Думала, это и другим просто. Най очень упрям, но он умеет меняться и признавать свои ошибки. Он верит мне. Кажется. - Чем больше я говорила, тем отчетливее леденела где-то в животе запоздалая паника, ознобом прощупывая позвонки. - Только бы обошлось! Я себе не прощу.
  - Скорее уж я. Идея отослать его туда сразу, без раздумий, была не твоя. Да и про риск ты толком не знала. Кстати, я сделал настой, прими и ложись спать. Завтра ты должна быть в совершенно идеальной форме. Я почему-то уверен, что это крайне важно.
  
  Настой вернул меня в забытье без снов, откуда после заката я перебралась в свой лес. Там шелестел перламутровый под косыми лучами предвечернего солнца дождь, привидевшийся вчера. Поверхность озера стала шершавой, листья промылись и глянцево зеленели свежестью. Посидев у воды, я поднялась и побрела без цели, слушая пение капель.
  За ивовым занавесом оказались сосны, пронизанные снопами встречного света, почти осязаемыми на словно зависших в воздухе каплях дождя. Золотым контуром горела каждая игла стелющегося можжевельника над розовой плотной дерниной цветущего вереска. Утренний бор, без сомнений. Может, если мы сделаем невозможное, он вернется в мир? Такой был бы подарок Риану! Я села у нагретого ствола, впитывая теплое влажное дыхание хвойного великолепия, бывшего явью двести лет назад. Идти дальше не хотелось, там, чуть впереди, в низине должен открыться древний алтарь. Я почему-то точно знала это и не желала проверять свое знание. Именно на белом камне рассыпалась прахом Сиртэ, невольная виновница появления и первая жертва Адепта. Почему жутковатое место перекочевало в мой сон? Не знаю. Как не понимаю и недосказанности в истории Риана. Ведь не могла гибель одной из нас привести к таким жутким последствиям - оползням, ливням, засухам. Что тогда случилось на самом деле? Рано или поздно я найду более говорливого знатока древности. А пока вот могу сидеть и любоваться на утраченный мир Релата. Может, это добрый знак - увидеть сегодня мир в лучшие его годы? Я позволила себе так считать.
  
  - Вставай, пора.
  
  Голос Риана оказался непривычно тревожным и глухим. Ему дорого далась ночь. Я же после дождя в Утреннем бору не могла ждать дурного от нового дня. Мы шли по болоту, а мне чудился предгорный лес, даже запах хвои вился поодаль неуловимо. Солнышко играло, Радужный выгибал свою чешуйчатую спину, взрыкивая все громче.
  Когда мы подошли близко и я уже различала озерное зеркало, рев заполнил все существо, питая силой и вызывая восторг. Мы однажды были единым целым, и вернувшись, я осознала заново это невероятное родство. Вот и кромка берега, где я впервые увидела свой нынешний облик, откуда меня позвал Риан. Он уселся у воды, тревожно перебирая мелкие влажные камни. Интересные у него шрамы между пальцев. От чего? Будто веревкой прорезаны... Хотя и не шрамы вроде, край ровный. Спрошу - точно не ответит. Да и не больно это важно сейчас.
  Остается только ждать. И недолго.
  Я прошла дальше, на узкий мыс, вдающийся в озеро, и остановилась по колено в воде, мокрая насквозь от тяжелых крупных брызг. Чутье расправило крылья, поднимаясь в облаке теплого восходящего потока. Над озером, вдоль серебряного бока Змея, вверх, ощупывая скалы. Я осознала присутствие Ная, он уже собрался, увязал подарки Риана в плотный мешок и сбросил вниз, не без огорчения расставшись с оцененными по заслугам ножами. Теперь стоял на площадке, полукруглой и действительно похожей на древесный гриб. Я позвала, но он меня не ощутил.
  Плохо.
  Стоял на самом краю и не слышал мира. Воин, говорил ведь мне Риан! Он пришел все отдать за победу. Вот только здесь ждали не жертвы, а взаимопонимания.
  Сосредоточенно осмотрел скалы внизу, примечая острые уступы. Я буквально поймала его быстрый внимательный взгляд с характерным серебряным прищуром. Как он собран! Я же говорила - доверие, просила - откройся миру... Ох, как плохо.
  Время замерло занесенной над обрывом ногой.
  В следующий миг он качнется вперед, камнем полетит вниз, сминаемый непомерной силой Змея. Я это падение почти видела. Нет времени, нет возможности докричаться, нет второй попытки. Как же я отпустила его одного...
  Мы шагнули разом.
  Озеро рухнуло на меня, разрывая и сминая пространство. Горизонт исчез, воздух кончился, ледяной холод копьем ударил в позвоночник.
  Больно.
  Оглушительно больно. Камни рвали тело, стесывали кожу, ломали кости. Я в прошлый раз осознала мудрость Змея, а теперь сполна ощущала его ярость и неодолимую силу.
  Глупо. Утром нас было двое, говорящих с миром. А что завтра? Почему я все делаю не как принято? Сознание уже гасло, когда знакомые руки обхватили мои разбитые плечи, прижали, укрыли. Темнота, опустившаяся на мир, оказалась неожиданно уютной и не тянула меня вниз, на стертые ступени. Она ласково обтекала тело глупой снави, вечно лезущей куда не надо. Я долго оставалась во мраке и встретила там...
  Память гасла, образы распадались, сознание дремало, успокоенное мягким восходящим течением, подхватившим меня, как пушинку, питающим силой, исцеляющим, поднимающим к поверхности. Удивительно добрый мир.
  
  - Ты, старый интриган, не мог дать ей нормальное снотворное? Зачем потащил к Змею, ведь знал, не будет стоять чинно на берегу, - это Най. Голос дрожит, срывается. Не подумала бы, что его каменное спокойствие можно пробить так основательно.
  - Да с самого начала все неправильно, - покаянный вариант Риана звучал не лучше. - На скалы тебя погнал. Она не знала, но я-то должен был понимать. Старый дурень, на везение понадеялся. Она ведь невозможно везучая.
  - Ага, заметно...
  
  Я осторожно открыла глаза. Лежу опять в избе, закат уходит, напоследок подсвечивая небо тусклой нечищенной бронзой. Вкусно пахнет свежеиспеченным хлебом. Вечер прохладой сочится через щель приоткрытой двери. Далеко, у разъяренного Змея, щупает покинутый снавями берег проснувшийся Черный мор, опасливо обтекая бешеную пену Радужного. Сегодня злой туман останется голодным.
  Я опять жива, и снова чудом. В прежнем мире меня никто не заманил бы прыгать со скал, наверное. Спонтанное решение, необдуманное и принятое за один миг, наитием. Здесь все так переменилось... и мир, и я в нем. С каждым возвращением я все больше верю в доброту того безмерно могучего существа, что наблюдает на мной и направляет. И все больше сливаюсь с миром, в чем-то становясь менее человеком. Уж точно менее Никой и более Тиннарой, о которой, похоже, и сама знаю далеко не все. У меня прежней была слишком холодная логика. Я примечала, анализировала, строила прогнозы. Боялась неудач и высокой платы за них. А теперь все больше становлюсь похожа на перелетную птицу, определяющую путь без всяких умозаключений. Даже страх мой изменился, стал веселее и злее. Впрочем, сейчас я плохо помнила, что такое страх. В сознании и глубже колыхался покой. Все удалось. Все правильно. Все живы.
  У меня на животе сонно щурится Ероха, внешне безразличный к непутевой хозяйке, но довольный её пробуждением. Он знал, что я уже здесь и все более прихожу в себя. Он сквозь щели век наблюдал: уже шевельнулась, теперь попробовала погладить - значит, его присутствие больше не требуется. Нахал увернулся и бесшумно исчез за порогом, в подступающем тумане.
  Я подняла голову, осмотрелась. Мужчины сидят спиной ко мне, у низкого стола, придвинутого к закатному окну. По сгорбленным плечам видно, как дорого им дался сегодняшний день.
  А хлеб, резко укололо воспоминание, по обычаю арага, может быть и поминальным. Что удумали, что натворили? Я вполне живая, и даже, насколько это возможно, в своем небольшом уме... Тогда кто? Резко села, сбрасывая покрывало, кашлянула деликатно.
  Оба подскочили и обернулись с одинаково текучей грацией и не обещающим добра прищуром. До чего они похожи иногда! Молча придвинулись, наводя на нехорошие мысли острым блеском глаз.
  
  - Э-эй, вы что? - получилось очень робко и тонко.
  
  От их взглядов мне захотелось заползти в уголок и укрыться с головой чем-нибудь плотным. Риан бесцеремонно дернул за руку, вытащил на середину комнаты и принялся рассматривать со всех сторон, простукивая легкие. Най с тем же упорством изучал смятое покрывало.
  
  - Эта живая, - с издевкой сообщил первый, на глазах молодея лицом, - а где тогда труп?
  - Тут точно нет, - в тон ему ответил Най, бросая на кровать покрывало. Спелись, голубчики.
  - Вы кого-то убили? - охрипла теперь уже я.
  - Мы - нет, - совсем радостно сообщил мой эльф. - А вот ты и разбилась, и утопилась. Успешно, заметь. При двух безутешных свидетелях. Ни одного признака жизни, а к тому еще кости будто вывернутые, страшно нести было. Слушай, у тебя вообще хоть иногда получается делать глупости менее зрелищно? Я так долго не выдержу.
  - Сами хороши, - вскинулась, выдергивая руку. Ну почему опять выхожу виноватой именно я? А вот оправдываюсь же, значит, есть за что. - Прыгают невесть откуда ничего не слушая, а мне, выходит, стой и смотри, как они о камни бьются. Да чтоб я отправила на подобную казнь еще кого! Ну что вы смотрите так...
  - Ника, снизу, из озера, в Радужный войти нельзя, - проникновенно объяснил Риан, - За мою жизнь и все прежние, что хранит память, этого не случалось. Были попытки страховать посвящаемых - но сверху, от горной долины. Обычно неудачные. Теперь я в полной растерянности. Най, по всему судя, не сделал ничего как надо, разбился, но он жив и признан Радужным. Ты вообще... Ты где была?
  
  Я вздрогнула, молча подошла к столу и нащупала стул. Села, придвинула ополовиненный ржаной каравай и нахально ободрала с него хрустящую корочку. Этот мрачный араг еще и хлеб умеет печь. Даже завидно.
  Где я была? Кажется, можно объяснить, хоть скользкие воспоминания и выворачиваются из-под пальцев рыбьими хвостами. Но вот с чем я встретилась там?.. Ведь встретилась, и память хранит самые малые подробности, но отдавать не желает.
  
  - Риан, все слишком сложно. Вот я - если разобраться, это то, что в сознании, мои мысли, устремления, память, опыт, интуиция, привязанности, дар, ощущения. А ты воспринимаешь только малую часть. Очень несущественную - лицо, рост, голос, манеру держаться. А потом, когда узнаешь ближе, кое-что из моего внутреннего, настоящего, существа. Ты - больше других, но все же только часть.
  - Издалека заходишь, - усмехнулся болотный житель, двигая второй стул. - Садись, Най, это будет не быстро.
  - И я вижу малую часть мира. Во снах я ощущаю его ближе, словно мы становимся ненадолго едины. Но у мира тоже есть свое сознание, то, что недостижимо снави, за вторым порогом. И есть посредник. Нет, не то. Порог точно есть, и за ним... Люди туда не попадают, хотя он видит и знает нас. Даже во снах я ощущаю лишь малую часть того, внутреннего, мира.
  - В моем народе есть легенда о душе мира, - тихо кивнул Риан. - Она живая и непознаваемая. Говорят, она прекрасна и способна к перерождению.
  - Да, - я улыбнулась, нащупывая в прошлом мире аналогию, память чуть поднапряглась и выпустила часть образов. - В прежнем мире, где я жила, была легенда о Фениксе. Можно применительно к нашему случаю описать его как душу света, часто являющуюся людям в образе огненной птицы. Он бессмертен. Если Феникс гибнет от старости, болезни или козней зла, он возрождается из пепла, более могучий и обновленный.
  - Похоже. Ладно, пусть будет Феникс... Да. На моем языке название длинновато. Давай дальше.
  - Дальше... Он умирает. Темно. Больно. Релат в агонии, люди затапливают своим отчаянием дно мира. Окаянные язвами разъедают его сущность и не дают даже сгореть, чтобы возродиться, - я тихо накрыла голову сплетенными в замок руками. - Мало времени.
  - Ты была там?
  - На пороге. Память очень трудно приходит. Это так нечеловечески далеко.
  
  Риан тяжело вздохнул, кивнул, двинул в мою сторону кружку с водой. Жадно выхлебав её, я чуть успокоилась. Руки еще дрожали отголоском боли, но это пройдет. Время нашего отдыха кончилось.
  Най сидел рядом, сочувственно глядя на меня. Ждал. Он уже понял, что дороги расходятся и был готов ехать сейчас же. Милый мой железный человек.
  
  - Наири, все как планировали. Ты поедешь на север степью. Больше пары дней дома, в своем роду, не оставайся, только откопай, наконец, тот колодец. А лучше источник. Пусть проводят тебя, отдашь в предгорьях обоих коней. Дальше - на Тучегон. Я уверена, болота можно наполнить. Облака туда всегда приходили с севера, северо-запада и востока, теперь их что-то заставляет проливаться дождем раньше, в пути. Надо выяснить, что. Только не торопись и не вычерпывай себя досуха. Второй раз никто не вытащит, а мне одной будет совсем плохо.
  - Я стану терпелив.
  - К зиме подтягивайся, если все начнет получаться, в Амит. Только не спрашивай, почему. Откуда я знаю? Вот чую, что там или встретимся, или дело тебе найдется. А я пойду через Агрис, правым берегом Мутной, к столице. Не хочу Дарс видеть снова, лучше уж диким лесом.
  - Береги себя тоже.
  
  Иногда он меня удивляет. Вот и теперь - сказал так, словно ничего важнее для него нет. Приятно.
  Риан со вздохом порылся в бездонном сундуке и достал для арага меч, отдал молча, не глядя. Мы доели хлеб, улеглись подремать до рассвета. Най сидел без сна и выглаживал пальцами лезвие, примерял по руке, подгонял на спину ножны. Шептал что-то, будто разумному новому другу.
  Расстались без долгого прощания, до рассвета. Араг заседлал коней, с благодарностью принял припасы, подготовленные Рианом, ставшим враз до смешного суетливым. А потом всадник резко развернулся и стал удаляться. Я тоже вскинула на плечи привычный короб, опять набитый под крышку. Вот и разошлись. Спиной я долго еще ощущала взгляд Риана. Словно он в чем виноват и не знает, стоит ли рассказать о своем преступлении.
  Проводить меня по сметанно-густому туману, враз пропитавшему волглым ознобом ткань одежды, пошел один Ероха. Сделав несколько шагов, фыркнул, потряс мокрыми лапами и длинными, комично-высокими прыжками умчался в сухую избу вылизываться и досыпать.
  И снова вокруг на трое суток - топи, гнилые бочаги, тощие чахоточные стволики ольхи, ломкий хвощ, строенные листья побеждающей лихорадку трифоли на воде, рогульник, уже подрумянивший плавучую зелень в ожидании прихода осени, отцветающая таволга на кочках, сладко пахнущая медом. Я спешила, загоняя себя и двигалась быстрее, чем вдвоем с арагом - по дороге к Риану. Куда спешила? Ладно, на месте будет ясно.
  Переночевав в Агрисе, разжилась свежими сплетнями и отдохнула душой. Староста ушел на большую рыбалку с Клещем, уже не отцепляющимся от деда. Митэ проревела целый день, узнав, что брат уехал до зари и её просто не разбудили попрощаться. Избу охотнику решили строить в зиму, из толкового леса. Пока же Карис с мужем жили у Римаха. У танцовщицы обнаружился очень приятный голос, на время уборки её пристроили к детям, приглядывать, учить петь и танцевать.
  Главной сельской сплетней была я сама, и к этому надо было бы отнестись более внимательно. Следствие потери бдительности обнаружилось утром.
  Собираясь по привычке уже до зари тихонько покинуть гостеприимный кров трех медведей, я обнаружила у порога целую очередь местных (и не очень) болезных жителей. Чахоточных, помятых медведем, покусанных волками и собаками, со слепыми бельмами, отболевших болотной лихорадкой, страдающих артритами. Чуть в стороне сидел Дари и довольно скалил свои безупречно белые зубы. Единственный здоровый в поле зрения. Странно, если не он это безобразие организовал. Попробуй уйди сегодня, снавь!
  Не стоило пробовать. К вечеру я казалась единственной больной в пышущем здоровьем селе. А от переправы бодро скрипели несколько телег с пополнением рядов дармовой клиентуры.
  Вечером, когда с полей подтянулись усталые жнецы, под безоблачным небом щедрые селяне накрыли столы и отметили удачную уборку хлеба, мой визит и - повторно - две медвежьи свадьбы. Я лечила всех без разбора еще день, и опять вечерами пела Карис, с визгом перекликались по перелеску молодухи, не слишком резво убегавшие от парней, старый травник сухими легкими руками перебирал содержимое моего короба, откладывая с неизменной благодарностью травы в сельский запас, где их заново ревниво перебирала вездесущая Митэ. А над нами с бархатного неба позднего августа, расшитого алмазными стразами, падали звезды. И я монотонно загадывала желание - пусть так же замечательно станет везде. Вот есть же в мире по имени Релат место, где илла могут жить свободно. Пока - одно, но пусть потом так будет везде...
  Когда праздник уже стихал, а столы опустели, меня отозвал в сторонку встревоженный Мирах и шепотом сообщил, что охотники видели ниже по течению отряд храмовой стражи и двух окаянных в сопровождении нескольких рабов, тайно переправившихся на наш безлюдный берег. Стража вернулась и разобрала плоты. Окаянные ушли, по всему судя, вниз по течению, к слиянию Мутной и Карнисы, где на скальной возвышенности растет древний Седой бор. При них пара коней, но идти будут с малой скоростью, рабы пешие и места неудобные. Куда они направляются не мог понять никто, лесистый берег пуст и безлюден.
  На том и кончился мой сельский отдых. Вездесущий, хлеще Митэ, Дари из рода Годэй уже стоял рядом, держа на плече короб. Мне попытались всучить еще одного коня, с трудом удалось отказаться. Первый день идти удобнее и быстрее, спрямляя путь через вязкие тяжелые болота, то есть - пешком. Ведь трогать дар близ окаянных без нужды и всерьез нельзя.
  Закинув на привычные уже плечи лямки короба, я споро зашагала холмами, держась недалекого берега. Взошла луна, серебря росистую траву, наполняя туман перламутровым волшебством. Августовские ночи коротки, а такие замечательные и вовсе пролетают незаметно. Особенно когда идешь, чутко примечая восход от самого его рождения.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"